После той ночи Сабина окончательно слегает. Сознание возвращается к ней только в короткие вспышки просветления, которые быстро сменяются очередным горячечным омутом. Глаза кажутся раскаленными добела, мучительно выжигая голову изнутри. Нездоровый разум рождает кошмары, в которые девушка погружается как в кислотную трясину, разъедающую ее душу образами гонимого прошлого.
"Мама", - шепчут губы против воли, и звук оседает на лице Сабины случайным волоском, выбившимся из растрепанной косы. Больше Тимур не приходит к ней, чтобы заплести ее волосы. Жаль, она хотела бы его увидеть. Но нельзя.
Почему нельзя, девушка вспомнить не может, и эта мысль крошится будто песочный пирог на кусочки странного эха - "не", "льзя", "зя", "я"... "я"... "не я"...
Кто-то приподнимает ее измученное тело и заставляет сделать несколько глотков из прислоненного к пересохшему рту бокала. Зубы дребезжат о стеклянную кромку, и Сабина чувствует себя как этот дребезг, надломленный и хрупкий.
- Не я, - бормочет она, пока ее крутят как игрушку, переворачивая на бок и задирая на бедрах длинную футболку. Легкий укол почти незаметен на разгоряченной коже, но ощущение болезненного давления дает понять, что ей что-то вводят. - Не надо, нет...
- Тшш, - чужая рука гладит ее по голове и помогает ей улечься обратно на спину, накрывая одеялом. - Вот так, умница.
- Кровь пахнет, - девушке жарко, она хочет раскрыться, но ей не позволяют, накрывая покрывалом опять. - Так много красного...
"Рот матери приоткрыт в беззвучном крике. Пальцы ее охвачены мелкой дрожью, когда она тянет их к ней, Сабине, но так и не решает прикоснуться. Верхние веки женщины распахнуты до предела, можно увидеть даже тонкую полоску склеры над светлой радужкой. Девочка знает это выражение, но она никогда прежде не видела его на материнском лице по отношению к себе.
Руки Сабины неприятно стягивает подсыхающая кровь. Хочется их вымыть".
- Кровь всегда пахнет. Спи, - она наконец узнает голос Чиркена и хочет сказать что-то еще, но слова просыпаются через ее подставленные ладони бесполезным песком. Песок пачкается о красные пятна, впитывает порочный багрянец, и вниз стекает уже алым ручейком.
Да. Кровь всегда пахнет. И всегда остается на руках.
Сабина окончательно уплывает в вязкое ничто.
Несколько следующих дней Чиркен пытается сбить ей температуру, которая после уколов жаропонижающего то неохотно сползает вниз, то по прошествии пары часов вновь устремляется к сорока.
О Тимуре Сабина от мужчины ничего не слышала и не знала, как отец решил поступить в отношении сына. Тогда, в пристройке, он попросил ее дать ему время, чтобы самому разобраться в происходящем, и потому не пытаться связаться со следователями или кем-то еще до наступления тепла.
- Ответственность была и будет на мне, - услышав это, она почувствовала иррациональное облегчение, что он снимает с ее плеч тяжелый груз.
Только неделю спустя девушка, наконец, оправляется достаточно, чтобы на завтрак спуститься вниз, но, не доходя до кухни, сворачивает во флигель подопечного. Она не знает, что движет ею в большей степени - желание посмотреть в его темные глаза, чтобы найти подтверждение своей опаске, или прикоснуться к нему в стремлении утолить тоску. Дверь в комнату Тимура приоткрыта, и Сабина осторожно толкает ее. Внутри она видит застланную кровать и оставленное у самого выхода инвалидное кресло. Воздух холодный, лишенный даже намека на привычные запахи. Юноши здесь нет, и, кажется, уже давно.
- Он заперт, - доносится позади нее. Девушка прикрывает глаза, вслушиваясь, как печаль и сожаление Чиркена свиваются в тихом вздохе. - Так будет лучше для всех.
Что это? В звучание закралась еще одна нота. Злость? Страх? Ей сложно отличить.
- Как вы? - спрашивает Сабина, не торопясь оборачиваться. Лицо может ослепить, увлечь яркими красками, а ей нужны звуки.
- Мой сын обманывал меня столько времени, - мужской голос становится чуточку ниже, прокатываясь по стенам дрожащим лязгом. - Конечно, я разочарован и напуган. Из меня вышел не слишком хороший родитель.
Все-таки злость.
- Я бы хотела иметь такого отца как вы, - тихо признается девушка то ли в порыве откровенности, то ли в попытке оказать поддержку. Она чувствует улыбку мужчины своей спиной. Вновь его настроение оказалось изменчивым как приливная волна.
- Мне приятно это слышать. Идем.
Прежде чем уйти, Сабина напоследок скользит пальцами по латунной ручке двери, впитывая в кожу прохладу металла. У нее еще будет время подумать обо всем.
После завтрака Чиркен берет ее с собой в мастерскую. Замерев в неподвижной позе, Сабина неотрывно смотрит на бледный сухоцвет в своей руке, укрытой сине-зеленым покровом, и не может отделаться от ощущения неправильности. Ей сложно сказать, была ли неправильной меланхолия, которая все чаще стала овладевать ею в эти дни, мысли о Тимуре, не оставлявшие ее, кажется, ни на мгновение, или она сама, вся целиком, как лишний стежок, появившийся на идеальной вышивке и теперь безвозвратно испортивший общий вид.
Она слышит, как легко скользит грифель карандаша по холсту, пока мужчина заканчивает набросок. Время от времени Чиркен берется за ластик, чтобы исправить контур. Вот бы и в жизни можно было пройтись стеркой по всему, что кажется лишним, оставляя только нужное и приятное глазу.
В какой-то момент девушке кажется, что она погружается в состояние, подобное сну. Она видит себя словно со стороны, одетую в самодельную тогу, остановившуюся в незаконченном движении и тонком, едва уловимом чувстве. Что испытывала Прозерпина, осознав, что бог подземного царства обманул ее, что она будет вынуждена оставаться в мире теней большую часть своей жизни, которая теперь ей не принадлежит? Было ли ей грустно, а быть может, она была зла?
У Сабины почему-то совсем не получается злиться на Тимура. Разумом она понимает, что он, возможно, причастен к гибели людей, но имеет ли смысл злиться на дикого зверя, живущего сообразно своей природе?
Его можно бояться, можно избегать... И от него нужно избавиться, когда он придет убивать к твоему дому.
***
Воздух кажется плотным и душным, и девушка ощущает себя так, будто что-то застряло у нее в легких и теперь сминает дыхание как пластиковый мяч в сильной руке. Она поднимается с постели и подходит к дверям на балкончик, открывая створки на распашку и глубоким вдохом встречая порыв ледяного ветра. Он качает словно дитя в колыбели черные абрисы деревьев, и те гнутся, качаются единой волной. Можно представить, что и не лес это вовсе, а море, и вот-вот альбатрос, испустив свой скрипучий крик, опустится на волну, чтобы погрузиться в сон среди водной стихии.
Сабина перевешивается через перила, чтобы рассмотреть пристройку, где теперь должен оставаться Тимур. Одно из окон здания оказывается горящим, и девушка понимает, что ее подопечному тоже не спится этой ночью. Вот в светлом проеме появляется силуэт юноши. Он какое-то время остается неподвижным, и Сабине кажется, что парень смотрит на нее, хоть и понимает, что в темноте это невозможно. Внутри начинает ворочаться незнакомое тоскливое чувство, дрожащее и тягучее как кисель.
Девушка возвращается в комнату и поспешно закрывает балконные двери. Она тесно сжимает веки и давит на них самыми кончиками пальцев в попытке успокоиться. Ей нужно оставаться подальше от Тимура, ведь каждый знак, каждая деталь происходящего дает понять, что он может быть опасен - для нее, а может, и для себя. Это было бы разумнее всего.
Но разве она оставалась разумной, когда не уехала при первых признаках опасности, а принялась заигрывать с нею, собирая хлебные крошки на пути к избушке злой ведьмы?
Сабина натягивает теплую одежду и кроссовки, затем останавливается перед резными фигурками, оставленными на подоконнике. Кем она будет сегодня - мальчиком с трещиной в глазах или девушкой с неправильным циферблатом? Рядом с игрушками светится в тусклом сиянии лезвие подаренного ножа. Девушка берет его в руки, рассматривая себя в стальном отражении, и, обернув острие тонким шарфом, прячет оружие за пояс. Металл холодит поясницу даже сквозь слой ткани. Дом Сабина покидает уже знакомым способом - зацепившись на балконную решетку и спрыгнув на сугроб. Ослабевшее после болезни тело подводит ее, и она, потеряв равновесие, валится спиной на снег. В лицо прилетает колючая снежная крошка, и холод кусает за непокрытые руки, пока девушка неловко поднимается на ноги. К счастью, накануне Чиркен очистил внутренний двор, и ей не приходится прокладывать себе дорогу. Однако, когда она все же добирается до пристройки, ее ожидает другое препятствие - запертая дверь.
Несколько раз дернув ручку, Сабина беззвучно выдыхает и бьет раскрытой ладонью по обледенелому дереву.
Ей нужен ключ, но он у хозяина дома. Тогда единственное, что остается, - попросить Чиркена. Только как объяснить свое желание увидеться с подопечным после всего?
Вдруг какой-то звук вмешивается в тихое гудение ветра.
- Окно, - слышит девушка приглушенный голос Тимура. Сориентировавшись, она обходит строение и, проверив первое же окно, обнаруживает, что оно чуть приоткрыто. Подцепив ногтями створку, Сабина, хоть и не с первой попытки, но отворяет ее. Подтянувшись на руках, девушка забирается внутрь, придерживаясь за косяк. Оказавшись в коридоре пристройки, она отряхивается от налипшего снега, попутно поправляя почти выпавший нож, и быстро осматривается.
В помещении довольно жарко - в углу работает высокая буржуйка, которой раньше здесь не было. Тепло неохотно проникает под успевшую промерзнуть одежду, и Сабина трет себя за плечи в попытке растереть кожу и быстрее согреться. В коридоре царит полумрак - кроме печки только свет, бьющий полосой в самом его конце, рассеивает темноту, и она идет на его зов как мелкая рыба на огонек удильщика. Пройдя по проходу, она оказывается перед последней комнатой. Решетка, заменявшая дверь, в этот раз заперта так же, как и вход в здание. У окна работает еще один обогреватель, теперь уже электрический.
Тимур лежит на кровати, закинув руки за голову и глядя в потолок. Его кожа подсвечена сиянием зажженных бра, а волосы черным полотном разметались по подушке.
- Это то, чего ты хотела? - спрашивает он вместо приветствия, даже не поворачивая головы на ее появление. - Увидеть меня запертым здесь, в этой конуре?
- Не назвала бы это место конурой, - Сабина отходит к стене и прислоняется к ней, чувствуя, как сдавливает затылок.
- О да, у меня здесь все удобства. Пять звезд, - губы юноши кривит ухмылка, которая, задержавшись всего на мгновение, стекает с его лица, оставляя вместо себя серьезность и даже усталость.
Какое-то время они оба молчат. Девушка рассматривает Тимура словно в первый раз. Может ли убийца, запугавший весь город, выглядеть так? Он так молод... Исчезновения начались больше трех лет назад, ее подопечный едва успел справить свое совершеннолетие к этому моменту.
"Разве у порока есть возраст?" - шепчет ей внутренний голос, подкидывая травящие душу воспоминания.
Сабина отводит взгляд к гудящей буржуйке в другом конце коридора. Огонь лижет изнутри стеклянное оконце, будто пытается проверить на прочность запершие его стенки.
- Я видела видео и фотографии, - негромко говорит она, продолжая наблюдать за игрой языков пламени.
- Значит, в ту ночь ты все же следила за мной, - по голосу Тимура ей неясно, был ли он удивлен, или ожидал чего-то подобного.
- Баш на баш, - девушка поворачивается обратно к юноше. - Ты ведь делал то же самое, и задолго до того, как я приехала сюда. Только я не знаю, зачем. Расскажешь?
Она старается, чтобы в ее тоне не было заметно ни капли того напряжения, которое сейчас испытывает.
- Так ты за этим сегодня сюда пришла? Я вот надеялся, что ты соскучилась. И самую капельку сожалеешь.
Ее охватывает желание развернуться и уйти, сделав вид, что этого разговора никогда не было. Слова подопечного, безобидные на вид, источают яд, и эта отрава впрыскивается в кровоток, дрожью оседает на повлажневших отчего-то ресницах. Он злится на нее. Быть может, даже ненавидит.
Пересилив себя, Сабина признается, то ли ему, то ли себе:
- Это тоже.
Они снова молчат. Девушка смотрит под ноги, перебирая в мыслях подходящие слова как цветные камешки, но все они выходят надуманными и неправильными.
Не нужно было приходить.
Она поднимает голову и встречает взгляд Тимура. Юноша успел бесшумно подняться и подойти к решетке, отделявшей их друг от друга. Он наблюдает за Сабиной как за вышедшим из чащи неизвестным зверем.
- Я знаю, о чем ты думаешь. Но ты ошибаешься. Это не я.
- Что - не ты? - переспрашивает девушка, невольно делая шаг ему навстречу, затем еще один. Теперь он может дотянуться до нее, вздумай протянуть руку. Она отводит одну ладонь за спину.
- Я не убийца, - тихо говорит парень, и тени на его заострившемся лице почти превращают его в потустороннего инфернала.
- Камеру под кроватью я тоже нашла, - возражает Сабина.
- Ну конечно, ты нашла, - Тимур досадливо морщит нос. - И увидела ровным счетом то, что он хотел тебе показать.
- Кто? - она чувствует, что разговор уходит совсем не в ту сторону, на которую рассчитывала. Пальцы нащупывают рукоять ножа, но почти сразу отпускают ее.
- Отец, кто же еще. Он любит устраивать представления, ты разве еще не поняла?
Девушка проглатывает порыв высказать подопечному, как абсурдно звучит сказанное им. Вместо этого лучше выяснить так много, как это только получится.
- Куда исчезли те женщины, что работали тут до меня? - переводит она тему.
- Разве тебе не все равно? Ты в любом случае не повторишь их судьбу. Они - добыча. А ты... Тебе полюбилась охота, не так ли? - глухо отвечает юноша, не отводя от нее потемневших глаз.
Пусть смысл остальных слов ускользает от нее, но самая первая фраза не на шутку задевает. Все равно? Было ли ей когда-нибудь все равно на самом деле?
Сабина вспоминает лица Маши, Андрея, Олеси и Зои. Думает о бесконечных женских фотографиях, которые несколько лет не сходили с городских баннеров с пометкой "Пропал человек". Что она чувствует?
- Мне не все равно, - ее голос срывается на мгновение, но Тимур не обращает внимания. Он продолжает рассматривать девушку так, как совсем недавно делала она, как если бы никогда не видел ее прежде. Придя к какому-то выводу, качает головой и отворачивается, возвращаясь к кровати и усаживаясь возле ее ножек прямо на пол.
Запрокинув голову, какое-то время молчит, словно собираясь с мыслями, затем начинает говорить:
- Мое детство было не слишком приятным. Мать много пила, в доме постоянно были какие-то люди, которые приходили и уходили. Когда появился он, все изменилось.
Сабина догадывается, что речь пойдет о Чиркене. Парень никогда прежде толком не рассказывал о своем детстве, а девушка не спрашивала. Всякий раз, когда она только думала об этом, внутри будто поворачивался стоп-кран. Было ли это из уважения к чужим чувствам или из опасения услышать ответ, утягивающий ее на дно собственных переживаний?
- Мать завязала с бутылкой, мы переехали в новое место, где не было никого из ее прежних собутыльников, и у меня появилось что-то, что можно было назвать нормальной семьей. Совместные обеды, походы на природу, стабильность. Я быстро привязался к нему, стал звать отцом. Думаю, он тоже меня полюбил, так, как умел. Но с матерью у них стало не ладиться, она... Да, думаю, она стала его бояться. Позже я выяснил, что в то время в нашем районе начали происходить частые исчезновения женщин. Меня мама предупредила, что вскоре мы уедем в другой город. Должно быть, он как-то об этом узнал, или она сама сказала ему сгоряча в пылу ссоры.
- И что произошло? - девушка чувствует, как ее все больше охватывает неприятное предчувствие, закручивающее в животе маленькие смерчи.
- Я не знаю, - Тимур рвано выдыхает, кладя ладони на согнутые колени и сжимая ткань надетых на нем теплых брюк. - В один из дней квартира загорелась, мать была внутри. Он всех убеждал, что у нее вновь начались проблемы с алкоголем, и она просто угорела, заснув, но как бы не так. Я точно знаю, что мать и капли в рот не брала минимум несколько лет.
Юноша на несколько секунд умолкает, погруженный в воспоминания, затем продолжает.
- Он добился опеки надо мной, мы переехали в другой район и продолжили жить уже вдвоем. Я тяжело переживал мамину смерть и уж конечно, не улавливал истинной подоплеки произошедшего. Тогда еще нет. Осознание начало приходить позже, - на его лице поселяется очередная усмешка, искусственная как у шарнирной куклы. - Мы переезжали еще несколько раз. На третий я уже подрос достаточно, чтобы обратить внимание на пересуды людей о том, что в округе становится небезопасно, и все чаще исчезают женщины. Где бы мы ни были, за нами тянулся этот шепоток испуганных слухов. Потом мы приехали сюда. Это место сначала показалось мне мрачным и далеким от людей, но со временем я привык. Человек же ко всему привыкает... Наверное. Несколько лет все было спокойно, я заканчивал выпускной класс онлайн, готовился к поступлению. Отец пытался приучить меня к охоте, но мне не слишком нравилось. Это его здорово разочаровывало, он все твердил, что все Пашуковы - охотники, значит, и я должен им стать, чтобы продолжить линию. Я не понимал, о чем на самом деле были его слова до тех пор, пока не наткнулся на семейный архив...
Сабина смотрит на развешенные по стенам комнаты сцены охоты, по-новому осмысливая их значение. Она пытается просеять услышанное как муку через сито, отделяя вымысел от правды, но ей известно слишком мало о жизни отца и сына до их знакомства с ней, чтобы судить о чем-то наверняка. У нее появляются страшные догадки, куда клонит Тимур, но верит ли парень в то, что говорит? Или это все - лишь часть разыгранного для нее спектакля, любовью к которым он попрекает отца? Или...
О третьем "или" ей думать совсем не хочется. Оно выкручивает суставы изматывающей тоской, зубчатым лезвием вспарывает кожу.
- Три с лишним года назад у него что-то произошло. Всегда это "что-то" происходило перед тем, как начинались исчезновения. В тот раз ему, кажется, отказали в участии в каком-то крупном проекте, на который он рассчитывал. Несколько недель он ходил подавленный, почти не разговаривал. В такие моменты я не любил находиться с ним рядом, он становился как набухшая от гноя рана, которая вот-вот прорвется. А затем он начал ездить в город, и все стало как прежде. Я решил, что у него завелась там подружка, но за все время нашей совместной жизни мне ни разу не доводилось видеть его с женщиной в долгих отношениях - кроме моей матери, конечно. Да и вообще, мне кажется, это его не сильно интересует.
Девушка, не в силах оставаться на ногах, сползает на колени, прислоняя пылающее лицо к холодным прутьям дверной решетки. Чиркен предупреждал ее, что его сын может быть изобретателен. Эти слова звучат так искренне, если только не вдумываться в их выворачивающий наизнанку смысл, скользящий в самую глубину ее разума.
- Когда на городских форумах стали плодиться байки насчет пропажи женщин, мне сначала просто стало любопытно, и я начал про это читать. Один пользователь придумал найти связь между датами исчезновений. Он пытался объяснить закономерность лунными циклами, но мое внимание в его посте привлекло другое - последняя дата совпала со временем отлучки отца. Я хорошо запомнил, потому что у меня были экзамены. И тогда что-то царапнуло. Проверив другие даты, я обнаружил, что как минимум несколько из них - это дни, когда отец уезжал в город. Про другие вспомнить точно тогда не получилось. На ум сразу пришли слухи в предыдущих городах, которые все начинались спустя какое-то время нашей жизни на новом месте. Это началось как баловство, но вскоре превратилось в одержимость. Я стал отслеживать его отъезды и информацию о новых исчезновениях. Угадаешь, что мне довелось обнаружить в итоге?
Сабина медленно качает головой. Юноша кивает, как если бы мог видеть ее жест, хотя он не смотрел на нее ни разу с того момента, как начал рассказ.
- Со временем моя уверенность в том, что за всем стоит отец, только крепла. Я по-новому переосмыслил то, что произошло с моей матерью. Мне стало невыносимо находиться рядом с ним, и однажды я сорвался, высказал ему все свои подозрения. Зря, конечно, нужно было сдержаться. Ты бы видела его лицо в тот момент. Обычно он любит надевать на себя маску добряка, но тогда что-то было такое в его взгляде, совершенно дикое, и это окончательно утвердило меня в мысли, что я оказался прав. Мы сильно повздорили. Он запер меня в этой комнате - сказал, чтобы подумал о своем поведении. Каждый день приходил, проводил со мной поучительные беседы... - Тимур рвано смеется, но смех его совсем быстро затухает подобно гаснущему в воде угольку. - Пытался объяснить свою больную логику. Я сделал вид, что принял все происходящее, и когда он наконец меня выпустил, в ту же ночь решился бежать из поместья. Прокрался в гараж, чтобы взять мотоцикл, но не успел даже завести двигатель. Церберы отца меня выследили. Терпеть не могу этих псин.
- Я думала, Чиркен нашел тебя на горных подступах, - тут же пытается поймать подопечного на несостыковке девушка.
Парень все же бросает на нее короткий взгляд.
- Он так придумал потом, как и все остальное про то, что я был не в себе и что пострадал в несчастном случае. Не в первый раз проворачивает такое. Мою мать он в свое время легко сделал алкоголичкой, вернувшейся к старыми привычкам, а меня вот выставил психом. Полагаю, для того, чтобы мои слова, вздумай я выложить все как на духу, было легче подвергнуть сомнению. Но это он зря, я бы так все равно не стал делать.
- Тогда что произошло на самом деле?
- А ты как думаешь? Он пробил мне голову и переломал обе ноги железным прутом, - все внутри Сабины леденеет от слов юноши и того, как буднично он их произносит. - Когда я пришел в себя в больнице, отец принялся уверять меня и других, что мне все привиделось, что я эмоционально нестабилен и мне требуется присмотр. В какой-то момент он был так убедителен, что я почти поверил в его слова. Начал сомневаться, не играет ли моя память и воображение со мной злую шутку, превращая заботливого родителя в чудовище. Отец нанял мне сиделку - думаю, больше для того, чтобы было кому следить за мной, когда он отлучается в город и мастерскую, нежели из заботы о моем здоровье. Хотя кто его знает... Иногда мне кажется, что я ему действительно не безразличен, иначе почему все еще остаюсь в живых? - голос Тимура на мгновение падает почти до шепота, будто сказанное предназначалось только ему самому. - Сиделка по поручению отца стала колоть мне что-то, от чего я чувствовал себя как овощ. Довольно скоро она принялась заигрывать с отцом, всячески пыталась ему понравиться. Это ее и сгубило. Мне кажется, это у него что-то вроде триггера - когда женщина первой оказывает знаки внимания. Ее сменила другая, эта была в возрасте и неуместного интереса к отцу не проявляла.
Юноша делает паузу. Он выглядит совершенно разбитым, и девушка чувствует укол странного, томительного чувства.
- Что случилось с ней? - едва слышно спрашивает она, повторяя его позу и обхватывая колени руками.
Тимур набирает полную грудь воздуха и делает длинный выдох, прежде чем ответить.
- Моя вина. К тому моменту я немного отошел от вколотой дряни и начал соображать. Попытался привлечь ее на свою сторону, рассказал о происходящем. Но она не поверила и сдала меня отцу, а после исчезла, как и предыдущая. Думаю, он не захотел рисковать. Меня снова заперли здесь на несколько недель, - он гладит раскрытой ладонью деревянный настил рядом с собой. - Было паршиво. С третьей сиделкой я уже осторожничал и действовал по-другому. Мне нужно было получить возможность выбираться из поместья - к тому моменту мое здоровье почти восстановилось, но я не подавал виду. Мне удалось... расположить новую работницу к себе.
Что-то в его тоне наводит Сабину на мысль, что речь шла не просто о хорошем отношении.
- Ты ее соблазнил? - осторожно высказывает она свою догадку.
Парень пожимает плечами, но как-то так, что девушка понимает - она права.
- Однажды отец сказал, что она уволилась. Вот так, на ровном месте.
Он замолкает, затем поворачивает голову и смотрит на нее в упор. Глаза его вбирают в себя каждую деталь ее позы, взгляда, выражения лица, складывают друг с другом как лоскуты ткани, пытаясь увидеть цельное полотно. Сабина, как и прежде, ощущает это проникающее внимание всем существом, и не знает, хочется ли ей бежать от него или идти навстречу.
- Ты ведь мне не веришь? - ему не стоит и капли усилия, чтобы разгадать ее как детскую головоломку.
Девушка отвечает не менее пристальным взглядом.
- Чиркен рассказывал, что ты можешь быть настойчивым в попытках получить то, чего хочешь.
Тимур стискивает зубы, пытаясь справиться то ли с досадой, то ли с раздражением, но затем решает зайти с другой стороны.
- Ты знаешь, что отец навещал твою мать?
Дыхание Сабины на мгновение останавливается. За чередой последних событий она совсем позабыла об этом. Значит, Гавришкин не ошибся, и к ее матери приходил действительно Чиркен.
- Знаю, - настороженно признается девушка.
- Даже так. А для чего он к ней ездил, тоже знаешь?
Ей не терпится узнать, что известно юноше о том визите, но она не торопится открыто показывать свой интерес и вместо ответа неопределенно поводит головой.
- Так спроси отца, сейчас он ответит тебе. Только не спеши принимать на веру все его слова, - предупреждает парень. - Лучше подумай обо всем, что с тобой происходило, очень внимательно, и ты поймешь, что он просто дурил тебе голову все это время.
Тимур отворачивается, давая понять, что их разговор окончен.
Сабина покидает его в смешанных чувствах. Она не знает, во что верить, и помня предостережение Чиркена, прокручивает в памяти их с Тимуром диалог снова и снова, пытаясь найти несоответствия в рассказе, какой-то жест, микровыражение лица, которые дали бы ей подтверждение того, что подопечный лжет. Так чем же это было? Исповедью узника своего отца или хитростью изощренного убийцы?
В дом она возвращается через главный вход - двери оказываются незапертыми. Не желая подниматься на второй этаж, девушка, сама не понимая, зачем, отправляется в спальню Тимура. Она проводила здесь столько вечеров, что пребывание в комнате давно стало восприниматься как часть своеобразного ритуала, без которого ей было сложно заснуть.
Постельное белье холодит кожу, когда Сабина опускается на мягкую кровать, пахнущую тем самым едва слышным, но приятным ароматом, который она порой чувствовала от подопечного. Нож девушка складывает под подушку, продолжая удерживать его одной рукой. Так она и засыпает, и впервые за прошедшую неделю кошмары не приходят к ней.
***
Следующие дни Сабина еще больше погружена в размышления, она становится все более рассеянной, что, конечно же, подмечает Чиркен.
Он сам вызывает ее на разговор, когда после работы в мастерской они остаются в охотничьем домике, расположившись в мягких уютных креслах возле высокой печи. Девушке мужчина заваривает крепкий чай, а себе наливает бренди.
- Тебя что-то беспокоит? - подбросив несколько поленьев в пылающий очаг, он принимается ворошить тлеющие угли металлической кочергой, не глядя на Сабину. - Ты ведь виделась с Тимуром. Он сказал что-то, что тебя расстроило?
Спину ее обдает неприятным холодом. Девушка понимает, что не сделала ничего, за что могла бы испытывать неудобство перед Чиркеном, но ее все равно охватывает тревога.
- Все в порядке, я не сержусь, - что сын, что отец читают ее мысли так, как если бы они были записаны на ее коже. Будто кровавая вязь на теле покойников...- Вы с ним привязались друг к другу, было бы странно, оборвись эта привязанность в один момент. Но все же будь осторожна с ним, хорошо? Сын умеет вызвать к себе доверие, но цели, которые он при этом преследует, не всегда правильные. Я возлагал большие надежды на то, что знакомство с тобой его изменит. Мне кажется, в какой-то момент это действительно произошло, но видимо прошло еще слишком мало времени. Ты ведь ни с кем не обсуждала то, о чем мы говорили?
Она не сразу понимает, о чем он спрашивает. Был ли у нее разговор с кем-то из города... Даже если Сабина и хотела, то попросту бы не смогла - что вчера, что этим утром ей не удалось поймать сигнал даже там, где прежде он, пусть и слабый, загорался столбиками связи на иконке мобильной сети ее телефона. С компьютера, оставшегося в комнате Тимура, у нее так же не получилось выйти в Интернет. Девушка сомневалась, что причиной тому была непогода, скорее, Чиркен мог подстраховаться на случай, если ей вздумается нарушить свое обещание, и как-то ограничил возможности связи с внешним миром.
Осознание этого расплывается на языке привкусом металла.
- Нет, я ни с кем не связывалась, - отвечает девушка, пытаясь задавить в себе тревожную маету. - Вы же просили подождать.
- Хорошо, - коротко кивает Чиркен, не выглядя, впрочем, до конца успокоенным. - Спасибо, что доверилась мне.
Доверилась ли? Или просто не имела другого выбора? Сабине кажется, что они ведут шахматную партию. Каждый продумывает на три шага вперед, разыгрывает причудливую комбинацию, призванную загнать чужого короля в угол, но перед противником делает вид, охотится за пешкой.
Что начет самого хозяина дома... Она рассказала ему обо всем, что знала, пусть и немного пожалела об этом, когда к ней вернулась способность здраво рассуждать. Не стоило, конечно, раскрывать все таким образом, она лишь связала себя по рукам и лишилась последней иллюзии контроля над происходящим.
Стал ли он больше доверять ей?
Сабина решается задать вопрос, который не давал ей покоя с момента разговора в пристройке.
- Помните, вы как-то сказали мне, что никогда не слышали имени Марины Шолох? - она внимательно следит за выражением мужского лица. Чиркен сначала поворачивает к ней голову, медленно, словно двигаясь под водой, и лишь затем переводит на нее взгляд. Есть что-то жуткое в этом движении. - Вы были со мной честны?
Мужчина не торопится отвечать. Он упирает кочергу о пол, и большой палец его смуглой жилистой руки принимается беспокойно скользить по чугуну вверх и вниз. Девушке не часто приходилось видеть его растерянность, но, пожалуй, она могла бы выглядеть именно так.
Чиркен приглаживает волосы раскрытой пятерней, словно в попытке собраться с мыслями, а затем признается:
- Я много раз представлял себе этот разговор, готовился к нему, но сейчас все равно чувствую себя дураком. Что ж, это должно было произойти уже давно.
Чуть приподнявшись, он достает из кармана брюк смартфон, что-то ищет на нем, а затем кладет его на столик, разделяющий их кресла. Оранжевые всполохи огня бликуют на стеклянной поверхности экрана, мешая рассмотреть, что мужчина хочет ей показать, и Сабина, помедлив, берет телефон в руки.
Фотография.
Сначала девушка думает, что видит себя, только какую-то незнакомую, чужую. Но это все же не она. Волосы обрезаны в коротком каре, возраст постарше, и глаза светлые вместо карих.
Девушка поднимает непонимающий взгляд на Чиркена.
- Это...
- Это Ульяна Пашукова, - мужчина прячет глаза за темными ресницами, и ей сложно угадать, какое чувство она могла бы в них увидеть. - Моя мать.
Несколько секунд Сабина остается неподвижной в попытке осознать произнесенные слова. Неподвижно ее сердце, в момент оборвавшее стук, неподвижно ее дыхание, спершее от невозможности услышанного.
Может, она даже не жива сейчас. Остановилась как сломанные часы. Почему эта женщина выглядит совсем как она?
Чиркен протягивает руку и сжимает ее помертвевшую ладонь своей, горячей и сухой.
- Поверь, я был в не меньшем изумлении, когда прошлой весной увидел тебя в больнице, привезя сына. Даже было решил, что вижу призрак. Но ты была человеком из плоти и крови, и, когда я узнал, что ты - дочь Марины, все встало на свои места.
Имя матери, сказанное вот так, почти интимно, будто говорят о ком-то почти близком, приводит девушку в еще большее смятение.
Мужчина читает вопрос по ее лицу и, не дожидаясь, пока он будет задан вслух, отвечает:
- Когда только приехал в Россию, я какое-то время учился в местном колледже, но на курс младше ее. У нас случился роман. Об этом узнал мой дед и поторопился отправить меня в Санкт-Петербург. Он планировал сам подобрать мне жену, но вскоре его убили - стояли девяностые, а он не отличался спокойным нравом, - помолчав, Чиркен добавляет. - Я не знал, что Марина была беременна, иначе ни за что бы не оставил ее. И тебя.
Пусть главных слов так и не было произнесено вслух, они читаются между строк слишком очевидно.
Все, что смущало ее разум последнее время, растворяется, высыхает, словно это капля воды, а не бушующий шторм, стремящийся увлечь ее на дно. Это перестает иметь всякое значение теперь, когда она узнала то, о чем не смела бы желать даже во сне.
Отец. Чиркен - ее отец.
Ласковый, добрый человек, которым Сабина восхищается и которого уважает. Заботливый родитель, говорящий о своих детях как о самом важном в своей жизни.
Девушка ощущает, как саднят глаза от попыток сдержать невольные слезы.
Это ее он имел в виду, рассказывая о старшей дочери, или у нее есть сестра? Нет, она не о том думает.
Слишком невероятно. А с ней не случались невероятные вещи до последнего года. Ее жизнь катилась по серой асфальтной колее, тусклая и одинаковая на каждом пройденном метре. Может ли это все быть ошибкой?
Мысль об этом почти разбивает девушке сердце.
- Вы проверяли наше родство? - она едва выталкивает из себя эти слова.
- Мне это было ни к чему, - Чиркен легким движением стирает мокрую дорожку с ее щеки и опускает ладонь ей на плечо. - Ты копия своей бабки.
Сабина с силой зажмуривается, и под веками поселяется тупая боль, расходящаяся цветными вспышками фосфенов. Девушка чувствует тяжесть мужских пальцев на своих, и это легкое давление помогает ей наконец сосредоточиться.
- Почему вы не рассказали мне обо всем сразу? Зачем было нанимать меня на работу? - у нее так много вопросов, но первыми на язык ложатся совершенно неподходящие. Или наоборот, самые важные?
- Я не знал, как к тебе подступиться, - легко объясняет мужчина, и Сабина подозревает, что он предвидел ее расспросы и заранее подготовил ответы. - Не знал и то, что Марина рассказывала обо мне - и рассказывала ли вовсе. Думал, заяви я тебе, что ты моя дочь, ты решишь, что отец, отсутствовавший всю твою сознательную жизнь, тебе вовсе не нужен. Вместо этого пытался найти предлог, чтобы завязать с тобой разговор, а после того, как Тимура пришлось забрать из больницы, - начал придумывать, как мы могли бы познакомиться поближе. Стал готовить для тебя комнату здесь, в поместье, и все представлял себе, как совсем скоро мы станем одной семьей... Когда произошли сентябрьские события и ты оказалась замешана в то дело с убийством, я понял, что не должен больше медлить, и предложил тебе работу. Я подумал, когда ты немного освоишься в нашей семьей и в поместье, открою тебе наше родство. Время шло, а подходящего момента все не находилось.
Чиркен слабо улыбается и гладит ее по плечу.
- Я смотрел на тебя и не уставал поражаться, что эта чудесная девушка - мое кровное дитя. Твое существование стало для меня таким подарком, драгоценным и долгожданным, что я боялся все испортить.
- Подарком? - Сабина отчего-то не может поднять на него глаз и склоняет голову, будто прячась от слов, проникающих убаюкивающей волной в самое нутро и тут же разбивающихся на части под острием воспоминания. В ее памяти вновь звучит напряженный голос Александра:
"Тогда я спросил его о том же - зачем? Спросил просто так, чтобы отвлечь, но он ответил. Сказал, что я стану подарком".
Ему вторит Тимур:
"Он пробил мне голову и переломал обе ноги железным прутом".
Прочь, - шепчет девушка своим мыслям, оставляя себе только тепло прикосновения здесь и сейчас. Семья, о которой она мечтала. Человек, для которого Сабина - подарок, а не ужасная ошибка, которая не должна была рождаться на свет.
- А как иначе? - Чиркен осторожно привлекает ее к себе, обнимая одной рукой. - Я и мечтать не мог о том, что у меня есть дочь. Ты ведь последняя из нашего рода, больше никого не осталось. Мне было так легко полюбить тебя, как если бы я был с тобой с самого твоего рождения. Ты ведь тоже это почувствовала? Связь между нами.
Сказанное укутывает ее своей нежной пеленой. Девушка прижимается щекой к мужскому плечу, чувствуя, как ткань рубашки на нем постепенно становится влажной от слез, которые все никак не желают останавливаться.
Конечно, она почувствовала. Ей никогда не было понятно стремление людей к другим людям, ведь всю свою жизнь Сабина только и делала, что бежала от них. Но так было до приезда в этот дом, где она ощутила себя частью чего-то целого. Это чувство рождало в ней потребность, которой не получалось дать название. Ей больше не хотелось убегать.
- Прости, что меня так долго не было рядом, - шепчет Чиркен в ее волосы. - Прости, что тебе пришлось пройти через столько вещей, которые никогда не должны были с тобой случиться. Если бы я только знал...Я бы нашел тебя и забрал.
Сколько раз маленькая Сабина представляла себе, как приходит кто-то большой и сильный, крепко ее обнимает и уносит с собой из непрекращающейся череды боли и страха. До тех пор, пока не уверилась - никто не придет, потому что некому спасти ее, кроме нее самой.
Она поднимает ослабевшие руки и обнимает человека, назвавшегося ее отцом, в ответ. Нужна ли ей защита теперь? И не станется ли так, что защищать ее следует от того, кто уже обвил своими побегами ее ствол, чтобы иссушить и оставить пустоту там, где бьется живое сердце?
Пусть.
В детстве Сабине пришлось выживать, как умела. Она привыкала ко всему, что с ней делали, - и к холодной тишине, к одиночеству и маленькой комнате, из которой ей почти никогда не разрешали выходить, к боли, приходившей всегда без предупреждения. Затем, когда отчаянье и страх достигли крайней точки, что-то произошло в ней - надрыв или трещина, навсегда расколовшие ее душу несмываемым клеймом. Страдания не исчезли, но источник их теперь поселился внутри нее самой, и девушка просто существовала, не чувствуя вкуса, не позволяя себе желаний.
"Как будто не жизнь живешь, а повинность отбываешь", - так сказала ей Любовь Григорьевна в их последнюю встречу.
Что ж. возможно, так оно и было. Никто не может наказать человека больше, чем он сам. Но теперь все иначе. Теперь она хочет жить.