Аннотация: Лиана Бруггеманн, ВАШИНГТОН, США Произведение было впервые опубликовано 1 октября 2005 года на английском языке.
Звуки лёгких шагов Джона О.Малли тонули в толстом снежном покрове, без малейшего намёка на хруст. Хлопья снега мягко падали и засыпали следы от его туфель, а снежинки, кружащиеся в своём невидимом танце, тихо и нежно поглощали малейшие шорохи в таинственной ласке забытых грёз. Вечер уже вступил в свои права, становилось холоднее и туфли О.Малли на тонкой кожаной подошве покрылись коркой льда, став бурыми от снега. Туфли замедлили шаг и остановились, как вкопанные, как будто их владелец вытянул шею и одной рукой, подсознательно схватившись за твидовую шляпу на своей голове, внимательно вглядывается сквозь снег, прищурив глаза, читает по складам огромную надпись "Под слом", виднеющуюся сквозь треснувшее и пыльное окно старого здания. Выделяясь на фоне обширных белых сугробов, та надпись как будто вынырнула из снежного покрова, как след от случайно разлитой краски, в спокойном чёрно-белом мире.
Стоящий в центре потока суетливых людей, с маленькими и чёрными, как бусинки, глазами, поднимающих свои воротники к подбородкам и раскрасневшимся от холода щекам, О Малли представлял собой причудливую картину на этой убогой улочке: странный прозрачный силуэт, застывший во времени, среди вечно спешащих серых расплывчатых контуров прохожих. Чем ближе он подходил к зданию неподалёку, тем отчётливее становился слышен скрип снега под его ногами. Надавив обветренной рукой на кирпичи возвышающегося перед ним старого Гранд отеля, он услышал шум и в то же мгновение по спине ему ударил большой обломок сорвавшегося с крыши шифера, звук от падения которого гулким эхом прокатился по улице.
Некоторое время спустя он всё же сел и, ссутулившись, облокотился о грубую каменную стену. Залатанное, насквозь промокшее пальто налезло ему на уши. Его когда-то красивое лицо было бледным от холода, с синюшными кругами, обхватывающими его глаза и сизыми губами; его голубые глаза навечно и глубоко запали в свои глазницы, а лицо избороздили глубокие морщины, хотя не так давно это были всего лишь их лёгкие контуры. Он положил шляпу на землю, вложив в неё камень, чтобы не унесло внезапно налетевшим порывом ветра и степенно шествующий господин, который ещё вчера открывал перед ним дверь, бросил в неё монетку, даже не удосужившись взглянуть на него. О.Малли помнил того человека. Прекрасно сшитый на заказ у лучшего портного костюм, взгляд превосходства в глазах, манера приподнимать бровь, чтобы скрыть изумление, слегка искривлённый в подобие улыбки рот, хотя невозможно с точностью сказать, позволял ли он себе когда-нибудь улыбаться. Но, может это были лишь сны после... после дней, проведённых на золотистых песках лучших курортов с подругами, лебединые шеи которых украшали бесчисленные нити жемчужных ожерелий или ослепляющие ювелирные работы, приобретаемые для его грандиозных и шумных вечеринок, благоговейный шёпот о состоянии дел в его отеле. Но, так называемый Чёрный Четверг, разрушил все мечты... а, может, начал с начала, чтобы реальность превратилась в величественность, а величественность исчезла вместе со снегом.
Следующим утром рабочий, производящий демонтажные работы, со злостью выпрыгнул из крана, чтобы посмотреть, что же стало причиной простоя. С проклятиями он пробился сквозь небольшую группу рабочих, столпившихся у сносимого здания. В молчании он замер, увидев скрюченного маленького человека, лежавшего у основания старого отеля. Однако вскоре толпа рассеялась, разойдясь по своим рабочим местам, и двое крепких парней бесцеремонно перенесли тело на аллею, где временно похоронили в могиле из снега. Когда здание упало, раскрошившись на сотни обломков, а затем было аккуратно разобрано до основания, гулкое эхо понеслось по пустынным заснеженным улицам, исчезая с вечно спешащими пешеходами.
Перевёл Бадьянов Денис. Ташкент 20 июня, 2017.
Shards of Memory
Liana Bruggemann, Washington, United States
First published October 1, 2005
The light steps of John O"Malley sank into the thick, muting cushion of snow without the faintest snatch of sound. The flakes settled softly in his wake, swirling flurries of a gentle blindness, slowly, sweetly tucking away all slips of sound in the deep caress of forgotten dreams. The late hours of evening had yet to pass over the day, and O"Malley"s worn leather soles, peeling and brown-black from the snow, halted their steady procession, paused, and settled their weight firmly to both feet, as their owner craned his head, one hand subconsciously clutching an old tweedy hat to his head, as he stared, squinty eyed through the snow at the large, red "Condemned" letters spelled out across the cracked and dusty windows of the old building. Marked out against the expansive white banks, the fresh new sign peered out from the midst of swirling snow flurries as a trace of unwanted color, in a world comfortably black and white.
A stray, still form in the midst of bustling bodies, collars up to the chin, cheeks flushed with cold, eyes beady and black, O"Malley painted a queer picture in the middle of the shabby street, an oddly clear figure frozen in time, surrounded by the grey-blurred outlines of rushing passerby. Stepping closer to the building, the sound of his own footsteps crunching in the snow seemed suddenly more solid, and, as he pressed a weathered hand to the frozen bricks of the towering old Grand Hotel before him, a shiver ran down his spine, an empty echo sounded down the street.
Hours, or perhaps minutes later he still sat, hunched against the rough stone wall, his patched, wet coat drawn up to his ears, his once fine face paled with the cold, tinged blue around the eyes and lips, pale blue eyes sunken deep into their sockets, fine wrinkles the only outline of what had once been. He had placed his hat before him, weighted with rocks to keep it from being blown away, and as he sat half in, half out of the world, a man who had once opened doors to him dropped a coin in his hat without looking at him. O"Malley remembered that man, the superb quality of his tailored suit, the look of respect in his eyes, the way his eyebrows lifted in barely concealed surprise, the quirk of his mouth as though unsure whether he was permitted to smile. But perhaps it had only been a dream after all...the days of golden arches , of strings of pearls wrapped around swanlike necks, of glittering jewels presented for his, the largest, grandest parties, the awed whispers of his hotel, present under even the most insincere and same-standard cordialities. Black Thursday as it was called had shattered those dreams...or begun them, for reality now faded into sublime, and sublime faded away with the snow.
The next morning an irritated demolition worker leapt angrily from his crane to see what had caused the delay, cursing as he pushed through the small crowd of workers around the condemned building. He stopped as he saw a man curled and small at the base of the old hotel, and paused. Soon however, the crowd dispersed, grew disinterested, resumed their tasks, and with the aid of a couple fellow workers, the body was hosted unceremoniously down an alley way, and buried in a makeshift grave of snow. As the building fell in crumbling ruin, and the carefully crafted might of the hotel crashed to the ground, empty echoes streamed down the snow-muted streets, lost on the ears of the deaf-toned passerby.