Правление Албукерки (продолжение). Экспедиция в Красное море и завоевание Ормуза.
Завоевание Гоа является столь важным событием правления Албукерки, что представляется целесообразным разъяснить его планы и надежды в отношении переноса в этот город столицы португальских владений. К счастью, сохранился официальный документ, который содержит красноречивую характеристику замыслов великого губернатора. Когда Гарсиа де Норонья прибыл в Кочин, он доставил своему дяде письмо от короля Мануэла, в котором указывалось, что вопрос о целесообразности удержания Гоа должен быть рассмотрен на генеральном совете всех капитанов и высших чиновников Индии. Четыре гражданских чиновника, предводителем которых был, как говорилось, фактор Кочина, рекомендовали отказаться от владения Гоа, ссылаясь при этом на аргументы, которые показывают, как глубоко проникла в сознание португальских чиновников в Индии встречная концепция первого вице-короля Алмейды. Они отстаивали преимущественно торговые интересы, а не создание империи, и приводимые ими аргументы очень напоминают те, к которым прибегали представители английской Ост-Индской компании два с половиной столетия спустя. Эти противники Албукерки нашли поддержку и при Лиссабонском дворе в лице Дуарте де Лемоса и Гонзалу де Секейры, которые категорически отказались вступать на рискованный путь завоеваний.
Король изложил доводы оппозиции в определенных статьях, которые он послал Албукерки, чтобы они были вынесены на рассмотрение генерального совета. В этих статьях говорилось: 1) что Гоа был очень нездоровым местом и его содержание требовало излишних затрат, будучи неоправданным, за исключение разве того, что создавало трудности для солдат; 2) что город всегда подвергался угрозе нападения, поскольку султан Биджапура - столь могущественный правитель, что никогда не оставит попыток отвоевать его, так как он является главным портом его владений; 3) что подати с населения острова, где расположен Гоа, которым Албукерки придавал большое значение, можно было собирать, только разместив в Гоа крупный гарнизон, с большими затратами при сборе этих доходов, так как сам султан Биджапура не мог собрать их без помощи крупной армии; 4) что султан Биджапура будет рад согласиться на любое предложение и стать вассалом короля Португалии при условии, что ему вернут Гоа.
Эти статьи были изложены перед капитанами, которые единодушно осудили их и
"заявили, что были изумлены тем, что Его Величество, прислушиваясь к советам людей, которые никогда не надевали доспехов даже ради того, чтобы ощутить на себе, какие неудобства в них испытываешь, - желает сдать такое удобное и важное место, как Гоа, приобретенное ценой большого количества крови, пролитой португальцами" (1).
Можно сомневаться, пришел бы совет к этому решению или нет, если бы Албукерки представил на его рассмотрение доводы, изложенные в письме короля, еще до того, как освободил Гоа от осады, но он искусно оставил этот вопрос нерешенным, даже после его великой победы над Расул-ханом и захвата Бенастерима.
Послание Албукерки, в котором он пишет о том, что члены совета приняли решение удержать Гоа, показывает всю его политику и должно тщательно изучаться каждым, кто желает понять величие его планов.
"Сир, - пишет он королю, - я захватил Гоа, поскольку Ваше Величество приказали мне сделать это, и маршал (Коутиньо) имел в данных ему инструкциях приказ взять этот город; я захватил его также потому, что он был штаб-квартирой лиги, сформированной для того, чтобы вышвырнуть нас из Индии; и если бы флот, который турки оснастили на реке Гоа с большим количеством людей, артиллерии и оружия, собранных специально для этой цели, вышел в море, и флот из Египта присоединился к нему, как они ожидали, то я, несомненно, потерпел бы сокрушительное поражение; и даже если бы из Португалии прибыл намного более сильный флот, они не позволили бы ему восстановить наше господство в этой стране. Но с завоеванием Гоа все их планы рухнули, и когда Гоа был взят, одна эта победа сделала больше для роста престижа Вашего Величества, чем все флоты, которые пришли в Индию за последние 15 лет. И если Ваше Величество соглашаясь с мнением тех, кто вам это присоветовал, считает, что одних только крепостей в Кочине и Каннаноре будет достаточно для того, чтобы сохранить Ваши владения в этих краях, то я отвечу, что это невозможно, поскольку, стоит только Португалии потерпеть поражение на море, как Ваши индийские владения не в состоянии будут продержаться хоть на день дольше, чем короли, правящие на суше, согласятся терпеть наше присутствие; ведь если хоть один из наших людей силой отнимет что-либо у туземца, они немедленно поднимут разводной мост и закроют ворота крепости, так что Ваше Величество отнюдь не является здесь господином на суше, как в Гоа, поскольку на этой территории капитан крепости не в состоянии достойно ответить на любое оскорбление, нанесенное маврам или португальцам. Между тем в Гоа правосудие полностью принадлежит Вам, и в руках вашего капитан-генерала покоится наказание, и у него есть возможность удовлетворить жалобы всех; и если в настоящее время покорность, которую проявляют по отношению к нам туземцы, значительно возросла, то это по причине того, что взятие Гоа держит Индию в покое и тишине; и то, что остров так часто подвергался нападениям турок, как утверждают те, кто писал Вашему Велчеству, и так храбро защищался португальцами, служит еще одним доказательством нашего преуспевания в этих делах. И я так ощутимо выбил почву из-под ног участников лиги, сплотившейся против нас, что король Гуджарата, могущественный правитель, не теряя времени отправил ко мне своих послов и вернул мне всех рыцарей и фидалгу, которые потерпели кораблекрушение вместе с доном Афонсу де Норонья, моим племянником, во время их плавания с Сокотры, хотя я не просил его об этом, и даже предложил мне дать разрешение на строительство крепости в Диу - уступка столь огромного значения, что я даже теперь едва могу в это поверить; и мне докучает теперь саморин Калиукта, который желает предоставить мне место под постройку крепости в своем городе и платить ежегодную дань короне. Все это явилось результатом нашего завоевания Гоа и достигнуто без ведения войны с кем-либо из этих князей.
И я полагаю бесспорным, что если в Диу и Каликуте будут возведены крепости (уповая на Господа, я верю, что это свершится), и как только они будут хорошо укреплены, то даже если 1000 кораблей султана (Египта) направится в Индию, то ни одно из этих мест ни подпадет снова под их господство. Но если бы члены Вашего королевского совета разбирались в делах Индии так же хорошо, как я, они не могли бы не понять, что Ваше Величество не может быть сеньором такой обширной страны, как Индия, опираясь только на могущество и силу Вашего военно-морского флота (политика весьма сомнительная и полная серьезных неудобств); ведь живущие на этих землях мавры хотят, чтобы Вы поступали именно таким образом, а не строили крепости, поскольку они хорошо знают, что господство, основанное только на военно-морском флоте, крайне ненадежно, и они желают жить в довольстве и достатке, отправляя свои пряности на старинные и привычные рынки, с которыми поддерживают торговые отношения, но они не намерены быть в подданстве у Вашего Величества, невзирая на то, торгуют ли они или поддерживают дружественные отношения с нами. А если они не делают ни того, ни другого, то возможно ли такое, чтобы они были рады видеть, как мы обосновались в этом городе Гоа и укрепили его оборонительные сооружения, и Ваше Величество стали сеньором такого важного порта и гавани, как этот, - и не попытались всеми возможными способами помешать нам осуществить наши намерения? И если те (лица), которые писали Вашему Величеству, считают, что многократные попытки отвоевать Гоа с их стороны демонстрируют их непоколебимое упорство в этом вопросе, то можете представить, насколько труднее было нам завоевать этот город у такого могущественного монарха, как король Биджапура, обладающего такой многочисленной армией, который пошел бы на любые жертвы, чтобы вернуть владение им и нанести решающий удар по нашему престижу, если бы только мог это сделать? И что же, всякий раз, когда любой из его капитанов появляется под стенами этого города, мы должны сразу сдать его, не попытавшись вначале помериться силами? Если это должно быть так, Вашему Величеству проще уступить Индию маврам, чем пытаться поддерживать наши позиции с такими чрезвычайными расходами и затратами на содержание военно-морского флота, и кораблей, гнилых как пробка, которые держатся на воде только благодаря тому, что на каждом из них установлено по четыре помпы.
Что же касается чрезвычайных затрат, связанных с содержанием Гоа, о которых эти пустые головы писали Вашему Величеству, то одни лишь плевелы Индии столь велики и обильны, что если бы Ваши чиновники должным образом управляли португальскими владениями, то поступающего от них дохода было бы достаточно, чтобы окупить бСльшую часть тех затрат, которые мы несем; и если говорят, что я хочу удержать во владении Гоа единственно по той причине, что это я взял его, то Ваша Светлость можете быть уверены, что будь я португальцем такого склада, как они (недруги Албукерки), то если бы Вы приказали мне уничтожить его, я первым бы нанес удар киркой по городским стенам и взорвал бы бочку с порохом под замком, хотя бы ради удовольствия видеть, как игральные карты в Индии перетасовываются для новой партии; но пока я жив, и пока в мои обязанности входит отчитываться перед Вами о состоянии дел в Индии, Гоа не должен быть разрушен, ибо я не хочу допустить, чтобы мои враги ликовали; и я готов содержать город за свой собственный счет до тех пор, пока их желания не сбудутся, и в Индию не будет направлен другой губернатор.
Если то, о чем я говорю, не соответствует мнениям тех лиц, которые только понаслышке знают о положении дел в Гоа, то знайте, Ваше Величество, что есть пока еще человек, который в состоянии управлять им; пусть я и стар и слаб, но я приму управление этой завоеванной территорией из рук Вашего Величества, если только мне позволено будет пожаловать отнятые у мавров земли рыцарям и фидалгуш, которые помогали мне завладеть ими. Но не требуйте от меня каждый год отчета о том, что я сделал, как будто я сборщик налогов, единственно по той причине, что четыре дурно воспитанных пустомели (имеются в виду португальские факторы в важнейших городах Малабара, - Кочине, Каликуте, Каннаноре и Куилоне; об их письме королю с призывом оставить Гоа см. в предыдущей главе. - Aspar), которые сидят по домам, подобно идолам в (индийских) пагодах, оклеветали меня; и без ложной похвальбы скажу, что я буду счастлив завершить это предприятие и истратить на него те немногие средства, что еще у меня остались; и, в заключение, я должен сказать, что если Ваше Величество теперь или в любое другое время отдаст Гоа туркам, - значит, Господь Наш желает, чтобы португальскому владычеству в Индии настал конец; а что касается меня, то Ваше Величество можете быть уверены, что пока я являюсь губернатором, хотя мне приходится преодолевать множество трудностей, я ни в коем случае не пришлю вам нарисованные изображения вымышленных мест, но скорее королевств, отнятых вооруженным путем у их владельцев и укрепленных мной таким образом, что они всегда смогут сами за себя свидетельствовать.
Таково мое мнение по поводу этого вопроса о Гоа, который Ваше Величество приказали мне обсудить с моими капитанами и чиновниками". (2)
Эти аргументы Албукерки подействовали, и король Мануэл написал ему, что признает необходимость в будущем сохранить Гоа во владении Португалии. Но в то же самое время многочисленные враги Албукерки при лиссабонском дворе использовали к своей выгоде ту прямоту, с которой он отражал выпады оппонентов. Они внушили королю, который очень ревниво относился к своей власти в удаленных частях Азии, что Албукерки угрожает ему и хочет стать независимым князем в Гоа. Его подвергали нападкам за чрезмерную расточительность и грандиозность его планов, подобно тому, как директора Ост-Индской Компании порицали лорда Гастингса 300 лет спустя. И эта точка зрения стала так преобладать при дворе, что король Мануэл решил заменить Албукерки на посту губернатора другим человеком.
Новости о его опале, однако, достигли Индии только несколько месяцев спустя, и Албукерки за это время совершил две интересных и важных кампании, одну в Красном море в 1513 г., а другую - в Ормузе, в 1515 г. Только после снятия осады с Гоа Албукерки, наконец, смог осуществить свой излюбленный план - войти в Красное море и попытаться перерезать этот путь для мусульманской торговли. Это было одной из основных целей его политики. Различные обстоятельства, которые год за годом вынуждали его откладывать ее осуществление, уже были рассмотрены; и представляется любопытной иронией судьбы, что единственный замысел, в котором Албукерки потерпел неудачу, заключался именно в установлении португальского господства в Красном море. Другие пункты его программы, которые он считал второстепенными, как, например, завоевание Малакки и Ормуза, были выполнены, но он так и не смог стать повелителем Адена.
Еще до отплытия он послал в январе 1513 г. эскадру под командованием Гарсиа де Соузы в Дабхол, следующий наиболее важный пункт во владениях султана Биджапура после Гоа; он отправил три корабля с артиллерией и подкреплениями в Малакку; и он приказал Гарсиа де Норонье заблокировать с моря Каликут. Затем он приступил к работам по завершению строительства оборонительных сооружений на острове Гоа. События предыдущей осады показали, что недостаточно было построить стену вокруг города Гоа, - следовало как можно лучше укрепить весь остров. С этой целью он отремонтировал и усилил крепость Бенастерим, а также возвел замки и бастионы в Панджиме и Диварине, поскольку эти три места представляли собой наиболее уязвимые переправы через реку на остров. Он назначил комендантов во все эти форты, и подчинил их Педро Маскареньяшу, капитану Гоа.
Затем Албукерки разослал послов к главным местным правителям, которые желали вступить с ним в переговоры. К султану Ахмадабада, или Гуджарата, он направил Триштана да Га с просьбой разрешить постройку крепости на острове Диу. В Биджапур он направил Диогу Фернандиша, чтобы заключить мирный договор. К райе Виджаянагара он послал Гашпара Чаносу с просьбой дать разрешение португальцам построить крепость в Батикале (Бхаткале). Албукерки также лично встречался и беседовал с Расул-ханом и узнал от него о серьезных распрях между турецкой и персидской группировками при дворе Биджапура, кульминацией которых стало убийство Камал-хана, главного министра султана Биджапура, перса по национальности. Приняв, таким образом, все меры, чтобы максимально обезопасить свои тылы, он назначил Жорже де Албукерки, свого кузена, капитаном Кочина, и приказал Гарсиа де Норонье оставить блокаду Каликута и присоединиться к нему со своим флотом.
7 февраля 1513 г. Албукерки вышел в море из гавани Гоа, взяв курс на Красное море, с 20 кораблями, на борту которых находились 1700 португальцев и 800 туземных солдат, - последние были навербованы на Малабарском побережье. Плавание протекало благополучно, и в Страстную Пятницу, 28 марта 1513 г., он бросил якорь в гавани Адена. К тому времени Аден имел очень большое значение, т.к. здесь делали остановку все суда из Индии и Дальнего Востока, прежде чем направиться дальше в Египет. Этим маршрутом следовали не только торговые суда, но и многочисленные корабли, перевозившие мусульман, желавших совершить паломничество в Мекку и Медину.
Албукерки намеревался положить конец в равной степени движению как торговцев, так и паломников. Арабский вождь, правивший в Адене, был фактически независимым, но считался в некотором роде вассалом султана Египта. Он обладал сильной армией, а стены его города были хорошо защищены артиллерией. Тем не менее Албукерки решил взять город приступом. Португальцы почти добились успеха, но их излишняя опрометчивость привела к тому, что штурмовые лестницы сломались, не выдержав тяжести солдат, которые пытались все сразу подняться по ним на городские стены. Только небольшому отряду удалось ворваться в город, но поскольку из-за поломки лестниц они оказались отрезаны от поддержки со стороны своих, то жители Адена изрубили в куски почти всех находившихся в нем португальских солдат. В этой схватке погибли также несколько офицеров, среди которых были Жорже де Силвейра и Гарсиа де Соуза, которые оба отличались дерзкой отвагой. Албукерки, поняв, что проделать бреши в городских стенах со стороны моря невозможно, решил отступить от Адена и заняться исследованием берегов Аравии и Абиссинии.
Последняя, в качестве христианской империи и владения полумифического монарха, "Пресвитера Иоанна", представляла собой особый интерес для христиан Европы. Утверждается, что Жуан II Португальский отправил одного из своих эмиссаров, Перо (у Стивенса ошибочно написано "Жуана". - Aspar) да Ковильяна в Абиссинию, где он приобрел влияние при дворе тамошнего монарха и в конечном счете скончался. Во время своего второго путешествия на Восток Васко да Гама попытался установить связь с этой страной, отправив туда послов через Малинди, которые были благосклонно приняты правившим тогда в Эфиопии императором Давидом.
Существование этой христианской империи возбуждало интерес большинства европейцев только из-за того, что ее населяли собраться по вере, но Албукерки рассчитывал на нее также в политическом аспекте. Он надеялся использовать помощь абиссинцев для того, чтобы атаковать Египет с юга и свергнуть царствовавшую там мусульманскую династию. В случае, если бы это оказалось невозможным, он составил другой план, по которому намеревался перекрыть течение Нила и направить воды этой реки через Абиссинию в Красное море, тем самым лишив Египет источника его плодородия. Он зашел в выполнении своей идеи так далеко, что даже просил короля Португалии прислать ему опытных рудокопов с острова Мадейра, которые умели пробивать дорогу через скалы. Еще один замысел Албукерки состоял в том, чтобы отправить отряд португальцев в Медину и увезти оттуда останки пророка Мухаммеда. Но он понимал, что настоящее плавание носит скорее исследовательский характер, и потому, пробыв в водах Красного моря в течение всего лета 1513 г., в августе месяце направился обратно в Индию. Рейд в Красное море был одним из весьма важных исследовательских путешествий для португальцев, и полученные сведения о линии побережья и условиях навигации в Красном море в последующие годы оказались весьма полезными. Перед тем, как уйти из Красного моря, Албукерки сжег большое количество судов, стоявших в гавани Адена, и пообещал, что в скором времени вернется и захватит город.
Оставив берега Аравии, Албукерки отплыл в направлении Диу. Положение дел в Гуджарате за время его отсутствия отчасти изменилось. Махмуд-шах Бегарна всегда выражал готовность дать согласие португальцам на постройку крепости в Диу, и его уступчивость можно объяснить тем, что Малик Айяз, наваб Диу, стал практически независимым от него. Этот мусульманский правитель был непримирим врагом португальцев еще со времен первого вице-короля Франсишку де Алмейды. Он оказал помощь эмиру Хусейну в морских сражениях при Чауле и Диу, и отчетливо сознавал, насколько велико могущество португальцев. Теперь же он изъявил покорность Музаффар-шаху II, вступившему на трон Гуджерата после смерти Махмуда Бегарны, и умолял его ни в коем случае не давать разрешения христианам на постройку крепости в Диу. Он согласился, однако, с тем, чтобы в Диу была учреждена португальская фактория, в связи с чем Албукерки, когда он отплывал на юг, оставил там одно судно вместе с Фернаном Мартиншем Эвангельо в виде фактора. По пути в Гоа португальцы захватывали все мусульманские торговые суда, которые в этом году вышли в море из Каликута, но не успели пересечь Индийский океан из-за муссона, и тем самым, как утверждалось, довели до полного разорения моплахских торговцев из Каликута. Албукерки также оставил эскадру под командованием Лопо Ваш де Сампайо для блокады порта Дабхол, после чего благополучно вернулся в Диу.
1514 год был, пожалуй, самым мирным за все время правления Албукерки. В этом году он занимался главным образом вопросами внутренней политики и укреплением связей с местными правителями. Наиболее важным событием года стала постройка крепости в Каликуте, и хотя для достижения этой цели португальский губернатор прибег к довольно грязным методам, конечный результат стал замечательным завершением его действий на Малабарском побережье. Длительное и последовательное сопротивление мусульман Каликута установлению португальского господства красной нитью проходит сквозь всю историю этого периода. Со времени первого путешествия Васко да Гамы и убийства португальского фактора в Каликуте в 1500 г., Каликут был штаб-квартирой врагов Португалии. Король Мануэл раз за разом повторял в своих приказах, что Каликут должен быть завоеван во что бы то ни стало; он объявил, что уничтожение могущества саморина является для него вопросом чести; и поражение и смерть Фернана Коутиньо очень сильно его огорчили.
С флотом, которым командовал Гарсиа де Норонья, король Португалии отправил самые недвусмысленные приказы, повелевавшие построить крепость в Каликуте, и Франсишку Ногейра привез с собой королевский патент, назначавший его ее капитаном. Саморин, пораженный до глубины души португальским завоеванием Гоа, теперь заявил о своей готовности выделить место под крепость в Каликуте, но он не желал предоставить для этого то единственное место, которого домогался Албукерки, потому что оно позволило бы португальцам полностью держать под контролем гавань. Вернувшись из Красного моря, Албукерки узнал от Ногейры, что саморин попросту тянет время, и было решено безотлагательно выполнить приказы короля. Албукерки столкнулся со значительным противодействием, особенно со стороны раджи Кочина, который опасался, что выгодная торговля перцем, приносившая ему немалые доходы благодаря существованию фактории и крепости в его столице, теперь переместится в Каликут, и его точку зрения разделяли все гражданские чиновники, заведовавшие торговлей, а также все приверженцы политики Алмейды. Но Албукерки был непреклонен, и поскольку от царствующего саморина невозможно было добиться никаких уступок, он посоветовал его наследнику ускорить кончину первого при помощи яда.
Совет был принят: саморин отравлен, а его убийца и преемник позволил Албукерки построить крепость на выбранном им месте. Это был лучший из всех укрепленных замков, возведенных в Индии; водные ворота, посредством которых подкрепления и боеприпасы можно было доставлять внутрь крепости прямо с моря, достойны особенного восхищения. Новый саморин предложил выплатить португальцам полную компенсацию за весь ущерб, причиненный им со времени убийства первого фактора, и отправил двух посланников из числа уроженцев Индии в Лиссабон, чтобы засвидетельствовать свое искреннее подчинение королю Мануэлу. Возведение крепости в Каликуте привело к тому, что португальцы полностью подчинили своей власти все Малабарское побережье; торговцы-моплахи были изгнаны из своей штаб-квартиры, и, по утверждению "Комментариев", райя Нарсинги или Виджаянагара
"объявил, когда он услышал об этом, что поскольку новый саморин Каликута согласился на то, чтобы португальцы построили крепость на его земле, то капитан-генерал Индии может также построить еще одну в Биснагаре (Виджаянагаре), если пожелает" (3).
Хотя строительство крепости в Каликуте стало наиболее важным событием правления Албукерки в 1514 г., следует уделить некоторое внимание его отношениям с Гуджаратом и экспедициям, отправленным им в Ормуз и в Малакку.
От фактора, которого Албукерки оставил в Диу, он узнал, что наваб этого города уехал в Ахмадабад, чтобы побудить султана Гуджарата запретить португальцам вести всякое строительство на острове, а также что Исмаил, шах Персии, отправил специальное посольство в Ахмадабад, чтобы склонить султана к обращению в шиизм. На основе полученных известий Албукерки принял решение оправить ко двору Музаффар-шаха II более пышное посольство, чем прежде. Он выбрал двух фидалгу, которым мог доверять, Диогу Франсишку де Бежа (бывшего капитаном его флагмана в Красном море) и Жайме Тершейру. Послы благополучно добрались до Сурата, но в Ахмадабад сумели попасть только после длительных проволочек. Они сразу обратились к визирю за разрешением на строительство португальской крепости в Диу, но получили ответ, что одно лишь упоминание о крепости вызывает раздражение у султана. Послы возразили:
"люди и имущество короля Португалии могут находиться в безопасности только в очень сильно укрепленной крепости; в противном случае имущество будет разграблено, а люди - перебиты, что, как известно, произошло в Каликуте, Куилоне и Малакке" (4).
Султан тогда дал знать, что в знак особого расположения к Албукерки он готов предоставить ему место для крепости в Броче, Сурате, Махиме, Думбесе или Буккуре, но не в Диу. От этого предложения отказались, и тогда султан спросил, могут ли португальцы беспрепятственно пропускать в Аден гуджаратские суда, если они не будут перевозить пряности. Диогу Фернандиш отвечал, что они не могут этого позволить, и гуджаратцы должны довольствоваться ведением торговли с Малаккой, Бирмой, Бенгалией и Персией, которые поддерживают дружеские отношения с королем Португалии, и не пытаться совершать плаваний в Аравию, с которой он находится в состоянии войны. После подробного обсуждения этих вопросов португальские послы вернулись в Гоа, и только несколько лет спустя, во время губернаторства Нуньо да Кунья, португальцы получили разрешение на создание крепости в Диу. Албукерки был весьма доволен благоразумием своих послов и тем хорошим впечатлением, которое они оставили от своего пребывания в Ахмадабаде, что выгодно контрастировало с вызывающим поведением посла Исмаил-шаха. Стоит добавить, что султан Гуджерата отклонил предложение стать шиитом.
Из Малакки Албукерки получил очень плохие известия. Хотя король Сиама и другие соседние правители доброжелательно относились к поселившимся там португальцам, они подверглись яростной атаке яванской армии и флота под командованием бывшего слуги Утимутираджи. Капитаны крепости и флота, Руи де Бриту и Фернан Пиреш де Андраде, поссорились между собой из-за старшинства, и их раздоры едва не привели к полному краху португальского господства в Малакке. Последний, тем не менее, одержал крупную победу в морском сражении, и Албукерки принял его сторону в конфликте. Он сразу отправил три корабля в Малакку, с помощью которых была одержана еще одна победа на море, и в конечном счете назначил капитаном Малакки своего кузена, Жорже де Албукерки. Этот офицер сполна оправдал оказанное ему доверие: он разгромил некоторых повстанцев, которые подняли восстание против короля Пасема, туземного монарха на острове Суматра, и эта победа позволила португальцам вовлечь Пасем в орбиту своего влияния. Руи де Бриту вернулся в Индию и во время правления Жорже де Албукерки португальское поселение на Малайском полуострове оставалось в мире и спокойствии в течение ряда лет.
Сам же Албукерки в тот период уделял большое внимание установлению португальской власти в Ормузе. Он не забыл и не простил оскорбления, нанесенного ему в 1508 г., и не оставил намерений завершить постройку крепости, основания которой он заложил, и сдержать свою клятву мести. Положение дел в Персии побуждало его действовать особенно энергично. После своего возвращения из Красного моря Албукерки узнал, что старый король Ормуза и его хитрый министр Когеатар (Ходжа Атар) умерли, а новый король обратился в шиизм и формально признал себя вассалом шаха Исмаила. Было очевидным, что если португальцы не нанесут быстрый удар, им придется вступать за владение Ормузом в борьбу с могущественным шахом Персии, что было им явно не под силу. Вернувшись в Индию, Албукерки обнаружил там посла от Исмаила, дожидавшегося его прибытия, которому он продемонстрировал богатство и силу португальских крепостей, прежде чем отправить обратно в Персию в сопровождении собственного посланника. Уже упоминалось, что в 1510 г. он назначил послом Руи Гомеса, и этот дворянин был отравлен в Ормузе по дороге. Теперь же он избрал на эту должность Мигеля Феррейру, вручив ему инструкции, аналогичные данным Гомесу. Сам губернатор произвел сильное впечатление на посла шаха, и утверждается,
"что он был так поражен личным величием Афонсу де Албукерки, что приказал написать его портрет в натуральную величину, дабы увезти с собой и преподнести шаху Исмаилу" (5).
Феррейра оказался более удачлив, чем Руи Гомес, и благополучно добрался до двора персидского шаха. Его приняли с величайшими почестями, простиравшимися до такой степени, что посол султана Биджапура был значительно обижен тем, что португальский посланник удостоился лучшего приема, чем он сам. Исмаил-шах много раз беседовал с Феррейрой и объявил, "что его величайшим желанием является сокрушить Великого Султана и дом Мекки" (6).
Вслед за отправкой посла к шаху Албукерки послал сына своего кузена, Жорже де Албукерки, многообещающего молодого человека по имени Педру, во главе эскадры из четырех судов с инструкциями совершить заход в Аден, перезимовать в Ормузе и исследовать Персидский залив. Молодой командир по прибытии в Ормуз узнал, что новый король всецело находится под влиянием молодого перса по имени Раис Ахмад, который завладел имуществом Когеатара и пытался теперь занять его место. Педро де Албукерки первым делом потребовал, чтобы недостроенная крепость, заложенная губернатором, была передана португальцам. Когда ему с извинениями ответили, что не могут этого сделать, он перестал настаивать на этом из-за слабости своей эскадры, ограничившись требованием уплаты дани, причитавшейся за последние два года королю Португалии. Он получил 10000 шерафинов (менее 750 фунтов стерлингов), и после исследования Персидского залива вернулся в Индию. Ознакомившись с его отчетом, Албукерки принял решение на следующий год лично явиться в Ормуз.
20 февраля 1515 г. Албукерки, назначив Педро де Маскареньяша капитаном Кочина, а Жуана де Эса капитаном Гоа, отплыл из Гоа с 26 кораблями. Это была его последняя кампания, и интересно отметит, что она происходила в тех же краях, что и его первые действия в Азии. Но Афонсу де Албукерки, великий капитан-генерал Индии, завоеватель Гоа и Малакки, был совсем другим человеком, чем Афонсу де Албукерки семь лет назад, командир небольшой эскадры, занимавший сомнительное положение и находившийся в ссоре с вице-королем и собственными капитанами. Ужас, который наводило его имя, теперь распространялся далеко за пределы Индии, и его капитаны больше не осмеливались сопротивляться его воле. В марте 1515 г. он стал на якорь у острова Ормуз и сразу потребовал передать ему недостроенную крепость. После продолжительных переговоров король Ормуза уступил и португальцы высадились на берег, чтобы довести до конца строительные работы. Но Албукерки не чувствовал себя в безопасности, пока Раис Ахмад сохранял свое влияние при дворе, поэтому он приказал убить молодого человека прямо на глазах у короля. Это убийство ужаснуло правителя Ормуза, и он после этого во всем подчинялся требованиям Албукерки.
Последующие шаги Албукерки отличались большой дальновидностью: сначала он заставил короля отдать ему всю его артиллерию, на том основании, что это было необходимо для защиты крепости от флота, который, по слухам, должен был прийти из Египта; затем он убедил короля издать указ, в соответствии с которым все жители Орумза должны быть разоружены. На завершение крепости ушло несколько месяцев, после чего, в августе 1515 г., Албукерки с неохотой согласился на возвращение в Португалию его любимого племянника, Гарсиа де Нороньи.
Пока он находился в Ормузе, к нему прибывали посланники от всех мелких правителей вдоль Персидского залива, и даже от вождей из внутренних областей Аравии, Персии и Тартарии. Неустанные труды к тому времени подорвали здоровье Албукерки, но слава его достигла зенита.
"Из всех областей, находившихся в глубине материка, в крепость ежедневно приходило такое множество желающих увидеть Афонсу де Албукерки, что его люди не могли сдержать их наплыв, и хотя его болезнь мешала ему очень часто выходить из дома, они просили тех, кто нес стражу в воротах крепости, чтобы они позволили им хоть краем глаза взглянуть на него, поскольку они проделали такой далекий путь единственно с этой целью. И когда бы он (Албукерки) ни ехал верхом, такие большие толпы людей следовали за ним по пятам, что он с трудом мог проложить дорогу через них; и поскольку слава его личности и его величие были неисчерпаемой темой для разговоров во всех тех краях, и вследствие новостей, которые распространяли о нем послы шаха Исмаила, они отправляли к нему своих слуг с приказами написать его портрет в натуральную величину" (7).
Однако с каждым днем ??здоровье великого губернатора все больше ухудшалось, и 26 сентября 1516 г. он созвал всех капитанов в свою резиденцию в Ормузе и объявил им, что поскольку его болезнь, по всем признакам, носит фатальный характер, он хочет, чтобы они дали клятву подчиниться тому, кого он сам назначит своим преемником. 20 октября он назначил Педро де Албукерки капитаном Ормуза, и с того времени перестал заниматься делами и стал готовиться к смерти.
8 ноября 1515 г. он отплыл из Ормуза на борту корабля "Флор дель Роса", которым командовал его верный друг Диогу Фернандиш де Бежа, надеясь закончить свои дни в Гоа, городе, который он завоевал и который любил. Но уже на самом закате своей великой карьеры Албукерки довелось испытать глубокое унижение. По пути кораблю, на котором он находился, встретилась и была захвачена туземная бригантина, где португальцы нашли письма, адресованные Албукерки. Несмотря на состояние своего здоровья, Албукерки настоял на том, чтобы ему сразу прочитали эти письма. В них содержались известия, что в Индию только что прибыл Лопо Суариш де Альбегария с полномочиями сменить его на посту губернатора. Эти новости поразили Албукерки в самое сердце.
"Он воздел руки и возблагодарил Господа Нашего и воскликнул: "Люди разлучили меня с королем; король разлучил меня с людьми. Хорошо, что дни мои уже сочтены!" (8).
Предложение сместить Албукерки с его поста, несомненно, было подано королю Мануэлу одним из личных врагов губернатора, которых он нажил из-за своего резкого характера; и не случайно среди капитанов, сопровождавших Лопо де Альбегариа, оказалось двое заклятых врагов Албукерки - Франсишку де Тавора и Диогу Мендес де Васконселуш. Аргумент, что Албукерки хотел стать независимым князем или герцогом в Гоа, возымел нужное действие, пробудив ревнивые подозрения короля. Получив известие о том, что он впал в немилость, Албукерки добавил приписку к своему завещанию, указав, что его останки следует отвезти в Португалию, и написал следующее гордое и трогательное письмо, обращенное к королю Мануэлу, монарху, которому он верой и правдой служил.
"Сир, я не пишу Вашему Величеству своей собственной рукой, потому что, когда я беру в нее перо, меня охватывает очень сильная дрожь, которая является предвестием моей скорой кончины. Я оставляю сына, сир, чтобы он увековечил память обо мне, и завещаю ему все мое состояние, хотя оно крайне невелико; но, помимо этого, я передаю ему также все обязательства, причитающиеся мне за всю мою службу, которые очень велики. Дела Индии говорят за меня и за себя. Я оставляю Индию покорной вашей власти, а ее правителей - со склоненными головами, лишенной каких бы то ни было проблем, за исключением того, что осталось лишь перекрыть ворота Проливов (т.е. Красного моря); это - то, что приказали мне сделать Ваше Величество. Я советую вам, сир, ради безопасности Индии, продолжать и в будущем окупать за ее счет ваши затраты (т.е. сделать так, чтобы администрация находилась на самообеспечении). Я прошу у Вашего Величества единственной награды, - чтобы Вы помнили все это и чтобы сделали моего сына дворянином и чтобы дали ему полное удовлетворение за мою службу. Все мои упования я возлагаю на Ваше Величество и королеву. Я оставляю на долю Вас обоих задачу преумножить мои деяния [cousas], поскольку я уже нахожусь на пороге смерти и заслуживаю награды за них. И что касается моего пенсиона, который я в большой степени заслужил, как знает Ваше Величество, то я целую ваши руки, чтобы Вы не забыли наделить им моего сына. Написано в море шестого декабря 1515 года".
Следует сообщить, что король исполнил предсмертное желание великого губернатора. Незаконный сын Албукерки, Браз де Албукерки, был признан при дворе и вступил в брак с богатой наследницей, доньей Марией де Норонья, дочерью первого графа Линьяреша; ему была назначена пенсия в размере 300000 реалов (около 66 фунтов стерлингов) в год; и по королевскому приказу он изменил свое имя на Афонсу. Он показал себя достойным своего отца, стал контролером двора Жуана III и председателем сената Лиссабона, но потомство благодарно ему главным образом за составление "Комментариев" о деяниях его великого отца. Король Мануэл в скором времени раскаялся в недостойном отношении к своему верному слуге, и в 1516 г., еще до того, как в Лиссабоне получили известия о смерти Албукерки, он отправил приказ, согласно которому Лопо Суариш де Альбегария должен был быть губернатором Каликута, Кочина и Малакки, тогда как Албукерки получал командование над флотом в Индийском и Аравийском морях и полномочия использовать все ресурсы Индии для проведения для последней кампании в Красном море. Великий капитан, однако, так и не узнал об этих новостях, да и указ о новом назначении был подписан уже после его смерти.
Подробности кончины Албукерки лучше всего переданы в кратких словах "Комментариев":
"К тому времени он так ослабел, что не мог встать с постели, и оставался жив лишь потому, что Господь Наш желал, чтобы он достиг Гоа, и только там призвать его к себе, тем самым достойно вознаградив его за службу; и когда корабль уже находился на расстоянии трех или четырех лиг от рейда, он приказал, чтобы к нему вызвали брата Домингуша, генерала-викария, и господина Афонсу, врача. И поскольку он был так слаб, что не мог проглотить ни кусочка еды, он приказал, чтобы его сопровождающие дали ему глоток красного вина, которое привезли в этом году из Португалии. И когда бригантина, отправленная впереди эскадры, поплыла в Гоа, корабль бросил якорь на рейде, ночью в субботу, в 15-й день декабря месяца. Когда Афонсу де Албукерки сообщили, что его земной путь подходит к концу, он воздел руки и вознес много благодарностей Господу Нашему за то, что Он даровал ему милость, о которой он так горячо просил, и так он провел всю ночь с генерал-викарием, который уже прибыл с берега на борт корабля, и с Педро де Альпоэмом, секретарем Индии, которого он назначил своим душеприказчиком, сжимая руками распятие и непрерывно разговаривая с ними; и он захотел, чтобы генерал-викарий, который был его исповедником, прочитал вслух отрывок о Страстях Господа Нашего из Евангелия от Св.Иоанна, которых он всегда почитал, поскольку на него, и на этот крест, который был сделан по образцу того, на котором Господь искупил людские грехи, он возлагал все надежды на спасение (своей души); и он приказал, чтобы они облачили его в одеяние Ордена Сантьяго, командором которого он состоял, чтобы он мог умереть в нем; и в воскресенье, за час до рассвета, он вручил свою душу Богу, и тем самым прервал свои земные заботы, хотя и не дождался никакого воздаяния за них" (10).
Тело великого губернатора сразу было доставлено в Гоа и
"так велики были плач и причитания, доносившиеся со всех сторон, что казалось, будто это сама река Гоа вышла из берегов" (11).
Тело было перевезено в Часовню Богоматери Утешения, которую он основал на том самом месте, откуда наблюдал за вторым захватом города.
"В процессии за его гробом, - говорится в "Комментариях", - шли все люди города, не только христиане, но и индусы и мавры [мусульмане], которые заполнили все улицы, показывая обильными слезами свою великую скорбь. Что касается индусов, то когда они увидели его тело возлежащим на катафалке, с длинной бородой, доходившей ему до пояса, и наполовину открытыми глазами, они объявили, под влиянием своих языческих представлений, что он не мог умереть - просто Бог призвал его к себе, дабы он сражался за Него в ином мире" (12).
Сын Албукерки, согласно последней воле великого губернатора, хотел увезти гроб с его останками в Португалию, но король Мануэл не дал своего согласия на это, объявив, что пока кости Афонсу де Албукерки находятся в Индии, Гоа будет в безопасности. Жуан III придерживался той же точки зрения, и только в 1566 г., спустя более чем полвека после смерти Албукерки, его останки наконец доставили в Португалию с разрешения королевы Катарины, которая была тогда регентшей от имени малолетнего короля Себастьяна. Они были затем торжественно перезахоронены в часовне Богоматери Благодати в Лиссабоне, при августинском монастыре, где покоятся до сих пор.
Деяния Албукерки являются самым лучшим его памятником, и в следующей главе будет предпринята попытка раскрыть основные черты его характера на основе изучения внутренней политики. Тем не менее интересно процитировать здесь сделанное его сыном описание его внешности и характера, - в том виде, в котором оно приведено в "Комментариях":
"Этот великий капитан был человеком среднего роста, с вытянутым лицом, свежего цвета кожей, немного крупным носом. Он был образованным человеком, знал латынь, речь его была учтивой и изящной, его манера беседовать и письменные отчеты показывали его отличное образование. Он никогда не лез за словом в карман, и его приказы звучали весомо; в отношениях с маврами он проявлял большую осмотрительность, и его в равной степени как боялись, так и любили, - качество, редко когда вместе сопутствовавшее одному и тому же человеку. Он был человеком храбрым и доблестью своей снискал покровительство фортуны. Король Фердинанд сказал Педру Корреа, когда тот был португальским послом при испанском дворе, что просто удивительно, что король Мануэл, его зять, приказал Афонсу де Албукерки вернуться из Индии, видя, что он был таким великим капитаном и столь удачливым в войнах. Он всегда выходил победителем из сражений против мавров, как на море, так и на суше, и иногда бывал в них ранен, поскольку места, где он находился, никогда не были безопасными. Он, не теряя времени, принимался за выполнение любого предприятия, как только принимал решение осуществить его, и все короли и принцы Европы и Азии так высоко чтили его имя и его успехи, что Великий Турок, разговаривая с доном Алваро де Санде, капитаном императора Карла V, которого он держал в плену, относительно положения дел в Индии, положил руку себе на грудь и сказал, что Афонсу де Албукерки был очень выдающимся капитаном. Он был глубоко прямодушным человеком и столь неукоснительно справедливым в делах отправления правосудия, что индусы и мавры после его смерти всякий раз, когда они подвергались какому-либо притеснению со стороны губернатора Индии, приходили в Гоа на его могилу и делали подношения в виде отборных цветов или масла для его лампады, взывая к его правосудию. Он был очень сострадательным к беднякам, и выдал замуж многих женщин в Гоа. Ведь он был настолько великодушным, что все подарки и дары, которые преподносили ему короли Индии, - а они были весьма многочисленными и дорогостоящими, - он раздавал капитанам и фидалгуш, которые помогли ему получить их. Он вел очень строгий образ жизни и был так сдержан в речах, что величайшей клятвой, которую он когда-либо приносил в порыве гнева, было: "Я ненавижу жизнь, которой я живу". Он умер в возрасте 63 лет, управляя Индией в течение 6 лет" (13).
Примечания:
(1) Albuquerque's Commentaries, vol. iii. p. 264.
(2) Albuquerque's Commentaries, vol. iii. pp. 258-263.
(3) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. pp. 74, 75.
(4) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. p. 101.
(5) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. p. 81.
(6) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. p. 88.
(7) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. p. 181.
(8) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. p. 195.
(9) Это письмо переведено с оригинала, сохранившегося в Торре дель Томбо (Torre del Tombo), или архивах Португалии, напечатанного CartasdeAlbuquerque, vol. i. pp. 380, 381. Версия, которая приводится в Commentaries, vol. iv. pp. 195, 196, сильно сокращена.
(10) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. p. 196.
(11) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. p. 198.
(12) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. p. 198.
(13) Albuquerque's Commentaries, vol. iv. pp. 199, 200.