С 1421 г., если не раньше, Генрих каждый год отправлял корабли для исследования побережья Западной Африки за мысом Нон, о котором ходила поговорка: "Тот, кто обогнет мыс "Нет", назад вернется или нет", указывая, что он считался пределом возможной навигации. Эти экспедиции возглавляли не обычные люди, а избранные представители свиты принца, которые успели проявить себя на каком-либо поприще. Тем не менее, мыс Бохадор (1), далеко выступающий в море, казался непреодолимым барьером, и моряки, которые плавали в пределах видимости берега днем и становились на якорь с наступлением ночи (2), ограничивались набегами на побережье Берберии и Гранадского эмирата, чтобы с помощью захваченной добычи окупить свои затраты. Никто из них не смог чем-либо пополнить знания принца. Мы вполне можем поверить, как утверждает Зурара, что их неудача проистекала не от малодушия или недостатка доброй воли. Их прежние заслуги и преданность, которую вселял Генрих в своих слуг, представляют это сомнительным; но в ту пору все без исключения португальцы испытывали страх перед Морем Мрака, - названием, которое дали Атлантике арабские географы, - и тропическим поясом, в котором белым людям - если они попадут туда - грозила опасность превратиться в чернокожих. Почему, спрашивали они себя, мы должны пытаться превзойти пределы навигации, которые установили наши отцы, и какую пользу принесет инфанту гибель наших душ и тел, ибо если мы заплывем за край запретных вод, то станем самыми настоящими самоубийцами? Даже не говоря об опасностях, с которыми им предстояло столкнуться, они были убеждены, что их попытки продвинуться дальше на юг не принесут ни военной славы, ни коммерческой выгоды, поскольку знали из устных источников, что дальше лежала только песчаная необитаемая пустыня Сахара; что море у мыса было таким мелководным, что даже на расстоянии лиги от суши его глубина не превышала одной морской сажени; и что даже если бы судно обогнуло мыс, течения не позволят ему вернуться. В настоящее время кое-кто поставил под сомнения препятствия, о которых писал Зурара, но Дуарте Пашеку, писавший в 1505 г., подтверждает их существование. Он утверждает, что мыс Бохадор был таким низким и песчаным, что его с трудом можно было увидеть даже вблизи, и очень опасным из-за рифов, которые протянулись в море на 4 или 5 лиг, и на которых ряд кораблей разбился по неосторожности. Он упоминает мелководья и течения, и советует морякам держаться в 7 лигах от земли (3).
Несмотря на разочарование и бесполезные траты, которые вызывали повторяющиеся раз за разом неудачи, принц Генрих не упрекал своих капитанов, но доброжелательно выслушивал рассказы об их плаваниях, и даже награждал их, так как у него было в обычае не оставлять без награды тех, кто хорошо ему служил, и в то же время поощрял их к дальнейшим усилиям обещанием еще бОльших даров, которые будут ждать их, если они добьются успеха. Наконец, в 1433 г. он отправил одного из своих щитоносцев, Жила Эаниша, на барке, в надежде, что он добьется лучших результатов; но этот человек, побежденный все тем же страхом, не продвинулся дальше Канарских островов. В следующем году, по-прежнему непоколебимый, Генрих поручил ему совершить еще одну попытку и приложить все усилия, чтобы обогнуть мыс Бохадор, даже если сверх того он ничего не сможет сделать. Принц воодушевил Эаниша надеждой на награду и упрекнул за веру в предполагаемые опасности. "Даже если бы то, о чем рассказывают, имело хотя бы какой-нибудь вес, я бы не возлагал на вас такую вину. Однако вы хотите сказать мне, что [вы прониклись сей верой] вследствие мнения четверых моряков, кои с тех пор, как сбились с пути, направляясь во Фландрию или какой-то иной порт из тех, куда они обычно плавают, не умеют более пользоваться ни стрелкой, ни мореходной картой" (4).
Это мягкое внушение, и то почтение, которое внушал к себе его сеньор, побудило щитоносца сделать все возможное для выполнения возложенного на него поручения, и Генрих убедился в справедливости поговорки, гласящей, что "всё приходит к тому, кто умеет ждать"; Жил Эаниш обогнул мыс, и хотя не обнаружил за ним ни людей, ни признаков жизни, он привез некие растения, которые португальцы назвали "Розами Св. Марии", как доказательство того, что на посещенных им землях существовала жизнь. Хотя его достижение кажется нам весьма скромным, старинный историк (5) описывает его как равное одному из подвигов Геракла, а современные авторы придают даже большее значение, чем открытию мыса Доброй Надежды, поскольку оно развеяло глубоко укоренившееся убеждение моряков, что океан за мысом Бохадор несудоходен. Что Генрих понял всю значимость этого события, показывает его твердая решимость следовать и дальше по намеченному пути, поскольку, едва Жил Эаниш представил отчет о своем плавании, он приказал оснастить баринеллу под командованием своего виночерпия Афонсу Гонсалвиша Балдаи, и отправил Эаниша обратно вместе с ним (6). Маршрут был теперь проложен, и оба мореплавателя прошли 50 лиг (7) за мысом до небольшой бухты, которую они назвали "Ангра-душ-Ривос". Окрестное побережье выглядело необитаемым, но они увидели отпечатки следов людей и верблюдов. Когда они вернулись с этими сведениями, Генрих понял, что недалеко должна находиться населенная область, либо же купцы из внутренних частей материка должны следовать этим путем в какой-нибудь морской порт; и он приказал Балдае раздобыть переводчика из числа тамошних людей, который мог бы сообщить более точные сведения о стране. Балдая покинул Португалию в 1436 г. (8) и, продвинувшись на 70 лиг дальше, чем в предыдущем плавании, и на 120 лиг за Бохадор, обнаружил глубоко врезающийся в сушу залив, который он принял за устье реки; он поднялся вверх по нему на 8 лиг и там стал на якорь. Он привез с собой двух коней и отдал их двум юношам знатного происхождения 17 лет от роду, по имени Гектор Омен и Диогу Лопиш де Алмейда, приказав провести разведку местности и найти деревни или путников. Для того, чтобы сберечь их силы и их коней, он не дал им никакого оружия, кроме копий и мечей, чтобы в случае угрозы захвата в плен они полагались прежде всего на быстроту своих коней. Юноши поднялись вверх по протоке на 7 лиг и здесь столкнулись с отрядом из 19 человек, вооруженных ассагаями, которых они с ходу атаковали. Несмотря на численное превосходство, туземцы не стали сражаться на открытой местности, а отступили к неким скалам, где схватка продолжилась. Один из юношей получил здесь рану в ногу, но все равно оба они продолжали сражаться до заката солнца, а затем вернулись на корабль, поднявшись на его борт на рассвете. В начале следующего дня Балдая и несколько человек из его команды сели в шлюпку и направились к тому месту, где происходила стычка, отправив двух молодых людей верхом вдоль берега; но туземцы уже успели скрыться, бросив свои скудные пожитки, которые Балдая захватил с собой и вернулся на корабль. Около выхода в предполагаемую реку он обнаружил много тюленей, и, перебив их столько, сколько смог, и погрузив на судно содранные с них шкуры, назвал бухту "Ангра-душ-Кавальос", после чего проплыл еще 50 лиг дальше на юг мимо Рио-де-Оро (9) в надежде захватить несколько пленников из числа туземцев. Он прибыл к местности с большой скалой, которая выглядела похожей на судно, и назвал ее "Порт Галеры". Она находилась немного не доходя мыса Бранко. Там он высадился и не обнаружил ничего, кроме нескольких рыбачьих сетей, которые были достаточно необычными, чтобы заставить Зурару уделить их описанию место в своей хронике; их веревки были сделаны из древесной коры и настолько хорошо подходили для своей цели, что без всякого дубления или примеси льна из них можно было ткать сети или снасти любого вида. После этого Балдая вернулся в Португалию - без пленников, которых он искал, или любых точных знаний о том, были ли встречные им туземцы маврами или язычниками, и какой образ жизни они вели.
В течение следующих четырех лет (1435-1439) в исследовательской деятельности наступила временная пауза, поскольку внимание Генриха отвлекли неотложные дела. В 1437 г. состоялась его экспедиция в Танжер, а в 1438 г. - смерть короля Дуарте, вслед за чем в королевстве наступил период больших смут, так что, по выразительным словам Зурары, принц начисто забыл все другие дела и в течение некоторого времени не посылал кораблей к этой земле. Правда, два судна все же совершили плавание в те края, но они встретились с плохой погодой и вернулись обратно, тогда как еще одно дошло только до Рио-дель-Оро, чтобы взять на борт груз шкур и жира тюленей, и к 1440 г. относится известие о двух каравеллах, оснащенных для той же цели, но так как их постигла неудача, Зурара больше не упоминает об их путешествии. Всё это были частные предприятия, и вероятно, все они преследовали только коммерческие цели.
После того, как старшие королевские сыновья заслужили свои рыцарские шпоры в Сеуте, Фернанду, воспитанный в том же воинственном духе, захотел подражать им и огорчался, видя, что на родине ему не предоставляется никакой возможности прославиться. Он попросил у короля разрешения отправиться с этой целью за границу, и когда Дуарте отказал, принц Генрих, как утверждается, предложил продолжить крестовый поход, совершив нападение на Танжер.
Король недолго держал план в секрете, и в январе 1436 г. отправил своих послов к папе Евгению IV и на Базельский собор, чтобы обсудить спорный вопрос с Кастилией, относившийся к епископской юрисдикции на границах и к военным орденам, и его посланники получили от папы буллу с призывом к походу. В апреле были созваны кортесы и проголосовали за субсидию для экспедиции. Главная ее цель, несомненно, заключалась в том, чтобы опередить Кастилию, которая предъявляла притязания на завоевание Северной Африки, и Дуарте надеялся, что в ходе ее португальские войска смогут захватить Арзилу и Алькасер, а также Танжер и значительную территорию, находящуюся по соседству с ними, что будет способствовать расширению торговли. Его брат Педру и некоторые представители знати сопротивлялись этому замыслу на том основании, что удержание Сеуты уже легло тяжелым бременем на казну и потребовало больших людских ресурсов, и что небольшое население Португалии лучше было бы применить на родине для развития невозделанных земель; но политика заморской экспансии в конечном счете взяла верх.
22 августа 1437 г. Генрих и Фернанду с частью флота покинули Лиссабон, и 27 числа того же месяца прибыли в Сеуту, где обнаружили остальные корабли, оснащенные в Порту графом Аррайолосом. Когда Генрих провел смотр сил, он насчитал только 10500 человек вместо 15000, которых решено было отправить в экспедицию. Причиной могло быть дезертирство, непопулярность предприятия и страх перед грядущим бедствием, хотя это и оспаривается (10). Предполагается также, что многие предпочли подвергнуться штрафу за уклонение от участия в экспедиции и расстаться со своим имуществом, но остаться дома, и что даже те, кто взошел на борт кораблей, вплоть до самой Сеуты глухо роптали, вероятно, потому, что сознавали нехватку людей. Их голоса довольно громко звучали на устроенном в городе совете, но Генрих не захотел их слушать и преодолел всё сопротивление; чем меньше людей, тем больше слава, и сам Бог придет на помощь тем, кто отстаивает Его дело. 9 сентября армия двинулась в путь по суше, и 13-го расположилась перед Танжером. Задержка в Сеуте дала маврам время подтянуть свои силы, и Генрих нарушил строгие предписания короля и правила благоразумия, не обеспечив никакой связи по морю, откуда он мог бы получать подкрепления и обеспечить безопасное отступление. Хотя его небольшая армия храбро сражалась, несколько последовательных атак на стены города либо не достигли окончательного результата, либо обернулись большими потерями, а тем временем силы врага ежедневно возрастали. В начале октября принц признал ошибку, допущенную при выборе позиции. Его людей было слишком мало, чтобы сопротивляться натиску превосходящих вражеских сил; из осаждающих они превратились в осажденных, и хуже всего было то, что запасов продовольствия в португальском лагере оставалось всего на два дня, а боеприпасы были на исходе. Мавры узнали это от дезертиров и предложили португальцам дать возможность беспрепятственно погрузиться на корабли и уйти, но при условии, что последние сдадут им Сеуту, мавританских пленников, находившихся в Португалии, и лагерь, со всей артиллерией, оружием и лошадьми. Пока шли переговоры, христиане страдали от жестоких лишений. Они питались одной кониной и из-за отсутствия питьевой воды были вынуждены смачивать рты грязью. 16 октября они согласовали условия: они должны были подняться на борт эскадры только в той одежде, которая была на них, оставив в добычу врагам всё, что находилось в лагере, и Генрих поклялся от имени короля вернуть Сеуту и заключить столетний мир с маврами. Здесь он превысил свои полномочия, так как было сомнительно, что Дуарте сможет уступить город без санкции депутатов от сословий, данной на кортесах. Один из инфантов должен был остаться в качестве заложника, и Генрих предложил себя, но приближенные помешали ему, и жребий пал на Фернанду. Губернатор Танжера в качестве гарантии безопасности отхода португальцев передал им своего сына, но как только они отчалили от берега, то сразу подверглись нападению; тем не менее, португальцы благополучно добрались до своих кораблей, потеряв только свои палатки и пушки (11). Мавры увезли Фернанду в Фес, осыпая его по пути всевозможными оскорблениями, и когда он прибыл туда, они заставили его работать днем, как раба, и держали в мрачной темнице ночью. Его мученичество продолжалось 11 лет. Страдания Фернанду во многом воспроизводили страдания Спасителя, и он остался известен в истории как "Стойкий принц", и еще лучше - как "Святой инфант". Описание его заточения и смерти, написанное его капелланом - одна из жемчужин португальской литературы. Сеуту так и не вернули, и когда один мавр спросил Генриха о причине этого, тот ответил: "Она принадлежит Богу". Сдача неверным христианского города с освященными церквями была отвратительным деянием для большинства людей, хотя находились некоторые, призывавшие к этому. Генрих провел пять месяцев в Сеуте в тщетных попытках выкупить своего брата из плена, и вернулся в Алгарви, охваченный горем и тоской, чтобы встретить короля; но когда последний в сентябре следующего года заболел в Томаре, принц поспешил увидеться с ним. Хотя португальцы потеряли в Танжере только 500 человек, численное превосходство противника было настолько велико, что если бы не их доблесть, поражение стало бы настоящим бедствием. Некоторые уцелевшие обратились к королю в траурной одежде и живописали свои страдания, немало преувеличив их, чтобы исхлопотать награду, но граф Абрантес поступил как истинный рыцарь. Одетый в красивый наряд и гладко выбритый, он приблизился к королю с радостным лицом и сказал ему, что он не должен оплакивать неволю Фернанду, а звонить в колокола по тем, кто спасся.
Согласно завещанию Дуарте, опекуншей его детей и регентшей на период несовершеннолетия их старшего сына Афонсу V стала его жена, королева Леонор. Она находилась в плохих отношениях с Педру, тогда как тот не скрывал своей антипатии к последней воле брата и стремился к регентству. Разлад достиг своей кульминации в гражданской войне. Педру в 1440 г. был объявлен регентом, а королева удалилась в Испанию и там умерла. Наконец, после того, как Афонсу V взял в свои руки бразды правления, Педру поднял восстание и был убит в 1449 г. в битве при Альфарробейре.
Назначение Педру регентом приостановило угрозу гражданской войны, и временное затишье в борьбе за власть позволило Генриху продолжить свою деятельность по части открытий. В 1441 г. Зурара описал появление в Португалии первых чернокожих рабов, привезенных Антаном Гонсалвишем, камергером принца и очень молодым человеком. Генрих послал его к Рио-де-Оро, чтобы привезти груз тюленьих шкур и жира, и хотя он дал ему те же приказы, что и другим, то есть проникнуть дальше в неизвестные земли, он мало чего ожидал от неопытного юноши; но Гонсалвиш был человеком пылким и жаждущим славы, которого не устраивала перспектива привезти на родину только "мелкий товар". Поэтому, когда он загрузил свое судно тем, что ему было приказано, он собрал на совещание всех членов команды, числом 21 человек, и обратился к ним как к друзьям и братьям, предложив попытаться найти каких-нибудь людей вдоль реки, сказав, что будет просто прекрасно, если им улыбнется удача и они смогут привезти к инфанту первых пленников; он будет немало удовлетворен, узнав о туземных жителях, и их собственное вознаграждение должно оказаться соразмерно с расходами и трудами, которые они приложат ради этой цели. Члены команды, которые все принадлежали к штату принца Генриха, с жаром поддержали предложение оказать их господину такую услугу. Тогда, выбрав из них девять человек, Гонсалвиш вечером высадился на берег и, пройдя на расстояние лиги вглубь страны, обнаружили тропу и шли по ней на протяжении трех лиг, пока не наткнулись на следы 40 или 50 человек. Эти следы вели, однако, в противоположном направлении, и так как стояла сильная жара и у них не было воды, и предводитель отряда видел, что его спутники устали, он предложил им повернуть обратно и вернуться по своим следам. Они так и сделали и наткнулись на нагого человека, который погонял верблюда и нес два ассагая. Позабыв об усталости, они бросились в погоню за ним. Туземец, хотя он и был один против девяти, мужественно защищался, пока не получил удар дротиком, после чего бросил свое оружие на землю и был связан. Дальше португальцы увидели на вершине холма людей, по следам которых они шли, но поскольку день уже клонился к закату, Гонсалвиш и его спутники были вынуждены отказаться от попытки приблизиться к ним. Тем не менее, на обратном пути к судну они обнаружили чернокожую женщину, рабыню тех, кто был на холме; некоторые хотели оставить ее в покое из-за страха подвергнуться нападению их владельцев, которые вдвое превосходили их числом, но Гонсалвиш предложил схватить ее, и ему с готовностью подчинились. Люди на холме хотели было броситься к ней на выручку, но увидев, что португальцы готовы дать им отпор, они повернулись и ушли. Так были захвачены первые два пленника.
По возвращению на свое судно Гонсалвиш обнаружил, к своей радости и удивлению, другого молодого слугу инфанта по имени Нуньо Триштан, который был отправлен на снаряженной каравелле со специальной инструкцией проплыть по возможности дальше Порта Галеры и захватить нескольких пленников. Он привез с собой одного из мавров-рабов Генриха, и этому человеку приказали попытаться расспросить уже захваченных в плен туземцев, но они не понимали его. Хотя Триштан хотел продолжать свой путь, успехи Гонсалвиша побудили его предложить присоединиться к нему в попытке схватить еще нескольких пленников, "ибо кроме знаний, которые получит от них сеньор инфант, на его долю достанется также выгода от их службы и выкупа". Каждый из двоих молодых португальцев должен был взять с собой 10 отборных людей и отправиться на поиски отряда, который встретил Гонсалвиш. Последний возражал, что этих людей нелегко будет найти, и что они, вероятно, предупредили своих друзей, "так что когда мы будем думать, что схватим их, мы сами можем стать их добычей", но два смелых оруженосца, Гонсалу да Синтра и Диогу Аниш де Валадариш, убедили совет капитанов и рядовых участников экспедиции принять предложение. Высадившись вечером, исследователи обнаружили два лагеря туземцев и, разделившись на три отряда, напали на них с громкими криками: "Португалия и Сантьяго!", убив 3 человек и взяв 10 в плен. Среди последних был Адаху, который, как говорили, являлся знатным человеком, "и он демонстрировал своим обликом, что обладает превосходством над другими". Когда дело было закончено, все попросили Гонсалвиша принять посвящение в рыцарский сан, но он ответил, что было бы неправильно, если бы он из-за такой малозначимой услуги получил столь большую почесть, которую к тому же не заслуживал по причине своего возраста, но, наконец, его убедили принять посвящение в рыцари от Триштана, и по этой причине место, где происходили описанные события, получило название "Порт рыцаря".
Когда отряд вернулся на свои корабли, португальцы попытались с помощью мавра расспросить пленников, но снова безрезультатно, "поскольку эти люди говорили не на мавританском языке, а на языке азанагов Сахары". Но Адаху во время своих путешествий выучил язык мавров и отвечал на всё, о чем его спрашивали. Затем, чтобы заманить на борт корабля местных жителей и тем самым увеличить имеющиеся у них знания, португальцы высадили на берег мавра и одну из плененных женщин, чтобы пригласить туземцев выкупить нескольких пленников и открыть торговлю, и два дня спустя появились 150 пеших и 35 мавров, ехавших верхом на лошадях и верблюдах. Хотя они казались как "варварскими, так и зверовидными", им нельзя было отказать в хитроумии, ибо только три из них появились на берегу, тогда как остальные скрывались в засаде, чтобы схватить португальцев, когда они высадятся. Последние были столь же осторожными и повернули назад свою лодку, увидев, что мавры не появились, после чего туземцы устремились к берегу, бросая камни, делая пренебрежительные жесты и показывая на мавра, которого они взяли в плен и который, в свою очередь, призывал португальцев находиться начеку.
После раздела пленников Гонсалвиш вернулся на родину, тогда как Триштан занялся кренгованием и ремонтом своего судна, держась так бесстрашно, как будто находился в Тежу - смелый поступок, который вызвал немало удивление, - затем повернул к мысу Бранко, но, не сумев захватить там в плен ни одного туземца, отплыл в Португалию. Генрих щедро наградил обоих капитанов (12) и был особенно обрадован сведениями, полученными от Адаху, и перспективой, что он сможет обратить этих неверных в христианство. Понимая, что ему придется часто посылать суда в те края, и что его людям предстоит сражаться с неверными, он решил отправить Фернанду Лопиша де Алмейду, рыцаря ордена Христа, к папе, чтобы попросить у него некоторых сокровищ святой Церкви ради спасения душ тех, кто найдет там свою смерть. Евгений IV, находившийся тогда во Флоренции, 5 января 1443 г. издал буллу, в которой даровал испрашиваемое у него полное отпущение грехов, тогда как письмом от 20 октября Педру, в качестве регента, предоставил Генриху 1/5 и 1/10 часть дохода, принадлежавшего королю, из-за больших затрат, которые он понес на совершение открытий, а также пожаловал привилегию, в соответствии с которой никто не должен совершать плавания за мыс Бохадор без его разрешения.
Вождь Адаху часто просил Антана Гонсалвиша отпустить его на родину, где, как он объяснял, он смог бы отдать 5 или 6 черных мавров в обмен на себя и столько же за двух других пленников, которые были молодыми людьми. Гонсалвиш был не прочь получить выкуп, но он знал, что другие соображения должны больше побудить Генриха к дарованию необходимого разрешения на отъезд, поэтому он объяснил Адаху, что согласился бы обменять трех мавров как минимум на десять человек, и что будет лучше спасти души десяти, чем троих, ибо, хотя они были чернокожими, у них были души, как и у всех других людей. Кроме того, они были язычниками, а не мусульманами, и благодаря этому их было легче обратить на путь спасения, и черные мавры могли сообщить сведения о более отдаленных странах. Как он и предвидел, Генрих принял предложение, "ибо он хотел получить сведения не только об этой земле, но также об Индиях и о стране Пресвитера Иоанна, если бы это было возможно".
Гонсалвиш отправился в путь, но шторм пригнал его в Лиссабон. С ним был дворянин из свиты императора Фридриха III (13), который приехал в Португалию, чтобы заслужить рыцарские шпоры в Сеуте, и поскольку он хотел повидать новые земли, а открытие Гвинеи было тогда у всех на устах, и те, кто принимал участие в нем, пользовались таким же уважением, как и рыцари, он попросил у Генриха разрешения сопровождать Гонсалвиша, ибо он хотел испытать сильный шторм в море, чтобы потом можно было рассказать об этом на родине. Его желание исполнилось, ибо буря была настолько свирепой, что они едва избежали гибели. Тем не менее, они снова вышли в море, и когда достигли земли, откуда был родом Адаху, Гонсалвиш высадил вождя на берег, одетого в подаренную ему инфантом одежду, веря в то, что он сдержит данное слово и доставит обещанный выкуп за себя, и надеясь, что он откроет торговлю с его людьми. Но как только вождь вернул свободу, он забыл о своем обещании.
Затем Гонсалвиш вошел в устье Рио-дель-Оро, чтобы заняться выкупом двух юношей, и после недели ожидания на восьмой день прибыл мавр на белом верблюде вместе со спутником и заявил, что с этой целью вскоре придут люди. На следующий день до 100 человек, мужчин и женщин, были провидены для того, чтобы португальцы могли отобрать наиболее подходящих для себя пленников, и Гонсалвиш выбрал из их десятерых. Переговоры вел некий Мартин Фернандиш, чиновник Генриха по вопросам выкупа пленных. Гонсалвиш получил также немного золотого песка - первого, привезенного португальцами из Гвинеи, щит из бычьей кожи и множество страусовых яиц, так что в один день к обеду Генриха были поданы три приготовленных из них блюда, "столь же свежие, как будто это были яйца домашней птицы". Мы вполне можем предположить, отмечает хронист, что ни у одного другого христианского принца не было на столе блюд, похожих на эти, но Генрих, по-видимому, еще больше был рад новостям, что в тех краях, которые посетила экспедиция Гонсалвиша, были купцы, торговавшие золотом, которое находили там, - те же, о чьих караванах он слышал в Сеуте. Эта сахарская торговля, до сих пор являвшаяся монополией мусульман, вскоре будет перехвачена португальцами.
Видя результаты этих путешествий, всё больше людей начали предпринимать их, - некоторые, чтобы послужить принцу, другие - чтобы приобрести почести или выгоду; и в 1443 г. Ннуьо Триштан снова вышел в море по приказу Гернриха. Обогнув мыс Бранко, он достиг острова, впоследствии известного под названием Арген. Там он увидел 25 лодок, нагие гребцы которых сидели на них верхом, свесив ноги в воду, как будто это были вёсла, помогавшие им грести. Издали португальцы приняли их за птиц, несмотря на из величину, ибо в тех краях, как говорили, было много других чудес, но когда они поняли, что это люди, их сердца наполнились радостью, и они погнались за ними. Из-за ограниченной вместимости их лодок они не смогли захватить большую добычу, ибо после поимки 14 человек в лодке не оставалось свободного места. Следуя дальше вдоль побережья острова, португальцы схватили еще 15 человек, а на другом острове обнаружили водившихся там цапель (14). Так Триштан вернулся на родину, более обрадованный захваченной добычей, чем в прошлый раз, поскольку она была большей и захвачена дальше, чем тогда, а также поскольку у него не было спутника, с которым ее пришлось бы делить. Бухта Арген стала центром торговли с негритянскими государствами внутренних районов Африки, и местом первого европейского поселения на гвинейском побережье; и в 1448 г. Генрих приступил там к строительству форта (15).
Когда он начинал заселять Мадейру и другие острова, люди роптали на него, как будто он тратил на это предприятие их собственные деньги, и утверждали, что все труды принца не принесут результатов, но когда начали появляться их плоды, они изменили свое мнение и начали хвалить то, что раньше осуждали. То же случилось и с путешествиями в Гвинею. Когда на родину были привезены первая и вторая партии пленников, ворчуны поколебались в своем прежнем мнении, а возвращение Триштана с третьей партией, захваченной в столь короткое время и без особых усилий, превратило их отношение к этим экспедициям в диаметрально противоположное. Более того, впав в другую крайность, они провозгласили Генриха "вторым Александром". Когда они увидели дома других, полные рабов, и рост их богатства, в них пробудилась алчность, и многие начли просить разрешения совершить плавание к побережью, откуда происходили пленники. Первыми попросили об этом жители Лагуша, поскольку после Танжерской кампании инфант обычно жил в его окрестностях, чтобы присматривать за городом, который он построил (16), а его капитаны разгружали в порту Лагуша свои суда с добычей.
Среди жителей Лагуша был некий Лансароте, который был воспитан при дворе Генриха и пользовался популярностью в народе, несмотря на то, что занимал должность главного сборщика налогов! Этот человек предложил своим друзьям организовать экспедицию, и когда они оснастили шесть галер, он попросил у Генриха лицензию на плавание, которую принц охотно предоставил, и приказал изготовить знамена с изображением креста ордена Христа на них, одно из которых должно быть поднято над каждой каравеллой. В 1444 г. экспедиция подошла к островам в бухте Арген и острову Тидер и соседним с ними, и после различных приключений захватила 235 туземцев, некоторые из которых оказали им упорное сопротивление. Эта экспедиция представляет собой ничто иное, как ряд успешных налетов, которые принесли ее предводителю рыцарское звание. Не было предпринято ни одной попытки исследовать местность, хотя нападение на остров Тидер было в некоторой степени оправдано Жилом Эанишем, героем, обогнувшим мыс Бохадор, что вполне согласуется с одной из целей Генриха, как их излагал Зурара. С целью стимулирования своих людей, он сказал: "И даже коли ничего другого не свершим, кроме как посмотрим на людей острова и [узнаем] сколько их, это принесет пользу в дальнейшем; ибо инфант, наш господин, зная его мощь, сможет послать такую армаду и с таким количеством людей, что они смогут вступить в бой со всеми маврами острова и завоевать его" (17).
Когда суда вернулись в Лагуш, лучших пленников подарили Церкви, а одного мальчика отправили в дар обители Св. Винсента на мысе того же названия, где он стал францисканским монахом и с того времени вел образ жизни католика-христианина. Раздел остальных описывает Зурара, который, несмотря на просыпавшуюся в нем время от времени тягу к педантичности, мог писать просто и ясно, когда хотел этого и когда был так расположен:
"На следующий день, каковой был восьмым днем месяца августа, весьма рано поутру, по причине зноя, принялись моряки приготовлять свои суда и выводить тех пленников, дабы отвести их согласно тому, как было им приказано. Каковые [пленники], размещенные все вместе на том поле, представляли собой чудесное зрелище, ибо среди них некоторые были умеренной белизны, красивые и статные; иные менее белые, более напоминавшие мулатов; иные столь же черные, как и эфиопы, до такой степени безобразные, как лицами, так и телами, что людям, их лицезревшим, едва ли не казались они образами нижнего полушария.
Однако каковым должно было быть сердце - сколь бы ни было оно черство, - кое не оказалось бы поражено благочестивою печалью при виде того сборища? Ибо лица одних были склонены, а лица омыты слезами, когда глядели они друг на друга; иные стенали весьма горестно, взирая на высоту небес, вперившись в них очами, громко взывая, словно моля о помощи Отца природы; иные ранили лицо свое ладонями и бросались оземь, простираясь; иные облекали свои сетования в вид песни, следуя обычаю своей земли, каковые [песни] (хотя и не были слова [их] языка понятны нашим) весьма соответствовали степени их печали.
Однако, к еще большей их боли, прибыли те, кто имел поручение [произвести] дележ, и начали отделять их одних от других, с целью привести в равенство их доли; вследствие чего по необходимости требовалось отделять детей от родителей, жен от мужей и одних братьев от других. Ни в отношении друзей, ни родичей не соблюдалось никакого закона, и каждый попадал лишь туда, куда увлекала его судьба.
О, могущественная фортуна, что наступаешь и отступаешь со своими колесами, соразмеряя дела мира так, как тебе угодно! Яви хотя бы некоторое знание о делах грядущих пред очами сих несчастных людей, дабы могли они получить частичное утешение посреди великой печали! Вы же, те, что заняты сим дележом, воззрите с милосердием на столь великую невзгоду и взгляните на то, как они прижимаются одни к другим, так что едва можете вы разделить их!
Кто мог бы окончить тот дележ без весьма великого труда? Ибо тотчас, как поместили их по одну сторону, дети, что видели родителей по другую, порывисто поднимались и устремлялись к ним; матери сжимали в объятиях других детей и бросались с ними ничком, получая раны, с малою жалостью к своей плоти, дабы они [дети] не были у них отняты.
Инфант был там, верхом на могучем коне, сопровождаемый своими людьми, распределяя свои милости, подобно человеку, немногое богатство жаждавшему составить из своей доли; ибо среди сорока шести душ, что оказались в его пятой части, он произвел весьма скорый дележ, ибо все его основное богатство находилось в его намерении, помышляя с великим удовольствием о спасении тех душ, что прежде были потеряны. И воистину не напрасным был его помысел, ибо, как мы уже сказали, тотчас, как получали [пленники] знание языка, то с малою переменою становились христианами.
И я, что сию историю собрал воедино в сем томе, видел в поселке Лагуш отроков и отроковиц - детей и внуков сих [пленников], рожденных в сей земле, столь добрых и столь истинных христиан, словно они происходили с начала закона Христова, из рода тех, что первыми крещены были" (18).
Зурара уверяет, что пленники вскоре забыли печаль разлуки со своим народом, стали христианами и с радостью зажили в очень мягкой разновидности рабства. Он утверждал, что эти негры были послушными и кроткими и намного превосходили по своей природе мавров из более близких частей Африки.
Набеги за рабами, пусть и оправданные их последующим крещением, не входили в число целей Генриха, как мы знаем от его биографа. После возвращения экспедиции Лансароте принц отправил Гонсалу да Синтру со строгими приказами плыть прямо в Гвинею и никуда не сворачивать; но когда он достиг мыса Бранко, он предложил своим людям остановиться на Аргене и попытаться захватить несколько пленников. Он помнил о недавнем успехе экспедиции уроженцев Лагуша и думал, что сам мог бы добиться такого же или даже большего с небольшими усилиями, и хотя его товарищи напомнили о данных им приказах, он, "как человек, коего смерть приглашала найти там свой конец", сказал, что задержка будет недолгой и не стал слушать возражений. На двух островах они схватили только двух женщин; а затем мальчик из племени азанага, которого они взяли с собой в качестве переводчика, бежал и предупредил туземцев о планах португальцев. Но туземцы не поверили ему, пока не послали на судно своего человека, который сделал вид, будто хочет отправиться в Португалию. Он был взят на борт, но последовал примеру мальчика, и хотя моряки указали на эти предзнаменования, Синтра заупрямился и решил попытать счастья на острове Наар, где высадился с 12 из своих людей. Там они перешли вброд через ручей и оставались так долго, что прилив сменился отливом и отрезал их от шлюпки, и отряд мавров числом в 200 человек, ожидавший этой возможности, напал на них и убил капитана и еще пять человек (19). В бухте Арген действия Лансароте и его спутников заставили держаться начеку туземцев, которые почти наверняка верили, что пленники были обречены на съедение, а не просто на порабощение. Возможно, новости об этих действиях дошли также до Рио-де-Оро, ибо когда три каравеллы под командованием Антана Гонсалвиша и Диогу Афонсу, слуг Генриха, а также Гомиша Пиреша, капитана королевской галеры, направились туда, чтобы заняться торговлей и обращением туземцев в христианство, они ни в чем не добились успеха. Но экспедиция не была полностью бесполезной, поскольку щитоносец по имени Жуан Фернандиш решил остаться среди варваров, лишь для того, чтобы увидеть эту страну и доставить сведения о ней принцу, тогда как старый мавр, под влиянием аналогичного любопытства, отправился с португальскими судами.
Следующим и самым важным путешествием, возможно, предпринятым в 1444 г., было второе плавание Нуньо Триштана, поскольку он был первым, кто увидел землю настоящих негров, страну, поросшую пальмами и другими красивыми деревьями; и хотя непогода помешала ему высадиться на берег, он вернулся с новостями, что нашел конец пустыни и видел на берегу людей, которые, по всей видимости, не делали вступать в сношения с португальцами. Это известие вызвало желание подражать ему у Диниша Диаша (20), члена известного семейства моряков и некогда слуги Жуана I, и хотя он был уже немолод, он попросил у Генриха предоставить ему каравеллу, преисполненный решимости достичь большего, чем предыдущие исследователи; и он добился поставленной цели, ибо ни разу не спустил парус, пока не миновал Сенегал, который отделял страну мавров-азанагов от страны негров, называвшихся "джолоф". Его корабль, первый, который когда-либо увидели негры, они приняли за рыбу или птицу, и четверо из них сели в небольшую лодку, сделанную из выдолбленного ствола дерева, чтобы выяснить тайну, но когда они увидели на палубе людей, то поспешно уплыли прочь.
Дальше на юг, у Сенегала, португальцы повстречали другие лодки, сидевшие в которых туземцы также обратились в паническое бегство. Португальцы захватили в плен четверых из них, и Зурара уверяет, что они были первыми, которых пленили христиане на их собственной земле, "и нет ни хроники, ни истории, в коей рассказывалось бы о противном". "Поистине, сия была не малая слава для нашего принца, чья могущественная сила была достаточною, чтобы послать к народам, столь далеким от нашего королевства, и составить добычу из соседей земли Египетской". Река Сенегал считалась одним из рукавов Нила. Так как целью Диаша были скорее открытия, чем захват пленников, он продолжал плыть дальше и достиг большого мыса, которому из-за росшей на нем растительности он дал название Зеленого мыса. Здесь он достиг западной оконечности континента, после которой берег поворачивал к востоку, и после высадки на острове Безегиче, или Горе Диаш вернулся на родину. Хотя он привез небольшую добычу, Генрих оценил ее весьма высоко, поскольку она происходила издалека, и он даровал Диашу и его спутникам богатое вознаграждение (21).
(1) В письме Афонсу V от 22 октября 1443 г. говорится, что Генрих посылал судна целых четырнадцать раз, пока не получил сведения о земле за мысом Бохадор, и что он приказал сделать ее карту (Alguns Documentos, p. 8).
(2) Согласно Кадамосто.
(3) Esmeraldo, cap. 22.
(4) Хроника Гвинеи, cap. 9.
(5) Барруш. Он датирует проход мыса Бохадор 1433-м годом и сообщает, что, желая показать свое удовлетворение этим подвигом, король Дуарте подарил принцу Генриху Мадейру.
(6) В 1434 г., согласно Баррушу.
(7) Барруш пишет, что тридцать.
(8) В 1435 г., согласно Баррушу.
(9) Это - не река, как тогда предполагалось; она, вероятно, получила свое имя от золотоносных областей внутренней части материка.
(10) Возможно, что остальные войска были оставлены дома из-за напряженных отношений с Кастилией, и по той же причине король и Педру не участвовали в экспедиции. Кастильцы даже требовали Сеуту у Португалии.
(11) История экспедиции была представлена в новом свете доктором Домингушем Маурисио в серии статей в Broteria, январь-сентябрь 1931 года. Профессор Дэвид Лопиш посвятил главу этому вопросу в томе III Новой иллюстрированной истории Португалии.
(12) Он назначил Гонсалвиша своим личным секретарем.
(13) В 1451 г. император женился на Леонор, племяннице Генриха.
(14) Поэтому португальцы назвали его Остров Цапли. Этот и другой небольшой остров и значительно более крупный остров Арген - все находятся в бухте этого названия.
(15) Форт был захвачен голландцами в семнадцатом столетии и впоследствии переходил от одной державы к другой; его историю можно найти в Astley's Voyages, vol. ii, p. 57, с гравюрой строения. Некоторые остатки оригинального португальского сооружения можно увидеть до сих пор, но место давно было заброшено и пришло в упадок. Берег к югу до мыса Выкупа (португальское название; теперь он называется Мирик) так редко посещался, что никаких соответствующих обследований не существует. Арген и его окрестности описаны Gruvel и Chudeau, AtraverslaMauritanieOccidentale (Париж, 1909), с иллюстрациями, и Widal, BulletinduComited`etudeshistoriquesetscientifiques, No. 2, июль-октябрь 1922, p. 115.
(16) Барруш сообщает, что Генрих тогда действительно жил в его новом городе, называвшемся Терканабал.
(17) Хроника Гвинеи, cap. 22.
(18) Хроника Гвинеи, cap. 25.
(19) Барруш относит место этого события значительно дальше на север, в Angra de Sintra, всего в 14 лигах за Рио-де-Оро.