Хор Вирап
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Седьмая книга стихов, М.: Луч, 2011
|
***
Те, кого я застал на земле,
Вороных и немного мухортых,
Препогано держались в седле,
Но зато разбирались в махорках.
И вела их фабричная мгла
На промышленные водопои -
Не отмоешь тех дней добела,
Не поместишь на фотообои.
Повезло: уцелели не все -
Схоронились под прелой соломой,
Залегли в сероватом овсе
На задах институтской столовой.
Веет холодом от окна,
День июльский и сух, и ветрен.
Те, что были со мной тогда,
Были теми, в кого я верил.
***
Максиму Лаврентьеву
О, если бы мы были побожественней,
Чем эта вечно серая скотина,
Один бы накропал на День Восшествия,
Другой - как раз на Взятие Хотина.
Но как нам, не освоившим и азбуки
Столетья, где никто не окрыляем,
Носить на теле пиджаки и галстуки,
Нырять в огонь и плавать баттерфляем?
Какие оды мы с тобой писали бы,
Какую чушь пошлейшую несли бы,
Когда бы Музой не были осалены,
Когда бы уши не были ослины.
А так ты видишь - до поры до времени
Летят от нас по закоулкам клочья,
И мать ученья - только повторение
Нехитрых правил и законов волчьих.
***
Который день ты сам себе чужой,
В проулках рыщешь меж посольств и консульств,
Зависнув между телом и душой,
Выходишь в город, словно в дальний космос,
И видишь зомби, прущих в синема
Прогреть мозги - ну что ж, долби, сарраунд.
И им блеснет литая синева.
Устанет Пермь - пробудится Саратов.
И повторится прошлое, как встарь,
По списку - от футбола до хоккея:
Сервант, запотевающий хрусталь,
И жизнь, и смерть, и слёзы, и похмелье.
И ты пойдёшь меж консульств и посольств,
Глухих дворов, стоянок, барных стоек,
Безликим и лишённым всяких свойств,
Как ленинградский высохший дистрофик.
***
Если сразу обман мой нераскусим,
Даже тени наложены филигранно,
Расскажи мне про истинность русских зим
И про ливневый снег в уголке экрана,
И про тех, кто всю жизнь прохрипел в грязи,
А затем невозбранно и резистентно,
Полоумную Родину воскреси,
Заручившись поддержкою Президента.
А заплачу от снега её - утешь,
Ницшеанствуй, голубушка, и суфийствуй,
Ибо мне не впервой хоронить мятеж
В этой почве сопливисто-подзолистой.
Я согласен питаться её стыдом,
Плесневелыми плешинами проталин.
Расскажи мне, как ссученный мастодонт
Притворялся, что сущностен и брутален,
И с годами, под натиском ЕБИТДЫ,
Мудрецы удалились в самоизгнанье.
Расскажи, как мы ссучились - я и ты,
Расскажи мне про то, что так тщетно знаю, -
Про болотные хляби, где рыщет вепрь
И не ведает жалости, как ни всхлипни...
Если сразу заплачу, ты мне не верь.
Это ливневый снег на раскисшей глине.
памяти Валерия Прокошина, поэта
***
Если хочешь молчать, ни к чему засорять эфир
Между бамперов, крытых какой-то там дрянью зимней.
Имена твоих книг - словно клички оптовых фирм,
И не сделаться им ни умнее, ни прогрессивней,
- Позабористей бы, покромешнее, а внутри -
Лишь тоска по тому, что случиться с тобой могло бы,
Кроме снега, пикирующего на фонари,
На которые каждый по отрочеству ухлопал.
А намедни ты видел в метро самого Христа -
Долговязого, коротко стриженого бродягу,
И наружность его говорила - чего пристал?
Ты такой же, как все, - руки они не протянут.
Лучше, знаешь, молчи, - ни к чему твои словеса.
Лучше снег до утра, чем такие пустые траты.
Что нам клубы, где ты необдуманно зависал,
Что нам слякоть и боль твои, если не бе в них правды?
И глотаешь кадык, выправляя дорогу вплавь,
Ни фига не Роланд и даже еще не Хлодвиг,
И от славы твоей остающийся "лайф из лайф"
Попонятливей доблести и пострашней, чем подвиг.
***
Ни намека на избранное. Седьмая
Книга только что начата.
Прихожу домой, сапоги снимаю,
И не хочется делать мне ни черта,
Потому что сегодня, в начале марта,
На губах запекается снежный луч,
И владеет ими простая мантра:
Боже правый, как замысел твой живуч,
И ничто не вырвет его с корнями
Из оттаявшей почвы на корм скоту,
И меня, человека, убить склоняли
Этих солнц слепящую красоту,
Но прощенья за них я просить не стану,
Потому что сегодня, на полпути,
Поклоняясь былинке, цветку и стаду,
Становлюсь оторва и бомбардир,
Начинаю рваться к иным угодьям
Полоумных чудес твоих отхлебнуть.
Слышишь, Господи, слышишь, как мы уходим,
Обещая вернуться когда-нибудь?
***
Мы своё, приятель, отслужили -
Жизнь прошла как будто понарошку.
Что нам эти суши да сашими?
Выпьем и покурим на дорожку.
Постоим с тобою за ларьками,
Глядя в подступающую темень.
Выросли мы в поле сорняками,
Ветер нам свивал со стеблем стебель.
Иссекло мятущуюся душу,
Обратило в ломовую сволочь.
Намертво прилип к нам в эту стужу
Ледяной предмартовский всеобуч.
Постоим. Случайными словами
Разбавлять креплёное не станем.
Ни ментам, ни шлюхам не слукавим -
Вытянемся, как пред мирозданьем.
Что нам пойло, жгущее трахею,
Словно циркуль - бархат готовальни,
Если ни футболу, ни хоккею
Мы своих сердец не отдавали.
***
да мало ли тех, кто удачливей и смелее,
завидовать им с малолетства я не приучен.
достаточно тех, относительных изменений,
доверенных в этой стране голосам скрипучим,
достаточно тех, кто когда-то справляли тризну
по нам, убиенным в каком-то штабном квадрате.
восславим же прибыли эти процентов в триста,
протянем им руку и вновь назовём их "братья"...
они неповинны отныне в законах волчьих,
поскольку достаточно правил вполне овечьих.
напрасно над гнёздами крыльями бьём и квохчем,
срок давности вышел, а данности - бесконечен.
бери ж мою суть и развесь её на балконе,
распни мою память на том, что мы воздвигали,
когда к не рождённым приходит Оле-Лукойе
и зонт открывает над веками и веками.
****
вот уже темнеет без чего-то семь,
середина марта, солнце по утрам -
я ли снова школьник, полон мир друзей,
папину рубашку пьянице отдам?
но текут иные надо мною дни,
словно бы столетний сон среди пустынь.
Господи, помилуй, кому отмени,
разорви на клочья радужный пузырь.
гласность, перестройка, а потом провал.
помню, был патлатым, звался металлист,
жуткие стишонки по ночам кропал,
приближал по мере сил капитализм.
но пришли бандиты и сказали - оп,
это что за крендель в сени к нам летит?
никаких америк, никаких европ -
и пробили в рамку траурный петит.
и заснул я крепко, без передних ног,
снились мне шахтёры, шахтная руда,
а когда не в шутку, видно, занемог,
синий-синий иней лёг на провода.
синий-синий иней, синее ничто,
отпусти на волю, выпусти домой,
покажи дорогу - я пойду пешком,
лишь бы луч закатный таял надо мной.
не хочу в Россию, где поля мертвы,
хилые колосья - стебли пополам.
средь волхвяной чуди, лубяной мордвы
нет иной дороги, чем на Валаам.
ржавые буксиры, ветхие баржи,
до Курил камчатских пьянь да мордобой.
сам теперь не знаю, как я тут прожил,
не содрав со шкуры номер бортовой.
нет иного счастья, нет иной тоски,
чем проснуться в марте от степных лучей.
широка Россия - не видать ни зги.
были дни короче - не было ловчей.
побег (маленькая поэмка)
Помнишь ли внезапное раздолье,
Хруст земли - смещённый позвонок?
Мы с тобой бежали через поле,
Ящерки сверкали из-под ног.
А по полю били в три прихвата,
Щёки жгло, зашкаливало пульс.