Аннотация: Рецензия на книгу Александра Бочкарева опубликована в "Казанском альманахе" номер 5, 2009 г.
Если бы встретился человек, поделенный как чертой, надвое - одна половина от темной расы, другая от белой, мы бы сильно удивились. Такого не бывает. А с поэтами случается: одна часть созданного им никуда не годится, а другая - блещет и сияет, читаешь - мороз по коже. И два массива столь кардинально рознятся меж собой, что не верится, будто автор один и тот же человек. Отчего такое случается?
Оттого, что нарушен пушкинский завет. Все помнят выражение "Поэзия должна быть глуповатой", одни - недоумевая: как?.. Такой интеллектуальный вид искусства! Другие смотрят на это как на шутку гения, а он вовсе не шутил. Будем внимательны - сама поэзия свидетельствует о себе устами своего любимого сына или, говоря прозаичнее, это показание эксперта:
Беру перо, сижу, насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный...
Усталый, с лирою я прекращаю спор.
Перед вдохновением ум молчит.
Лично Пушкин был умнейший человек; блестящие искры его ума рассеяны в письмах, статьях, эпиграммах. Но не здесь бесценное достоинство и значение Пушкина. Безусловно дорог нам он своими именно вдохновенными произведениями. Острый и ясный ум Пушкина в соединении с тонким вкусом, словесным тактом и литературным образованием - это вступало в права, когда исчезал "быстрый холод вдохновенья", и надо было окончательно отделывать по суждению ума то, что создано под высшим наитием.
Первая аксиома: поэт не волен в своем творчестве. Свобода творчества не имеет ничего общего со свободой воли. Как ясно из свидетельства Пушкина, творчество свободно не в том смысле, чтобы ум мог по своему заранее обдуманному намерению создавать поэтические произведения. Такие сочинения только подделки под поэзию. Настоящая же свобода творчества в том, что в минуту вдохновения душа повинуется лишь тому, что входит в нее, как родственное, из надсознательной области, и имеет своим предварительным условием пассивность, чистую потенциальность ума и воли.
Думаю, тут читатель уже припомнил рубцовское "О чем писать - на то не наша воля". Только к сказанному необходимо добавить: поэтический гений не зависит от самодеятельности ума, ум и воля пассивны, но потенциальны: вдохновение не лишено самосознания. И не имеет ничего общего с тем состоянием, когда графоманы впадают в раж, принимая его за вдохновение.
Волга впадает в Каспийское море
Герой рассказа Чехова "Учитель словесности" говорит только общеизвестные вещи: "Лошади кушают овес. Волга впадает в Каспийское море". Давайте вспомним о значении слова трюизм - "общеизвестная, избитая истина, банальность; сделавшееся достоянием толпы положение, мнение"... И стихотворные строки, увы, могут стать трюизмом.
Открывая пятую книгу стихов "Тишины колокола" Александра Бочкарева, сельского учителя из деревни Гурьевка Алексеевского района, мы - в первом ее разделе "Святое издали видней", - частенько сталкиваемся именно с этим. Повествовать об отце-матери, бабушке-деде, родном доме, о войне и Дне победы, службе в армии, поэт, видимо, решался умом. Согласимся: предки, родина, война, с которой не вернулся отец - это святое для любого человека. И дума "как же не написать об этом?" верна, и сердце с ней согласно.
Но другое дело, что из этого получится. А получилась в большинстве попыток банальность, тем более обидная, что речь-то о святом. Многие стихотворения оставляют читателя равнодушным, не становясь событием, явлением поэзии. Это закономерно: в плоско выданной информации вдохновения нет. И Если автор счел, что достаточно ее самой, раз повествует она о воине и о человеке труда, о верности родине и прочих почтенных вещах, то он ошибся. Информация годна для автобиографии, но не может претендовать на поэтический жанр и внимание читателя, который про это уже читал, и не раз, но написанное талантливо. Обратимся, к примеру, к его стихам о поколении.
На свет явилось наше поколенье
К началу тех годов сороковых,
Которым уж дано определенье
Трагических, суровых, роковых.
Верно. И само определенье сороковых, и то, что "уж дано" оно так часто, что только произнесенное "сороковых" тут же тянет за собой "роковых". Помните, Пушкин подтрунил над подобной ситуацией, одновременно изящно предотвращая банальность, всего лишь рифмы банальность: "Читатель ждет уж рифмы "розы"? на вот, возьми ее скорей". А наш поэт способствует превращению "сороковых роковых" в трюизм, не трудясь родить собственное, употребить незаемное.
Еще мы толком на ноги не встали,
Когда пришла военная беда.
Картошка с лебедою нас питали
И сберегли для жизни и труда.
Что тут скажешь, опять все верно. Разве: вот что бывает, когда стихи не душа рождает, а голова. "Встали-питали", "труда-беда". Банальность рифмы, банальность слов, призванных поведать не о том, что в огороде пусто, выросла капуста, а о голодном детстве, которое человек прошел, чтобы вот так бездарно его зарифмовать?!..
Трудились, но богатств не накопили
Сироты, потерявшие отцов.
Возможно, потому, что не вступили
В сообщество воров и подлецов.
Автор хотел сказать хорошее о своем поколении. О труде, о бескорыстии его. О способности поколения на такой труд. Но похвалил за другое - не были ворами и подлецами. Но не подвиг, а норма быть не подлецом или вором! Что же, в итоге сказано о поколении? Да ничего. Банальность рифм и смысла в полной гармонии.
Искали мы у жизни не наживы,
А честные и верные пути...
Ровесники не все сегодня живы.
Изведать жизнь - не поле перейти.
Стиль пустопорожней агитки заканчивается опять не собственной мыслью - такового движения, как мысль, в стихотворении нет вообще. Есть примитивная фиксация представления автора о сложном - целом поколении. Но повторять народную мудрость, пусть избитую от частого употребления (жизнь прожить - не поле перейти), может поэт, работающий по вдохновению, как Борис Пастернак в "Гамлете": возвышая расхожее от общего места, трюизма до Откровения (Гул затих, я вышел на подмостки...). А Бочкарев снизил, измельчил, на что ей-Богу, не имел ни разумной причины, ни права - как поэт с искрой Божьей. Но о бочкаревской божьей искре поговорим позже, а пока продолжим разбор творчества в рамках жанра рецензии. Заканчивая же о вреде банальности в поэзии, припомним Василия Твардовского, высказавшегося о стихах одного поэта: все, мол, верно, "а в целом вот как несъедобно, что в голос хочется завыть!". К бочкаревским строфам "Вам сегодня, ветераны, мы желаем много счастья. Пусть не ноют ваши раны от обид и от ненастья" ("День победы") или "Потомкам рода Бочкаревых желаю счастливо прожить, детей разумных и здоровых, готовых Родине служить" оно применимо. Годятся эти строфы и для чтения за столом в качестве тостов, но, честно говоря, даже для такой потребы - слабовато именно в силу трюизмов.
О пользе требовательности к себе
Нет силы более доброй и беспощадной, чем поэзия. Если в прозе мы можем оправдать неумение владеть словом объяснением, что, мол, это стиль такой у автора. Или: это стиль документа, или стиль научного труда, стиль газетный... то в поэзии никаких поблажек. Или ты владеешь поэтическим словом, или нет - все видно.
Высоцкий к нам пришел от коммунистов,
А Пушкин, Лермонтов подарок от царя.
Поэт бывает ярок и неистов
Желанию свобод благодаря.
Как назвать автора последней строки? Компрачикос фразы (Гюго "Человек, который смеется"), который выворачивает ей суставы так, что до смысла доберется не каждый. Да и зачем? Проще захлопнуть книжку со словами: поэзия - это мура. Но ведь это не поэзия, а насилие над синтаксисом в извращенной форме. А поэзия - она есть в книге Бочкарева. Добрая половина - настоящая, истинная поэзия. Но другая такова, что вспоминаешь того чувствительного к родной речи барина, который при малейшей попытке своего слуги сообщить ему нечто большее, кроме факта, грозно обрывал: "Не рассуждать!!!" Потому что слуга был резонером. Там, где Александр Бочкарев не резонерствует - он поэт. Или наоборот: когда он поэт, то не резонерствует. А происходит это, если ум его не неволит Музу, как не неволил ее Пушкин. В приведенной ниже подборке стихов Бочкарева лучшие, на наш взгляд стихи из его книги.
А пока продолжим о не лучших.
Возрос в почтении высоком
К природе, людям и труду.
Пропитанный любовным соком,
Его для многого найду.
Найду его для женской стати,
И гениального ума,
И окропляю им же, кстати,
Седой истории тома.
Стихотворение "Любовный роман", из которого эти строфы - о любви к миру, и все бы ничего, но... вот что делает с автором недостаток вкуса и требовательности к своим творениям! Пародист может не трудиться - самопародия налицо. Примеров поблажки к себе в книжке немало, и они разнообразны. Но цель нашей рецензии не в том, чтобы указать на каждую.
О вершинах и причинах
Угасли дочери в чахотке,
Войной убиты сыновья.
Я видел скорбь в твоей походке,
Родная бабушка моя.
Жила и находила силы
При всех не плакать о судьбе,
А слезы тайные носила
Соленым омутом в себе.
Вот этот соленый омут - поэтический образ, и делает погоду. Видишь бабушку и проникаешься пронзительным чувством любви и сострадания к ней автора. В стихотворении не видно усилий "сказать красиво и в рифму". А оно трогает. Если препарировать, почему, литературовед добавит: скорбь в походке - и эта деталь делает бабушку живой. Деталь! Вот что создает образ, а не эпитеты и громкие слова, как ни начиняй ими произведение. Причины хороших стихотворений в истинных чувствах, а не в желании порифмовать, пусть даже умелом. Есть такой особый род жизнедеятельности - рифмованная гладкопись. Но о ней поговорим, когда представится случай. У Бочкарева гладкописи нет. А есть откровенно слабые стихи и те, где забываешь, что он говорит в рифму - поэтическая речь выстраивается органично, без единой запинки входя нам в душу. Это стихи не только и не столько "о природе" - вот где истинный любовный роман с миром, рождающий бессмертные перлы. Вот где - его тема. Она - вершина творчества Александра Бочкарева. Думается, он ее не покорял (насильно, как свою музу). Просто в них высвечивается реальное душевное содержание поэта, а не его попытки зарифмовать все, что он счел нужным. Бочкарев - пантеист в храме природы и именно здесь он силен - естественностью.
Есть у истинно поэтических творений одно свойство. Наличие его в каждой конкретной вещи трудно доказать (даже просто показать). Читатель либо чувствует его присутствие, либо нет. Свойство это - энергия, заключенная в стихотворных строчках. Какого рода-происхождения неведомо, но то, что она передается - факт. Думается, хороший читатель ее почувствует. Читатели, они ведь, как поэты, - тоже удивительно разные...