Я не ожидала, что он будет действовать так быстро. Ему ведь так нравилось мучить своих жертв, и этим он напоминал маленького противного мальчишку, который получает удовольствие, отрывая крылья бабочкам. Звук выстрела, прозвучавший менее чем в трёх футах от моих ушей, лишил меня равновесия. Я растянулась на снегу, ища пальцами древко копья. Когда я села, Дитер направил пистолет мне в живот. Джон повалился на бок, растянувшись на могиле Хофмана лицом вниз.

- А теперь ты, - сказал Дитер. - Я очень хочу, чтобы ты какое-то время пребывала в тягостном ожидании, как Альбрехт...

- Альбрехт?

- Должно быть, он тебе известен под другим именем. У него их много.

- Да, я знаю.

Я подтянула ноги. Мои пальцы сомкнулись вокруг рукояти пики. Она оставила слабый кровавый мазок на снегу, когда я подтащила её к себе. Дитер повернулся и воткнул свою лыжную палку, оставаясь вне досягаемости.

- Развлекайся, - сказал он. - Я бы хотел, чтобы у меня было больше времени, но мне нельзя задерживаться... какое бы удовольствие мне ни доставляли твои отчаянные попытки спастись...

- Я так сильно задела твоё вонючее эго, правда же? Полагаю, следует упомянуть женскую интуицию. Где-то в глубине души, я знала, что меня от тебя тошнит.

Его губы обнажили зубы. Забавно, я никогда не обращала внимания на то, какие они длинные и острые.

- Если я точно всажу пулю, то ты будешь умирать долго, - задумался он. - Вспоминай шутника Дитера, того, над которым смеялась, когда будешь лёжа в снегу истекать кровью рядом с телом своего любовника. Думай о том, как я завладею сокровищем, которое ты столь мило отыскала для меня.

- Нет, - сказала я. - Я так не думаю, Дитер.

Чёртова пика оказалось не очень тяжёлой, но она была длинной и её было тяжело удерживать. Я поднялась и качнула штуковиной, приводя её в нужное положение. Дитер, ухмыляясь, отступил. Несмотря на всю браваду, я начала самую малость беспокоиться. Могла ли я совершить ужасную ошибку? Конечно, нет... Но Джон так и не пошевелил даже кончиком пальца.

Дитер выстрелил. Я не смогла сдержаться и съёжилась. Неприятно, когда стреляет пистолет, особенно под самым носом, даже если знаешь, что он заряжен холостыми патронами.

Я бы не только съёжилась (но ещё и упала бы в обморок, к примеру), если бы знала, что безобидные шумовые патроны способны принести значительный урон, когда ими стреляют с близкого расстояния. К счастью для меня, Дитер целился мне в живот, а не в лицо. Пыж отлетел, от толстых слоёв моей стёганной куртки, не причинив никакого вреда. Искры сгоревшего пороха оставили крошечные тлеющие пятнышки на ткани.

Выражение лица Дитера, когда он увидел, что я всё ещё твёрдо стою на ногах и почти не получила вреда, практически компенсировало неприятные ощущения последних нескольких минут и порчу моей дорогой лыжной куртки. Я сделала выпад в его сторону и промахнулась на целую милю. Он тоже потерял равновесие. Впав в своего рода безумие, он выпустил весь магазин. За раскатистым эхом выстрелов последовали низкие и более многочисленные раскаты высоко в горах. Он может вызвать снежный обвал, если не будет осторожным...

Когда я развернулась, чтобы сделать вторую попытку, Дитер бросил в меня расстрелянный пистолет (злобный детский жест, который доставил мне, безусловно, столь же детское удовлетворение). Я согнулась. Дитер схватил свою лыжную палку и укатил от меня прочь по открытому пространству. Я бросилась за ним, зная, что это бесполезно. Как только он доберётся до дороги, перед ним развернётся прямой спуск (не самый лучший спуск, но вполне приемлемый для лыжника его уровня). Тот, кто смог спуститься по заваленному деревьями склону горы, должен быть первоклассным мастером. Как сказал Джон...

Джон.

Он не двигался. От некоторых темных пятен на его лыжной шапке всё ещё поднимался дымок, едкое зловоние опалённой шерсти обожгло мои ноздри, когда я дёрнула его, чтобы перевернуть. Он лежал мёртвым грузом, тяжёлый и ни на что не реагирующий. Могла ли я ошибиться, когда заменила патроны в кольте - оставить один настоящий в барабане? Я знала (знала!), что нет, но если бы он выстрелил прямо в лицо... Почему продавец в магазине не предупредил меня, что холостые патроны настолько опасны? Я-то думала, что они лишь создают большой взрыв. И конечно же, я не рассчитывала, что кто-то будет палить из пистолета...

- Он ушёл? - голос донёсся буквально из могилы.

Меня захлестнуло такое сильное облегчение, что все мышцы стали вялыми. Я рухнула в грязь рядом с ним.

- Да, чёрт побери. Будь ты проклят, Джон, что на тебя нашло, зачем меня так пугать?

- Пугать тебя?

Он перевернулся. Зная Дитера лучше меня, он вовремя повалился, чтобы избежать более страшных пороховых ожогов, но часть его лица была испещрена ужасными на вид пятнами подпалин. Одно было у самого глаза.

- Я? - спросил он, повышая голос. - Напугал тебя?

- А что я должна была сделать? Сказать тебе, чтобы ты не беспокоился, так как пистолет не заряжен? Я думала, что Шмидт попробует стащить его обратно, поэтому достала холостые патроны в магическом магазинчике в Гармише и... ну... я предположила, что ты предположишь... ну...

Джон поднёс дрожащую руку ко лбу.

- Моя нервная система никогда не будет прежней.

- Я не знаю, что я ещё могла сделать, - стала доказывать я. - Я надеялась, что смогу обмануть его, но я абсолютно уверена, что если бы я не пристрелила его, то он бы проткнул тебя, прежде чем мне удалось подобраться поближе, чтобы остановить его.

- Я думаю, что ты специально медлила, - сказал Джон. Его дрожащая рука скользнула от лица к груди. - Чёрт возьми. Если нижние слои куртки прорезаны, починить их будет невозможно.

Я оттолкнула его руку и стала расстёгивать куртку.

- Ты ведь врал мне. Ты всё это время знал, что это был Дитер.

- Я действительно врал тебе, но я не знал всё это время, что это был Дитер. О... полегче...

- Плакса.

Я расстегнула его рубашку и отодвинула промокшую ткань в сторону.

- Да здесь всего лишь маленькая дырочка.

- Ещё один дюйм и это была бы маленькая дырочка в моём лёгком. Я понятия не имею, почему я связался с тобой. Ты понимаешь, что у меня никогда не было несчастных случаев, связанных с работой, пока ты не объявилась.

- Что, никогда?

- Ну... почти никогда. Во внутреннем кармане моей куртки лежит отличный чистый белый платок.

- Должна была догадаться. Невозможно полностью подавить врождённые качества джентльмена. Даже с лжецом...

- Это было для твоего же блага. Я попытался отговорить тебя.

Ничего не говоря, я встала и направилась к машине за аптечкой.

- Что дальше? - поинтересовался Джон, всё ещё лежа на земле, когда я снова застёгивала пуговицы на его одежде.

- Я собираюсь предпринять определённые шаги, чтобы покинуть это место в ближайшие десять минут, - сказала я. - Тем или иным способом. Бог знает, что Дитер предпримет дальше. На тот случай, если тебе интересно, почему я не кидаюсь истерично к лыжам и не пытаюсь безрезультатно откопать свою машину из этого заноса, - я, сохраняя спокойствие, взвесила все альтернативные варианты, прежде чем броситься действовать в своей неповторимой манере. И потому что в качестве исключения... всего лишь исключения... впервые за всё время нашего знакомства... я хочу чистой, неприукрашенной правды. В данном случаем, мой интерес вызван не простым любопытством. У меня есть определённая и искренняя потребность знать все факты.

- Веский аргумент, - сказал Джон, кивая.

Он опустил глаза и взглянул на мою руку, которую я с силой положила ему на грудь.

- И это тоже веский аргумент. Хорошо. Чистая правда заключается в том, что слухи о Троянском золоте дошли до меня ещё в августе. Пойми, Вики, на контакт вышли по специальным каналам, которые позволяют связываться, оставаясь анонимным. Я никогда не видел этого человека, я знал его только по кодовому имени - Хаген. Он был вовлечён в небольшое... э... дельце, в которое я внёс свою лепту несколько лет назад. Я знал, что он как-то связан с музеем и был совершенно уверен, что он мужчина (хотя даже эта информация была тщательно засекречена). Я никогда не пытался узнать большего: вот такие у меня воззрения относительно причудливой профессиональной этики, знаешь ли. Мы уважаем анонимность коллег.

Я отказался от этого дела тогда. Голова у меня была занята другим. Когда ты рассказала мне о своём участии, я с неимоверным облегчением понял, что в действительности у тебя нет ничего, что могло бы раскрутить ситуацию. Пока в конце разговора ты случайно не упомянула своих старых знакомых из научной среды, которые как раз объявились, и вот тогда у меня закралось неприятное подозрение. Если кто-то из твоих друзей был той личностью, которую я знал под именем Хаген, то ты влипла в большие неприятности. Последующее развитие событий убедило меня, что мои первоначальные страхи были оправданными. Хагену не удалось обнаружить местоположение сокровища, и он надеялся, что ты сможешь сделать это для него. Я решил по-братски присмотреть за тобой...

- И за сокровищем.

Джон приподнял бровь.

- Твоё подозрение оскорбляет меня до глубины души. Меня удивило нападение на тебя и Шмидта. Оно не вписывалось в мою теорию. Повторное расследование решительно показало, что недалёкий подчинённый вспылил и решил действовать без санкции начальства. Фреди уже совершил грубый просчёт, когда убил Хофмана до того, как тот заговорил, а потом он попытался то же самое сделать с тобой, и тогда Хаген понял, что тупость и самонадеянность Фредди может всё испортить. И Фредди вышел из игры. Тем временем... Боже, что за шум? Лавина?

Джон резко сел.

- Думаю, что снегоходы.

Я поднялась и прикрыв глаза, посмотрела в сторону ослепляющих склонов.

- Вики.

Его пальцы, твёрдые и настойчивые, сомкнулись на моём запястье.

- Я не утаил важной информации. Я не пытался...

- Верно, - я высвободила руку. - Конечно.

Снегоходы уехали. Главная дорога была достаточно расчищенной, а вот Марктплац была завалена десятифутовыми сугробами. Люди, живущие в крае обильных снегопадов, не допустят, чтобы их планы были расстроены. Когда мы приехали, из церкви выходили люди, и Platz [Площадь (нем)] была заполнена розовощёкими, счастливыми людьми, которые выкрикивали приветствия и пытались удержать детей в рождественских нарядах, которые так и норовили нырнуть в сугробы. В парковочной зоне санки и салазки смешались с машинами. К хомутам лошадей добавили зелёные и ярко-красные ленты, в одни из раскрашенных саней впрягли величественных белых быков, которые щеголяли бубенчиками и украшенной ленточками упряжью. Звенящие от смеха голоса, перемежающиеся с рождественскими гимнами, яркое солнце и сверкающий снег сотворили прекрасное открыточное рождественское утро.

Мы прямиком направились в полицейский участок.

Штаб местного констебля оказался причудливым домиком с остроконечной крышей, а вовсе не мрачным бараком. На стойке сержанта полиции стояла маленькая ёлочка. На рабочем месте остался только он. Остальные сотрудники полиции, человек пять, либо ушли на церковную службу, либо вместе с лыжным патрулём разыскивали потерявшихся туристов. Он принял нас как раз за последних и начал отчитывать. Поступило предупреждение о приближении метели, людей предостерегли держаться подальше от склонов. Многозначительно посмотрев на моего потрёпанного спутника, он предложил отвезти его в больницу в Гармише.

Похоже, что Джон нашёл это предложение блестящим, но, когда я начала свой рассказ, он изо всех сил поддержал меня. Рассказали мы не всё. Моя импровизация содержала правки, необходимые, чтобы история хотя бы отчасти звучала правдоподобно. Я не стала упоминать золото Трои, посчитав, что это будет уже слишком для озадаченного местного сержанта. Для всех сложностей ещё будет достаточно времени, когда Landpolizei [Региональная полиция (нем)] будет в курсе дела. Вместо этого я сосредоточилась на теме безумного убийцы. Сержант охотно ухватился за эту мысль. Когда он воскликнул: "Ах! Преступление на почве страсти!", я поняла, что мы убедили его. Всем понятны преступления на почве страсти. Конечно же, Джон не мог упустить шанса покрасоваться. Обнажив грудь, он выставил свою рану перед восхищённым взором сержанта, который заверил, что вполне убеждён. Мы сказали, что будем в гостинице и ушли, оставив его оживлённо беседовать со своими начальниками в Гармише.

Тони тоже был в Гармише. Сержант сказал, что его отвезли туда накануне, поскольку местная тюрьма была переполнена праздничными гуляками. Я бы задержалась, чтобы прояснить вопрос о залоге и тому подобному, но Джон безостановочно продолжал бурчать о еде и воде, и я решила, что Тони может подождать. Я была уверена, что Дитера мы видели не в последний раз. Его нежное эго заработало ещё одну шишку, а кроме того, теперь он узнал, где спрятано золото. Я не знала, что он будет делать, но я была уверена, что он обязательно что-то предпримет. Полиция будет искать его, но из-за метели и праздника им будет недоставать рабочих кадров.

Меня так и подмывало вернуться на кладбище, вооружившись необходимыми инструментами (не исключая и пистолет с настоящими патронами на тот случай, если Дитеру придёт в голову такая же идея). Однако, как Джон не уставал повторять, дело может подождать, пока мы не решим вопрос с транспортом и не восполним наши силы. Я была вынуждена согласиться с ним. У меня было чувство, что если кто-то на меня дунет чуть посильнее, то я просто рухну.

У портье был целый ворох записок для меня. Как и предполагалось, все они были от Шмидта.

- Где герр Шмидт? - спросил я. - В ресторане?

Женщина драматично вскинула руки на уровень плеча.

- Я чуть раньше видела его, но... Herr Gott, Frдulen, [Господи, фройляйн (нем)] это какой-то сумасшедший дом. Фрау Хофман мертва, и никто не знает, что будет дальше... Полиция о вас тоже спрашивала.

- Всё хорошо, я уже поговорила с ними, - начала было я.

Джон твердо положил мне руку на плечо.

- Если кто-то будет спрашивать фройляйн доктор, она будет в ресторане.

Шмидта в ресторане не было. Аромат кофе и свежей выпечки вызвал у меня такую слабость в коленях, что Джону пришлось подвести меня к столу. Я энергично набросилась на еду со смаком, достойным самого Шмидта. Как только мои силы стали восстанавливаться, я снова почувствовала беспокойство.

- Как думаешь, что он будет делать?

- Бог его знает, - безмятежно сказал Джон.

- А что бы ты сделал?

Он сощурился, осознавая скрытую шпильку, но в ответ лишь сказал:

- Отправился бы в погоню за золотом... так сказать. Может потребоваться какое-то время. Незачем спешить.

- Но ты не он.

- Нет, не он. Я польщён, что ты отметила разницу.

- Мы сделали почти всю работу за него, когда прогрели землю, - призадумалась я. - Всё зависит от того, насколько глубоко оно закопано. С перевозкой будут проблемы...Как, чёрт побери, он оказался там сегодня утром? Место находится высоко в горах над Бад-Штейнбахом.

- И в самом низу склона Хексенут. Полагаю, он воспользовался подъёмником, чтобы подняться наверх, а затем неспеша спустился к нам. Сигнальный дым был нашей смертельной ошибкой, но у него могли быть и свои соображения.

- Он слышал, как мы обсуждали луковицу нарцисса.

Губы Джона сложились в изысканную насмешку. Он уже успел воспользоваться удобствами, как обычно говорит моя мама, смыл сажу и стёр кровь с лица. И та ухмылка была одной из лучших в его арсенале.

- Ему бы не хватило ума прийти к должным выводам. Скорее всего, твой первый визит на кладбище вызвал у него подозрение. Ему бы даже в голову не пришло, что твои мотивы и вправду были непорочными и милосердными.

- Или он обнаружил кого-то, кто видел, как я уезжала вчера вечером. Я едва не переехала полицейского, когда сворачивала на дорогу, ведущую к кладбищу. Готова поспорить, что это единственный путь, ведущий туда, - я взглянула на дверь. - Как думаешь, где сейчас Шмидт? Это на него совсем не похоже, он и часа не может прожить без еды. Может быть, он прилёг вздремнуть?

Я поставила рюкзак на стол и поднялась.

- Он сейчас в наиболее подходящем месте, - сказал Джон, потягивая кофе. - На твоём месте, я бы его там и оставил.

- Нет, он мне нужен, чтобы убедить полицию раскопать ту могилу. У него больше влияния, чем у меня.

- О, хорошо, - Джон опустил руку в карман. - Похоже, я где-то потерял свой кошелёк...

- А ты снова в форме, - сказала я, выписывая своё имя и номер комнаты на чеке.

Всё верно, Шмидт дремал, сложив ручки на животе, его усы вибрировали из-за сильного храпа. Я не заметила Дитера, пока не оказалась уже в самом номере. Он спрятался за дверью.

Джон спрятал руки в карманах и опустил плечи.

- Дурак, - серьёзно сказал он. - Я должен был это предвидеть.

- Сегодня утром мы оба не в лучшей форме, - согласилась я. - Интересно, где он взял пистолет.

- Это не его, - сказал Джон. - В противном случае он бы всё время таскал его с собой. Я обыскал его чемодан...

Ствол пистолета проехался по его лицу, отчего он откатился обратно к двери.

- Лежать, - закричал Дитер, краска бросилась ему в лицо. - На пол schnell, [Быстро (нем)] или я вас уложу.

Джон раздвинул пальцы руки, которой прикрыл лицо, и стал пристально рассматривать Дитера.

- Не хочешь похвастаться тем какой ты умный прежде, чем пристрелишь меня? - нерешительно, но в то же время не без издёвки поинтересовался он.

- Ты говоришь обо мне, как о ребёнке, - закричал Дитер. - Ты поучал меня... выставлял на посмешище! Я убью тебя, я вас всех убью...

- А он может, - сказала я прежде, чем Джон успел вставить одну из тех остроумных, провокационных, миленьких колкостей. - Дитер, успокойся. Ты выиграл. Ты победитель, numero uno, [Номер один (ит)] хозяин положения, птица высокого полёта всех времён...

- ... наихрабрейший среди рядовых шаха, - пробормотал тусклый голос из-за окровавленной руки.

- Если он тебя пристрелит, то поделом тебе, - прорычала я. - Дитер, что ты сделал со Шмидтом?

Дитер заметно расслабился.

- Несколько таблеток снотворного. Ничего не стоит накачать наркотиками этого жирного обжору. Он съест что-угодно, а ест он постоянно.

А потом добавил самодовольно:

- Это его пистолет. Он вытащил его из комода, когда почувствовал, что уступает действию "Валиума", но он был таким сонным, что мог прострелить свой же живот, если бы я его не забрал.

Я почувствовала ком в горле. Бедненький храбрый Шмидт. И чёрт бы побрал этого старого увальня. Тот факт, что он не попытался украсть у меня кольт, должен был навести меня на мысль, что у него был другой пистолет.

- Я собирался прихватить его в качестве заложника, - Дитер бросил обиженный взгляд на вытянувшуюся круглую фигуру Шмидта. - Но его слишком тяжело нести. Поэтому я решил подождать вас. Я знал, что рано или поздно вы появитесь.

- Поздно, - сказала я в то время, как Джон продолжал созерцать Дитера в просвет между большим и указательным пальцами. - Мы уже были в полиции. Они будут разыскивать тебя.

- Не так скоро, - холодно проговорил Дитер. - Сегодня Weihnacht, [Рождество (нем)] а кроме того метель добавила проблем. И ты пойдёшь со мной, Вики, а если кто-нибудь попробует помешать мне, я тебя убью.

- Возьми его, - сказала я, показывая на Джона.

- Верно, - сказал Джон. - Возьми меня...

И затем этот идиот широко раскинул руки и запел: "Ну возьми же меня... я весь твой, если ты..."

Дитер был достаточно умён, чтобы не рисковать во второй раз. Его первый удар застал Джона врасплох, но он, наверное, видел, напряжённые согнутые готовые к действию руки. Он отступил.

- Туда, за кровать. Ложись на пол. Руки под себя.

Дуло пистолета сдвинулось в мою сторону, и Джон сказал:

- Успокойся, старина. Ты же не хочешь никого пристрелить.

- Нет, не хочу. Мне лучше не привлекать внимания. Но если я буду вынужден стрелять, то полягут все. Этот пистолет - очень хороший пистолет.

Кто бы сомневался. Всё самое лучшее для Шмидта: автоматический пистолет (как я потом узнала, "Беретта") относился к тому типу, что выпускает обойму до тех пор, пока палец остается на спусковом крючке.

Джон выполнил указания.

- Лицом вниз, - приказал Дитер.

Выразительно взглянув на меня, Джон перевернулся. Должно быть, он знал к чему всё идёт. Я решила, что Дитер собирается наклониться, чтобы выстрелить ему в затылок из пистолета. В отличие от Джона он не стал сдерживаться. Носок его ботинка опустился с тошнотворным хлюпающим хрустом, и Джон перевернулся на спину, его голова и плечи скрылись под высокой старинной кроватью. На этот раз он не притворялся. Его свернувшееся тело и раскинутые руки были безвольными, как дохлая рыба.

Я качнулась и замерла, когда Дитер предостерегающе дёрнул пистолетом. Он бросил нетерпеливый взгляд в сторону тела Джона, но не отважился ещё раз пнуть несмотря на то, что очевидно испытывал подобное желание.

- Пошли, - сказал он. - Мы уходим.

Мы нежно сплелись друг с другом, и в таком виде спустились по лестнице и прошли сквозь вестибюль. Левая рука Дитера обвила мои плечи, его пальцы ласкали мою шею, большой палец мягко нажимал на нервное окончание за ухом. Его правая рука была спрятана в куртке, подражая наполеоновскому жесту. Я чувствовала дуло пистолета сквозь ткань обеих курток.

Мы выплыли из гостиницы прежде, чем я смогла овладеть своим голосом.

- Ты не сможешь подняться туда, Дитер. На дороге слишком много льда.

- Я всё продумал, - сказал Дитер.

Его большой палец надавил сильнее и мою голову пронзила боль. Рефлекторно моя голова повернулась, пытаясь избежать давления. Он насильно склоним мое лицо к себе и поцеловал в губы.

- Сукин сын, - сказала я, слизывая кровь с нижней губы.

- Но романтичный сукин сын, - ухмыляясь сказал Дитер и кивнул пожилой паре, которая помедлила, чтобы одарить улыбками молодых любовников.

Он подтолкнул меня к саням, наряженным колокольчиками и яркими лентами.

- Только посмотри, что я арендовал, чтобы покатать свою возлюбленную. Думаю, у нас будет ещё достаточно времени для романтики, пока мы будем ждать, когда земля оттает. Что скажешь, э?

И он стал перечислять все те "романтические" вещи, которые собирался проделать со мной. У парня оказался довольно приличный словарный запас.

Я скрипела зубами и ждала того момента, когда он станет усаживать меня в сани. Хотя бы на мгновенье ему придётся убрать пистолет от моих рёбер, а это всё, что мне нужно. Ботинками, кулаками, зубами...

К тому времени я уже должна была понять, что не следует недооценивать его. В то мгновенье, когда моя нога коснулась высокой подножки, он с такой силой толкнул меня, что я растянулась на сиденье, пушистый меховой плед вызвал у меня удушье. От души похихикав над моей неуклюжестью, он потянул меня, чтобы я приняла вертикальное положение, заключил в крепкие объятья и ударил в подбородок.

Я не знаю, что произошло потом, но, уверяю вас, мы представляли прелестную картину, когда покидали город: звенели колокольчики, кони бежали рысью, и я, укутанная в мех, опустила голову на плечо Дитера, в то время как его рука обнимала меня за плечи.

Должно быть, он ударил меня ещё раз, иначе я бы не оставалась без сознания так долго. Я проснулась уже, когда мы добрались до пункта назначения и Дитер сумел сладить со мной. Нет, не то, что вы подумали. Я обнаружила, что ровно лежу на спине, а мои запястья и щиколотки привязаны к колышкам, всё готово и осталось дождаться того момента, когда у Дитера найдётся время заняться мной. У меня болела челюсть, спина так замёрзла, что казалось будто она вросла в промёрзшую землю, а свод ярко голубого неба, кроме которого я больше ничего не видела, вызывал боль в глазах.

Спустя какое-то время я поняла, что могу повернуть голову.

Огонь уже вовсю разгорелся. Дитер был занят делом, он сгребал верхний слой оттаявшей земли и золу. Он, умничка, даже привёз инструменты. И не просто лопату и киркомотыгу. Ни один археолог в здравом уме не будет использовать что-то столь разрушительное, а это ведь была своего рода археологическая раскопка. Один неаккуратный удар острым инструментом мог пронзить вместилище и превратить золото Трои в кучку золотых обрывков.

Да благословит Господь Хофмана, он зарыл его достаточно глубоко. Огонь разморозил лишь несколько верхних дюймов грунта. Вскоре Дитер убрал землю вместе с горстью жалких обнажённых луковиц, что уже никогда не превратятся в цветы. Схватив целую охапку деревяшек для растопки, он аккуратно сложил их, явив ужасную пародию на костёр бойскаутов, и зажёг спичку. Когда дерево загорелось и огнь стал разгораться, он поднялся на ноги и посмотрел на меня.

Какая сцена для моей книги: распластанная и беспомощная героиня ожидает участи худшей чем смерть. (Мне стало интересно, почему я раньше находила эту фразу смешной). На мне было больше одежды, чем на Розанне обычно, но у меня было чувство, что Дитеру потребуется немного времени, чтобы со всем этим разобраться. Во всей этой ситуации был лишь один положительный момент. Он ведь мог связать запястья и щиколотки вместе. Колышки были неглубоко врыты в твёрдую землю. И я уже начала выворачивать один из них.

- Мне нужно ещё дерева, - пояснил Дитер. - Сырые ветки не подходят. Они дают слишком много дыма. Вернусь через минуту.

Джон бы сказал: "Не спеши!" или "Можешь на обратном пути задержаться!" или что-то в том же духе. Я поборола искушение. Мозг Дитера функционировал весьма очаровательным образом. Он ведь не был заурядным сумасшедшим убийцей, ничего подобного. Он оставался абсолютно здравомыслящим. Его главной целью было золото, и ведь он не был настоящим садистом, а потому он не стал бы рисковать им или своей шкурой ради удовольствия попытать меня.

Какая обнадёживающая мысль. Как только Дитер исчез из поля зрения, я направила всю свою силу в мускулы правой руки. Колышек неожиданно так легко выскочил, что моя рука взлетела в воздух. Я вернула её на место даже быстрее, чем она поднялась, и изогнулась, чтобы бросить взгляд через плечо. Какая же я умница. Он вернулся быстрее, чем я ожидала, с целой охапкой дров.

Я приняла прежнее положение, моля, чтобы он не заметил мою высвободившуюся руку. Он прошёл прямо рядом со мной. В то время, как он был занят поддерживанием огня и расширением его круга, я принялась за колышек у левой руки. Работа была тем более мучительной и нервирующей, поскольку я не хотела, чтобы он заметил, чем я занимаюсь.

Слишком скоро методичный лесоруб довёл работу до удовлетворительного уровня. Я закатила глаза и скорчила гримасу, когда он приблизился, надеясь, что он сосредоточит своё внимание на моём перекошенном лице, а не на правом запястье. Он опустился на колени спиной к нему, схватил язычок молнии и потянул вниз.

Иногда я задаюсь вопросом, в своём ли я уме. Я не стала следовать плану, который, как мне казалось, требовал расчётливости и здравого смысла. Освободив одну руку, я стала лишь чуть менее беспомощной, чем прежде. На мне было столько слоёв одежды, что Дитеру потребуется достаточно много времени, чтобы проложить себе путь к самому основанию. Его сосредоточенность на деле и моя энергичная реакция могли бы обеспечить превосходное прикрытие для высвобождения остальных конечностей, или по крайней мере для чертовски хорошей попытки.

Сработал простой безусловный рефлекс. Как только молния разошлась, моя правая рука взлетела в воздух без каких-либо осознанных усилий с моей стороны. Мой первый удар пришёлся уму по тыльной части шеи. Не такая уж и плохая попытка, если учесть, что мои мышцы окаменели от холода и ограниченного кровообращения, но, конечно же, оглушён он быль лишь на мгновение. Кроме того, он сильно рассердился. Он подскочил, извергая проклятья, а затем отскочил, когда я попыталась схватить его за коленку. Худшее уже свершилось. Уже не было смысла изображать покорность. Я изогнулась, забилась и закричала, а затем попыталась дотянуться правой рукой туда, где всё ещё была пришпилена моя левая рука. Пока я была этим занята, Дитер опустил руку в карман и достал нож. Это была одна из тех швейцарских армейских штуковин со всевозможными функциями, в которой не доставало только крючка для застёгивания пуговиц.

Колышек у левой руки не поддавался. Дитер быстро додумался до того, что мне было известно с самого начала. Он просто испугался на мгновенье. С противной усмешкой он оттолкнул в сторону мою машущую руку, придавил мой живот ногой (не слишком сильно, но этого было достаточно, чтобы обездвижить меня и поднять вопрос о количестве переломанных рёбер), и стал изучать свой нож. Выбирает, каким инструментом воспользоваться? Штопор, консервный нож...

Честно говоря, мне не хотелось видеть, что он там выбрал, но жуткое любопытство не давало моим векам опуститься. Моя правая рука была бесполезна. Она превратилась в один большой сгусток боли. Я не прекращала дёргать колышек, удерживающий левую руку. Дитер раскрыл одно из лезвий. Какое облегчение. Мне была отвратительна сама мысль о штопоре.

Убрав ногу с живота, он развернулся к моей правой руке. Осторожный парень. Он решил позаботиться об этой конечности, ударив по ней прежде, чем перейти к основному делу. Если бы он не двигался, я бы всё пропустила... а ведь это было самое эффектное в истории явление героя, спешащего на помощь.

Подчёркиваю эффектное, а не впечатляющее. Джону пришлось уйти со склона, который сворачивал на запад чуть выше над кладбищем, и пройти между деревьями по лыжне, которую ранее проложил Дитер. Этим путём мог пройти только лыжник олимпийского уровня, да и то лишь при наличии дьявольской удачи. Джону было далеко до уровня Дитера, и на этот раз, похоже, он исчерпал весь запас своей удачи. Когда я заметила его, он парил в воздухе, скрестив лыжи и размахивая руками. Он рухнул на землю с глухим стуком, от которого моё напряжённое тело сочувственно содрогнулось. В воздух поднялось огромное облако снега, которое вуалью милосердно прикрыло всю эту сцену.

Дитер на мгновенье остолбенел при виде этого потрясающе неуместного зрелища. И только уже когда снег стал оседать и проступили неясные очертания человеческой фигуры, которая вслепую двигалась вперёд, он наконец вспомнил, что у него есть пистолет.

Во всяком случае падение освободило Джона от лыж. Так срабатывают крепления, когда случается что-то подобное. Лыжные палки были всё ещё при нём. Пока он, шатаясь, шёл к нам, смаргивая снег с ресниц, рука Дитера погрузилась в карман. Я предупреждающе взвизгнула. И хотя зрение ещё не вернулось к нему в полной мере, Джон сумел всё же вовремя среагировать. Одна из его лыжных палок описала широкую дугу. Пистолет вылетел из рук Дитера и утонул в снегу.

Половина лица Джона представляла собой печальное зрелище, но я знала, что он должен был вовремя уклонился, чтобы избежать всей силы Дитерова пинка, в противном случае его бы здесь не было. Однако он был не в лучшей форме. Дитер налетел на него, раскрыв нож, штопор и всё остальное. Он же опрокинулся в другой снежный вал. Дитер отшатнулся, схватившись за пах. Удар был не совсем точным, но совсем неплохим, учитывая обстоятельства. У Джона появилось время, чтобы вновь встать на ноги.

Они осторожно кружили вокруг друг друга. Дитер держал нож достаточно низко. Колени его были расслаблены, левая рука постоянно двигалась, да и выглядел он весьма профессионально. Движениям Джона недоставало привычной живости. Он оказался в невыгодном положении, ведь ему пришлось сойтись в рукопашную с противником, который, вероятно, знал столько же грязных приёмов, как и он сам, и который был в лучшем физическом состоянии. Как же мне хотелось, чтобы он поборол свое предубеждение против огнестрельного оружия. Лыжные палки не позволяли Дитеру подойти слишком близко, но они оказались не слишком эффективным атакующим оружием, древко, сделанное из стеклопластика, было слишком лёгким, чтобы нанести сокрушительный удар, наконечники же были сильнее притуплены, чем у их старых аналогов, которые так часто становились причиной несчастных случаев на склонах.

Колышек у левой руки сдался. Я села и потянулась, пытаясь дотянуться до щиколоток. Мышцы, о существовании которых я забыла, буквально кричали в знак протеста. О, Боже, подумала я, растягиваясь. О, Боже, помоги мне, клянусь... отныне я каждое утро буду делать зарядку.

Одна из лыжных палок развалилась, когда Джон в злобном ударе обрушил её на голову Дитера. Удар на мгновенье ошеломил Дитера, но еще больше он ошеломил Джона. Дитер выбил зазубренный обломок из его рук, и Джон повалился на спину, пытаясь увернуться от стремительной атаки Дитера. Медленно, но верно они отступали к дальнему краю плато, где только неровные остатки каменной стены отделяли их от дороги внизу. Я удвоила усилия, но при умножении на ноль всегда получается ноль, все мои мышцы стали вялыми и тягучими словно переваренные спагетти. Пальцы правой руки были практически бесполезны. Я была уверена, что парочка из них окажется переломанными.

Дитер был повёрнут ко мне спиной, Джон - лицом. Заметив мою борьбу, он завопил: "Ты что поторопиться не можешь?"

Я всегда знала, что язык Джона доведёт нас до беды. Дитер бросил быстрый взгляд поверх плеча. Ему, по-видимому, не понравилось то, что он увидел. Его следующее движение лишило Джона равновесия. Он развернулся и бросился ко мне, оставив Джона, который наносил удары по воздуху оставшейся у него лыжной палкой.

Дитер нацелился на пистолет. Снег был мокрым и тяжёлым. Ямка, там, где он погрузился, была хорошо видна ему, так же, как и мне. Я приметила то место, поскольку собиралась, освободившись, направиться прямо туда. Дитер успел сделал один выстрел прежде, чем Джон остановил его. Целился он не в Джона. Пуля ушла в землю меньше чем в футе от моего плеча.

Они снова стали кружить и кувыркаться по всему кладбищу: Дитер пытался уклониться от хватки противника, чтобы прицелиться и выстрелить, Джон же пытался просто это предотвратить. Дитер ещё несколько раз нажал на курок. Я пришла к выводу, что пули прошли мимо, поскольку Джон продолжал его теснить. Эхо перекатывалось с холма на холм, а когда оно затихло я услышала совсем другой звук, звук грома где-то вдали. Как странно, подумала я. Небо было ясным, не было видно ни облачка...

Подняв глаза, я увидела её рождение: маленькое снежное облачко, такое невинное и безобидное, на бесплотной вершине Ведьминой шляпы. Но это было не облако. Это была снежная лавина. К тому времени, когда она достигнет подножия склона, она будет усеяна валунами, как пудинг изюмом, обломанными ветками и целыми деревьями.

Облако разрасталось. Оно двигалось прямо вниз к горнолыжному склону, последней линии защиты, но оно не последует за изгибом склона. К тому времени, когда оно достигнет этой точки, она наберёт достаточный импульс и массу, чтобы продолжить движение прямо вниз (в сторону кладбища). Возможно, деревья минимизируют импульс. А, возможно, и нет. Все эти годы окружающие леса защищали церковь, но лыжная трасса всё изменила. Как же был прав герр Мюллер: дураки вмешиваются в замысел Бога ради своего спорта...

Мне удалось выдернуть один из колышков, но я всё ещё была привязана, как коза, за одну ногу. Мужчины рискованно близко приблизились к краю обрыва, они стояли, прильнув друг к другу, как любовники. Поднятой негнущейся рукой Дитер нанес удар, пытаясь высвободиться из отчаянной хватки Джона. Понятия не имею, знал ли Дитер о той ужасной штуке, что с грохотом спускалась к нему. Джон знал. Но он мог убежать в укрытие, только отпустив Дитера, после чего Дитер мог выстрелить ему в спину или спрятаться, выждав пока не пройдёт лавина, чтобы потом пристрелить нас обоих.

Всё произошло очень быстро. Напряжённое тело Джона собрало силы для последнего рывка. Земля ушла из-под ног Дитера. Поясница ударилась о верх низкой стены и на какое-то мгновенье он так и повис. Я услышала, как он закричал, даже несмотря на возрастающий рёв со стороны склона. Но то был крик ярости, а не ужаса, он бы ни за что не выпустил Джона или пистолет, хотя если бы его руки были свободны, он мог бы спастись. Перевалились они вместе.

У меня было секунд шесть на то, чтобы решить, что мне делать. Времени было более, чем достаточно. Но оно мне и не потребовалось. Оказалось, что я уже поднялась и как безумная бегу, хлопая сломанным колышком. Наверху стены я смогла рассмотреть два бледных пятна, которые не были снегом. Между вцепившимися руками медленно поднялась голова. Я была достаточно близко и могла рассмотреть каждую деталь. По правде говоря, у меня было такое чувство, что я смотрю в бинокль, настолько всё было чётко и ясно видно. Его глаза были так широко открыты, что зрачки казались кабошонами сапфиров, вставленными в перламутр молочного цвета, его губы выговаривали слова. Я не слышала его, но знала, что он говорит. Хороший совет, но я продолжила бежать, распласталась, налетев на стену, и протянула обе руки. Мои пальцы не были сломаны, и работали они удивительно слажено. Все десять сомкнулись вокруг левого запястья Джона.

Я не бросила взгляд через плечо. Я решила, что картина только расстроит меня. Казалось, что экспресс на полной скорости приближается к героине, привязанной к железнодорожным путям. Но в этот раз не прискачет герой на своём прекрасном белом коне. Парочка камней размером с человеческий череп, предвестники основного потока, отскочили от земли и перелетели через край.

- Пригнись, - провопила я.

Я знала, что он не слышит меня, хотя наши лица находились всего в нескольких дюймах друг от друга.

В последнюю секунду его измученные черты лица расслабились. Его веки опустились, скрыв глаза, и он что-то проговорил... не брань, не приказы и оскорбления, которыми он обычно бросался в меня - что-то совсем иное. Я была так поражена, что едва не выпустила его запястье.

- Что? - заорала я. - Что ты сказал?

И потом она обрушилась на нас.

Я погрузила лицо в снег. Хорошо только то, что всё длилось совсем недолго, хотя казалось, что ревущий натиск будет длиться бесконечно. Парочка камней отскочила мне в спину, хотя в тот момент я этого не почувствовала, поскольку все нервные окончания в моём теле были сосредоточены на руках и холодном обмякшем объекте, который они держали мёртвой хваткой. Я всё ещё удерживала его, когда эхо растворилось в тишине, и я рискнула поднять голову.

Главный удар лавины пришёлся на деревья чуть выше кладбища. Если бы она обрушилась всей мощью, нас бы просто смело. Но и так всё было плохо. Думаю, самым ужасным был шум. Даже когда грохот смолк, у меня в ушах продолжало звенеть, я чувствовала себя опустошённой и сбитой с толку. Поначалу я не могла сфокусировать взгляд. А потом увидела, что большая часть стены рухнула. Осталось всего несколько участков обвалившейся кладки. И не было ни малейшего признака присутствия Джона - ни лица, ни сжатых в кулаки белых рук.

Однако же он всё ещё был внизу. Я чувствовала его вес: и весь его вес мёртвым грузом оттягивал мои руки. Должно быть, я не очень ясно соображала. Вместо того, чтобы позвать его по имени я прохрипела: "Так что ты сказал?"

Понятия не имею, как, чёрт возьми, мне удалось затащить его обратно. Сперва он совсем не помогал, поскольку всё ещё был в обморочном состоянии. В конце концов он поставил ногу в расщелину и мне удалось ухватить его за куртку на спине. Когда же он наконец растянулся на земле у моих ног, я заглянула за край.

Пятьдесят футов под ногами, снег и рухнувшие камни заблокировали дорогу. Какое-то время этим путём никто не сможет воспользоваться. Срез скалы над дорогой был практически вертикальным, крутой обрыв, образованный расколотым шершавым камнем. Серо-белую монотонность обстановки разрушало только яркое пятно бирюзового цвета, неподвижное и раздробленное.

Я склонилась над Джоном и потрясла его. Он застонал и попытался поглубже закопаться в снег.

- Ну же, - бодро проговорила я. - Будем надеяться, что лошади не ускакали во время всей этой свистопляски. Тебе придётся идти или ползти, как угодно. Тащить я тебя не смогу, у меня такое чувство, что мои руки вот-вот отвалятся.

***

Когда я вернулась в свой номер, Джон всё так же лежал поперёк кровати, его ноги в ботинках болтались и капали, покрывало вокруг покрытой пятнами куртки намокло. Я поставила поднос на столик и склонилась над ним. Его ресницы слиплись и стали похожи на лучики. Они покоились на синяках и запавших глазницах.

- Джон, - прошептала я.

В ответ тишина. Я проговорила: "Кис-кис. Сюда, милая киска".

Его глаза резко открылись.

- Если ты позволишь этой чёртовой кошке...

- Её здесь нет. Я это сказала, чтобы подразнить тебя.

- О, Боже, - сказал Джон. Он снова закрыл глаза. - Подумать только, а я ведь когда-то хвалил твоё чувство юмора.

- Отдыхай и ни о чём не беспокойся.

- Я как раз собирался. У меня нет желания двигаться по крайней мере ближайшие три дня. Я могу тут тихо и мирно умереть...

Его голос затих.

- Держись, - ровно проговорила я. - Ты можешь умереть позже, уже после того, как я разберусь с тобой.

Мне пришлось разрезать шнурки на его ботинках, настолько они намокли и спутались. В середине оного процесса он настолько пришёл в себя, что даже смог сесть, так что мне удалось стащить с него куртку. Обозревая мои приготовления, он заметил:

- Как же мне нравятся хорошо организованные люди. Но я что-то не вижу ни тисков для больших пальцев, [Орудие пытки] ни кошки-девятихвостки... [Плеть из девяти ремней]

- Всё необходимое у меня с собой. Я хотела убедиться, что нам никто не помешает.

- Ясно, - осторожно проговорил Джон.

- Тебе придётся встать на минутку. Я хочу поменять постельное бельё.

Он встал без замечаний, цепляясь за столбик кровати, чтобы не упасть. Я сгребла весь намокший мусор - ленты, бумагу и влажную простынь - и отбросила в сторону, и только потом расстелила одеяло, которое стащила с кровати Тони. Его синяки и истерзанное тело практически поколебали мою решимость, но я решила, что в этот раз он не отвертится от меня.

Позаботившись о боевых шрамах, я подтолкнула пару подушек ему под спину.

- Итак, - сказала я ободряющие. - Самое страшное ещё впереди. Как насчёт стаканчика вина, чтобы укрепить нервную систему? Ну же, не будь таким подозрительным. Я туда ничего не добавляла. Ты же не думаешь, что я хочу отравить тебя, правда?

Он не притронулся к стакану, пока я не отпила из него.

- Всё это очень мило, - вежливо сказал он. - Но я бы не хотел отвлекать тебя от других твоих обязательств. Разве ты...

Я одарила его лучезарной улыбкой.

- А ты меня ни от чего не отвлекаешь. Тони всё ещё в Гармише, Шмидт крепко спит... Клара спит у него на животе... а всё остальное может подождать.

- Вики, - нервно начал Джон. - Честное слово, я не собирался...

- Теперь это не важно, - я положила руки ему на плечи. - Что ты сказал прямо перед тем, как нас накрыла лавина? Нет, не притворяйся, что ты не понимаешь о чём я говорю. Ты же помнишь. Скажи. Скажи ещё раз, громко и чётко.

Джон облизал губы.

- Я...

- Начало уже положено. Ну же, скажи это.

- Я не...

- Да.

- Я... Мне нужен ещё один стакан вина.

- Нет, не нужен. Ты не отвертишься, утверждая, что был пьян.

Он закрыл глаза. Я положила палец на опущенное веко и потянула его наверх. В его взгляде не было ни блеска, ни сапфирового свечения, когда он взглянул на меня в ответ. Он был непроницаемым как ляпис лазурь, возмущённый и налитый кровью. И затем в лазурной глубине сверкнула искра. Он оттолкнул мою руку и зажал её в своей.

- Я люблю тебя, - невзрачным голосом проговорил он. - Я... люблю... тебя. Мне пояснить? Я полюбил тебя. Я люблю тебя. Я буду любить тебя. Я не хотел любить тебя. Я пытался не любить тебя. Без сомнения я буду сожалеть о том, что люблю тебя, но - и да поможет мне Бог - я люблю тебя... так сильно...

- Я так и знала, что ты именно это сказал, - пробормотала я.

***

- Значит он ушёл? - спросил Шмидт, надув губы.

- Он ушёл. Обратно во мрак, из которого явился... но он готов, куда бы ни завлёк шанс получить выгоду, примерить личину Супервора, который грабит богатых, чтобы продать тому, кто предложит самую высокую цену...

- Вы шутите? Как вы можете шутить пред лицом этого позора, этого... этого фиаско? - надутое выражение лица Шмидта превратилось в злую гримасу. Различить эти гримасы непросто, поскольку они обе подразумевают поднятые брови и оттопыренную нижнюю губу, но я была слишком хорошо знакома с выражениями лица своего начальника. Он продолжил говорить, тон его голоса и громкость возрастали. - Меня так никогда не унижали! Меня, директора Национального музея! Брешь вела в пустую яму, а в это время грубые полицейские посмеивались, прикрываясь ладонями, и разошлись по домам, чтобы рассказать жёнам о безумном старике, который решил, что в могиле хозяина гостиницы лежит... Я поверил вам. И я ошибся. Мне следовало догадаться. Мне следовало знать, что вы меня предадите...

И он ещё какое-то время продолжал в том же духе. Я не прерывала его, поскольку чувствовала, что в каком-то смысле, я заслужила этот выговор. На выручку мне пришёл Тони. Его освободили как раз вовремя, так что он смог присоединиться к экспедиции, направлявшейся на кладбище. Я должна отдать ему должное. Ему практически удалось сдержать улыбку, когда оказалось, что в могиле нет ничего кроме гроба фрау Хофман.

- Держитесь, Шмидт, - сказал он. - Вы не можете винить в этом Вики. Исходя из той информации, что у нас была, она сделала в высшей степени логичное умозаключение... и не забывайте, мы оба пошли на это. Так что это наша общая ошибка. Дело сделано.

Шмидт проговорил: "Хмф". Я же сказала: "Спасибо, Тони"; и ничего другого я не имела в виду. Но его доброе, если не сказать, покровительственное, отношение к моим чувствам не могло стереть ощущение досады. Я никогда не забуду охватившее меня ужасное чувство будто я тону, когда поняла, что моя последняя блестящая догадка оказалась категорически неверной. И меня не сильно утешал тот факт, что и все остальные, включая Джона, тоже ошибись. По правде говоря, полицейские практически не хихикали, но они не могли удержаться от сдержанных усмешек и многозначительных взглядов.

Игнорируя эти взгляды, я осматривала склоны гор, почти не рассчитывая обнаружить притаившуюся фигуру или отблеск солнечных очков на светлой голове. Я оставила Джона в кровати - никому кроме Джона не удавалось выглядеть таким хрупким и трогательным, но я не стала обманываться ни по поводу его намерений, ни относительно его способностей. Поэтому я совсем не удивилась, когда по возвращении в гостиницу обнаружила, что и его след простыл. Горничная успела прибраться в номере и заправить кровать. И теперь даже смятая подушка не могла рассказать о том, что он здесь был.

- Что ж, тогда, - живо проговорил Шмидт, - почему мы зря тратим своё время? Мы должны немедленно вернуться в Мюнхен... мы должны взять себя в руки. Золото находится где-то в другом месте. Теперь же, когда его существование стало достоянием общественности, мы вполне можем привлечь людей к сотрудничеству, а? Да-да. Все музеи и университеты присоединяться к поискам... всё тщательно перепроверят... сильные молодые аспиранты.

Он потёр руки, к нему практически вернулось хорошее настроение, как только у него в голове нарисовалась следующая картина: сотни несчастных подчинённых ползают по горам Баварии под руководством директора, человека блестящего ума, Антона З. Шмидта.

Честно говоря, подобная перспектива оставила меня равнодушной. Если золото и найдут, то только в ходе обычного, кропотливого полицейского расследования активности Хофмана в последние месяцы перед смертью, когда будут опрошены все, с кем он общался, и когда проведут консультации с местными гидами и альпинистами, которые знают местность и могут вычислить место предполагаемого тайника. Все эти меры весьма эффективны, но и весьма скучны.

- Быстрее, Вики, - приказал Шмидт. - Почему вы медлите? Die Weiber, die Weiber, [Женщины, женщины (нем)]... вечно они мешкают...

Я положила свою изуродованную ночную сорочку в чемодан и закрыла его.

- Я готова. Осталась Клара. Она была в вашем номере, Шмидт. Не сходите за ней?

- Значит вы её удочерите? - спросил Шмидт.

- Это было предопределено свыше, - вздохнув сказала я. - Я позвонила герру Мюллеру сегодня утром. Он сказал, что хочет пожить у дочери ещё несколько недель, и он не верит, что соседи могут присмотреть за ней как следует, и... Короче говоря, он меня уговорил. Он с самого начала хотел, чтобы я её забрала.

- Вот и хорошо, - серьёзно сказал Шмидт. - Скоро бедному Цезарю будет с кем играть.

Шмидт удалился бодрым шагом. Тони откинулся в своём кресле и провёл рукой по взъерошенным кудрям на голове.

- Я так и не понял, что же произошло, - проворчал он. - Дитер никогда не вызвал у меня подозрений.

У меня тоже, но я об этом не стала говорить. Я решила, что унижений с меня достаточно.

- Никто из нас не сможет объяснить некоторых вещей. Люди, которые знали правду, мертвы. Это не похоже на одну из тех ловко продуманных книжных развязок, когда в конце детектив триумфально связывает все оборванные ниточки и раскрывает все неясные мотивы. Но в целом же всё ясно, да? Фотографию своей жены Хофман отправил только мне. Кроме того, на конверте должен был быть обратный адрес, или он собирался следом отправить другое письмо. Я думаю - я почти уверена, - что он всё ещё сомневался. Его первоначальная страсть к Фридл охладела, и он понял, что не может доверить ей свой секрет... но он и подумать не мог, что она может представлять для него опасность. Он предчувствовал неизбежную, но, надо полагать, не скорую смерть по естественным причинам, поэтому он и не спешил.

- Звучит разумно, - признал Тони. - Но ты никогда не сможешь этого доказать.

- А мне и не нужно. Я же сказала, что это не книжная развязка... По правде говоря, я не верю, что Фридл хотела убить Хофмана. Она знала, что он собирался связаться со мной, и приказала Фредди остановить его. Фредди совершил ошибку... или, может быть, он неправильно понял её приказ. Они оба не отличались особым умом. К несчастью для них Мюллер случайно обнаружил конверт, прежде чем они смогли забрать его. Узнав, что случилось, Дитер решил приехать в Бад-Штейнбах и присмотреть за всем самостоятельно. Они не были уверены, дошло ли до меня письмо, пока мы со Шмидтом не объявились. Но Дитер уже принял меры предосторожности и разослал похожие фотографии всем остальным. У него не было копий фотографии с фрау Хофман, поэтому пришлось остановиться на фрау Шлиман.

- Да, это я понимаю, - согласился Тони. - Ему нужно было объяснение почему он приехал сюда, если его кто-то опознает...

- А ещё сюда удалось заманить Яна Перлмуттера. Яну была отведена роль козла отпущения в случае, если всё пойдет не так. Вот поэтому ему подбросили зацепку, которой не было у остальных. Дитер не рассчитывал на то, что ты появишься. А Элис он привёз исключительно для маскировки.

- Какой ужасно сложный, запутанный план, - сказал Тони.

- У Дитера был сложный, запутанный способ мышления... о чём свидетельствуют его некоторые розыгрыши. Мы уже никогда не узнаем наверняка, почему он убил Фредди, но в любом случае Фредди представлял угрозу для него. Он знал его и не стал бы гнушаться шантажом. В мой сад он подбросил тело, чтобы запутать всё ещё больше. А потом Фридл начала психовать. Её замечательный маленький план найти добычу и продать через Дитера принял угрожающий размах, а сокровище всё ещё не было найдено. Она ревновала его - вспомни, как она вышла из себя, когда узнала, что он побывал в моём номере - и очень боялась его. Я уверена, она уже была готова сознаться. Он тоже это понял. Позвонил нам, подражая её голосу, чтобы подставить нас. Чем больше подозреваемых, тем лучше.

- Думаю, это многое проясняет, - сказал Тони.

- Это ещё не всё, - я сложила руки на груди. - У меня не было возможности передать тебе рождественский подарок, Тони. Я не могу найти открытку, должно быть, её сжевала Клара. Поэтому я воздержусь от всяких уловок и спрошу напрямик. Какого чёрта ты врал о своей воображаемой невесте Энни?

Тони вспыхнул.

- О, - пробормотал он. - Я боялся, что ты догадаешься.

- И не зря. Ну?

Тони выскочил из кресла и обхватил меня руками.

- Сама же знаешь почему, Вики. Чёрт побери, ты годами отказываешь мне. Я подумал, что если ты подумаешь...

- Немного реверсивной психологии?

- Верно. Вики, ты сводишь меня с ума. И ты это знаешь. Для меня ничего не изменится. Ты...

- Нет, прости меня, Тони.

Я не пыталась высвободиться. Мгновенье спустя его руки ослабили хватку.

- Ради него, да?

- Из-за него, - машинально сказала я.

- Чёрт, не смей критиковать мою грамматику, когда я изливаю тебе свою душу, - закричал Тони. - И не смейся надо мной!

- Прости. Я не над тобой смеюсь, Тони.

- Ты влюблена в него?

- Ох, безусловно. Хотя с этим никак не связано.

Тони взмахнул руками.

- Я не отстану.

- Даже не пытайся. Мне даже всё равно. Пойдём. У нас будет хороший, дружеский, запоздавший канун Рождества сегодня вечером, ведь завтра ты уезжаешь в Турин. Я верю и надеюсь, что полиция уже увезла Фредди. Его присутствие может несколько омрачить праздник. Мы заедем к Карлу, заберём Цезаря и пригласим к... Что там Шмидт так долго делает?

- Тсс, замолчи, - сказал Тони. - смотри, вот он опять. [У. Шекспир. Гамлет. 1 акт, 1 сцена. Пер. Лозинского]

Он вполне восстановился, раз улыбается и цитирует Шекспира, поэтому я решила, что мой отказ вовсе не разбил ему сердце.

- Да охранят нас ангелы господни! [У. Шекспир. Гамлет. 1 акт, 4 сцена. Пер. Лозинского] - согласилась я. - Что с вами случилось, Шмидт?

Когда Шмидт весьма подробно разъяснил, ответ стал самоочевиден. Кошка была зажата у него под мышкой, другой рукой он сжимал её челюсть. Обе руки были испещрены кровящими царапинами. Ярко горящие глаза Клары и приглушённое ворчание говорили о том, что хоть она временно повержена, но не смирилась. Меня и Тони она не стала царапать. Она укусила Тони, и стала извиваться и завывать, когда я попыталась освободить её от красной ленты, обвязанной вокруг шеи. Бант был завязан прямо под шеей, и он был так изорван, что мне пришлось срезать его ножницами. Потребовались усилия всех троих, чтобы засунуть её в переноску, которую я купила этим утром.

- Кошки на дух не переносят банты, - объяснила я Шмидту, который зализывал раны. - Миленько получилось, Шмидт, но...

- По-вашему я настолько глуп? - спросил Шмидт. - Я не привязывал к ней ленту. Я подумал, что это вы сделали. Она была в платяном шкафу, поэтому я так долго искал её, а когда нашёл, она...

- Вижу, что она сделала, - я стала вертеть ленту в руках. Прямо к банту был привязан крошечный пакетик. Зубы Клары потрепали его, но не разорвали. Я разорвала его под любопытными взглядами Тони и Дитера.

Внутри оказалась маленькая золотая розочка, покрытая красной и малиновой эмалью, с зелёными листиками. Приделанное маленькое колечко подразумевало, что её можно носить как подвеску на браслете или как кулон. Такую вещь не купишь в местном магазине. Изысканная работа и мягкие цвета выдавали руку мастера-ювелира, возможно, давно умершего (по моим догадкам, персидская работа).

- Как романтично, - сказал Шмидт.

- Правда ведь? - согласилась я. По правде говоря, я нашла более романтичной бумагу, в которую была завёрнута безделица: это был чек из знаменитого ювелирного антикварного магазина на Манхеттене, на котором стояла пометка "Оплачено". Как приятно получить подарок, который не придётся возвращать настоящему владельцу... Но, думаю, что больше всего меня растрогало то, что мой храбрый герой собственноручно сразился с Кларой.

Я засунула пакетик в карман.

- Пойдёмте.

Шмидт, видимо, почувствовал, что требуется ещё какая-то формальность. Он не мог решить куда обратить свой взор, чтобы отблагодарить отсутствующий предмет обожания. Покрутившись несколько раз, он остановился на окне. Подняв руку, торжественно демонстрируя уважение, он проговорил:

- Ave atque vale, [Будь здоров, прощай (лат)] сэр Джон. Память о твоей отваге будет вечно жить в наших сердцах...

- Больше похоже на погребальную проповедь, Шмидт, - сказала я.

Тони всё ещё пребывал в шекспировском настроении:

- Как насчёт "Когда нам вновь сойтись втроем?" [У. Шекспир. Макбет. 1 акт, 1 сцена. Пер. Лозинского] - саркастично предложил он.

Не думаю, что Шмидт узнал источник.

- Да-да, - воскликнул он. - Весьма к месту. А как там дальше?

И они пошли, а тем временем Тони цитировал: "В дождь, под молнию и гром? Как только отшумит резня..." [У. Шекспир. Макбет. 1 акт, 1 сцена. Пер. Лозинского]

Они оставили меня разбираться с переноской. Я подняла её и последовала за ними. Цитата подходила даже больше, чем думали Шмидт и Тони. Я выиграла эту битву, а Джон потерял что-то более важное для него, чем Троянское золото. Так ему и надо... Мне было любопытно, чем обернётся наш следующий раунд.