Багдерина Светлана Анатольевна : другие произведения.

В чистом небе Шатт-аль-Шейха, выбеленном обжигающим полуденным солнцем как прошлогодние кости в Перечной пустыне - ни облачка, ни дымки, ни тени. Слабый чахоточный ветерок, апатично вздохнув пару раз утром, пропал, словно его и не было в благословенном калифате от веку веков, и с восходом над городом разлилась и заняла свое привычное место ее величество жара, щедро покрывшая дрожащей марью улицы, переулки, дома, фонтаны, колодцы, лавки, мастерские, караван-сараи, чайханы и базары - вечные и шумные, как водопады, хоть и не видимые отсюда, с северной сигнальной башни дворца - одним словом, весь древний славный город на берегу реки Шейх.

Селим Охотник, грузный старый стражник, утер пот большим носовым платком с коричневого лба, изрезанного арыками глубоких морщин, и потянулся к притулившейся в углу навеса фляжке. Вода в ней, несомненно, за долгие часы караула успела согреться и разве что не вскипеть, но другой у него всё равно не было, а если философски подойти к этому вопросу, то вода горячая и безвкусная на полуденном зное гораздо лучше, чем воды никакой.

Конечно, можно было рискнуть и сбегать вниз - набрать искрящейся в лучах живительной влаги из крайнего фонтана у подножия башни - воду туда подавали непосредственно из подземного резервуара, питаемого родниками - но в свете последних событий во дворце ветеран предпочел бы остаться вовсе без воды, чем быть замеченным внизу во время своего дежурства на башне.

Хотя, конечно, какое там дежурство - сплошная дань традициям^[1]: кто в своем уме и среди бела дня станет подавать какие-нибудь сигналы, бунтовать или нападать в самое жесточайшее пекло, да еще в преддверии сезона песчаных бурь? А сотнику нашему Хабибулле всё едино, что халва, что гуталин, лишь бы караул-баши отрапортовать: за подотчетный период прошедшего времени входящих сообщений не поступало, исходящих не исходило, актов гражданского неповиновения совершено в количестве ноль мероприятий...

Жарко... какое тут неповиновение... в тень забраться и вздремнуть - вот и весь предел народных чаяний... пока сотник не видит... и шлем можно снять... на колени положить... покуда мозги окончательно под ним не запеклись... а как шаги его по лестнице услышу... так сразу... так сразу... и...

- Добрый день! Извините, вы не подскажете, как найти калифа?

Шлем, пика, сабля, фляжка со звонким грохотом брызнули в разные стороны, Селим вскочил, панически моргая невидящими, залитыми сном глазами, сыпля междометиями и размахивая руками в поисках нарушителя его сиесты, и тут в разговор вступил второй голос, донесшийся не снизу, с лестницы, а откуда-то сверху, как и первый, если спокойно вспомнить:

- Я ж тебе говорила, сначала по плечу надо было похлопать, а ты - 'испугается, испугается...'

'Если бы меня среди тишины и чистого неба кто-то похлопал бы по плечу, я бы тогда точно не испугался', - уверенно подумал стражник, напяливая трясущимися руками медный с потисканным фазаньим пером шлем задом наперед. - 'Я бы тогда просто не проснулся'.

А вслух спросил, напуская вид на себя суровый и грозный, насколько оставшихся сил душевных и опыта небоевого хватало:

- А вы кто такие, а? По какому такому делу к его сиятельному величеству без разрешения заявляетесь?

- По государственному, - не менее сурово и грозно проговорил с ковра-самолета огромный рыжий детина в рогатом шлеме, увешанный топорами как новогодняя пальма - шоколадными тушканчиками.

Селим понял, что его грозность по сравнению с этой грозностью - радостный детский смех, погрустнел заметно, но мужественно предпринял последнюю попытку:

- Если дело ваше недостаточно государственное - берегитесь! С его сиятельным величеством шутки плохи!

- У него нет чувства юмора? - ангельский голосок такой же ангельской внешности северной девы из-за плеча рогатого монстра заставил Охотника, не в последнюю очередь получившего свое прозвище из-за слабости к женскому полу, на миг позабыть обо всем и захлопать глазами.

- Э-э-э... нет?.. Есть?.. Не знаю?.. - сулейманин пал под ударным воздействием голубых, как озера Гвента, глаз прекрасной девы, и расплылся в умильной улыбке. - Лик твой, подобный луне, о младая гурия, затмевает своей красотой полуденное солнце!

Луноликая дева из радужных грёз,
Разреши мне задать самый важный вопрос:
Ты, явившись с небес, мне слегка улыбнулась -
Это шутка была, или это всерьёз?

- И вовсе у меня лицо не круглое, - обиделась неожиданно для Селима младая гурия и капризно спрятала луноликую физиономию за спину упитанного светловолосого человека в чалме из полотенца набекрень и с арфой наперевес.

- Короче, дозорный-кругозорный, где нам вашего калифа сейчас лучше искать? - вместо этого из-за плеча другого северянина - худощавого и сероглазого, в широкополой соломенной шляпе, выглянул с вопросом по существу не то отрок, не то девица.

- Раньше в это время его сиятельное величество калиф Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс, да продлит Всевышний его годы, искал тихого уединения в Восточном Саду Роз в обществе придворных мудрецов и звездочетов...

Голос Селима нерешительно замер.

- А сейчас? - поинтересовался молчаливо лежавший до сих пор в обнимку с длинной палкой человек в песочного цвета балахоне и такого же цвета шляпе с широкими, загнутыми по бокам полями.

- Сейчас... кто его знает?.. - неуютно оглянулся по сторонам и нервно посмотрел в лестничный проем старый стражник. - В последние несколько дней... его привычки... несколько... поменялись... да останется неизменной его удача и благоденствие!

- А что случилось? - заинтересованно спросил рогатый.

- Он заболел? - озабоченно нахмурился сероглазый.

- Сменил хобби? - предположил лежачий.

- Влюбился? - выглянула из-за музыканта как из-за тучки не сердитая больше луна.

- Э-э-э, не-е-е-ет. Тут дела позапутанней были...

- Какие? - с нетерпеливым интересом воззрилась на него Эссельте.

Старый стражник оглянулся по сторонам, как будто летающие на коврах-самолетах люди посреди сулейманской столицы были делом обыденным, словно песчаная буря в июне, прислушался, не скрипит ли лестница внизу под ногами сотника, откашлялся, и заговорщицки понизив голос, спросил:

- Вы по пути сюда голову у главных ворот дворца видали?

- Чью? - полюбопытствовал Кириан.

- Злого колдуна! - с гордостью и торжеством, словно отделение головы злого колдуна от всего остального злого колдуна было исключительно его персональной заслугой, выпалил Охотник.

- Д-да? - скептически процедил сквозь зубы Агафон. - Знаю я ваших злых колдунов... Поймают какого-нибудь полоумного шептуна, который якобы порчу на соседских кур наводил, и вот вам - злой колдун готов! Оторвем ему голову, и будем герои!

- А вот и нет! - ревностно выпятил покрытую стальными пластинами грудь Селим. - Этот был самый настоящий! Даром, что молодой - говорят, едва за двадцать перевалило!

- Веков? - знакомый со сроками жизни волшебников лишь по сагам, преданиям и Адалету, уточнил Олаф.

- Лет! - истово взмахнул руками, словно отгоняя дух почившего несладким сном колдуна, и воскликнул стражник. - Ему, дурню, по девкам надо было еще бегать - стихи сочинять, под их окнами на дутаре бренчать по ночам, ленты дарить да халву, а он туда же...

- И что - прямо в двадцать, и прямо злой? - всё еще недоверчиво, не слишком убежденная страстной речью сулейманина, проговорила Серафима.

- Да еще какой!!! - вытаращил для наглядности глаза и встопорщил седые усы Селим. - Караул-баши позавчера на политинформации рассказывал, что этот самый колдун наводил черные чары на нашего пресветлого калифа, да продлит премудрый Сулейман его годы - и на весь дворец!

- Врет, - решительно фыркнул Агафон.

- Чистая истина!!! - грохнул себя кулаком в грудь старый стражник. - Самолично подтверждаю!!! Вы-то не видели и не знаете, а у нас ребята, которые повпечатлительней, ночью в караул ходить отказывались!!! Тут у нас с заходом солнца такое творилось... такое... такое!..

- Какое?.. - завороженно выдохнула Эссельте в сладком ожидании дивной и страшной истории.

И не ошиблась.

- Вещи, люди летали вверх тормашками! Вода из бассейнов и фонтанов выплескивалась! - взахлеб принялся перечислять Охотник, старательно, загибая пальцы левой руки при помощи правой. - Земля под ногами дрожала! На кухне - что ни ночь, то пожар!..

Впечатленные путешественники переглянулись и поджали губы в дружном согласии.

Летающие вверх тормашками люди, выплескивающаяся вода вкупе с землетрясением и пожаром попахивали черным магом вполне определенно.

- ...А потом это дитя гиены и шакала еще и пришло требовать, чтобы его взяли на службу придворным волшебником, а взамен, дескать, так и быть, он перестанет на нас колдовать! Милость окажет!

- И ему отрубили за это голову, - подытожила Эссельте.

- Ага! - довольный, что его мысль наконец-то была понята, радостно закивал стражник, умильно взирая на луноликую гурию.

- И все безобразия тут же прекратились? - спросила Сенька.

- Как отрезало! - уверенно проговорил Селим и чиркнул большим пальцем себе по шее.

- А вот не надо было его казнить, - запоздало подал строгий голос, словно задумавшийся о чем-то ранее, Агафон.

- Это почему еще?.. - ошарашенно заморгал сулейманин и, на всякий случай, попятился, нащупывая у стены алебарду.

- Взяли бы его на работу, оклад положили хороший, глядишь, от других бы колдунов защищать вас стал, - то ли из упрямства, то ли из профессиональной солидарности предложил свой вариант разрешения трудового спора его премудрие.

- А-а, вы про это!.. - с некоторым облегчением перевел дух Охотник. - Так на кой такыр его сиятельному величеству при дворе два чародея?

- Так у него один уже был? - удивленный таким поворотом сюжета, поднял брови волшебник.

- Ну да!

- И какая с него польза, если он не мог с тем колдуном справиться?

Селим внезапно посуровел.

- Какая от кого тут польза - не мне решать! Вот предстанете пред ликом его сиятельного величества, у него и спросите, если уж вас это так волнует! И вообще - разговорились вы тут что-то, я смотрю! Лицо при исполнении отвлекаете! Вместо того чтобы по инстанциям перемещаться!

- Что у тебя тут, Селим, за собрание? - вслед за скрипом рассохшихся ступенек донесся снизу, из лестничного проема, слегка подозрительный и более чем слегка недовольный хриплый голос.

- Воздушные путешественники по важному делу к его сиятельному величеству калифу Ахмету Гийядину Амн-аль-Хассу, господин сотник! - рьяно отрапортовал стражник, вытягиваясь во фрунт.

- Воздушные?.. - из квадратного проема люка показалась сначала кольчужная чалма начальника Селима, потом грозно насупленные брови, почти закрывающие мечущие громы и молнии глаза, затем - крючковатый мясистый нос над искривившимися в высочайшей степени неодобрения толстыми губами. - А почему ты до сих пор ко мне их не направил? А, подлец? Сказки им тут рассказываешь? Сплетни распускаешь? Слухи мусолишь?

- Никак нет, господин сотник! Описывал им место вашего нахождения, господин сотник! Только что подлетели, господин сотник! - во все пересохшее от страха горло отрапортовал Охотник и испуганно замер, как кролик перед удавом.

- Зна-аю я тебя, Охотник... - ничуть не умиротворенный, протянул начальник караула, ухватился за перила и тяжелым рывком полностью извлек себя на смотровую площадку. - Соврешь - недорого возьмешь... Всё тебе неймется, блоха ты верблюжья... Стихоплётец... Все вы такие... трепачи безмозглые... распустились... языки распустили... бездельники... дармоеды...

- Кстати, о бездельниках. Мы как раз собирались отправиться на твои поиски, - поспешно вклинился в обвинительную речь командира конунг, дипломатично выгораживая попавшего в немилость разговорчивого, но невезучего охранника дворцового порядка.

- Он так замечательно объяснил, где вас можно найти, что и ночью безлунной, наверное, отыскали бы, - елейно хлопая глазками и усердно кивая, поддержала его Серафима.

- И ни слова лишнего - речь чеканная, как шаг на параде! Левой-правой! Равняйсь-смирно! Руби-коли!.. - старательно вплел в общий хор спасателей и свой убежденный голос Кириан.

- Он - настоящий воин! - хвалебным мажорным аккордом завершила речь защиты Эссельте.

- Угу... настоящий... - перекосило брюзгливо сотника, всем своим видом дающего понять, кто у них тут настоящий воин, а кто - верблюжья колючка прошлогодняя.

Но, оглянув сладким глазом кокетливо обмахивающуюся пучком пальмовых листьев северную принцессу, Хабибулла лишь продемонстрировал исподтишка застывшему подобно деревянному истукану Селиму волосатый кулак, и дискуссию на этом закрыл.

- А вообще-то, - заносчиво скрестил руки на груди и проговорил чародей, - мы прибыли сюда с другого конца Белого Света для того, чтобы встретиться с калифом Ахметом Гийядином по очень срочному и важному делу!

- Срочному? Важному?

Позабыв на время про притихшего, как мышь под веником, Селима, сотник окинул путешественников оценивающим взором, задумчиво пожевал длинный напомаженный ус, неспешно потер кулаком подбородок, потом шею, и, наконец, кивнул.

- Ну, хорошо. Я провожу вас.

- К калифу? - доверчиво спросила Эссельте.

- К его превосходительству караул-баши. А уж он, если сочтет нужным, проведет вас к его великолепию визирю правой руки, - многозначительно и напыщенно выговорил название высокого чудесного титула сулейманин. - В это время они обычно изволят разбирать счетные книги на ковре у фонтана во внутреннем дворике центрального дворца. Они и решат, достаточно ли важное ваше дело, чтобы отвлекать от государственных вопросов самого пресветлого калифа, или лепешки коровьей не стоит. Летите за мной!

- Полетели?

- А-а-а!!!..

Начальник караула вдруг с ужасом почувствовал, что действительно взлетает, но не успел он как следует включить звук, как оказался усаженным на ковер, а могучая рука, оторвавшая его от пола башни, уже отпустила ворот его бурнуса и успокаивающе, словно гвозди заколачивала, захлопала по спине, выбивая пыль и спесь.

- Закрой рот и показывай дорогу, настоящий воин.

*    *    *

Сосредоточенные стражники у дверей покоев калифа при виде визиря вытянулись по стойке 'смирно', вскинув головы и ревностно прижав к плечам устрашающего вида алебарды.

- На данный момент его сиятельное величество пребывают во внутренних покоях, - легким наклоном головы визирь правой руки указал на изукрашенную инкрустацией из драгоценных пород дерева и слоновой кости дверь. - Подождите здесь, в Агатовом зале, пока я о вас доложу.

- Конечно, подождем, не беспокойтесь, - дружелюбно улыбнулся Иванушка, и чиновник, одарив его странным взглядом, приоткрыл одну створку и юркнул внутрь.

- Мог бы и присесть предложить усталым путникам, - оглядываясь по сторонам в поисках скамеек или диванов, и находя лишь усыпанные подушками ковры на полу и возвышениях вдоль стен, да резной бортик изящного фонтана посреди зала, брюзгливо прокомментировал Кириан. - Специально все стулья повыносили, что ли?

- Еще не насиделся? - фыркнул Агафон.

- Во народ... как спали вповалку, так бросили всё и уперлись куда-то... - осуждающе покачал головой отряг при виде живописного беспорядка. - Перед гостями бы постыдились...

- А лучше бы остались и попить чего-нибудь предложили. И побольше, - обмахиваясь шляпой и интенсивно потея, пробурчал волшебник. - Я уже седьмую фляжку выдул - и всё равно как с Нового года ни капли во рту не было...

- От излишней выпитой жидкости потоотделение в такую жару только увеличивается, - поучительно сообщил Иван, утирая покрасневшее под южными лучами лицо закатанным до локтя рукавом рубахи.

- Где бы ее еще взять - излишнюю... - скроил кислую мину маг.

- В фонтане великому магу на раз попить хватит? - с ехидной заботой предложил бард.

- Ах, в фонтане... В фонтане - хватит.

Чародей задумчивым взором уставился, словно что-то подсчитывая^[2], на круглую мраморную чашу фонтана, посредине которой отплясывала танец живота толстая, веселая и не менее мраморная рыба, потом закусил губу, прикрыл сверкнувшие хулиганскими искорками глаза и быстро зашевелил пальцами, лежащими на посохе.

Сейчас я тебе устрою попить из фонтана, мучитель дудок...

Журчание воды резко прекратилось.

Друзья и стража ахнули.

Агафон насторожился слишком поздно.

И поэтому могучий толчок Олафа отбросил его в дальний угол на подушки абсолютно ошалелого, ничего не подозревающего, с закрытыми глазами и приоткрытым в произнесении незаконченного заклинания ртом.

В то же мгновение сверху на него приземлились очумелые стражники и Сенька с Эссельте.

А на то место, где только что стоял маленький отряд, куда распахнулись вычурные двери - мечта любого дворца, и куда собирался поставить ногу визирь правой руки, с грохотом низверглась розовая чаша фонтана вместе с рыбой, ее постаментом и двенадцатью сотнями литров ледяной воды.

Ударная волна цунами из воды и осколков мрамора накрыла рассыпавшихся вокруг путешественников, сбила с ног визиря и стремительным наводнением растеклась по мозаичному полу зала, смывая в импровизированные запруды подушки, ковры и оставленные придворными безделушки.

- Я так п-поняла... его калифство... нас ж-ждет?.. - высунула голову из-под мокрого платья гвентянки царевна и встретилась слегка расфокусированным взглядом с изумленно-укоризненным взором осевшего на порог визиря.

- Ж-ждет, - слабо кивнул тот, и с чувством выполненного долга обрушился без чувств на мокрый ковер покоев своего повелителя.

- Ему надо воды! - озабоченно отодвинул Кириана и вскочил Иванушка.

- Во дворе я видел еще один фонтан... - любезно сообщил, шатко приподнимаясь на карачки, менестрель.

Чем честно заработал полный кипящего яда взгляд его премудрия.

*    *    *

Его калифство и вправду их ждало.

Приподнявшись на локте на подушках, вытянув шею и напряженно сузив глаза, будто кроме прибывших с шумом и помпой гостей никого во всех палатах и духу не было^[3], Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс производил впечатление человека то ли чем-то удивленного, то ли испуганного.

'С чего бы это?..' - рассеянно подумал Агафон.

- З-здравствуйте, - первым слегка поклонился - или просто втянул пристыженно голову в плечи при мысли об оставленном позади разгроме и потопе - Иванушка.

- Счастлив приветствовать пришельцев из столь дальних стран в нашем скромном жилище, - не гася настороженных огоньков в черных, как угольки, глазах проговорил калиф.

- 'Которое после вашего отъезда, без сомнения, станет еще намного скромнее', - Сенька не удержалась и пробормотала себе под нос окончание фразы Ахмета, потерянное, по ее мнению, под пластами гостеприимства и просто хорошего воспитания любезного правителя Сулеймании.

Эссельте хихикнула.

- Мы рады, что наши непритязательные слова вызвали столь веселый смех со стороны девы, чья красота затмевает блеск всех бриллиантов Белого Света, а бездонные глаза способны посрамить и иссушить черной завистью даже полуденные волны Сулейманского моря, - галантно растянул в улыбке губы Ахмет, и взвод льстецов, подобно прибою упомянутого водоема, нестройно загомонил, наперебой восхваляя несомненный поэтический дар их повелителя.

- Ахмет из рода Амн-аль-Хассов, как последний маг-хранитель, я тебя с полной ответственностью спрашиваю: когда ты будешь готов к отлету? - не стал церемониться и взял быка за рога раздраженный конфузом Агафон. - У тебя есть три часа на сборы.

- Три часа?!.. Три часа?! Но это невероятно, неслыханно, невообразимо, подобно цветочному горшку с крышкой, о суровый и воинственный чудесник!!! Помилосердуйте, какой может быть отлет через три часа, когда такие знатные путешественники - и великий и могучий чародей среди них - только что осчастливили своим присутствием нашу славную державу! Вы всенепременнейше должны отдохнуть с дороги под сенью фиговых пальм, под вкрадчивое журчание фонтанов, под сладкие звуки музыки и пения наших наилучших искусников и искусниц развлечений!..

- Видели мы ваши пальмы, - отмахнулся презрительно краснокожий, как абориген Диснеланда, Олаф. - Точно фиговые: тени от них ни шиша. И мешкать нам некогда, Агафон прав. Время-то идет. Атланик-сити - не ближний свет. И чем скорее мы отсюда улетим - тем лучше. Хел горячий, а не страна...

- Атланик-сити?.. - растерянно захлопал густыми пушистыми ресницами Гийядин. - Атланик-сити, вы сказали?.. Но что нам, калифу благословенной Сулеймании, делать в этих варварских местах?!

- Тебе ничего делать не надо - всё будет сделано за тебя, - в жесте того, что в его понимании считалось успокоением и примирением, рыжий конунг вскинул огромные, как лопаты, ладони.

Иван исподтишка ткнул локтем в бронированный бок жестоко обгорелого под безжалостным сулейманским солнцем, и поэтому не склонного к учтивому маневрированию и придворному политесу отряга^[4], и снова перехватил нить разговора:

- Я полагаю, господин визирь правой руки доложил вам о цели нашего путешествия?

- Д-да, - уклончиво ответил Ахмет, завозился на своем ковре и грузно присел, поджав под себя ноги. - Он это сделал.

- Тогда вы, без сомнения, понимаете, что дело наше и вправду чрезвычайно срочное, и не терпит отлагательств? - вежливо продолжил Иванушка.

- Дело?.. Ваше дело? Какое?.. Ах, вы об этом... деле!.. - Амн-аль-Хасс натянуто улыбнулся и закрутил пухлой кистью руки, словно отмахиваясь от назойливой мухи. - Премудрый Сулейман! Какие могут быть дела, когда вы едва успели ступить на землю нашего города! По закону гостеприимства Сулеймании в первый день прибытия гостей никакие разговоры о делах даже вестись не могут! Гость обязан отдохнуть, совершить омовение от дорожной пыли, вкусить с хозяином плодов его земли, испить молока белых верблюдиц, преклонить голову на мягких подушках лебяжьего пуха, отдавшись освежающему сну, и только на следующий день...

- Хороший обычай, - нетерпеливо кивнул Олаф. - Но мы не можем...

Эссельте, с ужасом увидев, как из-под ее пережаренного на солнце носика уходят и плоды земли, и отдых на самых настоящих постелях, и даже молоко белых верблюдиц, которое вряд ли могло быть хуже молока серых ослиц и черных буйволиц, которое предлагали им сплошь да рядом по пути сюда сулейманские трактирщики, срочно ухватила юного конунга за рукав и торопливо зашептала:

- Олаф, ты ничего не понимаешь в международном придворном этикете!..

- Это точно! - раздулся от гордости отряг.

- А Сулеймания - дело тонкое! - округляя многозначительно глаза и поджимая губки, убежденно заговорила принцесса. - Калиф Ахмет Гийядин может обидеться на наше пренебрежение местными обычаями! А нам с ним еще Гаурдака загонять обратно! Зачем расстраивать будущего боевого товарища из-за такого пустяка, как день-другой пребывания у него в гостях?

- Боевого? - скривился в невольной усмешке отряг. - Да я ему ничего острее обеденного ножа сроду бы не доверил!

- Кроме умения владеть ножами у человека может быть много других достоинств! - гордо выпятила грудь гвентянка.

- Д-да, - сдался с первого взгляда без боя конунг.

- Но время... - начал было возражать Иван.

- Один день - это ведь такая мелочь, Айвен, миленький! У нас же есть время!.. У нас ведь есть время? - оставив попытку уговорить лукоморца, она снова требовательно воззрилась на Олафа и Агафона.

- Н-ну... есть... - признал отряг.

- Крайне немного, - сурово подчеркнул маг.

- То есть, достаточно для того, чтобы на день-другой спрятаться под крышей за шторами, нырнуть в фонтан и забыть, что такое солнце? - неожиданно пришла на помощь гвентянке Серафима. - Неужели никто из вас не клялся себе, что по возвращении домой год не будет выходить из тени, а питаться станет исключительно мороженым?

- Не клялся, - не задумываясь, покачал головой северянин.

И тут же признался:

- В голову не приходило...

- Но идея хорошая... - не так уж нехотя, как хотел изобразить, проговорил волшебник, и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к покрасневшим и пылающим щекам и носу.

- Один день под вашей гостеприимной крышей, о благородный калиф Сулеймании, стоит десятка под вашим открытым небом, - склонился в галантном поклоне и комплименте Кириан.

- Сказано настоящим поэтом, - учтиво склонил набок голову в тяжелой чалме Ахмет.

- Оценено настоящим поэтом, - куртуазно вернул похвалу бард.

- Значит, мы остаемся? - радостно сверкнули глаза принцессы.

Остальные члены антигаурдаковской коалиции переглянулись и кивнули.

- Уговорила. Остаемся.

*    *    *

Гостеприимство калифа оправдало, и даже с огромным запасом превзошло все самые нахальные ожидания перегретых и пересушенных путников: омовения, роскошные чистые одежды, пышный пир за полночь - с музыкой, пением, танцами и с взводом персональных опахальщиц, что самое главное, единодушно признали мужчины.

А впечатлительную принцессу и бывалую царевну - одинаково, на этот раз - больше всего поразили ванны с разноцветной ароматной водой - произведение старшего коллеги Агафона, молодого придворного мага, закончившего год назад с отличием ВыШиМыШи^[5]. Вне зависимости от того, какие телодвижения совершались купальщиком, в районе головы вода и пена всегда была янтарная с изысканным ароматом ананаса и дыни, у груди - розовая - вишня, малина и земляника, а в ногах - желтовато-зеленая - яблоко и банан.

Уставшая от развлечений, назойливого внимания армии придворных и прислуги и бесплодных попыток завязать разговор про предстоящее путешествие больше, чем от самого долгого пути по сулейманскому небу в самый длинный день в году, с наступлением глубокой темноты группа нейтрализации Гаурдака была препровождена в гостевые покои в Малом Круглом гостевом дворце в самом центре старого сада, да там, наконец, и оставлена^[6].

Эссельте, как одинокая девица, получила отдельные апартаменты в первой трети разделенного на секторы дворца. Иван и Серафима - семейная пара - рядом. Оставшиеся апартаменты были отданы в безраздельное пользование холостякам.

Погасив прикроватные лампы, лукоморцы с блаженным удовольствием вытянулись на воздушной - без преувеличений - перине^[7], натянули покрывало и, не успев обменяться и парой слов, незаметно погрузились в блаженный сон.

Глубокий, но недолгий.

- Кттамходит?.. - рука Сеньки только метнулась к мечу, а заволоченные дремой глаза уже шарили по комнате в поисках цели.

- Это я...

- Ты? - меч вернулся в ножны, а рука с кольцом-кошкой вместо этого потянулась к огниву и лампе.

- Угу... - жалко кивнула Эссельте. - Я...

- Что случилось? - приподнялся на локтях Иванушка.

- Ничего... - расстроенно и сконфуженно проговорила принцесса. - Извините, я вас разбудила, да?..

- Извиняем, - вздохнула в ответ только на первую часть предложения Серафима. - Так что, ты говоришь, там у тебя случилось?

- Да ничего не случилось! - словно защищаясь, вскинула голубые глаза на царевну Эссельте. - Просто... я заснуть не могу...

- Нам бы твои проблемы... - зевнула во весь рот Сенька и потерла шершавой ладонью порозовевшие ото сна щеки. - Может, тебе книжку дать какую-нибудь почитать? Вань, поройся в своем багаже...

- Да нет, вы меня неправильно поняли! - поспешно воскликнула гвентянка. - Спать я хочу, очень, но... мне страшно.

- Страшно? - снова подскочил Иван, готовый по одному слову жалобы бежать и сражаться.

- Да нет, даже не страшно... я неверно выразилась... - неуверенно пожала обтянутыми голубым шелковым халатом плечиками принцесса. - Но как-то... не по себе. Мне постоянно кажется, будто по крыше надо мной кто-то ходит...

- По крыше? - тупо переспросила Сенька. - Но у нас ведь крыша куполом, я специально обратила внимание, когда сюда шли. Кто по ней может ходить? Летучие мыши? Совы?

- Не знаю... - на этот раз голос Эссельте прозвучал тихо и виновато. - Наверное, никто... это глупо, я понимаю... я сама эту крышу видела... Она круглая, как мячик... Но... Извините, я пойду...

- Ну, уж нет, - решительно вздохнув, встала с постели Сенька. - Вань, ты как одну ночь без меня поспать? Не забоишься?

- А ты куда?.. - не понял спросонья лукоморец.

- А я к Эссельте перебираюсь - вдвоем бояться веселее! - подмигнула ему царевна, подхватила с полу меч и коллекцию метательных ножей, сунула ноги в курносые парчовые тапки и направилась к опешившей гвентянке. - Пошли, Селя. Если у тебя там такая же кровать, как у нас, то мы на ней все вшестером поместились бы, а уж вдвоем-то как-нибудь до утра перекантуемся.

- Спасибо, Сима! - озарилось счастливой улыбкой лицо принцессы. - Я тебе очень благодарна! А то спать хочется - даже голова не соображает, а одной... жутковато...

- Ничего, бывает вдали от дома, - утешающее похлопала ее по руке царевна. - Это нервное. Ну, вот сама подумай: чего нам тут, посреди калифского дворца, при такой толпе охраны и маге с красным дипломом, бояться?

- Нечего? - нерешительно предположила Эссельте.

- Правильно! - довольная понятливостью принцессы, воскликнула Серафима. - Поэтому пойдем досыпать и ни о чем не думать. А ты, Вань, дверь за нами закрой и сундуком подопри. И меч рядом с рукой положи. А лучше на себя ремень нацепи. И народ предупреди.

- О чем?

- Не знаю. Чтобы просто начеку были.

- Это еще зачем? - вытаращил глаза царевич.

- На всякий случай, - резко отбросила смешки и шуточки и очень серьезно проговорила Сенька. - Потому что самые большие пакости случаются именно тогда, когда их не ждешь.

*    *    *

Большая пакость подкралась, как это водится, незаметно.

Сначала пол под постелями трех холостяков, упившихся на пиру коварно-сладким тарабарским вином подобно трем поросятам, еле слышно завибрировал.

Иванушка, после отбытия супруги добросовестно пошедший предупреждать друзей непонятно о чем, да так с ними и оставшийся, в полусне приподнял голову и чуть приоткрыл глаза.

Что это?

Где-то невдалеке скачет конница?

Идет тяжелогруженый караван?

Ремонтные работы?

Или приснилось?..

Он замер, затаив дыхание, положил руку на рукоять меча и чутко прислушался.

Всё было спокойно.

Шелестел за окнами листвой залитый луной сад, томно высвистывала шлягер этого лета романтично настроенная птичка, наперебой, но монотонно скворчали цикады...

Пол...

Пол был на месте, и вел свою тихую половую жизнь, оставаясь исполнительно на месте, выбранном для него однажды архитектором - внизу, под коврами, ровный, мраморный, надежный и неподвижный.

Почудилось?..

Скорее всего...

Умеет всё-таки Сеня напугать, тень на плетень навести... Иди туда, не знаю куда, бойся того, не знаю чего... Хорошо еще, что хоть ребят не разбудил - а то объясняй им как дурак, что, да почему, да по какому случаю... Что мы - правителя Сулеймании первый день знаем? Чего его бояться?.. Странный он какой-то, конечно, но так кто из нас не странный? 'Норма - это аномалия, поразившая большинство', сказал однажды Бруно Багинотский... если ничего не путаю... Кстати, хорошо, что калиф Ахмет нас не узнал... А то неловко бы было... как-то... перед ним... мне, по крайней мере... за прошлое лето... Ну, да ладно... прошло и прошло...

Иван вздохнул сонно, перевернулся на другой бок, подсунув под голову пару ускользнувших было от исполнения прямых обязанностей пухлых подушечек, в изобилии водившихся на устланном коврами полу, недовольно поправил ткнувшийся под ребра рукоятью меч и снова заснул - быстро и без сновидений.

И так и не услышал, как через несколько минут на него одновременно с новым подземным толчком упала часть потолка.

*    *    *

- ...что это, что это, что это, что?!..

- Хель и преисподняя!!!..

- Землетрясение!!!..

- Агафон?.. Агафон, ты где?!..

- Масдай, где Масдай?!..

- Ай!!!..

- Здесь, под колонной!!!..

- Берегись!!!..

Очередной кусок потолка, повисший было опасно на арматуре, под новый толчок с грохотом и пылью обрушился вниз, с треском и грохотом дробя деревянные помосты и обдавая бестолково мечущихся под градом осыпающихся камней и лепнины в поисках друга и ковра Олафа и Кириана.

- Масдай, я ид... Гайново седалище!!! - растянулся бард на полу, усыпанном разными по размеру, но одинаковыми по наносимым телесным повреждениям фрагментами старинной сулейманской архитектуры, и вдруг ощутил под щекой что-то мягкое и теплое.

- Агафон? - испуганно и быстро зашарил он руками по находке. - Живой?..

- Живой?..

- Не знаю!.. Сюда, скорее!!!..

Отряг поднатужился, яростно крякнув, выдернул из-под резной капители Масдая и с проклятьем повалился на спину: земля снова вздыбилась у него под ногами, словно загорбок раненого кита, и часть стены, отделявшей их апартаменты от сада, хрустнула, надломилась посредине, будто плитка шоколада, и с оглушительным грохотом обрушилась внутрь, поднимая плотные клубы пыли.

- Олаф, помоги!!!.. - откуда-то из непроглядной мглы пронзительный вопль менестреля взвился стрелой к ночному сулейманскому небу. - Помоги мне!!!..

- Х-хел горячий... - скрипя зубами от боли в пересчитавшей все осколки и обломки спине, взревел конунг, вскочил и, прикрываясь рукой и Масдаем от камнепада с умирающего потолка, бросился на голос.

- Ты где? Ты где? Ты где?..

- Мне плечо зашибло... - неожиданно простонал Кириан прямо у него под ногами, и отряг едва не свалился, изгибаясь и балансируя, чтобы не наступить на товарища. - Положи его сам... Вот он...

Олаф бросил Масдая на усеянный битым камнем пол и подхватил на руки неподвижное безмолвное тело, полузасыпанное грудой кирпича и штукатурки.

- Давай, малый, давай, кабуча, держись...

Лунный свет сквозь остатки изуродованной крыши упал на лицо раненого, и Олаф ахнул.

- Иван?!.. Откуда... А где Серафима? И Эссельте?..

Очередная судорога земли бросила его на обсыпанного камнями Масдая, отшвырнула поэта кубарем в сторону, в груду строительного мусора, и низвергла рядом с ним с ужасающим грохотом стену, разделявшую покои.

- Олаф, здесь еще... - донесся справа, почти сливаясь с рокотом следующего подземного толчка, звенящий на грани истерики голос гвентянина, но грохот оставшегося без опоры потолка, беспорядочной лавиной камня устремившегося к земле, напрочь заглушил его слова.

- Масдай, ищи его!!! - проревел северянин, и ковер, словно очнувшись от шока, взвился вверх и стрелой метнулся туда, где несколько мгновений назад оборвался отчаянный крик.

- Здесь!!! - остановился он так резко, что конунг свалился на бок и едва не перелетел через край вверх тормашками.

Ухватить и бросить на ковер поочередно скулящего от ужаса Кириана и обнаруженного им человека было для мощного воина делом пары секунд.

- Масдай, к Серафиме и Эссельте!!! - давясь и задыхаясь от вездесущей каменной пыли, пропитавшей, казалось, самый воздух, выкрикнул и, хрипя, закашлялся отряг...

Но было поздно.

Новый толчок, пришедший, казалось, из самых недр земли, потряс смертельно раненый дворец, и остатки стен его и потолка, доселе мужественно сражавшихся против неистовой стихии, не выдержали.

Стремительно расширяющиеся молнии-трещины змеями пробежали по стенам, вгрызлись и раскололи располовиненный потолок и надтреснутый купол, и печальные останки прекрасного и гордого некогда дворца с потрясающим сами устои подлунные грохотом рухнули наземь в туче пыли и обломков.

- Серафима!!!.. Эссельте!!!.. Люди!!!.. - бессильно сжимая кулаки, Олаф взвыл раненым зверем на серебристое око луны, равнодушно взирающее на апокалипсис, и осекся.

В саду, у фонтана, метрах в двадцати от безмолвных и неподвижных теперь руин, безжалостно похоронивших под собой двух спящих девушек, в свете надменной холодной луны он увидел знакомую фигуру.

- Калиф?..

Масдай, не дожидаясь команды, рванул к нему.

- Калиф, Ахмет, - умоляюще выкрикнул и махнул за спину рукой потрясенный и оглушенный внезапностью ночного ужаса конунг, - скорее, срочно, поднимай людей, там оста...

Добродушно-мечтательное лицо правителя Сулеймании исказила лукавая усмешка. Не говоря ни слова, он поднял руку, погрозил игриво ошарашенному отрягу пухлым, усаженным перстнями пальцем и шутливо дунул в его сторону.

Подобно безмолвному взрыву вырвался внезапный шквал из покойного, напоенного головокружительным ароматом цветов ночного воздуха и стальным кулаком ударил Масдая в брюхо.

Застигнутые врасплох конунг и менестрель повалились беспорядочно на шершавую спину Масдая, покатились к краю, хватаясь рефлекторно друг за друга и за раненых, тщетно стремясь прервать падение, и только головоломный маневр ковра спас всех четверых от слишком скорой встречи с гостеприимной сулейманской землей.

Ахмет тихо засмеялся, и через секунду новый порыв штормового ветра подбросил еле успевшего выровняться Масдая и его пассажиров словно на батуте, и еще раз, и еще...

- Хелово отродье, варгов выкидыш!!!..

Олаф вцепился одной рукой в передний край ковра, другой - в плечо бесчувственного Ивана. В иванову ногу впился сведенными в судороге пальцами что было небогатых поэтических сил Кириан, зажимая отчаянно в кольце другой руки талию обмякшего и неподвижного Агафона.

Ноги самого барда при этом почти целиком панически дрыгались в воздухе в бесплодных поисках точки опоры.

Новый ураганный порыв отшвырнул Масдая, словно сухой листок, к притихшему испуганно саду. Только спружинившие верхушки старых персиковых деревьев спасли на этот раз всех пятерых от верного крушения.

- Я так долго не выдержу!!!.. - отчаянно выкрикнул бард и прикусил язык, с ужасом почувствовав, как медленно, словно признав вырвавшиеся в страхе слова за официальную капитуляцию, разжимаются удерживающие иванову лодыжку пальцы, и как неспешно, миллиметр за миллиметром, сам он начинает сползать вниз.

Хищный ветер тем временем снова набух в переливающийся ночью черный бутон над головой калифа и злобно накинулся на растерянно зависший над садом ковер.

- Ай-й-й-й-й-й!.. - вскрикнул менестрель, с ужасом ощущая, что из всей ивановой ноги в его пальцах осталась только штанина.

- Держись!.. - не столько сердито, сколько испуганно рявкнул отряг.

- Не могу!.. - истерично пискнул гвентянин.

Штанина треснула.

- Держись, слабак!!!..

- А-а-а-а-а!!!..

- Если ты свалишься, я тебя...

- Я улетаю! - решительно выкрикнул Масдай, с трудом увернулся от просвистевшего на расстоянии вытянутой кириановой ноги свежего сгустка разъяренного воздуха, и рванул вперед.

- Вернись!!! Там остались Эссельте и Серафима!!! - позабыв про висящего между небом и землей барда, негодующе выкрикнул Олаф, и только остатки здравого смысла не позволили ему разжать пальцы, чтобы от души стукнуть по ковру кулаком.

- Если я вернусь, то там останемся еще и мы! - возмущенно прошипел Масдай и неожиданно заложил замысловатый вираж, едва не стряхнувший окончательно Кириана со своим грузом и ивановой штаниной прямо на алебарду застывшего внизу стражника, но оставивший не у дел еще один порыв убийственного ветра.

- Масдай, вернись! Вернись!!!.. - угрожающе проревел конунг, но воздействие его вопль возымел прямо противоположное.

- А идите вы все к ифритовой бабушке!!!..

И ковер изо всей мочи, преследуемый по пятам голодными, неистово завывающими ветрами, устремился прочь - не куда, но откуда, подальше от этого проклятого места, от этого распавшегося на свирепые куски шторма и весело хохочущего за их спинами жуткого человека.

Последний порыв ветра, перед тем как стихнуть - уже над городом - донес до них его прощальные слова:

- ...если вы осмелитесь еще раз показаться у меня во дворце, ваши головы присоединятся у главных ворот дворца к немытой башке этого болвана, возомнившего, что может мне указывать!..

- Это б-было... 'п-прощайте'?.. - дрожащими губами выговорил гвентянин.

- Это было 'до скорого свидания', - яростно скрипнув зубами, прорычал Олаф, исступленно стискивая огромные, покрытые ссадинами и синяками кулаки. - Клянусь Рагнароком, Мьёлниром и Аос, что сдохну, но не уйду из этой страны, пока не отомщу за смерть Серафимы и Эссельте! На куски изрублю, руками разорву, зубами загрызу - дай только приблизиться к нему!!! И плевать мне, что он колдун! Хоть сто колдунов! Хоть тысяча! Хоть сам Гаурдак!!!.. Землетрясение было его рук делом, веслу теперь понятно! Эх, как мы его раньше не раскусили!.. Растяпы доверчивые... Лопухи... Олухи... Болваны лопоухие... Песни-пляски-аплесины... Гости-дружба-пироги... Мерзкий, приторный, двуличный, лживый слизняк с душонкой черной, как ногти Хель!..

- А, может, они живы? - скорее для полемики, чем из хоть какой-нибудь надежды неуверенно вопросил менестрель, прервав пылкий, но несвязный поток сознания безутешного отряга.

- Живы? - прекратив поиск подходящих для такого случая и такого человека проклятий, понурил рыжую голову и подавленно усмехнулся тот. - Живы... В этом Хеле горячем их спасти разве чудо могло... Ты веришь в чудеса, Кириан?

Менестрель прикусил вертящийся на языке ехидный ответ, задумался и медленно, будто нехотя, кивнул.

- Д-да. Верю. В добрые чудеса, Олаф. И иногда они даже происходят с теми, кто нам действительно дорог. Только редко...

- Тогда им самая пора произойти сейчас, - мрачно подытожил конунг и торопливо перенес внимание на двух всё еще не подающих признаки жизни друзей.

- Ну, так что, люди-человеки? - ворчливо и устало вклинился в незаметно сходящий на нет разговор Масдай. - Куда теперь прикажете?

- А ты нуждаешься в наших приказаниях? - угрюмо хмыкнул конунг.

- Нет, конечно, - язвительно ответил пыльный шершавый голос, - но я получил хорошее воспитание, и оно мне диктует перед тем, как лететь, куда я хочу, сначала поинтересоваться, куда вам надо. Может, нам по пути.

- И куда тебе сейчас по пути? - уныло спросил гвентянин.

- Знаю я тут одно тихое славное местечко...

И ковер, не вдаваясь в подробности - не в последнюю очередь потому, что понимал, что пока его пассажирам не до них и даже не до него, направился туда, куда обещал.

Олаф же опустился на колени и тревожно склонился над неподвижными товарищами, при свете кособокой апатичной луны то ощупывая одного, то осматривая другого, то растерянно кусая губы, кряхтя и пожимая плечами, потому что курс молодого бойца Отрягии никакой скорой помощи на поле боя, кроме умения быстро отрубить укушенную ядовитым морским выползнем конечность, не включал отродясь.

А в это время над крышами, переулками, площадями и двориками безмятежно спящего Шатт-аль-Шейха вместе со стремительным, одобрительно похмыкивающим в такт Масдаем неслась гневная Кирианова декламация:

Еще не видел Белый Свет
Такого наглого бесчинства!
Наказан должен быть Ахмет,
Поправший долг гостеприимства!

Ничтожный, жалкий лицемер!
Сын вероломства и обмана!
Вот комплекс неотложных мер
По наказанию тирана:

Казнить, повесить, сжечь мерзавца!
Четвертовать! Колесовать!
А если будет огрызаться,
По вые толстой надавать.

Отрезать уши! Дать сто палок
По мягким и другим местам!
Навечно занести в каталог
Негодных для туризма стран!

Сослать в Чупецк, лишить наложниц,
В законных жен их превратить!
И с помощью садовых ножниц,
Мужского естества лишить!

Я на твоей спляшу могиле,
Твоих костей услышу хруст,
Вдохну всей грудью запах гнили,
Пущу твой прах по ветру пылью,
Клянусь, не будь я Златоуст!..

*    *    *

Когда по полу гостевого дворца пошла первая дрожь, девушки еще не спали.

Навалившись спинами на высоко взбитые подушки, лежали они, укрывшись одним покрывалом, и разговаривали.

Говорили недавние соперницы, а теперь боевые подруги, про многое: про любимых мужчин, про родителей и друзей, про детство и юность, про свои страны, далекие, невообразимые и экзотические в глазах друг друга, про путешествия, приключения, про придворный этикет и его нелепые ограничения, про стихи, поэтов, и про то, как славно было бы, если бы принцессам позволялось изучать медицину...

Как и Иванушка, Сенька и Эссельте поначалу подумали, что колебание земли им почудилось, или кто-то где-то невдалеке разгружал с возов или верблюдов каравана что-то очень тяжелое...

И, как и Иванушку, второй толчок - неожиданно мощный и резкий - застал их врасплох.

С хрупнувшего опорами потолка посыпались на их головы и подпрыгнувшую нервной лошадью кровать куски штукатурки и лепнины, и обе особы царской крови после секундного замешательства соскочили на пол и бросились к двери - спасаться самим и спасать других.

Дверь была заперта снаружи.

Несколько раз сыплющая отборными проклятьями царевна наскакивала с разбегу плечом на оказавшуюся неожиданно такой несговорчивой дверь, но без толку.

Четвертый ее разгон был прерван в самом начале удачной мыслью вернуться к их ложу, ухватить павший под люстрой прикроватный столик и использовать его в роли тарана. Но пока Серафима примеривалась, куда бы эффективнее приложить вектор силы инкрустированной столешницы, поминая своим более чем активным вокабуляром все природные катаклизмы на Белом Свете, новый толчок потряс комнату...

И поперек дверного проема, туда, где царевна с шедевром сулейманского краснодеревщика в обнимку предстала бы через пару мгновений, с невыносимым грохотом обрушились две колонны и бОльшая часть потолка.

Так оказалась спасенной сенькина жизнь, но намертво заблокирована единственная дверь.

Что, по здравому рассуждению, делало теперешнее спасение сенькиной жизни явлением крайне временным и еще более крайне бессмысленным.

Из состояния огорошенного ступора Серафиму вывела трясущаяся от ужаса Эссельте: оба окна забраны частыми коваными решетками, ни снять, ни выдернуть которые она не смогла, да еще это землетрясение, да камни на голову и плечи, да руки трясутся не хуже любой земли...

- Не волнуйся. Сейчас потолок и стены обвалятся окончательно, - с истеричной жизнерадостностью предположила в ответ царевна, - и мы сможем спокойно через них перешагнуть и выбраться наружу.

Удариться в такой же истеричный смех сквозь исступленные рыдания принцессе не позволил лишь новый толчок, расколовший пол у нее под ногами, и вместо нервного хихиканья у ней успел вырваться лишь короткий взвизг.

Белые тонкие пальцы ее чудом вцепились в рваный край повисшего над расселиной ковра и крик резко оборвался, перейдя в неровные всхлипы и умоляющие междометия.

Спасая подругу перед лицом неизвестной опасности, чтобы вернуть ее в опасность известную, Сенька отшвырнула стол, бросилась на живот, схватила Эссельте за руку, дернула что было сил...

И сама загремела вниз головой в разверзшийся проем, подтолкнутая очередной конвульсией взбеленившейся земли.

В следующий момент поглотившая их трещина была намертво закрыта сверху огромным фрагментом купола, с грохотом обрушившегося на усеянный осколками и обломками былой роскоши пол.

А летящие куда-то под откос чего-то девушки прокатились кубарем еще несколько десятков метров, пересчитывая по пути руками, ногами, ребрами и головами все ступеньки, зазевавшихся крыс и провалившиеся сверху фрагменты покойных покоев и остановились в полной темноте и тотальной дезориентации, только налетев на резко изменившую направление стену.

К этому времени толчки прекратились так же внезапно, как и начались, земля утихомирилась, и можно было с чувством, с толком и с расстановкой сесть, разобрать, где чьи конечности, синяки и шишки, и начать по-настоящему беспокоиться о своих спутниках и себе.

- Как ты думаешь, они успели спастись?.. - с замиранием сердца и дрожью в голосе тихо спросила царевну Эссельте.

- Д-должны... - угрюмо выдавила та, хотела сказать еще что-то, но на этом голос сорвался, и она до крови прикусила губу.

'Ваня, Ваня, Ваня, Ваня, Ваня ...' - дернулась и запульсировала болью рана, и ледяная пелена, откуда ни возьмись, предательски развернулась из области желудка, липким саваном опутала все внутренности, сковала могильным холодом руки и ноги и хмельным поминальным вином бросилась в голову.

- Ваня, Ваня, Ваня, Ваня, Ваня... - как в бреду, в такт боли - не в прокушенной губе, в душе - зашептала Сенька, жестоко давя зарождающиеся в горле спазмы рыданий и стискивая кулаки так, что ногти впивались в покрытые грязью и мраморной пылью ладони. - Ваня...

- Симочка, милая... ты только не расстраивайся... - прикоснулись бережно к ее боку исцарапанные теплые руки принцессы, наощупь нашли плечи, и ободряюще обняли подругу, горячо прижимая к груди. - Я, конечно, всё понимаю! Если бы там был мой Друстан, я бы уже с ума сошла, наверное!.. Но... ты только не плачь, миленькая... только не плачь!.. Они обязательно все выбрались!.. Обязательно-преобязательно!.. Я в этом ну на сто процентов вот уверена!.. У них же был Масдай, ты подумай, Сима! Масдай - это ведь такая лапушка! Такая умничка! Такое чудо! И когда вся эта свистопляска началась, они просто все сели на него, и улетели!.. Ну, конечно! Как я раньше не догадалась!.. Погрузили Олафа и Кириана, и р-р-раз!.. - взмыли в чистое небо!.. И пусть там хоть всё перевернется вверх ногами в этом Шатт-аль-Шейхе!..

- Был... да... - подавленно и послушно кивнула царевна, не понимая в действительности и половины из того, что говорила ей подруга. - Они обязательно... все выбрались... да...

- ...и теперь наверняка ищут нас... - додумала вслух свою мысль до конца и неожиданно понурилась гвентянка, словно огонек под ветром. - Думают, наверное, что мы... что нас... что это не они, а мы... Представляешь? Мы тут думаем про них, что они... а они - то же самое - про нас... И Айвен твой тоже... вот точно так же... представляешь?.. Как странно... как обидно... как нелепо... правда, Сим?..

- К-кабуча... - сквозь зубы выругалась Сенька, встрепенулась, подобно боксеру, приходящему в себя после нокдауна, и расправила плечи, снова готовая к труду и обороне, а больше всего, к нападению и снятию скальпов. - Кабуча габата апача дрендец!!!..

- О чем это ты? - неуверенно заглянула ей в лицо Эссельте^[8].

- О том уроде, который закрыл нашу дверь снаружи, вот о чем! - гневно прорычала Серафима и яростно зыркнула по сторонам, словно пресловутый урод только и поджидал за углом, чтобы быть застуканным на месте преступления и подвергнутым заслуженному остракизму слева в челюсть десять раз.

- Но кто это был?

- Узнаю - убью, - от всей души пообещала Сенька, с чувством выполненного долга поднялась на ноги, проверила так предусмотрительно и надежно закрепленные на предплечьях метательные ножи - единственное оставшееся у нее оружие, покрутила на пальце, стирая пыль и грязь, кольцо-кошку, позволяющее видеть ей в любой темноте, взяла за руки принцессу и осторожно поставила на ноги. - Пошли, Селя.

- Куда?

- Придем - узнаем, - резонно проговорила царевна и положила руку принцессы себе на плечо. - Держись за меня. Не пропадешь.

*    *    *

Первые метров тридцать-сорок царевна шла осторожно, внимательно глядя то под ноги, то на стены, то на потолок, через каждый шаг останавливаясь и ощупывая казавшиеся ей подозрительными фрагменты кладки или исследуя пальцами щели в холодном каменном полу.

- Ты что-то ищешь? - не выдержала бесконечных таинственных остановок и полюбопытствовала Эссельте. - Что? Может, я могу помочь?

- Это вряд ли... - хмуро и недоуменно, скорее, для себя, чем отвечая на вопрос подруги, протянула Сенька. - Я ищу следы землетрясения.

- Ну, это-то как раз просто! - с облегчением, что загадочное поведение Серафимы объяснились так банально, довольно проговорила принцесса. - Я полагаю, после землетрясения в подземных ходах должны остаться завалы, расселины... ну, еще там завалы... всякие...

- Угу, должны, - согласно кивнула царевна и перевела невидимый в темноте взгляд на спутницу. - Только почему-то не остались.

- Да?..

- Да. Судя по тому, как нас трясло, в руинах должна лежать половина города, если не половина страны. Так?

- Н-ну, так... - неуверенно согласилась Эссельте.

- Ну, так вот, - сурово подытожила Сенька. - Камня с камня не сдвинулось в этом ходу даже там, где мы на стену налетели. А здесь и подавно - не то, что камни - пыль не пошевелилась!

- Д-да?.. - только и смогла выговорить на это гвентянка.

- Да, - отозвалась хмурым эхом царевна.

- И... что это значит? Что землетрясение было не таким сильным, как мы думали? Или... поверхностным?.. если такие бывают?.. Ну, когда покрывало встряхивают, кровать ведь не трясется?.. - с сомнением проговорила, поясняя примером свежепридуманную теорию принцесса.

- Боюсь, что это значит только то, что кроме как под нашим дворцом, его больше вообще нигде не было, - кисло хмыкнула Серафима.

- Что?.. - изумленно захлопала глазами Эссельте. - Как это?.. Разве так бывает?..

- Наверное, нет... - по здравому размышлению признала ее подруга, но тут же нашла лазейку в собственном решении: - Если только, наверное, оно не было вызвано магией.

- Агафон?!..

Сенька подавилась собственным смехом.

- С него, конечно, станется, но он же спал...

- Во сне? Может, ему приснилось что-то? У него ведь посох?..

- Спаси-упаси... - почти серьезно передернула плечами царевна. - Он и без посоха-то был со своей магией не подарок, а если теперь еще и... Нет. Давай оставим это на самый худой конец и будем думать дальше.

- У калифа есть еще один волшебник, - быстро вспомнила Эссельте.

- Есть, - согласилась Сенька. - Но зачем ему было нужно...

Голос ее сошел на нет, а стиснутый кулак яростно врезался в ладонь другой руки.

- Ахмет! Это он приказал! И этот драный чернокнижник...

- Но зачем? - растерянно прервала страстную речь подруги принцесса. - Зачем ему-то это?..

- Мстил? Боялся чего-то? Боялся нас? Не хотел лететь? Продался ренегатам? Гаурдаку?.. - посыпала вариантами как сеятель зернами, царевна.

Эссельте вдруг подумала о том, что, может, именно сейчас жуткий безжалостный Ахмет, или не менее жуткий и безжалостный его маг обнаруживает, что под руинами нет их тел, и решает начать поиски, и зябко поёжилась.

- Сима... пойдем отсюда... пожалуйста?.. Давай скорее найдем дорогу наверх? Мне что-то страшно стало... А тебе разве не страшно?

- Мне не страшно, - решительно ответила Сенька. - Мне злостно. И - насчет 'пойдем и найдем' - пойдем и найдем. Потому что чем скорее я наложу на них обоих руки, тем лучше.

- Для кого? - робко уточнила гвентянка.

- Для них же, - много, но ничего из него хорошего не обещающе произнесла Серафима, снова положила руку принцессы себе на плечо и, поигрывая ножом и едва сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг до бега, решительно двинулась по подземному коридору вперед.

*    *    *

Сначала петляющий как пьяная змея тоннель представлял собой единый безликий скучный путь, не имеющий не только боковых ходов, но и ловушек, западней и провалов, проектируемых обычно заботливыми архитекторами чтобы хоть как-то разнообразить неизвестному путнику томительно тянущиеся под землей минуты.

Но минут через сорок однообразного перемещения то вправо, то влево, то вверх, то вниз Серафима остановилась вдруг без предупреждения, и застигнутая врасплох Эссельте, налетев на нее, едва не сбила с ног.

- Что там? - нервным шепотом спросила принцесса у уткнувшегося в ее нос затылка Сеньки.

- Развилка, - так же тихо отозвалась Серафима.

- И куда нам идти?

- Давай направо.

- А почему направо?

- А почему нет?

Гвентянка задумалась над вопросом, и честно призналась:

- Не знаю... Давай направо. А что там видно?

- Пока ничего... Пол ровный, коридор прямой... пока... В конце концов, не понравится направо - вернемся налево, да и дело с концом.

На том и порешили.

И через полсотни метров уткнулись в тупик.

- И это всё?.. - разочарованно протянула принцесса, когда Сенька ей сообщила о первой неудаче.

- Н-не знаю... - неуверенно промычала царевна. - С виду всё. Но если подойти к вопросу с точки зрения здравого смысла... Зачем тратить столько сил и камня, рыть под землей такой длинный сравнительно ход, только для того, чтобы на пять минут увести с главной аллеи какого-нибудь заблудшего раззяву вроде нас?

- А, может, это ловушка?.. - вздрогнула и попятилась прижаться спиной к стене Эссельте.

- А, может, это потайной ход? - задумчиво пробормотала Серафима. - И надо только нажать правильно какие-нибудь два камня... или три... и пнуть в нужное место нужным коленом... или пяткой...

- Ай!..

- Что?!.. - вихрем повернулась на вскрик Сенька, нож наготове, и тут за ее спиной раздался тягучий низкий скрежет, от которого засвербели и зачесались зубы, и та часть стены, которая секунду назад старательно изображала тупик, так же старательно теперь повернулась вокруг своей оси, встала перпендикулярно и застыла.

В затхлый пыльный и холодный воздух коридора тут же ворвались приглушенные ароматы кухни, прогоркшего масла, копченостей, старой гари и специй.

- Я... я л-локтем уперлась в-во ч-что-то... - выбивая зубами 'Камаринскую', сбивчиво и взволнованно заговорила принцесса, - и оно п-поддалось... и я п-подумала... что п-проваливаюсь... а т-тут еще... з-звуки эти...

- Тс-с-с-с... - бережно, но непреклонно зажала ей рот царевна твердой чумазой ладонью и уткнулась губами в самое ухо. - Кажется, мы наткнулись на продуктовый склад... в подвале...

- Отсюда можно... выбраться наружу? - поняла намек, убрала руку подруги и еле слышным шепотом продолжила гвентянка.

- За пределы дворца - вряд ли.

Девушки замерли, напряженно прислушиваясь, не привлекли ли ржавые фанфары, возвестившие о их новом появлении в подлунном мире, чьего-нибудь нежелательного внимания, но всё было тихо.

- Я... не хочу выходить здесь... - спустя минуту проговорила принцесса. - Может... пойдем лучше поищем дальше?..

- Пойдем, - согласилась Серафима. - Только надо теперь эти ворота закрыть. А то набегут тут всякие... вопросы будут дурацкие задавать... На что, ты говоришь, нажимала?

- Н-не знаю... - недоуменно пожала плечами Эссельте, встала и снова прислонилась спиной к стене, как стояла пару минут назад. - Я вот сюда навалилась... И вроде вот этим локтем... вот сюда... куда-то... ткнула... вот так... Или так?..

- Угу, вижу... - сосредоточенно заглядывая подмышку гвентянке, пробормотала царевна. - Камень утоплен. А как его теперь обратно вытащить, чтобы закрылось всё?

- Может, чтобы закрылось, надо надавить на что-нибудь другое? - резонно предположила Эссельте.

Сказано - сделано.

*    *    *

Через пять минут, когда в пределах досягаемости двух особ королевской крови не оставалось не нажатым ни одного камня, выступа и трещины, они сдались.

- Уф-ф-ф-ф... - опустилась на пол перед вызывающе распахнутой стеной Сенька и вытерла рваным грязным рукавом пот со лба. - Я сдаюсь... Если только для того, чтобы закрыть эту треклятую дверь, не надо бежать за поворот, откуда мы только что пришли...

- А, может, закрывающий механизм сломался? - в изнеможении присела рядом принцесса.

- И это радует, - загробным голосом сообщила Серафима.

- Или его можно закрыть только с другой стороны двери?

- Идиотизм, - изрекла приговор подобному конструкторскому решению проблемы Сенька. - Хотя... по идее, снаружи всё равно должна быть такая точка...

- С-снаружи?..

- Ну да. На самОм складе. Где-нибудь на стене. Рядом, надеюсь.

- П-пойдем... т-тогда... п-поищем?.. - срывающимся от страха голосом прошептала Эссельте.

- Ты можешь остаться здесь, - великодушно предложила Серафима.

- Здесь?..

Эссельте представила, как сидит в полном одиночестве в абсолютной тьме в подземном коридоре без входа и выхода, перед захлопнувшейся вдруг дверью, гадая, кто первый ее отыщет - калиф, колдун или крысы, и энергично вскочила на ноги.

- Нет, я с тобой!

- Ладно, только держись за меня, и тихо! - повелительно шепнула Сенька, положила руку принцессы на свое плечо, и мягко ступая, беззвучно двинулась вперед, в подземное царство круп и окороков.

Если в глубине души принцесса и рассчитывала, что стоит им выйти из тоннеля, как тут же вокруг станет чуточку светлее, то надежды ее не оправдались самым жестоким образом. И тихо и печально вздохнув, она отпустила воротник халата подруги и позволила усадить себя на кучу сваленных у стены пустых корзин.

Постоянно оглядываясь по сторонам в ожидании неприятностей и неприятелей, Серафима затащила в приоткрытый проход мешок с мукой - во избежание сюрпризов в виде внезапных и быстрых срабатываний закрывающего механизма - и принялась методично ощупывать в различных комбинациях прилегающие к проему камни.

*    *    *

Оказывается, сидеть на перевернутой на бок корзине было не так удобно, как Эссельте всегда считала. Более того, она не предполагала, что крышки и бока корзин в Шатт-аль-Шейхе из каких-то извращенных соображений делаются исключительно из очень коротких, острых, плохо закрепленных лозинок, торчащих во все стороны, очевидно, вынюхивая жертву, а отыскав, тут же принимаются царапаться и цепляться за всё, что только ни попадется в их радиус поражения.

А так как попадались им в данный конкретный промежуток времени попеременно и синхронно то ноги, то руки, то и без того немногочисленная и видавшая виды одежда принцессы, терпение Эссельте кончилось очень скоро.

А с ним и сказка 'Принцесса на корзине'.

Желая переменить положение многострадальных икр и всего, что находилось выше них, гвентянка приподнялась слегка, повернулась, нечаянно зацепилась рваным подолом за выставляющуюся острую ветку...

Сухой упругий шершавый стук десятков падающих, ряд за рядом, корзин заставил Сеньку подскочить, развернуться... и молниеносно прикрыть глаза от яркого, резанувшего их света левой рукой.

Правая в это время не менее молниеносно метнула как по волшебству оказавшийся между пальцами нож в источник света.

Если бы светящийся шар висел у распростертого на полу человека не над головой, а у лица, одним выпускником ВыШиМыШи в следующий миг стало бы на Белом Свете меньше.

А так, пролетев сквозь комок желтоватого сияния, нож смачно воткнулся по рукоятку в копченый бараний бок в нескольких метрах от испуганно вытаращившего глаза волшебника, а внезапное освещение мигнуло и погасло...

Но не прежде, чем Серафима, подобно стеллийской богине мщения Грампии, обрушилась на невесть откуда взявшегося подозреваемого во всех смертных и бессмертных грехах сулейманина.

Только быстрая реакция не позволила ему тут же превратиться в осужденного, приговоренного, а, заодно, и в приконченного.

- Не выдавайте меня!!!.. - успел сиплым шепотом выкрикнуть он, и второй нож царевны в последнюю секунду завис в сантиметре от его горла.

- Кому не выдавать? - убедившись, что поверженный в прах и муку оппонент не обнаруживает ни малейшего желания оказать сопротивление - ни физическое, ни метафизическое - практично уточнила Сенька. - И сколько за тебя дадут?

- Не знаю... - жалко вздрогнул под ее рукой чародей. - Но если меня схватят... мне отрубят голову... как Казиму...

- Кому? - строго переспросила царевна.

- Тому парню... который хотел занять мое место... злой колдун, его назвали... а он не злой был... просто дурак... и в ВыШиМыШи поступить не смог... тут учился... в училище техники профессиональной магии... и всегда мне завидовал... и злился... что не его на эту вакансию приняли... а меня...

- Которого казнили за то, что он наводил темные чары на калифа и его дворец? - раздался из темноты настороженный голос Эссельте.

- Да, да, тот самый!.. - обрадовался пониманию вопроса сулейманин.

- А тебя за что Ахмет ищет?

- Он... меня... - моментально снова сжался в комок страха и нервов чародей. - Он обвиняет меня, что это я устроил землетрясение, под которым погибли его иноземные гости...

- А это не так? - вернулась к реальности из волшебных сказок сомнительной достоверности и процедила сквозь зубы царевна.

- Н-но... вы же живы?.. - растерянно пробормотал юноша.

- Сама знаю, - любезно сообщила Сенька, снова вспомнила об Иване - словно кислотой в открытую рану плеснула - и холодная сталь короткого, но очень острого лезвия плотно прижалась к шее злосчастного волшебника. - Это ведь ты по его приказу устроил...

- Нет!!! Сулейманом премудрым клянусь - нет!!! Не я, не я, не я!!!.. - испуганно заверещал тот.

- А кто еще-то, кроме тебя, отличник драный? - истекая ядовитым сарказмом, ласково проговорила царевна, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закончить эту нелепую беседу скоро и бесповоротно.

- Не знаю!.. - всхлипнул отчаянно опальный волшебник. - Но я не виноват, честное слово, не виноват! Я это землетрясение даже не почувствовал, и даже не знал о нем! Я вообще готовил световое шоу на завтрашний вечер у себя в лаборатории, когда под окнами случайно услышал, как сотник Хабибулла приказывал стражникам найти меня и арестовать, потому что я... я... Но ведь я этого не делал!!!.. Честное слово!!! И не смог бы, даже если бы и захотел!!!..

- Почему? Ты же маг, с красным дипломом...

- Я по направлению учился! От старого придворного чародея, премудрого Сейфутдина ибн Сафира, который три месяца назад умер! И с первого курса у меня специализация была на кафедре изысканных удовольствий, шесть пар в день, плюс практические, плюс самостоятельные, плюс лабораторные и факультативы - я их все посещал!.. А еще контрольные, проверочные, корректировочные, курсовые, рефераты, диплом, госы!.. Зато сам господин ректор Уллокрафт сказал, что любому монарху Белого Света иметь среди своих придворных такого мага, как я, будет сплошное изысканное удовольствие!..

Серафима задумалась.

То, что произошло в гостевом дворце сегодняшней ночью, к изысканным удовольствиям не смог бы отнести даже самый извращенный ум.

- А почему ты именно здесь спрятался? - воспользовавшись продолжительной паузой, мягко спросила принцесса.

- Никуда больше не смог пробраться... - удрученно вытянулась круглая физиономия чародея. - Везде была стража, искали меня... Только на кухню дорога была еще свободна... А подвалы эти огромные... и навалено тут столько всего... и я подумал, что, может, я тут отсижусь... а когда всё уляжется... и если меня не найдут... может... я смогу незаметно... как-нибудь...

Давление ножа, неожиданно для понурого мага, сначала ослабло, а через секунду исчезло совсем. Локоть Сеньки убрался с его груди, а вместо этого за руку его схватила ее рука.

- Вставай, отличник...

- В-вы... больше не думаете, что я?.. - изумился юноша.

- Если бы ты действительно мог превратить за несколько минут целый дворец в груду развалин так, что никто вокруг этого не почувствовал, ты не стал бы прятаться от какой-то стражи под корзинами в подвале, как нашкодивший кот, - неохотно признала его непричастность к происшедшему царевна.

Не зная, то ли радоваться ему, получив такое суждение, то ли обижаться, специалист по изысканным удовольствиям послушно сжал протянутую ему руку и неуклюже поднялся.

- Как тебя зовут? - спросила из темноты принцесса.

- Абуджалиль, госпожа, - с галантным поклоном в сторону голоса ответил сулейманин. - А вас...

- Абуджалиль!!!..

Беглецы замерли.

- Абуджалиль, отзовись!!! Тебе не спрятаться от нас!!! Мы всё равно тебя найдем!!! Выходи лучше подобру-поздорову!!!

Грубый сиплый голос доносился довольно издалека, приглушенный многочисленными столкновениями с сотнями колбас, окороков, мешков, тюков и ящиков, и царевна в который раз подивилась, насколько велик может быть продуктовый склад такого огромного дворцового комплекса, как этот.

Реакция молодого волшебника на вызов была несколько иной.

- Они узнали, что я здесь!.. Я пропал!.. Я погиб!.. Я покойник!.. - осев на колени и исступленно ломая руки, жалобно зашептал он. - Премудрый Сулейман, помоги мне, помоги!..

- Они - это кто? - тихо, но строго прервала поток самооплакивания Сенька.

- Это сотник Хабибулла со стражниками... Они обыскали все, и пришли сюда... я погиб...

Вдалеке, за редутами из расфасованных по коробам припасов, вспыхнул большой огонь, тут же рассыпавшийся на несколько маленьких, не больше светлячков, неспешно расползшихся в разные стороны,- это с десяток стражников с факелами разбрелись по огромному хранилищу в поисках забившейся в какой-то темный угол загнанной, но упрямо не сдающейся жертвы.

- Якорный бабай... - обреченно прошептала Серафима. - Сейчас они сюда заявятся, а у нас ход нарастапашку...

- Какой ход? - с надеждой встрепенулся маг.

- Подземный, кабуча ты сулейманская! - огрызнулась Сенька. - А ты думал, мы сквозь землю сюда просочились, как привидения?

- Но тогда мы спасены!!!

- Спасены, - угрюмо подтвердила царевна. - Если сумеем его закрыть за собой. А иначе полдворца через десять минут будет за нами охотиться.

- За вами? - опешил сулейманин. - Зачем?

- Чтобы добить, наверное, - коротко хмыкнула она.

- Добить?.. Вас?.. - изумленно вытаращил глаза юноша. - Но зачем?! Кто посмел?!.. Если кто-то вас обидел, вы можете пожаловаться его сиятельному величеству!..

- Сима, а и вправду?.. - взяла ее за плечо принцесса. - Почему бы нам не пойти к калифу Ахмету и всё не рассказать? И заодно скажем, что Абуджалиль не виноват!

- Пожалуйста?.. - устремил умоляющий взор на голос волшебник.

- Нет, - решительно и одним словом отвергла обе идеи Серафима. - Хотите верьте, хотите нет, но копчиком чую - не надо этого делать.

- Почему?..

- Не знаю. Всё. Переговоры окончены. Пойдем. Раз дверь всё равно не закрывается, не будем время терять.

- Но погодите... Я же как раз недавно читал в записях предшественников премудрого Сейфутдина ибн Сафира, как открываются и закрываются секретные двери дворца! - радостно затрепетал голос Абуджалиля. - Только в разных местах по-разному... и, откровенно говоря, я не запомнил, где и как, потому что даже сам премудрый Сейфутдин ибн Сафир не знал, где хотя бы одна такая дверь расположена, а забивать голову бесполезной информацией, когда...

- Вон там она расположена, вон там!!! - яростно прошипела Серафима в ухо пристыженно прикусившего язык чародея, схватила его за шкирку и потащила к зияющему тьмой проему. - Ищи!!!

- Но я не вижу...

- Держи.

На палец сулейманина было нахлобучено странное маленькое колечко, и сразу темнота перед его глазами как будто побледнела и потеряла цвет.

- Трудись, чернокнижник... Да быстрей!

- Угу...

Чернокнижника не надо было уговаривать: из угла в угол по всему хранилищу беспорядочно перемещались огни факелов и доносилась оживленная перекличка усердно перерывающих^[9] элитные калифские припасы стражников.

И один из них, хоть неспешно, и непрямо, но перемещался сюда.

Серафима подтолкнула принцессу в ту сторону, где, по ее мнению, должна была находиться заклинившая дверь, а сама, взяв наизготовку предусмотрительно извлеченный из туши нож, заняла оборонительную позицию за углом стены из тугих и длинных мешков с мукой.

Бредущий в их сторону свет задержался на полминуты на одном месте, потом на другом, затем пропал из виду ненадолго - похоже, факелоносец то ли искал Абуджалиля в щели пола, то ли присел втихаря за ящиками схарчить чего-нибудь эксклюзивного...

- Скоро ты там? - нетерпеливым шепотом бросила через плечо Сенька.

- Н-не знаю... н-наверное... с-скоро... н-не поддается... п-почему-то... - донеслось приглушенно с той стороны, где незадачливый чародей пытался расколоть секретный код династии Амн-аль-Хассов.

- Давай быстрей!..

- Ага... Я с-стараюсь...

Никак не комментируя его старания чтобы не нарушать концентрации объекта, но, главным образом, чтобы не культивировать в нем стратегический межконтинентальный комплекс неполноценности^[10], царевна закусила губу и тревожно устремила взгляд на вынырнувший из-за своего временного укрытия и снова поплывший медленно в их сторону факел.

'Сверни куда-нибудь, сверни, сверни, вернись, уйди, передумай, проваливай отсюда к бабаю якорному, проваливай, проваливай, проваливай...' - умоляла про себя Сенька не видимого из ее засады хранителя дворцового покоя, но без толку.

Свет, снова задержавшись ненадолго над желтыми коробками слева, через минуту стронулся с места и поплыл к ним.

- Быстрее, ты, чудодей, быстрее!!!.. - прошипела она снова, но лишь исступленное пошлепывание камней было ей в этот раз ответом.

А факел в это время обогнул редут из бочонков с соленьями, преодолел бруствер из сеток с луком, быстрым шагом прошел вдоль мучной крепостной стены, и шагнул за угол.

- Ах, вот ты... - только и успел сказать он, как из темноты прыгнуло ему на грудь нечто разъяренное, повалило на пол, выбив факел из рук, приставило к голу нож... и замерло.

- К-кабуча... - скривившись болезненно, словно поранившись о собственное оружие, простонала Сенька. - Обязательно это должен был быть ты...

Желто-оранжевый неровный свет озарил ее страдальчески исказившееся лицо...

- О прекрасная пэри, острота чьих слов может соперничать лишь с остротой ее кинжалов... - расплылся в умильной улыбке Селим Охотник.

- Если пикнешь громко - прирежу, - скроив зверскую мину, пообещала царевна, с тоской душевной сознавая, что убить этого болтливого, добродушного служаку, приветствовавшего их первым на сторожевой башне, а теперь еще и назвавшего ее прекрасной кем-то там, не сможет никогда.

- Молчу, молчу, о чудесная волшебница очей и стали, что искусно пришла на помощь старому солдату в миг нужды!.. - пылко поспешил ее заверить Селим, мечтательно завел глаза под лоб, и страстно прошептал:

О, прекрасная пэри, чей воинственен вид,
Ты горька, как полынь, и сладка, как набид!
Если слово твоё, словно молния, ранит,
То поступок, как чаша бальзама, целит!

Щеки Сеньки, впервые в своей богатой на сюрпризы и новые впечатления жизни получившей сходу такой замысловатый, да еще и поэтический комплимент, зарделись, но полностью отдаться блаженству заслуженной благодарности мешал один нудящий и зудящий на грани понимания момент.

- А причем тут... этот?.. Набит? Напит? Карбид? - одолело любопытство, и царевна нехотя признала свое культурологическое бескультурье.

- Набид, наш любимый напиток, - охотно пустился в пояснения стражник, - Вообще-то, он делается из фиников и изюма. Но я люблю, когда моя жена добавляет туда еще и инжир и курагу...

- Компот! - обрадовалась пониманию Серафима.

- Для взрослых, - со сладкой улыбкой согласился и подмигнул лукаво Селим.

- А, брага! - довольно ухмыльнулась Сенька. - Так бы сразу и говорил!

- 'Брага' здесь не в рифму, о возвышенная пэри моих очей, - виновато заморгал сулейманин, и тут же физиономия его приобрела вид грустный и огорченный. - Но если тебе не пришелся по вкусу незрелый плод моих тщетных усилий...

- Нет, что ты, он очень... - Сенька смущенно поискала подходящее слово, и нашла: - ...вкусный!

- О, слова твои - шербет для моей жажды! - отлегло от сердца Охотника, и он снова заулыбался. - И как же я безгранично рад, что после того, что случилось ночью, ты жива и здорова! А подруга твоя, небесная гурия с лицом, лишающим мужчину разума, покоя и сна?..

- Там, где-то рядом с Абуджалилем, - мотнула в сторону головой царевна, и тут же замерла. - А... остальные наши? Ты что-нибудь знаешь про...

- О, да, конечно, дивная пэри! Все они спаслись благополучно на ковре-самолете, равного которому не знала еще не только просвещенная Сулеймания, но и весь Белый Свет!

- Все четверо? - напряженно подалась вперед Сенька, боясь поверить желанной новости.

Селим наморщил лоб, словно припоминая полузабытые мелкие подробности, и уверенно кивнул, чуть не покончив жизнь самоубийством^[11]:

- Да, все. Двое были без сознания, а двое - живы и здоровы, и боролись до последнего. Один, который утром был с рогами, здоровый, как ифрит, все время кричал, чтобы ковер... его ведь зовут Масдай, да?.. вернулся за вами, но...

- Боролись? - едва успокоившись, Серафима снова встревоженно свела брови. - С кем?

К ее удивлению, такой простой вопрос вызвал у старого Селима тяжелый ступор.

- Я... я... я... не знаю... не могу сказать... - сбивчиво забормотал он и отвел неловко глаза. - Я... не понял...

- Что? - яростно вцепилась царевна в обшитую стальными пластинами кожаную рубаху стражника. - Что ты не понял? Что не знаешь?

- Я... не могу сказать...

Лицо Охотника стало потерянным и несчастным.

- Не скажу... не могу... Не могу, о дивная пэри, даже рискуя навлечь на свою бессчастную голову громы и молнии твоего справедливого гнева - не могу!

- Но почему? Почему?!..

С того конца подземелья, где оставался стоять, подобно языческому истуканчику, сотник Хабибулла, внезапно раздался топот подкованных сапог, спускающихся сверху по лестнице, звон алебард и кольчуг, голоса - негромко, но быстро что-то выговаривающие, и почти сразу же за этим - протяжный крик знакомого противного голоса:

- Сели-и-и-им!!!

Стражник застыл.

- Селим, сюда иди срочно! Его превосходительство караул-баши желает тебя видеть незамедлительно, старый болван!

- Молчи! - прошипела ему на ухо Серафима, нож снова наготове, но Охотника не надо было ни уговаривать, ни даже дополнительно запугивать.

Даже при скудном рваном свете коптящего на полу факела царевна заметила, как налилось смертельной бледностью смуглое до черноты лицо сулейманина и расширились испуганно и жалобно карие глаза.

- Что с тобой? - встревожилась Эссельте.

- Я пропал... я погиб... я покойник... - обреченно выдавил Селим вместо пояснения.

- А еще что? - поборола чувство дежа-вю и терпеливо уточнила Сенька.

- Он... видел... что я видел... - словно не слыша адресованного ему вопроса, продолжал шептать стражник. - Я так и думал... так и думал... что он заметил... О, премудрый Сулейман, насколько ты был всеобъемлющ и разумен, настолько раб твой Селим скудоумен и туп... И зачем только я поперся в этот проклятый сад в эту треклятую ночь...

- Сели-и-и-и-и-им!!! Отзовись!!! Ты что, оглох, олух?! Зовите его, зовите все!!! Колдуна найдете потом! Ищите Селима!

И бескрайние, погруженные во мрак и какофонию запахов просторы склада огласились нестройным хором голосов, выкликающих наперебой имя сокрушенного одному ему понятным горем Охотника.

- Это конец пришел моему земному пути... - убито промолвил старый стражник, обмяк под жесткой хваткой Серафимы как полупустой мешок с мукой, и в тоске и унынии зашептал нараспев, будто читал некролог над собственной могилкой:

Пусть не страшит меня судьбы моей конец:
Из праха сложены и лавка, и дворец.
Быть может, прахом став, я сделаюсь дорогой -
Тропой любви для пламенных сердец...

- Слушай, Селим, ты можешь хоть теперь внятно сказать, что случилось? - сердито тряхнула его за грудки царевна. - Какой дворец? Каких сердец? У меня с тобой скоро у самой сердечный приступ наступит! Какой конец? Отчего?

В ту же секунду из-за спины ее раздалось ликующее шипение специалиста по удовольствиям:

- Ура, заработало!!! Почтенные девы, скорее сюда!!! Я нашел! Я смог! Я закрыл! То есть, не закрыл, потому что тут мешок мешается, но иначе бы закрыл!..

- Молодец, только мешок убирать не надо, сейчас идем! - быстро бросила через плечо Сенька и нетерпеливо воззрилась на окончательно поникшего бритой головой стражника.

- Кончай страдать, батыр. Пошли.

- Ты выдашь меня моим палачам, о пресветлая пэри?.. Да, соверши это славное дело, обрушь все кары Белого Света на почти седую голову... если бы она не была почти лысой... ибо старый Селим заслужил всё это, и даже больше, своей непроходимой глупостью... О, сколько раз твердили Селиму...

- Интересно, когда в этой дурацкой стране громко и в самое ухо людям говорят, что за спиной у них открытый подземный ход, по которому можно сбежать, хоть один человек здесь может среагировать адекватно?! - не выдержав второго подряд испытания, яростно прорычала Сенька, вскочила на ноги и бесцеремонно ухватила за рукав потерянного и жалкого сулейманина.

- Вставай, кабуча ты сулейманская!!! Оторви от пола свои штаны и двигай ногами, пока тебя не повязали!!! Подземный ход закрывается через десять секунд! Считаю до трех! Отсчет пошел!!! Раз... два... два с половиной... два с четвертью... два с хвостиком... два на краешке... два на ниточке...

- Подземный ход?.. Подземный ход?! - словно очнулся вдруг ото сна стражник.

- Да, да, да! Два на волосиночке...

- Так что же ты раньше молчала, о дивная пэри моей мечты?!..

*    *    *

История, стыдливо рассказанная Селимом, подтвердила как самые худшие опасения Серафимы, так и едва зарождающуюся среди северных дам репутацию старого стражника.

Сменившись с караула когда уже изрядно стемнело, Селим, воровато оглядываясь, тихонько пробрался в сад, окружающий Малый Круглый гостевой дворец, нарубил саблей с десятка клумб огромную охапку роз, и стал уже прокрадываться ко входу, чтобы, разделив пополам, совершить возложение цветов, так предусмотрительно выращенных тут трудолюбивыми садовниками, в два адреса, как вдруг случайно заметил в открытой арке входа движение. И из темного, как городская аллея, холла вышел, оглядываясь не менее воровато, чем сто Селимов, сам калиф.

В панике выронив букет, стражник юркнул за ближайшее дерево, габаритами своими позволяющее скрыться его далеко уже не юношеской фигуре, и притаился.

Отойдя на несколько метров от дворца, Амн-аль-Хасс повернулся к нему лицом и слегка притопнул.

Тому, что происходило дальше, заслуживающие до сих пор всяческого доверия глаза Охотника верить отказывались даже после того, как он их несколько раз протер кулаками, промыл из фонтана и просушил рукавом. Ибо увидел он, как в такт каждому притопу правителя благословенной Сулеймании неподвижный доселе, как и все его порядочные собратья дворец стал сотрясаться и рушиться, пока, наконец, не обвалился совсем. Почти одновременно с этим из руин вылетел ковер-самолет гостей, покружил, борясь с невесть откуда взявшимся самонаводящимся оперативно-тактическим ураганом, и улетел в сторону города.

- ...едва они пропали из виду, я развернулся и побежал из этого сада так, будто сам правитель нашей страны гнался за мной с ветрами и землетрясениями в зажатых в гневе кулаках... Старый Селим, может, и выжил из ума, но сообразить, что если калиф узнает, что кто-то его видел, когда он колдовал... Или, если быть совсем точным, что я его видел, когда он колдовал... На это мозгов у меня еще хватило. По-правде, я думал, что, если даже он найдет цветы, то всё равно не узнает, кто их тут уронил...

Сумбурный рассказ сулейманина на этом месте уныло сошел на нет.

- Не расстраивайся, Селим, - утешающее похлопала его по плечу Серафима. - Мы тут тоже много чего думали... даже еще час назад... не ты один...

- А розы... какого они были цвета? - смущенно поинтересовалась принцесса из-за спины Охотника.

- Алые как летний закат... янтарные точно финиковый мед... - с готовностью принялся перечислять сулейманин, полуприкрыв блаженно глаза, - были бежевые словно топленое молоко... белые, подобно крыльям гордого лебедя... бордовые, будто терпкое вино Тарабарской страны... розовые, что твои ланиты, о волшебная гурия северных садов рая...

- Как красиво... - мечтательно вздохнула Эссельте. - А как они, наверное, пахли... аж голова кругом пошла... Я так люблю розы!.. Спасибо...

- Был рад осветить ваш пасмурный день скромным теплом моего сердца... - галантно взмахнул факелом и потупился Селим.

- И калифского цветника, - с присущей ей любовью к истине в самые неподходящие для того моменты, автоматически добавила царевна.

Пройдя еще несколько метров, беглецы остановились перед новой развилкой.

Одна ветка коридора шла прямо и вперед, другая - налево и вверх.

- Куда идем? - спросила зачем-то у товарищей по несчастью Серафима, словно те без нее ходили этими кротовыми тропами каждый день по три раза.

Селим и Абуджалиль озадачились вопросом всерьез.

Один - скрестив руки на груди, другой - зажав в щепоти подбородок, принялись они тщательно и подробно обсуждать, куда бы могли привести оба этих коридора.

- Мы вышли со склада, прошли сначала так, потом так, затем свернули сюда и сюда, значит, этот идет в сторону овального бассейна, а правый - к зимнему дворцу, - изображая руками план дворцового комплекса Амн-аль-Хассов, горячо убеждал собеседника стражник.

- Нет, мы там повернули не сюда, а слегка туда, значит, этот ход должен вести к беседке Успокоения, а правый - в гарем... - не уступал юный волшебник.

- В гарем?.. - вспыхнули неземным огнем очи Охотника.

- ...а, значит, нам там делать нечего, - с тайным вздохом томной грусти подытожил выпускник кафедры удовольствий.

- Ты, Абуджалиль, за себя говори, - сурово проворчал Селим, но настаивать не стал, а вместо этого передал с поклоном факел Серафиме, пристроился бок о бок с молодым специалистом, поставил в воздухе высвободившуюся ладонь стеночкой у своей груди, и снова начал:

- Смотри, о неразумный вьюноша. Склад у нас здесь. Когда мы вышли из того ответвления, главный тоннель шел вот так...

В конце концов старому служаке удалось убедить всех, включая себя, что если пойти по правому коридору, то пройдут они сначала мимо зимнего дворца, потом - под площадью ста фонтанов - и, в конце концов, выйдут прямиком за территорию обширного как город дворцового комплекса.

- ...и окажемся в какой-нибудь лавке, караван-сарае или доме - да какая разница, где!.. Нам лишь бы выбраться отсюда, а там - ищи песчинку в пустыне! - закончил на оптимистической ноте речь в защиту своей версии их дальнейшего маршрута старый стражник, и Абуджалиль сдался.

- Хорошо, хорошо, Селим-ага, - покорно вскинул он ладони и замотал головой в знак капитуляции. - Вы служите тут раз в сорок дольше меня. Наверное, вам виднее.

- Естественно, мне виднее, - самодовольно усмехнулся служитель порядка, забрал догорающий и неистово чадящий факел из рук Сеньки и важно, будто выиграл не спор, а битву, возглавил нестройную процессию.

К несчастью, очень скоро выяснилось, что победа Охотника была пиррова - коридор, на который возлагалось столько надежд, обрывался пыльным тупиком метров через триста.

Даже по самым оптимистичным предположениям Селима для того, чтобы хотя бы добраться до дворцовой стены, нужно было пройти расстояние раза в три большее.

- Возвращаемся и идем к тому коридору? - царевна вопросительно обвела глазами разочарованные лица туземных советников.

Селим выглядел так, словно его радужные теории побега провалил не какой-то безликий подземный ход, а его самый лучший друг.

- Возвращаемся... - подавленно выдавил он, протягивая дотлевающий черно-оранжевым факел волшебнику.

- Погодите, а, может, это не тупик, а еще одна потайная дверь? - пришла в голову Эссельте не слишком оригинальная, но весьма своевременная мысль. - И стоит ее открыть?

- Зачем, о прелестная гурия? - недоуменно уставился на нее стражник. - Чтобы нас увидели?

- Селим, сейчас ночь, все спят, кто там нас увидит! А мы заодно убедимся, что идем... то есть, шли... в правильном направлении!

- Д-да?..

Сулеймане переглянулись, посмотрели на Серафиму и, получив одобрение этого плана действий за неимением лучшего, взялись за дело.

Факел, как символ мужского лидерства их маленького отряда, снова поменял руки, а освободившиеся пальцы юного чародея взялись за ставшее уже привычным дело постукивания и пошлепывания камней в поисках 'ключа'.

На этот раз притворяющаяся каменной стеной секретная дверь поддалась уговорам адепта магии быстро. И не успели девушки соскучиться и начать жалеть, что вообще подали эту идею, как панель скользнула и полностью ушла вбок, оставив вместо себя узкий прямоугольный проем, заполненный густым мраком, присыпанным сверху, как шоколадный кекс - сахарной пудрой, далекими звездами.

Честно выполнивший свой долг факел мигнул в последний раз и погас, оставив после себя на сетчатках избалованных светом глаз разноцветные блики, и окружающий мир, так и не успевший заметить их нежданное присутствие, снова погрузился в темноту.

- Где это мы?.. - нервно прошептал Абуджалиль, то исступленно моргая отказывающимися привыкать ко тьме очами, то яростно протирая их кулаками.

- В зимнем дворце? - неуверенно предположил Селим, старательно проделывая те же операции, что и его соотечественник.

- Народу тут ночью много бывает? - настороженно прошептала Сенька, так же бестолково мигая и жмурясь.

- Никого, - тихо проговорил Охотник. - Сейчас не сезон. На весну, лето и осень его закрывают - слишком много окон на юг, слишком жарко...

- А еще тут какое-то тряпье в углу понавалено... вроде...

- Ремонт идет, - коротко сообщил стражник.

- Крышу уже своротили? Вон какая дыра...

- Крыша на месте, - снисходительно усмехнулся иностранному архитектурному невежеству сулейманин. - И это не дыра, о загадочная северная пэри. Это называется 'окно в небо'...

- А как же дождь?

- Так ведь для того и делаются они, о удивительная пэри холодных краев! Представляете, как приятно промокнуть раз в семь-десять лет хоть на пять минут!.. Я слышал, они были придуманы специально для тех, кто боялся пропустить это восхитительное водяное явление, - любезно сообщил старый стражник. - Вдруг, пока ты выбегаешь из дома, он уже закончится?

- У нас такие бы делались для тех, кто боится пропустить солнце, - со вздохом прошептала принцесса.

- Окно в небо?.. - словно очнувшись, переспросил вдруг юный выпускник ВыШиМыШи.

- Ну да, - удивленный вопросом оттуда, откуда его было быть не должно, вежливо прошептал в его сторону Охотник. - Окно в небо.

- Окно в небо?.. - словно непонятливый, снова недоуменно повторил он себе под нос. - Окно в небо?..

Тем временем принцесса нетерпеливо ткнулась Сеньке губами в ухо.

- Что ты еще видишь?

- Да ничего пока не вижу... д-дура старая... потаращилась на огонь... молодец... ума хватило... - раздраженно прошипела сквозь зубы Серафима, и вдруг замерла.

Фразы Абуджалиля 'А разве в зимнем дворце есть окно в небо?' и Сенькина 'Тс-с-с-с!!! Ложись!!! Кто-то идет!!!' прозвучали одна за другой, и все четверо тут же бухнулись - кто на пол, самые удачливые - сверху импровизированной кучи-малы - и застыли, трое исподтишка кося на усеянное звездами небо в центре потолка.

Дальше события происходили почти синхронно.

Куча тряпок в дальнем углу неожиданно приподнялась и испуганным женским голоском вопросила: 'Кто здесь?'.

Просочившаяся из коридора крадущаяся тень рывком отделилась от стены и  метнулась на голос.

При свете далеких звезд в руке ее блеснул огромный, жуткого вида кинжал.

Сенька, не терявшая ни на миг из виду театр боевых действий, почти рефлекторно выбросила вперед руку, и метательный нож маленькой молнией устремился к антиобщественно настроенной тени.

Далее последовал короткий тихий всхрип, глухой стук падающего тела и, после секундного замешательства - душе- и ушераздирающий, как сирена воздушной тревоги, визг - сначала одиночный, но уже через пару мгновений подхваченный несколькими десятками женских голосов.

- Премудрый Сулейман... - не веря себе, словно кот, которого намереваются утопить в сметане, мученически простонал откуда-то из-под Серафиминого локтя Селим. - Прости нас, грешных... Мы не в зимнем дворце...

- А где? - тупо поинтересовалась слева Эссельте.

- Мы в гареме...

- Проводники, прабабушку вашу сулейманскую за ногу!!!.. - взрыкнула яростно царевна, вскочила, хватая за шкирку гвентянку, чтобы бежать в спасительное укрытие потайного хода...

И остановилась.

Стена за их спинами под портьерой с цветочным узором была девственно ровна и чиста, без единого намека не то, что на сдвижную панель или секретный коридор за ним, но и на банальные трещины, царапины или неровности.

Ход пропал.

- Кабуча... - вырвалось у ней потрясенное, и хотя остальные в полной почти тьме не видели подробностей, по тону ее голоса и без них было понятно, что на сей раз забавница-судьба припасла им не простую гадость, но нечто на редкость выдающееся и монументальное.

А вокруг уже поднялся не просто беспорядочный ор, но полноценный переполох.

Снаружи забегали-замелькали грузные фигуры евнухов в струящихся рубаха-джалабеях и с зажженными наспех лампами. Перестав для разнообразия вопить, жены и наложницы калифа высыпали наружу и заметались, сталкиваясь, спотыкаясь и перепуганно гомоня наперебой и на поражение. Зазвенела переворачиваемая в панике посуда и мебель, беспорядочно зашлепали туфли и босые ноги по мрамору и коврам...

- Кто кричал?..

- Где кричали?..

- Кто слышал?..

- Где началось?..

- Все в порядке?..

- Все живы?..

- Так кричали, так кричали!..

- Будто режут!..

- Кого режут, кого режут?..

- Кто кричал?..

- Где кричали?..

- Я не смогу ничего открыть, я всё забыл!.. У меня руки трясутся!.. - жалко пискнул обладатель красного диплома в ответ на попытку царевны подтащить его к пропавшей двери.

- А голова не отваливается? - угрожающе напомнила Сенька.

И напрасно.

Юный маг схватился за голову, будто она и в самом деле устремилась поучаствовать во всеобщей суматохе в роли футбольного мяча, опустился на пол и тихонько заскулил.

- Трус!!!..

- Я пропал...

- Абуджалиль, сынок, не позорь...

- ...я погиб...

- Юноша, ты смелый, ты отважный, ты спокойный...

- ...я покойник...

К этому времени, поняв всю непродуктивность своей суеты, евнухи остановились посреди огромного общего зала, разгороженного не доходящими до потолка стенами на отдельные комнатки с занавешанными полупрозрачными портьерами входами, и самый сообразительный из них провозгласил властным фальцетом:

- Внимание, перекличка!!! Все выходят из будуаров сюда!!! Услышав свое имя, каждая женщина должна громко и четко воскликнуть 'Здесь!' Всё понятно?

- Всё!!! - грянул дружный женский хор.

- Все вышли?

- Все!!!

- Помощник старшего евнуха... меня... Наргиз Гололобый... список у тебя?

- Да, господин старший евнух!

- Читай!

- Кхм-км-кхм... Абир!

- Я тут, со мной всё в порядке!

- Анбар!

- А я думаю, это Абла кричала!

- Абла!

- Нет, это не я! А по голосу - Варда!

- Не кричала я, не кричала!

- Варда, это ты?

- Я, голубь, я!

- Кричала ты?

- Нет, кричала не я! Это, вроде, Анбар голосила!

- Сама ты голосила!!! Вафа это была, Вафа!

- Да тихо вы!..

- Что-о-о-о?!

- Да как ты смеешь?!..

- Да что ты сказал нам?!..

- Да кто тебе...

- Да тихо вы говорите слишком, слышно плохо, вот что!.. Прости, Сулейман...

- А-а-а...

- Наргиз, отставить разговорчики! Дальше читай список!

- Да, господин старший евнух... Слушаюсь, господин старший евнух... Вафа!..

- Я тут, Наргиз-ага!

- Видад!

- А меня пропустили!..

- И меня!

- И меня!..

- А я здесь!

- И я! Только меня не кричали!

- Ну и что, меня тоже!

- До тебя еще очередь не дошла, Зайна!

- А до тебя так дошла!

- Премудрый Сулейман...

- Отсутствует!

- Абла, опять твои шуточки?

- А почему чуть что - сразу Абла?!

- А почему это ее два раза выкрикнули, а меня опять пропустили?!

- Ну, почему, почему в юности я не стал искать легких путей, и не пошел в укротители львов, или в заклинатели змей, или в глотатели мечей, о премудрый Сулейман?!..

- Пикнешь громко - убью...

Последняя фраза принадлежала грозно оскалившейся Серафиме, и не была услышана никем, кроме той, кому она была адресована.

- Кто... вы?.. - срывающийся от страха шепот был еле слышен на фоне гомона и выкриков в центре зала гарема.

- Мимо проходили, - правдиво ответила на вопрос Сенька. - А ты кто?

- Я... наложница его сиятельного величества... калифа Сулеймании... Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса... И меня... зовут... Яфья...

- Значит, перекличка до тебя не скоро дойдет.

- А... откуда... ты знаешь?

- Шаман, однако, - усмехнулась царевна и повернулась к Селиму.

Тот за ее спиной при просачивающемся через газовую портьеру скудном свете немногочисленных тусклых ламп придирчиво ощупывал и осматривал одетого во всё черное ассасина, пытаясь определить, кто же возжаждал на ночь глядя крови скромной наложницы правителя Сулеймании.

У закрывшейся двери потайного хода Эссельте старалась привести в чувство молодого отличника.

У Селима дела шли успешней.

По тому, как вытянулось лицо, встопорщились усы, и округлились его глаза, было видно, что даже слишком успешно.

- Ну, что?.. - вопросительно мотнула головой Сенька.

- Это сам тайный палач его сиятельного величества, о всеведущая пэри, - бледнее на несколько тонов и нервнее на несколько делений, чем до изысканий, тихо проговорил Охотник. - Для особых поручений. Ассасин. Из ордена убийц. Видите, у него кинжал из двуцветной дар-эс-салямской стали... с клеймом...

И, благоговейно сжимая изысканный клинок в узловатых пальцах, стражник по мере сил и освещения старательно продемонстрировал царевне и красно-черную сталь, и выгравированное клеймо - крылатого верблюда, прижимающего маленькими кривыми ручками к груди устрашающего вида кинжал.

- Для лиц, особо не угодивших? - догадливо уточнила царевна.

Он кивнул.

Яфья лишилась чувств.

- Еще тебя не хватало, вдобавок к этому кудеснику недоделанному... Интересно, что она такого могла увидеть? Или натворить?.. - досадливо прикусила губу Серафима и раздраженно покосилась на сцену у пропавшей двери, зашедшую, похоже, как и группа беглецов несколькими минутами ранее, в полнейший тупик.

А тем временем перекличка в общем зале гарема вошла в колею и, хоть со скрипом и визгом, но приближалась к логическому завершению.

- Рафа!

- Рафа здесь, Наргиз-ага!

- Сабира!

- Тута я, тутечки!

- Самиха!

- Здесь, здесь, здесь, вон я, за Аблой стою, в синем платье с золотым шитьем, рукой тебе машу! Зайна, перестань махать, это я машу, а не ты!

- Я не тебе машу!

- И я не тебе, но ты можешь минутку не помахать?

- И я так уже целую минуту не машу - с тобой препираюсь!

- Да отметил я уже тебя, Самиха, отметил, успокойся...

- А ты не Зайну второй раз отметил? Она тоже в синем платье, только у нее шитье дешевое, простая нитка, под золото крашенная! А она думает, что про это не знает никто!

- Выскочка!

- Деревенщина!

- Мотовка!

- Крохоборка!

- Язва!

- Геморрой!..

- ЦЫЫЫЫЫЫЫЫЦ!!! Сулейман премудрый... и за что мне это всё... Самия?

- Рядом! Сзади! Сбоку!..

- К-кабуча... - прошипела Сенька. - 'С' уже скоро кончится... м-м-м-м-м... Ну, чего он там, Селя?!

- Такой... малодушный... мужчина... - с трудом подбирая дипломатические выражения, тактично произнесла Эссельте, едва ли не брезгливо отряхивая руки после прикосновения к трясущемуся как овечий хвост плечу адепта магических наук, - был бы несмываемым пятном позора на репутации любой семьи Гвента.

- Всё бесполезно... мы погибли... я погиб... - как заведенное, тоскливо бубнило невыводимое пятно, отрешенно глядя себе под ноги.

- Послушай, ты, вундеркинд! - схватила его за грудки царевна. - Ты же прежде всего чародей! Тобой школа твоя гордится! Кафедра! Факультет! Написать нам ректору, что выпустили они не волшебника настоящего, а фокусника базарного, шута балаганного, да? Написать?

- Нет! - испуганно вскинулся юноша.

- Тогда чародействуй!!!

- Но я... я же не помню больше ни одного кода!.. Я все перезабыл!.. А тот, подвальный, не подходит!..

- Ты должен вспомнить!!!

- У меня не получается!.. Я слишком волнуюсь!.. Я... не могу работать в таких условиях!..

- Но ты же дипломированный специалист!!!

- Я дипломированный специалист по утонченным удовольствиям, а не по вскрытию потайных ходов!!!.. - едва не подвывая от растерянности и ужаса, взмолился Абуджалиль. - Разбудите меня среди ночи, попросите ароматизировать воду, построить воздушный замок, перекрасить розы в синий цвет, превратить мешковину в шелк...

- Ах, так... - хищно прищурилась, прожигая взглядом сжавшегося в комок молодого специалиста Сенька. - По удовольствиям... Розы в мешковину... Воздушный замок в синий цвет... Ну, что ж... Никто тебя за язык не тянул... с-студент...

*    *    *

- ...Шадия?

- Здесь Шадия!

- Шарифа?

- Тут, тут, тут!

- Ясира?

- Я с Шарифой рядом!

- Ясмин?

- Я на месте, со мной всё в порядке, только когда суматоха началась и выбегать все стали, мы с Хабибой столкнулись, и у меня туфля потерялась, новая совсем, парчовая, с жемчугом!

- Найдется твоя туфля, Ясмин.

- Конечно, найдется! Когда по ней уже полсотни с лишком человек потопчутся, тогда и найдется!

- Успокойся, новые купишь.

- А это и были новые, я не хочу новые, я хочу эти!

- Ясмин, успокойся...

- А я не хочу успокоиться, я хочу знать, кто знает, где моя...

- Ясмин, помолчи!!! Сейчас последнее имя назову, и ищи свои башмаки сколько твоей душе угодно! Яфь...

Голос помощника старшего евнуха оборвался на полуслове, и вместо имени опальной наложницы зал огласил его изумленный вдох, подхваченный, впрочем, уже через долю секунды всем списочным составом гарема.

Ибо сверху, сквозь окно в небо, блистающее еще минуту назад прозрачными, как бриллианты, звездами, пошел дождь.

Крупные теплые капли, сначала осторожно и неуверенно, но с каждой секундой все быстрее и веселее, посыпались на задранные головы, встрепанные прически и разгоряченные лица собравшихся, и всеобщий вздох восхищения и блаженства мягкой волной прокатился под высокими сводами гарема. Под ласковыми прикосновениями волшебного дождя^[12] зажмуривались глаза, раскрывались рты, протягивались ладони и подставлялись плечи, и неприятности ночи словно уходили, растворяясь, из сердец радующихся, будто дети, людей.

Но не успели женщины и их пастыри как следует насладиться чувством первого восторга, как их уже поджидало новое чудо.

Первое, что пришло им в голову - начался град.

Но когда то, что они принимали за комочки льда, упало на пол с легким звонким стуком и запрыгало по мрамору, рассыпая в тусклом свете ламп евнухов снопы ослепительных искр, свою ошибку поняли даже самые несообразительные и подслеповатые.

Ибо так сверкать и играть могли только бриллианты.

Через секунду в центральном зале гарема не осталось ни одного прямо стоящего и по сторонам смотрящего человека. 

*    *    *

- ...А они точно не настоящие?.. - Селим в последний раз с грустным видом обернулся на усыпанный драгоценностями и лихорадочно ползающими по ним людьми пол и осторожно стал прикрывать за собой тяжелую дверь.

За спиной его остался сказочный мир, знакомый до сих пор только понаслышке и, похоже, впредь собирающийся остаться точно таким же - далеким, дивным, недосягаемым, полным чудесных домыслов, сладких ароматов и запретных фантазий.

Абуджалиль, ведомый бережно под локоть Серафимой, открыл на миг один глаз, повернул голову, словно в трансе, но поздно - дверь в иномирье уже закрылась, отсекая их от восхитительного, волнующего юную кровь общества, и вокруг них снова оказалась только утыканная звездами темнота, да пропитанная дыханием южной ночи тишина.

Волшебник украдкой вздохнул и снова прикрыл глаза.

- Не настоящие, Селим-ага, - несколько запоздало ответил он на вопрос Охотника. - Оптико-аудио-тактильная иллюзия первой категории. Период полураспада - семь часов.

- А как живые... - Охотник отреагировал только на первую часть, и пропустил мимо ушей все остальное во имя сохранения ментального здоровья.

- А сколько мне времени потребовалось, чтобы совершенствоваться в этом заклинании до такой степени! - не вникая в подробности усвоения материала слушателем, горделиво прошептал чародей. - Целый семестр и одна неделя!

- А мне бассейн больше понравился, - заговорщицким шепотом сообщила принцесса. - Все эти руины стеллийских храмов на дне, затонувшие корабли, пиратские сокровища, вывалившиеся из сундуков, разноцветные рыбки, камушки, кораллы... Это ведь тоже все не настоящее, Абу?

- Это моя курсовая на втором курсе... - самодовольно пробормотал маг, сделал округлый жест рукой в воздухе, выдохнул с облегчением и открыл глаза. - Всё, теперь полный порядок. Точка твердости алмазов зафиксирована.

- То есть, в ближайшие семь часов люди в гареме найдут себе занятие поинтереснее поиска пропавшей наложницы? - уточнила Серафима.

- Совершенно верно, уважаемая госпожа, - галантно склонил голову маг и, воспользовавшись случаем, будто бы невзначай обернулся и глянул с плохо скрываемым любопытством на обвисшую мешком на плече Селима погруженную в беспамятство Яфью.

Уважаемая госпожа тем временем, сжимая нож, лихорадочно зыркала по сторонам в ожидании продолжения сюрпризов.

Направо и налево от остановившихся в нерешительности у крыльца людей простирались шикарные клумбы. Впереди - открытое пространство: дорога, ведущая к странному подобию площади - вытянутой и прямоугольной, на площади - фонтаны, перемежающиеся скамейками без спинок и редкими тощими деревьями, за которыми не спрятаться - не скрыться...

Строений рядом других, вроде, видно не было.

Вдалеке маячило нечто похожее на стену.

Или нет?..

На таком расстоянии даже для обладателя волшебного кольца предметы сливались в почти сплошное, хоть и многоцветное, пятно, и различить что-то конкретное в этом полуночном тесте Роршаха было практически невозможно.

Где-то вдалеке раздался печальный выкрик ночного стражника со смотровой вышки:

- Послу-у-у-у-у-ушивай!..

И тут же - отзыв с соседней, доказывающий, что напарник его не спит:

- Погля-а-а-а-а-адывай!..

Протяжная перекличка неспешной ночной птицей полетела вокруг дворцовой стены.

Невдалеке зазвенела алебарда, уроненная на камень.

- Все сюда, - решительно скомандовала Сенька, проворно свернула с дорожки, ведущей к только что покинутому ими заднему крыльцу калифского женщинохранилища, нырнула в узкое, выложенное длинными плитами пространство между роскошной клумбой и стеной, и распласталась на земле.

Маленький отряд незамедлительно последовал примеру лидера и замер.

И вовремя.

Мимо них, мимо черного хода гарема, мимо невообразимо пышных, как на картине художника, никогда не видевшего розовые кусты, клумб, неспешно прошагали пятеро стражников, возглавляемые толстым, крайне недовольного вида человеком в чалме из кольчуги - уже знакомым им сотником Хабибуллой.

- Уф-ф-ф-ф... пронесло... - с дрожью в голосе выдохнул Селим, когда коллеги его, на прощанье окинув суровыми взглядами погруженные во мрак и сон окрестности, завернули за угол.

- Они не вернутся? - взволнованно, не громче мышиного писка, шепнула Эссельте.

- Не думаю, о восхитительная гурия дальних земель, - уверенно отозвался Охотник. - Они пошли дальше. Это люди героические, в глазах их светится подвиг, и сей скучный своей обыденностью клочок стены и клумбы им неинтересен. Я бы - не вернулся.

На всякий случай беглецы посидели в своем убежище, прислушиваясь к ночным звукам, еще минут пять, но охрана и впрямь, похоже, нашла себе занятие поинтереснее и попроще, нежели обшаривание колючих кустов, число которых по всей вверенной им территории если и было не миллион, то вплотную к этой цифре приближалось.

Убедившись, что непосредственная опасность миновала, они немного успокоились, приняли сидячее положение, прижимаясь спинами к теплому еще от дневной жары камню гарема под узкими, забранными затейливой кованой решеткой окнами, и настороженно закрутили головами.

Как любил говаривать Граненыч, в таких случаях лучше перебдить, чем недобдить.

- Ближайшая калитка - там, - сориентировавшись на местности, уверенно ткнул пальцем старый стражник точно вперед. - В конце аллеи Ста фонтанов. На ночь она закрывается на замок, и караул снимают.

- Замок простой, амбарный? - деловито уточнила Сенька.

- Амбарный, о быстрая и догадливая пэри, - не без удивления подтвердил Селим. - Но дерево, из которого сделана  калитка, очень прочное, железные полосы, пересекающие ее, надежны, как твердь земная, а ключ от замка всегда находится на поясе у сотника - командира ночного караула.

- Не возражаю, - пренебрежительно хмыкнула царевна, ловким движением руки вытянула из остатков прически Эссельте шпильку, воткнула себе в волосы и подмигнула опешившей гвентянке. - Вас это беспокоить не должно.

- Но почему? - уперся в непонимании юный чародей, никогда в своей короткой, образцово-показательной жизни образцово-показательного ученика и трудящегося сферы магического обслуживания населения еще не встречавший царских дочек, вскрывающих чужими шпильками амбарные замки и тырящих мелочь по карманам.

- Потому что это моя проблема, - таким скучным голосом ответила Серафима, что теперь даже Абуджалиль прозорливо понял, что дальнейшие расспросы дадут информации не больше, чем сейчас, и примолк.

- А там точно ночью нет караула, Селим? - нервно поежилась в ночной прохладе принцесса, напряженно прислушиваясь к отдаленным и смутным звукам дворца - не то удары топора рано вставшего кухонного работника, не то усилия строителей по ремонту так и не увиденного ими зимнего дворца, не то дружный марш подкованных сапог по выложенным мрамором плитам дорожек. - Даже... сегодня?

- Не должно быть, о прелестная гурия, - всё так же упрямо мотнул головой Охотник, но чуткое ухо Серафимы уловило легкую тень сомнения, черной тучей набежавшего на его доселе неприступное и непоколебимое 'нет'.

- Я погляжу сбегаю, - остановила она жестом готовых подняться и идти напролом товарищей по несчастью. - Заодно и замок открою, чтобы нам там всем обозом не возиться на виду. Оставайтесь здесь, сидите тихо, никого не привлекайте, никого не подбирайте. Понятно?

- А если?.. - испуганно потянулась к ее рукаву Эссельте, но Сеньки уже и след простыл - только островки розовых кустов перед ними колыхнулись коротко, как от набежавшего ветерка, и снова всё замерло.

Ждать царевниного возвращения пришлось недолго. Уже минут через десять зеленые насаждения калифа зашевелились, заставив Селима схватиться за трофейный кинжал, Эссельте - за Селима, а придворного мага - за сердце, и из неистово благоухающих цветов показалась растрепанная Сенькина голова.

Голова осмотрелась, не изменилось ли чего в их диспозиции или количестве за время отсутствия, и удовлетворенно кивнула:

- Все в порядке. Поскакали за мной. Только потихонечку.

Старый стражник послушно поднялся, снова бережно и аккуратно, как античную вамаяссьскую вазу, взвалил на плечо свою ношу и приготовился потихонечку скакать, как и было приказано, но тут Серафиму осенила какая-то мысль, и она остановилась на грани исчезновения в розах, вернулась и, рассеянно поигрывая ножом, испытующе уставилась на наложницу.

- Кстати, как она?..

- Как убитая, - коротко доложил Охотник.

- Может, ей рот завязать? Пока не покончим... с этим делом? - заботливо заглянула в лицо неподвижной девушке царевна.

И неожиданно встретилась с медленно расширяющимися от страха глазами Яфьи.

Медленно увеличивающийся в громкости вопль ужаса зазвучал над сонным калифским садом мгновением позже.

- Молчи, дура!!! - сильная, пахнущая землей, травой и ржавым железом ладонь почти сразу же захлопнула ей рот, но непоправимый урон скрытности и маскировке был уже нанесен.

Где-то далеко и не очень залаяли собаки, закричали люди, зазвенело оружие, затопали сапоги...

- К калитке, бегом!!! - яростно выкрикнула царевна, схватила за руку Эссельте, и понеслась прямиком по клумбе, не пригибаясь и не разбирая дороги.

Вслед за ней ломанулся напуганным лосем Селим со своей впавшей в ступор поклажей.

Замыкал марш-бросок шагах в десяти, и всё время отставая от ударной силы, ошарашенный и оглушенный маг.

- Быстрей, быстрей, быстрей, быстрей!!! - с каждым шагом исступленно выкрикивала Серафима, торопя арьергард, но привело это лишь к тому, что арьергард, постоянно путавшийся в длинных полах помпезной многослойной униформы придворного мага и наступавший себе же на пятки, стал спотыкаться теперь с утроенной частотой.

Слева, из-за подстриженных под башенки с куполами кипарисов за углом гарема, с той стороны, куда ушла пятерка караульных с сотником, послышался стремительно приближающийся громоподобный топот подкованных сапог и звон выхватываемых из ножен сабель.

До заветной калитки оставалось не больше двадцати метров, когда сзади вдруг донесся стук коленок и локтей, нежданно встретившихся с мрамором, и острый вскрик боли.

- К-кабуча... - неистово взвыла царевна, метнулась назад, подхватила распластавшегося на гладких плитах площади чародея за шкирку и дернула из всех сил. - Вставай, идиот!!!

- Сима?.. - оглянулась от калитки Эссельте.

- Бегите, мы вас догоним!!!

Из-за угла гарема, топоча как стадо подкованных гиперпотамов, вылетели с саблями наголо пятеро сослуживцев Селима под руководством сотника Хабибуллы.

Руководство предусмотрительно держалось в середине, дабы в зависимости от боевой ситуации либо вырваться вперед и оказаться самым главным победителем, либо окончательно слинять в тыл на перегруппировку, а лучше за подмогой в казарму на противоположном конце города.

Для наметанного глаза Хабибуллы открывшаяся картина 'Серафима Лесогорская еле сдерживается, чтобы не убить Абуджалиля' выглядела как стопроцентный вариант первого случая. И, радостно гыгыкнув по такому поводу, резко взалкавший славы и почестей сотник оттолкнул локтями преграждавших ему путь к величию подчиненных, выхватил именную саблю и, грозно возопив: 'Сдавайтесь, кто может!' ринулся на беззащитную иностранку и отчаянно барахтающегося среди слишком длинных и слишком широких пол казенного бурнуса главного специалиста Шатт-аль-Шейха по головокружительным удовольствиям.

Гвардия его неслась с отставанием всего на шаг.

Отчетливо и с выражением проговаривая такие слова, что уши выпускника ВыШиМыШи не просто покраснели, но засветились в темноте, Сенька несколькими хлесткими ударами ножа выкроила из балахона волшебника то, что некая плагиатствующая дамочка в другое время и в другом мире назовет 'маленьким черным платьем', рванула мага за руку, поднимая...

И перестаралась.

Чародей, сумбурно сверкнув в воздухе голыми ногами в парчовых тапочках, боднул головой царевну в грудь, и та, не ожидая такого подвоха, повалилась спиной на выстилающие площадь Ста фонтанов плиты.  

Из ее глаз полетели искры, мир закружился, закуролесил, закаруселился колесом...

Сверху, коротко охнув, приземлился Абуджалиль.

Рядом через мгновение остановился сотник.

За ним - охранники.

Конец забега.

- Руки вверх! Не шевелиться! Висельник! - грозно проревел Хабибулла.

Абуджалиль жалко сморщился, закрыл голову руками и втянул ее в плечи.

- Я... с-сдаюсь...

Конец - так конец...

Что уж он, совсем бестолковый, не понимает, что ли?..

От судьбы и сотника Хабибуллы не уйдешь...

Прославленный полководец победно усмехнулся, поставил ногу в курносом сапоге на грудь глубоко потрясенному и низко поверженному злому колдуну, и картинно взмахнул саблей.

- Простись со своей головой, проклятый чернокнижник!

- С г-головой?.. С г-головой?.. С г-головой?..

Если бы сей доблестный муж пообещал колесовать его, четвертовать, утопить в лохани с крокодилами или замуровать в осином гнезде, покорный, мирный и покладистый паренек согласился бы и смирился со своей участью безропотно, даже не сомневаясь, что дела в его печальном положении не могут обстоять как-то по-иному...

Но сотник сказал волшебное слово.

'Голова'.

Это и решило участь отряда на сегодняшнюю ночь.

Потому что, кроме смирения и безответности, Абуджалиль обладал еще парочкой полезных качеств, жизненно необходимых для любого преуспевающего волшебника всех стран и народов Белого Света.

Впечатлительностью и фантазией.

И они дружно, споро и наперебой сообщили убитому неудачей вчерашнему студенту, как именно его голова будет смотреться на главных воротах дворца рядом с Казимовой, и какие еще интересные локации дворцового комплекса Амн-аль-Хассов могут быть украшены его единственной и неповторимой в своем роде частью тела.

- ...с г-головой?.. - в последний раз жалко пискнул и клацнул зубами юноша. - С моей головой?!.. А-А-А-А-А-А-А-А!!!..

В следующую секунду плотный вихрь приторного розово-желтого цвета вырвался из ладоней придворного чудодея и поглотил склонившихся над ними стражей калифского покоя.

А когда улегся и растаял через несколько секунд, то приподнявшаяся было на локте и приготовившаяся к смертельной схватке Серафима снова обрушилась на остывающие плиты площади, согнулась в три погибели и забилась в конвульсиях.

Пять усатых одалисок в прозрачных шароварах и с розами наголо в руках, под предводительством лысого шароподобного евнуха в куцей набедренной повязке из кольчуги и короткой леопардовой жилетке, занесшего над головой ухваченную за хвост пушистую кошку, иной реакции у нее вызвать не могли бы даже на Лобном месте в момент исполнения приговора.

Ошарашенные стражники раскрыли рты, выронили розы, горестно стеная и панически хватаясь за новые детали своей анатомии, напрочь компрометирующие долгие годы непорочной службы для настоящих мужчин. В это же время надежно зажатая в сведенной нервной судорогой мясистой пятерне кошатина с гнусным воем опустилась всеми двадцатью когтями на лысый череп потрясенного до самой глубины, длины, ширины и толщины своей души сотника, и его пронзительный фальцет, от которого витражи полопались в окнах, изысканным контрапунктом слился с ее хрипучим вокализом...

А дальше разразился пандемониум, как писалось в таких случаях в любимой книжке ее мужа.

Только, несмотря на все своё восторженное любопытство, ни досматривать, ни требовать его повтора на 'бис' Сенька не стала, а, проворно вывернувшись из-под потрясенного результатом своего испуга чародея, схватила его за руку и потащила к выходу.

Надо ли упоминать, что их отбытие на этот раз осталось абсолютно незамеченным.

*    *    *

- Так ты его превратил... превратил... его...ты... и кошка... вместо сабли... на голову...

Обширное чрево Селима снова всколыхнулось, и он вынужден был остановиться, чтобы в приступе неконтролируемого ржания, сопровождающегося икотой, слезами и попыткой отбить себе ляжки, не споткнуться или не налететь на забор.

Долгие годы страха, угнетения и унижения одной из самых всемогущих персон в маленьком тесном мирке старого стражника бесследно проходить никак не хотели.

Далеко позади осталась высокая, как окружающие его дома, дворцовая стена вместе с обступившими ее апартаментами знати, дорогими лавками самых богатых купцов и менял страны и изысканными чайханами и кофейнями.

Стих, запутавшись в постоянно сужающихся и переплетающихся, как влюбленные змеи, улочках испуганный рев шести луженых глоток его бывших товарищей по оружию.

Откраснел и отсмущался обрушившимся на его уцелевшую голову похвалам и на его голые ноги - взглядам голенастый герой ночи.

Отсмеялись и успокоились три девицы.

И только Селим Охотник, женолюб, сибарит и поэт, а, значит, любимый объект придирок, нападок и солдафонских шуток сотника Хабибуллы и его приближенных, сдаваться так легко и просто не желал.

Просто не мог.

Снова и снова переживая и смакуя каждое мгновение так и не увиденного им момента отмщения за его многолетние муки - именно так он расценил чудесное преображение своего начальника - Селим то и дело весело крутил головой, радостно гыгыкал и довольно хлопал по спине каждый раз заново конфузливо заливавшегося краской чародея.

- Да они часа через три всё равно примут свои исходный облик... надеюсь... - пожимал плечами Абуджалиль, смущенно опустив очи долу. - Конечно, повышенный стресс-фактор накладывающего заклинание усиливает коэффициент его стойкости раза в четыре минимум, но всё равно, больше восемнадцати часов продержаться оно не должно...

- Восемнадцать часов - то, что надо, - наконец, удовлетворенно кивнул Охотник и пригладил усы. - По часу за год. И, будем полагать, что счеты между нами сведены, о всемогущий сотник Хабибулла.

- Ты его так не любишь? - участливо вопросила принцесса.

- Нет, это он меня так не любит, о милосердная гурия северных холмов, - умиротворенно хмыкнул старый стражник. - А я его просто терплю. Вернее, терпел. Пустой, склочный и пакостный человек наш командир, да прочистит премудрый Сулейман ему мозги. Ну, да не будем про него больше думать - он свое получил по заслугам!

- Вот-вот, - неохотно вернувшись из комедии в драму, невесело подтвердила Серафима. - Давайте лучше подумаем, куда нам всем теперь податься...

- Как - куда?.. - изумленно остановился Охотник. - Мы же ко мне шли?!.. Моя Зейнаб обрадуется - слов нет! Дочка с мужем и внуками, разумеется, уже спят давно, но мы через их комнату осторожно пройдем, чтобы не разбудить, а дальняя каморочка, хоть и небольшая совсем, но трех прекрасных пэри вместить сможет всегда. А наш премудрый чародей и на крыше поспит, с сыновьями... Когда переоденется, конечно. Дабы не вносить в неокрепшие умы смущенье и разлад.

Премудрый чародей заалел как надвигающаяся заря, судорожно дернул неровный подол своего мини-балахона к коленкам, и пристыженно уставился в землю.

- Извини, Абу... перестаралась я... - со вздохом развела руками Сенька, безуспешно пряча улыбку. - Но ты не тушуйся, парень - мы тут все, кроме Селима, в чем попало рассекаем, так что рассматривай это так, что ты присоединился к большинству.

Яфья хихикнула, искоса стрельнув глазами цвета темного шоколада на тощие ноги чародея, и прикрыла изогнувшиеся в лукавом смешке губы ладошкой.

Абуджалиль под ее взглядом вспыхнул, как береста на костре, яростно рванул полу так, что та затрещала... и изрядная часть ее осталась у него в кулаке.

- Какое небо... голубое... - тактично поспешила задрать голову Сенька.

Обе девушки быстро последовали ее примеру.

- Абу, я бы могла отдать тебе свой пеньюар, - сочувственно проговорила Эссельте, вдумчиво изучая сулейманские созвездия, - но он, во-первых, розовый, во-вторых, совсем рваный, а в-третьих...

- С-спасибо... н-не надо 'во-первых'... и 'в-в-третьих' не надо... д-достаточно одного названия... - закусив губу, сконфуженно прозаикался волшебник, и впервые за несколько дней подумал, что, наверное, быть обезглавленным, но полностью одетым совсем не так уж плохо, как казалось раньше.

Спас положение Селим, находчиво предложив соорудить из своей кольчуги и пояса подобие юбки в стиле 'милитари'.

При слове 'юбка' багряный как заря востока выпускник ВыШиМыШи хотел было снова решительно отказаться, но тут в мужской разговор вклинилась Сенька, авторитетно сообщив, что самые свирепые отряжские воины сплошь да рядом в бой надевают только кольчугу до колен^[13].

После этого юбка в качестве авангарда отряжской военной моды была принята быстро и с благодарностью.

- Так о чем мы с тобой говорили, Селим?.. - убедившись, что теперь без опаски можно смотреть не только на крыши и котов на них, но и под ноги и по сторонам, продолжила Серафима. - Ах, да. О том, что нам к тебе сейчас нельзя. Потому что тебя твои же коллеги в первую очередь будут искать именно дома.

Добродушно-мечтательная физиономия отставного стражника вытянулась, и он сбился с шага.

- Об этом я не подумал...

- И я поначалу тоже, - не скрывая сожаления, попыталась успокоить то ли его, то ли себя царевна.

- А куда же мы теперь?.. - растерянно остановилась Эссельте.

- Надо найти какой-нибудь постоялый двор... или караван-сарай... подальше от центра, поспокойнее... где можно будет приодеться, запереться, и со всех сторон обдумать, во что мы вляпались и почему... ну и, заодно, Яфья всем поведает, чем можно так насолить своему благоверному, что он стал подсылать к ней чужих мужиков с ножиками. Нам с Эссельте будет наука, - и Серафима дружелюбно подмигнула наложнице Ахмета.

Та, к ее удивлению, вздрогнула, сжалась, метнула на Сеньку затравленный взгляд, шагнула было вправо, будто собираясь бежать, но тут же остановилась, покорно опустив плечи и голову.

- Мне... некуда тут идти... - то краснея, то бледнея, прошептала она. - И дома меня не примут... теперь особенно... Можно... я с вами останусь?.. Пока, хотя бы?..

- Оставайся, - великодушно махнула рукой царевна. - Где четверо, там и пятеро. Прорвемся.

- Пэри?.. - устремил вопросительный взор на царевну Охотник. - К слову о постоялых дворах... Я знаю тут поблизости несколько подходящих заведений, хозяева все, как на подбор - мои старинные знакомые...

- Погоди!.. - внезапно оборвала его царевна, осененная нежданной мыслью. - А не известен ли тебе часом караван-сарай некоего Маджида?

- Маджида Толстопузого? Маджида аль-Ашрафа? Маджида Наджефца? Маджида Погорельца? Маджида в тюбетейке? Маджида - хозяина полосатого верблюда? Маджида брата Назима? Маджида...

Похоже, гениальная с виду идея попробовать поискать улетевших мужчин в единственном знакомом им с Иваном месте в Шатт-аль-Шейхе обернулась большим пшиком.

- Хорошо, поставим вопрос по-другому, - кисло промямлила Сенька. - Известен ли тебе какой-нибудь постоялый двор, хозяина которого звали бы не Маджид?

- Да, безусловно, о загадочная пэри, - недоуменно наморщил лоб Селим. - А чем тебе пришлось не по нраву это уважаемое имя, разреши искренне полюбопытствовать смиренному рабу, подобно медлительной черепахе взирающему на твои юркие, как ласточки, мысли?

- Тем, что... Стой! - померкнувшая было физиономия царевны снова озарилась азартом и надеждой. - Этот Маджид!.. Он любит выражаться точно как ты - кучеряво и заковыристо! 'Уведи караван своих верблюдов в сарай моего долготерпения', и тому подобное!.. А еще у него во дворе есть фонтан!

- Фонтан? - недоверчиво вытаращил глаза Охотник. - Фонтан?!.. Ты имеешь в виду Маджида с фонтаном?! Так что ж ты сразу не сказала, о рассеяннейшая из рассеянных, что тебе нужен караван-сарай именно того Маджида, у которого в дальнем углу двора имеется фонтан?! Как же мне его не знать? Конечно, я его знаю! Ведь это же моя родная кровь, ближайший круг, любимая семья! Маджид с фонтаном - двоюродный брат деверя племянницы моей жены! Почитаемый всеми человек!

- Где? - радостно вскинулась царевна.

- Э-э-э... во всем Шатт-аль-Шейхе?

- Да нет, караван-сарай его где!!!

- А-а, это!.. Совсем рядом, о непредсказуемая пэри! Минут сорок ходьбы - и мы на месте! Надо же, как тесен Белый Свет, оказывается! Старому недогадливому Селиму и в голову его перегретую не могло прийти, что стремительная пэри северных краев, свалившаяся на него подобно молнии среди ясного неба сегодня утром, может знать про Маджида с фонтаном!.. Воистину, добрая слава далеко бежит!.. А, послушай, милейшая пэри, не приходилось ли тебе слышать об одном человеке в нашем городе... мужественном и доблестном... с сердцем бесстрашным и верным, как у песчаного льва, и в то же время кротком и добром, будто у горной лани... чей облик внушает трепет врагам и отраду друзьям... чья душа отзывчива как отражение в зеркале и тонка, подобно вамаяссьскому шелку?.. Если да, то узнай, наконец, и не мучайся боле неведением: этот человек - я и есть!..

*    *    *

Воссоединение двух частей потрепанного, но не побежденного отряда было праздником со слезами на глазах. Когда с улыбающимся до ушей ртом и светящимися счастьем очами Серафима попыталась ворваться в занимаемую поздними ночными гостями комнату, дверь отворилась, и навстречу ей шагнул еще один старый знакомец - известный врач, экспериментатор и естествоиспытатель^[14] Абдухасан Абурахман аль-Кохоль. И хоть глаза его слегка косили, язык чуть заплетался, а легкий сивушный дух с избытком ароматизировал воздух в радиусе десяти метров^[15], вид у него был строгий и озабоченный.

- ...Коровообращение у него... нормальное... рефлексы... рефлексируют... пульсация пульса... импульсная... Болящему командирован... постеленный режим... больше никаких потрясений... никаких физиологических... нагрузок... и, тем более, мозговых... если и вправду хотите, чтобы результаты моего лечения были... как вы это изволили фигурно выразиться... сногсшибательными! - важно и настойчиво говорил он кому-то через плечо перед тем, как летящая вперед очертя голову Сенька сбила его с ног, повалив на того, кто внимал ему в комнате.

И все трое одной огромной кучей-малой обрушились на четвертого, оказавшегося на шаг позади.

Если бы этим четвертым был не Олаф, ему под кучей яростно трепыхающейся мешанины из рук, ног и прочих человеческих комплектующих пришлось бы отчаянно туго и мучительно больно.

- Серафима, Сима, Сима!!!.. - едва разобравшись в полумраке комнаты, кто так упорно пытается вскочить на ноги прямо у него на груди, взревел он так, словно желал оповестить весь город о возвращении с того света боевой подруги.

- Олаф!!!..

Подруга оставила попытки пробежаться по нему, и вместо этого бросилась на мощную шею и радостно замолотила кулаками по плечам. - Живой, живой, здоровый, кабуча, Олаф!..

- И Кириан... - донесся откуда-то из области ее коленок полный вселенского смирения и глобальной укоризны глас поэта.

- Кирьян!!!.. Ты жив?!..

- Пока - да...

- Погоди, а где Эссельте? - приподнялся на локте и ухватил ее за руку отряг, не дожидаясь, пока коленки Серафимы, попытавшейся развернуться на сто восемьдесят градусов и поприветствовать теперь еще и славного миннезингера, вместо его груди ткнутся ему в нос.

- Я здесь, Олаф, я здесь!.. - донесся веселый голос из заблокированного свалкой коридора.

- А где Ваня? И Агафон? - в свою очередь оставила в покое конунга, забыла про барда, и нетерпеливо воззрилась в погруженные в полумрак внутренности арендуемых покоев царевна.

- Здесь мы... - долетел до слуха Серафимы слабый глас умирающего в пустыне. - Сима... похорони нас где-нибудь в этом... как его... уазисе... где есть много-много воды и тени... и нет ни одной треклятой крыши... Ох, репа моя, репа...

- Агафон?..

Несмотря на предосторожности, предпринятые конунгом, Сенька всё же вскочила и кинулась на голос.

- А Ваня?..

- Тс-с-с, не шуми, спит он, - едва приподнялся на подушках главный специалист по волшебным наукам и качнул покрытым ссадинами и йодом подбородком в сторону соседней лежанки. - Ему еще больше моего досталось. Лекарь сейчас его какой-то гадостью напоил, перевязал, и он уснул... Но переломов нет, ты не бойся!..

- Сама разберусь, когда мне бояться... - учтиво буркнула царевна, поспешно склонилась над неподвижной знакомой фигурой, и откинула край укрывавшего его с головой выцветшего покрывала.

Открывшаяся увлажнившимся очам ее картина больше всего напоминала строки из одной старинной лукоморской народной песни про былинного полководца: 'Голова повязана, кровь на рукаве...'

Из-под повязки на нее глянули, не узнавая, мутные от действия принятого зелья родные глаза, и снова медленно закрылись.

- В-ванечка... - предательски дрогнула сенькина нижняя губа.

- Ты не волнуйся, Сима, он в полном порядке, просто небольшое потрясение мозга, - торопливо заговорил ей на ухо нежный сочувственный бас Олафа. - У настоящего витязя от каждой встряски череп только крепче становится! А мозги - извилистее!

- Так ведь это - у настоящего... - на грани слез прошептала царевна. - А он у меня такой... такой...

- Какой - такой? Самый настоящий и есть! - строго выговорил отряг.

- Да ты меня, вон, к примеру, возьми! - энергично подключился Кириан. - У меня такое сто раз было - и до сих пор хоть бы тьфу! Думаешь, если поэт - так тебя, наземь не спуская, на руках носят?! ХА! Чем мне только по башке не прилетало - и сапогами, и кружками, и окороками, и бутылками, и мебелью всякой, и хомутами два раза, а один раз даже живой собакой попало! Знаешь, с какой высоты она на меня юхнулась!..

- Это как? - недоверчиво глянула на него Серафима.

- Да один рыцарь даме серенаду заказал спеть, собственного его сочинения. Восхваляющую ее красоту и добродетели. Дама эта самая неприступная в городе была, он ее год обхаживал, как кот клетку с канарейкой, но всё бЕстолку... Ну, и вот... А я подшофе в тот вечер оказался... нечаянно... самую малость... и слова его по ходу исполнения маленько подредактировал... творчески. Так вот она в меня свою собачку и бросила. И даже попала. Очень меткая оказалась дама, кто бы мог подумать... А потом еще и рыцарь меня догнал... и она сама по веревочной лестнице с балкона спустилась... Вместе били. Конечно, поэта всякий обидеть может, когда он пьяный и без каски...

- И чего дальше? - позабыла расстраиваться и восхищенно уставилась на менестреля Сенька.

- А дальше они поженились... - с уморительной гримасой отвращения договорил бард. - Пока меня по усадьбе гоняли, познакомились поближе, почуяли друг в друге родственную душу, и нате-пожалте... Трое детей уже. Я у них на свадьбе играл. В почетные гости приглашали, так за это денег не платят... А когда гости упились до нужной кондиции... простые, непочетные... ну, и я тоже с ними... я им ту самую серенаду исполнил, в двух вариантах. Слышали бы вы, как они на мой реагировали!.. Я ж сразу говорил, что он лучше, так нет... собаками кидаться...

- А с собачкой-то что случилось? - вспомнила завязку и забеспокоилась за его спиной Эссельте.

- Так чего ей будет, волкодавше-то... От нее и убегать стал поначалу-то...

- А во второй раз тебя молодожены не прибили? - не поднимая головы, полюбопытствовал загробным голосом с места своего упокоения Агафон.

Служитель прекрасного закатил под лоб глаза и вздохнул.

- Ну, как без этого-то... Ведь каждому известно, что совместная деятельность укрепляет молодую семью... То есть опять от старого доброго Кириана польза вышла. Два в одном, так сказать...

Так общими усилиями Серафима была успокоена, подбодрена, развеселена, взята под руки, уведена от постели погруженного в глубокий, всеисцеляющий сон мужа, усажена за стол и наделена куском пирога с финиками и фигами и кружкой кислого, разбавленного до самого некуда контрабандного вина.

За тем столом уже сидели с аналогичным продуктовым набором, предоставленным любезным Маджидом с фонтаном^[16], Селим, Абуджалиль и Яфья.

Вежливо отодвинув скамью с сулейманами в сторонку, Олаф развернул стол, чтобы лежащему так, как доктор прописал, Агафону были видны и полуночные гости, и всё, чем они занимаются, и подтащил от стены еще одну лавочку - для своих.

Около получаса ушло у обеих воссоединившихся половин антигаурдаковской коалиции чтобы поведать друг другу во всех красках и полутонах свои ночные приключения и подсчитать потери.

Плюс все живы. Плюс встретились. Минус посох Агафона. Минус топоры Олафа. Минус весь багаж и припасы. Минус один наследник.

И последнюю потерю, в отличие от всех остальных, ни компенсировать, ни заменить было невозможно.

- ...Хозяин говорит, что все сестры калифа замужем в других городах или странах. За кем - не знает. Братьев было немного, но и те разъехались - семейная традиция правящей фамилии, объясняет. Калифы конкурентов не любят. Поэтому сразу, как наследник восходит на престол, те его братья, которых еще не угрохали, пока за трон боролись, немедленно собирают манатки и в двадцать четыре часа убираются из страны. Пока добрый калиф не передумал. Так что...

- Будем брать этого? - скептически подытожил Кириан.

- Взяли бы... - поморщился сквозь скрежет зубовный на своем лежбище Агафон. - Да как его, гада, возьмешь...

- Подкрасться незаметно, по башке - и в мешок, - резонно предложил отряг.

- А когда очухается? - не менее резонно вопросил шершавый мохеровый голос с широкой полки под потолком.

- А не давать очухиваться, - мстительно проговорил конунг. - Чуть только зашевелится - опять по башке и опять в мешок. До места долетим, из мешка достанем, дело сделаем, да там его и бросим - пусть пешком домой добирается, может, мозг-то проветрит.

- Чтобы достать колдуна из мешка, надо его сначала туда посадить, - Сенька - кладезь воодушевляющей народной мудрости - была тут как тут.

- Странный он у них какой-то всё-таки... - задумчиво произнес Масдай. - То по улицам бегает - всех осчастливить хочет, то головы рубит почем зря, крыши на гостей роняет, ассасинов собственным женам подсылает...

- Наложницам, Масдай-ага... - автоматически поправил Абуджалиль, успевший переодеться в одолженную Маджидом рубаху и штаны и, соответственно, избавившийся от одного - но не единственного - комплекса неполноценности. - Госпожа Яфья не жена, а наложница его сиятельного величества.

- Какая разница? - раздраженно отмахнулась Сенька.

- Большая, позволь заметить твоему недостойному почитателю, о нетерпеливая пэри морозного севера, - покачал головой Охотник. - Если жена надоест калифу, то он может с ней развестись. А если надоест наложница - то просто продать. Или прогнать.

- Но это несправедливо! - вспыхнули голубым огнем очи принцессы.

- Зато практично для казны, - незамедлительно, хоть и без особого одобрения проинформировал Селим. - Попробуй обеспечь достойное существование - не хуже, чем в браке - сотне с лишним женщин! А вы знаете, какие у них после пребывания в гареме представления о прожиточном минимуме!..

- Разводиться не надо, - сурово не согласилась Эссельте. - Если бы я была на месте ваших законодателей...

Но совершить внеплановую юридическую революцию в Сулеймании не позволила царевна.

- Кстати, о наложницах...

Не дожидаясь, пока гвентянка вынесет на всеобщее обсуждение свой проект основопотрясающего и традициепереворачивающего закона о семейном праве, Серафима вперила цепкий оценивающий взор на притихшую, как былинка в штиль перед бурей, избранницу калифа.

- Теперь твоя очередь нас развлекать, девушка. Почему Ахмет подослал к тебе убийцу?

- Я... не знаю... - не поднимая глаз, прошептала поникшая и сжавшаяся в комок нервов и дурных предчувствий Яфья и замолкла, считая разговор на эту тему законченным.

У Сеньки по этому поводу было диаметрально противоположное мнение, о чем она и не преминула безапелляционно и во всеуслышанье заявить.

Ответ несостоявшейся жертвы ассасина, к ее раздражению, остался неизменным.

- Клянусь премудрым Сулейманом... я не знаю... и догадаться не могу... ибо... ибо... не совершала за жизнь свою ничего такого... за что бы повелитель мой мог... на меня прогневаться...

- Слушай, лапа, - нетерпеливо фыркнула царевна. - Те, кто ничего не совершает, ничего не видит, и на кого нельзя повесить что-нибудь криминальное, самим калифом содеянное, сейчас не по трущобам скрываются, а во дворце десятый сон досматривают.

- Но я правду говорю, что я ничего... - огромные карие глазищи девушки, почти девочки вскинулись умоляюще-затравленно на хмурый лик лукоморской царевны.

В другое время и при других обстоятельствах та, без сомнения, пожалела бы бедную девчонку, и как минимум - оставила в покое, а как максимум - приняла участие в устройстве ее дальнейшей судьбинушки...

Но не сейчас.

- Хорошо, зададим тот же вопрос по-другому, - загнав верблюдов своего нетерпения и сочувствия в долгий ящик ожидания, сменила тактику и вкрадчиво проговорила Серафима. - Яфья. Посмотри мне в глаза и честно ответь. Что ты совершила такого, за что бы твой повелитель мог на тебя прогневаться, если бы узнал?

По отхлынувшей с лица девушки краске и рваному испуганному вздоху все поняли, что на этот раз стрела вопроса угодила точно в цель.

Дальше отпираться было бессмысленно.

Яфья уронила голову, уткнулась в ладошки, и ее длинные черные спутанные волосы цвета полуночного шелка занавесили от пытливых, соболезнующих и просто любопытных взглядов изменившееся миловидное личико, на котором за мировое господство боролись две равновеликие силы - страх и стыд.

- Ну, давай, давай, Яфа, рассказывай. Хуже не будет.

- Я... не могу... я... не должна была... я... это... преступление... наверное... он узнал... и за это... за это...

- Ну же, ну же, ну, деточка, - мягкая теплая длань Селима легла безудержно дрожащей наложнице на плечо, и тут тщательно возводимую уже несколько минут дамбу слез прорвало.

Жалостно всхлипнув, Яфья бросилась на грудь старого стражника, уткнулась лицом в жесткую, пропахшую потом и специями рубаху и заревела, горько и безутешно, как маленькая девочка, какой, по сущности, она и была: пятнадцать лет - разве это возраст?..

История, рассказанная Яфьей, была стара, как пра-пра-прадед пра-пра-прадеда Селима и проста, как его же тюбетейка.

Великий визирь Гаран-эфенди купил Яфью у ее семьи - кочевников-бедуинов, и подарил калифу на именины с полгода назад. Калиф визиря поблагодарил, погладил девочку по головке, сказал пышный как его именинный торт комплимент, и... забыл. Со дня дарения прошел месяц, другой, третий, четвертый... Калиф приходил в гарем почти каждый день, выбирал себе подругу на ночь, но мимо Яфьи его глаза каждый раз проскальзывали, как будто она превратилась в невидимку. Яфья ревела по ночам в подушку, днем красилась, румянилась, делала умопомрачительные прически, покупала у приходящих из города торговок самые откровенные и вызывающие наряды, тратя за раз все отпущенные ей на неделю деньги, но ничего не шло впрок. Девушки постарше стали над неудачливой новенькой ехидненько подхихикивать - сначала за ее спиной, а на пятый месяц уже и прямо в лицо. Бедняжка уже подумывала, а не покончить ли ей с ее ужасным положением одним глубоким и долгим нырком в бассейн, или иным нетрудоемким, но эффективным способом, но тут подвернулся один невероятный по своевременности шанс, отказываться от которого было бы глупо.

А соглашаться - преступно.

Скрипя зубами и страдая от насмешек и растущего не по дням а по часам комплекса неполноценности, девочка прорвалась еще через месяц издевок, шпилек и ночных страданий...

А потом сдалась.

Среди коммерсантш, допускаемых в гарем его сиятельного величества, была одна старуха - торговка благовониями и притираниями. Новая наложница - а вернее, ее бедственное положение - сразу бросилось Муфиде-апе в наметанные острые глаза, и через несколько месяцев наблюдений за развитием ситуации она предложила Яфье - тайно и на ушко, естественно - верное средство от калифского равнодушия.

Волшебный горшочек.

Всё, что требовалось от девушки - это ночью, когда все лягут спать, выставить горшок за пределы комнаты, отвинтить крышку и быстро удалиться в свои апартаменты. Утром, сразу после восхода солнца, горшок надо было закрывать и забирать. Через несколько таких ночей, самое позднее - через неделю-другую, гарантировала убедительная Муфида, калиф будет выбирать каждую ночь ее, и только ее. И пусть все, кто был так скор на колкость и унижение, позеленеют и облысеют от зависти.

Последний аргумент оказался для обойденной добрым вниманием наложницы решающим, и она, не сомневаясь больше и не раздумывая, купила способный решить одним махом крышки все ее проблемы дивный сосуд, выложив за него стоимость десяти новых шелковых платьев.

Ночь за ночью загоревшаяся новой надеждой Яфья прилежно делала всё, как научила ее старуха...

И однажды ее мечта сбылась.

Несколько дней назад, утром, едва солнце притронулось к краю неба на востоке, портьера, отделяющая комнату Яфьи от общего зала, отодвинулась, и она увидела, что на пороге стоит ни кто иной, как сам калиф Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс.

Собирающаяся потихоньку выйти и забрать горшочек наложница радостно вскрикнула при виде чудесного воплощения своей мечты, протянула к нему руки со словами любви и преданности... и тут произошло то, что ей не могло присниться и в самом страшном сне.

Ахмет одарил ее обжигающим злобным взглядом и, не говоря ни единого слова, развернулся и кинулся прочь.

Без чувств повалилась она на пол, а когда пришла в себя и вышла, чтобы забрать горшок, то не нашла его.

- Н-нда... - задумчиво протянула Серафима, дослушав рассказ наложницы до конца. - Присуха. Насилие над личностью. И даже не из любви - из каприза... Статьи не знаю, но бить за такое всем гаремом можно долго и со вкусом.

Девочка понурила голову, словно выслушав обвинительный приговор, и еле заметно кивнула, словно расписываясь: 'Ознакомлена. Претензий и наследников не имею'.

- Я виновата... мне очень... очень жаль... я не хотела... целый месяц... я правду говорю... честное слово... - на собравшихся вдруг глянули ее блестящие от заново собирающегося озера слез глаза, а с дрожащих губ посыпались, сталкиваясь и рассыпаясь, сбивчивые, отчаянные слова. - Но... Я бы никогда на такое не решилась... я правду говорю... Но они... они... Они злые... завистливые... жестокие... Они смеялись... говорили... они такое говорили про меня... гадости... я должна была доказать... но как... я не знала... я... я была готова их побить... всех...

- Ну, и надо было, - уже чуть мягче повела плечами Сенька и вздохнула. - Ну, да что теперь говорить...

- К нашему делу это всё равно отношения не имеет, - галантно поддержал готовую снова вот-вот разреветься девочку Кириан.

- Но всё равно, убивать за это - преступление, даже для калифа! - подал из своего угла возмущенный голос Абуджалиль. - Если Яфья не угодила ему, разгневала - то он мог бы изгнать ее, продать, передарить... достойному человеку... Кхм. Но подсылать среди ночи ассасина!..

- Тем более что приворот не сработал, - поддержал разумным доводом страстную речь юного вольнодумца Селим.

- А интересно, - всерьез задумалась царевна, - если приворот не сработал, то как Ахмет оказался в такой непартикулярный час в гареме? Да еще и у Яфьи? Он часто приходил к вам по утрам, Яфья?

Девушка старательно замотала головой.

- Нет. Никогда не приходил.

- И почему он зашел именно в твою комнату?

- Не знаю...

- А, может, он заходил во все комнаты споподряд? - брюзгливо заметил, не поворачивая головы, прикованный на ночь к постельному режиму чародей.

- Если бы наш господин и повелитель заглянул к кому-нибудь еще, они бы такой шум подняли... - горько проговорила опальная наложница, стыдливо опустив снова подтекающие глаза. - Ведь это... такая честь...

- И та, кому бы выпало это счастье, раскудахталась бы на весь гарем, да погромче, чтобы остальные обзавидовались, ведь так? - предположила Эссельте, ласково заглядывая в бледное, осунувшееся лицо девушки.

Та молча, но энергично закивала, ободренная пониманием вопроса.

- Тогда тем более непонятно... - недоуменно поджал губы Олаф, и его честная, обгоревшая так, что впервые конопушек стало почти не видно, физиономия исказилась будто в попытке решить систему дифференциальных уравнений в уме. - Чего ему не спалось-то?!

- А-а, так это-то как раз понятно, - махнул над столом рукой Селим, то ли отгоняя от крошек пирога муху, то ли изображая, до какой высокой степени ему это понятно. - Его сиятельное величество в последние дни до того, как кончилось это безобразие, взялся ходить с патрулями по всей территории дворца. Чтобы самолично поймать злодея, если таковой имелся во плоти. Ну, и чтобы приободрить ночные патрули, как говорил сотник Хабибулла. Дабы им не так страшно было.

- Герои... - фыркнул тихо^[17] Олаф.

- Я бы на тебя посмотрел, будь ты хоть в два раза выше и в три - шире, как бы ты ходил по темноте, когда такая свистопляска каждую ночь кругом творилась! - обиженно надулся стражник. - Небось, палкой из казармы бы не выгнать было!

- Так вас из казармы палкой выгоняли?! - расхохотался отряг так, что даже Иванушка заворочался во сне.

- Тихо вы, погодите! - сердито прикрикнула на распетушившихся вояк Серафима и устремила вопросительный взгляд на сулейманина. - А давно ли это... безобразие... перестало твориться?

- Да как Казима казнили, о любознательная пэри, - бросив уничижительный взор на широко ухмыляющегося конунга, куртуазно склонил голову в ее сторону Селим. - Дня... три назад?..

- Ч-четыре, - любезно подсказал Абуджалиль, нервически потирая шею.

- Долго суд шел?

- Над кем? Над ним? - поднял удивленно брови домиком Охотник. - Да нет, не особо. Около десяти минут, говорят. Он пришел к главным воротам со своими бесстыжими заявлениями, его проводили к его сиятельному величеству, а через десять минут уже предали в руки палача. Следующую же ночь дворец спал спокойно. И это доказывает вину парня как дважды два...

Селим осекся, болезненно поморщился, припоминая события последней ночи, и недоуменно пожал плечами.

- Доказывало бы, я хотел сказать...

- А давно это началось?

Селим задумался, переглянулся со специалистом по изысканным удовольствиям, и пожал плечами.

- С месяц назад?

- Что-то во всем этом мне не нравится... - пасмурно подперла щеку ладонью Сенька.

- И мне тут что-то не нравится... совсем-совсем не нравится... - шершавым неразличимым шепотом, теряющимся в голосах людей как муравей на поляне, вторил ей с полки Масдай.

- Не нравится, что вместо того, чтобы продолжать путь с Ахметом, мы оказались здесь и без него? - кисло вопросил в потолок Агафон.

- И это тоже... - вздохнула Серафима. - И это - тоже.

- А давайте-ка лучше все ляжем спать - утро вечера мудренее, - зевнул во весь рот его контуженное премудрие.

- А утром что? - мрачно полюбопытствовал Кириан.

- А утром я пойду во дворец, заберу свой посох из развалин, и выбью всю дурь из этого мерзавца, - отвернулся к стене маг, давая понять всем заинтересованным и не слишком лицам, что и разговор, и обсуждение планов на будущее закончены.

- Посохом? - упрямо проявил недогадливость и любопытство менестрель.

- Если понадобится - голыми руками, - зловеще буркнул волшебник и натянул покрывало себе на голову.

Через десять минут все остальные тоже последовали примеру чародея: девушки в единственной остававшейся незанятой большой комнате постоялого двора, мужчины - в общем зале, среди погонщиков верблюдов и экономных купцов. Как бы ни встряхнули ночные приключения и откровения нервную систему, а усталость и отпустившее напряжение свое брали настойчиво и энергично.

Не спалось только Абуджалилю. Прокрутившись с полчаса на верблюжьей кошме, придворный чудесник потихоньку пробрался к постели старого стражника.

- Селим-ага? А, Селим-ага?

- М-м-м?..

- Вы уже спите?

- Уже спал...

- А-а... извините... тогда... - стушевался юноша и осторожно повернул в обратный путь.

- А что ты хотел, Абу? - приоткрыл один глаз Охотник.

- Я... э-э-э... кхм... Селим-ага... Только вы не смейтесь... я... тут стих... сочинил... один...

- Стих? - стряхнул с себя остатки сна сулейманин. - Ты?

- Да!

- О чем?

- Э-э-э... Про... Для... Только вы не смейтесь!

- И не собирался.

- Э-э-э... для одной... девушки. Про нее... если совсем быть точным...

- Девушки? - расплылся в мечтательной улыбке Охотник. - Я ее знаю?

Абуджалиль покраснел, закашлялся нервно пересохшим горлом, и, не в силах отыскать предательски пропавший куда-то голос, молча кивнул.

- Поня-а-атно... - с видом лекаря, поставившего самый головоломный диагноз столетия, усмехнулся Селим. - Стих, значит. Для девушки... А от меня ты чего хочешь?

- Я... если вам не трудно... будет... Не могли бы вы... ну... послушать... и сказать... подсказать... помочь... исправить... если совсем плохо... Пожалуйста?

- Да, конечно, - благодушно улыбнулся в усы Охотник, приподнялся на локте, прислонился к стенке и выжидательно воззрился на чародея. - Читай.

*    *    *

Утро в караван-сарае Маджида, впрочем, началось совсем с другого.

Действие лекарства аль-Кохоля с восходом солнца кончилось, и едва разлепивший недоуменные, с туманной поволокой очи Иванушка узрел вокруг себя Сеньку, Эссельте, Олафа, Агафона, неизвестную черноглазую девушку и еще одного незнакомого юношу сулейманской национальности, тут же представленного ему как придворного мага Ахмета в изгнании.

Придворный маг, рассеянно поздоровавшись^[18] со всеми, беспрестанно переминался с ноги на ногу и бросал странные косые взгляды на свою юную соотечественницу, словно хотел ей что-то сказать, но то ли не мог решиться, то ли не определился с репертуаром, то ли чего-то ждал.

- Что-то ты на Яфью поглядываешь, как кот на сметану, - не выдержал игры эмоций на алой физиономии коллеги и ехидно бросил специалисту по утонченным удовольствиям Агафон. - Стихи про нее, что ли, сочиняешь?

- А ты, обняв его за выю,
И глазки к небу закатя,
Уже трепещешь вся, впервые
Лишиться чести захотя...

Яфья прыснула в край платка.

Главный специалист по волшебным наукам приосанился.

- Не твоего ума дело! - яростно скрипнул зубами Абуджалиль.

- Это тебе так кажется, парень, - хитро подмигнул его игривое премудрие. - Хотя прочитать, что у тебя на лбу написано, никакого ума не надо.

- Отстань от человека, Агафон, - по-дружески одернул его отряг. - Гляди лучше, сейчас Ивану Сима повязки поснимает, посмотрим, как у него котелок за ночь зажил. Знахарь вчерашний клялся и божился, что его примочки и мази чудеса творят. Но если соврал, касторная душа, я ему самому...

Впрочем, личная неприкосновенность аль Кохоля осталась ненарушенной, потому что его примочки и мази действительно сотворили чудо: ссадины покрылись корочкой, синяки позеленели, контузия рассосалась.

По окончании последовавших по такому случаю объятий, поцелуев и брифинга в комнату вошел еще один новый старый знакомый - Селим Охотник - и жизнерадостно сообщил, что стол в общем зале для всей честной компании уже накрыт.

Кряхтя и морщась от кружения перед глазами и боли в отлежанных за ночь и отбитых за вечер конечностях и боках, Иван приподнялся на постели, сел...

И встретился глазами с озабоченным взглядом Абуджалиля.

- Иван-ага, извините, если в ваших северных краях так не принято, но почему вам никто никогда не говорил, что такая... - вчерашний отличник замялся в поисках подходящего слова, - э-э-э... прическа... не совсем подходит к типу вашего многоуважаемого мужественного лица?

Иванушка смутился, рука его непроизвольно поползла к неоднократно опаленным волосам^[19], но разочарованно остановилась на полдороге.

Вряд ли там можно было отыскать что-нибудь новое.

- А, по-моему, отсутствие волос придает Айвену вид загадочный и суровый, - поспешила утешить боевого товарища принцесса.

- А, по-моему, немного волосяного покрытия ему бы не повредило, - сообщил со своей полки ковер. - Потому что сейчас он выглядит побитым молью, и каждый раз, когда я на него смотрю, меня передергивает от ужаса до последней кисти.

- Спасибо, Масдай, - грустно вздохнул лукоморец. - Ну, если больше никаких пожеланий и замечаний про мою голову ни у кого больше нет...

- Ой... - вспыхнул как сулейманский рассвет Абуджалиль. - Извините мою рассеянность, Иван-ага! Вы ведь могли подумать, что я настолько дурно воспитан, что сказал вам неприятное слово просто так! Нет, ни в коем случае! Просто я... э-э-э... хотел предложить вам восстановить ваши волосы до нужной вам длины. И прическу я любую могу сделать, какую вам угодно. И укладку. И покрасить. Полторы сотни цветов и оттенков - что-нибудь да понравится. И побрить тоже могу. И ароматизировать волосы с долгосрочным эффектом - хвоя, мускус, ваниль, корица, мускат, мята, кориандр, зеленый чай, жасмин, дым, чеснок, копчености, рыба, огурцы - свежие или соленые, кому что нравится, роза, герань, магнолия, и еще тысяча триста двадцать шесть запахов - на выбор один аромат или смесь, тринадцать компонентов максимум, гарантия - неделя...

- И всё это при помощи магии?! - изумленно воззрился на сулейманина Иванушка. - Даже не знал, что такое возможно...

- Как?.. - не менее удивленно захлопал пушистыми ресницами юный волшебник. - Я полагал, что Ага... Агафон ... ага... предлагал вам неоднократно, но вы по какой-либо причине, неподвластной моему скудному разуму отказались, а вам с такой прической правда не очень хорошо...

Сенька, задумчиво прищурившись, уставилась на Агафона-агу.

- Естественно, я могу это сделать! - не дожидаясь соответственного вопроса, гордо фыркнул его премудрие. - Раз плюнуть! Волосы - моя вторая специальность! Вы же сами видели!

Свидетели душераздирающей сцены в ВыШиМыШи с участием доверчивой прачки вздрогнули.

Иван опомнился и попытался отодвинуться к стене.

- А первая ваша специальность какова? - почтительно спросил, не замечая странной реакции на простые слова, Абуджалиль.

- Вообще-то, я боевой маг, - снисходительно отставил ногу и задрал подбородок Агафон. - Но нет предела человеческому совершенству.

- Мудрая мысль всегда посещает мудрую голову, - почтительно поклонился маг придворный. - А позвольте поинтересоваться скромному выпускнику Высшей Школы Магии Шантони, Агафон-ага, какое учебное заведение имело честь дать столь разнообразное образование такому выдающемуся чародею как вы? Иногда мне начинает казаться... со вчерашнего дня, если быть точным... что я вас уже где-то видел...

- Значит, волосы, говорите... - не сводя сосредоточенного взгляда с Иванушки, преувеличенно громко проговорил Агафон, внезапно и всерьез пораженный приступом абсолютной глухоты. - Значит, так...

- Агафон, послушай, а, может, не надо сегодня?.. - жалобно глянул на него Иван.

- Может, лучше Абу это сделает? - с тактичностью спасающегося от степного пожара гиперпотама вопросил Олаф.

Агафон задохнулся, сжал губы, метнул испепеляющий взгляд исподлобья на так и не понявшего, что он только что сказал, рыжего конунга, и сделал резкий знак рукой обступавшим его людям раздвинуться.

- Агафон, а может потом?.. - робко дотронулась до его рукава Эссельте.

Не выдавая ни единым взглядом и жестом, что слышал что-то, кроме зудения уткнувшейся в оконное стекло мухи, Агафон сурово потер ладони, деловито закатал рукава...

Пальцы его нервно дернулись в сторону неразлучной шпаргалки, но вытащить спасительный кусок волшебного пергамента на глазах у этого... этого... этого... зубрилы!..

Нет.

- Агафон, да мне и так всё нравится, я же пошутил!.. - умоляюще прошелестел с полки Масдай.

- Благородная облыселость сейчас входит в моду! - без особой надежды на успех подхватила Сенька...

- Д-да? Вы так думаете? - с видом глубочайшего сомнения проговорил маг и будто нехотя начал опускать руки. - Полагаете, не стоит портить сложившийся узнаваемый имидж героя?

- Да, да, да!!! - взорвались обрадованными криками друзья...

Но было поздно.

- Ой, а я, кажется, вас... тебя... вспомнил! - и к месту, и ко времени вдруг улыбнулся широко и довольно воскликнул Абуджалиль. - Ты, случайно, не тот второгодник-младшекурсник, которого каждый год хотели выгнать за неуспеваемость, но всё время оставляли - то из-за дедушки твоего, какого-то знаменитого чародея, то за тебя иностранная ведьма - руководительница практики заступалась?.. Ты еще раньше меня поступил! Но когда я выпускался, ты еще, вроде, даже не на последнем курсе был? Ты закончил экстерном, как я? Или тебя... э-э-э... может, это, конечно, не мое дело?..

Ах, Абуджалиль, Абуджалиль!.. И кто тебя тянул за язык, и кто дергал, кто просил тебя говорить такое под уже опускающуюся руку самому Агафонику Великому, кто тебя научил-надоумил так общаться с чародеями, уже готовыми к выходу из затруднительной ситуации с сохранением своего лица и чужой головы, кто пример подал?..

Олаф, первый дипломат отряда, не иначе...

- Это не твое дело! - рявкнул как отрезал его ославленное принародно премудрие, скрежетнул зубами, сверкнул глазами, взмахнул руками, выдавливая сквозь стиснутые яростно зубы слова заклинания выращивания волос, которое просто обязано было сработать...

Было обязано.

Но не знало об этом.

И поэтому под всеобщий изумленный ох голова Иванушки покрылась не 'отборными волосьями', как обещало название этого заклинанья в Регистре, а крупными веселыми пучками разноцветных перьев.

- Чингачгук... - нервно хихикнула Серафима.

- К-кабуча... - прорычал Агафон, внес коррективы, сделал пассы...

Перья благополучно сменились травой.

Сенька страдальчески искривила губы, не зная, то ли ей смеяться дальше, то ли оглушить главного специалиста по волшебным наукам, пока не слишком поздно, и передать бразды правления - или сенокосилку? - в руки Абуджалиля.

- К-кабуча... - прошипел маг, снова пробормотал что-то невнятное над медленно наливающейся колосом Ивановой головушкой, торжественно взмахнул руками...

Экспериментальное поле превратилось в цветущую клумбу.

- Послушай, Агафон... чем это тут так пахнет... замечательно? - в ожидании чуда вопросил лукоморец. - Это была ароматизация, да? Та самая? А 'зеленый чай' можно? С жасмином? Фиалки - несколько сладковато, мне кажется?..

- К-кабуч-ча...

- А-а-а... зеркала тут нигде нет?.. - не обращая внимания на привычное междометие, Иван зашарил глазами по голым стенам в поисках названного предмета.

- Сиди смирно, развертелся тут!.. - рассерженно прорычал волшебник, дотронулся обеими руками до благоухающей головы друга, вдохнул, сосредоточился, состроил жуткую мину...

И в тот же миг фиалки перевоплотились в цветущие жасмином чайные кустики.

- Вот, то, что надо! - обрадовался было Иван, вдохнув новый запах, но увидел лица наблюдателей, застывшие в живом воплощении поговорки 'смех сквозь слезы', почувствовал, что происходит что-то не то, и снова - нерешительно и боязливо - потянулся рукой к тому месту, где к этому времени должна была произрастать первосортная шевелюра.

Агафон растерялся, сморщился, зажмурился, схватился на этот раз за свою голову...

Но не успели пальцы царевича коснуться чайно-цветочной плантации на скальпе, как Абуджалиль за его спиной выбросил руки вперед, протараторил шепотом несколько несвязных слогов, и на глазах у пораженной группы поддержки царство флоры на голове их друга моментально обернулось стильной прической по последней шантоньской моде, а на плечи Иванушки упали чисто вымытые, напомаженные и завитые локоны.

С тонким, но устойчивым ароматом зеленого чая и жасмина.

Еще взмах - и ночная небритость ушла в небытие, оставив после себя на лице морозную свежесть ментола и эвкалипта.

- Ну, ты даешь, Агафон!!!.. - восхищенно выдохнул Иван, трогая кончиками пальцев то франтовато уложенные волосы, то гладкий как коленка младенца подбородок. - Просто фантастика!..

- Что?.. - непонимающе сморгнул его премудрие.

- Это! Ну, волосы!.. - лукоморец недоверчиво подергал их, но то, что выросло, ни отваливаться, ни выпадать не собиралось. - Твоя скромность меня просто поражает! Никогда бы не подумал, что ты на такое способен! Спасибо огромное!

- На здоровье... Всегда рад... - машинально сорвалось с губ чародея, тут же прикушенных - но поздно.

- Не слишком ли длинные, Иван-ага? - вытянул шею, придирчиво разглядывая результаты своего труда опальный сулейманский волшебник. - Если вы привыкли покороче, или к иному фасону, или хотите цвет поменять - вы только скажите - я всё исправлю в тот же миг.

Глаза Иванушки расширились от удивления... но, памятуя историю с прачкой, не слишком.

- Так это ты мне... их... отрастил? Спасибо тебе, Абуджалиль. Большое спасибо.

Легкий взмах руки сулейманина выдернул из воздуха зеркало средних размеров в оправе из янтаря, которое с изрядной долей сулейманской церемонности и было поднесено пред лик все еще не слишком верящего во внезапное окончание своей 'благородной облыселости' царевича.

- Посмотрите, вот длина, вот зачес, вот завивка... Если завивку не надо - скажите. Или цвет другой сделать? Каштановый, рыжий, черный, все оттенки...

- Нет, что ты, Абуджалиль, всё хорошо, всё просто замечательно!.. Вот если бы только... сделать их чуть-чуть... покороче... вот так... как-то... - взмахнул Иванушка неопределенно рукой.

Но придворный чародей с красным дипломом понял всё и без слов, и через минуту довольный клиент поднялся с постели, а зеркало в руках чудесного парикмахера исчезло, оставив после себя слабый парок с ароматом кофе.

- Ну, что, это был намек, что теперь можно и на завтрак? - преувеличенно жизнерадостно промолвила Серафима, как бы невзначай избегая глядеть на Агафона.

- Да, давно пора, кум ждет! Целых два волшебника за его столом - такого в истории этого караван-сарая еще не было! - весело подтвердил Селим и дружелюбно подмигнул его премудрию.

'Издевается. И Сима тоже. И все. Все издеваются...'

Щеки его жарко вспыхнули, и главный специалист по волшебным наукам яростно впился взглядом в пол.

Такого унижения Агафон не испытывал давно.

Не глядя на остальных, хмуро отказался он от завтрака, захлопнул за ними дверь и, бормоча ругательства в адрес кичливого подхалима, зубрилы и выскочки, принялся стаскивать Масдая с полки над своей лежанкой.

- Ха, волосы... подумаешь... прическу завить... одеколоном побрызгать... это каждый цирюльник может... каждый крестьянин... горшок на башку натянул, и лишнее обкарнал... ножницами овечьими... или спичку поднес... Маг называется... - задетый за больную струну, вернее, такое их количество, что хватило бы не на один оркестр, остервенело бубнил он себе под нос, просовывая ковер в распахнутое настежь окошко. - Фокусник... фигляр... шут придворный... задеринос...

- Думаешь, было бы лучше, если бы Иван пощупал твои сады? - ворчливо вопросил Масдай.

Волшебник в сердцах отшвырнул конец свернутого рулоном ковра и яростно шлепнул себя кулаками по коленкам.

- Да не было бы лучше! Не было!!!.. Но зачем надо было так-то делать, а?!

- А зачем надо было принимать на себя чужие заслуги? - не остался в долгу Масдай.

- Я нечаянно... - хмуро уставился на ковер чародей.

- Ну, вот и он - нечаянно.

- А он специально! Чтобы нос мне утереть! Чтобы показать, кто у нас тут великий и могучий, а кто - кошкин хвост! Только он в такой ерунде пять лет упражнялся без продыху, а я - боевой маг! И всякой чихнёй не занимался, и заниматься не буду!!!

- Так так бы и сказал, когда про волосы разговор зашел. Кто тебя толкал заниматься тем, в чем ты ни на грош не смыслишь?

- Сам дурак... - угрюмо понурился Агафон.

- От дурака слышу.

- Да это я про себя... - извиняясь, похлопал по пыльному боку верного друга пасмурный чародей. - Сам влез, сам и виноват... И только героическая гибель может спасти мое портмоне... консоме...

- Реноме, - сухо подсказал ковер.

- То есть, искупить мою дурь.

С этими словами подавленный и мрачный Агафон вылез из окна во двор вслед за выброшенным туда секунду назад ковром и торопливо принялся раскатывать свое воздушное судно на земле.

- Ну, и куда это мы собрались героически погибать? - брюзгливо полюбопытствовал подготовленный к полету Масдай.

- К этому зажравшемуся жлобу. К Ахмету. Я должен если не скрутить его, то забрать посох. Ну, и топоры Олафа, если подвернутся.

- А остальных подождать не хочешь?

- Не хочу. Мешаться только будут под ногами. Особенно всякие индюки ученые, много о себе полагающие, - насупленно буркнул маг, уселся по-тамамски, поджав под себя ноги, и легонько хлопнул Масдая по спине. - Давай, вира, мало-помалу, не спеша... По дороге мне тактику сражения продумать надо.

- А, может, ночью?..

- Так ночью там не видно ни пень горелый! Я не могу работать в таких условиях!

- А днем там и кроме калифа народу будет дополна.

- И что?

- Помешают.

- Пусть попробуют... К тому же, пускай он днем, при всех покажет, каков он есть на самом деле! Хватит за спины хиляков всяких прятаться, пусть померяется силой с настоящим мужчиной!

Ковер благоразумно не стал уточнять, какого именно настоящего мужчину его пассажир имеет в виду, и не лучше ли было бы, пока не поздно, быстренько слетать за этим мужчиной - глядишь, толк выйдет, а вместо этого с сомнением проговорил:

- Значит, ты точно решился?

И, не дожидаясь очевидного ответа, медленно поднялся в воздух и так же степенно принялся набирать скорость торопливого пешехода.

- Не нравится мне всё это что-то, ой, не нравится... Что-то тут не так, не так, не так... Но вот что, что, что?..

- Так, не так, растак, перетак и разэдак... Тут всё не так!.. А что мне... нам, то есть... остается еще-то делать? - угрюмо вздохнул маг, вытянул из рукава шпаргалку, и с видом готовящегося даже не к экзамену - к смертной казни погрузился в спешное чтение странички за страничкой под беспрестанное озабоченное бормотание Масдая: 'Что-то тут не так, что-то мне это всё напоминает, что-то тут совсем-совсем не так...'.

*    *    *

Еще на подлете к цели опергруппа по захвату посоха, топоров и Ахмета увидела, что ворота дворцового комплекса были распахнуты настежь, а перед ними в долгую очередь выстроился ряд порожних возов в ожидании, пока такой же караван, только груженый строительным мусором, не спеша выползет на улицу.

- Разбирает уже, гад... - процедил сквозь зубы маг. - До посоха моего добирается...

Неизвестно, как насчет желания гада добраться до посоха, но насчет разбора завала он оказался прав - работа в центре сада был в самом разгаре.

Несколько десятков рабочих с кирками и ломами дробили крупные камни на самой вершине мусорной горы и скидывали их вниз, где еще столько же одетых только в пыль, пот и закатанные до колен холщовые штаны трудяг загружали битый камень и куски штукатурки в подъезжающие одна за другой подводы.

Работа кипела, похоже, с восхода солнца, но до пола поверженного дворца, где под многометровым слоем былого величия были похоронены сокровища антигаурдаковской коалиции, было еще как пешком до Вамаяси.

Слегка успокоенный, Агафон попросил Масдая остановиться, скрестил руки на груди, хмуро выпятил нижнюю губу, и принялся обозревать окрестности в поисках хоть какого-нибудь намека на то, где сейчас может скрываться их враг номер один.

- Может, спросить у кого? - разумно предложил ковер.

- Спросить?.. - помялся волшебник. - Ладно, потом. Попозже. А сейчас у меня один планчик созрел, пока летели, так я его проверить хочу... Подберись, пожалуйста, поближе к развалинам. Вон, где тот фонтан остановись, ладно?

- Н-ну... если планчик... и если созрел... - неопределенно пожал кистями Масдай, но просьбу выполнил, подобравшись поближе и зависнув на уровне крон деревьев над одним из фонтанов фруктового сада, окружавшего руины.

Фонтан - то ли от неисправности трубопровода, то ли от того, что ему просто было влом делать что-то в такую жару, сейчас не работал, и в чаше его, не тронутая ни ветром, ни человеком, ни птицей, ровным, блистающим под палящими лучами солнца зеркалом стояла прозрачная как горный хрусталь вода.

Эх, туда бы сейчас... Плюхнуться бы прямо как есть - в балахоне, в сапогах, и лежать... лежать... лежать...

Кхм.

Агафон сурово отбросил искушение, недостойное великого мага, каковым он, без сомнения, и являлся, сосредоточился на поставленной самим себе задаче, и настороженно огляделся снова.

Похоже, пока их прибытие оставалось незамеченным.

Не теряя времени даром, горящий жаждой мщения сразу всем - и Амн-аль-Хассу, и Абуджалилю - чародей приподнялся на одно колено, сунул шпаргалку в потайное место в рукаве...

Неожиданный порыв ветра подбросил Масдая вверх словно катапультой. Пассажир его ахнул, покатился, вцепился судорожно в край и повис, отчаянно болтая ногами на высоте семи метров от земли.

Одновременно из мирной и сонной до сей поры чаши фонтана выхлестнулась и встала на дыбы стеной вода - не то в попытке достать ускользнувший ковер, не то...

Солнечный луч налетел на образовавшуюся на мгновение ровную будто отшлифованный лед поверхность, отразился и ударил в край балахона великого мага.

Неоднократно пересохшая на обжигающем сулейманском солнце ткань вспыхнула как пакля.

Агафон взвыл, попытался извернуться, чтобы сбить пламя и не оказаться при этом на земле, но верный Масдай опередил его.

Заложив такой вираж, что любой стриж подавился бы собственными мухами от зависти, ковер вихрем метнулся к фонтану, куда только что с чувством выполненного долга обрушилась сделавшая свое грязное дело вода, макнул Агафона, и снова взвился ввысь, мастерски уворачиваясь уже от нового порыва шквала.

- Забрось меня обратно!!! Я ему покажу!!!.. Я ему устрою!!!.. - отплевываясь водой и неподвластными цензуре выражениями, исступленно рычал истекающий ледяными ручьями чародей.

Но не тут-то было.

Едва выровнявшись и убедившись, что пока над садом калифа воцарился штиль, Масдай рванул прочь так, как не летал и прошлой ночью.

- Вернись!!! Вернись!!! Трус!!! Предатель!!! Я ему покажу!!! Вернись!!! Вернись!!! Вернись!!!.. - бушевал, с каждым новым выкриком рискуя свалиться его премудрие, но тщетно.

Будто оглохнув, Масдай не остановился, пока не оказался над покинутым чуть больше часа назад караван-сараем Маджида.

Давно забравшийся на шершавую спину чародей соскочил наземь, не дожидаясь полной посадки, и лишившийся пассажира ковер грузно хлопнулся на утрамбованную землю двора, подняв пыльную бурю местного масштаба.

Грозно гаркнув на ошеломленно вытаращивших глаза постояльцев, Агафон, мрачнее тучи ликом и грознее бури глазами, взбешенно скатал Масдая, взвалил на плечо и, пошатываясь под тяжестью двенадцати квадратных метров сулейманского оккультного ковроткачества, яростно зашагал под навес галереи, туда, где в горячей тени виднелся вход в жилые помещения для гостей.

- ...Масдай, какого бабая якорного?! Ну, вот на кой пень так делать-то, а?! Ты чего, вообще под старость лет мозги порастерял?!.. - гневная филиппика его премудрия в адрес дезертировавшего с линии фронта ковра не прекращалась ни на мгновение во время полета.

Не подавала она признаков близкого конца и сейчас.

- ...Ну, мы же догова-а-а-а-аривались!!!.. - едва не подвывая от злости, воздел свободную руку к не вовремя начавшемуся низкому потолку галереи чародей, досадливо ойкнул, сунул пострадавшую кисть подмышку, но речи не прекратил. - ...Бежать от какого-то заштатного шептуна, возомнившего себя великим магом, из-за одной искры!!! Из-за какого-то ветерка!!! Из-за волны в фонтане!!! Как какой-то... заяц!!! Да это же полный... полный... полная... полное... Да если бы он не застал меня врасплох, я бы уже засунул его в мешок вверх ногами, и мы бы были на полдороге в царство атланов!!!

Дверь, ведущая в их комнату, распахнулась под неистовым пинком мага, и отброшенный гневной рукой Масдай тяжко шлепнулся на ближайшую лежанку.

- ... И это всё только из-за тебя!!!..

- Из-за меня? - из-под почти раскатавшегося ковра долетел недоуменный голос только что прилегшего отдохнуть от жары Иванушки.

- А-а, это ты... - слегка стушевался Агафон, но тут же его запал горечи и злости разгорелся с новой силой, не давая повскакивавшим с мест взволнованным старым и новым друзьям даже начать расспросы о его местонахождении и роде занятий в последние полтора часа.

- Олаф, Вань, Сим, вы представляете?!.. Он сбежал от Ахмета, когда дело уже почти было сделано!!!

- Да, сбежал!!! - рассерженно рявкнул в ответ ковер - первый раз с тех пор, как за его спинами остался дворец и его коварный хозяин. - Сбежал!!! И еще тысячу раз так сделаю, если успею!!! Потому что ни о каком деле сделанном там речь идти даже не может!!!

- Ну, Масда-а-а-ай... Ну как ты...

- Я тебя всю дорогу слушал, Агафон. А теперь ты можешь помолчать хоть секунду и послушать меня? - тихо, но твердо вдруг проговорил тот, и самый тон его обычно ворчливого, но добродушного голоса заставил неистовствующего мага прикусить язык и нервно уставиться на обвиняемый во всех смертных грехах Белого Света ковер.

- Что ты хочешь сказать, Масдай? - озабоченно выглянул из-под ковра Иван, одновременно делая не слишком успешные попытки скатать его.

- То, что нам лучше поискать какого-нибудь другого наследника этого рода, если он вам действительно так уж нужен, - мрачно проговорил тот.

- Но почему?!

- Потому что с этим вам не сладить, даже всем вместе взятым.

- Но...

- Потому что это теперь не человек, - не дожидаясь следующего 'почему', угрюмо прошелестел ковер. - Это коОб.

- К-кто?..

- Что?..

- Какой корОб?

- Что ты выду...

- Я ничего не выдумываю, Агафон. Выдумывать - это, вон, к Кириану обращайтесь, он вам выдумает. А я говорю то, что знаю. Может, в прошлый раз, когда мы его видели, он и был человеком. Но теперь в него вселился кооб, и это - конец. Так что - собираем вещички - и на поиски нового...

- Погоди, Масдай, не тарахти! - отряг нетерпеливо прицыкнул на наконец-то свернутый общими усилиями и обиженно примолкший ковер. - Ты можешь четко и внятно объяснить, кто такой этот твой... кооб?

- Повелитель элементэлов, - четко и внятно объяснил Масдай.  

- Че...го? - вытаращил глаза Селим.

- К-ко...го?.. - робко переспросила Яфья.

- Я же попросил - вня-атно...

Но непонятное новое слово оказалось знакомо волшебнику.

И даже сразу двум.

- Элементэл - это... - начали они было хором, хором примолкли, глядя друг на друга как кошка на собаку, снова начали было хором, но на этот раз Агафон оказался громче.

- Элементэл - это дух стихии. Всего стихий четыре - огонь, вода, воздух... з-з... з-земля...

- Вот-вот! - с мрачным удовлетворением возгласил ковер и, если бы у него были глаза, то Сенька могла бы поклясться, что он обвел всех укоризненным взором с видом 'а ведь я же вам говорил'. - Теперь и до вас дошло... Один элементэл - одна стихия. Кооб - повелитель элементэлов - сразу четыре. Никакой магии. Только стихии. Но, как вы успели на себе убедиться, и этого предостаточно. Вообще-то, кооб бестелесен. Но если он вселился в человека - изгнать его невозможно. Только убить. Вместе с хозяином.

- Но мы не можем убить Ахмета! - испуганно воскликнула Эссельте. - Адалет никогда и ничего не говорил про присутствие в Круге мертвых наследников! А вдруг это неэффективно?

- И вообще, откуда он во дворце взялся? Это ведь не грипп, которым один чихнул - другой заболел? - резонно вопросил Иван. - Или они летают, где попало?

- И почему про него до тебя никто не догадался? - задал вопрос конунг.

- Потому что это - магия древняя и запретная...

- Но ты же сам только что сказал, что это никакая не ма...

- Сам кооб - не магия, - упрямо тряхнул кистями ковер. - Но вызвать его в наш мир... О-о-о, это целая отрасль науки... была...

- И чего ж ты раньше-то молчал, Сулейман тебя раскатай?! - страдальчески воздел очи и руци горе Агафон.

- Потому что она считалась почти утраченной уже тогда, когда я был еще совсем крошечным... не больше, вон, коврика на пороге... А ведь было это около восьмисот лет назад. И, к тому же, я ведь не волшебник, как некоторые здесь присутствующие! И я вообще про них мог не знать!.. А про кообов я и так слыхал только краем уха... как бы вы, люди, это охарактеризовали... Премудрый Сулейман!.. Да я прожил больше, чем вы все здесь вместе взятые! У меня память - как изгрызенный молью носок! И вы же ко мне еще привязываетесь - почему не вспомнил, почему не сказал, почему не вовремя... Почему, почему...

Кажется, стыдно сейчас было не только Агафону.

- Ничего не понимаю... - ошалело потряс головой Иванушка. - Вызванный кем-то восемьсот лет назад кооб бродил по Сулеймании, чтобы именно сейчас вселиться именно в того, кого нам больше всех надо?..

- Насколько я помню, если их однажды вызвали, то сами по себе они уже не бродили, - снисходительно усмехнулся отбросивший недолго продолжавшееся самобичевание Масдай. - Вызвавший и связавший их маг запирал кооба обычно в каком-нибудь сосуде - кувшине, лампе, горш...ке...

- ЯФЬЯ?!..

 

И, вновь, ставший уже почти традиционным БОНУС - стихи, не вошедшие в текст части.

Селим (Дмитрий):


Исходная версия баллады о кинжале:

Люблю тебя, булатный мой кинжал -
Клинок надёжный, без изъяна, -
Тебя мне передал наш аксакал
С благословеньем Сулеймана.

Тебя нам выковал кузнец-ага.
И на продажу выставил. И вскоре
Купец-ага валялся у него в ногах,
Клянясь, что весь товар погиб на море.

И вот наивный труженик огня,
Не раскусив купчины заморочку,
Промолвил: "Ты разжалобил меня,
Я уступлю кинжал тебе в рассрочку".

Тот, выпросив отсрочку платежа,
Взял свой товар и в Шатт-аль-Шейх смотался
(Не заплатив и после ни шиша -
Ведь в принципе платить не собирался).

В столице он, не чувствуя вины,
Но скорую маржу душою чая,
Спешил загнать товар за три цены
Богатому и важному лентяю.

Богач товар добротный оценил,
Но лишь купец про цену заикнулся,
Того немедля с лестницы спустил,
При этом добродушно улыбнувшись:

"Как о деньгах ты заикнуться смог,
О, глупый, как изнеженная фифа?!
Я - младший сын носильщика сапог
Секир-баши великого калифа!!!"

Недолго, впрочем, ликовал юнец.
Используя проверенное средство,
Оружие забрал его отец -
Крича и пригрозив лишить наследства.

Отец его, по правде, не серчал,
Его мотив был добрым и невинным -
Он просто пять недель уже искал
Секир-баши подарок к именинам.

Двуцветный удивительный булат
На празднике им был вручен с почтеньем.
Секир-баши был несказанно рад,
И даже похвалил слугу пред всеми,

И повелел нести вина - и вот
Пропил кинжал, коней, и два халата,
И подати, что собраны за год
С пятнадцати селений калифата.

Потом Ахмед велел его казнить:
Нет, за казну калиф был не в обиде,
Но глупый раб удумал говорить
Крамолу и неправду в пьяном виде!

Всех, кто с ним пил, сослал он в рудники
(Чтобы не пили впредь те с кем попало),
Трактирщика грозил лишить руки
(Что б та вино врагам не наливала).

Секир-баши покойного кляня,
Трактирщик тот, мозгами пораскинув,
Вручил кинжал, одежды и коня
Старейшине монарших асасинов.

И грозный тайный страж своей страны,
Забрав себе с подарком даже блюдо,
Изрёк: "Ну, так и быть, мои сыны
Проступок твой до времени забудут".

Лишь выиграв во внутренней борьбе
Наш честный, как хрусталь, охранник трона,
Забрав коня и ценности себе,
Кинжал пустил на нужды обороны.

При этом с видом мудрого отца
Он заготовил речь в стихах и прозе.
Итак, кинжал у юного бойца.
Он твердо помнит, чем клинок сей грозен:

"Познавший звуки множества имён,
Сегодня он воистину священен:
Ведь он ни разу не был осквернен
Уплатой за него презренных денег!"

* * *


О родине

Здесь в зной полуденный жара сбивает с ног.
Здесь закипает в воздухе плевок.
Прохладнее и в самой преисподней,
Куда все злобные сойдут в урочный срок.


Запомни, нас учили с малых лет:
Калиф нам дарит радость, жизнь и свет.
Будь он безумцем, вором иль вишапом,
Но всё равно, ругать калифа - бред!


По стойке "смирно" мне положено стоять.
Но даже "смирно" не способен я понять:
Когда семью мою калиф с визирем грабят,
То от кого кого я должен охранять?


* * *

Я каждую весну не знаю, что со мной.
Клянусь, всю жизнь готов я верен быть одной,
Когда бы не цвели вы, дщери Сулеймана,
Стремительней, чем яблони весной!

* * *

Твою потёртую веками медь, Кемэль,
Я триста лет могу торжественно тереть, Кемэль!
Но всё ж, прошу, явись скорей,
Прошу, услышь, прошу, ответь, Кемэль,
И, вдохновением исполненный,
Я радостно смогу тебя воспеть, Кемэль!


* * *

Все поэты в самом деле
Черные глаза
Уповают на Кемеэля
Черные глаза
Сертоносный и прекрасный
Черные глаза
Убивают меня глазки
Черные глаза


Черные глаза
Созерцаю - умираю
Черные глаза
На верблюде я взлетаю
Черные глаза

Черные глаза
Донеси ж нас до дворца
Черные глаза
Сулеймании отца
Черные глаза

Черные глаза все помнят,
Как любили мы.
Сердцем чувствую я это
Помнишь меня ты.
У последнего порога
Черные глаза
Черные глаза
Самые ужасные
Черные глаза

Пусть тупая моя песня
Черные глаза
Так в три раза интересней
Черные глаза
Так поставь на пред лица
Черные глаза
У хозяина дворца
Черные глаза
Черные глаза
Черные глаза

* * *

Неси нас скорей во дворец!
Представь нас пред очи кооба,
Чей взор словно персик весной...


Кириан (Рашид):

Проклятие Кириана:

...Отрезать уши! Дать сто палок
По мягким и другим местам!
Навечно занести в каталог
Негодных для туризма стран!

Сослать в Чупецк, лишить наложниц,
А жен оставить, так и быть!
И с помощью садовых ножниц,
Не дав наркоза, оскопить!

Тебя настигнет воздаянье
Везде, куда б ты ни слинял.
Неотвратимость наказанья
Еще никто не отменял!

* * *

Это серенада Кириана, объединившая любящие сердца отважного рыцаря и его дамы:

Я здесь, Автострада,
Я здесь под окном.
Я пою серенаду
О бюсте твоем.

А точней, воспеваю
Твой сладостный бюст.
Лишь о нем я мечтаю,
Но никак не добьюсь.

Как открыта небрежно
Вся его полнота!
Как сочны и как нежны
Половинки бюста!

Как нелепа болонка,
Еле влезла в проем.
Как прозрачна и тонка
Ткань на бюсте твоем!

Я страдаю ужасно,
Весь в любовном огне.
Бюст торчит сладострастно
В полутемном окне.

О моя Автострада,
Трубадура мечта!
Я, презрев все преграды,
Доберусь до бюста!

* * *

Спою я вам натужно,
Как верная жена
Землетрясеньем с мужем
Была разлучена.

В разлуке с мужем милым
Лишь на день, не на век.
Казался ей немилым
Весь славный Шатт-аль-Шейх.

И люди говорили: Серафима, фима-фима,
Осторожней, блин, малость поостынь.
Пробегая к мужу, мимо-
Ходом с ног свалила трех мужчин.


О Агафоник Великий!
Был бы ты на небесах -
Нимб бы имел ты на лике,
Крылья и арфу в руках.

Правду узнать приготовься!
Нимб из бинтов на тебе.
Крылья отсутствуют вовсе,
Арфу забрал я себе.

---

[1] Или, учитывая состояние караульных на пятачке в несколько квадратных метров под символическим матерчатым навесом, скорее, жертвоприношение.

[2] Интересно, здесь больше трехсот литров, или меньше?

[3] В то время как вокруг него было духу дюжины танцовщиц, семерых музыкантов, шести опахальщиков, пяти придворных льстецов правой руки, пяти придворных подхалимов левой руки, пяти придворных заспинных подпевал, четырех девушек, ответственных за очистку и вкладывание в монарший рот охлажденных фруктов, и три визиря - по одному на каждую руку и один просто великий.

[4] В смысле, склонного еще меньше, чем всегда. Простой график текущей склонности Олафа изображал бы прямую линию, резко уходящую в полностью отрицательную четверть координатной плоскости всемирной дипломатии.

[5] А, значит, автоматически вызвали настолько активное неприятие его премудрия, что тот едва не отказался от умывания вовсе, заявив выспренно, что подобное применение магического искусства недостойно настоящего волшебника, позорит доброе имя и умственные способности того, если они у него вообще когда-нибудь были, и что использовать магию для порчи хорошей чистой воды в угоду пошлым вкусам профанов и обывателей все равно, что забивать гвозди шкафом.

[6] В покое.

[7] Еще одном творении сулейманского отличника шантоньского ВУЗа.

[8] А, вернее, в ту сторону, где, судя по звукам голоса, лицо лукоморской царевны находилось - полную и абсолютную тьму потайного коридора дворца не нарушал ни единый лучик света.

[9] А иногда и пережевывающих - когда еще доведется отведать, что подают на стол его сиятельному величеству, высокородным придворным и гарему?

[10] Хоть и очень хотелось.

[11] Хорошо, что Сенька успела вовремя отдернуть нож.

[12] Гораздо более волшебного, чем кто-нибудь из них предполагал, если быть точным.

[13] Благоразумно не уточняя, что кроме кольчуги при этом на них в ста случаях из ста бывают еще и штаны.

[14] В тезаурусе сулейманской науки - ученый, испытывающий результаты своих изысканий, естественно, на себе.

[15] Потому что не все результаты изысканий стоят того, чтобы их на себе опробовали.

[16] Пирог - от Маджида. Вода в вине - от фонтана.

[17] То есть, в здании через дорогу его слышно было не очень хорошо.

[18] С Олафом два раза. С этажеркой один раз. На Агафона приветствий уже не хватило.

[19] Там, где они еще оставались.

[20] Если бы края были ближними, логично рассудил Селим, то переброшенные через забор хранители дворцового спокойствия уже бы вернулись.

[21] А, во-вторых, или, точнее даже, во-первых, чтобы пробить лоб иного начальника требуется осадное орудие посильней метательного ножа.

[22] Если быть точным, училище строилось, разрушалось и строилось заново несколько раз, и каждый раз переносилось от Шатт-аль-Шейха всё дальше и дальше - на двойной радиус устроенного последним непутевым студентом взрыва или подземного толчка.

[23] Да оно и к лучшему - а то быть бы на высоте двадцати метров драке двух магов.

[24] Он же прощальный.

[25] Потому что он-то свои поэтические способности знал.

[26] Вообще-то, примененное Агафоном заклинание должно было уводить мысли посмотревшего на лицо Селима в другую сторону. 'О чем они должны думать?' - спросил маг. 'Ну, о еде, может?' - предположила Сенька в такт желудку, бурчащему от хронического недоедания с утра. 'О какой?' - был дотошен и неизобретателен в области банального настроенный на магическую волну чародей. 'Ну, о фруктах каких-нибудь? Арбузах там? Сливах?..'

[27] Потому что незадолго до этого выведенные из себя душераздирающими звуками, которые юное дарование извлекало из своего инструмента, соседи тайно от мельника уговорили мальчика поменять балалайку на городошную биту и подарочный набор чушек.

[28] Потому что бабушка была, во-первых, добрая и терпеливая, а, во-вторых, и в самых главных, почти глухая.

[29] 'Это опять ты?! Да вали ты отсюдова со своей трындобренькой, через пень твою да в коромысло!!!'

[30] Правая рука на отлете, правая нога отставлена чуть вперед, голова повернута направо же, чуть склонена набок, подбородок вздернут.

[31] По этому поводу у Серафимы вопросов не возникало: она бы удивилась, если проговорив без перерыва столько, под конец они были бы в состоянии еще что-то выговорить.

[32] Благодаря Агафону, даже если бы в душе отставного стражника сейчас бушевали вихри и бури почище, чем на улице, на его новом лице это отразиться бы не смогло никак.

[33] Предпочтительно в крышку гроба Агафона.

[34] Старинная лукоморская загадка 'Смотрит в книгу - видит фигу' в Сулеймании обретала еще одну отгадку: 'Читает учебник по фиговодству'.

[35] Уже пожалевшего о своей недостаточной рассудительности, не позволившей ему отсидеться за спинами товарищей.

[36] Как оказалось к счастью старого и молодого мага и к удивлению остальных путешественников - потомственной знахарки.

[37] Если Десятеро действительно умерли, да, были сомневавшиеся и в этом!

[38] И тоже в детстве.

[39] И это было отнюдь не случайно, как могло показаться непосвященному наблюдателю вроде Олафа, Ивана или даже Абуджалиля: за долгие века сосуществования в одной пустыне с Училищем техники профессиональной магии живность, не умеющая отличить мирно путешествующего волшебника от точно такого же волшебника, но собирающегося поставить магический эксперимент, потомства дать не успевала. Естественный отбор, однако, как сказал бы Адалет.

[40] Только недалекие ремесленники от магии могли думать, что наносимые на ровную поверхность пола или земли письмена сами по себе не имели смысла и служили лишь для того, чтобы связать волю ифрита и замкнуть его в нашем мире до разрешения вызывающего удалиться. На самом деле всё было гораздо проще. Ифриты, джинны, дэвы и прочие обитатели потустороннего мира Сулеймании были очень любознательны и любили разносторонние развлечения. Так, например, джинны, в основном, предпочитали отряжские кроссворды, дэвы - прохождение лабиринтов в поисках дороги для мышки к сыру, элементэлы - раскрашивание фрагментов с разными точками так, чтобы получилась картинка, а ифриты обожали ребусы. И пока вызванный, к примеру, ифрит не разгадает предложенную ему головоломку, просить его можно было о чем угодно - он готов был сделать всё, лишь бы его оставили в покое. И чем интереснее и сложнее задание, тем больше времени тратил ифрит на его решение, и тем дольше бедного духа эксплуатировали бесстыжие маги. Но бывали такие случаи, когда на вызов являлся ифрит, предпочитающий кроссворды или лабиринты. И тогда волшебнику приходилось очень сильно жалеть, что его в детстве не отдали учиться на гончара или подметальщика улиц.

[41] Неподалеку.

[42] Безопасное, естественно, для мага: чтобы, если вдруг наблюдателю придет в голову с криком: 'Ой, какая прелесть страшненькая лезет из вон той дыры в воздухе!', 'Ты вон там плошку опрокинул, сейчас наступишь, дай подниму!', или с какой-нибудь аналогичной и часто фатальной глупостью кинуться чародею мешаться под ногами, тот успел бы среагировать и завершить всё с минимумом потерь для себя.

[43] Вернее, значащими. Но только одно. То, что никто из них не знал, что теперь дальше делать.

[44] Сюрприз, сюрприз.

[45] А если попрыгать сверху и как следует потыкать кулаками, то и весь замок.

[46] Потому что после всех хвалебных слов, сказанных только что в его адрес, развернуться и убежать было невозможно даже для него.

[47] Вернее, его отсутствия.

[48] Или постигла, что было бы точнее.

[49] Один из них при виде волшебной парочки насупился и украдкой показал им кулак.

[50] И это у него получилось очень хорошо.

[51] В героическую.

[52] Или в преисподнюю, что в таком месте, как это, могло быть абсолютно равнозначным.

[53] В районе двух метров.

[54] Да и кто бы стал рассматривать наличие пустыни где-то за почти невидимой из центра стеной, когда все глаза с курсирующего вокруг дворца Масдая были направлены лишь вниз, в поисках выходящих или (что было наиболее вероятно, и оправдало себя) выбегающих друзей.

[55] В тумане всё представление о времени было или скомкано, или растянуто до неузнаваемости.

[56] Лишь бы не думать о своем положении, об Иване, о друзьях, о Гаурдаке - потому что не только заплакать или закричать, но даже испустить самый слабый и невнятный стон она не могла, а, значит, рецепт против невыносимо-тоскливого, разрывающего душу отчаяния был один: не думать, не думать, не думать...

[57] Крайне отрицательного, вздорного и гадкого персонажа.

[58] Для проделывания того же трюка через пятки, их в скрючившейся, сжавшейся в бесформенный комок человеческой фигуре бедному сердцу еще найти надо было.

[59] Пожалев то ли молодого волшебника, то ли страну, на ничего не подозревающую голову которой отчаявшийся парень уже собирался обрушиться.

[60] Причем, стоило ему разобрать содержание некоторых выкриков, как скорость извлечения моментально утроилась.

[61] Кооба, естественно.

[62] Или анатомически?

[63] Причем противник играл шашками.

---

Комментарии: 137, последний от 14/10/2012. © Copyright Багдерина Светлана Анатольевна Размещен: 24/04/2011, изменен: 29/12/2018. 212k. Статистика. Глава: Приключения, Фэнтези, Юмор

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"