Снег в горах был чистым и хрустящим даже на вкус. Зависнув на подъемнике, все ждали окончания ремонта упрямого механизма, не пускающего нас на вершину, куда влекло неудержимое любопытство. Тишина оглушала. Лишь резвившиеся внизу лыжники внушали уверенность в то, что мы не одиноки в этом белом безмолвии и нас когда-нибудь снимут. Спрятанная под нейлоновым комбинезоном фляжка с коньяком оказалась кстати. Греясь им, пытаясь сохранять самообладание и поддерживать нормальную температуру тела, мы отсчитывали время, тянувшееся словно резина. Двухместная люлька от рывков раскачивалась в воздухе и начинала двигаться назад. Соседка ойкала от страха и крестилась.
Фиксирующий ремень запутался еще при посадке, и я, удерживая тело, упрямо соскальзывающее вниз, представляла, как лечу с высоты девятиэтажного дома на утрамбованный снег. Страх вперемешку с соблазном ощутить непродолжительный полет давил изнутри. Но, показывать испуг запрещено. Рядом маленькая, беспомощная Ленка. Закрыв глаза, она молилась и просила прощение у всех поименно. Некоторых я не знала.
Прошел час. Тело на морозе стало почти деревянным. Пальцы не слушались. Цепляться становилось труднее. Слова для успокоения заканчивались, а отчаяние росло. Тата развлекала толпу сзади. Ее соседка плакала.
-Милка, Светка совсем расквасилась. Когда же эти гады отремонтируют? - громко возмущалась она.
-Не раскисать, красота вокруг! Блин! ААААААААААААА, УУУУУУУУ.... Горы, мы с вами! - внезапно заорала я. Ленка отвлеклась от прощания с миром и замолчала, уставившись на меня в упор.
-Ты, че, свихнулась. Не шевелись, вылетишь! - в ужасе прошептала она.
Карие глаза округлились, лобик собрался в гармошку. Передо мной был ребенок, а не 36-летняя женщина, пережившая и не такие испытания в жизни. Не выдержав, я расхохоталась. Страх немного отпустил, уступив место безумству. Ленка тоже заулыбалась, но сквозь слезы. Раскачивая люльку, вертясь по сторонам, мы стали предлагать всем выпить. Девчонки возмущались. Фляжек у них не было.
-Приедем, я вас убью, сучки, - кричала Тата и показывала нам схему расправы жестами.
Светка присоединилась к ее обещаниям, описывая словами детали наказания.
Через несколько секунд стали орать все. Лица повисших между небом и землей изменились. Лыжники и сноубордисты, подняв головы, почувствовав наш боевой настрой, стали улюлюкать и рисовать опасные виражи.
Через два часа, почти обмороженные, мы поднялись на четвертый уровень. На пятый, на вершину, ехать боялись, но все-таки решились, опять застряв, но уже ненадолго.
-Ну, б...., спущусь, ноги всем выдерну, - услышала я от Таты, когда мы вместе собрались уже наверху.
-Плевать! Смотрите! - сквозь шум стихии прокричала одна из нас.
Стоя на малюсенькой площадке, пронизываемые ледяным ветром, мы видели горы внизу, под нами. Их величие поражало. И наша ничтожность тоже поражала. Отойдя от девчонок, сгрудившихся кучкой, я смотрела на своих баб, удивляясь силе характеров этих таких разных женщин. Ленкино лицо было белым, губы опухли. Тушь размазалась и застыла комками. Десятилетняя Алька цеплялась за Свету, которая еле стояла в своем "лыжном полушубке" в модельных сапогах, Тата с белыми бровями напоминала грозную Снегурочку, Наташка прятала лицо в шарф с кристалликами застывших соплей или слез на пухе, Ирка курила а Танька - Микромышка пила коньяк, хитро подмигивая мне. Ее голые пальцы не сгибались. Перчатки были безнадежно утеряны. Глаза всех блестели. Никто не говорил. На площадке были только женщины. Мужики не рискнули ехать...на пятый...уровень.
Вечером, в сауне, обманом отобранной у других, готовых нас за это придушить, валяясь на лавке, я услышала:
-Мне еще родить надо, а ты? Потащила - хрен знает куда. Чуть не сдохли от холода! Ты во всем такая? Или нам показалось?
Микромышка ростом метр восемьдесят два нависла надо мной, как тень.
-Ага. А, что - жалеете? - осторожно спросила я. Осетинская кровь в этой блондинистой модели иногда неожиданно закипала просто от случайно не понравившегося ей слова.
-Кто? Мы? Лучше поднимай задницу и веди еще куда-нибудь. Скучно!
Позже мы разводили костер в найденном под снегом тазике, жарили остатки колбас, сыра, сосисок и хлеба, подбрасывая в огонь поломанные стулья, катались на лыжах по тропинкам, распугивая народ, и украшали мишурой елки в округе.
На следующий день в этом месте погибли люди, сошла лавина. Домой мы добирались на перекладных в снежных завалах. Автобус в темноте налетел на скалу и накренился. Все пели песни и раскачивали его, пытаясь поставить горизонтально. На железнодорожном вокзале, просидев ночь в зале ожидания, мы запомнились как заезжие артисты. Поезд домой не дотянул до места и, прыгая на ходу в снег, как зайцы, мы оставляли следы, ведущие в сторону города. После норд-оста он стоял тихий и напоминал царство Снежной Королевы, где лед, лед и еще раз лед. Везде...Даже в воздухе.