Певзнер Ирина. Каникулы отрока Сергия

КАНИКУЛЫ ОТРОКА СЕРГИЯ

За дверью послышались шаги, сопение, лязганье ключей, невнятные голоса. Съежившийся в углу тюремной камеры подросток вздрогнул, прижался к грязной, склизкой от сырости стене, словно хотел втиснуться в щель между камнями. Ну вот и всё. Пришли за тобой, отрок. Сейчас выволокут на площадь, сдерут рубаху, палач достанет плеть... И не так даже плеть страшна, но позору-то! При всём честном народе ведь! Все же увидят, что... А Алексашка сбежал - лучший друг, называется. С другой стороны, что он мог сделать? Дать себя поймать за компанию? Да и не обязан Алексашка всю жизнь быть чьим-то опекуном. А с третьей стороны...

Открывают! Господи, что делать-то? Что делать?!

- Что ж так темно-то? - голос смутно знаком, но сразу и не сообразишь, чей. - Здесь вообще есть хоть кто? Посвети-ка.

Рваный свет факела.

- Да тут он, ваша милость, тут, куда ж он денется?. Вон, в уголочку. Сейчас я...

Факел ближе. С отвычки слезятся глаза, лиц вошедших не разобрать. Кого это принесло, что стражник так лебезит? И главное - зачем принесло?

- Эй, ты, шпынь ненадобный! А ну, подними рожу! Подними, говорю! - стражницкая лапища ухватила за чуб, рывком вздернула голову. - Чего зыркаешь? Сам господин царский советник изволили евоной личностью интересоваться, а он зыркает!

Господин царский... что?!!

- Да, это... тот, кого я ищу, - кивает пожилой, дородный, богато одетый боярин. - Ну вот что. Я забираю этого отрока с собой. А ты смотри - держи язык за зубами: тут дело государственное. Понял?

- Как не понять, ваша милость, - вздыхает стражник. - Мы это... завсегда, значит...

Снова вздыхает, переминается с ноги на ногу. Боярин с освобожденным узником выходят из камеры, стражник гремит ключами, топчется у двери, вздыхает в третий раз. Боярин, хмыкнув, сует ему в лапу мелкую монету, после чего служитель закона бодрым шагом устремляется вперед по коридору, освещая факелом путь.

У выхода ждет роскошная карета с гербом. Лакеев на запятках, однако, нет - только возница; делает рожу валенком, как будто знатный боярин, выходящий из городской тюрьмы в компании с оборванцем, - самая обычная картина. Ученый.

Советник, крепко держа свое "приобретение" за локоть, сам открывает каретную дверь и тихо говорит:

- Извольте садиться, ваше царское высочество. Поедемте домой. Себя не жаль - так хоть матушку пожалейте: государыня царица уж все глаза проплакала.

Отрок - отроковица?! - шмыгает носом:

- Вышивать - не стану. И на арфе учиться тоже. Снова сбегу, ей-богу. Лучше с голоду подохну...

- Извольте садиться, - повторяет боярин, - негоже нам тут стоять. В карете поговорим.

А ведь так хорошо всё начиналось...

То есть начиналось-то как раз плохо. Или нет - начиналось как раз хорошо, с днем рождения и подарками, а потом уж...

Тринадцатилетие царевны Серафимы отмечали с размахом. Гости съехались со всего Лесогорья. От здравиц, музыки, скоморохов, пестрой толпы именинница поначалу несколько ошалела, потом изрядно устала - и мечтала только добраться до своей комнаты, где можно будет толком рассмотреть подарки. Но когда настал вечер...

- Где? Где всё?! Где мои вещи?! Где?! Мои?!! Подарки?!!!

Серафима металась по комнате, как взбешенная тигрица. Ожерелья и браслеты свистели снарядами над головой вжавшейся в стену няньки. О, царевна с удовольствием швырнула бы всё это в лицо дражайшему родителю - она не сомневалась в том, чьих рук это дело. Прекрасный тисовый лук из Вондерленда, новенькая кольчуга, легкий меч, метательные ножи на перевязи - всё, что дарили ей старшие братья на этот и прошлые дни рождения, что было, как любил выражаться старенький учитель словесности, отрадой дней ея, - всё исчезло! Вместо этого на столе красовалась гора украшений - тех самых, которые Серафима сейчас в праведном гневе пуляла в стены, - а на кровати был разложен роскошный летник, расшитый золотом и жемчугом. Кто бы не взбесился?

Пнув ногой позолоченный кокошник, царевна схватила летник, рванула горловину. Плотная камка не поддавалась. Ох, как не хватало сейчас хоть одного из дюжины ее кинжалов! Серафима ухватила ткань зубами. Но тут нянька, переборов страх, неожиданно кинулась ей в ноги:

- Ваше царское высочество, Серафимушка, сделайте милость! Племянушка моя вышивала, днями сидела, ночами не спала! Так уж старалась, так старалась... Спросит она меня: теть Пелагея, понравилась ли царевне работа моя? И что я отвечу? Что царевна на батюшку осерчать изволили и оттого наряд свой новый порвали да ножками топтали?

Серафима уставилась на няньку с видом внезапно разбуженного человека. Нахмурилась, прикусила губу. Повертела летник в руках, положила обратно на кровать, разгладила вышивку.

- Скажи племяннице своей, что мне очень понравилось, - хрипло - голос сорвала - выдавила она. - Нет, правда, очень здорово. На вот, передай ей от меня, - подняла с пола гранатовый браслет и сунула няньке в руки. - Просто...

- Да я понимаю, Серафимушка, как не понять! - нянька снова бухнулась лбом об пол. - Так ведь - что я поделать-то могла? Его царское величество самолично пожаловали и своими ручками всё со стен поснимали и прочь унесли. И сказали, что хватит-де царевне... - старуха запнулась, и Серафима мрачно закончила: - Дурью маяться, так? Пора взрослеть и вести себя подобающим образом. И замуж готовиться. Слышали, знаем. Ну, батюшка...

- Так ведь, Серафимушка, - решилась вставить нянька, - всё едино надобны ж вам наряды, не в обносках же на люди показываться...

- В обносках? В обносках... - Серафиму явно осенила какая-то идея. - А скажи, Пелагея, походную рубаху-то мою...

- Цело всё, цело, - закивала нянька, - батюшка ваш по сундукам не рылись, только со стен сняли. Да вот еще... - и, проворно поднявшись, шепнула царевне на ухо: - Ножик-то ваш любимый, булатный, что Феденька о прошлом годе подарил, я припрятать успела, он у меня в каморке лежит! Али принесть?

- Нянюшка! - Серафима звонко чмокнула старуху в щеку. - Принеси! Или... Нет. Нет, пусть он пока у тебя будет, только спрячь хорошенько. И вот что... Впрочем, ничего. Иди к себе, а я... мне подумать надо. И вообще я устала. Разденусь сама, помогать мне не надо.

Поздно ночью, когда дворец уснул, из окна царевниной горницы выбрался вихрастый мальчишка в видавших виды штанах и холщовой рубахе. Как он там оказался - неизвестно, но путь ему был явно хорошо знаком: он очень ловко спрыгнул на крышу флигеля, оттуда по водостоку спустился на землю, огляделся - и уверенно направился к хозяйственному выходу.

Спустя две недели после этого, прямо скажем, знаменательного события царевна Серафима маялась напротив булочного ряда на столичном базаре, пытаясь решить серьезный практический, а также этический вопрос - о краже чего-нибудь съедобного с лотка. Захваченные с собой из дому деньги кончились быстрее, гораздо быстрее, чем хотелось бы. Разумеется, царевна прекрасно понимала, что вернуться домой за пополнением наличности возможности не будет. Поэтому взяла больше, чем брала обычно во время тайных вылазок в город, - то есть всё, что у нее при себе было. И очень старалась экономить. Но - всё хорошее когда-нибудь кончается, как сказал какой-то древний мудрец. Деньги - не исключение. Попытки подработать в каком-нибудь трактире (представьте себе, она пошла даже на это!) пока что успехом не увенчались. Худенького мальчишку мало кто хотел брать, а если и соглашались, быстро выяснялось, что мыть-убирать и прочее у нового работника получается плохо. Кормили за старание - и на том спасибо - и указывали на дверь. Серафима изо всех сил гнала мысли о том, что лето кончится - и спать на улице будет нельзя, да и курткой к тому времени неплохо бы разжиться.

Но домой она не вернется! Никогда! Ни за какие коврижки!

А вот о коврижках вспоминать как раз не стоило...

Есть хотелось страшно. Запах выпечки тянул к себе, как на привязи. Но - как?! Во-первых, красть нехорошо. Грешно и неприлично. Ей, царевне!... да хоть кому угодно. А во-вторых, поймают же, как пить дать, поймают. И что тогда?

В-третьих, можно, конечно, оправдать себя тем, что это как бы дань горожан члену царской семьи и потому как бы законно; но стражникам-то этого не скажешь. А если и скажешь сдуру - кто поверит? Несмотря даже на зачитанный две недели назад на главной площади указ о щедрой награде всем, кто окажет помощь в розыске пропавшей царской дочери.

- Ты столбом-то не стой, приметят, - тихо сказал кто-то сзади, и Серафима едва ли не подпрыгнула от неожиданности. Хорошо хоть, не вскрикнула, молча обернулась. Мальчишка - пожалуй, ровесник - разглядывал ее, словно невесть какую диковину. С насмешливым таким прищуром. Вся его поза выражала бесспорное превосходство, и, несмотря на драные штаны и босые ноги в цыпках, он выглядел хозяином положения.

- Чего тебе? - Серафима попыталась скрыть смущение за грубостью. - Иди своей дорогой.

- Я-то пойду, - хмыкнул мальчишка. - А тебя-то поведут. Стражники. Воровать, знаешь, тоже надо умеючи, а то вместо калача с палачом познакомишься. Хорошо хоть, у нас только плетьми секут, а в иных землях, я слышал, и руки рубят.

- С чего ты взял... - начала было сбитая с толку Серафима, но непрошеный советчик не дал ей договорить.

- Ты, парень, молчи и слушай, пока я добрый. У тебя на роже написано, что ты хочешь булку стянуть да боишься. Потому как не умеешь. Потому как недавно на улице оказался. Сирота? Али сбежал? Небось, папаня по пьяни поколачивал? Меня вот тоже... ну да я не о том. Первое дело - нельзя стоять да на товар пялиться, торговец сразу смекнет, что к чему. Второе - надо выбрать того, кто поленивее, поболтливее, кто зевает у лотка да лясы точит. Или еще хорошо, когда толпа подвалит, мамаша там с кучей деток, гвалт-толчея, никто ничего не разберет. Да что я рассказываю? Во, гляди. Учись.

Тут мальчишка лениво, вразвалочку направился к толстой тетке с лотком пирожков, увлеченно обсуждающей с тремя соседками несусветную глупость четвертой, отсутствующей. Подошел, с деловым видом оглядел товар, ткнул пальцем в один пирожок, другой... вдруг начал что-то рассказывать - кажется, про ту же дуру-соседку - посмеялся вместе с бабами, получил от утирающей слезы торговки пирожок и вернулся к Серафиме.

- Видал?

- Что - видал? - удивилась она. - Ты ее насмешил, и она тебе...

- Она мне - вот это, - парень продемонстрировал надкушенный пирожок. - А пока она смеялась... - и жестом фокусника достал из рукава еще два. - Держи, угощаю.

Наверное, надо было отказаться? Но руки Серафимы сами схватили пирожок - горячий, душистый! с капустой! - и отправили в рот чуть ли не целиком. Новый знакомый смотрел странно. С жалостью?

- Эх, ты, бедолага, - сказал он задумчиво. - Ладно, давай знакомиться. Меня Алексашкой звать.

- А я Сер... Сергий, - с набитым ртом промычала царевна. - Отрок Сергий.

- Отрок! - хмыкнул Алексашка. - Ну, пошли, отрок, покажу, где ночевать будем.

После этой встречи события завертелись сумасшедшей каруселью. А когда бег их замедлился, Серафиме стало казаться, что она уже сто лет живет этой жизнью, а дворец, няньки, наряды - просто длинный путаный сон. Удирать от стражников поначалу было страшновато и несколько стыдно, потом - весело, потом стало привычным и обыденным. Воровские навыки смущали - но, как ни странно, она ими даже несколько гордилась. И ни разу их не поймали, хотя Алексашка как-то признался, что раньше бывал бит не раз. Видно, опыта набрался. А может, везло. Впрочем, воровали еду они не всегда - Алексашкино обаяние помогало пристроиться на подработку то там, то тут: какой-нибудь бабке поклажу с рынка дотащить, воды принести, дрова нарубить... Или разносчик пирожков доверял шустрым мальчишкам свой лоток - это было самое удачное, но разносчики оказались народом непостоянным: сегодня его привлекла идея сидеть в холодке, пока кто-то за него ноги бьет, а назавтра взбрело ему в голову, что мальчишки могут пирожки с лотка сожрать за бесплатно (хотя Алексашка, нанимаясь на работу, становился на удивление честным по отношению к временному хозяину). У одного проработали почти месяц - а потом он повадился учить уму-разуму, пока что на словах, но выразительно поигрывая кнутом. Раз, другой - и Алексашка сказал, что он и от родителя побоев не стерпел, а от этого и подавно не собирается. Ушли. Какая-то тетка подарила "бедному сиротинушке" от щедрот старую куртку на заячьем меху - и Серафима обрадовалась обновке так, как не радовалась ни одному шитому золотом наряду. Наряды - что есть, что нет, а без куртки в середине осени никак. Алексашка всё мечтал податься в теплые страны, где, как говорят, снега вообще не бывает; но мечты пока что оставались мечтами. Но в общем жить было можно, а о будущем Серафима предпочитала не задумываться. Там видно будет.

Только в один прекрасный день везение кончилось: то ли она зазевалась, то ли лоточник слишком бдительный попался - схватил за руку и кликнул стражника, который, как на грех, оказался рядом. А Алексашка - нет бы поднять суматоху, отвлечь народ да и помочь другу удрать - развернулся и был таков!

Серафима была в полном отчаяньи. Но после ночи в темнице, самой страшной ночи в ее короткой жизни, за нею пришел царский советник.

Стоп. Он пришел за нею, ее искал, не случайно занесло его в тюремные подвалы. Как?

- Как? - Серафима поправила советникову соболью шубу, накинутую прямо на грязную рубаху. - Как ты узнал, советник?

- Что вы в беду попали, ваше высочество? - боярин огладил бороду. - Так ведь должность у меня такая: за порядком следить. А какой же порядок, ежели царская дочь пропала? Или ежели, не приведи господь, с нею что плохое случится?

- Погоди, - не поняла царевна. - Ты что же...

- Я, ваше высочество, каждый раз, как вы изволили в холопских портках по городу гулять, отправлял верного человечка за вами следить. А то и не одного. Издали, само собой, чтобы не мешать. Вам же они не мешали? Нет. Зато я был уверен, что вы вернетесь в целости. Ну а как пропали вы, то я сразу понял, куда. Что так смОтрите, ваше высочество? Хотите спросить, почему сразу домой вас не вернул? Поначалу так и думал. А потом рассудил: верну я вас - вы назавтра снова сбежите. Ведь сбежали бы? Ну вот. Так что решил я погодить. Думал, вы нагуляетесь да и сами вернетесь - жизнь-то на улице не сахар. А вы упрямая оказались... Хотя без Алексашки-то, небось, давно вернулись бы. Верно говорю?

- Алексашка?! - ахнула Серафима. - Так он... он... Обманщик! Предатель!

- Бог с вами, ваше высочество, почему ж предатель? Врать не стану, не в первый раз уж я его отправлял за вами присматривать. Смекалистый парнишка, шустрый. Подрастет - к себе на службу думаю взять. Помяните мое слово, он далеко пойдет, глядишь, и меня со временем сменит. Дворянство ему исхлопочу у государя, за заслуги... Ну да не о нем речь, уж простите старику болтливость. Но только ему-то велено было издали следить да мне докладывать. А тут однажды приходит ко мне - секите меня, говорит, ваша милость, только я царевне в приятели набился. Жалко мне ее стало, пропадет ведь одна. Я ему: да что ж, припекло бы, так и вернулась бы, чай, есть куда. А он: не вернется она так просто, упрямая, вы уж поверьте. Так уж я ей, говорит, помогать буду, а там поглядим. Я ему и так, и этак, а он на своем стоит. Упрямый, не хуже вас, не серчайте, ваше высочество. Уломал меня, одним словом. Я только страже городской словечко сказал, чтобы вот этих двух отроков, если что, ловили без усердия. Намекнул, что дело царёвой важности: они решили, что забугорных лазутчиков ловим. Да вчера, как на грех, новичок попался, старательный, не предупредили его, видно. Ну, нет худа без добра: не до старости же царевне голытьбой притворяться? Алексашка-то сразу ко мне примчался: беда, ваша милость, вызволяйте!

- А, так вот он куда - а я уж думала, смылся. Ладно. Ну и что ж? Почему сразу-то не пришел? А если бы меня прямо вечером... того... - страшное слово "высекли" Серафима не сумела выговорить.

- Да нет, они там не торопятся, - усмехнулся советник. - А я поначалу-то подхватился, а потом сообразил, что до утра ничего страшнее холодной комнаты да невеселых дум вам, ваше высочество, не грозит. И... - тут он помолчал, в задумчивости глядя на мрачную царевнину физиономию, и наконец решился: - Можете велеть меня казнить, ваше высочество, а только подумал я, что думы эти вам на пользу пойдут. Авось сговорчивее будете. Да не глядите на меня, как стрелец на вошь, - Серафима повела плечами, скидывая шубу, и ухватилась за дверную ручку - советник еле успел схватить ее за руку: - Погодите, ваше высочество, не серчайте, я ж вам самого главного не рассказал!

- Чего еще главнее? - процедила Серафима сквозь зубы. - Батюшка жениха мне присмотрел? Ну так пусть он...

Тут боярин подался вперед и, понизив голос, хотя подслушивать, кроме возницы, было некому, с таинственным видом произнес:

- Как вы сбежали, ваше высочество, и к вечеру не вернулись, царица-матушка осерчать изволили! Сильно осерчать.

Серафима присвистнула. Царица Лесогорская была кроткого нрава... обычно. Но уж если ей случалось "серчать", а тем более "сильно" - как признался однажды вамаяссьский посол, случайно ставший свидетелем царицыного гнева, "л-л-лучше вс-стретить ст-т-тадо разъяренных с-с-слонов".

Впрочем, о безвременной кончине царя вроде не сообщали, она бы услышала. Значит, еще не слишком сильно.

- И батюшке вашему сказать изволили, что... гм... много всякого сказали, одним словом, и винили его, что он-де с вами плохо обошелся, и... да вы ведь свою матушку знаете.

Серафима кивнула и усмехнулась, в красках представив себе картину скандала в благородном семействе: летающие по тронному залу короны, катящийся кувырком трон... хотя, скорее всего, дело происходило не там, а в спальных покоях, но какая разница?

- И после того, - продолжал советник, - ее величество с его величеством разговаривать не изволили. Вот до сих пор. Так что в конце концов государь-батюшка перед царицею повинился, и все ваши кинжальчики из оружейной самолично принес и по стенкам обратно развесил - богом клянусь, правду говорю! Сами увидите. А арфу боярыне Серапее, свояченице матушки вашей, ее семи дочкам, то есть, в подарок отослали. Да еще, - тут он сделал паузу, - новую шатт-аль-шейхскую кольчугу вам заказал! Как раз позавчера и привезли. Я уж прикидывал, как бы получше...

Царевна прищурилась:

- Та-ак... Позавчера, значит, привезли, а вчера "старательный новичок" в нужном месте оказался, хотя всей страже было велено меня не ловить. Чисто случайно.

- Как бог свят, ваше высочество, чисто случайно! - взгляд советника был кристально честным. Точно так же глядел, бывало, Алексашка на торговца, пока засовывал в рукав калач с лотка. - Не иначе - провидение божье!

Серафима покусала губу. С одной стороны... но с другой стороны... Пожалуй, теперь она может, если советник не врет в главном, вернуться победительницей. А это совсем другое дело, это не то что притащиться побитой собачонкой, не выдержав уличной жизни.

- А про кольчугу - правда? - спросила она наконец.

- Истинная правда, ваше высочество! А царевич Михаил обещал, как вы вернетесь, своего жеребца вам подарить.

- Буланого?!

- Буланого.

- Поехали!

В конце концов, в случае чего, снова сбежать она всегда сумеет - опыт уже есть.

Серафима забралась на сиденье с ногами, устроилась поудобнее, прислонилась головой к стене. Карету мягко покачивало на заморских рессорах, под боярской шубой было тепло... Клонило в дрему, и казалось, что прошедшие суматошные полгода ей просто приснились. Странный, путаный сон.

Комментарии: 8, последний от 18/09/2020. © Copyright Певзнер Ирина Размещен: 17/04/2017, изменен: 17/04/2017. 21k. Статистика. Рассказ: Приключения, Фантастика, Фэнтези Лукоморские рассказы		Ваша оценка:
Аннотация: Не отбирайте у девочек подарки - последствия могут быть далеки от ожидаемых ;)

Певзнер Ирина : другие произведения.

Каникулы отрока Сергия