Баданин Сергей Станиславович : другие произведения.

Часть 2 Подсолнухи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   ЧАСТЬ 2
  
   ПОДСОЛНУХИ
  
   Ставшее слишком быстрым время неумолимо приближалось к тревожной и волнующей дате, означавшей начало новой, пусть ещё не совсем взрослой, но уже достаточно серьёзной и ответственной жизни. Вопреки напряжённым ожиданиям и страхам, наступивший, знаменательный день выдался просто замечательным, солнечным и радостным. В доме с утра ощущалось праздничное настроение. Казалось, что вся деревня тоже переживала вместе с ними, и весь мир был наполнен лёгким волнением. Проникнувшись этим чувством, испытывая душевный подъём. Сережа старался быть как можно более собранным и готовым к предстоящим свершениям, оставаясь по-прежнему тихим, спокойным и сдержанным. Слишком важным был предстоящий момент времени, значительны и велики стоящие перед ним задачи.
   Умывшись, быстро позавтракав, одев приготовленные с вечера белую рубашку и новенький костюм, зашнуровав ботинки, он вслед за радостно-возбуждённой и суетливо-оживлённой матерью, вышел на улицу. И по широкой, большой, накатанной дороге, уже другим человеком, не бесцельно, с достоинством, осознанием некоторой гордости и возникшим желанием самоутвердиться, торжественно направился вдоль домов родной деревни, мимо роняющих из-за оград и заборов листья берёз, черёмух и старых лип, в сторону села, сразу оказавшись среди яркой молодой зелени лугов, окружённых уже вовсю желтеющими и краснеющими окрестными лесами. Остались позади знакомые придорожные кусты и заросший осокой ручей в широком логу, за которым потянулись чернеющие по сторонам, чудесные молодые ели, куда потом он не раз сворачивал с пыльной дороги на тропу, в тишину, и однажды, среди усыпавших землю желтых и коричневых иголок, набрал немало рыжиков, одних из лучших на его вкус грибов. После базы, с многочисленной совхозной техникой, впереди, на взгорке, за протекавшей понизу речушкой, показалось красиво расположившееся село, куда предстояло теперь много лет, и в дождь, и в мороз, преодолевая грязь и снег, с книжками и тетрадками ежедневно ходить в школу, чтобы с помощью мудрых и образованных преподавателей, очень уважаемых на селе людей, изучать весь приобретённый человечеством за долгую историю опыт, усваивать добытые большим трудом и терпением, записанные в толстых книгах знания.
  
   Поднявшись по главной улице среди многочисленных домов и пройдя мимо высокого здания правления, у самого центра свернули в небольшой проулок, оказавшись рядом с белокаменной церковью, занятой стоящими перед алтарём тракторами и заваленной вокруг мусором, но неизменно впечатляющей непостижимым, недоступным великолепием полуразрушенных останков. Предстающей каждый раз грандиозно-завораживающей чем-то таинственным, скрытным, напоминая о славном прошлом, заставляя критически взглянуть на, казалось бы, такое простое и понятное, идущее своим путём, настоящее и задуматься о неизвестном, манящем будущем, также прекрасным, но лишённым этого, властно зовущего чем-то заветным, возвышающим ум и душу, предлагающим своё, нетленное. У которого нет, и не может быть никакого противоречия с другим источником доброго, вечного, другим, здесь же, рядом расположенным храмом, ибо одна в них жизнь, одна история, человеческая, его душа, мысли и одна цель, одна вера, в человека, в его совершенство, которое нельзя разделить на ум и сердце. И одно назначение, помочь человеку приблизиться к своему идеалу, создать себя, стать творцом жизни и оправдать значение своего подобия.
   Оба эти места были одинаково почитаемы живущими здесь людьми, у них никогда не возникало разногласий и противоречий в их общем, едином предназначении. И всё, что случалось непоправимого, было результатом действий чужой, пришлой силы, направляемой не самыми лучшими представителями, последователями и служителями этих двух основ, двух школ, храмов веры, духа и опыта, знаний.
   В один из которых, сразу во второй, вслед за всеми, легкомысленно не почтив вниманием первый, по гулкому дощатому тротуару, вдыхая доносившийся из расположенной неподалёку пекарни аппетитный аромат свежеиспечённого хлеба, входил Серёжа, с надеждой и верой во всесилие человека. Возможного в современном ему мире только с помощью открывающихся здесь знаний, доступных лишь при упорном труде, для чего необходимы любовь и терпенье, единственное, на что чаще всего только и остаётся полагаться человеку. Чем живут большинство людей, как жили, во что верили его родители и чем полон был сейчас он сам.
  
   На просторной территории, площади, служившей школьным двором и местом для всевозможных сборов, линеек и построений, находились две школы, маленькая, из толстых, потемневших от давности брёвен и чуть подальше, внизу, тоже деревянная, но большая, двухэтажная, для старшеклассников, куда спешили, весело пробегая мимо, нарядные девочки и словно нехотя, неторопливо шествуя, важно проходили гордые и самоуверенные мальчишки.
   В двух домах, аккуратном, единственном домике, стоящем под стенами собора и словно отдалившимся своей ветхостью в тёмное прошлое доме в нижней части, возле огромного школьного сада, жили учителя. Напротив, в стороне, школьный буфет, небольшой, крохотный магазинчик. Далеко внизу, под горой, большой школьный стадион, с подступившим к нему лесом, за которым поднялась над разросшимися вокруг елями Афон-гора, и раскинулись, примыкая к школьной территории с протекавшей в них рекой, луга и леса.
   Перед крыльцом школы столпилось десятка два будущих первоклассников, не отличимых друг от друга, пока одинаково хороших и абсолютно равных, без обид и замечаний, без обозначенного вместе со школьной скамьёй места и определённой, в силу способностей, простой отметкой в школьном журнале, каждому своей роли. И только для молчаливо стоящих в стороне родителей, эти малыши, независимо от успехов, навсегда останутся такими же, их вечной надеждой и тревогой.
   Среди собравшихся на крыльце людей выделялась по-хозяйски уверенная, с радостным блеском в глазах и звучным, но добрым голосом, уже немолодая женщина, живо беседовавшая с подошедшими матерями.
   - Должно быть, это и есть учительница - решил Сергей, вспомнив слышанное из разговоров, подходившее к облику описание.
   Поговорив с родителями, учительница, в ожидании подходящих ещё последних учеников, с большим вниманием и интересом, как показалось Серёже, обратилась к выстроившимся внизу ученикам с вопросом.
   - Ребята, а кто из вас умеет читать? - спросила она, желая очевидно побыстрее выяснить способности тех, с кем придётся иметь дело, отдавать силы и время, четыре предстоящих года.
   Из рядов не смело поднялись руки двух девочек, скромно известивших о своих необычных, к зависти и удивлению остальных, возможностях. Непонятно, как они этому научились, наверное, очень умные, похоже, народ собрался интересный, заключил Сергей.
   - Хорошо, а кто знает буквы? - таких оказалось несколько больше. В подтверждение своих, хотя и как оказалось, весьма скромных познаний, Серёжа уверенно поднял руку, не испытав большой радости. Неплохо конечно, но это удовольствие не для него, оставаться вторым быть хуже кого-то, он ни за что не хочет.
   - А кто, сколько умеет считать? - продолжала настойчиво спрашивать учительница.
   Многие знали счёт до десяти, кое-кто до двадцати, Число сорок, названное Серёжей, прозвучало намного солидней и весомей других величин.
   - Ну что же - удовлетворённо осмотрев всех ещё раз, произнесла учительница, - пойдёмте в школу, в класс, где все вы скоро научитесь читать, писать и считать.
   И один за другим, каждый со своими чувствами и мыслями, радуясь и огорчаясь, смирившиеся и ободрённые, уже разными, стали подниматься ребята по широкой лестнице, неосознанно определяя величину своих возможностей и желаний, то от чего будет зависеть вся их дальнейшая жизнь. Присматриваясь к себе и к другим, словно выбирая крест свой и судьбу.
  
   В слабо освещённом, с одним окном коридоре школы, с поблёскивающими тёмно-красными полами и высокими потолками, белели двери двух классов и учительской по середине здания. Осматриваясь по сторонам, осторожно следуя за учительницей, все повернули направо, в большой и светлый зал, ещё с двумя классами, войдя в ближайший из них, тесно заставленный разной высоты партами. Не слишком хорошо освещённом, как показалось Серёже после яркого Солнца, хотя три больших окна, выходившие в сад, на южную сторону, занимали всю боковую стену. На самом деле школа была построена очень грамотно и сориентирована так, чтобы как можно больше света попадало в классы. К тому же все они, за исключением этого, были угловыми, с множеством окон. Зато этот, был наверное самый тёплый, что не маловажно в морозную зимнюю пору для самых маленьких.
   Столпившись возле большой, чёрной доски, занимавшей всю переднюю стену, все замерли в ожидании необходимой, что естественно предположить, какой-то торжественной церемонии, по такому важному, исключительному случаю.
   Но коротко представившись и назвав уже известное большинству своё имя, учительница, всё ещё вглядываясь в полные чудесных ожиданий живые глаза детей, вместо этого, сразу, без каких-либо предисловий, предложила спеть песню, видимо намереваясь таким образом, в яркой, запоминающейся форме, лучше отразить особенности происходящего момента, полнее выразить всеобщее радостное настроение.
   - Знаете эту песню? - спросила она, произнеся незнакомое название и не найдя поддержки у молчаливо стоящих рядов, сказала.
   - Ну, хорошо, тогда сделаем так, сначала я буду говорить слова, а вы запоминайте их и потом вместе споём.
   Без ясно выраженного смысла, лишённые лёгкости, простоты живой мелодии и настоящего, подлинного чувства, словно собранные из случайно оказавшихся рядом слов, однообразные, похожие друг на друга строки, с трудом запоминались. И пока учительница договаривала последнюю, четвёртую строку куплета, первая, путаясь и смешиваясь с остальными, расплываясь и исчезая, стала куда-то улетучиваться. Напрягаясь всем существом, Сережа всеми силами старался запомнить, удержать на своих местах весь этот набор слов с малопонятным значением.
   Вслушиваясь в звучный глосс учительницы, эмоциональным взмахом отмечающей ритмы незнакомой музыки, подражая ей, Серёжа, стал также громко и протяжно произносить строку за строкой. До этого дня он никогда не пел и не знал, как это делается, не испытывая к этому большого влечения, но добросовестно, как мог, выполнил просьбу. И, наверное, немало преуспел в своем выступлении, прочтении стихов, так, как это только что делала учительница. Голос его из заднего ряда от окна, очевидно, занял ведущее, сольное место, поскольку учительница по окончании первого куплета, похвалив группу девочек, стоящих в центре, которых и слышно-то не было, сказала.
   - Теперь запомним следующий куплет, а ты - обратилась она с довольно строгим видом к Сергею, - помолчи пока и послушай.
   Помолчи, послушай, такое решительное отстранение его от всех ребят прозвучало обидно.
   Его мало интересовало это выступление, артист он конечно никудышный, и вовсе не стремился удивить кого-то своим голосом. Просто делал то, что просили, не хуже того благоразумного большинства, что вообще всегда предпочитают скромно промолчать. И пели-то, только несколько девочек из села, ходившие в садик, подготовленные к школе, и вероятно уже знавшие эту песню.
   Даже, если его голос и не добавлял красоты общему звучанию, нарушая радостно-мечтательную картину, заслужить такую низкую оценку своих стараний, отвергающую его от всех, ставящую в иной, не полноценный ряд, при всеобщем внимании, было крайне обидно. Ведь он не делал ничего плохого, а если что не правильно, так затем и пришёл в школу, чтобы учиться. Резкое, а ты помолчи, послушай, чёрной полосой прошло сквозь него, через самое сердце, сделав его не просто плохим, а хуже всех. Как можно потерпеть такое унижение, согласиться с больно ударившими словами, смириться с оскорблением.
   На глаза навернулись горькие слёзы. От столпившихся в дверях и вдоль стены женщин, наблюдавших за сценою, попыталась подойти мать с утешительной улыбкой. Вежливо заговорила учительница. Серёжа замолчал, больше его ничего не интересовало. Пение закончилось. Всё стало предельно ясно, понятно раз и навсегда. Делаешь всё хорошо, понимаешь, быстро усваиваешь, тебя ценят, любят и уважают. Оказался слаб, не способен, не можешь показать себя, всё, ты плохой, и как правильно говорили когда-то девочки, надо быть очень внимательным и здорово постараться, чтобы выглядеть достойно.
   Ни торжественные, бодрые речи на линейке, ни длинные поздравления с началом новой жизни, ни какие заверения в любви и дружбе, уже ничего не значили. Словно всё это были только многообещающие слова и относились не к нему, а к тем другим, хорошим и преуспевающим, среди которых, ему не удалось занять место, где он оказался чужим и не нужным.
   Новичков по традиции приветствовали старшеклассники. Десятиклассница, девушка из соседней деревни, подарила ему букет больших синих цветов, с тёмно-зелёными широкими листьями. Пожалуй, он был слишком прост, но всеравно это было хорошо, и хотя у других детей цветы были ярче, это не особенно огорчало его. Он знал, соблюдать эту традицию непросто, мало кто в деревне специально выращивает цветы.
   Где-то он слышал, что вся природа, трава, деревья, цветы, они тоже живые, хотя не двигаются, не произносят звуков, но значит, и не делают ничего плохого, никого не обижают. От них только польза и красота. Сейчас, возвращаясь домой, осматриваясь по сторонам, он чувствовал близость всему окружающему миру, земле, небу, Солнцу. Отчего здесь всегда так хорошо. Наверное потому, что всё здесь просто и естественно, растёт, тянется к Солнцу, живёт без злобы и зависти, и люди, и растения, как большие, высокие, всё лето растущие в огороде подсолнухи. Как хочет жить сам он, радуясь и доставляя радость другим
   Стараясь не помять цветы, Серёжа бережно принёс их домой и аккуратно поставил в банку с водой, и они ещё долго напоминали ему своей холодной строгостью о начавшейся новой, непростой жизни.
  
   Глава 2
  
   Не сразу став обычными, ещё долго сохраняя прелесть новизны, удивляя и приучая к ежедневному напряжённому и целенаправленному труду, потянулись непривычные школьные будни. Правда, пока не слишком сложные и обременительные, они не нарушали общей, всё ещё довольно праздной картины жизни. Было даже интересно вместо скучного домашнего однообразия провести какое-то время в школе с ребятами. Непродолжительные уроки, были тоже интересные и разнообразные. Чтение и письмо сменялись математикой, цифрами и счётом, перемежаясь рисованием, пением, уроками труда с лепкой из пластилина и физкультурой, где они учились делать зарядку, выполняя различные упражнения, играли и бегали по коридору.
   Учительница, Анна Ивановна, была со всеми ласкова и вежлива, казалось, что она в восторге от происходящего, словно для неё самой тоже начиналась новая жизнь и вместе со всеми она была полна радостных ожиданий и надежд. Её оптимизм и уверенность, передаваясь детям, заряжали их всевозможными интересами, большим желанием и огромным стремлением к познанию. Став для ребят непререкаемым авторитетом, она быстро завоевала их всеобщую любовь и уважение, и скоро Серёжа позабыл о неприятном конфузе первого, неудачного дня, так неприветливо встретившей его школы.
   Преподававших в школе учителей, о которых Серёжа уже кое-что слышал, он мог теперь сам, непосредственно, рассмотреть и оценить. Некоторые из них были чересчур строги и требовательны, превознося прежде всего дисциплину и жёсткий порядок. Другие, опытные, заслуженно уважаемые, выглядевшие чрезмерно рассудительными и холодными, невольно настораживали. Эмоциональней, непосредственней, легко и просто, казалось, проходит всё у молодых, но также вызывавших уважение и интерес.
   Серёжина учительница словно была соединением всех этих достоинств, в необходимой мере совмещая строгость, рассудительность и живость характера. Высоко оценив её знания, опыт и живую, яркую манеру преподавания, он стал очень доволен своей учительницей, всецело доверяя ей.
   Всё его поведение теперь было ограничено требованиями, определено правилами и размерено звонками, что воспринималось вполне естественным и нормальным при вступлении в новую жизнь, требующую строгости и порядка, для достижения чего-либо значительного, сопричастным чему, так или иначе, всем им надлежит быть. И прислушиваясь к каждому слову Анны Ивановны, они старались в точности выполнять все её требования.
  
   - А ты куда Люся? - спросила Анна Ивановна небольшую, скромную девочку, тихо сидевшую за первой партой возле двери, его хорошую подружку из соседнего дома их деревни, с которой летом он проводил вместе немало беззаботного времени.
   - Мне нужно, я сейчас вернусь, я быстро - попыталась что-то объяснить девочка.
   - Нет, Люся, если тебе что нужно, надо сначала поднять руку и встать, когда я скажу, если можно, я разрешу выйти - спокойно, без всякого упрёка разъяснила Анна Ивановна - можешь идти, но в следующий раз обязательно спрашивай, хорошо!
   Все давно знали об этом правиле, и ребятам такая неосведомленность или забывчивость показалась забавной. Несмотря на то, что учительница хорошая и добрая, делать, когда что вздумается, здесь нельзя. Порядок должен быть абсолютно во всём, в поведении, в словах, в суждениях.
   Никогда ранее не бравший в руки карандаш, Серёжа никак не мог совладать с ним. Он пробовал писать, зажав его в кулак, как вероятно сделала бы и обезьяна, получалось не очень удобно. Проще было держать карандаш двумя пальцами, большим и указательным, но требовалось куда-то пристроить ещё третий палец, а в таком положении карандаш плохо слушался.
   Целый месяц в специальных, разлинованных косыми линиями тетрадях, учились они всем классом писать разные палочки и крючочки. Напрягаясь, и тратя немало сил, Серёжа старательно выводил, рисовал одну чёрточку, за другой, заполняя начатую учительницей строку. Но, несмотря на всё его терпение, получались они всё же не такие ровные и красивые, как у Анны Ивановны.
   Только у одного мальчика, сидевшего возле окна и писавшего левой рукой, они выходили абсолютно одинаковые, будто в прописях.
   - Ребята, посмотрите, как хорошо пишет Серёжа, так звали мальчика - сказала Анна Ивановна, показывая всем его тетрадь.
   - Почти, как у Анны Ивановны - подтвердили девочки.
   - Вот видите, как хорошо можно писать, если захотите и будите стараться, все будите также красиво писать и всё хорошо делать.
   Чувство зависти, обиды были ещё не свойственны, малопонятны и незнакомы большинству из них. Весь класс, в том числе и Сергей, испытывали восхищение и гордость за товарища. И сам он, этот мальчик, был настолько хорош, что казалось ничего другого от него ждать и не следовало. Даже одинаковая у всех школьная форма, смотрелась на нём иначе, всегда безупречно аккуратно и красиво. Учителями старших классов были его родители, и сам он стал как бы примером, образцом для других. Помимо всего прочего, он оказался хорошим парнем и надёжным товарищем, заслужив всеобщую любовь и уважение.
  
   Вернувшись домой, и не застав как обычно, там никого, Серёжа доставал что-нибудь из печи или просто найдя хлеб с молоком, наскоро обедал, быстро готовил уроки, наспех заполняя строчки с заданием, и спешил на улицу, где уже, ещё раньше успевший всё закончить, дожидался друг Володька.
   Матери их, полностью полагаясь на учителей, мало вмешивались в процесс обучения, находя себя малополезными в этом непростом деле. К тому же считали, что природные способности являются главным залогом успешной учёбы, исправить которые очень непросто, почти невозможно, да и времени свободного для занятий с детьми никогда небыло.
   Погода всё ещё стояла чудесная. Правда тепла ждать было уже неоткуда и с Севера всё чаще веяло сыростью и прохладой. Но как красивы, по-прежнему остались деревья и усыпанная разноцветными листьями земля. А переменчивое осеннее небо всё ещё радовало необыкновенно яркими лучами Солнца, снова и снова появлявшегося из-за пробегавших легких белых облаков и тяжёлых серых туч, наполняя душу радостью и теплом, рождая в ней спокойную уверенность и гармонию.
   Новые, строящиеся здания и старые избы, вся жизнь деревни с её различными постройками, складами, амбарами, скотным двором и работавшей в поле техникой, окрестные луга, леса, ручьи, влекли и манили, оставаясь главным, единственным местом жизни и основным её смыслом.
  
   Какое у него тяжёлое пальто, настоящая длинная шуба. Он едва поспевал за бегущими впереди, легко одетыми девочками, с трудом волоча набитый книгами портфель по переметённой снегом дороге. Боясь холодов, мать одевала его как можно теплее, а поскольку рос он быстро, вся одежда бралась на вырост, размером больше, и впору становилась лишь тогда, когда успевала порядком износиться и стать непригодной.
   Взявшая на себя руководящую роль старшая сестра, со всей ответственностью проявляла о нём заботу и внимание, что ему не всегда нравилось. Остановившись и дождавшись его, она попросила отдать ей портфель. Конечно, как старшая сестра, она считает себя обязанной помогать, но для него такая помощь унизительна, легко ли будет ей тащить два портфеля, она девочка и ему стыдно пользоваться её помощью. Не разговаривая, сестра властно отобрала у него сумку и позвала догонять удаляющихся подруг.
   Утром, на завтрак, к чаю и хлебу с маслом, мать подала им большой, красный помидор, обнаружив его в тёплом, укромном месте. Вырастало их великое множество, но обычные уже в августе прохладные ночи с ранними заморозками, не позволяли им созревать. Не дожидаясь, когда они начнут гнить, отец, оставив часть дозревать разложенными на подоконниках и сложив для тепла на печи в валенки, засаливал их в бочке, как огурцы и капусту.
   - Возьмём его с собой - предложила сестра.
   Идея нести в школу один помидор не очень понравилась ему, он предпочел бы съесть его здесь, и вообще он не привык что-либо долго хранить, запасаться.
   -Лучше раз получить настоящее удовольствие, съев всё сразу, чем есть по крошечке, так ничего и не поняв - доказывал он сестре, слишком долго, на его взгляд, хранящей новогодние подарки.
   Не знаешь, где взять нож - подойдя к Сергею на большой перемене, спросила сестра, поглядывая по сторонам. Не успели они подумать, как подлетел сосед, Витька. Быстро соображает, забеспокоился Сергей, предвидя нежелательный исход дела.
   - Сорок восемь, половинку просим - сходу выпалил он, глядя на помидор.
   Ну вот, вздохнул Сергей, отворачиваясь, поели. В школу, в школу, вспомнил он утренние слова сестры.
   - Его нечем резать - сказала она, и в руках соседа тут же оказался нож. Иметь который, носить с собой небольшой складенчик, было мечтой, гордостью, делом чести, особым шиком любого мальчишки, и за исключением малышей, он имелся в карманах, пожалую у каждого второго школьника.
   Уговор есть уговор и здоровенная половина сочного помидора, мгновенно исчезла в радостной физиономии соседа, довольного своей смелостью и ловкостью. От оставшегося кусочка Сергей попробовал испытать то же самое, однако получившиеся размеры и возникшее чувство досады, не позволили насладиться в полной мере. Ни есть, ни говорить больше было не о чём. На сестру, не смотря на постоянные разногласия, мысль обижаться, никогда не возникала, ведь это его сестра, она всегда так добра с ним. Да и Витька, парень хороший, свой. Просто думает, наверное, что у них этих помидор, сколько хочешь, ешь, не хочу. Да есть, конечно, если поискать и полазить по валенкам на печи. А в такой большой семье, как у него, много ли чего достанется, и есть ли вообще там какие помидоры. Недовольство и раздражение его по этому поводу быстро исчезло. Даже стало немного приятно, что так всё вышло, что сосед остался очень доволен. Потому что любил и уважал всех в этой семье, восхищался здоровьем и закалкой ладных и добрых парней, выскакивающих в мороз босиком на снег и часто ходивших в школу до самых холодов в одних пиджаках.
   - А с уроков легче уходить - шутливо отговаривался, объясняя свой спартанский стиль одежды, идущий раздетым по стылой земле парень. Так или иначе, но с уроков, не находя в них для себя никакой пользы, многие из ребят были не прочь исчезнуть пораньше. И когда учитель, в который раз увлечённо пускался рассказывать одну за другой похожие истории, о нумерации крестовых походов, внешней политике царя Дария, придворных интригах золотого века Екатерины и её фаворита, кто и почему из них был более других приближен к её трону. Всё, хватит, довольно, больше ни слова, решал иной парень. И на ближайшей перемене, сунув за пазуху пару тощих тетрадок, в которых помещалась вся грамота, незаметно выскальзывал на улицу.
   Оставались позади синусы с косинусами, градусы, и две не пересекающиеся прямые, как учеба в школе, знания и всё образование, не хотели пересекаться с их жизнью, где голодная скотина, требующая корма, дом, для которого надо заготовлять, колоть дрова, носить воду, работа на телятнике. Да и просто можно почитать хорошую книгу, например "Порт Артур", а читали они, соседские парни, много.
  
   Однажды, когда до конца уроков оставалось ещё немало свободного времени, Анна Ивановна, взяв в руки книгу, предложила им послушать рассказ. Выразительный голос учительницы, с меняющейся интонацией, делал чтение увлекательным и интересным. Хотя речь в рассказе шла о самой обычной жизни, а вовсе не о захватывающей, приковывающей внимание истории. Сидя на задней парте, крайнего, ряда, Сергей оставался далёк и безучастен от происходившего там действия. Это не было программой урока или специальным заданием, и потому, как счёл он, не является обязательным.
   Но, окончив чтение, Анна Ивановна спросила.
   - Ребята, а кто сможет рассказать нам о том, что стало известно ему из прочитанного. В замеревшем классе не поднялась ни одна рука. Серёжа тоже стал воспроизводить, восстанавливать, хотя бы в общих чертах, услышанное, боясь, что учительница спросит именно его. Вдруг с первой парты поднялся сидевший рядом с учительским столом мальчик, и слово в слово, от начала до конца, со всеми подробностями, пересказал весь рассказ. Никто не ожидал от него этого. Общему удивлению и восхищению не было предела. Парень, похоже, тоже был очень рад и доволен своим успехом. Добрая улыбка озарила его лицо.
   - Какая хорошая у него память - не меньше других была удивлена и учительница. К сожалению, полюбившийся всем мальчик, Саша Молоков, проучился с ними не долго. Из за отмороженных на обоих руках пальцев, он не мог писать, как обычные дети, и скоро был переведён в специальную школу. Навсегда исчезнув и из привычной, обычной жизни и больше о нём Серёжа никогда ничего не слышал.
  
   Намучившись, складывая буквы в слова и предложения, мама мыла раму, Клара мыла Лару, с великим трудом, к новому году, изучив все буквы, одолели букварь, перевернув последнюю страницу, на которой среди сплошных полярных льдов, был изображён атомный ледокол Ленин, как символ силы и могущества, доступных лишь с овладением всеми знаниями. Путь к которым начинался в этой, такой хорошей, маленькой и доброй книжке.
   До этого, таким же символом совершенства были для него, проходящие откуда-то из далека, мощные, надёжные и всепогодные машины ЗИЛ 157, вызывавшие неизменную любовь и уважение. Но растущий и усложняющийся мир предлагал немало других возможностей, отчего обучение в школе начинало осознаваться важным и ответственным делом, становилось неизбежной необходимостью. Быть шофёром и водить машину, оказалось не единственным занятием, были ещё лётчики, моряки и даже космонавты, как пожелал один мальчик. Выраженные вслух мечты выглядели необычными, даже для товарищей. Во первых, космонавтов единицы, и сначала, вероятно всеравно нужно стать лётчиком, но прежде всего умным, образованным человеком. Конечно, ничего невозможного нет, и к тому же это только мечта. А хорошая, большая мечта, это правильно. У него тоже есть своя мечта, о которой он предпочитает молчать, потому что она слишком большая и очень далёкая. Быть капитаном, вот трудное, но достойное великой цели, способное увлечь дело. На море служил его отец, о чём вспоминал всегда с большой гордостью. Конечно, сначала капитан тоже должен стать хорошим моряком, много учиться.
   - Тебя не возьмут в армию, у тебя болит сердце - возразил отец, от которого у него не было тайн. Чувствовал он себя неплохо, но что, если действительно всё так серьёзно, не хотелось отказываться от своей заветной мечты, и он продолжал думать об этом.
   Почему взрослых так интересует, кем он хочет быть, бабушка, соседки и учителя, все хотели знать, что он думает. Когда на уроке подошла его очередь отвечать на вопрос кем он хочет быть, он не знал что сказать, и долго стоял молча, не желая открывать свои планы. Это его личное дело, ну было, думал, кто не мечтает, а высказываться перед всеми, вслух о заветном, на его взгляд не следует. К тому же, как неприлично, самонадеянно и высокомерно прозвучит такое заявление. Да разве этим он занят, каждому должно быть абсолютно ясно, что будущее зависит от настоящего, завтрашний день, следующий месяц, год, вся жизнь будут такими, как ты закончишь день сегодняшний. Это гораздо важнее, чем рассуждать о далёком, неизвестном будущем. Но Анна Ивановна во что бы то ни было желала узнать о его будущем. Сказать что-нибудь, солгать, скрыть, не в его правилах, да и что придумаешь, как все, моряком или лётчиком, но он ответил как есть.
   - А что, ребята, из него получиться капитан - вполне серьёзно отреагировала учительница. Понимающе, тихо, без иронии встретил его слова класс. У каждого из них ещё была своя, не менее привлекательная мечта. Только будет ли он капитаном, тот путь, который он выбрал, ведёт не только в капитаны. Даже если его не возьмут в армию, это нельзя, то нельзя, но он может учиться. Знание, как он понимает, главная и единственная, настоящая и подлинная ценность в этом мире, дающая всё, неограниченную свободу, силу, власть. А для этого, просто надо учиться, ничего пока больше не думая. И он будет делать для этого всё, что возможно, просто учиться, но разве есть такая профессия, учиться, а по настоящему его интересует только это, знания.
   После нового года началась настоящая, большая учёба, со всеми требованиями и полной нагрузкой. Привычный букварь сменила Родная речь, действительно, всё в ней было понятно и близко, словно собрано из всего самого лучшего, русских сказок, коротких занимательных историй с замечательными живыми картинками, на которых даже страшный волк выглядел простодушным и не злым. Ко всему этому было самое серьёзное отношение, как и к не существующему деду Морозу и снегурочке, давно ставшими неотъемлемой частью реальной жизни, живущими в мечтах и фантазиях, без которых жизнь лишается одной из своих лучших сторон.
   А вот строительная площадка, с рабочим поднимающим кирпич, хотя никто из ребят и не бывал в городе, не вызывала восторга и наводила скуку, приводя в уныние. Пусть грандиозно, но всё же обычное строительство, ничего сверхъестественного, а нужно что-то только необыкновенное, только чудо, для которого и есть смысл долго и упорно учиться.
  
   Наступившее лето вновь вернуло его в пору беззаботной безответственности и свободы, ценимой больше прежнего, сделав жизнь по настоящему счастливой и прекрасной, ни расстаться с которой, ни променять, ни на какую другую, он ни за что бы не согласился.
   Погуляв во дворе и покормив хлебом наглых, голодных кур, Сергей вышел в огород, с парником для огурцов, десятком длинных грядок со всевозможными овощами и окружившей дом, буйно разросшейся молодой, высокой травой, занимавшей большую часть усадьбы. Над бесчисленным множеством всевозможных цветов резво вились насекомые, порхали бабочки и трудились старательные пчёлы. Не спеша осмотрев всё, он направился в сторону находившегося за огородами, позади деревни пруда, по прежнему манившего к себе, когда-то излюбленного места времяпровождения.
   Опустившись на состоявший из единственной доски мостик, соседка, его ровесница, не обращая малейшего внимания на его появление, деловито полоскала в мутной воде серую тряпку. В двух шагах от них начиналось, поднимаясь местами довольно высокой стеной, ржаное поле, в котором запросто можно было исчезнуть, спрятаться от всего мира и поговорить, помечтать, наслаждаясь тишиной, испытывая первобытное одиночество, или же, не смотря на строгие запреты, поиграть в прятки, для чего лучшего места невозможно придумать.
   Ни просить, ни уговаривать Люську пойти, долго не пришлось. Выслушав его предложение и оставив свое прежнее занятие, она сразу же охотно последовала за ним, мигом исчезнув в густой ржи, видимо идея поиграть среди бескрайних волнующихся колосьев, нравилась ей ни чуть не меньше. Хотелось забраться подальше, где, как полагал Серёжа, рожь должна быть гуще, чтобы спрятаться вернее. Нагибаясь и перебегая от одного места к другому, иногда ползком, они забирались всё дальше и дальше, ища самое потаённое место в этом колышущемся море зелени, чтобы оказаться в полной изолированности от всего мира. Люська, движимая своими мечтами и фантазиями или же подчиняясь инстинктивно мужчине, всюду покорно следовала за ним. И такое место было уже неподалёку, как вдруг позади он услышал знакомый Володькин голос, и увидел стоящую позади группу ребят и девчёнок.
   - Вот они где, а мы их по всей деревне ищем - возбуждённо говорил Володька.
   В чём дело, что случилось? Почему его ищут всей деревней и зачем он вдруг так понадобился, пытался понять, поднимаясь с земли, озадаченный Сергей.
   - Как вы нас нашли - недоумевая спросил он.
   Так с дороги-то видно всё - объяснял отличавшийся зоркостью Володька, - иду по деревне, смотрю, а в поле кто-то есть. Действительно, Сергей не подумал о том, что поднимающееся от лощины к лесу поле, может хорошо просматриваться. Ситуация получилась несколько курьёзная, но собственно, что в этом особенного, зачем всё же его искали. Ничего не понимая, Сергей не сразу разглядел стоящего позади толпы и молча за всем наблюдающего гостя, приехавшего из города двоюродного брата Игоря, возрастом на год младше его, с которым ему однажды уже приходилось встречаться.
   Стали понятны причины, возбудившие такие масштабные поиски и появление толпы, не успев по-настоящему обескуражить, очень обрадовало его. Забыв обо всём, он с радостью кинулся к брату.
  
   Не прекращающиеся разговоры и удивленные возгласы, подарки, радостные хлопоты и праздничный стол, перевернули в доме всю жизнь. На следующий день, не успев успокоиться от охватившего всех возбуждения, Сергей, сам тому удивившись, проснулся очень рано. Скоро появился и брат, молча стоящий рядом и тоже не знающий, что теперь делать. Было слишком рано, хотя и совсем светло, ночи в ту пору почти не бывает. В тихо спящей деревне ещё не было заметно ни одного движения и не слышно малейшего шума.
   Обойдя спящий дом и обдумывая, чем заняться, в клети, где они спали, среди сложенных вещей и различной хозяйственной утвари, внимание брата привлёк, оставленный кем-то здесь большой, старый барабан. Поколотив по нему и придя в восторг от раздавшегося шума, он предложил пройтись с ним парадным маршем по спящей деревне. Из обнаруженного и подходящего для этого имущества, Серёже досталась одна пилотка, на что он сильно не обижался, ведь всеравно бить в барабан он не умел, да и считал всю эту затею малоинтересной и несерьёзной, детской забавой. Но, не желая обидеть упрямого и дерзкого брата, пошёл вслед за взорвавшим тишину, невообразимым треском и грохотом, вдоль не проснувшихся домов, с поблескивающими, тусклыми стёклами окон, где не видно было ещё ни кур, ни воробьёв, и не проснулась ни одна старуха.
   Увлёкшись игрой на барабане, вошедший в роль брат потребовал, что бы пилотка тоже была у него.
   - Так должно быть, так нужно, так всегда бывает, барабанщик должен быть в пилотке - уверял он.
   - Может быть - соглашался Сергей, - только какая разница, всеравно ведь никто не видит, обдумывал он возникшую ситуацию и в данном случае, неожиданное, решительное требование брата, показалось ему не совсем понятным и обоснованным. Скорее всего, пилотка и полная экипировка понадобились ему для полноты собственных ощущений, а это уже не по-дружески, не по-братски. Ведь сам же предложил всё поровну.
   - Барабанщик должен быть в пилотке - продолжал настаивать брат.
   - Собственно мне всеравно, только, как и зачем тогда пойду я, может мне лучше просто остаться здесь и посмотреть. Бери всё и иди один - ответил Сергей, не понимая, почему он всегда во всём должен уступать, лишаться всех прав и полномочий.
   - А я так, вообще не пойду - резко остановившись, прекратив лупить по барабану и скинув его на землю, заявил расстроенный брат. Ни отданная пилотка, ни какие уговоры и заверения, ни невесть откуда взявшийся Володька, ни что не могло восстановить мирное шествие.
   - Какой же он настырный - огорчённо удивлялся Сергей, испытывая неловкость и досаду, проклиная и себя, и свою глупую жадность. Жаль было брошенного барабана, пилотку, испорченного утра и больше всего маленького, непокорного и упрямого брата.
   Неприятность, так омрачившая утро, к вечеру того же дня стала забываться, и Сергей мечтал лишь об одном, что бы гости, как можно дольше не покидали их дом.
  
   А наступившей зимой им снова предстояло встретиться. Перед самым новым годом отец объявил, что возьмёт его с собой в город. Однажды уже Сергей был там, но помнил только ряд высоких домов, да поезд, на котором с трудом удалось добраться до места. Ходил он раз в два дня, и достать билеты на него оказалось невозможно. Пробравшись под вагонами, они долго бежали куда-то к началу поезда, о чём-то договаривались, кому-то платили, потом спали на одной полке, привязавшись ремнём. На этот раз отец решил ехать через Москву, дальше, но гораздо удобнее, поездов там много и достать билеты будет гораздо проще.
   Предстоящему путешествию Сергей был рад необыкновенно. Всё виделось одним сплошным удовольствием, начинающимся от самого дома, с дороги до станции. Несколько непередаваемых, замечательных часов тряски на машине, в которой, обозревая окрестные леса и поля, он готов был ехать бесконечно, и словно переход в иной мир, в другую, новую жизнь, тяжёлая дверь внутрь старинного, величественного здания вокзала. С лёгким волнениём и удивлением шел он просторными, гулкими залами, с мраморным полом и высокими, великолепными потолками. Остановились в зале ожидания, рядом с огромной, во всю стену, высоко висящей картиной "На севере диком".
   До сих пор всё было своё, привычное, как на этой картине, снег, ели, которые он видел ежедневно. Хотя настоящий Север находится, наверное, где-то дальше, но всё изображённое было так знакомо и понятно, что, несомненно, имеет к ним самое близкое отношение. Да и дорога, по которой они сейчас собираются ехать, тоже называется, Северная железная дорога. После вокзала мир действительно изменился, жизнь, люди, разговоры, всё стало совершенно иным. Езда в поезде, где не трясёт, не качает, можно заказать чай, обед, представала вообще чудом, дом на колёсах и столько разных людей, встретившихся только здесь, ради этого одного стоило ехать.
  
   Но то, что он увидел в Москве, не вмещалось в его представление об обычной, нормальной жизни. Бесконечное людское море, сплошная толпа людей, всюду, со всех сторон, на каждом шагу, а они всё прибывали и прибывали, машинами, автобусами, троллейбусами, потоками выходили из-под земли и снова исчезали там.
   Прежде большое скопление народа он видел только однажды, во время празднования на лугах, у реки, дня берёзки, так тогда решили назвать, не смотря ни на что, незабываемую, всеми чтимую троицу. На гулянье собирался весь сельсовет, село и окрестные деревни, несколько сот человек. Сергей ещё потерял тогда, вдруг исчезнувшего куда-то отца, как оказалось, отбивающегося в это время от двух подвыпивших парней, сбивая и укладывая их по очереди на землю. Этому с трудом верилось, отец всегда такой спокойный, вывести из себя, его было невозможно.
   Но то, что он увидел сейчас, было ни с чем не сравнимо. Все торопились, бежали, словно в запасе у них не было ни одной минуты. Никто никого не замечает, не смотрит, каждый сам по себе, в этом огромном, человеческом муравейнике. Боясь случайно отстать от отца и потеряться, он всё время держался за его карман. Несколько раз отец одёргивал его, убирая руку, но Сергей решил, что так будет надёжнее, вернее, иначе шаг в сторону, и можно навсегда исчезнуть в этом бескрайнем, людском потоке, словно в водах сметающей всё на своем пути, вышедшей в половодье из берегов реки.
   Как можно тут жить, да здесь наверно никто и не живёт. Сама жизнь проходит наверное где-то немного в стороне, а это скорее похоже на оживлённый перекрёсток, всей нашей большой страны. И все тут случайные, временные, проезжие и прохожие, вроде них, и всюду гул, шум, движение и вереницы машин. Да, Москва действительно что-то великое, грандиозное, не похожее ни на что другое, то, чего он не знает. Но пробыли они там не долго и пересев на другой поезд, отправились дальше, в Казань, где ждали их родственники, жил брат и находилась теперь его бабушка.
  
   Находясь в приподнятом и праздничном настроении, Сергей как должное, воспринял радостную встречу. Смущало только слишком заметное, чёрное пятно на щеке, заставлявшее испытывать на себе задержавшиеся, пристальные взгляды заботливых родственников. Ему было стыдно и неловко признаться в причине его возникновения, и он упорно молчал на удивленные вопросы о его происхождении. У них-то такого нет, да и с ним это случилось впервые. Зима выдалась морозная, холода то и дело достигали сорока и больше градусов. В такие дни по радио объявляли о том, что в школах отменяются занятия, но занятые хозяйством родители часто не слышали и ничего не знали об этом. Мысль, что можно самим принять решение и не пойти в школу, не приходила в голову. Да и с дальних деревень ученики уже находились в пути, когда об этом говорили по радио. Не сказать, что это было слишком холодно и абсолютно невыносимо, без ветра терпимо, можно даже погулять немного. По хорошей дороге до школы они шли около часу, а в поле всегда есть какой-нибудь ветерок. Как ни отворачивайся, не прикрывайся, он обжигает лицо. Греть и растирать всё время замёрзшие нос и щёки, неудобно, стыдно перед ребятами, особенно перед девчонками, тем более, когда до школы остаётся совсем недалеко. Но школа в такие дни обычно закрыта, и постояв на крыльце, один за другим ученики, радостные и довольные торопятся в обратный путь. Не часто выпадает такое счастье, уроки отменяют, только когда температура опускается ниже тридцати шести градусов и то, только для младших классов. Не замечая уже, не окоченевших ни рук, ни ног, довольные и счастливые бегут они домой, строя различные планы, может даже, отогревшись, удастся ещё немного погулять, выйти на улицу. В тихую погоду, если нет ветра, на улице хорошо даже в мороз, начинаешь меньше обращать на него внимания.
   В день, оставивший ему памятную заметку, не было так холодно, никто не отменял занятий в школе, а родители не наказывали теплей одеваться, и Серёжа не особенно заботился о себе, не завязывая шапку и шарф. Но сухой, обжигающий, морозный ветер, терпимый в начале пути, сделал цвет лица сначала до неузнаваемости красным, а скоро стал, словно сдирать с него кожу. Он и не заметил, как обморозился, как перестали болеть и мерзнуть щёки, а это очень плохо.
   Все взрослые, также приехавшие гости из Свердловска, были рады встрече и, собравшись за столом, вели оживлённую беседу. Комфорт, уют, прогулки по городу, преимущества чужой для него, городской жизни, в которой не знал, что ему делать, и как себя вести. В небольшой квартире, где собралось человек десять народа, брат, пытаясь чем-то занять его, затеял игру в войну, бегая с воображаемым автоматом, громко крича и стреляя из-за угла. Находясь в гостях, Серёжа не мог вести себя так же, и давно вышел из этого возраста, к тому же играть здесь было тесновато. Весёлые праздники, с шутками, играми, сдержанными, неторопливыми разговорами с изысканными угощениями, пока ещё не превращались в обычное застолье с бесконечными, несвязными и путаными рассуждениями, где наливать будут чаще, без произношения тостов и здравниц. Ему был не ясен смысл этих, уже давно привычных, продолжительных обедов, ставших обязательной, главной составляющей любого торжества, но так уж, видимо, заведено и повсюду принято, это неотъемлемая часть взрослой жизни, которую он не мог обсуждать. В конце концов, чтобы они не мешали получать удовольствие от налаженного таким образом досуга, им предложили пойти погулять.
   - Тебе коньки - обратились хозяева к Серёже - а тебе лыжи.
   - Нет, ты, наверное, не умеешь кататься - Сергей впервые их видел.
   - Тогда тебе лыжи, а ему коньки - ну идите.
   Выйдя на улицу, Сергей осмотрелся, ища сколько-нибудь подходящий для лыж снег. Повсюду грязный, да ещё посыпанный песком лёд.
  -Одевай! - скомандовал брат.
  - Прямо здесь? - не понял Сергей.
  - Да - повторил он, стал помогать застёгивать ремни.
  Ходить на лыжах по асфальту ему ещё никогда не приходилось. Зачем они, если нет снега. Может в городе так принято, но никого из прохожих, на лыжах или на коньках, он не видел. Наверное, снег там, за домами, за поворотом, на какой-нибудь аллее, в садике или парке. Но, пройдя немного, ничего похожего он так и не увидел. На неровном льду тротуара лыжи разъезжались в разные стороны, невозможно идти. Брат легко скользил на коньках вокруг его.
  - Ты что, не умеешь ходить на лыжах? - недовольно спросил он, поджидая Серёжу и глядя на его неловкие движения.
  Замечание пришлось ему не по душе. Видел бы он наши снега, лыжи там первое дело.
  - По льду нет - ответил Сергей, и не желая больше мучиться, стал снимать лыжи.
  Подойдя к катку, брат, легко спрыгнув на лёд, быстро исчез среди катающихся ребят и его стремительную фигуру Сергей только успевал разглядеть то в одной, то в другой части катка.
  - Ты сильный, а я ловкий, так что получается, мы с тобой равны - заявил брат, когда они возвращались домой по стемневшей улице вечернего города.
  Вопрос удивил его. Как старший, Серёжа чувствовал себя уверенно и не имел необходимости что-либо доказывать. К лидерству он не стремился, но и зависеть ни от кого не хотел, ему достаточно было оставаться самим собой. Брату же очевидно не нравилось осознавать себя младшим, маленьким, и положение равенства его более чем устраивало. Серёжа отнёсся с достаточным безразличием к такому предположению. О каком равенстве идёт речь, в чём оно. Каждый останется тем, кто он есть на самом деле. Хотя такое равенство не делало ему чести, он не стал возражать, пусть считает, если так хочет. Брат в любом случае, будет равным, уважаемым. Вряд ли этот маленький упрямец захочет когда-нибудь, в чём-то, кому-то уступать. Он действительно смел, ловок и готов соперничать с кем угодно и быть равным ему, наверное, не всегда так просто.
  - Может быть, конечно равны - согласился Сергей.
  - А что вы делали там поле, когда мы к вам приехали? - таинственным голосом, негромко спросил Игорь, когда, устроившись на полу, в углу своей маленькой комнаты, показывал Серёже свои вещи.
  Он и думать-то забыл об этом, а что там можно делать. До сих пор его об этом никто не спрашивал, обычное дело, лучшего места для игры не найти. У него никогда не возникало на этот счёт никаких других мыслей, и он не думал, что это может кому-то показаться странным. Но в голосе брата слышалось скрытое любопытство, уж не подумал ли он чего плохого. Неожиданный вопрос очень смутил Серёжу, если бы не тёмный угол, наверное, на лице была бы заметна выступившая краска. В предполагаемых подозрениях стыдно даже перед братом. Хотя со стороны, конечно, интересно узнать, как можно играть и что делать с девочкой, спрятавшись в густой ржи, вдали от дома.
  - Ничего, просто играли, спрятаться было интересно, все ушли, а мы не успели, тут вы появились - домысливая для убедительности, чем бы подтвердить сказанное, подыскивал Сергей простое и естественное объяснение, главное, чтобы не думал, что они были одни, он же не может знать все наших ребят. Было неловко и стыдно оправдываться в несуществующих замыслах.
  - Да мы всю деревню обыскали, пока вы там всё поле излазили - не утихал очень странный интерес брата к давней истории.
  - Знаешь эту песню? - спросил Игорь и тут же запел, - если друг оказался вдруг.
  Не совсем обычная, красивая песня о суровой, мужской дружбе, понравилась Серёже, по радио таких не исполняют.
  - Откуда, впервые слышу - признался он.
  Ты не правильно поёшь, сказала вошедшая в комнату, приехавшая из Свердловска девочка Наташа.
  - Правильно - твёрдо и уверенно ответил Игорь.
   - Нет - не соглашалась она.
   - А как надо, спой, покажи - не стал спорить брат.
   - Нет, я не хочу петь, но я слышала её, как она звучит, серьёзней и мужественней -убеждённо настаивала Наташа.
   - Я правильно пою, просто я же не могу по взрослому - остался верным себе брат.
   Серёже показалось, что Игорь пел хорошо, ведь если человеку нравиться песня, то и петь он её, наверное, должен правильно. По-другому её больше никак и не споёшь. Он уже знает этих девочек постарше, им всегда всё лучше известно и был полностью на стороне брата, но, не зная песню, не мог заступиться и молчал.
  
   На обратном пути они решили немного задержаться в Москве, чтобы осмотреть некоторые её достопримечательности и направились к главной из них, на Красную площадь, в Кремль. Сергей не мог понять, как отец, никогда не бывавший в Москве, никого ни о чём не расспрашивая, разбирается во всех её переходах и электричках, лишь изредка посматривая на висящие в метро схемы, да однажды что-то узнав у милиционера.
   На входе в метро, не дождавшись, когда отец отпустит пятак, Сергей дольно ощутимо получил по бокам, немало удивившись такому изобретению. А через мгновения, эскалатор нёс его уже далеко вниз, и тут же подошедшая электричка стремительно умчала его в темноту туннеля. Как здорово всё продумано, как красиво, чисто и светло здесь, глубоко под землёй, где народа ещё больше, чем наверху.
   На ногах у отца были подаренные ему белые бурки. Он редко когда одевал их, в деревне больше подходили валенки, но не ехать же в них в город. Выглядел он замечательно. Правда, лишь однажды они встретили человека в точно такой же обуви. Впрочем, отца это сильно не смущало, он не хотел скрывать своего сельского образа. Да никто и не обращал не это внимания, Москва свободный город, не требующий единообразия. Здесь можно всё, кроме одного, быть невеждой.
   Кремль с множеством башен и красивыми звёздами наверху, поразил его толщиной и крепостью своих стен. Какое не спокойное, должно быть, ужасное было время, если здесь, в центре Русской земли, были необходимы такие прочные сооружения. Обойдя и осмотрев Кремль изнутри, невольно остановились возле чудовищных, немыслимых размеров Царь-пушки. Неужели из неё собирались когда-то стрелять. Как её заряжать, кто сможет поднять эти огромные, лежащие перед ней ядра, и каким образом её передвигать. Может быть, она была задумана лишь как символ могущества России, которая и в те далёкие времена, была великой державой.
   А вот Царь-колокол, тоже невообразимых размеров и дивной красоты, который должен был выражать силу внутреннюю, духовную, вызвал боль и глубокое сожаление, как что-то очень важное, но недостигнутое, не свершившееся. Но всеравно, он был велик и великолепен, свидетельствовал о любви к красоте, о силе веры, которой жили, к чему стремились поколения предков. Далёкий от их убеждений, он чувствовал такое же трепетное преклонение, ликование души перед неосуществившимся замыслом.
   А может, всё это просто нерасчётливая гордость. Но нет, может быть в таком же стремлении к невыполнимому, сложному, но красивому, заветному, заключается и его жизнь. Походив по музею, где Сергею было скучно, они вернулись на Красную площадь, с громадной, не двигающейся очередью к мавзолею В И Ленина. Для посещения его у них было не достаточно времени, и они просто остановились посмотреть.
   Вся жизнь страны, её прошлое, настоящее и будущее, связывалось с именем этого человека, считавшегося образцом, мерой всех ценностей и качеств, по которому сверялся каждый шаг, каждое слово, Серёжа тоже привык с большим уважением и вниманием относиться к этому имени. Да и действительно, вот он ездит по всей стране, сыт, одет, обут, ни на что не жалуется, учится и при желании, можно учиться даже в этом городе, как его дядя, и уже знает, где он хочет учиться, только никому не говорит об этом.
   А ведь так было не всегда. Неудачи, сложности, ошибки, могут быть при любом строе и правительстве, а вот если успех, у них бесспорно есть. И это не смотря на страшные трудности, разруху, голод, войны, дефицит образованных людей, опытных кадров и обилие всяческих врагов. Сложный, непонятный и великий человек лежал там, от имени которого неотделимо много очень важного времени в истории страны и народа. Достаточно одного, что он был за простых, рабочих людей и отдавал этому всю свою жизнь, чтобы помнить его.
   Что думал отец, он не знал. Но он всегда был за справедливость, какая бы она не была. И эта идеология была ему ближе других, полнее выражала его человеческие чувства, стремления и во многом сходилась с его личными убеждениями. Но в раках установленных разумом правил, ему необходима свобода мыслей и действий, ведь истина не в догмах, а в практике и живом деле, как говорил он, основатель этой партии. Да, с ним, возможно, многое было бы по-другому.
  
   Походив по Москве и взяв такси, они направились проведать, как того требовал сельский этикет, живущих в Москве родственников, брата матери и его родню, хотя возможно их взгляды вовсе не требовали обязательного соблюдения этого обычая. Встреча была самой радушной. Родители дядиной жены, оказали им удивительное гостеприимство. Весь вечер заняли забавные игры, фокусы и шутки. Константин Никитич и отец были заядлыми картёжниками и провели за столом не один час.
   Сергей время от времени не заметно поглядывал на их дочь, молодую дядину жену, вспоминая бабушкино негодование по поводу женитьбы сына. Хорошо одета, стройна, вежлива, неплоха собой, в какие-то моменты даже красива, и неглупа должно быть, о чём можно судить по отсутствию пустословия и точным, вовремя сказанных замечаниям. А ещё потому, что смогла увлечь такого парня, как дядя Гена. О Москве и москвичах у Серёжи остались самые хорошие впечатления.
   Чем недовольна, постоянно осуждающая сына и не скрывающая своего отношения бабушка, он понять не мог. И по приезду домой, когда бабушка первым делом спросила, понравилась ли ему дядина жена, Сергей ответил удовлетворительно. Хотелось сказать больше, но к высоким словам он не привык и просто ответил, что нормальная, хорошая.
   Единственное, что не понравилось ему за всё время путешествия, это большое, сливочное мороженое в шоколаде, попробовав которое, он несмотря ни на какие уговоры отца, категорически отказался есть. И вот, он снова посматривает на пробегающие за окном поезда ели и берёзы, лёжа на полке, слушает доносящийся из соседнего купе звон гитары и песню, про какую-то безымянную высоту, о сильны и мужественных людях, о настоящей дружбе и верности. Пели молодые парни, ехавшие куда-то в далекую Сибирь, произносились названия новостроек и молодых Сибирских городов, куда всё дальше, удаляясь от Москвы, стремительно мчался, выстукивая ускоряющийся бег, летел, приближаясь к его дому поезд.
   Отец между тем, познакомился с группой молодых моряков, спрашивал, интересовался, рассказывал о себе. Служба не стала делом его жизни, он вернулся к своим полям и лесам, но корабли, порты, приморские города, навсегда остались незабываемыми днями молодости, в которую он возвращался, общаясь с молодыми ребятами. Моряки помогли им выгрузиться из вагона, пожелав всего хорошего. Знакомое здание вокзала с картиной на стене, начинался дом. Но они ещё долго ходили в городке по гостям, потом долго ехали заснеженными лесами и полями до своей деревни, к такому привычному, незаменимому, тёплому и родному дому.
  
   Глава 3
  
   По возвращении домой, он охотно рассказывал всем свои впечатления об увиденном. И в первый учебный день после Нового года, когда учительница попросила написать сочинение о каникулах, он сразу же взялся за авторучку. Весь класс, задумавшись и поглядывая в потолок, стал старательно вспоминать, чем же они занимались все каникулы. Мысль честно признаться, что спали, гуляли и ели конфеты, каникулы же, выглядела крамольной, по отношению к высоким нравственным идеалам, к которым следовало стремиться. Мальчики, как оказалось, целыми днями занимались спортом, катались на лыжах. Ни одна девочка не созналась бы, что играла в куклы, все они, без исключения, были заняты тем, что помогали мамам, шили, стирали. Все прочитали не одну кучу книг, и нетерпеливо дожидаясь занятий, готовились к школе, которую любили больше всего.
   Серёже не надо было ломать голову над тем, что писать, и пока остальные ученики мучились, чем занять хотя бы одну страницу, он, торопясь и не поспевая за своими мыслями, стал быстро заполнять строку за строкой, излагая свои обширные впечатления. А сказать было что, никто из ребят никогда не видел ничего подобного. Его сочинение будет, несомненно, самым интересным и лучшим.
   Убеждённый в этом, закончив писать и не имея привычки проверять и перечитывать написанное, он закрыл тетрадь и положил на стол. Однако через день, получив её обратно, чуть не застыл от удивления, все листы краснели от пометок и исправлений, а конце, красовалась большая, жирная двойка. Не найдя слов и цепенея от ужаса, он стал проверять поправки. По существу это были не ошибки, а описки, помарки и неточности. Он знал правила, у него не возникало проблем с правописанием. Пиши он помедленнее, отнесись чуть серьёзнее, просто будь немного повнимательнее, ни одной этой ошибки могло не быть.
   Привыкнув получать самые высокие отметки, он не понимал, как могло так случиться. Иметь такую низкую оценку, когда обычно его не устраивала, огорчала даже четвёрка, которой так радовались остальные, послушное, старательно всё зубрившее, большинство, а тройка была бы настоящим позором, это была катастрофа.
   Он снова посмотрел в тетрадь. Всё это он знал. Просто хочется делать много и быстро. Но ведь ошибки-то всеравно непростительные. Дело даже не в плохой отметке, это только оценка, сами по себе они его уже не интересовали, они всегда хорошие. Значение имеют только знания, их уровень и качество, значит, есть какие-то нарушения или отклонения в его деятельности. Как быть? Писать, работать по-другому, спокойно, значит быть другим, хочет ли он этого, сможет ли. Вот он и плохой. Что теперь делать, как жить? В чём остались его достоинство, гордость, есть ли у него что другое, ведь кроме учёбы, он ничем давно уже не интересуется, ничего не умеет и не представляет свою жизнь иначе.
   Теперь он стал хуже всех, сейчас он самый плохой. Слёзы подкатились к глазам, горечь сдавила горло. На перемене, отойдя в коридоре в угол, к раздевалке, он с покрасневшими глазами тихо опустился на лавку, долго оставаясь неподвижным.
   Вся школа знала уже о его неудаче. Подошедшие старшеклассники, как могли, стали утешать.
   - Ты-то исправишь, знаешь, сколько их у меня - сказал один из подошедших парней.
   Да разве только в оценке дело, плохо реагировал Сергей на уговоры, это свидетельство того, что он не такой, каким хочет быть, может быть совсем не такой.
   Вообще-то живут же люди и без образования, нередко совсем даже неплохо и люди как будто неплохие. Вот они рядом, он всех любит, уважает, и даже завидует их силе, красоте, смекалке. Но он-то хочет учиться, это его дело, то, что он может, умеет и должен делать, не успокаивался Сергей, и не хотел успокаиваться. Нет, он не должен успокаиваться, это слишком серьезно, это касается всей его жизни.
  
   По правде сказать, вся эта писанина, русский язык и литература по-настоящему мало интересовали его. Казалось нерациональным, даже неразумным тратить столько времени на изучение всех тонкостей правописания и заниматься чтением бесконечных повествований, вызывающих то жалость, то раздражение и скуку, при всём притом, что предстояло изучить немыслимое количество конкретных вещей, правил, законов, то, из чего и состоит реальная жизнь.
   Как человек ответственный, привыкший всё делать добросовестно, он внимательно прослушивал уроки, старательно и прилежно выполнял любые задания уважаемых учителей. Но легкомысленное отношение к письменности, как к второстепенному для него предмету, давало о себе знать в виде нарушавших общую великолепную картину, то и дело появлявшихся в конце четверти одной, двух четвёрок в табеле по успеваемости, на фоне остальных сплошных отличных оценок. Что было конечно досадно, не позволяя стать круглым отличником, в отличие от Сергея Большакова, человека очень воспитанного, во всём чрезвычайно аккуратного, не допускавшего малейшей небрежности и выполнявшего всегда всё на отлично. Но кроме удовлетворения самолюбия это мало занимало его.
   Область, выбранная Серёжей для проявления всех своих сил и возможностей, где он чувствовал себя свободно, легко и уверенно, полностью отдаваясь этому, навсегда выбранному делу, а не просто увлечению, как он считал, была математика, с её точностью и логикой, что соответствовало его восприятию жизни, где тоже всё должно быть продумано и точно известно.
   В окружающей действительности, все вещи, как становилось очевидным, тоже взаимосвязаны друг с другом и одно событие следует из другого. Поэтому там, всё также можно просчитать и вычислить. Когда что делать, как себя вести, всему должно быть простое и рациональное объяснение. Ни одного случайного поступка, мысли, слова, всё абсолютно всё, должно быть продумано, такой хотелось видеть окружающую действительность. В конце концов, в жизни, как и в задаче, всем руководит простой расчет, важно не ошибиться, сделать правильный вывод и выбрать верное решение. И вся жизнь словно одна большая, очень ответственная и серьёзная задача, которую необходимо решить.
   Математика виделась не только началом всех начал, основой всему, но и стала частью его души, её естественным состоянием, страстью, которой он отдавался самозабвенно, с поразительным, полностью захватывающим азартом. Занимаясь увлечённо, с великой любовью, он связывал с ней все свои мечты и надежды на будущее.
   Главным учебным центром, местом сосредоточения всех знаний, является, как он узнал из тех же учебников, МГУ. Это достойная цель для продолжения образования. Не говоря никому, втайне он стал подумывать об этом. Завораживающее слово академик, вмещало в себя всё возможное, на что способен человек, вот кем со временем он и хотел бы стать.
   Конечно, и в литературе он видел немало интересных, поучительных примеров о добре и зле, человеческой низости и героизме, что также являлось частью реальной жизни и что тоже необходимо было знать. Но, во первых, схожие сюжеты, видоизменяясь, часто повторялись, говоря об одном и том же, и потом, об этом же говорили в кино, дома, на улице. А самое главное, там, чему он готовился посвятить свою жизнь, не было ни хорошего, ни плохого, ни морали, не принципов, и все нравоучения малоприменимы, по крайней мере, стоят на втором плане. А в своих отношениях с миром, как жить и что делать, найти верное решение, можно руководствуясь разумом.
   Не одни заученные клятвы и обещания во многих случаях, а понимание дела, знания, делали человека более стойким, твёрдым и последовательным. Высокие слова это хорошо, но насколько это соответствует личным свойствам, насколько надёжно, так ли это на самом деле. Слишком много хороших слов, отличающихся от их жизненного воплощения, он уже слышал.
   Но всего убеждения выводы и расчеты, всё сознание, было едино с сильным переполнявшим его чувством, идущим из самой глубины души, от сердца. Где всё неотделимо связано с домом, с окружающей его природой, лесами, полями, где всё естественно, закономерно, просто и понятно. Где нет ни добра, ни зла, только свет, радость и надежда, куда ни на миг не покидая их в своем сердце, снова и снова возвращался он мыслями из своих сказочных планов и фантазий. Только здесь, на лесных полянах, у речек и ручьёв, обретал он полный покой, ни с чем несравнимую благодать и наивысшее наслаждение.
  
   Начиная со второй половины, зиму словно подменили. Вместо мрачных, рано сгущающихся сумерек, все чаще, во всё небо сияло Солнце. Нескончаемые, белые снега, искрились и горели разноцветными огоньками. И теперь, чтобы не случилось в природе, все жили ожиданием больших, неизбежных перемен, предвкушая ещё такие далёкие, но неотвратимые изменения. По хорошо накатанной дороге идти до дома было недолго. В глаза светило яркое Солнце, лёгкий мороз почти не ощущался, было даже немного жарко. Шли не торопясь, погода для прогулок самая подходящая. В такие дни, у всех без исключения школьников, планы на оставшееся до вечера время, совершенно одинаковы, приготовить побыстрее уроки, и на улицу.
   Дойдя минут за сорок до дому и наскоро перекусив, сразу принялся за уроки. Не задумываясь, машинально решая примеры и задачи, настрочил решения и ответы в тетрадь. Пробежал глазами заданные читать страницы, оставляя в голове их краткое содержание, основные события, даты, и снова на улицу.
   Погода радовала мягким снегом, теплом и была необыкновенно хороша. И вот уже, который час катаются они с Володькой с горы на ледянке, доске с намороженным снизу льдом. Мчатся по наезженной колее вниз, к речке, быстро скатываясь в сторону при появлении из-за леса машины. Но в этот раз их почти совсем не было, и они задержались дольше обычного. Можно бы скатиться ещё разок, другой, пролетев за считанные мгновения несколько сот метров, до самого леса, но подниматься назад, тащиться обратно, уже не было сил. Посмотрев под гору, и не договариваясь, они повернули к дому, на другой конец неразличимой, рано погрузившейся во тьму деревни, с загоревшими в каждой избе приветливыми, добрыми огоньками.
   Заметно похолодало, пальцы рук и ног начинали плохо слушаться, а медлительное тело охватило блаженное безразличие. Натянув сильней шапку и застегнувшись, изредка переговариваясь, они медленно приближались к дому по тихой безлюдной улице. Не понимая, что случилось, Сергей вдруг обнаружил себя под лошадью. Сообразив в чём дело, ошалело выскочил, испуганный наездом и, считая себя виновником происшествия, опасаясь, что ехавший по дороге человек, начнёт ругаться, а то и побьёт, быстро скрылся за домом, спрятавшись за стог сена, приходя в себя и успокаиваясь.
   Управлявший лошадью мужчина, возможно, приняв по обычаю на посошок, дремал, завернувшись в тулуп, справедливо полагая, что дорогу домой, а куда же ещё можно ехать на ночь глядя, лошадь найдёт сама, которая, вероятно, тоже давно мечтала о сне и отдыхе и слишком поздно заметила, на что наехала. Но, осознав, это, не задев копытом и не ударив Сергея, умело перешагнула его, и остановилась как вкопанная, не двигаясь на все понукания проснувшегося водителя.
   - Я её гоню, а она не идёт - рассказывал он оставшемуся Володьке, который тоже не слышал приближения лошади, но шёл по другой стороне дороги и теперь искал Сергея, чтобы сказать, что всё в порядке. Вместе они долго удивлялись уму лошади, благодаря которой он остался цел и невредим.
  
   Дома никого не было, не включая свет, он забрался на диван и присев сбоку, стал слушать доносившуюся из радио бесконечную, однообразную, непонятно что выражающую, безжизненную и меланхолическую, вдруг переходящую в шумный, буйный хаос, музыку, свидетельствующую о каком-то душевном беспокойстве или нервном потрясении. Зачем и кому это нужно, у музыканта опять, словно небыло силы, для создания легкой и понятной, всегда такой нужной, красивой мелодий.
   Каждый раз, когда он пускался в рассуждения, когда нужно было много и серьёзно поработать, в процессе трудился не только мозг, в равной степени участвовал весь его организм, всё тело становилось хранителем и носителем информации. А сам он начинал занимать гораздо больший объём, открывался целый, несуществующий, иной, но для него такой же реальный мир, где можно располагать любую информацию, комбинировать её и строить грандиозные планы. В это момент вся жизнь переносилась туда, а живое тело, ставшее лишь источником энергии, будто каменело, оставаясь там, за пеленой, в чётко ограниченном реальном мире, куда предстояло вернуться, выполнив задание.
   Активизация всего сознания, чувств, полная нагрузка, максимальное напряжение мысли и памяти, стало естественным и необходимым условием нормальной жизнедеятельности, потребностью, доставлявшей немалое наслаждение, сравнимое может быть с удовольствием, получаемым от занятий спортом.
   И вот уже в который раз, когда он оставался один, откуда-то из тёмных неизвестных глубин, выдуманного им нереального мира, появился, приближаясь к нему, похожий на камень, вращающийся предмет. Там, где кроме него и его мыслей, никого и ничего недолжно быть, появился посторонний. Неизвестный объект демонстрировал полную самостоятельность и был независим от его воли, словно являлся концентрацией неких мощных сил. Всем существом, даже костьми Сергей ощутил сильное, непреодолимое, страстное желание побороть эту силу, но был беспомощен и слаб перед ней. Никаких других действий незнакомец не предпринимал и, продемонстрировав свои возможности, исчез. Что это такое и почему он на моей территории, а может, я вторгся в зону его интересов, но никаких предупреждений ему сделано небыло. Мне необходимо это пространство, так или иначе, я вынужден здесь осваиваться и действовать. Если бы незнакомец не показал себя, то все испытанные в это время ощущения, и любые его действия, он вполне мог бы принять за свои собственные эмоции, настолько это было вхоже в его организм. Оказывается, и в этом мире небытия, не всё свободно, и здесь, также как и в реальной жизни, нужно быть сильным и смелым, чтобы отстаивать свое право и делать то, что необходимо.
  
   А что такое он сам, в чём смысл и сущность его я, что это такое, как не чувства и мысли. Ведь когда их нет, как например, во время сна, то и самого его будто не существует. А если бы его действительно небыло. Он представил такую ситуацию, всё на своих местах, а его нет, это уже совсем другой мир, словно это и не жизнь, как будто он был один на всём свете. Вместе с ним исчезал целый огромный, наполненный его чувствами и мыслями мир. Нет, он не хочет этого, так не должно быть.
   А самое интересное, это то, что он видит и слышит, реальный окружающий его мир, кажущийся таким постоянным, твёрдым и прочным, который был и будет, место, где проходит его жизнь, Что это такое и откуда взялось, никто толком не объяснял. Он представил на миг, что ничего этого нет, получается что-то невообразимое, непонятное. Даже не пустота, чтобы сказать так, её сначала надо увидеть, ощутить, сравнить с чем-то, но если ничего нет, то и почувствовать, сделать выводы и утверждать что-либо, тоже невозможно. Даже в самом слове и мысли, есть что-то неоднозначное, зрительная и звуковая разница, которая должна из чего-то исходить. Но если ничего нет, то выйти оттуда ничего не может, даже того нереального мира логики и рассуждений. Одна сплошная чёрная, страшная, мрачная пустота и одиночество. Может ли такое быть. Он на миг представил себя в этом ничто, ни чувств, ни идей, ни мыслей, никого и ничего. Для того, чтобы просто сказать что-то, нужно уже кем-то и чем-то быть. А если там ничего нет, то что, и каким образом, может появиться оттуда. В однообразном мире тоже ничего быть ни может, это всеравно, что пустота.
   Для жизни со всем её многообразием и движением, нужна прочная база, фундамент, неизменная, твёрдая основа, вроде камня, металла, земли, всей материи, где возможны любые действия и изменения, где есть будущее, настоящее и прошлое, мечты и грёзы и идеальный, несуществующий мир.
   И если нет этого мира, то нет ничего и его самого, он часть того, что вокруг и существует только во взаимосвязи с ним. Это точка опоры, отсчет, основание всего его существования.
  
   Но в этом прекрасном мире порой слишком неспокойно. Глядя куда-то сквозь черноту ночи, в необозримое пространство, он вспомнил беспрестанно повторяющиеся изо дня в день высказывания и репортажи, осуждающие и критикующие Америку, образ которой, весь, от начала до конца, вырисовывался построенный на зависимости от денег, как единственно верного способа своего динамичного, но стихийного развития. Страны, одержимой стремлением всё к новым богатствам, мировому господству и пытающейся устроить его по своему подобию. Сильная, уверенная, признающая только свои ценности и навязывающая их всему миру, казалось, для достижения своей цели, она готова действовать любыми методами, использовать самые ужасные средства. Цели эти выглядели настолько явными, а желание так неукротимо, что казалось, их невозможно остановить.
   Недавно, он был здорово напуган их появлением. Засыпая после очередного прослушивания по радио об ужасах войны во Вьетнаме, он увидел, как словно серая туча, затягивающая небо, так вызывая беспокойство и тревогу, сам собой в сознании возник образ Американцев, надвигающихся тёмной массой, идущих плотными, организованными рядами. Они неумолимо приближались, и были где-то уже совсем близко, что их остановит. Конечно наша армия, танки, ракеты и правительство не допустят этого. Но они всё шли и шли, не встречая никакого сопротивления, не останавливаясь и нигде не задерживаясь, маршем проходили по умам и мыслям, входили в самую душу, доходили до сердца и скоро от него ничего не останется.
   Нет, нет в свой мир, в свою землю, он никого не хотел пускать. Пусть не злодеи, но при их появлении, всё, чем он живёт, что любит, изменится, исчезнет. В тот раз темнота напугала его, он вынужден был сообщить о своих страхах родителям. Их успокоения слабо подействовали, и он долго не мог заснуть. Ему не было дела до того, как они там живут. Он живёт хорошо, ему нравиться его жизнь и то, к чему все они стремятся. Он не хочет устраивать её по-другому.
  
   А на днях в школе был митинг, старшеклассница, девочка из его деревни, гневно клеймила позором Американцев, бомбивших Вьетнам.
   - Они не могут победить, потому что на стороне Вьетнама весь мир, все честные люди, потому что, с ними мы - говорила она.
   Сергей был восхищён мужеством маленького народа, осмелившегося выступить против сильного врага.
   Американцам до всего есть дело, им всё нужно, он уже привык к этому. А мы, что хотим мы, что надо нам, что защищаем, почему помогаем, не могла не возникнуть мысль. Но мы должны помогать, как же иначе? Только когда всё это кончится, ужас охватывал при каждом упоминании об этой безнравственной и бесчеловечной войне.
   Весь земной шар стал участником борьбы двух противоположных систем, все страны, так или иначе, многие даже не желавшие того, были вовлечены в эту одержимую мировым господством борьбу, и весь мир стал ареною для неё. Было ясно, что этому противостоянию с Америкой, борьбе Запада и Востока, были подчинены все мысли и чувства, жизнь всего человечества. На это работала вся промышленность, выпуская всё новые виды вооружений. Впадая в истерическую панику и стремясь заполучить как можно больше сторонников в этой борьбе, обе стороны начали снабжать всех желающих, и без того имевших немало разногласий и претензий друг к другу, всем необходимым. С помощью чего те намерены были решить все проблемы и начали претворить в жизнь идеи, которые даже в более цивилизованном мире, не находили единого понимания, чего разумные и практичные люди предпочли бы не касаться, что давно должно остаться лишь вехой в истории.
   Дома на стене висит карта мира. Придя со школы, он долго стоял перед ней. Вот она, его огромная страна, розового цвета, без эксплуатации и унижения, где не нужно с утра до вечера думать о наживе и во всём мире у неё уже немало друзей. Мир пестрел названиями стран и городов. Страны, не проявлявшие к ним дружественных отношений, были окрашены в тёмные, серые и коричневые цвета. Со временем, как все надеются, эти разногласия исчезнут и неизбежно должно возникнуть новое, справедливое общество. Только какое, наверное, ему должны быть присущи многие их черты, потому что все хотят справедливости и равенства. Очень хотелось счастья для людей во всём мире, где бы они не жили. Это так всем нужно. Разве можно жить иначе.
   Весь мир представился ему окрашенный в красный цвет, так далеко простирались его мечты о счастье. Единое общество, без войн и нищеты, подобное их стране. Это казалось вполне возможным, к чему же ещё стремиться. Но, разойдясь по всему миру, где-то в районе Огненной земли, не освоив всё пространство и не получив абсолютного завершения, процесс остановился. Там, дальше, естественным образом возник и начал развиваться какой-то другой, непонятный, тёмный, возможно не во всём хороший, но довольно энергичный процесс.
   В предполагаемом будущем, не сбывалось то, во что хотелось верить. Там, далеко, всё может быть совсем иначе, и не только светлым. Розовым мир не получался даже в мечтах, он велик и разнообразен, и весь его, в свой цвет не перекрасить.
  
   Размышляя, он незаметно заснул, и к приходу родителей крепко спал, облокотившись на спинку дивана. Разбуженный шумом открываемой двери и громким разговором, Серёжа очень удивился, увидев себя в таком положении. Мать занялась ужином, ставя на стол хлеб, масло, творог, быстро приготовленную из яиц с молоком селянку. За исключением нескольких зимних недель, перед отёлом, когда корова была в запуске, всегда в изобилии было молоко. Зато в это время было много мяса. Скота у них, как и в любом другом доме, был полный двор, корова, тёлка, телёнок, десяток овец, куры, летом мать выращивала полсотни цыплят. А с наступлением холодов, резали поросёнка, долго висевшего потом во дворе под навесом. Нередко Серёжа сам, достав кусок телятины, резал его на куски и зажаривал на электроплитке. Но чаще, если обед задерживался, а во дворе уже ожидали товарищи, то не теряя ни минуты драгоценного времени, он отрезал ломоть хлеба, и мчался с ним на улицу, не взирая ни на какие уговоры матери, сесть за стол и спокойно поесть его с молоком. Особенно вкусны были горбушки серого, неказистого на вид, более, чем на наполовину ржаного, домашнего хлеба, никогда не черствевшего и помногу дней не терявшего своего необыкновенного вкуса.
   Пока мать доставала из печи чугунок и наливала в одну большую чашку суп, отец принёс солёную капусту, огурцы, помидоры. Серёжиной обязанность были дрова и вода. Сложив подсохшие, берёзовые дрова в маленькую печь, которую топили вечером, он совал туда кусок бересты, от которой, удачно сложенные, они загорались даже сырые. Нет лучше дров, чем берёза. Скоро огонь охватывал все поленья, с шумом по изворотам рвался верх, прогревая кирпич и докрасна раскаляя толстую, чугунную плиту. Преображался, наполняясь живительным теплом, весь дом, став ещё уютнее и милей. На горячую трубу можно было налепить тонко нарезанную сырую картошку, быстро превращавшуюся во вкусные, хрустящие ломтики.
   Большую печь мать топила с утра, встав пораньше. Если было время, Серёжа любил посидеть перед огнём, открыв сбоку маленькую дверцу и смотреть на пляшущие языки пламени, испытывая проникающий в него от раскалённых углей жар летнего Солнца, тепла и света. На печи кошка с котёнком, уже подросшим, но нежелающим самостоятельно спускаться вниз. Устав таскать его туда и обратно, она решительно и настойчиво занималась его обучением. Подталкивая испуганного, упиравшегося котёнка к краю печи, кошка заставляла его прыгать вниз, а то и просто сбрасывала. Это повторялось не однократно, за что ласковый и добродушный котёнок, превратившийся затем в большого, рыжего и ленивого кота, получил имя Барсик.
   Вообще местные кошки, все тёмно-серые, как глухая осенняя ночь, вели полудикий образ жизни, не имели имени и не давались в руки, их редко можно было увидеть дома. Приходили раз, два в день, всегда вовремя, попить парного молока, тут же исчезая в дыре в полу. Зато их можно было застать за огородами, в поле или где-нибудь в логу возле речки, у самого леса. Но всеравно, свою кошку они очень любили, она была неотъемлемой частью семьи, заслуженно пользуясь всеми правами и привилегиями.
   Как-то согреваясь на печи, он заметил слабый огонь в фонаре, стоящем в кухне, на комоде. Опять мать забыла потушить, однажды он уже лазил его выключать, сочтя оставленный без присмотра огонь большим непорядком, вспоминая сгоревшую недавно у них почему-то баню. Высокий комод, состоящий из двух частей, отделял кухню от спальни. Раздельные половинки его сразу пришли в движение, как только он начал забираться. Но в прошлый раз получилось всё хорошо, и теперь Сергей действовал уверенней. Очнулся он лежащим на полу, под комодом, первая мысль, сколько разбилось посуды, что скажет мать, всегда такая экономная, наверное, будет ругать. Вот она рядом, застывшая, не говоря ни слова, неподвижно смотрит на него сверху. Выскочив, он мигом очутился на улице и, увидев мать сзади, припустил такого стрекача, что вряд ли кто смог бы его сейчас догнать. А мама, оказывается, здорово бегает.
   - Я боялась, что с тобой что-нибудь случилось - объясняла она позже, совсем не жалея о разбитой посуде, - а огонь я специально оставляю, чтобы не зажигать каждый раз.
   Вот тебе раз, а он лазит, выключает его. К его удивлению, не было сказано ни одного неприятного слова, мать ни в чём не упрекала, не осуждала его, даже была в очень хорошем настроении, словно чем-то необычайно довольна. В доме стало снова всё тихо и спокойно, словно ничего не было, не упавшего шкафа, не испуга, не разбитой посуды.
  
   Глава 4
  
   Однажды в конце занятий, когда все уже были готовы, схватив сумки броситься к выходу, в класс вошла молодая женщина и, представившись работником клуба, сказала, что создается ансамбль танцев и нужны мальчики, желающие заниматься их изучением. Все тут же позабыли о спешке. Предложение показалось интересным, и желающих было немало, даже среди тех, кто как Серёжа молчал. Ему очень хотелось научиться красиво танцевать, но в его сторону женщина даже не взглянула, выбирая с помощью учительницы учеников одного роста. Конечно, его не возьмут, он и просится не осмелиться, даже не мечтая о такой возможности, согласился Сергей. А оказавшиеся достойными, вынуждены были регулярно после уроков ходить на репетицию, шить костюмы и, уже не завидуя, он больше не вспоминал о своем кратковременном желании, позабыв о существовании ансамбля, кода вдруг объявили о его выступлении в школе.
   Результат превзошёл все ожидания. Завораживало само появление неотличимых друг от друга артистов в ярких костюмах. А красивые, слаженные движения, под весёлую музыку, привели всех в изумление, вызвав восторг и бурю аплодисментов, заставивших довольных артистов повторить танец. Но больше Серёжа не видел их выступления. Занятия в кружке, на которые нужно было ходить в село, скорее всего, прекратились. Начиналось лето, и большинство ребят предпочитало проводить время на речке, в лесу.
   Но, тем не менее, какая-то культурная работа в клубе продолжалась, о чём напомнил случившийся однажды неприятный конфуз. Летом, когда, собравшись у них в доме, за столом, они резались в карты, играя в дурака, пьяницу и в козла, этакий упрощённый вариант преферанса, идущая из села женщина, передала слова матери, работавшей в селе, на почте о том, что в клубе будет выступать кукольный театр, вход бесплатный. Сама она сообщить об этом небывалом событии не успевала.
   Невиданное дело, театр, у них, пошли всей деревней. Народа полный зал, ни один индийский фильм не вызывал такого интереса. Пришедшие с дальних деревень люди с детьми и половина села, устремив взоры на сцену и соблюдая тишину, словно чуда ожидали начала интересных постановок и хорошей игры, непонятно откуда взявшихся артистов, заранее благодарные за бескорыстное выступление.
   Между тем на сцене, за красным, похожим на трибуну сооружением, что-то происходило. Для чего это, может, лекцию будут читать, пока артисты готовятся, об империалистах, об Америке, потому и бесплатно. Но нет, там заметно какое-то движение. Да это же детские, маленькие куклы, едва видимые из-за сцены, деда не отличишь от репы, и как будто говорит что-то тихий, не внятный голос.
   - Дедка за репку, бабка за дедку.
   После чего, едва начавшись, действие невидимого, неслышного театра, также незаметно закончилось. Детский сад какой-то. Да это же наши балуются, пока артисты там всё ещё готовятся. Знакомая с детства сказка, неинтересная даже маленьким детям. С нетерпением глядя на сцену, все продолжали ждать, уверенные, что вот, вот, сейчас на сцену выйдут настоящие артисты и покажут большой, интересный спектакль. Но, из-за кулис ничего не появлялось. Ещё раз вышла девушка, вежливо поблагодарив за внимание. Что она говорит, пора бы уж и начинать, вон, сколько народу собралось. Сцена опустела, никто больше на ней не появлялся. До сознания ничего не понимавших зрителей, не желавших покидать зал, всё ещё не доходило, что происходит, где театр, где артисты.
   Подождав ещё, поглядев в недоумении друг на друга, и поняв наконец, что всё кончилось, зрители стали понемногу молча расходиться. Даже на детскую шалость люди как-то реагируют, считая, что от несмышленого ребёнка тоже можно что-то требовать. Здесь никаких слов не нашлось, настолько всё было странным и неразумным. В непонятном состоянии, не испытывая ни обиды от неуважения к себе, ни раздражения и желания вспомнить каким-либо словом самозваных артистов, половину дороги шли молча, думая лишь о том, что сказать матери, так хотевшей, порадовать их. Решили, что лучше не говорить ничего, главное, не высказывать своего недовольства и скрыть неприятную досаду, оставшуюся от этой премьеры.
   - Хорошо всё было мам, нормально - ответили они на вопрос матери, понравился ли им спектакль.
   После восьми лет работы агрономом, мать была вынуждена оставить эту должность. Когда, заметно поредевшие в послевоенное время, и ставшие бесперспективными, прежде многолюдные колхозы, стали объединяться и укрупняться, она попала под сокращение штатов. Было предложена работа в отдалённом колхозе, но она отказалась менять нажитое место и забираться в глушь. А вдруг и там начнётся объединение, что тогда, снова ехать. Предпочтение всегда отдаётся специалистам с высшим образованием. Она тоже давно готовила документы для поступления в институт, хотя работа, семья, хозяйство, мало оставляли времени на учёбу. А с отъездом свекрови это стало и вовсе невозможным. Долго не переживая пошла в поле, с рабочими. Обычное дело, шутки, веселье, смех, работа спорилась. Но пытливые работницы стали замечать, что получка у неё иногда была больше. Расценки везде разные и отец, распределяя людей, учитывая желание матери работать, случалось, давал ей более выгодную работу, хотя конечно и более тяжёлую, ответственную. Нехорошие подозрения, осложнившиеся отношения, а не пойти ли носить почту. Конечно больше дести вёрст по бездорожью с тяжёлой сумкой, и в снег, и в дождь, тоже не сахар, а журналы, газеты, ждут в каждом доме. Но ходить она умела, могла пройти сколько угодно, а если постараться, то и на другие дела время ещё останется.
  
   Самое обыкновенное, даже беззаботно-счастливое детство, состоит не только из множества простых, неприметных, радующих или огорчающих событий, но и полно разных серьёзных происшествий, заставляющих занимать определенную позицию, иметь своё, пусть невысказанное мнение.
   Весна, Солнце, тепло, радостно, праздничное настроение портят лишь непроходимые дороги, распутица и всюду полно грязи. С самого утра, выйдя на перемене в коридор, он заметил необычное, возбуждение столпившихся и что-то горячо обсуждающих девочек. Не останавливаясь и не придавая значения их, всегда таким важным делам, он направился в сторону молчаливо стоящих, не обращающих на шум никакого внимания, мальчиков.
   Однако шум продолжал усиливаться, и скоро в противоположном конце коридора разразился настоящий скандал, с громкими выкриками, оскорблениями и слезами. Стала понятна и причина его возникновения, вызвавшая такой бурный, страстный интерес.
   - Из школы-то всё видно - говорила одна из девочек, собравшая вокруг себя всю школу, младшей подруге, ушедшей вчера домой вдвоём с мальчиком.
   - Мы видели в окно, как вы в кусты пошли - решительным и уверенным голосом, негодуя, утверждала она, не позволяя предаваемой всеобщему позору, уставшей оправдываться и уже начавшей заливаться слезами девочке, сказать что-либо в своё оправдание. Не смели высказаться против хорошо организованного обвинения, и сомневающиеся, не готовые принять за правду низкие, оскорбительные предположения, молчали не участвующие ни в чём, растерянные малыши, не понимающие, что такого плохого может быть в кустах.
   Защищать честь спутницы вышел провожавший девочку парень, показывая на дорогу и на ноги, он пытался что-то объяснить, но, не убедив ни в чём судилище, постучал пальцем по голове и, разведя руками, виновато улыбаясь, вынужден был удалиться.
   - Какая невообразимая глупость - не сомневался Сергей, - стыдно слушать. И как только такое в голову может прийти. Кто этому поверит. Он сам неоднократно оставался с девочками в лесу, на речке, приходилось вместе ночевать, шутили, смеялись, рассказывали анекдоты, говорили о доме, о школе, о кино, всегда было интересно, хорошо, и никогда не возникало ни одной тайной мысли.
   И как она себе это представляет, прямо возле села, на большой дороге, грязь, сырость. Тьфу, какая нелепость, до дому идти ещё целый час, есть, где спрятаться, если уж на то пошло. Как-то зимой они видели за амбаром след лежащих на снегу людей, развеселивший деревенских мужиков и баб. А ночью, говорят, останавливалась машина. Но было это словно из какой-то другой, взрослой жизни, не волнующее и мало интересующее их пока таинство, до такой степени всё это далёко и необычно.
  
   Нельзя сказать, что девочки для него ничего не значили. В них таилось много красивого, особенного, но всё это было их глубоко личным делом, честью и достоинством, что не то, что говорить, он не смел даже помыслить ни о чём. Ему вполне хватало обычного общения, видеть, разговаривать, находиться рядом. Но и это, в общем-то, мало занимало его. А если кто из девочек привлекал его внимание, вызывая повышенный интерес, хотя это и был волнующий момент, он просто восхищался красотой, как любуются цветами, природой.
   Поглощённый учёбой, он мало заботился о чём-то другом, и порой действительно не знал, как поступить, боясь своей неловкости, мирясь с тем, что всё это несвоевременное, необязательное, второстепенное и даже вредное, чему нет места в его серьёзной жизни, состоящей из больших планов и далёких целей, куда более важных, чем все эти увлечения, сознательно самоустраняясь от которых, он оставался одинок в своих мыслях и чувствах, стремясь быть просто хорошим парнем. Учёба в школе, прогулки, игры дома, всегда чем-то занятый, он часто вообще ни о чём больше не думал, испытывая при встрече с девочками скорее не интерес, а удивление. Однажды в школе, во время игры, ему пришлось взять за руку лучшую, по мнению многих, девочку.
   - Какая необыкновенная, нежная и мягкая рука, только и подумал он, с трепетом и волнением, всю ее, сжимая в своей ладони.
   А вот Володька, наверное, знал о девочках, гораздо больше хорошего, постоянно находясь рядом с ними, шутил, разговаривал, что, судя по их улыбкам и весёлым взглядам, похоже, им очень нравилось, к большой Серёжиной зависти. Он не мог также непринуждённо и легко общаться, он был серьёзный человек, и шуткам в его привычках и взглядах не было места.
  
   В продолжение всего неприятного разбирательства, мальчики оставались молчаливо стоящими в стороне, не участвуя в обсуждении предполагаемых подробностей вымысла, нелепость которого становилась всё очевидной. Это девчонкам, можно говорить что угодно. Здесь любое случайно брошенное слово может привести к гораздо большим последствиям, чем простая ссора. К тому же, их никто ни в чём не обвинял, и их честь в защите не нуждалась. А дружба дело личное, какое кому дело, кто с кем домой ходит, никто никого не обижал.
   Вышедшие на непрекращающийся шум преподаватели, быстро прекратили всякие разговоры, сделав в установившейся тишине всем, и тем, кто говорил, и тем, кто стоял и слушал, строгий выговор, пригрозив при малейшем упоминании об этом, вызвать родителей.
   - Мы просто грязь обходили - наконец смогла девочка объяснить, почему они вынуждены были свернуть с дороги.
  
   Неожиданно ворвавшись в возвышающую душу, всепобеждающую радость весенних дней, серьёзное происшествие омрачило чистоту детских помыслов. Приехавший на побывку солдат, молодой парень, проходивший срочную службу в армии, воспользовался девочкой, ученицей начальных классов, обращавшей на себя внимание необычной полнотой раздавшегося тела.
   Произошедшее вызвало всеобщее осуждение. Не хотелось даже говорить об этом, но дело касалось их, мужского поведения, и приходилось задуматься, что заставило парня совершить такой низкий поступок.
   По его словам выходило, будто бы она сама. Что сама, как сама? Как может девочка соблазнить взрослого человека? Была ли принята обычная весёлость, доброе расположение, за что-то большее, а от растерянности и страха не смогла оказать сопротивления. В защиту парня никто не выступал, хотя случившееся и вызывало сожаление, ведь он теперь, по всей видимости, обречён, и вряд ли в данном случае будет важно, кто к кому как относился.
   Было не понятно, как такое могло случиться. Для них, малышей, даже простые, дружеские отношения с девочкой, были пределом мечтаний. А такое грубое вмешательство в их наивные мечты, представало недопустимым варварством и, не смотря на сочувствие, предвидя строгое наказание, оправдания поступку не находилось.
   Связывая воедино желания и чувства, смешивая восторг и преклонение перед прекрасным, с недозволенной страстью, подобные происшествия, усложняя само понимание отношений с девочками, вынуждали отдаляться от них, даже заставляя начисто забыть к ним всякий интерес, сделав невозможной саму мысль о каких-то отношениях. Оставляя строгий мужской быт с грубостью, резкостью и агрессией, считать единственно возможным, нормальным способом своего существования. Что, в общем, не противоречило его одержимости учёбой, занятию математикой, тоже требующей чёткости, строгости и самостоятельности при полной самоотдаче, и это вполне устраивало его.
  
   - Врачи утверждают, что необходимо гулять два часа в сутки - сказала Анна Ивановна, услышав в ответ дружный смех. Пробыть на улице всего два часа, даже с учётом того, что больше часа уходит на дорогу, это всеравно, что весь день просидеть дома.
   - Ну, у вас с этим, кажется, проблем нет, скорее наоборот - сдержанно улыбнувшись, заключила она.
   Несмотря на упорное желание матери, под разными предлогами всячески пытавшейся ограничить, по её мнению, их чрезмерное пребывание на улице, предлагавшей вместо этого, взять например и почитать книгу, это было немыслимо. Деревня, всё вокруг, земля, небо, было таким же домом, и лишиться всего этого, пусть даже на какое-то время, означало отказаться от самой жизни.
   Мать любила почитать и среди прочих книг и журналов выписывала ежемесячно толстую роман-газету, а достав хорошую книгу, в свободную минуту зачитывалась вымышленными историями.
   По её настоянию и требованию учительницы Серёжа зашёл в библиотеку. Долго рассматривал ряды полок с толстыми книгами, беря в руки то одну из них, то другую, и почитав немного длинного текста со скучными подробностями какого-то жизнеописания, аккуратно ставил их на место. Это и есть литература, которую так необходимо знать и читать, когда же он это осилит? От растерянности он долго не знал, какой из этих сборников или романов взять, пока не наткнулся на большую книгу с красивыми иллюстрациями о древнегреческих героях. Едва открыв её, он сразу понял, это именно то, что нужно. На страницах сохранился даже необыкновенный запах, словно участники событий, античные герои и их боги, только что сошли отсюда, и сама книга была свидетелем тех событий, явилась из прошлого.
   Довольный приобретением, он за один вечер, с радостным биением сердца, волнуясь и переживая, прочитал её, встречаясь с Персеем, Андромедой, Горгоной и путешествуя с Аргонавтами.
   Не находя больше ничего подобного, он снова продолжал стоять перед собранием толстых, ценных книг. Неожиданно его внимание привлекла маленькая, зелёная книжонка, Плещеева, "Ёлка Митрича". Волнующий рассказ о скромном Новогоднем празднике детей бедных переселенцев в Сибирь, тронул своей безысходностью, вызвал глубокое сострадание и сочувствие, показал ценность маленьких, добрых дел и сохранившуюся, живущую не смотря ни на что, какую-то естественную, невымышленную веру, красоту и чистоту души, в самом простом, маленьком и обыкновенном человеке.
   Из рассказа о сказочном богатыре Чембулате, защитнике Черемисского народа, он узнал, что Черемисы, это не только название их замечательной деревни, но и гораздо больше, а для него это, может быть его история, часть его самого.
   Но таких, захватывающих сознание, близких по духу книг, встречалось мало, и чтение не стало частью его жизни, как например кино, давно ставшее обычным в селе делом. Стараясь не пропустить ни одного интересного фильма, многие из которых были настоящими шедеврами, собравшись гурьбой, они часто ходили в клуб, в соседнюю деревню.
   Для детей сеанс стоил пять копеек, что было не проблемой, их всегда можно было взять у родителей. Небольшие деньги обычно всегда водились в кармане, они оставались
  от мелочи данной матерью на пирожки, коржики, лимонад. А если удавалось найти и сдать пустую бутылку, которые взрослые часто просто выбрасывали, то полученные двенадцать копеек, были немалым состоянием, на которые можно было взять две большие пачки печенья или вафлей.
   Клуб с десятью лавками и небольшим экраном, занимал половину дома на въезде в деревню, во второй половине жили цыгане. Иногда перед началом фильма в зале появлялся цыганёнок, совсем ещё ребёнок, мальчишка и, напевая что-то, начинал ловко и уверенно изображать характерные движения такого, всем хорошо знакомого, завораживающего цыганского танца, очевидно надеясь что-нибудь получить за своё искусство. Но дать ему чаще всего было нечего. Однажды, проявив редкую щедрость, сидевший впереди серьёзный, непьющий мужчина, подарил ему, неслыханное дело, целый рубль.
   Состоящий из десяти частей фильм, после каждой из них прерывался включенным светом, перекурами и разговорами. По окончании долгого просмотра, все вместе, полем, лугом, через речки и лога, в полной темноте шли домой, сопровождаемые усыпавшими небо бесчисленными, ярчайшими звёздами. Только они и звёзды, вовсе не такие далёкие, один на один оставались во всём мире, сливаясь воедино с чем-то важным, значительным и прекрасным, как это небо, земля, весь мир. И ночь эта, была не менее интересна, чем сам фильм.
  
   По проходящей через деревню большой дороге, став неотъемлемой частью всей Русской жизни, немало цыган кочевало в разные стороны. Становясь табором возле леса, они разводили костры, а ходившие по домам цыганки, умудрялись кормить всю свою, неисчислимую семью. Нередко, пока какая-нибудь добродушная хозяйка уходила за чем-либо на кухню, в доме, как потом оказывалось, что-то непременно исчезало. Отношение к ним, тем не менее, небыло враждебным, их даже любили, и появление их всегда вызывало интерес. Их удивительные способности и неприхотливость, давно заслужили всеобщее признание. А некоторые смелые и особо любопытные женщины, даже бывало, ходили иногда в табор в гости. Народ, в общем-то, мирный, а если обманывают, крадут, так сущности своей не скрывают, и подлости тут никакой нет, как если бы тебя обманул свой человек, вот это было бы нечестно, а тут, вроде так и надо, искусство. Считать несправедливыми их поступки, тоже самое, что проиграться в карты и обижаться на более удачливого игрока. Сам не будь растяпой, что плохо лежит так или иначе, так или иначе, всеравно, и без цыган пропадёт. На то и щука в озере, чтобы карась не дремал. Да и не этим, прежде всего, славен народ этот. А недостатков, у каждого своих хватает
   Проживающие у них цыгане занимались заготовкой леса, превосходно справляясь с этим не лёгким делом, на много лет вперёд обеспечив дровами все совхозные учреждения. Но с установившимся теплом, общительные и ставшие для всех своими, добросовестные прежде труженики, вспомнив милые их сердцу странствия, взбудораженные мечтами о раздольной жизни, надолго исчезали в неизвестном направлении. Прежней тайной покрывались их далёкие, непонятные пути и неизвестные дела.
   Однажды под вечер, поздней осенью, возле дома остановилась повозка. Вышедший из неё стройный мужчина, с цепким взглядом, завёл с отцом серьёзный разговор. Обычное дело, он с семьёй нуждался в ночлеге, какие могут быть проблемы, ни в одном доме, пожалуй, где есть место, не откажут, только если это не цыганский табор с кучей ребятишек. Мужчина был немногословен. Путь не близкий, остановиться негде, в который раз придётся, коченея от холода, коротать долгую северную ночь в поле, с маленькими детьми.
   Отказать в отдыхе уставшему путнику не в обычаях порядочных людей, тем более северян. Серёжа был рад, что они смогли оказать услугу доброму человеку, к ужасу, не понимающей их с отцом матери. Бесчисленное семейство, заняв весь дом, стало устраиваться на ночлег. Взрослые тихо, без разговоров готовились ко сну. Отогревшиеся и ожившие малыши, привыкшие к тому, что где ночь застала, там и дом, чувствовали себя совершенно свободно, играли, резвились и носились по дому, скакали по стульям, по дивану, абсолютно не реагируя ни на какие слова. Маленький, чёрненький, с блестящими глазами, похожий на чертёнка цыганёнок, залез с ногами на стол, чем очень рассмешил их с сестрой, и улыбнулась махнувшая на всё рукой мать.
   Отцу неоднократно приходилось иметь дело с цыганами, обращались они с разными вопросами. Он колотил у дома забор, когда, высоко задрав голову, возле него резко остановился цыган верхом на лошади, и стал объяснять.
   - Хочу сдать её на мясо, а лошадь молодая, хорошая, жалко. Может, есть у тебя старые лошади. Чем больше вес, тем лучше, выгоднее, мне же сдавать её, а эта будет работать, она хорошо бегает, посмотри на неё, так и рвётся бежать,- сказал цыган.
  - Давай меняться - предложил он.
  Лошади конечно у отца в бригаде были всякие, и большие, и старые. Он на миг представил, что они отдадут на мясо их любимого, верного коня. Как-то нехорошо менять его на кого бы то ни было. Нет, отец так никогда не поступит, да и остальные ещё все неплохо справляются со своим делом. А эта, больно уж, какая-то не крестьянская, бегает то может и хорошо, да потянет ли нашу, деревенскую жизнь.
  Отец не стал даже обсуждать эту тему, с детства обращаясь с лошадями, он провёл с ними немало времени, и сам разбирался в них не хуже цыгана, многое усвоив ещё от своего отца, как любого крестьянина, большого любителя и знатока коней.
  Цыган умчался дальше, искать свою удачу. Не так уж охотно и легко побежала она, подумал Серёжа, глядя ей вслед, да и лоска, блеска в глазах и азарта особого он не заметил в ней.
  - Почему ты не согласился - спросил Сергей.
  - А ты знаешь, чья она? - ответил отец, решивший, что всё же верить на слово незнакомому цыгану не следует - и добавил, у них любая забегает.
  
  - В клубе фильм новый идёт, "Сказка о царе Салтане", ты ещё не смотрел, говорят хороший - спросил на перемене один из одноклассников.
  На следующий день, получив одобрение от матери, ничего на этот раз не возразившей, взяв деньги и подгадав время, после уроков он отправился в кино. В большом зале вместо скамеек ряды кресел, широкий, во всю стену экран, уже одним этим делавший просмотр любого фильма интересным. Красочные, интересно развивающиеся события, в которых есть всё, добро, зло и прекрасная царевна, быстро завладели его вниманием, доставив огромное удовольствие. Почти как любимые им Русские народные сказки, где, несмотря на все чудеса, всё естественно, жизненно и просто.
  Оставаясь под впечатлением просмотренного фильма, завороженный красотой царевны лебедь, Сергей шёл по просохшей под ласковыми лучами щедрого весеннего Солнца дороге, и глядя на проплывающие по небу легкие, белые облака, вспоминал всех девочек, привлекавших его внимание. Он находил их не менее прекрасными, мысленно превращая всех в таких же белых лебедей, являвшихся к нему тот же час и паривших вслед за ним под облаками. Скоро их набралось, наверное, уже с хорошую дюжину, штук двенадцать, целый косяк красивых лебедей, казалось, плыл за ним по небу. Были среди них очаровательная, всеми любимая одноклассница и её симпатичная сестра, простая, отмеченная за что-то, может только им одним, обыкновенная девочка, ставшая такой же прекрасной и счастливой, серьёзная старшеклассница, смелости и силе которой, позавидовал бы любой парень и даже городская красавица, жена соседа, недавно поселившегося рядом.
  Не находя ничего предосудительного в своих многочисленных симпатиях и ничего не тая, он поведал об этом товарищу, перечислив весь свой предполагаемый гарем, упомянув и женщину. На что всегда внимательный с девочками, практичный и реально мыслящий товарищ резонно заметил.
  - А с ней-то, ты что будешь делать? Она же взрослая женщина! - выразил он своё недоумение.
  - А обязательно нужно что-то делать? - непонимание друга немного смутило его.
  - Тебе, пожалуй, нет - словно о чём-то подумав, сказал он, не желая больше говорить об этом, как будто подобные фантазии его вообще не интересовали.
  - А им - спросил Сергей, надеясь узнать ещё что-нибудь конкретного.
  - Им всё интересно, они такие любопытные - закончил товарищ, быстро увязав его сказочные мечты с реальной действительностью.
  
  Хотя школа, отнимавшая ежедневно много времени, изменила всё его существование и усложнила жизнь, она продолжала оставаться замечательной. Занятия шли успешно, что повышало интерес к ним. Осознав необходимость образования, он относился к учёбе серьёзно и терпеливо. Привыкая в ежедневном труде к постоянному напряжению всего организма, легко и быстро, без каких либо проблем усваивал всё новое.
  Лишь одно обстоятельство, будучи не в полном согласии с его волей, создавало некоторые трудности. Вняв убедительным доводам преподавателей о необходимости правильной организации труда и отдыха, мать с его согласия, как человека исполнительного и послушного, раз надо, так надо, определила его в группу продлённого дня, где, оставаясь под присмотром преподавателей, они должны обедать, готовить уроки, отдыхать. Однако скоро он пожалел о данном по причине покладистости своего характера, обещании.
  Единственное, против чего он не возражал, великолепный обед в сельской столовой, куда они строем ходили через небольшой берёзовый парк. На что уходило не меньше полчаса, и кроме того, что домой приходилось идти одному, за это время он успел бы и поесть, и выучить уроки. Даже можно было и не есть, попив молока и сунув в карман кусок хлеба, если за окном, успевший ещё раньше всё сделать, стоял друг Володька.
  На большой перемене, в школе было организовано чаепитие, с горячим, душистым, белым хлебом. Такого вкусного хлеба потом он нигде не встречал. Особенно хороши, просто изумительны, были горбушки, которые девочки всегда доброжелательно уступали мальчикам. Обходилось это удовольствие каждому ученику в один рубль, сданный в начале месяца.
  Когда Анна Ивановна приносила чайник и доставала стаканы, Володька выходил в коридор. Ребята с сожалением, понимающе смотрели вслед. Мать его одна растила четверых детей, но деньги небольшие, неужели бывает так трудно, Как ребёнок из многодетной семьи, к зиме он получал от школы валенки. О чём думал он, стоя один, в коридоре. Да ни о чём, он не был избалован, а мать просто считает это излишеством, хлеба и чаю и дома, сколько хочешь. Но он уже точно знал, как жить и что делать. И будет у него всё нормально, а почему бы нет? Ведь для этого не нужно ничего особенного, планы его реальные и простые. Всё для этого у него есть, настойчивость, смекалка, здоровье, и главное, он никогда не сделает глупости. Никто не может оказывать на него влияния, это он, сам выбирает, где ему быть и что делать. А может быть, всё будет ещё лучше, чем у других, и без всякой там науки, математики.
  Привыкнув к такому режиму питания, Сергей не испытывал чувства голода и если удавалось не заметно ускользнуть после уроков из школы, в продлёнку не оставался. Прижавшись к стене и замерев, он ждёт, когда учитель, пересчитав учеников, уведёт их в столовую, тогда можно будет спокойно выйти и отправиться домой. Учитель не смотрел в его сторону, а ребята видели, но молчали, сами иногда прочь пораньше уйти домой. Увидев его, вдруг закричал и выдал рослый второгодник, ставший относится к Серёже почему-то не очень дружелюбно. Обругав его про себя, от досады, Сергей встал в строй. А ведь когда-то он казался ему не плохим парнем, почти товарищем, не поймёшь, что у него в голове, как он мыслит и что думает. Зачем вообще ему о чём-то думать.
  После обильного, вкусного обеда, все долго и основательно готовили уроки. Серёжа не спеша, на совесть писал, читал, учил, всё то, что дома чаще просто пробегал глазами, никогда не имея привычки перечитывать и проверять написанное. Приготовив домашнее задание, шли гулять за село, на речку, на Афон гору. Учитель Кирилл Николаевич был уже не молодой, но интересный человек, хороший собеседник, способный занять, увлечь ребят, никогда не дававший им скучать. Однажды он принёс настоящий, большой бинокль, и устроившись на вершине горы, они долго рассматривали окрестности и соседнюю деревню.
  - А ну-ка, посмотрите, Овчинников не бегает там - шутливо спросил Кирилл Николаевич. Овчинников, тот самый, выдавший его парень, бросивший продлёнку. Серёже удалось лишь однажды взглянуть в бинокль. На просьбу ребята не реагировали, а отбирать бинокль он постеснялся. Потому что другим, тоже мало кому удалось хорошо посмотреть в него, бинокль всё время оказывался в руках у одного человека, Славика, обычно тихого, скромного, но очень активного парня, когда дело касалось какой-нибудь техники или чего-то необычного. Сергей любил и уважал его, но этот поступок вызвал удивление, это так не похоже на то, к чему он привык у себя в деревне, и как ведут себя большинство ребят. Неужели и хорошие и плохие, все одинаковы, смотрят на всё со своих позиций, исходят из своих интересов и думают, прежде всего, только о себе. А может, это уже стало обычным, нормальным поведением, не так ли ведут себя часто люди, и не стремиться ли к этому и он сам, оттого даже не обижается и не возмущается, но хорошо ли это, так ли нужно, хочет ли он этого. Мелочь, но эпизод почему-то запомнился.
  
  Несмотря на происходящие в жизни перемены, делающие образование всё долее важной необходимостью, сила и здоровье не утратили своего значения, оставаясь актуальной темой для разговоров взрослых и детей. Кому не хотелось бы обладать удивительной силой, сказочным здоровьем, иметь необычные способности. Но все чудо богатыри, будто остались где-то в прошлом, в разговорах, воспоминаниях, сказках и легендах. Да и сама жизнь словно пошла какая-то другая, суетливая, нервная, требующая иных свойств и качеств и все озабочены делами, в которых нет места простым радостям.
  - Сейчас такие сильные здоровые люди, какие были раньше, наверное, остались только среди негров - высказался на этот счёт Лёнька, высокий, вдумчивый и скромный парень, абсолютно не похожий на своего младшего брата, пройдоху Володьку.
  Почему именно негры, слова прозвучали признанием в своей слабости и показались Серёже слишком категоричными. Хотя да, возможно, сами-то они не силой, не здоровьем, уже не отличаются. Вот и он, простывал не рез и гриппом болел. А среди негров должно быть есть немало сильных людей, по крайней мере, в кино, все они выглядят именно такими. Сам вид их, загоревших, жизнерадостных и добродушных, свидетельствовал об этом, вызывая всеобщие симпатии и уважение.
  Не сумев ничего возразить против этого утверждения и согласившись, в душе он не хотел мириться с таким положением дел. Были же и у них необычные люди, его дед, например, выпивавший по праздникам на спор по пять литров пива, забивавший кулаком гвозди и разгрызавший зубами граненый стакан. Но опять же, были, сам-то он, ничего этого не может. Хотя и не нужно, вся сила сейчас в другом, но как хотелось бы совершить что-нибудь подобное.
  С ростом значения книжных знаний, обладание которыми, если и не приносит довольство и благополучие, то становится средством для достижения всего возможного, и является первоочередной задачей, возникает преклонение перед ними. Но чем более углублённо начинаешь изучать что-либо, для лучшего понимания больше занимаясь одной, конкретной темой, тем сильнее суживается круг способностей и возможностей, порождая чувство неполноценности. Это неизбежная плата за успех и результат, тоже своего рода благородный риск, и закономерный, в связи с этим, пересмотр всех, материальных и моральных ценностей. Всему этому непременно должны сопутствовать свобода воли и свой взгляд на вещи, ведь новое, всегда, неизбежно конфликтует со старым.
  В соотношении со всей жизнью, часто требующей гораздо большего и совсем других действий и возможностей, приходит понимание, что для полного счастья, обладать одними, пусть выдающимися знаниями или способностями, недостаточно. Присматриваясь к людям, он замечал, что многие из ребят, не так успешно учившиеся в школе и не уделявшие ей столько внимания, были не в пример ему, сильнее, выносливее и здоровее. Ловкие, смелые и красивые, они были, пожалуй, в чём-то, даже более сообразительными, чему оставалось только позавидовать.
   А почему он так не может? Он тоже хочет всё уметь, ни от чего не отказываясь, быть не хуже. Также никогда не чихать, не кашлять, босиком, раздетым, на снег, на мороз, никого не бояться, со всеми дружить. И не просто сравняться, научиться чему-то, а достичь всего самого, самого лучшего, быть самым, самым. Вкус удач, побед и успехов был ему уже хорошо знаком. Быть самым, самым, вот что необходимо, умным, сильным, ловким, смелым и красивым. Если это не вершина счастья, то хотя бы путь к нему. Как этого достичь, он пока не знал, и оставалось только мечтать об этом и думать.
   Тут он вспомнил одну восточную мудрость, гласившую, не говори, что ты самый умный, есть умнее тебя, не говори, что самый сильный, есть сильнее тебя, не говори, что самый красивый, есть красивее тебя. Конечно, так оно и есть, ведь мир так огромен, бесконечен и разнообразен, разве могут в нём быть какие-то пределы. Да он вовсе и не хочет непременно быть лучше кого бы то ни было, ни соревноваться, ни спорить, ни доказывать. Просто он многое любит, и даже для самой обычной жизни, нужно многое знать и уметь. А как ещё выразить всю безграничность стремлений, способных зажечь ум и сердце великим огнём веры и надежды, зовущими к великой жизни.
   Вся она ещё большая, непредсказуемая и неизвестная, требовала соответствующих возможностей. Что будет в ней главным, какие качества взять за основу, знания, сила или смелость и ловкость. Не было только в возможном выборе забытого, исключённого, изгнанного из всей жизни и сознания, вместе с религией, может быть самого главного, объединяющего, организующего понятия, простой человеческой веры и души. Производных любви и терпения, основополагающих, неистребимых сущностей, того, чем всё создаётся, и чем всегда богата была Русская жизнь.
   Была, но будет ли, к чему приведёт поиск новых, лёгких путей. Не в осмыслении ли опыта тысячелетней истории ответ, призывающий к любви и терпению, укрепляющих веру, сохраняющих душу, необходимых, составляющих личность качеств, свойств, отрицание, исключение которых, уничтожает саму человеческую сущность во всей её совершенстве.
   Хотя в этом освобождении морали и абсолютной свободе разума, есть и свои плюсы, но они временные, а отступления эти кажущиеся. Это лишь возвращение к нормальному человеческому состоянию, очищение от безнравственного невежества, искажённого знания, трусости и словоблудия.
  
   Ещё задолго до окончания учебного года вместе с появлением залитой Солнцем зелени, воцарилось, завладев сердцем и умом, радостное, лёгкое возбуждение. Словно совершилось самое главное, и долгое, холодное ожидание, завершилось сплошным, бесконечным праздником жизни, тепла и света.
   Возвращаться домой не хотелось даже с наступлением темноты. По вечерам, когда в сгустившихся сумерках просматривалась лишь часть неба, выйдя за деревню, к большой берёзе и присев, ждали появления майских жуков, летящих с близко расположенного леса. Сереже не всегда удавалось сразу заметить стремительно приближавшуюся, на фоне стемневшего, неба жужжащую точку и быстро поднявшись, ловко поймать жука фуражкой. Зоркий Лёнька, видевший в темноте, наверное, не хуже, чем днём, мог запросто наловить их целую банку. Посадив в коробок красавца жука, можно принести его в школу и показать девчонкам или посмотреть, как он, подняв панцирь, распускал нежные крылья и приведя их в движение, поднимал своё грузное тело и отправлялся в полёт, как какой-то разумный механизм.
   Прочитана и изучена последняя страница учебника. Выполнены контрольные работы, и посещение школы превратилось в лёгкую, развлекательную, уже ни к чему не обязывающую прогулку, без грузной зимней одежды, налегке, в одних пиджаках, не отягощённых набитыми книжками портфелями, по начинающей уже пылить дороге, посреди расцветающей в лучах, не перестающего сиять Солнца, земле.
   Весь мир был необыкновенно приятным и радостным. После первого и девятого мая, наряду с Новым годом и седьмым ноябрём, главными праздниками страны, днями весны, труда и победы, весь организм охватывало не исчезающее оживление и возбуждение. Перевернувшая душу радость, была двойной от предстоящих летних каникул, надолго освобождающих от всяких забот и обязанностей. Жизнь была хороша, как никогда. Ни одного скучного, невесёлого лица, грустного взгляда, кажется, большего и желать уже невозможно.
   Счастливые весенние дни дополнились ещё одним, более чем приятным сообщением, до предела наполнив безграничным счастьем и большой, неутихающей радостью весенние, солнечные дни его детства.
   На последнем уроке, учительница, Анна Ивановна, огласив результаты учебного года, сообщила, что отличник у них один. Сергей предполагал, что как обычно, это будет Серёжа Большаков, аккуратный ученик, с очень разносторонними способностями, чему приходилось только удивляться. Серёжа особенно не завидовал, да и не претендовал на такое совершенство, полностью отдаваясь своему любимому делу. Это то, в чём есть цифры, факты, из чего можно сделать какие-то выводы, заключения. Это прежде всего, это основа жизни. Остальное, по мере надобности, постольку, поскольку, минимум времени и стараний. Хотя и это тоже получалось неплохо, обычно также всегда на хорошо и отлично. Но значения большого это уже не имело, он, словно находился на такой вершине, с которой никого вблизи не было видно, и все остальные, удачливые и не очень, хорошисты и отстающие, находилось далеко внизу, и только ещё готовились к восхождению. В своем деле уступать он никому не хотел, и завидовать было уже некому. Лишь один человек, этот пунктуальный мальчик, достойный, чтобы говорить о нём много и отдельно, был, кажется, способен достичь чего угодно.
   Но учительница назвала его имя. Он отличник, один. У него всё отлично, всё прекрасно. Как это замечательно. А почему так не быть всегда, не просто хорошо, а именно отлично. Что в этом особенного, просто он неплохо трудился, делал всё как нужно, так было всегда. Но теперь всё без исключения, высший класс. Этот пункт довершил радостную картину жизни.
   Ликовала душа и пело сердце по дороге домой. Идти пришлось одному, посмотрев по сторонам, поискав ребят и никого не обнаружив, он отправился один. Да и всеравно, он остался бы одинок в своих чувствах, поделится этой радостью было невозможно. Быстрее преодолеть километры до деревни. Он спешил обрадовать мать, так волновавшуюся за учёбу. Вот и дом, мать отнеслась спокойно, как будто даже ничуть не удивившись, только лицо её сильнее засветилось скрытой радостью.
   -Ну, молодец, садись, ешь - сказала спокойно она, словно ничего другого и не ожидавшая, только так и никак иначе всё и должно быть, и думавшая уже совсем о другом, ещё более трудном, и самом необходимом.
  
   Глава 5
  
  По неизвестно как зародившемуся, но всеми принимаемому и с удовольствием выполняемому обычаю, окончание учебного года должно было ознаменовать замечательное событие, небольшой поход, о котором объявила классу Анна Ивановна. Скорее всего, и сами учителя, утомленные преподаванием, были не прочь отдохнуть и заняться именно тем, для чего, прежде всего, и предназначены каникулы, решив продемонстрировать самый интересный и наиболее полезный, активный вид отдыха, поход.
   В этом слове виделись уходящие за горизонт, зовущие в неизвестность, пути, дороги, манящие таинственностью тропы, бесконечная красота новых мест, шум листвы, плеск воды и долгожданный отдых в живописном, сказочном месте у костров и палаток, слышался смех, шутки, веселье, и задушевные песни.
   Но пока, даже большую часть своих, видимых вокруг, окрестностей, дальше нескольких километров, за знакомыми лесами и полями, он знал лишь предположительно и рад был побывать где угодно. Готов был отправиться в любую сторону, прежде всего в ту, о которой слышал столько восторженных отзывов и вызывавшей наибольший интерес. Туда, где возвышаясь за огородами, над полем, частоколом елей, сливался за рекой в сплошной, мрачный массив их громадных, скрывающих небо, тёмных деревьев, не знавший топора, их всеобщая любовь и гордость, старый, вековой лес, с обильными ягодниками высоких, по колено кустов черники, обширных, богатых клюквой болот и тучами неисчислимых, наводящих страх на всё живое, безжалостных комаров.
   Туда, где в глубине бескрайних лесов, среди живописных озёр с завораживающими названиями, Глухое, Бажонкино, Лебяжье, протекала не спеша, красивая и полноводная река, куда лишь изредка добирались редкие рыбаки да охотники из расположенных вблизи леса деревень, да ходили иногда с учителем, мужчиной старшеклассники.
   Туда, только туда, в настоящий поход, с ночёвкой у костра, богатым уловом и улетающими в звёздное небо искрами, оставленными на песке у реки следами диких зверей, лосей и медведей, хищными ночными птицами, летящими на свет костра и неспешными, тихими разговорами с философскими раздумьями о жизни, о мире и счастье, нашедшем здесь своё воплощение.
   Туда, только туда, ни о чём другом говорить не имеет смысла, но об этом пока приходилось только мечтать, зарастающую лесом дорогу, туда и взрослый-то не каждый сможет быстро отыскать.
  
   Маршрут их путешествия пролегал вокруг села и походил скорее на прогулку по окрестностям, и без того всем хорошо известным, исхоженным и изученным в частых, почти ежедневных блужданиях и бродяжничестве по ним. Сначала это несколько огорчило его, не хотелось даже идти. Всё это можно совершить и самим, куда угодно сходить, чем хочешь заняться, так даже интереснее. Не надо ни перед кем, ни в чём отчитываться, правильно ли ты делаешь, плохой ты или хороший, спокойно во всём разбираться со своими товарищами.
   Но, подумав, решил, что побыть с ребятами, всем вместе, последний день, без всяких обязанностей, вовсе не плохо и, кроме того, хотя это и не являлось уроком, но поскольку все же это школа, исполнение общепринятого решения обязательно. Взяв утром немного еды, молоко, хлеб и пару яиц, вышел из дому. Собравшись возле школы, они строем отправились в путь, начало и конец которого, произошли почти одновременно. Путешествие закончилось едва начавшись. Остановились за селом, у реки, недалеко от дороги.
   Что может быть хорошего возле села, это обстоятельство сначала несколько разочаровало, но место оказалось довольно неплохим. Здесь он никогда небыл. Небольшая зелёная, окружённая лесом, поляна у излучины реки, вверх по течению большой омут. Действительно, чего ещё надо, лучше, пожалуй, и не бывает. Он вспомнил слова своей учительницы, Анны Ивановны, что для неё нет на свете лучше мест. Всё здесь хорошо, говорила она, зима и лето, весна и осень, надоест одно время года, смотришь, уже наступает другое. Так-то оно так, совершенно верно, только иногда чуть потеплее бы, а то ведь бывает, что его, тепла-то и не видишь почти, а так всё верно, всё правильно, лучше не надо, лучше не бывает. Сейчас в этом можно было легко убедиться. Но зачем тогда и куда все они стремятся, для чего учатся, ведь тогда придётся всё это оставить. Они начали уже свыкаться с этой мыслью, с неизбежным, и даже как будто положительным обстоятельством, что придётся искать другое место, учёба не совместима с этой жизнью. А родина, она такая огромная и прекрасная, в которой всё, земля и люди, тоже словно своё, близкое, просто немного другое, так что совсем расставаться, как они надеются, будто и не придётся.
   Между учительницей, расположившейся в центре поляны и окружившими её словоохотливыми девочками, начавшими непринуждённый разговор. Не участвующие в беседе мальчики, понемногу начали расходиться в разные стороны, осмотреться, обсудить свои дела, собрать дрова для костра. Несколько человек направились к реке, вода была не тепла и Сергей не рискнул купаться, жара не утомила, а продрогнуть и ходить потом целый день в мокрых штанах не было охоты.
   Делая быстрые взмахи, один из смельчаков достиг середины омута, кто. просто окунувшись. тут же вылез обратно.
   - Измеряю глубину - прокричал из воды, Серёжа Большаков, отплывший недалеко от обрывистого берега, но глубина там должно быть порядочная, а вода внизу наверное ключевая, холодная, ледяная.
   Надо же какой молодец, наш отличник к тому же отчаянный парень, и тут первый, ещё и бокс знает, говорят, отец научил, попробуй подойти к такому. Но что такое, из воды акванавт не показывается. Остановившись в полуметре от поверхности и лёжа на спине, он смешно дёргает ногами, безуспешно пытается грести, словно утратил ориентировку, перестав различать верх и низ. Перестав заниматься костром, несколько человек, в том числе и Серёжа, смотрели вниз. Что-то там явно не так, похоже всплытие не получается, но мысль о том, что происходит что-то непредвиденное и ужасное, не возникла ни у одного из стоящих на берегу ребят. Все умели плавать, нырять и, не понимая, что плохого может случиться в воде, спокойно наблюдали, когда ныряльщик справится с ситуацией, хватит ли только ему запаса воздуха.
   - Да он тонет - сказал подошедший откуда-то из кустов высокий молчаливый парень, второгодник. На ходу скидывая верхнюю одежду, он не раздумывая бросился в воду, мгновенно выбросив несчастного, слегка испуганного и растерявшегося, не отвечавшего на вопросы ныряльщика, на берег. Только теперь ребята поняли всю опасность ситуации и важность вовремя подоспевшей помощи. Сами-то они вряд ли смогли бы быть полезными, не зная как помочь, за что брать, не утащит ли испуганный, тонущий человек их за собой на дно.
   Спаситель, Толя Береснев, не получив за смелый и решительный поступок даже скупой похвалы, так же незаметно куда-то удалился. Никто не знал, сколько лет он учился в школе. Ребятам он казался почти взрослым человеком, редко общался с ними, ни о чём не спрашивал и общался только со своим товарищем, таким же многократным второгодником, давно утратившим к школе всякий интерес, и никогда не вспоминавший о её предназначении. Но весёлым, жизнерадостным, всеми любимым, невысоким парнем, с которым, нащупав в кармане припрятанную пачку папирос, они исчезали на всю перемену в ближайшем переулке.
   К своему взрослому товарищу, ни у кого из ребят, даже получающих хорошие отметки учеников, небыло обычных в таких случаях насмешек, иронии и высокомерия, и не из-за страха, преклонения перед силой и опасения получит оплеуху. Такое невозможно было в любом случае. Он словно не замечал ребят, жил своей жизнью, по взрослому, мудро, может, лишь взглянул бы, посмотрев внимательнее на не слишком почтительное к себе отношение.
   Учителя, несмотря не невысокие оценки, относились к нему как-то очень серьёзно, ребята уважительно, из за притягивающей суровой привлекательности, сильного и надёжного, где-то в глубине души очень порядочного человека, одаренного, как оказалось, не только физически. Для такого, освоить школьную программу, даже при всём нежелании, наверное не составит большого труда, но что-то случилось. Может, он просто давно решил для себя бесполезность и ненужность, противоестественного душе, ухода от реальной жизни в несуществующий, книжный мир.
   Не следуя примеру родителей других некоторых нерадивых учеников, отправляющих детей доучиваться в спецшколу, наивно полагая, что где-то далеко в городе, в каком-то интернате, чужие люди сделают из него человека, всему научат, и помогут освоить так необходимую каждому колхознику тригонометрию. С ним поступили мудро.
   Идя осенью в школу и подходя к селу, они увидели на другой стороне дороги своего бывшего товарища, с той же сумкой за плечами, в которой теперь был обед, направляющегося к базе с совхозной техникой, на работу, за другой, более жизненной и необходимой наукой.
   Увидев одноклассников, он опустил голову и, поддерживая на плече сумку, тяжёлым, широким шагом продолжил свой путь, туда, где он может стать достойным человеком. И уже через несколько лет может снова быть со своими бывшими одноклассниками, и не только сравняться с ними, а и стать примером, жизнь ведь, не из одних книг состоит.
   Оклемавшийся от неудачного купания и пришедший в себя Серёжа Большаков, взяв удочку, отправился на рыбалку, начав ловко, одного за другим, таскать из небольшой протоки ершей. День прошёл замечательно, костёр, река, девочки в цветах на поляне, всем хорошо, весело, и на всё лето больше никаких забот, только этот лес, река, Солнце, и бесконечно долгое счастье, которое никогда не должно кончаться, ни у них, ни у кого другого, на всём белом свете.
  
   Под горой, у маленького ложка, напротив обустроенного под водопой родника, который месяц лежали под снегом, мокли под дождём, блестели на Солнце, несколько машин сваленного в огромные кучи кирпича. Пока решался, пересматривался, откладывался и утверждался вопрос о строительстве, устав от ожиданий и уже не надеясь на какое-либо полезное применение заготовленного материала, освободившаяся от школы, полная сил и оптимизма, не ведающая сомнений молодёжь, сама взялась за дело, и в один из вечеров под горой появился настоящий дом. Строительство началось с размахом, кирпича хватит на целую улицу.
   Возведённая где-нибудь в глубине ельника с помощью веток и сучьев избушка, вырытая у пруда землянка, простой шалаш ближайших зарослях, были увлекательным и захватывающим делом, в котором просматривалась инстинктивная забота о самом главном, собственном жилье, сразу делающим человека счастливее, ответственнее и серьёзнее.
   Этот, обширный и добротный дом, превзошёл все ожидания. Серёжа не принимал участия в строительстве и только сейчас пришёл посмотреть на возникшее сооружение. В приоткрытую дверь просторного помещения были видны печка буржуйка, стол, скамья, железная кровать. Два брата, Серёжины соседи, старательно занимались делом, один хлопотал у печи, остальные на улице. Один из парней зачем-то находился на крыше, с ведром в руках. Строительство закончилось, делать больше нечего, они уже насмотрелись на своё сооружение, нажились в нём, насиделись, и снова стало скучно. Стоящий на верху парень махнул рукой находившемуся внизу товарищу, и тот крепко запер дверь. Подойдя к дымящейся трубе, парень вылил в неё ведро солярки, которой за деревней стояла целая цистерна. Полыхнувшее пламя с рёвом рванулось вверх. За закрытыми дверями послышались дикие крики и вопли. Отчаянно колотя в дверь, братья пытались вырваться наружу.
   По-моему это уже слишком, да и дома жалко, ведь только построен. Это уже не шутка, а какая-то неуместная выходка, непонимающе смотрел Серёжа на озорство взрослых ребят, переживая за метавшихся в дыму и огне братьев. Разломав окно, они наконец вывалились на траву. Добрые по натуре, и не пострадав, они скоро помирились с обидчиками, сказавшими, что они просто хотели поиграть в пожарных.
   Не одобряя подобную безрассудность, Серёжа тем не менее с интересом, как о захватывающем зрелище, рассказал об увиденном дома отцу. Кирпич после этого вдруг куда-то быстро исчез, и был перевезён в другое место.
  
   За огородами крайнего дома, возле ведущей в село дороги, в траве были выбиты две ровные площадки для игры в городки, со сложенными рядом палочками и битами, видимо играли здесь часто. Складывая известные ему фигуры, взяв не самую тяжёлую биту и отойдя на положенное расстояние, Серёжа попробовал своё умение и ловкость. Это оказалось не так просто, бита или вообще не попадала в фигуру, пролетая мимо, или же только слегка задевала её, выбивая из квадрата одну, две палочки.
   Скорее это не спорт, а отдых, увлечение, подходящее больше серьёзным, взрослым людям, способным приноровиться к игре, спокойно и терпеливо рассчитать удар, решил он, и немного помучившись, не желая больше убеждаться в собственной неуклюжести, оставил городки и пошёл за деревню, к большой берёзе, откуда доносились детские голоса.
   К каждому заметному дереву в округе, у него, да и, наверное, любого другого жителя деревни, было свое, особое и уважительное отношение. Словно это была не просто великолепная часть пейзажа, создающая неповторимую красоту и очарование, а нечто большее, будто сама жизнь, извечно существующая, к которой принадлежали и они, таилась в них, в этих красавцах великанах. В каждом месте росло своё, примечательное, чем-то отличающееся дерево, определяя характер окружающего пейзажа, по названию которого часто называли и само место.
   Разойдясь по лугу, ребята, девочки и мальчики, как догадался Серёжа, играли в позабытую, когда-то так любимую дедами и отцами лапту и, подойдя, присоединился к ним. Но толи уже никто не умел играть в неё, толи плохо знали правила, но бессмысленная беготня быстро всем надоела. Уж лучше футбол, в котором однажды пришлось принять участие и ему. Растянувшись подобно рою пчёл, и пиная друг друга, игроки носились по полю за мячом. Серёжа всё время оказывался в хвосте мчащихся более проворных ребят, и его поставили на ворота, несколько метров между брошенными на землю фуражками. Когда удавалось ловко перехватить или отбить мяч, он начинал верить в свои возможности, появлялся интерес к игре и разгорался азарт. Хотя класс его игры был и здесь не высок, это не имело значения, игра шла в одни ворота, и он одинаково пропускал мячи обеих команд, так что ребята были не в обиде.
   Но чаще играли в придуманную самими же игру, где не нужно было бегать, думать и особенно стараться, как раз то, к чему привыкли, просиживая часами и днями в школе за партой. Почти так же, переговариваясь и шутя, нужно было отбивать мяч ногами, летящий то с одной, то с другой стороны. Игрок, не отбивший мяч, занимал место одного из бросавших.
  
   Напившись молока и сунув в карман вкусную горбушку, испечённого матерью хлеба, не черствевшего целую неделю, Сергей отправился на улицу. Разыскал товарища и, пройдя с ним ещё раз по деревне и никого не встретив, они остановились возле Серёжиного дома, где на широкой, толстой доске, служившей тротуаром от калитки до крыльца, уже, наверное, который час, девочки прыгали на скакалке. Не одну сотню раз, всевозможными способами, легко и просто перепрыгивая быстро мелькавшую скакалку, насчитала сестра. Он так бы никогда не смог.
   В кармане у Серёжи был ножик. Достав его, он начертил круг, разделил его пополам и они стали играть, по очереди метая нож в чужую половину. При верном попадании часть земли переходила в свою собственность. Запомнив удачный бросок, он старался в точности повторить его, однако это не всегда удавалось. Земля то и дело переходила из рук в руки, её вдруг с сожалением приходилось отдавать или удавалось вернуть с помощью ножа. Игра заканчивалась, когда одному из участников было негде поставить ногу, как в карикатуре на бедняка из учебника истории, лишенного всего и с трудом помещающегося на доставшемся ему клочке земли одной ноге.
   - Фалька зовёт - сообщила подошедшая к девочкам подруга, - да, и вас тоже, - строго добавила она, взглянув в сторону оторвавшихся на миг от земли ребят, - обязательно!
   Раз так, нужно идти, согласились они. Вообще Серёжа был рад выполнить любое приказание этой девушки старшеклассницы, с удовольствием подчинился бы ей, Стройная, красивая, умная и решительная и она казалась ему абсолютным совершенством, образцом всевозможных достоинств и добродетелей. Бабушкина племянница, приходившаяся двоюродной сестрой его матери, она являлась не такой уж далёкой его родственницей, но так как почти все в деревне кем-то кому-то приходились, то только самые близкие люди поддерживали тесные родственные отношения. Сергей был просто влюблён в неё, но действительно, она почти взрослая девушка, заканчивающая школу, реально оценивал он обстановку, да и к тому же не надеялся угодить своим тихим и скромным характером такой девушке, от которой доставалось и американской военщине и местным выпивохам, окрестившим её прокурором. Такое сравнение виделось всем вполне справедливым, и впоследствии предречение оказалось пророческим.
   - Что там ещё случилось? - гадал по дороге Серёжа. В прошлый раз он видел её с диском в руках, взятым из школы для тренировки, похожую на сказочную богиню. Может, в этот раз и для него что-нибудь приготовила. Зимой, проложив за деревней лыжню, она заставляла их бегать на лыжах. Серёжа тоже с удовольствием сделал круг, обежав два окрестных поля. Ничего особенного, хотя в школе у него до сих пор от физкультуры было освобождение.
   Необычно было даже её имя, Фацелиада, так кажется, звучало оно полностью, и другое, попроще, вряд ли бы подошло ей. Она была почти взрослой, выросла и мало общалась с младшими детьми, но не оставляла их своим вниманием, продолжая быть негласным признанным лидером и непререкаемым авторитетом.
   - Будем готовить концерт - услышал Сергей причину экстренного сбора. - Талантов у нас достаточно, правда девочки, - одобряюще, уверенно произнесла она, - а времени ещё больше, так что думаю, всем будет интересно и полезно.
   Серёжа бывал в их большом, шестистенном доме. Всегда чисто, аккуратно. В центе, в прихожей, красовались необычно красивые, будто настоящие, живые, вышитые гроздья рябин. Так же всё прибрано во дворе, под одной большой крышей с домом, и в просторной, чистой бане, где собралось человек десять для репетиции.
   Программа получилась не очень разнообразной, в основном русские народные и популярные эстрадные песни, зато какие живые, страстные и звонкие голоса были у девочек. Мальчики спели "Дрались по геройски по Русски". Серёжа прочитал стихотворение "Сын полка". Как то сидя дома, он просматривал, листая новые учебники.
   - А это сможешь выучить? - спросил подошедший отец, - память у тебя хорошая, - пообещав рубль в качестве награды за испытание.
   - Отчего не попробовать - разочаровывать родителей не хотелось, да и самому не безынтересно. Тут же, не меняя положения, лишь отрываясь временами от книги, что бы проверить прочитанное, и разбив поэму на части, через некоторое время выучил несколько страниц, хорошо написанного, легко запоминающегося текста.
   О рубле, конечно, спрашивать и не думал. От своих успехов он не ждал корысти. Даже хорошие отметки были не самым важным, главное качество знаний. Они сами по себе виделись единственной и основной ценностью. А получить рубль за какие-то минуты не самой тяжёлой и трудной работы, ему было бы неудобно и стыдно. В поле за него, пожалуй, не один час приходиться напрягаться. Да и отцу обещание видимо показалось несколько опрометчивым, все рубли-то находились у матери.
   В небольшой соседней деревушке, где не было телевизоров, давно не показывали кино, и куда никогда не приезжают артисты, им искренне хлопали пожилые женщины, старики и дети.
  
   У Серёжи не было такого замечательного лука, как некоторых ребят постарше. Выпущенная ими стрела, надолго исчезала в бездонной синеве над вершинами старых лип, не собираясь не возвращаться назад. А у него не было даже простой рогатки, о чём приходилось только сожалеть, когда-то это было серьёзным оружием, принадлежавшим настоящим мужчинам. Нет, он не хотел пугать воробьёв, да и вряд ли можно было попасть в кого-то таким образом. Он ни разу не слышал о подобных случаях, ни о разбитых стёклах, ни о чём другом плохом, связанном с луком или рогаткой.
   А если ещё сделать всё своими руками, это вдвойне придаёт силы и уверенности, равняет со старшими, более опытными ребятами. Позволяет почувствовать себя немного взрослее, хотя в деревне, где нужно абсолютно всё знать и уметь, быть мужчиной не такое лёгкое дело. Те из ребят, у кого настоящих игрушек никогда не было, а в редком доме была какая-нибудь простая, небольшая машинка из магазина, выдумывали себе всё сами, пилили, строгали, сколачивали что-то. Отношение родителей к девочкам было более нежное и заботливое, у каждой из них непременно имелось, иногда даже не по одной, красивой кукле.
   Лучший, упругий и гибкий лук получался из вереска, в изобилии растущем на лесной тропе возле старой кузницы. Сосед Витька сделал себе лук из волчьего лыка. Сергей даже старался не подходить к этому ядовитому, всегда манящему обильно краснеющими ягодами дереву, кустам, разросшимся вдоль поля, по дороге в село.
   В помещении возле колодца было не жарко, холодила земля, и веяло прохладой от не растаявшего на стенках колодезного сруба льда. Сквозь отверстие в крыше, колодезный журавль, опускаясь и поднимаясь, доставал сверкающую как утренняя роса, кристально чистую влагу. Всегда приятно сделать прямо из ведра обжигающий, освежающий, глоток, другой, невозможно приятной, такой привычной и не заменимой, всегда нужной воды. Расположившись рядом, в пристройке, служившей складом, местом для хранения инструмента и где в непогоду мать развешивала бельё, Серёжа занялся изготовлением оружия.
   Хорошо бы сделать скворечник, а то у них всего один и тот сосед повесил, но ему так высоко пока не залезть. Ещё один, из старых часов, похожий на маленький сказочный дворец, на который посматривали даже с проезжающих машин, был водружён на шест у забора ближе к дому. Может, птиц не устраивал размер, или шест раскачивался от ветра, и скворечник пропускал воду, но они там никогда не селились, хотя за каждый другой скворечник шла отчаянная борьба, и ни один из них никогда не пустовал.
   Домик для птиц, это всё, что когда-то по его глупости и самовольству, дорого стоивших ему, осталось от дорогих, несколько лет висевших в доме красивых, редкой работы часов. Он не раз просил мать завести их, так хотелось увидеть, как они идут и ощутить в действии оживший, сложный механизм, но она всякий раз неизменно отвечала, что часы сломаны.
   Наверное, их невозможно отремонтировать, если они так давно остаются неподвижными. А ему так хотелось иметь колёсики, которые здорово крутились на столе. Они были у многих ребят. Находясь однажды в гостях у Володьки, и увидав на окне такое колесо, он незаметно сунул его себе в карман, и быстро ушёл домой. Нехорошо, но ценность-то ведь невелика, это даже и не вещь, а так, нечто несущественное, что тут такого особенного, плохого, решил он.
   - Что это? - спросила мать. Он не мог ей солгать, она была очень возмущена. Как он не пытался объяснить, что это совершенно не нужная, может даже и Володьке вещь, которую он сам тоже нашёл где-нибудь, мать потребовала немедленно отнести колёсико назад, и никогда, нигде не брать ничего чужого. В таком неприятном положении ему оказываться ещё не приходилось, он чувствовал себя настоящим вором, совершившим преступление, в котором надо было теперь идти раскаиваться. Или хотя бы вернуть всё на своё место, но как это сделать, заходить в дом он не стал, вдруг, не удастся так же незаметно положить колёсико обратно, и просто оставил его на крыльце.
  
   Другого колёсика он так и не нашёл, а сломанные часы, бесполезные и никчёмные, продолжали зачем-то неподвижно висеть на стене. А сколько там должно быть таких колёсиков, хоть какая-то польза была бы. Он не любил сломанные вещи, они создавали ощущение неполноценности в окружавшем его мире, где всё должно быть в лучшем виде, и в один скучный осенний день, когда родителей не было дома, он снял часы со стены.
   - Не делай этого - сказала рассудительная сестра.
   - Они же сломанные - не понимал Серёжа её опасений.
   - Всеравно, сначала нужно спросить маму, если бы часы были не нужны, она сама бы их убрала - упорно доказывала сестра.
   - Сколько ждать, кто их будет делать, ничего уже не изменится, - не соглашался Сергей и решительно взялся за инструмент.
   Различных колёс и прочих запчастей оказалось столько, что собрать всё обратно было немыслимо. Он провозился не один час, разбирая их. Вернувшаяся домой мать долго не могла вымолвить ни одного слова, прежде чем без всякой жалости взяться за ремень.
   - Я специально сказала, что они сломанные, чтобы ты отстал. Там только одна кукушка не хотела нам куковать, а шли они хорошо - спокойно, как будто, и не сердясь уже, позже объясняла она. Не обижался и Сергей, понимая, что натворил. Вот она, глупость-то его, а разумная сестра, как всегда оказалась права.
   Отец вообще никак не реагировал на произошедшее, видимо и без того, считал наказание достаточным, а такой метод воспитания находил крайним и не приемлемым для себя.
   - Ну что же, пойдём, скворечник сделаем из них хотя бы. Птицы там жить может и не смогут, зато красиво будет - усмехнувшись по-доброму, сказал он.
   Сергей безгранично верил отцу и любил его, ценил его ум и порядочность. Ему казалось, что отец оправдывает даже такой интерес к технике, к творчеству, любое желание что-то делать. Наверное, если бы он никуда не лез, ничем не интересовался и ничего не делал, отец огорчился бы гораздо больше.
   Покачиваясь на длинном шесте, рядом с домом, недалеко от дороги, став местной достопримечательностью, невиданный скворечник так и не привлёк внимание ни одной птицы. Пугаясь диковинного его вида, они ни разу даже не сели на него отдыхать, сколько не ждал этого Серёжа. Хотя птиц вокруг было неисчислимое множество, скворцы, ласточки, синицы, трясогузки и множество других, больших и маленьких птиц, так и мелькали перед глазами, отовсюду слышалось их непрекращающееся пение и чириканье.
   Во дворе подрастало несколько десятков совершенно ручных, ничего не боящихся кур, взлетавших на крышу и садящихся им на голову. Под крышей, в каждом доме жили ласточки, трещала и вертелась сорока, облетала свои угодья ворона, за деревней, у амбара ворковали голуби, слышался из-за околицы голос кукушки и по-хозяйски ухал ночью в лесу филин.
   Но когда высоко в воздухе, на недосягаемой высоте, чёрной тенью застывал, раскинув крылья, хищный, чёрный профиль коршуна, властно и уверенно нарезающий круги над деревней, не обращая внимания на всполошившееся всё птичье царство, жизнь пернатых замирала. Бежала со своими цыплятами в укрытие наседка, пряталась по гнёздам вся остальная мелочь. Только не считающие себя добычей, отчаянно горланя, галки и вороны со всей округи, высоко поднявшись в воздух, пытались прогнать страшного гостя, продолжающего спокойно высматривать себе обед.
  
   Старательно действуя ножом, с помощью кожи, резинок, проволоки и прочной нити, Сергей стал осуществлять нехитрый замысел, быстро превращая ствол дерева, сучья и палки в желанные изделия.
   - Жалко товарища-то - спросила пришедшая за водой из дома напротив, высокая, сухая старуха Вера, напомнив о том, что занимало всех последние дни.
   Большая соседская семья, покидая деревню, пустевшую с их отъездом, казалось наполовину, уезжала куда-то на юг, в Крым. Никому не хотелось лишаться ценных работников и хороших, верных товарищей. Серёже тоже было искренне жаль расставаться с ними. В их большом доме, где не всегда может быть, соблюдалась идеальная чистота, и водились тараканы, чего небыло ни у кого больше, всегда царило доброе оживление, без ссор и зависти, что редко бывает даже в малых семьях.
   Расставаться с товарищем не хотелось, конечно, приедут другие, но когда-то они ещё станут такими же близкими. А эти с основания жизни, от самых корней её, свои навечно, что бы не случилось. Отъезд их опечалил, внёс грусть в настроение всей деревни. Но рассуждать об этом вслух и признаваться в своих чувствах, показалось излишним, и так всё понятно, к тому же ничего уже изменить нельзя. В таких случаях не принято говорить, это было бы проявлением слабости. Не зная, что сказать в ответ, и не найдя подходящих слов, Сергей просто промолчал.
   Чем был обоснован такой серьёзный поступок, как отъезд, они сами, наверное, точно не знали, приводя множество доводов. Большим плюсом стало то, что там, будто бы, потребуется меньше зимней одежды. Но ведь голыми и здесь не ходили. Почти взрослые, выросшие дети, многие уже сами начали зарабатывать. Да и времена меняются, жить стало не в пример легче. Дождь, грязь, а где её нет, только там, где нет и самой жизни, как например в пустыне.
   Необходимость отъезда, миграции, носилась в воздухе, существовала, как насущная необходимость. Никто не собирался разбираться в причинах таких умонастроений. Наоборот, оправдывая подобные решения, все искали лишний довод в пользу переезда, куда бы то ни было, не важно, всеравно хуже не будет, считая свой регион самым забытым и обиженным.
   Хуже некуда, отовсюду слышится только хорошее, с Севера и Юга, с Запада и Востока. Там платят большие деньги, там Солнце, сады, море, посмотришь в кино, послушаешь по радио, приедут ли гости, везде довольные и счастливые люди. Украина, Молдавия, вот где, должно быть, хорошо человеку, особая гордость Кавказ, жить там или хотя бы, просто отдохнуть, как в раю побывать. Так и тянет туда Русского человека, будто там ему самое место. Про Прибалтику и говорить нечего, окно в мир, попасть туда по службе, получить назначение, большая удача.
   Куда угодно, только не в Россию. Как звучало по всему миру из уст популярного артиста, в безмерно нищей средней полосе, которую, на фоне великих новостроек, гигантов заводов и цветущего юга с бескрайними степями, нигде, никогда не упоминали хорошим словом. Поволжье и их область, звучали как позор, от которого надо избавляться любыми путями, и люди бежали, кто куда мог. Оставленные, заброшенные, с высокой, по пояс травой поля, за два, три года, зараставшие лесом. Зачем всё это теперь, при казавшихся неограниченными возможностями целины.
   Поглотившая всех идея миграции всё больше проникала и в их дом, прочно поселившись в нём. Отъезд соседей ещё больше воодушевил мать. Только отец оставался непреклонным, ничего не желая слушать на эту тему. В городах он бывал, немало жил там. Много лет службы, цветущие города южной Балтики, друзья, работа, всё было и сейчас постоянно приходиться бывать в городе, учиться на курсах повышения квалификации, перенимать передовой опыт, жить там месяцами. Есть возможность во всем разобраться.
   Даже в родном селе, куда назначили управляющим отделения, он не нашёл удовлетворения в работе. Тихая, кабинетная жизнь с бесконечными разговорами, долгими перекурами, пивом и обедом в столовой. Должность не маленькая, машина в руках, шофёр, оставив всё это благополучие, ушёл в поле, к людям, к реальной жизни. И совсем не представляя себя в городской среде, не желая поддаваться действию настроений, переходящих в одержимость, навязчивую идею охватившее всё сельское население о лёгкой, сказочной жизни, там, за пределами села, стоит лишь только сесть в поезд. В заразившем всех беспокойстве, во многом виделись сомнительные и умозрительные выводы, сделанные на основе слухов и предположений, выросших из ограниченных и однобоких рассуждений, имевших целью любым способом обосновать существование где-то далеко, другой, более лёгкой, справедливой и хорошей жизни, отказаться от которой, упустить свой шанс, было бы просто глупо и не достойно. И мнение почти всех поголовно жителей, было на стоне отъезжающих.
   Любой другой народ готов был отдать жизнь, чтобы обрести то, что с такой лёгкостью и самонадеянностью оставляли Русские люди, бросая, не ценя богатство, о котором многим приходилось только мечтать, упрашивая своих Богов. И не раз эти желания сбывались. Но судьба снова и снова возвращала опомнившимся и осознавшим истинные ценности людям их мир, земли и воли. Потому что нет народа этого без этой земли, ни земли этой без него и того будущего, которое они должны здесь создать.
  
   6 глава
  
   Вырастая, уезжали учиться, работать, бывшие старшие товарищи, служившие примером. Оставшись без чьего-либо влияния и присмотра, младшие оказывались полностью самостоятельными, обретая не ограниченную свободу, и всё вокруг, деревня со всеми окрестностями, луга и река, принадлежало теперь только им. Ни планов, ни обязанностей, ни какой ответственности на всё лето, и каждый наступающий, новый день был полон неизвестности, таил непредвиденные происшествия.
   Выйдя утром из дому, каждый раз приходилось серьёзно задуматься, что же делать дальше? Снова залезть на целый день на черёмуху, или лучше пойти на речку. А день выдался замечательный, солнечный, тёплый, в полдень, наверное, будет даже жарко. Слабый ветерок доносил с полей и лесов приятную утреннюю свежесть. Не договариваясь, вместе с рано проснувшимся товарищем, они оба одновременно появились на улице и, поглядывая по сторонам, не спеша, молча направились вдоль деревни. Остановившись посреди неё, посмотрели в разные стороны и поразмыслив немного, двинулись дальше, к дому со скамеечкой у калитки, под рябиной, где жил ещё один хороший, правда, более младший, и пока видимо не проснувшийся товарищ. Необыкновенная, даже для деревни тишина и одиночество. По большой дороге, на которой находилась деревня, не прошла еще не одна машина.
   За крайним, высоким, только выстроенным, с впечатляющими размерами, большим, домом пятистенком, свернули к выгону для скота, охватывающим два поля, километр леса и небольшую речку с лугами, где сосредоточенно поедая молодую зелень, деловито двигались по низу десяток коров с овцами и телятами. Забравшись на огород, какое-то время они наблюдали за стадом. Старательность пасущихся животных в поглощении пищи удивляла, словно они выполняли ответственную и важную работу. Бока их начинали разбухать, округляться, а они всё также примерно продолжали своё дело. Пили, ели, отдыхали и снова принимались за работу.
   Корова была едва и не главным членом в семье. Помимо нескольких вёдер молока в сутки, она давала масло, творог, мясо и деньги, если в хозяйстве имелась тёлка. С выросшим за зиму, коренастым крепышом, их семейным любимцем, двухлетним быком Буяном, всё время упорно пытался сразиться их же белый, с огромными, сильно загнутыми рогами, упрямый баран. Разогнавшись и оттолкнувшись ногами от земли, он летел навстречу наклонившему голову Буяну, даже ни разу не пошевелившемуся от удара, такое состязание его видимо очень забавляло. Своя корова была, конечно, самая любимая, об этом не могло быть и речи. Встречая животных с поля, Сергей с сестрой каждый раз, поглаживая и говоря с ними, давали всем по большому куску белого хлеба.
   У последнего дома за ними увязался совсем молодой ещё, но уже немалого роста щенок, испытывающий невозможное счастье, оттого что на него обратили внимание, что нашлось наконец-то и для него подходящее общество. Вертясь под ногами, виляя хвостом и крутя головой, он выражал свою нескончаемую радость, преданность и верность.
   Да, собака это замечательно, в их поведении и характере нет ни тени грусти и сомнения, только оптимизм и верность. Качества необходимые и любому человеку, прежде всего. Вот именно такую Русскую гончую, сильную, умную и неутомимую, он и хотел бы иметь. Но родители, не разделявшие его чувств, относились холодно к этой идее. Мать вообще была настроена резко, категорически против такого бесполезного увеличения хозяйства, находя это неразумным баловством, и ему оставалось только любить чужих собак.
  
   Понаблюдав за стадом, они решили начать интересное состязание, кто дальше пройдёт по огороду, переходя по тонкой верхней жёрдочке от одной стойки к другой. Как любят перед хорошей погодой ходить по забору коты. Получалось неплохо, только когда, став слишком тонкой, жердь начиналась раскачиваться в разные стороны, дойти до конца не всегда удавалось.
   За поросшей лесом речкой, вдали виднелись соседние, такие же небольшие деревушки, некоторые наполовину пустые, оставленные жителями. Мысль их сработала одинаково, по-моему, они там слишком давно не были, и решение возникло мгновенно.
   - Пойдём - предложил один.
   - Пойдём - согласился другой, посмотрим черёмуху, там много её, наверное, теперь должно быть, никого же нет.
   Соскочив с огорода, разговаривая и рассуждая, они торопливо и дружно направились в сторону самой дальней, исчезающей деревни, проверить, посмотреть, что осталось от добротных домов знатных фамилий и интересной когда-то, перспективной жизни.
   Раз брошено, значит никому не нужно. Конечно, всеравно это остаётся чужим и у бывших хозяев могут быть свои виды на оставшееся имущество. Так ведь им ничего и не нужно, да и что там может быть, они просто хотят посмотреть, пока не исчезли не превратились в развалины одиноко сиротевшие дома. Но они и не собирались особо обосновывать свои намерения, находясь в ничейной земле. Ни противоречий, ни сопротивления в душе, замысел ни у оного из них не встретил.
   Растущий без отца и деда товарищ вообще не получал никаких наставлений. Жизнь приходилось начинать с нуля, руководствуясь только здравым смыслом конкретной реальности. А она нередко диктовала свои, четкие и жёсткие требования. Неплохой от природы, жизнерадостный и общительный, он рано усвоил преимущества свободной морали, без всяких догм и предубеждений, сулящей большую выгоду и успех, да и как ещё жить, если не исходя из практических соображений. И не так ли часто бывают вынуждены поступать большинство людей, прикрывающихся многословием и разного рода обещаниями. Так зачем же обманывать себя и других. Нет, он не был плохим парнем, при всеобщем доброжелательном и уважительном настроении, иначе и быть не могло, и он тоже старался быть добродушным и хорошим товарищем, пока не возникала необходимость доказывать свою честь и достоинство.
   Полная неизвестность в происхождении позволяла видеть в характере его что-то не местное, слишком практичное, сходное с чем-то цыганским или уж, по крайней мере, очень городским образом, свободным, независимым, порой дерзким, необычайно хитрым и сообразительным, позволяющим чувствовать себя в окружающей среде, словно рыба в воде. С кем дружить, кого уважать и что ценить, каждое слово и каждый поступок имели для него гораздо больший смысл, чем это могло бы быть у кого-то другого. Весь мир казалось, был для него с детства своим, хорошо известным и знакомым, принадлежащим ему домом, в котором ему хотелось быть на самом видном месте и даже решать, кому где в нём находиться и чем заниматься. И обязательно иметь хорошую, отличную репутацию, для чего можно и нужно идти на любой компромисс, жертвовать чем угодно, потому что хорошим быть важно и выгодно. И будьте спокойны, он сумеет им быть там, где нужно, это вовсе не так сложно.
   Казалось, им движет и руководит, находящееся где-то глубоко в нём, в крови, твёрдо усвоенное правило, ты ездишь или на тебе ездят, и каждый ищет справедливость по-своему. Образование, отчасти ведь тоже способ избавиться от несправедливости, кому что дано.
  
   Жизнь Серёжи, всё его существование, с детства было определено многими понятиями, требованиями и массой правил, идущих из глубины сердца, связанных с величайшим почитанием своих предков, основанных на их глубоком знании жизни и передаваемых из поколения в поколение традициях и убеждениях. С благоговейным трепетом произносились их имена, рассказывалось об их делах, повторялись заслуги и доблести, ошибки и неудачи, вспоминался весь род, от самого Абрама. И всё основывалось на труде, упорстве и терпении, как наивысших ценностях, выбранных для достижения добра и справедливости, приближающих человека к чему-то более высокому, разумному и совершенному.
   Такими были его предки, таким был отец, таким был бы и Сергей, обыкновенным человеком, мужиком, с его простыми радостями и заботами. Жил и работал бы, как все, если бы время не потребовало от людей новых качеств и другого умения, ценимых и раньше, всегда особо почитаемых, но теперь с небывалой переменой в жизни, ставших в первый ряд, вытесняя все остальные достоинства. Знание, образование, стало настолько важным, что для достижения как можно более высоких результатов в нём, можно казалось пожертвовать многим, чуть ли не всем остальным. Так поступил и Серёжа, поняв ценность науки, открывающей новые, небывалые горизонты и он целиком отдался этому делу. Ведь даже стоит научиться всего лишь чему-нибудь, как жизнь предлагает совсем другие возможности, полные гарантированного успеха и благополучия. Конечно при высоком уровне развития, настоящего, сильного и способного человека это вряд ли устроит. Никогда не думая о подобной перспективе, он начисто отвергал этот подход к образованию, презирая такое жизнеустройство.
   Его манили новые, необычные горизонты жизни, исследования, поиск. И там конечно необходимы всё те же качества, что и в обычной жизни, упорство, воля, труд и стоят они по-прежнему на первом месте, даже приобретают ещё большее значение. Но пока всё идёт легко, и не встречая никаких трудностей на пути к намеченной цели, хотя и сознавая сложность задачи, он, тем не менее, утратил многие необходимые для борьбы качества. Слишком легко всё давалось ему в то благословенное время, получалось само собой, без малейшего напряжения. От всего былого, ценимого, любимого ранее, постепенно оставались одни безграничные амбиции, переходящие порой в высокомерие, с открывающимися необъятными перспективами и осуществлением заветной мечты. По сравнению с которой, всё остальное низкое и недостойное. Знания, только знания, необъятные, полные. Тут он был беспощаден, строг и критичен к себе и к другим. А остальное, на это не хватало времени, желания и сил. Многое необходимо, но прежде всего знания, потом всё остальное. Они дают невиданную свободу, власть, вся жизнь, и весь мир становятся подконтрольными человеку, зависимыми от него. Он сам будет решать, как жить ему, что делать и кем быть.
   Его родители, ни мать при всей склонности к учёбе и семейных успехах в образовании, ни отец, не были такими самонадеянными и настолько увлечёнными. Отец никогда ничего не ставил выше общечеловеческих правил и готов был проявить смелость и настойчивость в их отстаивании, справедливо полагая, что весь народ и всё человечество будет с ним в этой борьбе. Знания и образование ценил настолько, насколько это было необходимо. Предаваясь мечте об учении, мать, будучи женщиной хрупкой и не очень сильной, понимала значение моральных и волевых качеств, за что уважала твёрдого в убеждениях, благонамеренного и рассудительного мужа, обладавшего силой, здоровьем и выдержкой.
   Скорее это было веление времени, заставившее поверить человека во всесилие разума, поставившее его в цент всего существования. Лишённые каких-либо предрассудков, утратившие от охватившей их свободы всякие убеждения и слушающие только собственные желания, не ограниченные ничем, кроме своих мыслей, семеня ногами по большой, пыльной дороге, два маленьких, но уже наполовину сформировавшихся существа, очень разные, но обретшие полное взаимопонимание, быстро двигались в сторону намеченной цели. Не противясь утверждающимся собственническим взглядам ко всему, что встретится на пути, что забыто, брошено, потеряно, оставлено или плохо лежит. Проснувшийся дух искателей приключений звал их вперёд, словно археологов к изучению останков исчезнувшей древней цивилизации или варваров недавних времён направлявшихся на поиски добычи в неизведанные земли.
  
   Расположенные слева, по речке, куда они ходили купаться, две небольшие, красивые деревушки были ещё полны народу и интереса для исследования не представляли, удовлетворить любопытство там было нечем. Не глядя в их сторону, друзья двинулись дальше в крайнюю, оставленную всеми деревню, простоявшую не один десяток, а может и сотню лет и ставшую вдруг бесперспективной, пугающей накатывающейся на их обширные Русские земли, кормившие прежде столько народа, безысходностью и безнадёжностью.
   Никого из вполне здравствующий и работающих в совхозе людей, способных помешать их варварским замыслам, в деревне, по их сведениям, не осталось, и они продолжали смело двигаться к намеченной цели. Войдя в волок, свернули из тёмного, заболоченного леса вправо, на зарастающую травой дорогу, со следами давно не ездившей здесь техники, полого поднимавшуюся к стоящей на косогоре деревне.
   Выйдя из леса, товарищи ещё раз переглянулись, убеждаясь в единстве и понимании своих действий, словно завидевшие добычу волчата и не спеша начали приближаться к крайней избе, без ясных представлений, что же им нужно в этом оставленном всеми жилье. Вообще-то, зайти в любой дом, которые никогда почти не закрывались, спросить, поискать кого-то, было обычным делом, но идти в дом, заранее зная, что в нём никого нет, да ещё в чужой стороне, совсем другое. Дом оказался вполне приличным, в полном порядке, только высокая трава под окнами без каких-либо тропинок, говорила об отсутствии в нём всякой жизни. Не бродили вокруг куры, обычные у любого обитаемого жилища, не перелетали с места на место бойкие стайки воробьёв, не было даже крикливой сороки. Такая же неподвижная пустынность царила и дальше по улице, сливаясь с приближающейся, всё более окружавшей, естественной природной первобытностью диких, безлюдных, лесов, без печали и радости. Всё человеческое совершенство, все его достижения, оказались недолговечными и не надёжными, уступив место вечному спокойствию, красоте и тишине. Лес был, лес и будет, знал каждый ребёнок предречение мудрых стариков о будущем своего края, находящегося так близко от центра России.
   Что им нужно здесь, зачем они пришли сюда в это печальное и унылое место. Не лучше ли повернуть и уйти туда, где горят огни, дымят избы и взлетает на забор голосистый петух. На что здесь смотреть, на бурьян и одинокие, безлюдные дома, что хорошего и интересного может находиться в них, там, за тонкими стёклами тёмных окон, к которым они боятся пока даже приблизиться, остановившись напротив. Покажись кто-нибудь вдали или раздайся какой-нибудь шум, они не рискнули бы и подойти к дому, позабыв всё, никогда не посмев больше и подумать ни о чём подобном. Но вокруг оставалась такая же тишина и безлюдье. В доме не были даже заколочены окна, что делают, когда хотят сохранить его. В лучшем случае, он пойдёт на дрова, или по примеру многих других, разваливающихся и чернеющих среди бурьяна старых изб, так и останется стоять здесь на долгие годы. Так что ничего плохого, как им думалось, они не делали, просто участвуют в неизбежном процессе, лишь немного ускоряя его.
   Дверь, тем не менее, оказалась запертой. Будь она открыта, осмотрев дом, они может быстро покинули бы его. Заглянув в окно, ничего кроме голых стен не увидели, но замок на двери предполагал наличие какой-то причины для этого и друзья решили проникнуть в него, открыв выходящее к лесу окно. Служившее преградой стекло со звоном рухнуло на землю. Как легко, оказывается, могут быть устранены препятствия. Можно поупражняться в меткости, бросая камни из далека. Когда половина стёкол была выбита, распахнув окно, они забрались внутрь. Совершенно пустой дом выглядел просторным. Не было абсолютно ничего, ни старой, не нужной мебели, ни лавок вдоль стен, даже какой-нибудь маленькой картинки на стене или завалявшейся где-нибудь возле печи кастрюли. Было не понятно, находятся они в чужом доме или всё это уже ничьё. Ясно одно, судьба его предрешена, и не только его, а может и всей округи.
   А пропадай оно всё, ломать, так ломать, а что ломать, окон уже нет, осталась только печь. К удивлению она поддалась легко. Отковырнув один кирпич, другой, разобрав целый угол, подняв клубы пыли и здорово перепачкавшись, остановились, поискать что-нибудь поинтереснее. Под полом пусто, на мосту в сенях, тоже. Озадачила запертая дверь в клеть, ни замка, ни запора. Забравшись на подволоку, перевернули весь лежащий на чердаке хлам, ничего достойного внимания. Должно быть, что-то есть в клети, не зря же она так хитроумно заперта. В раздумье они молча стояли, глядя по сторонам, вполне возможно, что секрет где-то здесь, рядом. Это уже стало волновать больше, чем её содержимое. Дверь закрыта непонятно как, причём очень плотно.
   Вдруг смышлёный товарищ, глядя себе под ноги и разбрасывая завал, радостно воскликнул.
   - Нашёл, здесь.
   Действительно, в потолке между брёвен, виднелся конец верёвки с узелком, моментально всё стало ясно. Хотя радости на этом и кончились, ни одной сколько-нибудь пригодной вещи, ничего интересного в набитой вещами комнате, и чего было закрывать. Коровник и баню обследовать не стали. Излазив и проверив всё не хуже мышей, перепачканные, тем же путём выбрались наружу. Интереса к поиску припрятанных кем-то сокровищ и неожиданным приключениям, как не бывало. В их местности это вряд ли возможно. Да его, честно говоря, никогда это и не интересовало, и заниматься он этим больше не хочет, даже за компанию, тем боле в чужих домах, пусть и брошенных. От совершённого бессмысленного, однозначно не хорошего поступка, стало немного не по себе. Исчезла, нарушилась привычная уравновешенная целенаправленность его состояния, не радовало настроение, побыстрей бы уйти отсюда, и никогда больше не возвращаться.
  
   Но практичный товарищ, не довольный результатом исследований, для удовлетворения самолюбия, решил блеснуть только ему данными способностями. Внимание его привлёк видимый в середине улицы высокий, ухоженный, не заросший травой дом, с небольшой поленницей дров возле огорода, говоривший о наличии в нём какой-то жизни.
   - Пойдём, напьёмся воды - предложил он.
   - Да ты что, вдруг нас видели, спросят кто такие. Я не хочу пить, до дома можно потерпеть - удивился Сергей, не ожидавший такой дерзости. Ему что, он давно уже живёт сам по себе, да и кто его знает. А у него, отец и мать, известные люди. Старые жители обычно хорошо знают всю округу, и даже впервые видя человека, могут безошибочно угадать, чей он родственник.
   - Нет, я не пойду, уходить надо, пока не заметили - не согласился Сергей.
   - Если бы видели, давно пришли бы и прогнали нас. Ты их знаешь, нет, значит и они тебя никогда не видели. А спросят кто, назовём любые фамилии - убеждал задавшийся целью попить воды или показать свою ловкость и смелость напарник.
   Разлад с товарищем испортил бы обоим настроение, омрачил весь оставшийся день и Сергей согласился на уговоры. Взяв на всякий случай имена и фамилии своих школьных товарищей, они скромно и тихо, самым прилежным образом поздоровавшись, вежливо попросили напиться. Высокий, ещё не совсем слабый старик, разобрав, что хотят два воспитанных молодых человека, с удовольствием поднёс им полный ковш воды. Против желания, Серёже тоже пришлось выпить половину.
   - Кто такие будите и куда идёте - поинтересовался рассудительный и грамотный дед, отложивший на время очки и газету. Выпалив приготовленные заранее ответы и поблагодарив хозяина, ребята поспешили удалиться.
   - Вот видишь, всё удалось - сказал он, быстро став из тихого, милого мальчика, прежним уверенным пронырой, умеющим отстаивать свое мнение и пытающимся всегда занимать лидирующие положение.
   - Действительно, обошлось, надеюсь - всё ещё волнуясь и желая быстрее уйти, согласился Сергей, стараясь никому не рассказывать об этих похождениях, даже не вспоминать их, как будто никогда ничего и не было.
   Чувство товарищества и дружбы у мальчишек развито очень сильно, обострено и все решения, независимо от положения в обществе, обсуждаются и принимаются общим решением. Любой человек, пожелавший быть достойным членом компании, должен этому подчиниться, научиться считаться с чужим мнением. Хотя никто не запрещает спорить, не соглашаться и оставаться при своём мнении, что вызывает даже большое уважение, так ведут себя только сильные и серьёзные люди.
   Тонко чувствующий товарищ, хорошо понимал, и умело пользовался этим, порой нельзя было разобрать, где его воля, а где общества. Но чтобы быть настоящим лидером, нельзя недооценивать людей, постоянно навязывая свою волю, пусть умело и искусно. Он в этом явно переигрывал. Где нужно, он был настойчив и требователен, но предпочитал избегать прямых и решительных действий, то есть непременно, во что бы то ни стало, не стремился стать во главе. В этом не было необходимости, прекрасно разбираясь во всех житейских ситуациях, ему легко было доказать свою правоту. Всегда, как бы оставаясь самим собой, делал только то, что ему необходимо.
   Будучи по природе человеком незлобивым, он мог быть хорошим товарищем и умел искать нужные знакомства, проявляя замечательные качества. Но со временем, всё больше захватывающее его стремление к умению жить, стало бросаться в глаза, не вызывая одобрения у многих ребят, молчаливо сносящих демонстративные выходки неуёмного товарища, отражавших пренебрежение всем окружающим. Нет, он ценил дружбу, уважение, но это умение жить, становилось для него главным, и кто этого не понимал, не ценил, того не принимал и он.
   Серёжа тоже не слишком баловал вниманием своих окружающих. Но это не являлось следствием высокомерия или недооценки товарищей, часто вызывавших восхищение. Пусть не так ярко выраженное, но его отношение к ним всегда было искренним и уважительным. Просто слишком занятый собой, своими мыслями, планами, уходя целиком в образование, он был полностью поглощён им. Не видя ничего подобного вокруг, всё больше удалялся от тех, кто не придавал обучению и знаниям такого же значения, не понимал их безразличия, к тому, что так занимало его.
   Взгляды, привычки их, умствование одного и чрезмерная практичность другого, делали их свободными, независимыми и может быть чуть эгоистичными, отдаляя в некоторых случаях возможно от настоящей дружбы, сближали их. Сергей любил и ценил товарища, чувствую взамен немало положительного, пока в их отношениях не стали возникать серьёзные, разделяющие их разногласия.
  
   День был ещё впереди, когда они вернулись из напрасного, никчёмного путешествия по унылому захолустью. Проверив содержимое чугунков, кастрюль и испив из высокой кринки холодного молока с толстым слоем сметаны, сунув в карман урезок никогда не терявшего вкус хлеба, снова на улицу. К развешенным на огромных липах скворечниках то и дело подлетали скворцы, улетали и снова возвращались обратно. Сновали туда сюда ласточки. Ну все чем-то заняты, даже кошки, и той не увидишь ни одной лежащей дома. Стоять быстро надоело, и они решили, отправиться на сей раз в другую, более обитаемую сторону. На каникулах редко приходилось бывать в селе. Утомлявшие в учебное время своей обязательностью ежедневные многокилометровые переходы, сейчас могли стать развлекательной прогулкой.
   Незаметно преодолев отделявшее их от села расстояние, они оказались среди улиц, тротуаров, множества домов, разных магазинов и учреждений, где почувствовали себя не так вольготно и развязно, как дома, на речке, в поле или в лесу. Село, посёлок, это уже нечто совсем другое, пусть ещё не город, но уже и не деревня, несравнимо более значительная часть культурной цивилизации, вобравшая в себя все её правила и законы, должные главенствовать здесь и подчинять себе естественную непосредственность всех живых существ, где то и дело встречаются деловые серьёзные люди, учителя, начальство и прочие служители и исполнители утвердившихся основ жизнедеятельности. И как положено, следуя которым, они, одёрнувшись и осмотрев себя, спокойно и неторопливо, поглядывая по сторонам, полные достоинства и приличий, направились в центр, в клуб, узнать, посмотреть, какое будет кино и найти, достать или попросить дома денег, если фильм того стоит.
   Клуб, по местным масштабам дом культуры, оказался открыт. Не встретив в фойе ни одного человека, решили посмотреть, не идёт ли кино. Потянув на себя тяжёлую дверь в кинозал, она оказалась не запертой, заглянули внутрь, бесконечные ряды пустых кресел.
   - Заходи, и закрывай дверь - скомандовал товарищ, уже проскользнувший туда.
   - Да вроде нехорошо как-то, подумают ещё чего про нас, пусть лучше так, открыто - непонятны были Сергею намерения друга.
   - Закрывай быстрее - требовательно повторил он, и осторожно пройдя вперёд, исчез за занавесом.
   Волнуясь и переживая, не способный к такому подвигу, Сергей остался стоять возле двери.
   - Что ты там застрял, выходи, пойдём отсюда - опасаясь не нужных ему неприятностей, стал поторапливать он задержавшегося что-то друга.
   - Здесь проигрыватель и пластинки, у них вечером, наверное, танцы здесь бывают, никак не выберу хорошую пластинку - сообщил негромко со сцены товарищ.
   У Серёжи был старенький радиоприёмник с проигрывателем, подаренный отцу родственниками в городе, единственный на всю деревню. А вот пластинок хороших не было. Из тех, что достались с проигрывателем, слушать можно было только одну Омскую полечку, да несколько частушек. Смысл остальных произведений оставался за пределами их понимания, там то слышалась длинная и скучная музыка или вдруг раздавалось неестественное, напряжённое и дикое завывание женского или мужского голосов. А здесь, вон их, сколько и верный товарищ решил восполнить этот недостаток.
   - Убираться надо быстрее, бери, что попало и пошли - поторапливал его Сергей, не желавший, чтобы их, отчитав, вывели отсюда за шкирку. Но иметь хорошую пластинку, всё же не плохо и борясь со страхом, он продолжал ждать замешкавшегося товарища.
   - Скажем, что хотели просто включить, послушать - успокоил находчивый товарищ, меньше переживавший за непорочность своей чести.
   Наконец, сунув что-то за пазуху, он спустился вниз, и они незамедлительно покинули помещение, и несколько возбуждённые, сразу же отправились домой, радостно неся добытую, пусть не честно, но с риском и смелостью, замечательную песенку про пингвинов на голубой, тонкой и гибкой пластинке, какие бывают в журнале Кругозор. Всем довольные, удавшейся прогулкой и Солнечным днём, хорошей погодой, друг другом и почти счастливые.
  
   Как они и предполагали, в полдень стало действительно жарко, и пора было отправляться на речку. Рядом был большой пруд, где они тоже проводили много времени, но река это совсем другое. Её свежесть и чистоту начинаешь ощущать, чувствовать задолго до подхода к ней, получая от погружения в прохладный поток ничем не заменимое удовольствие, остающееся на весь день.
   Прямо было ближе, но заходить в тёмный лес, полный комаров, не хотелось, и они пошли дальней дорогой, оставив дома сандалии и приятно ступая по толстому слою прогретой придорожной пыли. Собственно всеравно куда идти, сколько и зачем, хоть целый день на речку и обратно, не сидеть же дома.
   Перед самым спуском в речную долину, куда они свернули с дороги, их остановила небольшая, юркая старушонка в чёрном, пасущая на косогоре у тропы, своих коз, которой, вдруг срочно понадобилось зачем-то отлучиться домой, что-то проверить, сварить и кого-то накормить и она была очень рада их появлению. Уверенная в помощи, она ласково попросила их посмотреть за непослушными козами, пытавшихся достать листья с берёз, и всё время посматривающих в лес.
   - Ну, ребятки, я мигом - пообещала, удаляясь, обрадованная старушонка, прежде чем они успели что-либо подумать и дать утвердительный ответ. Отказать они не смогли бы, ни в каком случае, и она прекрасно знала это, оставляя их. У них тоже были добрые и заботливые, любимые ими бабушки. И поступить иначе они не могли. Всё вокруг было настолько своё, знакомое, что отказаться, сделать что-то не так, неправильно, всеравно, что поступить плохо у себя, в своём дому. Этого допустить они не могли. Далеко, где всё чужое, делай, как знаешь, а здесь, каждое дерево, куст и каждая изба, всё вокруг родное и близкое, а все люди, живущие в них, словно одна большая семья, ты не можешь поступать, как вздумается. И почему просто не помочь нуждающемуся человеку, если это в их силах, отчего не посидеть, не посмотреть за любопытными и очень не глупыми животными, всё время поглядывающими на них, и наверняка думающих и замышляющих потихоньку исчезнуть куда-нибудь. К тому же место красивое.
   Старушка, однако, задерживалась дольше предполагаемого, но ребята не обижались, веря, что значит так нужно. Наконец она появилась, полная благодарности, подав им по яйцу. Они были рады уже тому, что она вообще пришла и не ждали ничего в награду, ну если пряник или по конфете.
   - Простите ребята, ничего больше у меня нет - извинилась старушка.
   - Да нам и не надо ничего - стало неудобно мальчикам, оттого, что старушка вынуждена из-за них беспокоиться.
   Яйца тоже неплохо, можно выпить прямо сейчас, как они часто делают это дома или поиграть, бросая в воду и потом, ныряя, разыскивать их, белеющих глубоко на дне.
  
   Ещё недавно, пока вода в реке была холодной, они купались прямо здесь, в небольшом, оставшемся после половодья озерце, хорошо прогревшемся на Солнце. Сейчас их окружали сплошная зелень и цветы. Вот и извивающаяся по лугам река, прорезавшая под горой глубокое русло. Большой омут, с опасными глубинами, был хорош для купания, но они повернули вправо, к небольшому, детскому купалищу, где под раскидистыми ивами, находился плёс, весь покрытый белым, шелковистым песком.
   Идя берегом, они вдруг услышали плеск воды и увидели старика, с шестом в руках, поднимавшегося на лодке вверх по течению. Это был Гавриил, живущий на противоположном берегу, в крайней избе одинокий, старый рыбак. Странно и необычно было видеть лодку на реке, которую, при желании можно где угодно перейти вброд, как она проходит мелководье, и куда он плавал.
   - Мальчишки, я там рыбы много оставил, идите, берите - заметив их пристальный взгляд, сказал дед.
   Тоже шутник, наловил рыбы и не взял, откуда ей взяться-то здесь, сети ставил что ли, не думая никуда идти, молчали ребята. Водоём был совсем маленький, буквально в нескольких метрах от них начинался противоположный, высокий, обрывистый берег, закрывавший своей тенью половину реки. Из берега, то и дело вылетали устроившие там гнёзда, ласточки береговушки. Вода кишела всякой живностью. У ног вились хорошо видимые в чистейшей воле, бесчисленные стайки пескарей и ещё более мелких кузнечиков, которых можно было поймать голыми руками. Бороздили песчаное дно ракушки. Вволю накупавшись, они улеглись на горячий песок, разглядывая высокое небо, чудесные облака и предоставив всего себя Солнцу, испытывали полнейшее блаженство, уверенные, что ничего подобного больше нигде нет, и быть не может.
  
   Глава 7
  
   В прошлом году, ступив на лежащую, за домом в траве доску, он глубоко проколол ржавым гвоздём ступню, и сильно хромал, боясь заражения. Но нога сама собой стала быстро заживать. О чём он не счёл нужным даже сообщить матери, по примеру тех крепких деревенских парней, которые никогда ничем не болеют, не бывают у врачей и любое обращение к ним выглядит большим недостатком, чуть ли не пороком.
   Сосед Витька, лазивший по старой черёмухе, однажды вырвал у себя на теле целый клок мяса, и как ни в чём не бывало, продолжал оставаться таким же жизнерадостным и энергичным, не выказывая никакого недомогания, не жалуясь и не считая нужным перевязать или хотя бы обработать глубокую рану йодом.
   Признавая их правоту и превосходство, Серёжа был несколько зависим от врачей, но не считал это своей сущностью от рождения. Насколько ему было известно, это явилось следствием какой-то, ранней простуды. У него признали ревматизм, но что это такое, он не знал и ничего не ощущал. Лишь иногда, во время быстрой ходьбы или бега, когда начинало колоть сердце, приходилось, зажав его рукой, замедлять шаги. Но и это, уже оставалось в прошлом. На последнем, всеобщем школьном обследовании, врач, немолодая женщина, очень обрадовав его, сообщила, что он совершенно здоров. И не только разрешила посещать уроки физкультуры, от которых его долгое время освобождали, но и настоятельно порекомендовала заниматься спортом.
   И он верил в возможность такой же силы, выносливости и живучести, тем более, что этим был знаменит его славный дед, запросто забивавший громадными кулачищами в доску любой гвоздь, разгрызавший своими необыкновенными зубами крепкий, гранёный стакан и выпивавший на спор, на глазах изумлённой публики, пять литров пива. А будучи уже в очень солидном возрасте, стариком, помимо домашних дел, работая почти круглосуточно, заготавливал за лето по сто центнеров сена, за что был удостоен Сталинской награды. И он был просто обязан быть достойным своего знаменитого предка, имея на то более, чем достаточно оснований. Ведь даже отец, к его большой радости и гордости, как-то сказал однажды, что Серёжа такой же упрямый, как дед, который, если что задумает, так ни за что не отговоришь.
   Но жизнь вмешалась в судьбу, сильно изменила его, не отнявши силы, нет, просто направила их в нужное ей русло, придав им новое значение. Страстно веря в возможности, данные ему природой и поколениями замечательных предков, стремясь всячески доказать не случайность своих надежд и убеждений, одержимости великими целями, он находил силы и подтверждение этому в своем внимании, любви и близости к величию окружавшей его природы, красоте земли, неба и славной истории своих предшественников и земляков. Потому что у человека, тесно взаимосвязанного со всем этим, все дела и помыслы тоже должны быть великими, добрыми и прекрасными.
   Но история, эта часто отличалась от хорошо известной, изучаемой в школе истории народа и страны, полной успешных преобразований и подвигов. О жизни его маленькой родины он уже знал кое-что от молчаливых, словно застывших и онемевших от пережитого ужаса, немногословных стариков, смотревших, куда-то в одну и туже точку, где должно быть виделось им их недавнее прошлое. Вспоминая которое, они рассказывали чаще одно и тоже, словно пытаясь понять, как же, по каким законам, происходит всё в этой жизни, которая иногда кажется круговертью зла и несправедливости.
  
   Он не раз слышал об увезённом колхозниками, только что выстроенном дедом новом доме, переоборудованном под маслозавод, и об арестованном, навсегда исчезнувшем его старшем брате, Василии, ещё более крепком и хозяйственном мужике. Не ожидая от новой власти другой участи и для себя, он скрывался в лесах, когда карауливший их семью солдат, дожидавшийся его выхода, потеряв терпение, случайно, а может для острастки врагов народа, выстрелил в потолок, оставив на нём сквозную дыру.
   Решив не испытывать судьбу, бабушка попросившись в туалет, выходивший на улицу, сумела выбраться через дыру и в лютый мороз, раздетая, чуть ли не босиком, оставив малолетних детей на семидесятилетнюю старуху, скрылась от неминуемой гибели. Потом в самом начале тридцатых годов была посажена вместе с маленьким, едва научившимся говорить сыном, его отцом, в тюрьму, в приспособленной для этого части церкви. Глядя из-за решётки на проходивших мимо людей, маленький отец всё время ругался и кричал, спрашивая, зачем вы меня посадили. О том страшном времени он не раз слышал от бабушки не очень весёлую частушку.
   - Штаны спали, штаны спали, потихоньку съехали, всей деревней на тележке, собирать поехали.
   Уже полностью законченный, с резными узорами, новый дом родителей его второй бабушки, откуда вывезли тридцать подвод добра, разграбленный и увезённый, был просто брошен, а затем сожжён. В других местах ржавела брошенная в речку техника, разные веялки, молотилки, быстро пришедшая в негодность, лишённая хозяйской заботы и внимания. По миру пущена была целая зажиточная и богатая деревня, для прокорма организованного в округе колхоза, в котором дела не то что, из рук вон плохо, вообще никак не шли. Руководство вновь организованного предприятия, призванного обеспечить благополучие народа и страны, избранное из беднейших слоев, и своего-то хозяйства не сумевших организовать, на радостях так загуляло вместе с подчинёнными, что скоро ни от своего, ни от общего имущества ничего не осталось. О чём, вспоминала, сосредоточившая теперь всё внимание на маленьком Серёже, напевая, бабушка.
   - Вышла курочка на улочку, воткнула в землю нос, больше разу не снесуся, заморил меня колхоз.
   Но курс на преобразование намечен был твёрдый и местная власть, не имевшая права отставать, получив не ограниченные полномочия, старалась вовсю, не считаясь ни с чем. Жизнь человеческая не стоила ровно ничего, по сравнению со светлым будущим. Скотина умрёт, кого-то накажут, человек подохнет, никто и не заметит. С помощью старшего сына, которому к тому времени было двенадцать лет, о своем бедственном положении, о том, что работали сами день и ночь, никого не эксплуатировали, выплачивая все немыслимые налоги, давая продукции больше, чем колхоз, дед решил написать в Москву. Да ведь и землю-то Ленин дал, так в чём же их вина. И так ли уж они против колхоза, многие работы они и сами предпочитают выполнять сообща. В одиночку накладно и нерационально использовать дорогую технику. Всё дело в руководстве, организованности и продуманных законах. Скоро из Москвы пришёл ответ о М И Калинина, с чётким требованием, всё вернуть.
   - Ваша взяла - с досадой, зло высказал, прочтя письмо, рьяный исполнитель нечеловеческих законов, разрушивший храм и вынужденный позже сам уехать с этих мест.
   Но ворачивать было уже нечего, всё мигом исчезло в желудках, не утративших во время празднования завидного аппетита, новых хозяев Русской жизни, которым, однако, не долго пришлось оставаться ими. Скоро, в самое суровое время, вновь были призваны к управлению способные и знающие люди. Руководила бригадой, одновременно выполняя по две нормы, его бабушка и раскулаченный, но всеми уважаемый её отец. Работа спорилась. Сейчас вот, организацией труда здесь занимается его отец.
   Во что оставалось верить задумчивым старикам, вся жизнь которых прошла, как стихийное бедствие. Прежним, не в меру раздобревшим служителям религиозного культа, любящим долго и показно молиться и явно не хлебом единым сытых. Новым ли, заменившим их, чиновникам, любящим заседательствовать и живущих исключительно словом всяким. И всегда они, крестьяне оставались на последнем месте, словно вычеркнутые из жизни и будущего. Так во что же верить. А они, верили, не смотря ни на что, просто и естественно, тихо, про себя, держа дома в углу, не взирая на осуждение молодых, старенький, потемневший, проверенный временем образок, с которым была связана вся их жизнь и которому одному они доверяли все свои беды и радости. Жили просто и честно, поступая со всеми уважительно, радуясь обыкновенному человеческому существованию, земле, небу, солнцу.
   А во что верят, что любят они, мальчишки, уже слышавшие, знающие всё это, он, Серёжа. Наверное, в тоже самое, тесно связанное окружающим их миром, немногое, но хорошее, навсегда остающееся в душе. И больше, ничего не надо. Нет, он знает немало хороших слов, разных примеров и призывов, которые так любит готовящаяся стать комсомолкой сестра. Он целиком согласен с этим. Но само возникновение множества высоких слов, поучительных речей и полезных примеров, не только говорит о необходимости воспитания, но и свидетельствует о противодействии в глубине человеческой души, ищущей самое лучшее, неизменное, вечное, простое и понятное.
   А нужна ли вообще какая-то идеология и многочисленные поучения. Не достаточно ли простого разумного рационализма, не к этому ли все стремятся, просчитать, понять и всё знать. Не от недостатка ли умения, способности правильно во всём разобраться и оценить, возникает надобность во всяких нравоучениях, различной идеологии, религии, всеравно никогда ничего не гарантирующих, без личного совершенства.
   Каким выйдут они на большую дорогу жизни, волчатами, обеспокоенными только личной наживой, или путниками, думающими о многом и участвующими в общем деле, чьим окажутся попутчиками, какие откроют новые пути. Как жить ему, просто и естественно, занимаясь конкретными делами, не думая ни о чём лишнем, как живёт его товарищ и многие другие преуспевающие люди, целые народы и государства. Или стремиться охватить всё невозможное, к чему склонен он и чем близок многим из окружающих его людей, с широкой душой, искренними чувствами и глубокими мыслями, которых так немало вокруг.
   Кто ближе и нужней этой земле, этой жизни, такие как он или его товарищ. Но у них нет разногласий в основе своей и неразрешимых противоречий. Нужны и те и другие, каждый на своём месте и оба будут по-своему верить и любить, у каждого своя гордость и честь. Много ли, мало ли, но будет обязательно, у каждого. Не может человек, родившийся под этим небом, Солнцем, на этой земле, среди цветущей зелени, пения птиц и пьянящего воздуха, не верить страстно и сильно, не стремиться к самому прекрасному и необыкновенному.
  
   На другом берегу реки, высоко поднявшись на рекой, чернели, как рассевшиеся вороны, не большие избушки, оттуда и была старушка. Деревня так и звалась, Ворониха. Видимо в старину, когда первые её жители, охотники и рыбаки, рубили, ставили здесь свои избы, оно было уже облюбовано вороном, слетавшим отсюда в долину и кружившим над разливом весенних вод.
   В обширные, тёмные леса за ней, вся округа ходила за ягодами, а деревня славилась знахарями, лекарями и каждая старуха в ней, считала себя сведущей в этом деле. Серёже тоже приходилось принимать подобную помощь от лесных жителей в неосознанном детстве. Принесённый из леса червяк, взятый из под коры большой ели, с помощью заговора, легко и просто избавил его от детской грыжи, чего никак не могла постичь медицина, осуждавшая и предававшая анафеме всё, что свыше её возможностей и понимания. И как сказать, где тут просвещение, а где ересь, где свет, а где мрак.
   Потом, много позже, ему ещё раз пришлось побывать у знахарки, стыдливо скрывая это. Вернувшись домой, после длительного пребывания в санатории, неплохо освоившиёся в среде городских ребят, как-то во время урока, отлично зная материал, он никак не мог дать ответ, споткнувшись на букве о, застрявшей где-то и никак не хотевшей выходить из него. Об этом забавном, удивившем его случае, он рассказал родителям. После обсуждения происшествия и разговора с соседями, было решено идти к одной старушке. О пользе такого лечения убедительно свидетельствовал приехавший к своей матери из райцентра грамотный сосед, работавший в типографии.
   Несмотря на всю свою коммунистическую убеждённость, отец свёл нужным принять такое решение, согласиться с ним. Для него, человека дела, факт был превыше всего. Знахарки, к которой обычно обращались люди, не оказалось дома, и им занялась другая пожилая женщина. Раздев его в тёмной, чёрной бане, обрызгивая на него водой из тазика, она стала произносить свои нехитрые заклинания, призывая в них и убеждая его ничего не бояться. Он был уже достаточно взрослым человеком и испытывал некоторую неловкость от необычной процедуры. Напуган он как будто бы ничем не был, и не воспринимал серьёзно происходящее. Но проблем с произношением не стало, а буква о, на всю жизнь стала главной, основной, звуча твёрдо и уверенно всю жизнь, даже когда он пытался отделаться от этого. Потом, в школе, было стыдно признаться перед товарищами о посещении знахарки, но никто из ребят, узнав об этом, не осудил его и не засмеялся, сознавая важность и серьёзность дела.
  
   Возвращаясь с речки и проходя по деревне, они заметили расположившуюся на крыше веранды одного из домов свою одноклассницу.
   - Зайдём - предложил товарищ - лезть на чужую крышу не было особого желания, хотя сверху и интересно смотреть, но почему бы не зайти и он согласился на настойчивые уговоры товарища.
   - Давай пригласим её гулять, зайдём к вам, покажем ей интересные, старинные ткацкие станки в клети - сказал что-то замышлявший товарищ, вовсе не собиравшийся обозревать с крыши дворы и огороды. Предчувствие в странном предложении каких-то нехороших тайных замыслов, заставило его медлить с ответом. Да и станков там уже никаких нет. Недавно они полдня сбрасывали их с чердака, невзирая на брань поздно заметившей это матери, не уверенной в будущем, а вдруг оно не такое светлое, и всё ещё может пригодиться. Помолчав, он уступил настойчивому другу.
   - Делай, что хочешь - согласился он, сознавая, что это будет не экскурсия, ну там видно будет, клеть у них действительно хорошая, настоящий дом, ни у кого больше такой нет. Мысль об уединении в тишине и полумраке с хорошей девочкой волновала. Конечно, поступают они не честно, обманом, но ничего плохого делать не собираются, и когда с ними, девочками, обращаются хорошо, вежливо, они ни на что не жалуются. Может они тоже хотят оказаться вместе с мальчиками, но сами-то не позовут, и ничего не предложат.
   Выслушав приглашение, девочка, неожиданно для них, довольно быстро согласилась принять участие в интересной прогулке. Но тут появился её старший брат и прогнал их.
   Но как ухаживать за девочками, и хорошо себя вести с ними, он, поглощённый своими делами вероятно никогда не научится. Ему давно нравилась одна высокая, красивая старшеклассница, учившаяся вместе с его сестрой. Встречая её в школе, Сергей всегда испытывал волнующее, радостное чувство восхищения и преклонения, никому ничего об этом не говоря. А однажды она пришла к ним в гости. Это так взбудоражило его, что от волнения он не мог зайти в дом, кажется, своим появлением она заняла всё пространство, её появление ощущалось даже здесь, на улице. О своём состоянии он сообщил другу, сказав, что пока не пойдёт домой, так как там пришли девчонки, и он боится оказаться перед ними неловким и неумелым. Володька, мигом сбегав, всё проверил и удивлённый доложил.
   - Там всего одна, она тебе нравится?
   - Да - не скрывая, признался Сергей, не ничего особенного в этом не было, всегда кто-то кому-то нравится. И сам он, тоже всё время старается быть поближе к её младшей сестре, красивой девочке, учившейся вместе с ними, чью руку, так бережно сжимал Сережа во время игры, удивляясь, какие нежные и мягкие у девочек даже руки.
   - Она же старше тебя - тут же удивлённо высказал свои сомнения товарищ.
  Довод не убедил Сергея, это не основание, чтобы утратить интерес. Старше, значит серьёзней, умнее, он всегда любил и уважал это. А больше ему ничего и не надо.
  
   Было ещё по-прежнему жарко. Возвращаясь с реки, они срезали в логу дудки, и сделав из них качки, стали брызгаться водой друг в друга и проходящих мимо девочек, слушая их визг, вопли и громкую брань. Через деревню, поднимая большое облако пыли, в котором вся она на некоторое время полностью скрывалась с виду, одна за другой, проходили машины, Для повышения мощности, Сергей взял настоящий велосипедный насос и угодил в одну из машин, выпустив в кабину целую струю ледяной, колодезной воды. Заслышав сработавшие тормоза, оба мигом исчезли в бесчисленных закоулках двора, поглядывая из под крыши, с чердака, на выскочившего из машины, и вбежавшего во двор молодого шофёра, с явным намерением оторвать кому-то ухо. Но, никого не обнаружив, и немного поругавшись, он скоро уехал.
   В доме собрались девочки и надо было дать послушать им новую пластинку, якобы найденную по дороге. Жаль, что звук у приёмника был не громкий. На столе лежали шашки, домино и карты, большим любителем которых и умелым, удачливым игроком был отец, не взирая на недовольство матери, не понимающей такого время провождения. В данном вопросе они полностью были на стороне отца, и тоже подолгу просиживали за столом. Однажды, когда они вовсю лупили картами по столу, заметили входящую в их дом их учительницу, никогда раньше здесь не бывавшую, решившую видимо проверить, чем же занимаются её воспитанники в свободное время. Пока учительница вытирала ноги и стучалась в дверь, карты были успешно заменены шашками и домино.
   Сейчас они тоже засиделись за игрой вместе с девочками, а день клонился к вечеру, самое замечательное время. На улице ещё долго будет светло, если соберётся много народу, можно будет идти играть в мяч. Когда компания поменьше, сходить в кино, а вдвоём, разжечь костёр на берегу пруда, или просто гулять. Но ни одного подростка, в летнюю пору, до поздней ночи не застанешь дома.
   В этот вечер они задержались на улице дольше обычного, и стало уже совсем темно. По дороге домой остановились возле дома, где днём забирались на веранду и в чьём старом доме побывали утром. У них никогда не возникала мысль залезть в чужой огород, и в своём-то, где растёт всё тоже самое, редко бывают. Да и куда лезть, ты ко мне, я к тебе. Они никогда бы и не вспомнили об этом, если бы не разговоры на эту тему и фильмы про Тимуровцев, где стаи хулиганов начисто опустошают сады и огороды мирных граждан. Они не хотят быть хоть в чём-то, похожими на них. Но, волнуясь и рискуя, проявив осторожность и умение, скрытно пробраться под покровом ночи, не важно куда, дело не безразличное. Таких чувств испытывать им ещё не приходилось, может, стоит попробовать. Но всё вокруг было открыто, и не таясь, пройдя прямо двором к строящейся бане, остановились возле яблони, привезённой с прежнего места жительства. И хоть была она пересажена с целой кучей земли и корней, дерево явно болело и не приживалось на новом месте. Печально и грустно смотреть на погибающее раскидистое, пышное дерево. Стоило ли, везти её сюда, ради чего, яблоки и там можно собирать. Загубить такое замечательное дерево. У них в огороде тоже растут, посаженные отцом, две яблоньки. Серёжа с нетерпением ждёт, когда на них появятся первые цветы. Лезть в огород они не захотели, конечно, может быть это увлекательно, незаметно пробраться туда, но больше стыда и неловкости, даже думать противно.
  
   Все ребята постарше, в летнее время были заняты на уборке сена, заготовке кормов. В меру своих сил, помогая взрослым в таком чрезвычайно важном, первостепенном деле. Это не был тяжёлый и утомительный труд, но уже и не игра, а вполне серьёзная и необходимая работа, в которой приятное совмещалось с полезным. Управляя лошадями, они подвозили сено к стогам, сгребали его в валки.
   Присматриваясь к взрослым, Сергей давно разобрался в конной упряжи и мог запрячь любого коня, изучил действие конных граблей и был тоже не прочь принять участие в общем деле. Поглаживая и похлопывая своего любимого коня, завидовал ребятам, которые могут кататься на них целый день, и сообщил о своём желании родителям. Всегда чем-то занятая мать, панически боявшаяся всяких вольностей беспризорного существования, и видевшая в безделье причину всех страшных пороков, обеспокоенная, чем же целый день занимается её любимое чадо, сразу же охотно согласилась. Поддержал, одобрив просьбу, и отец, давно трудившийся в его годы. Конечно, придётся рано вставать и в шесть часов быть уже в поле, но ранний подъём не был для него большой проблемой и два раза будить его никогда не приходилось.
   - Приедешь за Блиновцы - наказал отец, уходя раньше его из дому. Наскоро перекусив, Сергей направился на конюшню, запрягать лошадь. Накинув на отдохнувшего коня уздечку, повёл его за собой. Взял один из стоящих в проходе, подходящий по размеру хомут, которым, как показалось, пользовались и, перевернув его, одел коню на голову, перевернул ещё раз, и повёл неторопливо шагавшего мерина к лежащим на траве волокушам, сделанных из длинных, тонких берёз. Умный конь сам, как положено, правильно зашёл в оглобли. Заложив в гужи дугу, Сергей быстро стянул супонь, и подтянул чересседельник, чтобы упряжь не висела на шее коня, а держалась на спине. Затем подвёл коня к колесу стоящих рядом граблей и забрался на его широкую спину. До чего же он оказался огромным, Сергей чувствовал себя сидящим на слоне.
   - Давай побыстрей немного, нам ещё работать надо, ждут уже, наверное - выехав на дорогу, поторопил не спеша шагавшего мерина.
   Приняв команду, конь пустился в лёгкую, так нравившуюся ему рысь, но не Сергею, прыгавшему и трясущемуся наверху.
   - Нет, так не пойдёт - и он пустил коня вскачь, плавно поднимаясь и опускаясь на летящей галопом лошади. Промчался через ручей в логу, поле, быстро оставив позади дома и деревню. Вот это здорово, об этом он и мечтал.
   - Ну, хватит, молодец, успеем - придержал он, поглаживая благодарно коня, которому предстояло ещё трудиться весь знойный день, и шагом направился к назначенному месту. Он представил, с какой грустью будет смотреть вслед ему товарищ, у которого нет отца, нет велосипеда. Зато у него есть замечательный старший брат, высокий, интересный парень, спокойный и рассудительный, имевший в себе что-то очень порядочное, интеллигентное, так не похожий на своего младшего брата, пройдоху, ни на кого другого, с которым Серёжа был дружен и откровенен более, чем с кем либо другим. Были у них и свои серьёзные обязанности, помогать матери, поить, кормить телят и целый день пасти их в поле. Однажды ему тоже пришлось участвовать в раздаче кормов, он сам с удовольствием ел вкусную кашу из огромного котла.
  
   С окрестных лесов и полей веяло ещё не ушедшей прохладой, лёгкий ветерок обдувал приятной свежестью. По неровной просёлочной дороге, выехал за соседнюю деревню и направился к находившейся в полтора километрах за ней маленькой деревне. За огородами, в логах, вдоль дорог по краю леса, всюду лежала скошенная, убранная трава. Скота в совхозе было много, сотни, если не тысячи голов. В каждой деревне имелась ферма или телятник. Молоковозы по нескольку раз в день возили молоко на маслозавод. Десяток машин отвозили подросших бычков и тёлок на мясокомбинат. На каждое взрослое животное необходимо было заготовить по тридцать центнеров сена. Работа предстояла огромная и, стараясь не упустить ни одного солнечного дня, люди рано выходили в поле. Когда он подъехал, там собралось уже не мало народу, мальчишки с лошадьми, мужчины, устанавливающие стожары, готовящие место для стогов и скирд, женщины и молодые девушки, все, стар и млад, были захвачены наступившей горячей порой сенокоса, за которым последует уборочная зерновых. Сеяли тоже не мало, пшеница вырастала не важная, не успевала вызреть, и годилась только на фураж, зато рожь, овёс и ячмень всегда удавались на славу.
   Работа спорилась. Быстро освоившись, Сергей ездил вдоль рядков, в которые уже успели сгрести сено другие мальчишки. Женщины складывали его на волокуши, подгребали. Упираясь и напрягая огромную силу своих чудовищных мышц, конь воз за возом таскал подсохшее сено к стогам. Сергей только успевал подвозить его то с одной, то с другой стороны. Двое ладных мужиков, с помощью лёгких, кажущихся невесомыми, деревянных вил, без видимого напряжения и спешки тут же отправляли его наверх, быстро растущей скирды. Маленькие и удобные в начале, с полвины стога, они заменялись более длинными, ни одного лишнего грамма, ни одного не нужного движения. Человек на верху укладывал поданное сено. Падали вниз, попадая в лицо, небольшие, ещё сохранившие свежий запах полей, травинки.
   Повернув голову на приближающийся шум, Серёжа увидел подъезжающий трактор, с нацепленным спереди оборудованием. Стогометатель, догадался он, видевший однажды в селе эту необыкновенную технику, способную поднять наверх сразу целый воз и, посматривая в его сторону, ожидал больших изменений в работе. Пока трактор подъезжал, отъезжал, разворачивался, поднимал и опускал своё приспособление, мужики сами спокойно справлялись со всем делом. Развернувшись, так же необъяснимо трактор уехал, и больше этой чудо техники Сергей в поле никогда не видал.
   Один за другим стали подниматься, расти по полям из густого разнотравья и сочного клевера, высыхающего под жарким солнцем за два дня, стога, обмёты, скирды. До самого полдня, ни минуты простоя, зато в обед, продолжительный отдых. Отдыхали натруженные лошади. Сидели в тени деревьев, разложив нехитрый завтрак, привычные к труду, выполнившие не меньше работы люди, спокойно разговаривавшие, словно и не было усталости от много часовой работы. Бутылка молока, пара яиц и хлеб, приобретали здесь совсем другой, удивительный вкус. Серёже нравились эти передышки где-нибудь у речки, под берёзами, с неспешными разговорами, из которых он всегда узнавал что-нибудь новое о жизни.
  
   Он никогда не интересовался своим заработком, даже ни разу не вспомнил об этом, уверенный в том, что работает просто так. Наградой было уже само участие в интересном и нужном деле. К тому же и взрослые-то, почти ничего не получают. Таких расценок, нигде кроме сельского хозяйства просто не существует. Рабочие в городе давно получают в несколько раз больше, и не работают без выходных, до позднего вечера. Это было всем хорошо известно, но говорить об этом, уже никто ничего не хотел. Так было, так и будет, потому что сельское хозяйство убыточно. Отчего, и как это получается, не мог понять Сергей. Может столько стоит трактор, что они получили в прошлом году, но ведь с рабочего не высчитывают за стоимость нового завода. Закрываются дальние, неперспективные сёла, школы, больницы, почта, нет дорог.
   - Оно и должно быть убыточным, если цены на продукты хотим иметь доступными. Другое дело, насколько, и как рационально используются средства, есть деятельность вообще не приносящая никакой прибыли, но такая же необходимая, так что, им ничего не платить. Один лес рубит, не сажать, не ухаживать, спилил, подцепил, вывез и отправил за границу, конечно, будет прибыльно. Другой картошку, что в магазине по десять копеек, которую ещё сохранить надо. Главное, чтобы государство не было убыточным - объяснил отец.
   Проработав несколько дней, он увидел на груди своей лошади огромное, кровяное пятно. Так же выглядели и другие лошади. В жару стал невыносимо досаждать овод, окруживший людей и животных. Стремительные, ничего не боящиеся слепни, с лёту до крови, больно кусали тело. Отмахиваться, и бороться с ними было бесполезно. Не успеешь поднять руку, как на теле осталась только тонкая струйка крови. Подёргивая кожей, конь всё время пытался стряхнуть с себя вцепившихся в него насекомых, легко прокусывающих толстую кожу. На разъеденной груди лошади, которую, находясь в упряжи, они не могли защитить, образовалась большая, быстро увеличивающаяся рана. Кого там только не было, целый рой насекомых, среди которых были даже прилетевшие из леса комары, облепили кровоточащую грудь коня. Дождавшись отца, он с ужасом показал ему страдания животных, и он привёз какую-то, сильно пахнущую дёгтем мазь, которой Сергей обработал все не защищённые места на теле коня.
   Как-то раньше пришедшие ребята разобрали на конюшне всех лошадей, и ему достался чёрный жеребец Памир, которого все побаивались. Говорили, что он кусается, и никто не хотел его брать. Осторожно подойдя к коню и накинув уздечку, Сергей вывел его со двора. Памир послушно следовал за ним, не проявляя никаких особенностей, и он не стал обуздывать его, вставлять для лучшей управляемости в рот железные удила. Зачем коню лишнее раздражение, он и так не побежит, знает, куда идёт. Запрыгнув на него прямо с земли, теперь он мог это сделать, Сергей поехал в поле. Памир оказался вполне покладистым, управляемым конём, Сергей и дальше согласен был на нём работать.
   Во время обеда, пока взрослые отдыхали в тени, ребята, глядя на стоявших в ряд лошадей, затеяли необычную игру, кто сумеет пролезть у них ногами. Своих лошадей они не боялись, могли делать что угодно, а перед Памиром остановились. Мало ли что, вдруг дёрнется или укусит кто, и конь ударит ногой, как обычно они делают, отгоняя мух. Но ни одна лошадь, наверное, даже головой не пошевелила, пока они возились у них под ногами.
   День клонился к вечеру, когда работа заканчивалась, а нужно было ещё встретить с поля скотину, приготовить ужин. Не у всех были старики, помогавшие управиться с домашним хозяйством.
   - Только лошадей не гоняйте, они и так устали - строго наказали женщины отъезжающим домой мальчикам, зная, что те не прочь быстро проехать.
   Тихим шагом скрывшись с виду, они сразу же пустили ненадолго лошадей в быстрый галоп. Длины ног, чтобы обхватить лошадь, как учил отец, не хватало, и Сергей старался держаться руками. Обдуваемый ветром, пригнувшись, он мчался за летящими впереди конями, не глядя на дорогу, плохо просматривающуюся за головы лошади. Вдруг Памир, выбрав более подходящий путь, резко взял вправо. Ему удалось удержаться на коне. Один мальчик учил его при падении держаться за шею, что из этого получится, Сергей не представлял.
  
   Однажды, переезжая с одного поля на другое, он не поехал по уходящей в сторону дороге, а решив сократить путь, направился прямо, каким-то бурьяном, похожим на бывшую деревню. В густой траве ничего не было видно, и полностью положившись на коня, он лишь наслаждался ездой, поглядывая по сторонам. Неожиданно Сокол, высокий, тёмно-красный конь, с белой отметиной на лбу, остановившись, замер, как вкопанный, не реагирую на все его действия. Такого ещё не бывало, Сергей не знал, что делать и продолжал посылать не реагирующего на все понукания коня, вперёд.
   Постояв немного, Сокол как-то собрался, чему Серёжа не придал значения, свёл вместе ноги и вдруг, чего он никак не ожидал, ринулся вперёд и, взлетев вместе с повозкой, перемахнул довольно широкий ров. На другом берегу которого, в траве, спустя мгновение, увидел себя Серёжа. К своему удивлению, он нисколько не ушибся
   - Вот это прыжок - разобравшись, в чём дело, и поднимаясь, ругал он себя за оплошность.
   Потеряв седока, умный конь, остановившись и повернув голову, неподвижно наблюдал за поднимавшимся с земли Серёжей, как бы говоря.
   - Ладно уж, поехали, горе наездник.
   Где-то здесь, бегая по бурьяну и разыскивая что-то, по словам отца, провалился в колодец его богатырский дед, долго удерживавшийся на руках, пока он не подоспел на помощь.
   Возить скоро стало нечего, и ему дали грабли. Справиться ли, сможет ли также быстро всё делать, волновался он за предстоящий день. Отец послал его на дальнее поле, в лесу, за рекой, велев взять лошадь в находившейся поблизости деревне, здоровенного, чёрного, сильного как трактор и как выяснилось, хитрого мерина, сначала вообще не желавшего признавать его, посчитавшего видимо оскорблением подчиняться какому-то сопляку. И пока он перепрягал его в поле, тот повернулся и спокойно пошёл к себе домой, а поймать лошадь в поле, если она того не хочет, почти не возможно. Когда Сергей пробовал догнать коня, он укорял шаг, пускался в бег, когда Сергей останавливался, стоял и конь. Поймав мерина на конюшне, Сергей хотел было огреть его чересседельником по широкой спине, но только пригрозил, поругав немного. Прикинув размеры коня, понял, что забраться на него получится только с огорода. Он видел, что любую работу в поле выполняют по частям. Мысленно разделив поле на участки, сделал пробный заезд, и стал ездить кругами, оставляя за собой ровные ряды сена, заканчивая к приезду бригады последний загон.
   На обед, не распрягая лошадей, все ребята поехали на речку, протекавшую далеко внизу. Одна за другой лошади мчались под гору. Боясь слететь с прыгающего не большого сиденья, Сергей вцепился в него руками и не мог сдерживать коня, идущего вплотную за передней повозкой. Но всё обошлось, у реки кони были отпущены на волю, а ребята с неописуемым удовольствием, с ходу бросились в воду.
   Работы было много, предстояло грести большое, спускавшееся к лесу поле и он не торопил лошадь. Кобыла и так считалась резвой, хотя и не проявляла на этот раз свойственной ей прыти.
   - Не жалей ты её, дёрни её хорошенько, пусть побегает - сказал проходивший рядом мужик, попросив уступить ему место и взяв поводья сильно хлестнул лошадь, мигом сменившую размеренный шаг на быстрые, напряжённые движения.
   - Вот так надо, а то они у тебя ходить разучатся - сказал он, сделав один круг, быстро обернувшись по полю.
   - Пожалуй, можно и побыстрее - согласился Сергей, поторапливая, теперь и него упиравшуюся лошадь.
   Но хлестать и гонять лошадь он не стал, надеясь, что и так к вечеру успеет закончить работу. К тому же эта кобыла была подругой его любимого коня. Хотя и жила в другой деревне, они часто встречались, и если коня не было дома, знали, где его искать. Что-то сближало, звало их друг к другу больше, чем простое влечение, они подолгу гуляли вместе, стояли рядом, сложив головы друг на друга, резвая, выносливая, чёрная кобыла и большой, сильный, добрый конь, с умными глазами и белой отметиной на лбу, сделавший всем столько хорошего и одними воспоминаниями снова уносивший его в счастливое, не забываемое детство, полное всевозможных надежд и веры в силу добра и справедливости.
  
   Глава 8
  
   Несколько, неизвестно откуда взявшихся, красивых и сильных, вымахивающих к осени выше его роста, чернеющих частоколом крупных семечек, окружённых жёлтой бахромой лепестков, похожих на солнце подсолнухов, предмета их особой любви и гордости украшали огород.
   Увлекательная поездка на лошади, не смотря на ранний подъём, ещё не является, как стало скоро понятно, трудом в полном его понимании, в самом звучании которого, слышится большое сходство со значениями слов трудность, тяжесть. Десять длинных грядок картошки, занимая значительную часть огорода, осырка, как говорили старики, простирались вдаль, до самого его окончания за каждым домом.
   Сергей никогда особенно не задумывался над тем, кто и когда их окучивал, что делать нужно было дважды за лето, просто просыпаясь утром, он находил всё ухоженным, убранным. Конечно, если это не он, то значит родители, но вероятно, это не такая уж и сложность, поскольку делается всё быстро, не заметно и без лишних разговоров. Но теперь он стал выходить из того возраста, когда кроме игр, его абсолютно ничего не касалось, а к словам хочу и разным желаниям, стало прибавляться нужно, надо, в виде различных забот и обязательств. Сначала это были дрова, вода, а теперь вот и картошка.
   Мать отвела им с сестрой по одной, показавшейся бесконечной, грядке. Мягкая, рыхлая весной, после вспашки земля, в которую картошку сажали, легко втыкая руками, слежавшись под дождём, с трудом поддавалась обработке ударами тяпкой. Зашедший как-то к ним в огород житель соседней, чистой деревни на берегу реки, где даже в дождь не бывает грязи, потому что почва состояла наполовину из песка, не верил, что в такой земле сможет уродиться и вырасти что-нибудь.
   - Приходи осенью - посоветовал отец.
   В сентябре он снова удивлялся небывалому урожаю. Земля у них была лучшая в округе, чёрная и хорошо удобренная.
   Серёжа несколько раз приступал к своей грядке, с великим трудом приближаясь к её концу. Дела у сестры шли и того хуже. Самую большую и широкую грядку, как главе семьи, мать отвела отцу. По шутливому, ироничному тону её голоса, можно было предположить, что это будет не выполнимая для него задача, так и не сумевшего приступить своей грядке.
   Кто и когда их окучивал, даже рано просыпаясь и поздно ложась спать, Сергей не видел, по-прежнему не утруждая себя мыслями, чьими рукам всё приведено в порядок, потому что так было всегда, как-то само собой, без них всё делалось. Только никогда в жизни он не видел мать спящую или просто отдыхающую, за исключением нескольких часов во время тех редких праздников, когда лицо её вновь делалось молодым, озаряясь светлой, радостной улыбкой. Это воспринималось как вполне естественное, нормальное положение, так же, в бесконечных, непрекращающихся делах и заботах жили все деревенские женщины. А она, долбя и скребя ночами землю, никогда не рассказывала, каково это ей доставалось, некому было и некогда. Да и копать её, может опять придётся в дождь и холод. А утром, ещё затемно, надо идти косить траву для своей скотины. А сколько ещё с ней работы, варить, кормить, поить, таскать тяжёлые чугуны, и обязательно убраться по дому, приготовить обед, перестирать вручную гору белья.
   Сосед Вовка, будучи старше его всего на два года, уже второй раз один, легко и быстро окучивал весь свой огород. Сможет ли он также, хотя, ведь он хорошо учится, и все эти трудовые навыки и подобное умение, ему вряд когда-нибудь ли пригодятся.
  
   Между тем отец, с такой самоотверженностью отдававшийся общественному труду и имевший массу всяческих наград и почётных грамот, домой всё чаще стал возвращаться позже обычного, особенно в летнее время, когда и работа-то уже заканчивалась. Чем нисколько не огорчал детей, появляясь в приподнятом настроении, неестественно оживлённым и разговорчивым, уделяя им много внимания. Но что совсем не радовало гремевшую на кухне чугунами мать, ожидавшую какого-то объяснения по поводу внеочередного торжества, и не проявлявшей солидарности с охваченным весельем семейством, не отвечавшую взаимностью на необычную общительность, ставшей вдруг строгой, немногословной и замкнутой. Очень огорчая этим обиженного, разочарованного отца, проявившего столько любви и внимания.
   Причиной веселья в горячую, страдную пору, внося праздничный тон в безмятежную, тихую и однообразную жизнь глубинки, нередко становились понаехавшие в отпуск горожане, пройти мимо которых, не посидев, не поговорив, было бы большим неуважением. Да и всякий другой житель тоже не прочь был угодить и чем угодно угостить ценящего дружбу бригадира. Не составляли исключение и одинокие, незамужние женщины, вдовы, которых немало было в послевоенной деревне, проявлявшие особую заботу и внимание к жизнерадостным, здоровым мужикам. Что вероятно, приходилось особенно не по душе матери, высказывающей каждый раз свое недовольство и недоверие при долгом отсутствии отца.
   Конечно, с ними трудно конкурировать закружившейся в семейных хлопотах женщине, они всегда будут веселы и всему рады, сумеют встретить и угостить. Что тут поделаешь. А может, ничего предосудительного в этом и нет, но ты домой приходи, как человек, всё, что она требовала уже, не ища и не ожидая ничего большего, помимо честного выполнения всех своих семейных обязанностей, думая только о детях.
   Нерегулярное и небезграничное, употреблении спиртного, не считалось ещё у закалённых, привыкших к труду людей большим недостатком или пороком. От дел это не отвлекало, за угощением долго не засиживались, обсуждать было нечего, политикой в те времена люди ещё не занимались, а свои дела и так хорошо известны. Происходило это больше от избытка сил и хорошего настроения, на природе. Они искренне не понимали, за что их осуждают, на производительность труда это не влияет, другой мужик, выпив полулитру водки, ещё больше работы сделает. Со стороны и не заметишь, не разберёшь, пьян он или всегда такой.
   Впрочем, они никогда не ссорились. Ни кричать, ни повышать голоса, ни оскорблять, несмотря на убеждённость каждого в своей правоте, они просто не умели и ограничивались непродолжительными разговорами. Обстановка в доме оставалась по-прежнему спокойной, но в ней исчезало то радостное, приподнятое настроение, прежде никогда не покидавшее их чувство.
   Немногие слова, сказанные при объяснении, вносили в такие минуты в дом ощущение утраты, потерь. Хотя дело-то может и обычное, не редкое, но это уже не та счастливая, единая жизнь, мечты и воспоминания о которой будут вечно храниться в душе и памяти.
   - Дети вырастут, поймут - говорили они друг другу.
   Что должен понять Сергей, не становящийся ни на одну из сторон, в отличие от старшей сестры, всегда бывшей ближе к отцу. Младшая только плотней прижималась к матери. Он любил и уважал отца, доверял ему, у него много друзей, его уважают и ценят, как же жить без этого. Но сердцем, он не мог не сочувствовать матери, проникаясь её обидой и никем не понятой правотой.
   - Сходи завтра, дай сама наряд - уже помирившись через некоторое время, тихо разговаривали они, - а то там опять гости приехали, тебя всеравно не напоят.
   И в доме снова воцарялось благонравие и спокойствие, ценимое всеми ими больше всего, и отцом, и матерью, и детьми.
  
   Не обходило вниманием отца и выше стоящее руководство, находившее здесь, в стороне от людского глаза, так ставшее нужным иногда, уединение. Проснувшись однажды утром, Сергей увидел лежащим на земле весь свой забор. Вечером, проехав по бригаде и осмотрев место под строительство нового животноводческого комплекса, отец долго сидел на кухне с главным инженером, одним из самых уважаемых людей, оставившим машину позади огорода. Ночью, вздумав ехать домой, и не обнаружив дороги, потерявший в темноте ориентировку гость, увидав огни проходящих по деревне машин, дал газу и обладавший хорошей проходимостью уазик, прямо по грядкам, повалив забор, выехал на дорогу, где и заглох, остановившись.
   Такого Сергей никак не ожидал, и никому бы не поверил, настолько человек этот казался ему серьёзным, умным и волевым. Но видимо, нет уже никакой веры в земле этой, ни в низу, ни на верху, и нигде её больше нет и неоткуда ждать. И народ всё больше стал погружаться в забытьё, отрешаясь от всего с помощью дешёвой, гадкой и противной, заполнившей все прилавки водки, которую всегда охотно дадут в долг в любом магазине по первому требованию кому угодно, обязанные выполнять план продавцы. Быстро пополняя государственный бюджет, отнимая у неимущих колхозников последнее, в том числе честь и совесть.
   Однажды, возвращаясь с полей, отец в очередной раз задержался в непредвиденных обстоятельствах, не имея видимо большого желания избегать их. Приняв угощения сверх всякой меры и передвигаясь в направлении своей деревни, решил немного отдохнуть, и прилёг ненадолго в Крутом логу, в тени молодых берёз, чего никогда не случалось с ним прежде. В любом состоянии он всегда шёл домой, засыпая только в своей кровати. Скоро об этом стало известно матери и сосед, приходившийся им родственником, молодой, сильный мужчина, казавшийся Серёже воплощением всех мужских достоинств и от молодой жены которого он был в восторге, легко, шутя, подняв отца, вынес его к дороге и доставил домой.
   После каждого такого чрезмерного возлияния, отец долго отлёживался, выпивая много молока. Не дождавшись распоряжений, в доме начинали появляться мужики. Собравшись вместе, перетаптываясь и переговариваясь, в больших сапогах, держа в руках фуражки, они потихоньку проходили в зал, к пытающемуся что-то в постели думать и решать отцу. Тогда, не хуже знавшая все дела мать, сама начинала давать указания, после чего решительно заявила.
   - Вот что, дорогой, бросай-ка ты свое бригадирство, уходи немедленно, назад на трактор, на комбайн, шофера нужны, в лесхоз иди, там, в лесу тебя некому угощать будет, куда угодно, только уходи, слишком добрый ты для руководителя - настойчиво потребовала она, желая любым путём избавить мужа от всевозможных встреч и знакомств.
   Он и сам не раз подумывал об этом, сколько было вспахано, посеяно и убрано, работая механизатором, работа нравилась и заработок больше. Пробовал говорить об этом с начальством, но решить вопрос пока не удалось.
   - Я сама этим займусь - твёрдо пообещала мать.
   Последнее время он стал замечать, что нет в нём прежней силы и выносливости, начинал ощущать усталость, даже пройдя от села до дому. Было в этом что-то непонятное и печальное, наводящее на мысли об уходящем времени. Причина прояснилась неожиданно, когда приехавшая в село с рентгеновским аппаратом комиссия, проверять здоровье рабочих совхоза, вдруг обнаружила у него туберкулёз.
   Откуда он мог взяться, недоумевала мать, во всей округе ни у кого такого заболевания замечено не было. Может, получил это в одной из своих частых командировок на повышение квалификации, различных конференциях и семинарах, где приходиться встречаться с множеством народа, всякими проезжающими, проходящими и странствующими людьми. Сразу же в область, в больницу, на продолжительное лечение. Для переживающей и сочувствующей семьи, это был серьёзный удар, но считать случившееся непоправимым и безнадёжным делом, никто не хотел. Ожидая благополучного исхода, все надеялись и верили, что скоро отец вернётся домой, и вновь станете их опорой и надеждой. Плохо, что случилось это в самый разгар летних работ, и теперь самим придётся делать многое то, с чем легко и незаметно справлялся отец.
  
   Со стороны, вовсе не считавшейся мокрым углом, увеличиваясь в размерах и занимая всё больше неба, выползала огромная чёрная туча, грозившая наделать не мало бед не расторопным хозяевам и замочить на скошенном матерью огороде высохшую траву, которую они только начали убирать. А туча принимала всё более угрожающий вид. Времени оставалось настолько мало, что они боялись не успеть. Туча не грозовая, но дождь обязательно будет и испортит всё сено. По внешнему виду и состоянию окружающей среды, он уже мог безошибочно определить, будет ли дождь, когда и какой. Но смотреть по сторонам сейчас было некогда, и энергично работая вилами, они с сестрой и мать, спешили сложить сено в большие копны, для которых дождь не так страшен.
   - Пойду, позову мужиков - сказала мать, опасаясь, что втроём им не справиться вовремя. Через два дома закончили работу четверо, приехавших в гости из города, здоровых мужчин, на помощь которых мать и рассчитывала. В этом сразу почувствовалась какая-то неуверенность, мужчины-то здоровые, но городские, белые, мягкотелые, отвыкшие от деревенского труда, вспотели должно быть, раскраснелись, отдыхают, и надрываться не станут. Да и с хозяйкой этого дома, не признающей никого, своенравной и властной старухой, мать не была слишком близка. Ни один деревенский житель никогда не отказался бы на подобную просьбу, и мать побежала за помощью, но тут же вернулась.
   - Только время потеряла, устали, говорят - коротко объяснив.
   Устали, он никогда не слышал этого слова от своих односельчан, Как могут устать четверо мужиков, за несколько часов работы, убирая один огород. Может люди такие в городе, где никому ни до кого нет дела. Забыв обо всём и не думая о не приветливых горожанах, он стал ещё быстрее собирать и складывать сено, закончили, когда из закрывшей небо тучи, посыпались на голову первые крупные капли. Теперь можно было просто постоять и полюбоваться дождём, поливающим грядки, хлебное поле, будут ягоды и грибы. Особенно хорошо и необычно становилось перед грозой, когда всё замирало настолько, что не пошевелится ни один, самый маленький лист на деревьях. Тучи нависают прямо над землёй, чуть выше домов, потом вдруг резанёт яркая молния и небо разразится страшным грохотом, вылив на землю неиссякаемые потоки воды.
   Выйдя после дождя за деревню, остановившись на угоре, он замер в удивлении, увидев блестящий и сверкающий в лучах ярко горящего на синем небе солнца, спускающийся к речке луг. Привыкая к постоянно окружавшей их природе, восхищаться ею вслух, и громко говорить про то, что является ежедневным, естественным сопровождение всей жизни, было как-то не принято. И хотя он уже видел не мало прекрасных пейзажей и удивительных картин, сейчас он не мог не заметить открывшейся ему редкой красоты, и был очарован завораживающими переливами луга, радостным сиянием солнца и яркими красками поднявшейся над зеленью молодого леса радуги.
  
   Прорубленную в лесу широкую просеку, отец с Николаем, тем весёлым человеком, страшившим и пугавшим когда-то в окно маленького Серёжу медведем и развлекавшим его мужчиной, в руках которого вся техника становилась производительной и послушной, расчистили, обработали и засеяли клевером получившееся обширное пространство. Настала пора позаботиться о его уборке.
   Взяв с Серёжей по косе, которую он впервые держал в руках, они с матерью направились в волок, через четверть часа свернули с дороги на пробитую недавно в траве тропу и через труднопроходимый ельник вышли на просеку, сплошь заросшую густым, цветущим, невиданной высоты клевером, какого прежде ему никогда не приходилось встречать.
   Нужно было обкосить небольшие, крохотные полянки по краям, где не сможет пройти косилка, чтобы не пропало ни одного клочка сена. Широко замахиваясь косой, Серёжа водил ею из стороны в сторону, то скашивая одни верхушки, то попадая в землю. Овладеть с косой, которая была к тому же явно не по размеру, никак не удавалось, и пока он мучился с одной поляной, мать, оставляя позади себя валы скошенной травы, ушла тем временем далеко вперёд.
   Весь сырой и тяжёлый клевер предстояло ещё высушить, привезти домой и сметать, уложить в стога. В отсутствии отца это оказалось невыполнимой задачей. Выручил всё тот же жизнерадостный и отзывчивый Николай, приходившийся братом и родственником отказавшим в помощи горожанам. Частые дожди не позволяли сочному клеверу хорошо просохнуть, приходилось перекладывать стог деревянными брусьями и кольями, пересыпать сено солью, чтобы оно не испортилось.
   После той зимы скотина вышла в поле заметно исхудавшая, с остро обозначившимися выступами на спине, вызывая отдававшее болью чувство жалости.
  
   Когда убранное в стога сено улежится, его нужно обмерить, вычислить вес и оставить в сене бирку, сучок или ветку с цифрами. Сергей любил ходить с отцом по скошенным, чистым лугам и скоро не хуже любого крестьянина научился на глаз определять примерный вес сена в стогу. А после окончания сенокоса, уже под осень, из села ежегодно приходил аккуратный и вежливый, очень дотошный проверяющий, прозванный за скромность и тонкий голосок, ревизор Ваня-девушка. Несколько дней он ходил с родителями по окрестным полям и лугам, пересчитывая, переписывая каждый стожок и каждую копну, собирал данные, необходимые для правильного планирования хозяйства.
   Ответственный для жителей всей округи момент, ибо по собственному, вынужденному и совершенно справедливому, по их разумению планированию, не всё сено предназначалось в общественное пользование. То, что не удавалось скрыть и утаить при переписи в лесу, на полянах, за опушками, необходимо было как-то восполнить при подсчёте и обработке записей, в чём активно участи принимали родители.
   А после совместного напряженного труда, как водится при завершении дела, был приготовлен хороший стол, с жарким, грибами и огурчиками. Несмотря на известное всем отсутствие привычки, улучшать таким образом своё настроение, важный гость, как это случается, не мог отказаться от щедрого угощения. А по причине, не характерной для большей части русского населения, слабости и не способности к продолжительному увеселению, гость быстро впадал в долгое небытие.
   Хотя былая строгость и дисциплина вспоминалась ещё, но времена были уже не те. Пересидев и перепив дорогого гостя, уложив его спать, родители брались за дело, положив к утру в суму проверяющему совсем другую документацию. В итоге, следившая за подсчётами деревня, была обеспечена дополнительными кормами, которые потом делили, быстро растаскивая по домам из подвезённого ночью за огороды воза.
   И ещё долго говорунья соседка, артистично изображая проведённую ревизию, показывала, с каким вниманием и почтением отнеслись в доме к оставшемуся всем довольным ревизору, вряд ли помнившему, где был, что видел и что писал после такого горячего приёма.
   В районной газете с нечётким шрифтом и не ясными фотографиями "Северный луч", среди множества статей и обозрений местной жизни, которые не читал даже отец, внимательно просматривающий центральные издания, регулярно печатались сводки о ходе сельхозработ. Единственный в районе совхоз, их хозяйство, являясь самым большим по площади, Серёжа до сих пор не знал точно, где его границы, давало больше всех продукции, но часто уступало в плановых показателя и в сроках выполнения работ. Маленькие колхозы успешнее справлялись со своими делами, это немного огорчало, он был не согласен с тем, что они работали хуже.
  
   Увлечённый мальчишескими радостями и заботами, живя общими интересами, он начисто забывал о каких-то своих особенностях, волновавших и тревоживших больше окружающих, проблеме его здоровья. Чего сам он никогда не понимал, нигде не болело, ничего не беспокоило, не кололо в груди, и он навсегда позабыл бы об этих, давно не осложнявших жизнь деталях, если бы не напоминающие об этом продолжающиеся регулярные, ежегодные осмотры у врачей, к которым мать имела безграничное доверие. Чистота и порядок размеренной, цивилизованной жизнь, уже сами по себе виделись залогом здоровья после резиновых сапог, грязи и изнуряющего труда.
   Приятная женщина в белом послушав его, стала что-то записывать в тетрадь. На этом, полагал он, как обычно всё и закончиться. Мать уточнила насчёт физкультуры, по чьей-то рекомендации или просто по сложившимся убеждениям, его до сих пор освобождали от каких-либо перегрузок и перенапряжений.
   - Можно, нужно обязательно заниматься физкультурой и спортом - ответила врач.
   Что такое спорт и как им заниматься, было не совсем понятно, но слова эти сделали его полноценным человеком, слышать их было гораздо приятнее, чем сочувствия и сожаления, внушавшие убеждение в неполноценности.
   - Если желаете, можно отдохнуть, в санатории, укрепить здоровье - предложила она, объяснив, что это не больница, просто некоторое время нужно провести в сосновом бору, на берегу Волги, под наблюдением врачей, выполняя некоторые процедуры и упражнения.
   Он всегда восхищался этим светлым и радостным деревом, что может быть лучше, и мать оформила документы. Не сведущим же в санаторном лечении деревенским жителям, оно, несомненно, приравнивалось к пребыванию в больнице, подтверждая и усиливая мнение о нём, как о человеке со слабым здоровьем.
   В последний момент вдруг выяснилось, что санаторий находится вовсе не в бору и не на берегу Волги, как было сказано вначале, куда им не досталось места, а в приспособленном для этого помещении в городе. Это всё меняло, сосновый лес и был целью и утешением там, вдали от дома. А что делать в городе, он не знал, но поворачивать было поздно. Сознание того, что какая-то польза в этом всё же есть, исходя из рекомендации врача, заставила его не воспротивиться уже совсем не желательному решению.
  
   За день до отъезда он здорово простудился. Лето заканчивалось. На чёрную, тяжёлую воду пруда, падали с устремившихся в прояснившееся небо и начавших оголяться берёз, безжизненные, лёгкие листья, ярко желтея на красиво поблёскивающей поверхности неприветливых, тёмных глубин. Усыхающая трава и жёлтые листья вокруг пруда. Яркое солнце заливало замерший перед неизбежностью мир успокаивающим, умиротворяющим светом. В казавшемся вечным и неизменным мире снова происходили поразительные перемены. Так любимого всеми лета уже не было, но думать о холодах ещё слишком рано, погода стояла удивительно тихая и приятная. Радостная уверенность переполняла его тело и душу. А ведь завтра последний день и со всем этим придётся расстаться. Жизнь идёт не по его воле, он слабый и зависимый человек, разве это справедливо, так не должно быть.
   Расположившись на плавающей возле берега лаве, подобии большого плота, девочки стирали бельё. Вода показалась им очень холодной.
   - Наверное, ни один человек сейчас не отважится искупаться - убеждённо согласились они, вовсе не из-за желания подзадорить его, уже больше месяца и так никто не купался.
   Проигнорировать сказанное, оставить их слова без внимания, означало признать, согласиться с их восприятием действительности, их уровнем и возможностями, что было неприемлемо для его мужского самолюбия. Встать в их глазах один ряд с обычными, заурядными людьми, его никак не устраивало. Он хочет быть способным на большее, и если понадобится, найдёт для этого силы. В этот чудесный день он полон веры и решимости.
   Быстро раздевшись и уверенно пройдя мимо изумлённых девочек, с ходу кинулся в сжавшую тело пронизывающим холодом, полную чистоты и свежести воду, долго плавал и нырял вокруг вконец поражённых девчат, не спеша вылазить на берег. Всё оказалось действительно не так уж страшно, холод вполне можно было терпеть, от необычности получил даже немного удовольствия и если надо, готов был повторить заплыв.
   На следующий день страшная ангина сдавила ему горло, он с трудом мог проглатывать пищу, и в таком состоянии пришлось отправляться в город. Ни предстоящая поездка, ни новые впечатления не вызывали интереса, тем более, что и города-то он не увидит. Так, просто неприятная и вынужденная процедура, отсидка в каком-то здании с чужими, незнакомыми людьми, утешало то, что когда-нибудь это пройдёт.
  
   Видимо рассчитывая на то, что путь не далёкий, а ночью проверять билеты не будут, мать взяла ему на поезд детский билет, как ни пытался он, удивлённый такой чрезвычайно рискованной и неприличной экономией, растолковать ей, что ни по возрасту, тем более по росту, он никак не может сойти за ребёнка. Неужели так плохо с деньгами, ведь билеты стоят не дорого, пытался понять удивлённый Сергей поведение матери, наполнившись не покидавшим его тревожным беспокойством.
   При появившихся рано утром контролёрах, мать, затолкав его в угол, накрыла курткой и велела спать. Вошедший в форме мужчина, вежливо попросил билеты и, не выясняя его возраста, лишь взглянув на простиравшиеся до конца полки ноги, как Сергей не пытался их поджимать, сразу же потребовал взрослый билет.
   - Или придётся уплатить штраф - объяснил он.
   Прослезившись, пристыженная мать доплатила до полной стоимости, с покрасневшими глазами отвернувшись к окну, и до конца поездки оставалась грустной и молчаливой. Думала ли она, что придётся испытать такое унижение. Проявив милосердие, контролёр не стал выписывать им штраф. На душе и без того было и не весело, куда и зачем он едет, а теперь, словно вдавленный в сиденье, не шевелясь от стыда и позора, Сергей ожидал лишь скорейшего окончания пути.
   На вокзале их встретил находившийся на лечении отец. Стесняясь чувствительной встречи родителей, Сергей отошёл в сторону. Отец, как мог, успокоил всё ещё расстроенную мать, и они направились в санаторий. С каждым шагом к которому, всё дальше оставалась настоящая свободная жизнь и приближались коридор, две комнаты, строгий распорядок с часовой прогулкой, тоска и уныние.
   Город хотя и был их областным центром, но от дома, оставшемся вблизи Вятских и вологодских краёв, находился далеко. Расположившийся почти в центре России, на берегах Волги, в её Золотом кольце, был столичным окружением, ничем не напоминая привычной домашней обстановки.
   В проходе под лестницей, служившем вестибюлем, он распрощался с родителями и пошёл вслед за встретившей их медсестрой в палату, где занял указанную кровать и в полном ко всему безразличии осторожно присел на белоснежное одеяло. Скоро, один за другим, стали появляться ребята, в основном городские или из близлежащих мест. Шумные и говорливые, ни о чём не скучающие, всегда готовые на любую шутку и выдумку, они вели себя уверенно и свободно, как будто здесь, в этих стенах, родились и выросли.
   Он быстро со всеми познакомился, узнал, как кого зовут, и перемена места не стала такой мучительной. Сосед по кровати, его ровесник, оказался добрым, разговорчивым парнем, и время потихоньку двинулось вперёд. Жизнь, превратившуюся в бесконечное, долгое ожидание, немного скрашивали школьные уроки. Подготовка к ним не занимала много времени. Короткие занятия в спортзале, руки вверх, вниз, во время которых он не успевал даже вспотеть. Больше делать было совершенно нечего. Единственно приятным моментом сделались превосходно приготовленные, вкусные и сытные, завтраки, обеды, полдники и ужины.
   Усевшись вместе со всеми на ковер, смотрел целый день работающий телевизор, не находя там ничего интересного, не реагируя на задорный смех игроков в КВН, и не проявляя радости по поводу забитого гола в хоккее.
   - Сразу видно, что не умеешь играть - обратив внимание на его неподвижный взгляд, заметил один мальчик.
   Для городских мальчишек, хоккей в то время был важнее, пожалуй, чем школа или комсомол, нечто вроде религии, первостепенной и обязательной вещью, образцом и мерилом всех доблестей и достоинств. А у них в деревне и коньков-то нет ни у кого, неужели, на самом деле это так важно. Оставались ещё занятия рисованием, но посвящать этому всё время было довольно скучно. Обойдя во время прогулки окружённый двухметровым забором пустой двор, подошёл к двум мальчикам, что-то вытащивших из-под фундамента здания. Оказалось, что это карбид, теперь они искали пустую бутылку, чтобы сделать гранату.
   - Что это, безнадёжная и глупая фантазия или опасный эксперимент - размышлял не принимавший участия в разработках Сергей над полезностью задуманного изобретения.
  
   На конец-то назначены процедуры, соответствующие названию учреждения и хоть как-то оправдывающие пребывание в нём, и вместе другими мальчиками и девочками, он несколько раз ходил на облучение кварцевой лампой тела и полости рта, лежал, подключённый к проводам, на прогревании электротоком. Чем лампа лучше Солнца, которым он облучался всё лето.
   Ангина давно прошла, он чувствовал себя прекрасно, но с группой ребят, помимо желания, был направлен удалять миндалины. Не принимая распространившегося убеждения о бесполезности некоторых человеческих органов, которые якобы можно удалять чуть ли не с момента рождения, вырезать всё, что на их взгляд не является необходимым, и не торопился соглашаться. Почему удалять, а не лечить, если для этого не достаточно знаний, тогда откуда уверенность в их ненужности.
   Предвидя неизбежные трудности, он готов был потерпеть боль, не он первый и сильно не переживал. В назначенный день спокойно зашёл в операционную и сидя на стуле полчаса ожидал, пока хирург раскладывал перед ним кучу всевозможных колющих и режущих инструментов, тщательно мыл руки, ходил по комнате, долго, один за другим, одевал различные халаты, затем снова брал в руки и проверял свои инструменты, словно впервые их видел.
   - Пожалуй, можно бы и операцию уже сделать - устав от ожидания, со страхом посматривал он на разложенные ножи. Наконец врач, приказал открыть рот, сделал укол и снова велел ждать.
   Сама операция, при которой здоровенный мужик, что-то резал и с усилием тянул из его кровоточащего горла, выглядела чистым садизмом. Неимоверными усилиями, сжимая руки и собрав всю волю, Сергей старался выдержать невиданные мучения, ныл, стонал и продолжал терпеть.
   - Неужели так больно, вот тут у меня вчера мальчик один был, моложе тебя, так он не даже плакал, такой молодец - пристыдил Серёжу резавший его мужчина с большими сильными руками, не справившийся ещё с одной половиной.
   На следующий день, лёжа в постели, он не пил и не ел, превозмогая боль, с трудом сплёвывал сгустки крови. Да что же это за необходимость такая, ведь не болело ничего, как так можно отрезать что вздумается. Показавшись через несколько дней в коридоре, он встретил весёлого рыжего паренька, которому тоже сделали операцию.
   - Как ты, больно было, доктор тебя хвалил - возник у Сергея естественный вопрос.
   - Нет, нормально, я уже забыл всё - воскликнул обрадованный, довольный похвалой паренёк.
   Неужели, правда, не больно, хотя если бы меня поставили в пример, наверное, также говорил бы.
   - А ты что, всё в палате сидишь, я уже всю больницу изучил - удивлённо продолжал паренёк.
   А чего её изучать, ему только операцию сделали, он ещё в столовую не ходит, не понравились Сергею, как ему показалось, прозвучавшие неуважительно слова, в которых он увидел желание возгордится. Вернувшись через неделю в санаторий, сообщил ребятам о недостойном поведении этого мальчика, сказав, что он там немного выступал. Искренне удивляясь, простой и добрый парень не мог понять о чём идёт речь. Ничего не сказав, и вероятно, не поверив или не придав значения, не стали обсуждать эту тему ребята, а Серёже стало навсегда стыдно за свою, вызванную уязвлённым самолюбием ложь, тем более, что мальчик оказался замечательным товарищем, с которым у него, не смотря ни на что, до конца срока, оставались хорошие отношения.
  
   Глава 9
  
   В больничном дворе со стороны улицы, в пыльном сарае, на куче золы, находилась на привязи серая, молодая немецкая овчарка, с красивым именем Пальма. О которой все знали, но мало кто её видел, и никто не решался подойти к легко возбудимой, агрессивной собаке, даже если случалось раздобыть угощение, набрав в столовой мясных отходов. Серёжа несколько раз заглядывал в открытую дверь, видел устремлённый на него из полумрака напряжённый взгляд энергичной рослой собаки, явно не настроенной на ласки с вторгшимся к ней чужаком, опасаясь подойти ближе.
   Больше других заинтересовался собакой крепкий, неторопливый парень с приветливым взглядом, говоривший всегда ровным, одинаковым голосом, обладавший не демонстративной, а какой-то глубоко внутренней, природной силой и добротой, в кажущейся простоте которого, чувствовалась взрослая многоопытность и уверенность. Он сразу пришёлся Серёже по душе. При создающемся на первый взгляд впечатлении некоторой тяжеловесности и грубоватости, он со всеми оставался отменно тактичным и приятно вежливым, хотя было совершенно ясно, что его нисколько не волнует никакой этикет или забота о собственной репутации. Порядочность является неотъемлемой частью сильного и умного человека, даже если он и не расположен к её проявлению.
   Поведение его сразу стало отличаться самостоятельностью и независимостью от кого бы то ни было, воспитателей, преподавателей, друзей, товарищей и девчонок. Когда всех мальчишек постригли одинаково под полубокс, он потребовал нормальную, взрослую стрижку.
   - Толстяк себе канадку выпросил - с завистью восхищались ребята.
   Самостоятельность, как его неотъемлемое свойство и право, как-то сразу, как само собой разумеющееся была всеми признана и не оспаривалась в дальнейшем. Незаметно для себя Серёжа быстро сошёлся с ним, сближал общий интерес к животному и у них возникли хорошие, дружеские отношения.
   Зайдя в сарай, немного постояв и сказав собаке добрым голосом несколько слов, он к удивлению Серёжи без всякого опасения подошёл к ней, поглаживая и разговаривая. Они стали часто бывать здесь, вслед за ним Сергей тоже стал смелее приближаться к собаке, надеясь скоро подружиться с ней и также гладить её, трепать, разговаривать с ней, глядя ей в глаза.
   Это общение скрашивало медленно тянущееся время, и было довольно почётно. Добившись разрешения погулять с Пальмой, под завистливые взгляды прильнувших к стёклам ребят, наблюдавших за ними из окна, они гордо выходили в опустевший, покинутый всеми двор. Спустив Пальму с поводка, они решили понаблюдать за ней, глядя на пустой двор и высокий забор, не привыкшая к воле собака оставалась неподвижной.
   - Фас, фас - сказал повторяя вдруг улыбающийся товарищ, указывая на него, собаке, наверное, чтобы как-то развеселить, оживить обстановку, и довольный придуманной шуткой, и тем, что поставил собаку в затруднительную ситуацию, ожидал, чем всё закончиться, полагаясь на собачий разум и конечно уверенный в благополучном исходе.
   И действительно, собака не исполняла команду, слушала голос и оставалась неподвижной, уставившись на Серёжу строгим, холодным взглядом. Он потребовал прекратить натравливать собаку, но товарища распирало самодовольство. Метрах в трёх позади него находилась вышка с горкой. Желая покончить с затянувшимся опасным экспериментом, он решил воспользовался ею, и отступив на пару шагов, бросился к вышке. Остальное он помнил смутно. Пальма догнала его, когда он был уже почти на вышке. Останься он стоять на месте, она вряд ли кинулась бы на него, да и товарищ, возможно, смог бы помочь, на что вероятно он и рассчитывал.
   Говорят, будто он кричал, мама, он этого не помнил. Шов на ноге долго не заживал, а товарища отправили домой.
   - Всеравно ему тут делать нечего, как он здесь оказался, такой здоровый - удивлялись врачи. Серёжа видел в этом свою вину и очень переживал случившееся, что побежал, испугался и что по его вине товарища отправили домой. Через неделю он приходил за собакой.
   - Ты посмотри на неё, ей тоже стыдно, она понимает, что не правильно сделала - объяснял товарищ расстроенному Сереже, нисколько не упрекая его, оставаясь по прежнему доброжелательным и спокойным, возможно сознающим где-то в глубине души и свою вину, но только как просчёт и ошибку.
  
   А где все они будут мыться, возник у него после некоторого пребывания в санатории естественный вопрос. В наступивший субботний день, воспитатели одного за другим повели их во вторую, закрытую половину здания. Раздевшись в большой, прохладной комнате и стоя в пустой ванной под струйкой тёпленькой воды, с чувством некоторой неловкости и стыда, перед одевшей резиновые перчатки медсестрой, Сергей вспоминал жаркую деревенскую баню, с котлами горячей воды и клубами вырывающегося пара, после которой, испытывая небольшую усталость и приятную лёгкость, так хорошо, выйти на чистый деревенский воздух. Через несколько минут, протерев ему руки и ноги, медсестра велела одеваться.
   - И то хорошо, а то он уже замёрз, не помылся, а умылся, почти тоже самое - невольно подумалось ему.
   Быстро перемытые, полсотни ребят, одев чистое бельё, довольные пошли в столовую, но скоро у одного за другим, на теле стала появляться чесотка. В спортзале, отгораживая место для преподавателя, начали ломать стену, пыль проникала в коридор. Девочку из Нерехты, находившейся недалеко от города, мать забрала домой. Но большинство пациентов ни на что не жаловались, и с тем же доверием продолжали верить в полезность своего пребывания здесь. Да и жаловаться-то было некому, родители приходили только к городским, остальные могли только написать домой письмо, которые обязательно перечитывали воспитатели. По просьбе девочек, мальчики иногда перелазили через забор и опускали конверт в почтовый ящик.
   Серёжа тоже верил добрым, опытным, врачам и преподавателям, проводящих с ними много времени, и делающих всё возможное, чтобы долгое пребывание в стенах небольшого здания не показалось для ребят скучным и однообразным. Вместе со всеми, он не раз участвовал в различных конкурсах и состязаниях, сидя на ковре, слушал интересные рассказы, не один вечер, переживал впервые услышанную здесь волнующую историю про Тарзана. Благодаря их искренней заботе и вниманию, от этого утомительным заточения, у него остались в целом только хорошие и приятные воспоминания.
  
   Серёжа давно заметил, что красивая, тёмноволосая девочка Наташа, говорит как-то по-другому, иначе, чем он. Иногда, остановившись рядом, она как будто специально демонстрировала эти отличия. Она хорошо училась и очень нравилась Сергею, но была слишком чужой, совсем другая, всегда находящаяся на виду, в центре внимания, уверенная, городская красавица. Вслушиваясь в её звучный голос, он отметил некоторые особенности, многие слова, вместо безударного "ой", заканчивались на "ай". Также говорили и другие ребята и Сергей начал подделываться под их произношение, находя его довольно приятным и интересным.
   Понемногу свыкаясь с новой жизнью, он стал общительней и разговорчивей. А с мальчиком из города, где они садились на поезд, почти земляком, даже спел на концерте слышанную от отца, и известную в области каждому мужчине песню, "Дрались по геройски, по-русски". Хотя много друзей, товарищей, за исключением, близких отношений с соседом по койке, да ещё нескольких человек не завелось, что было вполне нормально, этим он не отличался от большинства людей.
   Оставаясь вдумчивым человеком, проявлял себя больше на уроках, занимался увлечённо, показывая страсть и характер, становясь всё больше одержимым стремлением к новым знаниям. Это было главным и единственным делом. Окружающий мир вполне устраивал его. По большому счёту и сказать-то о нём он пока ничего не мог, а мелочные разговоры и пустяковые проблемы его не интересовали, справедливо полагая, что он никому не мешает, рассчитывал на тоже самое.
   Так оно и было за исключением одного случая, заставившего задуматься о невозможности соблюдения подобного нейтралитета и мирного сосуществования. Среднего роста, подогнутый, темноволосый парень, длительное время что-то вертевший на нитке, при построении на линейке, оказался позади его. Подходили, равнялись опаздывающие. Вдруг Серёжа почувствовал резкий удар по голове, чем-то незначительным, но довольно чувствительный и обернулся назад. Парень стоял, как ни в чём не бывало, рядом с такими же безразличного вида товарищами.
   - Ты чего? - спросил Сергей, не услышав никакого объяснения, не зная, что делать и как поступить, хотя от обиды и оскорбления кровь уже жгла его, с ног до головы. Что нужно говорить в таких случаях, он ещё не выучил всех фраз и оборотов речи, чтобы обходиться словами. Да никакие слова и не смогли бы компенсировать нанесённого унижения, и он просто смотрел. Ни дать сдачи, ни драться, он не мог, этому его никогда не учили, он и не стремился к этому. Весь поглощённый другим, он представлял заманчивую возможность для желающих самоутвердиться, к числу которых видимо и принадлежал этот парень, вполне оправдывающий свою фамилию, Волков.
   Сергея никогда не тянуло к нему. Жили они в разных комнатах, и обычно находились в разных частях здания. Скрытный и незаметный, находившийся всегда неизвестно где, он ничем себя не проявлял и не вызывал большого интереса. Сергей никогда не видел его с книгой в руках или с альбомом для рисования. Он создавал впечатление неглупого, но недалёкого и озлобленного человека. Собственно Серёже не было до него никакого дела, но сейчас, при всех собравшихся, его поступок был особенно вызывающе оскорбительным.
   - Что делать? Что ответить? Он же ничего не умеет, ничего не может. Как выступить против этой чужой, неизвестной силы и не опозориться. Большой, и вдруг не сможет, этого, собственной слабости больше всего боялся он, а не риска и ударов. Посмотрев в нерешительности в сторону обидчика, не толкнув его и не ударив, да и не хорошо устраивать сейчас потасовку, повернулся вперёд, замерев с покрасневшим от стыда лицом. Но стоять молча оказалось ещё хуже, уж лучше и достойнее быть побитым, слабым, поверженным, но не трусом. По настоящему понял он это слишком поздно, пережив в жизни немало мучительных минут.
   На хулигана повысила голос учительница, и вроде бы всё закончилось, но не утешило Сергея. Почему, зачем, должны же быть всему какие-то причины, мотивы. Возможно, парню просто захотелось повздорить по причине полной испорченности или Сергей чем-то раздражал его, ростом, учёбой, своим деревенским происхождением, и был неприятен ему всем своим видом. Но мало ли кто кому не нравиться, он например, Серёже тоже не совсем по душе, но он вовсе не настроен против него.
   Неужели в этом мире неизбежны ссоры, конфликты, обязательно надо враждовать, постоянно защищаться. Когда же заниматься делами, учиться. Он не может быть другим и не хочет отступать от своего. Но что делать, как жить и каким быть?
  
   Такой же высокий и не менее скромный парень, с одной с ним стороны, только из более обжитых мест, чья деревня находилась несколько ближе к городу, пользовался всеобщим уважением, хорошо учился и во всём был положительным, примерным человеком, но никого не раздражал этим. Толи оттого, что был проще и обычнее, а может потому, что мог и не смолчать. Каким-то звериным чутьём, любители нехорошо пошутить, чувствовали это, оставляя сильных и стойких в покое. Он жил в другой палате, и Сергей никогда не общался с ним, но искренне ценил и уважал его.
   И говорил он также, Сергей никогда не обращал на это внимания, для него это было правильно и красиво. Заметил это во время урока один городской бездельник. Учительница спокойно разъяснила, что у них все так говорят, и больше до этого никогда никому не было дела.
   К Серёжиной зависти, он был гораздо общительнее с девочками. Как-то вечером, в зале он увидел его разговаривающим с красивой, немногословной девочкой, с длинными, белыми волосами и редким именем Рита. Как хотелось ему быть там, подойти эффектно и красиво, вступить в непринуждённый разговор. Но что говорить, он не знал, а быть скучным и навязчивым, плохо, может у них там какие-то свои, особые разговоры.
   У неё не ладилось с предметом русского языка, при неплохой успеваемости в целом, удивляли её низкие отметки по письму, каких не бывает у девочек, и она каждый раз плакала после этого. Серёжа не знал, как ей помочь. Какими бы безграничными и сильными не были чувства, он, прежде всего, оставался рассудительным и мыслящим человеком, редко выказывая их. Но ребята каким-то образом прознали о его привязанности, хотя он никому ничего не говорил. Девочка впервые стала так дорога ему, он радовался каждой встрече с ней и был счастлив от одного её присутствия. Обнаружив в туалете исписанную красивым, крупным подчерком её тетрадь с нелепыми ошибками, он спрятал её под матрас и сохранял до самого дома, предусмотрительно заменив обложку на свою, чтобы при случайном обнаружении не возникло никакого недоумения.
   - Что-то у тебя двоек много - рассмеялся вдруг проявивший интерес к учёбе отец, заглянув дома в тетрадь. Но вряд ли красивый подчерк девочки, можно было спутать с его, самыми старательными строками, и отец не стал ни о чём больше допытываться у смутившегося Серёжи.
   Некоторые ребята поступали с девочками не в пример ему смелей и решительней. Один весёлый мальчик просто поймал вечером в коридоре понравившуюся ему девочку и, зажав её в угол, поцеловал. Наделал много шуму, визгу, но никаких жалоб на это Сергей не слышал. Напротив, девочки сами охотно участвовали в любых играх и шутках, окружив однажды, в общем-то, скромного парня и пытаясь сладить с ним, пробили чем-то ему до крови голову.
   Сергей завидовал их смелости и решительности, но поступать также не хотел и никогда не мечтал об этом. Был ли он одинок в своих чувствах, схожем отношении к девочкам, он не знает, ведь он никогда ни с кем не говорил об этом.
   По прошествии трёх месяцев пришло время разъезжаться по домам. Ребята брали друг у друга адреса. Всё внимание Сергея было обращено на девочку. Не стесняясь и не боясь осуждения, он с тревогой ожидал момента, когда за ней явятся родители, и до последнего мгновения неотрывно смотрел с площадки второго этажа, вслед удаляющейся задумчивой девочке с необычным именем и красивыми белыми волосами. Слышал разговоры о себе, но это его нисколько не волновало, он не хотел ничего говорить, но и отрицать, скрывать, тоже не стал бы. Это его личное дело, но что в этом такого, чего надо стыдиться. Его чувства искренние, всё хорошо, всё нормально, хотя и не было сказано ни одного слова. Пока это только так, и больше ничего, но он понял, как это много.
  
   Долгожданное возвращение домой пришлось отложить. Поддавшись на вежливые уговоры врачей, убеждавших в необходимости дальнейшего пребывания в санатории, он дал согласие остаться здесь ещё на три месяца. Вместо праздничного настроения последних дней, сердце сдавила тяжесть нового срока и ещё более тяжкое ожидание его окончания. Только осознание важности заботы о здоровье и основание доверять серьёзным взрослым людям, позволили ему принять это нелёгкое решение. Если они так советуют, значит и в самом деле есть какая-то польза от этого, смирял он себя утешительными выводами.
   Простившись с ребятами, он остался один в непривычно пустом, ставшем не таким уж и маленьким здании. Перешёл в другую, небольшую палату, заняв лучшее, в углу у стены место, и стал ожидать пополнения. Заполнивший скоро санаторий народ оказался покладистым, дружелюбным и он временами даже не жалел, что не уехал. На правах старожила вёл себя уверенно и свободно. Основным интересом и смыслом жизни остались школьные уроки и непревзойдённые обеды в столовой. Доставляли удовлетворение первые места в конкурсах на лучший рисунок. Хотя рисовал он на его взгляд не очень хорошо, образ долго не выстраивался. Немало приходилось подумать над тем, что изображать, войну, танки, бегущих солдат, как все мальчишки, сколько можно и что в этом хорошего. У него появлялись лошади, пейзажи, незнакомые планеты, иногда копировал рисунки и картины отдыхавших здесь летом старшеклассников.
   Неожиданно, на теле один за другим стали появляться мелкие, подозрительные пятнышки, так похожие на те, что были до этого у других ребят. Их становилось всё больше, а мыть, как иногда казалось, их вообще перестали и, выбрав момент, он с тревогой и волнением показал их медсестре. Продолжительное лечение в изоляторе, где он пробыл почти месяц, выйдя только после Нового года, повергло его в полное уныние и тоску, заставило понять, как дороги, необходимы были ему ребята и та ограниченная свобода, казавшаяся ещё недавно настоящим мучением. От нахлынувших воспоминаний образа родной деревни и полной невозможности заняться чем-либо, он стал лепить из хлеба игрушки, трактора, разную технику, и как когда-то в детстве, водил их по одеялу, обрабатывая одно поле за другим.
   К Новому году из деревни пришло письмо, сестра писала о доме, что мать купила уценённых яблок и, обрезав их, наварила варенья. Одну банку варенья и банку сливочного компота, они сумели переслать ему. Сливы он съел сразу, а варенье не успел, кормили хорошо, и сладкого хотелось мало. Да и просто есть повидло из банки, когда все едят свежие фрукты, неудобно, и оно долго стояло в тумбочке, пока он не предложил его ребяткам. Он представил, как рады были они там, в деревне, купив по дешёвке гнилых яблок, которые там никогда не продавали, и с каким удовольствием он ел бы это повидло дома, набегавшись, нагулявшись. Видела бы сестра, как в городе они и хорошие-то яблоки плохо едят, больше любят апельсины, мандарины, виноград, груши.
   Читая письмо, он снова находился весь там, дома, и ничего от него здесь не оставалось. Из письма он узнал, что у товарища, в поселившейся вместо уехавших на юг соседей семье, скончался отец, единственный, на всю округу не пьющий мужчина, умер на операционном столе. Лечили радикулит, оказалось, спайка кишок, зарезали врачи, однозначно заключили односельчане. Товарища было жалко до слёз.
  
   Однажды, когда он находился в изоляторе, весь класс долго бился над решением сложной задачи. Видя бесполезность всех их усилий, учительница, красивая, эмоциональная женщина, принесла её Серёже, просто попросив решить. Непростая, сразу понял он, но это только прибавило сил и желания одолеть задачу, ничто не могло его оторвать сейчас от её решения. Хорошо подумав, разобравшись, сопоставив всё и проверив разные варианты, он скоро нашёл ответ.
   - Ну почему, почему они не могут? - восклицала, пытаясь что-то понять, стоя рядом со смущённым Серёжей учительница. По серьёзному тону голоса и важности вопроса, он почувствовал, что сейчас она в чём-то, может быть, не отделяет его от себя, и он тоже видел в ней своего, близкого, понятного ему человека, никакая разница в возрасте не может помешать взаимопониманию. У каждого свои пристрастия, и достоинства, я часто не умею делать то, что могут они, пытался разобраться, прояснить для себя Сергей, понять, оправдать причину успеха и неудач.
   - Ну разве это так сложно, что не возможно решить? - не успокаивалась учительница.
   - Можно, если хорошенько подумать - согласился Сергей.
   - Так почему же они не думают?
   - Не любят наверное, потому и не умеют, а оттого, что не умеют, не знают, потому и не любят - уже оставшись один закончил он рассуждения.
   Но такие подарки получать приходилось не часто, и не встречая никаких трудностей, наряду с теми, кого абсолютно ничего не интересовало, значительную часть времени на уроках, часто был вынужден просто бездельничать.
  
   Продолжая рисовать, он пристрастился к чтению, насколько это было возможно при отсутствии библиотеки. Рассказ "Дети подземелья", о безнадёжной судьбе людей, честно и правдиво описывающий повседневную жизнь, настолько взволновал его, что он предложил его послушать ребятам.
   Был ли он хорошим товарищем. Поглощенный большими, особыми целями и задачами, так отличающимися от остальных, он был вынужден оставаться в одиночестве, заниматься самим собой. Что хорошо, что плохо, он не чувствовал, а считал, высчитывал. А поскольку считал он, как ему думалось, неплохо, то это порождало уверенность в правоте, лишённую иногда по причине такой самостоятельности и независимости суждения глубоких жизненных оснований, того, что не надо каждый раз вычислять и обдумывать, что должно быть в человеке, в душе его, с самого рождения.
   Принимая порой самоуверенность за правоту, он резко реагировал на любую несправедливость, всеми способами желая её восстановления. Робкий и тихий с незнакомыми людьми, лишь немного освоившись и самоутвердившись, мог вспылить по незначительному поводу, малейшему неуважению к себе. Однажды в столовой он очень обидел девочку, занявшую его место и ни за что не желавшую уступать. Никто не позволял такого и, услышав пренебрежительный отказ, он резко и грубо выпроводил её, нехорошо оскорбив при этом, обозвав второгодницей. Это не понравилось даже ребятам из его компании, сделавшим ему замечание. Он и сам понял сразу, что не нужно было так. Девочка была старше на два года, проведя их в одном классе, но была их общей, хорошей подругой. Высокая, интересная и даже очень неглупая. После его гневных слов она молча встала и ушла, а Серёже на всю жизнь стало стыдно за свою грубость и несдержанность. Ему вовсе не было дела до её способностей, он просто не понимал, как так может учиться нормальный человек, предполагая обычную лень. И нагрубил невольно, потому что не нашёл сказать ничего другого в ответ на её упорное не желание уйти. А может ребята сами пригласили её посидеть с ними, не подумал он в пылу гнева, решив считать после этого грубость и невежество не просто недостатком, а большим, не свойственным нормальным людям пороком.
   За все полгода оздоровления, несколько раз его посещал отец, просивший говорить, что находиться здесь в командировке, опасавшийся, что его не станут пускать, узнав, почему он в городе. Сергей не знал, что такое командировка, и как объяснить подробнее, чем столько времени занимается в городе деревенский мужик. Сказать просто не знаю, но понял, что не сможет солгать, и сказал спросившей его медсестре правду.
   Заходил двоюродный брат, милиционер, живший не далеко от города. Сергей знал его, ездил с ним дома в лес за грибами на мотоцикле отца. Это он с их милиционером, сломал замок в одном из местных магазинов, не найдя нигде ни водки, ни продавца. Брат был молод, крепок и здоров, Сергей очень ему обрадовался и первым подал руку.
   На улице бушевала зима, морозная, снежная, с метелями и вьюгами. Непроходящая тоска, в лучшем случае сменялась равнодушием. Заканчивался второй срок, никакой целесообразностью он не мог объяснить своё дальнейшее пребывание здесь, в измучившей его изолированности от солнечного света, свежего воздуха и движения. Из всех процедур, должных оказать благотворное влияние, за всю зиму только закаливающие ванны в тёплой воде, по пять минут и лечебная гимнастика, поднять руки, опустить, не более десяти приседаний. Дома он бывало замерзал так, что пальцы рук и ног начинали плохо слушаться, а занятия в школе, до которой было около часа, отменяли только когда температура опускалась ниже - 36 градусов, и то только в младших классах. Выполнял работу, от которой отказывались городские мужчины.
   - Нет, больше не могу, хочу домой - решительно отказался он, выслушав вопрос, хочет ли ещё остаться здесь.
   Наступает весна, скоро будет тепло, хочется подольше погулять. Он представил растаявший снег, первую зелень, весенний лес, сидеть здесь выше его сил. Что говорить и рассуждать о здоровье, когда вся жизнь там, на улице. Мать приехала раньше на два дня. Никогда ещё ему не было так хорошо, каждый шаг, каждый миг на свободе, по дороге домой был бесконечным счастьем. И вот все они снова вместе, дома, веселы и здоровы, отец, мать и он с сёстрами.
  
   Глава 10
  
   Весна на Севере ещё не давала о себе знать, вернувшись домой, он застал там холода, морозы и успел ещё покататься на лыжах. Белые поля вокруг изб, сугробы вдоль дорог, и по всей деревне тянется из труб топящихся печей приятный аромат берёзовых дров. Надев лыжи, прямо по снежной целине, с застругами от ветра, они втроём направились в сторону Крутого лога, где можно здорово покататься с его высоких берегов. Найдя подходящее место, один за другим помчались с горы, подпрыгивая на невысоком трамплине. Но этого показалось мало, и они отправились искать трамплин повыше.
   Тут можно и шею сломать, заключил он, глядя вниз с высокого уступа, боясь приземлиться вниз головой. Но, посчитав, что метровые снега исключают такой риск, разбежавшись, пару раз плюхнулся, не помня себя, глубоко зарывшись лицом в снег.
   После восьмого марта Солнце, став не только ярким, но и тёплым, начало быстро прогонять холод. С крыш зависали длинные сосульки, а подтаявший днём снег, за ночь вновь замерзал, и до обеда по нему можно было ходить, как по асфальту. Упустить такую возможность, не воспользоваться ею, было бы не простительно, и в воскресенье, с утра, они отправились с соседом Лёнькой бродить по окрестностям, легко и быстро продвигаясь там, где еще недавно провалились бы по самую грудь.
   В лесу наст был не так прочен и местами начинал ломаться. Заслышав их шаги, прямо перед ними вырвалась из снега, поднимая снежную пыль, стая тетеревов. Чуткая, осторожная птица, всё лето и зиму жила рядом с деревней. На опушке снег пестрел от заячьих следов, как будто, их тут было, по крайней мере, несколько. Но заяц был один, как скоро убедились они, изучая его ночную деятельность.
   Надо же, столько набегать, поди, догони его, и слышит наверное на весь лес своими длинными ушами. Побывав у каждого дерева, каждого куста, беляк что-то задумал и стал делать двойки, тройки, скидки. Ходил обратно по своему следу, по два, три раза, а то след и вообще исчезал, прерывался и обнаруживался где-нибудь в стороне и снова всё сначала. Заяц действовал умно и старательно. После нескольких повторений своих хитростей, он ударился через поле в сторону большого леса, куда повернул его след.
   Теперь его не найдёшь, решили они, и тоже повернули к дому, пока снег не стал таять. А мудрый беляк, запутав след, ушёл на лёжку, на другую сторону поля, подстраховавшись на всякий случай ещё раз. И лёжа где-нибудь под елью, невидимый и неслышимый, по направлению к своему следу, он задолго до приближения к нему любого врага, увидит его и услышит, и тут его только и видели. Умчится невесомый поверх рыхлого снега, старого, тёмного леса, легко уйдёт любого от преследования.
   Одев большие сапоги и взяв небольшой топор, снова с тем же Лёнькой, серьёзным человеком и верным товарищем, отличавшимся от своего непосредственного и практичного младшего брата, Серёжиного друга и одноклассника, большой вдумчивостью и некоторой романтичностью, придававшей его строгому виду красивую привлекательность, отправились за пруд, в перелески и березняки, пить сок. Жалко повреждать нежную белизну деревьев, тоже наконец дождавшихся весны, но берёз вокруг было много, а сок так сладок и приятен. Вволю напившись через соломинку сока, до головокружения надышавшись весенним лесным воздухом, щурясь от бьющего в лицо Солнца, как никогда счастливый и довольный, полный сил, возвращался он домой.
  
   Почти у каждого взрослого мальчишки, имелся велосипед. У покинувшего деревню соседа, мать тоже приобрела ему почти новый, большой велосипед, на котором ездила на работу в село так привлекавшая его внимание молодая женщина. Странная дама, село-то рядом, думал он глядя на развевающееся платье, городская наверное, у них женщины на велосипедах не ездят.
   Сначала он думал, что ему никогда не научиться на нём ездить, велосипед заваливался то в одну сторону, то в другую. Главное, оказалось, научиться ездить стоя на одной педали, как на самокате. Дальше всё просто, сначала ковылял, забравшись под раму, велосипед был слишком велик. Попробовал залезть на верх, получилось и, с трудом доставая педали, переваливаясь с одной стороны на другую, решил продемонстрировать всем своё умение. Разогнавшись вдоль деревни, увидел идущих женщин, загородивших всю дорогу и остававшихся глухими к его громкому крику и звонкам, Ни объехать, ни остановиться быстро он не мог. За метр до столкновения, женщины, наконец услышав его, бросились в рассыпную, словно куры от появившейся вдруг машины, возмущённым голосом посоветовав научиться ездить.
   Разговоры и пересуды, без которых деревенские женщины совершенно не могут существовать, заменяли им всё, театр, книги, кино. Однажды, возвращаясь с полей, они до того увлеклись своим любимым досугом, что Николай, весёлый и жизнерадостный человек, на своём ЗИЛ-131 подъехал к ним почти вплотную, чуть не толкая буфером и дал мощный сигнал.
   Но женщины никогда не обижались на него, и всё прощали за добродушие и весёлый нрав. К тому же разносторонний и деловой, он был совершенно безразличен к табаку и спиртному, что делало его в глазах окружающих человеком исключительным и авторитетным. Зимой он ездил на большом, как дом тракторе с широкими гусеницами, болотнике, подтаскивал к фермам многотонные скирды заготовленного летом сена. Сопровождавшие его по-зимнему одетые, неуклюжие женщины, не могли сами забраться в находящуюся высоко кабину. Тогда, велев им лечь на гусеницы и держаться, он включал скорость, и передвигаясь вместе с гусеницей, они начинали медленно подниматься наверх.
   Благодаря своей общительности и деловитости был известен даже в городе, где приходилось часто бывать. Дед Сергея, знавший немало курьёзных и занимательных историй рассказывал, вспоминая, как впервые попав туда молодым парнем, и позабыв, как среди многочисленных улиц, поворотов и перекрёстков нужный найти дом, он не впал в растерянность, а остановился в центре, на площади, залез на машину, и ни сколько не смущаясь, во всеуслышание, громко всех спрашивал, где здесь тётка Елена живёт, полагая, наверное, что здесь, как и у них в колхозе, все должны знать друг друга. С тех пор ему были хорошо знакомы здесь не только все улицы, но и каждый дом, особенно тот, где будут рады обаятельному, интересному мужчине. Но всегда, при любых перспективах, он до конца своих дней оставался самым горячим патриотом родной деревни, за что Сергей бесконечно уважал его. Хотя ничего удивительного в том и не было, он и в деревне имел всё, что есть в городе, и даже больше. Большой, новый дом, с красивым видом на окрестности и современной мебелью, всякая техника, богатое хозяйство и обычное дело, привезённые из города арбузы, фрукты.
   Но радоваться Серёже долго не пришлось. Выйдя как-то утром из дому, он нигде не нашёл своего велосипеда. Хотя ему и велели заводить его на ночь во двор, он снова оставил его на улице, возле дороги. Ему и в голову не могло прийти, что велосипед может куда-то исчезнуть. Но было ясно, что его нигде нет. Куда он мог пропасть, свои, деревенские не возьмут, да и не скроешь этого, он легко узнал бы свой велосипед, в других местах пропажа тоже не обнаружилась. Хотя, если сменить раму или руль, которых не мало валяется, уже ничего не докажешь. А ночью по деревне, говорят, проходила машина.
  
   Он думал, что больше у него уже никогда не будет велосипеда, и не осмеливался даже говорить об этом. Но расстраиваться пришлось не долго, когда мать перешла работать на почту, ей выдали велосипед, а поскольку ездить она не могла, он оказался в его распоряжении. В одну дальнюю деревню, для жителей которой свежая газета являлась единственной, связующей с миром необходимой нитью, в мороз или непогоду, когда туда и дороги-то не было, мать стала ходить через день, очень обидев проявленным невниманием одного, любознательного деда, не желающего узнавать вчерашние новости. И скоро в местно газете появилась заметка про нерадивого почтальона, после чего мать вернулась в совхоз, а уценённый велосипед остался у Серёжи.
   Теперь он овладел им в совершенстве, не держась за руль, мог проехать всю деревню. Одолжив ещё один велосипед, вдвоём с сестрой они ездили в Черемисы, к бабушке и деду, за пятнадцать километров. Велосипед изменил жизнь, можно быстро съездит на речку или за грибами в дальний лес. В хорошую погоду, в свободное время, он почти не слазил с него, целый день, без устали крутя педали.
   Новый сосед, Вовка, позвал его съездить в свою деревню. Спустившись с горы, они не спеша крутили педали, когда их обогнала машина с что-то кричащей и смеющейся из кузова молодёжью. Они решили доказать, что на ними напрасно смеются, и отчаянно крутя педали, стали приближаться к быстро идущей по ровной дорогое машине. Шофёр поддал газу, и газик стал уходить от них. Сергей отстал первым, а подбадриваемый криками товарищ ещё долго гнался за набравшей скорость машиной.
   Почти половина свободного летнего времени проходила на реке. Однажды, за долгий, летний день, они успели искупаться одиннадцать раз. Часто, встретив идущих на речку товарищей, не дойдя до дому, поворачивали обратно. От длительного пребывания в воде, к концу дня кожа начинала приобретать синий оттенок и становилась неровной, как у общипанных гусей, но вода вечером становилась ещё приятней. В добавление ко всем радостям и удовольствиям, по пути домой, проходя речку Медведицу, можно поесть ягод, срывая горстями, крупную, чёрную смородину, какой никогда не бывает в огороде.
  
   В полчаса ходьбы от дома, в большом, тёмном лесу поспела черника и, выбрав время, они с матерью и соседкой отправились за ягодами. Сразу, после первых шагов по уходящей между исполинских елей в тёмный лес дороге, послышался всё усиливающийся тонкий писк, быстро перерастающий в нарастающий гул, окружившей их сплошной чёрной массой, тучи несметных комаров. Такого он не мог представить, хотя и слышал не раз об этом самом страшном звере в лесу. Достав взятый матерью из дома белый платок, он по бабьи завязал себе голову. На белое комары садились меньше, облепив всю спину, и всеравно кусали лицо и руки, но это уже можно было терпеть. Клещи беспокоили меньше, случалось кусали, обычное дело, ничего страшного в этом никто не видел. Ягод вокруг было столько, будто до них здесь никто никогда не бывал и, пройдя немного, они не стали углубляться в лес, быстро набрав на одном месте полные вёдра.
   В простиравшихся до Северного Ледовитого океана лесах, занимавших значительную часть региона, к осени созрела брусника, за которой обязательно каждый год ездили все жители. И выбрав свободное время, отложив все дела, найдя двух трезвых трактористов, взяв фляги, хлеб, в ночь всей деревней выехали в Андангу, место на границе Вологодской области. Успевшие заметно повеселеть за время сборов трактористы заверили, что места им знакомы, дорогу они знают и можно ни о чём не беспокоиться.
   Скоро всё меньше становилось полей, и уже не встречалось никакого жилья, незнакомую дорогу, всё чаще окружал сплошной, тёмный лес и беспросветная тьма беззвучного осеннего неба. Вспугнутая нежданными, редкими гостями, с высокого дерева возле дороги с шумом сорвалась крупная хищная ночная птица. Полагаться приходилось теперь только на опыт и знания трактористов, у которых, как успели заметить перед дорогой женщины, из всех карманов торчали горлышки бутылок.
   Лес всё темнел, времени пошло уже немало, пора бы и приехать, или хотя бы выбраться на дорогу, однако ни нужного места, ни дороги не было и впереди и позади один глухой лес. Трактор вдруг остановился и заглох. Сообщив, не выходя из кабины, что они заблудились, а искать дорогу бессмысленно, они не знают даже примерно, где находятся, трактористы крепко уснули, велев тоже самое делать остальным. Приглядевшись к темноте, Сергей с мальчиками пошёл вперёд по едва заметной дороге с проложенной по топям гатью и ничего не узнав, вернулись назад.
   Ни звёзд, ни луны, ни знания местности, кругом один бесконечный лес, в котором можно ездить не один день. Он пробовал дремать, прислонившись к борту тележки, получалось не очень удобно, и в кого-то всё время упирались его ноги. Наконец женщины, уставшие дожидаться, когда трактористы проснутся и опохмелятся, растолкали, разбудили их и приказали ехать куда угодно, не оставаться же здесь навсегда.
   Через час, другой впереди показался едва заметный просвет дороги, которую они не заметили в темноте, заехав в ещё больший лес. На рассвете добрались до Анданги, от которой остался один дом, и сразу свернули вправо. Раньше, как узнал Сергей от деда, здесь жили лихие люди, разбойники, грабившие проходящие по оживлённому когда-то тракту обозы. Лучше места для этого и не придумать. Где-то, здесь, в их стороне, как узнал потом он, скрывались, ушедшие вверх по Ветлуге, остатки не разбитого войска Стеньки Разина.
   Спустя ещё некоторое время езды по топям и ухабам остановились в сосновом бору. Насколько хватало глаз, земля вокруг была сплошь красной от крупных ягод, на высоких, почти как у черники кустах. Ягод было так много, что не возможно ступить шагу, не помяв их. Не отходя далеко от трактора, мать с соседками стали собирать одно ведро за другим. Некоторые, считающие себя знающими, люди, сходу ударились в глубь леса. Не имея компаса, и без Солнца, они не стали рисковать, к тому же невозможно представить ягод больше. Срывая бруснику горстями, Серёжа стал помогать матери.
   Шаг за шагом, они тоже незаметно удалились от дороги, потеряв ориентировку. Искать дорогу с полными вёдрами тяжело и мальчики пошли одни. В одной стороне оказался один бесконечный лес, в другой вышли на просеку, пришли к трактору и нашли женщин. Со щедрыми, богатыми дарами Севера, возвращались они домой. Сергей тоже неплохо поработал. Прокатав ягоды, очистив от листьев, они вынесли их на улицу, на всю зиму обеспечив себя витаминами и вкусной едой. Заливай водой, добавляй сахар и ешь, сколько хочешь.
   Наклоняясь после бессонной ночи целый день за ягодами, он немного устал. Поездка получилась не развлекательной прогулкой, с каким настроем они отправлялись вчера в путь с мальчишками, пробегавшими целый день, не работавшими и сожалевшими о потерянном времени. Он молчал, даже сейчас, уставший, и мечтавший только о доме, Сергей не жалел, что увидел бескрайние просторы северного леса. Не ответив ничего недовольным поездкой ребятам, он тихо сидел, прислонившись к борту, рядом с тоже всем довольной матерью.
  
   В их дружной деревенской компании произошло неожиданное разделение, нарушившее привычное единство и общность всех дел и интересов. Новый житель, из переселившейся поближе к селу семьи, которого Серёжа ещё не знал и видел только из далека, общался лишь с Серёжиным соседом, чьи старшие брат и сестра, поженившись, создали новую семью. Серёжу это мало волновало, видя, как они ходят постоянно вдвоём, родственники же, однако товарищ был этим очень обеспокоен.
   - Он теперь только с ним будет дружить, к нам вообще не подходит.
   - Жили же и без них - не очень понимал Серёжа друга. Оба они были приезжие, возможно именно то, что у них появились люди, не желающие признавать их, и не нравилось товарищу.
   - Подожди, познакомимся, подружимся ещё - хотел отстраниться он от навязчивого разбирательства, выяснения первенства и законов дружбы.
   Но товарищ был непреклонен и, проследив, куда пошёл их бывший товарищ с новым соседом, выражая полную готовность самым решительным образом разобраться в этом вопросе, стал уговаривать встретить их за деревней.
   - Ну пойдём, посмотрим, поговорим, надо же как-то знакомиться - согласился Сергей.
   Но товарищ был настроен совсем не дружелюбно, и всё уверял в необходимости проучить их. Интересно, как он собирается это делать, ведь Вовка старше и сильней их и за что бить нового соседа, которого они ещё даже не знают. Перейдя лог, они догнали идущих к лесу друзей и остановились друг против друга.
   - Вы чего?
   - А вы?
   - Мы ничего, поговорить надо.
   Новый товарищ, готовый к разговору, сделал шаг вперёд.
   - Вот видишь - негромко стал объяснять Сергею стоящий позади и не участвующий в разговоре его товарищ, всем видом показывающий, что он как бы тут и не при чём.
   - Он на нас идёт - продолжал он пугать.
   Раз уж пришли поговорить, надо начинать, и Сергей тоже вышел навстречу, остановившись напротив своего нового соседа, ровесника и будущего одноклассника, на всякий случай готовый ударить или дать сдачи. Но вместо того, чтобы спросить что-то, Сергей толкнул его. Во встретившем его дружелюбном взгляде не было ни страха, ни растерянности, парень как будто, просто не мог понять, что происходит, но был полон уверенности, что всё будет хорошо. Вряд ли от него можно ждать плохого, по всему видно, что парень очень хороший.
   Приветливо улыбаясь, подошёл, быстро сориентировавшийся в обстановке его отставший, товарищ, с радостным восклицанием встретив добрую приветливую улыбку нового соседа, спросил, уже известное им его имя, поинтересовался куда они направляются. А Сергею, из-за своей необдуманной солидарности, не сумевшему оказать дружественную, достойную встречу, было стыдно за свою грубость и глупость, и он остался молча стоять в стороне.
   Со временем различное отношение к учёбе и неодинаковые успехи, порождали разные взгляды, привычки, сильно отличающиеся интересы, отдаляя их друг от друга. Это стало заметно после его возвращения из санатория, откуда он вернулся с городскими привычками, модными словечками, знающим себе цену, напевая выученные песенки, про мушкетёров, о моряках и запомнившуюся лучше других, не совсем приличную песню про шофёра.
  
   С наступлением осени каждый школьник немало времени проводил на уборке льна, необходимой и ценной культуры, дающей лучший, крепкий и тёплый материал и замечательное масло. Это неприхотливое растение с простыми, скромными, синенькими цветочками, занимало много полей в округе. Но как же нелегко приходилось убирать его, вручную собирать, связывать, складывать ежедневно сотни и тысячи снопов. В погожий осенний день вместо занятий они всем классом работают в поле, уже болит спина, а конца всё не видать. Как же постоянно, изо дня в день этим занимаются женщины, мать.
   - Не хочу больше, сколько можно - не выдержав, возмущённо воскликнул один из учеников, рослый второгодник, и всё бросив, прямо посреди поля лег отдыхать, тотчас угодив в объектив фотоаппарата проходящего мимо преподавателя, а затем и в школьную стенгазету. Скоро трудовое воспитание счёл достаточным и другой, тихий, скромный, немного заикавшийся ученик. Подозвав товарищей, он вытащил из-за пазухи, показывая начиненную порохом и замотанную чёрной, изоляционной лентой небольшую банку, с прикреплённым запалом из спичек, самодельную бомбу.
   - Всё будет хорошо - заверил он ребят. Никто и не сомневался, во всём, что касается техники, этому человеку можно было верить.
   Потрясая глухую осеннюю тишину, взрыв отлетевшей бомбы и большая яркая вспышка огня, заставили всех обернуться и замереть.
   - Есть же талантливые люди, почему не придумают, как лён убирать, тоже, наверное, все бомбы делают - пошутили ребята.
   Убрать поле до обеда не удалось и все пошли отдыхать в соседний берёзовый лесок. Девочки в куртках и платках расположились отдельно, в стороне от мальчиков. Достали хлеб, молоко, яйца. Володька рядом с отличившимся изобретателем, Славиком, у которого в руках банка черничного варенья, на все лады расхваливает его, не устает повторять какой он замечательный человек, хороший товарищ и настоящий друг. Всем это и так известно, что говорить. Смысл проявившегося уважения стал понятен, когда Володька начал расхваливать варенье.
   - Да, черника осень хорошее варенье, самое лучшее, какой вкус, аромат и очень полезное, между прочим, ни у кого такого нет - рассыпался в похвалах Володька и скоро банка с вареньем, в ответ на благодарность перешла в его руки. Источив комплименты, в которых отпала необходимость он продолжал молча опустошать банку.
   - Почему ни у кого, в лес-то все ходили, у нас есть - не удержался Серёжа, вспомнив трёх литровые банки с вареньем из смородины, черники, крыжовника. Банками, конечно, он его не ел, но чаю на столе всегда стояла чаша с вареньем. А чернику мать специально заставляла его есть для улучшения зрения.
   - Ничего у вас нет - резко оборвал его насытившийся товарищ за попытку подвергнуть сомнению так необходимую сейчас лесть.
   - Конечно, раз ты не ел, значит нет, приходи, увидишь - обиделся Сергей и пошёл к молодым берёзам, забравшись как по шесту на самый верх, и держась за тонную вершинку, стал опускался вниз на сгибающемся стволе, что называлось спуститься на парашюте.
  
   Иногда он, его товарищ становился просто невыносимым. Одной из причин этого, как можно было легко догадаться, стали девочки, к которым у него рано возник большой интерес. Человек видный и умный, он редко удостаивался учительской похвали, что скорее являлось результатом нежелания обременять себя излишней мудростью, чем от неспособности. Из-за своих невысоких оценок он постоянно вынужден был испытывать, упрёки и замечания учителей, ставивших этим его в ряд невосстребовательных, безразличных, забытых всеми людей. Какой нормальный парень смирится с навязываемым ему образом отсталого человека, неудачника, да ещё со стороны взрослых, уважаемых людей. Как бороться с этим, доказать обратное, подняться до желаемого уровня, если учиться хорошо поздно и нецелесообразно исходя из сложившихся жизненных устремлениями. Но всё относительно и чтобы выглядеть лучше, не обязательно самому достигать чего-то, затрачивая силы и время, быть чем-то особенным. Чтобы возвыситься, иногда достаточно не дать подняться другим, а лучше унизить и высмеять, тогда вообще можно оказаться в очень выигрышном положении. Только нельзя идти против всего общества, основной группы держащихся вместе ребят, рискованно и неправильно, можно вообще утратить всякий авторитет. Для этого всегда есть держащиеся в стороне, не слишком уверенные в себе люди, вызывающие нередко замечания и шутки окружающих, и учеников, и учителей. Вот и встраивайся в эту струю, выявляй, демонстрируй своё превосходство, становись выше, грубей, сильней. Не очень красиво, но кое-что даёт, и сам ты уже такой, сильней и круче. Ведь именно таких любят и уважают, особенно девчонки. И нравственность тут мало что значит, они даже сами готовы терпеть что угодно, ради этих простых и понятных всем с древнейших времён ценностей.
   Не получающий похвалы, а тем более выслушивающий упрёки и унижение со стороны старших, воспитателей и учителей ученик, вынужден доказывать всеми доступными способами свое право на честь. Уж лучше быть хулиганом, чем согласиться с тем неуважительным тоном, которым говорят о тебе, даже если для этого имеются достаточные основания.
   Нередко доставалось и Сергею, подшутить над отличником, особый шик. Серьёзно занимаясь на уроках, занятый собой, он держался обычно сдержанно, часто выглядел сосредоточенным и обособленным, и не выражал окружающую его массу. Выступление против его, представляя заманчивую возможность проявить себя, хоть и было явным нарушением морали, но не являлось неуважением к обществу, справедливо считающему, что независимо существующий, устраняющийся от них человек, пусть сам о себе и заботиться.
   Не понимая нападок товарища, любыми способами стремящегося поднять свой авторитет, он старался достойно отвечать на обиды и шутки, но ограничивался ссорами, не ввязываясь в серьёзные разбирательства. Опасаясь, что он, такой большой может не справиться с ловким и проворным товарищем, боялся опозориться, и продолжал отмалчиваться, изредка отвечая что-нибудь и позволяя другу вести себя ещё наглее. Не понимая, что лучше с позором проиграть бой, чем достойно его избегать, тем более здесь, у себя дома, где он ничем не рискует, и что нет другого выхода, если дорога честь, а не только жизнь. Не всякий станет приставать к человеку, готовому вступить в противоборство, и больше появиться настоящих друзей.
  
   Оказывается, он достал не только его. Нет, к большинству ребят он проявлял самое дружественное расположение, даже радость, но слишком громкую, чтобы быть искренним чувством, сравнимую с тем, когда обнимают, похлопывая по плечу, хваля снисходительно. Перед очередной отработкой к нему подошёл Павлик, как думал Сергей, находившийся с Володькой в наилучших отношениях, и по секрету сказал.
   - Завтра парни Володьку бить будут.
   Хотел ли он предупредить о грозящей его другу опасности или проверить его реакцию на это сообщение и обрести ещё одного сторонника в готовящейся операции. Он был слишком хорош, чтобы поддерживать чьи-то хулиганские выходки, и сам был тем положительным большинством, что определяет поведение и интересы всей группы ребят. Считая Сергея Володькиным другом, они ничего не говорили ему о своём истинном отношении к нему, чьё постоянное стремление кого-то унизить и возвыситься любыми способами, всем уже порядком надоело.
   Вдвоём они были дружны, Володька был другим человеком, но на людях его неудержимо несло проявить свою изворотливость, словоохотливость и всем что-то доказать. В поле, во время отдыха, он по привычке начал куражиться и вести себя неуважительно. Ободрённый всеобщей поддержкой, Сергей не стал сдерживать себя, спор перерос в ссору, и вот они уже стоят друг против друга. Всё получилось легко и быстро, после нескольких ударов у товарища потекла кровь. Оказывается, не так уж и страшно, но продолжать, драку он побоялся, сейчас ситуация в его пользу, хотя получилось случайно, он просто махал кулаками, бил куда попало и достал за счёт большей длины рук.
   Отойдя в сторону и вытираясь, товарищ уловил его нерешительность, запомнил и за отсутствием явного превосходства никак не отреагировал на поражение, продолжая всеми неблаговидными поступками добиваться лидерства и авторитета. Но для этого необходимо иметь большое уважение, которого невозможно завоевать оскорблениями. Может, навязывая свое поведение, он просто хотел показать, что прав он, а не они умники и зубрилы, что он будет жить, а не они со своими пятёрками, и всё у него будет лучше, чем у них, и жизнь, и друзья, и любовь, и работа, будьте уверены.
   Не борясь за лидерство, и не стремясь быть ни первым, ни вторым, Сергей желал только одного, остаться свободным и равным. Но для этого нужно уметь защищаться, что было непривычно для него, и он делал это всегда с неохотой, только в случае крайней необходимости. Однажды, занимаясь с мальчишками борьбой на оставшемся в поле сене, он быстро прошёл в ноги Володьке, и легко свалив, крепко прижал его к земле. После чего Володьку будто подменили, он во всём слушался, со всем соглашался, никогда не спорил. Надеясь закрепить и упрочить результат, в следующий раз он попытался провести тот же приём, но Володька был к этому уже готов и, выиграв поединок, снова обрёл прежнюю уверенность.
   Хотя борьба не била ему безразлична и поединок возбуждал, а после победы он просто ликовал, он не пытался исправить досадный промах, во что бы то ни стало вернуть утраченные позиции, не видя в таком преимуществе никакой перспективы. Сила имеет какое-то значение только на этом низшем уровне и необходима лишь для самозащиты, не более того. Он не может позволить себе, не желает концентрироваться на подобном единоборстве. Главное знания, при их недостатке всё остальное, сила, смелость, даже здоровье, бессмысленно. Именно они, знания, будут определять весь смысл и облик будущего. Но их надо ещё приобрести, а будущее далеко, и пока не его время. Сейчас успех скорее ждёт товарища, который знает, что сегодня он прав, а до прекрасного будущего, надо ещё как-то дожить. Володька по-прежнему оставался самым близким другом и, в общем-то, неплохим, безобидным парнем, а обижаться на шутки и ссорится по пустякам глупо.
  
  
   Глава 11
  
   Спустя четыре года после того, как они несмелыми, наивными и смешными малышами вошли в класс, пришло время прощаться с их маленькой, ставшей родной и близкой начальной школой. С грустью и большим сожалением приходилось расставаться со своей доброй и заботливой первой учительницей, научившей их основным правилами и понятиям начинающейся жизни. Самая серьёзная подготовка к которой, с различными новыми предметами и множеством учителей, скоро начнётся в дожидающейся уже их большой двухэтажной школе.
   - Там делай что хочешь, бегай, никого не бойся - наставлял, успокаивая Серёжу, многоопытный старшеклассник, отдавший школе уже много лет и отходивший в неё гораздо больше положенного времени.
   Но вопросы свободы и безнаказанности волновали Сергея меньше всего. Хулиганство не по его части, а дисциплины и порядка он не боялся, считая это естественной и необходимой частью любых серьёзных занятий.
   - Бойся одного Николая Петровича, увидишь его, стой, не шевелись - предупредил, заканчивая инструкцию, старший товарищ.
   Но в первую же неделю, разогнавшись, что есть силы, по гулкому коридору, догоняя решившего посостязаться в беге одноклассника, получил, наполнившую голову долго не утихающим звоном, сильную оплеуху по уху от здоровенного детины, мужицкого вида старшеклассника, слишком увлёкшегося исполнением обязанностей дежурного.
   - Чтобы тихо мне всё было здесь - прогремел его суровый голос.
   Так и убить можно, зажав пострадавшую часть головы и ошалело глядя вслед удаляющемуся стражу порядка, недоумевал, приходя в себя Сергей. Что-то обидное было в таком грубом действии. Почему именно его и с таким остервенением? После много часовой неподвижности уроков, все были не прочь пробежаться, размяться. Девочки сначала обычно предупреждали нарушителей, потом записывали. Здесь в коридоре, на улице, где помимо умения решать задачи, ценятся многие другие качества, он, к сожалению, самый обычный, не выдающийся, не первый и для многих вовсе ничего не значащий человек. Но как ни хорошо быть сильным и быстро бегать, он остаётся верным себе и хочет продолжать начатое дело. Главная его сила там, в классе, за книгами, у доски и он ещё больше погружался в мечты об абсолютном, полном знании всего что было, есть и будет.
   Классный руководитель, высокая, неулыбающаяся женщина, преподававшая русский, немецкий языки и литературу, строгим и холодным видом напоминавшая своего мужа, директора, говорила о важности и серьёзности предстоящих лет учёбы. Может так и нужно для успешной учебы, о которой мечтают большинство ребят, согласился Сергей, с доверием принимая новых преподавателей, и после уютной, семейной атмосферы младших классов, постепенно привыкая к масштабности и многообразию новой школы.
   Совершенно разные, непохожие один на другого учителя, все были заслуженно уважаемыми на селе людьми, каждый из них являлся неповторимой личностью, воспитавшей немало достойных, нужных обществу членов. Кто они, откуда взялись и как стали такими многоопытными, мудрыми, неужели это всё их односельчане и земляки, могущие стать примером для подражания.
  
  Ничем на первый взгляд не приметная, но совершенно особенная, немолодая, доброжелательная женщина, Вера Яковлевна Кристаль, преподававшая у них в классе немецкий язык, сделала новый трудный предмет увлекательным и интересным, и весь класс без страха и опасений, всегда с удовольствием шёл на её урок. Никогда не повышая голоса и не требуя во что бы то ни стало, ничего не возможного, она никогда никого не наказывала и не принижала, не пыталась завоевать любовь и доверие, разнообразя уроки разного рода выдуманными и достоверными историями, посвящая в подробности своей биографии, к чему они давно привыкли на других уроках. Без всяких видимых усилий и напряжений легко создавая на занятиях деловую атмосферу. На её всегда спокойные, негромкие слова, сказанные уважительным и вежливым тоном, реагировали даже не желавшие абсолютно ничего знать и не хотевшие учить не нужный им чужой и непонятный язык, с тонким, непривычным звучанием и укороченными словами, привыкшие шуметь и баловаться хулиганы. Она не обрывала их тут же, не вступала с ними в пререкания, немного выждав, когда пройдёт взрыв эмоций, умело восстанавливала, возвращала в класс рабочую обстановку. Кажется на её уроках всегда было тихо и спокойно, никто не получал плохих отметок, выговоров, даже простых замечаний. Но пожелавшему отличиться чем-то другим, кроме знаний, и проявить геройство, привлекая всеобщее внимание, это вряд ли бы удалось. Зная в совершенстве немецкий язык, она советовала и ребятам учить его. Спокойствие и серьёзность придавали сказанному большое значение и убедительность.
  Серёже нравились все учителя. Он не мог относиться неуважительно к их опыту и знаниям, ведь именно за этим он и пришёл в школу, и любил даже учительницу ботаники, прозванной за требовательность и преданность своему делу ещё их родителями горькой луковицей. Объяснения её были просты, понятны, и она очень обижалась и негодовала на нерадивость учеников, не желающих глубже вникать её любимый предмет.
  Изучение пестиков, тычинок и всей теории эволюции не являлось для большинства ребят основополагающим направлением и служило больше как бы для расширения кругозора. Но кто насколько мог, терпели, слушали, записывали и зарисовывали появляющиеся каждый день всё новые детали и подробности окружающего мира. Не всем это было одинаково интересно, но знающая учительница хотела обязательно всех всему научить, и внести ясность и закономерность в создание окружающего мира. Увиденные после всех своих стараний в холодных глазах учеников равнодушие и безделье, которые в соответствии с теорией эволюции не ведут к жизни, вызывали в ней недовольство и раздражение. И хрупкой женщине не удавалось достичь всеобщего внимания к её любимому предмету.
  Из опрошенных учеников никто не мог более или мене ясно рассказать изученный на предыдущем уроке материал об устройстве ствола дерева и его составных частей. Солнце высвечивало порыжевшие осенние леса и поля, неудержимо зовущие посвятить последние погожие осенние дни прогулкам по любимым местам, и Серёжа тоже ничего не учил дома, пользуясь только тем, что узнал на уроке. Но по привычке, чем бы ни был занят, всегда внимательно смотреть и слушать, отмечая всё важное, стал быстро воспроизводить в памяти недавний урок, зная, что отвечать сейчас, как нередко бывает в таких случаях, неизбежно придётся ему. Детально описав расположение и назначение частей ствола, объяснив их роль и значение, получил заслуженную пятёрку за невыученный урок.
  
  Дорогие для всех с детства, так радующие душу сказки, в вымышленных, абстрактных сюжетах и образах, ярко говорящие о конкретных доблестях и недостатках, небольшие интересные рассказы и красивые, понятные запоминающиеся на всю жизнь стихи из любимого всеми учениками учебника Родная речь, пробирается медведь сквозь лесной валежник, стали птицы громко петь и расцвёл подснежник, заменили сложные и длинные повествования социальной направленности.
  О чём все эти, наполнившие учебники литературы жизнеописания истории страны, народа и их современников. Проблемы, несправедливость, борьба, но всего этого достаточно и в обычной жизни, а в бесконечных толстых томах не было ни на что ответа, кроме известных, простых и понятных каждому народных истин, терпенье и труд всё перетрут или Бог терпел и нам велел. Гордое своими заслугами и живя прошлым, старшее поколение, воспитывая молодёжь, подобно старым генералам, которые всегда готовятся к прошедшей войне, тоже опирается на ценности, господствовавшие в их время.
  Каждый преподаватель стремится дать максимальный объём знаний, а поскольку книг великое множество и границ для домашнего чтения никто не определял, прочесть весь рекомендуемый материал оказывалось просто невозможно. Заполненные книгами библиотеки, это конечно хорошо, но если читать всё что задают, то ни то, что погулять или сделать что-то, времени не останется ни на какие другие предметы. При таком масштабном изучении литературы, получается лишь краткое знакомство с авторами и то глазами учителя. Тоже неплохо, иначе вообще бы никто ничего не знал, но ни знания литературы, ни глубоко интереса к ней, это не даёт.
  Из каждой прочитанной книг он узнавал что-то новое, много хорошего и плохого. Но всё плохое чаще оставалось там, в тёмном дореволюционном прошлом, а хорошее только у них, в их счастливой и светлой жизни. Со многим он был согласен, прошли десятки и сотни лет с описываемых там событий, люди сделали своё общество более разумным и совершенным, и всё это уже только история. Но именно этому сравнению, подтверждению их преимущества, доказательству того, что они и есть тот самый луч света в тёмном царстве, уделялось основное внимание, словно это и являлось целью изучения всей литературы, многообразной, драматической, сложной, обычно с трагическим исходом. А хотелось бы чего-то простого, хорошего и красивого, трогающего душу, как природа, сказки, былины, без лишних слов и лозунгов. Но чистое искусство было подвергнуто критике и отвергнуто ещё в прошлом веке, лишившись которого, литература из трогательного, запоминающегося образа превратилась в обычную проповедь, и вместо изучения словесности и постижения авторского замысла, всё чаще стала напоминать уроки политинформации.
  Каким резким отличием выглядело на фоне этой идеологии стихотворение С Есенина "Белая берёза", совсем как у них дома, в действительности это ещё лучше, но сказано удивительно хорошо. Разве объёмом произведения определяется его ценность. Иногда от человека остаётся только одно стихотворение, одна песня как от авторов Бригантины и Безаме мучо, или Илиада и Одиссея и всемирная известность, бессмертие, а многие десятки, сотни драгоценных томов пылятся непрочитанными.
  Литература не дала ему образа, примера, за которым бы хотелось идти без всякого сомнения, приближении к которому позволяло бы надеяться на достижение всего желаемого. Ни оставшиеся непонятными умозрительные раскаивания Раскольникова, пожелавшего из сверхчеловека, вдруг стать угодником. Смысл произведения, о чём не осмелился открыто сказать даже сам автор, и отчего он велик, стал ясен гораздо позже, когда он сам прочёл его. А милая, заблудшая Наташа Ростова вовсе не пример для подражания. О любви к родине, но один лишь полёт Гагарина сделал для этого гораздо больше, и заслуга в этом, в исключительно людей науки, учёных, без которых не было бы победы в войне, и нет будущего.
  
  Он просто влюбился в героев молодогвардейцев, ставших образцом смелости и любви к родине. До боли в сердце было жаль ребят, но оставалось сомнение в полезности и необходимости их борьбы и не вызывавшей ни у кого сомнения, оправданности их гибели. Обсуждая произведение, школьники, восхищаясь геройской смертью ребят, старательно искали разные доводы в пользу этого, скрупулезно подсчитывали их заслуги, сколько заборов они обклеили листовками, и как здорово напугали немцев, подпалив их в доме. А если бы не сожгли, не взорвали, разве в этом дело. Как-то просто они распоряжаются чужой жизнью, возможно они и сами готовы последовать за ними. Но нужно ли детям погибать, ведь просто выжить в тех условиях уже подвиг. Что заставило их бороться? Ответ он нашёл в песне, поднялись за честь страны. Да, за честь, потому и не могли иначе. Безрассудная вера, неукротимая воля, не оправданная в данном случае, но полезная в целом, может благодаря именно такому, всеобщему неукротимому стремлению и была достигнута победа. И воспитание самопожертвования имеет смысл для существования общества.
   Но это же животный мир, или так основано только их общество, а остальные люди живут иначе. А как бы поступил он сам? Отдавая должное упорству и воле, он старается подчиняться здравому смыслу и поступать так, как считает необходимым. Наверное, моральные качества и разум одинаково важны, а противоречия между умом и сердцем неизбежны, и только в их взаимодействии и может существовать жизнь. Отсутствие одного из них, делает бессмысленным и всё остальное, в чём скоро ему пришлось убедиться.
  Однажды после общего просмотра фильма в клубе, учитель литературы попросила написать о нём. Вспоминая подробности, Сергей стал с криминалистической точностью воспроизводить увиденное в тетради. Но, получив проверенное сочинение, был удивлён тем, что в нём были вычеркнуты некоторые казавшееся ему обязательными, подробности волнующего момента, как именно преступник смог убежать. Но для постижения смысла картины, это оказалось лишней, совершенно ненужной деталью, и необходимо было описать лишь то, что имеет непосредственное отношение к выявлению общего замысла и необходимым в данном случае чертам героя.
  Неопределённость целей и задач, отсутствие строгой конкретности исходного, фактического материала в литературе, создавали рассеянность, непонимание и отсутствие интереса к ней. Не обнаружив большого желания посвящать толстым книгам много времени, находя их бесконечными и путаными, возможно он упустил, не впитал в себя того, что несут они и чему учат, заключённым в слове необходимому опыту и знаниям. Что скоро сказалось и в его любимом, казалось бы, далёком от всякого искусства увлечении математикой, с её стройностью, логичностью и бесконечными возможностями, видевшейся ему основой всего, и души, и мира.
  Физика привела его в восторг, не только тем, что позволяла понимать сущность и закономерности окружавшего мира, необычен был сам урок, поскольку вёл его так всеми уважаемый директор, строгий и решительный военный человек. В продолжение всего дня в кабинете физики стояла абсолютная тишина, словно и не было в нём два с половиной десятка учеников. Ни шуток, ни разговоров, боясь пошевелиться и затаив дыхание, весь класс слушал, четкие, ясные объяснения. Домашнее задание по физике поневоле приходилось выполнять с особой тщательностью. Потом, на других уроках, Серёжа не раз с сожалением вспоминал так пугавшую многих сначала дисциплину и порядок.
  
  Но больше всего непонимания и огорчений доставляла именно математика, с которой он связывал большие надежды, и с уроками которой, как скоро стало понятно, просто катастрофически не повезло. Приехавшая из города, после окончания института молодая и красивая девушка, стремясь передать им свои знания, тратя много сил и энергии, очень старалась всех обучить премудростям этой непростой науки. Вряд ли она предполагала, что хулиганов и лоботрясов здесь будет не меньше, чем в городе, но тем не менее, считала себя обязанной сделать понятным и доступным всё даже тем, кто готов был заткнуть уши, лишь бы не слышать измучивших его цифр.
  Половину урока, волнуясь и переживая, она успокаивала весельчаков, клоунов и хулиганов, абсолютно не реагирующих ни на какие замечания, поголовно влюблённых в молодую горожанку и радующихся любой возможности поговорить, пообщаться с ней, обратить на себя внимание. Один школьник даже залез, спрятался под партой. Вторую половину занятий им же растолковывала задачи и примеры, которые любой нормальный ученик в состоянии решить сам.
  Шумные разговоры и суматоха ввергли его в полное уныние. Такая свобода на уроках и похожая на игру манера преподавания многим нравилась. Таким способом можно было заинтересовать, научить чему-то, тех, кто вообще ничего не знал, но совершено не годилось для серьёзного изучения предмета. Математика как раз и интересна именно своей строгостью, порядком и логикой. И хотя он продолжал получать отличные оценки, но обычно просто просиживал уроки, не думая, не напрягаясь, не получая новых сложных заданий.
  Краснея от усталости и напряжения, молодая учительница, долго билась, пытаясь растолковать все тонкости улыбающемуся, довольному оказанным вниманием Володьке, находившемуся на задней парте и большую часть урока обращавшего внимание только на сидевших впереди его красивых девочек. После подробного разъяснения учительница спросила, всё ли он наконец-то понял. Не желавший прекращать диалог с красавицей, Володька, которому не было дела ни до каких задач, ни до урока и всей школы вообще, хотя и прекрасно понимал всё, отрицательно покачал головой, и объяснения начались сначала.
  - Милый ты мой - воскликнула, выбившись из сил, девушка.
   Володька выпрямился, приподнявшись с парты, и гордым, счастливым взглядом обвёл окружающих, показывая, с каким чувством и пониманием он воспринимает услышанные слова, что для него они дороже даже сотни самых лучших отметок. Ни вести себя хорошо, ни знать после этого он больше вообще ничего не хотел. Продолжать урок было невозможно и бесполезно. С появившимися на лице крупными слезами учительница покидала класс, на следующий день повторялось тоже самое, а математика, где можно было отдохнуть, посмеяться и ничего делать стала для многих любимым предметом.
  
  В один из дней в школе было объявлено о проведении олимпиады по математике. Само слово это требовало от человека наличие абсолютного совершенства, умения проявлять свои лучшие, исключительные качества. Предполагая свое участие, он стал готовиться к состязанию, хотя состязаться было не с кем и не с чем, из всех изучаемых задач и уравнений, он не встречал не разрешимых. Придётся конечно поработать, но это будет соревнование со временем и с самим собой. Охваченный азартом, разогревшись, он быстро справился с довольно сложными задачами, в которых не было ничего нового, и как победитель был направлен на районную олимпиаду. Говорили, что хорошо решала девочка с соседнего класса, учительница у них что надо, головой зря не пошевелишь, никаких игр и шуток на уроке, кого угодно научит и подговорит.
  Но поехал вместе с ним Славик, изобретатель и отличный товарищ, чего никак не ожидал Сергей, но был этому очень рад. Со Славиком у него произошёл неприятный конфуз, и он старался объяснит ему, что это была просто случайность. Однажды в класс принесли микроскоп, установили его, настроив на тонкий срез яблока. Окружив стол, ребята терпеливо ждали очереди посмотреть, чтобы узнать, из чего же состоит яблоко, своими глазами увидеть его клеточную структуру. Серёжа тоже толпился позади, пытаясь взглянуть через спины стоящих впереди девочек и мальчиков. Но, кто-то увлёкшись, никак не хотел расставаться с микроскопом. Подходя то с одной, то с другой стороны, к столу стал пробираться слабый и тщедушный с виду, на самом деле самый быстрый ученик в классе, Славик, опоздавший и не оказавшийся, как обычно, первым в таких случаях. Увидев микроскоп он стал настырным и неудержимым, как тогда, когда Серёже не удалось посмотреть в бинокль. Расталкивая ребят и просовывая голову вперёд, Славик упорно пытался пролезть к столу. Вот он снова толкает Сергея, резко схватив его за рукав, потащил в сторону. Это уже слишком, отстраняясь от напиравшего на него одноклассника, Сергей машинально отмахнулся от назойливого конкурента, и попал ему прямо в глаз.
  Такого синяка он давно ни у кого не видел. Какой позор, обидеть Славика, лучшего товарища, уважаемого всеми одноклассника. Никто ничего не говорил ему, не упрекал, он и сам не знал, что сказать. Как объяснить это учительнице, его матери. Как он мог, всегда такой тихий и скромный, сделать это. Поднявший руку на Славика, не может быть прав.
  Обдуваемые приятным весенним ветерком, они сидели в кузове грузовой машины, мчавшейся по лесной дороге в районное село, отстаивать честь свою и своей школы. Удивляла лёгкость и неожиданность, с которой они отправлялись на серьёзное задание, никакой дополнительной подготовки, никаких разъяснений, решений новых задач. Глядя на задумчивые лица ребят, сопровождавшая школьников пионервожатая, чтобы настроить их на боевой лад предложила спеть песню.
  - Хей, вива Гавана, вива Артек - дружно подхватили все сидевшие в машине. Песня конечно так себе, но Кубу они любили и уважали, желая маленькому героическому народу всяческих успехов.
  Если уж Америка настолько верит в свою правоту, то пусть не мешает, не блокирует Кубу, а даст ей возможность делом доказать свои убеждения. Они тоже, все как один, верили в свою правоту, не громких слов и лозунгов, даже не законов и правил, а того не осознанного, что живёт в душе, несмотря на все перемены, катастрофы и неудачи. То, о чём всегда говорили, к чему стремились на этой земле, что любили и во что верили, и другое вряд ли приживётся здесь, в России, сможет так сблизить, объединить всех, как свобода, равенство, братство. И пусть от этой веры порой остаётся совсем немного, как от Кубы в окружившем её враждебном мире, но это нельзя уничтожить, они всегда будут любить и верить, чтобы ни случилось. Ни гибель первого космонавта Земли, ни последующие катастрофы, уже ни в чём не могли разуверить их в больших возможностях своей страны, в её светлом будущем. Всё дело в руководителях, а людей полно сил и веры. Но разве могут ошибиться, не знать чего-то люди, управляющие страной, ведь у них для этого есть всё, все возможности. Нет, всё должно быть хорошо.
  
  Первые две задачи оказались совершенно незнакомыми, он никогда не встречал ничего подобного. Ни одно из известных ему решений не давало ответа. Быстро решив две оставшиеся, как потом оказалось наиболее трудных, рассчитанных на логическое мышление задачи и, убедившись ещё раз, что не знает решения остальных задач, не просидев и половины положенного времени, быстро покинул зал, где полсотни учеников продолжали сосредоточенно думать над решениями. Вслед за ним вышел и Славик, решивший всего одну задачу.
  В коридоре их встретила учительница, оказывается, нужно было взять общее количество за единицу. Как всё просто, но он не знал таких решений, они ещё не проходили этого материала. Зачем он так быстро вышел из соревнований. Не в отсутствии ли воли и упорства причина, просиди он все отпущенные для этого четыре часа, может быть, решение и возникло бы. Ну и что же, что не проходили, на то и олимпиада, так и должно быть, может специально даётся незнакомое и неизвестное задание, чтобы выявить действительно способности и таланты. Надо уметь не только пользоваться имеющимися знаниями, но и открывать, искать новые возможности. Не знал, не успели пройти, знаменитый Гаусс тоже не знал формулы сложения чисел, при необходимости мгновенно рассчитал её во время урока. Победителями вышли школьники, чьи учителя составляли программу соревнований.
  После своей непростительной ошибки, у него не возникала мысль винить кого-то в своей неудаче. Преподаватель остался таким же уважаемым и близким по духу человеком, потому что немногие люди любят и понимают математику. Больше, чем досада и огорчение от поражения, мучила совесть за неоправданное доверие, как после этого показаться в родной школе перед учениками и учителями. Ребята соревновались в беге, прыжках, играли в футбол. Его товарищи отчаянно бегали за мячом под проливным дождём и ничего не могли поделать с тренированной районной командой. На зимних соревнованиях они выступали на равных и даже выигрывали в беге на лыжах. Серёжа теперь тоже наравне со всеми бегал все дистанции на уроках физкультуры, и даже обгонял иногда какого-нибудь не очень старательного лыжника. С учёта у терапевта его сняли, признав абсолютно здоровым ещё год назад, но до силы и выносливости многих ребят ему было ещё далеко.
  Кем быть и что развивать, если причина неудачи в отсутствии воли и терпения, так может этим и заняться, направить все усилия на упрямство и волю, но не означает ли заменить свои мозги ослиными. Ему и так не занимать упорства, азарта, просто нужно было уяснить, что если есть задача, значит есть и ответ, который надо искать, думать, строить разные варианты, идти другим путём, а не сдаваться. До этого он просто не мог представить, что ему что-то может даваться с большим трудом, быть непонятным, неизвестным.
  Великий Ньютон сравнивал себя с камешком на берегу океана, таким великим и необъятным виделся ему мир, он же наоборот считал себя океаном, а всё остальное его окружение, но оказалось, он даже не камешек, а просто песчинка или даже только пена его могучих волн. Но менять в себе он ничего не стал, приняв к сведению, что играть нужно до конца, и даже после него, если не ясно, конец ли это, а упрямства и воли ему не занимать, просто в этот раз не повезло. Но ведь это, он надеться, не конец, а только начало. Победа сделала бы его навсегда самонадеянным и высокомерным, а поражение только усиливает волю к победе. Он понял, что во всяком деле, казалось бы, таком далёком от реальной жизни, простые общечеловеческие качества, воля, упорство, характер, остаются самыми важными и необходимыми.
  
   Как всякий мальчишка, он с детства мечтал о собаке, непременно большой, с завистью посматривая на пришедшуюся по сердцу, очаровавшую его, мощную, выносливую, приспособленную для длительного бега, русскую гончую, цвета осеннего леса. Категорическим противником его прихоти была мать, не питавшая к собакам ни малейшего расположения и отказывающаяся держать в хозяйстве эту, на её взгляд совершенно бесполезную скотину, не желая даже разговаривать на эту тему. Сдавшись на непрекращающиеся уговоры и просьбы, отец, в конце концов, пообещал договориться на счёт щенка с одним известным охотником, к которому по его словам за собаками, красивыми лайками, приезжали покупатели со всего района.
   Когда появившиеся на свет щенки немного подросли, он с товарищем отправился выбирать себе щенка. Молодой мужчина, отдыхавший до их прихода на железной кровати, вынес из угла шестерых, чёрных, совершенно одинаковых, двигающихся и вертящих головами, ползающих комочков, издающих особый щенячий запах. Кобельки были уже все распределены и, понаблюдав немного, он взял сучку. Одинаково хорошие, все они демонстрировали уверенность и интерес к окружающей обстановке. Товарищу собаки не досталось, да и стоили они не дёшево.
   Сунув за пазуху долгожданное приобретение, по начавшей подтаивать весенней дороге, ощущая распространявшийся в тёплом, весеннем воздухе запахи оставшегося на ней старого сена, конского навоза и прогретой коры деревьев, наполненный небывалой радостью от сбывшейся мечты, среди сверкающей белизны снегов, сопровождаемый преобразующим мир ярким весенним солнцем, бесконечно счастливый шёл домой.
   Лишённый привычного домашнего уюта, щенок не хотел оставаться один, и Серёжа не выпускал его из рук, беря на ночь с собой в постель. На молоке и при хорошем уходе, он быстро рос и скоро уже всюду следовал за ним. Как назвать собаку, вопроса не возникало, в честь полюбившейся, укусившей его серой овчарки, он назвал свою чёрную лайку Пальмой. Она быстро стала удивительно красивой и стройной собакой, вся чёрная, с белыми пятнами на груди и шее, немного белыми передними ногами внизу, и с белым кончиком хвоста, завившимся аж в три кольца, распускавшимся, когда она, сжимаясь в комок и распрямляясь, стремительно мчалась, летела с непостижимой скоростью.
   Влюбившись в свою маленькую хищницу, грозу лесов, скоро Серёжа уже не представлял без неё жизни. В этих ловких, неутомимых и неприхотливых животных, охотничьих лайках, способных жить где угодно и как угодно, самим себя прокормить, больше чего-то кошачьего, звериного, чем от привычных всем, грохочущих на цепи голодных псов. В сторожа Пальма абсолютно не годилась, злоба по отношению человеку у неё отсутствовала совершено. Она с радостью встречала любого человека, виляя хвостом, заглядывала в сумку идущей в дом цыганке.
   За свою красоту и ловкость эта коренная жительница северной тайги и её истинная хозяйка, стала всеобщей любимицей деревни. Даже мать, ранее с предубеждением относившаяся ко всем собакам, часто смотрела на неё улыбаясь, и наравне с остальными животными, давала её, как вполне заслуженный, завтрак, обед и ужин.
   Пальма платила бесконечной любовью и преданностью. Когда Серёжа плавал в реке, она наблюдала за нм с берега, отказываясь лезть в воду. Однажды он решил испытать её, обмануть, он нырнул поглубже и, развернувшись, посмотрел в верх. Что тут произошло, Пальма мгновенно кинулась в омут, с воем и лаем плавая над тем местом, где он исчез. Радости её не было предела, когда жив, здоров и невредим, он появился на свет, она прыгала ему на грудь, лизала его в лицо. Учуяв что-то в поле по дороге домой, энергично работая лапами, Пальма быстро наполовину углубилась в землю, вытащив здоровенную мышь.
   - Ну, теперь надо снова идти на речку мыться - рассмеялся Сергей, глядя на её испачканную в земле голову.
   Пальма была удивительной чистюлей. Приходилось только удивляться и восхищаться, как в самую грязь, осторожно, стараясь не испачкать даже кончики лап, она переходила дорогу.
   - Теперь на себя посмотри - говорила мать, указывая на его, по колени в грязи, сапоги и штаны.
   Но однажды ночью, когда он спал и ничего не слышал, Пальма доставила всем в доме немало хлопот. Днем она не обращала внимания на проходивших по улице и в дом людей. Её дело, вся её природная сущность, служить человеку, защищать их, а не нападать на него. Для настоящей лайки это неписаное правило, ведь далеко в тайге, человек её единственный друг и помощник, как и она человеку. Такое миролюбие вызывало недоумение у некоторых любителей собак, видевших в них в первую очередь агрессивных и злобных животных и пытавшихся разбудить эти качества в Пальме. Но когда кто-нибудь пытался дразнить её, она смотрела на него с недоумением, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, не понимая, что нужно от неё человеку. Будь это зверь, пусть хоть медведь, она в одно мгновение поставила, посадила бы его на место, а злиться на человека нельзя никогда, для охотничьей собаки это непростительный грех, большой порок.
   Возвращаясь поздно вечером из кино, молодёжь решила продолжить не получившийся днём эксперимент. Тут она не могла смолчать и при появлении на её территории посторонних, с недобрыми на её взгляд намерениями, порядочные люди не бродят ночью вокруг чужих домов, подала свой звонкий голос. Предупредив нежданных гостей, она ещё долго не могла успокоиться.
   По примеру других собаководов, чтобы она не бегала и не шлялась где попало с дворняжками, он попробовал посадить её на цепь, протянув проволоку так, чтобы она могла свободно ходить по всему двору, передвигаться на десятки метров вдоль всего здания, о чём другие псы не могли и мечтать. Но, только посмотрев на неё, взглянув в утратившие блеск и живость глаза, видя её понурый вид и опущенный хвост, тут же освободил, убрав проволоку и цепь.
   К осени Пальма настолько подросла, что стала почти настоящей, взрослой собакой, оставаясь ещё забавным, ласковым щенком, и продолжала играть, носиться по деревне и её окрестностям. Однажды, наскучавшись дома одна, она решила отправиться вслед за ушедшими в школу сестрой и Серёжей. Самостоятельно, по следу нашла здание школы, выбрав момент, зашла в неё, нашла его класс и, открыв лапой дверь, юркнула ему под парту, возбудив весёлый смех, знавших её ребят. После этого Пальма разыскала класс сестры, поделав тоже самое. Выслушав объяснение и поняв, что её присутствие тут не желательно, Пальма удалилась домой, не приходя больше в село.
   Неутомимые, смелые, ко всему способные, всегда в поиске, независимые и самостоятельные, северные охотничьи лайки, навсегда остались его любимыми животными, став частью жизни, одним своим видом пробуждая столько хорошего, самого лучшего из всего возможного, о чём только можно мечтать и желать, во многом определив всю его дальнейшую судьбу.
  
   В конце учебного года, перед самыми летними каникулами в школу пришёл лесничий и предложил всем желающим поработать в лесхозе. Сергей уже знал о такой возможности и давно мечтал об этом. Целых три рубля в день, немалые деньги, столько же, шестьдесят рублей в месяц, зарабатывала на почте мать, и чуть больше, восемьдесят рублей, получал отец. Работать никакой нужды ему не было, всё необходимое, велосипед и деньги на кино, он имел. Ежегодно они сдавали на мясо тёлку и поросёнка, но возможность хорошо заработать упускать было глупо, и он сразу же согласился. Кроме того, работать, значит заслужить почёт и уважение и настоящие, большие деньги. Взрослым в лесхозе платили по пять рублей в день, но и три рубля много. Хлеб стоил восемнадцать копеек, за два дня он мог заработать на сандалии, за неделю на костюм, а поработав лето, можно было приобрести телевизор, которые стали появляться в дерене и который мать почему-то всё не спешит покупать.
   Собравшись за селом возле конторы, они выехали на делянку, сажать деревья. Поехали Славик и ребята, которые, как и он ни в чём не нуждались и хорошо учились. Ни одного неуспевающего или двоечника, дождавшихся долгожданного отдыха от своих неустанных трудов, с ними не оказалось. Набирая скорость по накатанной, ровной дороге, машина стала быстро удаляться в окружавшие её леса. Не отставая от них, рядом летели принадлежащие лесникам собаки. Опережая тяжёлую, казалось бы, специально созданную для такого бега, для гона, гончую, неслась, не проявляя усталости, стройная лайка, заходя вперёд ушедшей уже довольно далеко от села машины.
   Километрах в двенадцати, оставив четверых учеников с двумя лесниками, машина ушла дальше. Целый день, наклоняясь, они сажали небольшие сосенки в ямки, оставшиеся от удара в землю мечём, идущими впереди лесниками. К вечеру просторная вырубка оказалась почти засаженной, чувствовалось напряжение в теле от однообразного продолжительного усилия. Две сосенки Сергей попросил взять домой. Приехавший к концу дня лесничий, узнав, что засажена не вся площадь, заплатил им вместо трёх обещанных рублей, по два пятьдесят. Двое ребят постарше, сочтя это несправедливым, стали уговаривать их не приходить больше, утверждая, что на недоплаченные деньги они сейчас купят себе вина. В это плохо верилось, откуда они это взяли, ничего плохого об этих, всеми уважаемых людях он не слышал, но спорить с более информированными ребятами старшего возраста из села, как всегда, всё знающих, не стал. И вместе с товарищем, одноклассником, согласились поддержать решение оставить работу.
   Они были довольны и двумя рублями, жаль было оставлять серьёзное дело, молчаливо идя домой, передумали и снова вышли на работу. Снова целый день не разгибаясь сажали деревья, получили опять так же, и снова это устроило их. Скверно было в душе, оттого, что нарушили данное обещание, старшеклассники были хорошими ребятами, не хотелось выглядеть перед ними изменниками и, услышав в свой адрес неприятные слова удивления, с большим сожалением оставили работу. Родители не стали много расспрашивать о столь скорой перемене, не настаивали, не уговаривали, а Сережа всегда жалел об упущенной возможности с пользой провести время.
  
   Приехавший по весне из под Костромы в гости дядя, привёз с собой ружьё. С одной рукой он ловко ловил рыбу, охотился, управлялся с пасекой и имел большую семью. Рассматривая грозное оружие, Серёжа внимательно слушал его рассказы про птиц и зверей, жадно ловил каждое слово об охоте на медведя, поинтересовавшись, не будет ли полезна его собака. Несмотря на молодость и неопытность Пальмы, дядя разрешил взять её в ближайший лес, куда отправлялся охотиться на рябчиков.
   Пока дядя пересвистывался с рябчиками, Сергей, спрятавшись, тихо стоял в стороне. Но что сделалось с его собакой, она словно попала в иной, сказочный мир, будто ребёнок, оказавшийся в магазине игрушек, где есть всё, что угодно душе. Всматриваясь, вслушиваясь и внюхиваясь, она энергично начала что-то искать. И хотя дядя просил не пускать её далеко, молодая собака не хотела ничего слышать, подчиняясь только захватившему её чувству. Пришлось взять Пальму в руки и придержать, взволнованная и охваченная азартом, она продолжала куда-то всматриваться, заворожено слушая чего-то.
   Дядя всячески расхваливал свои места, Волгу и пригласил Сергея в гости, чему он очень обрадовался и готов был ехать прямо сейчас.
   - Тебе там скучно будет, никого не знаешь, чего ты делать там будешь - озадачил отец, не разделявший его радостно настроения.
   -Как можно сомневаться, они просто не хотят, чтобы он ехал, оказаться в новых местах всегда хорошо, особенно на Волге - отвергая все сомнения, убеждая себя и остальных, удивлялся Сергей. Вспомнив теперь, после работы в лесхозе об этом приглашении, он получил разрешение, деньги, и с двумя пересадками отправился в путь. Приехавший в гости молодой мужчина помог на поезде добраться до Костромы и посадил на идущий в Красное село автобус. Расспросив женщину, он быстро нашёл нужный переулок, находившейся недалеко от известной ювелирной фабрики. Целую шкатулку всевозможных украшений, предлагая взять что угодно, дядя показывал его матери, взявшей к его сожалению, всего одну брошку. Аккуратный домик, окружали большие яблони, с пятью ульями между ними.
   Уже на третий день он пожалел о своём любопытстве, проводя большую часть времени в саду за чтением книг. В доме напротив жил мальчишка, почти ровесник. Сергей пробовал подойти к нему и заговорить, но парень не был настроен на общение, налаживал велосипед и куда-то торопился, исчезая на весь день. Сергей тоже не отличался разговорчивостью и не стал возобновлять знакомство.
   Единственной отрадой была Волга, находившаяся не близко, и один он туда не ходил. Позади дома лежала не достроенная лодка, дядя был большой любитель рыбалки, а в доме всегда было много свежей рыбы. Через день или два они ходили проверять снасти, двух метровой длины сетки, вентеря, поставленные небольших, в скрытых от глаз, травянистых, лесных заливах Волги. В каждую сетку набивалось один, два десятка крупных линей. Скрываясь и опасаясь чужого взгляда, домой приходилось тащить нелёгкий груз, но и рыбы такой есть, больше ему никогда не приходилось. Лов сетью был гораздо менее удачным, продолжительным, открытым и потому более опасным. Брали её с собой они лишь один раз, ничего не поймав, попался здоровенный, чёрный угрь, с которым дядя даже не смог справиться. Серёжа стоял далеко на берегу и не успел помочь.
   Дома, в их лесах, не было ни змей, ни ужей, здесь же они были обычным делом. В нескольких шагах от тропы, свернувшись клубком, на пеньке лежала змея. Сергей и идти-то дальше боялся, а дядя, остановившись, стал показывать ему змею, чуть ли не наклонившись над ней. Распрямившись, легко соскользнув с берега, змея ушла в воду недалеко от того места, куда сейчас ему предстояло спускаться к снастям. Только твёрдые заверения дяди в безопасности, позволили ему сделать шаг в воду.
   Прибежавший вечером сосед, энергично жестикулируя руками, взволнованно рассказывал об обнаруженных на берегу Волги, в дупле дуба пчёлах.
   - Так и гудят, так и гудят, а пахнет, мёду там, наверное, не одно ведро - громким голосом, нервно и торопливо уверял он.
   Мёд, да ещё дикий, это интересно, пчёл теперь всеравно кто-нибудь разорит, и было решено взяв пилу, идти ночью добывать мёд. Только к утру справились они с прочным деревом, вынув одну полоску пустых сот и распугав нескольких разлетевшихся пчёл, видимо совсем недавно обосновавшихся здесь. Рухнувший великан, как свидетельство человеческого варварства и его дикости, остался лежать брошенным на берегу.
   Через две недели, насидевшись дома и в саду, прочитав толстую книгу о жизни Уральских рабочих, "Горбатый медведь", не имея больше сил и желания переносить одиночество и скуку, он твёрдо решил ехать домой. И пожив ещё немного, чтобы не обидеть скорым отъездом хозяев, начал собираться. Наскоро распрощавшись, он с радостью покинул посёлок с чистыми улочками и окружёнными садами, аккуратными домиками, с добрыми и вежливыми жителями, говорящими каждый раз при встрече друг другу доброе утро и добрый день, желая только одного, поскорее вернуться в свою маленькую деревеньку, без садов и асфальта, без приветствий по утрам, но бесконечно дорогую, ставшую лучше и живописней любых других краёв, на всём белом свете.
  
   Глава 12
  
   Между тем мать, с совершенно не понятной целью, отправилась в далёкое путешествие, находящийся на краю света, за пределами всех мыслимых и допустимых границ привычного сосуществования город, крохотная точка на карте в азиатских степях Южного Урала, на самой границе с Казахстаном. Сергей никогда не слышал о нём. Что нужно матери, неожиданно, среди лета оставившей дом и хозяйство, в чужой и неизвестной стороне. Для этого должна быть какая-то веская причина, она никогда ничего не сделает, хорошо не подумав.
   Дни стояли холодные. Занявший всё обширное пространство севера арктический воздух, заставил забыть о том, что идёт лето. За всё время отсутствия матери, опасаясь заморозков, они ни разу не открывали окутанные на грядках половиками помидоры. Отец целый месяц не снимал фуфайку, ходил хмурый и молчаливый. После лечения он по нескольку раз в день продолжал принимать горстями лекарства, имеющие массу побочных действий, в том числе плохо сказывающихся на сердце. Не зная, что будет со здоровьем, предполагая самые разные варианты исхода такой химиотерапии, во всех дальнейших планах жизнеустройства он полностью доверился матери, не преминувшей воспользоваться этим.
   Случись что, одной трудно будет управляться с хозяйством, а дети, вырастая, всеравно уезжают, рассуждала она, и чем раньше они привыкнут к новой жизни, тем лучше. Да, чужой и незнакомый город, но люди же они, там живущие, простые и обыкновенные, которые верила и надеялась она, везде одинаковы. Давно ли в городе полгода, совершенно один, без особых проблем, жил и учился её Сергей, заслуживший хорошие отзывы и уважение воспитателей и учителей. Были у неё и свои причины, заставлявшие беспокоиться. Сколько раз уже, корчась от нестерпимой боли, оставив все дела и скотину, она часами каталась по полу, а в городе, она и с палочкой дойдёт до магазина, купит себе хлеба и молока.
   Пробыв в городе три дня, она вернулась довольная и счастливая, взахлёб рассказывая об увиденных широких улицах, высоких домах и трамваях. Настоящий город, с театром, институтами, техникумами и современными заводами гигантами, где люди работают, учатся, отдыхают, в свободное время ходят на Урал, в сад, где много Солнца, тепла и растут яблоки. Рай, да и только, красочная картина которого появлялась из её рассказов.
   Во время поездки за город её рассмешил один случай. Оказавшись в степи, она услышала голос сопровождавшей её спутницы.
   - Какая хорошая в этом году трава, сена много накосят - радовалась родившаяся в этих краях местная женщина.
   О какой траве она говорит, не могла понять мать, вглядываясь в даль и пытаясь увидеть хоть что-нибудь похоже на траву. Под ногами, вдоль дороги, идущей берегом Урала, не было ничего, травинка от травинки далеко, ноги не заплетутся, и спросила женщину, о чём, о какой траве идёт речь. Оказалось, о той самой, что она не даже заметила, не посчитала за траву, у них такую ни один человек, в самый плохой год не станет косить.
   - Что это за город, где нет леса, не растёт трава, чем он хорош - невольно задумался Сергей, слушая восторженный рассказ матери. Надо же, отыскать в России такое место, где птицы не поют, деревья не растут, захочешь, не найдёшь. Почему он привлёк внимание родителей, и отчего вообще весь этот усиленный интерес к городу. Но их пока не посвящали в грандиозные планы, касающиеся их в первую очередь, ни о чём не спрашивали, не давали времен на раздумья и возможности посмотреть, пожить там на каникулах.
  
   Наслушавшись за время своего пребывания в санатории, на берегу Волги, от словоохотливых и всегда удачливых рыбаков, поражающих воображение рассказами о богатых уловах, отец, не думавший ни о каких городах, тоже заказал себе небольшой невод, бредень, намереваясь с его помощью очистить окрестные водоёмы. Сергей видел Волжские просторы, плёсы и заводи, там возможно и получилось бы, но как таскать невод по корягам в их небольших речушках.
   Испробовав снасть в местном омуте, и вытащив одного, чудом попавшегося щурёнка, стали собираться в дальний поход, на большие озёра, на Ветлугу, в давно манящие всех, заветные места, пригласив перебравшегося из города в родные места соседа. Долго шли тёмным лесом, послушно брела с ними на всё согласная Пальма. У петлявшей в лесу местной реки задерживаться не стали и, перейдя её по сохранившемуся мостику, стали погружаться в глубь первобытного леса.
   Наконец справа от дороги открылась тёмная гладь Глухого озера, с низкими, заросшими до самой воды лесом берегами. Постояв и посмотрев на воду, к которой даже не подступиться, двинулись дальше, к большим озёрам, и к большой реке. Настоящая, невиданная глушь простиралась во все стороны, самое подходяще место для лешего, если он действительно существует, подумалось невольно.
   Когда они отшагали уже значительную часть пути, встретился идущий обратно старый рыбак, и пожаловавшись на погоду, посоветовал им вернуться назад. Действительно, было прохладно и пасмурно, небо затянуто хмурыми тучами, но до реки оставалось недалеко, да и в кои-то веки собрались и, не вняв пожеланию, они продолжили путь. Пробравшись топями, пройдя сосновый бор и перейдя по древнему, ветхому мосту через протоку, вышли к большому, уходящему полукругом в дубовый лес, похожему на большой, изогнутый звериный хвост, озеру Бажонкино. Чуть подальше плескались на песок волны широкой реки. Осмотревшись, остановились на берегу озера под раскидистым дубом. На берегу, возле воды лежало много, будто срубленных маленьким топориком деревьев. Такие же он встречал дома за деревней, где недавно появились бобры.
   Но рыба не хотела идти в их замысловатую снасть, невод пришёл с одной травой и вытащенным со дна озера частью ствола какого-то гигантского растения. Каким же должно быть всё оно, целиком, и что твориться там, в глубине вод, в скрытом от глаз, таинственном и пугающим неизвестностью мире. Их орудие лова оказалось неэффективным, сеть подошла бы здесь гораздо больше. Но на хорошую уху все же наловить рыбы удалось в соседнем небольшом озерце. Правда получилась она неважная, мать, покупая рыбу целыми пластинами, варила её гораздо лучше и вкусней, но ели они с аппетитом, не жалея о потерянном времени, вдыхая дымок костра и глядя на спокойную гладь озера.
   Место так понравилось ему, что он готов был есть что угодно, лишь бы оставаться здесь в лесу, на берегу реки, у озера. Он не мог предположить, что рядом с домом, всё может быть так замечательно.
   - Вот бы построить избушку и жить здесь - сами собой вырвались у него слова.
   - Так сейчас не живут - сразившим выстрелом, убивающим всякую надежду на прекрасную мечту, прозвучали горькие слова отца.
   Погода начала портиться и они не стали ночевать в лесу, как было задумано. Путь домой показался длинней, но он был всем очень доволен. На память о Ветлуге и Бажонкино, всю дорогу нёс домой бережно вырытый на берегу полюбившегося озера молодой дубок.
   Взрослые шли молча, невесёлые и задумчивые, словно им было стыдно от бесполезной прогулки и напрасно потраченного дня. Он понял это без слов, почувствовал, зная, как порой к подобным увлечениям относятся люди.
   - Рыбка да грибки, пропадай деньки - ехидно говорили в таких случаях вслед женщины.
   И что бы как-то оправдаться в собственных глазах, они стали вспоминать былые заслуги.
   - Володька молодец, он бы поймал, тогда столько рыбы принёс - сказал мужчина.
   О ком идёт речь, не мог понять Сергей, Володька у них в деревне один, но с удочкой его он никогда не видел, у него её и нет, наверное.
   Не разделявший досады возвращавшихся пустыми из далёкого похода рыбаков, Серёжа смолчал. Слушая похвалы его товарища, отец посетовал на неспособность к такому умению Серёжи. Обидевшись на расстроенных, неудачливых рыбаков, Сергей не стал ничего говорить. Что от него хотят, он учится и этому должен отдавать все силы, что он и делает. Чем они не довольны, чего хотят, рыбы, но ведь и опытный рыбак вернулся ни с чем. Неужели не стоило сходить просто так, он по-прежнему в восторге, и ни чём не жалеет. А ты отец, разве за одной рыбой шёл, это ведь только повод, просто, наверное, ему стало неудобно оттого, что в разгар работ, когда все заняты в поле, бригадир ушёл любоваться природой. Жаль, что там нельзя жить, другого такого места он не видел, и лучшего не может представить даже в самых красочных мечтах.
   Посаженные в огороде, рядом с черёмухой, полюбившиеся ему дубки и сосенки, свет и силу, с которыми он собирался жить и расти, по недосмотру или по незнанию, скоро, вместе с предназначенной на корм скоту травой, были скошены матерью на сено.
  
   На своей небольшой черёмухе он объел уже почти все ягоды, маленькие, но очень вкусные, забираясь по тонким ветвям на самый верх и подтягивая сделанным из проволоки крючком, увешанные чёрными, манящими кисточками крайние, недоступный веточки. Сосед Васька, у которого в огороде росли три огромные, старые черёмухи, давно звал его перелезть к нему. Заходить в чужой огород было как-то неудобно, там он никогда не был, но поддавшись на настойчивые уговоры, зашёл в соседний сад.
   - Лезь сюда - пригласил товарищ, сидевший на тонком, длинном суку, полном крупных чёрных ягод.
   - Не выдержит - засомневался Серёжа, забиравшийся на самый верх своей берёзы, в несколько раз выше дома и всегда чувствовавший, где можно ступить, где нет.
   Товарищ покачался на суку, показывая его порочность, и продолжал звать. Только Серёжа дошёл до середины сука, как он начал медленно отламываться. Товарищ неспешно опускался на забор, а под ним внизу заросшая крапивой куча какого-то хлама, доски, гвозди, а может стекло, железо и ещё неизвестно что. Не успев развернуться, метров с тёх он прыгнул подальше назад. Быстро поднявшись, почувствовал острую боль в руке. До вечера, дожидаясь матери и не зная, что делать с распухшей рукой, по примеру старых людей любящих погреть, полечить на печи свои кости, грел руку тазике с тёплой водой, чего оказывается делать не следовало. Дожди размыли дорогу, и с великим трудом на тракторе они добрались до райцентра, где в больнице ему наложили гипс. Всю дорогу Сергей молчал, было неловко и стыдно, оттого, что во время хорошо знакомой ему, напряжённой летней работы, из-за своей оплошности он вынужден занимать технику и людей.
   Вечером он услышал, как сильно ругает за что-то Ваську его мать, всегда такая добрая и приветливая женщина. Сейчас, страшась её гнева, никогда ни в чём невиновный Васька пытается что-то объяснить и оправдаться.
   - Он сам пришёл - если это обо мне, то странно, ведь чуть не силой затащил меня к себе. Ну да ладно, мать у него правильная, и вовсе не строгая, а просто требовательная. Видимо следует словам, кто жалеет розги для сына своего, то не любит его. Дома у них, он видел расположенные на почётном месте, старинные, неприметные иконки, чего давно не было в большинстве домов их деревни. Делая упор на сознательность, рассказывая, говоря, объясняя, их родители предоставляли им полную свободу, позволяя самим всё выбирать и решать. С него же, Васьки, требовали поступать только так, а не иначе, без всяких, домыслов и сомнений, раз и навсегда определяя всё хорошее и плохое. Но родители его были исключительно порядочные люди и не хотели видеть излишней самостоятельности, справедливо опасаясь сближения с другими ценностями и понятиями. И он, любя и уважая родителей, твёрдо зная, что можно, а что нельзя, никогда не делал ничего плохого. Но насколько это стало его личным делом, отношением к жизни, или предстоит ещё во многом разбираться и убеждаться.
  
   Дел на селе всегда много, крестьяне сеяли, убирали, косили, готовили почву. Со всех отделений и бригад их небольшого, северного хозяйства, по нескольку раз день шли на маслозавод молоковозы. На полях, вдоль дорог, рек, на лесных опушка и полянах, заготавливалось немыслимое количество сена, для бесчисленных стад скота, огромные гурты которого проходили всё лето через деревню в город. Десять машин постоянно отвозили подросших телят на мясокомбинат. На хорошо удобренных полях в человеческий рост поднимались рожь, ячмень, овёс и пшеница, целые горы зерна в конце лета будут обрабатываться, сушиться на просторном, крытом току.
   Несколько десятков телят, молодых бычков необходимо было отогнать за семь километров на приемный пункт, взрослые оказались все заняты, и отец поручил это дело им, мальчишкам. Расположившись, как положено, спереди, сзади и по краям стада, гордые от оказанного доверия, они с удовольствием взялись за дело, быстро доставив бычков к месту, и сдав скот, довольные выполненной работой, тут же повернули обратно. Проходя мимо стоявших в стороне машин, один из них, самый сообразительный, вдруг остановился. Чего он хочет, непонятная всем задержка не понравилась ребятам. Они видели здесь приехавшего на мотоцикле "Урал", своего строгого директора, хотя и не придали этому большого значения, какое отношение может иметь он к машине, но лучше спокойно удалиться, иначе последствия могут быть не предсказуемыми.
   - Давай посмотрим, что там - предложил он. Но идти, лезть в кабину, никому не хотелось.
   - Я сам - не отказываясь от замысла, и осмотревшись, любопытный товарищ стал осторожно продвигаться к машине.
   - Там только водка, перцовая, что будем делать, возьмём - спросил он, вернувшись, с предполагавшей решительные действия уверенностью, посматривая на лица растерянных товарищей и дожидаясь совместного решения. Хватит ли у них силы и смелости поддержать эту небольшую проделку, и разделить с ним в случае провала, всю ответственность за неудавшуюся операцию.
   Пиво и вино они уже пробовали, курить тоже. Серёжа не курил, считая это совершенно не нужным и вредным, и так по больницам много ездит. И хотя ему не нужно было абсолютно ничего из того, что может находиться в машине, возражать не стал, трусом быть не хотелось.
   Резко против выступил Васька, уговаривая всех не делать этого, но слова его, получившим убедительный перевес большинством, не были услышаны и приняты за трусость. Его даже осудили за сомнение и нерешительность. Разве не интересно пробраться куда-нибудь, проявив ловкость и смелость.
   Домой шли по дороге, не прячась, открыв бутылку, выпили по глотку горькой и противной водки. Зачем им понадобилась такая гадость. Закурили там же взятый беломор. Услышав сзади мощный рёв мотора, и увидев догонявшего их на "Урале" директора, застыли на месте.
   Сдав свою скотину, мужчины во главе с директором, с горькой улыбкой, рассказывал позже отец, хотели отметить удачное завершение дела, однако весь предназначенный для этого запас, куда-то неожиданно исчез.
   - А ты точно покупал - спрашивали мужики, глядя на неподвижное, строгое лицо директора.
   - Тут патцаны какие-то вертелись - вспомнил один мужчина.
   Больше всех досталось ни в чём не повинному Ваське, он теперь точно никогда не сделает ничего плохого, и наверное, и им не позволит. Его мать тоже отодрала от души, несмотря на сломанную руку. К остальным, самым активным участникам и исполнителям, похоже, вообще никто никаких воспитательных мер применять не собирался, предоставив самим во всём разбираться. Заниматься там профилактикой было некому и некогда, а может, их родители так и остались в неведении или не сочли детскую шалость поводом для большого беспокойства.
   Не слишком ли часто он попадает под чужое влияние, делает за компанию, то, чего совсем не хочет, вынужден был признать Сергей, пора с этим кончать. Он не хочет остаться без товарищей, но как говорят, дружба дружбой, а служба службой. Вот Васька молодец, смог выступит против, сумел сказать нет, и Сергей стал ещё больше любить и уважать его. Надо и ему как-то учиться отстаивать своё мнение.
  
   - Кино в клубе хорошее, "Щит и меч", собирайся, пойдём - сказал забежавший Володька. Название говорило само за себя. Они уже знали песню о родине из этого фильма, каждое слово которой было про них, и скамья у ворот, и скворцы, и даже какое-то подобие будёновки, оставшийся от деда, большой головной убор, найденный ими в клети. Пригласив с собой девчонок, отправились в соседнюю деревню. Володька по-прежнему оставался близким другом и товарищем для него и для всех остальных. В общем-то, он был довольно безобидным парнем, не делающим никому и не желающим явного зла, помимо обычного мальчишеского стремления самоутвердиться и доказать что-то своё. Сергей по прежнему проводил с ним много времени и скучал, оставаясь один.
   Фильм о трудной борьбе советского народа, о смелом разведчике, о мужестве, героизме и верности, готовности отдать свою жизнь за родину, никого не оставил равнодушным. Вот он, пример, как надо жить и каким быть. Молчаливые и задумчивые вышли они на улицу, в темноту, скрывающую о них дома, дорогу, деревню. Только бесчисленные, такие близкие и яркие звёзды, так часто бывшие рядом с ними, звёзды их детства, с первых дней жизни отражавшиеся в их глазах, свет которых проникал в самую глубину сознания, воспламеняя ум и сердце радостными надеждами и ожиданиями, наполнял их чистыми мыслями и светлыми чувствами.
   В голове продолжала звучать песня, которой заканчивался фильм, а может и жизнь замечательного разведчика. Володька, здорово запомнивший песню, напевал на ходу полюбившуюся всем мелодию.
  - Мы научились под огнём ходить не горбясь, с жильём случайным расставаться не скорбя.
   - А что ждёт их, какая жизнь, чем кончиться всё то, о чём пелось в начале фильма, в песне об их родине. Неужели жизнь и всё существование на этой земле обязательно связано с войной, трудностями, бедами и горем, и остаётся только одно, бороться, верить и сражаться, к чему каждый их них сейчас был готов.
   Остановив идущий в деревню трактор, все быстро забрались в тележку. Сергей стоял сбоку, глядя в темноту окружающих их полей и лесов. Вдруг разрезав темноту из района Полярной звезды, Большой медведицы в направлении Ориона, как сноп огня, пролетела большая, яркая комета, скрывшись в лесу верховьев речки Медведицы.
   На голос закричавшего Сергея обернулся сосед Вовка, но летящего огня уже не было, и кроме него, его никто больше не видел.
  
   По краям полей, у домов, и на лесных опушках, всюду красовалась увешанная тяжёлыми гроздьями рябина. Хотя и была она немного кисловатая, они с удовольствием лакомились спелыми ягодами. На некоторых деревьях они отличались на вкус и были намного слаще, хотя в замороженном виде рябина была значительно вкусней. Идя зимой из школы, он иногда специально заходил в лес, чтобы пробравшись по глубокому снегу, поесть и нарвать в портфель вкусных и полезных ягод.
   В школе, всем ученикам дали задание собирать рябину. На перемене к нему подошёл Володька.
   - Пойдём сегодня в лес, ягод нарвём, девчонки придут, я договорился, мы вчера уже были там с ними - предложил он.
   - Пожалуй, надо сходить, все собирают рябину, надо и им сдать хоть немного ягод - согласился Сергей.
   - Понимаешь, они тоже хотят с нами общаться - уверял всё понимающий товарищ по дороге к месту, где по его словам они должны были встретиться с девочками из села.
   Сергей немного заволновался, девочки были красивы и нравились ему, он и мечтать не мог о такой встрече, беспокоясь лишь об одном, будет ли девочкам с ним интересно и хорошо, не думая ни о чём другом.
   Девочек долго не было. Забравшись на вершину тонкой рябины, он только собрался, отклонившись в сторону, пригнуть к земле всё дерево, чтобы было удобнее собирать ягоды, как увидел пробирающихся к ним между деревьев трёх девочек и дал знать об этом стоящему внизу товарищу.
   - Как ты договаривался-то, почему их трое - спустившись быстро вниз, спросил он у друга.
   - Ну, так мы вчера вдвоём были, а сегодня ты ещё, вот они и посчитали, что им тоже нужно быть втроём - объяснил товарищ как будто что-то менявшую, досадную промашку. Хотя никаких серьезных планов и предположений относительно этой встречи, во время её ожидании, ими высказано не было. Он не смел даже помыслить о чём-либо неприличном, и был счастлив от одного их присутствия и простого общения с ними.
  Собирали ягоды, разводили костёр. Во влажном осеннем воздухе отсыревшие сучья плохо горели, давая много дыму. Вообще Володька молодец, без такого замечательного товарища ему не обойтись, один он вряд ли бы встретился здесь, в красочном, осеннем лесу с такими славными, хорошими девочками.
  
  Только теперь, перед самым отъездом, когда уже была продана корова, стало известно им о цели далёкого путешествия матери и причине её радостного возбуждения. Сбывалась наконец-то её давняя мечта о жизни в городе, с театрами, асфальтом и где с четырёх часов играют в домино.
  - Ты хочешь ехать? - очень серьёзно спросила его взволнованная старшая сестра, одна из лучших учениц, непревзойдённый для многих математик, отлично понимавшая всю сложность предстоящих перемен, не желавшая расставаться со своим дружным классом и родными местами. Будет ли там всё так же хорошо. Живут же люди и здесь, учатся, женятся, растят детей и, не дожидаясь ответа, уверенно ответила.
  - Нет, я не хочу.
  Сестра всегда была ближе к отцу, придерживалась его взглядов и убеждений, во всех вопросах и случавшихся иногда между родителями разногласиях, неизменно принимала его сторону. Понимая отца, любя и уважая его, Сергей был не отделим от матери, отдававшей ему столько сил и времени. Что сказать, что ответить ему? Их никто не спрашивал, чего они хотят, что хочет он. Ясно однозначно только одно, рано или поздно, отсюда всеравно придётся уезжать, в деревне негде продолжать образование. Но что это за город, он и на карте-то его с трудом нашёл, есть ли там где учиться, получать настоящие знания, о которых мечтает, вершиной их виделся МГУ, привлекающий его, как он полагал, согласно своему значению и статусу, глубиной и разносторонностью изучаемых предметов, или что-то подобное этому. Пусть даже что-то попроще, но он хочет учиться, только учиться, иначе бессмысленно всё. Ради этого, их образования, его в первую очередь, и затеян весь переезд, как понимает и чувствует он, помня не раз повторяемые матерью слова, услышанные ею от своего младшего брата, учившегося в МИФИ, что из деревни он там один такой.
  Всеравно уезжать, он так устроен, нацелен на многое, весь сконцентрирован на учении, стремлении к постижению нового, а оно всё там, в городе, и образование, и новизна, и как полагал он, порядок и культура, необходимые составные для успешного продвижения вперёд. А здесь пьянство, неубранные поля, сованные уроки, что тут ждать. Нет здесь жизни, хотя появились телевизоры и каждый вечер, даже летом, взрослые нередко сидят у экрана. Сутками давно уже никто не работает, и платить стали значительно больше, доярки получают не меньше рабочих, но жизнь всеравно уходит отсюда. Из трёх Сергеев в их классе остался только он один. А это небо, солнце, трава, земля, неужели где-то она настолько другая, что её нельзя любить и быть таким же счастливым.
  Но сказать об этом вслух, выразить желание уехать, покинуть деревню, было бы нехорошо. Это звучало в словах сестры, и тоже самое он чувствовал в себе. Он осознавал это не только потому, что их учили любить родину, она уже действительно многое значила для них, и так просто отказаться от неё, было бы равноценно предательству.
  Хочет ли он уехать, у него нет выбора, так нужно, он вынужден сделать это, подчиниться, согласившись. Но едет он не в город, а учиться, и только, жить ему и здесь хорошо. Как у всякого деревенского жителя, далёкий, красочно описанный город, не мог у него не вызывать интереса и любопытства, Но если бы город не был необходимостью для его амбициозных планов, он подумал бы, стоит ли менять свою деревню на любой из известных ему городов, где уже не раз приходилось бывать. Что сказать, как объяснить всё это сестре, просто и честно сказавшей нет. Слушая сестру и глядя ей в лицо, он особенно проникся сопричастностью со всем, что сейчас окружает его, понял, насколько значительны и важны для него сейчас их дом, деревня, друзья. И если бы, всё зависело только от желания, если говорить только об этом, хочет ли он уезжать, искать другое место, он не уверен в том, что далёкий, сказочный город нужен ему больше, чем его деревня.
  - Нет - однозначно говорит он, соглашаясь с сестрой. Не смотря на совершенно различный подход к решению многих проблемам, по важнейшим вопросам у них всегда было общее мнение, к тому же сестра, как правило, всегда оказывалась права.
  Но у него не было такой выраженной, беспокоившей сестру тревоги, некоторая уверенность, основанная на недавнем, хоть и непродолжительном собственном опыте пребывания в городе, позволяла надеяться на удачное завершение смелого и решительного поступка родителей. Больше поговорить об этом, сказать что-либо, никому ничего не удалось, с младшей сестрой, окончившей только первый класс, вообще никто ни о чём не разговаривал.
  
  - Не получилось бы, как бывает, что потом возвращаться приходиться - сказал матери мрачно молчавший большую часть времени отец.
  - Не получиться, жить негде будет, пойду в дворники, им квартиры дают - уверенным, лишённым сомнения голосом, успокаивала мать.
  - Не дело задумали - проговорил проходившему мимо отцу, всё ещё продолжавшему заниматься совхозными делами, сидевший возле своего дома старик из соседней деревни, долгое время безучастно наблюдавший за всем.
  - Всё уже решено, поздно передумывать - не пытаясь оспорить высказывание, невесело ответил отец.
  Узнав об отъезде отца, со всех концов своего и соседнего района в дом к ним шли гонцы, с предложением принять любую должность, управляющим, председателем, парторгом, обещая устроить и мать. Но он была тверда и непреклонна в принятом решении.
  - Деревню на деревню менять не буду, деревня меня и эта устраивает - отвечала она на все предложения.
  При выборе направления, куда ехать, возникало множество самые разные варианты. Прежде всего, взгляд устремился в необъятную, близкую по духу и климату Сибирь, зовущую смелых и деятельных людей грандиозными проектами и необыкновенными замыслами, куда уезжало множество народа, можно и поближе, в Набережные челны, на строящийся гигантский автозавод, или совсем дома, на сооружающуюся в области Волжскую ГРЕС. Но во всех этих случаях, пока не будет квартиры, неопределённый срок, год, а может и больше, отцу придётся там жить сначала одному. И по совету деда, Александра Васильевича, было решено перебраться к братьям, на Урал.
  Грустное прощание в школе со счастливым напутствием и просьбами обязательно писать, не поступать как другие, навсегда исчезнувшие, не дающие о себе знать ученики. Ему не хотелось, что бы всё вышло так же, за шесть лет класс стал для него родным, где ещё это будет, но что сказать, он сам сейчас ничего не знает, куда едет. Свою любимую собаку, красотой и породистостью, вызывавшей у многих местных охотников желание стать её хозяином, надеясь, что она попадёт в хорошие руки, пообещал учителю, преподававшему уроки труда.
  Целый вечер до поздней ночи, вся округа пела и плясала, провожая их. Серёжа с ребятами тоже прямо из ведра, без всякого упрёка со стороны взрослых, пробовал горько-сладкое пиво, молча ходил по улице, которой скоро может больше никогда не увидит. Но что же плакать-то, почему им должно быть хуже, отчего не сбыться их мечтам и надеждам. Всё должно быть нормально, или что, на Урале люди другие живут, так что бояться нечего, и едет он не один, с ним будет его вся его семья и многочисленные родственники.
  Проспав последнюю ночь дома на полу, утром погрузившись в машину, под чью-то зависть и сожаления, они выехали в город, в новую жизнь, полную всяческих надежд и ожиданий, не встретив не встретив ни одного осуждения односельчан, тоже уверенных, что где-то там, за лесом, в городе, жизнь должна быть непременно лучше и легче, чем здесь.
  Только ничего не понимавшая, не знавшая этого собака, мчавшаяся, летевшая вслед за набирающей скорость машиной, откуда из кузова на неё смотрела вся её семья и её молодой, уезжавший, бросивший её хозяин, не принимала происходящего, не согласна была со случившимся. Из последних сил, она яростно стараясь догнать удаляющуюся машину, словно хотела сказать им своим собачьим умом.
  - Что вы делаете, куда все вы, и ты, глупый молодой хозяин, я собака, и то понимаю, что такое дом.
  Целый день Пальмы не было дома, Серёжа очень переживал, боясь, что она не вернётся. Когда продавали корову, вкус и запах молока которой был хорошо знаком ей с момента появления в доме, она не могла понять, как можно отдавать то, с чем она выросла, это её, родное и ушла вслед за уводимой из дома коровой в соседний район, оставив Серёжу мучиться и волноваться.
  Глядя из кузова на летевшую вслед, одуревшую от неожиданных перемен собаку, на остающуюся на угоре, за речкой Медведицей родную деревню, на ещё знакомые, привычные места, он не мог отделить себя от всего того, что окружает его, ни представить землю эту без них. Как теперь это всё будет? До сих пор всё их существование, дом, семья, земля, было единым и неразделимым, и сейчас все перемены происходили только в действительности, а в душе, всё оставалось по-прежнему, словно он не покидает ничего, а просто уезжает на время, потому что, так нужно. Дом, друзья, берёзы, всё как было, остаётся в его сердце, ведь он едет просто учиться.
  Сказав, что приедет позже, отец остался дома, складывал оставленные, ненужные теперь вещи, заколачивал окна уже не своего дома, смотрел последний раз на знакомые с детства, завещанные, переданные ему родителями, поля и думал о жизни, в которой произошли такие крутые повороты, и можно ли было поступить иначе. Хотя думать было уже поздно и не нужно, что было, то было и случившегося не исправить.
  А Сергей всю дорогу молча смотрел на остающийся позади лес, которого больше никогда не увидит, переживал волнующее, всегда зовущее в дорогу желание новизны, становящееся часто сильнее всего, благоразумия, опыта, привычек и любимых мест, как в часто звучавшей последнее время по радио песне о журавлёнке.
  - Он рвётся в облака, торопит вожака, но говорит вожак ему сурово, хоть та земля теплей, но родина милей, милей запомни журавлёнок это слово.
  Слова эти сказаны были по отношению к птицам, хотя понятно, что речь шла не только о них, но к себе он это ещё не относил. А журавли, издавая жалобные крики, не так давно пролетали высоко над их деревней. Все мальчишки знали, что нельзя считать летящих журавлей, иначе птичий клин может сбиться, расстроиться, но не выдержали и решили проверить. Журавли действительно стали путаться, перестраиваться, полёт их нарушился. Какая чуткая, необыкновенная птица, сколько чувств рождает в душе удаляющийся с прощальными криками на чужбину, в неведомее края, северная гордая птица, вслед за которой туда же, на юг, скоро отправляться и ему, только он уже не сможет вернуться, а крики и плачь его, не будут никем поняты и услышаны. В начавшемся путешествии не было лёгкости и радости.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"