подносят напитки и покрепче. Разные чайнички - разные напитки. Нам по очереди приносили и те и другие, все это позволило несколько часов наслаждаться прохладой у воды, а выйдя из чайханы чувствовать себя бодро и весело. Ужин в тот вечер уже не потребовался. Что ещё удивило нас, так это цены - всё в копейках, от десяти копеек до ста пятидесяти и более. Кто любит покушать, тем даже самые дорогие блюда округляются до ста копеек. Там всё округлялось. Сдачи, мелочь, не жди, но и не доплату не спросят. Это мы поняли уже после первой прогулки и стали благоразумно носить мелкие деньги, чтобы расплачиваться было не стыдно, продавцы были довольны. Купили пучок редиски за сто копеек, довольны, это для Байконура даром, стали отходить, а хозяин за нами с кульком, оказывается на сто копеек пять пучков положено. Так много нам было не к чему, но не обижать, же человека. Он сажал, поливал и не виноват, что мы не разбираемся в ценах восточного рынка. Сдачи с рубля все равно не будет. Восток есть восток . Я сам родом с Кубани и рынки у нас самые богатые в России, но когда мы приехали на один из рынков города, воображение мое стало зашкаливать. Здесь кто во что горазд. Сигареты, сахар рафинад и многое другое продавались здесь поштучно, в пачках и на вес, прямо из государственных упаковок. Казалось бы пустячок, а выгода оказывается многократная. Проходя по рядам, пробовали всё, а чтобы отвязаться от назойливых торговцев спрашивали то, что не видели на прилавке. Если клубника у него была сладкая и сочная, мы искали сухую и не очень сладкую, пока не устали и не напробывались досыта всего, что душа желала. До этого мы с товарищем и не предполагали, что клубника может иметь столь много вкусовых оттенков и товарных качеств. Ряды тянулись до горизонта, это только клубника, а еще были ряды с другими товарами. Поняли, что базар обойти в один день не возможно, как Эрмитаж или Третьяковку. Рынку надо посвящать специально день и лучше с проводником. По ведру клубники мы все же купили, чтобы, возвратясь на Байконур порадовать своих родных. В гостинице поделились своими впечатлениями с администратором. Это была пожилая женщина, знавшая город еще с незапамятных времен и которая, вздохнув посетовала нам, что сегодня от прежнего Ташкента и рынка уж ничего не осталось. Вот когда- то, еще до войны и годов так до шестидесятых это был совсем другой город, настоящий восточный город - базар, а то, что мы видели сегодня это уже жалкие остатки. Прежнего Ташкента мы естественно не видели, зато знали, что в Байконуре вообще нет рынков. Был крохотный базарчик и возле магазинная торговля овощами из военных совхозов. В основном торговали арбузами, дынями и рыбой, да кое - кто из местных жителей продавал помидоры и огурцы со своих огородиков из огородно-садового общества под названием "Пылинка". Мой товарищ был из Москвы и то восторгался. Я же на рынках Москвы никогда не был и мог если уж с чем и сравнивать, то только с детскими и юношескими воспоминаниями базара моего родного города Армавира. Но это было давно, когда там продавались пирожки с ливером по четыре копейки, газировка без сиропа, по копейке, с сиропом по три. Еще я помнил, как на "толкучке" по выходным бегали мальчишки с чайниками и по копейке продавали воду из крана. Если не лениться, то можно было на кино и мороженное запросто заработать. Тогда детский билет в кинотеатр стоил десять копеек, а большой бублик с маком, пять. Если учитывать, что моя мать зарабатывала, работая санитаркой в больнице, рублей шестьдесят, пусть семьдесят, это были уже деньги. Если в праздник давали рубль, то его хватало надолго. Еще помню цыган, которые торговали цепями и садовым кованым инвентарем; продавались различные раскрашенные поделки из дерева и керамики. Все это было давно, но даже то далекое прошлое не шло в сравнение с увиденным в Ташкенте, пусть уже и не в том виде, который помнила наша администратор. У нас в России если и были когда то базары и рынок как таковой, то в последний раз во времена НЭП. За годы Советской власти жилки предпринимательства и торговли стерлись даже в генетической памяти народа. Сегодняшний рынок в нашей стране, это спекулятивный рынок, ничего не производящий и не предусматривающий понятий "торговаться" с покупателем. Ташкент начала восьмидесятых ещё оставался удивительным городом не похожим ни на один из наших российских городов. Единственное, что их объединяло, так это очереди у гастрономов, в часы продажи ликероводочных изделий. Горбачевская борьба с пьянством, чувствовалась даже здесь. Покончив с делами, мы решили прикупить пива и водки друзьям в подарок. Для Байконура они были большим дефицитом. У магазина, куда подвезли свежее бутылочное пиво, толпилась огромная толпа. Попасть вовнутрь магазина было пустой затеей, тем более в форме офицера Советской армии. Однако толпа вдруг расступилась, нас пропустили к самому прилавку. Ящик свежайшего пива нам помог вынести из магазина неизвестно откуда появившейся грузчик, вдобавок ко всему, ещё и остановивший для нас такси. Мы были в очередной раз удивлены любовью простого Советского народа к её защитникам. Доброе отношения к людям в форме, хотя и было практически повсеместно для страны, все же было приятно. Сразу вспомнилась Рязань, где я был в командировке, будучи старшим лейтенантом. У киоска с пивом толпа жаждущая с утра похмелиться бесцеремонно толкалась, страшно материлась, пытаясь ухватить из окошечка бокальчик холодного пива. Жаль, подумалось мне тогда, в кое веки вырвался в командировку и так и не попробую пива. Вдруг несколько человек повернули головы в мою сторону и стали кричать, обращаясь ко мне: " Командир! Продавец спрашивает, вам подогретое пиво или нет?". Я от неожиданности сказал, любое. Передали подогретое. Это было особенно приятно, на дворе стояла поздняя осень. Рассчитавшись через толпу с продавцом я подумал: " Это же надо, Рязань, утро, кто бы мог подумать.. . Нет, Россия, Народ и Армия - не разделимы". Сегодня всё не так. Власти, боясь своей Армии сильнее чужой, разгромив её, опустили офицерский состав до такой степени, что униженнее сословия в стране не оказалось. Вот-вот офицерам станут подавать милостину, если кто - то из них снимет фуражку, что бы протереть пот в людном месте. Дожили, но ничего не поделаешь, заслуженно. Не надо было стоять в стороне, когда решалась судьба государства. Достоялись. развесив уши, слушая болтовню о перестройке и демократии. Но надо сказать честно, тогда в восьмидесятых, мало что предвещало ужасы бездарной перестройки. Только вводились ограничения на продажу водки, что будет дальше, знала, наверное, только жена Генсекретаря - Раиса Горбачева, мокрой тряпкой гонявшая мужичонку по стране, как ворчливая хозяйка при генеральной уборке квартиры. Пить меньше не стали, зато дров наломали не на одну зиму. Ташкент не остался в стороне, хотя и переваривал это по восточному спокойно, как город, повидавший на своём веку всякое. Проблем с покупкой вин и водки не было, хотя к двум часам дня выстраивались очереди у гастрономов, чтобы купить в государственных магазинах, а затем торговать этим товаром свободно. Для порядка, у магазинов дежурили милиционеры. Они следили за тем, чтобы не было давки, выстраивали очередников строго в затылок друг другу с одной стороны. С другой стороны от входа, также выстраивались ветераны войны. С открытием магазина пропускали ветеранов, а затем по два три человека впускали общую очередь. Нас, как государственных людей в форме, поставили в очередь для ветеранов. Продавца не пришлось уговаривать, женщина отпустила нам водку, не по две бутылки в руки на человека, как это предписывалось постановлениями, а выдала столько, сколько вошло в мой саквояж. Город не переставал нас удивлять. Тенистые аллеи, чистота на улицах, отсутствие пьяных, хулиганов и сквернословия, только способствовали прогулкам по городу. Жаль, что не было времени посетить музеи и достопримечательности, но и увиденное нами мимоходом, оставило не изгладимое впечатление. Подобный восторг, я испытал только от Ленинграда, когда побывал там впервые. Но это было другое впечатление. Если Ташкент мне показался одним большим, шумным и ярким цветным базаром, то Ленинград - спокойным, величавым, красивым каменным цветком, городом который на время покинули хозяева, а оставшиеся обитатели следи за его сохранностью. Что роднило эти города, так это то, что они оба были из сказок моего детства. Сколько уже лет прошло, а я до сей поры благодарен В.П. Нестерову за эту устроенную нам командировку. В благодарность мы с Кургановым хотели купить ему восточный сувенир - узбекскую тюбетейку, но когда представили его в ней,- вылитый Эмир - воздержались. Нас могли не понять. Обошлись закупками из гастронома, они всегда кстати. Петровича в Ташкенте мы вспоминали часто. Например, чтобы мы быстро разыскали необходимое нам учреждение, он нарисовал для нас план. Не любивший бумаг он очень старался. План представлял собой лист бумаги, формата А-4, в длину которого, отступив от краёв по сантиметру, он начертил две линии, между которыми были нарисованы крупные стрелки в двух противоположных направлениях. Это объяснял он и есть проспект Навои с многорядным автомобильным движением. На самом деле продолжал он, проспект гораздо шире, но маленький листок бумаги не может передать его истинные размеры и движение по нему. Сбоку, справа от одной из линей он вместил небольшой квадратик, а от него провел пунктирную линию на противоположную сторону, оканчивающуюся жирной точкой. Это, продолжал Петрович пояснять нам, остановка, она называется как и проспект-Навои, вы должны перейти на другую сторону проспекта, как указывает пунктирная линия, а там уже спросите.... Выйдя из автобуса на указанной остановке мы, давясь от смеха, сравнили план с местностью. Проспект действительно был гораздо шире нарисованного и движение на нём многорядным, не обманул, выходит. Перешли проспект, как предписывалось нам, спросили. От указанной жирной точки нам пришлось ещё три квартала петлять по узеньким улочкам, дважды уточнять у прохожих маршрут, прежде чем попали в нужное место. Что бы мы делали без его плана, ума не приложу. Спасибо Петрович, всю дорогу повторяли мы, давясь от смеха. Шутник, однако. В учреждении, где мы должны были согласовать изменения в строительной документации, нас уже ждали. Петрович звонил им и обо всем договорился. Согласование прошло быстро, через час мы вышли осматривать город. Трое суток отдыха от казахстанской жары были подарком от Петровича, уговорившим начальника отправить нас в замечательную командировку. Дневная жара в Ташкенте, в сравнении с Байконуром, переносилась легче, а ночи, когда прохлада опускалась с гор на город и мы открывали настежь окна, были сплошным удовольствием, кондиционер не требовался вовсе. Не зря, наши офицеры-холостяки в своё время, получив денежное довольствие и накопив отгулов, выезжали в Ташкент отдохнуть. Мне же такая возможность представилась только, когда я стал майором и благодаря Петровичу. Ему благодарны были многие, так как житейская мудрость, смекалка и находчивость помогали найти выход из трудных ситуаций с пользой для всех. Вспоминаю, как однажды остановилась городская телефонная станция, находящаяся в подчинении отдела связи. Два часа город без общедоступной связи- ЧП. Командование рвет и мечет....Такого происшествия никогда не знал космодром, причина банальна. Солдат, разобравший аварийный источник питания - дизель, ушел отдыхать перед дежурством, надеясь, что ночью закончит работы. На грех случилась аварийная ситуация в системе энергообеспечения города. Станция, отработав какое - то время на аккумуляторах, остановилась. Пока сообразили, что авария надолго, собрали дизель, завели, прошло почти два часа. Военная связь этого не почувствовала, а за городскую связь всем досталось. Отделу связи приказали провести расследование с выводами и наказаниями. Картина была простой, цепочка виновных вырисовывалась длинной от солдата до офицеров отдела связи. Выводы понятны, "враги" известны. Нестеров, как член назначенной комиссии и виновный, как старший помощник начальника связи, отвечающий за эту станцию и за всё, что связано с проводной связью понимал бедственное положение многих. Я так же был членом комиссии и отвечал за эту связь и ещё совсем недавно, до перехода в отдел связи, непосредственно. Большая группа офицеров долго бродила по помещениям работающей уже станции и думала, как бы смягчить себе и непосредственным виновникам участь. В голову ничего путного не приходило. Вдруг, В. П. Нестеров увидел в углу за огнетушителем кусочек штукатурки с потолка, одна из сторон которого была окрашена серебрянкой (краска, на основе олифы и алюминиевой пудры). О! Эврика! Слой этой краски, якобы отвалившись с глыбой от потолка, замкнул аккумуляторную батарею и, если бы станцию вовремя не отключили, ущерб был бы значительным, а ремонт долгим. Два часа остановки ерунда в сравнении с тем, что могло быть. Выводы напрашивались сами - помещение аккумуляторной, да и всей станции требуют капитального ремонта. Станция давно выработала все сроки эксплуатации и неоднократно, стояла в планах на реконструкцию, но ввиду отсутствия финансирования начало ремонта постоянно откладывалось. Все присутствующие там, конечно понимали, что идея шита белыми нитками, но лучше предложить ничего не могли. Главный вывод устраивал всех. Это было поводом напомнить начальству, о выделении средств согласно плану, а главное, он сокращал список виновных, до состава дежурной смены. Приказ состоялся, непосредственные виновники наказаны, зато деньги на связь нашлись сразу. Вот так Петрович, одним махом разрубил чёртов узел, сам остался сухим, товарищей вывел из-под удара и дал толчок реконструкции всей системы связи космодрома, в предшествии грандиозных космических программ. Увольняясь, он говорил, что никогда не будет работать в связи и даже не установит телефон в квартире. Мы его понимали, связь-это нервы, а нервы не восстанавливаются. Он всю службу отвечал за проводную связь и она не пощадила даже его весёлого и как нам казалось не принимающего ничего близко к сердцу человека. На деле было далеко не так, переживал болезненно каждый случай или аварию, но держался на виду молодцом. Через полтора года после увольнения из ВС., он умер от сердечного приступа, на даче под Ворошиловградом. Сердце его всё же не выдержало. Проводили, помянули, светлая память об этом человеке осталась. Да он не был героем, он был таким, каким был, и остался в нашей памяти: живым, веселым компанейским человеком - нашим Бастыком, который служил Родине, обеспечивал связь многих космических программ на заре космического штурма вселенной, построил дом, вырастил детей, посадил сад. Сад расцвел уже без него, как и программа - Энергия-Буран, на подготовку систем связи к которой он отдал много сил в самом начале её реализации. Жизнь продолжается, но память о - Почётном Радисте СССР, Ветеране космодрома Байконур, подполковнике Нестерове Владимире Петровиче, ещё долго будет жить в сердцах многих на этой земле. Сейчас на дворе февраль 2011 года и уже скоро, в двадцать третий раз, салютом в его память, взорвется весенним цветом его сад. ХОЗДВОР О хозяйственных дворах или при кухонных хозяйствах частей, я конечно знал, но вплотную столкнулся с таковыми только став командиром части. Оказалось, это интересный и удивительный мир, о котором не принято говорить, а служить на хоздворе среди солдат считалось ниже их достоинства. Посмею не согласиться. Конечно, подбирали на хоздвор солдат из сельских мест, которые с детства знают многое о животных, любят и умеют за ними ухаживать, а при необходимости лечить... Возможно, в строевых подразделениях из этих людей и не получились бы отличники боевой и политической подготовки, но на своём месте они были не заменимы. Служба на таких дворах только с первого взгляда кажется привольной и счастливой, а проходящие там службу солдаты, косящие от строевой службы. Признаюсь честно, я тоже так думал, пока не ознакомился с их повседневным трудом. Да, там распорядок дня отличается от распорядка части. Естественно их по подъему не будит голос дневального, встают они по будильнику или по выработанной привычке. В четыре утра уже на ногах и начинается приготовление утренней кормёжки скота. Когда животных мало это быстро, а если их более сотни, это каторжный труд. Пищу сварившуюся и достаточно остудившуюся надо разнести и развести по загонам и разложить так, чтобы досталось всем. Натаскать свежей воды для питья и купания (по времени года) и только после этого, приведя себя в порядок приготовить завтрак для себя. У меня на хоздворе служило три человека; сержант, он же фельшер-ветеринар и два солдата. Сам двор был обнесён бетонным забором с колючей проволокой, внутри которого находились все постройки. Люди размещались в небольшом кирпичном домике из двух комнат и прихожей. Самая большая комната служила им спальным помещением и комнатой отдыха, одновременно. В этой комнате кроме армейских кроватей стоял стол, стулья и прикроватные тумбочки. В одном из углов на столе, был цветной телевизор и радиоприёмник с магнитофоном. Все эти редкие для казарм вещи покупались на деньги, заработанные проживающими там солдатами от поставок мяса для солдатской столовой части. На полу кроме прикроватных ковриков были небольшие дорожки. Помещение поменьше служило им кухней и столовой сразу. Кроме кухонной мебели, электроплиты, шкафов и холодильника, там была печь, сложенная из огнеупорного кирпича на случай отсутствия электроэнергии. Зимой, когда было особенно холодно, они на ней готовили себе пищу и одновременно отапливали помещение. В обычные дни пищу готовили на электропечи. Электропечами и подогревали помещение при необходимости. В прихожей-веранде стояли шкафы для рабочей одежды и сменной обуви. Как в нормальной деревенской избе везде на полах лежали толстые половики, сплетённые обитателями дома, из кусков нарезанной разноцветной ветоши. На тумбочках и под телевизором лежали кружевные салфетки. Я думаю привезённые из отпусков, и которые напоминали солдатам о домашнем уюте. В этой комнате они писали письма на родину, вернее переписывали их, да какие письма. Сами они до такого додуматься не могли, писали для них другие ребята в казармах по их просьбе, а они, как могли аккуратно переписывали их потом. Всегда эти письма были об их героических буднях. Где они во время отдыха, на космических ракетах сушили портянки и даже под большим секретом летали в космос, оказать помощь космонавтам в критических ситуациях, но об этом и многом другом они не могли рассказывать открыто, по понятным причинам, военной и государственной тайны. О содержании таких писем было известно в части, журили конечно, но если служили на Байконуре, значит подвиги были рядом. В деревне должны гордиться своими сынами и наверняка верить, особенно девчонки, для которых это и писалось. Для содержания свинопоголовья имелось несколько больших загонов для летнего содержания животных и зимников, обогреваемых водяным отоплением от электричества или печами. На входе зимников стояли электрические огромные котлы, и обычные печи с котлами для приготовления пищи животным на случай отсутствия электричества. Кроме этого были навесы для летнего содержания птицы, в которых хранился запас соломы и сена. В одном из них обитало около двадцати кур и петух. Их не выращивали как продукт для сдачи на склад. Они несли яйца только для нужд двора или служили праздничным куриным бульоном для их хозяев. Всё поголовье при мне, составляло 120 голов откормочной группы и полсотни подростков разного возраста. Кроме скота и птицы на хоздворе несли службу две собаки, кошка и, как правило, пара щенков. Щенков, когда они подрастали, разбирали по частям или кому было надо. В одном из зимников, размещалась небольшая банька, необходимая солдатам, чтобы содержать себя в надлежащем санитарном состоянии. Банька была с виду неказистой, но очень удобной, с парилкой и служила особой гордостью хоздвора. Был и летний душ, но всё равно баня топилась к вечеру почти каждого рабочего дня, как необходимость и для отдыха. Хоздвор моей части находился в двух - трёх километрах от расположения части, в зависимости от выбранного пути. Отходы из столовой доставлялись туда в специальных прицепах после каждого приёма пищи. Сами же солдаты хоздвора для питания получали продукты со склада на три, четыре дня, согласно меню раскладке, по которой они и готовили. Эти вопросы проверял я, все мои заместители и дежурные по части. Это было важной необходимостью, так как уставшие, а порой и едва стоявшие на ногах солдаты старались варить первые и вторые блюда вместе. Это было вкусно, удобно и сытно, но напоминало это варево похлёбку для своих подопечных. Чтобы солдаты не опускались, а уровень приёма пищи не падал, надо было заставлять их готовить себе пищу согласно меню раскладки и даже следить за сервировкой стола. Постельное и нательное бельё они получали по два комплекта, так как уклад жизни и условия проживания требовали этого. Воду подвозили им водовозкой или пожарной машиной по нескольку раз в день. Для собак имелись на въезде во двор будки, но болтались они везде за своими хозяевами. В спальное помещение их не пускали, я надеюсь, по-хозяйски, но в чём абсолютно уверен, принимали они пищу все вместе, включая кошку, с единственной разницей, что одни за столом, а их четвероногие друзья вокруг, каждый из своей тарелки. Хотя неоднократно проверяя двор, я убеждался, что кошка спит на кровати, а в жару посредине спального помещения, на дорожке. Друзья, помощники, что ж приходилось мириться. Раньше по рассказам заместителя по материально техническому снабжению, была ещё и корова. Содержать её было не выгодно. Заготовка сена и соломы для одной коровы, в казахской степи была накладной. Паслась она недалеко от хоздвора, у небольшого болота, без присмотра. Однажды, испугавшись грохота взлетающей с ближайшего старта ракеты, в страхе убежала. Её конечно нашли, но передали на хоздвор соседней части. У наших соседей, ввиду небольшого количества довольствующихся в солдатской столовой отходов было мало. Свиней они брали только для откорма и немного, а коров было несколько, они давали молоко для санчасти и дежурной смены боевого расчёта их части. Передав свою корову, медпункт стал получать от них молоко для больных лазарета из соседней части. Так было рациональней и выгодней обеим частям. Заезжал я на хоздвор часто и при каждом удобном случае. Однажды мы заехали туда с моим заместителем по материально техническому снабжению, майором Петренко Ю. И. Хоздвор это его любимоё детище и ему хотелось хоть чем-то удивить. И удивил меня, как человека родившегося в городе и далёкого от сельского хозяйства и животных. Единственное, что у меня было в детстве, так это собаки и кошки. Мои дети, также рождённые в закрытом, цивилизованном городе, были далеки от этого. Однажды, мы всей семьёй ехали в отпуск на поезде. Младшенький сынишка Серенький, которому было три года, с восторгом и страхом закричал: " Мама! Мама! Звери! Звери!", увидев через окно пасущихся коров. После отпуска завели себе котёнка, хотя пацанам хотелось бы ещё и собаку, но собрать в квартире зверинец мы не могли. Позднее завели аквариум, ухаживать пришлось только мне, а это требовало времени, оставили эту затею, раздав рыбок соседским детям, да и аквариум дал течь. И так, с Юрием Ивановичем мы приехали на хоздвор, когда утренние работы были уже закончены, и вся сытая и довольная компания сидела на крыльце, радуясь солнышку и тишине. Представление началось с того, что солдаты вынесли на середину двора перед крыльцом несколько ведер пищевых отходов и вывали их в корыто. Кликнули кур - Цып! Цып! Цып! Едва куры подбежали к корыту, как со всех концов двора, из всех загонов, где находились поросята со свиноматками, маленькие беленькие и полосатые сорванцы полетели к корыту. Беленькие понятно - это наши родные, а другие в полоску - были потому, что их папа настоящий дикий кабан. Их маму, по обмену, привезли совсем недавно, из другого далёкого хозяйства. "Матросики" родились уже у нас и представляли для нас генетическое разнообразие, которое хорошо должно было сказаться на продолжении свиного потомства. Так, во всяком случае, в упрощенном виде объяснили мне, а я пересказываю теперь вам. Свиньи покрупнее, из загонов, ограда которых представляла собой железные решётки, выйти не могли, а мелочь пролезала свободно. Сама по себе, мелочь от матерей не бегает, а тут через все клетки, разом и не сговариваясь. Несколько десятков крюкастых хвостиков облепили корыто со всех сторон и сверху. Выпихивая друг друга, толкаясь и пинаясь, они сладостно уплетали похлебку. Два наших щенка, пытались так же отвоевать себе место у корыта и ни в чём не уступали поросятам. Куры, отбежав в сторону, клевали только то, что отлетало от компании. Петух, пытаясь навести порядок у корыта, распустив крылья, старался клюнуть не учтивых и не прошеных нахлебников. Но куда там.... Только взрослые собаки, сидя на ступеньках рядом с хозяевами, молча, наблюдали за этим свинством и были выше этого. Они, как благородные животные питались с хозяйского стола и возможно даже, лучше самих хозяев, так как пользовались особой любовью последних. Через несколько минут, как по команде, хотя никаких команд никто не подавал, вся свиная братия, минуя множество преград, через клетки родственников не дружелюбно относящихся к чужим детям, рассеялась по своим загончикам, но каждый к своей родной и любимой маме. Щенки, ласкаясь подошли к крыльцу и усевшись рядом со своей мамой и хозяевами, стали вылизываться. Куры теперь уже свободно клевали остатки пищи у начисто вылизанного корыта. Я такого представления увидеть не ожидал, начал расспрашивать, мне объяснили: "Молодняк мы в помощь свиноматкам подкармливали отдельно, но как- то раз оставили таз с кормом во дворе, отвлёкшись на что то, а когда вернулись, то увидели то, что вы наблюдали сейчас. С того дня мы ежедневно стали подкармливать мелюзгу не разнося пищу по клетям. Нам легче и вся добавка достаётся детям". А как - то, ранней осенью, когда зимники ещё не протапливаются, а под утро в них уже прохладно, опять же Петренко, показал следующие представление. Подошли мы к клетям с молодняком, а они ровно в середине клеток стоят в одноширеножном строю, как по команде "Смирно", не шелохнувшись. Смеясь, Юрий Иванович сказал: "Это они вас так встречают". Оказалось, это они так согреваются друг от друга, периодически меняясь местами. Удивительный мир - этот хоздвор. Его надо за деньги показывать, как зоопарк. Где все живут одной дружной семьёй и радуются жизни. Хотя зимой, да ещё морозной и снежной, там не позавидуешь ни кому. Тяжелая, грязная работа дополняется очисткой дорожек от снега, дополнительным приготовлением питания животным и поддержанием огня дровами в зимних печах. Пилить и колоть дрова приходится всё свободное время. Правда, в парково-хозяйственные дни, зимой, обычно выделяется дополнительно отделение на заготовку дров, но жизнь от этого не становится там намного легче. Поработавшие на хозяйственном дворе в помощь солдаты из строевых подразделений, по их высказываниям, никогда бы там не хотели служить. Ну а если нарушить режим и задержать кормление животных, как рассказывают солдаты с хоздвора, поднимается такой вой и стон, что слезы на глазах сами накатываются. Надо быть полным скотом и живодёром, чтобы так издевательства над четвероногими друзьями. А они там все действительно дружили. Все солдаты знали животных по именам и кличкам, знали повадки своих любимцев и старались при случае ублажать. Кому сунуть кусочек хлеба, кого почесать, а кому протереть нос или уши. Спать на дворе солдаты ложились как темнело и только после того как накормят, вычистят клетки, поменяют соломенные подстилки и замочат продукты в пищу на утро. А потом уже баня, ужин и далее на что останутся силы. Одним словом деревня - есть деревня, со своими заботами, радостью, покоем и запахом. Огород не держали. Не выгодно и воды не напасёшься. Так для своих нужд, небольшую грядочку под зелень. Грядку эту огораживали от кур и четвероногих друзей. Всё это больше для души, как и посаженное дерево возле домика. Вся вода только в дело. С тепличным хозяйством и огородами, я конечно за службу в армии сталкивался и не раз, но больше из любопытства или как потребитель. В полку связи, где я служил от старшего лейтенанта до майора, было всё и даже бахча, и теплица. Естественно это служило хорошей добавкой к солдатскому столу, но для этого должны быть условия и возможности, а они были не в каждой части. В те годы мне было не до экскурсий. Единственное место, куда я захаживал, была теплица. Зимой там было особенно хорошо, все в зелени и запахи земли и цветов. Выращивали там, в основном на зелень, лук и петрушку, но росли и цветы для большого начальства. Лук, как вы знаете, я не ем ни в каком виде и даже запах его не терплю, а вот цветок к восьмому марта для супруги иногда мне перепадал. Свой солдат у ручья, как не напиться. Мои подчинённые, солдаты - линейщики, любили по пути с работ заглянуть туда, захватить в столовую зелень и попить с другом морковного чаю. Иногда по субботам, я как поощрение отправлял пару человек в помощь тепличнику, для выполнения земляных работ и посадки лука, но это больше, чтобы побаловать их за отличие в службе. В бытность мою лейтенантом, когда служил в полку ракетной бригады стратегического назначения, в боевом районе полка, было небольшое хозяйство. Оно состояло из коровы, которую давали полку на летний сезон, для обеспечения боевых расчетов свежим молоком, трёх поросят, взятых на откорм и осенью забиваемых на мясо и огорода. Огород был приличным, выращивали на нём кроме зелени к столу, помидоры, огурцы, капусту и кое- что еще по усмотрению тыловика части. Всем этим хозяйством руководил помощник командира по материально техническому снабжению, майор Черноусько. Мужик хозяйственный, хоть и академий не кончал. Фронтовики ВОВ этому его не могли научить, Скорее всего, это было с детства. Корова паслась сама по себе недалеко за периметром боевой позиции. Задача кладовщика, с фамилией - Наливайко, тоже "хохлёнка", как и его начальник, была вовремя подоить корову и доставить молоко на кухню. Возможно, корову ещё подкармливали и мыли, не знаю, да и об огороде я знал только потому, что мой электрик - водопроводчик, утром и вечером подавал воду на огород и скорее всего, помогал кладовщику и поварам за ним ухаживать. Но это было для всех в радость, походить в жару по влажным арыкам и поплескаться в воде. Всё собранное с огорода Черноусько пускал в дело, Засаливал в бочках огурцы, помидоры, капусту. Ещё в степи весной собирал и засаливал лопухи для зелёных борщей, дикий чеснок в салаты и т.д. и т.п. Всё это оприходовал и получал выгоду и деньги на первый вид. Мясо и сало пускал на первый вид, но по моему не всё учитывал так, как угощал постоянно, и на стол подавали его сверх меню- раскладок. Помидоры и огурцы в сезон постоянно в больших чашах стояли на столах. Мытые и накрытые салфетками овощи были, как он говорил, для витаминов людям. И чтобы не лазили на огород, не топтали, а главное не ели овощи не мытыми. Молока от коровы хватало только для дежурной смены командного пункта, которая дежурила под землёй, да моему водопроводчику за труды, ну и конечно начальнику смены охраны, если это был Костя Махалов. На большее не хватало, а брать большое поголовье - не кому его обслуживать. Мне наш хозяйственник Черноусько, запомнился тем, что постоянно избавлялся от излишков. "Лучше небольшая недостача, но только не излишки, это чревато дурными выводами", любил повторять он, накрывая столы сверх нормы. Почти ежемесячно он выдавал офицерам по пакету излишек со склада. "Как же вот оприходовал одно, другое, а ещё получил со склада, не съели. Надо подъедать, а то излишки и не дай бог проверка какая", выдавая повторял он. Действительно, кормили дежурные смены не только по усиленной лётной норме, но и "от пуза", что бог посылал Черноусько. Привыкли и не замечали, каких трудов это стоило хозяйственнику, а вот когда он уволился и на его место пришел дикорастущий выпускник академии тыла и транспорта поняли, что и кого потеряли. Корова убежала, а когда нашли её, она уже не давала молока, пришлось вернуть её на хоздвор бригады. Выращенных свиней ели вместо мяса со склада и всегда строго по норме и меню-раскладке. Огород пришел в упадок и часто совсем не поливался. Если с него ничего и ни кому нет, кто будет корячиться на нём, когда своих обязанностей на дежурстве хватает. На складе - ничего лишнего, куска хлеба не выпросишь, кладовщик сам голодный ходил. Остались только воспоминания, когда вся дежурная смена в перерывах между приемами пищи могла перекусить бутербродами со шпиком и свежими овощами, да так, что потом и в столовую заходить не хотелось. Вспоминали его и офицеры, собираясь после службы по какому-нибудь поводу. Для таких случаев, Черноусько всегда выставлял ящик набитый консервами, деликатесами и всем необходимым для застолья. "Журил" его командир не часто и только тогда, когда ему жаловались с вышестоящего штаба, что в нашем полку самый большой падёж свиней. В прошлом году, жаловались, двух свиней змеи закусали, в этом, собаки одну загрызли. Да, соглашался командир, район полку попался плохой, дикий совсем, а сам наверняка думал: - как же у нашего деда загрызут, его район все змеи стороной обползают, попадись на глаза старику, враз колбаской перевяжет и в коптильню заживо подвесит. Любил Черноусько, как и командир наш, полковник Лимешинский П.З., да и весь офицерский состав части, домашнюю колбаску его производства. Комиссии всех уровней всегда отмечали Черноусько, как лучшего тыловика, а его подсобное хозяйство лучшим среди полков. Но как - то, все же досталось ему от командира, как сообщнику "мародера". Дело было так. Вода, пробегавшая по арыкам огорода, стекала в низину и со временем там образовалась приличная лужа, точнее сказать большая яма с водой. Вот к этой яме, находившейся за охраняемым периметром расположения полка, и потянулись пастухи за водой. Отдельные отары овец местного совхоза с разрешения командования бригады паслись в позиционном районе. Воду для животных и семей пастухов подвозили издалека, по времени. Когда машина ломалась, или по каким- то причинам её подвозили мало, бедствовали все и животные, и жители стойбища. А тут вода рядом, много и возить не далеко. Обратились к начальнику смены охраны, чтобы выручал, когда потребуется. Не жалко, берите, даже хорошо будет, яма подсохнет и комаров поменьше будет, сказал бы любой из начальников смен, но только на грех в ту смену дежурил наш старший лейтенант - Костя Махалов. Маленький, кругленький, лысенький, перехаживающий не один год в звании - "Страшный" (для окружающих и нарушителей) лейтенант Махалов. Костя поступил, как мудрый хозяйственник. Он разрешил набирать воду, но в обмен на молоко. О котором, они сами заикнулись, и сами не были против, побаловать солдат. Тем более оно у них, когда не забирали, прокисало. Дело оказалось выгодным для обеих сторон, мудрый Черноусько, узнав об этом, одобрил инициативу начальника смены охраны. Молоко стало прибывать и прибывать в столовую. Его уже повара стали давать не только дежурной смене КП по стакану, но и всей смене и не по стакану. Черноусько даже научил поваров, как делать простоквашу и творог, стал подумывать о небольшом производстве, если не сыра, так брынзы. Продолжалось это не долго, недели две- три. Заступивший на дежурство командир полка, увидев молочное изобилие, сначала хвалил корову, затем Черноусько и его подопечных, пока ему не доложили, откуда забил источник молочной реки. Батя был честнейший и порядочный офицер, человек и командир, как и многие из того Советского Далёка. Он оценил поборы не иначе, как мародерство. "На чужой беде счастье вздумали строить"- возмущался он. Досталось бы и Махалову Костюшке, да тот на счастье не дежурил. Весь грех принял на свою душу Черноусько. Молча выслушав возмущения командира полка, засопел, что-то себе под нос и поехал извиняться в стойбище. Молочная река обмелела, и потекла, как прежде, тоненькой струйкой от нашей коровенки. А когда старик уволился, как я уже говорил, она совсем пересохла, и полк давился порошковым. . Вот такие воспоминания нахлынули на меня, стоило только заговорить о хоздворе и его обитателях, но главное отчётливо всплыли образы людей, которые за несколько десятилетий почти стерлись из моей памяти. Обычные простые люди, скромно выполняющие свои обязанности в тыловом обеспечении частей, одном из важнейших направлений боевой деятельности войск. КОСТЯ - " БОНАПАРТ" Коль уж довелось вспомнить о старшем лейтенанте Махалове К. Г. ,не могу не рассказать об истории связанной с ним, произошедшей у нас на глазах. Его, командира взвода роты электрозагрождений и минирования, хорошо знали не только те, кто служил с ним в одном полку, как я, но и вся бригада. Знали его, на всём космодроме и даже во всей округе. Глядя на него, степенного и рассудительного можно было с уверенностью сказать, что этот - из бывших, толи сержантов, толи майоров. По возрасту он лет на десять был старше своих товарищей, командиров взводов. Но скорее всего он был всё - таки из сержантов - сверхсрочников, так как замашки хозяйственника выпирали со всех щелей. Друзьями мы не были, поэтому я не интересовался его биографией. Мне достаточно было видеть его и быть свидетелем происходящих событий , когда он служил в роте, а моё подразделение размещалось в казарме этой роты. Небольшого роста, с лысиной на голове, пухленький с кругленьким животиком, всегда деловой и жующий - старший лейтенант. Прибыв в позиционный район с очередной сменой охраны он, сначала, откусывал от огромного бутерброда, поднесённого ему кладовщиком - рядовым Наливайко, а потом уж подавал команду подчинённым на высадку их из машины. С аппетитом поедая черный хлеб с куском колбасы или сала, он руководил людьми и разгрузкой имущества смены. Постоянно жалуясь на гастрит, тем не менее, не расставался с пищей противопоказанной при данном заболевании. Вдобавок ко всему очень любил красные вина, портвейн или вермут и в свободное от службы время, злоупотреблял этим настолько, что иногда не прибывал на службу и, что хуже всего именно тогда, когда надо было ему заступать на дежурство. В таких случаях за него заступал один из взводных, а это вызывало недовольство товарищей так, как дежурство длилось по семь суток, в отличие от смен КП, дежурная смена которых составляла трое и четверо суток. Оправдательной причиной прогулам всегда служила справка о его