Лето, не желая сдавать позиций, под конец окончательно сошло с ума. Асфальт и бетон мегаполиса, не успевая остывать за ночь, щедро отдавали накопленный жар, наполняя темноту тяжелым, густо замешанным со смогом, зноем. А днем, приклеенное к белесому небу, безжалостное солнце выжигало все живое с улиц. Редкие облака испуганно жались к краю горизонта, не смея преградить путь испепеляющим лучам обезумевшего светила.
...Кондиционер из последних сил исхитрялся поддерживать комфортную температуру в салоне. Степан Дмитриевич Воронов, стоял на перекрестке, дожидаясь зеленого света светофора, и с сочувствием наблюдал за истекающим потом водителем темно-синей "четверки". Сегодня его последний день в раскаленном городе. Все. Две недели выделенного себе отпуска.
Воронов, пенсионер со стажем, нынче трудился в режиме вольного казака. Консультирование по вопросам безопасности приносило достаточно денег, но отнимало много времени. Только в отличие от прежней службы ушли в прошлое ночные телефонные звонки. О чем Степан Дмитриевич, в самой потаенной глубине души, иногда жалел.
С заграничными красотами у него не сложилось взаимности. Бездумному валянию на пляже днем, и накачиванию виски по вечерам, а другого спиртного, ну, может, кроме дорогого пива, Воронов не признавал, предпочитал отдых активный. Желательно в средней полосе. Вот и теперь, получив приглашение от старинного приятеля, уже видел себя в охотничьем домике на берегу Ладоги.
...Десятилетний, но содержащийся в отличном состоянии "Опель-Омега караван", за восемь часов без приключений докатил от столицы до берегов Невы. По Москве Степан Дмитриевич передвигался на алом "Мицубиши-3000". Однако, что хорошо для большого города с постоянными пробками и безумным ритмом движения, мягко говоря, не совсем подходит для путешествий. Конечно, он вполне мог позволить себе новомодный джип, но, почему-то категорически не любил эту породу автомобилей.
А вот широкий, с необъятным багажником, демократичный "Опель" вполне устраивал Воронова. В том числе и тем, что не привлекал лишнего внимания на трассе. Да и по большому счету, в те места, куда обычно забирался Степан Дмитриевич, кроме "УАЗика" и шестьдесят шестого "ГАЗона" ни одно транспортное средство все равно не доехало бы. А верный конь, как водиться, дожидался хозяина в гараже друзей, или на платной стоянке.
Слегка потолкавшись в плотном потоке возле поста ГИБДД в поселке Ленсоветовский, контролирующим въезд в Петербург со стороны Москвы, Воронов удержался от соблазна вслед за особо торопливыми обойти колонну по ухабистой обочине. Он в отпуске и спешить некуда. Притормозив перед заграждением, сузившим проезжую часть до одной полосы, вежливо пропустил втершегося справа шустрика на "Форде". Прибавил газу, и уже через семь минут выскочил на широкий виадук в Шушарах.
Недавно открытый для движения отрезок объездной позволил Степану Дмитриевичу миновать вечно забитые проспект Славы и Сортировку. Ориентируясь по указателям на развязке, он пожалел, что съехать с трассы придется до вантового моста, показавшего ажурные конструкции впереди. Решил на обратном пути сделать крюк, но обязательно прохватить по этому чуду инженерной мысли.
Мелькнули за окном многоэтажки Рыбацкого проспекта, и машина, в неторопливой веренице, потянулась по узкому пригородному шоссе. Без остановок, несмотря на московские номера, проехал еще один пост. Резина застучала по трещинам в асфальте областной дороги. Воронов не удержался от усмешки, представив, как нелепо смотрелась бы здесь его красная ракета, так органично вписывающаяся в столичные улицы. Приспустил стекло, и в салон ворвался запах расплавленного битума, странным образом разбавленный ароматом пыльной зелени и чуть заметной свежестью скрытой густыми кустами реки. До конечной точки маршрута оставались считанные километры.
...Посиделки со старинным приятелем, одним из директоров судостроительного завода, являющимся градообразующим предприятием для небольшого городка, расположившегося на берегу Невы на границе Санкт-Петербурга и Ленинградской области, завершились далеко за полночь. А ближе к вечеру они собирались на "УАЗе" Николая Андреевича Цветова отправиться в медвежий угол, где вдали от любопытных глаз пряталось охотничье подворье.
Воронов, проснувшийся необычайно поздно, в одиннадцатом часу, оттягивался чаем в ожидании Николая Андреевича. Прихлебывая обжигающую жидкость, Степан Дмитриевич уже ощущал на зудящей от предвкушения коже хлесткий удар дубового веника, когда в комнату нетвердо вошел посеревший Цветков, с раннего утра закрывавший последние рабочие вопросы перед отъездом.
У Воронова екнуло сердце от нехорошего предчувствия. Поперхнувшись чаем, Степан Дмитриевич, сквозь кашель и слезы, выдавил:
- Что... к-ха, к-ха, случилось, Коля? На тебе лица нет.
Николай Андреевич добрался до стула, обессилено опустился на мягкое сиденье и только после этого сдавленно произнес:
- Лиза пропала.
В повисшей тишине оглушительно звякнула выпавшая из внезапно ослабших пальцев жены Цветкова чайная ложка. Она тихо охнула, зажав рот ладонью. В глазах блеснули близкие слезы.
Воронов не удивился реакции на известие. Лиза, дочь младшего брата Николая Андреевича, работавшего начальником цеха на том же заводе, давно уже воспринималась в бездетной семье как собственный ребенок. Старший Цветков пристроил закончившую в прошлом году школу племянницу в секретариат генерального директора и почти решил вопрос об обучении ее в институте за счет предприятия.
- Да вы чего, ребята? - Степан Дмитриевич попытался подпустить в голос бодрости,- Девчонка молодая. Ну, загуляла слегка. Время не рассчитала, - Воронов сам не верил в то, говорил, но первым делом нужно было попытаться успокоить друзей.
- Что ты, Степа? - всхлипнула Нина, жена Цветкова, - Девочка хорошая, воспитанная, никогда такого не было. А главное, - она едва удерживала слезы, готовые хлынуть потоком, - У нас за месяц пять девчонок пропало.
В животе у Воронова неприятно забурлило. Мозг отказывался верить в происходящее, но интуиция вопила благим матом - дело дрянь.
...Начальник отделения, хотя простите, это по старинке, ныне отдела милиции, молодой, но уже изрядно потрепанный жизнью, майор, откровенно нервничал. На Воронова, вынужденного показать удостоверение полковника Управления уголовного розыска центрального аппарата МВД (благодаря связям, Степан Дмитриевич, на всякий случай сохранил корочки действующего сотрудника), смотрел с откровенной неприязнью. Не сопровождай Воронов онемевшего от горя отца, и немногим лучше чувствующего себя дядю, разговор уже давно бы закончился.
- Уважаемые, - начальник упорно смотрел в сторону красными то ли от недосыпа, то ли с похмелья, а может от того и другого вместе, глазами, - С момента отсутствия сведений о гражданке прошло меньше суток. Она совершеннолетняя?
Отец смог только кивнуть, а старший брат пояснил:
- Два месяца назад исполнилось восемнадцать.
Майор украдкой перевел дух и слегка оживился.
- Вот видите. Вполне самостоятельный человек. Могла у подруги остаться, у парня, в конце концов.
Остановив пытающегося возразить младшего брата, в беседу встрял Воронов:
- Господин майор, - прекрасно понимая, что от милиции они ничего не добьются, Степан Дмитриевич специально избрал такую форму обращения, - А вот я краем уха слышал, у вас подобный случай не первый. Не кажется ли вам это похожим на серию? Сдается мне, маньячок-с завелся.
Начальник отдела побурел, злобно сверкнул глазами на Воронова, и в тон ему язвительно ответил:
- А вы, господин полковник из столицы, здесь в каком качестве пребываете?
Степан Дмитриевич вынужден был ответить:
- В качестве частного лица.
- Тогда вы прекрасно понимаете, - майор на глазах набирался уверенности, - Что никакой информации служебного характера я не обязан, да и по большому счету, не имею права давать.
- Согласен, - не стал противиться Воронов.
- Тогда, - милиционер демонстративно взглянул на часы, - Если через трое суток не найдется, милости прошу, - запоздало сообразив, что сморозил глупость, досадливо крякнул, скрывая смущение, и сухо официально закончил, - Примем заявление и начнем розыск. А раньше извините, - он развел руками, - По закону не положено.
На широком крыльце милицейского здания дружно закурили. Каждый молчал о своем. О чем думали братья, нетрудно было догадаться. А Воронов уже работал, прогоняя ситуацию, привычно отключив эмоции.
Он не оправдывал бездушный подход начальника отдела, но прекрасно его понимал. Провинциальный городок, некомплект личного состава процентов тридцать-сорок. Опера молодые, способные разыскать разве что курицу, сбежавшую с соседнего двора. Да и тех не хватает. Сам майор, лучший из худших, хорошо еще выходец из уголовного розыска. Но, судя по подходу, наверняка бывший участковый.
Ждать от местной милиции результативной активности, по крайней мере, наивно. Они сделают все, чтобы представить серию пропаж молодых девчонок чередой несчастных случаев. Вон река через дорогу. Погода жаркая, дешевого алкоголя круглые сутки продается, хоть залейся. Вот и тонут. А мы в чем виноваты? Спасение утопающих - дело рук самих утопающих.
А на самом деле - козлы. С момента исчезновения Лизы прошло всего двадцать часов. Еще есть надежда найти ее живой. Но для этого нужно пошевелиться. Несмотря на пятницу приподнять зад и пахать все выходные... Нет, на такие подвиги местные Пинкертоны явно не способны. Придется действовать в одиночку. Да может, какие-то возможности заводских подключить.
Как вариант, Воронов прикинул возможность напрячь знакомых в ГУВД. Но при трезвом размышлении, решил отложить на крайний случай. Управление - организация еще более неповоротливая. Пока оценят ситуацию. Пока примут решение. Опять же выходные на носу. Да и случай действительно не очевидный. Все выводы построены на эмоциях и домыслах.
Степан Дмитриевич метко кинул окурок в треснувшую бетонную урну, прищурив правый глаз, окинул взглядом потерянных братьев.
- Значит так. Траур отменяется как преждевременный. Рыданиями здесь не поможешь. Если гора не идет к Магомеду, а, - он ткнул пальцем за спину, в сторону официальной вывески на стене, - От этих толку никакого. Значит, будем искать сами... Коля, добровольцы на заводе найдутся?
Старший Цветков тоже бросил окурок в сторону урны, но не попал. Дернулся, было поднять. Передумал, махнув рукой. На секунду застыл в задумчивости. Потом уверенно ответил:
- Найдем.
- Вот и ладушки, - Воронов хлопнул ладонью о ладонь, - Тогда двинули на предприятие. Вы народ организуете, а я на рабочем месте Лизы покопаюсь. Смотришь, зацепку какую найду. И еще, Сергей, - Степан Дмитриевич мягко взял под локоть отца пропавшей девочки, - Попроси жену обзвонить всех знакомых Лизы, особенно тех, кто ее вчера видел. Пусть они через пару часов соберутся у Коли на квартире. Мне с каждым нужно побеседовать...
Проходная завода встретила неожиданной прохладой. Приоткрытое окошко бюро пропусков. У вертушки скучают два охранника. Седой грузный пенсионер и молодой парень с печатью откровенной дебильности на лице.
Пока старший Цветков улаживал формальности допуска Воронова на территорию, мимо простучала каблучками девушка лет девятнадцати. Короткая стрижка, легкий сарафанчик, высоко открывающий стройные, загорелые ноги, на шее болтается телефон в ярком чехле. Пока она рылась в сумочке, отыскивая пропуск, пенсионер величественно ждал, а молодой суетился. Заглядывал ей через плечо, картавя и зажевывая половину звуков, на грани приличия выпытывал подробности личной жизни.
Степан Дмитриевич даже слез с подоконника и переместился ближе, чтобы не упустить подробностей неожиданного представления.
- Леша отстань. Не мешай. Видишь, тороплюсь, а ты ведь не пропустишь, - девчонка, привычно отмахиваясь от придурковатого охранника, как от надоедливой мухи продолжала интенсивные поиски, - Во, нашла. На, смотри.
Парень взял пропуск в руки, с самым серьезным видом внимательно изучил, и вернул, приговаривая:
- Се намально, се намально. По-о-оходи, - и проводил ее долгим взглядом.
Пенсионер, не дожидаясь конца спектакля, удалился в служебное помещение, а Воронов, намереваясь вернуться на прежнюю точку, случайно столкнулся глазами с охранником. И в этот момент его сзади его тронул Цветков.
- Пошли, Степа.
На этот раз бдительный страж повел себя совершенно по-другому. Слегка согнувшись в лакейском поклоне, сам повернул вертушку, помогая пройти, повторяя, как заевшая пластинка:
- Здрастите, здрастите, здрастите...
"Надо же, идиот идиотом, а когда нужно шустро соображает" - отметил про себя Воронов, а вслух, рассматривая быстро удаляющуюся по аллее между цехами фигурку давешней девчонки, спросил:
- А чего, Коля, нынче модно дебилов вахтерами держать?
Цветков, занятый своими мыслями, рассеяно ответил:
- Да Лешка уже года два как работает. Его начальник охраны где-то раскопал. Я тоже сначала удивился. А тот объяснил, да я сам потом убедился, он хоть и слегка того, но дело туго знает. Без документов никого не пропустит. Да и, наверное, стучит на стариков начальству, по простоте душевной. Вот и держат. На ночь не оставляют, только днем трудится. А, по большому счету, не моя епархия. Заму по безопасности виднее... Вот и пришли.
Пока Воронов ковырялся в столе Лизы, да и потом, беседуя с ее друзьями в квартире Цветковых, его не оставляло мерзкое ощущение. Степану Дмитриевичу казалось, что он упустил какую-то крайне важную деталь. Мучительно пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль, Воронов, тем не менее, продолжал просеивать огромный объем информации. И никак не мог выловить что-то стоящее.
Около полуночи, когда ушел последний из друзей Лизы, Степан Дмитриевич вяло подошел к столу, приподнял остывший стакан, и тут внутри черепа произошел бесшумный взрыв. Воронов вспомнил...
Начальник отдела милиции, вызванный помощником дежурного, едва не обмочившим штаны при виде удостоверения Степана Дмитриевича, скривился так, будто целиком разжевал незрелый лимон. Удостоил прапорщика многообещающим взглядом, выразительно постучав пальцем по стеклу наручных часов, показывающих третий час ночи. Не считая нужным убрать кислое выражение с лица, повернулся к Воронову и процедил сквозь зубы:
- Ну?..
- Не нукай, майор, не запрягал, - жестко оборвал его Воронов, - Бегом вызывай розыскника, если погоны не жмут.
До начальника, наконец, дошло, что полковник без веских оснований не станет устраивать ночное шоу. Проглотив откровенно хамский ответ, отдал необходимые распоряжения, вежливо пригласил Воронова и следовавшего за ним как тень Николая Андреевича в свой кабинет.
Опер по розыску, живший по соседству, прибежал неожиданно быстро. По команде Степана Дмитриевича, пожил на стол розыскные дела на пропавших девушек. Теперь майор не заикался о закрытом характере информации, а только молча наблюдал, пытаясь понять, что за этим последует.
Воронов достал из кармана смятую бумажку с записями, разгладил ее ребром ладони, принялся быстро листать папки. До визита в милицию он выдернул из кровати начальника охраны завода и в течение часа изучал документы на проходной.
Захлопнув последнее дело, Степан Дмитриевич изо всей силы грохнул кулаком по столу. Присутствующие вздрогнули от неожиданности, а опер уронил горящую сигарету на пол.
Спавший с лица за последние сутки, посеревший Цветков, вскинул на Воронова изумленные глаза.
- Степа, что с тобой?
- Все нормально, Коля, - Степан Дмитриевич чувствовал, как его заполняет ощущение беды, - Ты девочку, которая перед нами прошла на завод, знаешь?
Николай Андреевич посмотрел в потолок.
- Это, которую?.. А, ну да, конечно. Лена ее зовут, Сапрыкина. У конструкторов работает.
- Ты номер ее мобильного можешь сейчас найти?
- Сейчас? - Цветков бросил взгляд на часы и неопределенно пожал плечами, - Ну не знаю.
- Добудь, Коля. Очень нужно.
Лицо Воронова налилось такой мукой, что Николай Андреевич, больше ничего не спрашивая, принялся накручивать диск телефона.
Минут через десять трудных переговоров и объяснений, Цветков диктовал, а Воронов судорожно записывал ряд цифр. Затем он вырвал из чехла свою "Nokia N90" и начал быстро давить попискивающие кнопки. В звенящей тишине раздались гудки вызова.
- Алло, - Степан Дмитриевич выдохнул.
- Лена?
- Да, - удивленно откликнулась девушка, - А кто это?
- Друг твоего отца. Меня зовут Степан Дмитриевич. Ты сейчас где?
- Как где? Иду домой. А что случилось? Что-то с папой?
- Да нет, с папой все нормально. Я сейчас передам трубку Николаю Андреевичу Цветкову. Знаешь такого?
- Да, конечно.
- Ты ему расскажешь, где ты находишься, и будешь ждать нас там. Мы быстро подъедем. Только стой на месте и ни в коем случае не отключайся. Поняла?
- П-п-поняла, - в голосе девчонки прорезались нотки страха, - А что происходит? Кто вы?
- Все нормально, девочка. Я передаю трубку.
Воронов сунул трубку Цветкову.
- Коля, все время держи ее на связи, - повернулся к оперу, - Ствол при себе?
Тот хлопнул ладонью по бедру, прикрытому длинной футболкой на выпуск.
- Как всегда.
Степан Дмитриевич ринулся к выходу.
- Не спи, майор. Давай в машину и полетели. Должны успеть... Должны.
Небо на востоке протаяло розовым. Четыре утра. Месяц назад было бы совсем светло. Но в середине августа ночи уже не белые, а обычные, темные.
По аллее вдоль Шлиссельбургского шоссе, ограниченной высоченными тополями и зарослями кустов, разрывая ревом предрассветную тишину, несется милицейский "УАЗ". Напрягшийся на переднем сидении Воронов, подгоняет водителя:
- Давай, давай! Дави!
Оборачивается назад к Цветкову, прижимающему трубку к уху.
- Говори, Коля, говори! Не молчи!
Тот согласно кивает, и вдруг замирает, опуская руку с телефоном.
- Она отключилась.
Воронов по-волчьи рычит, затем командует:
- Стой! Глуши мотор!
Машина, надрывно визжа тормозами, замирает. После наполнявшего ее грохота, пассажирам кажется, что они оглохли.
- Коля, где мы должны ее забрать?
Цветков озирается и отвечает.
- Да где-то здесь и должны. Плюс-минус двадцать метров.
Степан Дмитриевич выскакивает из машины, Замирает, прислушиваясь. Затем бросается в гущу кустов. Треск, шум борьбы, звуки ударов и стоны. Очнувшись от оцепенения, остальные бросаются ему на помощь.
На освобожденном от бумаг островке начальника отделения по-хозяйски расположились: початая бутылка водки, два пластиковых стакана, пакет томатного сока, на прозрачном целлофановом пакете пара бутербродов - вареная колбаса с черным хлебом.
Грузный мужчина в строгом сером костюме, светлой рубашке и галстуке разлил водку по стаканам.
- Как в старые добрые времена. А, Дмитрич? Ну, вот где-где, а здесь тебя встретить...
- Неисповедимы пути твои... Давай, Паша, дернем. За твои будущие лампасы.
- Давай за встречу... И за лампасы тоже, - он коротко хохотнул, и опорожнил стакан, - И как ты этого козла просчитал? Нет, Степа, я всегда знал, ты сыщик от бога. Зачем ушел? Сейчас, как минимум, твою вторую генеральскую звезду обмывали бы.
- Нет, Паша. Не нужны мне эти звезды, лампасы. Мне и так хорошо... А у этого урода мне взгляд не понравился. Не может идиот так смотреть. Он на нее смотрел, будто прицеливался, - Воронова, отвыкшего от дешевой водки, слегка повело, - А я врубился не сразу, расслабился, пол суток понять не мог. А когда дошло, чуть не опоздал, - Степан Дмитриевич, скривившись, осторожно потрогал пальцами разбитую губу, защипавшую от попавшего в рану спиртного.
- Когда я этот взгляд вспомнил, все сразу на место встало. Как фотография проявилась. Дальше, дело техники. Все его дежурства совпали с датами пропажи девчонок... А эти, - Воронов сделал неопределенный круг пальцем в воздухе, - Ну никак на дурака подумать не могли.
- Сниму с должности к чертовой матери, - прорычал собеседник.
- Думаешь, следующий умнее будет?
- Умнее, дурнее, без разницы. А этого сниму... Кстати, твой душегуб, не такой и идиот. Три года в федеральном розыске. Из психушки сбежал. Экспертизу ему делали. Там видно косить под дурика научился... Давай еще по одной.