(по мотивам германо-скандинавских и славянских мифов)
Разгулялась непогодушка, туча грозная поднималась. Расшумелись, приклонились дубравушки, всколыхнулась в поле ковыль-трава. То летела Гамаюн - птица вещая со восточной со сторонушки, бурю крыльями поднимая. Из-за гор летела высоких, из-за леса летела темного, из под тучи непогожей.
Cине море она перепархивала, Сарачинское поле перелетывала. Как у реченьки быстрой Смородины, у бел горюч камня Алатыря во зеленом садочке на яблоне Гамаюн-птица присаживалась. Как садилась она - стала песни петь, распускала перья до сырой земли.
Как у камня того у Алатыря собиралися-соезжалися сорок царей со царевичем, сорок князей со князевичем, сорок могучих витязей, сорок мудрых волхвов.
Даже скальды с ледяных морей, с берегов седых с головами, покрытыми инеем приплывали на лодках сороками гребцами ведомыми, сороками ветрами гонимыми.
Собиралися-соезжалися, вкруг ее рядами рассаживались, стали птицу-певицу пытать:
--
Птица вещая, птица мудрая, много знаешь ты, много ведаешь... Ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам... Отчего разлилось озеро, разлилось-раскинулось на реке на Ладоге? Отчего в осенний день дерева красны стоят? Отчего полыхают зарницы на Севере в чужедальней холодной сторонушке?
--
Ничего не скрою, что ведаю...
Порасправила птица вещая крылья сильные. Распустила перья до сырой земли, стала песни петь. Песни те стали сорок волхвов в клубки сматывать, стали скальды их в сердце упрятывать, чтоб прийти в родную сторонушку да поведать их родам-родимичам.
И до наших дней донеслась та песнь об удалом витязе Кирнунгене, что залетывал на Русь-матушку на Тйорн-орле, на своем орле, да на огненном, как была просватана великаном Дигримьером внучка Сварога Мара-Маряница, и как чуть войны не случилось между светлою Русью и Асгардом.
Северные боги создают Питгардхейм
Далеко на Севере есть остров Митгард, что означает средняя страна, этот остров покоится в бескрайнем океане по одну сторону от него лежит царство огненное Муспельхейм. По другую ледяное - Нифльхейм, по другие две стороны раскинулась бездна страшная - Гиннунгагап. Нет у той безны дна, нет границ. Только лед, да змея Йормундгад могут удерживать Митгард, тело Имира, величайшего из великанов. Той страной правит Один со своими меньшими братьями Вилли и Ве. Раньше миром правил Имир-великан отец братьев. Но однажды восстали три брата против своего отца великана Имира злого и жестокого и убили его. И когда уже никто не мешал богам устраивать мир по своему желанию. Они сделали из тела Имира землю Митгард, в виде плоского круга, и поместили ее посреди огромного моря, которое образовалось из его крови. Затем братья взяли череп Имира и сделали из него небесный свод, из его костей они сделали горы, из волос - деревья, из зубов - камни, а из мозга - облака. Каждый из четырех углов небесного свода боги свернули в форме рога и в каждый рог посадили по ветру: в северный - Нордри, в южный - Судри, в западный - Вестри и в восточный - Аустри. Из искр, вылетавших из Муспельхейма, боги сделали звезды и украсили ими небесный свод. Часть звезд они укрепили неподвижно, другие же, для того чтобы узнавать время, разместили так, чтобы они двигались по кругу, обходя его за один год.
Сотворив мир, Один и его братья задумали его населить. Однажды на берегу моря они нашли два дерева: ясень и ольху. Боги срубили их и сделали из ясеня мужчину, а из ольхи - женщину. Затем один из богов вдохнул в них жизнь, другой дал им разум, а третий - кровь и румяные щеки. Так появились первые люди, и звали их: мужчину - Аск, а женщину - Эмбла.
Не забыли боги и великанов, которые самыми первыми появились в Митгарде. За морем, к востоку от Митгарда, они создали страну Йотунхейм и отдали ее во владение правеликану Бергельмиру и его потомкам.
Поселились боги в поднебесной стране Асгарде. Стали зваться они Асами. Соединили они Асгард с Митгард огненным радужным мостом, который не может перейти никто кроме богов, если его не перенесет мудрый великан Хеймдаль, которого Один поставил на стражу возле радужного моста.
Много разных богов жило в Асгарде. Много людей жило на теле великана Имира в Митграде. Только часто голод приходил в славные долины Митгарда, так как озорной бог огня Локи полюбил резвиться на хлебных посевах, и Нордри не раз устраивал весной драки с Судри, не желая отдавать ему власть, чтобы пригнать теплые тучи на поля. Гибли тогда всходы. Не было урожая, как ни старалась Сиф богиня плодородия.
И попросила Сиф Одина:
--
Пусть будет в Митгарде земля, которая кормила бы всех людей, и чтобы ни Нордри, ни озорной Локи не могли тронуть посевов на ней, и не будут тогда голодать тобой созданные люди.
Послушался Один Сиф. Мудрые речи вела жена Тора. Три дня он скакал на своем восьминогом жеребце Слейпнире вкруг Митгарда. На исходе третьего дня нашел он подходящую долину у западного рога небесного свода. Защитил он ее от ледяного дыхания сынов Норди, запретил сюда приходить Локи и тогда больше уже никто не мешал Сиф помогать людям растить хлеб и чудесные яблоки. Ту долину Сиф прозвала Питгардхейм и поставила пахаря Кирнунгена сына мудрой Пхйолы надзирать за долиной и дала ему золотой плуг, чтобы сеял хлеб и кормил всю Митгард.
Кирнунген встречается с норнами
На берегу седого океана, на самом краю Митграда раскинулись долины Питгардхейма. Изо дня в день катила на своей колеснице Суль по небесному своду, улыбаясь сынам Питгардхейма, из ночи в ночь освещал путь ночным странникам Муни, и из года в год Сиф осыпала своими милостями ту благодатную землю.
Возле самых волн стоял дом мудрой Пхйолы. День-деньской она хлопотала по дому, доила коров и пекла белый хлеб. А ее славный сын Кирнунген целый день работал в поле, распахивая благодатную землю, осененную милостями Сиф. И не было никого сильнее Кирнунгена среди людей в Питградхейме, да, пожалуй, и во всей Митгард. Все соседние девушки печалились о Кирнунгене, тосковали по его веселым песням, по ласковым речам.
Когда выходил Кирнунген в поле - вздыхала долина Питгархейма и радовалась, что сейчас почешет ее спину Кирнунг своим золотым плугом.
Когда срезал колосья Кирнунген - пели люди и радовались, что скоро на их столе появится свежий хлеб.
Когда бился Кирнунген со зверями дикими, отгоняя их от тучных стад Пхйолы - дрожали его враги и в пещеры гномьи прятались, чтобы не задело их осколками каменной палицы Кирнунгена.
Когда песню запоет Кирнунген - умолкали скальды с головами белыми от инея старухи Элли, не могли они состязаться с сладким голосом Кирнунгена.
Лишь одна печаль была у Кирнунгена - песни пел он лучше птиц весенних, но не мог сочинить он сам ни одной песни, ни одной саги, что легко слагали дряхлые скальды, с головами белыми от инея Элли. Не был поэтом он. Не хватило на его долю поэтического меда, настоянного на крови мудреца Квазира, убитого когда-то карликами Фйаляром и Галяром. Выпил Один тогда весь мед и из обоих кувшинов, и из котла. Горевал очень сильно Кирнунген, что не досталось ему меда поэзии, но не мог ничего с этим поделать.
Однажды, когда Суль уже доехала на своей колеснице уже почти до самой середины небесного свода, пахал Кирнунген в поле, устал и присел отдохнуть под светлой ольхой. И вот видит идут через поле три женщины. Одна старая косматая старуха, другая средних лет, с ними девушка молодая и стройная как весенний первый цветок. Понял Кирнунген, с кем он встретился и обрадовался. Кто ж не хочет судьбу свою знать. Эти три женщины были вещие норны, волшебницы, наделенные чудесным даром определять судьбы мира, людей и даже богов. Первая старая и дряхлая звалась Урд - прошедшее, другую средних лет звали Верданди - настоящее, третья же, совсем юная, носила имя Скульд - будущее.
Подошли норны к Кирнунгену и сказала старшая норна:
--
Скоро. Скоро наступит в Питгардхейме голод. Вижу земли разоренные пожаром, вижу, как уносит ветер почву. Остаются голые скалы.
--
Три долгих года будет длиться голод в Питгардхейме и во всей Митгард - добавила средняя норна
--
Да, все будет так, как вы сказали, - подтвердила младшая норна. - Но пройдет время, когда снова заколосятся поля, будут яблони гнуться до земли от плодов, и тогда снова все люди будут сыты и счастливы.
--
Прилетит в долину Питгардхейма огненная птица и выжжет посевы крылами - сказала Урд
--
И сметет почву ветер, который поднимет она крыльями. И никто не сможет убить ее, потому что Тор своим молотом Мйольниром далеко на краю земли будет. И никто из богов не сможет прогнать огненную птицу - добавила Верданди.
--
Среди богов нет. Но найдется силач и хитрец среди людей. Будет он из долины Питгардхейма, славным Кирнунгеном сыном мудрой Пхйолы зовут его люди - сказала Скульд.
--
Значит ждет меня битва, но и ждет меня слава? - спросил Кирнунген у норн
--
Разгневается на тебя один из богов. Призовет тебя Хель в свою подземную страну Свартальфахейм, где живут тени всех мертвецов. И не будет у тебя больше под ногами родной земли Питгардхейма - проскрипела старшая норна
--
Будет казаться тебе, что вот-вот под тобой разверзнется бездна Гиннунгагап. Разгневаются на тебя даже боги чужих земель. И захотят пойти войной на Асгард. Ты причина всех этих бед - пригрозила средняя норна
--
Да. Будет так. И богиня чужих земель подарит тебе свои слезы. Но помирится Асгард с богами чужих земель. И отдаст чужой Бог свою дочь в жены сыну Митгрард - закончила юная Скульд.
--
Так что же? Мне суждено погибнуть? - вскричал Кирнунген.
Ничего не ответили норны. Налетел туман с моря и окутал норн. А когда разогнал туман Кирнунген своей каменной палицей, не увидел никого на своем поле. И не знал, то ли в правду все было, то ли сон он видел полуденный.
В Питгардхейм прилетает Тйорн
Сколько раз звезды возвращались на свое место с того дня, не считал никто. Но вот пришла весна. Как всегда распахал Кирнунген плодородную спину Питгардхейма и бросил зерна во влажную землю. С помощью Сиф быстро взошли посевы. Не нарадуется Кирнунген - будет велик урожай. Будут люди радоваться, пиво хмельное варить осенью.
Но вот утром вышел Кирнунген в поле. Смотрит - все посевы выжжены, вся земля оплавлена до каменных костей Имира. Закричал тогда Кирнунген от ярости, так что задрожали скалы в Питгардхейме:
- Как посмел ты Локи бог огня прилететь сюда! И резвиться на заповедных полях Сиф! Эту шутку не простит тебе Один! Не жить тебе больше в Асгарде, не есть золотых яблок бессмертия!
Услышал это Локи. Испугался, что Один на него разгневается и изгонит из Асгарда. А ведь не он разорил поля, не он выжег землю, не он развеял почву, не он унес ее в море. Прилетел он тогда в Питгардхейм.
--
Не кричи славный пахарь Кирнунген! Это не я выжег твои посевы!
--
Ты врешь, лукавый Локи! Один тебе судья!
--
Нет! Это Тйорн! Это он выжег твои поля и унес плодородную землю в море!
--
Не знаю я никакого Тйорна! Зато я знаю, что только ты способен на такие шутки!
--
Как? Ты не знаешь кто такой Тйорн?
Брат Тйорна - ледяной орел, великан Тиаци, что похитил Индун с ее золотыми яблоками. Когда я выручал Индун, то сам от Тиаци еле спасся. Только хитрость Одина уберегла меня. Один развел костер на стене Асгарда, я пролетел сквозь пламя, а Тиаци пожрал огонь. Тйорн, брат Тиаци, еще хуже! Тиаци был повелитель зимних бурь - Тйорн повелитель пыльных жарких ветров. У него на каждом крыле - есть по два огненных пера. Поэтому когда он летит в облаках - его можно узнать по белому дымному следу, который далеко тянется за ним. Крыльями он поднимает ветер и пыль, а если заденет крылом о землю - вспыхивает трава и листья от его огненных перьев. Никто не может с ним справиться. Даже я, хотя я бог огня. Только Тор с его Мйольниром может обуздать Тйорна, но Тор сейчас далеко, бьется с великанами. Поэтому Тйорн осмелел и выжег своими огненными перьями заповедные поля Сиф.
Вспомнил тогда Кирнунген пророчества норн
--
Я прогоню огненного орла с заповедных полей Питгардхейма!
- Ты? - удивился Локи - Ты даже подойти к нему близко не сможешь. Он смахнет тебя огненным крылом в море. Восемь великанов пытались сразиться с ним. И всех восьмерых - он спалил своими крыльями.
Посмеялся Локи и улетел назад в Асгард. А Кирнунген пошел в горы и вырубил огромную палицу из гранита. Взял он эту палицу, спрятался ночью возле поля за большим камнем и стал ждать, пока прилетит Тйорн.
Долго ждал Кирнунген. Уже колесница Муни стала закатываться за скалы. Вдруг видит полыхнуло пламя над горами, запахло дымом. Вскинул Кирнунген голову - летит Тйорн. Крылья его полнеба закрыли, по два огня горят на каждом крыле - это перья огненные светятся, а за самим орлом тянется дымный след. Начал Тйорн резвиться над полем, и где крылом землю задевал - прогорала земля до самых каменных костей Имира.
Выскочил Кирнунген из-за камня, хотел броситься на Тйорна. А Тйорн даже его не заметил, махнул крылом - рассыпалась каменная палица у Кирнунгена в руках. Хорошо, что Кирнунг споткнулся об ольховый корень, а иначе задело бы крыло не палицу, а снесло бы голову молодому Кирнунгену.
Понял Кирнунген, что можно одолеть Тйорна только молотом, таким как у Тора. Не справиться ему с огненным орлом силою. Значит надо справиться хитростью. Сел на камень он и начал думать.
День думал. В следующую ночь прилетел Тйорн и спалил весь оставшийся хлеб на поле Кирнунгена.
Два думал. На вторую ночь прилетел Тйорн и выжег все поля в Питгардхейме.
А Кирнунген все сидит, думает. На третью ночь прилетел Тйорн, и не стало хлеба больше во всей Митград. Все пожег ненасытный огненный орел своими крыльями.
Но вот только стегнула Суль своих коней, чтобы въехать на небо и зажечь четвертый день, поднялся с камня Кирнунген. Не придумал он, как прогнать Тйорна. И пошел он в дом к своей матери мудрой старой Пхйоле.
--
Матушка моя. Ты мудра годами, твои волосы присыпала инеем Элли. Как мне одолеть Тйорна?
Нахмурилась мудрая Пхйола
- Не одолеть тебе, сын, Тйорна, потому что нет у тебя молота, что зовется Мйольниром. Такой молот есть лишь у Тора. Только Тор сейчас далеко отсюда с великанами бьется. Но сходи-ка ты к подземным умельцам, к гному Синдри, что Тору Мйольнир выковал. Может, сможет и тебе его выковать.
И вот отправился в путь молодой Кирнунген на поиски умелого мастера Синдри.
Кирнунген разыскивает Синдри и заставляет его сделать огненный меч
Полных три года ходил по Митграду Кирнунген и искал вход в подземное царство Свартальфахейм. И все эти три года голод царил в Питградхейме и во всей Митград.
И не сумел бы никогда Кирнунген вход в царство гномов, потому что вход туда только боги знают, создавшие Свартальфахейм. Но подсказали ему путь светлые эльфы, ведь они изначально были братья темных эльфов - гномов, а разве может не знать брат пути к дому другого брата.
И вот ночью пришел Кирнунген к входу в глубокую пещеру, так как гномы могут выходить на землю Митгард только ночью, а не то яркий солнечный свет превратит их в камень.
Смотрит Кирнунген у входа сидит маленький сморщенный человечек.
- Здравствуй, житель подземной страны. Умелец и мастер. Как мне найти Синдри, величайшего кузнеца во всей Митгард, подземном Свартальфахейме и небесном Льесальфахейме?
Хитрый Кирнунген так намеренно сказал, потому что понял, кто сидит перед ним у входа в пещеру, а он знал, что Синдри не только самый великий кузнец среди подземных мастеров, но и самый большой хвастун.
Раздул тут щеки Синдри от гордости.
- Здравствуй человек. Что тебе нужно от величайшего кузнеца во всей Митгард, подземном Свартальфахейме и небесном Льесальфахейме, умельца и мастера Синдри? Говори. Я тебя слушаю.
Рассказал тогда Кирнунген, что привело его в столь дальние края, и как выжег все поля Митград и Питгардхейма огненнокрылый орел Тйорн, и как не смог одолеть Кирнунген Тйорна.
Рассмеялся тогда Синдри.
- Как же мог одолеть его ты, человек? Тйорна убить может только Тор ударом молота, который я ему выковал. Или огненный меч, в клинке которого скрыто сорок молний. Потому что против пламени когтей Тйорна, против света глаз Тйорна, против искр с крыл Тйорна лишь небесный огонь может выстоять!
- Ну так выкуй мне этот огненный меч, величайший кузнец во всей Митград! У меня в Питградхейме тучные стада - сколько хочешь быков, приведу я к тебе! У меня в Питгардхейме горы серебрянные - сколько хочешь, принесу тебе серебра и золота!
Рассмеялся опять Синдри:
- Как ты можешь предлагать мне каких-то быков! Как ты можешь мне обещать серебро, если я повелеваю им как Суль своей колесницей! Незачем мне твои подарки! Не выкую я тебе огненного меча с молниями на клинке!
И хотел уже спрятаться в пещере Синдри, да только рассердился на такие слова Кирнунген. Наступил он ногой на бороду убегающего гнома:
- Ах ты, карлик злой! За такие слова - не вернешься больше в родной Свартальфахейм! Не ковать тебе больше мечей в своей кузнице! Видишь, уже Суль запрягла коней и садится в свою колесницу. Скоро въедет она на небесный свод, и тогда ты в камень оборотишься!
Испугался Синдри, стал свою бороду рвать из-под ноги Кирнунгена, но нога молодого пахаря крепко в землю вросла. А Суль уже стегнула плетью коней. Скоро-скоро станет великий кузнец камнем серым. И взмолился тут Синдри:
- Отпусти меня, удалый Кирнунген, молодой пахарь! Не губи меня! А за это я тебе выкую огненный меч с молниями на клинке!
Отпустил тогда Кирнунген бороду Синдри и пошли они в подземный Свартальфахейм, в кузницу Синдри. Но некому было раздувать мехи, потому что силы Брока - брата и помощника Синдри было явно недостаточно для такой работы, и тогда сам Кирнунген взялся помогать Синдри.
И вот положил Синдри в горящий горн кусок золота и приказал молодому Кирнунгену раздувать огонь кузнечными мехами.
- Помни, что если ты хотя бы хоть на мгновение прервешь свою работу, все будет испорчено, - сказал он Кирнунгену и вышел из кузницы.
И услышал озорной Локи, что сказал Кирнунгену мастер Синдри, и решил подшутить над ним. Превратился в муху и, усевшись ему на лицо, стал его изо всех сил щекотать. Кирнунген морщился, тряс головой, но работы не бросал. Вскоре в мастерскую вошел Синдри, посмотрел на работу Кирнунгена, бросил в горн кусок серебра и снова вышел.
Локи опять превратился в муху и с еще большей силой принялся кусать и щекотать лоб, щеки и шею Кирнунгена. Кирнунген обливался потом и еле удерживался, чтобы не поднять руку и не прогнать назойливую муху. Наконец, когда терпение его уже почти истощилось, в мастерскую вощел Синдри, кинул в горящий горн пучок молний и снова вышел.
Кирнунген вновь стал раздувать огонь. Локи под видом мухи еще яростнее набросился на Кирнунгена. Он уселся прямо ему на глаз и стал безжалостно кусать. Но Кирнунген терпел, потому что помнил, как голодают люди в его родном Питгардхейме, разоренном огненнокрылым Тйорном. И вот в кузницу снова вошел Синдри. Он быстро подошел к горну и вынул из него сверкающий меч.
- В этом мече таится сила сорока молний, жар золота и лед серебра. Только этим мечом сможешь ты, человек, одолеть огненнокрылого Тйорна!
- Ты действительно самый величайший кузнец во всей Митгард, подземном Свартальфахейме и небесном Льесальфахейме, умелец и мастер Синдри, - сказал Кирнунген и, взяв меч, отправился назад в разоренный Тйорном Питгардхейм.
Кирнунген сражается с Тйорном
И вот Кирнунген вернулся в родной Питградхейм. И пока он шел домой - обливалось слезами его сердце, когда видел он, как нужен людям хлеб, как плохо им без золотых плодов.
Подошел он к скалам острым, неприступным гранитным горам. Целый день дробил он своим огненным мечом гранит этих скал, и вот к вечеру он пришел домой и принес своей мудрой матери Пхйоле гранитную пряжу.
- Матушка моя. Не добыл я молота, но зато выковал мне Синдри огненный меч. С ним я одолею Тйорна. Только нужен мне конь боевой. Без коня я не воин, а пахарь. Я пойду в табуны коней ловить. Вот тебе пряжа гранитная. Ты спряди мне из этой пряжи уздечку каменную. Что б в огне она не горела и во льду не крошилась.
Подивилась мудрая Пхйола такой просьбе, но уздечку сыну спряла.
Взял Кирнунген эту уздечку и огненный меч и пришел он опять на тоже поле, где три года назад он так неразумно бросился на Тйорна. И вот опять как в ту ночь, когда уже колесница Муни стала закатываться за скалы, видит он - полыхнуло пламя над горами, запахло дымом. Вскинул Кирнунген голову - летит Тйорн. Крылья его полнеба закрыли, по два огня горят на каждом крыле - это перья огненные светятся, а за самим орлом тянется дымный след. Начал Тйорн резвиться над полем, и где крылом задевал за землю - прогорала земля до самых каменных костей Имира.
- Ну нет, теперь не уйдешь ты от меня! - подумал Кирнунген и смело выскочил из-за камня с мечом в руках. Увидел тут Тйорн блеск сорока молний на клинке огненного меча Кирнунгена, разозлился пуще бури.
Поднялся на своих огненных крыльях под самые облака и пламенным камнем кинулся на храброго Кирнунгена, выставив вперед когти, пышущие нестерпимым жаром. Но Кирнунген не испугался. Ловко он увернулся от пылающих когтей Тйорна и отсек огненные орлиные когти.
Снова поднялся Тйорн в небо. Самих звезд коснулись его крылья, и снова бросился он из под небес на храброго Кирнунгена, думая поразить его своим раскаленным добела клювом. Снова увернулся Кирнунген и отсек Тйорну кончик клюва.
Еще выше поднялся Тйорн в небо, чуть не пробил крыльями небесный свод - снова хочет напасть на удалого Кирнунгена. Только Кирнунген ждать не стал и лишь только Тйорн приблизился, набросил на его голову уздечку каменную. Хотел Тйорн разорвать уздечку - да не может, потому что отсек ему Кирнунген огненным мечом и когти огненные и кончик острого клюва. Хотел Тйорн спалить уздечку пламенем своих перьев - не горит гранитная уздечка. Ну а Кирнунген тянет за уздечку голову Тйорна к земле. Вот уже огненный меч занес над ней, хочет отрубить голову орлу-великану. Тут взмолился Тйорн:
- Не руби мне головы храбрый Кирнунген! Лучше буду служить тебе, чем Хель в Свартальфахейме. Не летать мне в подземной стране, если я попаду туда. Негде мне там крылья распахнуть, показать свою силу ветрам. А без неба я превращусь от тоски в гранитную скалу. Лучше буду я для тебя, что восьминогий Слейпнир для Одина. Будет у тебя лучший в Митгарде конь. Я ведь не по земле буду скакать - а летать под облаком. На моей спине донесу тебя до любых стран, о которых никто в Митграде не слышал ни от скальдов седых, ни от холодных волн, ни от буйных ветров.
Призадумался тут храбрый Кирнунген: А ведь на Тйорне я, пожалуй, и до самого Асгарда добраться сумею. Может, есть еще у Одина в потайных пещерах хоть глоток меда поэзии. И сказал Кирнунген огненному орлу:
- Будет так, как ты сказал. Я беру тебя к себе в услужение, только не сниму я уздечки каменной. Дай мне слово еще, что не будешь ты больше разорять поля Питгардхейма, жечь леса Митград.
--
Хорошо. Ты мой хозяин - что ты скажешь мне, то и сделаю.
И с тех пор больше никогда огненнокрылый Тйорн не разорял полей Питгардхейма. А Кирнунген стал пасти свои стада, с неба оглядывая пастбища. И со спины Тйорна видел все, что творилось в долине Питгардхейма. А люди, видя белый след в небе, говорили:
- Это храбрый Кирнунген объезжает на огненнокрылом Тйорне свои табуны и стада.
Кирнунген прилетает в Асгард и получает поэтический дар
Все хорошо было с тех пор в Питгардхейме. Земля давала урожай, все люди радовались, пели песни и варили много пенного пива осенью. Только не весел был один удалой Кирнунген, так как по-прежнему была у него только слава певца, воина и пахаря, но не было славы поэта. Не мог сложить ни одной песни, ни одной саги. И где бы в Питградхейме и Митгрард не спрашивал он о поэтическом меде, никто не мог сказать ему, осталась ли хоть капля этого меда, после того как выпил его Один - отец богов. А Кирнунген печалился все больше и больше, и тогда решил спросить самого Одина об этом.
И вот как только колесница Суль показалась из-за гор, подъехал Кирнунген к радужному мосту Бифресту и громко закричал, призывая мудрого великана Хеймдалля, чтобы он перенес его на ту сторону в Асгард. Но чуткий Ас услышал его шаги раньше, чем Кирнунген позвал его и спросил его, что ему надо.
- Я хочу попасть в Асгард, - отвечал Кирнунген, - но не знаю, как мне пройти сквозь пламя, которое горит на мосту.
- А что тебе нужно в стране богов? - спросил Хеймдалль.
- Я тоже хочу испить меда поэзии как Один. Может, у него остался хоть глоток, которым он со мной поделиться, - сказал Кирнунген.
Ас рассмеялся.
- Нет больше меда поэзии - все выпил Один. Даже если у него осталась хоть капля, неужели ты думаешь, что отец богов поделиться с тобой? Нет. Нечего делать тебе в Асгарде. Еще ни один человек живым не приходил в Асгард. Только воины, которые пали в битве, и которых приносят во дворец Одина Валгаллу валькирии, могут попасть туда. Для того чтобы прийти в гости к Одину - должен ты пасть в битве как герой, заслужить эту милость.
- Нет, мудрый Хеймдалль, умирать я еще пока не собираюсь. Раз не хочешь меня перенести через мост, без тебя обойдусь!
Тут вскочил удалый Кирнунген на спину огненнокрылого Тйорна, взвился Тйорн под самые облака и полетел над мостом Бифрестом в Асгард. Но сгореть бы ему в красном жарком пламени моста, если бы не закрывал его крыльями верный Тйорн, если бы не сек Кирнунген высокие языки пламени своим огненным мечом. Долго летел Тйорн. Вот уже начала тлеть одежда на храбром Кирнунгене, уже думал он, что сгореть ему над радужным мостом суждено, но смело направлял орла все вперед и вперед. И вот сверкнул замок Валгалла, из-за могучей стены Асгарда, выстроенной в древние времена великаном Гримтурсеном.
В Валгалле самом большом и красивом дворце во всем Асгарде живет Один - отец богов. С ним же в пятистах сорока просторных залах живут храбрые воины, павшие в битве с врагом. Здесь они едят мясо огромного вепря Сэримнира, которого каждый день режут и варят, и который на следующее утро вновь оживает точно таким же, как и был. И пьют крепкое, как старый мед, молоко козы Гейдрун, которая пасется у вершины ясеня Игдразиля, обгладывая его ветви и литья, и дает столько молока, что его хватает на всех жителей Асгарда.
Только старейший из Асов, Один, не нуждается в пище: он никогда не ест, а живет лишь тем, что пьет мед или брагу. На голове Одина - крылатый золотой шлем, а правой руке он держит копье Гунгнир, которое никогда не пролетает мимо цели и поражает насмерть всякого, в кого попадает. Конь отца богов, восьминогий серый жеребец Слейпнир, может скакать не только на земле, но и по воздуху. Владыка мира часто на нем объезжает землю, невидимый для людей, принимает участие в их сражениях, помогая достойнейшим одержать победу.
Перед входом во дворец Кирнунген спустился со спины своего огненнокрылого орла и вошел в Валгаллу. Когда он входил в главный зал, Один увидел его и очень удивился.
--
Как, разве ты погиб в битве и валькирии принесли тебя сюда?
--
Нет, Один, отец богов. Я не пал на поле битвы, и никто не приносил меня сюда. Я сам пришел!
--
Как посмел Хеймдалль пропустить тебя через мост! Я жестоко накажу его! Еще ни один сын человека не входил в мой дворец живым! - рассвирепел Один, дико вращая единственным глазом.
--
Не сердись на Хеймдалля, я сам прилетел сюда на огненнокрылом орле Тйорне!
--
Тйорн в Асгарде? Да он спалит Игдразиль своими огненными крыльями! Быстрее Асы позовите сюда Тора, пусть убьет он своим молотом и этого дерзкого воина и огненнокрылого орла! А не то горе всему Асгарду и миру всему!
--
Нет, Один - отец богов. Не надо звать Тора. Огненнокрылый Тйорн не причинит вреда ни Асгарду, ни священному Игдразилю. Он в твоем дворе к каменному столбу у ворот гранитной уздечкой привязан.
Подивился этому Один. Вышел сам посмотреть во двор.
--
Правду ты сказал, воин-пахарь! Но что же тебе тогда надо в Асгарде, зачем пришел ты живым в Валгаллу.
--
Знаю я, что ты выпил мед поэзии, настоянный на крови мудрого Квазира! Я пою красивые песни, вселяющие веселье в сердца людей, но не могу я спеть ни одной новой песни, не могу я сложить сам ни одной новой саги.
--
Если это правда, что ты умеешь славно петь песни, то приходи ко мне на великий пир и повесели славных воинов, живущих в моем дворце Валгалле. Ты пропой нам песню о своих славных подвигах, о том, как сумел ты обуздать огненнокрылого Тйорна, как добыл огненный меч, как сумел добраться до Асгарда.
--
Нет, Один, отец богов. Не смогу я прийти к тебе на пир и спеть песню о своих подвигах. Спеть-то я спою, но другие песни, нет у меня поэтического дара, не смогу я сложить песню о том, как сумел я обуздать огненнокрылого Тйорна, как добыл огненный меч, как сумел добраться до Асгарда - опечалился Кирнунген.
--
Других песен не надо мне. Все другие песни слышал я, и мои воины слышали. Ты расскажи мне про свои подвиги, я сложу песню, а ты споешь.
--
Нет, Один, отец богов. Не расскажу я тебе о своих подвигах. Пусть услышат твои воины песню из моих уст, моим голосом, моими словами.
Задумался тогда Один. Не было у него больше меда поэзии. Все он тогда выпил. Но хотелось ему очень послушать о подвигах Кирнунгена. Если б и был у него мед, то отдал бы он его удалому Кирнунгену. И сказал он тогда:
--
Нет больше меда поэзии. Весь мед из двух кувшинов и из котла я выпил. Торопился я, по усам мед тек, да на землю капли пролились. Только те капли уже люди давно собрали.
--
И с усов твоих тоже собрали? - спросил хитрый Кирнунген.
--
Правду ты говоришь, ни один человек не касался меня. Может капли где и остались.
И провел Один рукой по усам и оказалась на руке сверкающая капля поэтического меда. И отдал Один эту каплю храброму Кирнунгену, так как в этот час больше всего ему хотелось послушать песню про подвиги Кирнунгена. И можно было той каплей коня напоить. Обрадовался удалый Кирнунген так, как никогда не радовался, и выпил каплю поэтического меда с усов самого Одина.
На вечернем пиру пел он песни сладкие, рассказывающие о его подвигах. Сам Один его заслушался, сам Браги бог поэтов и скальдов назвал его лучшим поэтом среди людей и взял удалого Кирнунгена под свое покровительство.
Три дня длился пир, три дня пел Кирнунген, три дня Асы его слушали, не могли наслушаться. На четвертый день только отпустил его Один из Валгаллы.
И с тех пор полетела по Митгарду слава о Кирнунгене как о певце и поэте, а не только как о воине и пахаре.
Тйорн касается крылом Вестри, а Вестри устраивает великую бурю
Однажды, когда Кирнунген пас свои стада верхом на Тйорне, огненнокрылый орел повернул к нему голову и попросил воина-пахаря:
--
Отпусти меня ненадолго в небо. Я хочу размять крылья, побороться с ветрами, показать свою силу. Я соскучился по высоким облакам, по далеким звездам.
--
Нет, Тйорн. Не могу отпустить я тебя одного. Еще натворишь чего-нибудь. Разгневается на тебя Один и позовет Тора с его Мйольниром. Не сносить тебе тогда твоей головы. Лучше я с тобой полечу.
--
Хорошо, как скажешь - так будет. Только свей веревку покрепче, чтобы не слететь тебе с моей спины.
Пошел Кирнунген к своей матери мудрой Пхйоле.
--
Мудрая матушка моя. Свей мне веревку покрепче. Я хочу далеко улететь, силу свою испытать, славу в битвах найти.
--
Не ходи сын в чужие страны, не летай к краю земли. Неспокойно у меня сердце. Беда будет, вижу я.
Не послушался удалый Кирнунген мудрой матери, взял веревку крепкую, что сплела она ему из грив самых сильных жеребцов своего табуна. Обвязался он этой веревкой, сел на спину Тйорна, и взмыл огненнокрылый орел под самые звезды.
Сколько раз звезды возвращались на свое место с того дня, как летал Кирнунген под небесным сводом на своем верном орле, не считал никто. Но вот как-то прилетел огненнокрылый на самый край земли, на самый край неба. Видит, спит на западном роге небесного свода ветер Вестри. Захотел он подлететь к нему поближе, но задел спящего бога Тйорн своим огненным крылом и спалил клок волос с буйной головы западного ветра.
Проснулся тут Вестри и увидел, что сожгли его волосы, и пришел он в такую ярость, что волны как скалы вздыбились из седого холодного моря. Поднялась тут такая буря, что качнулась Митград, померкли звезды, Суль и Муни за горами укрылись, дрогнул даже Игдразиль в Асгарде, и осыпались листья его на Валгаллу.
Три дня бушевал Вестри. И метал по небу удалого Кирнунгена на спине верного Тйорна. Ничего не могли сделать сильные орлиные крылья против этой бури. Не раз ударялся Кирнунген о небесный свод, много звезд сшиб в те три дня он своей головой с небесного свода. И распахнулся уже вход в царство теней Свартальфахейм, и Хель уже протянула руки, чтобы забрать Кирнунгена к себе, разверзлась страшная бездна Гинуннгагап, и не знал Кирнунген, где небесный свод, где находится Митград, где родные долины Питгардхейма. Если бы не крепкая веревка, что сплела ему его матушка, сидеть бы ему уже давно у подножия трона Хель.
Испугались боги в Асгарде, что буря может погубить их и Игдразиль, позвали они Браги бога поэтов и скальдов. Стал он напевать тихие песенки, убаюкивать Вестри, успокаивать сынов западного ветра. И на третий день поутих Вестри и заснул опять на своем троне у западного рога небесного свода.
Как утих Вестри, упал Кирнунген на своем огненнокрылом орле из-под самых звезд. Поломал западный ветер крылья Тйорну, распушил огненные перья, выпил силы из жил. Не мог Тйорн лететь так, как раньше летал, и поэтому падал туда, куда дул засыпающий Вестри.
И вот наконец, достиг земли и ударился о камни. От удара о землю Кирнунген лишился памяти и лежал как мертвый. А вокруг шумели деревья чужих лесов, а вокруг плескались волны чужих рек и озер, дули чужие ветра и несла его на себе чужая земля.
Мара-Маряница спасает Кирнунгена
Долго лежал храбрый Кирнунген без памяти на берегу озера чужедальней страны.
Но вот из леса вышла девушка. Легко ступала она по опавшим листьям. Было на ней чудесное платье, казалось, что соткано оно из листвы осенних деревьев, что горят как жар по берегам темных тихих рек, а среди ярких листьев блестели как горный хрусталь маленькие льдинки. Не смотря на праздничное платье, прекрасное лицо девушки было печально, губы белы как первый снег, а в глазах темнело осеннее небо.
Подошла она Кирнунгену, опустилась пред ним на колени, заглянула ему лицо, полились из глаз ее слезы - словно дождь осенний пошел. И взяла она тогда лист дубовый коричневый, положила его на лоб удалого Кирннунгена, взяла лист огненно-красный рябиновый, положила на губы Кирнунгена, взяла лист кленовый желтый как золото, положила на сердце Кирнунгена. И сказала тогда колдовские слова.
--
Пусть вернется к тебе сила жизненная, что течет в Перуновом дереве, силы тебе даст Сварог в столько раз, сколько листьев на рябинушке и вернет тебе Морена душу твою золотую как этот кленовый листок.
Долго колдовала девушка. Не очнулся удалый Кирнунген.
- Знать чужой стороны ты витязь, не берет тебя мое колдовство.
И заплакала девушка горше прежнего, и упали ее соленые слезы на губы Кирнунгена, напоили его бездыханного, и открыл глаза молодой воин-пахарь. Вдохнул полной грудью, чувствуя, что силы в нем прибавилось вдесятеро.
Встал, расправил плечи, оглянулся вокруг. Чужие леса шумят вокруг, плещутся волны чужих рек и озер, дуют чужие ветра, чужая земля его на себе держит. Видит - девушка рядом с ним, дочь чужих лесов.
--
Ты ли меня спасла, красавица? Как зовут тебя? Долго спал ли я? И в какой стороне я проснулся?
--
Ты летел на огненнокрылой птице и упал с неба к нам на светлую Русь-матушку, на берег озера Ладоги, что раскинулось в заповедных лесах Перуновых. Я спасла тебя, дочь Морены, внучка Сварога и Перунова племянница. А зовут меня Мара- Маряница. Я хожу по лесам, одеваю их в наряды праздничные, тку ковры ярко-красные, осыпаю леса своими слезами осенними, рассыпаю первый белый снег и хрустальные льдинки на темные волны речные. Пусть порадуются все в последний раз, ведь за мной идет моя матушка и укроет все покрывалом снегов, скует реки льдом, будут спать до весны леса каменным сном.
--
А меня зовут Кирнунген. Из далекой страны Митград, из широких долин Питградхейма, где правит одноглазый бог Один, упал я сюда, на берег твоего озера.
--
Нельзя тебе здесь оставаться! Прилетит сюда Сварог со сварожичами, узнает Перун, что был у меня гость из страны Одина - убьет тебя молнией. Скорей садись на свою огненногокрылую птицу - улетай из лесов Перуновых!
--
Не могу улететь я отсюда. Если я не знаю, как попал к тебе, как смогу я найти дорогу обратную.
--
Помогу я тебе еще раз. Я сотку ковер, чтобы ты по узору его смог найти дорогу обратную. Только торопиться придется мне, потому что скоро усну и я каменным сном. Придет моя матушка, заберет меня, положит на ледяную кровать, укроет покрывалом снежным, буду я целый год спать, пока не разбудят меня сестры Леля с Живою, не согреет меня Семарг-огнебог с Хорсом солнечным. Целый год они будут биться, чтоб разбудить меня, растопить колдовство, что наслали на меня сыны твоей страны.
--
Если ты даришь веселье лесам, раздаешь драгоценные камни рекам, почему ты сама печальна, почему твои губы белы, а в глазах отражается небо осеннее? И зачем тебе ложиться спать-почивать на всю зиму, весну и лето жаркое? Посажу я тебя на спину огненнокрылого Тйорна, увезу в долины Питгархейма, будешь верной мне женой.
Заплакала тут Мара-Маряница горьким слезами, и усыпали те слезы все тропы в лесу и берега рек, а когда касались земли - превращались в каменья самоцветные. Засверкали леса разноцветными огнями, полыхнули реки белым хрустальным пламенем.
- Не могу я улететь с тобой храбрый Кирнунген. Если буду я твоей женой - то погибну я скоро в чужом краю. Ты послушай лучше, почему я печальна, почему мои губы белы, а в глазах отражается небо осеннее. Почему каждую зиму я ложусь в ледяную кровать, а потом меня будят сестрицы мои Леля с Живою, согревает Семаргл-огнебог с Хорсом солнечным.
Великан Дигримьер сватается к Маре-Марянице
Разгулялась непогода, разыгрался Стрибог - бог ветров. Ходила по лесам, по горам по берегам рек Морена. Лесами проходила - снега расстилались высокие, берегами рек проходила - лед ложился на воду каменный, горами шла - от мороза скалы трескались, на лету орлы замерзали, на бегу звери падали. Где махнет рукавом - встанут горы снежные, где ногой ступит - ледяные озера блестят. Ходит, песни поет веселые о своей любимой дочери Маре-Марянице.
- Дочь у меня раскрасавица и умелица. Золотые ковры ткет чудесные. И на этих коврах - цветы цветут, дубы шумят, в ветвях тех дубов птицы песни поют сладкие, а под теми дубами звери рыскают. Во дворце Перуна и Дивы-Додолушки, в саду Ирии те ковры висят, не нарадуется Сварог на свою внученьку, не нарадуется Перун на свою племянницу.
Так пела Морена, проходя по лесам, по горам, по берегам рек. И дошла она до самих северных гор, до северных морей и уже повернула обратно.
Но услышал ту песню великан Дигримьер из ледяной страны Йотунхейма, из чужого мира, где правит одноглазый Один. Захотел Дигримьер сам посмотреть на дивную дочь Моренину. Но нельзя было ему выходить из Йотунхейма, приходить на светлую Русь матушку. Если б увидел это Один, убил бы его Тор Мйольниром. Если б увидела это Морена, то убил бы Перун Дигримьера своей молнией.
И тогда решил Дигримьер хитростью проникнуть в дом Морены. Он пошел по следам Морениным, он понесся поземкой легкой над сугробами. Так дошел он до самого дома Морениного и, влетя в двери вихрем снежным, принял свое настоящее обличие.
И увидел он тут Мару-Маряницу, вспыхнуло сердце его белым пламенем, едва совсем не растаяло. Захотел он взять в жены чужую красавицу-богиню. А Мара-Маряница его испугалась, рукавом закрылась ярким, скрылась в желтых кленовых листьях.
Как увидела Морена, что за гость пожаловал к ним в дом, рассердилась пуще снежной бури:
--
Как посмел ты великан чужих земель прийти сюда, если тебе даже в твоей стороне запрещено выходить из ледяного Йотунхейма!
--
Не с войной я пришел к вам в дом! Отдайте мне в жены Мару-Маряницу, деву-искусницу, внучку Сварога, Перунову племянницу!
--
Не бывать тому! Не бывать внучке Сварога за Дигримьером из ледяного Йотунхейма! Он в своей-то стране ни кем не любим!
Опечалился тогда Дигримьер. Вернулся домой в Йотунхейм. Собрал дары богатые, сорок кораблей серебра привез к дому Мары-Маряницы. Думал, сможет смягчить сердце матери. Посмотрела Морена на дары Дигримьера, посмеялась только.
- Чем ты захотел купить мою дочь! Вон у нее серебра сколько. Все леса в серебро одеты, все реки хрусталем устланы! Не бывать позора в моем доме! Не быть Маре-Марянице женой великана из Йотунхейма!
Разъярился тогда Дигримьер, затаил в серце лютую злобу. Ничего не ответил он Морене, а вернулся к себе домой в ледяной Йотунхейм. Там позвал он своих братьев меньших Вельги и Тьельги, самых искусных кузнецов во всем Йотунхейме.
Вот вошли Вельги и Тьельги в кузницу, а Дигримьер встал к мехам - раздувать ледяное пламя.
Собрал Вельги иней с деревьев и бросил в горн. Целый день раздувал огонь Дигримьер - и вот показалось из горна кольцо необыкновенной красоты, искрящееся как звезды.
Собрал Тьельги снег с лесных полян и бросил в горн. Два дня раздувал огонь Дигримьер - а на третий день показалось из горна кольцо, белое как молоко козы Гейдрун, которая пасется у вершины ясеня Игдразиля.
Вышел тогда сам Дигримьер из кузницы, собрал лед с темных рек и бросил в горн. Снова стал он к мехам. Три дня работал Дигримьер, выбивался из сил. На четвертый день показалось из горна кольцо прозрачное как горный хрусталь.
Взял Дигримьер эти три кольца и снова пошел он в чужую страну к дому Морены, свататься к дочери ее Маре-Марянице, деве-искустнице. И Вельги и Тьельги тоже пошли с ним.
Как увидела их Морена, даже на порог не пустила. Закричала, лишь только завидела:
--
Ты опять пришел в Перуновы леса. Я и в первый раз говорила, во второй говорила, я и в третий скажу: Не бывать внучке Сварога за Дигримьером из ледяного Йотунхейма!
--
Не кричи, Морена! Мне мила твоя дочь, глубоко в мое сердце красота ее запала, губы рябиновые, глаза в которых небо синее по осеннему высокое отражается. Но не мил я ей, вижу сам, и не мил я дому всему вашему. Так позволь мне хоть подарок ей сделать. Пусть вспоминает она, как ходил к ней свататься великан Дигримьер из ледяного Йотунхейма, не боясь гнева Одина, не боясь гнева Сварога, не боясь молний Перуновых.
С этими словами вынул три волшебных кольца, положил на порог дома и отправился назад в ледяной Йотунхейм.
Мара-Маряница надевает кольца, а Перун наказывает братьев великанов.
Даже рукой коснуться не захотела Морена подарков Дигримьера, так и оставила лежать их на пороге. А в это время вернулась дева-искусница Мара-Маряница. Весело она вбежала в дом и увидела чудесные кольца на пороге: одно сверкающее как звезды, другое белое как молоко, третье прозрачное как горный хрусталь. Тут же захотела примерить их на руку.
Вот надела она на палец первое кольцо, сверкающее как звезды,- побледнели губы рябиновые, стали белыми как иней.
Надела второе кольцо, белое как молоко, - померкло небо синее, высокое в глазах ее, стало серым, пасмурным.
Третье кольцо, прозрачное как горный хрусталь, надела - соскользнуло кольцо с пальца, обхватило сердце девушки снежным поясом, хладным обручем, ледяной иглой вонзилось в грудь.
Как увидела Морена, что стало с ее дочерью, опечалилась. Ничего теперь не поделаешь. Не снять колдовства чужой страны никому из сварожичей. Видно Макошью так завязано. Позвала она тогда Сварога со Сварожичами, кликнула Перуна удалого. Наказать решили боги вероломных великанов. Вот спросил Сварог Хорса светлого:
--
Не видал ли ты где ледяного великана Дигримьера с братьями.
И ответил светлый Хорс:
- Нет, не видел я Дигриьмера, ни братьев его. Спроси лучше у Месяца, может он встречал.
И спросил тогда Сварог у Месяца:
- Не встречал ли ты где ледяного великана Дигримьера с братьями.
И ответил Месяц:
- Нет, не видел я. Ты спроси лучше Стрибога. Он везде летает, все знает.
Попросил тогда Сварог Стрибога, чтоб нашел он Дигримьера с братьями. Целый день не было Стрибога, лишь под вечер вернулся он в Ирий-сад. И спросил его Сварог:
--
Видел ли ты Дигримьера, отыскал ли его братьев?
--
Видел, знаю, где они. Только нужно торопится. До границы царства твоего уж почти дошли они, скоро будет тебе их не достать, скоро будут они под властью Одина!
Вылетал тогда Перун из Ирий-сада. Мчался он быстрее Стрибога и настиг ледяного Дигримьера в самый последний миг, когда великан уже занес ногу и хотел перешагнуть реку-Ладогу. И ударил тогда Перун его своим молотом. Пронзил молнией и ледяного Дигримьера, и братьев его Вельги и Тьельги. И от молний тех растаяли великаны, разлилась их ледяная кровь бурными потоками, раскинулось озеро широкое на том месте, где настиг их Перун, где хотели они реку-Ладогу перейти.
Так были Перуном наказаны ледяные великаны из Йотунхейма, из мира подвластному одноглазому богу Одину.
Но колдовство с Мары-Маряницы так и не смог снять никто из богов. И теперь каждый год, только-только ляжет первый снег на багряные листья, выйдет Морена землю снегом укрывать, ледяная игла колет сердце Маре-Марянице и сжимает кольцо сердце, так что девушка без дыхания падает, потому что в эти дни приходил свататься к Маре-Марянице ледяной великан Дигримьер, подарил ей кольца волшебные. И тогда Морена забирает дочь в самую холодную пещеру, кладет на ледяную постель, укрывает одеялом снежным. И стоит в пещере лютый мороз, чтоб кольцо на сердце застыло, не сдавило сердце девушке до смерти.
Только если Мара-Маряница будет спать вечным сном, кто ж оденет леса в наряды прздничные, будет ткать ковры ярко-красные, осыпать леса слезами осенними, рассыпать первый белый снег и хрустальные льдинки на темные волны речные. Когда минует время зимнее, и кольцо на сердце ослабится, приходят в пещеру Леля с Живою, сестрицы Мары-Маряницы, и пытаются разбудить ее вместе с Семарглом-Огнебогом, с Хорсом светлым.
Только силу Моренину ослабить не просто. Не растопить ее ледяное колдовство, волшебство морозное. Целый год трудятся Леля с Живою, целый год пытаются согреть Мару-Маряницу Семаргл-огнебог вместе с светлым Хорсом. И когда нет больше сил у них согревать землю-матушку, просыпается Мара-Маряница и одевает леса в наряды праздничные, ткет ковры ярко-красные, осыпает леса слезами осенними, рассыпает первый белый снег и хрустальные льдинки на темные волны речные.
Ну а вслед за дочерью вновь приходит Морена-зима. Лесами проходит - снега расстилаются глубокие, проходит берегами рек - лед ложится на воду каменный, горами идет - от мороза скалы трескаются, на лету орлы замерзают, на бегу звери падают. А Мара-Марянице в это время снова спит в ледяной кровати, одеялом снежным укрытая.
Мара-Маряница ткет волшебный ковер, а Кирнунген поет песню.
Так расказывала Мара-Маряница о своей судьбе, Макошью связанной, храброму Кирнунгену из Питгардхейма.
Опечалился Кирнунген. По сердцу ему пришлась дева-искусница, внучка Сварога, племянница Перунова.
И вот начала ткать Мара-Маряница волшебный ковер, ткать дорогу до Питгардхейма. Собирала листья рябиновые красные, собирала листья кленовые желтые, вплетала травы заповедные, говорила слова волшебные.
А удалый Кирнунген пел ей песню сладкую о печали своей, о любви, о полях Питградхейма, что тоскуют по плугу его золотому, ждут его назад с молодой женой, Марой-Маряницей девой-искусницей.
Вот уже половина ковра закончена. Вдруг потемнело небо, грянул гром, полыхнули зарницы яркие. Смотрит Кирнунген на девушку - загорелись губы белые рябиновым огнем. То кольцо волшебное сломалось, что сковал Дигримьер из инея на погибель Мары-Маряницы.
А удалый Кирнунген все поет песню сладкую о печали своей, о любви, о родной его матери Пхйоле, что тоскует по сыну удалому, ждет его назад с молодой Марой-Маряницей
Вот почти уже вся работа закончена. Вдруг потемнело небо, грянул гром, полыхнули зарницы яркие. Смотрит Кирнунген в глаза девушки - нет больше в них неба пасмурного, осеннего, как звезды над его родным Питгардхеймом сияют ее глаза. Это лопнуло кольцо волшебное из снега белого, что сковал Дигримьер на погибель Мары-Марянице.