Арямнова Вера : другие произведения.

Приложение 1: письма В.Н. Леоновича

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сохранились, увы, не все. Письма имеют прямое отношение к роману, а также самоценны - как всё, что вышло из под его пера

  11 августа 1996 г.
  Дорогая Вера!
  Обращаюсь к Вам так, не зная отчества и имея такую презумпцию: Ваши блуждания в поисках Льнозавода, Ваш апельсин (утащили дети) и Ваша статья в газете "Северная правда" о Д.Ф. Белорукове...
  Даже и лучше, что голосование костромских библиотекарей оставило библиотеке имя Крупской. Это повод обратиться к людям, которые понимают и ценят Игоря Дедкова, что, собственно, я и предлагаю. За душой у меня статья совсем другая - немирная, нецентристская. Статья без повода - о единоборстве благородного человека с пошлостью в её разновидных формах от простого себялюбия до массированных военных действий. Игоря и добила эта война, о чём я не раз уже говорил и писал.
  По поводу переименования костромской библиотеки - надо бы, не откладывая, послав некоторые материалы, обратиться к Быкову, Астафьеву, Залыгину, Искандеру, Маканину, Виноградову, Анненскому, Палиевскому, Кожинову, Гайдару, Голембиовскому, Холопову, Лацису, Цан-кай-си, Лесневскому - и к кому ещё? - ну да Вы и сама знаете.
  Об имени как таковом можно бы (вослед Флоренскому) писать и писать. Но у меня нужда лишь в заметочке о Льнозаводе, который есть посёлок "Молодёжный". Но он не есть посёлок и совсем не молодёжный, а деревня, и, бог даст, не умрёт, и зовётся она Белоруково по нашему почину: тут были картофельники Белоруковых, стоял винокуренный заводик при слиянии Неи с Чернушкой, а вода в Чернушке самая лучшая в губернии.
  Бывший председатель сельского совета Дубинин опрашивал всех жителей, не против ли они имени Белоруково. Все - "за", но за решением тогда надо было обращаться к председателю Верховного Совета Хасбулатову - высоко и хлопотно. Но идея жива, надо её поставить на колёса, чему поможет выход книги Д.Ф. (Я, со своей стороны, высокие решения опережаю, выставляя имя и на конверте, и над стихами - см. журнал "Знамя" ?6). Человек, составивший святцы костромских деревень, оставляет своё имя безымянному посёлку на фамильной своей земле. "Молодёжный" не имя, а уже насмешка над жителями. Оставляет, конечно, не сам - его благодарные друзья и читатели. Прецедент радостный на печальной бытности нашей. Что-то подобное Вам известно? А такие имена, как имя Д.Ф. Белорукова помогают, это уж я знаю. Авось и вправду деревня уцелеет, и не пропьют её и не сожгут деградирующие 30-40-летние опорного возраста граждане России под её нынешней властью.
  Всего Вам прекрасного! В.Л.
  
  12 октября 1996 г.
  Дорогая Вера Николаевна!
  На Ваше письмо сразу же захотелось ответить так же живо и щедро, с таким же пониманьем и согласьем, которые дорогого стоят, ибо вещь редкая.
  Теперь буду ждать, когда в добрый час вернусь (описка, не исправляю) в Кострому, договорим наши письма.
  Не мудрено, что со статейкой моей заминка. Так - всю мою жизнь: как доходит до газеты - "это не то, что нам надо". И каждый раз тут голос Ахматовой: "По мне, в стихах должно быть всё некстати, не так, как у людей".
  Огорчительно, что в деле переименования библиотеки, которое Вы предприняли, неожиданная мелкость реакций, т.е. люди, даже обладая неразменной простотой и крупностью, позволяют себе мусор мелочных самолюбий и проч.
  Ваше письмо прислали мне из деревни (а я был уже в Карельской деревне) так что отвечаю поневоле с опозданием.
  Вот чего не хватало в моей статье (где про историка и что он скажет, подсказать ему одно печальное обстоятельство): Горький в Сорренто. Живёт не тужит, окружённый домочадцами, принимает гостей (паломников) со всего света. Но "эмигранта" (фактически высланного Лениным: "не поедете лечиться - отправим") корят на Родине и призывают (Маяковский) душу отдать временам на разрыв, одновременно обещая все блага (!) - Вас ценят и власть и партия, Вам дали бы всё от любви до квартир... (Прочитав такое, не захочешь ни любви ихней, ни квартир).
  Горький пишет своего бесконечного Самгина... Далее историк, собрав все "за" и "против" возвращения в СССР, откроет Досье Горького, собранное ОГПУ и там видит сенсационный документ: Горький отказывается от советского гражданства!
  Когда однажды он узнал, что вдова Ленина Крупская, составила список книг для изъятия из библиотек, а там - Библия, Коран, Данте, Шопенгауэр, - решил, что ему вообще надо выйти из советского подданства. Даже принялся строчить заявление, но потом отложил...
  Цитата из книги Виталия Шенталинского "Рабы свободы" (см. мою рецензию в "Дружбе народов" ?6 - 96). Увы, историка не пустят туда, куда сумел проникнуть Шенталинский. Увы, 62 работника библиотеки им. Крупской знать не могут, какую тень положила на свой светлый облик Надежда Константиновна. И как знать, не была ли она советником Ленина, когда того осенило выслать за рубеж цвет русской мысли? Но человек, изымающий Данте из библиотек... Каковы его аргументы? И проч., и проч.
  Глава о Горьком, взрывная по обилию взрывных документов - последнее, что ещё могла читать умирающая Л.К. Чуковская. А это была Первая читательница, если предположить такой титул. Царство ей Небесное, я перекрестил её в гробу...
  Перечитал Ваше письмо. Хорошо, попрошу написать - начну с Аннинского, а там как пойдёт. "Я очень буду ждать Вашу статью" - Вы пишете. Какую? Что ещё я обещал? (со мной бывает)*.
  Вернётся Шенталинский из Германии - м.б., он развернёт свою цитату? Он уехал до декабря - немцы издают его "рабов". До того, до русского издания - выходило французское. Что им Гекуба?.. Нам-то - ничто.
  Спасибо за Вашу статью "Звезда Дедкова"**. Игорь одобрил бы и тон её, и смысл.
  Всего Вам прекрасного! В.Л.
   ----------------------------------------------------------------------------------------
  *"За душой у меня статья совсем другая - немирная, нецентристская. Статья без повода - о единоборстве благородного человека с пошлостью в её разновидных формах от простого себялюбия до массированных военных действий", - писал Володя в первом письме. Её я и имела в виду.
  **Речь о моей статье в "Северной правде" "Звезда Игоря Дедкова или Большой человек большого времени" от 4 мая 1996 г.
  
  
  17 января 1997 г.
  Дорогая Вера Николаевна!
  Когда-то мне наделали ксероксов обширной статьи обо мне с полсотни; с тех пор пишу из деревни на их оборотах - тем, кому что-нибудь про меня интересно.
  Ну вот, хотел я, как лучше, а вышло как всегда: Иветта Ваша уволена, Вас почти не задерживают (ни в коем случае не уходите!!!), полемика местами принимает тон перебранки, мы с Вами скользим в ложное положенье: даже и неглупые люди вменяют Вам (нам) корысть, запроданность сионистам или кому там ещё? Положение до боли знакомое: хочешь отдать что-либо и не брать ничего - и эту простоту не понимают. А доказывать - Господа смешить. Он же втайне заповедал творить милостыню.
  Сегодня отдал Иноземцевой почти беловой экземпляр статьи СПИ, КТО МОЖЕТ. В Москве отнёс и отдал Чупринину в "Знамя". А Вы, как прочтёте (но чур, сна не терять!) отошлите экземпляр Борису Черных для "Очарованного странника": 150000, Ярославль, ЦОС, а/я 1069. Он против переименования, но за то, чтобы знания о таких людях, как Дедков, копились и делали своё дело. Пусть режет материал (там 50 страниц) как хочет. Ещё пошлю, пожалуй, в Красноярск, в "День и ночь", я у них публикуюсь, да тут и Астафьев, которого защищаю против Дедкова. (В "Новом мире" ? 8-96 его повесть "Обертон". Что-то не нравится - хоть брось).
  А Яковлев - обаятельнейший человек, прямо влюбиться! И обаятельна его горесть - забавная повесть "Письма из Солигалича в Оксфорд" - "Новый мир" ?5-95. То есть, это бесконечное любовное письмо - самый естественный жанр из существующих в прозе. Писать любимой женщине - никому, только ей - значит, нечаянно высветить... Но об этом так:
  
  Сквозь ночь и дерево нагое
  Свет фонаря едва прошёл -
  Как ломкой золотой дугою
  Широкий вспыхнул ореол.
  И поэтическое зренье
  Подобную имеет власть:
  Вся жизнь вокруг стихотворенья
  Сомкнулась и переплелась.
  Я вижу свет перед собою
  И жизнь кругом - и вся она,
  И каждая черта, - Любовью
  Осмыслена, озарена.
  
  "Кампания" Во Имя Дедкова принесла мне Сергея Яковлева, принесла мне Вас. (Ещё раз: будьте мудры, не хлопните дверью, когда вам покажется, что не хлопнуть - бесчестно... Это не так). Игорь, как выясняется, имел в Костроме больше врагов, чем друзей. Вы появились - и он Вам рад...
  В статье этого нет, естественно, но Вам похвастаюсь. Когда редактором "Дружбы народов" был ещё Вяч. Пьецух, Дедкова попросили сделать обзор журнала за год (93?), мы сидели в голубом зале СП, слушали Игоря. Он говорил много и добросовестно, но увял на каком-то, не помню, модернизме. Увял так зримо, внятно... А после этого шли мои публикации. "Тексты Леоновича всегда..." не помню, какие слова он сказал, но человек преобразился, не надо стало выжимать из себя учёно-вежливые формулировки, доказывая, что дрянь есть дрянь - на мне он от дыхал, а уж я-то радовался! Тому, что он радовался моим "текстам".
  Статья о Чуковской была у меня, кажется, в 94 г. в "Дружбе народов" - "Первенство и правота". Да я будто посылал её Вам. Посылал? А Вы пишете - о Чуковщине? Прекрасно. Забыл, уезжая, найти письмо в защиту Дома Чуковского. Оно охватывало некоторые уголки... нашей абсурдной быстротекущей жизни и было, кажется, последним в защиту Дома (детей, детства, культуры, памяти...). А "Дневник" Чуковского у Вас есть? Это прекрасный курс по литературе и по истории ХХ века в России - прочитанный изнутри предмета.
  Перечитываю Ваше письмо. Что за дичь базанковы несли в Литмузее: статья о Бондареве - плата Игоря за переезд в Москву...
  Еврейский символ могендовид - имя Дедкова на библиотеке? (На Колодозере, глубоко в лесах Карелии во дворе, где скотина, отхожее место, и очко в виде пятигранного... могендовида: и тут они!)
  С чем сравнить обиходный российский антисемитизм? Лишайник на елях, на камнях. Такой он безопасен, естественно паразитирует на необразованном патриотическом чувстве. Но людям лень оглянуться на фашизм - уродливый патриотизм, любовь к собственной исключительности, каковой нет: исключительны все. Антисемит серьезный страшен. Этот лишайник пожирает дерево и камень. Только хруст стоит. Отрадно лишь то, что негодяй ищет стаю, без неё он нуль, а внутри он холоп.
  Вообще же кровь - ох как сильна! Я жалею, что во мне нет ни капли ни армянской, ни еврейской, ни немецкой. Одна наша вахлацкая, да польская добавка, хоть и Мицкевичей. Наши литературоведы как-то мельком касаются кровей. Ложная школа, фальшивая боязнь национализма, коим страдала власть всегда. Болезнь надо лечить и всякую кровь чествовать. Ах, если б еврею Державцу памятник в Костроме на дворе его госпиталя, или улицу бы его имени...
  Уезжая, оставил статью В. Оскоцкому. Вот кто напишет и в "Лит.вестях" и бумагу выправит, какую надо. Черкните ему: Москва Г-69, Поварская, 50, Союз писателей Москвы, Валентин Дмитриевич. Сошлитесь на меня, а можно и не ссылаться. Или от СП России. Я путаю их с СРП, до того они похожи. Слава Богу, я от них от-членился.
  В ночь на 18 января, 25 лет назад:
  
  Я буду распевать псалмы,
  Псалмы я буду распевать.
  А сердце некуда девать
  Из карантинов Костромы.
  Оно потащит якоря
  Пространство за собой вздеря
  В округе холода и тьмы
  Я буду распевать псалмы
  К тебе и шагу не ступлю
  Желанья жизни замолю
  
  Не пишет шарик. Вообще не люблю шарики, они беспринципные - поэтому люблю перья рондо, а так как нет рондо, то их вытачиваю из плакатных.
  Бессонница, это со мной редко. Но зиму 59-60 года не спал всю, потому что пришлось бросить работу на Красноярской дороге и вернуться в Москву.
  А толкнула меня дата 17 января 1982 года, Черняховская спецпсихбольница. Мне бы - не ему там быть. Он - Валентин Соколов (1927-1982) автор стихов местами гениальных. Это журнал "Истина и Жизнь" ? 3-96. Читайте на обороте письма.
  "Спи, кто может"... не слабо, а? но перед этим: "Пожелай ей спокойного сна - утомилась, кормилица наша". Какова запятая! И я, глухой, раньше её не слышал. А она делает всё: интонацию, обращенье, оборванное... и к ней и к нам, и к себе
  
  
  27 января 1997 года
  Дорогая Вера Николаевна!
  Обнаружил неполный ксерокс своей статьи (ж. "Знамя" 4-96) и решил послать Вам. Статья вязкая (как и всё моё) - устав, посидите на кочке, подышите. (Пришвин: "изо всех ландшафтов, изо всех мест лучшее - болото"). Сорвите мшинку, карликовую веточку берёзки. Таков мой замысел - с большой дали, в тесной близи - крупицы жизни и сама крупица - жизнь.
  Послал Вам относительный беловик статьи "Спи, кто может". Послал и Тамаре Дедковой (если что не так - подскажет). Пошлю в Красноярский журнал "День и Ночь". Но не для публикации (разве что "Знамя" завернёт), а для Астафьева, чтобы написал Вам.
  В Костроме, боюсь теперь рассчитывать, но может быть, в марте... Не знаю.
  Послал Вам кроме статьи всякой своей чепухи - снизойдите к слабости молчуна-бумажного человека.
  Ваш Леонович
  
  30 января 1997 года
  Вера Николаевна!
  Со статьёй делайте, что хотите, а если ничего, то переправьте её Борису Черных в "Очарованный странник". Пусть нарежет и печатает. Для "Губернского дома" вряд ли она сгодится - сгодились бы воспоминательные места, но как их вынуть? (Статья написана, в общем, Игорю, который спать не может). Муренину из Москвы послано письмо с просьбой С. Чупринина: написать литпейзаж для "Знамени" - получил ли он это письмо? Отвечайте мне поскорее!
  ...Я Ваш должник: должен написать о Ваших стихах, но куда-то запропастилась газетная подборка с Вашим лицом (жаль, не увиделись на моём Льнозаводе!), и у меня лишь последняя вырезка из "СП", где два стихотворенья.
  Только по памяти, не перечитывая их: здоровое, добротное косноязычье, Мандельштам сказал бы: ржаное. Перед стихотворением задача, как вышло, ему не по плечу. Насыщенная проза тут бы справилась (путь А. Платонова). А так: "стихотворенье много хочет". Но увидев Ваше имя, всегда потянусь - за содержаньем, за непарадным смыслом. Вы и сейчас мне помогли: объяснили трудность с именем любимой женщины (так?) - общее (паспортное, прости Господи) не годится. Единственное и только твоё - какое? Дочка у меня Ольга, Лёля, но с детства она Гуся (почему? никто не помнит). Первая фраза этого крайне самостоятельного ребёнка: Лёль-Гуся сама!
  Другое Ваше стихотворение - посвящение троим ушедшим. Всё же достал, перечитал. День не ночь, они прозрачны, чисты, они - Вы.
  Только "средою любви" - проза, "те, кто меня не разлюбят" - поэзия.*
  А в первом стихотворении** проникновенная первая строфа испорчена ожидаемой рифмой, невнятная из-за "мыкают"... Мощная четвёртая, переполненная горьким смыслом, но справилась; пятая - никакая.
  Когда-то одной паре я написал:
  
  Вас мучит верность как измена
  И вам измена не страшна
  
  Но это всего лишь нота, клавиш. У Вас - аккорд с педалью.
   ------------------------------------------------------------------------
  *Володя тут высказался о двух моих стихотворениях 1992 и 1996 годов:
  
   Памяти Леонида, Георгия, Руслана
  
  Какое, мне, в сущности, дело,
  до праздников ваших и снов...
  Уже голова поседела,
  и снегом засыпан мой кров.
  
  Уже потускнели страницы
  когда-то возлюбленных книг,
  и переместились границы
  условных свобод и вериг.
  
  И переменились условья
  и что-то в составе крови,
  иль в том, что теперь стало кровью,
  а было средою любви.
  
  Под белой сугробистой шубой
  внутри этой мёрзлой земли
  те, кто меня не разлюбят
  один за другим полегли.
  
  без их пониманья и чести
  знобит у любого огня.
  Я буду в одном с ними месте,
  но лишь после Судного дня!
  
  А жизнь продолжается пресно
  и присно - в пустой кутерьме,
  где пусто святое место,
  и в теле душа как в тюрьме.
  
   * * *
  Когда тебя полюбит женщина,
  и рухнет за спиною прежнее,
  ты ей придумай имя нежное,
  и будет им она повенчана.
  
  И будет им она повенчана
  на эту жизнь, где счастье мыкают
  те, кто звездой во лбу отмечены
  среди собранья многоликого.
  
  Среди собранья многоликого
  с его восстаждущими членами
  ты обними - на миг спаси её
  так трудно давшейся изменою.
  
  Так много стоящей изменою -
  об этом так по-детски искренне
  признались дом и солнце чистое
  на новом поле гобеленовом.
  
  Начало февраля 1997 г.
  Следующее письмо на обороте ксерокса из справочника "ЛЕКСИКОН",1990 г. (составитель немецкий славист Вольфганг Казак). Пункт о Леоновиче копирую):
  ЛЕОНОВИЧ Владимир Николаевич, поэт (2.6.1933 Кострома). В 1952-54 учился в Воен. Ин-те иностр. языков, в 1956-1962 - в Моск.ун-те. Л., в духовном отношении редкостно независимая личность, лишь в 1962 смог опубл. свои стихи (ж. Алтай ? 4 и Молодая гвардия, ? 6). Его первый сборник ВО ИМЯ состоит из 47 стихотворений. В 1974 Л. Был принят в СП, известен он стал прежде всего своими переводами груз. поэтов, напр., Г.Табидзе, которые объединил в антологиях в 1977, 1978 и 1986 гг. В брежневский период Л. смог опубл. ещё один сборник НИЖНЯЯ ДЕБРЯ (1983), но во времена перестройки многие журналы предоставили ему свои страницы. Л. Живёт в Москве, но проводит много времени в дер. под родной Костромой, где он плотничает, учительствует и пишет. Творчество Л. отл. глубокой внутренней связью с рус.крест.традицией, твёрдой убеждённостью в необходимости духовной свободы. Его стихотворения в повествовательной манере говорят о его страданиях от разрушения природы, полей, лугов и лесов, уничтожения церквей и монастырей, сожжения архивов, о лишённой идеалов молодёжи. Он обвиняет разрушителей, не способных ни созидать, ни охранять доставшиеся им в наследство ценности. Л. резко выступает против мнимых идеалов, против казённой фальши в искусстве, архитектуре, против официозной литературы с её агрессивной бездуховностью. Его лирика восходит к традициям Е. Боратынского. Его размышления порождены христианским мировоззрением. Через отчаяние из-за саморазрушения России конца 20 в. Л. приходит к идеалам прощения, доброты и любви как единственным подлинным духовным ценностям.
  Далее следует длинный библиографический список публикаций в журналах с 1971 по 1987 г. - В.А.
  
  Кому-то в Кёльне понадобилось писать об уроженце Костромы - ей же нет нужды... Вам, если для дела, а мне похвалиться - хлебом не корми, только хвалиться нечем.
  Самойлов давал рекомендацию в Союз писателей (забота Лёни Тёмина, я был в Николе, позволил себя принять). Тут ещё предыстория, как не хотел вступать, как невольно обидел Слуцкого, разбередил больное место: Кого-нибудь защитил ваш Союз? Лучших травили... Лесючевский, знавший, как ГБ-шник мои грехи: "Почему не вступаете?" Лукавый бес...
  Мама собирала мою славу, умерла в 1979 году:
  Таня Бек статейку написала в альманах "Феникс"
  Пьяных в книге о Межирове
  Г. Мартвелашвилли в своих книгах, статьях возносил до небес на своих коротких ручках. Милое дело, милое
  С. Солиженкина, статья "Чувство простора" незапамятно давно в "Моск. Комсомольце"
  Игорь Дедков - сами знаете
  Межиров в "Огоньке". Рецензировал первую книгу
  И. Роднянская - статья в книге
  С. Чупрынин - рецензия в Литгазете, давно
  С. Сидоров в Литгазете, в грузинских переводах
  Ещё Рассадин назвал статью моей строчкой: Свободы чёрная работа
  Ещё Тарковский, если верить челябинцам, что-то хорошее где-то написал
  Ещё Евдокия Ольшанская в киевской книге, Александр Радковский в книге.
  Ещё Евтушенко во вселенской антологии. Ещё Панченко, Преловский, Липкин, Голубков, Адалис, Дмитриев... надо же! Всякое доброе слово, если оно по шорстке, помнится, злое - а были ли злые? - хуже. Одной критикессе я обещал отрезать уши (не расслышала не меня, чорт бы со мной), а не расслышала тех, кто был потоплен в море. Соловецкая баржа; Диоскурия в Чёрном море. Согласитесь, даже женщине за это надо отрезать уши. Л.И. Лазарев, который потом меня много печатал в "Вопросах литературы", хотел привлечь меня за хулиганство в Секретариат СП. Но, видимо, раздумал, т.к. ни повестки, ни конвоя. А что хулиган, костромская шпана, так это правда. Это ещё усугубилось, но тщательно скрывается. Скрывается, потом взрывается.
  Ещё одна особа в "Новом мире" не расслышала Олёшина вздоха, который Вы услышите в книге. Вот её не помню, как звать, сказали мне - жена Саши Кушнера.
  Думаю, что приеду ещё в феврале. Где читать, мне всё равно, лишь бы было - кому.
  Ваш В.Л.
  
  С 9 на 10 февраля 1997 г.
  Письмо, написанное В.Н. Арямновой звёздной ночью
  
  Но и днём оно было бы почти такое же. Просто ночью открытей Космос - тот, что вне тебя и тот Космос, что внутри.
  Итак, Вера Николаевна, увидели Вы в энциклопедии Козака год рождения Вашего корреспондента, вычли время из времени, встали, сгорбились и на постаревших ногах куда-то побрели...
  Это настолько живо и горестно, что не мог я не оказаться рядом с Вами, я бросился к Вам...
  - Верушка! Да не верь ты этой немчуре! Всё не так... - слово вылетело. Оба мы слышали, что в этом ТЫ больше правды, чем в натужном уже "Вы". И оба понимаем, что терять высоту так невзначай достигнутого не надо. Пустое Вы сердечным ты...
  А Верушка, с ударением на первом слоге - это мой Север, мои родные места. Я там - Вовушка и никак иначе. Язык мне 30 лет ставили олонецкие старухи, как ставят голос педагоги.
  Как он возликовал обмолвке! Но я не обмолвился, а всё ставлю уже на свои места. Флоренский написал об именах - не написал о местоимениях. Как грузин, он знал: чем интимнее обращение, тем больше в нём уважения, родства, доброжелательства - всех чувств этого спектра - вплоть до благоговения и преклонения. Бога и Родину величаем на ты - и мы, и грузины, да и все. Блок, и не только он, вкладывал в Ты столько уважения и понимания, что... что грех нам пройти мимо этого... (Далее, если б письмо сбилось на статью, я навертел бы вокруг ТЫ разных ситуаций и контекстов, лиц и морд, тыканья и величанья. Но нет нужды в статье, а есть нужда обеими руками тебя взять, отстранить, выпрямить и стряхнуть эту арифметику: сколько я знаю себя, столько пользуюсь даром ли, привилегией быть то моложе, то старше людей, с которыми мне близко.
  Вот Софья Петренко: детдомовка, строила Магнитку, воевала лётчицей, всю жизнь воевала за справедливость. Я её так кровно понимаю, что сразу, вначале нашей 30-летней дружбы, сказал ей: ТЫ, ТЫ, Софья Александровна... И для многих, теперь сорокалетних девочек я сразу был ТЫ.
  И возраста у человека нет... (см. стихи "Во все концы дорога далека...")
  Но не только этот немец, спасибо ему, виноват. Тут дело серьёзное. Открой Пушкина: "Странник", 5 часть. Пушкин прикидывал на себя это положение уходящего. Сделал полный расклад: кто как отнесётся к попытке перебежать ГОРОДОВОЕ ПОЛЕ. Так будет называться книга, которую сейчас пишу. Но выпала ему дуэль, а не келья. Славная роль спасителя женской чести, а не роль старца подстать современнику его С. Саровскому.
  Семья. Рели/гия. Старость. Смерть.
  Каждый этап им означен, каждый есть подвиг (см. Даля). Где я отметил, там его подсекла пуля. Семья уже за спиной. Насколько сбивчив рисунок "Странника", но и это чудодею нашему в плюс... По рисунку он шкуру спасает, по сути душу. И не одну только свою. Кажется, всё я тебе уже объяснил. Теперь детали; в старость я вошёл пружинистым шагом, в пестере у меня топор и скобель, мастерок и прочее. Богу я должен предстать - впрочем, тут стихи:
  
  От тараканов озверелых
  В коньковском доме престарелых,
  От старости и от тоски
  Одно спасенье: Соловки.
  В труде осмысленном и важном
  В оранжевом ремне монтажном
  На колокольной высоте
  По вздрагивающей черте
  Скользи, скользи, канатоходец:
  Весь полон высоты колодец.
  Неволю жизни отлюбя,
  Не опоздай к концу. Сегодня
  Ты в руки предаёшь Господни
  Трудоспособного себя.
  
  Не опоздай к концу - важное заклинание. Сплошь и рядом либо опаздывают, либо торопятся и не кончают жизнь (кончая с собой, например, или спиваясь). Я посылал тебе Соловецкие заметки, почти весь очерк. В то лето надо было увезти сына из Москвы, вбросить его точно, как баскетбольный мяч, в хорошее дело - он и попал, и следующим летом поехал уже один. А я, сидючи на Льнозаводе, всё ждал вызова на работу в Муромский монастырь (Заонежье). Вызова не было. А в лето Соловецкое была договорённость и с Муромским, и с женским, в тех краях, где матушке обещал рубить надкладязную часовню (см. стихи "Ну, а в начале этих лет..."). Нынче снова написал в Петрозаводск моему близкому человеку (Леоновичевед! NB!) просьбу возобновить эти хлопоты.
  Верушка, милая, мне нужен язык родной - как дельфину море. Я умею извлекать золото из него с тем чувством, как пишет художник И. Ефремов: один день без общения с Б.Шергиным - уже потеря. (Иван Ефимов анималист, мудрец, друг Мухиной, Голубкиной и и.д., муж Н.Я. Симонович-Ефимовой, собеседницы Флоренского).
  Так вот: не видишь ли ты какой пустыньки, какого камушка - мне руки приложить? (камушек - церковь - надо объяснять?). И чтобы это меня кормило, вот и всё. И чтобы там говорили на русском языке, а не на той сорной и нищенской смеси, где модный сорняк 96-97 годов внеграмматическое КАК БЫ. Необязательность, лживость, приблизительность жизни.
  - Я Вас как бы люблю... - Пошёл прочь!
  Оно, кажется, от Смелякова пошло, но у него было хорошо, я даже взял себе:
  
  Через час походочкой нескорой
  И держа портфель как бы дитя,
  Девочка проходит, о которой
  Я скажу немного погодя...
  
  Я и сказал. Тогда ей было 14 лет, мне 37. На руках у неё потом оказалась Оля, ей вот-вот 19, потом Митя, ему 17. 37 - 14 = 23. Сейчас мы ровесники. Но мне пора на следующий этап. О своей нужде я написал А.В. Соловьёвой - близкая душа, но пока ещё на "Вы".
  Кельи мне не надо, нужен угол у старухи. Братии - тоже. Я не прихожанин, не монах. Я свой мужик у своих мужиков. А лоб крещу лишь по большому поводу. И просьб (прошений) моих Создатель почти не слышал, за себя я никогда не просил, самому надо управляться. Вот за близких - да. Теперь и за тебя.
  Эк тебя угораздило - в одиночество, в конторы редакционные со всеми этими гришиными. До чего ж показательный идиот! И выставился в газете рядом с этим голубем, С. Яковлевым. И ещё кричит, как ефрейтор: не пора ли кончать дискуссию о Дедкове-Крупской, и такую чушь несёт... Яковлев (я читал его "Письма из Солигалича в Оксфорд" - прелесть, и говорил с ним в течение часа, и влюбился в него). Яковлев большая душа. После вырезки газетной от тебя с его статьей о Дедкове я послал ему благодарное письмо. Ещё написал Виктору Астафьеву (он испросит позволения у костромича П. Гришина и только тогда скажет своё слово об Игоре Дедкове) и приложил ст. "Спи, кто может" - читай, Виктор Петрович.
  Кстати, отвечая "Дружбе народов" и "Знамени" на их вопрос о литературном событии года, а был год 1994-95, я написал, что события литературные стушевались, когда в нашу бытность, как в хату Черевина, вторглось свиное рыло войны. Истинное рыло лица ельцыных-чубайсов-грачёвых и др.; посыпались стёкла, "высокий храбрец в непобедимом страхе" выпрыгнул в Америку; лучшие люди отдали Богу душу: Чичибабин, Дедков; изо всех литературных голосов остался ВОПЫЛЬ (три слога, три ударенья, как у Шаляпина) вопленника Астафьева - матерный, неистовый, правый.
  - ПРОКЛЯТЫ И УБИТЫ!
  Тогда же я и писал:
  
  Министр войны, вы ходили под стол пешком,
  Когда в Гороховецких песках я плавал с теодолитом,
  А вернулся - с одышкою, с посошком -
  Рядовым Советской армии инвалидом.
  
  Неужели этих стихов ты не знала? Тогда бы знала и о моём паспортном возрасте. (Кстати, стихи называются МОЁ ВАМ - два местоимения). Это был 1955 год, генералы-афганцы ещё писались в штанишки. Президенту в этих стихах я предлагал, ввиду дефицита, забирать в армию 12-летних, играющих в войну. Ибо 12-летних, по Указу СНК ВЦИК от 7.4.1935 года можно было расстреливать. Крупская - зам. Наркомпроса.
  Спи, кто может...
  Я постарше Игоря не только на год, но и на те Гороховецкие лагеря. На этот антиопыт курсантской и армейской службы, которым Игорь не обладал и добирал чутьём. Но с Астафьевым это его подвело. Лямку эту понимает спина...
  Мне выгодно быть старше наших горе-реформаторов и горе-вояк, утирать им сопли. Что я и делаю. И ты не обманулась, слушая меня и видя впервые на тех Дедковских чтениях, где видела меня впервые и сочла своим ровесником... Могу быть ещё и моложе тебя. Но это в порядке мысли и никак не хвастовство. Думаю, что могу.
  Перечитал письмо ровно в полдень. (Пушкинская яркость снегов, неба, моей жизни, о чём ещё ни слова). Полдень с полночью согласны. Спешу на почту. Потом возьму твои стихи и прочту так, как тебе дарил свои - душа - душе. Верушка, ДЕРЖИСЬ. Дипломатничай, сдерживайся. Узнавай и тут, что есть подвиг (по Далю и вообще). Если такое чудовище (Гришин) может рыкать и бредить в областной газете... Подвизайся, чадо (слушайся старшего). Уйдёшь из газеты - пойдёт серость, ещё на годы...
  БУДЬ! В.
  
  Но позвонил он с площади:
  - Не спишь? - Нет, я не сплю.
  - Не спишь? А что ты делаешь?
  Ответила: - Люблю
  
  Здравствуй, Верушка!
  У писем появляются эпиграфы. Рад был твоим - хоть и грустным, обездоленным. Ничего! Перемелется. Это естественно и входит в состав жизни таких людей, как ты: оскомина от того даже, что тебе дорого, минуты слабости, муть, ржавчина в животе. Не в порядке лести, но:
  
  Гляжу на безобразье сброда
  "Распни!" - вот ясная нужда.
  Отец Небесный! Нет народа
  И не бывало никогда.
  Меня гнетёт их помраченье,
  Их немладенческое зло.
  За них погибнуть - тяжело...
  Горька, Учитель, соль ученья
  
  и т.д. - кончается тем, что Он просит прощения у Отца за минуту слабости. (Но если бы не было этого, было бы гораздо меньше человеческого в Нём).
  Нота твоего сиротства слышна мне или зудит, вибрируя неслышно. Письмо исчеркано собственной цензурой.
  
  И надо оставлять пробелы
  В судьбе, а не среди бумаг
  
  - и такую вот затушёвку. (Достоевский гордился: придумал слово "стушевалась". Я придумал "затушёвку" и вот, не горжусь).
  Помню твоё лицо, когда сказал: сначала пушкинское "И может быть, на мой закат печальный блеснёт любовь улыбкою прощальной" и потом про себя - про световой обвал - от чего ты вспыхнула. (А, между прочим, грузинский полдень это непрерывный белый световой обвал - наблюденье почти прозаическое, метафора даровая). Лирик я лишь по признаку сердечной болтливости. Но от неё тебя избавлю, обещаю.
  На том утреннике в Литмузее отдал Н. Муренину правку их выжимки моей статьи "Спи, кто может". Дописал язвительный, в духе Дедкова, кончик: хвала, дескать, библиотеке, не спавшей, снявшей имя Крупской, знавшей и т.д. Всем понятно, что сняла имя Крупской с фасада библиотеки ты, читается хвала наоборот, но теперь, за газетной непривычкой к ювелирным смыслам, боюсь, как бы не поправил редактор того, что вдруг и не прочтёт. Надо ему чего написать. Отказавшись от Крупской и не приняв Дедкова, эти малодушные половинкины вполне себя определили - и определили в первый круг Дантова Ада. Это полугрешники, от которых Бог отказался, недостаточно праведны, и отказался Сатана - не довольно грешны. Жалкая публика.
  Ужо им, на Чтениях! Тем более после Дедковских разговоров (обрыдли разговоры!) вдруг Аввакумовские.
  В какое же это "исконное имя" библиотекари вернули библиотеке? Недополонки, как говаривала моя бабка Лиза. И пусть не жалуются на критику "московского" поэта - критика будет снизу - от бомжа, даже не писателя, а так, непонятно кого. Правда, он не спит - не может - вот и всё, пожалуй. Кстати, "Рыцарь" (весомый как поэма) кончается словами про межеумков же.
  
  Вы ещё не в могиле, вы живы.
  Но для дела вы мёртвы давно.
  Суждены вам благие порывы,
  Но свершить ничего не дано.
  
  Так мой любимый Богослов говорит: "О, если б ты был холоден - или горяч! Но ты не холоден и не горяч - ты тёпл". Опять, не сочти за комплимент, - ты, моя любезная, то горяча, то холодна, а через тёплое состояние перепрыгиваешь.
  ~
  А на утреннике моём в Литмузее меня как бы и не было, и ты права, ничего не услышав.
  ~
  За оставшиеся дни я должен сделать непосильно много. Глаз положил на Макарьев - любая работа - там. Есть свои виды. Если кто скажет, что "Леонович ушёл в монастырь", отвечай, что он, то есть я, еретик.
  
  Гонит поп и мир не примет
  Душу странную твою.
  Свято озеро обымет,
  Бор затянет литию...
  ~
  А можно комплимент себе? Зачем мне метафоры, когда живу на их уровне и достаточно мне этимологии средней глубины?
  ~
  Жаль, что статейка про лауреатов (мои часы не заводятся - оставил их в Костроме, заводишь ли?) отложена. По-моему, это немотивированное свинство. Нельзя уж так опускаться. Это называется умыться грязью. Верушка, крепись! Поцелуй своего Мальчика - от Большого Поэта*.
  Будь!
   ----------------------------------------------------------------------------------------
  * мой сын Ромочка, которого чаще в разговорах с Володей я называла Мальчик, с трёх лет знал, как отличить других поэтов от Леоновича: я сказала - это Большой Поэт. Так мы с сыночком между собой именовали Леоновича. Володя об этом знал.
  
  21 февраля 1997, Москва
  "Боже мой, Верочка, как всё плохо и как всё хорошо!" - умница - твоя ташкентская тётка, и ты умница. А я просто впадаю в любовь ко всему и всем (кроме негодяев и хамья, но и тех - жалею) и в состоянье Свободного слова к тем, с кем мне так просто и понятно. Считай меня родным своим человеком, "незнакомая Вера"! А в простоту мне и впадать не надо - я в ней живу. Как хорошо твоё письмо... и рассказ о тёте Кате. Ты пишешь главное. В-писывайся и дальше - глубже, и так же сердечно. Навстречу этому "сердечно" всё придёт, это само оденется и укрепится. У тебя же есть Дедков, так прочитанный тобой, как никем. Это целый Университет, да ещё с Храмом, да ещё с Библиотекой.
  Повторю: за тебя я спокоен. Начинаю принимать темноты и косноязычье - неразгаданную органику, твой склад речи (это о последнем стихотворении). Те стихи, что сколоты, привезены сюда - открою, буду читать, напишу. С важными вещами не спешу...
  ~
  Верушка!Не на лето В.Л. ищет работы - навсегда. Я гожусь быть трудником, но отдельно от братии. Коллективизм даже тут мне претит. А соборность у меня в крови. (Вот и пойми!). Мои помыслы и движенья, мои слова и всё, к Богу обращённое, - есть моё интимное, и об этом с Ним у нас старинный договор. От Него я получал и получаю неслыханные милости - от меня Он слышал всякие слова, вплоть до укора его сонности (проспал Россию Русский Бог...), но не слышал просьб о помиловании. И гордыню, кою считают первым грехом, я собираюсь донести до могилы и оставить при себе... Она у меня - синоним свободы в поступках. Молитва, которую Борис Чичибабин получил в дар от Зинаиды Миркиной - да будет воля Твоя, а не моя - меня не устраивает. Я за согласье наших воль и очень даже вижу, как мою волю может принять Он как Свою. И - взаимно.
  Если чья воля и может переволить мою, так это кроткое увещеванье Богоматери... Ея свет - и на твоёй тёте Кате, и на каждой второй или десятой русской бабе.
  Узнай, пожалуйста, подробней, что там в Чухломе, нужен ли пожилой плотник (печник, маляр, жестянщик, кровельщик-верхолаз). А мне кроме людей, которым я буду нужен и кроме дела, нужного всем, - не нужно ничего. Тарелка супа да угол в русской избе.
  
  Обитель дальняя трудов и чистых нег
  
  Чухломское озеро - чистая ведь нега!
  Озадачил я этим и Ант. Вас. Соловьёву. И человека в Петрозаводске (люблю Север!)
  ~
  Гришин - гришна - гришок небольшой. Грих - большой. Посылаю тебе журнал с "Маврой". Рассчитываю: в Москве до 17 марта, примерно 17-го в Костроме, вечером в Парфеньево. К 15 апреля - в Кострому. Из Костромы - Пора мой друг, пора... Куда мне плыть? Обнимаю, целую, Володя.
  
  Верушка!
  А я напишу тебе не сказку и не быль. Сначала так: "Благословен святое возвестивший" (Боратынский).
  
  Высоко на стене гвоздём неизгладимо:
  "За первую любовь! Не проходите мимо".
  Заметил я себе, что тут смешались стили,
  И всё-таки слова святое возвестили.
  И самый след гвоздя был резок, словно возглас,
  Я долго простоял, потупившийся, возле.
  Здесь первая взошла из-за второй иль третьей,
  И ты кричишь о ней, как будто о последней.
  Не знаю я, кто ты, мне этот крик пославший,
  Но будь благословен, святое начертавший.
  
  Этими стихами открылась моя первая книжка "Во имя". А первая и последняя соседи и ближе друг к другу* и виднее, и роднее - как края котловины, одинаково высокие. А пространство здесь - волшебная линза. Как в горах.
  Я "объяснительное письмо" писал 19-летней дочери. Пишу и тебе.
  В 14 лет была мне Первая Любовь. Пионерский лагерь, где мама была врач, и у неё в медкарте стояло: ребёнок Галя Усова. Вес 40кг 500 г (как нынче пишут о статях этих, как их, miss Kostroma). Ребёнок Лодик Леонович, вес 37 кг. Витя Мохов - 35. Мы с Витей впали в Это, так похожее на будущую край-ность. Разговоры, полуслова - только о Ней. Ничего отдалённо похожего на ревность. Одно обожанье. Боязнь безотчётная. Своя бесконечная малость перед Ней, в которой Всё. Удар в грудь, когда поднимет ресницы, а глаза в лучиках, синие (уже описанные: свет небесный, синий свет; так вернее, у Бараташвили: цвет). Дух захватывает, и - я вдруг теряю весь свой ум. Два влюблённых болванчика. Моя мечта - уплыть за лилиями для Неё (а лагерь на Истринском водохранилище) и утонуть - блаженно, жертвенно, счастливо. Лилии доставал или нет, не помню, но Её вижу также ясно, как тогда. Витька Омелин засадил ей теннисным мячом со всей силы в спину. Всё вздрогнуло от боли. Она только поёжилась, даже не обернулась (гордая). Шок. Как не было ревности, так не было злого чувства к этому идиоту. Это потом я стал как пружина, когда при мне ударят женщину).
  
  И те, кому мы посвящаем опыт,
  Уже до опыта приобрели черты.
  
  Черты Первой и Последней - те же. Ясность на высотах. Ниже - та или иная смута. Ниже - самообладанье. При Первой и Последней и ты в руцех Бога Живага - он обладает тобой. У тебя оружье - лишь молитва к Нему. При смутах ты очень даже экипирован и бряцаешь своими железками.
  
  Твоему я дивился терпенью
  И во имя моё ты страдал
  Но оставил любовь твою Первую:
  Погляди же, откуда ниспал
  
  Рисунок* этот даёт нам И. Богослов и велит лезть на утраченную высоту. Да, да, это всё известно, но узнать что-либо можно лишь тогда, когда Это тебя ПОСТИГНЕТ и ты в кулаке Бога Живаго слышишь, как твои косточки потрескивают.
  Пластику Лаокоона yадо понимать костями.
  
  Допишу из деревни.
   ----------------------------------------------------------------------------------------------------
  * нарисована полуокружность, начинающаяся и заканчивающаяся крестиками, символизирующими первое и последнее - В.А.
  
  16 апреля 1997 г.
  Верушка!
  Я прервал костромское письмо, куда-то торопясь и не помню, на каком месте. М.б. там, где у меня первая любовь - праобраз последней? (пра вернее про). Смысл письма только в том, что через 50 лет в жизни моей всё повторилось. В общем, исчезло всё внешнее, исчезли "интересы" каждого дня. Жизнь ушла вовнутрь и стала думой, представлением о Ней, соображением, воображением, наконец, а оно - о, какие играет шутки. Общее место, метафора "невыносимо жить" - то от ужаса, то от счастья - настигает, когда хочет. Неизвестно, на какой строчке - вдруг надо покинуть собеседника, сбежать от него, чтобы в пустынном месте, куда добежал, вырвалось рыданье. Раскалывается грудь, голова гудит... где всё это описано? В каком-нибудь сумасшедшем доме умным врачом. Описано Куприным в "Гранатовом браслете" - тихая форма того, что трясёт меня, по временам отпуская. Тихая, должно быть, опасней. А здесь - оттреплет - и снова будто бы ты - как все, до неизвестного момента. (Похоже на "священную болезнь" - эпилепсию). Похоже, вообще, на все болезни. Пишу тебе, чтоб ты знала, во-первых, что внутри творится, пока внешне всё, как у людей. А во-вторых, чтоб разговорить, чтоб самому стало легче. Ведь выздороветь я не надеюсь. Многие-многие люди от меня отвернулись, т.к. происходит что-то неприличное с человеком, которого они "знали", "уважали", "любили". И вдруг он такое "выкинул"... А просто я на своём вечере им всё прочёл. Но есть и другие, которые благословили на эту неизвестность.
  ...Меня не было тогда с тобой на улице, когда шли от Радченко, когда я довёл тебя до остановки автобуса на Советской, а потом пошёл, а потом побежал звонить в Нижний: как там Она?.. Если бы можно было, не навредив (врачебный термин) рвануться туда - через Нерехту - рукой подать... Но нельзя. Там человек, что и свою руку, как твой бывший, сунет под поезд и - чужую голову заодно. Мою бы - куда ни шло, чуть ли не счастье. Но моя-то не одна, не отдельная. (Кретинизм самоубийц: не помнить, что есть другие, в ком ты жив, а уйдя - оставишь в них смерть, м.б. убьёшь, как это вышло с Есениным). Но об этом - хватит. Полно того, как пишет Аввакум.
  С Антониной Вас. Мы толковали, как не дать им сожрать тебя. Тебе - лечь на дно, пока.
  Я зову тебя про себя - Наполеонка.
  Пришлю 2-3 стихотворения о Белле Ахмадуллиной и для Беллы. Почему бы не поздравить её в связи с тем, что ещё жива в 60 лет. Правда, стихи печатались. Пришлю всё равно.
  Не обессудь. Со стороны это всё - я - ты - Она... судимо. Но ты женщина с душой, равной таланту, на твоём месте другой быть не могло.
  Обнимаю! В.
  
  17 апреля 1997
  Верушка! Сначала - это.
  
  Не пожелай... Не укради...
  Но треугольник тот,
  Что бьётся у меня в груди,
  Мне рёбра прободёт.
  Сегодня Год Быка - и в лоб
  Такого р о г а ч а
  Никак не достучаться, чтоб
  Дошло: Она - ничья.
  И чем насильнее взята,
  Тем более ничья
  Та, Божьей милостию, Та,
  В которой жизнь моя.
  С ней на устах и смерть легка.
  Её спасти и сохранить
  Молил я Бога - а быка
  Ну как не подразнить?
  Твой помутнел кровавый взор
  И теремную дверь
  Напрасно ты башкой припёр:
  Она - Господня дщерь.
  Её так долго ждал народ
  Всей бедственной Руси,
  Где тьма и боль, и весь испод...
  И ладно, и прости...
  
  Этим продолжается вчерашнее письмо. Первая любовь, лилии... и продолжается моё дыханье. Так что, Верушка, потерпи, ладно?
  В последней строфе преувеличения нет. (Есть неожиданное для меня прости - к быку, который меня сейчас припрёт и пригвоздит. Прости - это Её влеченье. Подразнить - моя беда).
  Написал (набросал) то, что не сообразил сразу сказать Базанкову. Пустяк, одна из ниточек прозы, привязывающей к жизни. Пишу письма близким людям - это мои соломинки, пока держат.
  Что народ ждёт Лену Крюкову - сущая правда. Наудачу вынул два листа из книги, посылаю тебе. Ты их сохрани. Чтобы понять, что перед тобой, двух страниц достаточно.
  Потом пошлю тебе статью о Чичибабине, которую в "Литературке" сочли черновиком, а оно так и есть, но она будет кусочком разговора, который не прервётся из-за наших с тобой нынешних трудностей. А стихи Чичибабина у тебя есть? Если нет, я привезу.
  Хотя ты и фыркнула в том смысле, что защищать тебя не надо, (но ты фыркнула больше на фальшивые слова мои - тебе нужны были другие), но ты, по-моему, не права. Надо. Ты чужая многим людям в бумажной Костроме. И с твоего разрешения я напишу и скажу потом, кому сочту нужным, об этой нужде.
  Теперь я засомневался посылать свои акафисты Белле, чтоб ты их предложила газете (опять: "этот Леонович, жидовская морда, с этой Арямновой"). Напиши, если всё же пригодится. Письмо Астафьеву отправь, а я напишу ему своё. Мы живём в России, своя своих не познаша, а моя тревога, высказанная и невысказанная, живёт параллельно его, о которой он орёт, и правильно делает. Жив Аввакум протопоп. Но большая отвычка от великих душ. Одна из них - в стихах, тебе посланных.
  Будь! Я с тобой!
  
  18 апреля 1997 г.
  Верушка!
  Немилосердно так тебя бомбить, но шлю статью о Борисе Чичибабине (я их написал несколько, эта уже лишняя). Она 1) Для общенья с тобой 2) Для Сергея Кузнечихина в "День и Ночь"
  Через Серёжу шло письмо к Астафьеву. Положи это в конверт: 660001, Красноярск, ул. Копылова 48-156, Кузнечихину Сергею Даниловичу.
  Мне посылай письма простые, с заказными морока, всё доходит.
  Целую тебя. Мягко и нежно - В.
  Вера Упрямнова - так тебя звали?
  
  Следующее письмо сожжено по воле моего адресата. Да, собственно, по обоюдной воле.- В.А.
  
  Апрель 1997 г.
  Рад твоему письму. Злость моя выбрызнула, как гной, а злость и гноится лишь потому, что не знает многого. А я тебя, при всём том, выясняется, знаю мало - потому просил сжечь твоё-моё письмо. Знай тебя лучше - не озлился бы так. Сейчас - никакой злости. Благодарность за сострадание, которое есть понимание и собственная, твоя боль от того, что с тобой было. Это ведь не уходит.
  Ты знаешь, я эти дни пропадал, совсем задыхался, дал телеграмму, что еду в Нижний, но по телефону оказалось: нельзя. И верно - нельзя. Но рассказывать надо оч. долго - почему. Не буду рассказывать. И так много наговорил - когда успел? За той медовухой? Писал? Ничего не помню.
  Мне - монастырь? Это очень весело при шести монашках моих лет. Ничего мне не надо - Её мне надо. А жить мне негде. Я бомж, и парфеньевская изба - не моя. А моя северная, что сам складывал, продана, чтобы мне это время держаться, ездить по захолустьям, искать работу. Но я люблю открытое пространство, а в своём народе, знаю, как-нибудь не пропаду. Ото всего московского я отказался, к другому берегу не пристал. (Как манит Север! При первых трудностях... Ну, при вторых, третьих, наконец, - направляюсь в олонецкие края. А - хоть на Соловки, но это крайний случай. К тому же - и снова сказка про белого бычка и песенка! Ничего мне на свете не надо").
  Вот мой бюллетень на сей день. Мальчику скажи: не болей. Когда болеют дети или кто там в Н.Новгороде, жить невмоготу. Не болей, малыш! А Радченко - дивный. А как смеётся! И та синяя глазовина - ведь художество. Ладно, не ложись на дно. Будь!
  Напиши мне про Ужлаг - что за материалы? Не связано ли это с Сидоренко (который вёл Аввакумовские собранья).
  
  
  На это письмо я не ответила, несколько следующих, не читая, бросала в огонь. Последовал полугодовой перерыв в переписке. К слову, это единственный эксцесс многолетних отношений, главными чертами которых назову понимание, приязнь и взаимное уважение, местами взлетающее до восхищения).
  
  
  2 октября 1997 г.
  Верушка, здравствуй!
  Рад был твоему конверту и двум репродукциям гобеленов Радченко. "Моё озеро" - глазовина поразительна: тут зашифровано пророческое отчаяние и виден вихрь - линией брови. Твоё лицо в одну четверть. Хотел этого Радченко или не хотел - так всё и смотрится*. Каким-то чудом целы избы на угоре - так им и быть.
  Проезжая через Москву (из Карелии и Беломорья) не миновал я кабинета столичного базанкова - Тимура Пулатова. Они с Зюгановым награждают друг друга... Какая-то парша - поветрие этих премий, какой-то жор перед чумой - противно и тошно. А Пулатов срезал телефоны в комнате репрессированных рукописей - пришлось идти дать ему понять, что за этих стариков и за покойников ГУЛАГа я душу вытрясу из него. Оба орали и тыкали - кончилось тем, что телефон будет.
  Материал о Дедкове частично идёт в "Лит.вестях" - газетка такая в московском Союзе. Хочет его и Л. Лазарев ("Вопросы литературы"). Базанков будет посрамлён морально, в конце концов, и если глава администрации Костромы ещё человек, то посрамлён и административно. Ну нельзя же в упор не видеть палачей народа и присных их! Апрель 1935 года:
  
  от 7 числа Указание ЦИК-СНК,
  замнаркомшей по детству была в то время Н.К.
  Крупская - ей ни дочки Господь, ни сынка
  Не послал - и сегодня не знают в Совмине,
  Отменен или в силе указ тот поныне.
  
  Газету с твоим открытым письмом в администрацию по недопущению упразднения премии им. Дедкова прислала мне Антонина Васильевна, так что исправлять или добавлять что-то и поздно и нет нужды, кажется. Но если Малахов это печатает, значит, это позиция (?), значит, напечатает и Карякина (должок) и И.Виноградова и В. Быкова... надо Базанкова давить арифметически ясными аргументами.
  А я-то издалека - помышлял о мире с ним, издававшем и Колову, и Иноземцеву, и Потехина...
  Посылаю тебе книгу, где-нибудь к зиме надо устроить её представленье.
  Всего тебе доброго! Володя.
   ----------------------------------------------------------------------------
  * Хотел). Таков и был замысел Е.В. Радченко. (Чтоб вы знали, как рожался гобелен "Моё озеро"). Однажды мастер обмолвился, что желание сделать мой портрет не находит идеи воплощения. Чуть позже... мы стояли рядом посреди его мастерской... Моё лицо было в его ладонях и... вдруг глаза его загорелись: - Нашёл! - Что?! - Нашёл, как сработать гобелен о тебе! Я задавала вопросы, на них он ответил: Увидишь гобелен, - узнаешь. Когда увидела, пояснил: домишки - это я, я с тобой, иначе ты была бы одна
  
  22 ноября 1997 г.
  Верушка,
  Этот кусок никому - только москвичам напоминанье. После этого можно снова приставать к Карякину, Разгону, Виноградову... Как не люблю этого делать! Статья полностью мне обещана "Новым миром" - в летнем номере - или будет в "Вопросах литературы". И то и другое - вилами на воде и с гуся вода для базанковых.
  Наталья Солженицына - заслон перед ним. Но повторю свою попытку - мимо Натальи. Послал тебе статейки о Межирове и Чичибабине (ему 75 лет было 9 января 1998).
  Да, напишу Василю Быкову.
  Написать в "Литературку"? Давно её не читал - что она теперь? И что такое гласность сегодня? Ловят вора за руку - и смешно обоим: тому, кто поймал и тому, кто пойман. Более того, вор нам нужен, "социально близок", как при Сталине и остальных, а тем более при новом капитализме 90-х лет.
  Через неделю поеду в Парфеньево, на декабрь или подольше.
  Будь жива, не сдавайся!
  
  6 декабря 1997 г.
  Верушка, здравствуй!
  Может быть, мы увидимся раньше, чем это письмо до тебя дойдёт. Сегодня 6 декабря, а 8-го буду в Костроме, 10-го в Карабихе, куда меня звали с 87 года. Зовёт Полозков - звонил, надо ехать на день рождения Некрасова. Полозков директор Карабихи.
  Книжицу твоей Иветты Андреевой* читал с довольной улыбкой, как всегда, когда нравится что-то. Прочёл сразу, полчаса назад, но не хочется, чтобы "устоялось" впечатленье, чтобы "серьёзная рецензия" с цитатами и выкладками. (Понадобится - будут и вкладки).
  ...Лёгкое, разбитное, всякое - по праву натуры, таланта, таланта и молодости - и ни единого злого чувства, ни одной карикатуры. А напоследок читаем с неба: С добрым утром, любимый! - самое серьёзное из мыслимых слов. Обет. И всё - и сразу преображены исканья и находки, увлекавшие читателя: он всё ждал жареного и палёного - к этому располагал общий тон, даже сигарета была потушена таким весёлым образом - ждал, и вот оказался на высоте, откуда и прочёл: "С добрым утром..."
  Что в тот же двор выкинулся несчастный парень - это художественный инстинкт автора. Он работает везде (и это уже требует разбора, а я не хочу ничего разбирать), везде, где надо. Мимолётно вспоминал Бабеля, Зощенку, нашу Токареву и ни разу не вспомнил Нарбикову и tutti quauti. (Как я их не люблю, страмниц! Нелюбовь к ним сравнима разве с жалостью к ним. Жизнь идёт мимо них, не поднимаясь выше пояса. Т.е. это их жизнь...)
  Моя жизнь была, ты знаешь: армия, болезни, работа, любови, срывавшие меня отовсюду, где заставали. Полудохлый, два года я проучился очно на полудохлом филфаке МГУ, завидовал журналистам, МГПИИяшникам (Визбор там, с которым мы учились в 659 школе, Ким, Ряшенцев...) - мне интересна нормальная вчерашняя жизнь студентки, которая её описывает "не прибавить - не убавить". Описывает правда без вранья, как Токарева свой день. Хорошая жизнь, альтернативный университет.
  Фактура, повторяю, лёгкая, почти все новеллочки набросаны и "не кончены" - и не надо. Тут как в "Детстве Люверс" - речь о природе и молодости, ну, о красоте, но без красованья и зеркал. Вот посинеют костромские ханжи, блюстители неизвестно чего! Да вот, она сама себя чуть не блядью зовёт! Да кому мы доверили печать... (Надо их подразнить, да ещё лише). В общем, чистый, живой человек. Ольгой Гуссаковской... нет, случайно подвернулась, я имел сказать другое: писательницей, maitresse, резонирующей законодательницей она успеет стать, если захочет. Но эта бедность, ей, думаю, несвойственная. Экая сила! Как говорили в моей Костроме. В книжке просто жизнь, самодвижущаяся туда, куда автор не знает. (Пушки к бою едут задом: был Университет - отписалась от этой жизни. Идёт другая жизнь - опишет другую). Меня всегда восхищал Булат - отсутствием вектора, что ли, хоть он и был подспудно, этот вектор. Булата занимала жизнь (был фронт, было самоубийство жены) - он знал ей цену. Кстати, как рано понял его Игорь - когда вешали на Булата всяких собак...
  Иветту твою я ведь не видел. Возникло другое лицо - Леси моей. У той - Литинститут, консерватория, дворницкие лопаты на Столешникове, Москва кабацкая 80-х лет. Может быть, это сдвиг, но мне мило было всё, что прочёл единым духом. Может быть, поэтому я совсем не судья Иветте. Ладно, не судья. Но читатель.
  Может быть, журналистика ей и нужна была как школа. (Я, например, вяну от одной мысли о журналистике, а журналистом бывать приходилось. Мои штудии - библиотека, а вне её - простая созерцательность, простой слух, иногда какое-то действие: "поставить на место", "разбудить" дрыхнущего и прочее. То есть, что-то неизбежное, неактивное, вынужденное). Школа чего? Тут графика, штрих. (От рисунков Врубеля можно сойти с ума, а простой карандаш. А Поленов нарисовал сцену с блудницей примерно 2 х 3 м, и тоже потрясенье и мысль: зачем нужны краски, если - и т.д.). Беглость. Бедная Надя Рушева сгорела, кажется, 14-ти лет. Думаю, что сжёг её А.С. Пушкин. В графике она была его соавтор и более того. О, гораздо более того. Ведь П. с ума сводил и продолжает это дело поныне всерьёз и без всякой мистики. Тайна Белочки Ахмадуллиной - Пушкин, а как приложенье - все её мужья, которые, в сущности - любовники. Нечто подобное было и с Ахматовой.
  Иветта опрокинула меня во все мои треугольники... "Четвёртого я не потяну" - так, кажется? Эта лёгкость, обворожительная сама по себе, обеспечена неким надзнаньем, что ли. Я хулиганил в одном стихотворении - заполняю точки:
  - Что ты мне скажешь, я давно уже высрал! (не придумал, а слышал) - тут опережающая сила ума, опыта, вообще явное превосходство одного из собеседников. А надзнанье - нечто другое. Есть глупое: "ну и что?" в ответ на любую серьёзную вещь. Как глупая ирония, простая висячая пыль. Надзнанье - это непроизнесённое серьёзное "ну и что". Это реальная возможность написавшего водевиль написать трагедию. Это скука мастера, которому мало его уменья что-то делать лучше всех. Это относительность не как теория, а как... ну, группа крови. Относительно самого себя кем-то другим и чем-то большим чувствует себя художник - если он и точно художник. Серёжа Дрофенко (друг Игоря Д.) написал про человека без надзнанья:
  
  Семью кормил и одевал
  И счастья скромный идеал
  Был счастьем для него на деле...
  
  И всё тут! Баста. "Московская особая" Иветты - названье умное, расчёт. (Но трогательное, т.к. увы, не бутылка тебе, а какая-то сырковая паста). Простая игра, которой, наверное, учат на ф-те журналистики. Оно вполне годится.
  И снова: веет добром от этих страниц. Всё-таки свобода и добро неразлучны. И опять: пушкинская свобода, сотканная из правды всех движений.
  
  Могу ль на красоту взирать без умиленья...
  Ах, Дон Гуан, как сердцем я слаба...
  
  На Пушкина не таили ни гнева, ни обид те, с кем он расставался. Легко? Ну, легче многих... Но лёгкость этих романов обеспечена была судьбой, и судьбой гения! Едва ли не за каждым могла быть дуэль и смерть. Блудник (козёл) не ставит на карту свою козлиную жизнь. Пушкин ставил - легко. Бог его хранил. А женщина чует, с кем имеет дело. В "Каменном госте" это ясно сказано. На моих глазах погиб поэт Вознесенский: какая-то презентация по ТВ, цыганский хор, жиреющее лицо В. - он снимает туфельку с красивой ножки, наливает в неё шампанское и - пьёт из бокала. Всё. Амба. Кажется, такая мимолётность в духе Иветты: пустяк, никто не движется даже - а человек погиб! (Погиб-то он раньше, Пастернак тоже чуял таких людей, а в истории с пастернаковским домом Вознесенского не присутствовало - сидел в кустах, а как был нужен...)
  И, в конце концов: свобода. Уже воспитанная, умеющая щадить (это за текстом). Дорогого стоит. Поверь мне как шахтёру, всю жизнь добывавшему её под землей. Наверно, потому улыбка как села мне на лицо, так и не слетела, ведь её чувствуешь. Кто-нибудь скажет глупость вроде "секс-свободы". Нет. Она всегда именная, полученная как Дар. В нашем отрезке времени назовут её рефлекторной - внеимперской и в ответ на рабство советской эпохи. Что ж, так, но это не всё.
  Прочти это своей подруге; если увидимся - поговорим, она мне интересна. Умная, живая и собой недурна, так ведь?
  ~
  Шестидесятники? Игорь Виноградов собирал их в "Континенте", следующий номер будет их, не прозевайте. Я там тоже говорил своё. Были Померанц, Карякин, Стреленый, Нияшева, Буртин, Табаков, Илюшенко - много было народу. Буду в Москве, зайду на этот предмет к И.В.
  ~
  Живу сурово, ты знаешь. Ты сказала - биологический возраст любви - семь лет. Семь таких лет - невозможный срок. Дикий образ - но будто проглотил огромную жабу, и она там живёт как хочет. Иногда обращается царевной.
  ~
  Критику Марку Липовицкому, он назвал свою книгу моей строчкой СВОБОДЫ ЧЁРНАЯ РАБОТА - послал книгу и написал в Екатеринбург: напишите о Дедкове - и набросал костромскую декорацию. Авось напишет. Дошли ли мои статейки и ? "Лит.новостей"?
  
  Верушка, здравствуй!
  Посылаю тебе изо всех сил сокращённую статейку. Из остатков её может слепиться ещё одна. То есть, эту подпирают ещё три: о стихах Т. Иноземцевой, О. Коловой, В. Михайлова.
  Колова - как Истогина. А я дружил с Алёшей Кондратьевым, с 14 лет в параличе, с Геннадием Головановым, а до них - была Анюта Каргачакова...
  
  Стоят как тёмные столбы
  На белом свете
  Вдоль всей дороги - вдоль судьбы -
  Зиянья эти.
  Их бесконечна череда.
  И нету чуда,
  И звуки, что ушли туда,
  Нейдут оттуда.
  
  Эти люди дали мне колоссально много. (Та же Оля Колова - во всё это время - рыданье... Таких рыдающих, как я, надо помещать в лепрозорий - на недельку...)
  ~
  Не упуская повода - какой стилист лил грамотей тут озадачился? Родительный падеж? Он был всегда в правильном русском языке: не получал письма, не видел лица... Советские грамотеи, особенно корректоры, меня переучивали, бывало, очень забавно. Богиню Нику делали Нинкой. Чермный стяг Святослава из красного делали чёрным. С тем, что довлело уже все делают нагло что хотят. Скромное и довольное (достаточное) начинает давить.
  Мог бы написать статейку о языке газет: пошлость прёт, как толпа... Но читать их перестал: себе дороже.
  Нетрадиционная лексика? И эти - тоже грамотеи. Это традиционное управление отрицательного глагола. Традиционный синтаксис, а не лексика. А ты меня ещё сажаешь к ним редактором. Этак примутся править классику: не пробуждай воспоминаний, (не видал) я на вёдрах медных шпор и т.д.
  ~
  Нет, псевдонима (род. падеж) не возьму. Воспользуюсь суеверием, а также предостережением Флоренского.
  На письмо тебе ещё ответу. Ещё напишу о семинаре костромичей. Ещё написал бы о Бугрове, но нет у меня его стихов последнего времени.
  ~
  Астафьеву страничку пошли. А я пошлю ему письмецо. С Тамарой Дедковой ещё не поговорил. А страничка с Дедковым и Астафьевым у тебя хороша получилась. И да, оба правы. Такие материалы нужны. А у меня прицел - бугровские молодые. То есть, хочу свой довесок приколоть к пайке - к студии Бугрова. Ну откуда им знать Величанского? Или Соколова з/к? или лагерников вроде Тамары Милютиной? Незнание в этом случае (Милютина, Гаген-Торн) - колоссальная потеря. Или Галактиона из первых рук кто им даст? Или Чичибабина или Межирова ( о М. послал тебе?) или Слуцкого... (Скажи в газете своим шизофреникам и неучам: Леоновича будут читать студенты, Леонович предпочитает "Северную правду" "Знамени", что действительно так, если такая вот эссеистика, Леонович полвека умудрялся, чтобы получить рубрику в "Северной правде".
  В рубрику надо врубить и врезать:
  Конечно, не знать - большой грех, но не желать знать - уже преступление.
  П. Флоренский
  В состоянии преступления пребывают спящие - спи, кто может - но как дико храпят и какие сны у них на роже!
  ----------------------------------------------------------------------
  * Как Вы, поэт, можете дружить с прагматиком?! - изумлялся неоднократно В.Я. Игнатьев. У Володи такого вопроса не возникло ни разу.
  
  Верушка,
  Письма к тебе и обратно вошли в привычку (хорошая привычка), а на почте пусто, поэтому посылаю тебе добавочное письмо после кассет Чичибабина и его "Картошки" - "Русскую мысль", где писать, во-первых, умеют и, во-вторых, умеют различать материалы по важности, читателя уважать, говоря на равных. Это - в связи с кризисом "Северной правды", вялотекущим, но серьёзным, судя по - и т.д.
  Не упуская повода (повод = возможность = случай + оттенок возможности, случая) позлословить над ними и посочувствовать тебе. Упустить или не упустить, как известно, можно всё - начиная от автобуса и кончая собственной жизнью. Уж не насторожил ли повод? Своей необязательностью (ведь не причина)? Можно не придать значения такой малости, а можно и в историю войти (влипнуть) не упустив...
  ~
  Сочиняю статью в защиту стариков, обрызганных слюной Жириновского. Читаю много об Ахматовой (буду составлять её книгу для Европы). Оглядываю с почтением рукопись будущего тома "Подсудимое слово" - труды прошлых лет, в основном не мои, а Шенталинского. (Есть ли в Костроме его книга "Рабы свободы"?), ещё в голове несколько вечеров, где надо быть или вести их. Перебеляю - крики в строчки выгранивая... стоны и рыданья - весь год Быка. Он продолжается и теперь с полосами - тигробык. На столе книги и рукописи для реагирования. Твоя лежит на добрый час. (Опять неграмотно! Будто грамоту делают те, кто кричит и т.д.)
  ~
  О парфеньевцах мне бы хотелось напечатать. Если не получилось у меня - скажи, охотно перепишу. Это важно. Ну - до письма! Будь жива! В.
  
  Верушка, здравствуй!
  Борис Чичибабин будет расти и разъясняться людям как поэт времени и вечности вместе. Жаль, не дойдёт до ваших мудрецов из газеты, КОГО отвергли. Но библиотека должна такие вещи чуять.
  Дело Бориса надо делать: доказывать идиотам политики, что славянам границ не надо, вражды не надо, что наша свобода имеет главным основанием христианское добро. Проще и детальнее, чем Борис Чичибабин, никто этого не сказал. Он сумел обнять ныне враждующие (враждуемые!) страны и любовь к ним внушить всем, кто расположен её принять. Вот какой он "красный", какой "советский"... Бедные люди, не знают иных мерок.
  ...В Костроме (в Ярославле?) издать бы его, отобрав лучшее и насущнейшее, оперевшись, скажем, на отношение Игоря Дедкова к нему. Это была бы как фибринная ниточка - остановить (предотвратить!) кровотеченье. ...Боже, как я устал от идиотов, очных и заочных...
  Почему тебе так написала Тамара Дедкова?.. Борис умер 13 декабря, Игорь 27-го, и если был в сознании - как же не знал он про Чечню?
  Посмотри в книге воспоминания Ольшанской. Харьков, как всегда, богат талантами. Вот бы подружить его с Костромой...
  Напиши о Евгении Радченко. Твои фотографии его гобеленов - блеск! Сделаем доброе дело. "Континент" с костромскими шестидесятниками пока не выходил.
  Насчет Окуджавы, кухонь, диссидентов и проспавших самих себя шестидесятников - что ответить? Не знаю. Мне было всегда некогда в 60-70-80-90-е годы. Что-нибудь делал, кого-нибудь вытаскивал, как-нибудь шевелился в комиссиях (по природе, по памятникам, по репрессированным). Мои дела (издания, публикации, квартира...) делали другие за меня - потому что я делал за других. Сейчас подписываю договор на книгу "Подсудимое слово". Деньги даёт нам Солженицын, и тут - копнём: Дом Чуковского (Дом детей российских, на стихах которого поколения вырастали, пока читали) мы, кухонные мараты, как ты говоришь, спасли = спасли это "гнездо диссидентов" и очаг культуры русской. У Чуковских жил Солженицын, чуковские люди помогали ему материалами, без этой помощи он не сдвинул бы свою гору. После моего сводного письма наверх Люша (внучка Чуковского) сказала, что теперь она спокойна: сделано и сказано всё. (В трудную пору получаю от них тысячу рублей и не смею отказаться). Солженицынский фонд, не имевший крыши, приютила Крассовская в Доме Цветаевой (и этот Дом мы спасали когда-то), где я вёл "Магистраль" и проводил всякие вечера, не думая, что мне что-то должны за это... Но видишь, ничто не пропало, вспомнилось и связалось: каторжную книгу издаёт не власть (тюремная), но сам каторжник ? 1. Деньги чистые, чище покаянных. И не надо рвать эту живую ткань, эту поруку.
  Сию минуту мне 64 года и я могу так это тебе излагать, зная материал. А по сути -
  
  Любовь такая странность:
  Как быть, что делать? СМЕТЬ.
  Мы отменили старость,
  Но разбудили СМЕРТЬ.
  
  17 декабря 1997 г.
  Верушка,
  вот кое-кое что о Межирове и не только о нём. Костромским гришиным этого не надо, а ребятам и вообще настоящим людям может пригодиться. Это для "Др.народов". Перепечатывает ли "Северная правда" стихи? В номере 10 "Знамени", номере 10 "Др.народов", номере 9 "Нового мира" мои подборки. В "Континенте" номер 89. Если не перепечатывают и если нужно, пришлю ещё не печатавшихся. Заглавия к статейке бродят такие: Воля к истине, Трепещет и светится, Но его слова его не спасут, Поверх всех собственных грехов.
  Более нелепого эмигранта, чем Межиров, не могу представить. Ни одного английского слова не знает и никогда не выучит. История с его отъездом тёмная и путанная, поэтому не повторяю ни единого слова московских сплетен. Зачем Костроме Межиров? Автор Коммунистов-вперёд? Нет, коммунистам стихи противопоказаны. Может быть, просто как классик новейшей поэзии? То, что я пишу о нём - из первых рук, из любви к нему, от тоски: его очень не хватает.
  Пришлю ещё статейку о Чичибабине. Сочини рубрику "Кругозор" или как ещё - для таких "чужих" имён и тем.
  Про Дудина.
  Поэт праздничный и победительный, дерзкий мастер - после Пастернака переводить Бараташвилли! - он (Дудин) в этой победительности не затвердел, он принадлежал к той породе российских деятелей, чья совесть всё бодрее и неуёмнее с годами.
  Спи, кто может - я спать не могу - это про них некрасовская строчка. Слава Богу, всегда эти люди есть. Я вспоминал дудинские пронзительные стихи:
  
  Иные пути и начала
  Ушли мы искать в города.
  И наша земля одичала
  Без нашей любви и труда.
  Мы быстро утратили корни
  И песен весёлый запас,
  Мы стали грубы и покорны,
  Ии радость покинула нас...
  Назад мы дороги не ищем,
  Живём на своём этаже,
  Не ездим к родным пепелищам -
  Нам некуда ехать уже.
  
  "Грубы и покорны"... Как хорошо! Портрет хамства в двух словах.
  Будь жива! Володя
  
  Верушка!
  Не знаю, чем тут помочь. Тем более, "академической"* статье о Дедкове. Жизнь настолько неакадемическая... Ну, я бы не миновал искушенья нарисовать Игоря в рост - он как в зеркало глядится в Сыромукова, героя К. Воробьёва, а тот писал его с себя. Чистюля, всегда всё застёгнуто на все пуговицы, живёт (после страшной крови и грязи войны) набело, начисто. Выправка (офицерская честь = человеческая), осанка. Осанка - ключевое слово.
  Мы с Игорем толковали о вкусе - как этической категории. О том, красива ли мысль (фраза), о красоте как первокачестве. Любой поступок сначала характеризуется так: красиво или нет. Межиров любил повторять (это у Светония есть), что умирающий Цезарь всё одёргивал тунику - прикрыть наготу ног. В этом очень много. Нобелевская речь Бродского - примерно об этом.
  Мне кажется, Игорь нёс себя, как красавица носит свою красоту. И уже одним этим выполнил отчасти огромную этическую задачу своей жизни. Игорю несколько подражал Серёжа Дрофенко - и основательно и достойно - а я не подражал, но любовался обоими. Игоря надо было рисовать, но рисовать готовое трудно**. Обошлись фотографиями, а портрета никто (?) не решил. Игорь сам раскидал по статьям и книгам свой портрет; черты легко собираются.
  
  Нет великого Патрокла -
  Есть презрительный Терсит
  
  Все (провинциальные) корчи человеческой недостаточности достались ему - оттого он привык кривить губы чуть не в ижицу. У него висел портрет Пастернака - им выпятя вдогонку челюсть - (см. кн. "Явь") затравленного недополонками*** гения.
  У гения избыток всего; неистребимое же чувство недополонка: он украл у меня, гад такой... Ненависть к Пастернаку я знаю в лицо = в лица). И рот ижицей. И у Беллы сейчас такой, но ей резон если не презирать, то жалеть - самоё себя. А уж тусовка ихняя... Булат был сильнее. Вот кто лебедь.
  Их три критика, новомировские: Иг. Виноградов, Дедков, Вл. Лакшин. Самый сильный, на мой взгляд, Виноградов, но он оставил критику как дело безнадёжное. Его бы отторгла советская жизнь. Путь Игоря известен. В критике он не был поэтом как Белинский или Ап. Григорьев, он был мыслитель и эстет. Это не так уязвимо как то, что делал Виноградов, догола раздевая короля и уничтожая фальшивую доктрину "социализма" в устах тоталитарников, т.е. проходимцев всех мастей.
  Вы, жадною толпой стоящие у трона
  Виноградов в критике - как Дедков в дневниках. Агрессивный новомировец Лакшин, агрессивный адвокат Солженицына, памфлетист - стал литературоведом, отошёл от костра, как и Виноградов. Игорь оказался крепче всех.
  Горбачёв пригрел еретика в своей "Свободной мысли". Опять надо цитировать себя:
  
  Вкус художественный развивая,
  Знайте, что художественный вкус
  Есть необходимость роковая
  Категория или искус.
  Хорошо воспитан, образован,
  Волю он берёт и тот же час
  Наше дело поверяет словом,
  Совершенства требуя от нас.
  И уже тебя твоё творенье
  Не на шутку пересоздаёт:
  Все его святые предписанья
  Сбудутся в урочный час и год................
  
  Игорь знал эти стихи, я давно их напечатал, а сейчас, переписывая для тебя, вдруг подумал: попадаю в "десятку". С Игорем так и выходило, выходило естественно (как твой Рома пересоздаёт маму, да?). Его не могли устроить недополонки от демократии, недополонки от "Свободной мысли" и проч. Мы оказались вообще без доктрины, без крыши над головой. Но каждый функционер продолжал функционировать, и сейчас мы имеем картину... тотального разграбления страны: утешайся такой полнотой...
  Игорю надо было, по слову Чуковского, в России жить долго. Его мысль обросла корнями мощными и ветвистыми. Он уроднил себе XIX век (слабое место у журналистов МГУ). А XIX век - это Европа, тогда не было железного занавеса. (Из Италии он вернулся ошеломлённый... или из Болгарии? не помню, уточни). Корни пошли бы на Запад Возрожденья, тот, о котором ещё Пушкин мечтал: Чорт догадал меня родиться в России с моим умом и талантом...
  (Сейчас мы, кажется, уже нажрались Западом до одичанья. Скорей бы выблеваться!)
  Но этого не успело случиться. Он и правда стал бы Нобелевским лауреатом - первым из критиков. Меня он как-то просил о книгах по экзистенциально философии, о Сартре - это было ему нужно уже в 70-х годах...
  Допишу позже!.. ______________________________________________________________________________
   *Речь о моей статье в каталог выставки костромских шестидесятников "Один у костра" - В.Я. Игнатьев поручил написать. Я предлагала автором других, и Леоновича тоже, Игнатьев сказал: нет, получится поэтическая публицистика, нам надо что-то более академическое.
  *Голубкина хотела было лепить Ивана Ефимова (анималист, сложен был атлетически). Когда разделся, то, восхитившись, А.С. воскликнула: "Какая гадость!"
  * ** недополонок - олонецкое - недостаточный, неполный
  
  
  22 ноября 1997 г.
  Верушка!
  Вот мой ненарошничек, испёк за полночи. Если пригодится, то глянь в библиографический перечень: как там сказано? Нет ли ещё чего, подобного "Магнитному полю". Например, Галактион Табидзе?
  Хорошо бы, конечно, поднять газетную подшивку - авось и цитата какая попросится - но, кажется, времени на это нет.
  А ещё посылаю сладкие сопли А. - можно бы переписать. Старик он добрый.
  До апреля надеюсь всё же вытянуть что-нибудь про Игоря у тех, кто обещал, у кого-нибудь ещё. И конечно, всеми силами буду отговаривать Т. Дедкову от идеи проводить дедковские чтения в Смоленске.
  "Его магнитное поле", "В Карабиху из Карабаха", "Строчка библиографии", "Что ему Гекуба?", "Рабочий камень нравственного свода" - подумай, как назвать статейку. Последнее подошло бы, но надо в тексте что-то подобное.
  Будь!
  
  18 декабря 1997 г.
  Как всякий крупный деятель, как зиждитель, Дедков возвёл над нами некий нравственный свод, стройный в целом и строго ориентированный в деталях. Для этого понадобились ему многоразличные рабочие камни. Один такой я ему подарил. Это мои переводы грузин и армян, чьи христианские корни ушли в древность глубже российских.
  Так что, Верушка, ставь заглавье: "РАБОЧИЙ КАМЕНЬ НРАВСТВЕННОГО СВОДА".
  Посылаю тебе ещё одну фразу из "Богемы", о которой надо бы написать отдельную книгу (третье издание неминуемо)... И как грустно и завидно читать в "Богеме" о цеховых братствах, об уставах амкари (мастеров), их гербах и знамёнах, о заповедях мастера ученику, где торжествует стремление к оригинальности и красоте изделия, иногда такого, что его грех продавать, а надо только дарить. Где это всё? Мастерские на левом берегу Куры сметены каким-то планом благоустройства - но какое тут благо?
  "Богема" Гришишвилли сродни "Москве и москвичам" Гиляровского и проч.
  Для костромских гришиных мой камень - штука дикая и посторонняя, они боятся знанья и не умеют сопрягать вещи по видимости далёкие, а по сути родные. Ведь две матери - это такая христианская + языческая поэтическая древность, которая дурака не тронет, а умного растрогает всерьёз.
  Игорю, долговременному атеисту, кроме христианской грузино-армянской древности я преподносил и такие отечественные вещицы, как переложенье (в ямбы) житийных историй из Великих Четий Миней (надо было видеть его изумленье: "Вот куда тебя потянуло..."). Не только Игорю, но и другим (Слуцкому, Межирову, Винокурову) это было чужим спервоначалу. Стасик Куняев сказал: "Чтобы в наше время такое писать... Не понимаю, но завидую... Мученичество мне чуждо...".
  А в Грузии, стране более надёжных традиций (крещёной не плетью многожёнца, а крестиком из двух лозинок и прекрасной рукою коппадокийской девственницы Нинны) это принималось как родное.
  Верушка, спасибо за стихи, буду читать. Первые хороши и обещают книгу. Сейчас я занят своим - как адуй: наплывает, дыбится - вот и залом, надо растаскивать, а то и взрывать, чтобы .... (нрзб) шёл. Именно так.
  Письмо твоё грустное и суровое - рад хоть бы чем-нибудь тебя развеять. А - нечем. Давай придумаем заботу и авось сделаем хорошее дело. Настя Разгуляева дважды поступала в пед, дважды срезалась. Я её повразумляю относительно грамматики и прочего, и если она в третий раз пойдёт поступать, то это надо будет подготовить. (Написать Лебедеву? Курсы подготовки? Льгота таланту?)
  Какие книги Чичибабина есть у твоей подруги Вики, которая начала петь Чичибабина?
  Напиши адрес Радченко - послать книгу.
  Говорят (по радио) статейка вышла? Ну и ладно.
  
  27 декабря 1997 г.
  (сохранилась лишь последняя страница послания, за цифрой 4, а жаль - это был ответ на письмо, в котором я излагала Леоновичу свою идею создать костромскую "культурную" газету под его редакторством. В такой газете я чувствовала большую необходимость для костромичей. Она мне снилась - В.А.):
  ...Насчёт редакторства ты меня насмешила. Ни за какие коврижки! Я просто взорвусь как глубоководная рыба на поверхности. Мне чужое, к тому же, время и противны его "ценности". Пошлость убийственная. И т.д.
  Будь жива и здорова. Это же скажи Мальчику: велел, дескать, Большой Поэт не болейте!
  С Новым годом тебя и в твоём лице всех борцов за веру.
  
  30 декабря 1997 г.
  Верушка!
  Спасибо за всё, получил номер "Северной правды", жаль, что мало про Дудина (забыл послать) и самый конец надо бы понятнее.
  Семинарское письмо тебе напишу. Ведь вот вечно в каком-нибудь семинаре и учимся. 89-летний Микеладжело: "Я начинаю что-то понимать и уметь в своём деле". Не слабо? Так что жди моих поучений; поучая - учусь.
  Посылаю Чичибабина: какой есть. Есть, но в Москве, где мы с ним и оба хороши.
  С Новым годом!
  Давай, я незаметно стану обозревателем "Северной правды" - поэтических событий, лиц и проч. То, что пишу, скажем, в журнал - сначала публикует "Сп". Согласна? Пусть ко мне привыкнут. Ты пишешь о Доме народного творчества. Где-то в недрах его года три назад затерялась общая тетрадь Савватьева - зэк, парфеньевец, поэт. Надо её найти. Буду тебя тревожить. Будь жива! Не болейте!
  Числа 7-го в Москву.
  
  Верушка!
  В письме твоём одна неточность. У меня одна давно любимая частушка:
  А: Я любила Игоря - еле ноги двигала.
  Полюбила Мишку - бегаю вприпрыжку.
  Мне пришлось сейчас сочинить то, что было у другой, после того как А прогнала Игоря:
  Б: Я любила Мишку -
  У Мишки много лишку.
  Полюбила Игорька -
  Забыла Мишку-дурака.
  А - сангвиничка. Флегматик Игорь её увял (переходный глагол: противопол. увёл) и завялил. Мишка - воскресил. Но до того Мишка, сангвиник или холерик, мучил своей неуёмностью рыхлую флегматичную Б. Слава Богу, перемена всем принесла благо. А и М вспыхивают, Б и И приятно засыпают. Фольклор тут необъятный: "Эх, тошно мне, что не тот на мне", "Эх, тоска меня берёт, что не тот меня дерёт" и т.д. и т.п.
  Так что об одной и той же женщине два подвыпивших дурака могут говорить настолько разные вещи, что, наконец, и раздерутся.
  Но как ты права насчёт бесплодных!
  "Будущие родители Богоматери относились к тем несчастным, у кого не было потомства... как ни строго соблюдали они заповеди Божии, как ни молили Господа о даровании потомства, "поношение бесчадства" (!) тяготело над ними...
  Однажды в день празднования Обновления Храма Иоаким, как обычно, хотел совершить жертвенное приношение, но архирей Иссахар отверг его, сказав: "Не надлежит тебе предлагать дар твой, ибо нет у тебя потомства в Израиле"... Не пощадили Иоакима и единоверцы: "Непозволительно, - сказали они, - тебе приносить с нами дары, ибо ты не сотворил семени в Израиле".
  Анна, узнав об оскорблении мужа, преисполнилась горечью и чтобы скрыть слёзы, вышла в сад. Там... увидела она гнездо с неоперившимися птенцами. Ещё горше стало у ней на душе. "Увы, - рыдала она, - чему могу уподобить себя? Кто дал мне жизнь, что так проклята я перед сынами израильскими?....... и т.д. Оба в скорби - тем чудеснее благо зачатия...
  Одной поэтессе после её стихов, похожих на игру мышц культуриста (он не знает, зачем они ему), Твардовский сказал: Вам надо родить...
  Нерожавшие не помнят, конечно, ни горя Иоакима и Анны, ни Благодати рождения младенца. Цитаты я выписал из проповеди Александра Меня о Рождестве Пресвятой Богородицы.
  ~
  Вчера пришла от тебя газета, сегодня фотографии гобеленов (чудные) Радченко. Но где вы с Иветтой? Разделяю твоё хорошее настроение. Всё же найдутся глаза, прочтут. Это надо вести, я тебе уже писал. Надо приучать ко мне костромичей. Чичибабин. Межиров. Ладно. А вот вчера было три годика парфеньевскому литкружку, его зовут "Надежда", в нём полтора десятка, несколько талантливых. Вышли первые книжки парфеньевцев. Напишу, если кому-нибудь уже не заказано.
  Ты не пишешь, какая книжка Чичибабина у тебя есть. "Колокол"? "Сонеты"? "Мои 60-е"? Напишу о Л. Григорьяне, Игорь его любил. (А я писал в "Дружбе народов", тем легче ещё написать). Ладно, вот тебе летние стихи, где помянут Б.Ч.
  
  Проснулся полвторого, сна ни в одном глазу.
  Чья надо мною проба: свезу иль не свезу?
  Дорога всё прямее, всё тяжелее кладь -
  Мне б повидаться с Нею, глухую боль унять...
  Мне б коктебельский месяц - их не было, таких -
  Сидел бы там, как немец, мудрец от сих до сих.
  Железно-ежедневно, как Злотников Натан,
  И как стихи напевно слагал бы свой роман.
  Да я б содвинул гору своих черновиков,
  Что гибнут без призору для будущих веков.
  Я был бы неослаблен и свыше вдохновен,
  Как Боря Чичибабин у Лилиных колен...
  Да я не озорую! Да что вы! Ну зачем...
  Щебёнку соберу я с подъёма на Перчем
  И расцелую горстку шершавого тепла.
  Железная развёрстка ко времени прошла.
  Совсем иная местность лежит в моём окне.
  Кому-нибудь словесность... А ЭТО? Это - мне -
  То самое, такое, что дико и смешно
  Настолько, что башкою хоть высадить окно.
  Кому-нибудь бумага, дорога налегке...
  У Господа ЖИВАГА так страшно в кулаке!
  
  Это было в 10-м "Знамени" и там ещё другие бескожие.
  В кулаке и сейчас. Приучаю себя не думать - не выходит. Поделил будущее на полуторагодовалые дистанции: 18 месяцев слониха носит слонёнка. Полтора года всё же просматриваются, всё же говоришь себе: вытерплю. Что - Тигр добрее Быка? С детства "Он убивает одним ударом лапы - быка" (лев, правда).
  ~
  Верушка! С Рождеством! Послала статью Т. Дедковой? Непременно сделай это! Отмена Дедковских чтений в Костроме НЕДОПУСТИМА! Я ей напишу, позвоню и так далее. На выставке шестидесятников надо это утвердить.
  Фото гобеленов Радченко великолепны, надо тиражировать и продавать: уникальная фактура.
  
  7 февраля 1998 г.
  Верушка,
  это возмутительно. Василю Быкову я написал: тебя съедают, подавятся, но съедят. Что делать, ума не приложу. В таких случаях прикладывают руку, что едва не случилось со мной не так давно. Ты - мать = всё тебе позволено и всё ты вытерпишь - работу надо сохранить, как заработок для вас... Ну что с ними делать?!
  В Челны я вышлю переводы из Асхана Баянова. Но они пока в том доме, откуда я ушёл.
  Экземпляра статьи "СПИ, КТО МОЖЕТ" нет никакого. Последний в "Новом мире", м.б., будут публиковать. Но если вдруг какой найдётся, пошлю.
  Провокационное письмо вручено В. Быкову, вместе с премией "Дружбы народов". Получила ли ты второй экземпляр?
  О шестидесятниках что-то тебе сочинил в дополнение к тому, что я всё-таки получил. Да, о Радченко - много сравнительно с другими; хорошо вступление. Мы всё же рабочее поколение ("Мы спины, мы плечи, мы шпалы" - Марк Сергеев). Твоё - и не только твоё упущение: не оглянулась на 60-е годы ХIХ столетья. 61 год - "свобода", 63 - кровь (Варшава). И рядом с такими, как всепонимающий Герцен, с ним, сославшимся, рядом с Чернышевским, сосланным, с Некрасовым, с Достоевским, со славянофилами, т.е. рядом с русской мыслью - дикое безмыслие нечаевых... рядом с Твардовским - Кочетов и Сафронов... Лица, детали... проекция на ХIХ век была бы нужна.
  Получила ли "Цветенье картошки" и кассеты? Отдай одну бугровцам. Большого Чичибабина привезу сам.
  Указ от 7.4.35г. В книге Александра Орлова и в "Архипелаге", в главе о малолетках - читай.
  Радченко против участия в выставке? Досадно. Всё равно его бы никто ни с кем не спутал и ничьим приложением он бы не стал. Для "Истины и жизни" напиши о нём, хоть немного, я добавлю при нужде, и нужно фотографии, те я разослал лучшим людям...
  На обороте - стихи почти с натуры - один из рассказов моей матери. Как побольше узнать, как мне написать о М.А. Державце? Буду просить помощи у "Губернского дома".
  Не падай духом! В.
  
  Верушка,
  Не могу сейчас продолжить то, что послал тебе в большом конверте. Стал перечитывать статьи Игоря об Адамовиче и Быкове. Ну и - ухнул туда.
  Расстрел. В яме холодной.
  Ждут раздетые в яме, когда их убьют; ждут одетые, когда придёт их черёд стрелять: за двоих две сигареты, за троих три и т.д. А голый мальчик "сидит лягушонком", колотится всеми позвонками и просит, плачет: "Дядя, хутчэй, дядя, скорей!".
  Это надо было и Адамовичу, и Игорю заново пережить, а потом уж постулировать. На двутысячном году от Р.Х. - о неприкосновенности другой (чужой) да и вообще всякой, своей тоже, жизни.
  Тяжко вспоминать, пишет Игорь и - формула: Мы лишены права забывать, отстранять страшные видения. Идея максимального возмездия... - идея предупреждающая: расплата следует всегда, рано или поздно жизнь умеет очищаться, зло напрасно надеется вывернуться...
  Прекрасная ты душа, Игорь ты наш золотой! Всё ведь наоборот случилось. Мы потонули в собственных соплях, палачей наших холим...
  Снова Игорь: Если не помнишь ничего, не знаешь, знать не хочешь - до чего свободно и удобно жить; чья-то давняя ноша, пусть даже твоих отцов, твоего народа - чужая ноша, даже след её тяжести чувствовать - зачем, с какой стати?
  Это - прямо в продолжение Флоренского. Это - Спи, кто может.
  О шестидесятниках надо сказать просто: мы под проклятием памяти и оттого гарцевать ни настроены, ни физической возможности - а только тянуть, ломить и т.д.
  Опалённые умы, Дети 56-го (Д.Сухарев)
  
  Предыдущее письмо написано на обороте письма Василю Быкову, отпечатанного на машинке; привожу его здесь тоже.
  
  Дорогой Василий Владимирович!
  Три года назад автобус, полный писателей, журналистов и философов, отправился из Москвы в Кострому. В этом множестве не хватало Вас: мы ехали помянуть Игоря Дедкова, не дожившего до 60 лет. Добила Чечня - прямой наводкой.
  Его посмертная жизнь в Костроме не слаще той, что была в течение 30 лет до этого события. Вышла наружу зависть людей малоодарённых, которым доставалось от Игоря в своё время. "Все творческие силы Базанкова ушли на проталкивание в печать его творений". Примерно так. Михаил Базанков ныне - 1 секретарь костромских писателей. В их Союзе, в газете "Северная правда" не могут спокойно слышать имени Дедкова - он производит мгновенный раскол.
  Центральная библиотека им. Крупской, решившись было назваться б-кой им. Дедкова - все годы он там работал - "отдёрнула занесённую ногу" как Тургенев над обрывом в Бежин луг и влачит по-прежнему имя женщины, что составляла списки к изъятию и уничтожению вредной литературы от Данте до Купера и была завнаркомшей просвещенья, отвечавшей за "детский сектор", когда вышел незабвенный указ ВЦИК-СНК о применении ВЫСШЕЙ МЕРЫ к преступникам ОТ 12 ЛЕТ... Её борьба со сказкой, с "чуковщиной", мобилизация кремлёвских жён на это святое дело известна. Не очень известно, что Горький, прочтя список приговорённых книг, порывался отказаться от советского гражданства.
  Дедковские статьи живы и обязывают, но Базанков и его комплот не могут соображать явления в категориях, которые доступны были Дедкову и, увы, немногим его собратьям. В Костроме хороши молодые, кто вне базанковского союза, я их знаю, ради них писал и в газету костромскую и в альманах "Губернский дом" - пишу и Вам. Вам лучше многих известно, что в провинции их две, провинции. И одна как болото верховое, жизнетворное, а другая - болото гнилое.
  В "Северной правде" горой стоит за Дедкова Вера Арямнова, зав.отделом культуры. На моих глазах эту женщину съедают... Подавятся, но съедят...
  Мы дружили с Игорем, он писал обо мне, строчкой моей назвал первую книгу, мы много говорили, когда я работал в костромском селе и наезжал в Кострому. Вообще деятельность Дедковых, обоих, Игоря и Тамары, для области костромской - бесценна.
  Статью об Игоре я назвал СПИ, КТО МОЖЕТ. Это некрасовские слова из "Рыцаря на час", но в странном каком-то сне живут бодрые плотоядные хищники: спит память, спит совесть, всё остальное - напротив...
  Я Ваш читатель и читатель Дедкова. Знаю поэтому, что Вы никогда не засыпали и сейчас прошу Вас: напишите что-нибудь об этом прекрасном человеке. Вас БУДЕТ КОМУ УСЛЫШАТЬ в Костроме (это мой родной город) из людей неспящих. Уже писали им А. Турков, Ю. Буртин, С. Яковлев, В. Астафьев, п и ш у т, и давно, Ю. Карякин и И. Виноградов, Алесь Адамович уже не напишет. Только что перечитывал статьи Дедкова о нём и о Вас, книгу читал давно...
  Всего-всего Вам доброго!
  Ваш Владимир Леонович
  Написать можно мне: Москва 103104 до востребования или Вере Николаевне Арямновой: 156022 Кострома, ул. Голубкова дом 9 кв. 9.
  А в апреле очередные Дедковские чтения в Костроме.
  
  17 февраля 1998 г.
  (сохранилась последняя страница письма - В.А.):
  ...Из Карабихи - да в Карабах. Видишь, нельзя и слова сказать - исполняется. Завтра лечу туда. Сегодня написал две странички Главе. Как-нибудь ему передайте, ты или Ант. Вас., как лучше.
  Будем живы!
  
  Без даты
  Верушка, так не годится!
  Надо что-то менять. Не они, так сама себя съешь. Конкретный пример: какой резон биться за меня, за статью обо мне в одной газете, в другой, переживать... Будто мало того, что воистину стоит нервов и времени! Не подумай, что я тут кокетничаю - чорт с ним - я и это умею, забавы ради. Я говорю тебе серьёзно: соразмеряй цель - заряд - смысл.
  Уходи в культуру. Не в келью, не в какую-то другую деятельность - уходи в культуру, откуда "Сп" и её авторы покажутся крохотными и жалко-смешными в своих движениях и интересах. Представь себе Игоря вне библиотеки. А ведь он не филолог, а только журналист. И всю жизнь не переставал быть... студентом. И оказался летописцем (местоблюстителем!) и художником в записях "для себя" и впрок.
  Вопрос гигиены: блажен муж иже не иде в совет нечестивых. Троцкий на заседаниях политбюро раскрывал французскую книжицу (мне рассказывал Кривов) и вполуха слушал собрание. Не он "блажен муж", понятно, но он себя поставил так. Вариантов здесь сколько угодно.
  18 июня открывается выставка в Литмузее, посвящённая Булату. Но я девочкам сказал, что не приеду из-за Евтушенки и Вознесенского, одному не подаю руки, что и объяснил в статье о Л. Григорьяне, почему так, а пассаж о втором закончил междометием "тьфу (в "Вопросах литературы" была статья).
  Оба они, мало что сделав для спасения Дома Чуковских, выступали на открытии Музея Чуковского. Туда мы спешили с Берестовым, по жаре, он глотал нитроглицерин. Царство Небесное, добрейший человек, он, конечно, вышел на веранду, по праву и более чем по праву. С этими его всё равно не спутать... А я, как увидел, так и назад, в толпу - внимать о культурном значении события.
  Зачем это пишу? Затем, что ты доходишь до отчаянья, до крайней спешки в выяснении отношений с Богом, занятым тобой же... Живы дети твои; голова твоя на месте; всё остальное - как быть должно; свобода именная твоя - при тебе; правда - с тобой, а не с ними; в твоём положении глубже читается книга Иова; в твоём положении трактат Д. Бруно о героическом энтузиасте - это мысли о тебе же... Всё это надо ценить. Собственную правду надо уметь глотать. Собственную правду держать за щекой - не обязательно сию минуту печатать. Она никуда не денется.
  Вольфганг Казак шлёт мне новую статью обо мне - для новой энциклопедии, какой-то сверхпрестижной. Куда это денется? Ну, газета - жанр особый, мелькающий, и ты со мной тут не согласишься. Так ведь речь не столько о газете, сколько - о душе и, чорт возьми, о её гигиене.
  
  (письмо тут не заканчивается, но продолжение запропастилось - В.А.)
  
  
  Верушка, здравствуй!
  Ну вот, это твоё письмо с просветами, т.е. оно вполне светлое с нормальной облачностью. Постараюсь сегодня сделать ксерокс статьи в 6-м номере "Дружбы народов" - для тебя и для дела. Уж очень она хороша. Сладишь мою подборку - включи только стихи о Павле Мелехине из "Яви". И самое последнее - как Евтушенко сочиняет гимн для СНГ - страны негодяев, сидя под пальмой на Майами. По "рыбе" от бывшего министра культуры Сидорова. Жульё проклятое.
  О Сахаровской премии ничего не слышно. Напрасно Юра Давыдов мне об этом сказал, более напрасно я проболтался. Премию и медаль надо учреждать и делать себе самому: посадить картошку, обихаживать, выкопать и вырезать медаль из хорошей картофелины.
  Просьба к тебе: послать Лиле Семёновне Чичибабиной "Звезду полей" - Харьков 310091 ул. Танкопия 9а кв. 36 (тел 92-12-72)
  Из Красноярска Серёжа Кузнечихин прислал свою книгу и кн. Анны Барковой (серия "Поэты свинцового века"). Прошу его, чтобы послал тебе.
  Какая прелесть: нал - безнал. Чёрный нал - белый безнал. Тебе надо вести дневник! Особенно не растрачиваясь на письма! Есть приметы времени - нетленные. Как, например, магазин на Сретенке, где продавали конфискат. Отмыли кровь - отнесли в магазин...
  Да, не забудь. Где-нибудь вставь: я - лауреат "Чёрной метки". Смеяться так смеяться.
  С рубрикой ДОСТОИНСТВО можно тебя поздравить. За мной в эту рубрику - этюд о Галактионе Табидзе. Для такой масса любопытного в нашем свинцовом веке. Л. Таганов, собравший Баркову, приводит, в частности её письмо к Ягоде, где Анна Александровна просит заменить ей лагерный срок расстрелом и мотивирует это спокойно и убедительно...
  Елена Владимирова (1902-1962)
  
  Мы шли этапом. И не раз
  Колонне крикнув: "Стой!" -
  Садиться наземь, в снег и грязь
  Приказывал конвой.
  И равнодушны и немы
  Как бессловесный скот,
  На корточках сидели мы
  До окрика: "Вперёд!"
  Что пересылок нам пройти
  Пришлось за этот срок!
  И люди новые в пути
  вливались в наш поток.
  И раз случился среди нас,
  Пригнувшихся опять,
  Один, кто выслушал приказ,
  Но продолжал стоять.
  И хоть он тоже знал Устав,
  В пути зачтённый нам, -
  Стоял он, будто не слыхав,
  Всё так же прост и прям.
  Спокоен, прям и очень прост
  Среди склонённых всех,
  Стоял мужчина в полный рост
  над нами, глядя вверх.
  Минуя нижние ряды,
  Конвойный взял прицел.
  "Садись, - он крикнул, - слышишь, ты?!
  Садись!" Но тот не сел.
  Так было тихо, что слыхать
  Могли мы сердца ход.
  И вдруг конвойный крикнул: "Встать!
  Колонна! Марш вперёд!"
  И мы опять месили грязь,
  Не ведая куда.
  Кто - с облегчением смеясь,
  кто - бледный от стыда.
  По лагерям - куда кого -
  Нас растолкали врозь.
  И даже имени его
  Узнать мне пришлось.
  Но мне - высокий и прямой -
  Запомнился навек
  Над нашей согнутой толпой -
  Стоящий человек.
  
  Получила ли ты 4 письма Дедкова с моими связками? Будь! В.
  
  
  23 февраля 1998 год
  БОЖА ТЫН - божья оборона (польск.) борьба с корректорами продолжается. В корне тут БОГ. Мой друг Митя Голубков написал роман о Боратынском (Ивана Киреевского списывал с меня), а я Боратынскому подражал, писал о нём, говорил по радио, были вечера... Сам Боратынский настаивал на том, чтобы его фамилия писалась через "о".
  Верушка, здравствуй!
  Об Иоанне Богослове напишу тебе в добрый час. Сейчас просто отвечу на письмо. Бугрова я ничуть и никак не завышаю. Это умница, это любимец и авторитет молодой Костромы.
  Письмо к Голове ты должна уже получить. Пишу Маше Чапыгиной: не дайте, молодые, съесть В. Арямнову. Она иглокожая. Её надо терпеть, она не предаст, как эти шёлковые. Она будет выносить и выводить... Напишите Голове, что среди победившей пошлости тем более должны быть светлые пятнышки культуры as it is. А пусть и шестидесятники шевельнутся. И написала бы ты Иноземцевой, да поскорей. А бугровцы пусть все подпишутся.
  Поговорю со Ст. Лесневским, с Т. Дедковой: отдел культуры в "Северной правде" надо сохранить и как таковой и в память Игоря Дедкова. А то ему холоднее будет в гробу.
  Неделю пробыл в Карабахе. Праздник свободы (10 лет как провозгласился) и тревога: Азербайджан хочет сделать его своим. А народ такой, что умрут на Родине, но под Алиева не пойдут. Был генерал Лебедь. Я сказал ему про "День и Ночь" - чтоб оценил и курировал. Лебедь, оказывается, стоял полком в Костроме. (Инна Лебедь - очаровательна). "Кто строит - тот победит" - сказал на митинге. Степанокерт отстраивается заново.
  Ходил по Еревану. Видел одну сотую того, что надо видеть. Но культура камня такова, что напомнила мне соборы Парижа и Шартра. Поёт каждая линия. Культура камня... как же ваши олухи намерены жертвовать этим словом?
  Cultura - возделывание, обработка, Cultura animi - облагорожение души, Cultura - уход, попечение, образ жизни, стой жизни, воспитание,Cultus deonim - почитание божества и т.д., но самое распространенное значение - возделывание. Посреди запустения душ - усилие к возделыванию оных. А что филологи вашего! Университета! Спят? Надо, чтобы знали. В "культуре" спрятан Бог; в "Человечестве" (Humanitas) многое человеческое, но не божественное...
  Ладно. Будь жива! В.
  
  2 марта 1998 г.
  Верушка,
  Пишу тебе бесцельно, просто заполнить обороты страничек - это объяснения к Тёплому для "Континента", где я сегодня буду и постараюсь взять номер с шестидесятниками.
  8 марта поеду в Харьков на Чичибабинские дни, сейчас вовсю занят Ахматовой (составление тома для Испании) и другими вещами. Распределённое на год в 2 месяца должно сжаться как мех гармоники.
  Написал Соловьёвой, написал Маше Чапыгиной: нужна кампания - по крайней мере, письмо Главе за подписями всех поколений культурной Костромы. Ясно, что таким макаром тебя хотят выдавить из "Северной правды" - на таком макаре надо их и поймать: обскуранты!
  А Евтушенко по кущами США пишет гимн Новой России... Пусть Игорь порадуется хоть этой моей ругани.
  А Христос и правда сегодня не такой, как мы привыкли: гонит торгашей из Храма - а те лезут опять - опять гонит - опять лезут - опять гонит и уже свирепеет... Вот какой. Довели.
  Это то, что происходит со мной. Видела ? 10 "Знамени"? Там всё правда. А ? 9 "Нового мира"?
  Думаю, нервом Дедковских чтений должен быть годовой отчёт российского интеллигента в том, что совершается на Родине.
  Будем живы! В.
  
  25 марта 1998 г.
  Верушка!
  Ну что сказать? Они делают, что хотят - и мы делали, что хотели, и будем делать, что хотим. У Герцена есть мартиролог - можно по пальцам перечесть убитых властью и светом, дуэльной пулей. Не больше 10 человек. В нашем столетии погубили цвет мысли, художества, цвет вообще народа. Одних писателей только погублено больше сотни. Представь себе твоего Мальчика, трижды арестуемого, и всякий раз тебе неизвестно, жив ли он, где и в какой и с кем камере. Кто его пытает, плюёт ему в лицо. А плюнуть в лицо сыну Н. Гумилёва = убить его, т.к. морду следователю он разобьёт. (Не испанцам - себе я толкую эту мученицу, а им спасибо за их интерес нравственного свойства (опять же Дедков), и за некоторую плату по договору, ибо мою пенсию полтора года не получаю - она идёт оставленной семье).
  ...Но меня нельзя резиновым демократизатором,
  Потому что, ударив, придётся меня убить
  и т.д., ты читала.
  Ахматова - нерв эпохи, центральный, который в позвоночнике. Это реакция человека "на все времена", человека, несшего в себе Пушкина, Достоевского, Толстого, Анненского, - во времена победившего хама. Чрезвычайно ценная реакция, к тому же женская. Сейчас об этом пишу статью. Некогда мужлан, подобный батюшке В. Шапошникову, кроме дамского рукоделья в стихах Ахматовой ничего не усмотрел. Такие люди раньше меня возмущали - теперь вызывают скуку безнадёжности. Не жалость - скуку и тоску.
  После 10 апреля (вечер моих каторжников в ЦДЛ) и до 28 (вечер армянской поэзии и не только поэзии) надо выбрать время и вытеснить дух базанковых-шапошниковых из Литмузея. Дедковские дни, очевидно, сдвинутся на май, говорит Тамара Дедкова. Спроси в музее, в какой из дней лучше провести презентацию, чтобы позвать молодых.
  Харьковчане мне очень понравились, но живут в культурной блокаде, будто в русском гетто. Чорт знает что. Бредовая мысль: подружить их с костромичами... Но я уже писал тебе про это. Получила ли книгу Чичибабина? Харьковский том подвезу сам.
  Ну вот - Ахматова. Вот - Борис (стихи кричат!). Нормальное гнобенье лучших людей везде, не только в Костроме. Утешься хоть на минуту. Стихи прислала сильные. Последняя строчка будет гулять как поговорка.
  Обнимаю тебя крепко, береги себя - Володя
  
  31 марта-1 апреля 1998 г.
  Верушка!
  То, что ты написала, номер 28, потрясает страшной привычностью. А был ли номер у Мальчика? 28-1?
  Кроме главного содрогания, тут готовый рассказ о том, как тебя выживают.
  Главное безотносительно, надо лишь прибавить постскриптум из 1-2 фраз. Боюсь только, что то, что вылилось в письме, не так скажется при внутреннем задании рассказа плюс постскриптум. Я готов вернуть тебе письмо - но где? - где это напечатать?
  Наверху, увы, ничем и никого не пробьёшь, но есть же читатель, в конце концов. Теперь эта картина будет меня преследовать. Дал прочесть Алёнушке, она вздрагивала, пока читала, а потом сказала, что похожее было и с ней, когда рожала Сашку, а я стоял под окнами на Арбате. Велела передавать тебе привет и сказала: "Не бойся за неё, она сильная баба". (До этого письма, понятно, писем я ей не давал - а это общее, и такие письма, многим сразу, писали в прошлом веке, в начале).
  ~
  Ну что ж, 17 - хорошее число. 17 марта 1959 года - не поворачивается сказать смерть - началось бессмертие Галактиона Табидзе. 17-е числа - паролевые, грузинского романа. Только бы дожить без срывов, а как раз это опасно, вот сию минуту. Слонихин срок состоит из дней, и сегодня 31 марта. Гижи марти - март безумный (от ревности, по грузинской легенде), когда в природе творится Бог знает что - всё сразу, все стихии. Как-нибудь опишу (хотя уже писал, и не раз, именно как торжество Галактиона) о безумии:
  
  Это что же? Это март ли?
  Бесноватый! Гиж...
  Не похоже, Дэда Картли:
  Синева и тишь.
  Завтра где-нибудь в Николе
  И давным-давно
  Замечаю поневоле:
  Тихое ОНО.
  Сонный-сонный, гижи-гижи
  Голубой январь -
  Оглянись! Гляди, гляди же!
  Мыслящая тварь!
  
  Старые стихи, но так и не знаю, пронесло ли. Или это уже во мне - как нечто подобное у твоего шизофреника. Времена, во всяком случае, спутаны. Лишиться возраста, к тому же, дело единоличное и внутри себя неясное, хотя объективно гибельное. Да и с оттенком:
  И старческой любви позорней
  Сварливый старческий задор
  - тютчевская объективная самооценка. 14 лет, однако, она не мешала ему любить свою Елену.
  
  1 апреля
  Пронесло. А то бы сорвался режим, нужный при слонихином сроке. Выкидыш недопустим.
  ~
  Пишу статью про Ахматову - смотрю как Гумилёв: одним глазом на Барселону, другим на Кострому, пытаясь понять читателя там и там, что им нужно - и дать нечто другое. Ну, не совсем, но сдвиг быть должен.
  Долги мои нарастают.
  - письмо Сидорову в Париж (ЮНЕСКО) о Ковойской церкви на Белом море
  - собрать аудиторию в "Мемориале", ЦДЛ, Сахаровском музее, Литмузее: 4 встречи Александраа Клейна из Сывтыкара с презентацией и продажей его книг (с 7 по 10 апреля)
  - заключить договор на издание "Подсудимого слова". Соженицынский фонд дал 4 тысячи долларов - надо ухитриться поставить рукопись на издательские рельсы
  - Кострома
  - Армянский большой вечер 28 апреля
  Видишь, скучать не дают (сам себе не даёшь). Уж не говорю о 2-3 подборках, которые надо сдать тоже в апреле в журналы. Одну сдал.
  Увы, Верушка, жить можно только в шорах. Как жили на фронте:
  
  Я знал, что пули не простят
  усталости минутной (В. Львов).
  
  Только в шорах. Или, как в детстве, когда распустят плот на Волге, перебегаешь по живулькам - ударным бегом, в одно касанье.
  Ну, будь жива. Да утешит нас жребий лучших людей ХХ века на Родине нашей!
  В.
  
  6 августа 1998 г.
  Верушка,
  это контрольная записка: письмо было толстое, дойдёт ли? Подробно тебе отвечал. Вкратце - да. Попытался наметить платформу, источники, людей. Всё в беспорядке - порядок для тронной речи.
  Со мной, если дерзнут, костромичи не соскучатся.
  Но: сначала я на Соловках - спасаю сына Митю, попавшего в наркотическую беду, в компанию, где убивают. Сейчас он работает на острове Анзер - а потом?
  Надо мальчика не потерять - дочку я уже потерял...
  Так что рассчитывай на меня, затевай дело, изложи и до-сочини my abilities и таланты. А я приеду в сентябре. От трёх недель "без культуры" никто в Костроме не облысеет.
  Ты молодец. Держись!
  Обнимаю - Володя.
  
  15 августа 1998 г.
  Верушка, здравствуй!
  Вот анкета, предложенная "Дружбой народов" (Львом Анненским) умным людям. По ошибке и мне досталась. Можно её запустить в будущей "СП-Культутре" - для умных читателей. Откликаются обычно активные дураки, но бывают и исключения из этих правил. Известным же умникам анкета рассылается каждому лично.
  Можно сочинить Пушкинскую анкету - как я в своё время сочинял Некрасовскую (материал не устарел, в наш портфель сгодится).
  Газеты ещё нет, может быть, не будет, - а я тут рассуждаю сидя на острове. Но ничего не поделаешь, уж до середины сентября надо досидеть. Спасенье ребёнка, я тебе писал. Два письма в департамент культуры ушли из Москвы. Да, писал, спасибо за честь, но вот... мальчик. Месяц выговорил - опоздаем? Но никак иначе, такое, Верушка, дело.
  На Анзере тружусь в охотку. Укрепляюсь после года, измотавшего меня и Её. Такого измота ещё не было. А тут самые разные работы и рукам и ногам, и сообразить ведь надо, как наладить печь, сложенную 120 лет назад мастерами мне не чета. Студенты как рады - разгребают и разгребают мусор, щебень, кирпичи рухнувшей прошлую весну колокольни Троицкого скита (скит переходит в церковь). Скоро все уедут, Митя останется до Нового года под крылом Владимира Сошина, а там - снова на курсы и снова поступать в институт, откуда он сорвался осенью прошлого года. Между делом соображаю что-то вроде очерка (попросили в "Новом мире") о Соловках, где я в 4-й раз и все разы разные. Ну а раз "Новому миру", то для начала в СП-К, естественно.
  Ох, Верушка, предвижу ежовую войну, если действительно сяду редактором такой газеты. В 1964 году я не выдержал испытательного срока в "Дружбе народов" - не похвалил Н.С. Хрущёва в сельхозматериалах о минских мелиораторах. (Вредители! Спрямители рек, уничтожители верховых болот, исконных берёзовых колков, обезглавленных посреди пашни и т.д. и т.п. Рвачи и зазнайки). В 1963 году из-за меня разогнали редакцию газеты "Металлургстрой" (Новокузнецк, Запсиб), в 1968-м, кажется, разогнали лито "Магистраль". И всё - идеологи. Не сошлись идеологиями власть и яз, худый и многогрешный. А в 1969-70 из "Литературной Грузии" "был попрошен" (переводил не по заказу редактора - а по желанию и выбору близкого). С тех пор никуда нога моя не ступала. Из Союза писателей ушёл сам. Ни мандата, ни выслуги... Да полно, возьмут ли меня редактором твоей газеты администраторы Костромы? А моральный облик? Многоженец, детей раскидал, семьи нарушал - сколько? Вот и - ни дома, ни дачки захудалой, ни дела какого (bisness), ни семьи родной. "И кого Вы, Вера Николаевна, нам сватаете?!" - так тебе скажут.
  Ну ладно. Дела и правда нет - а дел - по горло. Если из-за месячной моей задержки "СП-К" не сорвётся, будем работать весело и интересно. Чтоб портфель лопался от материалов, а газетчики - от зависти.
  Я набрасывал тебе возможности свои, некоторые жди. Есть издания, где мне скажут: наш портфель - ваш портфель. Хоть тот же Харьков - питомник одарённейших людей, которым душно от блокады. Хоть Тарту, где так же душно. Хоть Красноярск. Тбилиси. Ереван. А журналы? Такой-то замечательный материал, но "не нашего профиля". Ага... нам он, материал этот, профиля прибавит. Обопрёмся на Дедкова и докажем, что этот материал - наш. Прыжок логики - уж это-то я умею делать.
  Ради СП-К пойду к Шипунову (ученик Вернадского, Волгу знает как никто, как Кожов знал Байкал): Фатей Яковлевич, необходимо и т.д.
  Да, нигде я долго не задерживался, но у меня золотое ученичество - у кого? - да у Твардовского самого! Хер ли все мандаты перед его опытом?
  А Ростов с Григорьяном, а Израиль с лучшими евреями, и тоже в блокаде? А Париж с Юрой Юрченко, о котором хоть поэму пиши? Казань с Асхатом Баяновым, Колей Беляевым, который почему-то адрес даёт не казанский - переехал?.. Алма-Ата с Мухтаром Шахановым? Сибирь аборигенов-тюрков, которых ab ovo знает Преловский. Красноярск с Сергеем Кузнечихиным и Романом Солнцевым, с Виктором Астафьевым - да продлит Господь дни его. С генералом Лебедь, которому всё никак не пошлю книгу, и женою его... Питер, Псков, Екатеринбург, - всё города для меня не пустые, не чужие. Челябинск, Оренбург, Петрозаводск. Киев! Вот где блокадник... Нижний-свет-Новгород... дух так и захватывает, Верушка! Москва музеев и театров. Московеды: интервью с таким-то. Москва храмов. Выставок (дочь Катька. Катьку Рим не отпускает: она в кожу одевает римлянок, те заходятся от восторга, а Слава Зайцев в Москве переживает за любимую ученицу: уж не влюбилась ли?) А Дима Кедрин...
  Ну ладно, пыль эта для письма, для тебя. Талантливые люди - ленивые и необязательные as usual. Но потенциал свой надо обозреть, иметь всегда на виду, трясти это дерево.
  ...Друзья Дедкова, друзья "Магистрали", друзья "Цветаевского Дома". А зарубежный архив от Варсоно? Красовская Эсфирь, его издательница... Обо всём этом я бы толково доложил будущей редколлегии. Подкова - штука разомкнутая. Чем хорош костромской журнал "Губернский дом" - он разомнут на историю. Мы разомкнёмся на географию. На историю тоже - но в эпизодах. Моя провокация - помнишь - с переименованием библиотеки не удалась. Вместо историков, социологов и вообще специалистов на страницах "Северной правды" тон задали скушные провинциалы, не умеющие радоваться чужому мнению и знанию... Часто в последнее время вспоминаю прекрасного и разомкнутого дважды, трижды! Убитого Александра Меня. Вот - реакция ИХ - на НАС.
  Будь жива! Береги себя!
  
  1 сентября 1998
  Верушка!
  Поздравляю. Ты справилась, сделала всё.
  Постараюсь пораньше, до 15-го приехать. Пока что перебери в моих последних письмах слова, тезисы, всё, что мне пригодится для визитной карточки в сто строк. То есть, если будет свободный час, набросай сама этот скелетик, эту рыбу, а я её заставлю блестеть и трепетать.
  Сводя к простоте нашу задачу: сгодится нам любой материал, освобождённый от пошлости. Её обязательная добавка, её слизь повсюду невыносима. Это наш враг ? 1. Поэтому я не могу читать газеты (хорош редактор, газет нечитающий!) и если буду это делать - то ради злобы дня или ради стали, как пишет в бедной своей рецензии Павел Корнилов. (Она напечатана?) Злобу никуда не денешь. Злоба дня - евангельское понятие и речение. Это нам сгодится. Жизнь полна вещей таких, которые, кроме презренья ничего не заслуживают. Это резкость, о которую обрезался Корнилов. В Новой Зеландии нет хищников, волки там спят в обнимку с овечками и кот уступает кошку сопернику, вежливо мурлыкая. Птицам нет нужды летать, зайцам прятаться и т.д.
  А в России гуляет чистоган, убивают, насилуют. Газета - не стихи, которые берут всё и "ничего не таят". Газета, тобой рождённая, Верушка, должна делать то же самое, что эти твои стихи, но сочинить надо этому форму и приучить к ней, узнаваемой, читателя, который, увы, не может быть многочисленным. И это надо сказать, чтобы быть честным, не обещать массовости. Но тогда ? 1 не стал бы последним...
  Редакторскую колонку я напишу за одно утро, сейчас и не успею за Соловецкими делами и не успеет её почта прислать раньше моего приезда. Крыша, печь и дрова - эти простые дела меня занимают всецело, Митька у меня перед глазами. Проспорил ему 5 бутылок пива, не уложившись и в неделю с ремонтом печи. Парень - золото, хоть в Новую Зеландию вези. Но охламон, растрёпа - каких мало. Будет работать здесь до Нового года, а там - курсы подготовки в институт... Не сорвался бы весной... Поменять бы им квартиру - уехать из этого района, из этой вялой шайки лимфатических бездельников, где себя губят, а товарищей убивают, не зная цену ни жизни, ничему.
  Ну ладно. Будь жива, пошевели, что просил, найди подходящие моменты для статейки. Пишу с Большого острова, через пару часов - снова на Анзер. Будь! В.
  
  30 октября 1998
  Верушка,
  пишу тебе наскоро, чтоб ушло сегодня и поспело к сроку. Рецензия твоя на В. Клевич добрая, конструктивная, взыскательная. Она должна бы тебя благодарить. Собственно, это развёрнутая аннотация, и тот, кому дорога деревня, потянется к книге, к 1 разделу, а с тобой может и поспорить, выну цитату из Вяземского: "Я ожидаю будущего от нашей альбомной поэзии" (примерно так). Я сам люблю посвященья, это именная привязка пишущего "для народа" - к имяреку из народа, такому-то NN. И в следующую книгу, по логике безумца, пишу и посвящаю той из NN).
  Верушка, ты права. Рецензия твоя на Зябликова только одним слаба - неловким переходом к полупохвале, к его строчкам, не бог весть каким. А что тут за битого двух небитых дают - верно. И хорошо бы отбить вознесенщину у этого провинциала - но невозможно. Отобьёшь селезёнку, где производится кровь. Да нет... не проймёшь. Кувыркаться нынче стыдно. Но стыд потерян. Ты этически права. Но на этику наплевали. Ты сама хоть и прибедняешься, но опираешься всё же на Х1Х век, на цельные понятия добра и зла, приличий и свинства и т.д. И снова скажу: конструктивность, выходность (орроs. безвыходности), т.е. участие умного критика к поэту, глуповатому по определению (точнее у Пушкина: Поэзия должна быть, прости Господи, глуповата. Перед словом - трамплинчик, Господня санкция, извинения перед чистой публикой за "глуповатость").
  Твои собственные стихи в газете хороши, и глядишь ты со снимка хорошо, напоминая мандельштамовское: поэзия есть сознанье правоты.
  Завертелась механика выдвижения грешного меня на Госпремию. Пусть вертится, а я тем временем напишу отказ от неё и врежу в текст открытую писулю - знаю кому, с требованием - знаю чего. Копию пошлю тебе - авось и "Звезде полей" сгодится. Перепечатал бы там несколько портретов: Твардовского, Мелехина (его стихи там мне были как подарок), Межирова, Шаламова, Макарова... Мелехин Паша был глуповат (как и Рубцов, и Клюев) в пушкинском том смысле - простоват и лукав, и очень умён.
  То, что пишешь ты о газете - знакомо, горько. Культура мало кому нужна, мало "белых ворон в небе чёрных птиц". Но ты оставайся белой. Привет Радченко, так я ему и не написал. Щепка в потоке. Живу под чужой крышей. Всё правильно. Будь!
  
  26 ноября 1998
  Верушка!
  Читал в электричке твоё письмо, навернулась слеза - и после стихотворения и где-то во время письма. Так всегда, когда что-нибудь настоящее коснётся души. Настоящая - ты, и я тебе рад, и рад что-нибудь сделать для тебя. Всё будет - и книга хорошая, настоящая, и друзья настоящие будут. Я уж знаю это. Иначе быть не может. И гобелен, посвященный тебе*, правильно висит в Жёлтом доме и кричит главное слово к тебе. Но судьба гобеленов Радченко ещё впереди.
  ~
  Не знаю, не знаю. Позовут меня редактором "СП-Культура" - даже спрятав остатки спеси, даже выкинув их - не знаю, что отвечу, если позовут. Скорей всего, отвечу встречной информацией: какого Сахара Медовича они зовут - стоит ли такого звать? Стоит ли создавать газету под редактора? ставили спектакли под примадонн, и лучшего вдохновенья быть не могло. Или, скажем, я заработал - ха! - мешок денег, сыпанул золотом, учредил газету, сел редактором. "Моя газета". Так Галактион Табидзе издавал журнал ГАЛАКТИОН.
  А тут: мне заказывают музыку они, начальство, а я нужные им партии и темы отстраняю.
  
  Извлекаю как из пира
  Зыбкий звон хрустальносиний -
  Из громоздкого клавира
  Только душу героини...
  
  Но и соблазн по-прежнему велик: по следу Дедкова, в культурные дебри, к верховым болотам.
  ~
  Отписываюсь от Соловков. В машинке страница 69-я. Заглавье - Соловецкие письма. Что ещё кроме писем своей Лесе, стихов ей и прочего - что я могу еще писать и что делать? Нет, Верушка, тут не 7-ю годами пахнет, тут бессрочно. Просил её сохранить непрерывное письмо-дневник, для журнала перебелил, но не очень. Странное занятие - перебелять собственные письма и публиковать orbi. Однако так.
  ~
  С премией. Будет газетная статейка, где спрятана пружина. То есть, каждая строка будет пружина. Моё дело правое. Гос. свинью надо ткнуть рылом в то, что она хавает.
  Мне надо перепрыгнуть смешной момент: отказ от премии, которая заведомо не мне предназначена. У них своя тусовка, я им чужой и враждебный. Перепрыгнув этот комизм, я повторю то, что уже писал в журналах и в "Литературке". О репрессированных делах. И несбыточный гундель переведу в издательство такое-то на издание того-то. Так Игорь Шкляревский отдал когда-то премию белорусским экологам - обиходить одну малую речку.
  ~
  Из Испании вернули статью об Ахматовой, чего я и ждал. С натугой, но перепишу, убирая свою метафизику, воспаренье и многие общих места - ради общих же, но более конкретных, ради беллетристики и доходчивости на уровне среднего тореадора. Но с удовольствием перечитываю Чуковскую об Ахматовой.
  ~
  Уже вижу себя в костромском доме, откуда, наконец, никуда не уеду: стол, окно, печь и на столе родной хаос бумаг и книг. Проснись, Кострома, приживи меня к себе - в любом качестве! Обещаю жить до ста лет - срок Дедкова, да с походом!
  А если не только ты, а кто-то другой, из молодых, напишет про нужду в "СП-Культуре"? Что нужна, что на первой полосе будет вечный Дедков + цитата ко времени и к месту... Написала бы, вполне. Маша Чапыгина - а? надо же глядеть в будущее. А в апреле Игорю 65 будет...
  Рад за Юру Бекишева. Прислал бы мне книгу на 103104.
  А Базанков ещё жив? Не чувствует позора?
  ~
  Живу у Яна Гольцмана в Подлипках. Ян провалялся всё лето по больницам: испортили ему позвоночник, сделали грыжи, теперь еле ходит. На себя не похож. Надоем ему - съеду куда-нибудь, пока есть куда. В Парфеньев в том числе. (Посмотри ? 11 "Др.народов" - та же песня!)
  Посылаю Нью-Йоркскую газету, жаль, не всю. Стихи брал у меня Глезер, напечатал видишь как. Леся пасёт художников в NN, Глезер везёт их и выставку их работ в Нью-Йорк.
  ~
  С Кривулиным, понятно, говорить не о чем, я это увидел сразу. Но запомнить надо - очень уж типично. Вот и у Л. Аннинского регионер какой-то двусмысленный. (В "СП-К" я был бы миротворцем, но со стороны Костромы). С Вавилоном (Армагеддоном) спорить надо - с Белокаменной - нет. В Белокаменной живёт Фазиль, жил Дедков.
  ~
  Так коньяк, говоришь? И без меня выпит? Ах, Вера Николаевна, где же культура? Что-то я соскучился по милому городу, по кухонному трёпу. Но Москва держит в 4 руки и масса чужих и родных дел, и поезда приходят из NN - когда попаду в Кострому?
  Будь жива и здорова. Скажи Мальчику, чтобы не болел. Администраторше, конечно, не звони: хлеб за брюхом не ходит.
  Обнимаю тебя - Володя
  -------------------------------------------------------------------------------
  *гобелен Е.В. Радченко "Моё озеро"
  
  Декабрь 1998
  Верушка!
  Пошла ли вода на нашу мельницу? Случилось ли уже поговорить с Дамой Треф, то бишь начальницей департамента культуры об "СП-Культуре"?
  Позавчера в Подлипки, где я живу в доме болеющего (полгода по больницам) Гольцмана и куда залетела Леся, чтоб я не рехнулся окончательно, - пришёл к вечеру мой Коля Герасимов. Тот, что издал мои книги. Между прочим, я сказал ему об СП-К, не состоявшееся в августе "из-за обвала рубля". Ну и, понятно, не только из-за трудностей с оплатой выездного редактора Леоновича (расходы на дорогу, гостиницу, командировочное питанье). И Коля говорит:
  - Владимир Николаевич, покупайте квартиру в Костроме. Я даю Вам 60-80 тысяч.
  С этим надо пойти к Даме Треф. (А лучше к самому главе). Сказать ей: ученик Владимира Ник-ча Николай Николаевич Герасимов, геолог, кандидат наук, кормилец шахтёров и геологов Воркуты, имеющий под началом несколько геологических партий в Коми, бизнесмен, бывший парторг Коми-геологии, депутат Верховного Совета СССР, дарит костромское жильё своему учителю. Ибо понимает, что такое "СП-Культура" для Костромы, кто такой был Дедков, по чьему следу намерен идти Леонович, знает родной Вохомский край и вообще видит далеко. Из его пониманья родились книги и эти вот 60-80 тысяч. Мальчик болеет за культуру костромской земли.
  А сколько стоить может обычный деревянный дом на улице Евг. Осетрова? Дом и сад в той слободе? Поузнавай. А я приеду, может быть, ещё зимой с этой же целью, но после твоего разговора с Дамой Треф.
  Этим я снимаю с тебя неловкость: хлеб на брюхом не ходит. И ты к ней придёшь потому, что умный ученик умного учителя так вострепетал. Мой же ум скажется в самых скромных потребностях и весь уйдёт в дело. Ещё скажи Даме, что я не лишён юмора: отказаться от премии, которая заведомо проедет мимо как свадебный поезд с цветами и музыкой. Ещё скажи: антибазанков. А нужен ли администрации такой тип?
  Пишу на обороте статьи в одну газету, надо скорей эту юмореску напечатать.
  Письмо от тебя со статьёй о саморегуляции. Да, конечно, пусть Коробов будет совершенно в курсе дела. Сочини-ка диалог (интервью) со мной на материале твоих размышлений, посулов, возможностей, романтики и прочего, что хлынуло к тебе в письмах в связи с замаячившей СП-К. или пришли мне 27 вопросов и реплик. (Хорошо: реплик непонятно к чему).
  ...Не хорони себя никак. У тебя такой выход умом и душой к людям, - на зависть! Вмени себе это в разум.
  А я и правда бездомный: карельская изба продана, костромская записана на Раису и там отношения порваны, московская квартира оставлена ей и детям, тож и Алёнкина - с благодарностью за приют. Воля! Предполагаемое движенье: в Парфеньево, к Лихачёву, с просьбой устроиться в плотницкую бригаду и жить, снимая угол у какой-нибудь бабки. У меня в жизни их несколько - и мне они как матери. Или кануть на Север. Но это - когда терпеть без-Лесную "жизнь" сил уже не будет... Смертельное дело.
  Написал очерк "Соловецкие письма" 80 страниц ветвистых ассоциаций. Два месяца на это ушло.
  Будь жива и здорова, обнимаю - В.
  
  1999 год
  Верушка,
  Насколько письмо моё опоздает к 24 января, настолько ты будешь моложе (а лучше - невозможно). Это мой старый способ колдовства: поздравлять с опозданием.
  Видишь ли, слова эгоистичны, как дети: твои писания - стихи, статьи - хорошеют, они бодры и умны - и дела им нет до твоих физических недугов и душевной маеты. Это я знаю по себе. И не только.
  Да, буду ждать призыва от нашей Дамы, но январь я съем целиком. Лягу костьми - а перепишу статью про Ахматову для испанцев. 2 февраля, по всей вероятности, в Москве, а не в Харькове будет Чичибабинский вечер. Придёт Лиля, соберём умных стариков. Завтра вечер А.Галича в Литмузее. Что такое вечер? Это живое мясо, парное, даже не из холодильника. (Как 17-го был вечер "Апрель" с Гайдаром, Черниченком, Городницким, Приставкиным, Оскоцким... Был Лев Разгон. И я грешный читал им: "На родине моей больной..." и прочее. Живое мясо: сегодняшний человек и его сегодня дозревшие слова. Это я пишу уже как редактор-корреспондент "СП-Культуры". 18-го говорил с А. Турковым: озаботил его сотрудничеством с будущим изданием, сказал, что буду приставать.
  Да, штат - два человека. Ты одна стоишь двух, а занимаясь вольно только культурой, будешь стоить втрое. Я окажусь седьмым, как и следует. Набросаем рубрик: Польза, Забава (по Крылову), Этика, Этикет, Пошлость (оказывается! А мы и не знали), Память, Абсурд (а мы думали, норма), Анекдот (а это просто случай, казус, а мы думали...), Подвиг (а мы думали, праздник). Сюжет СП-К + сюжету "Идиота" + Дон Кихота. Человек народа или человек-народ в толпе. Дитя среди тусовки. 2 х 2 + 4 среди высшей математики жулья. Голос Фазиля среди пира: ЖУЛЬЁ! (Евтушенке и Вознесенскому). Игорь умел это делать тонко и красиво - что-то у нас получится?
  "Глубинка" (дрянное слово, придумаем получше) - в каждом номере. Словарь (продолжая заботу Чуковского). Боратынский, Тютчев, Пастернак, Ин. Анненский, Ахматова, Твардовские - Александр и Иван. Солженицын. Кстати, на солженицынские доллары пошла в производство наша многострадальная книга "ЗА ЧТО?" - великий вопрос, когда бьют. Весьма философский. Некрасов - как букварь.
  Эпиграфы. Пушкин - сквозь каждый номер. Он отнёсся подробно ко всем деталям вшивого рынка, отвратительной демокрации, грядущего бунта (генерал Макашов - кавалер алмазного ордена "Звезда власти". Любой! - Сталина! Наград - любых. Любви. Sex`a).
  Но ты не представляешь, на какой кол я себя сажаю. Всю жизнь все дела отодвигал и запускал - ради этих коротеньких строчек. А тут придётся отодвинуть их.
  ...допишу. Бегу на почту. Обнимаю!
  Надеюсь, ты догадалась превратить день рождения в сходку борцов за истину и красоту?
  
  12 сентября 1999 г.
  Верушка,
  Рад за тебя, за верный тон письма. Всё так и есть. Капитан и старпом должны говорить о бабах на мостике тонущего корабля.
  В каком-то пред-пред-предыдущем письме я тебе говорил, что всё у тебя хорошо, а ты ещё переспросила: чтО - хорошо? Хорошо, что тебя прочли, читают и прочтут. И статьи, и стихи.
  А мне опять не хватает рабочих часов в сутках. Эта Леся, загоняя меня в бездыханные до смертельности паузы, не оставляет иного способа жить - как только писать и писать разное - в разные места.
  Теперь дело. До 15 мая надо меня раздуть, заморочить тем самым жюри или кого там, чтобы умысел мой сработал. Написать как хороша книга, может Юра, может Саша Бугров. Ты написала прекрасно - можно спокойно переслать твою статью "Поэт для взрослых" и на Старую площадь (ксерокс) и, например, в "1 сентября", но акцентировать, что я учитель сельской школы. Конечно, если найдёшь время и будет настроение. А приглашением президентской комиссии грех не воспользоваться. И для мозгов Дамы-треф эта кампания полезна. Всенародное обсужденье!..
  
  Верушка, здравствуй, мученица!
  Плюнь ты на них сквозь зубы. Да неужели я им нужен? Им нужен не я, анти-я, и таких они найдут. Игорь был исключеньем; лишь по внешности да по распределенью подошёл, стал работать и т.д. - а по сути был блистательно чужим всей культурно-партийно-идеологической сплотке, раздираемой лишь мелкими самолюбиями, но единой в главном.
  Теперь, если меня не ты, а они позовут, я подумаю-подумаю, да и откажусь. А то поверил, на миг, что можно хорошее что-то сделать, отложив в сторону своё, сделать что-то соприродное своим стихам "для взрослых". Увы.
  Спасибо тебе за "Звезду полей", это издание всячески надо поддерживать и подпитывать. Надо же: вытащили из забвенья Пашу Мелехина! Я для них написал бы и о Пашке и о Мите Голубкове, напишу о Лесе, только что получившей премию "Нижний Новгород" (с моей, кажется, подачи, т.к. нужна была рекомендация для тамошних них, я такую послал с Соловков) и пребывающей в заботах о платье, в котором выйти на подиум для столь торжественного акта. Всё это я знаю по телефону, гостя у моего друга Коли Аронета в Питере. Спешить мне некуда.
  Оглядевшись в Москве, заикнувшись о комнате для меня и, дай Бог, для Елены, зная, что комнаты так просто не даются, вздохну да и уеду зимовать в Парфеньев. А то ещё и в школу пойду работать, по старой памяти. Директор её, Виктор Вас. Смирнов, меня звал.
  ~
  Статья твоя про меня хороша. Но надо перечитать. Есть какая-то неловкость - читать про себя, поэтому лишь пробегаю, ухватывая главное. В ясные минуты кажется мне, что я всё сказал, а то, что сказал хорошо, уйдёт на эпиграфы и цитаты. В минуты, ещё более ясные, видел мой беспросветный долг перед русским словом.
  ~
  А я-то настроился: зайти к Фазилю: - Фазиль, поговори про Ченгем. Он мне - про Ченгем - я ему про Парфеньевские мёртвые деревни - и т.д. - в неизвестную сторону. А я-то настроился: к беле зайти, поговорить о Пушкина, о Булате. - Ваодичка, я так Вас люблю! - А коли так, будьте автором "СП-Культуры".
  Настроился снять пенки с московских культурных событий - взять дл нас настоящее, а не столичное, москальское. (Последний крик Чичибабина, услыхавшего про танки в Грозном: - Проклятые москали!)
  Настроился потрясти рукопись будущей книги "ЗА ЧТО?!" до её выхода, взять оттуда Чичибабина, Жигулина, Солженицына, Гаген-Торн...
  Зайти к Тряпкину: будет прибедняться, что ничего не пишет, а уж найдёт что-нибудь.
  Зайти к Куняеву - за экологическими материалами. Я был в комиссиях по охране природы и охране памятников, знаю интересных людей, кои рады будут...
  В Доме Цветаевой - кладезь материалов о М.И., о белом движении, об эмиграции, о Серебряном веке.
  У Зои Афанасьевны Масленниковой не всё рассказано о Пастернаке, об Александре Мене... У Юрия Давыдова - архивные богатства самые неожиданные. У Толи Жигулина - новые стихи...
  Ни хрена вам, земляки. Спите дальше.
  Вот, Верушка, такая грусть.
  15-го числа сентября я в Москве. Что дальше? Куда дальше? Как? Ничего не знаю. Ты хотел воли? Вот она.
  ~
  На фото бабушка с внучком - чудная вы пара. Бабушке только прибавить надо покоя и тепла, а то эти волки сильно портят ей жизнь. Плюнь на них.
  Будь. Обнимаю. Володя.
  
  Верушка!
  Отвечаю тебе сходу. Во-первых, твои стихи. Стихи взлетели, освободясь от чего-то лишнего. Одно другого лучше. Перечитаю - убеж(д)усь.
  Во-вторых - нет, не приеду. Сам жду даму. Некоторый её образ встаёт в стихах из "Знамени" ? 8 - 98 (было и в 10 - 97, кажется, так).
  Только что вернулся с Соловков. Сажусь за дело и - чуть не сказал - забываю мир. Это буквально на днях, отменив все московские движенья.
  На Соловках трудились хорошо и вольно. Без разнарядок и с пониманьем, что и как делать. Митя в порядке as they say.
  "Дружба народов" выдвигает меня на Госпремию. Об этом - никому. Пока не получу.
  Жене Радченко - поклон (дам телеграмму).
  С неудачей задуманной тобой "СП-Культура" что-то во мне оборвалось. Такое нужное, такое правое дело. И нелегко ведь было мне решиться, бросить на этот алтарь много и много свободы... Теперь - дудки, не пойду, если и позовут властя.
  ~
  Держись, Верушка, держись за лебединые лапки своих стихов. Поднимут. Сейчас пол России пишет (поёт, рисует) - авось и до Пушкина допишется!
  Будь!
  Для "Звезды полей" соображаю материал (соловецкий).
  
  Верушка,
  вот тебе журналы. Изумительное чтенье - Игорь. Это вдогонку недоучившимся студентам вроде меня и всем остальным, кто пытается думать и не очень получается - а тут... Флоренский: нынче утром я думал для Вас (для прекрасной Нины Симанович, оставившей нам свои о нём записки. До сих пор не вышли). Игорь, выходит, думал для нас. Пара записей обо мне в ? 6, но слушай! Нашёл несколько его писем ко мне, просятся в публикацию. Перепечатать тексты, обогнуть небольшой рамкой. Из памяти: когда да по какому случаю... Сделаю не откладывая.
  Эти дни тяжёлые. Девятый день по Ване Юдахину, сыну моего друга. Тёмное дело; возможно, его убили, возможно, дружки, возможно, менты. Последнее самое вероятное. Парню было 20 лет.
  Читаешь ли "Русскую мысль"? тут, в СП, где я сижу в "репрессивной" комнате, она даровая.
  Читаю твои стихи. Напишу в добрый час. Будь!
  
  1999 год
  Исподволь собирать надо хронику жизни Дедкова, разное от разных людей. Удивительно стройная и цельная жизнь гуманиста. Эпитет приложится, но и сейчас уже ясно, что ему не было ровни в поколении. А в полустолетии нашем он счастливо миновал и путы и путаницу в этике, захлёбы восторга, проклятия, театральщину - всё, что мешало строить русскую жизнь на месте, Богом ему порученном, - когда другие, многие - поднимали только пыль этих руин и угождали минуте.
  Отсутствие писателей Костромы на собрании во имя этого человека - блистательно. Это сродни полноте предательства (Галактион, которого Игорь понял сразу). Умненькой Маше Чапыгиной я сделал выговор: ведь и молодых не было. Отвечает, винится...
  Идёт год Пушкина.
  Библиотеке я писал о своём расположении и готовности к любому действию, с этим связанному. Можно и это проспать, конечно, но давай не проспим. Я, может быть, напишу несколько ....(нрзб.) о свойственной Пушкину культуре (откуда?? как пчела, высасывал - отовсюду!) чувства. То, что у Игоря есть - само отзовётся и потянется сюда. Заглавие спрыгнет с полки: "Твой Пушкин".
  Друг Игоря, Серёжа Дрофенко полжизни вылезал из-под Пушкина. Злые языки говорили, что и женился он на тесте (Д.Н.Журавлёве), а не на дочери его. Теперь не спросишь, но студенчество Серёжи - всё пушкинское. Благородство наследственное искало формы и отзвуков. Говорили? Не говорили Сергей и Игорь о Пушкине? Но если бы понадобился им пароль - пароль был бы "Пушкин". Пушкин шёл к ним и прямо, и через мощные "трансформаторы" Мандельштама, Ходасевича, Ахматовой, Цветаевой. Без Пушкина непредставим Булат.
  
  Верушка!
  Письмо тебе - просто так. Потому что сижу и вычитываю второе издание никому не нужного "Хозяина-гостя". Но смотри: несчастную синюю книжицу в этом сонном граде целый год никто не мог укупить... А ты велишь мне дарить её Мальчику - и с ТАКИМ ЗНАЧЕНЬЕМ! Придумаю, придумаю надпись, пришлю, ты приклеишь в книгу. Камень, отвергнутый зиждителями, лёг во главу угла...
  А ты знаешь? По Грузии, по сёлам, во главу угла кладут надгробный камень. Чей? Чужой? Чтоб уроднить чужого? Дальнего предка? И так и эдак - мудро выходит.
  Убили Дм. Балашова. Какой абсурд! Филолог и поэт древности. Сам ходил в поддевке, в косоворотках - балашовское "ВАМ!" (как маяковское). Такова и проза его. И чуть ли не сын тут замешан... Тихо ушёл Тряпкин - где я был? - не проводил.
  Дошёл до очередного стихотворения, захотелось тебе прочесть:
  
  Никто и нигде
  
  А Юра Шавырин пропал без следа.
  Куда? Вы не знаете ли, господа?
  Да нет, вы и Юру не помните - где ж!
  Как Петя Невегин*, и кануть не мог
  В какой-нибудь бизнес иголкою в стог.
  Объявлен нерозыск и всё, и молчок.
  Сотрудник улёгся жене под бочок.
  Велик материк, и поэта найти...
  И девочку... Девочка лет десяти...
  И дрыхнет, кто может. Ответственный мент
  Страшенные рожи наклеил на стенд
  И девочку... Девочка лет десяти...
  Ушла и пропала. Господь, НЕ ПРОСТИ...
  Мужик-недоросток, до глаз в бороде,
  Бормочет под стендом: НИКТО И НИГДЕ -
  Мой статус отныне и место моё.
  Ох, звери... ну как же, найдёте её...
  А что же коллеги? Пропал и пропал,
  Хоть вас и покрепче стишонки кропал.
  Забросьте наживку: "Прекрасный поэт...
  Издания... спонсоры... вечер... фуршет...
  Иосифу Бродскому честь оттрубя,
  Россия, оглянешься ли на себя?
  Но Юра, уехав, но Юра ушед,
  Не слыхивал сроду, что значит ФУРШЕТ.
  Подумает: разве какой-нибудь срам?
  В нём так сочеталось презренье к пирам
  С охотою к водочке... Где ты, старик?
  Обширен и глух мой родной материк.
  
  
  25 июля 1999 г.
  Верушка, это всё к тому, чем живут люди в Белокаменной (не в Вавилоне) - их катастрофически мало, но они пришли 28-го на вечер Б.Чичибабина в ЦДЛ и на вечер Ефросинии Красновской в Дом Цветаевой. "Цветение картошки" и кассету шлю тебе для души, для дела, для вечера и выставки 60-ков. (А если я им нужен, пусть шевельнутся: позвонят утром 475-92-26 или напишут на 103104... Не могу, рохля, дознаться, вышел ли "Континент" с НАМИ. Получила ли ты письмо к В. Быкову?).
  Получила ли ты мою статейку о парфеньевском лито "Надежда"? Надежда костромская - бугровцы. Вторая кассета для них: передай её Саше, да спроси, есть ли у них книги Чичибабина и вообще - в чём нужда? Скажи: Леонович хочет написать о вас и видит верховое жизнетворное болото Бугрова над застойным болотом Базанкова, где гибнут вода и почва. Но не хочет-де вас подставлять, и со всем тактом, иногда ему свойственным... и т.д. Не напишет ли Саша для меня шпаргалку? Скажем, заметки с того семинара с именами и строчками), не пришлёт ли своих стихов? Кое-кого с семинара я увёз. Четыре подборки: Коляскиной, Сучкова, Клементовской, Разгуляевой - но этого мало.
  Книгу сдал сегодня, 25 июля. В это время в России - сенокос. Чувствую ущербность московской жизни. В Москве из-за Леси. В Нижнем её сын, уйдя из университета, сдаёт экзамены в ин`яз. Мама ищет правды: получил 10 по русскому - записали 1.
  ~
  Теперь о деле: не отдавай издателю свою книгу, пока я, редактор (?) и автор послесловия, не пропущу её через себя ещё раз. Это - обязательно. Может быть, появлюсь в Костроме до 10 августа. И наверняка 19 сентября (Флоренские чтения). Свою книгу я мучил-мучил-отмучил. С твоей - не бойся, но неделя понадобится. Ещё срочно пусть Юра вышлет мне ксероксы. Умоляю!
  Будь!
  
  Верушка,
  редактура твоей первой книги стихов впереди: убрать дневниковость = не дать ни крошки хлеба сама знаешь кому - от Галины и до я не знаю кого. При том остаться "дочерью высоковыйного народа". Совершить движенье от провинциалки к Провинциалке, а дальше само пойдёт. Книга сильная, надо и руку сильную к ней приложить.
  19 апреля, говорят, Дедковские чтения? Извести меня телеграммой. Тихо и вежливо я собираюсь раздеть эту бабу. Тихо и вежливо, по-дедковски. Правда, устно он взрывался, но сила его была не во взрывах. Я написал Ларисе С.: придите на спектакль. Этого хочет Игорь. Не спите.
  Посылаю тебе вариант первый и неправленый. А как тот, бугровский? Получила? Всем привет.
  
  Верушка,
  спасибо за газеты. Телеграмма моя тебе должна означать, что тыкать свинью рылом в корыто - это 2 этап. На 1 надо вести себя прилично, деятельно, суетливо - как все - и премию вызвать на себя. Когда поезд тронется ко мне - перевести стрелку на издательство "Ключ".
  Итак, 1 этап. Пошли в Комиссию на Старую Площадь, 4, статью о Дедкове. К ней хорошо бы приложить от "Северной правды" отношение газеты: "наш автор... всегда... достоин...". Или сама, или кто-нибудь то же самое одобрение возьмёт от библиотеки, т.е. сама библиотека догадается пусть и пошлёт. "Наш земляк... у нас... презентации... вечера...". От ТВ - от Ларисы, если захочет. Обязательно из Парфеньева, но я сам туда напишу. Черкни в Набережные Челны: пусть пошлют им газету с МОЁ - ВАМ. Это прямёхонько им. А если в администрации есть умный человек, пусть тебе поможет. В разных газетах что-нибудь должно появляться. И попроси ребят: Бугрова, Бекишева. Смысл такой: Кострома молодая - за Леоновича. Как и он за неё. "Губернский дом" тоже тоже ведь не чужой нам.
  Есть ли в библиотеке книга Тамары Петкевич? Если нет, достанем. На Госпремию можно издать несколько таких книг... Статью для "Звезды полей" на днях пришлю. Дедковская идёт в ? 4 "Дружбы народов". "И ДОЛОГ РУССКИЙ ДОЛГ" - получила её?
  Будь жива-здорова! Обнимаю. В.
  
  Верушка,
  Это не письмо, а так... Нет, я не знал о "подвигах" Крупской, когда затевалось переименование библиотеки. Что я москвич, верно. Но если бы Дама Треф соблаговолила...
  Сейчас я под Москвой, в квартире болезного друга моего (полгода в больницах, диагноз устрашающий) я кормлю его собаку, живу в этой случайной квартире. Жить мне негде. Карельский дом продан, костромской записан на Раису, квартира оставлена ей же, у Алёнушки жить нельзя, так как это ложное положение: жить у неё и любить другую женщину.
  Не исключено, что уеду в Парфеньево и попрошусь в плотницкую бригаду - клин клином вышибать. Ибо подлёдная жизнь нестерпима.
  А может, в Карелию. Кострома-то ведь меня не хочет. А потом: ждёшь да и переждёшь. И сам уж не захочешь.
  Суета с премией необходима и мне легка: на эти деньги издам несколько хороших книг, подобных "Сапожку" Т. Петкевич. Единоборство неизбежно.
  Перебелённую и дополненную статью о премии и проч. скоро пришлю. В единоборстве с Медным Всадником Шевченко Тарас Григорьевич одержал верх.
  
  Твой декабрист-старик
  Как старчище былинный,
  Столь одинок и дик
  На площади пустынной,
  Где конного царя
  С прибавкой пьедестала
  Фигура Кобзаря
  Уже перерастала...
  
  Это - человеческая мера, если пользоваться словами В. Сёмина, которого цитирует Дедков. А я ещё цитирую Цветаеву. (В подтексте же всего: на фиг мне эта подлёдная жизнь).
  Начало статьи - с изменениями против той публикации твоей в "СП". Против = в отличие.
  Не унывай особенно. Пиши мне. Кто сказал, что мы родились для райских кущ? Мы родились "в убивающей стране", как пишет Вал. Попова, в зубах у хавроньи, которая схавает и нас, как пишет Ал. Блок. И кА пишу я - я знаю брюхом, что попаду я в зубы хрюхам...
  Но эта терминология для 2-го или 3-го премиального этапа, не для 1-го. Понятно?.. спасибо заранее Юре Бекишеву, уже одно его движенье (написать) мне дорого.
  А ещё может быть хорошо, как у людей - если не примёрзну ко льду в двух гребках от полыньи.
  А где мой дом? Где подо льдом
  Темно и бездыханно.
  Плывёшь, и верится с трудом,
  Что мука - богоданна....
  И т.д.
  Будем живы!
  
  1999 г.
  Верушка!
  Беспорядочно всё по порядку: справедливо едкий твой "Летучий голландец" о "корабле современности". Интонация информативна и более чем. Очень хорошо!
  Из твоего первого письма: самое дорогое - состояние пробудившейся души - жалость, милость. Это меня растрогало настолько, что (без твоего разрешения, прости) послал твоё письмо своей Лесе и приписал: "Вот как надо бороться за други своя, за доброе имя. После двух или трёх "нет" идти с приложением, с журнальной статьёй, с запиской рыцарственного свойства...".
  Почти месяц я пропадал в раю, под Нижним, надышался - не знаю, насколько. Жизни без неё нет и не будет. Равно как и у неё.
  Интервью с Битовым должно быть, и должно быть интересным и нужным. С пьяного - двойной спрос. У тебя получится. (Некоторые беседы я сочинял исключительно сам, они были драматичнее и правдоподобнее магнитофонных. Пушкинская традиция, к тому же: писать народные песни для Ив. Кириевского, повести какого-то Белкина и т.д.)
  ~
  Скорее "да", чем "нет". Но вот обстановка: Митя, мой младший, ввиду доброты своей и обаянья (быть бы ему девочкой!) попал в наркотическое окруженье. "Папа, у нас убили пять человек" - пишет в письме. Чтобы вырвать его из подворотен, где эта чума курится, мать отправила его на Соловки. Это его 3-й сезон, если не 4-й. возвращаться домой он боится. На Соловках будет до упора - а потом? Уйдя из дома, я перестал их видеть, тут он и загулял. Теперь мне надо на Соловки, хотя бы недели на 2-3 - для разговора, для решенья, что же делать. Если ничего - он пропадёт. С него уже требуют взносы примерно так: убьём мать и сестру, продадим квартиру. Или ты это сделай. Такова фантастическая реальность наших дней. Всё, что ты мне пишешь о культурном приложении, заманчиво, почётно, очень нужно и т.д. если вы пойдёте мне навстречу, всё это состоится, даст Бог. Мне просто нужно быть на Соловках 2-3 недели, ну, месяц, а может и меньше.
  Наступил Пушкинский год, а это - ветер в паруса. Твои скудоумные авангардисты (из статьи) Пушкина вообще не читали, иначе они иллюстрировали бы свою заумь его парадоксами, а не мычали бы про свет Пушкина, падающий на всё, на всякое дерьмо в том числе. Этим светом надо многое пронизать. Но тогда несдобровать нашей черни. Итак. Буде отложится разговор об СП-Культура на 15 сентября, я приеду соглашаться и благодарить. Привезу сентябрьские тезисы (м.б., очерк о соловецких тружениках - в продолжение старого очерка "Ветви-паветви", что был опубликован в "Знамени" года три тому. Такой очерк, кстати, мне заказан "Новым миром". Если же, кровь из носу, соберётесь в августе, то и тогда, скажи им, да, Леонович согласен работать наездами (привозя доброкачественный материал), жить в гостинице трезво и скудно. Быть мостиком Костромичи - Москвичи. Леонович располагает уникальными материалами по новейшей истории и обещает хромать на эту ногу. Точнее - на ту, которой не ходят нынче. (Баркова - прекрасное начало!). От Чуковских, от Солженицына, от живых своих каторжников, из шкафов Репкома (комиссия по литературному наследию репрессированных писателей) - комнаты, где он сидит и пишет письма В. Арямновой и многим другим.
  У меня много интересного поэтического - современного и брежневских времён и более раннее... У меня друзья: пришёл к Астафьевой и Британишскому - унёс для СП-К стихи В. Шимборской, Нобелевской лауреатки. Пришёл в любой отдел лучших журналов - поделятся с удовольствием тем, что некстати, но очень хорошо и т.д.
  Свежие цветаевские материалы (до издания книг можно ксерить замечательные вещи). Так же и мандельштамовские, если про этого еврея интересно знать. Я член Мандельшамовского совета, скоро грядёт учёная конференция - к 60-летию гибели поэта. А Леся моя - культуролог (зав.кафедрой культурологии была, теперь ушла), искусствовед и коновод художников Нижнего. Теперь Саша Глезер, известный диссидент, спасатель работ, возитель выставок, издатель "Стрельца" и поэтической серии, куда и меня обещал, - так вот Глезер тянет Лесю в Париж и Нью-Йорк в качестве обозревателя-критика-менеджера и боюсь, с покушеньем на другую сторону этого разностороннего таланта. (Главное, влюбить в себя Л. С ручками-ножками). Ну и так далее... Согласен: не литературой единой. И, конечно, в городе, где культуру олицетворял Дедков, такое СП-К должно быть и сочетать блеск с глубиной. В моём понимании, главный редактором может быть человек вроде того же Туркова, вроде Лесневского (без его придурей), а мне оно - на вырост и возвышенье. Но и отказаться грех.
  Будь жива и здорова!
  
  2 сентября 1999 г.
  Верушка,
  Всё прочёл. Ты меня порадовала. Не ты ли нынче Первое Перо Костромы? Следующий титул - ПП Поволжья, далее... Где это у Платонова: мастер погружён в тоску и скуку всеуменья?
  Впрочем, и Фауст, впрочем, и Блок:
  
  В ясную осень и в зиму метельную
  в дни ваших свадеб, торжеств, похорон
  жду, чтоб прогнал мою скуку смертельную
  лёгкий, доселе не слышимый звон...
  
  Этого тебе и желаю. (Помню, как боялся Блока готовивший его программу Д.Н. Журавлёв. Дельфин южных морей, попавший в Северный Ледовитый, да ещё под лёд).
  Всё у тебя сказано было по делу, фраза упруга, и всё опёрто на стихи, прекрасно подобранные и расположенные. Вот случай - счастливый - частный - восстановленья престижа стихов. Слуцкий:
  
  У народа нету времени
  Чтоб выслушивать пустяки.
  В этом трудность стихотворения
  И задача вашей строки
  
  Не заняться ли, между прочим, исподволь - восстановлением престижа и т.д. Чем дышит новый редактор? Я этим делом - исподволь и между прочим - занимаюсь на "Светёлке", как ни смешна моя аудитория. Кто в полдень дома сидит и слушает Кострому по радио?
  6 июня праздник. От Петра Сергеевича Пушкина получил в дар юбилейный питерский альбом с такой надписью: Дорогому В.Н. - душе Пушкинского праздника в Давыдкове. Ну как не похвастаться. У меня готова была вереница стихов от "В младенчестве моём" (опять слышу Журавлёва!) До "Когда для смертного" и "напрасно я бегу..." А прочёл всего один стишок. Да своё подражание Пушкину. Видимо, непрочитанное, но готовое, сущее, тоже внятно таким, как П.С. Пушкин.
  Обнимаю тебя! В.
  
  Верушка, не болей!
  Посылаю тебе многострадальную книгу, которая необходима нашим людям и вредна чужим.
  Послал копии своих писем Галине - Ларисе Сбитневой. Для дела и для вздохов. В "Знамени" номер 8 моя подборка и отзыв на статью мою о Дедкове в "Дружбе народов" в номере4 -1999.
  Твои стихи, собранные в рукопись и много отложенные, начинают возникать. Сейчас у тебя пойдут новые. Будем делать книгу, прочу себя в редакторы - согласна?
  Перешли мою записку О.Н. Гуссаковской. Пашину напишу сам. За эту свинью Галину Иванову надо перед всеми извиниться. Печатает ли Губанов мою подборку в "Молодёжной линии"? там эпиграмма на нашу лучшую подругу и акафист Ксении Котляревской.
  За Кострому я зацепился душой, вижу лица, слышу людей, для которых... Связалась ли ты с А. Зайцевым, т.е., он с тобой? Попробуй книгу "ЗА ЧТО?" отрецензировать по-человечески. Все журналы "мои" о ней напишут. Если недосуг или мало ли что, попроси Гуссаковскую (Бугрова? Гляди сама) написать. Эта тема - лакмусовая бумажка. Боюсь, наша Галина учуяла чужое - именно это, постоянно звучащее и больное у Игоря - неугодно власти, столь же нелепой и безобразной, как чугунная лапа Ильича над Костромой. На закате, когда смотришь с моста, это безобразие особенно заметно.
  Будь здорова, купайся в Волге до ледостава. Кроме шуток.
  
  6 октября 1999 г.
  Верушка,
  спасибо за письмо (исповедальное) и твои узнаваемые вырезки статей из газеты. Рад за тебя - за твоё состояние. Пиши - записывай, не мудрствуя лукаво всё, чему ты свидетельницей будешь, войну и мир, управу государя, пророчества и знаменья небесны.
  Вышла "Новая газета" с моей статейкой об "СП-культуре" и прочем. Это номер за 4-11 октября. Акцент Хлебникова несколько сдвинут, но в конце статьи поставлен на место. Моё заглавие было: ОПЫТ ПРЕКРАСНОДУШИЯ... Познакомилась ли ты с А. Зайцевым? Скиньте Галину - и возобновим наше гиблое дело.
  Что же никто не догадался выслать мне "Молодёжную линию" со стихами? Небаско. Для Бугрова в магазине оставил я два тому (по 5 кг каждый) поэтической антологии. Получил? Не получил? На такие вещи надо откликаться.
  В конце октября приедем, я и Тамара Дедкова в Кострому. Постараюсь привезти Шенталинского - для презентации книги "За что?" Передача Елманова должна это предварить.
  ...В России творится ЧОРТ знает что (только он и знает) - повергая в онемение нормальных людей. Москва ведёт себя гадко. О Костроме вспоминаю со вздохом... Жаль...
  Будь жива! Не хворай! В.
  
  Декабрь 1999 г.
  Верушка,
  Журавль с неба снижался, сам шёл к нам в руки. Всё было бы так, как мы мечтали, рассчитывали, как испекли первый блин, первый номер "СП-Культура"... Теперь вышло бы уже 6 номеров, и мы крестили бы младенца женского пола: РУСИНУ УЛИЦУ. Я перебрался бы в Кострому, не оставляя работы в Репкоме. Сибирь, Урал, Поволжье, Дальний Восток, обменивались бы с нами красным товаром. Хиреющие толстые журналы получили бы рекламу, дополнительных подписчиков, небедных доброжелателей, материалы журнальных портфелей выходили бы, опережая номера. Губернатор от меня, не от Галины бы всё это услышал, усвоил, подержал в руках и удвоил бы нам листаж, озаботясь нуждами Союза исторических городов. Фонд Форда восхитился бы им, редактором "Северной Правды" (дай прочесть ему это и передай привет и мой глубокий вздох) и редактором РУСИНОЙ УЛИЦЫ.
  Эта дама всё испортила.
  Грант ещё возможен, если учтут золотые возможности Костромы, где хоть и горят архивы, хоть и правит культурой чёрт знает кто. Золотые!
  Культурную газету все мы, каждый по-своему прос.... Печатное слово опустили - как в тюрьме опускают фраера. Написал Александр Зайцев свою статью - мимо ушей. Написал Леонович свою ("Новая газета" ? 37) - мимо. Тот же эффект, что от моих эпистол Галине.
  Работать с нею я отказываюсь. Она НЕ МОЖЕТ со мной работать. Я бы мог, но не буду. Комплименты моей ЛУЧШЕЙ ПОДРУГЕ напечатаны в "Молодёжной линии" какая ж тут любовь!? Перечитала твои аргументы и материалы, отзывы о первом номере "СП-Культуры"... Умница Оля Колова. Глас народа. Вот у каких людей отняла эта дрянь возможность читать РУСИНУ УЛИЦУ.
  Обнимаю тебя. Не болей!
  Лауреат премии Дедкова
  Кстати, на Госпремию снова я выдвинут. Надо потом сообразить мне подшлёпник от "Сев.правды". на грязные деньги издам 4-5 чистых книг под тем же названием "ЗА ЧТО?". Посылаю тебе новорожденный журнал "ПРЕДЛОГ". Видишь, мне неймётся. Полезную эту энергию могла бы принять родная Кострома - .............. .
  
  18 января 2000 г.
  Верушка,
  что молчишь? Написал тебе письмо, и чтоб ты дала его прочесть редактору "Северной правды". Не больно ловкое, да уж я язык обтрепал об эту болячку.
  Скорей всего в начале февраля через Кострому поеду в Парфеньево. Приготовь мне хоть примерный состав своей книги, чтобы увёз в деревню и на просторе написал о тебе статью. Твоя книга (рукопись) в доме, куда мне трудно заходить. Пока. Так что - пойми всё правильно, как говорят коммунисты. ("Нас неправильно поймут" - подлость языка). Озаботь и Бугрова: А.В. Соловьёва, Тоня, говорит, что собирается его издавать с моим предисловием. В деревне пробуду с месяц, через Кострому и вернусь, осчастливив вас. Бугрова непременно шевельни, и поскорей.
  В Москве кипучая литературная жизнь на уровне, к которому я привык, это пониже поверхности. Посылал тебе журнал "Предлог" - получила?
  Для моей вредности: сфотографируй вывеску "Департамент культуры, истории и кино". Такие валенки такие вывески заказывают и под ними сидят...
  Надо написать статью Бекишева обо мне. Предлог: публикации в журналах "Новый мир", "Знамя", "Дружба народов", "Предлог" (номера 1 и 2), "Россия". Нужен подшлёпник для Госпремии. Я во II туре. Если надо, я пришлю ксероксы. Юра ещё пройдётся по тексту, он хотел.
  В начале марта, может быть, мы с Л. Тагановым устроим презентацию "ЗА ЧТО?"
  Будем живы!
  
  17 марта 2000 г. - день гибели Галактиона
  Верушка!
  Посылаю тебе экземпляр статейки о Бугрове. Одновременно посылаю Тоне, но она привязана к одру матери своей и когда будет на работе, не знает сама. Ещё посылаю нечто о Любе Якушевой - просто раз уж ты моя ученица, а я наоборот. (Не нашел, пошлю потом).
  Завтра примусь за тебя. Зайди, пожалуйста, в Честняковский центр: "Леонович хочет быть плотником на святом месте, где..." и т.д.
  На самом деле я на распутье. Через несколько дней поеду с Семёном Виленским, издателем репрессированной литературы, на Волгу, в Старицу (!), где дом отдыха наших стариков, обиталище сиротской их старости.
  В Кологриве - язык. Море для дельфина. В Старице - хозяйственная канитель. Но среди этих живых памятников ХХ-у веку, будь он неладен. Внутри у меня ничего не решено ещё. Лесю не видел два с половиной месяца - как два года. Что делает со мной эта баба!
  К нежному Бугрову я теперь на цыпочках, правда, претензий столько же, сколько зависти, но это ведь не студийный разбор, а показ лучшего и некоторый аванс читателю. Какой ты умный, читатель, какой чуткий... Статью, видимо, перепишу.
  Что слышно о Дедковских чтениях? Дай знать, если услышишь, ибо Галина меня не пригласит.
  Обнимаю тебя - В. Привет мужчинам.
  
  14 июня 2000 г.
  Верушка,
  приехать к Игнатьеву помешала 1000 мелочей и 1 уважительная причина, в письме перечислять их долго и лишнее. Рад, что всё прошло хорошо. Из тысячи только одну назову: отвратительное ощущение присутствия Г. Ивановой в культуре, в городе, на поминках (чтениях) достойных людей.
  Хорошо бы этого не замечать, как Бродский не замечал советского режима, как мой праведник - татарского мига. Но у меня так не выходит. Кострома не только спит - она храпит. Теперь, Господи, воззри на на мя, слабостна! - все женщины разделились на две семьи, и в одной все женщины средних лет и хладообразные напоминают Г. Иванову, а в другой - Лесю: кто фигурой, кто выраженьем лица и т.д.
  Жизнь всё та же...
  
  Ночам подобны дни мои
  Плыву от срока к сроку
  От полыньи до полыньи
  Та всупэрэч потоку.
  
  И - ослаб, устал.
  Идёт фильм, ты вовлечён в действие, ты живёшь в нём... Бац! Рекламная минута для сытых - пошлая, фальшивая, ибо что иное можно придумать, сочиняя для денег? Вырубаешь звук, ждёшь, пока отмелькает эта дрянь. С психикой что-то происходит в это время. Ибо над ней совершают насилие. Над воображеньем. О чём я? Да об этих окнах, о положеньях. С любимыми не расставайтесь - написал умный человек. Жизнь моя рваная.
  Поэтому: воображением живу то в Кологриве, забыв эту рваную жизнь, тюкая топориком... то в Котласе, где была пересылка, теперь добрые люди собирают крохи той памяти, и ту совесть, о которой пишет Чичибабин и пишешь ты (спасибо, умная статейка!), то на Беломорском севере, ещё не до конца обезображенном за советские годы...
  Попадётся номер 5 "Дружбы народов", прочти там мою тоску под видом бодрости:
  
  Чуть шелоник шелохнётся,
  Баргузин забаргузинит, -
  Никакое мне сиротство
  В этом доме не грозит...
  
  А особенно прочти стихи о перелёте через (Ниагару) водопад. Да догадайся, откуда этот навязчивый образ - ниспадающей волны... "Река с сорванным дном" - то ли Державин, то ли Боратынский?
  ~
  На два дня поеду в места Твардовского (А.Турков, Б. Евсеев, С. Василенко, А. Василевский - нынешний редактор "Нового мира"). Вот кому нынче худо - Твардовскому. Жизнь переместилась на асфальт (Тарковский: проклятые шумеры, проклятое изобретенье!) и опустынила землю. Не умею понять сразу всего, но чувствую, что тут самоубийство рода людского. От подлинности он ушёл к посредствам ("удобствам" - ха! ) и, кажется, необратимо. А коли так, человек переродится и перестанет, скажем, в 22 веке понимать 19-й. Да что я! Сегодня уже эта трещина похожа на пропасть.
  Да, и не поехал на 2-3 июня в Михайловское, убоявшись тусовки. Да, и Пушкин - ничего, пережил, а вот Твардовскому плохо.
  ~
  Да, вспомнил: как раз 19-го я ждал своего Колю Герасимова, который переиздаёт мою книгу - переработанное, дополненное издание.
  Бегло посмотрел статью О. Гуссаковской, так какие-то странности. "Базанков вор, но это прекрасно" - почти так. И ещё осадок от В. Пашина - удар в спину.
  Ничего не пишешь об "СП-Культуре". Чем пробавляешься? Не соблазнили ли тебя работать на номер?
  Всё-таки, наверно, Кологрив. Поузнавай, что там, какие воздушные замки и простые дела? Мне бы плотницкую бригаду, такую, как была в Нее, в общем, мне, как Ван Гогу, нужен Боринаж. Непосредственное что-то. С чего начал - тем бы и кончить.
  ~
  Будь жива и здорова. Поцелуй Мальчика. На днях пришлю ? 3 "Предлога". Попроси у Бугрова новых стихов для него. То же - у Бекишева, я ему напишу. Да отослал бы мне ксероксы - они вдруг понадобились. Будь! В.
  
  Верушка моя драгоценная!
  Сколь ты умна! Быть может, на всю Кострому ты одна неспящая. Такая редкость. И знаешь, я сам себе понравился в своей публикации: и во врезке, и в стихах (эти 2 строфы, которыми кончаются стихи о пацифистах) которые ты придумала сюда вставить, и в самой статье, достойной, кажется, имени Игоря.
  Дошло ли до тебя моё письмо, где была моя забота: купить избу в Костромском зелёном месте? В Ипатьевской слободе, в Заволжье и т.п. Коля Герасимов, который меня, бездомного, нашёл в Подмосковье - покупает мне квартиру (60-80 тыс.). Квартиры мне не надо, а нужна изба с землёй. Написал Анатолию Герасимову (брат Коли, живёт где-то рядом с тобой)...
  
  9 августа 2000г.
  Верушка!
  Побереги нервы, если можно. (Даю советы делать то, чего сам не имею). Не горюй, что не у Иноземцевой книга будет издаваться. Была бы книга. А книга есть. Значит, найдётся издатель*.
  Но не настаивай на том, что книга равна, должна быть равна автору. Всё-таки в книге и жизнь, и автор - набело. Всё-таки книга - портрет, а не фотка. Книга - дитя, а значит, должна быть в чём-то совершенней родительницы своей. Чтоб далеко не ходить, взгляни на фотографии и автопортрет Николая Шувалова. Не сразу ведь и узнаешь! Но воля художника есть истина - и вот, стало быть, я какой... А не такой, каким считают и сочтут все знавшие его. К портрету Шувалова прибавлю портрет Сергея Маркова, который глядит из его стихов. Рядом поставь оригинал...
  Исходя из этой посылки, попрошу тебя не помешать мне в родовспоможении книги твоей. Иноземцева как редактор не годится явно и самоочевидно. На моём редакторстве ты можешь настоять - прямом или внешнем. Внешнее - самое ведь непритязательное. Впрочем, и это формальность. Просто не отдавай редактору книгу, не дав её мне.
  Спасибо за заботу: было письмо от А.С. Носаля. Надо повидаться, я ему уже звонил. Идёт август, а я в Москве и в Железке, плакал мой сенокос, плачут грибницы, где-то плачет моя бабка Маня (см. "Др.народов" ? 5). Читаю Флоренского, в сентябре его чтения. Третьего дня похоронили Толю Жигулина... Леся еле вырвалась из Нижнего - поезда переполнены.
  Письмо от Юры Бекишева - из его заиканий следует реальная возможность издаться у Тони Соловьёвой. Так и быть - приеду 18-19 сентября (Прощай, Карелия-2000), авось уладим. Пиши! Будь здорова. Записывай мудрости своего ребёнка - твой В.Л.
  
  ------------------------------------------------------------------------------------
  * не нашёлся); первую книгу стихотворений "Оловянный батальон" издала за свой счёт
  
  
  25 декабря 2000 г.
  Вера, всего тебе доброго в Новом году, здоровья, настроения и ещё...
  С 17 по 20 в Набережных челнах будет поэтический семинар. Будут: Св. Василенко, я, Ю. Кублановский (?), Роман Солнцев. На папках для моего чтения имена: В. Крапивин, Ольга Кузьмичёва, Сергей Тагилин, Лилия Егорова, Анна Рус, Анна Сокольская.
  
  4 марта 2001 г.
  Дорогая бабочка!
  Рассказ есть. Нервный, костромской, отдалённо напоминающий высокую лабораторию Пруста. Какое-то необходимое возвращение к физиологическому очерку. На войне Володя Львов (поэт, друг Булата): "физиологический реализм".
  За всё платим натурой. То, что случилось в подъезде, на бумаге стало литературным фактом. Без истерики, без пустопорожнего "молодёжь пошла" и проч. С характером и единственным способом отнестись к происшествию так, чтобы это подействовало. Ни криков, ни угроз. Ни милиции. Ты надавила ту клавишу, о которой взрослые забыли. И не на одну - получился аккорд. Тут может быть вполне прустовский разбор - был бы Дедков, он бы так и разобрал. Мне не хочется, а ты ограничилась скупой лирикой: шок - ужас - ярость и пауза, чтобы прийти в себя. Ну и потом - те самые нужные слова подросткам. Увы, так. Они, уверен, тебя зауважали. А свет в рассказе, конечно, в твоих малышах. Пусть побольше они говорят свои мудрости.
  Покойный Саша Величанский, умница, написал:
  
  Вот на что уходит мука,
  Душ единственная связь.
  
  Пока я читал про костромскую рутину (и думал: надо расплести эту рутину-паутину, опомнить людей... пока они ещё читают) и думал, как тебе несладко в газете и в городе, свои тягомотины как-то заслонились этим. В марте-апреле надо съезжать с квартиры в железке. Мой Коля Герасимов предлагает её выкупить - не хочу. Приезды-уезды Леси, прирастанье-отрыванье кожи. Не хочу. Написал в Котлас, там Мемориал. Там ещё записывают - неумело, наивно, сердечно -память о 30-40-х годах. Там ведь была пересылка. По Двине - деревни. Чуть выше - В.Устюг, такой же пряник, как Углич. Там вологодско-архангельский говор. Как в этом Подмосковья я намучил свой слух, стосковался по живому языку...
  Ещё - Кологрив. Надо съездить. Голубые купола, Унжа. Надо послушать. Надо, собственно, пригодиться там. В Костроме мордой об стол получено, реакция отторжения ещё свежа, но и там есть люди ещё живые, есть бесхозные юные дарованья (в кавычках и без), есть библиотека Дедкова.
  Забиваться в Сов.... ( нрзб - В.А.) или к тем Крюковым пока не могу. Нет чувства перевала, после которого надо спускаться. Я, упреждаясь, писал о нём лет в 40, а сейчас - нет его. Написал Толе, написал Юре: поищите мне избу, чтоб земля была и вода... Квартиру не хочу.
  Помню, как Юра Бекишев мне говорил: В.Н., Вы нам нужны... Вот и это надо бы осмыслить: в каком именно качестве? Думаю приехать в конце марта (и книга выйдет) оглядеться, походить, сообразить многое, повидать и Котлас, и Кологрив. Апрель - Челны? Не знаю, получится ли. На Дедковские чтения - обязательно.
  Пособирай пока объявления: продаётся дом над Волгой - с баней и лодкой, с огородом и садом.
  Целуй детей, маме поклон!
  
  
  20 февраля 2002 г.
  Верушка, ты утирала носик Ромочке. Хороши Алешков и особенно Кузнечихин. Старик Леонович в маразме: напечатал две трети стишка, конец утерян. Рифмы висят. И дорогая не узнает, какой у парня был конец. В таких случаях полагается приносить извинения автору.
  Статья твоя о театре - прекрасная! Такт соблюдён. Пункт 5 разрешён тобою на 5. Утирать сопли некому - разве что Голодницкому. Что за глупость - обиделся...
  
  
  22 февраля 2002 г.
  
  Есть рифмы в мире сём:
  Разъединишь - и дрогнешь...
  ...Да, хаосу вразрез
  Построен на созвучьях
  Мир, и, разъединён,
  Мстит - на согласьях строен -
  Неверностями жён
  Мстит - и горящей Троей!
  Среди безжизненного сна,
  Средь гробового хлада света
  Своею ласкою поэта
  Ты, рифма, радуешь одна.
  Подобно голубю ковчега
  Ему с неведомого брега
  Живую ветвь приносишь ты;
  Одна с божественным порывом
  Миришь его своим отзывом
  И признаёшь его мечты.
  
  Значенье рифмы в устах этих поэтов связано с мироустройством, со спасением жизни средь гробового хлада, с судьбой ковчега и всех тварей в нём. Читая стихи, невольно жмёшь голосом (слухом) на концы строк -
  
  Окрылённый рифмой парной
  кончен подвиг календарный -
  
  Или на их начала ("восточная" рифмовка), на аллитерации, если они помогают гармонии, а не мешают ей. "Созвукиваются" строки и слова не для пустой игры бездельников, но для внесения личной своей гармонии в сумятицу общей жизни. "Хаосу вразрез". Общая жизнь была бы несколько иной, если бы придавала значенье этим вкладам (на что у стихотворца положена жизнь, а порою и смерть, им выбранная).
  Л. К. Чуковская читала периодику, начиная со стихов. Для неё авторы их были вперёдсмотрящими (матросами на мачтах). В стихах она искала то, что новей всех новостей. С удовольствием похвастаюсь: даря мне все журналы с "Записками об Ахматовой", Л.К. пишет: "Моему любимому поэту".
  Вот какую позднюю прививку отношения к стихам получил я от человека, знавшего наизусть Иннокентия Анненского, Ахматову, Маяковского.
  Ранней прививкой приличий в поведении уважающих друг друга людей обязан я, восьмилетний оболтус, Екатерине Петровне Венцель-Сулхановой, моей учительнице немецкого, дочери Варшавского губернатора, бестужевке и выпускнице Сорбонны. Она жила на Ивановской, 8 и в Костроме была той зелёной веточкой в голубином клюве - вестнице иного мира, иной культуры...
  На мою едкость обижаться глупо. Она в составе крови - а её не выбирают, и знаешь ты меня не первый день.
  От Гальки Ивановой мне смешно было ждать каких-либо извинений. От тебя - естественно. Ты пишешь стихи. Ты их читаешь - свои, чужие. Как же Ты умудрилась напечатать обрубок моих стихов, посвященных уважаемому человеку А. Бурлуцкому? Верстали без тебя? Не дали посмотреть макет?*
  Это простительно слепоглухонемым авторам и публикаторам, таковыми они, авторы и публикаторы считают и читателей словесности. Никто ничего не ждёт от них. Реликтовый и досадный род словесности. Публикуют не глядя, не слыша. (Мандельштам понимал роль и значение стихотворного слова - оно стоило каторги и жизни. Цена подлого слова - ступень карьеры и т.п.).
  Поэзия - досадный факультет ненужных вещей, школа души, прививка благородства, возможность, наконец, побывать за гранью жизни. Крупно набранное: ХОРОШО НА ЗЕМЛЕ и есть взгляд оттуда, где никак - ни хорошо, ни плохо...
  26-го я в Москву. Вечер к 80-летию Чичибабина. Он называл меня "братом на земле и во времени" - я должен продолжить его крик: ПРОКЛЯТЫЕ МОСКАЛИ! - в который он вложил остатки сил, умирая: танки пошли на Грозный.
  Так 7 лет я переводил крик Галактиона, летящего.... Об асфальт в верном расчёте, что теперь уже его не "подпишут", как в 37 Пастернака...
  Звони 35-34-60. Привет мой и вздох, два вздоха - друзьям.
  Принеси в Литмузей антологию Евтушенки для Оли Коловой. И Дедкова 24-го принесу; для тебя - "День и ночь".
  --------------------------------------------------------------
  * так и было - когда верстали подготовленную мной полосу со стихами Алешкова, Кузнечихина и Леоновича, я была на редакционном задании вне редакции и потому макета не видела
  
  
  2003, февраль
  Верушка!
  Это моё письмо к Иноземцевой по простоте своей она мне вернула вместе с книгами и журналами. М.б. тебе пригодятся тексты на обороте о Чичибабине. Весь мир уже знает Бориса (легко переводят его публицистику, а она с кровью) - только редакторы "Северной правды" не слыхали и отторгают. Покажи эту статью Евг. Шкловского своим недоумкам.
  В марте Чичибабинские чтения в Харькове, м.б., туда поеду. А формула "Из Карабаха в Карабиху" универсальна. Кретины политики развалили государство и продолжают разваливать его части. В этом свете поэтическая крепь Харьков-Москва, созданная Чичибабиным (Вильюс, Рига, Таллин, Крым, Абхазия, Армения - другие лучи. Крымские татары поют Бориса наизусть) приобретает государственную важность. Если, конечно, люди не перестали читать классику. А Борис - классик. Если ж перестали, тогда очень быстро стравят их политики - то-то повоюем!
  
  
  Письма в Казань
  
  2007 г.
  Верушка,
  вышли мне, если есть, ту твою статью о Библиотеке в "Северной правде", где раздеваешь Крупскую и те, как Кострома выдавливает людей талантливых и непокорных, и статью про Базанкова "Путь в литературу. Почём?" Сделай библиографию всех своих статей по костромской культуре - какая где, желательно, о чём. За весь срок костромской жизни. Возможно подробнее, где о Дедкове. Это для премии.
  30 апреля - юбилей Библиотеки. Зван - но не буду. Есть ли соображенья о начинке будущего Литмузея? - надо писать и писать конструктивное - пока Литмузей не продали под бардак. Может такое быть. Лакомое место.
  Я тебе пошлю мои соображения. Надо возникать специалистам, а то невежды наглупят или продадут "Орлёнка".
  На Дедковских чтениях мне дано было 15 минут - я съёживался, как обычно, когда кроме меня ещё люди. Несколько страничек текста - примерно так я и выступал + стихи про Бобку в размер, без рифмы. Не посылаю пока - странички тебе пошлёт Романец, у него тоже какая-то нужда в тебе. Не приедешь ли в июне? 6-го праздник Пушкина у Бурлуцких, будут наши сливки.
  После письма Бабенки во мне остановилось костью в горле чувство холодной спокойной ярости. Напишу холодно и спокойно памфлет "ЧЕРНЬ". Отвечай поскорее - на деревню.
  Дедковскую премию получил Старателев. Романцу ты нужна ради Шувалова. Подпись олигарха Озерова на документах в суде - фальшивая, да ты-то знаешь. О. Запольская как эксперт это установила.
  Обнимаю крепко
  
  Верушка!
  Отчёт о тебе и твоём поэте-ангеле - за мной. Николая Шувалова закладываю в очередной номер "Коростеля". Стихи Алешкова на дискетке в редакции. Ему привет и спасибо.
  Воспитывать 1-2-3-4-5-8-месячного ребёнка сама знаешь: плоть и кровь и дух вон. А папа - алиби. Машка - полная прелесть, как и её мама. Вовсю собираемся в деревню, 100 коробок. Если уедем - примерно в середине июля. Пиши: 157551, КО, Кологривский район, д. Красный Бор - Моисеевой С.Л. для Леоновичей.
  Крепко обнимаю! А теперь Вика хочет написать тебе.
  Верочка! Отъезда накануне стыдно, что так и не откликнулись на твой привет. А так хочется, чтобы ты получила заслуженное АХ!!!
  1. Какой красивый и статный вырос у тебя сын!
  2. Какая респектабельная особа глядит на нас родными (Веркиными) глазами из-за очков...
  3. Какие пронзительные строчки в твоих стихах и... Боже ж ты мой, сердце сжимается от сожалений всякого рода, но и восхищений.
  И т.д....ты всё сама знаешь, Верочка! И если б ты знала, сколько признаний в любви я должна тебе переправить от разных (знакомых и едва-едва) людей. Верочка, мы о тебе тепло вспоминаем и надеемся на встречу. Машенька - очень, очень, очень! И, в общем, всё хорошо!
  Вика Трубачёва.
  
  2 августа 2012 г.
  Верушка!!!
  Это мы. Давно собираемся писать тебе благодарные письма. Ты должна это чувствовать всеми органами чувств. (Далее пишет Вика): За то время, что мы не виделись, наши дети сильно поумнели - сидят теперь (в эту минуту) на полатях и читают вслух художественную литературу. Это маленькие. Сонечка защитила диплом и близится последний экзамен по дирижированию. Гусенька родила вторую девочку - Лоде третью внучку. Вот какие радости. Зима нынче не тяготит, потому как дом наш приутеплился за лето с помощью всякого доброго и очень родного люда. Спасибо тебе за твои кологривские путевые очерки в "Казанском альманахе". Ты молодец, как всегда. (Далее пишет Володя): Зима сейчас не страшная, я не на печке, жру таблетки и - в форме. Спасибо за добрые слова об отшельнике. Посылаем тебе московский журнал Яковлева. Я не ожидал, что 1) письма ему сохранятся 2) и он их напечатает. Подборке рад, особенно резким вещам (Бабель, "Ланской"). Алешкову пошлю то, что написал о Белле, Царство ей Небесное, как было у неё земное - в Грузии.
  Нашли (Алёнушка привезла) дедковское письмо, может быть, ещё найдём. Игорь меня обязывает самыми высокими словами = деться мне некуда, надо соответствовать. Путчам в Москве не удивляюсь. Это то 4, которое 2 х 2. Читаешь ли "Новую газету"? она говорит, что Кущевская = вся Россия (Бабченко).
  Обнимаем тебя крепко! Твои - мы.
  Вика: А сколько там, в портфеле с письмами всякой другой переписки - тому, кто скучает по неспешным, сердечным, обстоятельным литературным жанрам - раздолье. Приезжай, будем читать вместе. Посылаем тебе всякие костромские голоса - приложение к новому костромскому журналу - может, что-то тебе будет полезным и приятным, а что-то наоборот.
  Роме от нас большой привет.
  
  Верушка!
  Премия Дедкова длится. Игоря изучают со всех сторон "академическим" образом. Мне от этого тошно. На Игоре будут расти доценты, бакалавры, доктора и академики. Как-то мы рассуждали о благе простой спокойной речи (это есть в ДНЕВНИКЕ) - этого блага лишены устроители "академических" чтений и вот эти бездельники и паразиты.
  Кажется, перезимовали. Покупаем половину дома в Кологриве. Мне неймётся что-то делать (по репрессированным, по газете, по литературным движениям "начинающих", которым под 60-70-80). По ликбезу. Это в продолжение костромской моей "Светёлки", моего Дневника, который Шаховцев запустил в Интренет. Посмотри, если там есть, мюнхенскую газету "Зарубежье" ? 2. Там Шенталинский и я, первый поэт России... А вы думали!
  Вика напишет тебе особо, дети съели всё её время. Обнимаю! В.
  
  В департамент культуры
  Костромской области
  Уважаемые господа!
  Редактором Кологривской районной газеты "Кологривский край" мне оказана честь стать номинантом премии Дедкова. Я бы и не прочь стать её лауреатом во второй раз, но есть люди, более достойные такой чести.
  Из десятка имён назову одно: Вера Николаевна Арямнова, много сделавшая для Костромской культуры, начавшей увядать с отъездом Игоря и Тамары Дедковых. Арямнова талантлива, правдива и неуживчива. Таких надо терпеть и дорожить ими. В Костроме это не принято.
  Если в вашем департаменте найдётся своя "Арямнова", она поднимет материалы, свидетельствующие о разнообразной деятельности этой журналистки, поэтессы, прозаика, искусствоведа (монография о Николае Шувалове) и просто смелого и принципиального человека. Дедковым она "больна", чего не могу сказать о многих, всуе повторяющих это имя. Живёт она в Казани после неласковой к ней Костроме.
  Судя по прошлогодней бюрократической и псевдонаучной помпе, возносящей имя моего друга, судя по вашей разработке предварительных условий участия в предвыборной компании по избранию Лауреата, Дедков отнёсся бы к этому "творчеству" со свойственной ему щадящей, но убийственной иронией.
  Зная изнутри начало перестроечного времени и предвидя победу его лейтенантов, Игорь написал: не хочу доживать до вашей победы и, слава Богу, не доживу. Меня вот угораздило.
  Будьте здоровы! Владимир Леонович.
  
  Слово "господа" обведено Леоновичем и от руки же написано: эти лапотники рассылают поисковые запросы (ищем Лауреата) по всей Губернии. И позже приписка: уже определили Лауреата (Стасик Лесневский)... Для меня эта инициатива Леоновича с письмом в департамент - неожиданность, вполне безразлично отнеслась я к ней, заранее зная результат. - В.А.
  
  
  Май 2012 г.
  Верушка!
  Это не письмо - это подступ. Прилетит мой ангел с опалёнными крылышками - тогда напишу.
  Ангел, совсем другой, ходит по земле - копается на огороде, моет посуду, стирает бельё.........
  После твоего письма и стихов я повторял:
  
  За этот ад
  За этот бред
  Пошли мне сад
  На старость лет
  
  Ты замечательно вЫписалась - вышла из черновиков белая. Это главное. О мелочах как-нибудь потом. Если это не родинки, а чешуйки-нашлёпки.
  Посылаю тебе книгу Лёни Попова и в моём предисловии - стихи о гаранте всего того, что повергает таких людей как ты - в смертельный стыд. А также местную газету - лай на Слюняева, когда он уже не может взять палку. Стиль. Тут мадам Иветта. Не губернаторское ли кресло снится ей?
  Потом пришлю тебе, что сказал на Дедковских чтениях. Я стал брезглив и бескож в той мере, как был старик Болконский.
  Обнимаю тебя крепко! В.
  
  
  25 января 2013 г.
  Верушка,
  понятно: ты здесь - духовно - и нет нужды в письмах. Есть нужда в монологах, перепалке и во всём том, чем красно наше время, а именно: в КУХНЕ - нашем вече, нашей Шарашке, в трёпе нашем, который я обозначил как ТТ - творческий трёп - и который Кострома мне не разрешила.
  А была бы СТУДИЯ в Библиотеке и над головой моей на стене строчки:
  
  Эллеферия! Пред Тобой
  Затмились прелести другiя
  
  Что такое Эллеферия? - спрашиваю в Кологриве. Никто не знает. В Костроме и подавно.
  Тот, кто подписал запрет - мне - раскрывать рот в Библиотеке, мальчик из-под Гальки Ивановой, начдепши, теперь сам начдеп культуры, да ещё куратор Кологривского района. Чугунов меня курирует - поздравь. Он у меня был мальчиком для битья - помнишь?
  Он накурировал оптимизацию культурно-идейного режима: снят редактор "Кологривского края", ушла, протестуя, лучшая журналистка, мне стали перекрывать кислород - ушёл и я.
  В Костроме снята редакторша "Костромских ведомостей": Зябликов написал про Веру Арямнову что-то хорошее*, в то время как Веру надо гнобить и доставать, где бы она ни была. Это - наследное: сверху клеймят позором - клейми и ты. И не молчи. Смолчал? Не донёс?
  Алёша Зябликов попробовал ногой опасную тропинку. Я написал ему: может быть, мы станем друзьями. Зовёт на очередные Дедковские чтения. Я пишу: не зовите, придётся отвечать.
  Так и не собрался послать тебе и Тамаре Дедковой то, что наговорил на прошлогодних чтеньях. Если всё же Зябликов призовёт меня, повторю уже сказанное. А сказал главное: Дедков величает меня другом, это обязывает. Тем более что Дедков мёртв. (Чудный монолог Марка Антония над гробом Цезаря...) "Первый поэт России" ("Зарубежье", ? 2 2012 г.) с её первым критиком волен и обязан говорить то, что может привести в ярость чугуновых-ивановых - захватчиков жизни, как определяет Дедков. А мы - не захватчики - мы ответчики за то, что происходит.
  Посылаю тебе эту самую Эллеферию. Она присутствует во всех других моих писулях, вызвавших здоровую реакцию Костромы. А не так их и много.
  Обнимаю тебя крепко.
  -------------------------------------------------------------------------------
  *Володя в своём Кологриве не вник в историю публикации "Костромских ведомостей" (номер 49 от 11-17 декабря 2012 г.) большого отрывка из моего романа "Провинция". Разворота с ним и гадким пасквилем от Зябликова (не на роман, а собственно на меня) он не видел в то время как писал это письмо. И, "слыша звон", предположил исключительно из своего прекраснодушия, что Зябликов написал "что-то хорошее". Я не стала его разочаровывать...В конце концов, Зябликов и впрямь сделал доброе дело: не принесли он свой пасквиль в редакцию, не кинулись бы вменяемые люди разыскивать мой роман и меня в Казани, чтобы опубликовать отрывок из него в Костроме. Таким образом, биография романа началась ещё до того, как он окончен
  
  
  3 января 2014 года
  Верушка,
  Прочёл всё твоё и про тебя, вижу том твоих стихов, прослоённых прозой.
  Тебя хватит на твой характер (точнее: норов, как сказано), и для отчётной книги, кою принято ожидать и приветствовать как переборовшую зло и оставляющую нам добро. Вряд ли и мы и они дождёмся-дождутся такой книги.
  Герою твоего романа "Провинция" Бульдозерову от меня влетело: на иконе Умиления Божьей Матери (16 век) он расписался: "Мир вашему дому" - А. О. и тиражировал её несчётно, есть и у нас в сельмаге. Куда лезешь? Это Микельанджело!
  
  И вижу вдруг и потрясённо
  Как молода ещё Мадонна
  Та, с мёртвым Сыном - ей-же ей,
  Он старше Матери своей!
  Какое дивное значенье
  Глядит оттуда: где мученье?
  Улыбка лёгкая и Свет -
  Ея лицо, Ея завет
  И мраморное облаченье...
  И между слабеньких грудей,
  На перевязи между ними
  Ваятеля почиет Имя -
  Счастливейшего из людей...
  
  Это гений имел право расписаться наискосок Pieta I, глубоко врезая каждую букву длинного своего имени. Может, и вы - гений? Но только - чего?
  *
  В новой книжке моей много тебе известного, но говорящего сегодня больше, чем говорило вчера. Страницы с 80-й - больше нового. Иное - прямо твоё.
  Даст Бог, летом увидимся - договорим наши разговоры, много накопилось за твой казанский период.
  Обнимаю тебя крепко!
  
  
  24 января 2014 г.
  Верушка!
  Вчера слушали ваш разговор с казанским поэтом Тимуром Алдошиным о преимуществах старости перед другими возрастами человека. Вклинился в вашу беседу и прочел:
  
  Но в зрелые черты сумей вглядеться.
  И различишь прекрасного младенца
  Сморгнешь и угадаешь старика.
  Я это вижу в ясные минуты
  Посередине той тяжелой смуты,
  Что мы зовем вершиной наших лет.
  Я возрасты свои в себе несу
  И, как деревья в лиственном и хвойном
  Ноябрьском или мартовском лесу
  Они толпятся в беспорядке стройном.
  
  Стихи посвящены Дедкову, первой строкой назвал он первую свою книгу. В апреле сего года твоему кумиру исполнилось бы 80.
  Эпизод первый: как ставят голос - так Игорь и Тамара Дедковы поставили текущую костромскую словесность. Повезло Костроме. С трудом уезжал, уехал в Москву Игорь, умер перед второй чеченской войной. Почти одночасно с ним в Харькове умер Борис Чичибабин, послав проклятье "москалям". Чуть раньше в Костроме в ее областной газете за ненадобностью упразднен был ее отдел культуры. Тебе удалось внушить начальству, что необходимо завести культурное приложение к "Северной правде", я приехал редактировать восьмиполоску, которая умерла, едва родившись. Потом призван был возобновить ее старый морж ГБ. Но протянула она недолго, и не получилось в Костроме издания, где печатались бы столичные классики, почитающие за честь публиковаться в провинции. Ещё есть такие! Ты затевала прекрасное дело, нам объяснили, что этого не надо.
  Эпизод второй: в 96м году Станислав Лесневский, царство небесное, и Евгений Сидоров - тогда министр культуры - открыли в Костроме Литературный музей. В 10-летнем возрасте он был уничтожен теми же культурниками. Чем и как жил наш Дом больше и лучше всех написала ты. Я листал альбом твоих газетных вырезок как материалы для страшного суда, на который только и осталась наша надежда. С трудом и натяжкой повторяю:
  
  Другие, по живому следу,
  С трудом пройдут за пядью пядь.
  Но пораженья от победы
  Ты сам не должен отличать.
  
  Эпизод третий: От семьи Чуковских из Мемориала, из комиссии по наследству репрессированных писателей (Репком) я привозил материалы о теневой комиссарской деятельности Н.К Крупской. Слабо верится, что женщина, хоть и нарком, могла бы приложить руку к появлению Указа ЦИК - СНК о высшей мере для 12-летних врагах народа (указ от 7.04.35). Нам с тобой удалось в четыре руки сдернуть зловещие имя с фасада центральной библиотеки. Тридцать лет сюда ходил Игорь Дедков. Стасик Лесневский, его друг, на каждом Дедковском чтении объяснял, что дважды два это четыре, что имя Дедкова сделает честь библиотеке, улице, театру (он прекрасно знал драматургию и писал о ней), любому волжскому пароходу...
  Эпизод четвертый: Как-то ты получила письмо в защиту имени Дедкова на фасаде библиотеки из Красноярска от Виктора Астафьева. Известны его непримиримость к негодяям от культуры, его свинцовый карандаш. Свинцовым карандашом ты рисуешь костромскую провинцию в своём романе. После статьи о большом негодяе - Бульдозерове - оригинал был опознан, а редактор снята с должности.
  Вот тебе, Верушка, моя юбилейная речь к твоему шестидесятилетию. Несколько эпизодов ещё прибавлю, Бог даст. Обнимаем тебя крепко! Ждём! Ты - наша семья, мы - твоя.
  Р.S. По поводу пятой части "Медитаций". Ты молодец! Эти стихи надо читать, перечитывать, завидовать и запоминать. Преодолённая газетчина, газетчина, обогатившая поэта, та презренная газетчина, что вдруг становится плечом к плечу - рядом со стихами, и они делают честь друг другу - очень редкий случай. Арямнову можно преподавать в Литературном институте. Жду известий от тебя - обо всём, что видишь со своей колокольни. На семинарах, конечно, спорят... Но твоё слово уже сказано.
  
  
  9 июля 2014 года Володя ушёл. Проснувшись в тот день, я открыла почту и увидела весточку от Ви: "Верочка, Лодя умер. Только что. Во сне."
  
  
  P.S. А это неизвестно из какого письма отрывок
  
  ...Брюсов, непрошенный душеприказчик Пушкина, дописал "Египетские ночи", сорвав никчемные покровы тех чертогов.
  Пушкинисты исследили треугольник Натали-Дантес-Пушкин, отчего загадок только прибавилось.
  Ахматова впала в грех, осудив и приговорив Наталью Николаевну, будто забыв, что жена Цезаря так же неприкасаема, как и жена Пушкина... Перед Пушкиным даже Ахматова - величина скромная.
  Скромная. И чем меньше величина, тем сильнее зуд: разобраться - осудить - приговорить - уничтожить.
  Procul este, profani! - сказано им давно, но что толку?
  Смеляков, не сумевший, кстати, извиниться перед Натальей Николаевной, осудил и приговорил Бриков. Лидия Корнеевна (даже она!) возвела клевету на Ольгу Ивлеву - самый ужасный пример неправого суда.
  Эдуард Асадов, написавший хорошие стихи о собаке, стал популярен как объяснитель житейских драм. Волей-неволей он оказался душеприказчиком Шекспира: выводил злодеев на чистую воду, давал рецепты, как именно быть и почему не надо не быть - not to be.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"