Окно распахнулось. Казалось, два коротких шага решают все. Я пытаюсь скрыть непроизвольный озноб и торопливо шагаю на помост. Одновременно я судорожно пытаюсь установить правильное напряжение позвоночника и выполнить заклинание-вдох "ал-хао". Все мои усилия тонут в открывшемся навстречу блеклом небе. Цветная мозаика больше не загораживает выжженную зноем голубизну, и небо охватывает меня со всех сторон. В глазах плывут белесые прожилки облаков, "ал-хао" застревает в горле, звуки отдаляются, и в ушах застывает глухота.
--
Назад! Барнс, закрой окно. - Визгливый голос Учителя сумел прорваться сквозь мой страх, и на меня наваливается облегчение. Тело тут же забилось мелкой дрожью, трясутся не только ноги и руки, даже голова не желает ровно сидеть на шее. Пот лезет в глаза, и я мотаю головой в попытке стряхнуть его, по спине ползут холодные струйки. Что-то держит меня за плечи, мешая шевелиться.
Только сейчас я вижу, что так и не смог сделать второго шага.
--
Залко, мальчик мой, тебе не кажется, что я зря потратил на тебя свои деньги, а сейчас бездарно гроблю время на трусливое тупое бревно! - Учитель не выдерживает и срывается в крик. - Во что ты превратил "ал-хао", бестолочь? и когда, по-твоему, должно раскрываться крыло? Наверное, мою лысину изрядно напекло солнце, когда я решил, что из этой деревенской скотины может получиться волшебник. Да отпусти ты крыло, наконец!
До меня доходит, что за плечи меня держит отвердевшее крепление плащ-крыла, а само оно парусом перегораживает комнату. Даже если бы я сумел сделать второй шаг, крыло бы только ударилось в стену и отбросило меня назад. Мой позвоночник все еще напряжен, и расслабить его удается не сразу. Я чуть снова не запаниковал, но, в конце концов, позу удалось изменить, и крыло мягкой серебристой накидкой возвращается на плечи.
Я стою к Учителю боком и боюсь повернуть к нему лицо, но этот страх привычен. Да я, и не поворачиваясь, отлично представляю, что там увижу. Магистра Хоршаха, первого советника барона КорКассора, моего Учителя, который заплатил родителям за то, чтобы забрать их единственного работника к себе в ученики. Низенького толстяка, навалившегося грудью на конторку, его лоснящуюся от пота лысину, окруженную засаленными редкими волосами, и красное от гнева щекастое лицо.
Обычно Учитель относится ко мне презрительно-равнодушно, но сегодня он с раннего утра не может заставить меня шагнуть за окно. Это была уже четвертая попытка.
--
Барнс! Я кому сказал - закрой окно! - учитель шумно отдувается и возвращается к спокойному презрению. По крайней мере, внешне. - Итак "ал-хао".
Я торопливо исполняю.
--
Еще!
Исполняю еще. Потом еще. Потом показываю управление крылом. Развернуть, выпрямить, сделать жестким, превратить в купол, уменьшить. И снова показываю, и снова "ал-хао". Когда я стою на ногах, у меня эти упражнения получаются хорошо, хотя учитель и находит к чему придраться. Если бы не страх высоты, я бы вполне мог летать. Но одна лишь мысль о полете отзывается у меня тяжестью в животе.
Некоторое время в комнате стоит тишина, и, не выдержав, я слегка поворачиваюсь к Учителю. Он все также возлегает на конторке, уперев в нее локоть и положив на кулак маленький подбородок. Взгляд его острыми булавками колет мое лицо.
--
Похоже, надо мной просто издеваются. - Учитель говорит вроде бы с собой, но я понимаю, что сейчас опять начнется главное, и ноги сразу слабеют. - Барнс, позови сюда Халса и Тартака.
Я не знаю, что придумал Учитель, вернее не хочу думать, зачем в башне могут потребоваться стражники. Ничего хорошего от них я не жду. Учитель перестает обращать на меня внимание, его больше интересует кружка с вином. А я, стараясь не переминаться с ноги на ногу, жду рядом с невысоким помостом, упирающимся в оконную мозаику.
За спиной скрипит дверь, и до меня доносятся шаги и лязг железа. Учитель отрывается от кружки.
--
Можете пока убрать свои мечи. Для начала попробуем без них. Видите эту трусливую свинью. - Я спиной чувствую оценивающие взгляды Тартака и Халса и втягиваю голову в плечи. - Так вот, по моей команде надо выкинуть его в окно.
Я поворачиваюсь и пытаюсь поймать взгляд Учителя.
--
Учитель! Позвольте еще раз. Я смогу. Позвольте я сам. - Голос дрожит, в нем готовы прорваться рыдания, горло словно мнет чья-то чужая рука.
Учитель не смотрит на меня, он разглядывает стражников, задумчиво постукивая пухлым кулаком. Стражники ждут. Я жду.
--
Последний раз. Без задержек. Окно открылось, ты шагаешь и летишь.
--
Так мы это.... Пойдем пока? - Стражники все еще топчутся у открытой двери.
--
Нет. Ждите здесь. Не верю я этому трусу.
Я уже почти ничего не слышу. Мне приходится бороться с ослабшими ногами. Накатывающейся тошнотой. Я уже и сквозь оконную мозаику вижу небо, а через небо проступает грязная брусчатка внутреннего двора, и я безуспешно пытаюсь изгнать ее из своих глаз.
--
Барнс! Окно!
Я, сминая себя, шагаю в открывшееся небо. Взгляд не держится за голубизну, не может удержаться на ней и беспомощно скользит вниз. Когда снизу начинают наплывать острые зубцы внешней стены замка я, не в силах удержаться, зажмуриваюсь и неловко шагаю вперед. Дыхание "ал-хао" рвет мою грудь. Уши наполняет свист, и я валюсь в темноту.
Наверное, я помер, не долетев и до середины башни.
В сознание меня возвращает пинок в ребра. Я открываю глаза, под носом грязные камни, пыль щекочет дыхание. Второй пинок заставляет меня поднять голову. Боли в теле нет, только ломит мышцы, как от долгой работы. Учитель стоит надо мной и заносит ногу для третьего удара. "Третьего?" Я не знаю, сколько я тут провалялся и поднимаю голову к небу. Солнце никуда не сдвинулось со своего места, Учитель не дал мне ни одной лишней минуты уютного беспамятства. Тело сотрясается от третьего пинка.
--
Вставай! До обеда далеко. Успеешь прыгнуть еще раз несколько. - Учитель поворачивается и уходит в башню. В дверях он поворачивается и добавляет. - Не заставляй меня ждать.
Я встаю на четвереньки и тихо охаю. Наконец удается распрямить негнущееся тело, и я торопливо плетусь в башню, стараясь не смотреть на зевак, скалящихся на меня со стены. Плащ-крыло бесполезной тряпкой стучит меня по ногам, но сил подобрать его не хватает.
В комнате под крышей все по-прежнему. У двери подпирают стену Халс и Тартака. Барнс скучает у окна, лениво ковыряясь в зубах. Учитель возлегает на любимой конторке и сердито сопит. Не дожидаясь, когда я закрою дверь, он начинает свою визгливую брань. Я его почти не слушаю. Я и сам понимаю, что все сделал не так. Нельзя закрывать глаза, крыло надо раскрывать одновременно с "ал-хао", надо не прыгать в окно, а без остановки шагать, продолжая движение по помосту. Учитель ругается, поминая то мою деревенскую тупость, то сравнивая мое падение с полетом помета горгулий, а я мечтаю о том, чтобы Учитель продолжал ругаться до вечера, но знаю, что скоро снова надо будет вставать на помост.
--
Вставай на позицию и крыло подтяни, балбес недоделанный!
Вместе с этими словами меня охватывает дрожь. Я пытаюсь подчиниться, но не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Ни одна мышца мне не подчиняется. Учитель торопит меня, но все что я могу это дрожать и потеть. На этот раз долго меня не ждут.
--
Халс, Тартака, помогите ему!
Меня подхватывают с двух сторон. Я пытаюсь сопротивляться, но лишь безвольно шевелю руками. Меня ставят перед окном и отпускают, я тут же начинаю валиться набок, и меня хватают снова.
Меня пихают в окно. Я пытаюсь закричать, но и горло мое предало меня. Я не могу разжать рот, я не могу издать ни звука. В мозг из открытого окна вливается небо, и я лечу в него. Мне на этот раз даже не удается закрыть глаза, и я вижу карусель голубого и серого, пока спасительная чернота не заливает все.
Будят меня толчки копьем. Учитель не соизволил спуститься сам. Стражник рывком поднимает меня и подталкивает к дверям башни. Мне кажется ему жалко меня, но он делает свою работу. На трясущихся ногах я ползу по лестнице пять этажей, и все начинается сначала. Только Учитель уже не ругается, и у меня нет передышки. Страх немного стихает, пока я поднимаюсь из пыли во внутреннем дворе и лезу под крышу. Когда я вваливаюсь в комнату, тело сразу цепенеет. Все что я могу - это тоненько выть, пока меня выталкивают из окна.
Убивают меня до вечера. Лишь в обед меня ненадолго оставили валяться во дворе, хорошо хоть сунули под нос миску с похлебкой и кусок хлеба. Только я не смог ничего проглотить, даже жидкая похлебка не лезла в горло, а при виде хлеба желудок сразу начинали сотрясать спазмы. Вечером, когда Учитель решил, что уже стало темно, Халс и Тартака отволокли меня в каморку и бросили на топчан.
Я весь день мечтал о приходе ночи, но едва я закрываю глаза, как в них начинает разливаться выцветшая голубизна с белесыми прожилками. Небо крутится передо мной водоворотом и медленно вытягивается в воронку. В жерле воронки голубизна постепенно выцветает, и сквозь нее начинает проступать серый камень брусчатки. Она безумно далеко, но я вижу каждую трещину, каждую соломинку, прилипшую к камням. Брусчатка постепенно замедляет свое вращение на дне неба, и я начинаю падать. Чем медленнее крутится небесный водоворот, тем быстрее падение. За миг до удара о камни на меня валится уже привычная темнота, и я с криком подскакиваю на постели. В горле хрипит спертый воздух, я судорожно глотаю его и таращусь в окружающий мрак. Сердце колотится о ребра, стараясь пробить грудную клетку. Через некоторое время я понимаю, что сижу у себя в каморке. Я падаю на постель, и перед глазами снова начинает проступать голубизна.
Я не помню, сколько раз я падал по настоящему и не считаю ночных падений, но, наконец, темнота наваливается в последний раз. У меня уже нет сил просыпаться - даже от страха, и я плаваю в этой блаженной беззвучной темноте, пока утром меня не будит Барнс.
--
Быстрей давай. Поднимайся. На кухню и в башню, хозяин ждет.
Хозяин Барнса и мой Учитель, магистр Хоршах, уже готов продолжать обучение своего ученика. Хорошо хоть дали время заглянуть на кухню, я чувствую, что голоден и вполне способен что-нибудь проглотить.
Во дворе меня встречает небо. Оно не изменилось со вчерашнего дня, но я спокойно смотрю на него и не чувствую никакого страха. Ночная чернота все еще живет во мне и не пускает внутрь ни небесную голубизну, ни серый цвет камней двора.
Когда я прихожу в комнату наверху, кроме Барнса там никого нет. Учителя приходится ждать долго. Я успеваю одеть плащ-крыло, и потренироваться в его управлении с одновременным исполнением "ал-хао". Я даже успеваю почувствовать, как тело теряет вес, и как легкое движение крыла приподнимает меня над полом.
Учитель появляется в компании зевающих Халса и Тартаки. Я прошу его дать мне попробовать самому, и голос мой не дрожит. Учитель хмыкает, но позволяет. Я немного волнуюсь, но это никак не похоже на тот вчерашний ужас, который отбирал у меня способность двигаться. Барнс открывает окно, и я легко выхожу в него. Двор дергается мне навстречу, но за спиной тут же гулко отдается крыло и двор замирает, а потом, медленно кружась, начинает плавно подступать ко мне. Беззвучный крик восторга и победы рвется наружу, и я не кричу только потому, что боюсь ослабить позвоночник и потерять управление крылом. Мне хочется посмотреть на небо, но я уже опустился низко и горизонт заслоняет внешняя стена замка. Зато я вижу, как чуть выше меня на коричневом крыле кружит Учитель.
--
Будешь приземляться, подпружинь ноги. - Говорит он мне и вовремя, двор уже рядом.
Подставить ноги под землю я успеваю, но забываю ослабить крыло, и меня валит набок. Сидя на коленях, я смотрю, как приземляется Учитель. Он чуть приседает и его крыло ложится ему на плечи. Когда он выпрямляется, крыло уже похоже на короткую накидку, непонятно зачем надетую в эту жару. Я встаю навстречу Учителю и стараюсь придать своему плащ-крылу такую же невинную форму. Магистр Хоршах останавливается передо мной и по его лицу не заметно, что он рад моему успеху.
--
Так-так. Значит, летать ты все-таки научишься. Что ж, после обеда посмотрим, как ты справишься с водой. Надеюсь, запирать горло и правильно произносить долгое "элоун" ты за вчерашний день не разучился. - Учитель поворачивается и уходит, а до меня доносится его сердитое ворчание. - Разулыбался тут. Тоже мне подвиг - с крылом из башни сигануть.
Но я все равно продолжаю улыбаться, и испытание водой не пугает меня. Я воды не боюсь.
После обеда мы приходим на пруд. Учитель теперь не расстается с Халсом и Тартакой. Впрочем, сам он с Барнсом остается на берегу, рядом с корзинкой со снедью и прихваченными из замка бутылками вина. А мы втроем отправляемся на плоту на середину. Еще утром мне казалось, что пройти по дну половину пруда будет не сложно, но теперь я начинаю в этом сомневаться. Больно уж далеким кажется отсюда Учитель.
Я медленно раздеваюсь, и Тартака связывает мне за спиной руки. На шею вешают груз, и несмотря на жаркое солнце, моя кожа покрывается зябкими пупырышками. Чтобы скрыть неуверенность, я низко опускаю голову и начинаю мысленно повторять придуманный на всякий случай сказ-заклинание от страха перед водой. Заклинание я придумал только что, по дороге к пруду, оно должно было убедить меня, что все уже позади. Вот только во рту уже чувствуется теплая противная вода, и я заранее начинаю задыхаться. В голове звенит пустота, и от заклинания в ней остается только первая строчка. Ее я и повторяю, снова и снова.
"Все было просто. Камень приятно тяготил шею, вода внизу казалась доброй и приветливой".