Баданин Сергей Станиславович : другие произведения.

Книга 2 часть 1 Я из палеолита

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   КНИГА 2
  
  Мы бежим отбитые от стаи, горечь пьём из полного ковша.
  А Несмелов
   Часть 1
   Я ИЗ ПАЛЕОЛИТА
   Глава 1
   Поездка в поезде, новые люди, внесли некоторое оживление в охватившую всех серьёз-ность, всё выглядело не таким уж плохим, и порой даже начинало казаться многообещающим. Сережа, не отрываясь, смотрел в окно на мелькающие живописные места, лес, поляны со сло-женными на них аккуратными стожками сена. Всё дальше оставался позади их небольшой горо-док и знакомый вокзал с картиной "На Севере диком". Мелькали названия известных станций. Приближались большие, но тоже ещё свои, близкие по духу города, на берегах полноводных, красивых рек, Киров, Пермь. А там дальше, в совсем неизвестной, безграничной дали, в Сибири, куда ехало большинство пассажиров, в Красноярске, жила их любимая, жизнерадостная тётя. И во всём вагоне не нашлось ни одного попутчика туда, куда в неизвестный никому город, зачем-то направлялись они.
   Соседом по купе оказался молодой мужчина, добродушный, приятной внешности здоро-вяк и словоохотливый собеседник, председатель колхоза из соседней Горьковской области. Сер-гей невольно залюбовался им, покорённый силой и умом, слушая доверительный, ненавязчивый разговор энергичного и предприимчивого руководителя, конечно сразу узнавшего в них таких же крестьян, сельчан и земляков, с гордостью признавшегося, что он тоже коренной костромич. То-то он сразу так понравился Сергею. Видимо угадав в обложившемся багажом семействе причину дальнего путешествия, поведал о решении этих проблем у себя.
  - У нас никто не уезжает - сообщил он не без гордости - хозяйство большое, развивается, строится. Пришёл парень с армии, мы ему сразу дом даём, и молодёжь остаётся. Заработки тоже нет плохие. Хочешь учиться, пожалуйста, направление, стипендия.
  - В хорошем хозяйстве конечно, можно жить - охотно согласилась мать. Но в душа её, как видел Серёжа, была полна не изменившейся, непоколебимой уверенности в преимуществе го-родской жизни. И ни какие перспективы в деревне не сравняться с красочной мечтой о городе-сказке, с асфальтом, театром с пирожным, мороженым, где с четырёх часов играют в домино и не ни о дровах, ни о воде.
  Серёже было приятно слышать хорошие слова о деревне. И он с радостью готов был во всём поддержать делового председателя. Всё правильно, действительно, чего ещё надо. Так-то оно так, но город предоставляет гораздо больший выбор для проявления все своих способностей, и если уж появилась такая возможность, стоит ли от неё отказываться. Пусть можно жить и в деревне, но в городе, наверное, должно быть больше интересных людей, разнообразнее жизнь, богаче выбор всевозможных перспектив. И если выдался случай, стоит ли отказываться от возможности достичь лучшего. Их так учили, только вперёд, туда, где самое главное, самое важное. Не зря же он столько сил отдаёт учению и верит в свою пригодность для великих дел, для этого у него хватит сил и терпения, он хочет и умеет много и упорно трудиться.
  Пример умного председателя уже ни в чём не мог переубедить ни его, ни его мать, не послужить примером. Далеко позади, уже в прошлом, оставалась их родная Костромская область и вся предыдущая жизнь, не оглядываясь на которую, вперёд, только вперёд, мчались они в новое, необыкновенное, полное чудесных ожиданий будущее.
  В Свердловске их встретил дядя Гриша, тот самый сказочный дед с красивой, окладистой бородой, устраивавший когда-то у них в доме ёлку, сшивший ему шорты и соорудивший во дворе замечательную горку, оставшийся таким же подвижным и деловитым. Сергей едва поспевал за ним, идя в сад, где на небольшом участке у него был настоящий дом, целая звероферма с кроликами и нутриями, ружьё и полный, с огорода и из лесу, разных запасов погреб. А гостивший у них летом с молодой женой его сын, двоюродный брат Сергея, мастер света, принимавший участие в съёмках фильма "Угрюм река", что для них и всей деревни было целое событие, взял его на киностудию, показал свой водолазный костюм и готовящийся к новым съёмкам зал.
  Общительная, разговорчивая девочка, его ровесница, повела его гулять в сад, и без умолку ботала, раскачиваясь на качелях в небольшом сквере. Куда вообще здесь, в городе, можно идти гулять, и что делать в свободное время, слушая разговорчивую горожанку, пытался разобраться Сергей, ходить всё время в один и тот же сквер скучно. Дома у неё было небольшое, издававшее красивые звуки фортепьяно, на котором она училась играть. Сергей боялся даже прикасаться к его клавишам. Такой же весёлой и неуёмной она оставалась и вечером, когда их положили спать на пол. Сергей оставался серьёзным и стал даже немного строгим, когда решил, что время достаточно позднее и всем пора отдыхать.
  Родных в городе было много. И со стороны отца, и у матери. Они обходили всех, угощая деревенским пивом, десятилитровый бидон которого взяли из дому. Его удивил услышанный разговор о том, что на обед готовят мясо, что в этом необычного, оно должно быть всегда, ведь это так естественно. На широкой, занявшей значительную часть стола сковороде, вынесли жареное мясо, которое они тоже везли с собой, почему-то всё изрезанное непривычно мелкими кусочками, как будто мяса было мало и его очень экономили. Прикинув, что в квартире будет не меньше шести взрослых человек, он удивлённо воскликнул.
  - Это на всех что ли? - Стоило ли тогда говорить об этом, при хорошем аппетите, какой сейчас, после дороги начал ощущать он, пожалуй, можно и одному легко справиться с половиной всего обеда. Покупавшие мясо в магазине горожане, его, похоже, просто не поняли.
  - Здесь так мясо не едят, как ты привык - объяснила мать. Оставалось только вздохнуть о деревне, где он своей собаке мяса больше давал, кидая ей целые куски, когда резали скот, на что отец даже не очень и сердился. Он сразу полюбил принявший, хорошо встретивший его настоящий большой город, находившийся не так уж и далеко от его родных мест. Всего-то, не многим больше, чем одна ночь в поезде и потом всегда с удовольствием приезжал сюда, где всё было почти как дома, воздух, небо, трава, такой же лес вокруг и также много простых, доброжелательных людей.
  Но здесь и заканчивалась его родина. Хотя всё вокруг, на Восток, на Север, продолжало оставаться таким же, круто изменив направление, поезд уносил его далеко на юг, в чужие, незнакомые, абсолютно неизвестные места. Пропетляв между заросших густым пихтовым лесом сопок, поезд вырвался на бескрайне просторы азиатских степей. Насколько хватало глаз, во все стороны простиралась нескончаемая, однообразная равнина, такое же пустынное, ничего не выражающее небо и вереница тощих, непонятных кустов вдоль дороги. Встречающиеся на разъездах невысокие, неказистые, вросшие в землю ободранные серые хатки, и снова тоже безмолвие и пустота, наблюдение за которой становилось бессмысленным и утомительным.
  Чувствовались изменения и в пассажирах. Вместо привычных рассуждений, рассказов и откровений, только реплики, замечания и короткие высказывания. Народ казался более скрыт-ным, напряжённым и торопливым, с непривычными по каждому поводу и после каждого слова извинениями и словами вежливости, чего не бывает у настоящих северян, где уважение находиться в самой манере разговора, общения, лежит в основе сознания и нет необходимости напоминать об этом ежесекундно. При всей церемониальной деликатности, это уже не были живущие одной жизнью попутчики, всячески стремящиеся помочь друг другу, каждый был занят только самим собой, как на восточном базаре.
  Окончание поездки пришлось на самый важный момент ноябрьских праздников, одних из главных торжеств страны, и большинство пассажиров, покинув поезд, спешили добраться до дома и встретить его в окружении родных и близкими. Оставшись совершенно одни в опустевшем вагоне, негромко переговариваясь, и поглядывая на непривычный, степной пейзаж, они с тревогой и волнением ожидали приближающегося уже не столь далёкого, непредсказуемого будущего. Проходивший по вагону проводник, молодой парень неплохой наружности, до этого казавшийся им вполне приличным человеком, остановившись, заговорил с матерью, и предложил ей пройти в его купе, где она сможет отдохнуть и посидеть с ним. Возможно, там у него имелось не допитое спиртное, а оставаться одному во время всенародного ликования ему было невыносимо скучно, но Сергею такое поведение молодого проводника показалось более чем подозрительным и неприятным.
  - Да ты что, куда я пойду от своих детей - отказалась удивлённая мать, потребовав даже не сметь говорить об этом.
  После непривычно звучащих названий станций и полустанков, Карталы, Бреды, Айдарлы, уносящий их всё дальше, в затянувшееся, бесконечное пространство, какое-то невообразимое дикое поле, поезд, выкатился наконец к каким-то постройкам, мазанкам, переездам и зданиям. Появились дома, трубы, вагоны, город казался бесконечным. Миновав две станции и реку Урал, оказавшейся даже здесь, в среднем течении, не слишком широкой, заросшей лесом речкой, стали готовиться к выходу. А по сторонам всё те же бараки, трубы, вагоны, заводы, заборы и серые, низкие, ободранные, похожие на хаты домики.
  Сергей первым выпрыгнул из остановившегося вагона на обдавший почти зимней прохладой и гарью перрон, навстречу крепкому, решительного вида мужчине с упрямым, волевым подбородком, державшему несколько в стороны свои руки и рассматривающего выходивших пассажиров. Мужчина был без вещей, не собирался никуда ехать и пришёл определённо кого-то встречать. Должно быть, это и есть Николай, брат отца, на ходу сообразил Сергей.
  - А остальные где? - задорно, дружески спросил, поздоровавшись, узнавший его дядя.
  - Они там, сзади идут - громким голосом, бодро ответил Сергей.
  Заплатив по три копейки, они долго тряслись в гремящем и болтающемся из стороны в сторону трамвае. С открытой душой, по-доброму, с интересом и любовью, смотрел он на всё, что теперь должно стать его домом, переезды, прячущиеся в поворотах и изгибах улочки, заборы, мосты и снова нескончаемые и бесчисленные трубы и заводы. Сам город, или то, что можно было им назвать, находился в центре этого бесконечного железного Миргорода, на улице, называемой проспектом, протянувшимся по две остановки в разные стороны от центральной площади, проехав которую, скоро вышли на остановке "Магаданская", и дальше город снова принял наполовину поселковый вид. Миновав через пять-десять минут три квартала красных, двухэтажных домов соцгорода, вышли на его окраину к подпиравшими гору разнообразными домиками деревенского вида и, свернув в последний угловой двухэтажный дом, остановились перед дверью на первом этаже. Дядя зачем-то поднялся выше, на второй этаж, откуда тут же, кувыркаясь и извиваясь, полетели вниз, сидевшие на перилах и демонстрирующие друг перед другом свои голосовые возможности коты.
  - Николай Георгиевич - возмущённо обратилась к дяде тётя, его жена, Лидия Сергеевна, работавшая завучем в школе-интернате, преподававшая там русский язык и литературу, - нехо-рошо так поступать, жестоко, ты прямо мальчишка какой-то, хулиган.
  Серёжа тоже не ожидал от осанистого, основательного дяди, показавшегося очень тактичным и вежливым человеком, такого неожиданного, грубого действия. Он привыкли относиться к кошкам, как к важной и крайне необходимой части хозяйства, семьи, быта, со всем уважением и заботой.
  - Опять весь вечер их слушать, они даже не наши, не отсюда, а посмотри, что наделали - твёрдо объяснил дядя, по своему решавший многие проблемы - если хочешь словами научить их гигиене и поведению, пожалуйста, занимайся.
   Примерно так же, по-боевому, поступал он и расшумевшейся молодёжью, любящей со-бираться в подъезде, когда всякие уговоры и предупреждения переставали действовать. Если дядя всегда такой решительный и энергичный и, похоже, не прочь продемонстрировать это, то тогда, наверное, он должен быть здесь, уважаемым и авторитетным человеком, возникло у Сергея невольное ощущение.
  Познакомившись с серьёзной и воспитанной, но такой же неспокойной, как и дядя, своей двоюродной сестрой, осматривая приютившее их жильё, зал с небольшой спальней, знакомясь с устройством туалета и ванны, он не испытывал каких-либо особых тревог и волнений о будущем. Новые люди, непривычная обстановка, всё это уже бывало, свыкнется, стерпится, не один же он. Главное учёба, всё остальное теперь, так или иначе, на втором плане. Всеравно, рано или поздно, это неизбежно, уезжать учиться. Глядя в окно сквозь тюль и шторы на проходящих по улице людей, чувствовал себя уже некоторой частью всего этого. Хотел также жить, ходить по городу, и всему учиться, много и старательно, терпенья ему не занимать, чтобы достичь здесь всех своих самых заветных желаний. Ничто не омрачало его светлой мечты, не нарушало радостного оптимизма. В таком же приподнятом настроении после окончания грандиозного путешествия находились и остальные члены семьи, радостная, довольная мать, улыбающаяся старшая сестра, не хотевшая ехать в город и вообще всем довольная младшая. Совершив скорого бегства из деревни, теперь они все надеялись здесь на полное завершение чуда.
  - Это будет ваша вторая родина - тёплыми словами приветствовала их тётя.
  Они никогда не произносили этого слова, хотя оно всегда жило в груди, им было пропита-но всё сознание, считалось неприличным, каким-то кощунством даже говорить вслух об этом. А уж вторая родина, это что-то из области легкомысленного, пустого красноречия. Несмотря на все его необычные стремления и различные желания, его деревня, их лес, старые друзья, навеки останутся с ним единственными и неповторимыми, самыми большими ценностями и радостями. Выслушав браваду слов об орденоносном крае, строящемся и развивающемся городе, его людях, сказал в ответ на добрую встречу.
  - Ну что же, хорошо, будем достойными, постараемся найти здесь свое место и удовлетворить все свои интересы.
  - Я не сомневаюсь, что всё будет у вас хорошо - заключила тётя, умеющая мастерски вы-ражать свои мысли, увлечённо и интересно говорить и обладавшая замечательной способностью, в любой действительности находить желаемое прекрасное. Несомненно, такими же сладкими речами рисовала она красочные перспективы их будущего приезжавшей сюда летом в гости, на разведку матери, поддерживая и одобряя все её смелые проекты по переустройству их жизни.
  Не теряя ни одного дня, их документы отнесли в близлежащую школу, кратко объяснив им, где она находится. Теперь, когда самые важные дела были сделаны, и свершилось всё заду-манное, собравшиеся гости стали шумным застольем отмечать их приезд, с грустным юмором вспоминали своё деревенское прошлое, пили за предстоящий успех и удачу. Ни о чём другом не хотелось думать. А они с сестрой готовили портфели с книжками, завтра начнётся их новая, луч-шая жизнь, о которой столько говорили, мечтали, завидовали в грязной деревне. Но что-то не было той, прежней радости, когда там, дома бежали они в школу после каникул навстречу друзьям, учёбе, труду и преподавателям. Как-то будет всё тут, в чужом, от начала до конца городе, мире и самой жизни. Большого страха перед неизвестностью не было, ими овладела холодная, строгая рассудительность. Похолодало и на улице, над стылой землёй неслись снег и ветер. Дома, где радость, даже в снег и мороз никогда не покидала их, они не обратили бы на это внимания, но сейчас непогода усиливала настороженность, делая их боле чуткими и вдумчивыми.
  Рано утром, уточнив ещё раз, где находится школа и номер класса, оставив ушедших до-сыпать после затянувшегося за полночь праздничного застолья взрослых, благо, что топить печь, и идти к корове было уже не нужно, они вдвоем с сестрой вышли на улицу. Неласковый, резкий, холодный и колючий ветер, пронизывая насквозь, нёс по асфальту снежную пыль, присыпав све-жим снежком неровности, бугры и обочины дорог. Неуютно и непривычно, совершенно чужими, вдруг почувствовали они себя в начавшееся их первое, неприветливое утро городской жизни, по сравнению с домом, где всё своё, знакомое, любой куст, даже каждая лужа и жизнь всей земли, неба отдаётся в твоем сердце. А каждый прохожий обязательно скажет хорошее, ласковое слово, всё там было для них, и они чувствовали себя отражением окружавшего их мира, были его частью. Когда они уезжали, дома было совсем тепло, тихо и хорошо, а первый снег, когда всё вокруг становится вдруг чистым, уютным и красивым, там всегда настоящий праздник.
  Отойдя немного, они остановились, со странным чувством своей ненужности, вспоминая сколько раз вправо и влево надо повернуть, чтобы попасть в школу. Сергей плохо слушал наставления, полагаясь на сестру, и сразу решил, что проще будет спросить об этом у прохожих. Осмотревшись и решив идти в направлении высоких домов, для верности уточнили дорогу у встречной женщины, подробно им всё разъяснившей. Ободрённые и уверенные, они весело зашагали по шоссе между домов в направлении нужной им школы, которых в округе было несколько. Большое простое здание, скоро показавшееся за двух этажными жилыми домами, куда, словно муравьи к муравейнику, стекались со всех сторон многочисленные потоки школьников, говорившее о том, что это и есть школа, снова насторожило их своей безликой громадностью и наполнявшей его чужой, непонятной силой. Её приближение не обрадовало так же, не возбудило тех приятных, волнующих ожиданий, как привычная, знакомая до сантиметра, их родная, добрая, старенькая деревенская школа, с крашеными полами и высокими печами, деревянными лестницами и большим школьным садом.
  Камень, стекло, шум и грохот. Народу столько прежде он видел только в Москве, в метро. Сестра, столкнутая кем-то в этой толпе, даже упала на лестнице и больно ушиблась. Двигаясь в сплошном потоке, он достиг нужного ему третьего этажа, нашёл свой класс и стал ждать учителя. В работавшей в две смены школе, каждый класс состоял из нескольких, таких же многолюдных и переполненных, классов. Второй класс, в который пошла младшая сестра, назывался 2-е, а первых, в школе было будто бы даже семь классов. Рядом располагалась ещё одна, новая, ещё больших размеров школа.
  В огромном классе, вмещавшем более сорока учеников, вместо удобных, чёрных, индивидуального размера парт, стояли простые, лёгкие, бледно-зелёного света столы. Большая, неровная и коробящаяся и блестящая, отражавшая падающий на неё из окна свет, безликая, какого-то серо-жёлтого цвета, доска, на которой и в упор-то ничего не было видно. Он слышал о заключении врачей про благотворное влияние на глаза зелёного цвета, а чёрный цвет, формирующий строгость, создающий чёткость и определённость, будто бы слишком тяжёл для восприятия. Но преобладающий вокруг бледно-салатовый цвет парт и стен, не был зелёным, а играющая лучами Солнца грязная, не протёртая доска, далеко не коричневой, как предписывалось. Да, чрезмерная лёгкость, простота и приятность дизайна, расслабляя и веселя, не способствуют напряжению сознания. Но детство в стране советов должно быть светлым, радостным и ничего чёрного, мрачного в нём быть не должно. Всё в классе блестело и белело, вмещавшие много неба, чистые, большие окна, одинаковые для всех столы и большая лучезарная, лакированная доска. Всё должно создавать лёгкое, праздничное настроение, в котором и без того, с великим удовольствием, всегда готова была находиться значительная часть учеников во время всего своего пребывания в школе.
   И пока у него оно было, это радостное, оживлённое настроение. По совету или просьбе матери, обеспокоенной тем, что сможет ли он увидеть что-нибудь с доски, Сергей был посажен за крайний первый ряд с хорошей интересной девочкой. Но зрение у него было ещё вполне приличным и скоро его отсадили назад, подальше, с мальчиком. Классный руководитель, красивая брюнетка с тёмным пушком на верхней губе, расспросила его, откуда он приехал, кто его родители и чем занимаются. С таких же подробных расспросов начинался непременно любой новый урок, каждый преподаватель подробно расспрашивал его обо всём. Считая, что им положено это знать, он всем подробно объяснял, что он с Костромской области и кто его родители. Спрашивали об этом и совершенно не знакомые, в коридоре, на переменах, с чужих классов ученики. Устав объяснять и не считая это нужным делать перед всеми, он по примеру героя Ю Никулина и из фильма "Бриллиантовая рука", на вопрос откуда он, стал коротко отвечать, оттуда, как делал это когда-то один мальчик у них в санатории.
  Не всем ребятам, возможно, понравилась такая смелость и наглость, но складывалось всё пока довольно неплохо. Мало уделяя чему-либо, кроме уроков внимания, он смотрел в основном только вперёд и слушал учителя, готовый в любой момент ответить на любой вопрос, надеясь, что остальное всё как-нибудь постепенно уладиться, он узнает класс, ребят, познакомиться и подружиться с ними. Повернув голову, он посмотрел в их сторону, и увидел так же тихо и внимательно слушающий урок класс, кроме одного, сидящего на лучшем месте, возле окна, едва видневшегося из-за стола, ничего не делающего и ни о чём не думавшего малыша. Никакого прилежания к занятиям Сергей в нём не заметил, кажется, уроки его совершенно не интересуют, интересно, что он тут делает, такой маленький, и ещё раз взглянул в его сторону. Малыш тоже посмотрел на него, он оказался не такого уж детского возраста, как показалось сначала, и сделал Сергею вызывающий, пугающий взгляд. Не поняв ничего, ведь он только взглянул, а вовсе не рассматривал его, Сергей не стал никуда больше поворачиваться. Но после окончания урока, этот невысокий паренёк подошёл к нему, ещё сидевшему на месте и спокойным, твёрдым и повелевающим голосом, нравоучительно заявил.
  - Ты много на себя берёшь, парень - и удалился в неизвестном направлении.
  Он никогда не оставался вместе с классом, у него были свои, неизвестные друзья, старше-классники и взрослые, с которыми он чувствовал себя настоящим хозяином не только в школе, но и в районе, в городе. Такая встреча не обрадовала и огорчила его. Разгорячённый он вышел в коридор и остановился у окна. Ну зачем эта демонстрация силы и превосходства, его обидел, оскорбил мой интерес, и он хотел показать, что он не то, что можно о нём подумать. В коридоре его тут же окружили вышедшие вслед ребята и стали успокаивать и говорить с ним.
  - Вот, мы все тут, твои друзья, ничего не бойся. Он и с нами так же. Всё будет нормально, хорошо, мы его знаем.
  Сергею стало неудобно и стыдно за свою оплошность, за то, что заставил ребят беспоко-иться о нём, был признателен за внимание, заботу и удивлён их дружбой и сплочённостью. С классом ему, надо согласиться, определённо повезло, решил он. Невысокий паренёк больше никогда не беспокоил, всем было достаточно одного его слова, чтобы быть понятым. Самостоятельность его удивляла. Во время любого урока, он вставал, и несмотря ни на какие попытки преграждающих дорогу учителей, спокойно, без лишнего шума, уходил.
  - Сейчас, приду, мне нужно выйти на пять минут - держа в руке сигарету и стараясь быть как можно более понятливым, вежливо объяснял он не желавшей ничего знать, загораживающей подолом дорогу учительнице. И всеравно он уходил, этот маленький хозяин школы, района, и города, уже не признающий никакой официальной власти, чужой воли и высоких мнений, никого не касаясь, живущий какой-то другой, отличающейся от всех более серьёзной жизнью. Вёл он себя тихо, незаметно и самостоятельно. Сергей не вспоминал про неприятный случай и даже стал уважать его. Была в нём та же сила, что ценил и уважал он сам, не роста или авторитета, а своя, внутренняя, душевная, даже, может быть интеллектуальная. Он никогда никому не досаждал, никого не унижал и ребята его тоже, в общем-то, любили. Потом, много позже, когда было с чем сравнить, он понял, что действительно, это был неплохой человек, гораздо лучше многих тех, с кем ему ещё придётся встретиться в этом городе. Как успел разглядеть Сергей, был он не единственным примечательным человеком в классе, ребята были самые разные, но каждый из учеников был интересной, достойной внимания личностью, есть у кого поучиться, с кого брать пример, и спокойно занимаясь уроками, он начинал чувствовать себя уже одним из них.
  На второй день посещения школы, на уроке истории его вызвали к доске, отвечать урок, рассказать про какое-то древнее царство. Он слушал, читал, всё помнил, и смело выйдя к учительскому столу, встав перед классом, начал бодро и привычно пересказывать заданную главу. Но не успел он закончить описания и одного события, как класс разразился жутким, с надрывами, переходящим в истерику диким хохотом. Прекратив говорить, Сергей посмотрел на учительницу, той тоже было довольно весело.
  - Парень, ты какой национальности - спросил тот же, невысокий паренёк, единственный, остававшийся серьёзным, человек во всём классе. Он никогда не смеялся, даже не улыбался, но он тоже был немало удивлён, выразив своим недоумённым вопросом всеобщее изумление.
  Что бы это значило, Может он сказал что-то не так? Нет, он прекрасно знает материал, и дефектов речи у него тоже нет, говорит он чётко, понятно, хотя и быстро. Многие ли из них могут ответить так же. Как часто приходилось ему видеть, как выйдя к доске, ученики сначала долго молчат, думают, стараясь вспомнить хоть что-нибудь, затем, путаясь и сбиваясь, с трудом выстраивая одну фразу за другой, начинают медленно говорить.
  - Ну ладно, иди, садись - тоже отчего-то вдруг развеселившись и не став слушать ответ дальше, предложила ему учительница, не остановив, не успокоив смеющийся класс.
  Иди, садись, меня не хотят слушать и велят молчать, значит так говорить нельзя. Это ужасно, как же быть? Смущённый, ни на кого не глядя, он тихо опустился на свое место и просидел там до конца дня, ещё не совсем ясно понимая, в чём же дело.
  Дома, за обедом, он рассказал поинтересовавшимся его делами взрослым, о случившемся с ним в школе, так озадачившем его, странном конфузе, всё ещё оставаясь в неведении о конкретной причине своего, такого убийственного поражения и взорвавшегося идиотским смехом класса. Старшая сестра сказала, что у них было тоже самое, подтвердила это и учившаяся во втором классе младшая сестра. Над всеми ими дико смеялись. Но только учительница начальных классов, остановив ребят, разъяснила им, что так у них говорят все, что это нормально и хорошо, и конфликт был быстро исчерпан. Сразу поняв, в чём дело, вокруг него моментально собралась вся семья, и на примере наиболее характерных слов, таких как, молоко и хорошо, стали наперебой учить его правильному их произношению. Оказывается, планируя переезд, взрослые прекрасно знали о неизбежных, связанных со своими природными особенностями осложнениях, не одобряемых и отвергаемых уверенным в своем превосходстве высокомерным и самолюбивым обществом полуграмотных городских обывателей, не терпящих и не принимающих, ни во внешности, ни в языке, ни в истории, каких-либо отличий от своего благополучного, успешного бытия.
  - Надо говорить малако, харашо - неестественно растягивая рот, учил дядя. Получалось не менее смешно, так говорят только плохо знающие русский язык, женщины из далёких южных республик, которым это почему-то очень идёт и цыганки, да считающие это своим особым шиком Москвичи.
  - Женщины этому учатся быстрее - сказала преподававшая в школе литературу тётя, уже будучи взрослой женщиной, прекрасно освоившая новый язык.
  Сами-то они, прожив в городе годы, не смогли полностью избавиться от акцента, вслуши-ваясь в разноголосую речь, видел теперь Сергей. Хотя у женщин, возможно, получается действи-тельно неплохо, им даже идёт это мягкое, протяжное, нежно-певучее постанывание, из чего в основном и состояла эта речь, что было её смыслом, красотой и ценностью, в чём им виделась вся их культура и образованность. Большинство людей, наверное, так всё же не говорят, а серьёзные и умные люди, вынужденные заниматься делом и много думать, чей язык, вероятно, подошёл бы и ему, вовсе предпочитают не рассуждать вслух, оставаясь незаметными. Но, как и где учиться этому, если вокруг слышится только это, чуждое, явно не соответствующее ему Московско-Азиатское произношение, которого именно от него сейчас все требуют. А зачем вообще нужен ему их язык, за какие доблести он должен предпочитать его своему. Он любит привычное чёткое звучание родного языка, располагающего к рассудительности и обстоятельности, склонного к анализу и глубокой обработке информации. Но что из этого получается, он хорошо видел, и снова становиться посмешищем ни за что не хотел. Не будь он так хорошо готов к уроку, не отвечай ясно и понятно, а тихо постояв у доски, промямли несколько неразборчивых слов, как и делают нередко многие ученики, получив за это удовлетворительную троечку, а то и четыре, всё может быть, прошло не так заметно, и жизнь сложилась бы совсем иначе.
  Тем не менее, не смотря ни на что, надо учиться говорить, но выходит как то некрасиво, даже не прилично, мягко. Он весь устроен иначе, по-своему, даже если и будет говорить так, как требуют, его мозг, сознание, сам он останется прежним. Значит надо всё разрушить, зачем, ведь он живёт и учиться нормально, во всяком случае уж не хуже других, так зачем же ему ломать, уничтожать себя, всё перестраивать, чтобы наполнить себя нежным, широким и протяжным звучанием, в котором он не находит удовольствия и не видит смысла. Не мог он этого принять. Он был уже заряжен и выстроен в другой, своей системе, много работал, учился, по-своему думал и почти сформировался, перестройка, отнимая силы, заняла бы всё время, да и что хорошего может получиться в другой системе восприятия мира, иных, чужих чувств и звуков.
  Тем, кто не загружал так свой мозг, чья жизнь не была тесно связана с мышлением и логи-кой, как у них живущих математикой или ещё совсем молодым детям, им, возможно, это было бы легко и просто. Но он уже живёт и думает таким образом, и по-другому, утратив очень важную часть себя самого не может, это уже будет не он. Допустить этого он не мог. Или же, будь он взрослым, полностью сформировавшимся человеком, чья жизнь не так связана с разговором, с речью, когда можно было бы просто отмалчиваться, а при необходимости коротко отвечать, картавя и подыскивая нужные слова. Хотя взрослые порой тоже не лишены любопытства, но обычно мало обращают на это внимания. Дети же беспощадны к чужим недостаткам, заметят абсолютно всё и каждый пустяк, любая мелочь, может сделаться у них предметом для серьёзного разбирательства. Все попытки тут же начать говорить по-новому, оказались безуспешными. В этом изменённом самовыражении, бесконечном подстраивании и постоянном подыскивании нужных, лёгких для произношения слов и звуков, чем была занята теперь вся его голова и весь мозг, исчезали чувства, менялся сам предмет разговора и терялись мысли.
  Но всё это было бы ничего, не увидь он страха в глазах дяди, сильного и волевого челове-ка, тоже мальчишкой в тридцатые годы вынужденного покинуть разорённый дом, долго скитав-шегося с беспризорниками, затем отдавшего всю молодость армии, войне и полжизни прожившего в городе. Если такой сильный и решительный человек не смог справится с этим, то как быть ему. Теперь он понял всю сложность своего положения, а каждый предстоящий день нёс нескончаемые трудности и беды.
  Ещё долго, просыпаясь по утрам на таком же точно диване, что и в деревне, полный сил и надежд, он с радостью встречал бьющий в окно свет, чувствовал себя дома и не понимал, куда исчезла его любимая собака Пальма. Почему она не встречает его, не ждёт, сидя возле дивана, как всегда, заходя утром в дом с матерью. И быстро, с грустью и разочарованием начинал созна-вать, что это другой дом, другие стены и совсем иной мир, где вместо столь привычной и необходимой, всегда сопутствующей прежде в жизни радости, душу наполняли неисчезающие тревога и волнение, не покидавшие его уже больше уже никогда. С грустными мыслями и тяжёлыми переживаниями он ложился спать, погружаясь в недолгий сон, с тем же чувством смятения и беспокойства встречал свет нового дня, уже не дожидаясь от него ничего хорошего.
   Глава 2
   Словно непреодолимая преграда, окружив его со всех сторон, через которую с трудом пробивалась даже мысль, неожиданно лишила его всех перспектив и надежд. Он не знал и не представлял, как будет отвечать урок, разговаривать с ребятами, относившимся к нему хорошо, и у него могло бы появиться немало друзей, будь он таким же, как прежде. А класс был просто замечательный, дружный, отменные мальчишки и отличные, восхитительные девочки. Ну ладно, если бы посмеялся кто-нибудь недалёкий, не слишком умный, легкомысленный, ограниченный и отсталый человек, на которого можно было бы не обращать внимания, они только этим и заняты, смехом да шутками. Но если его речь так взорвала нормальный, хороший класс, о дальнейшем разговоре не могло быть и речи. Все начинания быстро освоить новый язык, ни к чему не привели, до того это было противоестественно ему, получалось некрасиво, и боялся сделать даже робкую попытку начать говорить на "а", опасаясь, что это неизбежно вызовет новый смех. Оставалось учиться говорить про себя, и хоть немного освоить речь, прежде, чем он сможет произнести вслух первое слово и молчать, молчать. Молчать на уроках, получая двойки за то, что всегда знал на отлично, молчать, идя домой из школы с товарищами, рассказывающих о своих планах, увлечениях и пытающихся разговорить его.
   - Вот ты, кем хочешь быть - озадачил Сергея обычный для их возраста вопрос однокласс-ника и, не дожидаясь ответа, уже привыкший к его молчанию, товарищ сказал, что он хочет быть лётчиком.
   За городом находился большой, военный аэродром "Сокол", где базировалась дальняя, штурмовая авиация. Тяжёлые бомбардировщики, днём и ночью, со страшным рёвом, один за другим, взлетали и заходили на посадку над жилыми кварталами. Выгодное географическое по-ложение в центре Союза, ясное небо и почти всегда лётная погода, а нефтеперерабатывающий завод в избытке снабжал горючим. У Серёжи сразу же появилось множество мыслей и различных вопросов. Он живо представил всю сложность этого дела. Сверхзвуковые скорости, сложные фигуры высшего пилотажа, полёт вниз головой, и во всех этих перегрузках надо наблюдать за показаниями множества приборов, управлять сложной машиной, одновременно следить за окружающей обстановкой и вести бой. Это сверхзадача. Да, кабина истребителя для настоящих мужчин, но он не мог мечтать об этом, потому что не очень хорошо видит, и в лётчики его не возьмут, да и хочет учиться. Но сказать всё это, поддержать разговор, к своему большому стыду и до боли досадному огорчению, не мог, отвечал односложно, выбирая слова без безударной буквы "о", чем и был теперь постоянно занят.
   - В характеристике сказано о твоих склонностях к математике - заметила высокая учительница, - но я пока не вижу у тебя особой активности, молчишь, руку не поднимаешь, сейчас я проверю - сказала она и дала всему классу задачу.
   Какая уж активность, чего они теперь ждут, он боится даже слово сказать, да и голова за-нята не учением, а подбором фраз. Как двоечник, не выучивший урок, мнётся, не зная, что ска-зать, так и он в разговоре, и в ответах на вопросы, постоянно ищет слова без безударной буквы о, думая только об этом, волнуясь, переживая и расстраиваясь. Обычная, без проблем задача, сходу записал решение, оформил, как положено и доложил о готовности. Обернулся на уткнувшийся в задумчивой растерянности весь, больше сорока человек, сильный и хороший класс, так и не справившийся с задачей. Не видит она активности, а чего вы видите, воспитатели. Знает ли кто о постигшем его несчастье, свалившихся на его голову бедах. Кто сможет помочь ему и где выход, под угрозой вся его жизнь, об уроках ли тут думать. Учительница была приятно удивлена быстрым и правильным решением сложной задачи, и осталась этим видимо очень довольна, о чём свидетельствовал сразу ставшим более уважительным тон её голоса. Ещё одна, сидевшая в последнем ряду, в углу девочка, сообщила о выполненном задании. Сергей был удивлён тем, что это была девочка, он не смог её рассмотреть, но был приятно обрадован, что и здесь у него есть родственная душа, и хотел бы познакомиться с ней, да всё это теперь исключено, с мальчишками то, и то не знает, как общаться.
   Это был последний его успех, последний блеск перед долгим закатом, погружением в беспросветную тьму, мрак и холод одиночества. На все вопросы теперь, если нельзя было дать простой, односложный ответ, он стоял и молчал. Письменные задания и контрольные выполнял успешно, но они были редки, учителя требовали от него только устных ответов. А как он ни ста-рался говорить, все слова застревали в горле, и всё рушилось, мысли, сознание, чувства, логика, а дневник и учительский журнал, всё больше наполнялся убийственными двойками. Жизнь превратилась в неописуемый кошмар, пора было схватиться за голову и никакой надежды на спасение, на помощь. Когда он сможет освоить этот язык, хорошо одолеть его хотя бы к Новому году. Если бы, с сожалением скоро стал понимать он, видя безрезультатность своих попыток. Он так устроен, как Украинцы или Прибалты, веками живущие рядом с русскими, и остающимися собой, сохраняющими свой акцент. Возможно ли полностью забыть, изменить родной язык, наверное легче выучить несколько иностранных языков, чем переделать один свой.
   Он понимал и знал физику. Серьёзная, немолодая учительница в который раз поднимала его, задавая очередной вопрос, на который, как и в предыдущий раз, он прекрасно знал ответ, но, не имея возможности говорить по-старому, и не желая оказаться клоуном, боясь, что по-новому выдавит из себя что-нибудь ужасное, упрямо молчал. Учительница продолжала настаивать на ответе, понимая, что не может так быть, что человек ничего не знает. Женщина определённо умная, чего она добивается, чтобы я заговорил, как, по-своему, зачем, раз приехал жить, будь добр учи язык этого народа, если уж им так противен твой, что поделаешь. Дали бы письменное задание, но учителя требовали всё время говорить, много, громко и более того, даже петь, что было вообще ужасно, и конечно, он снова молчал, получая от недовольных и раздражённых преподавателей очередные печальные двойки.
  Пока он ещё держался на плаву и находился наверху, за счёт отличных контрольных. Но печаль, тревога и бесконечная забота о подборе легко произносимых слов, всё больше поглощала его, останавливала развитие, сужая и ограничивая сознание, и он навсегда оставался жить там, в счастливом, далёком детстве, с чистыми помыслами, заветными мечтами и искренними чувствами, потому что настоящего не было, а будущее было вообще не ясно. Пока он оставался ещё хорошистом, учился на четыре и пять, оценки, которые всё же выставляли ему в табеле. Но это уже не была та обнадёживающая учеба, полная одержимости, веры, труда и надежд. Что толку в знаниях, если он не сможет их применить, не сможет полноценно жить, мыслить, учиться и работать на чужом языке, единственно допустимым и признаваемым в его стране. И уже не мечтал о высоких достижениях, об университете. Он и раньше не говорил об этом вслух, а теперь даже и помыслить не мог. А ребята, учившиеся гораздо слабее его, с трудом отвечая на четвёрку, открыто обсуждали свое будущее, говорили об институте, как о чём-то очевидном и неизбежном.
  - А ты что, не хочешь в институт? - спросил удивившийся его молчанию, пригласивший его в гости товарищ.
  - В институт, раньше думал, а теперь не знаю, что завтра будет - ответил он, выбирая слова без безударной о. Подбор слов нарушал естественный ход мыслей, чувств, всего восприятия окружающей действительности, и не позволял порассуждать подробнее на эту тему. Ведь если в процессе жизнедеятельности сознание постоянно отвлекается, причём сильно, концентрируется на непроизводительных рассуждениях, значит на столько же убавится его возможность плодотворно выполнять другую, конкретную, реальную задачу. Когда такая озабоченность захватывает человека слишком сильно, это может увести его за опасную черту, сначала сделать странным, особенным и непонятным, а затем и вовсе неадекватным. Половина его мозга теперь была занята не тем, чему прежде отдавал всего себя, школе и друзьям. Двойная, скрытая от всех жизнь, сложное, двойное мышление, стали нормой его существования.
  У них в деревне, не то что говорить об институте, а даже надеяться и верить, считали воз-можным только лучшие ученики, и то при абсолютном, твёрдом знании всего, чему учили в шко-ле. Преподаватели же были строги, требовательны и редко ставили высокие оценки, не желая способствовать развитию самоуверенности у школьников, и чтобы не было потом стыдно перед городом за своих воспитанников. А здесь о высшем образовании говорят запросто, может так и есть, ведь кто-то же учиться во всех этих бесчисленных техникумах, институтах. Кто, именно они, кто не смог решить ни одной серьёзной задачи. А он, кем будет он, скорее всего уже ни кем, хотя всё ещё также, страдая и мучаясь, учит уроки и всё знает на отлично, лучше всех.
  Товарищ привёл его к себе в гости, куда пришёл ещё один друг и пока они разговаривали Серёжа любовался аквариумом. Хорошо рыбам, они немы и им не нужно говорить. А ему хоте-лось многое сказать, спросить, узнать о городе, рассказать ребятам о своей жизни, мысли так и лезли из него. Но, подходя к языку, останавливались, замирали и исчезали, и он оставался нем, как эти тихо плавающие рыбы. Кому из них проще и легче. Домой теперь он старался идти один, шёл не спеша, любуясь снегом и небом, осматривая дома, улицы и заборы, смотрел на беззабот-но бегающих бродячих собак, и видел в каждой столько дружбы и верности, как ни в одном дру-гом существе, вспоминая свою, оставленную в деревне Пальму. Хоть ей-то хорошо, хоть она-то живёт дома, не мучается и не знает всех этих проблем.
  Сдав все свои дела и заколотив недавно выстроенный дом, в котором собирался долго жить, приехал отец, и они с матерью быстро устроились работать на новую трикотажную фабрику. Отец тут же уехал учиться в Вышний Волочок, осваивать новую, Австрийскую печатную машину. И Сергей остался один на один с городом со своими проблемами, никем не понятый, кроме старшей сестры, уже почти взрослой девушки, также пострадавшей и мучившейся со схожими проблемами. У младшей сестры жизнь шла совсем иначе, она, наверное, и не заметила особой разницы при переезде, не ощутила в жизни больших изменений. За ней также приходили подруги, разговор её скоро стал неотличим от их произношения, а буква а, звучала у неё даже сильней и выразительней. Оставалось только радоваться и завидовать её способности перевоплощаться, хотя её успехи в школе оставались весьма посредственными.
  Теперь он стал домоседом. Измучившись от скуки и безделья, он вышел во двор, постоял, посмотрел, потрогал дерево возле скамейки. Карагачи, они здесь всюду, только они, да ещё какие-то незнакомые деревья, ни берёз, ни черёмух, ни рябин, ни клёнов. Во дворе никого не было, никто его не встретил. В городе мальчишки не бродят, как они в деревне, по лугам, лесам, речке, а собравшись, сидят где-нибудь, занимаются в различных кружках и секциях, в каждом дворе своя кампания, свои разговоры, свои дела. А вечером по улицам ходят, бродят толпой, болтаются без дела в поисках приключений, только ко всему готовые хулиганы и бездельники. Каждый двор, каждая улица, дом, отдельная территория со своей обособленной жизнью. Один район может находиться в беспощадной вражде с другим. Надо знать авторитетов, ведущих, первых лиц района и быть с ними в хороших отношениях, чтобы всегда чувствовать поддержку. Хотя каждый конечно, стремиться быть независимым и самостоятельным, или хотя бы иметь много друзей, в городе одному нельзя. А он остался один и чувствовал свою уязвимость. Молчаливому человеку трудно иметь много товарищей, нечего делать на улице. Ни с кем не поговорив, и ни кого не встретив, он вернулся в дом. Через неделю другую, он ощутил ещё одну отличительную разницу жизни в городе.
  - Мам, а почему мы мясо не едим? - удивлённо спросил он.
  Пищи было много, но вся она была не такая как в деревне, какая-то однообразная и пост-ная. Хотя молоко, масло, яйца, творог и сыр, всегда были в избытке в холодильнике, постоянно колбаса и вкусные сардельки, а магазине всегда дешёвое мясо.
  - Как не едим, едим, здесь так и живут - коротко ответила она, вполне удовлетворённая такой жизнью. А ему всё это изобилие и разнообразие уже наскучило и порядком надоело, хоте-лось настоящей, живой пищи. Молока в городе много, но после него, можно даже стакан не мыть, настолько оно отличалось от домашнего, на котором за ночь в кринке появлялся толстый слой сметаны. Тонкий слой деревенского масла, сквозь который местами даже было видно хлеб, делал завтрак сытным и вкусным. А сейчас, перед школой, он наносил на бутерброд толстый, почти равный толщине хлеба слой светло-бледного масла, не получая от еды прежнего удовольствия. Жесткий и грубый творог из магазина, был совершенно не похож на привычный с детства, мягкий и нежный творог. К сыру он ещё не привык, сардельки вкусны, но сколько нужно их съесть, чтобы почувствовать сытность. Приходилось забывать о своих прежних гурманских пристрастиях, когда жарил мясо целыми сковородами. Зато все горожане любили, обожали картошку, скармливаемую в деревне в основном скоту и подать её первым блюдом на обед, было чуть ли не признаком бесхозяйственности и бедности или же отсутствием времени.
  Для чего тогда вообще жить в городе. Но о возвращении не могло быть и речи. По простоте своей, родители были горды, настойчивы, упрямы и не допускали даже мысли о каком-либо возвращении, считая это большим позором. Чтобы ни случилось, только в городе и, по-прежнему надеялись и верили. А как же иначе, только это труд, упорство и воля, основные черты характера северян, и спасало всегда. А какие-либо сомнения, рассуждения, разные варианты, это трусость и предательство, этого никогда не будет. И он, прекрасно зная своих родителей, даже не смел заговорить на эту тему. Смотрел телевизор, к которому быстро привык, читал книги и никогда не мечтал о возвращении.
  Зачем-то его потянуло в большой книжный магазин "Знания". Такое хорошее, когда-то любимое им слово было на одном из зданий в центре города, куда он стал часто заходить, взяв у матери пятнадцать, двадцать копеек на мороженое или пирожки. Прямо на улице, во многих местах проспекта, продавались большие, вкусные, испечённые в жиру, беляши с мясом. Но он предпочитал сначала посмотреть книги. Красочные, интересные и дешёвые, размещённые по темам в разных отделах, они занимали всю площадь огромного магазина, всегда многолюдного и часто посещаемого жителями города места. Прежде всего, его привлекали описания природы, путешествия, рассказы о лесе. Всё, чего потерял и лишился навеки, чего не доставало в окружающей его действительности, он находил здесь. В книгах он возвращался в утраченную им жизнь, обретал друзей и собеседников, и встречался с новым, ещё неизведанным, но большим, интересным и увлекательным миром.
  Настоящим подарком стала для него книга Канадского писателя "Бродяги севера" о слу-чае, связавшем медвежонка и собаку, и выпавших на их долю нелёгких испытаниях. Не отрываясь, залпом прочитав книгу, он целый вечер вслед за ними путешествовал по бескрайним просторам, куда рвалась его душа, где в далёкой Канаде, всё как дома, снег, лес, медведи. Как-то, заглянув в отдел охота, где было особенно много книг о лесе, на одной из обложек он увидел свою Пальму, облаивающую под деревом огромного глухаря, и тут же сбегал за недостающими копейками. Теперь он знал, что его Пальма очень породистая Русско-европейская лайка, узнал много о воспитании собак, натаске и охоте с ними. Прочитав книгу, надеясь, что она поможет правильно обучить собаку, отослал её в деревню товарищу, у дяди которого и находилась теперь его Пальма.
  Прочитанная книга глубоко задела его, всё в ней было близко и понятно, изучены были все породы охотничьих собак и виды охот с ними. Новая, красивая мечта о лугах и лесах, о сказочном, загадочном Севере поселилась в его душе, вновь устремившейся к той, когда-то так понравившейся жизни на далёком лесном озере Бажонкино, когда отец сказал ему, что так сейчас не живут. Живут отец, живут и всё самое лучше есть, оно так просто, доступно и каждый день, каждый час могут быть наполнены бесконечным счастьем. Ради этого он будет терпеть, верить и ждать сколько угодно, и ничего, никакого другого счастья ему больше не надо. Для этого даже не нужно отказываться от учёбы, есть, как он вскоре узнал из книг и журналов, техникумы и институты, готовящие охотоведов. Профессия, совмещая в себе высшее образование, науку, и самым тесным образом связывает человека с природой, лесом, самыми глухими, отдалёнными таёжными местами.
  Тайга, это слово, её далёкие просторы, завораживали теперь больше всего. Но знания по-прежнему оставались для него высшим мерилом и главной человеческой ценностью, он ещё не мог представить себе другого пути, хотя и не скрывал фанатичной преданности новому делу. Всё больше сознавая проблематичность образования, упорно не хотел признавать невозможность дальнейшего полноценного учения, и по-прежнему тщательно готовил уроки, мучился, надеялся, терпел и верил, что наконец-то осилит этот странный язык, и всё будет нормально. И снова читал, читал всё, что только было в городе в магазинах и библиотеках о природе, путешествиях, а так же необыкновенного и загадочного. Читал по-своему, так как говорил с детства, с тем же чувством и произношением. Эту же речь слышал дома от родителей, матери и дяди, тем самым ещё более отдаляя себя от изучения нового языка, и тем труднее было переделать изменить себя, свою душу, что начинало казаться уже невозможным.
  Останься он один, живи в интернате, в общежитии, он быстро перенял бы новую речь. Но большую часть времени он находился дома, мало общался, хорошо помня, какой позор вызывает каждое его слово, и снова шёл в магазин, искал новые книги об охоте, о лесе. Так его любимая собака, благодаря которой слова тайга и охота стали для него смыслом и целью жизни, спасла его от безнадёжной безысходности, изменила всё его жизнь. Унося его сознание в глубину бескрайних урочищ и урманов, к тихим речным заводям и красивым лесным озёрам, где всегда неизменно хорошо, пусть иногда и нелегко, но там он сможет остаться самим собой, говорить, как захочет, жить по-своему, и мечты этой у него никому не отнять и не уничтожить. Пока есть он, есть эта земля, он будет любить и верить, и вера эта будет радовать его сердце, сохранит в нём душу и всё его существо.
  В одном их охотничьих альманахов он прочёл замечательное стихотворение о лесе одного из северных поэтов и словно побывал дома, в родных лесах, на границе с Вологодской областью, куда ездил с матерью за ягодами. Какую удивительную силу, оказывается, могут таить в себе короткие стихотворные строки, способные сохранять и передавать все реальные, живые ощущения, саму жизнь, показывая её в лучшем, ярком виде. Это стихотворение заставило его навсегда полюбить поэзию, задуматься над ролью и значением всего искусства, искать в нём то, чего нет порой в реальной жизни, воскрешать прошедшее, находить радость и удовольствие, приближать самые далёкие и невероятные мечты. Стихи о природе написанные охотниками, людьми тесно связанными с ней, влюблёнными в землю, особенно полны были живой силы и непосредственной, неподдельной красоты. Погружаясь в их описания, он ещё раз убеждался, насколько всё это важно, ставшее вдруг самым главным, своя земля, небо его лесного края, другого у него ничего нет, и никогда больше не будет.
  После последнего урока, когда все ученики с шумом вырвались из класса, и с гулом про-неслись по коридору, Сергей подошел к доске, прочитать, уточнить домашнее задание.
  - Чьё это пальто? - спросил зачем-то дежурный.
  - Моё - с трудом выдавливая из себя каждую букву, как мог, ответил Сергей.
  - Моё - выделяя звук о, передразнил стоявший рядом с девочкой дежурный.
  Ну что тут поделаешь, с прилившей к голове кровью думал Сергей, сам-то хорош ли, что бы передразнивать. Подойти бы сейчас, дать, как следует, пусть потом осуждают и ругаются, но ведь ему не оправдаться, скажут шуток не понимает, и не сказать ни одного слова в свою защиту. Но он не сможет этого сделать, не только из-за страха или неуверенности, а больше оттого, что не привык так себя вести. Да и что толку драться, говорить-то, всеравно не может, а к непониманию его, добавиться ещё и всеобще осуждение и презрение. Он уже имел сегодня одну неприятность, во время перемены, когда сидел за своим столом. Он часто оставался на месте, читал учебники, разбирал изучаемую главу и просто сидел, идти ему было некуда и незачем, всеравно там, в коридоре, он будет один стоять возле стены. Войдя в класс, щегольского вида, чистый и аккуратный старшеклассник, сел прямо на стол, туда, где обычно учитель раскладывал свой журнал, и заметив сидящего Сергея, не то с юмором, не то с похвалой, выразительно произнёс.
  - Иван крестьянский сын.
  Подойти бы сейчас, да стряхнуть его на пол, хоть он и велик, но он так не может. Боится? Да, сделать конечно это нелегко, но что это изменит, если нет главного, основной его силы, воз-можности ответить словом, проявить разум, смекалку, что утверждает и убеждает больше, быст-рее даёт признание, почёт и уважение. А потом, когда будешь парень свой, можно и похулига-нить. А что плохого в том, что крестьянский сын, хотелось сказать парню в ответ, сам-то, тоже немного на Емелю похож, и сидишь на столе, словно печи. Да язык его присох и онемел, совсем не шевелится, как надо, губы и рот открываются иначе.
  Вообще то ребята никогда не обижали его. Но достаточно было редких, незаметных со стороны случайных фраз и как будто не касающихся его разговоров, например едкого, искажённо произнесённого слова, дерёвня, означавшую крайнюю примитивность и грубость, чтобы у него сложилась мысль о всеобщем скрытом ироническом отношении к нему, как человеку явившемуся невесть откуда, и усиливалось опасение, страх, какими-либо словами и поступками снова дать повод для всеобщего веселья. Хотя на самом деле большинству ребят до него не было никакого дела, особенно тем, кто хорошо учился, был занят на уроках и ни о чём постороннем не думал. Мало огорчали его и живущие реальной уличной жизнью, ценящие подлинные человеческие качества, сообразительность, силу и смелость парни, не слишком интересующиеся его родословной. Всегда имея на всё свой взгляд, по неопытности он чересчур много внимания уделил малозначащему, но самодовольному и обывательскому большинству, всегда ищущему повод, где развлечься и над чем посмеяться.
  Но снова и снова возникающие конфузы, заставляли видеть существование в обществе некого настроения о преимуществе их городского быта над всей остальным, и не только в реальной жизни. Им действительно было чем гордиться, передовая страна, замечательный строй, где у них есть всё возможное и желаемое, полные магазины дешёвых товаров, квартиры, машины, образование и всё это почти даром, вполне доступно любому человеку. Ни у кого нет таких прав и свобод, и даже наполнявшие город многочисленные уголовные элементы, неоднократно испытавшие на себе всю строгость закона, также гордились своей гуманной страной. А заслуга Урала, опорного края державы, как постоянно твердили им, в этом особая, и несмотря на нередкую иронию по поводу руководства, все они были целиком и полностью согласны с этим. Да, это они, здесь, в их заводах и цехах, на их земле создаётся всё то, что позволяет конкурировать со всем миром, с самыми передовыми странами. А где лучше, где хуже, это уж другой вопрос, существенных, но не преобладающих различий. И нигде нет ничего превосходящего, даже сама Москва порой подвергалась критике и имела в их глазах меньше славы и значения, чем их кузнечные пресса и домны.
  А он всегда любил и уважал Москву, первый увиденный им город, и как всякий деревен-ский житель видел в нём сосредоточение всего лучшего, прогрессивного. К тому же, находилась она по сравнению неизвестным никому, даже за пределами своей области степного городка, несравненно ближе, можно сказать совсем рядом. Да горда, да высокомерна, но во первых по праву, а во вторых несопоставимо деликатна, вежлива и умна, по обязанности всё обдумать, не отвергает ничего нужного, полезного и всех принимает. А здесь и рассуждать-то много было как-то нехорошо. Сама история, суровая природа, трудный быт формировали совсем другие нравы. Сначала крепость, века простоявшая на дальних рубежах отечества, в окружении по-разному, часто недружелюбных настроенных южных соседей, требовали, прежде всего умения действовать, а не рассуждать долго и напрасно. Слишком вежливый и интеллигентный человек у большинства окружающих вызывал скорее непонимание и недоверие, чем уважение.
  Эвакуированные в войну заводы, вместе с местными комбинатами, сделали город круп-ным промышленным центром. Квалифицированные рабочие составляют основную часть населения. Давно отгремела война, но так или иначе, почти все предприятия, в разной мере продолжали работать на обеспечение нужд армии. Как и во время войны, два огромных завода работая круглосуточно, в три смены и по субботам, продолжали выпускать вагоны снарядов, для изготовления которых требовалось много металла, руды и электроэнергии. Фабрика шила мундиры для солдат, мясокомбинат кормил армию, а военная авиация день и ночь жгла над городом керосин. Всё это составляло гордость и славу, которую Сергей тоже понимал и чувствовал, но что-то останавливало его восхищение и уверенность, для чего это, ведь прибыли от такой деятельности никакой, да и построены все эти заводы ещё в годы первых пятилеток. На них что ли Америку то они собираются догонять, или такой задачи уже не ставиться.
  Но происходящие в стране масштабные положительные перемены продолжали убеждать в больших, ещё не реализованных перспективах. За считаные месяцы строились новые фабрики, в степи возникали громадные заводы, за год другой поднимались кварталы многоэтажных жилых домов и целые города. Добросовестно и честно трудясь, и желая нередко видеть большую отдачу от своего труда, несмотря на многие трудности и проявляющееся иногда в домашних разговорах недовольство, всё же абсолютное большинство, являясь порядочными людьми, оставались убеждёнными сторонниками выбранного когда-то, в Октябрьскую революцию пути. Да, есть недостатки, но это скорее стиль и методы руководства, организации труда. Какая страна, какой строй, может столько выдержать, так верить, творить, стремиться в будущее и одержать такие победы.
  Такая, вполне оправданная гордость за свой труд и вера в собственные силы порой по-рождали чрезмерное самодовольство и высокомерие. Что там Москва, весь мир не достиг того, что делают, что имеют они, если верить той же прессе и правительству. А как же иначе, ведь только враг, диссидент какой-нибудь, может плохо говорить про свою родину, и к нему никакой пощады. Страшно подумать, что делается в мире, всюду голод, нищета, эксплуатация и бесправие. Особенно ужасна эта разница между богатством и бедностью, пропасть, как говорят по телевизору там, на Западе, в богатейшей стране мира, их злейшем враге Америке, вызывавшей недоверие, страх, сомнение, но подчас преобладали интерес и восхищение, идущие от так свойственного Русскому человеку желания учиться, а не подражать, слепо и бездумно что-либо копировать. Жизнь рабочего человека, наверное, везде не самая лучшая, и ради призрачных, и совершенно не нужных нормальному человеку миллионов, простые люди не торопились искать истину в стане далёких и непонятных противников социализма. Казавшиеся естественными и основополагающими идеи и замыслы коммунизма, оставались по-прежнему всем близки и понятны. Отказ от них выглядел бы посягательством на законные права любого человека, возвратом к дикости и несправедливости хамской власти спекулянтов.
  Только они, в лице рабочего класса, авангарда и надежды всех прогрессивных сил, спо-собны противостоять этому бесправию и ужасу. И любой человек, кто бы он ни был, с юга, с Севера, Запада или Востока, из развивающихся стран, братских республик, все кому они помогают, учат и над кем смеются, сочиняя многочисленные анекдоты и шутки, все без исключения должны принимать, слушать их постановления, законы и уставы. А уж то, что он из деревни, с Поволжья, да ещё из Костромской области, лучше никому не говорить, не произносить вслух, будто и места нет хуже на свете, и всё лучшее только здесь, в этом светлом городе. Словно сам рай должен быть таким же, настолько велика была гордость и любовь к нему его жителей, как правило, никогда нигде не бывавших дальше его окраин, даже в пределах своей области.
  И уж тем более, безусловно, по-ихнему должны, говорить все живущие, кто согласен с ними и признает всё это. Выходит он в чём-то не признаёт, с чем-то не согласен и всё у него как-то отличается, всё иначе и мысли какие-то странные. Как он ни старался со всем уважением делать всё по новому, говорить, думать, чувствовать, жить и понять их, может действительно, что-то есть в них чрезвычайно важного и ценного, ведь уверенность и надежда не могут быть напрасными и безосновательными. Если он сам во что-то верить, как когда-то в свою способность учиться, так это так и было, вот и у них должно быть есть какая-то своя, непонятная пока ему гордость, ни постичь которую, ни тем более обрести он никак не может.
  По дороге домой его догнал одноклассник и пригласил пройтись с ним, погулять. Он скрывался от своего товарища, того самого невысокого паренька, что-то требующего от него и он хочет уйти подальше от него, а одному скучно. Сергею, как наверное думалось ему, тоже, и отчего бы не пойти вместе.
  - Я тоже из деревни - сообщил парень - я теперь любого деревенского узнаю.
  Интересно, как он это сделает, подумал Сергей, ведь не везде говорят как у них. Наверное, мы слишком скромные, даже стеснительные, городская молодёжь ведёт себя гораздо свободнее, без каких-либо комплексов.
  - Вы что курили - спросил он - мы брали мох со стен.
  - Я знаю это, отец говорил, они в детстве так баловались. Когда нам захотелось узнать, что значит курить, спрятавшись в траву, мы набивали тонкие, высохшие дудки сухими листьями, и представив себя взрослыми, втягивали, совсем не похожий на табачный, кислый травяной дым. А потом были папиросы, обычно самые дешёвые, Север, я не курил, потому что вредно - как мог, стал изъясняться Сергей.
  Но и со своим, близким, доверившимся ему человеком, говорить было не просто, с вели-ким трудом он произносил каждое слово, так и не начав общаться по-прежнему свободно и легко. И даже хотел бы снова остаться один, тихо бродить по улицам, вспоминая, размышляя и мечтая. Но эта встреча и откровение, так уважительно отнёсшегося к нему товарища, растрогала его до слёз. Конечно, все они, так или иначе, связаны с деревней. А многие, если не большинство, тоже недавние сельские жители. И чего стоит всё это городское высокомерие и изобилие без них, деревенских. Попробуйте вот, поживите теперь в довольстве и достатке, когда все мы тоже уедем и покинем землю, не будем на ней работать, сеять хлеб, выращивать скот, сдавать мясо, молоко и масло. Что тогда вы скажите и чем гордиться будите преуспевающие горожане, по-другому заговорите.
  Потерянный и одинокий, в невесёлой задумчивости, ходил он по городу, вмиг ставший чуждым всему миру, лишённый способности выразить себя, проявить, вступить в разговор и про-сто спросить о чём-то. Зная, что за каждым его словом, может тут-же последовать издевательски насмешливое передразнивание или в лучшем случае, снисходительно вопросительное недоумение, как могло появиться в этом замечательном городе, с их прекрасным Русским языком, такое невообразимое уродство. А разговор, речь, были главной частью жизни городского общества на всех уровнях, в быту, в учении, во время отдыха, в становлении себя, доказательстве своей силы, значения, даже в работе. Умение убеждать с помощью слов, доказывать, спорить, здесь являлось неотъемлемой частью жизни, главным и основным способом самоутверждения. У себя в деревне, в селе, где каждый человек всегда на виду и никакой болтовнёй не заслужишь уважения и славы, не скроешься за внешней привлекательностью, он привык думать, рассуждать и опираться на конкретные знания и дела.
  И в миг, на самом взлёте, когда невозможно, не верить, не любить, не стремиться всей душой, он в одночасье, в одно мгновение был лишён всего, и настоящего, и будущего, став чужим, инородным и никому ненужным. Как сильно оказывается, всё его существование было связано с образованием, он весь целиком был направлен в это, на учение, постижение всего сущего. Опозоренный, он оставался молчуном, о прежнем образования говорить не приходилось, а другое не имело смысла. Заново нужно было начинать жить, искать смысл и цель. Из всего прежнего оставалась только природа, но и она была далеко. В жизни его отныне не было ничего. Перемена эта была настолько велика и значительна, что все последующие потери и потрясения, уже ничем не удивляя, казались привычными и естественными. Всё, что составляет неотъемлемую часть не только нормальной, но любой другой жизни, самые простые радости, надежды, мечты и любовь, личное достоинство, честь и уважение людей, всё исчезало, терялось, ускользало и уходило навсегда. Так быстро с недостижимых высот, в один миг он очутился внизу, на самом дне, сразу став взрослым и серьёзным. Изгнанный и непринятый, словно не от мира сего, он сторонился людей, будто само небо и земля отвергли его. И падение это выглядело настолько внушительным и грандиозным, непонятным для всех и далёким от слаженного людского благополучия, что сравнимо было только с падением Тунгусского метеорита. Такого же далёкого, непонятного, и при всей необычности, вызывающего интерес и удивление, как будто мало касающегося их жизни.
   Глава 3
  
   С началом зимы, неотъемлемой частью жизни города, занимая в ней значительное место, становился хоккей. Молодёжь, увлечённо играла во дворах, на многочисленных хоккейных кортах, устраивала азартные сражения и побоища в любом подходящем месте, иногда даже на дороге. Люди постарше, болея за любимую команду, переживали страсти у телевизора. Успехи сборной страны, ставшей национальной гордостью, символом её способности и мощи, были так велики, а мастерство, скорость и слаженность игры настолько великолепны, что спортсмены стали для всех любимыми героями и были известны по именам каждому жителю. И любой уважающий себя мужчина считал своим долгом знать все особенности и тонкости этой динамичной, зрелищной игры, мог подолгу обсуждать недавно прошедший матч.
   Не был исключением и никогда не игравший в хоккей дядя, пристрастившийся к азартной интересной игре, так соответствующей его неспокойному, боевому нраву. Даже находясь абсо-лютно трезвым, что было не самым характерным состоянием его во время отдыха, пугая домаш-них, после каждого удачно забитого гола, он дико и громко кричал. По количеству выпитого спиртного, а пить водку тогда было принято стаканами, его можно было считать лидером среди всех братьев, в чём отец отдавал ему неоспоримое первенство, ставя себя только на почётное третье место. Хотя Сергей никогда не видел отца, уступавшего кому-то в чём-либо до самого позднего возраста, даже из молодёжи, особенно по этой части и всегда остававшемуся более трезвым и рассудительным. На втором месте к большому удивлению Серёжи оказывался живший на Волге охотник и рыбак, богатырь Алексей, с которым нынешним летом он браконьерским способом ловил рыбу и добывал из дуба мёд. Сергей ни разу не видел его даже незначительно выпившим, выходит, прошлое у него было тоже не менее славное. Младший же брат, умелец и умница Виталий, ни на одно достойное место, по их мнению, в этом табеле о рангах претендовать не мог.
   Не смотря на редкую способность потреблять безмерное количество спиртного, а также всего прочего горячительного, что пьянит и дурманит, дядя отличался отменным трудолюбием, не оставлявшим для увеселительных застолий много времени и обладал особой деликатностью. Никогда не повышал голоса, был терпелив и внимателен, а жену свою, которую очень уважал и дорожил ею, в минуты особенно приподнятого настроения называл не иначе, как по имени отчеству. За жену, грудью, говорил он собравшимся гостям, желая подчеркнуть, что готов в лучшем виде все исполнить надлежащие мужские обязанности.
  - Мне надо пить или работать - говорил он смеясь.
   Работал он много, знал массу всяческих специальностей, был и рабочим, и прорабом во время освоения целины, один управлялся с садом, прекрасно готовил и сам сделал для дома всю мебель. Но особым пристрастием его было металл. Дядя у меня был кузнецом, вот и я унаследовал эту нашу природную любовь, интерес к железу, говорил он. Завод, где он трудился слесарем, сварщиком, стал для него родным домом. В находившемся рядом с домом гараже, где в идеальном порядке находились всевозможные инструменты, то и дело появлялись новые изобретения, механизмы и приспособления для обработки огорода, машина для выдавливания сока, с помощью которой несколько мешков яблок быстро превращались в сладкий напиток. Не начнись коллективизация и останься в деревне всё по старому, из него получился бы вероятно прекрасный хозяин на земле. С чем Серёжин отец соглашался, но замечал, что он заездит все работников, будет требовать от них, как от себя, по себе равнять, а кто же сможет так. На вопрос заданный ему в день пятидесятилетия, Николай Георгиевич, а что бы ты стал делать, если бы был молодым и только приехал в город, он не задумываясь твёрдо заявил, что стал бы учиться.
   Не проявляя бурных эмоций, Серёжа тоже внимательно наблюдал за игрой, но по телевизору это было не так интересно, хотя стремительные атаки мощных и смелых хоккеистов не могли не вызывать восхищения и уважения. Он знал номера и фамилии каждого из них, и конечно хотел бы подражать им, стать хоть в чём-то немного похожим. Но это была не та сила, в которой, прежде всего он нуждался и в чём в первую очередь хотел проявить себя. Его дело, его задачи, от которых он еще не отступился, были не менее сложными и нужными.
   - В хоккей играют настоящие мужчины, трус не играет в хоккей - часто звучала по телеви-зору весёлая, задорная песня.
   Если так, то конечно надо играть, но он не умеет, это позорно и стыдно. Хотя ещё в де-ревне, перед самым отъездом, он получил по посылторгу настоящие хоккейные коньки, первый из всей деревни, так и не успев научиться кататься на них. Теперь вряд ли это придётся делать, стыдно уже в его возрасте учиться тому, что в городе каждый ребёнок умеет делать с детского сада.
   Его молчаливое одиночество и нахождение по большей части дома, с книгами, было мучительно для него самого, и не вызывало, чувствовал он одобрения у дяди, который не раз пытался заговорить с ним об этом, расспросить о школе, о друзьях, особенно, когда возвращался домой с лицом краснее обычного. Дядя небыл словоохотливым человеком на тему своего героического прошлого, не пытался удивить окружающих рассказами о подвигах, поразить их яркими, необычными эпизодами военной жизни, отстоящих так далеко от спокойных, ничем непримечательных трудовых будней. Весь сформировавшийся там, в далёком, страшном времени, он продолжал жить по тем же законам и требованиям, оставаясь часто до конца непонятым и необычным.
   - Вот ты думаешь - говорил он Сергею, подсаживаясь к нему тихим зимним вечером, найдя в нём понятливого слушателя - у одного медалей много, а у другого меньше, значит, тот лучше воевал, а этот хуже. Всем доставалось, и если есть хоть одна медаль, это уже многое зна-чит, просто так их не давали, надо было что-то такое совершить, особенное.
   - Выдающееся, почти геройское - поддержал разговор Сергей, чтобы у дяди не осталось сомнений в том, что он недооценивает заслуги простых, не отмеченных особым вниманием фронтовиков.
   - Я был танкистом, ты знаешь, наверное, но приходилось и в окопах бывать. Много ли наград у простого пехотинца, а в дождь, грязь и мороз, всегда на передовой, под обстрелом. А сколько их, тех, кому может, пришлось испытать самые большие трудности и опасности, полегло вообще без всяких почестей - пытался дядя разъяснить Сергею не книжную, а подлинную, жестокую и несправедливую суть войны. Кому память, кому слава, кому тёмная вода, вспомнились строки из знаменитой поэмы.
   В армии у дяди прошла вся молодость. Хочу служить на подводной лодке, быть моряком, как дед Антон, заявил он приёмной комиссии. Хорошо, ответили и направили в танковую часть. Сначала служил на Западной границе, потом воевал. Знал Серёжа также, как и почему он оказался в окопе, в подразделении, откуда живыми не возвращаются.
   - Хитрый он, потому и на войне уцелел - говорила мать.
   - Не только, он ещё решительный и смекалистый - не соглашался с ней в душе Сергей.
   Став свидетелем Серёжиных трудностей, и не желая оставаться в стороне, дядя всячески пытался помочь ему, исходя из собственного опыта, многократно приводя примеры своего, тоже нелёгкого детства. Продолжительные беседы, начинавшиеся, когда дядя приходил с работы с лицом краснее обычного и затягивающиеся на весь вечер, начали утомлять и без того уставшего и угнетённого обстоятельствами Серёжу. Ни телевизор, ни интересные книги, способные отвлечь, занять действительно полезным делом на это время полностью исключались. Разговор возвращал его к прежней, старой жизни и не давал сосредоточиться на новом. А настоящее, оно было настолько непривычным и необычным, что всё его естество было против, казалось, он это он, а они, окружающие люди, весь город, совсем другие и вместе им никогда не быть.
   Рассказы дяди были действительно интересными, и он был умелым рассказчиком. Но какое отношение ко мне, моим проблемам имеют мужество и смелость, о которых он говорит, думал Серёжа, слушая дядю. У него достаточно силы и желания, но у него совсем другие задачи, ему надо изменить, перебороть себя, вернее лишить себя своего естества, убить всё, чем он был. А кем быть, таким как дядя, захочу ли, смогу ли. Он не нашёл пока себя в новом качестве. Да, вот ты всё преодолел, всего достиг, но разве не осталось в тебе тоже, свое, наше, не отступившей, не изменившейся сутью. Разве ты, сильный и волевой человек, ясно видел Сергей, стал тем, что хочешь видеть во мне, к чему призываешь меня. Разве ты смог приобрести другое качество, помимо того, что есть в нас, одного и того же. И разве нужны тебе и мне для жизни, для победы и для достижения наших целей другие качества и отказ от всего своего. Не оттого ли твоя грусть и моя невыразимая тоска, объединяют и сближают нас, таких далёких и разных, в этом вдруг ставшим чужим и враждебным мире.
   В кино, как бы оно не было хорошо, пытался объяснить дядя, не поймёшь и не почувству-ешь всю тяжесть неимоверного напряжения, адского труда, постоянного риска и страха, все стра-дания и ужасы, всю несправедливость и жестокость того, что и есть прежде всего война. Оттого так редко говорил он о ней, потому что об этом не расскажешь. Да и вспоминается всегда что-то другое, более интересное и достойное, о чём уже не раз, красиво и хорошо сказано. Об этом, о подвигах, о чести, о достоинствах, чего тоже было немало в жизни каждого солдата, и нужно ко-нечно, говорить в первую очередь. Это было залогом успеха, но жизнь солдата состоит не из од-них подвигов и побед.
   - Мы в бою люки не закрывали, так быстрей выскочишь, если подобьют - заметил он, глядя по телевизору на мчащиеся в пыли танки, найдя в фильме про войну одно маленькое, но важное для него, несоответствие реальной действительности.
   Свои положенные, ежедневные сто гамм, они, как рассказывал дядя, не пили сразу, а сливали во фляжку, опустошая всю её перед боем. Это было ещё одно страшное наследие войны. До неё, насколько знал Серёжа, пьянство небыло, таким массовым явлением.
   - Не верь тому, кто скажет, что он ничего не боялся, что ему небыло страшно, значит, он ничего и не видел - услышал Серёжа уже известное ему, видимо понравившееся дяде выражение о войне.
   - Иногда было так тяжело - откровенно признался он, бывший танкист, дважды горевший в танке и проведший на передовой всю войну, - что если бы не знали, что немцы так издеваются над русскими, то все бы в плен сдались.
   Слышать это было непривычно, но приходилось верить, дядя небыл трусом, о чём гово-рили его боевые награды, медали, ордена и благодарность от верховного главнокомандующего, И В Сталина. И возможно быть бы ему героем, не обладай он, часто осложнявшим службу, на редкость строптивым, самовольным и взрывным характером.
   - Если бы не Сталин, войну бы не выиграли - говорил он, спустя много лет, когда имя это уже непринято было упоминать вслух, но видимо у старого фронтовика, не смотря ни на что, были основания так утверждать.
   Сергей уже знал кое-что о его непростой жизни, достойной того, что говорить о ней долго и отдельно. Как утверждал немало прочитавший дядя, обо всём этом можно написать хорошую, интересную книгу и выразил желание, чтобы Серёжа всерьёз подумал над такой возможностью. А он поведает ему массу всяческих занимательных историй и приключений. А что любишь математику и науку, так это всегда хорошо, умные мысли, это как раз то, что нужно серьёзной книге, это делает её более ценной и полезной.
   Пожелай Сергей заняться этим, он мог бы многое рассказать ему, поведать о себе, о жиз-ни, трудной, но сложившейся, в которой он всё преодолел, всего достиг, многому научился, отдав всю молодость армии, создал семью, воспитал, вырастил детей и знает как, с помощью чего добиваться поставленной цели. Воля, упорство и труд, вот всегда и везде необходимые качества, отсутствие которых считал большим пороком, в чём и хотел убедить Сергея, находя его чрезмерную застенчивость и молчаливость не способствующими успеху и не сопутствующими удаче недостатком, не свойственными в такой степени их уважаемой фамилии.
   - Скромность, а не застенчивость украшают человека - говорил он.
   Это было ещё одной причиной для участившихся воспитательных бесед, не оспаривая дядиных убеждений, признавал Сергей. Сам дядя, по-видимому, от скромности, а от застенчивости точно, никогда в жизни, не страдал. Сергею сейчас было не до всего этого и любые нравоучения вряд ли могли бы ему чем-то помочь, но он терпеливо выслушивал вдруг разговорившегося, обычно немногословного дядю, ставшего рассказывать о своём сыне, тоже в раннем возрасте приехавшего в город и быстро в нём освоившегося. Сергей уже хорошо знал его, своего двоюродного брата, высокого парня, не совсем похожего на дядю, но такого же неукротимого и жизнерадостного оптимиста, отслужившего в армии, женившегося, работающего в заводе электриком и часто заходившего в гости. Жизнь которого как было видно вполне сложилась и он нисколько ни о чём не жалел и чей пример должен был воодушевить загрустившего Серёжу. Конечно, при таком отце у окна не посидишь, быстро найдёт, чем заняться. Сама жизнь этой семьи, вся её атмосфера, не терпели уныния и изоляции. Для нормального восприятия жизни и душевного удовлетворения дяде требовалось всегда быть в центре, идти в первых рядах с задором бодрости, весело, иного он не никогда допустил бы ни в семье, ни в своей жизни.
   Перечислив заслуги и успехи сына, дядя вдруг вспомнил одну не очень хорошую, давнюю историю, не являющейся, однако, чрезвычайной редкостью для значительной части подрастаю-щего поколения этого города, и даже напротив, способной утвердить и упрочить авторитет молодого человека. Ведь как гордо расшифровывали они название своего города, находя в этой шутке большую долю истины, это отдалённый район ссыльных каторжников. Так или нет, но жизнь этого города никогда не отличалась тишиной и спокойствием. А своё название город, по-видимому, получил от одноимённой реки, в устье которой находился и в переводе на русский, означающей яма, канава, арык.
   Я был народным заседателем в суде, приходилось участвовать в вынесении приговоров, решать судьбу людей, а тут вызывают меня в милицию, уже спокойно, как некоем забавном про-исшествии, начал рассказывать он о взволновавшем когда-то всех случае, и говорят, что ваш сын совершил преступление, залезли с друзьями в чужой дом и похитили кроликов. Ему там конечно дали хорошо, пояснил он, что имеет в виду, поднимая сжатый кулак, но я его не стал защищать, правильно говорю, а я дома добавлю, пообещал он милиционеру, убеждая правоохранительные органы в собственных возможностях добиться положительных результатов в воспитании.
   Но Серёжа не мог представить грубого, непедагогичного поведения дяди и был уверен, что дома ни какого шума, угроз не было, и дело для первого раза, скорей всего ограничилось одной простой, но значительной беседой. Вместе с тем, дядя был настолько строг и требователен, что пропустить его слова мимо ушей, не внять им, было не возможно, слишком опасно и рискованно, и никакой необходимости в иных, более действенных мерах, никогда не возникало.
   - Так, что, я тоже должен так же, с друзьями везде побывать - пытался прояснить смысл сюжета Сергей.
   - Нет, люди разные, есть много хороших ребят, и они тоже были неплохие, но если придётся оказаться в такой или какой другой ситуации, всегда надо думать и уметь отказаться, сказать нет, если не хочешь чего-то делать. Вперёд не лезь, но и в обиду себя не давай, никогда. - Закончил дядя в этот раз свои поучения.
   Славик, так звали его сына, мог играть на гитаре и пел песни. Не раз исполняя любимую дядину песню, которую он, не блистая вокальными способностями, всегда с удовольствием под-певал, громко выкрикивая.
   - Раз, два, раз, два, удалая голова, раз, два, раз, два, испугаешь чёрта с два.
   И совсем о нём звучала песня про трёх танкистов. Сергей видел дома в альбоме фотогра-фию военных лет, где дядя, ещё необычайно молодой и задорный, в шлеме, был снят с товари-щами возле красивого, изящного столика и раскинутой на нём фронтовой газетой, извещавшей об их успехах. Во время исполнения знакомой песни, "любо, братцы, любо", текст которой по ходу исполнения стал немного меняться, дядя становился всё серьёзней и напористей, а после слов, "механика водителя болвашкой прямо в лоб", и вовсе замолчал.
   - Расскажи, как ты командира-то с моста в речку сбросил - обратился к дяде отец во время продолжения юбилейного торжества, когда память возвращалась далеко назад, в оживающее, пересматриваемое и заново оцениваемое, прошлое.
   Серёжа уже кое-что слышал о боевой юности дяди, и немного знал об этой странной, удивлявшей и поражавшей его истории. Помолчав некоторое время и подумав, что сказать об этой, уже такой далёкой, довоенной истории, когда он, ещё совсем молодым парнем, только начинал службу в вооружённых силах. И не спеша, негромким голосом, как не о самом примеча-тельном моменте своей биографии, начал краткий рассказ.
   Немало повидавший сельский паренёк, возмужавший в опасной среде, на просторах вольного Севера, сразу легко и уверенно почувствовал себя в армейском строю, ведя себя со всеми на равных. Чётко отпечатывая шаг, подразделение шло по качающемуся, навесному мосту.
   - А я - говорит дядя - делаю всё наоборот, шагаю не в ногу со всеми, чтобы мост не раска-чивался и не оборвался. Не привыкший кому-либо подчиняться, недавний первый парень на де-ревне, а ещё вчера, не последний, среди ни с кем не считавшейся, беспризорной городской шпаны, он не торопился выполнять необдуманное и неверное на его взгляд, решение рассерженного командира, посчитавшего этого непослушного, на удивление крепкого и ладного парня просто отъявленным хулиганом.
   - Левой, левой, а ты как идёшь, не знаешь где лево, где право - всё сильней кричал, словно взбешённый командир, считавший своей обязанность добиться беспрекословного выполнения любой команды.
   - Так нельзя по мосту в ногу-то идти, известно ведь - пытался объяснить бравый молодой солдат со спокойным, прямым, без малейшей робости взглядом, - оборвётся мост-то, не выдер-жит, свалимся все в воду.
   - А ты что, трус, воды боишься или плавать не умеешь, не рассуждать, деревня, левой я говорю, левой - шагая рядом, продолжал орать грозный командир.
   Молнией вспыхнувшая ярость взорвала отчаянного парня, не переносившего несправед-ливого отношения к себе, да ещё на повышенных тонах. А ты не боишься, так пошёл, поплавай и привычным ударом справа, последовал незамедлительный ответ скорого в решениях солдата, отправившего надоедливого командира прямо в стремительный, горный поток. Но это была очень давняя история напомнившая, что когда-то, этот степенный и уважаемый человек был смелым и отчаянным парнем, которого, не смотря на занятость, Сергей пытался лучше понять и находил в дяде, несомненно, одним их самых близких ему людей, много отличий и достоинств, о которых ему приходилось пока только мечтать.
   - А вы знаете, что он командира своего застрелил - спросила тётя, желая лучше показать все особенности своего горячо любимого мужа, вновь увидев его ставшего задиристым и молод-цеватым.
   Он небыл любителем посвящать окружающих в подробности исторических событий, участником которых довелось быть. Обо всём этом уже много и хорошо сказано, можно лишь подтвердить, дополнить деталями. Да к тому же всё это, уже ставшее далёким прошлым, мало касалось повседневной жизни, с её постоянными заботами, а в праздники не хотелось утруждать людей тягостными воспоминаниями, да и сам он всегда был человеком жизнерадостным и опти-мистичным. Но слишком велика была тема войны, слишком многое она затронула, отняла, чтобы забыть о ней. И всегда найдётся сказать что-то свое, особенное. Но с кем и где это открыть, чтобы не просто найти понимание, встретить поддержку, а обрести в собеседнике равного себе союзника, как там на войне, в бою, когда всё ясно и понятно без лишних вопросов и объяснений.
   Вглядываясь назад, уходя воспоминаниями в своё богатое прошлое, он снова, реально, осязаемо почувствовал никогда не покидавшее его ощущение далёкого, сурового времени, дней, когда некогда было даже долго думать и рассуждать, когда нельзя было ни отступить, ни прорваться вперёд, и во что бы то ни стало, любой ценой, выполнить приказ, что сильнее страха, выше любого другого долга, в котором на тот момент заключалась вся жизнь, не только своя личная, но родины, народа и всей страны.
   Живо представив те незабываемые года и молча поглядывая оттуда, будто из раскалённого танка, со своего командирского места, он вновь стал энергичным, немногословным и жёстким. Встречая вопросительные и удивлённые взоры легко и весело настроенных гостей, не имел большой охоты расписывать страшные и жестокие картины событий, в которых не испытавший всего того человек, вряд ли сможет правильно всё понять и оценить, к чему он уже давно привык, избегая всяческих разговоров о войне, обходясь при необходимости по военному краткими и точными ответами. Но оставить без объяснения из ряда вон выходящий случай с близкими, любящими и верящими в него людьми, оказалось не возможно и, вглядываясь в собравшихся из своего воскресшего прошлого, поведал о едва не оказавшимся для него роковым происшествии.
   Далеко позади осталась мирная жизнь, и давно уже, с первого дня войны передовая стала домом. В разведку боем, в подразделение к нему, толи охваченный желанием встретится лицом к лицу с врагом и совершить подвиг, толи для подтверждения собственной весомости и авторитета, дабы с полным основанием и знанием дела, давать оценку прибывшим с передовой бойцам, разбирая недавний бой и ещё с большей уверенностью вдохновлять их на новые ратные подвиги, являя в своих страстных выступлениях пример мужества и героизма, напросился, находившийся в одном танке политрук, чьей обязанностью было важнейшее дело, следить за моральным состоянием войск. Для большей убедительности своих слов и собственного достоинства в глазах солдат, проводивших годы в голодном, сыром окопе под обстрелом, необходимо было самому принимать непосредственное участие в боевых действиях или побывать вблизи, и лучше в танке, надёжной, грозной, ничего не боящейся машине, рядом с опытным командиром. Перед густым заграждением из колючей проволоки, танк попал под плотный миномётный огонь.
   - Вперёд, за родину, уничтожить врага! - резко приказал политрук, на что со стороны эки-пажа не последовало тотчас же никаких действий.
   - Вперёд - ещё жёстче и решительней, прокричал он, с угрозой доставая оружие.
   - Проволока на гусеницы намотается, ты полезешь разматывать - твёрдо объяснил причину неисполнения приказа дядя, - сами погибнем и приказ не выполним, у нас задание другое.
   Но защищённый бронёй политрук чувствовал себя всесильным и неуязвимым, горя жела-нием крушить ненавистного врага и вернуться со славною победой.
   - За невыполнение приказа - орал уверенный в себе и своих действиях рассвирепевший штабной офицер, направляя пистолет в лицо давно забывшего про тишину танкиста, но так и не привыкшего к грубости и не терпевшего повышенного, оскорбительного тона.
   Стрельба по человеку, на войне дело обычное. Не успел разгневанный командир произ-нести речь и нажать на курок, как прозвучал опережающий, ответный выстрел всегда готового к любому исходу танкиста, не посчитавшего на сей раз разумным напрасную и бессмысленную гибель машины и всего экипажа.
   - Вот так будет - замолчал он, пытаясь спокойно разобраться, а что дальше, молчал эки-паж. К немцам уйти не хотел, на той стороне у меня никого нет, объяснял он суровому трибуналу.
   - Десять лет или год в штрафной роте - продолжал дядя без описания и без того понятных особенностей жизни этой обречённой части солдат.
   Сидим с механиком, окоп не танк, голос его стал грустным и невесёлым, идёт знакомый подполковник, Баданин, а ты чего тут, спрашивает. Объясняю. Знаем, говорит, его карьериста, так сделать ничего не могу, дело есть одно срочное, вторую разведку посылаем, никаких результатов, а они позарез нужны.
   - Пошли с механиком, притащили немца, мне орден и в часть обратно обоих - закончил он грустную историю.
   Подобных историй в жизни солдата, о которых не говориться в кино, видимо было немало, и в очередной раз вернувшись с работы несколько позже обычного и застав скучающего Серёжу, дядя усаживался рядом и, погружаясь в откровения, продолжал воссоздавать новые эпизоды своей биографии.
   Немало повоевавшие, с богатым жизненным опытом старые вояки и всякого навидавшиеся, озверевшие мужики, словно не желали замечать только что назначенного к ним молодого командира, к тому же, с явно не столичным выговором. С неохотой отзывались на вопросы, подолгу не выполняли требования, всем своим видом и поведением давая понять, что видали они таких и продолжали жить по своим установившимся понятиям и правилам, будто это и не армия вовсе, а какой-то отряд добровольцев. Заниматься воспитанием, и выяснять причины непослушания было не время и не место. Да и не хотел он этого делать. Привыкший отстаивать свои права среди такой же рискованной молодёжи, не боящийся риска и верящий в сои силы, один легко ставящий семидесятикилограммовый аккумулятор в танк, он готов был принять любой вызов. Но это была не банда, не улица, армейский устав и так давал ему достаточно абсолютных и непререкаемых прав и возможностей.
   - Отправил двоих в пехоту, а танкисту в окопе непривычно, неуютно и всё пошло как надо, быстро воцарились порядок и дисциплина - закончил дядя описывать очередной эпизод.
   Сергей, тяготившийся поначалу длительными, серьёзными откровениями и с нетерпением ожидавший их окончания, свыкнувшись с этой неизбежностью, скоро стал проявлять к дядиным рассказам больший интерес, находя их если не обязательными для запоминания, то уж во всяком случае, достойными того, чтобы выслушать.
   Собрав подчинённых, он изложил им поступивший приказ, в кратчайшие сроки, во что бы то ни стало, любой ценой, взять находящуюся у противника высоту.
   - Нет, нам её ни за что не взять - сразу же возразил один из бойцов, отказываясь выпол-нять приказ.
   - Взять, можно сказать, действительно было невозможно, - как пояснил дядя.
   - Давайте я возьму - вызвался один доброволец.
   - Если он возьмёт, я тебя расстреляю - сказал он тогда солдату, в словах которого прозву-чали не допустимые на войне панические настроения и трусость.
   - И взял, как о чём-то особо примечательном, с непреходящей гордостью говорил он, спустя вот уже десятки лет.
   - А того ты расстрелял - спросил Сергей, обеспокоенный судьбой несмелого бойца, ведь наверное и человек был наверняка хороший и солдат возможно неплохой, а так сложилось, воз-никла сложная ситуация, требующая огромного риска и вспомнил человек о жизни, о семье, о детях. Или просто не сумел найти верное решение, подыскать подход, способ, не хватило сообразительности. Но ведь это с каждым бывает, в обычной жизни всё проходит незаметно. А на войне совсем другое дело, за каждым не исполнением, нерешительностью, трусостью, стоят поражение и гибель.
   - Расстрелял - с силой, утвердительно кивнув, подтвердил дядя.
   Но у Серёжи почему-то остались большие сомнения на этот счёт. Дядя не был безрассудно жестоким человеком. А порядок в отведённой ему части, на производстве или дома в быту и так была всегда на высоте, как само собой разумеющееся, необходимая составляющая. Просто он видимо хотел этим сказать, порядок и дисциплина на той войне были особые и подобные меры не были исключением. Побежишь в атаку, может, останешься жив, повернёшь обратно, отступишь хоть на шаг, без вариантов. И это ещё одна, не последняя составляющая далёкой победы.
   Иногда было так трудно, что если бы не знали, что немцы так издеваются над русскими, все в плен сдались бы, запомнились слова, которые он больше ни от кого не слышал. У них види-мо была другая война или не хотелось, нельзя было признаться в этом даже себе, ни говорить, не думать. Но зачем, если это всё же было, и говорил ведь он не за себя одного. А фронтовые сто грамм, накопленные к бою, так видимо тоже легче. До войны такого пьянства в народе не было, вспоминала бабушка. Это тоже плата за победу. Хотя конечно больше всё же было другого, постоянного самопожертвования, ежедневного мужества и героизма. Без этого, главного, никакими приказами и самыми строгими мерами успеха и победы не добиться. Об этом говорят немалые награды на груди фронтовиков, свидетельствующие об их отваге, о том, что в каждом из них живёт победитель. Ведь даже если есть хотя бы одна награда, это уже что-то особенное, героическое.
   Но отчего же ты грустишь дядя, почему сидишь со мной, что хочешь сказать и чему научить, от чего спасти. Наверное то, что и обыкновенной жизни тоже есть борьба, не всегда так явно выраженная, но такая же жестокая и беспощадная, тоже не прощающая ошибок и просчётов. Что одни у нас ценности, одна вера и любовь и что оба мы потеряли, не навсегда ли, самое дорогое, родину. Может, ты видишь и понимаешь то, что пока не доступно мне, о том, как я буду жить, смогу ли устоять и выдержать всё, чтобы обрести себя достойным и честным.
   В кино какой-нибудь удачливый экипаж набивает за один бой до полдюжины немецких танков, мы к этому привыкли, считая, что так и должно быть. Но ведь танки оружие не против танков, для этого есть артиллерия. Даже на Курской дуге, где русских танков было в три четыре раза больше, получается, что большинству не удалось подбить и один танк, так что, воевали не так.
   - А сколько ты танков подбил? - спросил Серёжа, поглядывая на награды, ожидая услы-шать в ответ значительную, порядка двух десятков величину, уверенный, что дядя был именно таким бойцом.
   - Два - с гордостью, честно ответил дядя.
   Не ожидавший услышать такое скромное количество, Сергей промолчав, постарался скрыть своё разочарование, хотя обмануть всё понимающего дядю было вряд ли возможно.
   - Вот этот орден за них, за этот бой, стояли мы в засаде, идут два немецких танка, себя обнаруживать нельзя и их пропустить тоже. Если бить, только наверняка, подбили обоих, с первого выстрела - продолжал дядя, как бы объясняя и убеждая, что это тоже немало, что дело даже не в количестве подбитых танков, и в наградах, а в человеке, в его характере, воле, уме. Вот о чём надо заботиться, что надо ценить, а не титулы и звания. Хотя однажды, в день победы, показывая собравшимся благодарность И В Сталина, хоть и без явного сожаления, он всё же как то сказал, что сейчас, в торжественный момент, ещё один орден был бы наверное предпочтительней, чем хранящийся в шкафчике, никому не видимый, сложенный пополам и пожелтевший от времени лист, с пусть такой значительной и особенно дорогой благодарностью.
   По телевизору, по его двум каналам, шло не так уж много интересных передач, и свобод-ных вечеров было достаточно, а в дядиной жизни таилось неисчислимое множество разных историй, о которых, принявшему в очередной раз немного для настроения, ему захотелось поведать Сергею. Трезвый он никаких разговоров и бесед ни с кем не вёл и всегда был чем-то занят. А делать он умел, наверное, абсолютно всё, начиная с кухни, огорода и заканчивая заводом, легко обучался, много читал. Научить человека труду, добиваться поставленной цели и было главным его воспитанием. Никаких моралей никогда не читал, но и послаблений не делал. Годы видимо заставляли его задуматься над всей прожитой жизнью, ибо всё положенное человеку он уже сделал, выполнил, и настала пора подвести итог. А воспоминания уносили его к далёкой юности, и ещё дальше, в самое начало, раннее детство, к основанию всего, своему исходу, позволяя понимать и анализировать всю свою сущность и произошедшие события.
   В нём словно оживало, возвращалось то давнее, неповторимое время, чистой веры, порыва души, полёта мысли, и пусть небольшого, мимолётного, редкого, но неизменного и обязательного для каждого детства, поиска и ожидания счастья. Когда совсем молодым, едва окрепшим пареньком, разыскав адрес отцовской родни в Архангельске и добыв каким-то образом в сельсовете справку с изменённым возрастом, прибавив себе два года, позволявших поступить на учёбу или работать, вместе с неразлучным товарищем, лучшим другом, он отправился из разорённой и репрессированной деревни, оставив её, как оказалось потом, навсегда, в далёкий губернский город. Ушёл с того самого дома, тепло которого не покидает и Серёжу. Затем долгие годы в армии. А после войны с обнищавшей, задушенной налогами и загнанной на лесоповал деревни, началось повальное бегство. Он тоже обосновался в городе. Только каждый раз при разговоре о доме, слёзы готовы появиться у него на глазах.
   - Я и дома-то не жил - с горечью признавался он брату, Серёжиному отцу.
   Ему всё это представляется ещё далёким и не совсем понятным. У него, хоть и живёт он пока на квартире, а не дома, вроде всё есть, родители, сёстры, а в душе полно надежд, хотя и не всегда знает, во что теперь верить. Трудно представить, что вот когда-то ничего не останется от всего того, что любишь, во что веришь, кроме воспоминаний, вот так, за столом, хорошо ещё, если будет с кем поговорить, кто сможет выслушать и понять.
   В большом городе, населённом потомками отчаянных поморов и лихих Новгородских ушкуйников, собравшись со всего Северного края, ещё со времён Гражданской войны продолжала существовать своя, отдельная, смышлёная, хитрая и беспощадная, нигде не учтённая, ни к одному роду деятельности не имеющая отношения, особая категория граждан, занимавшая все чердаки, подвалы и пустующие здания. Неизвестно на что живущая, вероятно за счёт каких-то своих, особых, не свойственных обычным, рядовым обывателям талантов. В силу общительности и желания самоутвердиться или же из-за отсутствия иных способов существования, но молодой Коля скоро стал быстро завоёвывать авторитет в этой, абсолютно свободомыслящей среде уличных беспризорников и бандитов, приобретая необходимые навыки и умение. Не все сразу шло гладко.
   Потому, как ведёт себя этот, вероятно приехавший из деревни, в богатом полушубке здо-ровенный мужик, на что смотрит и каким товаром интересуется, он сразу решил, что это его человек. Обстановка была не очень удобная, но отпускать клиента не хотелось, обслужить надо было быстро и незаметно. И вот его рука уже в чужом кармане. Страшный удар по уху крепкой крестьянской руки оставил не забываемое напоминание.
   - До сих пор звенит - не без улыбки рассказывал он теперь домочадцам о начале своей городской жизни.
   - Ты таким не будь - уже серьёзно обращался он к Сергею, - у нас выхода другого небыло. Напоминание показалось неуместным, ему не было необходимости думать об этом, и противо-естественна была даже сама мысль о чём-то подобном.
   Места скопления народа, особенно базары, всегда находятся под пристальным и внима-тельным, не всегда заметным взглядом тех, кто пришёл приобрести что-либо ничего не тратя. У увлёкшейся торговки дела шли бойко. Она то и дело вставала, приподнимаясь со своего места, куда складывала деньги. В тот момент, когда она несколько отделялась о своего сиденья, ловкая рука хулигана быстро оказывалась в укромном тайнике. Никто из других продавцов, заметивших это, не осмеливался предупредить её или поднять шум. Хулиганов было так много, что после этого можно было и домой не дойти.
   В ликвидации многочисленной армии малолетних преступников и бандитов, помимо об-щеизвестного по кинофильму метода, когда их просто отмывали, кормили и перевоспитывали, сделав их них хороших специалистов, врачей, учителей, были, если верить словам дяди и другие, не менее успешные способы.
   - Сажали на баржу, вывозили в море и топили - говорил он толи об уведенном, толи об услышанном.
   Хитрый он, потому и выжил, вспомнил Сергей слова матери. Ему не хотелось соглашаться с таким определением. Человек он конечно сообразительный, только с одной хитростью, много не добьёшься. Чисто и модно одетый, радуя глаз, спустя некоторое время приехал он домой, навестить родных и повидать оставившего его товарища. Который тоже готовился к встрече и, собрав всю молодёжь, обвиняя в чём-то дядю, вышел с толпой навстречу.
   - У вас это кулоном зовётся, а мы называли гайтан - не задавая лишних вопросов, тихо слушал Сергей, - подошёл, взял за висящий у него на шее на цепи гайтан и намотал на руку. Он посинел весь, задыхается, я не отпускаю. Ты уехал, говорю, а я остался. Николай Георгиевич, не надо, опусти, стали успокаивать ребята.
   Тяжело терять друга, словно лишаешься части собственной жизни. Оттуда, из Молотовска, так тогда звался Северодвинск, был призван ряды Советской армии, мечтая служить на подводной лодке. Но вместо океанских глубин оказался в танке, в страшной и грозной машине, настоящем, подлинном оружии бога той войны. Не имевший часто в детстве куска хлеба, деревенский парень со злостью, непониманием и болью в сердце провожал один за другим уходящие на Запад, в Фашистскую Германию тяжело гружёные составы поездов. Хотя и верил, старался понять, доказать себе, что так нужно. В силу своей экономности и скупости, немцы купились на это предложение, дав таким образом России, имевшей более высокие темпы развития, такую необходимую отсрочку. Там, на границе, в первый день и встретил войну.
  
   Глава 4
   Новгород, светлая и радостная картина из прошлого, непохожая на остальную мучитель-ную и трудную историю Руси. Республика, едва ли не единственное в то время демократическое государство в мире. В Англии, и то трон передавался по наследству. А здесь власть выборная и сразу же после принятия Христианства, религии развивавшейся в рабовладельческом государстве и приспособившейся к тем устоям, возникло стремлении преобразовать её к вольному, гражданскому обществу, входящему в Ганзейский союз европейских государств. Общность эта являлась не только географической или исторической, но во многом и кровной. И были эти связи очень древними, никогда не прерывающимися. Рюрик-то пришёл и осел здесь не один, а с дружиной, и не малой, крепких, здоровых мужиков. А до него весь северо-запад когда-то вообще принадлежал скандинавам, всегда присутствовавших здесь и собиравшим дань. Но не пожелавшие платить её свободолюбивые славяне, подумав, выгнали корыстных хозяев, только скоро пожалели об этом. Абсолютная воля, без строго порядка, оказалась ещё большим злом и вынуждены были они просить варягов обратно. Не всем по душе было правление чужестранцев, но другого выхода очевидно не нашлось. Обычаи и нравы викингов пришлись по духу вольным северянам, великим умельцам и мастерам, нередко также промышлявших грабежом и разбоем. Злейший враг, Владимиро-Суздальское княжество, тоже славяне, но другие, польского происхождения и весь юг, земли согласно Повести временных лет, принадлежавшие и служившие в старину хазарам. В то время, когда Русь находилась под властью монголов, Новгородцы трижды, ещё до Ивана Грозного, брали Казань и даже саму столицу Золотой орды. На западе враждовали с тевтонами, воевавшими со всеми.
   Отсюда с севера, уже охваченном различными течениями самостоятельного постижения христианского учения, Новгородская ересь, Христоверы, пошёл раскол. Не пожелавшие упразднения соборности и подчинения церкви синоду, государственной, Московской власти, ведущей имперскую политику и опасавшейся всякого свободомыслия, северяне не стали молиться за царя. Поскольку для них-то власть не была помазанницей божьей, а выбиралась народом, и не молиться надо на неё, а строго спрашивать, и гнать, если не справляется. Молились о душе, но попов не имели, зачем, если все грамотные, и сами знают писание, просто общались, советовались. А учитель, говорили, один у нас, Христос. С большим трудом, в тоже время, такое же реформирование происходило у бывших союзников, в Северной Европе, но здесь, на Русском севере, силы были слишком не равны. Осваивавшая новые территории и вынужденная постоянно обороняться от слишком неспокойных соседей, Московия, да и Россия, постоянно находившиеся в состоянии войны, или подготовки к ней и восстановления хозяйства, нуждались не праведниках и вольнодумцах, а солдатах и крепостных.
   По историческим обзорам дореволюционной жизни царской Россий, у советского человека сложилось твёрдое убеждение, что раньше в деревне, в подавляющем большинстве, мужик сидел босой в грязной тёмной избе, перебиваясь с хлеба на квас, да чесал затылок. Так это было или нет, сейчас трудно сказать. Остаётся предполагать, что земля не позволяющая бедствовать многомилионному городскому населению наших дней, могла кормить её немногочисленных тружеников и в прошлом. Зимой в наших местах, кода появлялось время, и устанавливались дороги, мужики возили продавать свой товар далеко от дома. Дед Егор ездил и вниз по Ветлуге, на юг, бывал с обозами в Великом Устюге и Вятке. Поездки были его страстью, ничто не могло остановить его, испугать, задержать дома. Расходы на поездку невелики, немного сена лошади, да хлеба себе, продавал за копейки, покупал новый товар и вёз в другую сторону. Дядя, старший по возрасту, мог рассказать что-то новое об их незабываемых предках, что было гораздо интереснее страшных военных истории. Рассказы его иногда выглядели преувеличенными, но эмоциональность, с которой они воспроизводились, заставляла полагать, что во всём этом действительно было что-то памятное и необычное.
   При всей звериной силе и нечеловеческой выносливости, необходимых качествах земле-дельца той поры, мужики небыли отсталыми и деградированными. Для самостоятельного веде-ния сложного, разностороннего хозяйства, они должны были обладать совершенным умом и твёрдым характером. Многие из них были настоящими интеллектуалами. А лицом-то дед, чем-то больше других схож с тихим и образованным младшим из братьев, как-то заметил Сергей, разглядывая старую фотографию. Хотя все они утверждали, что именно они и являются носителями его образа. Однажды везя тяжело гружёный воз по заснеженной узкой дороге, повстречал Егор ехавшего налегке мужика и попросил его уступить дорогу, боясь, что он со своим грузом застрянет в сугробах. Мужик попался скандальный и не захотел уступить.
   - Ты - говорит - должен, вот сам и сворачивай. Скандалить жителям отдалённых мест приходилось не часто и поэтому даже в серьёзных случаях они долго оставались спокойными.
   - Ну, я так я - делать нечего. На пару с лошадью протащили воз по заснеженному полю. Тяжёлая работа вынуждает человека проявить характер.
   - Проехал - обрадованно воскликнул повеселевший, настырный и злобный мужичонка - ну будь здоров, счастливого пути, - и собрался было двинуться дальше.
   - И тебе, всего хорошего - разгорячённый и взволнованный, с вскипевшей кровью, поже-лал дед, подойдя к мужику, и легко, шутя, пред его глазами переломил толстую берёзовую оглоблю, которой сани его крепились к лошади.
   - Ну, зачем так-то - растерянно произнёс испуганный мужичок.
   - Вот ты ездишь везде по ночам, а не боишься, что черти-то тебя там поймают где-нибудь - в шутку или в серьёз спрашивал деда его младший брат кузнец, человек верующий и очень религиозный. О некоем подобии чертей в человеческом облике, останавливающих одинокого путника на дальней дороге в глухом лесу, в волоке, людям приходилось иногда слышать. Но вся нечисть, как и полагается ей, видимо была хорошо обо всём осведомлена, и не хотела вставать на пути удачливого купца.
   - Ничего я не боюсь - отвечал дед тревожащемуся за него брату.
   Совсем молодым, возвращаясь из поездки, познакомился он на постоялом дворе с моло-дой, проворной хозяйкой и скоро пришёл туда жить. Земля в округе была отменная, много леса, разрабатывай полей, сколько хочешь и место удобное, от села недалеко. Внизу, под горой не большая речка Медведица, так же звалась и деревня. Спустя несколько лет, в течение которых он почти не спал, не то чтобы отдыхать, было у него уже десяток, другой гектаров, отличной, разработанной среди леса пашни, скотный двор с десятком коров, рига, овин, лошади и различные приспособления. Строился новый, большой, шестистенный дом, а в селе работала лавочка, полная разного необходимого людям товара.
   Всё было бы хорошо, да вот так не всегда бывает. Надорвалась, помогая корчевать лес, будучи в положении, его неугомонная красавица жена. Трое детей остались без внимания и заботы. Какими радостными глазами, полными недавних слёз и надежды, встретили они вошедшую в дом стройную, темноволосую женщину, с ужасом увидевшую сидевшего на печи, заросшего коростами, четырёхлетнего Колю. Отмыть, накормить, согреть. Это была растившая и его, Серёжина бабушка. Дядя её тоже очень любил и всегда звал мамой. Был у неё когда-то муж, но уехал, убежал в столицу делать революцию, забрав с собой малолетнего сына, не доверив воспитание простой женщине и пообещав сделать из него в городе передового человека. На просьбу попа повенчаться ответила отказом.
   - Толку нет, так нечего и ходить - сказала она, имея в виду свое первое замужество. Но, несмотря ни на что, жизнь шла своим чередом и соседки даже завидовали её, говоря, что Марии не жить, Егор всё сам делает.
   Всё шло как нельзя лучше. Но в кипящем мозгу руководства, одержимого страстью пере-делать всё на новый лад, возникла новая блестящая идея. Увидев крепнущего мужика, занятого только своим хозяйством, ужаснулись от мысли, а ведь здесь-то, всё по-старому, где пролетариат, где равенство, и решили в очередной раз осчастливить мужика. И пришёл оттуда, из Москвы приказ о том, как надо жить и работать на земле. Говорящий, что была у тебя одна лошадь, одна корова и жил ты, как придётся, а теперь всё твое, бери, пользуйся вместе со всеми, дружно весело, не думая о наживе, об обогащении, о стяжательстве. Идея, рождённая беднейшими слоями пролетариат, плохо подходила для села, живущего вековыми традициями, но сомнения были чужды тем, кто взялся переделывать весь мир, а проверить новые глобальные идеи на практике мысль не возникала.
   Немедленно, по всей необъятной стране стали создаваться коммуны, всё общее, в соб-ственности, только нижнее бельё. Сколько музыки, радостных слов в словах оратора. В руковод-стве самый, что ни есть пролетарий, дом, беднее не бывает, на столе в изобилии один самогон, который часто бывает не во что налить. Первым делом новоиспечённых руководителей наделили всеми полномочиями и оружием для быстрейшей перестройки сельского хозяйства и изменения всей психологии человека, складывавшейся веками и тысячелетиями, основанной на христианском учении. Оно и стало главным препятствием. Какие недостатки и противоречия обнаруженные в миролюбивом учении, послужили тому причиной, не ясно, да вряд ли это было важно. Главное, что пока есть у людей это знание и вера, что сильнее их лозунгов и револьверов, сердца и умы людей будут обращены не в их сторону, и ни о какой постройке нового общества, говорить не возможно. Слишком сложным, с множеством правил, обычаев и традиций, обременённый моралью и пугающей ответственностью, виделся мир под сводами храмов. Слишком тёмен и мрачен, упростить бы его, сделать светлее, освободить от гнёта всех этих стен, куполов, речей, да и самой, вошедшей глубоко в сознание, поработившей ум и сердце, всевышней власти.
   Преградой на пути к господству новой морали и всей жизни стала великая, редкая, неопи-суемо красивая, с богатейшим внутренним убранством, церковь, перед которой их проповеди о светлом будущем как-то блекли, были непонятны и не нужны никакому трезвому здраво мысля-щему уму. И скоро она была закрыта, именно она, самая лучшая и красивая в округе, единствен-ная подобная. Исчезло богатство, купола, позолота и главным делом стало теперь обращение бывших прихожан в колхозников. Да только установившиеся в коммуне порядки и вся её жизнь, отпугивали от неё сколько-нибудь состоятельных мужиков сильнее, чем проповеди батюшки мучениями грешников в аду, от греховных соблазнов.
   Во первых, там никто ничего хорошо не делал, а чаще вообще ничего не делали, не знали, не умели или не хотели. Богатства им не надо, у них никогда ничего и не было, но поскольку жить колхозник должен был не хуже кулака, надо было что-то делать. Тяжёлые мысли не давали покоя, отнимая время от и без того непродолжительного труда. Если работать круглыми сутками, как кулаки, тогда вообще зачем колхоз нужен. Ни один из вариантов не подходил, лучше, как всегда ни о чём не думать и по привычке облегчить душу, после чего всё становилось предельно простым и понятным. Вновь рекрутируемые колхозники только вспоминали о своих коровах и овцах, глядя на не сдавшихся ещё единоличников, скоро не то, что есть, но и четвертушку будет не на что взять. Они со своими амбарами, хлебом, скотом и всяким прочим добром, лишали всякого покоя, не спалось и не работалось на голодный желудок. Как так можно, чтобы не поделиться, надо обязательно, чтобы вместе. Только упаси господи с ними, у них ведь говорят, даже перекуров не бывает, надо чтобы они здесь, с нами.
  
   - Работайте, работайте, есть-то весте будем - смеялся сидя на крылечке крайней, не самой богатой избы, над спешащими в поле соседям Семён, не одобрявший их рвения к работе. Не выдержал, пошёл, разработал поляну в лесу, засеял и тоже попал во враги, и был раскулачен. В один из праздников, через годы, когда выпившие старики стали вспоминать прошлое, он подошёл к деду, и взяв его за бороду, стал высказывать свои обиды, говоря, что сидел бы на крыльце, курил махорку, не гнался бы за вами, горя не знал бы. Работать, для кого, зачем? Нечего было сказать в ответ. Доброму человеку Бог даёт здоровье, разум и душевный покой, грешнику копить и собирать, чтобы отдать другому, сказал Экклезиаст. Но не о том же, что бы жить ничего не делая, только наслаждаясь. Сколько раз людям приходилось терять всё и начинать сначала, с верой, что только так, создавая, от трудов своих, и можно жить, заслужить уважение. Из воспоминаний и разговоров, у Сергея сложилось определённое представление о прошлом, представшем примерно в таком образе.
   - Работаешь - сказал подошедший в кожаной куртке председатель, с непременным, ле-жащим в кобуре атрибутом новой власти.
   - Работаю - ответил дед, не желая вести разговор.
   - Пашешь.
   - Пашу.
   - Сеешь, убираешь.
   - Убираю - слова казались пустыми и бессмысленными, отвечать не хотелось, а для серь-ёзного разговора тому нужно было хотя бы проспаться.
   - А куда повезёшь? - продолжал, глядя в землю председатель.
   - Налоги платить, сдавать - разговор начал раздражать Егора, в голосе появилась резкость.
   - Продавать - добавил не твёрдо стоящий на ногах председатель.
   - Да уж, много теперь продашь, самим бы с голоду не помереть.
   Не рассуждай много, не раз говорила ему новая жена, а то заберут, как брата-то твоего, Василия. Он и не хотел не о чём говорить, приятелями они не были, а опохмелиться у него было нечем, и он старался понять цель визита к нему обладателя кожаной куртки. Хотя много предпо-лагать было нечего. Разговор этот был неизбежен, но верить в такое, противоречащее всей реальности, отказывался разум. У них-то реальность была иная. Живя у реки, значительную часть времени они проводили за рыбной ловлей, привыкнув брать то, что не сеяли, не пахали. Любили поблуждать по лесу. Во время такого прекрасного времяпровождения в голове рождалось немало разных замечательных светлых мыслей. Рыбка да грибки, пропадай деньки, смеялись над такими пристрастиями прочие жители. Сейчас видимо этот рыболов решил поймать улов повесомей.
   - Ты вот всё о себе - не унимался, подводя к чему-то разговор председатель, - а надо и о других думать.
   - Работать надо, а не думать - не зная, куда деться от неприятного собеседника, отвечал дед, - власть пусть думает.
   - Вот я и думаю - как о чём-то давно решённом, быстро выложил председатель - что привезёшь ты скоро всё свое добро к нам в колхоз и будешь работать вместе со всеми, а не для себя одного. Люди, город, рабочие, тоже хотят есть.
   - А я чего делаю, мне одному это не съесть. Да голодных, сколько не ездил, пока не видал. Хочешь есть, приходи, помогай, накормлю, заплачу. Вон они, не обижаются, сами приходят, показал он на управляющихся со скотом женщин.
   - А сам сколько имеешь.
   - Сколько работаю, столько и имею, а с тобой вместе не хочу. Ты в своём - то дому не зна-ешь, чем заняться.
   - Зато ты всё знаешь, вот и будешь делать.
   - Для чего тогда ты будешь нужен.
   - Не понимаешь ты Егор ситуацию, не понимаешь - отняв немало времени, уверенный в своей правоте, спокойно проговорил председатель.
   - Да всё я понимаю, что соображаешь ты неплохо. Хорошо устроился, не зря стараешься, преданность доказываешь. Только надолго ли.
   - В общем, так Егор, два дня тебе сроку и чтобы дома ни крошки, ни зёрнышка, ни одной курицы не осталось. А то последуешь за братом своим.
   Затаился Егор, не желая верить, что вся жизнь и все труды его пропали. Но успел ничего решить, как в тот же день пришли, забрали, и на его же лошадях вывезли всё, что представляло хоть какую-нибудь ценность, оставив только то, что было на себе. Разобрали и увезли новый дом, построив из него маслозавод. Ладно, хоть так. В другом хозяйстве, у второй Серёжиной бабушки, тоже новый, уже отделанный, с узорами дом увезли и бросили, он долго валялся за селом, потом всё просто сожгли. Не раскулаченным в деревне не остался ни один дом, чтобы не было ни одного примера, факта, что можно жить как-то иначе, заниматься чем-то ещё, что-то предпринимать, выдумывать, строить.
   Держа маленького Серёжу на коленях, бабушка вспоминала иногда оставшиеся от того страшного времени частушки.
   - Штаны спали, штаны спали, потихоньку съехали, все Гришонки на тележке собирать по-ехали. В районе была ещё одна Медведица, и недолго думая, для удобства, деревню располагавшуюся на высоком угоре, или ещё гриве по местному, от чего и возникло новое, уменьшенное название, поскольку всяких грив в округе тоже было уже много, решили переименовать.
   От тех первых колхозов, в памяти осталась только бабушкина частушка.
   - Вышла курочка на улочку, воткнула в землю нос, больше разу не снесуся, заморил меня колхоз.
   Предупреждённому об аресте деду, удалось уйти, скрыться в лесу, в дальней глухой де-ревне. В округе для него не было незнакомых мест и всюду друзья. Надеялся, что всё ещё может образумиться, и что без него оставят в покое, не выселят и никуда не отправят семью. Чтобы не помереть с голоду, бабушка с малолетним Колей вынуждены были ходить просить милостыню. Все самые уважаемые, умные и трудолюбивые люди, стали никому не нужными изгоями и врагами. Находясь в гостях у своего второго деда, половину жизни которого заняли армия, тюрьма, и война, слушая его воспоминания о прошлом, учившийся в школе Сергей и знавший историю только из учебников, как-то заметил.
   - Зачем же вы вступали в колхоз, добровольно же было.
   - Добровольно, а на столе наган лежит - только и ответил дед, когда уже можно было об этом хотя бы негромко говорить у себя дома, - а Броз Тито-то другим путём пошёл, добавил он, явно отдавая предпочтение ему в этом деле. Вспоминал, как на свою свадьбу он вёз целый воз баранок, подумывал о новом, каменном доме. Чем мог он вызвать недовольство, за что и как был осуждён, до сих пор для всех осталось неизвестным. Тише воды, ниже травы, он никогда не произносил ничего лишнего, даже дома, с близкими людьми.
   - А такое время было, вечером на улицу нельзя было выйти, кругом стреляли - вспоминала, помнившая уже те годы мать.
   В кого стреляли, и кто стрелял в местах, где никогда не было никаких войн, думал Сергей. Даже лесное зверьё, нередко приближающееся к самому жилью, здесь ведёт себя на удивление мирно. Кулаки в колхозников, колхозники в кулаков? Сажают одних кулаков, причём всех, без разбору.
   Поискав деда, побегав, погонявшись за ним по лесам, НКВД решили прибегнуть ещё к одной мере. Отгородив решёткой место на входе в разрушенной церкви, посадили туда бабушку с малолетним, едва начавшим говорить сыном, Серёжиным отцом, ожидая выхода деда. Отцу запомнилось, как он всё время ругался, кричал, говоря, зачем вы меня суки посадили. Но пленников надо было чем-то кормить и с наступлением холодов, не дождавшись ничего, их отпустили домой, под солдатский надзор. Скучающий, голодный солдат, а еды в доме не было, случайно, играя с оружием или со злости, нажал на курок, раздался страшный грохот выстрела. Напоминанием о том времени, в потолке осталась дыра о пули.
   Зима, мороз, снег. Предчувствуя недоброе, бабушка попросилась в туалет, находящийся на мосту, на улице. Пошла раздетая, чтобы не вызвать подозрения. Проводив её до уборной, у двери солдат остановился и, не заходя внутрь, поставил ружьё. А зря, видимо человек был не из местных, с юга, и не знал устройство высокого, северного дома, где все жилые помещения находятся как бы на втором этаже. Не мешкая, выскользнув вниз через дыру, и в чём была, раздетая, она исчезла в ночи, уходя по глубокому снегу в сторону леса, рассчитывая, что одних детей новая власть трогать не станет.
   Из далёкой деревни пришла бабушка и кое-как они стали существовать. Подросшие стар-шие дети помогали на огороде. В оставшемся старом доме колхозники решили замачивать мочало, а воду выливали прямо тут же, за печь, отчего дом стал гнить. Забравшись на печь, маленькие дети наблюдали за таскавшими в дом всё новые кучи заготовок, чужими мужчинами. Старший сын был почти взрослый, В детстве правая рука его попала в молотилку и была отнята по самое плечо, так, что помощи большой ждать было неоткуда. Он закончил школу, был грамотный, и решил написать обо всём письмо в Москву. О том, как работали сами, платили налоги, да и землю-то ведь Ленин дал, так в чём их вина. Рассказал о порядках в колхозе, нет, они не против трудиться сообща, они так и поступают часто, для удобства, быстрейшего окончания дела и лучшего использования техники. В колхоз пойдут, только наведите там хоть какой-нибудь порядок, а то ведь, не дай бог неурожай, голод неминуем. Скоро из Москвы пришёл местным властям ответ от М И Калинина с требованием всё вернуть.
   - Ваша взяла - зайдя в дом, произнес злой и недовольный председатель.
   Но возвращать было уже нечего. Хорошо, что живы остались. Огромную свиноматку, про-голодавшиеся колхозники съели сразу же, остальное исчезло неизвестно куда. Жеребец, которого дед использовал только для выездов и берёг от тяжёлой работы, вырвавшись от колхозников, помчался домой, перемахнул вместе с бороной большие, выше человеческого роста ворота и повредил ногу, что для лошади является непоправимым делом. Увезённый новый дом, так и остался весь двадцатый век служить маслозаводом.
   Изменения в колхозной жизни всё же произошли и перед войной, по словам его отца, колхозники жили неплохо. Собирали хорошие урожаи, бывшие кулаки стали руководить бригадами и все рыбаки и грибники работали у них всю войну. Серёжин отец, которому к началу войны было тринадцать лет, как ему сейчас, всю войну трудился наравне с взрослыми, возил в город, на станцию обозы. Отец его, дед Сергея, занимался лошадьми, которых любил больше всего на свете и сам заготавливал для них корма. Только они, одни во всём колхозе были награждены Сталинскими медалями за труд в ВОВ. Небыло лошади, с которой дед не смог бы справиться, сладить, смело садился на самого дикого, строптивого и необъезженного коня. Окончилась война, ему было уже за семьдесят, а он всё занимался лошадьми и однажды, спасая провалившуюся под лёд лошадь, здорово простудился, а ходить по больницам за здоровьем привычки не имел. Окончилось суровое время, повеяло свободой и никто бы осудил за случившееся, но для мужика, лошадь была основой существования, бросить её, всеравно, что отказаться от самой жизни. Деда, на которого он так хотел бы походить, не стало незадолго до его рождения.
   Любая власть, чтобы оставаться действенной, должна реально мыслить. Советская власть умела привлечь, заинтересовать людей, выявить сильные и слабые стороны. Как в революцию, гражданскую войну, так и в сорок первом мужик знал, за что воевал. Жизнь всюду налаживалась, а всё произошедшее было просто ошибкой, перегибом, как признала сама власть. Не могла не признать, иначе как совместить это со всеми её великими гуманными идеями. Но все, даже не пострадавшие сельские жители, и спустя много лет, с большим сожалением и уважением говорили о периоде единоличного хозяйствования, особенно, когда в эпоху бурных строек, ракет, танкостроения и помощи развивающимся странам, как первоочередных задач, они вновь почувствовали себя обделёнными. Может потому они здесь, в городе. Идея ничего неделания, благоустроенной, сказочной лёгкой жизни, обретала в глазах крестьян, считающих себя обойдёнными и забытыми, вполне реальные перспективы. Никаких забот о дровах и воде, работа восемь часов и полдня свободного времени. Но если к этому добавить час езды на работу да минимум столько же обратно, плюс обед, получается больше десяти часов. Дольше никто и в деревне сейчас не работает. А для того, чтобы на столе были всегда овощи и фрукты, многие горожане так же имеют огороды и дачи, до которых еще надо добраться. Он помнит, как отдыхали они в поле в обед по два часа, а в семь всегда были дома, смотрели телевизор. И это в разгар сенокоса. Доярки и трактористы получают не меньше другого рабочего. Дрова и вода который год уже были его обязанностью, что нисколько не тяготило. Скотина, сено, зато сколько мяса. Что бы ни было в прошлом, сегодняшнюю жизнь на селе можно считать вполне нормальной, а в город он приехал не за лёгкой жизнью и развлечением, а учиться, что труд, и не лёгкий.
   - Не обижайся на меня, но ты моральный урод - после очередных героических вдохнове-ний, строго и серьёзно посмотрев на Сергея, неожиданно произнес дядя.
   Слова прожгли его, ведь дядя свой человек, которого он любил и уважал, он наверняка не захотел бы обидеть своего племянника. Выходит, его положение действительно плохое и далеко от какой бы то ни было нормы, если он счёл нужным завести этот разговор. Конечно причина такой убийственной характеристики его постоянное молчание, неспособность поддержать разговор и отсутствие товарищей, что конечно ненормально. Но ведь ты дядя понимаешь, в чём причина и не думаешь, что я такой. Знаешь ли ты, сколько у меня совсем недавно было хороших ребят, как весело и славно мы жили, гуляли до полуночи и сдачи давал не однажды. Случалось пасовал, трусил, но презирал себя за это и мечтал быть сильным и смелым, вот и коньки выписал, настоящие, хоккейные. Да, я не был таким отчаянным заводилой, каким может, был ты, готовым спорить всегда со всеми, но и не тем, что есть сейчас. Всё было более или менее правильно, не на отлично конечно, но удовлетворительно, а то и хорошо, это точно.
   Он даже не очень обиделся на слова дяди, имея о себе своё мнение и зная причины своих теперешних неудач. Но есть ещё другая сторона, возможно её и имел в виду дядя. Это неспособность преодолеть трудности, что гораздо важнее. Какая разница, в чём причина и какие перед тобой препятствия, надо преодолевать их, разрушая все преграды, биться, отдавая все силы. Ни одной минуты на грусть, печаль и отчаяние, потому что это всё, конец, и ты уже навсегда действительно останешься никому не нужным и ни на что не способным уродом. Если так, то ты действительно прав. Но знаешь ли дядя, кем я был в своём деле, как и ты в своём, тоже всегда впереди. Как любил добиваться цели, искать ответ, и побеждать своё незнание. Сколько и с каким удовольствием отдавал сил любимому делу, математике, школе.
   Вспоминая легендарное прошлое, дядя не находил в племяннике достойного продолжа-теля их славного рода, не видел в нём силы и характера, чтобы не просто выдержать все испыта-ния, а выйти из них победителем, в жизни, которая представлялась порой сплошным полем боя. Всё это правильно, только достаточно ли. Живя прошлым, взрослые и пожилые поступают, порой как те старые генералы, что всегда готовятся к прошедшей войне. Молодые должны думать о грядущем, готовить себя к будущему. И он ждал его в полной готовности. В предстоящей борьбе, на полях будущих сражений, всё решать будут не сила и хитрость, не скрытые таинственные возможности, а знания, простые человеческие знания. Так и было всегда, благодаря им человек и достиг того, кем стал. Нет, дядя, есть у меня сила, настоящая, может у меня одного, оттого ты так долго и говоришь со мной. Согласен, мечты нужно ещё уметь реализовать. Только одними кулаками этого не достичь. Хотя человеческая сущность, её сильные и слабые стороны, в любом деле, наверное, всегда остаются неизменной, я понимаю это и ценю достойные примеры прошлого. Но планы мои были так велики, что осознавая все связанные с ними трудности, невольно начинаешь критически оценивать себя и сам видеть все свои недостатки, поэтому у меня никогда небыло высокомерия. Я всегда любил и уважал людей, часто восхищался ими, и даже завидовал многим их качествам, стремясь воплотить их в себе. Был ли я настолько нереалистичен, как сказал ты. Нет, всё было правильно, другой вопрос, насколько. Вот тут я соглашусь с чем угодно, правда, какая бы она ни была, только конкретная, обоснованная, для меня важна и необходима. Страшные слова дяди не произвели на Сергея никакого впечатления, конечно, может он далеко не идеала, но другого пути нет, только сегодняшнее его положение, похоже понятно ему одному.
   Это у посредственного, мало работающего головой человека, она не слишком занята, там не так всё взаимосвязано. Такому нечего терять, в себе, в мозгу, там и так ничего нет. Пустой головой и пустым сердцем, легче принять любое другое состояние, любой новый образ. Чем серьёзней и вдумчивей человек, чем твёрже его знания и глубже чувства, тем трудней и невозможней их изменить, можно лишь уничтожить вместе с телом. От чужих людей нет жизни, и от своих понимания. Слушать ничего больше не хотелось, лучше пойти заняться уроками, а то в последнее время он стал плохо видеть, совсем ничего не разобрал, что учительница писала на доске. Стал ли телевизор, от которого он не отрывает глаз целый вечер, тому причиной. Фильмы и книги о природе, наполняли его новой жизнью, только они, звери и птицы, стали теперь его единственными настоящими друзьями. Недавно, затаив дыхание, он самозабвенно переживал волнующую и печальную историю о мальчике и его друге волке на далёком Севере. Трудно быть чужаком, а где его общество, может там, в молчаливом, безлюдном таёжном краю. Снег, ночь, лес. А ведь мне действительно больше ничего не нужно, всё отчётливей понимал он, глядя на дорогие его сердцу картины.
   Хотя осуществить эти мечты будет наверно не просто. Серёжа давно понял, что в отличие от дяди, он не практик и во многом близок материнской линии, людям, существующим исключительно за счёт умствования. Что всегда принималось настороженно людьми никогда не имевших подобных перспектив, и вынужденных надеяться на грубую силу. Только это было прежде и не будет уже никогда. Теперь он вынужден оставить свой абстрактный мир вычислений, расчётов и жить на земле, вместе со всеми, реальной жизнью, должен заново думать, как и чем заниматься. И у него появилась новая, всё более захватывавшая его, отвлекавшая от грустных мыслей, помогающая скрашивать тоску и рождающая новые планы, страсть, охота. Кажется, что целая вечность бесконечных лет отделяла его ещё от этой мечты, но жизнь снова озарилась живительным светом любви и надежды. С каждым новым днём он будет неумолимо приближаться, надо только набраться терпения и обязательно заняться спортом.
   Желая сгладить своё резкое высказывание, дядя завёл разговор на близкую для Сергея тему. Живя одно время в райцентре, и руководя артелью по пошиву обуви, в свободное время он занимался охотой на зайцев, тетеревов. Держал настоящую охотничью собаку, гончую, с необычным именем Лектор. Однажды, самостоятельно распутав все заячьи хитросплетения, уже под вечер добыл бедного зайчишку, которого судя по и интонации, ему было немного жаль. Сергею тоже приходилось с ребятами заниматься этим, выслеживать, торопить зайца, только подойти к нему им тогда не удалось, скрипучий наст не давал такой возможности. Сделать это не просто, даже если дойдёшь, заяц, лежащий по направлению к своему следу, увидит и услышит тебя гораздо раньше. Но настоящим, заядлым охотником, как его старший брат, дядя небыл. Для него это было не более, чем приятный отдых и любование природой. Как-то в сумерках, заметив установленные на берёзе соседом чучела птиц, принял их за настоящие и выпустил в них дуплетом кучу дроби. Хозяйственные дела, колотить, строить занимали его гораздо сильнее. Любительская охота с хождением по окрестностям, долгие поиски малочисленной, перепуганной дичи, со встречей на каждом шагу признаков человеческой деятельности, хотя и увлекательное, но для Серёжи, как и для дяди, выглядело не самым серьёзным занятием. Его больше манил далёкий, живущий ещё своей, особой жизнью мир, где человек не царь природы, а всего лишь крохотная, небольшая частичка её, и охота там, единственно возможный способ существования.
   Все наши были сильными, не уставал повторять дядя. Дядя у меня был кузнецом, говорил он, вот и я всё больше с железом. Серёжа тоже хотел быть сильным, обожал красивый, удобный ножик и мог подолгу любоваться огнём. Но какой мальчишка не любит оружие и все северяне ценят тепло. Здесь, рядом, и в других городах, у него было немало родни, дорогих и близких ему людей, при знакомстве с которыми, всегда возникало ощущение единства, общности. Относясь с уважением к их успехам, Сергей лишь скромно молчал при встречах, а теперь, кажется, и вообще потерял право на какое-либо сравнение. А дядины воспоминания о детстве были всё такими же героическими.
   - Работали мы тогда в лесу и передали, что привезли деньги, получку, Время было позд-нее, осеннее, темень, идти далеко, а человек, чьей это было обязанностью, отказался. Слишком не спокойно стало в окрестностях - слушал дальше Сергей.
   - Давайте я схожу, говорю - началась новая, как тысяча и одна ночь, история. И как бывает у хороших рассказчиков, абсолютно правдоподобная. Правда, отец его, тоже большой знаток жизни, не раз позволял себе иронизировать над некоторыми деталями подобных воспоминаний. Но эти украшающие картину мелочи нисколько не лишали её общей достоверности.
   - Ты - удивились взрослые.
   - Я маленький незаметно, быстро сбегаю - стал он их убеждать.
   Подумав, согласились, куда он денется. Одели мешок для денег, перевязав его на поясе, сверху куртка, сказав кассиру, а ты будешь сидеть здесь, пока он не придёт, чтобы никто не знал.
   - Иду обратно, бегу, на лошадь покрикиваю, разговариваю, будто с людьми еду. Перед селом свернул в сторону, обошёл его и как потом сказали не зря, там меня поджидали. А по пути там дядя жил, мы могли бы скрыться с этими деньгами.
   Насколько это было возможно, и велика ли была доверенная сумма. Мальчишке она казалась безмерной, но мысль, позариться на деньги рабочих, выглядела самой крамольной на свете. Однажды, когда возвращался поздно домой из села, встретилась ему в Матрёшкином логу женщина в белом, колотит валиком, стирает бельё. А там и воды-то никакой нет. Прошёл осторожно, да как припустил со словами, теперь ты меня не догонишь. Подбежал к дому, колотит в ворота, бледный весь. Что такое, спрашивает удивлённый его отец, открывший двери. Память уносила его всё дальше и дальше, но и там была одна борьба, и снова, обязательно победы.
   - Маленький я тогда был ещё совсем. Стою возле дров в соседней деревне, а двое боль-ших бегают вокруг, да смеются. Ладно, думаю, потихоньку, как бы так просто, подтащил к себе колотушку, которой бьют по колуну, да выбрав момент, как дал им по ногам.
   И уже здесь, не давно, в заводе.
   - Николай, говорят, а на спине-то у тебя крест фашистский. Вспомнил, как в столовой па-рень один что-то слишком сильно опёрся на меня. Ясно, на руке это значит было у него, мелом нарисовано. Взял железку, нашёл того парня, и размаху по лицу ему. Приходят потом мужики, ведут его, Николай говорят, он прощения просит, прости его. Прогнал, велел на глаза не показываться.
   Сказал, что он коммунист, всю войну прошёл, на западе и востоке, и таких, каждый день давил не по одному. А парень толи решил посмеяться над несколько своеобразным человеком с нездешним акцентом или же принял его строгую внешность за старого немца, которых в городе, как и неизвестно с каких пор оказавшихся здесь, было немало. Сохранив привычное трудолюбие и порядочность, жили они обычной, ничем не отличающейся жизнью. Молодые почти утратили все языковые и практические навыки своих прославленных предков. Немцем был сосед сверху. В праздники они часто сиживали вместе, вели обычные оживлённые разговоры, принимающие за гранью выпитой меры иногда напряжённый и неприятный оборот. После всё учащающихся тостов дядя постепенно утрачивал свойственную ему в трезвом виде лёгкость и весёлость. Лицо его начинало багроветь, приобретая суровый оттенок. Увидав в чётких, строгих линиях собеседника черты и профиль своего недавнего врага, строго спрашивал.
   - Ты фашист?
   - Нет - спокойно отвечал, не первый раз слышавший этот унижающий вопрос сосед, знав-ший, что Николай хотя и взволнован, всегда остаётся адекватен и будет контролировать себя, что бы ни случилось. Можно даже не отвечать на не имеющий к нему никакого отношения вопрос.
   - Почему, ты же немец, - заводить в который раз пьяные разговоры на эту тему разумный немец не хотел.
   - Не все фашисты - только и ответил он, чтобы не молчать, что было бы истолковано как согласие.
   - Конечно - согласился дядя, разве можно что возразить - все люди разные и о русских тоже можно сказать много всякого. Вы будите мир завоёвывать, а мы вам колхозов по нему везде понастроим. Но вы же воевали, точно такие как ты - мысль не могла пройти мимо этого обстоятельства.
   - Да нет - помолчав, просто и спокойно ответил немец, я люблю дом, семью, сад, люблю мастерить что-нибудь, строить. Зачем воевать, есть много других, лучших способов создать благо, устроить жизнь и доказать свою правоту. Немцы известны не одной войной.
   - Да, не одной войной, вот это правильно - он сам любил заниматься делом, ценил уменье, способности и мог потягаться в этом с любым немцем, - вообще-то, полезный вы народ, правильный, мыслящий, с тонкой душой и живёте продуманно - заключил уже без напряжения дядя.
   - А воюете хорошо, зря говорят, немец слабый, как зайдёт один мессершмид так - похва-лил он.
   - Наше поколение воевать уже не будет - уверял немец.
   Они уважали и любили друг друга, никогда не ссорились и жили каждый своей жизнью. Вся история Руси, обстоятельствами и кровно, более чем с кем-либо другим, всегда была тесно связана с Германий, вызывавшей то настороженное опасение, то глубокий интерес и уважение. На неё обращал в первую очередь внимание русский человек, стремясь к познанию и переустройству жизни. Распри, даже самые жестокие, это скорее ссоры братьев, между которыми есть большие различия, но не противоречия. Там и там, в обоих случаях, мировые амбиции и удивительная духовность, с борьбой за веру в столетней войне и гибелью половины населения в одном случае, расколом и самосожжениями в другом, и общее стремление к справедливости и порядку. Отличаются чистотой, распорядком, в любой нормальной Русской избе тоже всегда чистота, уют и та же тяга к знаниям. Просто, находясь в стороне, мы несколько задержались.
   Темпы строительства жилья поражали воображение. В короткий срок, за несколько лет возникали целые улицы, микрорайоны и новые города. Счастливые новосёлы стремились обзавестись модной мебелью и бытовой техникой. Местный завод ежедневно отгружал вагонами пользующиеся большой популярностью домашние холодильники. Но спрос на них, всеравно не уменьшался. В знак благодарности, к праздникам, ветеранам регулярно делали подарки из ценных или дефицитных на данный момент товаров, ковров, холодильников.
   - А я бы никому ничего, жизнь прожил, у меня что, холодильника нет, ясно, не себе берут - неожиданно для всех, категорично заявил дядя. Коробила душу старого солдата такая переоценка ратных дел. Большая часть их, защитив страну и мир, уже ушла навсегда, не думая ни о чём, кроме свободы и чести родины.
   Глава 5
   Если первое время, несмотря на всю тяжесть свалившихся на него бедствий, они казались временными, оставалось только дождаться их окончания, и он продолжал жить прежними пла-нами и надеждами, то со временем трагизм случившегося, наполнивший его безнадёжной гру-стью, стал очевидным. Со всем, что он любил, во что верил и зачем жил, приходилось расставаться.
   - Не хочется думать о смерти, поверь мне в шестнадцать мальчишеских лет - звучали слова песни об орлёнке, - а мне было только двенадцать, когда всё кончилось, и теперь он давно уже взрослый.
  Закончив учёбу в Вышнем Волочке, приехал отец, тягостные воспоминания и уныние на какое-то время сменились радостным подъёмом. Не знакомый с их бедами и проблемами, отец оставался всё таким же уверенным и твёрдым. На какое-то время стало казаться, что ничего серьёзного, непоправимого вовсе и не произошло, не хватает лишь только вот этой уверенности, что всё ещё поправимо и обязательно должно быть хорошо. Других мыслей и настроений теперь ни у кого не было. Таким, главной опорой, центром, держащим на себе всю семью, помогая скрашивать, убеждать в нелёгкие, всё более трудные и тяжёлые времена, он и остался навсегда. Назначенный на фабрике помощником мастера, отец стал руководить бригадой печатного участка, обслуживать, ремонтировать различное оборудование и печатную машину "Zimmer", которую вот уже несколько месяцев, устанавливал, настраивал и регулировал приехавший из Австрии немец Хуго.
   Заметно потеплело, настолько, что на улицу можно было выходить без тёплой одежды. Яркое Солнце пробивалось даже сквозь сплошь завешенные шторами окна. Что выглядело красиво, но превращало комнату в закрытое, изолированное от всего света помещение, что не очень нравилось Сергею, но так было принято. К тому же это был первый этаж. В выходной день отец позвал Сергея и, выйдя из дома в сияющий, пропитанный свежестью мир, они направились в сторону возвышавшихся за посёлком гор, в район телевышки. Неширокая, с уложенным на ней когда-то асфальтом дорога уходила вверх среди безликих, стародавних домиков и давно не беленых хат с сухими, жёсткими, ещё без почек стволами вишен и слив в палисадниках под окнами, вдоль стен и нависших над деревянными, сколоченными из старых досок заборами. Всё это немного напоминало об оставленном доме, и словно сама жизнь возвращалась к нему. Разные дела занимали их с отцом, но сейчас, он был уверен, они думают и чувствуют одно и тоже. В этой, сельского вида окраине, оба они выискивают черты, напоминающие их родную улицу. Но если это так, то зачем они здесь. Что здесь такого хорошего, лучшего, ради чего нужно было всего лишаться. Пища, работа, школа и телевизор, разве этого не было там? Бьющее в глаза Солнце, знакомый запах оттаявшей земли не давали развиваться грустным мыслям. Он и сам не позволил бы себе даже высказаться на эту тему. Любое сомнение означало бы проявление трусости, а это всегда осуждалось, их учили совсем другому. О возвращении не могло быть и речи. Это позор не меньший. И они продолжали двигаться вверх от тёмных домов, навстречу Солнцу и ветру, туда, где лишь земля, небо и облака, где нет ни своего ни чужого, а есть только один большой и неделимый мир, став частью которого, больше не чувствуешь одиночества и печали.
   Пройдя немного по улице, Сергей заметил что-то делающего возле дома своего одно-классника, несколько развязного, но сильного и добродушного парня, приветливо поздоровавшегося с ним. Таким, наверное, должен быть боцман на пиратском фрегате, возникала навязчивая мысль. С первого взгляда он мог показаться несколько грубоватым, но это ощущение сразу же исчезало при общении. Выдержка и спокойствие, свойственные сильным и здоровым людям, сформировали в нём естественное, подлинное чувство такта, располагая к себе и вызывая доверие, делали его поведение приятным и не навязчивым. Парень был симпатичен Сергею. В другое время он с удовольствием бы остановился, но сейчас был даже не рад встрече. Пройти молча не хорошо, а поговорить он не может. Да и целиком занятый собой, так сконцентрировался на своём произношении и связанных с этим трудностях, что не знает теперь даже, что и говорить. Никаких дел и ничего общего в жизни, у него теперь ни с кем нет, и только кивнув в ответ, молча прошёл мимо.
   Стыдно было перед отцом, видевшим его неловкость. Принял ли он это за простую стеснительность или всё понимал. Винит ли в этом его, ведь у них, как он понимает, таких языковых проблем не существует. Но у взрослых другие, не зависящие от моды, критерии оценки личности. Отец не стал заводить разговор на тяжёлую, неприятную тему, омрачать прекрасного, не частого в их теперешней жизни дня. Да и говорить о том, в чём нет возможности оказать реальную помощь, мало смысла и они молча продолжили путь.
   В семье их теперь тоже небыло прежних, простых и дружеских отношений, во всём появилась недосказанность, скрытность, каждый жил своей, обособленной жизнью. В произошедшей с ним катастрофе возникла отделявшая его ото всех пропасть, в которую он сваливался, как в далёком, не раз виденном в детстве сне, когда во время восхождения, массивная, нерушима твердь вдруг начала проседать и рушиться под ним. И чтобы он ни делал, куда бы ни шёл, это повторялось снова и снова, и нет ни какой возможности для спасения. Раньше родители гордились им, и он не доставлял им никаких хлопот, а что будет теперь, если дела в школе пойдут ещё хуже, есть ли у него ещё какие-то достоинства. Сможет ли он быть для них хорошим сыном и кем вообще сможет быть в этой жизни. Насколько глубока та бездонная пропасть, в которую он сваливается.
   Дорога круто пошла вверх. Вокруг протаявшая земля с редкой растительностью между всюду выступавших камней. Под ногами вместо асфальта простая тропа, приятно шагать по ней, как когда-то полями. Хоть всё вокруг и не такое, как дома, но намного лучше, чем там внизу, в городе, почти хорошо. То, что снизу виделось большими холмами, оказалось действительно го-рами, между которых спрятался сильно вытянувшийся город. С высоты открылся замечательный вид. Разогревшись от подъёма, он чувствовал себя почти хорошо. Что за проблемы, какая малость, да и те остались внизу. Если бы не это, наверное, можно было бы и жить. Скоро зацветут тюльпаны, и в душе не останется места для грусти. Ведь помимо не принявшей его человеческой жизни, здесь, в горах с ним снова то, частью чего он является, земля, пусть скудная, не богатая, но такая же непреходящая, вечная, никого не отвергающая. Только хватит ли ему этого неба и этой земли. Можно ли оставить и забыть то, из чего состоит его душа и его сердце, плотью и кровью чего он является.
   В скрытых от Солнца лощинах северного склона, ещё лежал уходящий широкими полоса-ми вниз сырой, зернистый снег. Ему захотелось подойти зачерпнуть целую пригоршню того, что недавно было всей этой жизнью. Не чувствуя боли он долго сжимал стынущими руками холодный снег. Зима и лето, прошлое и будущее соединялось сейчас в маленьком, клочке снега и он стоит на этой разделяющей грани. А что осталось от его прошлого, исчезающего так же как этот, быстро тающий в его руках комок снега. Точно такой же, долго не тая, лежал у них в логах и низинах тёмного леса. Как дорог был ему сейчас этот маленький кусочек сырости и холода, ожививший столько милых и дорогих сердцу воспоминаний, которых было жаль как этот прошлогодний снег. И так же, чем дольше и крепче держишь их в своей застывшей груди, тем сильней они обжигают, сковывают, не оставляют места для новых впечатлений.
   А чем было его прошлое, ради чего он так старательно и напряжённо жил, ехал в город одержимый учёбой, когда вот оно главное, земля, небо, солнце и снег в руках. Что без этого вся мудрость, все знания и что он сам. Сейчас, этим чудесным, весенним днём, он особенно остро почувствовал это и осознавал, что разрыв с землёй, это ещё одна, такая же боль и потеря, как невозможность говорить, общаться, учиться, мыслить и развиваться естественным образом. Там, далеко на родине, остались его вся любовь, вера и лучшие чувства, без которых он перестаёт быть человеком, частью общества, и останется в нём лишь один холодный и беспринципный расчёт.
   Над горой с восторженными криками кружилось вороньё. Совсем как наши, прижились, живут, им везде хорошо. Может так и надо, уметь довольствоваться малым, тем, что есть, не ис-кать ничего и не мечтать. Да только сможет ли человек снизойти до такого. Даже если это и есть обычная, нормальная жизнь, сможет ли он опуститься до такой простоты и жить как эти, кружа-щиеся над чем-то птицы, не захочет ли подняться выше и улететь дальше. И кто он теперь, лишённый всего, всеми отвергнутый, словно не такой как все, будто не от мира сего и сделан по другому подобию. Чей образ в его необычных, странных, шестипалых руках, что ищет его проворный рассудок, какого познания жаждет пытливый ум и какой страстью охвачен непримиримый дух. Как он будет жить, развиваться и что выйдет из него, кто явиться, какой человек или зверь. Где взять и чем заполнить, что вложить в ту пустоту, где должны быть любовь и душа. Но зачем жить, он не думал, ответ был в нём самом и с самого раннего детства ничего основного, главного он в себе не менял.
   Сразу же по приезду отца родители стали подыскивать собственное жильё. В двухкомнатной квартире, одна из комнат которой была совсем небольшой, вынуждены были обретать мир и согласие восемь человек. Принявшие их родные были полны великодушия и терпения. Они же были уже достаточно взрослые, и без того тихие, скромные, старались не создавать лишних проблем. Временами казалось, что в этом нет ничего особенного, и так может продолжаться сколько угодно долго. К тому же большую часть времени все были заняты, в школе, на работе. Дома Серёжа обычно сидел на диване, где и спал, читал книгу, либо смотрел телевизор. Такое ограниченное положение не радовало его, но на фоне других проблем это было незаметным и незначительным осложнением.
   Как-то устав от напряжённой стеснительности и неловкости, он бесцеремонно вторгся в пределы территории девочек, как запросто мог бы общаться со своей сестрой у себя дома, что-то спросить, потребовать, поспорить. И тут же пожалел о своей глупой выходке, получив ещё боле резкий и категоричный отказ хозяйской дочери, девушке уважительной, но принципиальной и с характером, громко заявившей на его попытку оправдаться и продолжить общение, чтобы он убирался в свою деревню. Сколько раз он слышал это унизительное, оскорбительное, сказанное в лицо, брошенное вслед слово, словно всем им хотелось зачем-то возвыситься таким образом. В вспыхнувшую было ссору вынуждены были вмешаться взрослые. Нет, он не обиделся на замечания дяди, признавая свою вину, просто опять пришлось с болью осознать, что у него нет не только родины, друзей, прежней мечты, но и дома, своего угла, места, где можно быть самим собой, где тебя поймут и простят, примут таким, каков есть.
   Потом, когда всё стихло, незаметно подошла мать, коснувшись руками его головы. Какое сочувствие и единодушие обнаружил он, та же сила и глубина переживаний. Пока это помогало ему. А кто поможет ей, видела ли она теперь какие-то перспективы. Что осталось в ней от тех дней, когда окрылённая надеждами, увлекала она всех в далёкую, чужую землю, убеждая в по-лезности задуманного предприятия. И во сколько раз, было больней ей, всё видевшей, понимавшей, сознающей свою ответственность и не имевшей возможности помочь. Рядом с ней Серёжа чувствовал ещё тот, оставленный ими мир, где он жил полноценной, нормальной жизнью. Такое взаимопроникающее единство он испытывал, наверное, в последний раз. Скоро всё стало быстро меняться, распадаться и теряться в поисках новых способов существования. Когда-то их дружную и счастливую семью стала разделять всё увеличивающаяся и поглощавшая в свои мрачные глубины пропасть различий и бездна непонимания, откуда всякий свет кажется тусклым и далёким. Оставшиеся в прошлом светлые и радостные дни, казались теперь единственно счастливыми на все оставшиеся времена. Как давно это было, в одночасье они стали взрослыми, а прошло всего лишь каких-то полгода, и много лет, целая жизнь до совершеннолетия, когда они сами смогут что-то решать, уехать с этого города и вернуться домой. Несмотря на кажущуюся порой излишнюю скромность, мать была деловой и энергичной женщиной, полная прежней силы и верила, что всё можно преодолеть, всё пройдёт, изменится, как уже не раз бывало в жизни.
   В южных районах весна приходит быстро, незаметно исчезает немногочисленный снег и наступает замечательное, благодатное время, дни полные света и тепла, запаха подсыхающей земли и листвы, влажного аромата с лесов и полей, оживляющих воздух даже самых тесных го-родских кварталов. На преобразившихся широких степных долинах и в тихих горных расщелинах, вспыхнет, украсив однообразный и невзрачный пейзаж, море необыкновенных, чудесных цветов, сделав и этот скудный мир удивительно милым и привлекательным. Пока нескончаемая, нестерпимая жара не превратит всё в безжизненный сухостой и камень блеклой, выгоревшей полупустыни, лишённой кажется всякого движения.
   В один из таких многообещающих, радостных дней, мать явилась несколько возбуждён-ной, с просветлённым взглядом и, сообщив потрясающую новость, сделала их существование вновь почти счастливым. Скоро у них будет собственное жильё, целый отдельный дом с множе-ством комнат, и в ближайший выходной они поедут смотреть его, убирать и готовиться к переез-ду. Приподнятое настроение не покидало его всю неделю. Жизнь не казалась уже такой мрачной и безысходной. У него снова будут земля и небо, свой небольшой мир, вместо заточения в тесных стенах городской окаменевшей квартиры. И что ему весь этот уют со всеми удобствами и горячей водой. Ещё не видя дом, он уже влюбился в него и жил одним желанием, поскорее увидеть его, открыть калитку во двор, осмотреться и начать устраивать новую жизнь.
   Стуча и лязгая, старый трамвай долго трясся по не казавшимся уже такими прекрасными, серым и однообразным улицам безразличного и совершенно не нужного ему города. Единственное, что сейчас занимало его, побыстрей сойти с асфальта и оказаться возле дома с палисадником, находящимся на берегу озера, рядом с большим, лесистым парком. Местность была ещё замечательна тем, что находилась почти в центре беспорядочно разбросанного по обеим сторонам реки города, вблизи от основных производств. Выскочив из трамвая, и пройдя между колоннами под аркой, он оказался в крохотном переулке, в десяти шагах от дома, рядом с широким, похожим на реку озером. Длинный понтонный мост вёл к противоположному берегу с поднимавшимися над водой мощными стволами деревьев.
   Только что сошла вода, подступавшая в половодье к самому дому, воздух ещё отдавал сыростью и влагой. Но щедрое Солнце старалось вовсю и становилось по-летнему тепло. Подсыхающая земля покрывалась всюду пробивавшейся зеленью, набухали почки, всё готовилось к жизни, и они тоже были полны сил, словно оживали, увядшие и зачахшие за зиму. Небольшой, но такой милый и желанный домик с широко распахнутыми ставнями, под раскинувшимся над крышей карагачем, словно приветствовал их, устав от одиночества. За сплошным крепким забором из широких досок, открылся маленький, тенистый дворик с сараем, крылечком в дом и калиткой в небольшой огород, с вишнями дальнем углу и радующей крестьянскую душу чёрной землёй.
   Кухня, зал, спальни, комнат, пусть крохотных, было действительно много, каждому здесь найдётся свое место. Посмотреть на приобретение приехал, живший через две остановки, млад-ший брат отца, Виталий, человек рассудительный и дельный, работавший преподавателем в училище. Отец носил и складывал за сараем тяжёлые доски, Сергей помогал. Девочки выметали двор, убирались, мыли в доме. Скоро, блестя и сияя, дом готов был принять новосёлов, да вот беда, печь, сколько ни топи, не хотела ни гореть, ни греться. Никому не известный молодой мастер, быстро осмотрев её, взялся всё переделать. Дотемна, после напряжённого трудового дня, отец с матерью разбирали печь, очищали, готовили кирпич, дожидаясь скорейшего возведения обещанного чуда. Возникшее затем сооружение, ни по виду, ни по своим действиям не соответствовало тому, чем должно было являться. Новая печь, заняв значительную часть дома, была прожорлива и холодна.
   Сергея удивляло, какая необходимость в городе, где столько разной работы, могла заста-вить могла заставить человека взяться за дело, которого он не знал. Был ли он просто неопытен и самоуверен или же бессовестный халтурщик и прогулявшийся пьяница решил таким образом поправить свои дела. Застолье, даже в самых порядочных семьях, по малейшему поводу являлось обязательным ритуалом. Но водка и закуска почти ничего не стоили и все были довольны. Ценя такое непреходящее благополучие, чуждые и коммунизму, и капитализму, в меру трудолюбивые граждане считали всякую излишнюю мысль чуть ли не кощунством и посягательством на сложившийся уклад, привычки и обряды. Удивлённые соседи, поохав, посоветовали обратиться к жившему неподалёку, но давно отошедшему от дел печнику, ещё той закалки, когда власть и порядок были более действенными. Посочувствовав, старичок принялся за дело и скоро вместо бесполезного, загадочного нагромождения, в доме красовалась ладная и удобная, на славу сделанная жаркая печь, вернувшая его обитателям радость бытия.
   Никогда ещё окончание учебного года, в течение которого он не проронил ни слова, не было таким безрадостным и не весёлым. И хотя он числился ещё в хорошистах, полноценной учёбы не получалось. Он по-прежнему упорно молчал, не поднимал руки, не рвался к доске. Зрение его резко упало. На большой светлой, блестящей и грязной доске ничего не было видно, и даже по любимой математике, всё чаще стали появляться тройки. Вынужденный говорить, он подбирал слова без безударной буквы о. Знал ли кто, что стоит за этими краткими и не связными ответами, какой стыд и труд, напряжение всех сил сопровождали любой его разговор, всякое общение, самую простую и обыкновенную встречу. Чего он всячески старался теперь избегать, предпочитая уединение, ища в нём хоть немного отдыха и спокойствия. Все мысли его и внимание, направленные на адаптацию к новым условиям, изучение языка и осмысление действительности, отнимая много времени и сил, не позволяли думать о достижении намеченных ранее целях. Так манившие некогда, кажущиеся не доступными для простого смертного заветные вершины, навсегда скрывались в заоблачных высях. А другое образование и другое знание, его никогда не интересовали.
   Но, даже, если махнув на всё рукой, учить всё и зубрить, просто так, для себя, не отвечая уроков, ведь главное, знания, способность мыслить и понимать, оценки его никогда и не интере-совали, жизнь от этого мало изменится. Работа в коллективе, общение и дружба останутся не возможными. Говорить по-новому он не может даже с близкими, хорошо относящимися к нему ребятами, которые в любом случае не будут смеяться. Он не мог произнести ни слова даже наедине с собой, получалось неестественно, словно это были не его слова. Так говорят только плохо владеющие русским языком иностранцы, но для них это простительно и нормально. Ему же с такой речью не избежать вопросов и нового, может ещё большего смеха. Но жить как-то было нужно, и в любом случае учить язык, затронувший все основы сознания, саму душу, заново создавать, переделывать всего себя. Только сможет ли он, говоря по-другому, обрести прежнюю лёгкость, силу и уверенность. И даже наступающее лето не развеивало не покидавшей его теперь грусти. Что ждёт его впереди, какие строить планы и к чему стремиться, на что надеяться. Во всём полная неопределённость и невозможность принять какое-либо решение. Но впереди было лето, целых три месяца покоя, отдыха и воспоминаний о близком, но навсегда утраченном счастье обычной человеческой жизни.
   На семейном совете, с участием родственников, было решено отправить старшую сестру, вместе со свой двоюродной сестрой, девушкой почти взрослой, на всё лето в деревню. Сестра, конечно, будет рада, хотя раньше она бывала там редко и не охотно. Пчёлы, несносный петух, да тёмный лес от самых ворот, никакой жизни, говорила она. Теперь это, пусть кратковременное, соединение с прежней, так круто изменившейся жизнью, было самым приятным событием, пробуждавшим волнующее, трепетное чувство. Это понятно, но что будет делать требовательная городская девушка, любившая веселье и шумные кампании, в глухой лесной деревушке из пяти домов с одинокими молчаливыми стариками. Очаровывать местных трактористов, парней, что надо, но и то до ближайшего клуба несколько километров лесом, в сапогах. Ни на людей посмотреть, ни себя показать. После многолюдного города это не меньшая экзотика, чем Африка или Южная Америка.
   Он бы тоже поехал, для него их Черемисы, с крохотной речушкой и лесом перед самыми окнами, единственное, что нужно ему теперь на всём белом свете. Но отправить всю ораву на содержание старенькой бабушки мать не могла, и они с младшей сестрой остались в городе, решив, что поедут на следующий год. Только когда он будет, этот следующий год, когда каждый день теперь полон таких тревог и переживаний. Да и можно ли вернуться в счастливое, беззаботное детство с сегодняшними проблемами. Поймут ли его люди, земляки, а если поймут, нужно ли ему всеобщее обсуждение того, что они прячут, скрывают даже друг от друга, делая вид, что всё у них хорошо и нормально. А как обстоит всё на самом деле и что теперь может быть хорошего в жизни. В поисках ответа он уходил в парк, где многое становилось ясней и понятней.
   Пройдя берегом в сторону от большого футбольного поля, дорожка свернула вглубь лесного массива, скрывающего в своих зарослях, откуда доносилось задорное птичье пение, неприметную тихую жизнь. Как чудесно вокруг, словно вся жизнь, полная вечной красоты и гармонии, вернулась к нему, наполнив уверенностью и спокойствием. И даже оставшийся в дыму город, не казался таким уж бессмысленным и грохочущим чудовищем. В его суете и спешке виделась устремлённая в будущее мощная, созидающая энергия. Нет, он не против прогресса, за этим он приехал в город, чтобы учиться, и значит, что-то делать, создавать. Но что значит всё развитие, будущее и весь прогресс без этой реки, леса. Ничего подобного человеком пока не создано и будет ли когда-нибудь повторено. Пока он только постоянно всё уничтожает, часто без всяких причин, безжалостно и дико. А нужно ли что-то лучшее для человека. Разве он желает большего и возможно ли это. Может быть и здесь, в этом городе, он мог бы жить, будь всё иначе с речью.
   Пройдя немного по асфальту, он свернул прямо в лес, с удовольствием ступив на землю и касаясь веток незнакомых ему деревьев, но словно живых, дорогих и близких существ, чувствуя полное единение с этой землёй и её природой. Хотелось идти дальше, напрямик, не разбирая дороги, разводить костры, собирать грибы, ягоды, как бродил дома с товарищами по окрестным лесам и ручьям. Но лес скоро кончился, открылось небольшое поле, за ним сады, огороды и густая пойменная чащоба. Эх, толи дело у них, дома, во все стороны, до самого Ледовитого океана один сплошной, бесконечный, полный всякой жизни лес, который не то, что пройти, ни проехать, ни облететь. Где живут тихие, внимательные и пытливые люди, его народ, прошедший весь Север и освоивший Америку.
   Но может ещё сильней манили его другие, более неизведанные просторы, скрывающие совсем другую, неизведанную и загадочную жизнь. Направляющими вехами туда были знания, дающие настоящую силу и власть. Понял это ещё великий помор, преодолевший все трудности и добившийся поставленной цели, ставший примером для всех поколений, человек с их стороны. Такой же жаждой знаний был одержим и он, мечтая, если не повторить освоенный уже многими путь, то хотя бы приблизиться, насколько возможно к своим славным землякам. Но почему всё даётся им с таким трудом и не всегда нужны их результаты. За бесценок отдана Америка.
   - Чего дурака жалеть, только казну разорял - отозвался правитель об учёном.
   Его путь закончился не начавшись, ему вообще не позволили быть тем, кто он есть. Жалел ли он о чём-то, что не может ни жить, ни учиться. Здесь в лесу все трудности казались естественными, как сама жизнь и временными, всё проходит, меняется в природе, остаётся только вечное и прекрасное. И снова, не смотря ни на что, только ввысь, к Солнцу и небу. Это слабое, не заметное, но не истребимое желание жизни, чувство любви и веры, здесь было очень сильным, ощущалось всем телом, наполняя всё вокруг, проникало в сознание, в мысли и сердце, возвращая, даря ему единственно правильное, жизнерадостное восприятие окружающего мира. Конечно, он будет делать всё что надо, но так ли уж важно, будет он учиться или кто другой, если будет у него земля и лес, ведь только здесь ему так хорошо. Здесь его дом, его место, в ставшем вдруг чужим и враждебном мире.
   Обойдя за полчаса весь парк, он вернулся к озеру, и посидев на берегу, посмотрев на чёрную, неподвижную воду, и не заметив в ней никакой возни и суеты мелкой рыбёшки, как всегда было у них дома, решил искупаться. Вода давно прогрелась и, раздевшись, он вошёл в воду. Плавал он хорошо, вода всегда была частью его мира, постоянная сырость в воздухе, множество ручьёв и рек, вода в чёрных, скрывающих небо тучах. Поглотившая его вода, на какое-то время возвратила его к этой обычной, естественной для него среде. Оттолкнувшись и сделав несколько взмахов руками, продолжил плавное скольжение, делая редкие, слабые движения. Плавал он по-особому, на боку, научившись в деревне у соседского мальчишки. Это почти не требовало усилий и так понравилось, что учиться плавать по-другому, он уже не хотел. Едва шевеля ногами и кистями рук, полежал на спине, отдыхая и глядя в сияющую синюю бесконечность.
   Сначала он часто ходил в парк, но был ещё не в том возрасте, когда погружаясь в соб-ственные раздумья, можно не спеша бродить по одним и тем же местам. Мысли его требовали реального воплощения своих фантазий. Скука и одиночество вновь овладели им. Он снова с гру-стью вспоминал дом и Черемисы, куда уехала сестра. Погода устанавливалась жаркая и сухая, словно в этом южном мире нет ничего кроме горячего Солнца и раскалённого камня. Проникав-ший временами северный ветер, нёс вместе с тучами желанную прохладу. А прорывавшийся изредка в Азиатские степи влажный западный циклон, наполнял воздух такой приятной, ни с чем несравнимой свежестью Атлантики, смешанной с запахами родных лесов и полей, делая почти счастливыми эти редкие и короткие мгновения. Казалось, стоит только перейти за горизонт, под-няться на горы, и вот он, дом, до которого он дошёл бы пешком, если бы можно было всё бросить и уйти прямо сейчас, в дождь и грозу.
  
   Глава 6
   Ещё весной, дядя Николай, слушая печальные воспоминания Серёжи об их всеобщей лю-бимице, оставшейся в деревне собаке Пальме, решив скрасить его грустное одиночество, пообещал принести ему щенка немецкой овчарки, злобных сторожевых собак, охранявших военный завод, где он работал. Настоящие охотничьи собаки имеют мало общего с рвущимися на цепи псами, другой характер, иное назначение. Злоба к человеку у них считается пороком, именно они являются самыми преданными друзьями. А его неутомимая, чёрная, остроухая Пальма, словно была олицетворением всех способностей, вряд ли кто мог сравниться с ней в быстроте и ловкости. В ней, кажется, было больше кошачьего, чем от привычного грубого собачьего образа. Именно такие, неприхотливые и самостоятельные, считал он, в одиночку осаживают медведя, находят в лесу любую дичь, не требуя взамен ничего. О никакой замене Сергей не мечтал, а городские условия для охотничьей собаки будут невыносимыми. Но отказаться после стольких разговоров о любви к животным, было бы лицемерным притворством и, не сумев объяснить, что никто не сможет заменить ему его Пальму, как часть его деревенского детства, он согласился принять подарок. Всё же это неплохо, со временем она тоже станет надёжным и преданным другом и весной в доме появился маленький серый комочек, названый Пальмой. Она с удовольствием пила молоко и с большим аппетитом пожирала сардельки, которыми он делился с ней. Бессловесный, всё понимающий верный друг, а другого, ему теперь и не надо, как Муму у Герасима, вспомнился рассказ о дружбе крепостного мужика с собакой.
   В свободное время и по выходным дням он по-прежнему регулярно посещал большой книжный магазин, ища книги о Севере, о природе, о жизни связанной с лесом, выбирая из них те, что наиболее живо и красочно описывали интересующую его тему. Но таких было немного, и он покупал почти всё. Особенно нравились охотничьи альманахи, написанные увлечёнными, жизнерадостными людьми, о самом прекрасном, Русской земле и её природе. И никогда не читал, даже не брал в руки толстых драматических произведений, изобилующих повествованиями о различных бытовых раздорах, страданиях и жизненном неустройстве, чего и без того вокруг было предостаточно. В магазине нередко подходили ребята постарше, будто специально караулившие малышей и нагло требовали деньги, не отставали не получив что-нибудь. Омерзительное отвращение наполняло всё его сознание к этим откровенным безнравственным проявлениям обыкновенных с виду ребят, законченных мерзавцев с бессовестным взглядом и отсутствием каких-либо интересов и увлечений. Он долго молчал, не желая отдавать сэкономленную на пирожках и мороженом, предназначенную для книг мелочь. Плотно окружив его, хулиганы не позволяли уйти, будто для них это было самым важным и необходимым делом, заполучить с помощью силы и угроз несколько копеек. В городе не было нищих и бедных, деньги, скорее всего, нужны были им на пиво и сигареты. Не меньшее отвращение вызывала и собственная слабость. Но спорить одному со стаей хищников не просто, с таким разбоем встречаться ему ещё не приходилось. С окончательно испорченным настроением, сгорая от стыда, он не спеша шел домой немноголюдной поселковой улицей, с несущимися по ней грузовыми, рабочими машинами, ненавидя и себя и весь мир, в котором скрыто столько всякой грязи и безумной алчности. Одному в городе нельзя, в уличной жизни своя педагогика и наука, здесь люди признают только силу и власть, всё остальное ложь и трусливое словоблудие. Слабому нет места в стае, с волками жить по-волчьи выть. Только он так жить не хочет, лучше в лесу, со зверьём и настоящими волками. Там, всё понятней разумней и лучше, по крайней мере, нет лжи, цинизма и извращения.
   Любимым чтением как-то сразу стал журнал "Охота и охотничье хозяйство". Заметив в газетном киоске яркие, красные, видимые издалека буквы названия, тут же бежал за деньгами. Сначала он покупал журнал, а со второй половины года, чтобы облегчить поиски и ожидания, мать выписала его. С каждым новым номером в дом приходил маленький праздник, а сердце наполнялось волнующими радостными переживаниями. Даже свежая типографская краска, ка-жется, пахла там по-особому, неся с собой непосредственные, живые ощущения лесов, рек и гор. Став постоянным подписчиком журнала, он словно присоединялся к жизнерадостному, весёлому братству, влюблённых в природу людей. Описания охоты, оружия, замечательные стихи и рассказы стали постоянными его спутниками, сближавшими с мечтой. Не такой уж редкой и необыкновенной, как может показаться здесь, в городе. Профессиональных охотников, зовущихся промысловиками, как оказалось, больше, чем например сталеваров или учителей. И на значительной, если не большей части огромной страны, это чуть ли не единственный род занятий и способ существования. Все охотники делятся на любителей и промысловиков. Те, что гордо именуются охотниками, живут, как правило, в городах и посёлках, выезжая в свободное время, как писал поэт, дружною толпою погулять, серых уток пострелять. Имеют дорогие ружья, дипломированных собак, хорошо экипированы и всё знают. Промысловик немногословен, большую часть времени проводит один, в дальней тайге, может подолгу обходиться без еды и отдыха, в любую погоду спит там, где застанет ночь, иногда прямо в снегу, существует наравне с четвероногими. Лес его дом, как Куперовский зверобой, он изредка выходит к людям, навестить семью, если таковая имеется, пополнить запасы и снова в лес, охота, сбор ягод, рыбная ловля, основное его занятие. Оружие самое простое, что полегче, обычно ходит с одной тозовкой, от зверя, кроме опыта и ножа, никакой защиты. Такие же удивительные и жизнестойкие, его собаки, не знатные, полудикие, но обязательно толковые, которых они, вне сезона охоты даже не кормят. Но те в этом особенно и не нуждаются, сохранив все повадки хищника, они могут прекрасно обходиться без чьей-либо помощи. Именно эти люди стали для него теперь его семьёй, обществом, к которому он хочет принадлежать, и будет ждать сколько угодно.
   Однажды проверив новые поступления в книжном магазине, гуляя по городу и возвраща-ясь домой, он зашёл большой промтоварный магазин. По примеру взрослых стал рассматривать выложенные на прилавках товары, среди которых было немало интересных, но не нужных ему вещей. Неожиданно его внимание привлёк небольшой фотоаппарат, мечта каждого мальчишки. Магнитофонов и радиоприёмников тогда ещё не было, и наряду с велосипедом, это были един-ственными предметами гордости и зависти. А Сергею просто нравилась эта сложная техника поз-воляющая запечатлеть время, историю, различные события. Деньги небольшие, даже для них и он сообщил о своём желании родителям. Мать выслушала молча.
   - Надо же ещё покупать увеличитель, проявлять плёнки, печатать фотографии, ты будешь это делать - спросил отец.
   - Может лучше купить уж настоящий аппарат - подумав, сказала мать.
   Нет, лучше этот - настаивал Сергей, сам не зная, будет ли он заниматься серьёзно этим делом, сможет ли всё освоить, и стоит ли покупать дорогую вещь. Кроме того, фотоаппарат ему нравился, удобный, компактный, если его сделали, значит им можно снимать, для начала вполне достаточно. Хотелось поскорее иметь эту вещь, подержать её, понять, как она работает, а там будет видно, ведь совсем не дорого. И вот в его руках маленький, широкоформатный фотоаппарат. Простых плёнок такого размера не было, пришлось взять цветную. Быстро защёлкав немногие кадры, пошёл её проявлять к одному из родственников дяди, молодому, сдержанному, похожему на немца парню. Провозившись не меньше часа с плёнкой, меняя по очереди семь растворов, они не увидели к своему удивлению на ней никакого изображения. Стало неудобно и стыдно, что отнял столько времени у малознакомого человека. Может, выдержку поставил не ту, но их было всего две или забыл снять крышку с объектива, не довёл спуск, который срабатывал лишь в самом конце, при усилении нажима, пытался анализировать он свои действия, идя озадаченный домой. Стало ясно, что сделать снимок, это лишь малая часть большой и кропотливой работы для получения фотографии.
   Следующую, обыкновенную чёрно-белую плёнку, он зарядил сам. Снимал дом, огород и свою немного подросшую, всюду следовавшую за ним собаку. Соседские мальчишки, осмотрев фотоаппарат, нашли его слишком простым и примитивным. Чувство разочарования, что он увле-чён такой несерьёзной, детской вещью, несколько охладило интерес. Отснятую плёнку отправился проявлять к жившему теперь неподалёку дяде Вите, давно занимавшемуся фотографией и имевшему большой, широкоформатный фотоаппарат "Киев", чей громоздкий, похожий на ящик старинный аппарат, валявшийся у них дома в клети, ещё в детстве вызывал у него жгучий интерес. Дядя просил зайти через неделю. С нетерпением дождавшись следующего выходного, поехал проверять, что же у него получилось. Он любил бывать в этом гостеприимном, доброжелательном доме. Высокая, жизнерадостная, черноволосая, женщина с южным говором, как говорят в казацких станицах, радушно открывала дверь, непременно предложив что-нибудь из трудов своего кулинарного искусства. Поблагодарив за угощение, Сергей любил наблюдать за разноцветными рыбками, спокойно плавающими в большом аквариуме со сказочным замком, красивыми камешками и чудесной растительностью на песчаном дне. Благоухающий мир красоты и спокойствия.
   Дома оказался её сын Николай, хорошо знакомый Сергею ещё со времён их приезда к ним в деревню. Но сейчас лёгкого общения не получалось, и не только из-за языка. Коля был всего на год старше Сергея, но значительно более продвинутый, с лёгкостью судивший, как о хорошо известном, о таких вещах, о которых он, Сергей, не имел понятия или не задумывался, относя их к другому возрасту. Взяв просохшую плёнку с проступавшими на ней непонятными изображениями, Коля стал быстро печатать её на оторванном руками клочке фотобумаги. В ванночке скоро стало проступать изображение свесившей уши и смотрящей на них его собаки. Первая в жизни фотография, и такая замечательная. Фотоаппарат, несмотря на многочисленные усмешки и упрёки, мало смыслящих в этом соседских мальчишек, оказался вполне пригоден для обычных съёмок. Для продолжения занятий фотографией необходимо было приобретать много различного оборудования и на неопределённый срок это увлечение пришлось отложить. Неудачи в жизни и школе настолько осложнили его положение, что просить о чём-то ещё и что-либо требовать, он не мог теперь даже помыслить.
   К Сергею Николай относился хорошо, всё время стараясь занять чем-нибудь его и приоб-щить к активной городской жизни. Увлекался спортом, сильно растянутый эспандер, говорил о частом его использовании, на полу лежали довольно тяжёлые гантели. Однажды он пригласил Сергея к себе в спорткомплекс, на соревнования по боксу. На трибунах, вокруг небольшой огороженной площадки собралось множество народа, бокс был очень популярен в городе. Признавая большое практическое значение этого вида спорта, Сергей хотел быть просто сильным и выносливым, заняться чем-то более конкретным, целенаправленно развивать именно эти качества, а не добиваться превосходства над кем-то. Одна за другой пары отчаянно колотили друг друга. Коля всё время что-то азартно кричал и советовал.
   - Зелёный, молоти - орал он закрывающемуся и отступавшему бойцу.
   - Ты чего молчишь - спросил он Сергея.
   Ему и самому было неловко, что он так спокоен и неподвижен. Равнодушных к происхо-дящей на ринге драке не было. Состязание в силе, ловкости и смелости ему тоже было не безразлично. Вот так, на ринге, под контролем, по правилам, без обид, конечно можно, он хотел бы, хотя это и не имеет ничего общего с уличными отношениями. Да и в жизни гораздо нужнее просто грубая физическая сила и выносливость.
   - Здоровый парень, чего дома сидишь, приходи к нам, у нас и штангисты есть, обязательно приходи - словно угадав его мысли, сказал Николай после выступления спортсменов.
   Редкие, сдержанные и вполне справедливы его замечания, были безобидными и нисколько не оскорбляли. В словах и поведении, несмотря на неоспоримое превосходство, не было ни малейшего желания, показать это, возвыситься, упрекнуть или посмеяться над неловкостью. Настоящие успех и слава, знал он, достигаются по-другому, долго и тяжело, в трудном и беспощадном бою на ринге, изнурительных кроссах. И в жизнь он смотрел так же, того же ждал от других. К слабому можно быть снисходительным, но не бесконечно, если человек сам ничего не хочет делать, вряд ли стоит с ним нянчиться. Его пример впервые заставил Сергея задуматься о серьёзном отношении к спорту. В этом не было ничего такого уж нового, еще в детстве он мечтал о силе и здоровье. И в один из дней он приехал записываться в секцию тяжёлой атлетики. Со страхом зашёл в вестибюль спорткомплекса "Зенит", объяснил цель прихода.
   - У них сейчас соревнования, приходи попозже - ответил мужчина.
   Для его будущей жизни, если с образованием не получилось, для занятия охотой, да и в любом случае, физическая подготовка вышла на первое место. Эта мысль не давала покоя. Пита-ние было хорошим, организм требовал полной загрузки. Но начавшийся переезд и обустройство на новом месте вынудили его повременить со спортом.
   - В магазине "Знания" есть небольшая книжка "Охотничья тетрадь", возьми почитай, очень хорошая - зная про его увлечение, сказал Николай.
   Сергей потом долго не встречал ничего подобного. Короткие, реалистичные рассказы о природе Карелии, надолго уводили его в мир родных северных лесов и озёр. Но как мог увидеть и оценить это Коля, южный человек, в чьей крови, должно быть, бушуют степные просторы и казацкие вольности. Наверное, та же свобода и независимость, что у северян, близость к природе, пусть другой, но тоже суровой и по-своему прекрасной, рождали у них схожие интересы. Несмотря на такое единство интересов, они никогда не смогли бы быть близкими, и не из-за его сегодняшней молчаливой неполноценности. Оба они были большие индивидуалисты, признающие только собственную правоту и следующие своим путём. Все основные интересы Сергея находились за гранью действительности и могли ограничиваться знаниями, собственными мыслями. С учётом их основополагающего значения строился его взгляд на жизнь. Николай же был человеком конкретного воплощения своих смелых и интересных замыслов. Сергей оставался мыслителем и мечтателем, чужим и далёким всему напряжённо трудящемуся сословию граждан. Но, если, продолжал размышлять Сергей, вот он, обычный городской парень, оказался нормальным, положительным и очень интересным человеком, так может и все они неплохие, просто немного другие и пока незнакомые. Останутся ли навсегда такими или возможно сближение, взаимопонимание. Но цели такой теперь не было, он знал, что рано или поздно, он всеравно уедет отсюда, туда, где не надо никому ничего объяснять и доказывать.
   - Пойдём в кино - предложил Николай, когда Сергей только приехав в город, зачем-то вновь оказался в этом доме. Может по непрошедшей ещё мальчишеской привычке обрести кампанию, общество себе подобных или просто от одиночества.
   Сергей молчал, у него не оказалось лишних денег. Хотя небольшая мелочь всегда обычно водилась в кармане, он стеснялся просить у матери деньги, покупая только книги.
   - Я возьму билеты - словно догадавшись, разрешил молчаливое затруднение Николай.
   Протяжённая аллея из лесных насаждений и фруктовых деревьев, местная достопримечательность, отделяла небольшой жилой квартал от проспекта, обычной дороги, за которой, казалось до бесконечности, простирались заводские корпуса, цеха, трубы. Где за высоким забором, с колючей проволокой, проходила большая часть жизни горожанина. Смысл такого, сконцентрированного до одуряющей непосредственности, без свободы, мечты и фантазии существования, деньги. Душа отвергала любые подобные перспективы. Совхозные поля и фермы виделись куда более подходящим местом для неё. Театр со столетними пьесами про давно ушедший век, кто из рабочих бывал в нём. Образование, институт, это для немногих и оно ещё больше связывает с этим же, устаревшим производством с довоенным оборудованием. Самым известным местом, по посещаемости с которым не сравнится ни один театр, винно-водочный магазин, общепризнанный способ отдохновения уставшего человека и от жизни, и от ума, и от культуры. Возле проходной одного из заводов, в здании горисполкома, находился клуб "Серп и молот", где демонстрировались старые, уже прошедшие в кинотеатрах фильмы.
   - Чапаев - гордо сказал Николай о том, что предстояло им сейчас увидеть. Перед глазами возникли с детства знакомые кадры, старого, до мельчайших подробностей известного фильма. И сам он интересен больше уже как история, люди, сцены, взаимоотношения которого являлись частью далёкого прошлого. Даже ему, деревенскому жителю, хотелось бы увидеть что-нибудь поновее. Но Коля был доволен, будто шёл в кино не просто из-за желания угодить гостю. Конечно, это же их история, Урала, казачества.
   - Дайте ложу, пожалуйста - солидно попросил Николай в кассе.
   В просторном помещении, фойе клуба, было немноголюдно. Коля сразу же отошёл в сто-рону, предпочитая не демонстрировать себя. Опыт научил городского человека вести себя скромно, незаметно, не высовываться лишний раз из общей массы, что может быть расценено как вызов. Пройдя в сторону зрительного зала, Сергей остановился в центре, как сделал бы у себя дома, в селе, ища самое видное место. Нет, он не рассматривал убранство окружающего пространства, поднимая и поворачивая голову, Хотя внимание его было занято именно этим, не бросил ни одного взгляда на расположившихся вдоль стены людей. Он просто не знал, что делать и тоже готов был присоединится к ним, ожидая входа в зал.
   -Эй, ты, ну-ка иди сюда - услышал он решительный, громкий голос со стороны, куда не обращал никакого внимания.
   Неужели это к нему относится такое обращение. Голос озадачил, но не испугал. Напряжение давно стало обычной частью его жизни. Просто было неприятно всюду постоянно доказывать свои права, отстаивать положение в обществе. Но как это сделать без языка и навыков общения с местным населением. Будь он маленький, щупленький, ничем не выделявшийся из шумящей толпы, никто не обратил бы и внимания на него, веди себя как угодно и делай что хочешь. Чем сейчас он привлёк внимание, несоответствующая одежда, свисающая шапка, какое кому до них дело. Скорее его рост, примечательная внешность, неумелое и скромное поведение. Как новый человек, он естественно вызывал любопытство, только почему такое унизительное. Что за люди, обязательно, если есть возможность, стремятся доказать что-то, возвысится любым способом, занять лидирующее положение и ради этого готовы унизить, оскорбить кого угодно. Собачья стая. Насколько проще и дружней было в деревне, более уважительно, по-человечески.
   - Да ты - повторил голос, когда после некоторого времени он слегка повернулся в сторону говорившего и чуть не остолбенел от представшей перед ним картины. В нарядном чёрном полушубке, непременном атрибуте всех местных авторитетов вечерней жизни города, её вожаков, воров и фраеров, по-хозяйски, молодцевато раскинувшись в кресле, в упор смотрел, обозревая его, замечательного вида парень с добродушной и любопытной улыбкой на лице, так не вяжущейся с резким и повелительным тоном голоса. Он явно находился в неплохом настроении. Да иначе и быть не могло в окружении такой впечатляющей свиты. По обеим сторонам от него восседали с не менее важным видом роскошные, далеко не глупые, но явно рано повзрослевшие, приятного вида девицы, не скрывающие демонстративно закинутые одна на другую, открытых до самых бёдер, прелестей своих нижних конечностей. Положение первой леди, пусть и небольшого, затерянного в бесконечном, полупустынном однообразии, далеко от центра жизни, этого толи города, толи посёлка, им обоим видимо очень нравилось и они вели себя очень достойно. Во время всего разговора издевающегося над ним парня, ни одной улыбкой или усмешкой, он не почувствовал себя оскорблённым с их стороны.
   - Ты умывался сегодня - всё с той же весёлостью и добродушием, уживавшейся с вызыва-ющей наглостью и готовностью к любой дерзости, словно из какой-то другой жизни, иного, ли-шённого морали мира, спросил, потешаясь, взрослый, красивый парень, напомнивший жигана из старого фильма. Ничего не меняется воры, разбойники. Пугачёв сидел вот так же где-то здесь, в заячьем тулупчике. Зачем он это делает, для чего унижать, оскорблять, неужели он так смешон, это ещё не повод, чтобы смеяться так омерзительно. Просто ему нужно постоянно доказывать лидерство, подтверждать свою, почти ничем не ограниченную власть. Выделявшийся из сверстников и возвышавшийся над ними Сергей, как нельзя лучше подходил для этого. Сохранившийся в человеке с древнейших времён звериный инстинкт, в одичавшем обществе эксплуатации и насилия, начинал проявляться прежней силой и не раз испытывал его на прочность. Ни объясняться, ни вести какие-либо переговоры, Сергей не хотел. Неуместно и оскорбительно. Отвечать только в случае крайней необходимости, да и много ли он мог сказать.
   - Иди - перестав смеяться и став серьёзным, произнёс наглый тип, не найдя для себя больше ничего интересного в этой встрече, разве что посмеяться, но это он уже сделал. А продолжать издевательства и уделять ей слишком много внимания, было бы не совсем приличным. Он несомненно умён и способен. Для того, чтобы верховодить, завоевать авторитет и уважение в дерзкой, отчаянной, не признающей никаких авторитетов, среде городской молодёжи, поголовно вовлечённой в занятия спортом и тоже стремящейся к самоутверждению, надо обладать немалыми достоинствами. Их не просто боялись, их уважали и гордились ими.
   Хотя со стороны незнакомца это можно было расценить всего лишь, как обычный интерес, из-за неумения себя вести, невозможности говорить и незнания что сказать, страх и опасения никогда не покидали Серёжу при подобных встречах, хотя он всегда старался оставаться спокойным и не говорить лишнего. Ничего, кроме унижения и позора от этой встречи он не испытал и ничего хорошего от таких знакомств он не ждал. Ни другом, ни товарищем он быть не может и не хочет, его совсем не интересует эта сфера жизни, хотя он тоже не признаёт многих установленных правил, решает всё сам и не желает никому подчиняться. Группировки, авторитеты, это и есть настоящая, подлинная жизнь городской молодёжи. В деревне, где все равны, ребёнок и взрослый имели одинаковый голос, неуважительное, несправедливое отношение к кому-либо, было редким случаем, исключением, здесь проявление силы и навязывание своей воли, становилось массовым явлением. Можно конечно жить скромно, отсиживаться дома, ходить в гости к товарищу, заниматься в различных кружках и секциях, молчать, особенно ни с кем не спорить и быть всегда уважаемым человеком. У него даже так не получится, он слишком заметен, необычен, чужд всем, непонятен и постоянно привлекает внимание. А утратив былые достижения и способности, ничем не может защитить, отстоять прежнее достойное место в обществе, став самым заурядным и странным человеком. Вступать по каждому поводу в конфликты, на каком основании, он наверняка будет не прав, обидевшись на шутку, да и один в поле не воин. Для жеста отчаяния у него ещё не было достаточно смелости. Привыкнет ли он когда-то к жизни, где главное сила и правильно выбранные взаимоотношения. Раньше он ценил только знания, а жизнь требует быть готовым ко всему. Правильно ли это, возможно ли, и сможет ли он так, но менять что-то нужно. Он и раньше считал необходимым улучшать физические и моральные качества, без чего любое дело обречено на провал. Боялся ли он, оставаясь один в чужом городе, чаще нет. Он слишком хорошо чувствовал психологию людей, понимал мотивы их поступков и всегда знал, что следует от них ожидать. Доставляя немало хлопот и неприятностей, это было лишь преградой к нормальному существованию. Но он не страдал сильно от того, что не стал своим человеком, и уже не стремился к этому, твёрдо зная, сколько бы это не продолжалось, здесь он только временно. Открылась дверь в кинозал и, увидев спешащего туда Николая, Сергей направился вслед за ним.
   Глава 7
   Лето выдалось жаркое и сухое, обычное для этих мест. Жара не спадала даже с заходом Солнца. В раскалённом за день помещении никто из них не мог заснуть. Мучаясь от духоты, отец долго ворочался, устроившись на полу, выходил на улицу, пытаясь уловить в предутреннем воздухе хоть какие-то признаки свежести. Вспоминалось недолгое, так радовавшее когда-то их лето средних широт, с благодатными тёплыми днями и райской зеленью. Здесь зной начинался едва сходил снег, и месяцами температура не опускалась ниже тридцати градусов. После тридцати пяти воздух становился горячим, а в сорок, при любой работе весь пот испарялся моментально, тело начинало усыхать и постоянно пить хотелось. Вместо ожидаемого к концу лета понижения температуры, август оказался ещё горячей. Завладевший азиатскими степями раскалённый воздух Афганистана заставлял надолго забыть о всяком приемлемом существовании. Не успев адаптироваться новым условиям, они с трудом переносили нескончаемую адскую жару, одновременно удивляясь и гордясь, ставшей частью их жизни, экстремальной экзотикой. С какой любовью они мечтали когда-то промозглой, холодной осенью, во время непрекращающихся ледяных дождей, о тёплом, лаковом Солнышке. Далёкий юг виделся тогда самым желанным местом на свете. Так ли это на самом деле, пока они не могли сказать, но тепла и многого другого, здесь действительно было более чем в избытке.
   Зимой ветреное и холодное Зауралье, со страшными буранами, было больше похоже на близкую Сибирь, порою, наверное, мало отличаясь от Магадана. Но две, три недели скоротечной весны словно переносили город в другой климатический пояс. Наряду с зерновыми культурами, целые поля в степи занимали прекрасно чувствующие себя здесь дыни и арбузы, Сергей никогда не подумал бы, что они могут быть такие огромные. Возвращаясь с работы, мать купила поблизости два неподъёмных арбуза, катя их по очереди к дому, как грузчики перемещают бочки. Один из них с трудом поместился в большой эмалированный таз, оба они оказались зрелыми и на удивление вкусными. Жизни просто нельзя было не радоваться. Городская жизнь, однако, не была такой лёгкой и беспечной, как думалось. В довершение ко всем своим производственным заботам и обязанностям, почти каждый, уважаемый житель города считал необходимым иметь сад или огород, принуждающие к дополнительному ежедневному физическому напряжению. Трудно однозначно сказать, чем это было вызвано, привычкой к труду или экономией. Любые фрукты и овощи можно было купить за бесценок, правда, не всегда высокого качества. Но и содержание сада, огорода, тоже ничего не стоило. Сады даже не охранялись, никому это было не нужно, бездомных и голодных не было, а состоятельному человеку и в голову не придёт лезть за тем, что почти даром продаётся на каждом углу. Скорее это являлось приятным времяпровождением после грохочущих цехов и долгого, зимнего сидения у телевизора. Для многих, как они, работа на земле была уходящей глубоко в сознание, ставшей потребностью души, привычкой, связывающей с их корнями. Только здесь, непосредственно на земле, ощущая под ногами почву, чувствовали они себя по-настоящему сильными и уверенными.
   По примеру родственников, они приобрели рядом с ними, за сто двадцать рублей на реч-ке Елшанке, хотя настоящую елку в городе он видел только в Новый год, заросший бурьяном мо-лодой сад, с яблонями, вишнями, сливами, малиной, смородиной и другими ягодами. Доброже-лательные родственники помогли привести его в порядок. А продолжительные майские праздники сад был возделан и ухожен. На чёрной, свежевскопанной земле появились аккуратные грядочки, не приподнятые для стока лишней воды, как у них дома, а наоборот углублённых, чтобы ни одна капля воды не пропала даром. С помощью умелых дядиных рук и добытых им материалов на участке скоро появился небольшой, аккуратный домик с застеклённой верандой. Вода с речки поступала плохо и не регулярно. Пробив руками на шесть метров скважину, сразу же установили качок и насос, в чём Сергей принимал самое активное участие, поднимая и опуская тяжёлую бабу, вгоняющую трубу в землю. Приготовленный на костре совместный обед с дымком, возвышающаяся вдали гора, из-за которой вытекала речка с оставшимися кое-где редкими деревцами по её брегам, густая синева небес и чёрная, жирная земля, всё не так уж и плохо. Не будь он скован языковыми возможностями, было бы просто замечательно.
   В незатопляемой правобережной части города, где расположены основные промышлен-ные предприятия, шло оживлённое строительство. Бывшие посёлки и пустыри быстро превращались в улицы и огромные жилые микрорайоны, где со временем, рядом с огородом родители и рассчитывали получить квартиру. Пока же до него приходилось добираться на трамвае, через весь город. Там же, в одном из строящихся кооперативов отец договорился о покупке гаража. Успехи родителей были гораздо ощутимей их неловких попыток начать новую жизнь. Как руководитель бригады, успешно осваивающей поступавшую на фабрику сложную импортную технику, отец неоднократно попадал на телевидение и в популярную местную газету. Дождавшись отца с работы, Сергей поехал с ним на огород. От предыдущего недавнего полива не осталось и следа, будто воды тут никогда и не было. Широкие, толщиной в палец трещины уходили вглубь земли в картошке, приходилось её снова и снова заливать доверху, как рис. Зато помидоры чувствовали себя в жару прекрасно и при хорошем поливе быстро росли, обильно созревая прямо на грядках. От непривычки сначала он не мог ступить босыми ногами на землю, до того она была горяча. Сразу же посадили много малины, любимой ягоды детства с необычным, тонким ароматом, собирая ежегодно её по пять, семь больших, эмалированных вёдер, являвшейся для них частью родных лесов, о которых здесь мало что напоминало. Разве что внезапно разразившаяся гроза, скоротечная и страшная. Казалось, почерневшее небо разрывается на части, а огненные стрелы долетали до самой земли. Стоя на веранде, забыв обо всём, они старались не пропустить ни одного мгновения переменившейся погоды, воссоздавшей их прежнюю обстановку. Как дороги и милы сердцу были падающие лавины дождя, совсем как дома, даже не нужно ничего сравнивать, будто находились они сейчас в поле, возле леса, а не в далёком степном городе. Но сколько нужно воды, чтобы промочить и напоить эту, пересохшую, выжженную землю. Казалось, дождь закончился слишком рано. Радостные и возбуждённые, находясь под впечатлением увиденной на миг родины, уже в лучах искрящегося в последних каплях Солнца, по тропе среди ковылей и полыни, преображённые возвращались они в город.
   Однажды задержавшись на огороде дольше обычного, поздно вечером они возвращались домой в полупустом трамвае, стоя на задней площадке. Оставались позади огни знакомых улиц и перекрёстков. На глазах у немногочисленных, тихо сидящих пассажиров вошедшие в вагон двое молодых парней начали шумный и крикливый спор, переходящий в открытое противостояние. Но силы их были слишком не равны, более слабому, явно не желавшему конфликта разворачивающийся скандал мог грозить большими неприятностями. Шумный разговор стал переходить в сплошные угрозы и ругательства. Неожиданно, оставив Серёжу, отец резко направился к хулиганам, в противоположный конец вагона и решительным, голосом потребовал от одного из них сейчас же выйти. Парень не спешил исполнять требование, однако буянить прекратил и на следующей остановке покинул вагон. Что заставило отца выступить в защиту правопорядка. Деревенская привычка, где все свои и нельзя пройти мимо. В многолюдном городе, неприятности могут поджидать на каждом шагу и люди стараются не вступать без веских оснований лишний раз в неизвестно чем заканчивающийся конфликт, думая только о себе и своих близких. Хулиганы прекрасно этим пользуются, милиция особого страха не вызывает, хулиганство не преступление и последствий не вызовет. Досаждают дружинники, но не более, а на простых обывателей можно вообще не обращать внимания. Собственным примером отец хочет научить пассивного сына мужеству и решительности, сразу же возникла неотвязная мысль. А сможет ли он помочь отцу в случае необходимости, ведь парень нагл и не труслив, но отец ещё не слаб, да и вряд ли народ останется в стороне, что хорошо понимал парень, покидая вагон. Сергей же к своему большому стыду совсем не был уверен в возможности что-либо предпринять, и продолжал робко стоять сзади вагона, крепко держась за поручни. Насколько это было неожиданно для отца, он состоял в пожарниках, дружинниках, везде, где можно было получить дополнительные дни к отпуску, чем занимались многие рабочие, и вероятно знал, как вести себя в подобных ситуациях. Он не был склонен к проявлению силы, оставаясь всегда спокойным и рассудительным человеком, но в нужный момент способен был проявить себя с лучшей стороны. Хоть поклоняясь знаниям, Серёжа и считал всякое геройство второстепенным делом, ему видимо предстоит ещё многому научиться, чтобы быть достойным, хотя бы вот, к примеру, своего отца, и заслужить уважение людей.
   Самым счастливым человеком в семье оказалась не замечаемая ими прежде младшая сестра, словно не ощутившая в жизни никакой перемены. Дом всё так же наполняли её подруги. Их беззаботный смех и весёлые игры, позволяли на время забыть о собственных неудачах. Постоянно находясь дома, Сергей был вынужден становиться невольным участником их взаимоотношений. Девочки его возраста, общение с которыми было бы для него более естественными, отсутствовали. Были они заметно повзрослевшими, сложны, требовательны и капризны, относясь к своим сверстникам несколько свысока. Со многими из них, к тому же стесняясь своей речи, он просто не знал, как себя вести и что говорить и, решив, что это не его люди или он слишком отстал от общества, находясь в своём домашнем заключении, не пытался налаживать с кем-либо дружеских отношений. Приходившие в гости девочки были всего лишь незначительно младше его, просты и по-детски ко всем уважительны. Сначала он не замечал их присутствия, по-хозяйски занимался своими делами, ходил в парк. Необычайно раздавшееся и плохо прикрытое одеждой тело рослой толстушки, одной из подруг сестры, заставляло на миг повернуть голову в её сторону. У него уже было достаточно мужского желания, чтобы мечтать об обладании такими прелестями, но пока он устыдился бы самой мысли о чём-то подобном, как страшного позора, боясь обнаружения своего напряжённого состояния. Не допустимая дикость виделась ему в невоздержании и неумении управлять своими чувствами. Всё, от чего бы он не отказался, заключалось в возможности просто о чём-то поговорить, что вполне удовлетворило бы все его интересы и доставило немалое удовольствие.
   Чаще других в доме появлялась жизнерадостная, дружелюбно настроенная хозяйская дочь, в маленьком, загорелом теле которой чувствовалось зарождение энергичной, активной деятельности. Несмотря на шутливый и весёлый нрав, она была не по-детски понятливой и проницательной. Каждое её появление в доме становилось приятным событием и возникало желание быть к ней поближе. Но, его молчаливое нахождение рядом, без естественных для этого шуток и разговоров, скоро стало настораживать её. Он и сам находил свое присутствие странным и ненужным. А в не занятом разговорами, лишённом нормального общения сознании, освобождались, начинали преобладать другие, плохо скрываемые чувства, заставлявшие проявлять смелость и грубость, позволявшие иногда даже дотронуться до девочки рукой. Девочки и сами были не прочь пошутить с мальчиками, но два, три года в этом возрасте большая разница, и такое поведение почти взрослого парня, удивляло и пугало их. Сознавая всю нелепость и глупость своего, схожего с проявлением насилия поведения, хотя ничего подобного никогда не возникали в его голове, он вынужден был со стыдом и грустью оставить всякие мысли, о каком бы то ни было общении с девочками. Для него и это теперь, наверное, становиться навсегда недоступным. Печальный, но пока малозначащий для него факт, жить-то, всеравно придётся одному в лесу. Только вот отец говорит, что нет таких мест, чтобы без женщин, они везде и за хорошим мужиком пойдут куда угодно.
   - Светит месяц и луна, девки любят килуна, за хорошим килуном, девки бегают бегом - вспомнил Сергей услышанную от него же, на одном из вечеров частушку, не совсем понимая, за кем и почему они бегают.
   Неожиданно всё это померкло перед выразительными жестами и артистичным поведением ежедневно приезжавшей в гости одной из родственниц, ровесницы сестры. С момента их приезда, за неполный прошедший год, с ней произошли удивительные перемены. Из обычной хорошей девочки, она быстро превращалась в довольно привлекательную девушку, с русыми волосами, красивым голосом и открытым взором, значительно превосходя ростом его стройную сестру. Не многие из девочек были способны настолько завладеть его вниманием, хотя ему всегда кто-нибудь нравился, просто так, без всяких дальновидных целей и дружеских предложений. Достаточно было наличия самого факта существования рядом предмета соответствовавшему его понятию о красоте и служившего выражением многих замечательных качеств. То же самое было и в этот раз, только гораздо сильнее, он по-прежнему ничего не ждал от встречи, хотя каждый её визит переполнял его радостным волнением. Но было что-то ещё в этой симпатии. Отношения складывались просто и естественно без каких-либо объяснений и доказательств. Разговор, несмотря на все трудности, складывался легко, да и надобности в нём часто никакой небыло. Они и так прекрасно понимали друг друга, может быть потому, что это был свой человек, с их стороны. В город она попала в раннем детстве и чувствовала себя здесь как дома, но где-то в глубине души, наверное, сохранила лучшие черты простой русской девушки, чем и была дорога ему. Некоторый романтизм и творческий подход к любому делу, черты, унаследованные ею от родителей, делали общение с ней интересным и занимательным. Хорошее воспитание, мать её преподавала литературу, придавало ей немного важности, что нисколько не портило взаимоотношений. Обязательная для этого рода занятий доброта и душевность, перенятая ею, располагали к доверию и дружбе.
   Была ли это любовь, именно так хотелось ему тогда назвать это чувство, спокойное, без страстей и разочарований, без ожиданий чего-либо, необходимое чисто для души. Самое главное, прежде всего нужное ему, основанное не на интересе к новизне и необычности, не на физическом влечении, а на глубинном, духовном соответствии и полезности, достаточное для дружбы, хороших взаимоотношений и прочных, длительных, более близких связей. Удастся ли установить их в чужой стране, с незнакомым народом, и на чём они будут основываться при его молчаливости. Обыкновенная Русская девушка, где их сейчас найти, и есть ли вообще они на белом свете, обыкновенные и простые. Каждая из них с большими запросами, непомерными требованиями, необоснованными капризами и претензиями, не ничего дающая не уму, не сердцу, и везде у них любовь, слово, которое, как имя Бога, он никогда в жизни не произносил вслух.
   Появившийся за короткий период в каждом доме, в город и селе телевизор, став окном в мир, расширял кругозор и менял мировоззрение. Если раньше люди делали выводы на основе собственных умозаключений, слушали рассказы свидетелей и очевидцев, то теперь уверенно и бодро, как приветствие с добрым утром, не допускающим никаких сомнений голосом, обо всех вещах, подробно и убедительно, разъяснял бодрый и жизнерадостный ведущий программы. Несмотря на то, что транслировалось всего два канала, содержание их было интересным и разнообразным, заставляя людей каждый вечер проводить у экрана по нескольку часов, с ежедневным ожиданием новых фильмов, увлекательных путешествий, развлекательных передач и серьёзных научных обсуждений. А отсутствие всякой рекламы делало телевизор просто замечательным. Перевернув привычные представления о кино, вызывая недовольство и проклятия одной, серьёзной части жителей, в основном мужчин, и восторг, умиление всего женского населения, особенно чувствительных сентиментальных старушек, вместе с артистами нескончаемой саги, занявшей на всё лето весь вечерний эфир, вся страна была обречена решать проблемы буржуазного общества старой Англии. Нескончаемые душераздирающие эпизоды банального аналога Анны Карениной, вызывали гораздо больший интерес, чем серьёзное классическое произведение. Лишённая глубоких рассуждений и логики, мыльная опера больше похожа на реальную жизнь, чем философия сложного романа. Являясь в своём развитии продолжением обыкновенных сплетен, отражающих формирование сознания находящегося в начале своего развития общества, подобное творчество более близко и понятно большинству людей. От безвыходности своего положения Серёжа, вместе со спешащей домой к началу фильма матерью, тоже пристрастился к повествованиям о далёких, не имеющих к их жизни никакого отношения событиях. Внимательно слушая новости о ситуации в стране и за рубежом, за всё время показа сериала, отец не проронил о нём ни слова, не бросил на экран ни одного взгляда. Описываемые проблемы были давно изжиты, а поднимать интерес к творчеству за счёт извращения, нагнетания страха и ужаса, просто отсутствие умения и таланта. Способ существования там, где всё решают деньги, и кинематограф вынужден зарабатывать на самых низменных человеческих страстях, пробуждая и рекламируя ненависть, разврат и жестокость. Хотя этот фильм ещё не был таким бездарным, но он свидетельствовал о том, что вместе с доступностью с помощью телевидения киноискусства, на смену заставлявшим волноваться и ра-доваться шедеврам, широким потоком идёт наскоро слепленное незамысловатое массовое зре-лище.
   Вернувшаяся из деревни сестра привезла нерадостные вести. Тяжело и серьёзно заболел их вечно юный, глубоко мыслящий и во всём сведущий дед. Совсем недавно, придя за пятнадцать километров по осеннему бездорожью, он провожал их в город, заколачивал в доме окна. Ещё крепкая и жизнерадостная бабушка, будучи гораздо младше, давно уже считала себя нетрудоспособной, полностью полагаясь на его деловитость. Слёг неожиданно, открылась старая рана, нанесённый когда-то молодой неуравновешенной лошадью ушиб. Находясь в районной больнице, простудился и получил воспаление лёгких. Срочно приехавший старший сын, добился перевода в областную клинику, откуда через некоторое время, опытные врачи, оказавшись бессильными перед старческим недугом, неподвижного, самолётом его отправили домой. И чудо, при неустанном, заботливом уходе, он начал быстро поправляться, ходить к пчёлам, оказывать посильную помощь по дому. Расстроенной, выплакавшей все слёзы бабушке не было предела радости. Что послужило причиной резкого изменения здоровья, возраст или, почуяв неладное, ведь именно по его совету они отправились в этот город, проницательный дед не мог оставаться спокойным и равнодушным. Может быть, чувство причастности к непоправимым ошибкам, случившимся в жизни целого семейства, лишило всегда поддерживавшего его оптимизма и веры. Слишком многое было доступно его уму, он видел и понимал в людях то, о чём человек и сам ещё не догадывается. И оборванное будущее Серёжи тоже хорошо виделось ему.
   А сестра, как встретила её родина, ведь она не хотела уезжать, что могла рассказать о своей новой жизни встретившим её подругам. В таких случаях говорить принято только хорошее, но грусть и печаль в глазах откроют больше всё понимающим односельчанам. Каким-то образом, разглядев издалека в толпе идущих девочек сестру, Пальма бросилась ей навстречу. И к неописуемой обоюдной радости, сходу налетев, касаясь языком рук и лица, стала выражать свою бесконечную, неизменную любовь и преданность. Единственная, оставшаяся здесь родная душа, часть их прежнего, большого и шумного дома, навсегда осталась преданной ему. Какая судьба ждёт её в чужих людях, хорошо ли ей там. Нужна ли она новым хозяевам, так же как ему, когда маленьким комочком, скулящую от холода и одиночества, он клал её к себе в кровать. Найдёшь ли где ещё такую стремительную, ловкую и сообразительную, необычайно красивую, с белой грудью и белым воротничком. Нет, он никогда не сможет иметь другую собаку.
   Заканчивался относительно спокойный летний период. С каждым днём по мере прибли-жения начал нового учебного года усиливались нарастающие в нём тревога и напряжение. Помня о разразившемся после его первых слов в прошлом году дружным хохотом классе, в новой школе он решил начать говорить по-новому, абсолютно не представляя, что из этого может получиться. Практические попытки овладения особенностями городского произношения плохо обнадёживали. Получалось тяжело и неудобно, при чтении книг, от напряжения терялся смысл, а сознание обретало непривычные, размытые, более широкие формы. Но чтобы начать жить полноценной, нормальной жизнью, он решил рискнуть, другого выхода всеравно не было и со страхом, как судного дня ожидал первого сентября. Само по себе это событие мало волновал его, с детства неоднократно меняя свое окружение, он привык спокойно относиться к перемене мест. Ни проявить себя особенным образом, ни показать с лучшей стороны не стремился, на провокации и шутки не отвечал, всегда оставаясь самим собой. К ребятам относился с уважением и, не смотря на все свои особенности, со многими из них устанавливались дружеские отношения.
   В небольшом классе, занимавшем второй этаж расположенной на площади Гагарина школы, большинство учащихся составляли красивые девочки. Шесть мальчиков, разного уровня успеваемости и не совместимых интересов, проявили к нему одинаково уважительное отношение. Классный руководитель, серьёзная, в возрасте женщина, представила его ученикам, после чего начался новый, полный неизвестности период городской жизни, полностью зависевший от освоения языка. Изменилось и отношение учителей к нему. Он уже небыл выдававшимся из общей среды способным учеником, к которым учителя относятся с повышенным вниманием и уважением. Очевидно наслышанные о его проблемах, они как будто были и не рады его появлению в их школе. В сухом и требовательном голосе преподавателей он не услышал ни одной нотки жалости и сочувствия. Вызванный на первом же уроке к доске, набравшись решимости и отрешившись от всего, он первые в жизни заговорил по-новому. Но преграждавший ему путь в жизнь чужой, непривычный язык упорно не хотел сдаваться, каждое слово приходилось выдавливать из себя с большим напряжением. Закончив краткий, обрывистый, до предела сокращённый ответ, ни на кого не глядя, он прошёл и тихо опустился на своё место, до конца урока не поднимая головы, и весь день чувствовал себя смущённым. На этот раз его речь не вызвала позора и унижения, а класс не разразился дружным смехом, что уже хорошо. Но ни удовлетворения, ни успокоения ему это не принесло, звучание его слов казалось ему диким и неестественным.
   - Базарит по складам - сходя с крыльца школы, сказал, обращаясь к ребятам, самый при-личный и воспитанный одноклассник, занимавшийся кроме школы ещё музыкой и боксом. Но ребята остались равнодушными к высказанному замечанию, не выразив никакого желания обсуждать это.
   Для обретения полной свободы самовыражения, наверное, потребуется целая вечность, хотя бы в какой-то мере решить школьные проблемы, уже не обращая ни на кого внимания, раз-мышлял Сергей по дороге к дому. Дни и недели не прибавляли уверенности, краснея и стыдясь, после каждого ответа он замыкался в себе. При разговоре с ребятами старался обходиться короткими, однозначными ответами, предпочитая одиночество. Новая речь, оставаясь чуждой и противоестественной всему организму, никак не хотела выходить из него. Для этого надо было полностью сменить окружающую обстановку. Несколько часов проведённых в школе, мало что меняли. Находясь большую часть дома, с родителями, постоянно слыша их громкую речь, он как бы оставался в тех же деревенских условиях, словно в жизни ничего не изменилось. Не покидающее его прошлое было весомей, сильней и ближе, а в таком, уже не совсем детском возрасте и при его серьёзности, оно может остаться с ним навсегда. Никаких перспектив для себя с таким багажом обособленных черт и привычек, ни в учёбе, ни в жизни он не видел. Остаться навсегда белой вороной, изгоем в своей стране, всю жизнь бороться, доказывать и спорить, бессмысленная трата сил и времени. Надо серьёзно подумать о будущем.
   Возвращаясь пригретой спокойным осенним Солнцем тихой улицей из школы, любуясь принарядившимися аллеями парка, испытывал полнейшее блаженство. Вот и ответ, природа. Для таких нелюдимых как он, лес самое подходящее место, а возможностей для проявления способностей там ничуть не меньше. Люди, связанные с землёй, простые и надёжные, а образование вещь пока вовсе не обязательная, нужно навсегда расстаться с мыслью о нём и жить обычной человеческой жизнью. О своих планах оставить учёбу и навсегда связать свою судьбу с лесом, не находя в этом ничего предосудительного, готов был открыто заявить родителям. Ведь даже старшая сестра, случайно увидев у него в охотничьем журнале стихи о природе, никогда открыто не восторгавшаяся её красотами, тайно вырезала их для себя, настолько всё в них было замечательно. А ему вообще не надо больше ничего, и охота самое подходящее для него занятие, никого и ничего, только ты и лес, как в хорошей детской сказке, в которой оживают самые лучшие мечты и надежды.
   Приняв такое удовлетворяющее его решение, он по примеру некоторых других нерадивых учеников перестал тщательно готовить домашнее задание и внимательно слушать уроки. Отличаясь от полных двоечников лишь тем, что ежедневно менял книжки, которые некоторые их них по неделе носили одни и те же. Какой смысл, ему это никогда не понадобится, а тройку и так поставят, стоит ли напрасно мучится, и учить не нужный теперь язык. Потерянное время, как ушедший поезд, он стал безнадёжно отставать в учёбе, даже от обычных учеников. К тому же прогрессировала близорукость и с доски он уже совсем ничего не видел. Исписав мелким подчерком грязную доску, учительница строго спрашивала, всё ли понятно и, услышав от кого-нибудь с задней парты подтверждение, заканчивала урок, чему все были очень рады. Никто не хотел обнаружить свою непонятливость, тем более самостоятельно изучать главу дома. Многократно решённые и повторенные формулы и уравнения, позволят получить на контрольной заслуженную троечку. К тому же всегда можно списать или получить помощь от той же учительницы. В оставшееся от урока время, здесь, как и в деревне, учителя любили порассуждать, поговорить, рассказать о своей жизни, сделать мудрые поучения.
   - А я что, в навозе должна ковыряться, буду учиться - наставляла равнодушных к её пред-мету учеников, крепкая и энергичная женщина, учившая их математике, нисколько не прибавляя энтузиазма в пустых, холодных глазах класса, мысленно давно отсутствующего в нём. Опять деревня виновата, будто это какая-то низость и позор. Тоже самое говорили и сельские учителя, только раньше он не придавал этому такого значения, безгранично веря старшим, полностью полагаясь на их ум и опыт. Учитывая его интерес к лесу, образованная дядина жена посоветовала ему поступить в находящийся в одном из городов области лесной техникум. Предложение нисколько не заинтересовало Сергея, после окончания учёбы его ждут учёты, отчёты, организация производства и работа с людьми, обычная руководящая должность. Простым лесником и то лучше, он немного уже знаком с такого рода деятельностью и его это вполне страивает, охота конечно всеравно ближе. Да и не закончить ему техникум, говорить-то не может.
   Раз уж не получилось с образованием, нужно самым серьёзным образом заняться физической подготовкой. Потребность в этом возникала не только от сознания необходимости иметь хорошее здоровье, без которого о всякой охоте можно забыть. Растущий организм требовал действия и возникало жгучее желание проявить себя с сильной стороны. Когда ребят его класса послали копать грядку в школьном саду, он старался вовсю, получая от напряжения физическое наслаждение. Неторопливо шевеля лопатами, ребята удивлялись его рвению, сознательно сдерживая тем. Движение вам сейчас необходимо как воздух, вспомнились слова учительницы биологии. Он был абсолютно с ней согласен и готов был для этого использовать любую возможность, в противном случае последствия могли оказаться самыми печальными. Другого для него в жизни теперь ничего не предвидится, а будучи освобождённым от физкультуры, он и без того сильно отстал в развитии. С каким удовольствием начал он кросс по парку на уроке физкультуры. Сначала бежалось легко и интересно, но или ребята взяли высокий темп, или он слишком плохо бегал, но скоро ему пришлось собирать все свои силы, чтобы не отстать.
   - А ты перебори себя - посоветовал без труда преодолевавший дистанцию один из бегу-нов, заметивший нескладность в его речи музыкант и боксёр.
   Легко сказать, перебори, он уже и так борется чуть не с самого сначала, как ещё бороться. Тяжело дыша и грузно ступая на землю, всё же добежал до конца весь кросс. Ничего не болело, не кололо в груди, только активно, сверх всякой возможности работали сердце и лёгкие. Радост-ная усталость переполняла тело. Хотелось, чтобы такие пробежки были регулярными, но чаще на уроках физкультуры им просто давали мяч, после чего преподаватель удалялся куда-то до конца урока. Играть в мяч конечно тоже интересно, но не зная ни волейбола, ни баскетбола, он больше мешал ребятам, и никакой физической нагрузки это не давало. Пока позволяла погода, он бегал иногда самостоятельно в парке, один, без спортивной формы, стесняясь встречных прохожих. По крайне мере ходить по тайге сможет, огорчало слабо зрение, но промысел ведётся в основном капканами, из ружья всеравно много не настреляешь, так что надо спокойно ждать и не волноваться, терпеть и ждать. Но не так это просто когда каждый день наполнен новыми тревогами и неожиданностями.
   Родители были прекрасно осведомлены о его неудачах в школе, но относили все возник-шие трудности на произошедшие в жизни перемены. Не ожидавшей таких трагических послед-ствий от своих замечательных планов матери, с трудом верилось в происходящее. Как могло случиться, что у её способного и преуспевающего сына оказались такие низкие результаты, разрушающие все мечты о будущем. От непоправимости случившегося её живое лицо застыло в невыразимой безнадёжности, приобретя черты какой-то бессмысленной тупости, так часто встречающихся у многое переживших русских женщин. Молчал отец, ничем не выказывая своего настроения, но исчезнувшие прежние взаимопонимание, лёгкость и открытость дружеских отношений, свидетельствовали о его непростом восприятии происходящего. В отличие от матери, которая как бы ни была огорчена и разочарована, никогда не станет обвинять его за неудачи, а постарается понять, разобраться в причинах, отец, не желая ничего знать, всегда будет считать любые слабости большим пороком и недостатком. И неспособность Сергея решать свои проблемы, вызывали в нём непонимание и неодобрение.
   Но, несмотря на очевидные, непреодолимые трудности, всё его не ясное будущее родители по-прежнему продолжали упорно связывать с образованием, всё ещё теплилась надежда, что весь происходящий кошмар временные недоразумения, и рано или поздно всё должно уладиться. Надо только продолжать стараться учиться, другого выхода всервно нет. Заявление Сергея о полном прекращении учёбы и желании связать жизнь с лесом, из которого они только что уехали, позвучала как позорное отступление и полный крах всех надежд. Не взирая ни на что, старшая сестра продолжала терпеливо готовить уроки. Оставшиеся до окончания школы два года не такой уж и большой срок, чтобы после стольких лет успешной учёбы отказываться от всего того, что так много значило для неё. Не блиставшей внешними данными, отличная учёба позволяла ей, не лишённой амбиций и гордости, занимать видное место в обществе. Избегать которого, ценя хорошее окружение и будучи человеком общественным она не могла. Представлявшаяся Сергею райским местом, жизнь лесного отшельника, была не приемлема для молодой девушки. И с редким для скромной и застенчивой натуры упорством, она продолжала продвигаться к выбранной цели, обретению своего места в жизни.
   Сергею же в подобном старании виделось мало проку. Они никогда не будут тем, кем были и кем могли бы стать. Перспектива, окончив школу, получить какое-либо образование, чтобы занять достойно место в обществе, была лишена для него смысла и далека от детской мечты о большой науке. Хотя сестра всегда была разумней и практичней, возможно она права и в этот раз. При всей своей простоте и неприметности, младшая сестра, не доставлявшая родителям никаких хлопот, оказалась из них самой успешной, оставаясь маленькой не разрушенной частичкой их прежней счастливой жизни. На фоне всеобщей занятости и незначительных, но всё же каких-то положительных сдвигов и более или менее приемлемых результатов, он один оставался лишённым прилежности праздным бездельником и не желавшим ничего делать лодырем. А все его разговоры о лесе, выглядели абстрактными и далёкими от реальной жизни, смешившими окружающих ребяческими вымыслами. Даже спорт, здоровье и физическое развитие, чему он решил уделять повышенное внимание, в понимании озабоченных жизнеустройством родных, мало что значило. Между тем большинство ребят регулярно занимались в спортивных секциях, которых в городе было множество. Опытные тренеры воспитали немало замечательных спортсменов. Сергей тоже давно присматривался к различным видам спорта, решая чему отдать предпочтение. Больше всего по душе ему была тяжёлая атлетика, хотя среди молодёжи ценился, воспитывающий необходимые мужчине качества и умение постоять за себя бокс. Прочитав книгу олимпийского чемпиона Иваницкого о вольной борьбе, как наиболее гармонично развивающей человека, захотел быть похожим на этих сильных и ловких мужчин. Недалеко от дома находилась известная в городе, и давно привлекавшая его внимание, школа вольной борьбы. Только страх и опасение быть отвергнутым, ведь для серьёзного занятия спортом, как он теперь знал, упущено лучше время, останавливали его от конкретных действий по реализации этих планов. Подобные, придающие силу и уверенность настроения, делали его поведение более развязным и свободным.
   Однажды дома, когда вместо занятий уроками Сергей имитировал бой с тенью, он вдруг оказался перед на глазами находившегося рядом отца. И не опуская рук спросил, любит ли он бокс, после чего, насмотревшийся на его безделье отец, взял в руки ремень и очень доходчиво выразил всё, что он думает и о боксе, и о нём. Что взорвало сдержанного и уравновешенного отца, пытался разобраться уединившийся в дальнем углу, переживавший боль в душе и обиду Сергей. Если грустные и тяжёлые мысли матери он всегда мог определить по неутешному, скорбному, рано состарившему её молодое и красивое лицо взгляду, то о чувствах отца приходилось только догадываться, он никак не ожидал от него подобной реакции. Да, он плохой сын, но его ли вина в том, что не смог переломить ситуацию. Отец, оказывается, думал иначе. Пусть даже так, но исправить нынешнее положение и вернуться назад в славное прошлое, быть тем, кем был всего лишь год назад, уже нельзя, а всё остальное для него не имеет значения. Но поймут ли не знавшие о его высоких планах и никогда не имевшие такой возможности люди, даже самые близкие, считающие его нежелание учиться обычной ленью, а он просто не хочет быть посредственностью. Зачем, оставаясь чужим и не нужным здесь, в городе, всю жизнь доказывать свою человеческую принадлежность. Он хочет жить в родных лесах севера, свободным и сильным. Становясь всё более одиноким, он ни с кем, ни о чём не мог поговорить.
   -Ну, ты тоже хорош, зачем перед отцом кулаками-то махать - спустя некоторое время, осторожно подойдя к нему, сочувственно произнесла старшая сестра.
   - Ладно, Серёжка, молоти, рабочим сейчас хорошо платят - потом, много позже, поняв, что вырастить из сына грамотного, толкового человека не удастся, доброжелательно проговорил отец, когда Серёжа уже стал забывать эту историю. Разве это такая уж большая беда, когда родители проявляют строгость. К тому же это было редким явлением, и он не помнит ни одного несправедливого наказания.
   Ещё летом, не успел он ещё отойти далеко от дома, как увидал бегущую сзади свою новую собаку, маленького и любознательного щенка, каким-то образом выбравшегося со двора и отчаянно пытавшегося его догнать. Радостный и счастливый, сравнявшись с Сергеем, он остановился возле его ног, не желая с ним расставаться. Пришлось взять Пальму на руки и отнести домой, заделав обнаруженную в заборе дыру. Но смышлёная собачонка находила новую лазейку и на следующий день повторялось тоже самое. Однажды, вернувшись домой, он не обнаружил там своей Пальмы. Обошёл с соседскими мальчишками все ближайшие улицы, надеясь увидеть её сидящей где-нибудь в лопухах возле забора. Выбралась наверно на улицу через соседние огороды, и теперь никак не найдёт свой дом. Он успел свыкнуться с этим радостным и живым существом, искренне жалея об утрате. Ни в этот, ни на следующий день Пальма так и не появилась. Сергей утешать себя тем, что если она кому-то понравилась, то скорей всего это хороший человек и будет заботиться о ней.
   Потеряв бескорыстного и преданного друга, с ощущением полного одиночества, идя с невесёлыми думами по переулку, он обратил внимание на группу мальчишек с большой и красивой, рыжей собакой. На вопрос, чья собака, они только недоумённо пожали плечами, сказав, что она всегда здесь ходит. Может, у неё нет дома, и она хочет есть. Принесённый бутерброд она проглотила с большим удовольствием. В умных глазах собаки отражалась благодарность и большая глубина так часто встречающихся у животных почти человеческих чувств. Кажется, она хорошо воспитана и довольно миролюбива, должно быть у неё хороший хозяин. Но мальчишки стали уверять, что у неё никого нет. Как такой великолепный пёс может не иметь дома. Только сейчас, приглядевшись, он заметил его неестественную, не свойственную домашним животным худобу, выпиравшие рёбра и прихрамывавшую ногу. Да, пожалуй тебе действительно живётся не сладко. Чем не собака, умная и красивая, неужели на самом дел этот пёс бездомный, а не взять ли её себе. И спросив ещё раз мальчишек о её хозяине, завёл пса во двор. Первое время Сергей был рад и доволен находкой, кормил безымянного пса, выходил с ним на прогулку. Встречаясь с породистыми собаками, уверенными боксёрами и шикарными, самостоятельными овчарками, ощутил непреодолимую разницу и полную противоположность. Бездомное прошлое пса наложило на него неизгладимый отпечаток. Вместо послушания, преданности и проявления в необходимых случаях решимости, псом руководили покорность, безволие и полное смирение с обстоятельствами. Оставляла желать лучшего и его подбитая, изуродованная внешность. Но пса было искренне жаль, и Сергей продолжал кормить его и заботиться о нём. За оказанное внимание, пёс был полон благодарности и готовности проявить бесконечную верность. В надлежащих условиях, со временем он мог бы вновь обрести достойный вид и соответствующие этим отважным и умным созданиям качества. Но Сергею стало стыдно и неловко появляться с ним на улице, да и держать дома забитую, заброшенную собаку тоже больше не хотелось, и безымянный пёс с поджатым хвостом и опущенной головой, вновь пошёл скитаться по улицам, медленно, без всякой цели и надежды переходя от одного дома к другому. Встречая Серёжу, он останавливался, шёл следом, а Сергею, проходя мимо, было немного не по себе, будто он смалодушничал или совершил какую-то низость. Последний раз он видел этого пса недалеко от многолюдной площади, идя с матерью в магазин. Совершенно дикая картина, увиденная ими, поразила даже не питавшую большой любви к собакам мать. Пятеро подростков возраста, в котором не бывает ещё преступников и хулиганов, а для своих родителей просто милые чада, вооружившись палками, что есть силы били прижавшегося к забору пса. Не проявляя никаких действий, тот словно не замечал градом сыпавшихся на него ударов. Возмущённым голосом, с доходчивой деревенской простотой мать спросила, зачем они бьют собаку, нисколько не повлияв на издевающихся над ней мальчишек. Стоило здоровенному псу лишь оскалить морду, и все они мигом разбежались бы, но он, наверное, действительно был из хорошей семьи и не мог проявить к человеку злобу. Убежать больной пёс тоже не мог, и ни на кого не глядя и не шевелясь, продолжал молча сносить удары. Зверство малолетних извращенцев поражало своей бессмысленностью, так они испытывают проявление собственной силы и власти. Настоящие беспризорные животные, выросшие на улице, с детства знакомые с её правилами, научились противостоять насилию и жестокости. Объединившиеся в озверевшую стаю, они становятся хитрыми и безжалостными, без всяких понятий о нравственности, лишних, не нужных качествах в мире, в котором их нет даже в самой большой, главной стае, людской. Ведь животные всегда чем-то похожи на своих хозяев. И нигде слабому и одинокому нет места. Не оказаться бы самому в роли этого пса.
   Глава 8
  С началом зимы, в качестве Новогоднего подарка, мать купила ему настоящие хоккейные коньки, о которых он мечтал ещё в деревне, и решил опробовать их на обледенелом дворе. Свои прошлые неудачи с коньками, он связывал с тем, что на них были не соразмерные, не соответствующие ботинки. Надеясь теперь быстро овладеть искусством скольжения, держась за стенку, он осторожно направился во двор. Опираясь на поручни, спустился с крыльца, но дойти не удалось даже до ворот, ноги предательски подкашивались. Ни на следующий день, ни через неделю, ничего не изменилось. Идти в таком виде на каток, позориться и смешить в качестве Новогоднего клоуна ловко летающих по льду малышей не хотелось. Оставались ещё найденные в сарае старенькие лыжи, с детства привычное удовольствие. Хотя зима давно вступила в свои права и стояла морозная, ветреная погода, снега почти не было, он едва прикрывал сучки и листья в парке, где Сергей не обнаружил никакой лыжни. Да и ходить одному по парку на лыжах, без соответствующей одежды, в пальто и шапке ушанке, тоже не очень красиво, и лыжню пришлось ограничить пределами крохотного огорода. Несмотря на все неудобства, делая после каждых нескольких взмахов палками крутые повороты, до самых сгустившихся сумерек, не замечая усилившегося холода, не спешил заходить в дом. Снег и мороз, как всё это ему было дорого, привычно и необходимо, именно так он жил и не желает ничего другого. Выйдя поздно вечером на улицу, он невольно задержался. Исчезли во мраке многолюдные, шумные и крикливые улицы, и он словно оказался в каком-то ином мире. В прояснившемся небе сияли несметные огоньки, не такие яркие и чёткие, как дома, но те же самые, с детства знакомые, всюду сопровождавшие его звёзды, часть его прежней жизни. Над приоткрытыми дверями сарая с крыши свисал снежный куржак. Легкий морозец, чистый воздух и белевший вокруг снег переносили его в прежнюю реальность, не желая с которой расставаться, он снова и снова выходил на крыльцо, подолгу стоял там, вспоминая заклявшего себя таким образом, готовившегося к трудным походам и славным битвам Суворова.
  Быстро приближались обещавшие отдых и надолго поднимавшие настроение Новогодние праздники. Целых две недели он будет избавлен от школы, любопытных вопросов, мучительных ответов и косых взглядов, что делало жизнь не только терпимой, но даже немного радостной. И вместе со всеми, вспоминая прошедший год и мечтая о будущем, надеясь и в этой, вдруг перевернувшейся жизни, обрести маленькие приятные моменты, Сергей тоже готовился к торжеству. Пришедшее из деревни тревожное письмо, заставило позабыть обо всех приготовлениях. Оставшимся там старикам нужна была срочная помощь. Отложив все дела, мать стала немедленно собираться в дорогу, решив взять с собой Серёжу. До окончания первого полугодия осталось ещё два дня учиться и контрольная по русскому языку, но для них это не имело уже никакого значения, настолько всё, что осталось там, было важней и значимей. Вместе с волнением о дедушке и бабушке, его охватили неизвестно откуда поднявшиеся, ожившие в нём прежние, позабытые чувства. Город и вся окружающая жизнь, теперь его словно не касалась, как будто он никогда здесь и не жил, ощущая всем своим сознанием только родные места. Вернувшись мысленно в прошлое, к большому сожалению это ненадолго, он вдруг стал тихим и серьёзным, старясь понять, кем он стал, каким предстанет пред односельчанами и как встретит его деревня. Многое из того, чем он был, утрачено навсегда, будет ли он всё так же уважаем, и вообще, может ли когда-нибудь, что-либо быть по-прежнему. Серьёзные размышления наполняли его всю дорогу, после самой долгой в его жизни разлукой с родиной. Но в сердце было столько счастья и радости, что он готов был на всё, лишь бы никогда больше не покидать свою тихую деревеньку, продолжавшую жить всё той же жизнью, до которой и было-то всего два, три дня пути.
  Вырвавшись из бесконечного однообразия азиатских степей, поезд стал приближаться к Уральским горам. За окном появились берёзки и сосны. Серей с жадностью разглядывал каждый уголок быстро менявшегося пейзажа. К концу второго дня путешествия поезд и пассажиров слов-но подменили, тихие и сосредоточенные, без лишнего шума и суеты, они также молча наблюдали в окно, за сплошной стеной нескончаемого заснеженного, тёмного леса. Сергей почувствовал себя удивительно комфортно и хорошо, особенно, когда на открывшемся после леса пространстве, неожиданно появлялись заснеженные крыши деревенских изб, похожих на его дом. За неприметной в лесу просекой, начиналась их область, захотелось поскорее выйти и ступить ногами на свою землю. Мысли, чувства, эмоции окружающего мира, всё стало по-прежнему простым, понятным и естественным. Боясь холодов, ещё в поезде мать переобула его в валенки, отчего ему стало немного неловко, ведь ни у кого из пассажиров их не было. Но предусмотрительность эта потом оказалось не напрасной. Найдя попутную машину, долго добрались до дому, вернее до своей деревни, дома-то у них уже не было. Ещё сидя в кабине грузовика и глядя на высвечиваемую дорогу и притихший по сторонам ночной лес, почувствовал приближение к чему-то самому главному и единственному на всём белом свете, где снег, воздух и сама земля, всё особенное, и может таким быть только здесь.
  Вот и огоньки заснеженной деревни на угоре. Позабыв всё и ни о чём не думая, они молча вышли из машины. В лицо ударил непривычный, резкий запах чистого снега и окутавший деревню приятный аромат берёзовых дров из дымящих печей. До цели их поезди Черемис, было ещё не близко, и они сразу направились к бывшим соседям, встретивших их с искренней простотой и доброжелательностью.
  - А ты ещё не научился говорить по-городскому - заметил бывший товарищ, когда они го-товились ко сну. Странно, подумал Сергей, вроде бы он ещё ничего и не говорил и в разговорах больше отмалчивался, а надо же, и здесь те же проблемы, только с другой стороны, как городской человек, он теперь не может, не должен говорить по-своему. Это немного омрачало свидание с родиной, но он давно привык жить молча, больше думать и рассуждать, а не говорить, и не смотря ни на что, любую жизнь здесь, однозначно предпочёл бы городской.
  - Что, Серёжка, а дома-то лучше - спросил дядя старого товарища, бывший житель Ленинграда, по не сложившимся семейным обстоятельствам и возникшими проблемам с милицией оставивший город. Боль сдавила Сергею горло, а на глазах были готовы выступить слёзы, и он ничего не смог сказать в ответ. Неужели и здесь людей стали занимать вопросы языка и произношения. Это уже трагедия, губительное препятствие на пути целого народа. Но и без слов всё было понятно, только им двоим, вернувшимся из города. На следующий день, они продолжили свой путь в Черемисы, тихий уголок лесной жизни, райское место. В летнее время они действительно являлись таковыми, но даже глубокой зимой, отрезанные от всего мира и погружённые в непроходимые снега, они завораживали своей красотой и необыкновенной, неестественной тишиной. И в такой глуши, на высоком берегу крохотной речушки, красовался огромный дедовский новый дом, настоящие хоромы. Видимо долго жить здесь собирался, и вот занемог неожиданно. Вся жизнь его была тюрьма, да война. Не позволявший себе сказать лишнее слово и не взявший ни одной чужой копейки, он не чувствовал за собой какого-либо греха по отношения к новой власти, к которой всегда умел относиться с необходимым почтением. Веря в элементарную справедливость, он по примеру прочих не пустился в смутное время в бега и не стал скрываться в лесах. Никогда не сквернословивший, со всеми внимательный и уважительный, по мнению некоторых особо кампанейских представителей мужского пола, он имел только один серьёзный недостаток, выражавшиеся в том, что не пил и не курил.
  - Жадный ты Александр Васильевич, не посидишь с нами - осуждающе неслось в пивной от мужиков.
  - Нате - смеясь ответил однажды дед, не приняв обвинения и протягивая в ответ целую десятку. Что говорить с пьяными про семью и детей, о которых половина из них давно забыли. До конца своих дней он не простил властям безумия и бессмысленной жестокости. Его никогда не приглашали на различные торжества по случаю победы, не давали к очередному юбилею каких-либо наград. Хотя и пробыл в армии много дольше других, на передовой-то не был. На стене между окон его дома висела картина с фотографиями В И Ленина, которого он считал нужным понять и во всем разобраться. На кухне в уголке, две маленькие иконки. На вопрос что это, зачем и какое отношение имеет к сегодняшней, такой замечательной жизни, ответил, что это единственное, что осталось у него от отца. Только теперь, на склоне лет, когда выросли и были устроены дети, появилась возможность пожить в достатке и спокойствии. В свои семьдесят, он был на удивление молод, энергичен, полон веры и оптимизма, как вдруг всё рухнуло, и снова нужно было бороться за каждый день, каждый час.
  Позвавшей их в дорогу причиной была оставшаяся без кормов скотина, без которой в де-ревне не мыслима никакая жизнь. Сена лето было заготовлено достаточно, но осталось оно далеко в лесу, за Покосным логом, на речке Шайма. Сергею приходилось бывать там с дедом, ворошили подсыхающее сено, пили смородиновый чай, разгоняя комаров, и он без труда нашёл бы это место. Но сейчас, по словам местных жителей, путь к поляне преграждала размытая осенними дождями плотина большого противопожарного пруда, неизвестно для чего сделанного в глухом лесу. Посланный за сеном тракторист наотрез оказался рисковать своей жизнью и трактором. С утра пораньше, на двух лошадях, Сергей с матерью отправились за сеном. Не удастся проехать, придётся таскать сено через промоину на руках, тяжело, но к вечеру должны управиться. А погода выдалась морозная. Столбик термометра устойчиво держался на отметке сорока градусов, нечасто явление даже для этих северных широт. Всё тепло было, а тут, раз вдруг и похолодало, расстроенно сетовала на погоду бабушка. Но Серёжу, озабоченного лишь порученным делом ничего не больше не занимало. Тихо, безветренно, в необыкновенно чистом воздухе отчётливо просматривались самые удалённые предметы. Лес, поле, воздух, всё вокруг замерло, словно остекленело, вспомнил он подходяще, прочитанное в охотничьем журнале слово. Вот тебе и лес, согласен ли ты жить в таких условиях. Ничего особенного, ведь это его земля, ему даже нравиться, мороз, как и огонь, очищает душу, мысли и в определённой мере ему это просто необходимо. К тому же скоро приедем и рассуждать будет некогда.
  Остановив у перегородившей глубокий лог плотины лошадь, Сергей прошёл вперёд. Рас-кидав снег, увидел довольно широкую промоину, но лишь с одной стороны. Для трактора место непреодолимое. До сена сотня метров. Стожок приличный, центнеров десять, не меньше. Таскать сено сюда по глубокому снегу, задача не из лёгких, не даром никто не взялся или дед с бабкой бутылку лишнюю пожалели. Сначала он решил досконально исследовать пропасть, измерил глубину, проверил, не осыпаются ли края и начал действовать. В необходимом им месте, ширина промоины составляла всего около метра. Если хорошо завалить её деревом и ветками, то три ноги лошади всегда будут стоять на земле, а сани пройдут без проблем. Нарубить кучу дров в лесу не проблема, и скоро вся промоина была плотно забита срубленными рядом осинками и берёзами. Сверху, чтобы не скользила и не провалилась нога лошади, завалил сучьями поменьше. Закончив работу, попрыгал над ямой, осмотрелся и взялся за вожжи. Лошадь, легко и без опаски ступая на завал, прошла вперёд. Надо выехать ещё назад, с грузом, по проложенному пути, это должно быть не труднее. Остановив у стожка лошадей, очистили его от снега, и приступили работе. Забравшись на самую вершину, мать сбрасывала ему сено, которое он аккуратно укладывал на сани, оглядывая одновременно окружающее место. Рядом со стогом находилась молодая, но уже довольно высокая, украшенная шишками ель. Но ни одна городская наряженная красавица не могла сравниться с ней. Чуть подальше весь склон был исхожен лосями, не тронувшими сено. Молодые, живые, сочные ветки, очевидно, нравятся им гораздо больше. А мать у него сильная, он так ещё пожалуй даже не сможет, с уважением заметил он, глядя как она лихо управляется с сеном, словно ей ничего не стоит перекидать на жутком морозе тонну сена. Проверив ещё раз переезд, двинулись в обратный путь. Сидеть приходилось высоко на закреплённом возу, ехать осторожно. Хорошие у него сани, наверное подбитые железом, потому что не раскатываются, но всеравно он не торопил лошадь. А мороз всё так же сжимал всё живое, прятал по норам и домам. Казалось, что на всём этом остекленевшем, безжизненном пространстве, они одни сейчас куда-то двигаются. Вокруг всё те же неподвижные ели, поля, перелески и наконец, дом. Радостные и удивлённые на крыльцо вышли встречать их раздетые дед и бабушка. Не сдержав молодую резвую кобылу, мать лихо закатила во двор.
  - Ну, скоропыга - услышал Сергей осуждающий возглас деда.
   - Чья скоропыга-то - не взирая на правах победителя на замечание, тут же ответила не меньше их довольная мать. Всё это ещё надо было закидать на поветь, на что у них с матерью ушлое ещё не меньше часа, отвести на конюшню, распрячь, напоить и накормить лошадей, лишь потом отдыхать самим, долго сидя за столом с самоваром, вспоминать, рассказывать, как было дело. Обычный крестьянский день, не самый трудный, зима вообще в деревне считается отдыхом. И он с этим согласен, настоящая работа вся летом, но никто ещё проклинал эту жизнь, вот и у него появилась маленькая гордость за сегодняшний день. Как же не хочется ему обратно в город, мужик из него точно бы поучился неплохой. Снова своя деревня, прощальный взгляд на родной дом и дальняя дорога в постылый, чужой город, на год, на два или может быть навеки, навсегда. Зачем, почему? Никто не мог дать ему на это ответ и ни с одним из них он заранее не согласен.
   Уже по дороге в город, на вокзале, он узнал от встретившегося на вокзале человека, учителя, которому отдал свою любимую собаку, огорчившую всю их семью печальную весть. Дорогая для него, незабываемая часть детства, была кем-то отравлена. Как это могло произойти в небольшом селе и остаться неизвестным, непонятно. Не желая огорчать дорого учителя своими расстроенными чувствами, он постарался скрыть свои прореживания и даже пролепетал что-то успокоительное, вроде того, что ничего не поделаешь. В дороге, спокойно разбираясь в произошедшим, он пришёл к заключению, что она либо кому-то она очень понравилась, или наоборот, не оправдала возложенных на неё надежд. Он уже слышал кое-какие отзывы о ней, и все доводы сходились больше на второй версии. Бравший её в лес человек, родственник учителя сообщил, что она не проявила себя с нужной стороны, а вот другая собака, хотя с виду и не совсем лайка показала себя гораздо лучше. Выводы напрашивались сами. Только он ни за что никогда не согласиться, что Пальма была бесперспективная собака. Он сам был с ней в лесу, видел её возбуждение и азартный поиск. Отдал её он шестимесячным щенком и все её способности зависели от нового хозяина. Мужики редко бывают знатоками и мастерами натаски собак. Конечно, если просидевшего на цепи двух годовалого пса, вывести в лес и ждать от него добычи, можно разочароваться в ком угодно. Дичи в лесу на данный момент может вообще не быть никакой. Нужно хотя бы поставить на свежий след, заинтересовать собаку, дать погонять дичь. Но что бы молодая лайка от таких известных рабочих собак, не искала белку или птицу, быть не может. Просто нашлась другая, боле опытная, обученная, рабочая собака и кормить двух собак стало обременительно. Но он не хотел никому ничего доказывать, ни в чём уверять. Для него она была не добытчик, а самый верный и преданный друг, как и он, также и не обретший другого дома и другой любви.
   Убедившись в правильности своего выбора жить на природе, в лесу и заниматься простым трудом, сразу же по возвращении из деревни, решил неотлагательно, самым серьёзным образом заняться физической подготовкой. С волнением и тревогой пройдя под сводами между колонн дома металлургов, поднялся на второй этаж, где располагалась известная школа вольной борьбы. В огромном зале, сплошь заложенном спортивными матами, несколько десятков учеников, энергично выполняли различные упражнения. Подошедший тренер, спросил сколько ему лет, где живёт и, записав фамилию, велел на следующий день приходить на тренировку. Переполненный счастьем, с колотящимся сердцем, выходил он на улицу. Попасть сюда непросто, вероятно взяли за высокий рост и впечатляющие внешние данные, тяжей, как и мухачай, борцов самых лёгких весовых категорий всегда не хватало. Удовлетворённый тем, что наконец-то занялся нужным, полезным делом, бездельничать не в его духе, уверенный и деловой, возвратился домой. Школа конечно тоже серьёзно, надо хотя бы повнимательней слушать и читать кое-что, но там для него уже всё безнадёжно проиграно, теперь основная задача состоит в том, чтобы стать здоровым и крепким мужиком.
   Первая в его жизни тренировка прошла легко и не заметно. Два с половиной часа он увлечённо бегал, прыгал, отжимался от пола, боролся, стараясь прижать к ковру упрямого соперника. На следующий день его ноги, пронзённые болью, едва шевелились. На вопрос тренера, как они себя чувствуют, не болит ли у кого что, скрыв своё позорное состояние, считая это личным недостатком и боясь отчисления, мужественно промолчал.
   - Значит, тренировка прошла даром - вместо похвалы услышал он огорошившие его слова тренера.
   - Позанимаемся месяца три, проведём замеры и испытания, на прыгучесть, на силу, нет результатов, иди, занимайся шахматами - зачем-то пояснил тренер. Сергей, довольный тем, что всё у него оказывается правильно, не отнёс сказанное на свой счёт.
   Через неделю, другую он, не отставая от ребят, также без устали бегал, отжимался, успевая делать хлопки руками, сделав растяжку, доставал грудью пол, взяв себя за ноги, ловко подпрыгивал на животе и с удовольствием ходил колесом. Мальчишки, пришедшие в школу давно, показывал удивительные результаты. Стройный и загорелый подросток, без видимого напряжения, долго вращаясь на одном месте, легко и красиво делал полу сальто, на что, наверное, способен не каждый артист цирка. Изгибаясь назад, Сергей легко вставал на мост, но сделать прыжок на руки был пока не в состоянии. Встречаясь с противником в поединке, он совсем не использовал силу, будто её у него и не было, предпочитая полагаться на знание приёмов, которых пока знал не достаточно. Ведь в настоящей схватке соперник будет не слабее, и выигрыш останется за быстротой, ловкостью и мастерством. Однажды, видя его старательность, ребята предложили ему провести схватку с самым маленьким, но гораздо более опытным и необычайно подвижным спортсменом. Ребята были настроены уважительно, дружелюбно и отказываться было неудобно. Несколько раз Сергей брал соперника в захват, проводил различные приёмы, но тот всякий раз удивительным образом ускользал. Наконец, когда всё это ему порядком надоело, он просто взял и придавил неуловимого ловкача к ковру. Тренировки всегда доставляли Серёже удовольствие. Ребята ни о чём не спрашивали, не интересовались его прошлым, не было ни своих, ни чужих, важно было не как ты говоришь, а что делаешь. Борьба внесла в его жизнь моральное успокоение и гармонию, да и в школе дела пошли успешней. Возникшее в последнее время гнетущее чувство ненужности и собственной неполноценности сменилось целенаправленной благотворной деятельностью.
   Вместе с майскими праздниками, всеобщим ликованием и красными знамёнами, в их жизни произошло самое знаменательное с момента приезда в город событие. Вернувшиеся с работы родители сообщили, что они получили квартиру в новом доме, и вдвоём с матерью они сразу же отправились в другой конец города, смотреть её. До названной улицы, даже не ходил трамвай, и пришлось некоторое время идти пешком. В строящемся микрорайоне было ещё полно пустырей, но для них, привыкших к ходьбе деревенских жителей, расстояние не имело значения. Городская жена дяди отказалась от предложенной здесь квартиры. Их же радости не было предела. Вместо не покидавшей, не проходящей тревоги и неопределённости, цветущие весенние дни снова надолго наполнились позабытой радостью и долгожданным счастьем. После тёмного холодного домика с прогнившим полом, крохотными комнатами и бегающими по стенам мышами, новое жильё показалось залитым светом дворцом, с большими окнами, тремя просторными комнатами и всеми удобствами. Радости Серёжи не было предела, взмахнув руками, он свободно прошёлся колесом до балкона, настолько здесь было много места. Совсем близко, в двадцати минутах ходьбы, оказался огород и недалеко гараж. А вот спортивная школа осталась на другом конце города. Некоторое время он продолжал ездить туда. Два часа уходило только на дорогу, Конечно, это не было решающей проблемой, но заканчивался очередной учебный год и на всё лето он уезжал в деревню, отдыхать, помогать старикам. Положив в чемодан смену белья, куртку и запасную обувь, поехал на вокзал, чтобы привычной дорогой, со многими пересадками, выстаивая длинные очереди за билетами, без сна и отдыха, в переполненном общем вагоне, пусть ненадолго, может быть в последний раз, побывать дома. Ценя каждый прожитый день, пока есть возможность погостить, пожить у любимого деда. От своих первых тренировок, он навсегда сохранил любовь к спорту. Всё его сознание теперь было подчинено желанию бороться и побеждать. Если бы, продолжая занятия, он был отчислен за поражения и низкие результаты, что вполне возможно, учитывая его не давнее освобождение от физкультуры, то спорт, ставший частью его жизни, мог не занять в ней должного места. Прозанимавшись совсем недолго и быстро покинув спортивную школу, где его признали равным и достойным, он навсегда сохранил к ней, к тренеру и ребятам, уважительное отношение и самые искренние дружеские чувства.
   Глава 9
   Через три дня, он сошёл в волоку из автобуса на только им одним, местным жителям, из-вестной отворотке. Подхватив чемодан, оглядывая окрестные леса и поля, вдыхая запахи благо-ухающей весны и наполняясь счастьем единства с окружающим миром, по узкой просёлочной дороге, пошёл пешком преодолевать оставшиеся километры. Когда показались расположенные по берегам речки домики Черемис, сердце его разрывалось от радости, словно ничего лучшего на свете и быть не может. Не меньше его были довольны и дед с бабкой, на огороде, на пасеке и в поле накопилось немало работы. В свободное время, которого было более, чем достаточно, он надолго уходил в лес, пробираясь без дорог и тропинок, исследуя самые дальние уголки. К обеду, разнося манящий армат, в огороде, почти ежедневно жарились грибы. Жителей в деревне осталось немного, несколько немногословных, уже всё сказавших и не досаждавших расспросами стариков, да приехавшая в гости на лето, лет четырёх, любопытная девчушка. Иногда Сергей заходил к своему с детства знакомому сверстнику, спрашивал кое о чём, смотрел его школьные фотографии, брал звонкоголосую гармонь и, закрывшись в бане, чтобы не нарушать привычный покой, разучивал любимые коробейники. Товарищ так же, как и он, тоже давно привык к одиночеству, всегда был чем-то занять и необходимости в постоянном общении у них не возникало. Вообще местные жители настолько хорошо знали друг друга, что могли легко предугадать все слова и мысли любого своего соседа. Говорить о чём-то в таком случае отпадала всякая необходимость. Ни приветствий, ни прощаний, речь заводили только конкретно и по делу. Слишком говорливые и болтливые люди подвергались сомнению и осуждению. Привыкший к постоянному получению новой информации, активный городской житель, вряд ли бы смог задержаться здесь надолго. Но не решавшегося говорить ни по-старому, ни по-новому Серёжу, такое положение вполне устраивало. Он молча лазил на высокие тополя и липы снимать рой, убирал сено, помогал ремонтировать осек, загон для скота в лесу. Всё, о чём недавно можно было только мечтать, становилось реальностью. Вокруг было полно подходящего к самым избам всякого зверья. Отойдя соню метров от дома, он увидел разрытые муравейники и уходившие в лог свежие медвежьи следы. Осмотревшись, осторожно прошёл вперёд, но углубляться в густые травяные заросли не решился и, постояв немного, вернулся назад. На краю поля, на виду у деревни, подпустив совсем близко, хлопая на весь лес огромными крыльями, слетел с сосны тёмный глухарь. Из под ног то и дело с шумом резко вырывались стаи рябчиков и тетеревов. Одна тетеревиная стая жила прямо за огородами у крайней избы. Но для промысловой охоты, чем он намеревался заниматься, предпочтительней было всё же забраться подальше на север, в Сибирь и он продолжал строить дальновидные планы. Но когда на берёзах стали появляться первые жёлтые листочки, а по ночам заметно холодать и пришла пора возвращаться в город, он был готов отдать всё, лишь бы остаться здесь навсегда. Снова став напряжённым и озабоченным, через всю страну начал он пробираться в да-лёкий, находившийся за многие тысячи вёрст, имевший свои достоинства, но так и оставшийся для него чужим и непонятным, знойный и пыльный, степной азиатский город.
   Ещё находясь в деревне, он получил от старшей сестры письмо, написавшей, как они обу-страиваются и обживаются в новой квартире, какую мебель купила мать. А в саду, где наросло много разных ягод и яблок, отец покрасил и обшил в ёлочку домик. Письмо тронуло Сергея какой-то позабытой, дружной семейственностью, воскресившей в памяти их лучшие годы. В простых делах и заботах крылась естественная, нормальная, обстановка. Может и для них ещё не всё кончено в этой жизни. Съев за два бессонных дня пути лишь несколько булочек, он снова рад был увидеть своих близких, жизнь без которых представлялась ему одинокой и лишённой важного смысла. Даже вновь окружившие его дома и улицы не казались уже такими бесчувственными, а в беспрестанном движении города виделся какой-то прогрессивный, хотя и не совсем понятный оптимизм.
   С первых дней пребывания в городе, когда осмеянный он замкнулся в себе, внутреннее состояние его и взаимоотношения людьми за два года почти не изменились. Оставаясь молчали-вым и одиноким, вынужденный говорить, он по-прежнему старательно подбирал легко произносимые слова, не стремился завести друзей и избегал всяких кампаний. В почитавшем своих авторитетов рабочем городке, требовавшем совсем иных качеств, его странности быстро делали его широко известным, вызывая всеобщее осуждение и недружелюбное, зачастую дурное отношение. Ещё с большим упорством он продолжал ждать и верить, что достигнув совершеннолетия, сможет навсегда уехать отсюда. Постоянно меняя школы и место жительства, не смотря на все свои особенности, он научился спокойно относиться к любым переменам и даже в воспоминаниях не желал возвращаться в недавнее прошлое, в котором не скрывалось ничего хорошего. Просто на смену одним трудностям, приходили другие, и всё продолжалось по-старому. Единственным, согревавшим его очагом добра и надежд, навсегда осталась родная сельская школа, в которой и то приходилось переходить из маленькой школы в большую, полгода жить в городе.
   Заканчивающая школу сестра, решила не менять в последний, ответственный год привычного коллектива, где у неё уже стали появляться подруги, предпочитая ездить на трамвае через весь город. Протяжённая тёмная окраина, известный своей отчаянной молодёжью посёлок, постоянно борющийся за лидерство с другими, противостоящими ему группировками различных частей города, предназначен был стать местом его дальнейшего обучения. Не всякий человек в поздний час решится в одиночку прогуляться по погружённым во мрак улицам, с рвущимися у каждых ворот на цепи страшными, озверевшими псами.
   - Ты не молчи, будь посмелее, а то хорошей жизни не будет, мне директор сразу сказал об этом, когда я пришёл - наставлял Серёжу по дороге домой, живший неподалёку его одноклассник, обычный, простой парень, уверенно вписавшийся в коллектив.
   Что он так переживает, языковых проблем у него нет, на его месте я бы вообще ни о чём не думал, находя угрозу преувеличенной, спокойно отреагировал на его слова Сергей. Он всегда с опаской относился к хулиганам, а особо неуравновешенных даже побаивался, но они были везде и ничего нового здесь он не ожидал. Прежде всего, насколько возможно, надо стараться держаться ребят. Будет как всегда отмалчиваться, уходить в сторону, не вступать в конфликты, но никогда никому не угождать. Лучше оставаться тихим и скромным, но самим собой, он такой есть, и быть другим у него не получится. Первое время ребята как обычно просто присматривались к нему, но скоро неприятности или мелкие досадные огорчения, стали случаться с ним почти ежедневно. Никто не угрожал, ничего не требовал от него, даже не оскорбляли. Само поведение, манера общения молодёжи, их разговоры, требовали определённых знаний и навыков. Не способный сказать что-либо, не зная как ответить на их постоянные шутки, приколы и непонятные вопросы, он всё время оказывался в нелепом положении. Хуже всего, что роль странного, чудаковатого человека, похоже, стала прочно закрепляться за ним. Теперь всякий бездельник ничем не рискуя, мог подойти к нему и сказать что угодно. Серьёзные люди, на то они авторитетные и уважаемые, не беспокоили его. Но помимо них было немало других, набиравших силу, стремящихся всячески утвердиться и показать своё влияние, отчаянных и дерзких претендентов на это звание. Просто мелких последователей, многим из которых Сергей и сам мог бы без труда дать по шее, не следуй позади ещё с десяток таких же нахальных и смеющихся фигур. Приходилось проявлять немало выдержки и терпенья, чтобы не стать для них заманчивой мишенью.
   Конечно, все это были мелочи, свойственные не одному ему, на которые не хотелось обращать внимания. Серьёзные, способные вывести его из равновесия происшествия встречались гораздо реже. Сидевший на соседней парте, ничем особым не отличавшийся, бледный и худощавый ученик, с не сходящей с носатого лица улыбкой и устремлёнными куда-то вдаль глазами, никогда не беспокоил его. Считая его не плохим человеком, Сергей привык доверять ему. В этот раз он целый урок писал какие-то стихи, вслух подыскивая нужные для рифмы слова и прося у окружающих помощи. Редкое увлечение, Сергей не ожидал увидеть его в роли одухотворённой, творческой личности. Видимо поэты, как и все люди, народ очень разнообразный, интересно, что он пишет. Устав творить, поэт отложил нескладывающиеся вирши и повернулся в сторону, не выразивших поддержки товарищей, пребывавших в роли не способной к высоким чувствам черни.
   - Потрогай здесь, что это такое - обратился он самому молчаливому, не проронившему ни слова Сергею и, выгнув голову, подставил для обозрения свою длинную, худую шею.
   Сергей отмахнулся, что за странная и неожиданная просьба, не знавший всех розыгрышей и приколов, он не ожидал в действиях одноклассника никакого подвоха. Как только, поддавшись на уговоры, он протянул руку, на издевательской физиономии показалась слетевшая со рта слюна. Обозвав идиотом, Сергей с силой толкнул его. Неужели от любого человека можно ждать чего угодно. Надо было хорошенько врезать, никто не осудил бы, он имел на это полное право, свои понятия о порядочности есть в любом обществе. Нельзя опускать себя до такого унижения, люди не простят этого. Очевидная, элементарная трусость, особенно среди молодёжи, вызывая откровенное презрение, оставляет мало шансов на нормальное существование.
   Сразу двое из успевших завоевать широкую известность молодых людей, здоровых пар-ней, уже не совсем школьного возраста, которым осточертели все формулы и функции, оказались в их классе. Они давно могли бы успешно трудиться, быть уважаемыми людьми и иметь свои, так нужные молодому человеку, честно заработанные деньги. Но закон об образовании ещё надолго обязывал преподавателей, проявляя чудеса искусства и терпения, повышать уровень их знаний и заботиться об их моральном облике. На примере любимых школьных героев литературных произведений, сбежавшей из дома, обуянной страстью малолетки Наташи Ростовой и загубившего ради своих прихотей невинную душу Раскольникова, увещевать юное поколение о высоких нравственных идеалах. Непереносимая скука затянувшегося воспитания, заставила их искать различные способы отвлечения. Один из них, светловолосый парень крепкой русской внешности, более старший по возрасту, устроившись на задней парте, не мешая проводить уроки и не обращая внимания на преподавателей, предпочитал проводить время в общении с рослой, выразительной девицей. Его темноволосый, слегка рыжеватый, приятного вида товарищ, с проницательным бегающим взглядом и странной, непонятной фамилией, отличался весёлым и беспокойным нравом. Даже посаженный на первую парту, рядом с учительским столом, он постоянно нарушал тишину и, казалось бы, не делая ничего плохого, отнимал добрую половину отпущенного на урок времени. Полулёжа на парте, повернув голову и хитро поглядывая лукавыми глазами на притихший класс, он всё время пытался что-то сказать кому-то, спросить или передать. После каждого его поворота или произнесённого без разрешения слова, приняв невнимательность за личное оскорбление, учителя долго и настойчиво призывали его к порядку, убеждая в важности и полезности знаний изучаемых химический соединений, тригонометрических вычислений и названий далёких островов в океане.
   На одной парте, рядом с ним сидел, всюду неотступно следующий за ним его подручный, бледнолицый с опущенной головой ученик, безоговорочно исполнявший любые просьбы и при-казания своего шефа. Говорили, что был он из хорошей семьи, будто бы мать его работала учи-тельницей. Что связало их, совершенно разных людей, дерзкого, отчаянного хулигана и лишённого воли, безропотного, тихого, на всё согласного молодого парня. Семейные узы, близкое знакомство или проведённые вместе годы детства, но со стороны это выглядело забавно и смешно. Он же, похоже, нисколько не страдал от своей зависимости, смиренно принимая любые условия существования, за что и был наречён одноклассниками святым, чему способствовали его, соответствующее почитаемому в народе святителю имя, абсолютное непротивление всякому насилию и всегда благоугодная внешность. Никто не обсуждал такое, вызывающее шутки и иронию поведение, его словно не замечали и, хотя был он неплохой, добрый и безобидный парень, никто никогда серьёзно не разговаривал с ним, не подавал руки и не садился рядом. Настолько неприемлемо для всех и отвратительно было безволие и полный отказ от своего сознания, собственной личности.
   А может быть, у него была своя гордость и это единственный способ занять заметное по-ложение в обществе. Глядя как он уверено, с устремлённым в упор взглядом, вызывающе подходит к одноклассникам, Сергей замечал промелькнувшее иногда в нём скрытое самодовольство и удовлетворение от своей никчёмной, лишённой инициатив власти. Благодаря которой, он на голову чувствовал себя выше остальных и тоже ни с кем не искал общения. Разговаривал он редко и немного, обычно только отвечал на поставленные ему вопросы протяжным и невнятным голосом. Несколько раз он подходил к сидевшему из-за своей близорукости на первой парте возле окна, Серёже, убиравшему со стола книги, тетради и не успевшему выйти в коридор. Многие ученики оставались в классе до следующего урока, Сергей тоже часто возвращался в класс, не дожидаясь звонка. Наклонившись и глядя исподлобья лишённым привычных человеческих выражений и эмоций, удивления, радости или восторга лицом, начинал медленно и протяжно, подстраиваясь под блатной, уличный жаргон, что-то гнусавить, спрашивать и задавать нелепые вопросы, ну, ты чего, зачем, что тебе надо, на которые Сергей не собирался отвечать. Не получив ответа, уходил и возвращался снова, вызывая невольное раздражение. Это стало повторятся ежедневно на каждой перемене. Сергей понимал, чьих рук дело эти приставания, за всем происходящим наблюдал с другого конца класса его хозяин. Но слюнявое мычание наклонившейся к нему безликой физиономии стало ему невыносимо надоедать. Сергей вежливо просил его отойти подальше от него, повышал голос, отталкивал, угрожал, уходил, но всё повторялось сначала. Не зная куда больше деться от неприятного соседства, протянутых к нему рук и невнятного разговора, неожиданно для себя, Сергей, поднявшись, прямо с парты, резким ударом направил его, отлетевшего прямо к школьной доске.
   Такого с ним никогда не было, не умея драться и боясь опозориться, он до последнего всегда старался избегать обострения конфликтов и прямого противостояния. Он хорошо представлял неотвратимые последствия своего геройства, но несмотря ни на что, ему как-то сразу стало словно легче дышать. Пусть его ждёт страшное наказание, но зато он не будет изгоем и трусом, останется человеком, вместе со всеми, с классом и ребятами. Товарищ, его сосед, посоветовал поскорее покинуть школу через чёрный ход. Сергей не находил в этом смысла, даже если удастся ускользнуть незаметно сегодня, что делать завтра. Лучше уж выяснить всё сейчас, чем жить в страхе и опасении. И верно, только выйдя из класса, он увидел перегородившего ему дорогу довольное, вызывающе нахальное лицо. Вероятно, он давно хотел померяться силами, но сделать открыто этого не мог из-за подходящего под уголовную ответственность возраста. Теперь вся законность была на его стороне, защищая товарища, он мог действовать смело и решительно. Не успел Сергей подумать что-либо, как сокрушительный удар отбросил его к окну. Не то что, сопротивляться или состязаться с опытным бойцом, Сергей не знал даже как защититься. Вокруг моментально стал собираться выясняющий, в чём дело, народ.
   - Я хотел помочь, но говорят он сам начал - услышал Сергей слова высокого, красивого старшеклассника Саида.
   Жизнь после этого чрезвычайного происшествия, за небольшими исключениями, остава-лась относительно спокойной. Все быстро словно позабыли о случившемся и говорили больше о сбежавшем из дома с похищенным ружьём и уехавшем в Ташкент тихом, незаметном однокласснике, снятом в пути с поезда милицией. К имени которого, теперь прочно прилипло слово Ташкент. А Сергею после этого было невыносимо стыдно, словно он совершил что-то низкое и недостойное, ударив слабого, беззащитного и без того лишённого воли, униженного человека. Тогда как против сильного соперника он не смог даже поднять руки в свою защиту. Много ли в этом чести, не стал ли он одним из тех, кто утверждается таким образом. Ни при каких, условиях, никогда нельзя бить более слабого, это низко и некрасиво.
   - Я хочу, чтобы ты был смелый - сев рядом и несильно толкая, дружелюбно, но требова-тельно произнёс тот самый, русоволосый парень с последней парты, не часто проявлявший снисходительность и благородство, никогда ранее не обращавший на него внимания.
  Однажды возвращаясь из школы, он шёл пешком вдоль трамвайного пути. Сняв надоевшие за день свои красивые очки, положил их карман. Других, строгих, чёрных оправ в мастерской не оказалось и пришлось взять эти, коричневые, фигурные. От вышедшей из трамвая группы ребят отделился, направляясь к нему, невысокого роста паренёк, один из авторитетнейших среди молодёжи лидеров, о котором он был не мало наслышан. Подойдя и замахнувшись, паренёк внезапно ударил его пустой сумкой по голове и тотчас молча удалился. Не понимавший ничего, ошарашенный Сергей чуть не застыл на месте, не спросил, не побежал вслед выяснять, в чём дело. Слишком влиятельным казался ему этот совсем не богатырского вида, излишне активный малыш, невзрачность и неприметность которого, не соответствовали его энергичности и неуёмному темпераменту. Что бы отвечать своим масштабным желаниям, дефицит роста он старался компенсировать бурной деятельностью.
   - Ты чего - спросил его один из ребят.
   - В школу солнечных в очках ходит, нас увидел, снял - объяснил паренёк свою выходку.
   - Да нет, это обычные очки, для зрения - пояснил другой.
   Было конечно обидно, что с ним обходятся так вот, не считаясь, будто он белая ворона какая-то, хоты бы спросил о чём-нибудь. Ну да, так и есть, он ведь ни с кем не разговаривает, молчит, не отвечает подобающим образом на шутки и приколы. Похоже, о нём прочно утвердилось не соответствующее быту этого города мнение, которое он не может исправить. Неужели остаётся только терпеть и ждать, нужно хоть что-то делать. В любом случае, прежде всего в жизни нужны здоровье и сила, и сразу же, как только узнал, что в школе существует секция лыжного спорта, немедленно в неё записался.
   Начались трудные и изнурительные, но приносящие много удовлетворения тренировки в кругу жизнерадостных, закалённых, спортивного вида ребят, среди которых оказались два его одноклассника. До наступления холодов, пока не было снега, они бегали кроссы по окрестным горам до находившегося там озера. Казалось спускам и подъёмам, не будет конца, первый шла-коблок, второй, устроенные комбинатом в лощинах отстойники, выкладываться приходилось на полную мощность. Когда внизу показалась окружённая камышами широкая водная гладь, все лихо рванули вперёд. А нужно ещё проделать такой же обратный путь. Из последних сил, глотая огромные порции воздуха, Сергей старался не отставать от ребят, не первый год бегавших этим, давно привычным для них маршрутом. Замёрзла вода в озере, а они, дыша морозным воздухом, всё также носились по горам, с выступающими на тропах и дорогах острыми камнями скальных пород. С первым снегом соорудили на стадионе трассу и встали на лыжи. Странно, но дела в школе, несмотря на частую усталость, тоже пошли лучше. По-прежнему стесняясь говорить, тщательно подыскивая слова и наливаясь краской после каждого выступления, он всё чаще стал уверенно давать положительные ответы. Успокоились родители и на какое-то время в семью возвратились мир и спокойствие. Нет, он не мечтал уже о покорении вершин знаний, не видя себя частью этого общества, но и оставаться на второй год тоже не хотелось. К тому же класс выпускной и в конце года предстояли экзамены.
   Пробежав три раза вокруг лесопосадки, отсчитывая десятый километр, он пошёл на по-следний, небольшой круг, заканчивая тренировку.
   - Молодой, ты чего так медленно тащишься - делая сильные, резкие взмахи, спросила, обогнав его и быстро умчавшись вперёд, только что появившаяся, рослая белокурая девушка. Сергей не стал ничего ей объяснять, стало темнеть и сквозь запотевшие стёкла очков, разбитая лыжня плохо просматривалась, пришлось сбавить темп. К концу занятий тяжелели ноги и руки, приходилось усилием воли заставлять их шевелиться. За прошедшие месяцы тренировок он не обрёл достаточно силы и выносливости, чтобы на равных состязаться с опытными спортсменами. И пусть пока его не брали на соревнования, но регулярное, длительное напряжение, преодоление собственных слабостей, укрепляло волю, а свежий, морозный воздух, наполнял жизненной силой. Сняв лыжи, расслабившись и испытывая неописуемое блаженство от долгожданного отдыха, с чувством исполненного долга, физически и морально здоровый, в хорошем настроении, не спеша, быстро стемневшей улицей, всем довольный он возвращался домой.
   Старшая сестра оканчивала школу и после выпускных экзаменов становилась взрослым и свободным человеком. Сергей немного завидовал, ему до самостоятельности ещё целых два года. Как провести оставшееся время. Ему тоже предстояло сдавать экзамены и делать выбор, продолжать учёбу в школе или идти в училище, как большинство ребят, получать профессию. Ему не было большой разницы, с профессией он давно определился, работа в лесу, но здесь этому не учат. Если бы дела в школе шли успешно, то школьный вариант был бы предпочтительней, училище отнимет на целый год больше времени. А любую профессию можно получить за три месяца на предприятии. Раздали для подготовки экзаменационные билеты. Ничего нового для себя в них он не обнаружил и, повторив материал, легко сдал на отлично все экзамены. Но поскольку в течение учебного года не проявлял к учёбе особого внимания, учился средне, а устные ответы его не блистали полнотой и изяществом, в документы были выставлены тоже невысокие отметки, не соответствующие его уровню знаний и способностям. Это немного огорчило, воспрянувшего духом Сергея, он ещё кое-что может, это так просто, нужно лишь посидеть над химией, подучить таблицу, грамм атом, грамм молекула, вспомнить, что из чего получается и сколько, физика и биология не сложно и, решив не тратить лишний год на не нужное профтехучилище, остался в школе.
   Задолго до окончания учебного года, ранней весной, из деревни пришло письмо. Старики просили Сергея выехать к ним пораньше, спрашивали, нельзя ли сдать экзамены экстерном. Сергей знал из исторического процесса о существовании ускоренного способа обучения, но ничего подобного в современной жизни не встречал. А чтобы переносить экзамены для одного человека, такого он не мог и представить, да не на том он и счету сейчас, что бы рассчитывать на благосклонность. Хотя, если честно разобраться, многое из того, что столько лет приходиться изучать, можно запомнить, просто прочитав книгу. Изучать, конечно, можно тоже по-разному, углублённо, разносторонне, учиться мыслить творчески. От того, что столько времени уходит на элементарную зубрёжку, становиться немного грустно. Как уже имевшему неоднократный опыт дальних путешествий, в спутники ему доверили младшую сестру. Собрав чемоданы, снабдив деньгами и адресами на все возможные случаи, посадили в поезд. Самое напряжённое время, поезда забиты до предела, билетов нет даже в общие вагоны. Ехать пришлось сидя. Выстояв многочасовую очередь в Свердловске, с таким же отсутствием всяких удобств, поехали дальше. Несмотря ни на что, в душе зажглось радостное ожидание. Никакие препятствия теперь были не страшны, осталось всего две небольшие пересадки, да лесом немного.
   Во второй половине дня, насмотревшись в окна вагона на леса и поля, радостные выско-чили на перрон своего городка, и на автобусе добрались до аэропорта. Автобус до района давно ушёл, попутных, продуктовых машин шло мало, весенние дороги были разбиты и оставался только самолет. В аэропорту скопилось немало народу, все надеялись улететь, интересовались, дополнительными рейсами. Сергей не отходил от кассы, не уступая очереди, упрямо лез вперёд, иначе придётся проводить ещё одну долгую ночь, без еды и отдыха в неотапливаемом здании. Когда объявили продажу билетов, силой пробившись к окошку и громко крича, он вне очереди протянул кассиру руку с деньгами, получив так необходимые им билеты. Видя детей без взрослых, никто из пассажиров не отреагировал на его грубость. Хорошо ли он поступил, рассуждал он в самолёте, взлетая и опускаясь с перехваченным дыханием в какие-то ямы. В очередях настойчивость дело обычное, иначе можно вообще никуда не уехать, только для него такое поведение противоестественно. Пропустившие его пассажиры, наверное, просто пожалели их, решил он, испытывая в душе некоторый стыд и оставаясь им очень благодарен. После долгих качаний над стемневшими лесами, небольшой, лёгкий самолёт с десятью пассажирами приземлился на закате солнца в поле за селом, местном аэродроме. Надышавшись особым запахом воздушного судна, в быстро сгущающихся сумерках ступили они на родную землю, закончив счастливый рейс. Дома, всё вокруг свое, родное, а осталось самое трудное, два десятка километров по дороге от райцентра, да ещё там час, другой. Ни людей, ни машин. Однажды с матерью они ночевали здесь у каких-то знакомых, он не стал никого искать и пошёл пешком. В полной темноте вышли за село, за ночь доберутся в любом случае, какая разница, теперь они всеравно дома. С чемоданами вот только придётся повозиться, да уж как-нибудь, лишь бы с каждым шагом быть ближе к дому. Не успели отойти они и нескольких километров, как яркий свет фар позади, осветил дорогу. Молодой шофёр спросил, далеко ли собрались, и согласился подвезти. Одна удача следовала за другой, день выдался поистине счастливым. Такая даль, думал он, поглядывая из окна машины на ночной лес, пришлось бы ему помучиться с чемоданами, идя пешком. На радостях отблагодарив шофёра, он высыпал ему всю оставшуюся в кошельке мелочь. Вот теперь они дома, можно отдохнуть, посидеть, представить, как будут удивлены дед с бабушкой, увидев их одних среди ночи. Впереди ждало целых три месяца счастья, цветов, мёда, незабываемое, лучшее в его жизни лето. Малозаметной в полуночной тишине, просёлочной дорогой, минуя тусклые огоньки погрузившихся во мрак деревень, лесами и полями, ещё долго добирались они до дожидавшихся их уюта, тепла и отдыха.
   Снова вокруг те же, милые сердцу дома, пасека, липы и черёмухи вокруг, жарко натопленная баня. Ко всему теперь он относился с особым трепетом и вниманием. Даже простая тропинка от дома к дому среди травы и цветов, радовала его, каждым своим шагом и поворотом. Идя по меже между полями, глядя на оставшуюся внизу деревеньку и приближающийся лес, переполнялся безграничным, непередаваемым счастьем, желая только одного, чтобы как можно дольше ничего не менялось. Пообедав, сидел на высоком берегу, возле старого амбара с соседом, переехавшим из города в деревню пенсионером, ещё крепким мужчиной, увлечённым охотником и пчеловодом. Непонятная другим страсть сближала их, порождая долгие разговоры о лесе, об охоте и оружии. Как-то, будучи в райцентре, он заснул возле магазина и потерял свою двустволку, теперь ходил с ижевским одноствольным ружьём, но удача не покидала его. Со своей, способной собачкой Найдой, за осень взял двенадцать зайцев. Стремясь к далёким лесным странствиям, Сергей мало интересовался охотой с гончими, хотя походить в бодрящем осеннем воздухе по окрестным лесам и перелескам, послушать страстный, азартный лай взявших след собак и перехватить летящего на тебя зайца, конечно здорово. Был он когда-то ловок и силён, показывая свою удаль, один понёс тяжёлый рельс и повредил спину, но глядя как управляется он с тяжёлыми копнами сена, в это с трудом верилось.
   - А мы с дедом-то твоим вместе бежали - вспоминая подобно всем старым людям своё прошлое, сообщил он Сергею.
   За праздничным столом всплывали всё новые неизгладимые картины. Собрались мы вот также однажды, вспоминал он далёкое, не оставлявшее его прошлое. Посмотрите, говорят, а у него пальто-то снова суконное, а ведь всё забрали. После таких слов с трудом удавалось сдержи-вать слёзы. Почти в каждой крестьянской избе были свои подобные истории о грабеже, насилии и несправедливости. Теперь взрослая дочь его жила под Москвой, зять подполковник, тоже из местных, по долгу службы долго находившийся на Ближнем востоке, во времена резко обострившихся там межгосударственных отношений. Со дня на день он ожидал приезда внучки, о которой говорил с такой важностью и любовью, что ожидаемая гостья представлялась Сергею почти взрослой девушкой. Его же такое событие совсем не радовало. Что принесёт с собой в первобытную тишину новый, городской человек, вся сущность которого, интеллект и положение в обществе во многом определяется болтливостью, умением говорить и показывать себя в выгодном свете. Но любовь одиноких стариков к долгожданной внучке просто поражала его, должно быть она и в самом деле неплохая, только ему для полного счастья ничего кроме леса уже не нужно.
   Год назад, в прошлое лето, деревня словно осиротела. Неожиданно скончался являвшийся для всех надеждой и опорой единственный в ней трудоспособный мужчина. Был он настолько крепок и силён, что выпитая бутылка водки не оказывала на него почти никакого воздействия. Также ладно и споро продолжал он выполнять любую работу, делая за час столько, сколько его ревнивой и вечно недовольной жене не сделать было и за неделю. Как только не проклинала она его, чего только не желала, он всегда оставался неизменно спокоен. Приняв как-то от немолодых жителей благодарение за оказанную помощь, он лёг отдыхать в тени кустов на поле и не проснулся. Развернувшееся, вышедшее в знойный полдень из тени Солнце, начало немилосердно припекать и жечь. Раскинувшись, он лежал на спине, когда стошнило от паршивого самогона и лишённый воздуха, он навсегда остался недвижимым. Сергей спал на веранде, когда услыхал в ночи дикий, женский рёв, это надрывалась и рвала на себе волосы неутешная, лишившаяся в одночасье мужа и работника, языкастая, сварливая вдова. Теперь этот, помнящий революцию дед, оставался в деревне самым сильным мужчиной.
   Тихие лесные прогулки и не нарушаемое никем спокойное созерцание окружающей природы с благожелательным миролюбивым настроением и глубокими размышления о жизни, то, ради чего он с таким трудом пробирался сюда через всю страну, всё могло рухнуть из-за появления взбалмошной и самонадеянной городской девицы, какими все они представлялись Сергею. Считая наступившее лето окончательно испорченным, омрачённый появлением здесь в глуши каких бы то ни было признаков чуждой, ненавистной ему цивилизации, с подавленным настроением, наслаждаясь последними безмятежными днями, поднимался Сергей с корзиной грибов по широкой парадной лестнице.
   - У нас сегодня будет замечательный обед - с радостью сообщил он громким голосом о своём прибытии, войдя в дом.
   Никого не найдя, прошёл во вторую половину дома, и оказался в просторном, светлом зале, не ожидая встретить здесь кого-либо из посторонних, совершенно не готовый к таким неожиданностям. Но сделав несколько шагов, он увидел тихо сидящую, на стуле возле печи небольшую, примерно одного возраста с сестрой девочку в зелёной кофточке. Значит это и есть та самая, долгожданная всеми гостья, совсем ребёнок. Тревожившее его последние дни беспокойство сразу исчезло. Это даже хорошо, сестре не будет скучно и одиноко. Её присутствие не вызовет осложнений, не нарушит сложившегося порядка вещей, никаких отношений, выяснений чего-либо и даже просто разговоров между ними быть не может. Похоже она очень не плоха, ещё не видя её лица, лишь взглянув на неё сзади, решил Сергей.
   - Знакомься, это Лена - увидев его, сказала сестра, девочки смотрели телевизор.
   Не зная как представиться, и нужно ли это делать, ведь приехала она не к нему, и не к ним, совершенно чужой человек, Сергей промолчал по своей привычке, что конечно охарактеризовало его не лучшим образом, и он опять оказался в неловком положении невежи и тугодума. Повернувшись, девочка некоторое время пристально и невозмутимо смотрела на него. Хотя может это был всего лишь один короткий взгляд, но не видя его, он ничего не видел. Ему не раз приходилось испытывать сильные и глубокие чувства, но сейчас он был просто поражён, ничего подобного встречать ещё не приходилось. Как она необыкновенно хороша и красива, сразу же отметил он, такое бывает только в сказках, встретить что-либо подобное в реальной жизни невозможное чудо. Но удивляла не только её красота, восхитительная внешность отлично гармонировала со всей остальной сущностью и словно являлась отражением не по-детски большого, серьёзного, такого же совершенного внутреннего мира. Первое время он просто оставался в восторге и изумлении, а в душе его происходил переворот сознания. Ещё при первом взгляде, он отметил в ней одну важную особенность, это способность всё глубоко понимать и чувствовать, что являлось для него необходимым и важнейшим качеством человека, которого он мог бы любить и уважать. Она словно соответствовала всем идеалам красоты, совершенства и порядочности, жившим в его сознании и неожиданно явившимся ему в осязаемом, реальном виде. Проникновение в её духовный образ, соединение с ним, придавало ему законченную целостность всего его существа. Словно это была часть его самого, вырванная из него, потерянная, что нужно было восстановить, вернуть на место. Её скрытая, внутренняя жизнь поразила его не меньше, чем внешность и только это, чистая, сияющая её душа нужны были ему. Всюду следовать за ней, быть рядом, видеть и слышать её голос, скоро ни о чём ином он не мог уже и подумать. Какой бездонный мир отразился в её необыкновенных, пронзительно синих глазах, непостижимая высота синайских небес или навеянное пирамидами напоминание о величии и силе всемогущего разума. При всём том она оставалась очень простой и естественной, что делало её просто замечательной и хорошей подругой. Зелёная кофточка хорошо гармонировала с окружающим земным раем, и даже волосы её казались немного зеленоватыми. О далёком городе, частью которого она являлась, напоминало лишь не снятое с ушей золото, как свидетельство иного, не здешнего мира.
   Теперь он не задерживался долго в лесу. Если раньше, исследуя новые места, он уходил не известно куда и забывая обо всём, мог находиться там целый день, то теперь, быстро осмотрев окрестные перелески, поскорее возвращался домой. Он сам был удивлён своему состоянию, настолько важна для него была эта девочка, так изменившая его жизнь. Хотя он по-прежнему ни о чём не мечтал и не строил никаких фантастических планов, отлично понимая всю невозможность каких-либо отношений. Да они и не нужны были ему, он и так был счастлив, одним присутствием её. Быть рядом, видеть её ежедневно было пределом мечты и высочайшим счастьем. Он был уже почти взрослым парнем, и не только внешняя привлекательность влекла его к женщинам. Но в данном случае было нечто совсем другое, не связанное ни с какими желаниями, страстями или ожиданиями чего-либо. Как любовь к родине, её природе, к родителям и семье, самые высокие чистые чувства, такое же независимое от физического тела, только сильное, резкое и обострённое чувство переполняло его душу, без всяких на что-либо притязаний, делая его самым счастливым человеком на свете.
   Даже не находясь рядом, он чётко представлял её, и между ним и её образом возникало что-то реально самостоятельно существующее в воздухе, нечто живое, подобная пчелиному рою, новая, совершенно не понятная, невесть откуда взявшаяся сущность. Ничего подобного с ним ещё не случалось. Наверное, это и есть любовь, самая настоящая, только даже это слово казалось, не выражает все его чувств, настолько близка и понятна ему была эта девочка. Милая, звучало точнее и правильнее, хотелось прижать её к своей груди, сказать ей об этом. Но стоит ли говорить об этом ребёнку, хотя кажется, она всё прекрасно понимает. Неизбежно часто находясь поблизости, он иногда пытался остановить её, поговорить, сказать что-то, но она, то морщась, то улыбаясь, постоянно уходила вслед за сестрой. Понимая, что времени остаётся всё меньше, кончится короткое лето, и больше её он никогда не увидит, Сергей стал целыми днями буквально ходить за ней. Живя в абсолютной свободе, не ограниченный никакими правилами и приличиями, вёл он себя, наверное, не лучшим образом, и не только от не возможности говорить. Пребывая в постоянном одиночеств, он давно утратил многие навыки человеческого общения. Но девочка, не выказывая недовольства, вела себя сдержанно. Лишь когда поведение его, переходя допустимые границы, стало превращаться в навязчивое преследование, устав от назойливого внимания и повернувшись к нему, она коротко и ясно объяснила ему, что ей это начинает очень не нравиться.
   Он даже не имеет права обижаться на такой отрезвляющий, резкий отзыв, признавая бес-тактность своего поведения, сознавал Сергей. Что можно ждать от немого, в положении которого он находиться вот уже не первый год. Невольно опять вспомнился Тургеневский Герасим, с которым он находил теперь всё больше общего. На что обижаться, недостатки свои он и так знает. Ему от неё ведь действительно ничего не нужно, она ему так же мила и он остаётся счастливейшим человеком. Так что это только старая досада, не с ней связанная, не более. Наоборот, он был благодарен ей за то, что целый отвергнувший его и отвергаемый им мир, приобретя в её лице столько совершенств, стал достоин большего внимания. Не всё я мире ненавидел, не всё я в мире презирал, не раз впоследствии вспоминались ему слова поэта, при мысли о ней. А не имей он ограничивающих его особенностей с произношением, можно ли было предполагать какие-то другие взаимоотношения. Навряд ли, они всеравно остаются достаточно разными людьми. Даже при самом лучшем развитии и становлении его личности, между ними остаётся большая разница, пропасть. Она другой человек из другого мира. И дело не только в этом. Может так и должно быть, любовь только тогда и существует, когда есть что-то очень желанное, но недостижимое, к чему можно только стремиться и верить. А при достижении этого исчезнет вся необычность и прелесть, и кроме обыденной, простой жизни ничего не останется. Не хотелось соглашаться с такими выводами, не сбывшаяся любовь или отсутствие её, скорее просто признак личного несовершенства. В идеальном мире так не должно быть.
   А если всё же предположить не возможное и рассматривать её с позиций спутницы для жизни, насколько, не он, а она или подобный ей образ соответствует ему. Изнеженный городской человек, хотя пока трудно говорить об этом, сможет ли она быть ему спутницей и помощницей. Всё, за что бы он ни брался, требует огромного напряжения, ограничений и связано с множеством трудностей. Будь то замкнутость поглощённого учёбой человека, не всегда лёгкая и интересная судьба рабочего и уж тем более жизнь в лесу, в деревне. При мысли об этом рядом с собой он видел только один образ, простая здоровая женщина, наподобие её двоюродной сестры, из соседней деревни. Такая и работу любую выполнит и хоть способна на любую шутку и дерзость, будет верной и надёжной, если сам того стоишь. А что ещё нужно, от одной такой мысли становилось спокойно и хорошо. Неизвестно ещё, что лучше, тихое, спокойное благополучие или не проходящий, волнующий огонь пламенных чувств. В том варианте, как виделась ему предполагаемая спутница его жизни, она оценивалась им, и нужна была, прежде всего, как работница, а не любимая игрушка, с удивлением заметил он. Вполне разумно, по словам бабушки так поступил его гениальный дед. Но, тем не менее, они были всю жизнь очень дружны и любили друг друга. Всё же взаимопонимание и любовь, это основа для любых взаимоотношений и он просто не сможет поступить иначе. Всю жизнь он будет вспоминать это счастливое лето, необычную девочку, всепобеждающее платоническое чувство и никогда не сможет выбрать ничего другого. Подобное в жизни, он встречал только у Байрона, о чём узнал из дневников Пушкина. Жизнь поэта была не менее замечательна, чем его произведения.
   Лето было солнечным и тёплым, в некоторые дни столбик термометра поднимался до тридцати и более градусов, что в сочетании с влажным воздухом было довольно жарко. Больше всех теплу были рады пчёлы, с утра до вечера находящиеся в полёте. Пасека гудела от напряже-ния. Занятые делом, они не обращали никакого внимания на вторгшегося к ним в улей человека. Попробуй, потревожь их в непогоду. Рабочие продолжали убирать сено, в заготовке кормов ак-тивное участие принимала вся местная молодёжь. Бригадир попросил Сергея помочь. В другое время он с радостью принял бы такое предложение, но сейчас ему ни на миг не хотелось расста-ваться с милым сердцу предметом его внимания, но отказываться было неудобно. Знакомая не-сложная работа, мальчики и девочки шутя и смеясь, легко управлялись с быстро сохнувшим се-ном. Он всё время поглядывал на находившиеся невдалеке домики. Закончив работу вблизи де-ревни, поехали убирать дальние поля. А в сердце нарастало тревожное беспокойство, скоро и так придётся расставаться, уезжать, посмотреть хоть ещё на неё и, поработав недолго, покинул поле и ребят.
   Девочка находилась со своим дедом и бабушкой складывающими возле леса сено в коп-ны, когда Сергей нашёл её и решил исправить мучившую его свою недавнюю оплошность. Они собирали грибы, когда стремясь показать своё мастерство, увлечённый азартом, он обобрал все встречающиеся на пути грибные места, не оставив для спутниц никаких надежд на удачу.
   - Оставь немного Лене - сказала сестра.
   После чего часть грибов он переложил девочке в корзину, но жуткий стыд не переставал мучить его. Нужно было как-то исправить эту ошибку и хоть чем-то сгладить свое некрасивое поведение. Блуждая по лесу, он нашёл усыпанную ягодами молодую черёмуху. Возле дома доступных ягод почти не осталось. Одну большую, чёрную от крупных, спелых ягод ветвь, он преподнёс девочке, молча взявшей её. Останется ли в памяти её что-либо хорошее, скорее она даже не захочет вспомнить о нём, с горечью думал он, возвращаясь по тропинке домой. После изнуряющей жары, как это часто бывает, небо разразилось проливным дождём с грохотом и молниями. Он находился в поле, когда лавинами хлынул на него тёплый летний дождь, стекающий по его голове и телу. Не спеша уходить, вместе с оживающей природой испытывал неописуемое блаженство. Сколько он мечтал о таком ливне в знойных и пустынных степях Азии. Как много значит для него его земля, природа и живущие на ней люди, больше ему и в самом деле ничего не нужно. Это выше всего. Он неотделимая часть этого мира, из которого его никому не вырвать и нужно ли ещё что. А любовь, это тоже необходимо, в природе она всюду, в птичьем пении, в лучах солнца и в стремящейся к свету зелени, без неё нет жизни. Сама природа и есть любовь, только не грешная, не безумная, не роковая, а счастливая, не проходящая, вечная. Такой же она должна быть и у людей по отношению друг к другу, подобно той, что словно удар молнии пронзила его этим незабываемым летом. Жалел ли он об утраченном времени, которое он мог бы провести в самом глухом лесу, где живет его душа. Нет, без настоящей любви, без веры в счастье, недоброму, бездушному человеку там будет холодно и одиноко. Без неё он не сможет быть частью природы, да и всей жизни, тем более того большого, необъятного мира всего лучшего и совершенного, к которому стремиться, где правит любовь и пропуском в который является.
   За всё лето он так ни разу и не побывал в своей деревне. Пройтись по родным местам, посмотреть, вспомнить всё, было бы не плохо. Но своего дома там уже не было, а ходить по чужим домам и выслушивать любопытные вопросы, не зная, что сказать в ответ, не очень хотелось, ведь кроме того, что дали квартиру, о чём все уже давно знали, больше похвастать было нечем. Да и времен прошло немало, многое изменилось, повзрослели его бывшие товарищи, а он словно навсегда остался тем же мальчишкой, каким в последний раз, сидя в уходящей под гору машине видел свою деревню. Ни поговорить, ни вернуться в прошлое, а оказаться странным молчуном и букой там, где было всё так хорошо и омрачить даже память, единственное, что осталось, он не мог. Вот она, за лесом его деревня, напрямую вёрст десять будет, не больше, совсем рядом, прошлым летом он был там, одна грусть и сожаления, лишь земля да лес, всё те же, неизменные, но они и здесь такие же. Тропа к речке, полевая дорога к лесу, цветы вокруг, всё точно такое же, это тоже его родина, Черемисы, земля матери и потому здесь ему так хорошо. Сестра не выдержала и попросила бабушку отправить её домой, в ту деревню, где мы жили, как выразилась она, и шофёр, трижды в день возивший молоко на маслозавод, отвёз её в село, находящееся в получасе ходьбы от их деревни. В разгар летних работ, даже старики все оказались заняты, встретив подружек, походив от одного дома к другому, забытая и ненужная, она пешком направилась в обратный путь. Не зная прямой дороги через лес, пятнадцать вёрст пробежала она тёмным волоком, пугаясь встречных машин и ещё с угора, завидев дедов дом, крича, бабушка, я есть хочу.
   Почти не заметная грусть и появившаяся в природе особая прелесть, напомнили о том, недолгое северное лето отдаёт им последние благодатные дни. Приехал отец, чтобы отвезти их домой. За девочкой тоже приехали, мать с братом. Её темноволосый и смуглый как цыганёнок брат, курсант военного училища, тоже решивший связать жизнь с армией, не смотря на все уговоры не делать этого, был совершенно не похож на неё. Но был не менее интересным и замечательным человеком, интонациями разговора и активной жизнестойкостью чем-то напомнивший своего делового деда, с которым Серёжа любил поговорить об охоте. Мать её встретилась им с отцом возле старых лип. Я наверное с вашим братом училась, призналась она. В свое время она тоже была красавицей, заметил Сергей, глядя на статную, привлекательную женщину, почему дочь должна оставаться дюймовочкой. Обстоятельство, что объект его внимания таких крохотных размеров, всегда немного смущало его из-за опасения, поймут ли это люди, а главное, заставляло сделать вывод, что для трудной и серьёзной жизни она окажется мало пригодной. Похоже, это не так, быть женой офицера дело не простое. Со мной она училась, сказал отец после разговора, решивший по каким-то причинам не вспоминать прошлое, видимо тогдашние его успехи в учёбе не позволяли с гордостью заявить о себе. Запряженная в телегу лошадь, управляемая соседским мальчишкой, не спеша доставила их к автобусной остановке. В небольшом местном автобусе оказались занятыми все места. Кто возвращался в Москву, кто в Нижневартовск, звучали всемирно известные названия мест. Гордые пассажиры рассказывали о своих делах. И ни один из них никогда не слыхал о городке, куда едет он. Но сейчас это мало волновало его, все мысли были стремлены вперёд, где на первом сиденье находилась девочка. В голове сами собой звучали высокие слова о том, что кому-то ты отдашь своё сердце, ну, что же, так должно быть. Всеравно он благодарен судьбе за то, что в его не сложившейся жизни, где кажется не осталось никакого места для восторга и умиления, произошло событие, наградившее его такими трогательными и волнующими пе-реживаниями, показавшие, как должно всё быть и кем может стать женщина. Оставался позади, пробегавший за окнами автобуса, тёмный, бесконечный лес, с которым он тоже прощался. Но его он ещё сможет увидеть, а вот её, никогда и, не обращая ни на что внимания, ни с кем не разговаривая и не переставая удивляться произошедшему с ним этим летом чуду, всё смотрел и смотрел вперёд, туда, где в зелёной кофточке виделся маленький зелёный человечек, самое милое и дорогое существо на свете.
   В то лето по телевизору впервые показали "Семнадцать мгновений весны". Не прерываемые рекламой, полные достоверности, волнующие события, приковали к экрану внимание всех жителей страны. Любимые артисты, героические эпизоды. Каждый вечер, не отрываясь от экрана, погружаясь в историческую судьбу героев, он смотрел очередную серию. Для него фильм неожиданно приобрёл совсем другой, особо важный смысл. Одна из его героинь, в некоторые моменты удивительно напоминала ту, с которой он мысленно никогда не расставался. Приобретя впоследствии фотоаппарат, он сделал с экрана снимок и всегда, кем бы и как не увлекался, держал эту фотографию у себя на столе.
   Глава 10
   Снова шум, грохот, пыль, громкие голоса, недовольство и раздражение многолюдного города, рабочая окраина страны. Серый, примелькавшийся проспект, с пирожками и мороженым, окружённый бараками, длинными заборами и заводскими трубами. За которыми ещё гордое, возносящееся над всем миром трудовое сознание, упорно пытается доказать своё главенство и превосходство над любой иной человеческой сущностью. Являясь выходцем из крестьянского, кулацко-интеллигентского сословия, он по определению не обладал такими достоинствами. Образование и всё чем они жили, все их мечты и надежды, должны были служить созидательному пролетариату. Но слишком большое умствование большинству людей всегда казалось непонятным и опасным, граничащим с инакомыслием преступлением. Многое из этого осталось в прошлом, но не здесь, за колючей проволокой, в дымных цехах заводов и лагерей, где излишне задумчивый человек вызывает подозрение и недоверие, ведь это никогда не доводило до добра. Да и стимула большого к учёбе не было, простое, десятками лет не менявшееся оборудование, не требовало исключительных знаний. А после техникума или института вернёшься на тот же завод, на такую же, как у рабочего зарплату, только с большей ответственностью. Но в целом, наперекор всему обывательскому, иждивенческому настроению, ещё уповающих на светлое будущее масс, страна медленно, но твёрдо двигалась к намеченной цели, строго выполняя наказ своего вождя и учителя, учиться, учиться и учиться. И при всем нежелании продолжать учёбу в школе и пойти на производство, он вынужден был вернуться к бессмысленной для него трате времени за партой.
   А ведь когда-то знания были главным делом его жизни, они и сейчас остаются для него основой всего. Открыв на звонок дверь, он неожиданно увидел своего классного руководителя, немолодого и серьёзного, заслуженного учителя страны. Что заставило его прийти к нему домой. Учитель начал уговаривать его остаться в их школе, что показалось Сергею странным, перед окнами квартиры красовалась только что выстроенная новая школа. Не объясняя причины, учитель продолжал настаивать, хотя Сергей и сам понимал положительные стороны такого решения. Привычный коллектив, знакомые, с пониманием относящиеся преподаватели и наконец-то, именно здесь, школьные дела начали складываться успешно, стоило ли рисковать всем ради того, чтобы не тратить на дорогу в школу лишние полчаса, в деревне-то ходили и дальше. Но объединённый из нескольких классов, коллектив уже не будет прежним, так какая разница, где продолжать учёбу и он легкомысленно отказался от предложения старого учителя, хорошо представлявшего все его трудности. Но главное, пожалуй, было даже не в этом, а в том, что он вообще нигде не собирался больше учиться. Немногим больше двух лет оставалось ему до совершеннолетия, после чего он сможет навсегда покинуть этот город, так не всё ли равно, где и как он их проведёт. Возможно, опытный преподаватель заметил какие-то особые способности в молчаливом ученике и надеялся на их дальнейшее развитие. Нет, дорогой учитель, с грустью подумал Сергей, с этим всё покончено. Путь к настоящей свободе мысли и творчеству без родного языка мне закрыт и ничто другое, ни дипломы, ни высшее образование, меня не интересует. Кто видел мир с таких высот как он, ничем другим уже не удовлетворится.
   Ещё недавно, ни о чём не задумываясь, дружной толпой, балуясь, веселясь и перебивая друг друга, покидали они школу. И какими взрослыми, серьёзными людьми, всего через несколько месяцев, став старшеклассниками, пришли они в девятый класс. Величественные, не позволявшие шуток девочки и важные, полные солидности и достоинства парни. Он давно не общался с такими ребятами, пожалуй, это был лучший в его жизни класс. Никто не позволил бы даже малейшего намёка на какие-либо его особенности, что и как он не говори. Все условия для полноценных занятий, о которых раньше можно было только мечтать. Весельчаки и шутники, все, у кого школа вызывала жуткое недомогание, ушли в профтехучилища, осваивать рабочие специальности. Занятый последние годы обидами, недоверием и одинокими мечтами, оказавшись в нормальном, доброжелательном коллективе, он увидел, насколько же он отстал от жизни. Ни поговорить, ни вести себя соответственно. А главное, никуда не исчезнувшие трудности с произношением, язык по-прежнему плохо слушался его. И что ему во всей этой учебе, кем бы он ни стал, вся жизнь человека состоит из разговоров, дома, на производстве, тем более руководящего работника, что предполагает образование, везде нужно постоянно много говорить и говорить. Как же жить с его немотой, когда красноречие во многом определяет положение человека в обществе. Если столько лет оказались безрезультатными, стоит ли теперь на что-то надеяться. Правда и в городе то он не жил, все больше дома, да в деревне, но ведь ничего, абсолютно ничего не меняется.
   А не остались ли в прошлом приносящие когда-то гордость и славу, все его замечательные способности, не утратил ли, лишённый постоянной нагрузки и тренировки мозг, перспективу былых возможностей. И вся его вера в свои силы, лишь ничем реально не подкреплённое, возвышенное самомнение. Новые одноклассники часто оказывались куда смекалистей и практичней его. В карете прошлого никуда не уедешь, приходила на ум давно известная мудрость. Сосед по парте продолжал ещё аккуратно списывать у него задачи по алгебре, но это уже ничто не меняло. В обществе, где способность красиво говорить и умение правильно поставить себя гораздо важнее знаний, в дальнейшем продолжении образования, он не видел никакой перспективы. Со своим косноязычием он не находил себе места даже в классе, постоянно испытывая стыд и неловкость. О какой-либо дальнейшей жизни в городе не могло быть и речи, только в лес, ждать осталось совсем недолго, и все усилия он снова сосредоточил на спорте.
   В окружении преуспевающей молодёжи, красивых девчонок и удачливых парней, он со своим молчанием и скованностью почувствовал себя особенно ущербным. Стоя у доски, видя устремлённые на него внимательные взгляды, никак не решался заговорить и, не желая выгля-деть уродом, снова замолчал. Решив, что с учёбой всё кончено, перестал уделять занятиям даже самый необходимый минимум терпения и внимания. Не вслушивался в слова учителя, не старался разобраться в длинных формулах и уравнениях, мелким подчерком заполнивших всю большую бледную доску. Неожиданно для себя в одной из девочек он обнаружил большое сходство со своим недавним увлечением, но никоим образом старался не обнаружить этого. После пережитых летом взлётов небывалых ощущений, он вообще не обращал ни на кого внимания, лишь испытывал различное расположение. И потом, неизвестно как отреагировала бы девочка, узнав о его симпатиях, не хотелось оскорблять её своим вниманием. А рассчитывать на что-то другое, он, по предыдущему опыту, уже не надеялся. Да и не надо было ему ничего, его идеал и так всегда с ним. Для него сейчас самое важное физическая подготовка и оставив всякие попытки влиться в дружный коллектив класса, направил все усилия достижение результатов в более практичной области человеческой деятельности.
   - Давай, давай, не головой, так ногами - сказала со вздохом немолодая учительница од-ному из учеников, успевшему прославиться в разных видах спорта, но не желавшего глубоко вникать во все тонкости сложных химических процессов.
   Сергей впервые слышал такое не лестное высказывание о спорте. Красивый парень, доб-родушный великан и удачливый боец на ринге, был их гордостью и всеобщим любимцем. Сергей не переставал восхищаться им, считая его достижения большим достоинством. А что она думает обо мне, ведь про него нельзя сказать даже этого. Нужно срочно заняться собой, хотя бы попытаться стать сильней и здоровее, это единственное, что он сейчас может сделать, да и необходимость в этом гораздо большая, чем кажется из школьного кабинета хворавшим то гриппом, то простудой учителям.
   Кому-то из местной власти, вдохновлённой примером легендарных тимуровцев и другими широко известными литературными способами перевоспитания молодёжи, пришла на ум обнадёживающая перспектива. Привлечь к охране правопорядка, наряду с целыми отрядами дружинников и милиции, мальчишек подростков, надеясь вырастить из них настоящих мужчин и создать силу, способную противостоять всему уголовному, преступному миру. Подключённый к этому делу отставной военный, молодой пенсионер, энергично взялся за дело, уговаривая всех записываться в организованный в школе клуб юных дзержинцев. В программу клуба входило изучение боевого самбо, что в те времена было редкостью и не могло не заинтересовать ребят, изучение права и прыжки с парашютом. Желающих море, но оказалось, что всё это не так просто, вечерами надо будет ещё контролировать мрачные дворы и подворотни темных окраин. Прыжки с парашютом, когда ещё будут и разрешат ли ему с его зрением, а вот изучение рукопашного боя, это то, что нужно и наряду с несколькими активными, не робкого десятка ребятами и девчонками он записался в дзержинцы. Не представляя, как он с соседом мальчишкой пойдёт наводить правопорядок ночного города, разгонять буйную толпу. В лучшем случае над ними просто посмеются и дадут подзатыльник, хотя вряд ли обойдётся только этим, ну да до этого ещё далеко, а пока есть возможность, надо тренироваться и приобретать так необходимые навыки.
   Элементарное осмысление задуманных дальновидных планов руководства, подсказывало ему, что этому никогда не бывать. В принятом решении виделась далёкая от жизни педагогическая наивность. Во первых, зачем одну часть молодёжи противопоставлять другой, если они, так называемые хулиганы, никому особо не мешают, напротив, приходиться пользоваться их влиянием и защитой, и все взаимоотношения давно улажены сами собой. Говорить о каком-то влиянии на молодёжную среду вновь созданной организации, можно только при её массовости, как это было у тимуровцев, а не пяти семи человек. Не лучше ли завлечь, заинтересовать людей делом. Все пороки от безделья, сначала из молодёжи делают лодырей, вынуждая здоровых парней просиживать больше десяти лет в школе и училище, а потом ждут от них какой-то инициативной деятельности. В деревне к восемнадцати годам парень уже настоящий, полноценный мужчина, готовый взяться за любое дело, а в городе в этом возрасте он ещё просит у мамы копейки на мороженое или отнимает их у кого-нибудь. И никакая педагогика не поможет человеку, лишённому возможности добиваться чего-либо значительного своим трудом, стать более положительным.
   Проходив несколько дней, Сергей так и не увидел настоящей тренировки. Отжимались, делали по очереди какие-то кувырки на единственном ковре, выполняли упражнения на гибкость. По старой борцовской привычке, наклоняясь назад и доставая пол руками, он легко вставал на мост. Это хорошо получалось ещё у одного мальчика, в котором он узнал того самого ловкача, вертевшегося когда-то в полу сальто в школе борьбы. Теперь это был красивый жизнедеятельный молодой человек, предмет внимания всех его одноклассниц. В открытую дверь спортзала с улицы заходили любопытные мальчишки, и присев на скамейку наблюдали за тренировками, среди которых Сергей заметил очень влиятельных в районе лиц. Неспроста это, подумалось ему. Когда будем изучать боевые приёмы, мы никого пускать не будем, успокоил наставник. Хотя какие это тренировки, он вспомнил многочасовые занятия в борцовской секции, когда возвращался домой с трудом передвигая ноги и бесконечные утомительные кроссы по горам во время занятий лыжами. Ну да, здесь же главный упор делается на приёмы, а на силу и выносливость, то к чему он стремится, но что дадут ему, как помогут два, три плохо освоенных хитрых приёма, к изучению которых они ещё не приступали. Появилось сомнение в полезности данных тренировок, а приближалась пора идти контролировать вечерние улицы.
   Окончив очередные занятия, он быстро оделся и первым покинул спортзал. На широком крыльце школы с удивлением заметил огромную, больше полусотни человек толпу, не придав этому большого значения, молодёжь любила собираться вместе. Насторожили перегородившие дорогу на выходе со школьного двора десятка два крепких ребят, со строгими, не слишком дру-желюбными взглядами, молча окруживших его. Не успел он выяснить в чём дело, как на него градом, со всех сторон посыпались отборные удара. Сбитый с ног, он ещё долго продолжал получать пинки. Наконец поднявшись и к удивлению обнаружив себя в полном порядке, подобрав шапку, двинулся потихоньку к дому.
   - Тебя тоже били - спросил его одноклассник, на следующий день.
   - Да - ответил Сергей, оказывается, это была заранее спланированная против них акция.
   - Отмахивался - поинтересовался он.
   - Против толпы, а смысл, даже прикрытья не успел - честно признался Сергей.
   Одноклассник предложил собрать своих друзей, чтобы организовать ответный удар и спросил, будет ли он участвовать. Он довольно ловок и ему, знал Сергей, не раз приходилось одерживать победы в поединках. Хотя где найти столько людей, чтобы выступить против толпы, это будет началом бесконечной вражды, а он в своем одиночестве, не готов был к этому и отка-зался принимать участие в предстоящих уличных боях. Предвидя неизбежность повторения слу-чившегося конфликта, с некоторым сожалением, на той же неделе, перестал посещать тренировки скоро прекратившего существование клуба.
   Но захватившая его идея физического совершенства не переставала волновать. Что для этого нужно делать, начинать заниматься организованно в спортивной секции для его возраста уже поздно, а после окончательного разрыва с планами просвещения, вопрос о физической под-готовке и здоровье встал особенно остро. В комнате, возле балкона углу лежали две пары ганте-лей разного веса, можно продолжать бегать кроссы по окрестным холмам. Уходя в свободное время далеко за город, он нашёл замечательное место, где сидя на выступающем из горы камне любил мечтать и размышлять о будущем. С расположенной в гряде холмов сопки открывался фантастический вид долины, внизу которой, в нескольких километрах, поднималась из дыма мрачная стена городских зданий. А здесь тишина и покой. Со временем, маршрут до горы и об-ратно, стал местом его постоянных пробежек. Отдышавшись на вершине кургана, по кем-то про-ложенной каменистой дороге, тяжело дыша, пускался в обратный путь. Правда бегун он был не важный, хотя это и было одним из его любимых занятий. Но бегать можно было только летом, а что делать зимой, когда запотевшие очки не позволяют полноценно заниматься лыжами.
   Но всё это, поднятие тяжестей и бег, оставалось редким и непостоянным явлением, при-носящим большое удовольствие, но не делающим его сильней и выносливее. Желание быть сильным, как мужчину особенно привлекало его, да и в намечаемой таёжной жизни было просто необходимо. Время от времени он подходил к гантелям, поднимал их, сколько мог, складывал оба снаряда в одну руку, получался приличный вес, подвязывал к ним ещё маленькие, шестикилограммовые гантели, пока не приобрёл тяжёлые, двухпудовые гири. Но всё это по-прежнему оставалось игрой, для всестороннего развития необходимы были серьёзные, регулярные занятия. Что делать и как организовать их в домашних условиях. Пусть это будет не так эффективно, как под руководством тренера, но зато всегда доступно, да и цель его достижений не килограммы и рекорды, а здоровье и соревноваться он будет с самим собой. Пока он размышлял на эту тему, на глаза попалась заметка из молодёжного журнала "Смена", навсегда связавшая его жизнь с тяжестями, постоянным упорством и преодолением трудностей. С этого момента началась его серьёзная борьба над созданием своего образа. В журнале многие, в том числе здоровые и сильные люди спрашивали известного спортсмена о том, как улучшить свои физические показатели, устранить недостатки телосложения и добиться хороших внешних данных. В простой форме, предельно кратко и ясно, с помощью простых и доступных всем упражнений, была рекомендована несложная и удобная система тренировки, с необходимыми понятиями о нагрузках, чередовании упражнений и отдыхе. Всё это, забота о своем внешнем виде, телосложении, как он узнал позже, отдаёт немного культуризмом, осуждаемым и непонятным для многих увлечением. Но в развитии здоровья роль его оказалась не малая, да и всё же это лучше, чем лежать на диване. Поддерживающий антресоли брус был приспособлен для турника, всё остальное у него уже имелось. Три раза в неделю по два три, а то и более часа, давно жаждущий деятельности организм стал поучать полную нагрузку. При полноценном, калорийном питании, обычном в те годы для любого человека, результаты стремительно пошли вверх. Скоро он легко выжимал недоступные ранее веса, долго приседал с гирей за плечами, отжимался от пола и легко подтягивался десять раз, чем немало удивил всех на уроке физкультуры.
   Жизнь наполнилась не только смыслом, но и вполне заслуженным удовольствием, жаль только, что уроки в школе, за полной ненадобностью, сила есть ума не надо, оказались им совершенно заброшены. Но мириться с ролью отстающего ученика оказалось унизительным и, не желая продолжать дальнейшее образование, перестав посещать занятия, в конце учебного года он оставил школу. В саду начались весенние работы, и он с удовольствием проводил возле грядок целые дни, копая огороды себе и родственникам. Не сумев убедить непутёвого сына в необходимости продолжения учёбы, родители не стали досаждать ему разными упрёками и сожалениями. Застывшее, словно окаменевшее лицо матери уже давно ничего, кроме растерянности и безнадёжности не выражало.
   - Молоти Серёжка, рабочим сейчас хорошо платят - только и сказал разочарованный, но не терявший надежды отец.
   Лето, по установленному для детского возраста, с которым он ещё не распрощался, распорядку, было предоставлено отдыху и развлечениям. Ни о чём не задумываясь, он много купался в Урале, загорал в саду и поливал огород. Старшая сестра училась в институте, но технология производства мало привлекала её, финансовые дела и расчёты, интересовали куда больше и, промучившись два года, она пошла учиться на бухгалтера. Младшая дружила со всей улицей, имела массу подруг и жила, словно в ином мире, недоступной и непонятной жизнью. К тому отец времени приобрёл мотоцикл с коляской "Урал" и начались регулярные выезды на природу. Совсем не далеко, сразу за городом начинались удивительно красивые места, подходящие для съёмок остросюжетных, захватывающих фильмов. Когда они углубились в примыкавшие с севера горные отроги, а машина по каменистой дороге стала взбираться с одной горы на другую, Сергей, не перестававший мечтать о далёких землях, был поражён открывшейся ему удивительной красотой. Родителям было по силам купить и машину, но заядлым автолюбителем отец не был, рыбалкой не увлекался и, имея троих детей, они решили не тратить понапрасну деньги. Зимой ездить некуда, а летом во всех делах, привезти с огорода выращенную продукцию или съездить за грибами, мощный мотоцикл вполне всех устраивал.
   Пожив в двух городах у дорогих сыновей, на воспитание и образование которых была по-ложена их жизнь, не поладив с самолюбивой и гордой снохой медичкой, приехала к ним, жить с дочерью, их добрая бабушка, высказывая страшные догадки о преждевременной смерти своего любимого деда. Приобрела рядом, через улицу, небольшой домик и жалела лишь о том, что не сделала этого раньше. При её заботливом уходе, на огороде вырастало столько помидор, что их порой вёдрами раздавали родственникам. С сада отец привозил мешки яблок, которые тут же, на самодельном, но очень производительном агрегате, перерабатывали в сок и вино. Вечерами они любили собираться всей семьёй в тихом тенистом дворике под карагачем, молча отдыхали, вспоминали прошлое. А смогу ли я так жить, нужно ли ему ещё чего и спросил бабушку, жалеет ли она о деревне. Конечно, ответила бабушка, сказав, что у нас такой хороший климат, природа, но ей и здесь хорошо, наконец-то она обрела тишину и спокойствие. Сергей был рад за бабушку, нашедшую здесь свой покой и умиротворение, но ему пока этого не достаточно. Незабываемый запах цветущих лугов дороже раскалённой, продуваемой всеми ветрами степи, а торжественное величие хвойных боров лучше пыли и дыма шумного города. Но хоть что-то даётся человеку на старости лет после всех мытарств и невзгод, а каков будет его конец и будет ли у него хотя бы это.
   В один из выходных дней, неожиданно для всех, взрослые, оставив все дела и заботы, устремились на двух мотоциклах в находящееся в южной стороне от города, ущелье, отдыхать и ловить рыбу, планируя провести там ночь и весь выходной день. Запутавшись в зарослях, переездах и дорогах неширокой поймы Урала, где пробив скалы и утёсы, река делая крутой поворот, резко поворачивает на запад, остановились на ночлег. Пили чай, любуясь звездным небом, наслаждались тишиной и покоем. Редкие, но много значащие минуты в напряжённой трудовой жизни. Но бесконечному счастью не суждено было длиться долго. Самый активный из отдыхающих, его любимый дядя, обнаружив, что запас важнейшего для русского человека на отдыхе продукта с последней бутылкой заканчивается, а впереди еще целая ночь, оставив лоно природы и всех отдыхающих, среди ночи, не разбирая дороги, напрямик, прямо в тапках, через кусты и каменные осыпи, побежал в город. Бесцельное просиживание с неподвижным поплавком у водоёма было невыносимо для его энергичной натуры. Окружающие красоты, скудный оазис среди высохшей полупустыни, тоже мало вдохновляли. Как живёт, чем заполняет здесь душу человек его родины, так же как и он, до сих пор любящий и вспоминающий свою деревню. Хватит ли ему, Сергею, этих красот, чтобы жить. Он нашёл своё самовыражение и удовлетворение в спорте, как дядя в работе, но нужно ещё что-то, очень важное, может быть самое главное, своя земля. Его земля, это не просто километры леса, это ещё и другая жизнь и особенные, тихие, искренние и доброжелательные люди, знающие про тебя всё, с которыми можно ничего не говорить, ни объяснять, ни доказывать, но во всём иметь полное согласие. Без чего даже в зелёном, цветущем раю будет скучно, и куда уйти, убежать от такого одиночества кроме магазина.
   А он никуда бы не побежал, ночь у костра, даже в пустыне, фантастическое, полное таин-ственной неизвестности, завораживающее зрелище. И в один из выходных дней Сергей был приглашён принять участие намечаемом отдыхе. Устремив взгляд вдаль, и ликуя от радости, обдуваемый горячим степным ветром, мчался он по шоссе, всё дальше удаляясь от города. Миновав кварталы соседнего, находящегося за горой такого же дымного промышленного города, направились вниз по Уралу, подыскивая подходящее для отдыха место. Наконец свернув влево и скользя по песчаной колее, спустились в речную долину. Место показалось невзрачным, скудная полоска растительности вдоль невидимого в зарослях, усохшего русла Урала, но видимо выбирать больше нечего. Пересохший степной воздух стал наполняться влагой и знакомыми с детства запахами водной растительности. Весь берег, с пробитыми к воде подходами, следами чье-то пребывания, был давно обсиженными и обжитым, значит, они здесь далеко не первые. Узкая лента деревьев вдоль реки, где можно набрать валежника для костра, не слышно шума автострады, хоть далеко не то к чему он стремиться, но все же, пожалуй, совсем даже не плохо.
   Ни одной, даже самой мелкой рыбёшки, они в тот вечер так и не поймали. Сергей, так же как и его дядя, не находил большого удовольствия в бдении над замершим поплавком у мутной воды. Терпения, ждать когда, когда кто-нибудь из речных обитателей позариться на его наживку из дохлого червяка, хватало не больше, чем на полчаса. Рыбы и дома полно всякой, в магазине она почти ничего не стоит, и мать постоянно жарит её целыми сковородами. Но рыбалка, это совсем другое, только сидеть ничего не делая и ждать, это не для него. Тем временем остальные участники путешествия, обустроили лагерь, приготовили ужин и начали отмечать замечательный день. Только в расчётах запасов некоторых особо важных продуктов, на взгляд дяди, снова произошла большая ошибка, но бежать в город на сей раз было слишком далеко и, смирившись с катастрофическим невезением, пообещав больше никуда не ездить, раскинувшись на кошме, он заснул до утра богатырским сном. А Серёжа всю ночь любовался звёздным небом, поддерживал огонь и слушал шорохи вокруг костра. Хотя и без огня было тепло и комары не досаждали, но сон всё не приходил. Наконец он остался один бодрствующим, да и жалко было проспать то, к чему столько стремился, ведь ночь у костра, она везде одинакова. И он продолжал смотреть в звёздное небо и вслушиваться в ночные звуки, убеждаясь, насколько общение с природой важно, полезно и очевидно не только для него.
   Ставшие регулярными, эти поездки каждый раз вдохновляли его новыми надеждами, подтверждая, что даже здесь, рядом, есть совсем другая жизнь, без суеты и раздражения, дающая спокойствие и удовлетворение. Всего в нескольких десятках километров от города он с удивлением наблюдал спокойно переходящую шоссе косулю, не предполагая об их существовании. Отъехав подальше, увидели стоящего возле лесополосы невозмутимого и гордого верблюда. Подпустив вплотную, тяжело поднимался в небо, спугнутый ими, огромный степной орёл. Встречались на пути кошары для овец, с лающими собаками. На перевале, по склонам, в зарослях кривых берёзок и карагачей, именуемых местными жителями лесом, собирали грибы. Сидя на камне и глядя на долину с неизвестной речушкой, сравнивал эти места со своими лесами. Смог ли бы он жить здесь и быть счастливым, наверное, если родиться в этом краю и не знать ничего другого, пожалуй, можно быть всем довольным. Но тому, кто родился на земле, питающей своими родниками и ключами сердце Русской земли, Волгу, никогда ничего не забыть. Вода и воздух, земля и небо родины навсегда останутся ни с чем несравнимыми.
   Монотонная городская жизнь в ограниченном, замкнутом пространстве для него, сельского жителя оставалась непривычной и неприемлемой, вызывая уныние, разочарование и подавленность. Оказавшись за городом, он словно попадал в иной мир, сваливались давившая его тяжесть и напряжение, прояснялись мысли, легче становилось на душе. Каждый раз это был маленький праздник, особенно когда уезжать приходилось далеко. Один из родственников, настоящий рыбак и охотник, не любящий на природе шумных кампаний, пригласил его в поездку на реку, давшей название городу, в сторону Красного чабана. Сергей сразу же согласился и на следующий день, вцепившись в ручку мотоцикла Урал, обдуваемый свежестью раннего утра, летел он молчаливыми, безлюдными степями в сторону окружившего регион, бескрайнего Казахстана. Сама поездка интересовала его куда больше, чем любая рыбалка. Интересно, какая в этих безводных местах может быть рыба, всю дорогу рассуждал Сергей. Наконец показалась похожая на широкий речной разлив водная гладь. Чуть выше, невидимая в тростниках река словно исчезала, и её можно было легко перейти, даже перепрыгнуть, а где-то она снова широко разливалась по степной равнине. И ни одного, даже самого маленького кустика по берегам, только степной зной и солнце, но для рыбака главное вода, а её было достаточно. Но рыбы отсутствовала даже здесь, вдали от города. Ни энергичные взмахи спиннингом, ни различные насадки не принесли большого успеха. Но Сергея это нисколько не огорчало, к результатам рыбалки он оставался абсолютно равнодушным. В рыбалке, как и в охоте, везение и удача не всегда сопутствуют терпению и стараниям.
   До желанной свободы, совершеннолетия, оставалось совсем немного, каких-то полтора года, но нужно как то их прожить. Неплохо бы устроиться на работу и жить нормальной жизнью, как все люди, иметь свои деньги, заслужить уважение. Силой и выносливостью он может потя-гаться с любым взрослым, а физического труда на любом производстве более чем достаточно, грузчики, разнорабочие, подсобники, многие занимаются этим всю жизнь. Возиться с тяжестями ему нравиться и имея на руках паспорт, он пошёл обходить различные конторы и учреждения. Но мечте не суждено было сбыться, до восемнадцати лет его ни на одну работу никуда не брали, ни асфальт кидать, ни вагоны разгружать. Руководство не хотело брать на себя ответственности за несовершеннолетнего рабочего, да и платить ему при шестичасовом дне нужно было как за полную смену. Отчаявшись, он пошёл в специальный отдел при горисполкоме, занимающийся устройством подростков на работу, где получил категоричный отказ и совет пойти в училище. Но ему не нужна ни одна из заводских специальностей, через год он уедет отсюда. Не хотелось оставаться здесь ещё на три года, таков срок обучения в училище. Как можно научить работать сварщика или токаря по книжкам, не понимал Сергей. При редкой и кратковременной практике в училище, всеравно хорошо ничему не научишься и настоящим специалистом станешь, только когда будешь работать постоянно. Но ни одно предприятие не хотело иметь дел с несерьёзной и безответственной, неквалифицированной молодёжью.
   Походив ещё и подумав, подал заявление в ближайшее училище, с двухгодичным сроком обучения, осваивать специальность электрика. Но, не пройдя из-за зрения комиссию и махнув на всё рукой, перешёл в группу слесарей. Решив вообще ничему не учиться, просто тянуть время, жить своей жизнью, как и делают большинство учащихся в этих заведениях. Вечерняя школа, можно сходить пару раз в неделю, посидеть, послушать, но в принципе, и это не обязательно. Настроенный на вынужденное безделье и отдых, начал знакомиться с новой для него, традиционной и обязательной для подавляющего большинства жителей сферой городской жизни.
   К тому времени он настолько вырос и окреп, что, когда одетый в новый костюм с галсту-ком и в очках, впервые появился в училище, ребята приняли его за мастера, одного из своих бу-дущих преподавателей. Некоторые из них были ещё совсем юными, им не было и пятнадцати лет. Они шутили, смеялись и с удовольствием, по-детски гонялись друг за другом. Он словно возвратился в недавнее прошлое, школьные годы, с которыми успел навсегда распрощаться. Многие ребята приехали издалека, что привело их сюда. Узнавая в них недавних сельских жителей, ещё не зная их, Сергей чувствовал к ним доверие и расположение. Слесарь-монтажник, газоэлекросварщик, так именовалось полное название будущей профессии, в чём он сразу увидел какую-то несогласованность. Настораживала широта квалификации, кем всё же они будут и каким образом их собираются всему этому научить, когда в училище нет даже необходимого для сварочной практики оборудования. Но главное, даже после окончания обучения все они будут ещё лишком молоды, чтобы получить разрешение на сварочные работы. Сварщик серьёзная специальность, этому учат отдельно и дольше. Училище готовило специалистов строительной отрасли и монтажник, как он сразу выяснил, это просто сантехник, а приставка сварщик, был убеждён, скрытый подвох и больше служит для привлечения учеников, кто же пойдёт учиться на сантехника. Ни сварщиком, ни слесарем он стать не собирался, и ему было без разницы на кого учиться, лишь бы не сидеть дома, но многие, даже городские ребята соблазнились на заманчивое предложение получить за два года специальность сварщика, на что в других училищах нужно было потратить три года. Мало общаясь и не имея друзей, он не мог высказывать свои догадки и не стал ни в чём разуверять незнакомых людей, ведь пока это только предположение.
   Тогда он впервые сшил себе в ателье модные расклешённые брюки из красивого коричневого материала. Густой, волнистый и чёрный как у цыгана волос, защищая от жары и холода, вился вокруг его головы и выглядел он очень даже неплохо, соответствуя лучшим образцам того времени. Середина семидесятых. Несмотря на начавшееся критическое осмысление действительности, в сердцах людей, вместе с песнями ансамбля "Самоцветы", Мой адрес Советский Союз и Молодо зелено, ставшими знаменем того времени и свидетельством высоких устремлений молодёжи, в обществе продолжался полет души и мысли, нацеленный на недостижимое, великое и прекрасное. После всех побед трудной, но славной истории страны, люди, несмотря ни на что, продолжали верить в лучшее для своего народа. Верил и Серёжа, надеясь, что скоро всё пройдёт и все его разочарования и неудачи останутся только детскими огорчениями. Впереди у него широкая и бескрайняя, как Сибирская тайга, свобода, где все радости и удачи будут зависеть только от него, а он уж постарается. Эти, вполне реальные мечты, окрыляя и наполняя сердце радостными, полными тепла и света надеждами, делали его существование, несмотря на все печали и утраты, сносным и терпимым.
   - Только на БАМ не езди - узнав о его планах, покинуть город, посоветовала бывшая одноклассница, стройная и доброжелательная девушка, сидя с которой по соседству на уроке, он не раз бросал взгляд на её привлекательные ноги.
   - Нет, туда я не собираюсь, далеко очень - ответил Сергей.
   Почему их всех так пугает это, и действительно, на БАМ уезжали немногие. Отдалённость, суровый быт отпугивали изнеженную городскую молодёжь, случалось, сетовали на недостаточно высокие по тем условиям заработки. К тому же хорошо оплачиваемой работы было предостаточно и здесь, за тоже время квартиру, машину и всё прочее, что у большинства уже имелось, можно заработать и никуда не выезжая, оставаясь дома, живя в тепле и уюте. Забайкальский комсомолец, сокращённо ЗЕКА, так в шутку стали в народе именовать строителей магистрали века. Насколько это соответствовало реальности, уверенный, что это не так, Сергей не хотел опускаться до такого цинизма. Ведь вся страна строила дорогу, скорее это изменившееся отношение к подвигу, когда не нужно было уже ценой своей жизни спасать родину и на одном энтузиазме создавать новый мир. Люди стали расчётливей, разумней и надеясь наконец-то увидеть результаты своих трудов, справедливо полагали, что заслужили право жить и работать в нормальных, человеческих условиях, без лишних трудностей и всяких подвигов. Но его останавливало не это, просто никогда ни о чём подобном он не думал, не хотел ничего осваивать и строить новые города. Наоборот, он хотел жить в дикой природе, а места там прекрасные, замечательные необыкновенно, о чём не раз читал в охотничьем журнале и с удовольствием отправился бы туда, да уж больно далеко. Строящаяся дорога, как нож разрезая тайгу, производила на него эффект взорвавшейся бомбы, меняя всё представление о природе того края, сразу утратившего прежнюю привлекательность. Обширные пространства вокруг дороги превращались для него, как для охотника в мёртвую зону. Вырубят лес, выловят рыбу и загадят реки, так было всегда и везде, где появлялся человек. Куда приходит человек, оттуда уходит зверь, говорят японцы и они абсолютно правы. Для своего будущего, местом земли обетованной, он выбрал Енисей, обширный край в центе Сибири, где пока нет ни дорог, ни гидроэлектростанций, безлюдные просторы с затерянными по берегам рек небольшими деревушками, немногословные, сохранившие свой уклад и старинную веру люди. Это именно то, что теперь единственно нужно ему, где он тоже будет молчать и верить всю оставшуюся жизнь.
   Первое время он аккуратно посещал занятия. Слушал, записывал, конспектировал, чертил способы разводок систем отопления, изучал устройство газового генератора, в чём находил даже некоторый познавательный интерес. Но добрую половину времени, как и в школе, занимали общеобразовательные и гуманитарные дисциплины, обществоведение, черчение, эстетика, то от чего он только что избавился. Воспитание и разностороннее развитие личности и здесь оставалось одной из главных задач в работе с молодёжью. Но все эти давно надоевшие нравоучения и проповеди с признанием главенствующей роли пролетариата в мировой истории, цитирование бесконечных основополагающих и мудрых решений партии и правительства победившего социализма, утомляли своей бессмысленностью и бесполезностью. В свободное на уроке время, а оно у него всё оказывалось таковым, он предпочитал заниматься рисованием. Пейзажи, портреты, и даже целые сцены становились основным содержанием его тетрадей. Художник из его вряд ли получился бы, но в овладении этим ремеслом он находил гораздо больше пользы и душевного удовлетворения. Красивая, очень приятной внешности женщина, к которой, несмотря на разницу в возрасте, Сергей сразу почувствовал, глубокое расположение, полное согласие и даже некоторый серьёзный мужской интерес, учила их эстетике. Неожиданно возникший, новый предмет, не был определён конкретными формами и учебными материалами. Было непонятно, какие знания и что помимо того, в какой руке держать вилку, а в какой ложку, от них требуется. По его мнению, эстетика означает гораздо больше, чем просто хорошие манеры, но так ли это важно для мужчины находящегося в окружении, где умение защищаться и выполнять сложную, тяжёлую работу, является основным достоинством. Хотя ему всегда было немного стыдно от того, что не может правильно завязать галстук. Несмотря на немногословность, к своему немалому удивлению, он один из всего класса по этому предмету получил отличную оценку. Часто перед последней парой уроков, сунув в карман единственную для всех предметов тетрадку, он выходил на улицу и, постояв с ребятами, не заметно исчезал. Если по телевизору утром шёл интересный фильм, а родители были на работе, он вообще никуда не ходил, что тоже было нормой для таких учебных заведений. Ему не очень нравились неуравновешенные герои фильма "Угрюм река", нервозность и невы-держанность не свойственны северянам, зато там был лес, горы, реки, что даже по телевизору теперь он видел нечасто. На вопрос мастера, почему не был на занятиях, честно признался, что очень хотелось посмотреть кино. Полюбившийся ему дядя Ерошка из фильма "Казаки", вор, охотник и пьяница, как с гордостью он сам себя называл, тоже явился поводом для повторного просмотра, произведения Л Н Толстого. После чего его бородатая рожа размером в два листа, появилась у него в рабочей тетради вместо конспектов и чертежей, и была выставлена преподавателем на всеобщее обозрение. Что нисколько не смущало его, настолько безразлично было ему нахождение в этих стенах. Мыслями поскорей уехать отсюда, и подготовкой к этому серьёзнейшему решению, теперь целиком занята была вся его жизнь.
   - Сколько я думаю - с ужасом однажды подумал он, идя после занятий, притихшей, наря-дившейся осенней улицей, окружившей его спокойной и удивительной красотой. Хотя умственное напряжение было привычно ему с детства и даже необходимо, но это, пожалуй слишком, даже для него. Из постоянного размышления, без отдыха и перемен, без логики и конкретной цели, получается что-то не нормальное. Видели бы это люди. Не мысли, а какая-то замкнутость, сосредоточенность на одном предмете. При таком углублённом погружение в одну тему, каким бы талантливым ты ни был, ни на что не остаётся сил. Но разве можно жить иначе, не переживая ни о чём, не чувствуя боли, не горя и не пылая сердцем и умом. Именно это, способность много и напряжённо думать, и отличает человека от других существ. К кому сейчас больше принадлежит он. Ни к одной из категорий, высших или низших созданий, отнести себя с полной уверенностью он не мог. Может быть всё, что есть в нём, это пока свойственные в той или иной мере всем, только безграничные юношеские мечты и надежды. Со своей немотой, он словно явился из далёкого палеолита, времени первобытных охотников, сохранив все их способности и навыки, и снова готовиться вернуться в мир дикой природы, всё больше отдаляясь от людей, с их машинами, дымом и грохотом.
   Среди городских кварталов и улиц он по-прежнему чувствовал себя неуверенно и скованно, старался избегать всяких разговоров и сторонился шумных кампаний, где из-за трудностей с произношением не мог вести себя свободно и непринуждённо. Не возможность общения не только лишила его возможность иметь друзей, но и сделала заторможенным всё его состояние, унося сознание в те счастливые времена, о которых теперь остались одни воспоминания. А город требовал постоянного напряжения и внимания, активного участия во всех сферах жизни, распределённой по минутам, зависевшей от многих вещей и обстоятельств, что угнетала его, недавнего сельского жителя, не переставшего быть частью вольных просторов полей и лесов. И в один из чудесных дней, которыми природа постоянно радует в начале осени, взяв хлеб, он отправился за город, решив, что не следует такое замечательное время всё проводить в скучных учебных кабинетах. Погода была настолько хороша, что казалось, природа хочет щедро и обильно возместить всю прелесть и благодать, которой так не хватало в долгую зимнюю стужу с принизывающими ветрами и в непрекращающийся летний зной с пыльными бурями и засухой.
   Пройдя безлюдными улицами посёлка, со всех сторон окружившего центральную часть города, сопровождаемый лаем собак из-за забора каждого дома, с курами, козами, поросятами и коровами, стал подниматься в горы. В те самые места, где когда-то ранней весной ходили с отцом в свой первый год городской жизни. Так же тепло и приятно грело солнце, красив был даже оставшийся внизу город, занявший всю долину и уходящий в невидимую дымную даль. Даже просто идти, двигаться для молодого организма уже удовольствие, а когда под ногами простая полевая дорога и восхитительный вид вокруг, хорошо вдвойне. Так же летают вороны над горой, где нет растительности, не встречается никакая живность и не пасётся скот, лишь крохотные, далеко отстоящие друг от друга былинки среди каменистой поверхности. Полностью выгоревшая, безжизненная, коричневая земля. Лишь возле расположенной на самом верху телевышки, на изрытой, нервной поверхности, где временами бывает тень и весной скапливается немного влаги, зеленеют проросшие растущие на сплошном камне и неизвестно как появившиеся здесь карагачи. Внизу, в долине, их тянется, поднимаясь в гору, большая широкая лесопосадка. Не желтея и не сбрасывая листву, они будут зеленеть до самых морозов. Отойдя на значительное расстояние, на ровной, лишённой жизни поверхности увидел точащие среди бугорков взрытой земли крохотные зелёные растения. Неужели тут может что то расти, но все высаженные кусты и деревья продолжали упрямо зеленеть. Расширяя зелёную зону вокруг города, весной рабочие лесхоза сделали здесь лесозащитную полосу, каких немало было вокруг. Вот и работа, даже здесь можно найти дело по душе, хотя конечно он никогда не сможет забыть свои места.
   Скоро впереди показались холмы, небольшие горы и скалы ущелья. Сначала он решил отыскать известное всем место, где прямо в скале были вырезаны изображения Ленина и Стали-на. Имя второго вождя нигде никогда не упоминалось, и было странно видеть сохранившийся его образ. Кто и когда, с большим мастерством и упорством создал здесь этот барельеф. Какими суровыми казались минувшие времена, так отличавшиеся от сегодняшних дней, в которых вместе с ощущением появившейся свободы, всё чаще веет безнравственностью и безответственностью. Несмотря ни на какое осуждение и забвение, к образу человека, с именем которого страна выжила, победила и поднялась, в народе продолжало жить молчаливое уважение и верность. У каждого правителя существуют свои недостатки, у всех хватает ошибок и несправедливости, но не все из них в трудное и роковое для страны время, становятся победителями. А расстрелы и ужасы, ведь те, кто остался в живых, с этим не знакомы, на себе ничего не испытали. Враги, не враги, большинство народа имело к этому лишь косвенное отношение, не желая осложнять жизнь выяснением сути всего происходящего, да и другого выхода в то страшное, суровое время всеравно никто не видел. Славное, хоть и нелёгкое время, великие, но дорогие победы. Предавая забвению и осуждению прошлое, люди хотят устроить мир по другому, разумней и справедливей, получиться ли, всем очень хочется надеяться на это.
   Простояв, не желая того немало времени у памятника, он направился к цели путешествия, в место, которое считал своим, к большой горе, с протекавшим в расщелине, между деревьями ручьём и разбросанными у подножия множеством крупных камней, служившими ему снарядами для тренировки и измерения силы. Побросав и покидав камни, которые смог поднять, он подошёл к самому большому из них. С большим напряжением ему удалось лишь отделить камень от земли. Какая в них заключена сила тяжести, каждый раз не переставал удивляться Сергей и как ни старался, поднять камень выше не удавалось. Закончив упражнения с тяжестями, он взглянул на вершину горы и быстрым бегом рванулся к её вершине. Но скоро тем пришлось сбавить до минимума, даже самое медленное продвижение вверх требовало колоссального напряжения. Тяжело дыша, с плохо слушающимися ногами, и радостным биением в сердце, которому хотелось взлететь ещё выше, остановился в самом высоком месте. Он часто подолгу сидел здесь, глядя на протекавшую среди зелени реку, даже птицы и те оказывались внизу. В сторону реки, далеко вниз спускалась отвесная скала, ещё задолго до подхода к её краю им начинал овладевать парализующий волю страх. Однажды, находясь внизу, он был поражён свободно разгуливающими по почти отвесной стене козами, кажущимися издалека маленькими точками. Не допуская мысли, что там кто-то может находиться, он принял их сначала за птиц. Обыкновенные домашние козы, а как стойко держатся в них сформировавшиеся когда-то природные способности. Так же и в каждом человеке есть что-то своё, неистребимое, не надо мерять всех одной меркой, всяк хорош по-своему. Справа, ниже по реке виднелись кварталы молодого города и мощный металлургический комбинат, окрасивший небо ядовитым, красным дымом. А здесь, совсем рядом, тишина и покой. На противоположном берегу, за рекой, полого поднимаясь, уходили в сторону Арала, бескрайние Казахские степи. Край России, о которой здесь мало что напоминает в природе и даже в людях. На рубежах страны всегда шла борьба, и суровая жизнь выковывала стойкий, мужественный характер обживавшего новые земли народа. В основном это были казаки, занявшие в Русской истории достойное место, но и нынешним новосёлам, по разным причинам основавшихся в этих суровых краях, приходиться проявлять немало труда и упорства. Может быть, земля эта и не хуже, но он никогда бы не признался себе в этом. Его родина навсегда останется для него единственной и неповторимой. Там в лесу остались его дом, работа и вся жизнь, в которой он видит себя только охотником промысловиком. Здесь на вершине он ещё раз утвердился в верности выбранному делу, дав себе обещание, сделать достижение этой цели своей главной задачей.
   При подготовке к своей будущей специальности и вообще для здоровья, давно сделались обычными холодные закаливания. Сначала это было вынужденно, горячую воду регулярно то и дело отключали, причём в самые жаркие дни, в середине лета, из крана целый месяц, а то и больше, постоянно текла только холодная, почти ледяная вода. Греть воду в тазиках и кастрюлях по примеру прочего жаждущего чистоты и здоровья населения или выстаивать очереди в обще-ственных банях долго и неудобно. Ежедневный холодный душ стал обязательной и довольно приятной процедурой. До глубокой осени, не боясь простудиться, купался в речке, в устроенном садоводами пруду. Новый, ещё не заросший, просторный и глубокий водоём, с отстоявшейся, не замутнённой малышами водой, переставшими с холодами бывать здесь, был полон чистоты и свежести. Водилась небольшая рыба. Случалось, когда уже не было на деревьях листьев, купался в Урале, где и летом-то вода не особо тепла.
   У руководства же училища были свои задачи по воспитанию, к которым они подходили очень серьёзно и ответственно, что никак не ожидал Сергей от подобного, на его взгляд, второ-степенного учреждения. Перед окончанием занятий мастер попросил всех задержаться. Для организованного в училище хора, чего не было даже в школе, нужны были мальчики. Вошедшая в класс молодая девушка, попросила всех спеть фразу, в тёмном лесе. Одних сразу же, после первых издаваемых ими звуков, отпускали домой, других просили остаться. Вот этого он боялся больше всего, что его тоже обяжут заниматься пением, что для него было невозможным. Кода подошла его очередь, Сергей попытался объяснить, что не может петь, но девушка оказалась настойчивой. Стесняясь и мучаясь, он кое-как произнёс слова, надеясь, что на этом всё и закон-чится, ведь вокальных способностей он у себя никогда не обнаруживал. Но девушка раз за разом, снова и снова просила она повторить, спеть строку из песни. Чего она ищет, вон сколько ребят, недоумевал Сергей. Наконец, устав объяснять, как надо петь и слушать, девушка опустила его, чему он был несказанно рад. Ученики, обнаружившие способности, вынуждены были теперь ежедневно оставаться на дополнительные занятия в хоре. Дело хорошее, он немного завидовал, тем, кто умеет петь, но он лишён этих возможностей, да и задерживаться постоянно лишний час в надоевшем училище не хотелось.
   Но один из поводов был достоин того, что бы ждать, это прекрасные обеды. Даже имев-шие хороший аппетит, здоровые деревенские парни, никогда не жаловались на голод. Несмотря на то, что дома был полный холодильник продуктов, а на плите всегда что-нибудь варилось, ему нравились и удивляли обильные и вкусные обеды в училище. Кормят как спецназ, возникало невольное сравнение. Причём всё бесплатно, обучение, проживание в общежитии, питание и одежда. Но обычно он не оставался на обед, групп было много, ждать иногда приходилось долго и, сказав живущим в училище ребятам, что бы брали его обед себе, чему они были всегда очень рады, уходил домой. Но больше всего удивил его организованный руководством концерт с участием известных на всю страну, популярных артистов, которые и в городе то бывают редко. В актовом зале собралось множество народа. Сначала солидная, взрослая женщины, сильным голосом, заглушившим весь немаленький зал, исполнила что-то непонятное и видимо не очень интересное, судя по вялой реакции зала. Зато все последующие выступления привели ребят в восторг. Зал долго не хотел опускать со сцены известного артиста исполнившего динамичный, красивый танец с саблями. А что самое неожиданное, все ребята с замиранием сердца слушали изящные, завораживающие звуки скрипки. Надо лишь раз услышать, что бы полюбить навсегда, настолько она отличалась о той, что часто приходилось слушать по телевизору. Говорят, человеческое ухо не различает всех частот звука. Да, может человек и не слышит всего диапазона, но это не означает, что он не реагирует на них, иначе почему, исполняемая на любом инструменте, живая музыка, так резко отличается от самой лучшей аппаратуры, производящей много шума, но дающей мало радости. После концерта он даже решил, здесь же в училище, записаться в музыкальный кружок, заняться игрой на баяне, осуществить давнюю мечту. Гармонь, баян были знакомы и любимы с детства, но придя в кружок и поговорив с ребятами, не решился тратить время, все они уже играли по нотам, а ему нужно начинать всё заново. Получиться ли, не слишком ли много потеряно времени.
   Для наилучшего выполнения своей задачи, воспитанием было решено охватить все стороны жизни молодёжи, что бы у неё не оставалось ни минуты свободного времени для разных соблазнов и вольностей. Одну из важных ролей в этом по-прежнему должен был играть комсомол. Но большинство ребят ещё не были комсомольцами и нисколько об этом не задумывались. Не жалел и Сергей, дела этой вездесущей организации оставались для него тайными и не понятными. В бесконечных собраниях и заседаниях, из чего и состояла жизнь современного комсомола, он видел только словоблудие, пустословие и напрасную трату времени. И когда мастер, раздав листки, закрыл их в классе, пообещав не выпускать пока они не напишут заявление о приёме в комсомол, у него не было сомнений в выборе. Просидев в закрытом помещении немало времени, и не видя в этом бессмысленном членстве ничего кроме лицемерия и неискренности, оставил на заявлении только свои рисунки. Подписавшие документ, те, кто оказался посговорчивее, обязаны были регулярно, часами просиживать на различных собраниях и заседаниях. Вообще он впервые столкнулся с подобной агитацией, вступать в ряды комсомола обычно уговаривать никого не приходилось, членство в этой организации считалось естественным, общепринятым и никогда не обсуждалось. А для того, кто хотел продолжать учёбу и задумывался о профессиональном росте, это являлось просто необходимым. Славные дела этой организации ещё жили в сознании и воспевались в кино, но в современной жизни, лишённая реальных дел и самостоятельности, она утрачивала прежнее значение и интерес, всё больше становясь покорной исполнительницей и аккуратной прислугой для одних и дорожкой к власти для других.
   Напряжённые многочасовые упражнения с отягощениями уже не утомляли его и узнав, что в училище принимают всех желающих в секцию борьбы, вспомнив прежне увлечение этим, по настоящему мужским видом спорта, решил дополнить нагрузки и тоже записался. Первая тренировка, больше похожая на лёгкую разминку, не внушила уверенности, что таким образом можно чего-либо достичь. Они бегали, прыгали, отжимались от пола, выполняли упражнения на единственном ковре, но всё это выглядело не серьёзно, по сравнению со спортивной школой и Сергей воспринимал занятия как просто приятное развлечение.
   - Вы не думайте, что так легко и будет, я могу вас за полчаса так замучить - сказал молодой тренер, заметив их весёлость и несерьёзность.
   Времени свободного становилось всё меньше, к тому же нужно было ещё посещать ве-чернюю школу. Снова те же трудности с произношением, стеснительность и посидев немного, он обычно покидал занятия. Добираться до училища можно было на трамвае, что и делали большинство ребят. Для него же, из за редкого нахождения на улице, пешие прогулки оставались редким удовольствием. Привычным маршрутом, возвращался домой он тёмными улицами посёлка, когда впереди показалась огромная толпа молодёжи. Это всегда немного настораживало, хотя чаще все опасения оказывались напрасными, никому до него не было никакого дела, подходили, спрашивали и шли дальше, по своим делам. У него было мало знакомых в городе, и даже в своем районе он оставался всегда чужим. Не имея возможности много говорить, он не мог сблизиться ни с кем, но хорошо изучив психологию, вёл себя спокойно, и обычно всё обходилось без особых приключений.
  Не желая волновать и огорчать ранним возвращением родителей, всё еще питавшим надежды, что образумившийся сын возьмётся за ум, иногда заходил в общежитие к ребятам, так же не ви-девшим проку в учение. В тёмных спальнях и коридорах было малолюдно и тихо, кто ушёл в го-род, кто ещё учился, выводя в тетради цифры и буквы. Уставшие от безделья ребята были рады приходу и решили испытать его, навалившись всей гурьбой. Сначала ему удавалось отталкивать и сбрасывать их с себя, но превосходство нападающих оказалось слишком большим, а деревенские парни были сильны и проворны. Действовать более резко, наносить удары и пускать в ход все возможности, пока всё оставалось игрой, не хотелось. Свалив великана, довольные собой, дружески разговаривая, ребята освободили его. Возвращался из города известный гуляка, их хороший товарищ, поскольку пройти мимо вахтёра он был уже не способен, в бессознательном состоянии на связанных простынях, был поднят в окно третьего этажа, с тёмной стороны здания.
   Неожиданно все притихли, в спальных помещениях общежития появился молодой, но уже широко известный в районе один из авторитетных лидеров. Ребята отнеслись спокойно к его появлению, видимо это не было для них неожиданностью. По фамилии и редкой внешности, абсолютно белым волосам, он предположил в нём одного из братьев своего бывшего одноклассника. Но в отличие от сдержанного брата, он был молод, возбуждён, пьян и полон решимости любыми методами доказывать своё превосходство. Знакомые ему лица ребят не вызвали у него удивления. Остановившись мимо него, он спросил, кто такой и пока Сергей пытался что-то объяснить, резко ткнул кулаком ему в грудь и молча пошёл дальше искать достойных друзей и соперников. Борьба это хорошо, а не заняться ли ему ещё боксом, это просто необходимость, он совсем не умеет защищаться. И набравшись решимости, зашёл в спортзал, где один из преподавателей, интеллигентный, не большого роста мужчина, руководил секцией бокса. Тренера на месте не оказалось, и в ожидании его он подошёл к знакомым сокурсникам, уже одевшим на руки огромные боксёрские перчатки. Горячо одобрив его поступок, они предложили попробовать боксёрской удачи. Сразу же пропущенный им в лицо короткий и лёгкий удар, весёлого и всегда дружелюбно настроенного товарища, просто ошеломил его, такая в нём была заключена сила. Серьёзное дело, это не борьба и не гири поднимать, сможет ли он, похоже, вся сила удара в его быстроте и резкости. Трудное, но просто необходимое, для каждого мужчины умение. Обязательно нужно освоить хотя бы какие-то минимальные навыки боя. Но скоро они вышли на производственную практику, занимавшую весь день, и все увлечения пришлось оставить.
  Получив фуфайку, валенки и огромный газовый ключ, прибыли они на строительную площадку, которых множество виделось вокруг. Мощные машины всё время подвозили к ним с домострои-тельного комбината готовые железобетонные панели. Бригада монтажников быстро превращала их в корпуса домов. Город рос, поднимался и менялся прямо на глазах. Но с возведением самого здания, работа только начиналось. Отделочные работы занимали куда больше времени. Нужно было разнести по квартирам тонны различных труб, установить необходимое оборудование, поднять на этажи и настелить полы, поставить множество дверей, застеклить все окна и каждый метр сотен и тысяч квартир заштукатурить, заклеить и покрасить. Труд неимоверный. Но с помощью труда и уменья многих рабочих, холодные железобетонные конструкции быстро превращались в так радующее счастливых новосёлов, тёплое и уютное жильё.
   Первыми на строящийся дом приходила бригада слесарей. На верхних этажах ещё про-должался монтаж панелей, а внизу уже устанавливались системы отопления, водоснабжения, прокладывалась канализация. Целый день с товарищем они лазили в полутёмном подвале по сухой, пахнувшей летом глине, соединяя, чеканя уже кем-то уложенные в прорытые в земле канавки, чугунные трубы. После этого началась едва ли не самая трудная часть работ, это подъём подвозимого оборудования на этажи. Целые вагоны разных труб, отопительных батарей, моек и неподъёмных ванн, необходимо было разнести по квартирам. Вся бригада принимала в этом активное участие. Затем одни рабочие устанавливали всё это по своим местам, другие самые опытные и квалифицированные занимались сборкой узла или бойлера. Тем временем сварщики подгоняли и соединяли множество труб, проводя в будущие квартиры тепло и воду. Их умению оставалось только удивляться, молодые парни, работавшие всего лишь по третьему разряду, умудрялись сваривать трубы без единого брака в таких местах, куба и добраться-то бывает не просто. Пришедший с комбината опытный рабочий, имевший пятый разряд, наделав много браку, не смог заварить как надо и половины стыков.
   Взяв краску, лён, с двумя товарищами они пошли скручивать трубы, что тоже являлось ответственным делом, муфты и гайки должны были выдерживать большое давление. А соединений на каждом этаже и в тёмном подвале бесчисленное множество. Перемазавшись в тёмно-красном, разведённом на олифе сурике, они добросовестно старались сделать всё на совесть. Работы велись одновременно на нескольких домах, что очевидно зависело от поступления оборудования. Часто поработав до обеда на одном доме, перекусив в бытовке, взяв ключи и одежду, шли на другой объект. Что было не очень удобно, иногда на новом месте негде было даже помыть руки после окончания работы. Но строительство велось в их районе, и на обед он обычно приходил домой. С возведением первых девятиэтажек, серый приземистый вид улиц стал приобретать хоть какие-то городские черты. Ему никогда не нравилась бесконечная растянутость этого города. Жилые кварталы, состоящие двух, трёх и пяти этажных домов, перемежались с посёлками, пустырями и производственными площадями с какими-то мастерскими, складами и различными предприятиями. Пыль, грязь, мусор. Огромная территория, на которой свободно мог бы разместиться многомиллионный город. Всё население этого промышленного центра составило бы не более одного высотного микрорайона из нескольких улиц, наподобие тех, что он видел снимках западных городов. Но земля, Русское богатство было немереным, степь вокруг казалась бесконечной и город, занимая всё новые километры, продолжал пухнуть и увеличиваться вширь и вдаль.
   Побегав довольно продолжительное время с чугунными трубами и батареями на девятый этаж, ребята решили присесть. Рабочие тоже регулярно спускались вниз, в бытовку, отдохнуть и погреться, но они не стали дожидаться положенного перекура. Нет, они совсем не устали, просто сверху открывался замечательный вид, почти как с самолёта. Хотя в детстве и приходилось много лазить по деревьям, он никак не мог привыкнуть к высоте. Видя, как старый рабочий свободно стоит на краю крыши, глядя вниз, он тоже хотел подойти, но за метр от края остановился не в силах двинуться дальше. Только лёжа на животе смог доползти до края. А переходить с одного подъезда в другой, находясь на девятом этаже, для чего нужно было пробежать двадцать этажей, научился быстро. Вслед за рабочими, крепко сжав обеими руками перегородку балкона, смело перебирался на другую сторону. Во время отдыха зашёл разговор об оплате их труда, получат ли они что-нибудь. Сама работа их устраивала, но заработки невысокие, по третьему разряду, всего сто пятьдесят рублей. Чуть больше, чем слесарь в ЖКХ. За эти деньги, в заводе никто не работает, дежурный сантехник, который может спать всю ночь, и то получает гораздо больше. По четвёртому, сто восемьдесят, но когда он будет и будет ли вообще пятый разряд. Молодой мужчина из бригады, уже заканчивал техникум, а всё работал по третьему разряду. Только когда он оказался выполнять работы высших разрядов, получил повышение. Они пока никаких денег не видели, но их мастер объяснил им, что они должны получить семьдесят пять процентов первого разряда, из которых вычтут за питание. От заработанных за месяц денег на руки выдали по тридцать рублей. Останутся ли они здесь, никто не был уверен. На стройке работают ради квартиры, чего в заводе нужно ждать десять и более лет. Простым грузчиком, которые всюду требуются, и то можно зарабатывать много больше. Откуда ни возьмись, возник удивлённый их бездельем, рассерженный бригадир, старый старательный немец, строго спросил, почему они сидят, и велел продолжать работу.
   А вид с высоты открывался действительно захватывающий. Находясь на крыше с рабочи-ми, он весь перекур смотрел вдаль. Маленькие домики внизу, холмы и горы за ними, а что там дальше, его родина, лес, Сибирь. Его интересовало всё, что связано с лесом. Он с удивлением обнаружил, что Канада имеет все достоинства и преимущества, которыми гордятся и славятся они. Бескрайний лес, реки и озёра, пшеничные поля. Когда-то, ещё живя летом в деревне у бабушки, он мечтал о большом личном хозяйстве, что бы жить самостоятельно, ни от кого не зависеть, подобно дедам. Но социализм отвергает всякое вольнодумие. Характер человека во многом определяется природными условиями и возможно в жителях лесистого севера Америки, он нашёл бы больше понимания, чем в этой стороне пыльных бурь и ветров. И невозможный язык с чудесным Московским произношением, служившим эталоном, учить не надо. Не мечта, и даже не рассуждения, поскольку всё напрасно и недоступно, но всеравно хорошо, что на свете есть то, что ему близко и понятно.
   Эффективное обучение, по замыслу преподавателей, должно сочетать теорию с практи-кой. И снова он за учебной партой. Только на этот раз совсем перестал что-либо слушать и запи-сывать. Ничего из ранее узнанного здесь ему ни разу не пригодилось. Любой вопрос в процессе работы мужики растолкуют быстрей и лучше. Снова потянулись скучные и бесполезные дни, не-дели и месяцы полного безделья. Обществоведение, эстетика, схемы и чертежи, роль партии и значение рабочего класса в мировой истории. Но какой может получиться рабочий после стольких лет сонливого сидения в кабинете и бесплатного труда. Всё это обучение казалось ему только бесполезной тратой времени. Следующая практика проходила в каких-то мастерских в далёком посёлке, рядом с металлургическим комбинатом и заводом синтетического спирта, отравившими всю окрестность ядовитыми выбросами. Нестерпимый запах газа чувствовался здесь постоянно. От когда-то большого посёлка почти ничего не осталось, побросав свои дома, люди уходили куда угодно. За время, пока рабочий автобус доставлял их до места, он успевал и подремать, и спеть про себя не одну песню под монотонный шум двигателя. На этот раз в их задачу входило скручивание соединений на стальных отопительных батареях, которых на улице перед цехом скопилась целая гора. Знакомое дело, снова краска, газовый ключ, всё просто и понятно, чему тут учиться, он мог бы и по-настоящему работать, как те двое рабочих, один из которых ещё совсем молодой, что уже занимались здесь делом. Не слишком весело, но так уж и неплохо. На обед они ходили в соседнее предприятие, питались на заранее выданные им талоны.
   Как-то после обеда к ним подходит молодой парень и объясняет, что они как вновь поступившие на работу, должны оказать уважение коллективу в его лице и отметить начало трудовой деятельности в кампании с ним за бутылкой водки, естественно за их счёт, в противном случае их ждут большие неприятности. Они опешили от такой наглости, слышали конечно о таком обычае, но считали это дело добровольным, да и не рабочие они ещё, у их и денег-то таких не имеется. Они даже с ним вместе не работают. Одно дело, когда тебе помогают, учат твои друзья, товарищи, а они этого энергичного молодого человека впервые видят. Спешить оказывать уважение по принуждению не хотелось, в этом было что то унизительное. Проходил день, другой, парень ждал, интересовался предстоящим торжеством. В невесёлом настроении, не приняв никакого решения, сидели они в молчаливом раздумье, когда подошёл их мастер с училища, каким-то образом всё узнавший и прямо спросил их об этом. Не принеся никакой пользы, признание могло наделать много шуму, они предпочли разобраться во всём сами. Жаловаться в данной ситуации было бы совсем не хорошо, такой известности никто из них не желал. Ребята заподозрили в доносительстве одного ученика, жившего неподалёку от училища, и спросили об этом мастера. На что он ответил, что не первый год ходит сюда, знаком со всеми рабочими, они и сообщили ему о странном и подозрительном поведении пристававшего к ним парня.
  Каждая встреча с наглым типом тревожила Сергея, а не последует ли за одной бутылкой ещё чего. Но признаваться он тоже не считал лучшим выходом, мастер мог действительно наделать много бесполезного и унизительного для них шуму. На последний настойчивый вопрос, было или не было, не хотят ли они всё-таки сказать что-нибудь, без лишних слов, как бы говоря, спасибо мастер, но мы не видим в вашей помощи пользы, он сказал, что им здесь ещё работать. После чего мастер ушёл. Было это признанием или нет, он высказал только своё отношение к предполагаемой проблеме. Но умному мастеру этого было достаточно, как и то, что ребята не хотят лишних разговоров об этом. Уловив в его словах какую-то неопределённость, мастер перевёл его с одним из товарищей на другое предприятие. Ему хотелось быть мужчиной и не ждать ни от кого помощи, но не скрывая радости, он с большим облегчением покинул это далёкое и вонючее предприятие. Жизнь после этого установилась просто великолепной. Иногда становилось даже немного неловко от не отягощённой большими усилиями деятельности, так резко отличавшейся от их предыдущей практики. На большой базе продовольственных и других товаров, расположенной на полпути к дому, они помогали двум слесарям следить за оборудованием, устранять при необходимости неполадки. Работы было немного, походив по базе, пообедав в соседней автоколонне в столовой, где им часто встречались знакомые ребята из группы автослесарей и, посидев ещё немного в мастерской, отправлялись домой. Оказывается, бывает и такая работа, забот почти никаких, зарплата правда невелика, но жить можно. Об слесаря к тому же получали пенсию по инвалидности. Для настоящего мужчины такая должность не рассматривается даже в перспективе. Работа в те годы имела смысл и приносила реальный, ощутимый доход. А вот грузчиком, которых на базе было немало, он готов был, идти хоть сейчас, бросив всю учёбу, заработок неплохой и не тяжелее, чем на стройке, но до совершеннолетия его никто никуда не возьмёт. Оставалось валять дурака, просить у родителей деньги и ждать лета, после которого до желанной свободы останется всего один год.
   Последние в его жизни непродолжительные и короткие летние каникулы. Можно сколько угодно купаться в Урале, загорать в саду, разложив под окнами домика на зелени старое одеяло. Ощущая прожигавший его горячий солнечный поток, расслабляясь и почти забываясь, испытывал огромное удовольствие, не желая ни вставать, ни шевелиться, что являлось не меньшим наслаждением, чем ожидаемый бронзовый загар. Но сколько бы он ни проводил времени на Солнце, тело его не становилось жёлтым или коричневым, чем так любили гордиться другие ребята и девчонки. Через неделю другую, не причинив значительного ожога, Солнце, обратив кожу в багрово красный, малиновый цвет, седлало его похожим на индейца племени яномама. Однако и этот загар оставался непродолжительным, с наступлением холодов, он быстро возвращался к своему привычному, неизменному и лишённому какого-либо цвета состоянию.
   Новый учебный год начался с необычной, но весьма распространённой в те годы практики, на сельскохозяйственных предприятий. Ещё дозревали последние помидоры, которыми они с удовольствием лакомились, не убранным оставался один картофель на больших, перерезанных глубокими арыками полях в лесистой пойме Урала, в полусотне километров от города, принадлежащих одному из пригородных совхозов. Склоченное их досок длинное серое здание с рядами двух этажных кроватей на несколько недель стало их домом. Сергей ехал туда без особого желания. Жизнь вдали от дома в шумном, коллективе, при ограниченном общении, представляла некоторые трудности, но возвращение к ещё не забытой совхозной жизни было не лишено приятных переживаний. Радовала сама атмосфера и настрой тружеников села, понятна и близка были их энергичность и озабоченность текущими делами. Расположившись на новом месте, практиканты, как полагается, сразу же решили отметить это событие. Но предупреждённый заранее продавец сельмага наотрез отказывался продавать водку несовершеннолетним мальчишкам, откомандированным для этого дела в посёлок старшими, авторитетными товарищами. Возвращаться, не исполнив приказ, было не правилах такой почётной дружбы и, походив по селу час, другой, они нашли способ обойти запрет.
   Щедрая земля, обильный полив, картофеля много. Идя вслед за трактором, ребята соби-рали мешок за мешком. Ребята покрепче, в том числе и Сергей, едва успевали грузить машину за машиной. Работа даже доставляла ему немалое удовольствие. Подхватив полный мешок и подкинув его на плечо, он легко закидывал его на машину. С трудом управлявшиеся этим вдвоём, ребята сделали ему замечание, спросив, что он хочет этим доказать. Вопрос удивил его, у него и мысли не было показать себя, просто он пропустил уже не одну тренировку, и нужно было как-то поддерживать форму, что и пришлось объяснять. Закончив работу, ребята решили не идти пешком до барака и забрались в кузов. Сергей не срезу последовал за ними, а машина уже ускорила ход. Запрыгивая сбоку, он не смог хорошо зацепиться за борт и нога сорвалась на колесо. Свалившись на землю, он увидел, как машина переезжает его ногу выше холки, ступня прошла между колёс. Когда на крик ребят выскочил испуганный шофёр, он уже стоял на ногах, совершенно не чувствуя боли. Но две недели пришлось похромать. Лишь потом, когда всё прошло, стало страшно за свою необдуманность. Что спасло его, мягкий грунт, удачно лежавшая нога, но больше боялся он не за себя, а за шофёра, которому пришлось бы отвечать за его глупость, хотя завершись всё не так благополучно, ни о какой тайге и охоте можно было не мечтать. Нельзя запрыгивать на ходу в кузов идущей машины сбоку.
   После ужина, на что совхоз не жалел средств, он отправился осматривать окрестности. На реке он уже был с ребятами, ему был важен лес, нужно было походить, посмотреть, что он из себя представляет, чем пахнет, какая в нём таится жизнь и смог ли бы он здесь жить. Вокруг такие же поля, что и дома, та же работа, река, лес, так может и не нужно ничего искать больше. Отойдя на приличное расстояние от лагеря, он остановился в тени на окружённой лесом поляне. Для любого городского жителя такие минуты сравнимы с пребыванием в раю, даже он, знавший много несравнимых лесных красот, находился здесь в хорошем расположении духа. Нужно ли что ещё для полного счастья. Но посидев всего лишь немного, стал ощущать невосполнимую разницу, и горячий, несмотря на поздний час воздух без запахов не тот, трава неплохая, но какая-то не такая, чужой и пустой, лишённый всякой жизни, похожий на парк, лес. Может для кого-то и хорошо, но не для него, он не чувствует нив чём близости и родства, это не его родина, даже сейчас, находясь в лучших здешних условиях, он тоскует по своему северу.
   Когда он вернулся на стан, почти стемнело. Собравшись на улице, за длинным обеденным столом, ребята разговаривали о жизни, кто-то пел песню под гитару на стихи Есенина. Сергей вкладывал в слова песни несколько иные чувства, но тоже с удовольствием слушал и был немало удивлён, что никому из них не чуждо прекрасное. Может не стоит так сторониться всех, считать себя непонятым и каким-то особенным. Время было уже достаточно позднее и, посидев ещё немного, он отправился в помещение, где уже отдыхали многие из ребят. Лёжа в своей кровати и глядя на противоположную сторону, он заметил в небольшом оконце, движущиеся вдоль стены полусогнутые тени. Раскрылись двери и один за другим к ним быстро проскочили десятка полтора парней из соседнего барака. Недавно там разместили ещё одно училище, с другого района города, не состоящего в дружественных отношениях с их поселком. К тому же все они оказались довольно пьяными. Не говоря ни слова, обходя притихших обитателей и спрашивая, кого из лидеров своего района они знают, в каких находятся отношениях, стали выяснять городской статус каждого. И убедившись, что почти все они деревенские и никого не представляют, стали отвешивать каждому по увесистому тумаку. Поскольку он ни с кем из авторитетов не состоял в дружбе, досталось и ему. В момент, когда мастера слушая гитару, любовались ночным небом, подвыпившие соседи, от скуки, решили выяснить вопрос о первенстве и показать кто есть кто, не желая вместе с тем осложнять и без того непростые отношения с другим районом. Только они ушли, зазвучали возмущённые голоса, на все лады ругающие обидчиков. Высокий парень, подойдя к Сергею, недовольным голосом спросил, почему он такой здоровый и борьбой занимался, а не выступил на защиту. Он не нашёл что сказать в ответ. Да борьба, спорт, но это совсем другое, он никогда не дрался и не умеет этого делать, Он согласен, это большой недостаток, если не порок, в случае необходимости надо уметь защищаться. Так это при необходимости, а насколько она обоснована здесь. Смолчав, он получил всего лишь один удар, оставивший под газом небольшой синяк, хотя это ничто перед испытанным оскорблением, а могли бы и запинать, и в городе не оставили бы в покое, ведь там он по-прежнему совершенно один. Но уроненная честь для мужчины наивысшее оскорбление, можно всё-таки лучше поступать безрассудно и смело, хватит дорожить своей драгоценной жизнью, что она стоит при таком унижении, а для этого нужно входить в эту жизнь, стать своим, общаться со всем городом. Да и риск-то часто не такой уж и большой, нарушители сами боятся ответственности перед обществом.
   - А ты помог бы, тоже ведь не слабый - спросил он возмущённого парня, после чего тот молча удалился.
   А он очень даже неплохо переносит жару, заметил как-то Сергей после целого дня пребывания под палящими лучами Солнца. Даже гораздо лучше многих местных, родившихся и выросших здесь, в знойной степи. Здоровый деревенский парень, местный немец, изнывая от жары, наклонился к ручью, чтобы помочить, охладить раскалённую за день голову и предложил то же самое сделать ему. Бедняги, им ещё труднее привыкать к этой жизни, чем ему. Сергей отказался, он от жары испытывал пока только приятное, расслабляюще весь организм тепло. Может густой волос спасал его от перегрева, и где-то в глубине души, как будто это было ему давно знакомо, высокое Солнце, горячий воздух, раскалённая земля, словно в его жилах течёт какая-то другая, древняя бедуинская кровь. В жару менялся весь ритм жизни, дыхание замедлялось и каждое лишнее движение создавало дополнительное тепло. Если ничего не делать, сидеть в тени и пить чай, то жизнь, наверное, становится сносной даже в пустыне. Но весь сложившийся уклад, на производстве, в поле и дома в быту, требовал постоянных энергичных усилий, от которых в таких экстремальных условиях трудно получить какое-то удовольствие. Но и тут он не испытывал больших неудобств, хотя приятного, конечно мало. Из-за жары возникла проблема с обеспечением кормами тысячных голов скота, на выгоревших полях не было даже соломы, и весь город отправился на заготовку талы, употребляемой в пищу в обычное время только дикими животными. Две недели они лазили вдоль речки, рубили, вытаскивали и грузили на машину тонкие ветки. Он не представлял, что с ними делать и как их можно есть. На обед совхоз прислал во фляге молоко, после купленного в магазине, оно показалось сливками и даже пролежав на жаре в кустах целые сутки, нисколько не скисло.
   Оптимистично всегда начало жизни и светлы воспоминания о нём, каким бы оно не было, потому что, пока ты молод и здоров, неистребим в душе свет надежды. Целый мир, большой и разнообразный, словно приветствует тебя, говоря, что всё возможно и всё достижимо. И никто не отнимет эту веру в реальную перспективу, потому что у каждого человека она существует в действительности. Не смотря на все лишения и обречённость на одиночество, Сергей тоже продолжал строить грандиозные планы и готовился к осуществлению свое мечты, Ни обид, ни разочарований, его будущее зависело теперь только от него.
   После изучения газоэлектросварочных работ, истории, эстетики и комсомольских собра-ний, в чём Сергей не принимал никакого, даже видимого участия, живя своими делами и забота-ми, они снова вернулись на стройку, в знакомую бригаду, для похождения очередной практики. Снова подъём труб, батарей, ванн, установка различного оборудования, для чего не нужно тра-тить на обучение годы в училище. На этот раз строительный участок находился за городом, в по-сёлке, километрах пяти от дома. Бригада возводила жилые дома и новые корпуса и без того огромной психоневрологической больницы. Размеры её поражали, неужели в этом небольшом городе столько людей страдает такими заболеваниями. Ребята с удивлением смотрели на укреплённые решётками прочные стены, звуконепроницаемый, массивный пол. Для чего это всё нужно, неужели больные настолько страшны и опасны. Именно такое презрительное отношение с неизменным смехом и издевательствами существовало в народе о любом человеке, когда-либо обращавшемся к врачу с подобными проблемами. Не меньшее место занимали огромные, соединённые бесконечными переходами подземные помещения, в которых они никак не могли разобраться. Людей на стройке было много, к обеду приходил большой автобус, возивший рабочих в город, на фабрику кухню. Сергей, по примеру нескольких человек предпочитал брать обед с собой, а оставшееся время посидеть, отдохнуть в жарко натопленной бытовке, наблюдая за игрой в карты мужчин из бригады.
   Сыр, молоко, колбаса, яйца, он с трудом съедал всё, что приготовила мать. После такого вкусного, натурального и почти ничего не стоившего обеда, можно было без устали бегать по этажам, часами заниматься гирями и он решил, счёл возможным ещё увеличить нагрузку. На работу и домой теперь он не ездил на автобусе, а бегал по заснеженной дороге в предутренней темноте через сады и напрямую степью, готовя себя к нелёгкой таёжной жизни, получая от необычного кросса немало удовольствия. Бегун он был неважный. Как-то вместе с ним оправился пешком домой один из товарищей, не занимавшийся никаким спортом, крепкий Башкирский паренёк и, взяв высокий тем бега, сразу оставил Сергея позади. Сергей никогда так не бегал. Отдавая предпочтение силовым упражнениям, специально бегом он занимался мало, хотя в медленном темпе мог бежать довольно долго и теперь старался наверстать упущенное. Не всё удавалось легко и просто, иногда он по-прежнему уступал в выносливости и силе, ничем не занимавшимся, обыкновенным здоровым деревенским парням, но уже почти сравнялся с ними и готов был состязаться с кем угодно, чувствовал в себе силы для любых дел и походов. А давнее, детское освобождение от уроков физкультуры, вспоминалось как что-то не из его, из другой, далёкой и чужой жизни.
   Мороз и пронизывающий степной ветер. Находясь на крыше здания, Сергей принимает и устанавливает водопроводные трубы. Уже какой день он чувствует похоже на грипп недомогание. Но что это ему, температуры большой нет, насморка тоже и он, как и большинство людей в таких случаях, не желая проводить в больнице весь день, убеждая врачей в своей нетрудоспособности, продолжает ходить на работу. И всё бы ничего, он надеялся, что через несколько дней, как обычно станет легче и силы снова ввернутся к нему. Даже не смотря на суровые замечания старого рабочего, не боясь простуды, ведь он столько времени проводит в холодной воде, то и дело подставлял разгорячённое, пылавшее тело морозному ветру. Неожиданно появившийся мастер велел срочно прийти в училище. Вся группа, собравшись в коридоре возле медпункта, ждала врача, который должен был делать очередные прививки. Некоторые из ребят, отказываясь от укола, стали говорить о своем плохом состоянии. Сергей тоже не замедлил сообщить о том же. Но, привыкший к различным отговоркам мастер, не обращая на их слова никакого внимания, действуя решительно и энергично, направил всех в кабинет. Грипп как обычно скоро прошёл, а непонятное недомогание, сопровождаемое покашливанием, осталось. Если раньше, не чувствуя усталости, он делал всё на взлёте, на вдохновении, то теперь приходилось заставлять себя выполнять то, что раньше было игрой. Он также бегал кроссы, работал и часами, без отдыха занимался с тяжестями, но что-то изнутри словно лишало его прежней легкости, от малейшего напряжения появлялась потливость, чего раньше никогда не было. Результаты перестали расти и ни отдых, ни уменьшение, ни увеличение нагрузок, ни изменение все системы тренировок, не давало никаких результатов. Произошло это быстро и неожиданно. Полученной подготовки с лихвой хватало для любого рода деятельности, и особенно расстраиваться было не о чём. Но в планах его непредсказуемого будущего, здоровье играло важнейшую роль, и чтобы выяснить причину кашля и сопутствующий ему упадок сил, он записался на приём к врачу. Выслушав и обследовав, врач нашёл его совершенно здоровым, чем обрадовал и одновременно удивил. А чего же я тогда всё время кашляю, я же вижу, что со мной что-то не так. Повторный поход в поликлинику, не выявил ничего нового. Лишь через годы изнурительных кроссов и напряжённых тренировок, когда жизнь уже ставила перед ним совсем другие задачи, он снова начал заново ощущать в себе веру в собственные силы и возможности.
   Окончание училища пришлось на знойное лето, когда они продолжали возводить девятиэтажный дом над дворцом бракосочетания. Но до этого он еще раз прослушал уроки истории, эстетики и обществоведения. Преподаватель убеждённо уверял их о ведущей роли рабочего класса, о мировом значении победившего социализма и верности всего советского народа выбранным принципам добра и справедливости. У каждого строя есть своя идеология, и он ничего не имел против этого, только думать то надо, и прежде всего, думать. Признавая высокое значение подобных утверждений, казавшихся незыблемыми истинами, он по примеру взрослых, многократно всё это слышавших, но живущих реальной жизнью, мало обращал внимания на все эти заверения, пропуская их мимо ушей. Государство рабочих и крестьян, в котором они живут, признаётся, как высшая степень цивилизованности, что, по его мнению, просто дикость и отсталость. Рабочие, самый передовой класс. Однако мало кто из прославляющих труд, делал что-либо сам и хотел бы быть рабочим. И почему рабочие передовой класс, наверное, прежде всего это сознательные, образованные люди, имеющие опыт и знания, например учёные, инженеры. А к интеллигенции, хотя Сергей тоже не любил этого слова с неопределённым значением, в народе всегда было недоверчивое отношение. Выражение, страна мечтателей, страна учёных, нравилось ему гораздо больше, в этих словах поэт лучше угадал будущее. А вот галстук, за все уроки эстетики, он так и не научился правильно завязывать. Он знал лишь, что существуют два способа узлов, но этому их не учили. Не вслушиваясь в речь преподавателя, изредка переговариваясь с соседом по парте, он всё чаще посматривал в окно, где вся улица уже была переполнена весенней радостью.
   И хотя они все два года подробно изучали сварочное оборудование, устройство и работу газового генератора, даже две недели проводили практические занятия по электросварке в со-седнем училище, в полученных дипломах была прописана только специальность слесаря монтажника. В дополнение они получили справку, что могут выполнять электросварочные работы первого второго и разряда, что говорит лишь о том, что человек мало на что способен, и ни один руководитель не возьмёт такого специалиста к себе на работу. Сергея это нисколько не огорчало, поскольку ни слесарем, и сварщиком быть он не собирался, но большинство ребят пришли учиться сюда именно на сварщика, оказавшись сантехниками, и лишь немногие из их впоследствии всё же добились своей цели. Выпуск прошёл буднично и незаметно, он даже не запомнил его. Погода стояла жаркая, даже для этих мест, дневная температура в тени упорно держалась на сорока градусах. Они продолжали бегать по десяти этажам с трубами, мойками, батареями, газовыми ключами и краской. Невозможно подсчитать количество выпитой воды, хотя тело при такой температуре всегда остаётся сухим и горячим. Но все они и молодые, здоровые и привычные к труду старые, словно не замечали таких, поражающих всё живое условий. Ужасное творилось и в непрерывно работающих горячих заводских цехах. Жара не спадала даже ночью, в раскалённых панельных домах, невозможно было уснуть. День за днём на организм наваливалась страшная усталость. К тому же в разгар лета, в самый зной, в пыльном и грязном городе, испытывая терпение раздражённых граждан, на целый месяц отключали горячую воду. Лишь занимавшийся закаливанием Сергей, относился к этому спокойно, приходя в себя и словно попадая в другой, нормальный мир, находил отдохновение под обжигающими струями холодной воды.
   Оказавшись в училище случайным человеком, он потом редко вспоминал его, хотя и рад был общению со многими, особенно сельскими ребятами. Помимо своей воли жил в этом городе, имея с ним мало общего, а душа его осталась там, далеко на родине, куда были устремлены все его мысли. Но вернуться туда после таких многообещающих надежд, представлялось невозможным. Это означало выглядеть неудачником, может ещё большим, чем здесь, в городе, где складывается всё более или менее терпимо. Да и с планами на жизнь он уже давно определился, это тайга, где жить можно только занимаясь промыслом. Ведь и дома-то его интересует прежде всего природа, лес. Читая книги и журналы, он находил на карте страны немало замечательных мест, но центром, наиболее полно выражающим сущность того, чем он хотел бы заняться, была Сибирь, её центральная и северная часть, бассейн Енисея, куда он и устремил все свои взоры. Сравнительно недалеко, по климату и природе места схожие с его родным Русским севером и воспринимались сердцем ближе, чем город, где он провёл столько лет. Наконец-то он стал абсолютно свободным человеком, и пришло время от мечтаний переходить к делу. Это оказалось гораздо сложней и серьёзней, чем казалось. Ехать прямо сейчас представилось невозможным, нужно хотя бы подкопить денег, вступить в общество охотников, приобрести оружие, а приближается осень, скоро уже пора начинать сезон охоты и отъезд пришлось перенести на следующий год.
   Столько лет мучительного ожидания и вот она, желанная свобода. Поначалу он даже рас-терялся, не зная что теперь делать. Прежде всего решил уволиться со стройки, на которой за все годы не осталось ни одного выпускника. На любом предприятии, слесарь сантехник, не загруженный настолько, которому порой и делать-то нечего, получал не меньше, а то и больше. Правда по четвёртому, пятому разрядам и здесь можно было зарабатывать до двухсот рублей, что конечно мало для завода, только когда он будет, пятый разряд и будет ли вообще. Но зато на стройке не было проблем с получением жилья, чем в основном и держался коллектив. Жильё ему не требовалось, он не хочет жить и работать здесь, и оставаться тут никаких оснований у него не было. Но уволиться в течение нескольких лет, как ему объяснили, он не сможет, поскольку обучая его, государство истратило на него очень много денег, которые нужно было теперь отрабатывать. Что никак не входило в его планы, и он решил любым путём немедленно увольняться и готовиться к отъезду. В строящемся микрорайоне, недалеко от дома, открылось новое ЖКО, нуждающееся в слесарях. Люди неохотно шли на низкую зарплату, правда на полторы ставки, как обычно работали там слесаря, получалось значительно больше ста рублей, но всё же недостаточно для мужчины и нужда в рабочих там, не смотря на предоставляемое жильё оставалась высокой. Уволиться оказалось действительно не просто, с ним не хотели даже говорить на эту тему. Лишь после длительного убеждения мастера, что он уезжает из города к себе домой, в деревню, не посвящать же всех в свои масштабные планы, получил согласие.
   Какой разной, за почти одни и те же деньги, оказывается, может быть работа,. Сначала ему было даже неловко, от того, что у него появлялось столько свободного времени, иногда довольно много. Когда не требовалась сварка, и не было серьёзных поломок, что на новых домах случалось редко, все заявки он успевал выполнить за час, полтора, ведь на стройке, на любую операцию приходилось тратить не больше нескольких минут. Впервые за все проведённые в городе годы, жизнь стала просто замечательной. Появилось лишнее время на книги и спорт, можно было спокойно управляться с огородами и ездить на Урал. Существование его настолько изменилось, что он стал подумывать, а не оставить ли всё как есть. Предоставляется отдельное жильё, зарплата невелика, но для него это не так актуально, семейных отношений у него нет, и не предвидится даже в перспективе. Но через месяц радостного безделья, походив с инструментами от дома к дому, любуясь одними и теми же деревьями, он с новой силой ощутил тоску по широким северным просторам. Легко переносящий любую жару, он не испытывал от этого большого удовольствия, и пытался уловить в пересохшем воздухе хоть какую-то свежесть. Воспоминания о настоянном на запахе полей и лесов живительном воздухе родного северо-запада, так редко прорывавшегося в раскалённые степи южного Зауралья, вызывали неудержимое желание поскорей вырваться отсюда. Сухость лишённого запахов воздуха, была едва ли самой отличительной чертой этих мест, к чему привыкнуть оказалось ещё труднее, чем выучить язык. Морозную и ветреную погоду азиатской степи, суровым однообразием схожей зимой с арктическими пустынями, летом быстро сменяли Солнце, ветер, песок и ничего другого на многие месяцы. Компенсацией за все неудобства, резкость климата, шум, дым и газ, служили деньги и водка. Хотя жить, наверное, всё же можно, рассуждал Сергей исходя из возникшего ощущения относительного благополучия в связи со сменой работы, смотря как устроишься, а что ждёт его там, куда он так стремится. Только теперь он с полной ясностью увидел все предстоящие трудности, но всё, о чём мечталось, оставалось таким же прекрасным. Да и что за проблема, билеты дешёвые, работа и жильё есть везде, езжай куда хочешь. К тому же, как и в первый день своего приезда в город, полноценной жизни по-прежнему мешали не исчезнувшие трудности с языком. При разговоре, каждый, порою даже серьёзный и умный человек, услышав его своеобразный волжский акцент, удивлённо и вопросительно посматривая, непременно спрашивал, откуда он приехал. Откуда же вы-то такие взялись, мог бы сказать он в ответ, из какой России, если я, кровью и плотью принадлежащий земле, составляющей золотое кольцо России, настолько чужд вам и непонятен. Не хотелось больше никому ничего объяснять, отвечать, разговаривать и ни минуты оставаться здесь.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"