Близнецы всегда и всё дружно делали вместе: ели, купались, гуляли, играли, сидели на горшках, спали.
Родители не одевали их в одинаковые одежды, потому что они не были одинаковы.
Зато всегда и всё было у них поровну: у Евы - мячик, и у Адама - мячик. У Евы - лопатка и ведерко, у Адама - ведерко и лопатка. Ей - мороженое, ему - столько же и того же самого.
Но праздничный стол накрывали, думая не о равенстве. Для праздника долго готовили угощение, обильно накрывали и украшали стол. В хрустальной вазе разложили фрукты. Там было все: мандарины, апельсины, яблоки, виноград, сливы...
Гости много времени провели за столом, разговаривая, кушая и смеясь.
А когда поднялись из-за стола, в хрустальной вазе осталось яблоко.
Войдя в пустую комнату, девочка увидела его - краснощекое яблоко с крепкими боками, в сиянии бликов от хрусталя, живое и полное радости. Последний радостный кусочек праздника.
Замерев от восторга, девочка любовалась им.
А потом тихо протянула руку и сказала:
- Ты не думай, я тебя есть не буду!
Взяла. Покатала в ладонях, понюхала. У яблока был восхитительный запах - аромат лета и солнца, луговых цветов и травы после дождя...
Улыбаясь, Ева перевернула яблоко кверху донцем и увидела красную холмистую впадинку с пыльным глазком.
- Пупок! - сказала она и засмеялась
Приложила яблоко к щеке, приласкалась к нему. Прошептала:
- Я. Тебя. Люблю... Я тебя нарисую... Можно?
Яблоко в ответ дышало теплом.
Неожиданный вопль раздался позади:
- Эй, пополам!.. - и вострые коричневые пальцы брата вцепились в яблоко.
На беззащитном восковом боку остался резаный полукруг - след от ногтя.
- Не трожь! Не надо! Оно - красивое!
Пыхтят, топчутся, выдирают друг у друга: братец с щербатой улыбкой, сестра - сосредоточенно.
Нежные яблочные бока трещат под напором страсти - местами тонкая кожица уже порвалась, и в надрывах полезло наружу белое сочное тело.
- Оставь, пусти! - визжит в ужасе Ева, - Ты сейчас всё испортишь!
- А ты подели! Надо поровну! - топает ногой принципиальный Адам.
- Я не хочу его есть. Я хочу нарисовать!
- А я хочу! И у тебя всё равно ничего не получится!
- Дурак! Скотина!
- Сама дура! Жадина! Говядина! Турецкий! Бара... бан! Кто... На нем! Играет...
Сестра сильно толкнула брата, оба упали, яблоко вырвалось из сцепленных рук, и, ударившись, покатилось с громким стуком по полу.
Болью отзываясь в груди Евы.
Опрометью метнулась она к несчастному яблоку - скорей поднять...
Но оно стало другим.
Безобразное, с коричневыми пятнами и вмятинами, в лохмотьях содранной кожуры.
Подобрав яблоко с пола, девочка в ужасе покрутила его в руках: нет, ни с одной стороны не осталось в нем того сияния жизни, совершенства и гармонии, которые так покорили ее. Повсюду - изъяны.
Осознав, что яблоко изуродовано, Ева заплакала.
Глядя на ее слезы, брат смягчился:
- Ну, ладно. Хочешь - рисуй его. А потом съедим вместе?
- Дурак! Что тут теперь рисовать?! - взвизгнула она.
Брат пожал плечами: он и раньше не понимал, что там рисовать. Подумаешь - яблоко!..
- Ну, давай тогда съедим... Поделим пополам и съедим.
Страшный черный гнев вспенился в сердце Евы, захлестнул, сдавил горло, и злобным шипением вырвался изо рта:
- Ну уж нет! Вот тебе!!!
И она швырнула яблоко через всю комнату прямо в Адама.
Предмет раздора сочно впечатался в лоб близнецу, создав там еще одно явное и неоспоримое различие с сестрой: здоровенную гулю над глазом.
Это было безумно больно: он завопил и ринулся к маме.
- Ненавижу тебя! - вдогонку крикнула Ева.
И не в силах удержать душившую ее злобу, подскочила к упавшему яблоку, принялась пинать и топтать его ногами, приговаривая:
- И тебе! И тебя! Ненавижу! Ненавижу!
Но, внезапно опомнившись, взвыла, словно раненый зверь, и упала на колени перед яблоком.
И замерла, зажав рот руками.
Яблоко источало теперь тонкий винный запах гниения.
Одна половина его, покрытая отвратительными коричневыми пятнами, хотя и потрескалась, все еще держала форму, другая - расплылась белой, быстро темнеющей кащицей. Впадинка была раздавлена, пыльный глазок отскочил.