Зеленцов Иван.
20**


В небе пепла, почти что незримо, 
словно мир провалился под лёд, 
над руинами Третьего Рима 
заскорузлое солнце встаёт, 
с неохотой стирая с развалин 
бывших некогда городом, след 
ночи. Ночи, которой не звали 
звёздной столько несчитанных лет 
(зим, вернее), что даже в преданье 
о преданье поверишь с трудом, 
как и в то, что когда-то рядами 
за исчезнувшим ныне прудом, 
в сквере, клёны стояли, скрывая 
нашу лавочку, и тишина 
нам за счастье сходила. 

Кривая 
судеб, видимо, не лишена 
иронической петельки. Лиха 
в подземельях накушавшись всласть, 
мы поднялись наверх. Здесь так тихо, 
точно жизнь, грохоча, пронеслась 
только что, наподобие дачной 
электрички ушла на закат, 
ну а мы на перроне табачный 
цедим дым, перестрелку цикад, 
лай собак или рокот мотора 
воспалившимся слухом поймать 
силясь тщетно столь долго, что впору 
в сумрак выдохнуть: "ёб твою мать..." 

Здесь же, в ядерном апофигее, 
даже это излишне. С утра 
индевелое прошлое грея 
у больного одышкой костра 
(так, наверное, в древнем семействе 
над углями шкворчал диплодок... 
Ладно, смейся, любимая, смейся 
в свой когда-то цветастый платок. 
Мне прекрасно известно, что твари 
эти вымерли, боже прости, 
на бессмертие раньше) в угаре 
я могу и не то приплести, 
чтоб сорвать полумесяц улыбки 
с твоего неземного лица... 

Глупо лгать - шансы выжить столь зыбки... 
Но я лгу, не вини подлеца, 
лгу, что верю твоей белобрысой 
и своей идиотской звезде. 
Знаешь, милая, люди и крысы 
выживают всегда и везде... 
Здесь безлюдно, но так как повсюду 
ошиваются полчища крыс 
будем ждать, что получим как ссуду, 
как какой-то невиданный приз 
сисадмина Вселенной прощенье, 
(может, все эти книги не лгут: 
он соскучится, если ваще 
ни 
черта не останется тут?) 

Возвращаться обратно? И что нам 
светит в этом пристанище тьмы? 
Доедая НЗ, вторить стонам 
полутрупов? Достаточно. Мы 
остаемся. И если чужая, 
обожженная взрывом земля, 
примет нас, будем жить, продолжая 
человеческий род. 

О-ля-ля! - 
Ты, наверное, новая Ева, 
Я, наверное, новый Адам! 
(Сколько плюсов, родная!. Налево 
не уйду. Не сбегу. Не предам. 
Не нарежусь с приятелем...) Шутка. 
Не до шуток, согласен. Еда 
и питьё на исходе, и жутко, 
но, поверь, будет время, когда, 
исполняя надтреснутый кашель 
на гармошке обветренных губ, 
мы с тобой нашим внукам расскажем, 
как огромен, прекрасен и глуп 
был наш мир до Большого Пожара, 
за которым последовал крах... 

Как под лазерным соусом Жара 
дали на Воробьёвых горах! * 
Как, любуясь заморским товаром 
истекающих светом витрин, 
по Москве, по цветущим бульварам 
мы бродили. Ты помнишь, Катрин? 
Помнишь (Помнить - так сладко и больно! 
Память - это любезный холуй, 
что отравит в два счёта) разбойный, 
недозволенный тот поцелуй 
на Тверском, где весенний 
ветер сложное сделал простым, 
и случайный свидетель - Есенин - 
рядом, на постаменте застыл?.. 
Помнишь, как у громады "Лукойла" 
под закуску из сальных острот 
мы меняли на горькое пойло 
ночь без сна в чистопрудном бистро, 
чтоб потом проболеть целый день и, 
бросив к вечеру офисный ад, 
на последние куцые деньги 
взять на час лимузин напрокат 
и петлять лабиринтами улиц 
и любить (отвернитесь, шофёр!), 
и мечтать, что уже разминулись 
с худшим, строя десятки афёр, 
глупых, словно хореи и ямбы, 
но сулящих прекрасный конец, 
где б ты стала принцессой, а я бы - 
властелином столичных колец? 

Как японскому продали души 
богу, и запивали шабли 
вкус васаби на краешке суши, 
а поодаль текли корабли 
иномарок, сигналя? И, кстати, 
этот, я извиняюсь, хай-тек 
нам, казалось бы, росшим в экстазе 
и кислотном дыму дискотек, 
никогда не казался милее 
в светлом том позапозавчера, 
чем моменты, когда, пламенея 
в лужах наших дворов, вечера 
с тёплых кровель, как бусинки крови 
на железо, роняли капель 
птичьих трелей, и не было кроме... 

Да неважно! 
Всё это теперь - 
Сказка, фантасмагория, небыль... 
Ничего, никого больше нет. 
Я не знаю того, кто о небо 
чиркал спичками белых ракет, 
будь он проклят, не знаю причины, 
той войны. Да и знать не хочу. 

Как обычно, едва различимо, 
точно мир затянули в парчу, 
над руинами Третьего Рима 
заскорузлое солнце плывет. 
Тошнотворным подобьем айс-крима 
фиолетовый плавится лёд 
на губах. Как подсохшая рана - 
гладкий круг, убегающий от 
колоссальной воронки, что справа 
открывает желающим вход 
в преисподнюю. Слева, покуда 
хватит взгляда и если глаза 
пыль не выест, кошмарное чудо: 
мёртвый город теряется за 
горизонтом, и редкие окна, 
целых стен, чья утроба пуста, 
жадно смотрят сквозь пепельный смог на 
чёрный снег, на обрубок моста 
над вскипевшей рекой, на останки 
автострад, паутиной морщин 
испещренных так густо, что танки 
не прошли б, на каркасы машин 
и на груду бетона и шлака, 
предложившую нам с высоты 
этот вид, жутковатый, однако 
не лишенный своей красоты. 

Подвывая тихонечко хрусту 
пепла, кварца, стекла и слюды 
под ногами, извилистым руслом 
речки, наши сметая следы, 
ветер гонит песок и назавтра 
нас самих обещает стереть... 
Мы не лучше того динозавра, 
с тем отличием лишь, что на треть 
состоим из надежды, что в ящик 
не сыграем, а также на две - 
из упрямства и веры. Эй, ящер, 
передай там небесной братве: 
пусть слегка подождёт и не ропщет, 
начиная гулянку без нас. 
Мы слегка опоздаем на общий 
сбор (порежьте пока ананас 
и разлейте амброзию). Дело 
в том, что четвёртая треть 
вообще не имеет предела 
и дарует способность терпеть 
на руинах мечты, не взирая 
на лишения, страх или боль, 
но навряд ли в придуманном рае 
повторится. И это - любовь. 

--------------------------
Пародия:



По утру мы так жутко ранимы!
Нас легко невзначай уронить.
На задворках у Третьего Рима,
Чтобы быть, нам приходится пить.
Ночь прошла в непосильном угаре,
Прошла ночь и оставила след
В наших лицах... Пропитые хари -
- Отраженье несчитаных лет!

А былое уже, как преданье,
И в преданье поверишь с трудом,
Как меж клёнов, стоящих рядами,
Мы гуляли за тем вон прудом.
И на лавочке в сквере, вскрывали
Банку с пивом, вокруг тишина,
Эх блаженство! Но всё-же 
           Кривая
Судеб видимо не лишена
Иронической петельки. Лихо!

Этой ночью накушались всласть
И едва поднялись... Как же тихо:
Точно жизнь пронеслась, пролилась!
И уже, вижу я однозначно,
Хоть и брезжит рассвет, на закат
Наша жизнь утекает невзрачно,
Вся в дыму и соплях за "МКАД"
И тоска вдруг накатит, не скрою
Жизнь за хвост нам уже не поймать!
И в рычащем бессильи порою
В сумрак выкину: "...ёб твою мать!"

А затем в пьяном АПОФИГЕЕ
Всё нам по... И в запое с утра
Задуревшие души мы греем
У больного чахоткой костра.
(Так наверное в древнем семействе
Над углями шкворчал птеродактль..
Ты смеёшься! Попробуй посмейся
При другом неотъемлемом факте:
Всем прекрасно известно, что ТВАРИ
Эти вымерли... Вымрем и мы!
В этом бешеном пьяном угаре
Мы дотянем едва ль до зимы.

Эх сорвать бы, как пробку с бутылки,
С твоего пропитОго лица
Заскорузлую глупость ухмылки...
(Я шучу, ты прости подлеца.)
Я по харе твоей белобрысой
Заскучал, как по той вон звезде!
Вот такие, как ты только, крысы 
Выживают всегда и везде!
Здесь безлюдно и я... Я бля буду,
Удушаю таких, как ты крыс!
Ну да ладно.. Живи уж паскуда!
Это мой тебе сказочный приз-
Сисадмина Вселенной прощенье
(С тобой наша Вселенная тут.
Ну а я не бессмертный Кащей, не
Бессмертен душой... книги лгут!)

Наливай уж НЗ, только спирт нам
Светит в этом пристанище тьмы!
Побежали мурашки по спинам
Полутрупов.. Достаточно! Мы
Оживаем.. И прежде чужая,
Белобрысая, ты всё милей.
Будем жить! Будем жить, продолжая
Род уродов средь этих полей!

Ну давай же! Ты - новая Ева!
Ну а Я? А Я - новый Адам!
Если хочешь родная налево,
То иди, за бутылку отдам
И нарежусь с приятелем.. Шутка!
В каждой шутке есть доля... Вот - вот!
А питьё на исходе.. и жутко!
Снова жажда в дорогу зовёт!

Пилигримы мы! Мы пилигримы!
И не надобно медных нам труб!
Ветер шамкаем встречный незримо
Мы гармошкой обветренных губ!
Мы, как после Большого Пожара...
Но насрать на заморский товар
И на соус на лазерный Жара,
И на этот цветущий бульвар!
Ты прости меня ветер весенний,
Совершил я подмену святынь.
Ты, случайный свидетель, Есенин
На своём постаменте застынь!
Я страдаю с утра, а уж день и
Поскорей бы закончился ад:
На последние куцые деньги
Мне б спиртяги любой, наугад!
Рыщу я лабиринтами улиц...
(Счастья в жизни я так не искал.)
Где же? Где же мы разминулись?
Изменил мне удачи оскал!

Да! Зелёному продал я душу
Змию, и поскорей бы конец!
Тьфу васаби, шабли, к чёрту суши!
Бахуса властелин я... Пиздец!
Ничего нет теперь мне милее.
Мне не надо то "позавчера".
Пусть корявые кровли немеют,
Трелью птиц истекут вечера!

Сказка, фантасмагория, небыль!
Ничего, никого больше нет.
Головы не поднять больше к небу
И ни "Старый", ни "Новый Завет"
Уж не нужен, как хлам прошлогодний!
Рима Третьего тлеет звезда
Над воротами в преисподнюю...
Мы сойдём по ступеням туда!