Двое мужчин замыкали печальную процессию. Замедлив шаг, они отделились от остальных. Шли молча - ни один не решался заговорить первым. Наконец, тот, что был постарше, не выдержал:
- Не верится..., - мужчина вздохнул, - просто не верится, что это случилось с Олегом. Казалось, что он отошёл после смерти жены, казалось, что нам удалось его вытащить. И... пожалуйста! Прошёл ровно год. Я только сейчас об этом вспомнил, когда увидел дату на памятнике Ирины. Ведь ты был с ним. Что же там, всё-таки, произошло?
Второй вытащил сигарету, прикурил, глубоко затянулся. Он так и не поднял головы, даже не взглянул на собеседника. Понимал, что чувство вины пройдёт не скоро, а, может быть, не пройдёт никогда...
Что же там произошло?..
Михаил подвозил Олега с работы. Когда совпадали их дежурства, он всегда это делал, тем более, что жили они по соседству. И не только соседство их связывало, но и дружба. Пусть недолгая, но крепкая. Сначала они стали просто хорошими знакомыми, но после той страшной аварии, когда они вместе вытаскивали людей из искорёженных машин, когда именно он, Олег, интуитивно почуяв опасность, отшвырнул его от останков машины, которая в следующий миг превратилась в факел - их знакомство перешло на новый, более высокий уровень. Оба работали спасателями. Их жёны тоже нашли общий язык между собой - так что, дружили семьями. А потом случилось это несчастье. Тяжело заболела Ирина - жена Олега. И лишь после смерти врачам удалось поставить диагноз. Кому, как ни Михаилу было знать о глубоком чувстве своего друга. Олег боготворил Ирину. Её похороны он перенёс на уколах, какое-то время Михаилу казалось, что его друг что-то задумал, и ему нетрудно было догадаться - что именно. Поэтому, первое время Михаил постоянно контролировал Олега. На работе тот ещё отвлекался, правда, нарывался на риск, будто стремился оказать себе помощь - избавиться от боли. После сорока дней, Олег стал поспокойнее. Нет, прежним он так и не стал, но чувствовалось в нём какое-то смирение.
В тот день он подвозил его с работы...
- Тормози!
Михаил даже не спросил - в чём дело? Тело моментально отреагировало. Машина остановилась.
- Что случилось?
Олег ткнул пальцем в сторону находящейся впереди башни. Была она высокая - высотой, примерно, с пятиэтажку, площадка вокруг неё была забетонирована. До самого верха тянулась лестница из скоб, с двух сторон ограждённая перилами. Наверху башня имела утолщение, так что, на последнем рубеже, нужно было наклоняться над землёй, чтобы завершить восхождение. Внизу была дверь - вероятно, наверх существовал и другой путь, но дверь всегда была на замке. Олег же показывал пальцем не на башню. Он показывал на её верхушку. И Михаил тоже увидел это. Увидел, что на башне, на самом краю, стоит человек. Сомнений в его намерениях у них не возникло. Олег открыл дверь:
- Я попробую его остановить, а ты вызывай подмогу.
Михаил также выскочил из машины и стал по очереди набирать номера служб, не сводя взгляда с Олега. Он видел, как Олег стал карабкаться наверх. Подошёл ближе, тихо крикнул:
- Осторожнее!
Услышал в ответ:
- Нормально, лестница крепкая...
Но перевёл дыхание лишь тогда, когда Олег оказался на площадке. Видел, как тот задержался, прежде чем ступить на неё, понял, что друг ведёт переговоры с тем, кто неподвижно стоит на краю. Ведь было и так, что самоубийца делал шаг раньше, чем удавалось до него добраться.
Он увидел перед собой молодого человека. Почти мальчика.
"Всё понятно, - мелькнуло у Олега в голове, - либо несчастная любовь, либо конфликт с родителями, либо то и другое вместе".
Прежде чем окончательно подняться к нему, Олег помедлил. Тихо заговорил с парнем, пытаясь его успокоить. Юноша всё так же оставался неподвижен, и, лишь на его вопрос: "можно я поднимусь к тебе, и мы поговорим", - едва заметно кивнул головой. Олег облегчённо вздохнул и сделал последние шаги. Теперь он находился совсем недалеко от парня. По периметру башни шло невысокое ограждение, за которым был небольшой выступ. Юноша стоял как раз на нём, за ограждением.
- Ты можешь сделать шаг назад? Хочешь, я тебе помогу? Дай мне руку...
Парень обернулся. И только сейчас Олег увидел, как тот красив. И в этой красоте было что-то странное. Он впитывал его лицо, и, наконец, понял, что именно поразило его больше всего. Глаза. С большими чёрными зрачками. "Наркоман?" Это было хуже. Но взгляд этих глаз был ясным, а их выражение... Выражение его глаз также удивляло: в них было лёгкое презрение, насмешка, спокойствие - но никак не отчаяние или страх.
- Ты веришь в любовь?
Олег даже вздрогнул от неожиданности. Голос у самоубийцы был тихим, завораживающим. И ни взгляд, ни голос, ни даже этот вопрос - никак не соответствовали его юному виду.
- Верю. Но иногда мы принимаем за любовь совсем не то. Понимаешь? И лишь потом, когда встречаем настоящее чувство, начинаем понимать, что это такое.
- И ты смог это понять?
Незажившая, а лишь слегка затянувшаяся рана, вновь дала о себе знать. Как же он любил Ирину! Любил? Нет, любит. Не переставал любить. И, вряд ли когда-нибудь смирится с её потерей.
- Так почему ты думаешь, что у меня не настоящая? - юноша всё-таки сделал шаг назад, теперь он повернулся к Олегу и смотрел ему в глаза. Но при малейшем движении вновь шагнул к краю. Олег успокаивающе поднял руку и остался на месте. То, что парень пошёл на диалог - уже победа.
- Она умерла! Слышишь? - выдохнул юноша.
Олег не смог сдержать стон. Рана вновь открылась и кровоточила. И всё же он сказал:
- Я знаю, как это тяжело. Я тоже потерял... жену.
"Какие странные у него глаза... Неужели глаза способны менять цвет? Кажется до этого они были серыми, а сейчас... Голубые. Как у Ирины... Боже! О чём я думаю?.."
- Многие теряют жён, возлюбленных..., - голос юноши тоже изменился. Теперь он был таким мягким, почти женским..., - но не все клянутся уйти вслед. А я поклялся! Понимаешь? Я поклялся, что уйду за ней!
Олег схватился руками за голову. А разве он не клялся?
В памяти ясно всплыл тот день, когда он видел её последний раз, когда говорил с ней.
Это было год назад. Ровно год назад! Неужели он смог протянуть без неё целый год?
Она тяжело дышала, в глазах был ужас; Олег вновь, будто наяву, слышал её шёпот: "Я не хочу умирать... я боюсь..." Он держал её за руку и клялся, что ни на минуту не оставит её одну, что не переживёт, что уйдёт за ней...
- Ты говорил, что ни на минуту не оставишь меня, не переживёшь, что уйдёшь за мной!
Что это?! Этого не может быть! Олег видел, как меняются черты лица, это был уже не юноша - это была она. Ирина!
- Почему ты оставил меня? Мне было так страшно... В этой темноте... Я ждала тебя! Я и сейчас тебя жду!
- Ты?!.. Ты?.. Прости...
Михаил перевёл дыхание лишь тогда, когда Олег оказался на площадке.
Сколько они разговаривали там, наверху? Михаилу казалось, что время остановилось. Наконец, появилась пожарная машина, следом за ней - карета скорой помощи. Он отвлёкся лишь на миг. Бросился на дорогу, чтобы махнуть им рукой, и в этот момент... Звук был глухой, с каким-то хрустом. Михаил обернулся. На бетонной площадке лежал Олег...
Что было дальше? Он и сейчас не мог ясно вспомнить. Куда-то лез, кричал, его стаскивали...
- Вот что там случилось...
Михаил вытащил их пачки очередную сигарету:
- Никогда не прощу себе того, что не я полез наверх...
- Подожди! А того парня нашли? Почему ты ничего не сказал об этом?! Ведь, вполне вероятно, что это он столкнул Олега!
Михаил впервые поднял голову и посмотрел на собеседника:
- Ты не поверишь. Но... никакого парня наверху не было! Точнее, он был. Я ведь сам видел его. Но он исчез! Я ведь и лез наверх, чтобы добраться до этого гада! И не понимал, почему меня успокаивают, почему говорят, что это шок. Почему говорят, что никого там нет! Пойми, путь оттуда был только один - вот по этим скобам. Я обежал всю площадку. Если он и мог уйти, то только последовав за Олегом - бросится вниз. Но ни наверху, ни внизу его не было! Я всё-таки настоял, чтобы площадку проверили. У меня была надежда, что тот просто лёг, и поэтому его не видно...
Михаил махнул рукой и заспешил к выходу. У ворот он увидел женскую фигурку. Его жена задержалась, не пошла вместе со всеми к автобусу. Она ждала его. Сразу же взяла под руку. Глаза были заплаканы.
- Если бы Ирина была жива, - прошептала она, - она бы не пережила этого... Я тоже не переживу... если с тобой что-то случится. Не переживу... клянусь тебе...
История вторая
Следы
- Почему ты торопишься? Свет уходит?
Я видел, что Лари стал торопиться. Ловкими, выверенными движениями, он наносил краску на холст. Я встал и подошёл к нему. В который раз подумал о том, что его родителям нужно было отдать его в детстве в художественную школу, а не на гимнастику, которую, впрочем, он бросил, прозанимавшись три года. У него явный талант к живописи. Но, может быть, это и лучше, что он не учился. Я знаю людей, которые виртуозно играют на музыкальных инструментах, окончив школу, но ничего не могут создать сами. Даже не надо далеко ходить - я из их числа.
Мы были на берегу небольшого озерца. Глядя на этюд и на "позирующую" природу я находил почти фотографическое сходство. Озеро было усеяно островками кувшинок, лишь у противоположного берега вода была чистой - в ней отражались деревья. Только одно место на картине привлекло моё внимание. Один островок из листьев кувшинок немного выделялся, тот островок, который был к нам ближе всех. Под листьями, как мне показалось, Лари слишком сгустил тени, но взглянув на оригинал, я увидел, что и тут всё точно.
Мой друг нанёс последние штрихи и стал убирать краски.
Дома он, по обыкновению, поставил картину на журнальный столик в большой комнате. Краски ещё не высохли. Лёгкий запах, распространившийся по комнате, чем-то напоминал музейный.
В тот день мы гуляли допоздна. Утром не надо было никуда вставать, выходной, а погода была чудесная. Дневная жара спала, воздух приобрёл запахи, которые целый день заглушал зной. Спать не хотелось. Мы устроились с ноутбуком в спальне, в полной темноте, решив, что именно это, как нельзя лучше, способствует вдохновению. Но в голову не приходили никакие идеи.
- Почему так тихо? - спросил Лари.
Он был прав. После этих его слов, я и сам заметил эту странность. Бросив взгляд на электронные часы, увидел, что время без минуты двенадцать. Конечно, пластик заглушает звуки, но окно было приоткрыто, к тому же, даже когда оно закрыто, всё равно мир наполнен какими-то звуками. Тот же лифт, голоса на лестнице, а при открытом окне - шум машин, несмотря на то, что окна не выходят на дорогу. Но кто-то подъезжает к дому... Да мало ли какими звуками наполнен город даже ночью. А сейчас была просто гнетущая тишина. Ни звука. И только я об этом подумал, как эту тишину нарушили... шаги!
Мы оба их ясно услышали. Не где-нибудь, а в большой комнате! У нас в квартире! Лари вцепился мне в руку:
- Слышишь? - произнёс он одними губами.
Он не спросил - что это? Потому что ни я, ни он сам не смогли бы ответить на этот вопрос. Это были странные, пугающие шаги. Будто шаркающие и... хлюпающие. Такой звук может издавать человек, на ногах которого, полные воды, ботинки или идущий по мокрой почве. Шаги были очень медленные, но они становились всё ближе, а значит, были слышны всё явственнее.
По спине у меня пополз неприятный холодок страха. И было от чего. Нам это не казалось! Мы слышали это оба. Я почувствовал, как похолодели пальцы Лари на моей руке. Хотел протянуть руку и включить ночник, но сразу же отбросил эту мысль - свет сразу будет виден из-под двери. Но дверь в спальню не закрыта, в ней нет никакого замка. Зачем он, если кроме нас никто в квартире не живёт? Мысль же о том, что кто-то вот-вот приблизится к нашей двери и откроет её, доводила до ужаса. Под рукой ничего не было, кроме ноутбука.
Я лихорадочно пытался найти ответ - кто это может быть? Что это может быть? Это не могло слышаться сверху, это было в нашей квартире! В этом сомнения не было.
- Не помнишь, у нас был закрыт балкон? - я даже не шептал, просто шевелил губами ему в ухо.
Лари точно так же прошептал:
- Закрыт. Если только форточка... Не помню...
Седьмой этаж... но кто знает? Не хотелось думать о том, что в этой квартире умер мой дед... Но сейчас я был бы рад даже любому призраку.
Шаги приблизились к двери, которая вела из большой комнаты в коридор. А потом... Этот неприятный, хлюпающий звук раздался в коридоре... Ещё несколько шагов, и ЭТО приблизится к нашей двери... И когда она распахнётся - кто или что будет за ней? В этой темноте...
Потом мы услышали, что шаги направились к выходу. Ждали, что сейчас откроется входная дверь, но шаги просто затихли. Минута тишины показалась нам вечностью. И вдруг... вернулись звуки! Проехала машина, кто-то громко засмеялся на улице, этажом ниже хлопнула дверь лифта... Но мы продолжали сидеть, не шевелясь, даже боясь перевести дыхание. И, всё-таки, вечно так сидеть мы не могли.
Надо было всё выяснить. Хотя я был почему-то уверен, что в коридоре уже никого нет.
Я включил ночник - Лари не успел задержать мою руку. Теперь подойти к двери, прислушаться ещё раз и открыть её. У двери мы оказались вместе. Конечно же, он сразу присоединился ко мне. За дверью всё было тихо. Наш слух был так обострён, что мы даже услышали, как далеко внизу хлопнула дверь, и кто-то стал спускаться по лестнице.
Я открыл дверь. Коридор был пуст. Но света ночника было недостаточно, и я включил люстру. Ничего не изменилось. Пусто. Входная дверь закрыта на все замки. Мы вышли из спальни, и Лари включил свет в коридоре. Несмотря на эти наши действия, мы всё ещё не отошли от страха - двигались бесшумно и молча. Дверь в большую комнату была закрыта. Впрочем, мы не слышали, что её открывали. Но шаги сначала звучали в ней, а потом в коридоре! И это было абсолютно точно.
Я распахнул дверь, включил все лампы. Пусто! К тому же окно было едва приоткрыто. И тут я услышал, как Лари ахнул. Я посмотрел на него. В его глазах был ужас, он лишь тихо прошептал:
- Смотри...
Тут только я посмотрел на пол. По всей комнате, от журнального столика, по паласу тянулись следы. Мокрые следы. Палас был светлый, и следы отчётливо были видны. От них даже были брызги. Мне даже почудился, а, может быть, и не почудился, запах тины, чего-то мокрого и затхлого. Эти же следы были и в коридоре. Не понимаю, как мы не увидели их прежде. Видно потому, что осматривали не пол, а сам коридор.
- Что это, Женька?..
Тот же вопрос я мог задать и ему.
Лари осторожно, как по минному полю, пошёл к столику, зачем-то взял в руки картину. Я же продолжал рассматривать эти следы. Как вдруг...
- Иди сюда! Скорее!
Я подлетел к нему.
- Видишь? - Лари ткнул пальцем в тот островок кувшинок, который мне показался странным.
- Вижу, - сказал я, - тут вода темнее.
- Да, нет же! Смотри! - он вновь поставил картину на столик, отступал на шаг. - Присмотрись. Там... под листьями. Видишь?
О, боги! Не может быть! Теперь и я увидел то, что видел он. Эта тень была ничем иным, как силуэтом человека. Тёмным силуэтом - там, под водой. Мне даже показалось, что один лист - никакой не лист. Это больше похоже на тёмный кусочек материи, всплывший на поверхность. Тело? Утопленник? Нет, это невозможно! И эти следы на полу... Но этого не может быть!
Но это было...
- Это невозможно, - вырвалось у меня.
- Невозможно? - переспросил он. - А это ты как объяснишь?
В том-то всё и дело, что объяснить это тоже было невозможно, как и поверить в произошедшее. Если бы я был один, то подумал бы, что сошёл с ума. Но нас было двое. И оба мы видели одно и то же.
Лари схватил картину, сложил её пополам, потом ещё раз. Я даже не успел ему помешать. Потом устремился к входной двери. Я за ним.
Мы выбросили картину в мусоропровод. Ещё одной такой ночи мы не выдержим. Когда вошли в квартиру, то оба надеялись, что следы исчезли, что это было просто наваждением, галлюцинацией, чем угодно! Но следы были на своём месте.
Лари пошёл за тряпкой и стал вытирать пол в коридоре. А вот в комнате их придётся убирать Ванишем.
Страх исчез. Вместо него почему-то появилась грусть. Мы поняли, что тот, кто приходил, не желал нам зла, не причинил бы его. И прав был Лари, когда тихо сказал:
- Он ждёт нашей помощи. И его ведь тоже кто-то ждёт. И ищет... Заведи часы, завтра с утра пойдём на то место...
В девять утра в лесопарке было почти пусто. Пару раз нам встретились бегуны. Лишь когда мы подошли к первому озеру, увидели на берегу фанатов загара, которые улеглись на солнечной стороне. Впрочем, солнце уже начинало припекать. День обещал быть таким же жарким, как и вчера, как и всю неделю.
Проходя мимо лодочной станции, мы увидели замок.
Чем дальше мы шли, тем меньше было народа. Если учесть, что его и до этого было немного. В выходные все уезжают на дачи. Это мы пока вынуждены торчать в городе из-за учёбы.
Подходя к вчерашнему озерцу, мы невольно замедлили шаг. В душе у меня вновь возник холодок, несмотря на то, что ярко светило солнце. Но идти надо. Иначе не будет покоя и нам.
Вот и то место, где Лари вчера рисовал. Мы всматривались в воду. Да, в объятиях длинных стеблей что-то лежало. Но с этого места было плохо видно. Мешали блики на воде.
- Пойдём на мостик, - сказал я.
Расстояние от того места, где стояли мы, до островка кувшинок было почти таким же, как от мостика до того же островка.
И вот с мостика мы и увидели его. Увидели чётко! Там, под водой, действительно было чьё-то тело. Вероятно, стебли не давали ему всплыть на поверхность. Я даже различил белое пятно. И не хотелось думать, что это лицо, и ещё больше не хотелось думать - как это лицо выглядит.
Нам удалось найти людей. Привести. Потом мы звонили. Приехала милиция...
Конечно же, нам пришлось ответить на вопросы. Мы нарочно оделись в спортивные костюмы. Сказали, что совершали пробежку, потом остановились на мостике передохнуть и увидели тело...
Домой мы возвращались со странными чувствами. Но среди этих чувств не было ничего давящего, неприятного. Было какое-то удовлетворение, и ещё, осознание того, что нам дано было заглянуть за грань привычного и осязаемого мира.
История третья
Встреча
"Только, чтобы сразу вернулся домой!"
Вадим вспомнил слова матери. Но кто же знал, что покупатель не станет возвращаться в город, а поедет дальше, чтобы навестить своих родственников? Хорошо ещё, что он догадался выяснить расписание электричек. До города ехать три часа, сегодня суббота, значит, выходной, и, мало того, что некоторые электропоезда отменены, так ещё и на этой станции не все останавливаются. По всему получалось, что уехать он сможет не раньше семи. До станции же тащиться почти два километра: сначала деревней, потом пересечь поле, далее - краем леса, по другую сторону которого располагалось старое кладбище, и, лишь, обогнув его, выйдешь на шоссе, которое приведёт к станции. Он вспомнил, как с ребятами они прятались на этом кладбище, чтобы пугать девчонок, возвращающихся из клуба при санатории. Станция до сих пор так и называется "Санаторий", но уже года два, как он закрыт, поэтому большинство электричек пролетает эту станцию, не останавливаясь.
"Странно, - подумал Вадим, - куда все подевались? Тоже, что ли, разъехались кто куда?" Улица была совершенно пуста.
Вадим вошёл в дом, который теперь казался чужим и уснувшим.
Два года назад он с родителями переехал в город и с тех пор ни разу сюда не возвращался. Родители иногда приезжали: сначала часто, потом всё реже, пока не договорились с соседкой - бабой Маней, чтобы та присматривала за садом и, по возможности, за домом.
Он поднялся на второй этаж, в свою комнату. В душе ничего не шевельнулось, хотелось уйти и скоротать время где-нибудь в другом месте. Пахло пылью и солнцем. Машинально Вадим снял с полки книгу. Учебник. Пролистал. Из него выпала фотография. Ленка. Вадим улыбнулся. Его первая и, вероятно, до сегодняшнего дня, единственная любовь. В городе он встречался с девушками, но ни одна не вызывала тех чувств, которые он испытал здесь. Но эти чувства забылись так же, как и этот дом, и жизнь в этом доме. А сколько было слёз и просьб, когда она узнала, что они переезжают. Он же был спокоен, но не показывал этого. С той самой минуты, как он узнал о переезде, Вадим жил будущим. Конечно же, тоже клялся, что сразу позвонит, что будет приезжать. Но ни разу не позвонил и не приехал... Зачем? Что бы это изменило? Мотаться туда-сюда, убивая выходные в дороге?
"Интересно, она здесь? Или тоже куда-нибудь уехала?" Лена училась хорошо, вряд ли осталась в деревне по окончанию школы. "Если меня кто-нибудь видел, и она ещё здесь, то обязательно доложат". Перспектива встретиться с ней ему не казалась заманчивой. Смотреть в глаза, ощущать чувство вины, может быть, выслушивать упрёки... "Нет, - решил он, - посижу лучше в доме, не пойду светиться".
Прилёг на диван. Звенящая тишина, жужжащая муха, свежий воздух заставили его сначала зевнуть, а потом закрыть глаза...
Проснулся он от того, что стало прохладно. Открыл глаза и в ужасе вскочил. Темно! Если бы не лунная дорожка на полу, то он подумал бы, что ослеп. Электричества в доме не было. На счастье - лишь начало июля, не было ещё той одуряющей темноты, которую он помнил, к тому же комнату неплохо освещала луна. Глаза привыкли к этому сумраку. Но какая же тишина! И сколько же сейчас времени? Сколько бы не было - сегодня он уже не уедет. Теперь только утром. И что теперь делать? Спать не хотелось. Выспался! Хотелось пить, хорошо, что в рюкзаке у него есть и вода, и бутерброды, которые, вероятно, уже превратились ни во что на этой жаре.
Он прислушался. Тишина была кажущейся. Дом был наполнен звуками. Вот что-то треснуло, потом послышался тихий скрип, что-то заскреблось по стеклу... Ветка. Всем звукам можно было найти объяснения, но Вадим почувствовал, что ему становится страшно. Он отвык и от темноты, и от тишины. К тому же в голове мелькнула мысль - закрыл ли он входную дверь? Он хотел уже выйти из комнаты, чтобы спуститься на первый этаж и проверить, и прирос к месту. Слух резанул протяжный вой собаки. Вадим вздрогнул. Потом к ней присоединилась другая. Вадим почувствовал, как внутри всё похолодело. Вновь всё стихло. Он осторожно перевёл дыхание, и в этот момент явственно услышал, как внизу скрипнула входная дверь.
"Не закрыл!"
Сомнения не было - кто-то вошёл в дом.
Послышались шаги - тихие, будто крадущиеся. Кто-то подошёл к лестнице и теперь шёл наверх. К нему. По мере их приближения, Вадим отступал от двери. Шаги стихли у самой двери... Секунда показалась вечностью. Сердце бешено колотилось. Дверь распахнулась, и на пороге, вся залитая лунным светом, появилась девушка. Высокая, стройная, в белом платьице.
"Лена?!" - его удивление боролось со страхом и, наконец-то, его победило.
- Лена? Это ты? - хотя он прекрасно видел, что это она. Забытое чувство дало знать о себе. Как он забыл, что она так красива? Нисколько не изменилась!
- Я..., - произнесла она чуть слышно. "Значит, всё-таки кто-то донёс, что я приехал", - усмехнулся про себя Вадим. Ему было неловко, он не знал, с чего начать разговор. Казалось, что её огромные глаза смотрят с упрёком, прямо в душу. И у неё были все основания смотреть на него так, если не хуже.
- Мне хотелось тебя увидеть...
- Понимаешь...
- Молчи..., - она бесшумно приблизилась к нему, - не нужно ничего говорить.
- Я хотел пойти к тебе, - соврал он, поняв, что надо говорить сейчас именно то, что как-то смягчит её обиду, - но устал в дороге и уснул.
- Ты надолго? - она как-то странно смотрела на него. А, может быть, не странно. А странны были её глаза, тёмные, почти чёрные, какие-то пугающие. "Это всё потому, что темно", - успокоил себя Вадим. Он помнил, что глаза у неё серо-голубые с чёрточками, будто лепестками.
- Пока останусь, - соврал он. И попытался перевести разговор в другое русло:
- Тебе сказали, что я приехал? Как ты узнала? И почему не пришла раньше?
- Да... сказали..., - прошептала она. Но как-то неуверенно, - а поздно, потому что меня не отпустили бы к тебе. Родители. Они на тебя в обиде. Как и я. Но, видишь, пришла.
"Всё понятно", - Вадим вспомнил её родителей. Строгие, принципиальные. Конечно же, они ей сказали - не смей идти, унижаться, вспомни, что он тебе даже ни разу не позвонил.
Она была теперь совсем близко. Он её взгляда кружилась голова. Не хотелось уже ни о чём думать. Её руки обвили его шею, он вздрогнул, почувствовав, как они холодны. Этот холод, казалось, проник до сердца. Почувствовал прикосновение её губ на своих губах, такое же холодное, как и прикосновение рук, но этот холод ощущался внутри уже чем-то горячим. Так бывает, когда лёд обжигает. Да и думать он ничего не мог - в голове всё плыло, кружилось, по телу расползалась сладкая истома, неведомое наслаждение...
Он с трудом разлепил глаза. И, сразу же, зажмурился от яркого света.
Пытался вспомнить - что же было ночью? Но всё произошедшее казалось сном, который унёс с собой все видения, оставив только ощущения - волнующие, тревожные. Он лежал на диване, одетый, хотя смутно помнил о... бурной ночи? В памяти только всплыли её слова: "Завтра приду".
Вадим попытался подняться, но не смог. Сначала подумал, что тело просто затекло, но нет. Это была слабость. Казалось, что все силы просто выпиты кем-то без остатка.
Голова кружилась, при попытке сесть в ушах возник звон, перед глазами поплыли разноцветные круги. К тому же, страшно хотелось пить. Он вспомнил, что со вчерашнего утра ничего не ел и успокоил себя тем, что это состояние вызвано голодом. Хотя есть ему как раз не хотелось. На его счастье, рюкзак стоял рядом с диваном. С трудом протянув руку, он вынул бутылку Святого источника. От усилий на лбу выступил пот. Вода была тёплая, но он с наслаждением сделал несколько больших глотков. Стало чуть легче. Подтянув к себе рюкзак, достал, завёрнутые в фольгу, бутерброды с сыром и подтаявший шоколад. Решив, что сыром не отравишься, заставил себя немного поесть. Потом снова выпил воды. Состояние заметно улучшилось. Страх, который был вызван этой странной слабостью, отступил. Теперь надо подумать, что делать. Ему хотелось немедленно оказаться дома. Но для этого нужно идти на станцию. Уехать? И снова обмануть? Вспомнив ночь, Вадим почувствовал, так же, желание остаться. Ещё на день. Уехать можно и завтра. Ведь они даже не поговорили. Вдруг она приехала к родителям на каникулы, а учится в городе? Сейчас ему очень хотелось, чтобы это было, действительно, так. Они могли бы встречаться, ведь лучше её он ещё никого не встречал. А, если нет, то можно уговорить её приехать, поступить в их институт. Многие однокурсники жили в общаге, и ничего. Он даже не думал, что эта встреча так на него подействует. Решив остаться, он испытал облегчение. Понимал, что если уедет, то на этот раз от совести так просто уйти не удастся. Но, раз он решил задержаться ещё на день, то надо, хотя бы, добраться до колонки, принести воды, умыться. Сходить в магазин, что-нибудь купить... Он достал телефон, посмотрел - который час, и ахнул. Только теперь он понял, почему солнце светило в глаза. Да, просто потому, что оно уже клонилось к закату!
Колонка была почти напротив дома. На улице было жарко, душно, и Вадим умылся прямо на месте. Это взбодрило его ещё больше, и он направился к магазину.
В маленьком магазинчике работала незнакомая продавщица - это был второй, после Елены, человек, которого он встретил. Конечно, можно было пройтись по соседям, заглянуть к друзьям - вдруг кто-то по-прежнему здесь живёт? Но, зная нравы деревенских жителей, Вадим понимал, что тогда ему придётся задержаться у кого-то в гостях надолго, пока он не даст полный отчёт о двух годах, проведённых за пределами деревни. Отложив деньги на обратную дорогу, он купил кое-что из продуктов и двинулся назад, теперь уже сам остерегаясь кому-то попадаться на глаза. Но и на обратном пути его сопровождала полная тишина, нарушаемая лишь стрёкотом кузнечиков и жужжанием ленивых шмелей.
Вернувшись в дом, он немного перекусил, сожалея о том, что нельзя приготовить кофе, и вышел на крыльцо. Солнце уже почти скрылось за верхушками деревьев. В доме он нашёл свечи, в магазине купил конфеты и решил устроить ей небольшой романтик. Но, в доме ждать Елену он не стал. Лучше он подождёт её в саду. Сидеть одному в пустом доме не хотелось.
Незаметно темнело.
Неожиданно, за забором, он увидел чью-то фигуру. Неужели баба Маня? Раньше, чем он успел подумать, что любопытная старушка может потом шпионить и всё доложить родителям Лены, он бросился к забору и позвал:
- Баба Мань!
К его удивлению старушка ахнула, закрестилась и поспешила к дому. Вероятно, он напугал её. Вадим крикнул вслед:
- Да, это я, Вадим!
Баба Маня остановилась, будто в раздумье, потом бочком, постоянно оглядываясь, подошла к забору с другой стороны и быстро зашептала:
- Ты что тут делаешь? Быстро езжай отседова!
Вадим удивлённо смотрел на неё. Видя, что он продолжает оставаться на месте, баба Маня вновь, с ещё большим жаром, зашептала:
- Мало нам всем было беды, так нет! Ещё и ты появился! - И неожиданно пробормотала что-то странное. - Хотя, кто знает, может быть, ты-то ей и нужен...
- Да ты о чём, баб Мань? Кому ей-то?..
- Кому, кому, - вздохнула старушка и снова перекрестилась, - да Ленке твоей - вот кому!
Вадим усмехнулся про себя: "Значит, даже она не видела".
- Погубил ты девку-то, - покачала головой старушка.
- Как это... погубил? - Вадим удивлённо посмотрел на неё, но в душе пробежал какой-то холодок.
- Так ты, что? Не знаешь, что ли? - ахнула баба Маня. - И родители тебе ничего не сказали? Ленка-то твоя, поди уж полтора года прошло, как руки на себя наложила. Ждала-ждала, а потом напилась чего-то, да ещё и по рукам полосонула, чтобы, значит, наверняка. Родители её шибко убивались. Хоронили в беленьком, как невесту, да только отпевать батюшка не стал. Ведь это смертный грех! - И снова наложила крест.
Вадим стоял, как громом поражённый. В памяти сразу всплыли: вой собак, холодные объятия, эта странная слабость... "В беленьком, как невесту..." Ну, да, на ней и было белое платье...
- Да, езжай же ты! - в сердцах бросила баба Маня. - Чего ждёшь-то! Ведь не выпустит, раз сам к ней в руки идёшь. Мы же её частенько тут видим. Как луна полная, так и идёт к вашему дому... И...
Но Вадим уже не слышал, что ещё говорила старуха. Он бросился в дом, схватил рюкзак, никак не мог вспомнить - куда положил ключи от дома и, не найдя, махнул рукой и бросился прочь.
Небо на закате было ещё светлым, но на востоке уже загорались бледные звёзды, и выплывала большая, красноватая луна.
Обогнув последний дом, Вадим побежал через поле. Он гнал от себя мысль, что впереди его поджидает путь мимо кладбища.
Добежав до него, он остановился. Было сильное искушение бежать назад, стучаться в дом к бабе Мани и проситься переночевать у неё. Он проклинал себя за то, что эта мысль не пришла ему в голову раньше. Но, пустила бы она его, если так настойчиво заставляла уезжать немедленно?
Собрав все силы, Вадим бросился вперёд. Главное, добежать до шоссе, а там, может быть, ездят машины. До станции оттуда совсем близко...
Вот кладбище уже почти позади. Он на миг остановился, чтобы перевести дыхание. Внезапно, в спину ударил хриплый, протяжный вой. Сердце замерло. Обернувшись, Вадим увидел бродячего, лохматого пса, который сидел у ограды, и выл, опустив морду к земле.
Вадим побежал, решив больше не останавливаться и не поворачиваться, но, пробежав совсем немного, не сдержался и обернулся. В лунном свете, неподалёку от того места, где сидел пёс, появилась женская фигура. Ужас сдавил горло, открытый рот не издал ни звука - ужасу не было выхода.
И тут... как последняя надежда на спасение, мозг пронзила мысль. Церковь! Ведь, вот же она! На другой стороне дороги! Из книг или из фильмов пришло знание о том, что там освящённая земля, а, значит, она не сможет тронуть его. На дверях церкви, конечно же, висел замок, но это было не важно.
Вадим перелез через ограду и бросился к церкви. Рядом с ней находилось всего несколько могил, вероятно, в них были захоронены служители храма. В любом случае, земля здесь была освящена. Без сил опустившись на мраморный цоколь одной из могил, Вадим прижался горячим лбом к холодному кресту. "Как в "Вие", - мелькнула в голове глупая мысль. Он вспомнил, как смеялся, когда Хома таращил глаза внутри круга, за которым внезапно появилась Панночка. Он поднял голову и... его "панночка" стояла за оградой! Чуть-чуть успокоившееся сердце снова выдало барабанную дробь.
- Вадим..., - донесся до него шелестящий голос, - ты опять обманул меня...
Елена протянула к нему руки, задела ограду и с криком отпрянула.
Вадим перевёл дух. Действует! Что ж, пусть он будет сидеть тут до утра, но он не сдвинется с этого места.
Она не уходила, молча смотрела на него, а потом вновь заговорила:
- Вспомни... ты всегда защищал меня, помнишь? Помнишь, как в лесу мы дали клятву - никогда не расставаться. Что я тебе сделала, Вадим?..
Да. Он вспоминал. Вспоминал их первый поцелуй, о котором не сказал никому. Все ребята хвалились своими победами, а он берёг свои чувства от всех... Он вспоминал девушек, с которыми встречался. Все они были капризны, эгоистичны, не дорожили отношениями... И он понимал, что там, за оградой, стоит, может быть, единственная его судьба. Будет ли ему когда-нибудь дана новая? Равноценная той, которая умерла...
Почувствовал слёзы на глазах, страх уступил место жалости.... Подошёл к ограде, положив на неё руки, прошептал:
- Прости... Я думал, что ничего не получится, надо было учиться... Родители бы не дали нам жить вместе. Но этого я не хотел. Я не знал, что так будет. Не думал...
Почувствовал, как на его руки легли её - холодные, как лёд. Но страха не было. Как и не было решимости взглянуть ей в глаза - не потому что было страшно, а потому что не мог.
Потом почувствовал, как холодная тяжесть исчезла с его рук. Подняв голову, Вадим увидел, что за оградой никого нет. Она исчезла.
Вадим перелез через ограду, посмотрел в обе стороны, даже тихо позвал её, но дорога по-прежнему была пуста. Издалека донёсся шум приближающейся электрички. Вадим побежал к станции.
Правда, на ходу он ещё раз обернулся, но дорога по-прежнему была пуста.
Всю дорогу он думал о ней. Понимал, что уже прежним ему не быть, понимал, что ничего нельзя вернуть, и пытался понять - как же нужно было любить, чтобы, вот так, отпустить его...
История четвёртая
Лицо
- Внимание! Со второго пути отправляется поезд...
Вагон дёрнулся одновременно с выдохом Антона. Он никак не мог понять своего настроения. Ведь всё хорошо. Сколько раз он хотел съездить в родной город, но постоянно что-то мешало. И тут подвернулась эта командировка. Антон дополнительно взял неделю отпуска, чтобы, завершив дела, немного отдохнуть, встретиться с друзьями, походить, по знакомым с детства, местам. Но на вокзале на него неожиданно напала странная тоска, которая и сейчас своими серыми ручонками трепала ту область, которую называют душой.
Поезд осторожно набирал ход, Антон встал и, покинув купе, вышел в тамбур. Прикурив, встал у окна. Смотреть пока было не на что.
Антон любил поезда, любил этот особенный запах, который пах дорогой, свободой, романтикой. Единственной проблемой было то, что в поезде он не мог спать. Впрочем, тем, кто заваливался на полку едва ли не сразу после отправления поезда и лежал на ней всю дорогу, он не завидовал. Ничего страшного, что не поспит, а лишь подремлет под стук колёс и покачивание вагона - он хорошо отоспался перед отъездом. Ехать двенадцать часов. Жаль, что билеты он смог достать только на ночной поезд. Но сейчас июнь, так что успеет наглядеться в окно.
"Странно, - мелькнула в голове мысль, - вагон почти пустой". Обычно, в сезон отпусков, на поезда этого направления билеты достать сложно, и они все забиты под завязку, а тут, мало того, что он оказался один в купе, так ещё и в других были свободные места. Но это было даже лучше - неизвестно ещё, какие бы попались попутчики.
Докурив сигарету, вернулся в купе. Его место было против движения проезда, но так как никто к нему так и не присоединился, Антон занял противоположную полку. Вот теперь можно уставиться в окно и бездумно смотреть на пробегающий мимо мир.
После дневной жары в вагоне было душно, поэтому окно было открыто, но по мере того, как опускалась темнота, становилось всё прохладнее. Антон решил, что пора закрыть окно. Не тут-то было! Все попытки прекратить это вентилирование не увенчались успехом.
Проводники уже погасили свет, в купе стало темно, прохладно и неуютно. Тишина нарушалась лишь постукиванием колёс. И в груди Антона вновь шевельнулась, ушедшая было, тоска. Даже не тоска, а что-то более тяжёлое, незнакомое. То ли от этого чувства, то ли от того, что в вагоне, действительно стало холодно, тело пронизала дрожь.
Антон достал из сумки свитер и натянул на себя. Выныривая из него, он глянул в окно и окаменел от ужаса и неожиданности. За стеклом он увидел бледное лицо, с жутким оскалом, выражающим предсмертную муку. Глазные впадины были черны, казались пустыми, но, не видя глаз, Антон почти физически ощутил их прожигающий взгляд. С каждой секундой в нём что-то нарастало изнутри, ища выхода. Наконец рот его открылся, и из горла вырвался на свободу крик. Он был короткий, но привёл его в чувства - их хватило на то, чтобы вскочить, броситься к двери и пулей вылететь в коридор.
Непроизвольно схватился рукой за сердце, пытаясь унять его биение, от которого кровь пульсировала в глазах. Что это было? Кто это? Он мог поклясться, что это не галлюцинация, не какой-то эффект, не отражение его лица. Он видел это ясно, он чувствовал этот страшный взгляд! Ощущал его кожей. И этот оскал... Даже сейчас ужасное видение стояло у него перед глазами.
Вцепившись руками в поручень, Антон не в силах был сделать шаг. Незакрытая дверь купе ритмично постукивала в такт колёс.
Вдруг в конце вагона промелькнула полоска света, которая тут же исчезла, и в темноте что-то шевельнулось. Показалось, что это шевелится сама темнота. Но, вот от неё отделилась какая-то часть, и, теперь Антон ясно различил высокую, худую фигуру.
Прилипнув к полу, Антон с ужасом смотрел на неё, увидел, как она медленно двинулась по коридору, вновь коротко вскрикнул и бросился назад в купе. Влетев в купе, закрыл дверь и, только тут, пожалел о том, что не догадался бежать в другой вагон.
За дверью он явственно слышал приближающиеся шаги...
Вот они остановились, и, в следующий миг раздался стук. Всё, что мог сделать Антон, это отступить от двери. За спиной был столик, в который он упёрся, а за ним... Никакая сила не заставила бы его обернуться, чтобы вновь встретиться глазами с тем, кто, может быть, и сейчас находится за окном.
Стук повторился, и вслед ему раздался голос:
- Откройте дверь! У вас всё в порядке?
Никогда ещё Антон не испытывал такого облегчения. Руки плохо слушались, но ему всё-таки удалось открыть замок и распахнуть дверь.
За дверью стоял проводник. Антон посторонился, но скорее он это сделал намеренно, чтобы заставить этим движением его войти.
- Что случилось? Это вы кричали?
Повернувшись к нему, Антон оказался лицом к окну. На миг ему показалось, что за стеклом вновь мелькнул этот кошмарный образ. Открыв рот, он вытянул руку в направлении окна:
- Видите? - выдохнул он.
Проводник обернулся к окну:
- Что?..
За стеклом было пусто.
- Окно..., - через силу пробормотал Антон, - окно... я не смог его закрыть.
Проводник странно посмотрел на него. "Пусть, - подумал Антон, - пусть считает меня за сумасшедшего, только мне надо его задержать".
