- Ты не забыл, что наступила третья годовщина покушения?
- Нет.
- В предыдущих книгах ты отмечал юбилейные даты покушения.
- Когда отмечал, писал: "Налил полстакана красного вина. Собственное производство. Без сахара и воды". Потом говорил себе: "Лэхаим!" Теперь новое. Тебе показали моё страшное, и оно стало нашим, а ты показала своё страшное мне, и оно стало нашим. А глазам вездесущим, чтоб они повылази-ли, это как кирпичом по морде. Нет тебе равных. Теперь говорю:
- Лэхаим, Нехамелэ!
- Лэхаим, Мишенька!..
К жизни!
Жизнь - это то, что успел сделать.
И эту книгу надо тоже успеть.
Кэгэбэшня, в отличие от меня, не извещает, что задумала. Но по поведе-нию чекистов можно догадаться. Часть названных мною по фамилиям - с той самой минуты, как назвал их, - вообще исчезли - эти отпадают. А вот другая часть - ищут случай кивнуть головой, то есть здороваются. А на месте чеки-стов одно из двух: или лезть в петлю, или подавать иск на пару миллиончиков. Понятно, что меня читать им командир не велит, и им известно о моей "клевете" не только от командира, но и от какого-нибудь читателя. А что им отвечать на вопрос читателя, пока я хожу себе сюда-туда?! По агентам оцениваю продолжительность своей жизни. Если бы зло смотрели на меня, значит, ещё долго их буду мучить и у меня есть много времени. А если такие приветливые - это как прощание с удовольствием, что больше не буду мешать. Значит, знают, что скоро, наконец-то, смогут с облегчением отвечать читателю: "Не хотелось связываться с этим не-счастным. Жаль его, но так ему и надо".
Значит, времени нет у меня.
Но сначала из теории о домашних заготовках. Пример из Большой Исто-рии:
"В полиции на ул. Дизенгофф <...>Лысый человек за столом представился: "Бреннер" <...> "Бреннер" тут же известил меня, что он недоволен моими действиями, и сказал мне прямо: "Мы не предупреждаем больше одного раза, а это уже второе предупреждение, и я говорю тебе: остановись" <...> Я спросил: "Что перестать? Что ты мне приказываешь прекратить делать? Дышать?" <...> "Я сижу здесь не для того, чтобы препираться с тобой. Если ты не остановишься, ты об этом пожалеешь" <...> И так случилось, что после поста 17 Тамуза 1976 г., я медленно шел по ул. Хана, маленькой, плохо освещенной <...> в Иерусалиме <...> Было около 23:00 ночи, и улицы были пусты. И тут я услышал слабый звук позади меня. И это спасло мне жизнь. Я начал поворачиваться, чтобы увидеть, откуда идет звук, и тут на меня стал падать мешок. Мешок из рогожи был опущен на мою голову. Инстинктивно я упал на землю, в канаву, и стал кричать <...> Нападавшие (позже я увидел, что их было двое) были про-фессионалами и действовали методично. Поскольку я помешал им сделать то, что они намеревались сделать, они стали бить меня дубинками, тяжелым металлическим оружием. Я продолжал кататься и кричать. И им было трудно попасть в меня, но они сумели сломать мне руку и нанести глубокую рану на голове. Если бы Всевышний не подсказал мне услышать этот слабый звук, меня бы, конечно, схватили и убили бы <...> на мои крики стали сбегаться люди <...> Нападавшие побежали <...> Во время всего этого инцидента они не произнесли ни слова и этим доказали, что они не воры и не разбойники. Это были люди "Бреннера" <...> осуществившего свою угрозу <...> Еврейского Государства - против Еврея". (Поединок "Рав Кахане - кэгэбэ". Книга "Революция или референдум?", глава: "Демократия?") Блестящая домашняя заготовка. 1990 год. Скорое убийство через несколько месяцев - доказательство его победы.
Ещё пример:
"<...> они нашли для себя более безопасный и "чистый" способ - усили-вать судебную власть во главе с БАГАЦем и прокуратурой, ослабляя при этом другие ветви власти. Верховный суд государства Израиль, будучи никем не избранным учреждением, антидемократическим по своей сути <...> - это наилучший инструмент, позволяющий им править <...> В кулуарах, подальше от глаз общественности, действуют эти люди подобно "хунте", чтобы упрочить подлинный центр власти - "Верховный" суд <...> Эта крохотная и враждебно настроенная группа <...> освобождена от того, чтобы выставлять свои взгляды на суд народа, и в то же время она на самом деле правит! Её люди присутствуют во всех властных структурах благодаря двум инструментам, находящимся в её руках - юридической системе и СМИ. Её постоянное влияние заметно в высшем командовании армии, ШАБАКе и полиции <...> Итак, в кулуарах принимаются решения по всевозможным вопросам, практически ничем не ограниченным по своему охвату: <...> какой гиюр будет признан в стране и кто вообще является евреем и до наиболее критических вопросов, в том числе - является ли государство еврейским или демократическим государством всех граждан. Трудно назвать хотя бы один важный вопрос, по которому у них не было бы возможности принять решение <...> Всё делается изощрённо, под вывеской "власть закона" <...> " (Поединок "Рав Биньямин-Зеэв Кахане - кэгэбэ". Статья в "Дарка шель Тора": "Кто здесь правит?") Блестящая домашняя заготовка. 2000 год. Скорое убийство менее чем через месяц - доказательство его побе-ды.
Победить - это доказать, что государство убивает. Но для этого надо отдать жизнь.
Тысячи, которые успели унести ноги из той кэгэбэшни, были запуганы, но многие были готовы отдать жизнь и победить кэгэбэшню. Потому что знали, что их блестящие домашние заготовки нужны людям.
Но из тысяч, которые успели унести ноги из этой кэгэбэшни, никто не был готов отдать жизнь и победить кэгэбэшню. Даже редкие бесстрашные не бра-лись за домашние заготовки - остальным евреям это не нужно.
"Евреи хотят верить только хорошему о своей стране. Они не хотят знать правду". (Рав Кахане. Из блестящей домашней заготовки за несколько месяцев до убийства.)
И только Любимая - одна единственная на весь еврейский мир - встаёт ря-дом с великими евреями.
Как в той кэгэбэшне, так и в этой, она оказалась самой бесстрашной, не зная об этом, потому что не читает Михаэля Бабеля, на которого махнула рукой и который поэтому свободно пишет, что ему хочется.
В 1973-ем, по приезде, у неё была беременность, не первая и не вторая, она была не новичок, да и всё было у неё нормально, надобности в гинекологе не было, но порядок есть порядок, даже в глубокой провинции, между Хайфой и Тель-Авивом, куда нас определили. Её немножечко проверили, чуть кольнули. Начали пухнуть ноги. Теперь уже по собственному желанию пошла к гинекологу. И не раз. И как только она входит к врачихе, та берёт телефонную трубку и без остановки разговаривает, а на неприятный вопрос о распухших ногах отвечает в трубку, мол, в следующий раз. В последний следующий раз на распухших ногах она добралась до "Рамбама" в Хайфе. Там её освободили от мёртвого ребёнка. По поводу случившегося меня вызвали на далёкий север из глу-бинки, где я работал и поэтому редко бывал дома. Когда вошёл в её палату, увидел, что ей стало легче, она расцвела. Поэтому мне было труднее выгово-рить моё предложение, с которым ехал. Я понял, что убивали моих любимых, чтобы выдавить меня отсюда, как выдавили тысячи, не пришедшихся к скотскому двору.
На моё предложение Любимая возразила большой улыбкой: "Мы остаём-ся".
31.7.2006
Разослал по адресам кэгэбэшни.
Твой ход, товарищ кэгэбэ.