- Ты не понял, "Детка" - это ты,- она хмурится и надувает губки.
Она стоит в огромной луже обеими ногами по щиколотку, а в руках сжимает подол своего дурацкого шелкового платья, которое ей однозначно велико. На 2 размера. В слепящем свете солнца. Мы ловим последние дни лета. И лучи лишь на мгновение теряются в сочно-зеленой кроне деревьев.
Сквозь металлическую решетку пола пожарной лестницы я вижу все 10 этажей вниз. Чуть подальше горят фонари, освещающие шоссе. Иногда по нему проносятся машины. Ветер задувает во все дыры: одной рукой я держу сигарету, другой ставлю воротник от пиджака.
И сюда добралась осень. Сегодня на улочках вокруг площади я видел первые опавшие листья. Нежного желтого цвета.
Я укалываюсь булавкой на отвороте своего пиджака. Правой рукой продолжаю держать сигарету, левой пытаюсь застегнуть булавку. Зажигалка выскальзывает через мгновенье. И я заворожено смотрю как она, цепляясь за решетку, пролетает все 10 этажей. В замедленной съемке. Пролетает все 10 этажей и падает на асфальт. Конечная точка-приземление. Черт. Я тушу сигарету и захожу в здание. Слишком холодно за ней спускаться. Это была моя любимая зажигалка.
- У тебя веснушки, Детка.
- Сам ты "Детка",- она хмурится и надувает губки.- А еще ты дурак...
Я, недолго думая, перепрыгиваю через перила пожарной лестницы и приземляюсь прямо в лужу. И мне смешно:
- У тебя, правда, веснушки, Детка.
Я закидываю голову вверх и смотрю на балкон второго этажа, где стоит она, в ужасе закрыв лицо руками. Отсюда снизу я могу разглядеть не только дурацкий узор ее шелкового платья, которое велико ей. На 2 размера. Но и ярко-красный облупившийся лак на ее ноготках.
- Дурак!- в ярости кричит она и кидается к перилам. Мы ловим первый день настоящей осени.
Я надеваю пиджак, кладу кошелек в задний карман и выхожу на улицу. Сегодня как-то особенно не хочется сидеть дома.
Наверное, оттого, что идет дождь. Вода с неба не падает каплями, но течет рекой. Я как всегда оставил зонт дома. Пара кварталов, поворот налево, затем направо. У площади будет маленькое кафе с большими окнами. Хочется занять столик в самом дальнем углу, заказать чашку земляничного ройбуша и рисовать на салфетках.
В ботинках уже хлюпает, джинсы прилипают к ногам, а пиджак весит на килограмм больше. Я не спеша бреду, основательно залезая в каждую лужу. В лужах вода холодная. Она как льстивый предатель стремится оказаться в каждом кубическом сантиметре моего свободного пространства. Колокольчик над дверью звенит. Редкие посетители нехотя оборачиваются в мою сторону, и улыбчивый официант уже кладет меню на моё обычное место. Оставляя мокрые разводы после себя, я направляюсь к столику. Пожалуй, я оставлю сегодня чаевых несколько больше, чем обычно и ни одной салфетки.
- Детка, не стоит этого делать,- я перехватываю ее руку в полете по направлению к моему лицу.
Я крепко сжимаю ее запястье. Она взвизгивает и пытается вырваться.
- Я тебе не "Детка"!- зло шипит она.
Я толкаю ее, она падает на кровать. Неуклюже, абсолютно некрасиво, так как она еще никогда не падала. Отступаю, прислоняюсь спиной к стене и сползаю на пол. Моя панорама - ее густые волосы на фоне алого покрывала и дурацкое шелковое платье. Которое ей велико на 2 размера. Я ненавижу его.
Она лежит тихо и едва слышно сопит. От злости. Уставилась в никуда. Через секунду она бросит в меня пепельницей, которая всегда стоит у кровати. Я это знаю. Они всегда так делают. Она всего лишь одна из. Она бросит. И не попадет. Она бросает. Чуть левее. Осколки отскакивают и падают на меня. Мне безразлично. Мы встречаем первую жестокость.
Меня тошнит. Сегодня весь день, с самого раннего утра, меня тошнит. И это отвратительно. Еще хуже, чем похмелье.
Потому я пришел домой пораньше. Я не закрыл на замок дверь, прошел сразу в свою комнату и упал на кровать. Я лежу в ботинках, грязных джинсах, толстовке и шапке на не заправленной кровати: на некогда чистом и белом постельном белье. Лежу, не шевелюсь и изучаю потолок. Под аккомпонимент невыносимой тошноты.
Это похоже на отравление, но вряд ли оно. Я травился несколько раз в жизни. Каждый раз это было по нескольку часов на полу в туалете с бутылкой негазированной минеральной воды. До тех пор, пока сил не оставалось совсем, а в желудке - ничего кроме воды и желудочного сока. Сегодня как-то совсем по-другому.
Наверное, я просто перенервничал. Мои нервы всегда сдают абсолютно по-дурацки: меня начинает крутить, я впадаю в спячку или меня просто тошнит. Невыносимо до отвратности. Я даже не могу заснуть. И безумно хочется курить. Организм в истерике требует никотина.
Рядом с кроватью стоит чашка холодного сладкого зеленого чая. Я всегда оставляю чашки рядом с кроватью. Глупая привычка. Но зато сейчас мне не придется ползти на кухню за тем, чтобы попить. Я переворачиваюсь на бок и утыкаюсь носом в локоть. Мне надоел потолок. Я уже в деталях знаю все его особенности. Мысли начинают свой хаотичный ход. Минут через 15 я смогу заснуть. А часа через три ко мне зайдут, чтобы позвать меня покурить. Я надеюсь на это и засыпаю...
Она делает вид, что не увидела меня, хотя заметила еще издалека. Она поправляет прическу и делает последнюю затяжку. С каждым шагом я приближаюсь к цели. Именно к ней. Она заулыбалась. Сразу после того, как поправила юбку от платья. Шелкового в крупный горошек. Десять, девять, восемь... три, два, шаг.
- Привет, Детка.
- Почему "Детка"? - она тушит и выкидывает сигарету.
- Потому что неповторимая
Меньше шага. Солнце слепит глаза. Кто-то выходит из здания, и дверь убивает меня в спину. С такой же силой, с какой подталкивает. Я целую ее в губы. Дверь медленно возвращается на своё место. И я вытираю красную помаду рукавом. Мы встречаем друг друга. Впервые.
Вдох-выдох, вдох-выдох. Еще чуть-чуть, всего лишь усилие, рывок. Второе дыхание, черт возьми, ты где?! Простите! Я на бегу сбиваю какого-то мужчину в черном пальто. Перепрыгиваю через урну, перебегаю дорогу. Ну же, я уже на перекрестке. Идиот, ты не видишь, куда едешь?! Это, между прочим, пешеходный переход. Еще светофор.
Сука! Уехал! Я по инерции еще бегу. Затем останавливаюсь. Упираюсь руками в колени и пытаюсь отдышаться. Просто взял и уехал. А больше автобусов не будет. Я поправляю шарф, который перекрутился, пока я бежал. И неожиданно для самого себя, пинаю маленький рекламный щит. Это был последний автобус. А мне теперь только остается всю ночь торчать в этом проклятом городе. И я даже не понимаю, на кого я зол больше: на водителя автобуса или на самого себя.
Я шарю по карманам куртки и через мгновенье извлекаю на свет последнюю сигарету и зажигалку. Денег ровно на чашку кофе с молоком. Сегодня я титулованный неудачник, а жизнь - мерзкая и злая тварь. Я снимаю перчатки, засовываю их за пояс, натягиваю шапку и лихорадочно пытаюсь вспомнить адрес. В этом проклятом городе с грязными и почти безлюдными улицами еще вроде как живет мое прошлое.
Я открываю дверь своим собственным ключом и захожу к ней. Она лежит с отсутвующим вид на ковре посередине комнаты.
Я на мгновенье останавливаюсь на пороге: она похожа на православную икону - так много страдания. Слишком много для хрупкого тела. На ней только белье, белое, самое простое. Я подхожу ближе и сажусь на корточки. Я разглядываю ее лодыжки, бедра, кисти рук, шею. Тонкие, худые, почти прозрачные. Может это мрамор? Взгляд в никуда просит молчания.
Жалюзи подняты, и в открытое окно врывается прохлада из вне. На улице морозный, но солнечный полдень. Сегодня суббота. А кто-то этажом ниже смеется и курит. Звенящее напряжение взрывается лампочкой в люстре. Звездопад мелкого стекла.
- Ты знаешь, я сделала аборт...
Я ложусь на пол и кладу ей голову на живот.
- Детка...
К вечеру мы проснемся.
Ветер стаями гоняет листья и каштаны по безлюдной ночной площади. Всё закрыто и уже негде купить цветы. Дома всё по-другому. В любое время суток и почти в любой точке города можно отыскать букет свежих лилий. Здесь не так. Здесь всё абсолютно по-другому, и мой больной и уставший мозг этому рад. Как и рад тому, что внутренняя свобода личности здесь подкрепляется внешней свободой общества, у которого всё равно есть свои предрассудки. Но если не лезть в глубь, то их не видно. А мне надоело копаться в сути вещей. Пусть останется только внешнее. Хотя бы сегодня.
Ветер издевательски задирает мой килт и морозит мне ноги там, где они не закрыты гольфами. И моё тело ощущает себя простыней, которую только что достали из стиральной машины: помятым и тяжелым. Сегодня день больной ностальгии и встречи с "мертвецами". Эти двое из моего прошлого нагоняют меня уже у фонтана. Она протягивает мне зажигалку. Черную, большую и удобную. Моя любимая зажигалка.
Я надеваю наушники и включаю музыку на полную: падать в такт. Он протягивает мне цветные таблетки. Сознание начинает медленно уплывать. Оно делает шаг назад и оставляет меня один на один с огромным кадром нереальных цветов: протянутая ко мне ладонь с горсткой разноцветных колесиков на фоне безлюдной улицы в центре города. В фокусе только рука и огромные глаза с предложением.
Под язык, глоток минеральной воды. Сознание, я тебя ненавижу. Умри.
Раннее утро и часы на стене над диваном пробивают шесть. Большой круглый белый циферблат и две широкие черные стрелки разной длинны. Она уже подняла жалюзи на окнах и выключила маленькие лампочки по периметру кухни. А это значит, что для нее день уже начался. Она встает на цыпочки и тянется за маленьким кофейным блюдцем на самой верхней полке.
Я беззвучно подхожу к ней сзади и спрашиваю:
- Детка, может стул?
От неожиданности она вздрагивает, резко поворачивается ко мне и роняет белое фарфоровое блюдце. Блюдце разлетается на несколько больших кусков, а она бьет меня по плечу.
- Никогда больше не смей так делать!
Я бережно поднимаю ее за талию и ставлю на стул. Босая, она может порезаться. Она переминается с ноги на ногу и рукой показывает на чашку. Подаю ей кофе и начинаю на корточках собирать осколки.
Она нависает надо мной: одной рукой держит чашку с кофе, а другой - подол своего дурацкого шелкового платья в горошек. Оно ей велико на 2 размера. И потому заканчивается только у щиколоток.
- И не обращайся ко мне "Детка", - ворчит она и с деловым видом делает глоток.
Я встаю, выкидываю осколки в мусорное ведро и поворачиваюсь к ней. Я поднимаю глаза и всматриваюсь в ее личико. Она зевает: еще не проснулась до конца.
- Я люблю тебя, Детка.
От неожиданности она роняет чашку. Черная жидкость растекается по полу, а чашка повторяет судьбу блюдца. Я снова опускаюсь на корточки. Я впервые ей признаюсь.
Я беру пластмассовый стул и несу его за дом. Сегодня холодно, но безветренно. И это меня весьма радует.
Я иду по полю до тех пор, пока мне не надоедает. А надоедает мне почти у самого шоссе, по которому сегодня ночью еще почему-то проехало не больше 2-х машин. Я ставлю стул, сажусь, открываю бутылку вина штопором, который утащил с кухни еще неделю назад, и наливаю себе полную кружку красного полусладкого. Надеваю перчатки с обрезанными пальцами и застегиваю молнию куртки - ноябрь.
Мне нечего рассказать самому себе, и потому я считаю звезды. Как последний романтик техногенного века. Гармония и светлая тоска убаюкивают. Я не фанат высоких материй, но сегодня можно расслабиться.
Трава мокрая и холодная. Я поджимаю под себя ноги и маленькими глотками пытаюсь согреться. И как-то слишком много позади. Это ощущение обманчиво, как и большинство других. У меня за спиной огни маленького городка и чьи-то чужие, в общей массе своей абсолютно меня не касающиеся, жизни. Сегодня полнолуние. Если бы я был там, где прошла почти вся моя жизнь, то я бы однозначно, как обычно, перекинулся бы в животное. Небольшое, но осатаневшее. А другим быть и невозможно в огромном мегаполисе ночью пятницы.
Если хорошо поразмыслить, то большинство людских страхов родилось именно в городах. Здесь же нечего боятся. И всё слишком знакомо. Я не хочу возвращаться.
Тишину разрывает звонок мобильного. Он разрушает всю мою депрессивносопливую идиллию. Замерзшими пальцами я вытаскиваю телефон из кармана узких джинс. Мгновенье смотрю на дисплей, затем сбрасываю звонок. Немного поразмыслив, я встаю и выкидаю его на шоссе. Извините, абонент временно недоступен. Если сегодня мне нечего рассказать самому себе, то Вам мне и подавно нечего рассказать.
Мы сидим в парке на скамейке. Небо, затянутое тучами, может напугать кого угодно, но только не нас. Она молчит и улыбается. Здесь нечего добавить. Я готов сидеть так вечно. Хотя она уже давно сменила свое шелковое платье в горошек на другое - шерстяное. И поверх него надевает пальто. Мы пьем горячий чай из пластмассовых кружек и мысленно благодарим изобретателей термоса. А голые деревья машут своими ветвями. И моментами кажется, что они царапают небо.
Она достает бутерброды из сумки, разворачивает шуршащую фольгу и протягивает мне тот, который с мясом. Мы расправляемся с холодной едой и горячим чаем. Она рассказывает про свое детство. И сны. А я окоченевшими пальцами перебираю четки. Скоро начнет смеркаться: по темным аллеям мы отправимся домой. И в голове лишь: "Как непривычно много "мы"".
- Детка, закрой глаза,- я перебиваю ее.
Она замолкает и недоверчиво косится по сторонам. Затем закрывает глаза. Трясущимися от холода руками я беру ее за запястье и аккуратно снимаю перчатку: пока не поздно, надо исполнять желания. Одеваю ей на мизинец кольцо и целую ее ладошку.
- Теперь ты только моя, Детка.
- Не "Детка". И только своя, - она улыбается. И продолжает сидеть с закрытыми глазами.
Я завязываю шнурки на своих ботинках и выхожу из этой комнаты. Я плотно закрываю за собой дверь и пытаюсь вспомнить, даже скорее, понять, где в этом проклятом доме кухня. Всюду снуют какие-то незнакомые мне люди, и на полной громкости надрываются колонки. Здесь каждый либо пьян, либо под чем-то. Я адекватен не больше других.
Мне хочется пить, курить и спокойствия. Я в полной растерянности стою в коридоре до тех пор, пока из-за двери, которую я только что закрыл, словно приведение, не появляется моя самая большая ошибка за сегодняшнюю ночь. Ошибка - следствие. Растрепанная, она что-то мне говорит. Я пропускаю мимо ушей всё кроме объяснения, где находится кухня.
Эта ночь и этот дом - сплошное упадничество, от которого, я думал, я отказался. Очередная ложь самому себе. Поразительное ощущение того, что в данный момент я такой же, как и все, собравшиеся здесь: расширенные зрачки, нелогичные действия, необдуманные поступки. Через пару часов, после того, как отпустит, я буду жалеть. Пока что же, мне всё равно. Но я уже чувствую, как стыд и страх отправляются в дорогу. Пункт назначения - я.
Я дохожу до кухни и замираю на пороге: слишком много народу на такой маленькой площади. Я мгновенье решаю, что же сильнее: моё отвращение ко всем этим людям или желание пить. Я разворачиваюсь и иду к выходу. Всего час до автобуса. Домой.
Я открываю входную дверь, и свежий воздух бьет мне по мозгам. Я делаю глубокий вдох и захлебываюсь ночным проспектом. Мне хочется бежать, бежать как можно дальше в никуда, как можно дольше бежать. Я медленно иду в сторону остановки.
Я выключаю телевизор и кладу пульт на журнальный столик. Она тихонько посапывает и улыбается во сне. Я выключаю торшер и целую ее в висок. Сегодня она устала. Это был длинный день. Я аккуратно, чтобы не разбудить, отстраняюсь. Снимаю с нее туфельки и беру ее на руки. Нежно и бережно. В моих руках моё самое большое сокровище.
Я несу ее в комнату. Толкаю дверь ногой и наощупь в темноте пробираюсь к кровати. Я укладываю ее и укрываю одеялом. Как маленького ребенка. Закрываю окно, чтобы ее не продуло, и возвращаюсь в гостиную за ее туфельками. Я ставлю их рядом с кроватью. Кажется, я что-то забыл. Ах, да.
Я забираю будильник с тумбочки. Завтра суббота.
Я целую ее в щеку:- Споконой ночи, Детка .
Я плотно закрываю за собой дверь и иду на балкон. Закуриваю сигарету, делаю первую затяжку и интуитивно оборачиваюсь. Она стоит босая и сонная в майке и трусиках и смотрит на меня. Пристально и хитро.
- Я не могу спать без тебя. И, кстати, верни будильник. Он у меня единственный и любимый.
Я ненавижу эту кофейню. Здесь всегда слишком людно, накурено настолько, что глаза слезятся от табачного дыма, и громкая музыка: приходится кричать, чтобы тебя услышали. Сегодня с самого утра меня почему-то сюда тянуло.
Я как обычно взял себе кофе с молоком и сел у окна, в которое врываются шум с улицы и запах первых дней весны. Мне уже давно некуда девать свободное время, и с утра до вечера я бесцельно брожу по городу, пытаясь заполнить пустоту внутри.
Я закрываю очередную дочитанную книгу и убираю ее в сумку. Мой взгляд скользит по залу в поисках возможных изменений, произошедших за последние полчаса. Кажется, ничего нового. Все столики всё так же заняты, и всюду снуют всё те же официанты, которые забирают грязную посуду и меняют пепельницы. Даже очередь у стойки всё той же длинны.
Хотя нет, нечто новое за столиком в противоположном углу. Там приютились маленькая коротко-стриженная блондинка и молодой человек в черном классическом костюме. На девушке строгое и простое синее платье и туфли на высоком каблуке. По ее скучающему виду, даже не слыша разговора, я могу понять, что ее спутник не самый интересный собеседник. Я присматриваюсь получше. Она, однозначно, красавица.
Молодой же человек, наоборот, весьма заурядной внешности. Он что-то увлеченно рассказывает и активно жестикулирует. Дурак. Я даю им не больше месяца вместе. Он не сможет ее удержать. А она с ним, скорее всего, лишь от одиночества и тоски. Еще год назад я бы обязательно вмешался в разговор. Но не сейчас.
Пока я размышлял об этом, парень успел разозлить свою спутницу. Она нахмурилась и надула губки. Он продолжает говорить, а она пытается сдержать гнев. Дурак. Она вскакивает. Бросает что-то ему на прощание, сметает рукой со стола чашки и уходит. Ошарашенный, молодой человек продолжает сидеть еще мгновенье, а потом испуганно кидается собирать осколки и вытирать с пола кофе салфетками.
Я хватаю свою сумку и выбегаю на улицу. В этот раз я ее догоню.
- Желуди!- она протягивает мне горсть желудей.
- Да, Детка. Этому дубу, наверное, не меньше 100 лет.
- Я тебе не "Детка". Этому дубу, наверное, не меньше 100 лет.
Она кладет мне голову на грудь и устремляет взгляд в небо. Нас укрывает сочно-зеленая крона огромного дуба, а под нами мягкий ковер опавших листьев.
- Я думала подстричься.
- Даже не смей, Детка.
- Тогда тебе придется быть со мной вечно, - она хитро улыбается.
Я беру ее за руку. Вечно, так вечно. Наша исключительная бесконечность.
Что-то внутри рвется на куски, и я не знаю, куда спрятаться. Мне хочется лезть на стены и рвать на себе волосы. Окурки уже вываливаются из пепельницы, а никотин капает из ушей. И мне кажется, что я себя ненавижу. Мне срочно нужно что-то сделать. До свидания, моя крыша!
Крыша? Крыша! Я хватаю ключи и выбегаю на лестницу. Несколько лестничных пролетов и уже чердак. Я открываю тяжелый амбарный замок и врываюсь в царство полумрака, паутины и влажных деревянных балок. Пыльный солнечный свет из смотрового окна рассеивается в паре метров от меня. Я сооружаю самодельную лестницу из ящиков и кирпичей и вылезаю в болезненно-желтый день. Всего ничего до края.
Я в прямом и переносном смысле на грани. Я развожу руки в стороны и закидываю голову вверх. Солнце слепит глаза. Мне хочется плакать.
Слишком раннее утро. Глаза закрываются сами собой, и мне кажется, что я засыпаю на ходу. Слишком яркое солнце, слишком громкие птицы. Мой организм требует стакан апельсинового сока и часов 12 сна. Ноги заплетаются и меня немного шатает. Я снимаю шарф и расстегиваю куртку: слишком жарко.
Она вылетает на меня совершенно неожиданно. Выпархивает из-за угла и кидается мне на шею. Она только что встала, специально, чтобы встретить меня. Она не накрашена и даже не причесанна. На ней ее обычное шелковое платье в дурацкий горошек и пальто. Она знает расписание автобусов наизусть. И она знает, что если я не приехал домой вечером, то я приеду с утра самым первым автобусом.
- Я рад, что ты меня встречаешь, Детка, - на исходе последних сил я подхватываю ее на руки и кружу.
Она смеется,обнимает меня за шею и целует за ухом.
- Отпусти меня сейчас же! - вдруг говорит она.
Я не сразу понимаю, что произошло.
- Отпусти меня сейчас же!
Я ставлю ее на землю. Она отвешивает мне звонкую пощечину и убегает. Я потираю щеку, поднимаю свой шарф и понимаю, что я зря его снял: и я и она ненавидим следы пребывания кого-то третьего.
Я бегу за ней.Она не позволит, но я всё же хочу объяснить. Это мои первые оправдания. Первые и ..?