Проклятая дрожь в кончиках пальцев постепенно распространяется по всему телу. Накатила первая волна. Превращаюсь в мумию. Тело высохло, никаких чувств нет: ни боли, ни вкусов, ни запахов. Выхожу на улицу. По термометру - 10 градусов мороза. Удивляюсь, что люди идут закутанные в шубы. Я - в майке и джинсах, не жарко и не холодно. Было бы заебись, но боюсь продолжения.
Возвращаюсь домой бегом. Началось. Сначала - яркий слепящий свет фар дальнего автомобиля. Цвет фона резко меняется на дымчато-серый. Вижу разбитую статую девушки. Торс с одной грудью, лицо, искаженное болью и смертной судорогой, повернуто в мою сторону, волосы, собранные на затылке в пучок. Из мрамора хлещет кровь. Автокатастрофа. Жертв нет.
Откуда-то доносится джаз. Явственно слышу звук каждого инструмента в отдельности, несмотря на то, что студийной аппаратуры такого качества у меня нет. Да и музыку включать некому.
Страшно. Стремясь к народу, иду в кофейню. Стол зеленого цвета в коричневых разводах. Разводы постепенно смазываются, как фрактальный пейзаж, провожу пальцем - волны тягуче смыкаются за ним. Тяжелые воды Стикса на столе кофейни. Знаю, что на собственное отражение лучше не смотреть, но уже заглядываю. Пустые глазницы, венок из колючей проволоки вокруг голого черепа...
Подходит официантка: малиновый язык свисает у нее изо рта и волочится следом, как собака на поводке. Стараясь не смотреть, прошу принести минералки без газа. Оглядываюсь по сторонам. За соседним столиком - два гомосексуала. Целуют друг друга, обвиваясь руками длиною метров в шесть. Подмигивают мне пятью глазами. Остальные восемь закрыты от наслаждения.
Спешу к выходу. Останавливает охранник, просит расплатиться. Раздувает багровые щеки до невероятных размеров, становясь похожим на омерзительную жабу. Возвращаюсь за столик. Сразу же попадаю в колодец, стены которого пролетают мимо меня. Ветер в ушах, чей-то безумный смех. Серебристая переливающаяся поверхность, на которой расцветает изумрудный тюльпан.
А наутро записалась фраза: "Ростроповича - в ГУЛАГ!"