Картер Ник : другие произведения.

Ник Картер, американский Шерлок Холмс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Ник Картер
  Ник Картер, американский Шерлок Холмс
  No ООО ТД «Издательство Мир книги», оформление, 2011
  No ООО «РИЦ Литература», 2011
  Фонограф-свидетель
  – Мне почему-то кажется, что вы все-таки увлекаетесь, – обратился знаменитый сыщик Ник Картер к своему посетителю, молодому, изящному господину лет двадцати пяти, весьма симпатичному на вид.
  Собеседники сидели в уютном рабочем кабинете сыщика.
  Гость Ника Картера, мистер Файрфилд, принадлежал к лучшему обществу; он был последним отпрыском аристократической семьи, обладал большими средствами и вел рассеянную жизнь холостяка, проживая в роскошных апартаментах дорогой «Мамонтовой» гостиницы.
  – Нисколько, – ответил тот, – напротив, я уверен, что вам до сих пор еще ни разу не приходилось иметь дело со столь загадочным случаем, как тот, по поводу которого я явился к вам.
  – Как вам сказать, – улыбнулся Ник Картер, медленно снимая пепел со своей сигары, – за время моей деятельности я все-таки уже кое-что видел. Но вы возбуждаете мое любопытство своими намеками. В чем же, собственно, дело?
  – Как только вы это узнаете, вы не только заговорите о любопытстве, а безотлагательно и со всей присущей вам энергией приметесь за расследование этого, столь своеобразного, скажу больше, просто невероятного случая, – ответил Файрфилд. – Если бы я не слышал всего собственными своими ушами, если бы не задумывался глубоко над всем тем, что было мне сообщено как бы из другого мира, то я подумал бы, что сделался жертвой галлюцинации и не стал бы вас беспокоить.
  Ник Картер снисходительно улыбнулся, глядя, как его посетитель волновался.
  – Не лучше ли будет, добрейший господин Файрфилд, если вы ознакомите меня с подробностями этого происшествия и предоставите мне судить, насколько оно своеобразно или чудесно, – спокойно заявил он. – Мы с вами беседуем уже почти четверть часа! У меня хотя и есть возможность выслушать вас, так как я сегодня никуда не тороплюсь, но все-таки желательно было бы знать, о чем именно идет речь – об убийстве, грабеже, поджоге и так далее.
  – Об убийстве! Об истории преступления, дошедшей до меня чрезвычайно странным, небывалым путем! Да, вы пожимаете плечами, мистер Картер, – с живостью продолжал Файрфилд. – Но вы поймете мое волнение, когда я расскажу вам все. Эта злополучная тайна потрясла меня до глубины души и заставляет меня ломать голову над ее разрешением. И сколько я ни стараюсь, но ни до чего не могу додуматься.
  – И все-таки я знаю об этом деле не больше того, что знал в начале нашей беседы, – прервал его Ник Картер, – попрошу вас рассказать мне, наконец, просто и ясно, что именно произошло в данном случае.
  – Дело вот в чем, мистер Картер, – слегка вздохнув, сказал Файрфилд. – Произошло ужасное преступление, а место совершения его неизвестно. Молодая девушка убита своими собственными родственниками самым гнусным образом, но кроме Бога никто не знает ни личности жертвы, ни самих убийц.
  – Начало довольно интересное, – согласился Ник Картер. – Продолжайте, продолжайте, дело начинает интересовать меня.
  – Вы не то еще скажете, когда выслушаете меня до конца, – многозначительно отозвался Файрфилд. – Подумайте только: преступление никогда не было бы обнаружено, если бы голос самой, давно уже покоящейся в могиле жертвы не заявил о происшедшем! Вы недоверчиво смотрите на меня. Возможно, что вы сомневаетесь даже в нормальности моих умственных способностей, но смею вас уверить, что я нахожусь в здравом уме и твердой памяти так же, как и вы сами.
  – Стало быть, жертвою убийства пала какая-то девушка? – деловым тоном прервал Ник Картер своего посетителя.
  – Я слышал из ее собственных уст, каким образом составлялся против нее заговор.
  – Будьте добры выражаться яснее. Вы были лично знакомы с этой девушкой?
  – Нет. Ведь я вам уже говорил, что не знаю, кто она такая и где она находилась. Я никогда ее не видел, а между тем она собственными устами…
  – Вот как? Вы, стало быть, слышали голос с того света? – проговорил Ник Картер с оттенком иронии. – Скажите, вы не волшебник?
  – Ничего подобного, – ответил Файрфилд. – Ведь вы, мистер Картер, знаете меня как человека, который верит только тому, что видит собственными глазами.
  – Совершенно верно, мистер Файрфилд. Но, если бы я не был убежден в том, что вы человек серьезный, то подумал бы, что вы выпили лишнее и явились сюда навеселе с намерением одурачить меня.
  – Нисколько! – воскликнул Файрфилд. – Я совершенно трезв, да и вообще почти никогда не пью крепких напитков! Если при виде моего волнения у вас возникают сомнения по поводу моей вменяемости, то рассейте их и припишите это моему нынешнему душевному состоянию. Случай этот сильно взволновал меня, и я уже целую неделю страдаю бессонницей. Все снова и снова какая-то непреодолимая сила заставляла меня выслушивать жалобы несчастной, и чем чаще я это делал, тем больше это загадочное происшествие волновало меня. О том, что Наталья Деланси была убита, и о том, что убийство совершили ее же собственные родственники, я узнал из дюжины самых обыкновенных фонографных валиков.
  – Вот как! – воскликнул сыщик. – Да, такого случая я еще не встречал за все время моей обширной практики.
  – Слушайте дальше, – продолжал Файрфилд, сильно волнуясь. – Около месяца тому назад я случайно проходил мимо аукционной камеры общества «Вельс Фарго». На вывеске возле входа было объявлено, что в это время происходила продажа с публичного торга невостребованных вещей. Я зашел. Сам не зная почему, я начал торговать маленький невзрачный кожаный чемоданчик, который и остался за мной. Помимо других вещей, о которых речь еще впереди, я нашел в этом чемоданчике ящик с двенадцатью картонными трубочками, в каждой из них находилось по одному фонографному валику.
  – И вот эти самые валики и поведали вам всю историю?
  – Да! Раз сто я прослушал заявление убитой и знаю его почти наизусть, но тем не менее считал бы более целесообразным, если бы вы сами поехали ко мне в «Мамонтовую» гостиницу и там лично убедились, что я говорю правду.
  – Я сейчас же поеду с вами, мистер Файрфилд, – ответил задумчиво Ник Картер, – но предварительно я хотел бы задать вам еще несколько вопросов.
  – Я к вашим услугам, – заявил Файрфилд, – но должен вам еще сказать, что я явился бы к вам уже и раньше, если бы не задался целью разоблачить эту тайну без чьей бы то ни было помощи. Теперь я перестал об этом мечтать, так как дело расследования вовсе не так просто, как кажется на первый взгляд.
  – Это вещь известная, – сухо заметил Ник Картер, – но вернемся к делу: стало быть, вы приобрели около месяца тому назад чемоданчик с фонографными валиками на аукционе невостребованных вещей в обществе «Вельс Фарго»?
  – Если не ошибаюсь, сегодня как раз исполнилось шесть недель. Чемодан простоял у меня недели две, прежде чем я купил фонограф и начал слушать валики.
  – Вы, конечно, ожидали, что услышите самые обыкновенные вещи вроде вальса из «Веселой вдовы»?
  – Нет. Рассмотрев остальное содержимое чемоданчика, я сразу догадался, что валики сообщат мне нечто необыкновенное. Вот почему я, собственно, и купил фонограф.
  – То, что вы услышали, и побудило вас явиться ко мне?
  – Именно.
  – Говорили ли вы с кем-нибудь об этом деле?
  – Никому я не сказал ни слова. Валики поведали мне такие ужасы, что я с тех пор стал как-то чуждаться людей. Я заперся в свою библиотечную комнату и перестал принимать даже близких друзей. Кроме вас, мистер Картер, никто не знает о моем открытии. Даже мой лакей ничего не знает. Я отсылал его каждый раз, когда слушал фонограф, так как присутствие другого лица казалось мне излишним.
  – Где хранятся эти валики?
  – В железном сейфе, рядом с кроватью в моей спальне.
  Ник Картер встал:
  – Собственно говоря, я хотел расспросить вас еще кое о чем и просить вас описать мне наружный вид чемодана и того, что в нем находится. Но ведь я и сам могу осмотреть все это, когда прослушаю фонограф. Если вы согласны, мы можем сейчас же и отправиться к вам.
  – Сделайте одолжение. Лакея своего я уже отпустил. Нам никто не будет мешать, и вы спокойно можете выслушать страшную историю, которую вам расскажет фонограф.
  
  Через полчаса Ник Картер вместе с Файрфилдом приехал в мамонтовскую гостиницу.
  – Прежде чем я пущу фонограф, – заявил Файрфилд, – я должен предупредить вас, что вы должны прислушиваться очень внимательно. Мне кажется, что несчастная девушка в то время, когда поверяла фонографу свое горе, находилась в ужасном страхе, опасаясь, что ее подслушают и убьют. Боясь, очевидно, приближения врагов, она, как только слышала какой-нибудь подозрительный шум, сейчас же прерывала свое повествование и начинала петь какую-нибудь песню.
  – Понимаю, – ответил сыщик.
  – Откровенно говоря, – продолжал Файрфилд, – мне иногда казалось, что я слышу бред сошедшей с ума бывшей актрисы. Но вы сами убедитесь, что девушка была вполне здорова!
  – Это я лучше всего узнаю после того, как прослушаю валики, – сказал Ник Картер.
  Файрфилд отпер железную кассу и вынул оттуда картонную коробку с валиками фонографа и, вернувшись в библиотечную комнату, начал возиться с стоявшим на маленьком столике фонографом.
  – Я купил лучший аппарат, какой только мог найти, – сказал он, – и вы видите, я не снабдил его трубой, а удовольствовался ушными раковинами и сделал это для того, чтобы никто другой не мог подслушивать.
  – Мысль недурна, – одобрительно заметил Ник Картер, – скажите, валики были пронумерованы?
  – Нет. Я долго возился и разбирался, пока установил надлежащую последовательность.
  – Отлично! Ну что же, Файрфилд, начинайте.
  Ник Картер весьма быстро приспособил свой слух к звукам, исходившим из фонографа.
  Симпатичный женский голос говорил следующее:
  «– Я должна рассказать ужасную историю! История эта так запутана, так неправдоподобна и ужасна, что, вероятно, никто и не поверит тому, что я теперь проговорю в фонограф. Того, кто услышит мое повествование, я заклинаю всем святым поверить моим словам! Клянусь Всевышним, что я буду говорить сущую правду! Я молю Бога, чтобы тот, кто услышит мое повествование, отомстил за меня! Итак, я начинаю: я богата, владею и деньгами, и драгоценностями, и недвижимым имуществом, словом, меня называют богатой наследницей. Вероятно, я никогда не узнаю, как велико мое состояние, так как я никогда больше не выйду на свободу и должна погибнуть. Ужасна смерть в девятнадцать лет, мысль о ней леденит кровь в моих жилах! Тяжело умирать даже больной или нищей молодой девушке, тем более ужасно это для меня, так как я вполне здорова! Говорят, что я красива, я молода – и я должна умереть, потому что этого хотят гнусные преступники, жаждущие моих денег! Но они не уйдут от заслуженной кары – Бог услышит мою молитву и эти валики попадут в руки того, кто сумеет заставить убийц покаяться в содеянном! Я оставила всякую надежду спастись бегством. Я пыталась бежать, но это мне не удалось. Как-то раз мне уже казалось, что я благополучно ушла от своих преследователей. Я проехала верхом верст двадцать среди глубокой ночи, и все-таки меня настигла погоня; теперь я заперта здесь, в этом ужасном месте, откуда бежать невозможно. К несчастью, я даже не могу сказать, в какой именно местности находится моя тюрьма, так как…»
  На этом кончался первый валик.
  Неизвестная говорила быстро и невнятно, но Ник Картер все-таки разобрал все дословно. С нетерпением он стал ждать сообщений второго валика.
  Файрфилд пристроил второй валик, и снова раздался тот же мягкий голос:
  «– Я даже не знаю на каком расстоянии находится то место, где меня держат в плену, от моего дома, из которого меня увезли в бесчувственном состоянии. Негодяи усыпили меня каким-то наркотическим средством. Мое имя Наталья Деланси. Не считаю нужным распространяться о моем семейном положении, так как мое имя известно всем, кто живет в нашей родной местности. Опасаюсь, что меня уже теперь считают умершей или принимают за помешанную, увезенную в психиатрическую лечебницу. Кто знает, какими ложными слухами было обмануто общество. Порою я удивляюсь, почему убийцы не довершают своего злодеяния, – ведь я нахожусь вполне в их власти. Но какой-то внутренний голос говорит мне, что они не осмелятся привести в исполнение свое преступное намерение, прежде чем…»
  Тут послышалось какое-то пение, по-видимому рассчитанное на то, чтобы ввести кого-то в заблуждение, и валик кончился.
  Третий валик сообщил следующее:
  «– Боюсь, что часы мои сочтены. С минуты на минуту ожидаю смертного приговора…»
  Опять послышалось пение, которое, однако, оборвалось столь же внезапно, как и началось. Затем снова следовал рассказ несчастной девушки:
  «– Вероятно, он ушел. Кажется, Рудольф подслушивал у двери, но я думаю, что перехитрила его. На мою жизнь покушаются Рудольф, Макс и Оливетта, мои собственные братья и сестра. Кроме того, кажется, заинтересовано еще какое-то четвертое лицо – девушка или женщина, не знаю. Когда мои братья явились ко мне и хотели заставить меня подписать ту бумагу, она стояла у дверей снаружи, но я увидела только подол ее юбки».
  Следующий валик передал:
  «– Прошлой ночью, часов в двенадцать, я проснулась от шума шагов в соседней гостиной. Дело в том, что кроме спальной мне отвели еще вторую комнату. Я не смела пошевельнуться и стала прислушиваться, затаив дыхание. Сначала я подумала, что настал мой смертный час, но спустя некоторое время шаги удалились и кто-то осторожно закрыл наружную дверь. Они зорко следят за мной. Опасаюсь, что они заподозрили меня, так что приходится быть еще более осторожной. Но, так как я вожусь с фонографом с утра до ночи, то они, вероятно, думают, что я помешалась на этом».
  Вдруг опять послышалось пение.
  Неизвестная пропела старинную грустную балладу. Ник Картер был тронут до глубины души.
  Следующий валик передал слова:
  «– Не убьют ли меня сегодня ночью? Кажется, так оно и будет! Только что ко мне заходил Рудольф. Он держал в руке какую-то бумагу и обещал тотчас же выпустить меня на свободу, если я подпишу ее и дам обещание повиноваться ему до конца жизни. Негодяй! Я-то ведь знаю, что в тот самый момент, когда я подпишу бумагу, они задушат или отравят меня! Я рассмеялась ему в лицо. Не знаю, откуда у меня взялась храбрость на это – ведь здесь я только плакала до сих пор! Затем он, злорадно хохоча, показал мне подделку моей подписи, сделанную так искусно, что я и сама не знала, я ли подписала или кто-либо другой. Он присовокупил, что отныне они уже не вынуждены больше упрашивать меня. Затем он ушел».
  Снова послышалось пение.
  – Погодите немного, – попросил Ник Картер, когда Файрфилд хотел поставить шестой валик, – я никогда еще не слышал столь потрясающей повести. Какая жалость, что несчастная девушка не обозначила точнее место своего жительства. Очевидно, она и не подумала о том, что эти валики передадут ее грустную историю кому-нибудь, находящемуся за тысячи верст от ее родины там, где имя Деланси решительно никому не известно.
  – Да, это верно, да и имен ее братьев и сестры никто не может знать, – заметил Файрфилд. – Позволите теперь поставить седьмой валик?
  – Почему же не шестой? Ведь его мы еще не прослушали?
  – Все равно нет возможности разобраться в том, что он передает.
  – Ничего не значит! Надо прослушать все без исключения.
  Файрфилд исполнил желание Ника Картера.
  Как только валик пришел в движение, сыщик, к своему удивлению, расслышал шум, как будто кто-то ударяет дубиной или каким-нибудь другим тупым орудием в дверь.
  Затем послышался громкий треск.
  – Ага. Кто-то взламывает дверь, – пробормотал Ник Картер.
  После этого раздался топот ног на мягком ковре и какой-то грубый мужской голос крикнул:
  «– Где же она?»
  В ответ послышался чей-то серебристый смех, причем, однако, нельзя было разобрать, смеялась ли сама Наталья или какая-нибудь другая женщина.
  Затем, казалось, кто-то передвигал тяжелую мебель. Вдруг послышался дикий, пронзительный крик, а за ним шум нескольких голосов сразу, из которых один как бы пытался перекричать другой.
  Сыщику удалось разобрать лишь несколько отрывистых, несвязных слов.
  Затем шум прекратился, и какой-то высокий мужской голос крикнул:
  «– Дура! Ты чуть не убила меня! Пожалуй, тебе этого только и хотелось!»
  Мужчина захохотал, но смех сразу оборвался и послышался выстрел из револьвера.
  «– Ах ты, дьяволенок! Я тебя…»
  Валик пришел к концу.
  – Не понимаю, мистер Файрфилд, как вы могли не придавать значения этому валику, – сказал Ник Картер, взглянув на стоявшего возле него Файрфилда, – ведь этот валик рассказал мне целую историю.
  – Как так? Интересно знать, какую именно? – спросил изумленный Файрфилд.
  – Но ведь это ясно как божий день, – ответил Ник Картер, – Наталья Деланси только что успела привести в движение новый валик, чтобы продолжать свое повествование, как вдруг кто-то постучал в дверь. Она, вероятно, испугалась и, для того чтобы отвлечь внимание пришельца от фонографа, накинула на него платок. Возможно, что это был платок вязаный, так что валик все-таки сумел воспринять все происшедшее затем в комнате.
  – И что же дальше? – воскликнул Файрфилд.
  – Когда Наталья не сразу открыла дверь, ее просто-напросто сейчас же взломали. Вероятно, девушка заперлась в своей комнате, так как опасалась прихода убийц. Попытка ее врагов войти насильно усилила ее страх, так что она в конце концов спряталась под кровать. Когда затем дверь была взломана и Рудольф – предположим, что это был именно он, – ворвался в комнату, он не сразу увидел Наталью. А вошедшая затем женщина, заглянув под кровать и увидев ее там, разразилась громким хохотом, в точности и воспроизведенным на валике. Соединенными силами ворвавшиеся отодвинули тяжелую кровать от стены, и, когда Наталью вытащили оттуда, она громко вскрикнула. Затем все сразу о чем-то заголосили, о чем именно, мы узнаем, вероятно, лишь впоследствии. Мужчина с высоким тенором, который назвал Наталью дурой, несомненно, был Макс. Я полагаю, что несчастная в отчаянии вырвала у него из рук нож или кинжал и пыталась заколоть его. Сам Макс заявил, что ей это чуть было не удалось. Затем раздался револьверный выстрел.
  – И что вы отсюда заключаете? – спросил Файрфилд.
  – Что у Натальи был револьвер или же что она вырвала таковой из рук кого-нибудь из вошедших и выстрелила в Макса. Судя по его голосу, она нанесла ему рану.
  – Жаль, что валик пришел к концу именно в этот момент, – заметил Файрфилд.
  – Конечно, – отозвался сыщик.
  – Можно теперь поставить седьмой валик?
  – Сначала скажите мне, находится ли содержание седьмого валика в непосредственной связи с предыдущими?
  – Нисколько. И это меня весьма удивляет.
  – А меня ничуть, – возразил Ник Картер, пожимая плечами. – Когда Наталья увидела, что валик пришел к концу, она сняла его. Впрочем, я хотел еще спросить: почему вы поставили этот валик именно на шестое место? Ведь то, о чем он нам повествует, может одинаково относиться и к финалу всей драмы?
  – Ошибаетесь, мистер Картер, и вы согласитесь со мной, когда прослушаете все остальные валики. Слушайте же теперь, что расскажет нам седьмой валик.
  Снова послышался мелодичный голос молодой девушки:
  «– Приходится торопиться, так как времени осталось мало! С минуты на минуту я ожидаю их прихода! С того момента, когда я в первый раз говорила в граммофон, прошло очень много времени. Меня теперь не оставляют одну, разве только на несколько минут, при мне неотлучно находится либо Оливетта, либо та другая девушка, которую зовут Дианой. Но почему же они не убивают меня так долго?.. С того времени, как я произнесла последнюю фразу, прошло около часа. Явилась Диана. Когда я расслышала ее шаги в коридоре, я сейчас же остановила фонограф. Теперь она опять ушла. Они готовятся к отъезду. Вероятно, меня хотят перевезти в другое место. О, если бы я только знала, куда именно! Вчера Макс в первый раз заговорил со мной об отце! Он сказал, что нашел письмо, которое я написала отцу и выбросила в окно в надежде на то, что кто-нибудь найдет его и передаст на почту. Диана тоже пришла. Она смеялась надо мной и сказала, что скорее мне удастся снять луну с неба, чем списаться с отцом! Если бы отец знал, где я теперь нахожусь, он сделал бы все, что в его силах, чтобы освободить меня. В следующий раз, когда я буду говорить с Рудольфом, я постараюсь выведать от него то, что мне нужно. Он глуп и груб, и мне, наверно…»
  Седьмой валик пришел к концу.
  Файрфилд заменил его восьмым.
  – Теперь начинается очень интересный отдел, – пояснил он при этом, – этот валик передает содержание беседы между Натальей и тем, кого вы принимаете за Рудольфа!
  – Передает ли он всю беседу?
  – Почти. Но и этот валик приходит к концу именно в тот момент, когда дело начинает становиться наиболее интересным! Как жаль, что Наталья не догадалась подробно описать внутренний вид комнат, в которых ее держали в плену.
  – Ничего не поделаешь. Придется дополнить эти сведения собственными силами, – заметил Ник Картер.
  – Стало быть, вы допускаете возможность раскрыть эту тайну?
  – Возможность? Я убежден, что мне удастся сделать это. Но теперь будем слушать дальше.
  Ник Картер расслышал следующее:
  В замке щелкнул ключ, дверь открылась и снова закрылась. По ковру прошел неуклюжими шагами мужчина, весом не менее шести пудов. Затем скрипнул стул под тяжестью его тела. По-видимому, то был Рудольф, который явился к Наталье.
  «– Ну что, птичка моя, как ты себя чувствуешь? – послышался его грубый голос.
  – Странный вопрос, – ответила Наталья, – все вы были бы рады, если бы застали меня мертвой в постели!
  – Ты, пожалуй, права, – согласился Рудольф, – почему же ты в таком случае не наложишь на себя руки? В этой комнате есть несколько вещей, вполне пригодных для этой цели.
  – Нет, этого удовольствия я вам не доставлю, – гордо возразила Наталья, – конечно, это было бы удобнее всего для вас, так как тогда вам не пришлось бы пачкать руки в моей крови!
  – Что за выражение. Мы вовсе не намерены убивать тебя.
  – Лицемер! – гласил возмущенный ответ. – Ведь вы убиваете, но только медленной смертью!
  – В этом вини сама себя! Зачем ты не исполняешь наше требование? Этим ты не только спасла бы себе жизнь, но…
  – Ты изверг! За твою подлость я была бы способна пристрелить тебя!
  – Вот как, – расхохотался Рудольф, – знаешь ли, у меня возникает желание немного обрезать твои острые коготочки. Но перейдем к делу. Ты хотела бы видеть отца?
  – Отца? Где он теперь? Приведите его ко мне, и я подпишу все, что вам будет угодно! Дайте мне еще один только раз увидеться с отцом!
  – Что за нежности. Ты и сама понимаешь, что мы не так глупы, чтобы свести тебя с отцом. Об этом и разговаривать не стоит. Впрочем, по всей вероятности, он и знать тебя не захочет.
  – Это почему? Говори яснее.
  – Видишь ли, ему сообщили, что ты начала вести легкомысленную жизнь».
  Ник Картер расслышал глухой стон. Он представил себе, как несчастная девушка в отчаянии ломала руки.
  «– Вы восстановили отца против меня! – зарыдала она.
  – Конечно. Это сделала Оливетта.
  – Негодяи вы! Злодеи!
  – Брось эти глупые возгласы, они на меня не действуют. Так вот, мы уверили твоего отца в том, что его легкомысленная дочурка сбежала вместе со своим любовником. Оливетта написала от твоего имени письмо, которое послужило лишним подтверждением нашего сообщения. После этого Оливетта якобы получила от тебя еще два письма, которые тоже передала отцу. Содержание этих писем должно было рассеять последние сомнения в твоем предосудительном поведении.
  – Отец! Отец! Меня оклеветали в твоих глазах! Неужели же Бог допустить такое злодеяние!
  – А как же ты иначе хотела, птичка моя? – смеялся Рудольф. – Надо же было убедить дорогого папашу, что мы сказали ему правду.
  – Вы все заслуживаете жесточайшей кары! – вскрикнула Наталья».
  Затем сыщик расслышал шум, как будто Наталья пробежала по комнате. Раздались торопливые шаги Рудольфа, полусдавленный крик боли и шум падения человеческого тела.
  «– Вот так, – грозно произнес затем Рудольф, – сиди здесь и не смей вскакивать с места, иначе я тебе покажу, где раки зимуют! Не доводи меня до крайности, иначе я забуду, что ты моя сестра, и убью тебя на месте!
  – Вы изверги, и ты, и Макс, и Оливетта! Вы дьяволы! Вы не знаете ни жалости, ни сострадания! У вас нет никакой совести! Я не понимаю, как у меня могут быть такие братья и такая сестра!
  – Тем не менее это факт, – рассмеялся Рудольф, – остается только пожалеть, что Оливетта не мужчина. Правда, она изо всех сил старается уподобиться мужчине и достаточно энергична, чтобы вступить в состязание хотя бы с целой дюжиной мужчин».
  Молчание продолжалось несколько секунд, потом Ник Картер снова услышал голос Рудольфа:
  «– Вчера вечером Оливетта в шутку нарядилась в костюм Макса, и когда она приклеила еще и усы, то они стали похожи друг на друга как две капли воды. Странно, что я так мало похож на них.
  – Молчи, – прервала его Наталья, – ты приводишь меня в бешенство, и я способна, глядя на тебя, проклинать собственную мать!»
  Затем она вдруг проговорила совершенно изменившимся голосом:
  «– Рудольф, прошу тебя, принеси мне стакан воды».
  На этом кончался валик.
  – Экая досада! – воскликнул сыщик. – Как жаль, что нельзя дослушать всю их беседу до конца.
  – Погодите, – возразил Файрфилд с улыбкой, – Наталья сумела поставить второй валик, на котором и запечатлелось продолжение беседы.
  – Вот как? – изумился Ник Картер, засмеявшись. – Теперь понимаю, почему она попросила Рудольфа принести ей воды. Ну что ж, пустите его в ход, очень интересно знать, что будет дальше.
  Снова послышался голос Натальи:
  «– Благодарю тебя. Где ты пропадал так долго?
  – Меня задержала Оливетта, она спрашивала, о чем мы с тобой беседуем, – проворчал Рудольф, – на чем, бишь, мы остановились?
  – Мы говорили об отце и о матери.
  – Мать умерла при твоем рождении, больше тебе о ней знать ничего не нужно. Когда она скончалась, Максу, Оливетте и мне было всего шесть лет. А теперь я спрашиваю тебя в последний раз: сделаешь ли ты то, что мы требуем?
  – Нет! Раз и навсегда повторяю, нет!
  – Если так, то заявляю тебе, что тебе осталось жить один только день, понимаешь ли ты, один-единственный день!
  – Твоя угроза меня не пугает. Я уже привыкла к мысли о смерти и больше не боюсь ее, – ответила Наталья, – мало того: мне, правда, тяжело умирать в столь юные годы, но я мирюсь с этой необходимостью, так как только таким образом я могу освободиться от вас. Я умру в сознании, что вы напрасно совершите убийство, так как мое богатство, которое ослепило вас и превратило вас в преступников, никогда не попадет в ваши руки.
  – Жестоко ошибаешься! Оно до последнего цента перейдет к нам!
  – Смотрите не промахнитесь! Конечно, если вы, в довершение всего, убьете отца и составите подложное завещание».
  Послышался насмешливый хохот. Затем Рудольф ответил:
  «– Черт возьми, ты умнее, чем я думал. Стало быть, ты уже догадалась? Само собою разумеется, отец будет укокошен также, как и ты. Письмо, которое вызывает его сюда, уже находится в дороге. Он получит его либо сегодня вечером, либо завтра утром, ну, а затем – впрочем, тебе не надо знать всего. Довольно тебе и того, что я уже сказал.
  – Почему? Ведь я так или иначе не смогу ему передать ваших замыслов?
  – Так-то оно так, хотя бы уже потому, что он увидит тебя только мертвой!
  – Рудольф! Если в твоем сердце осталась хоть одна искра сострадания, то разреши мне один только еще раз увидеться с отцом… – взмолилась Наталья.
  – Этому не бывать! – грубо оборвал Рудольф, – он увидит лишь твой труп, а спустя час по прибытии он тоже должен будет отправиться на тот свет!»
  Рыдания несчастной девушки были прерваны стуком в дверь, и Рудольф произнес:
  «– Я оставлю тебя одну на четверть часа. Если ты за это время пожелаешь покончить с собой, то ничего не имею против этого. Вон на том столе находятся морфий, синильная кислота и опий. На каждой бутылочке имеется соответствующая этикетка, можешь выбирать по собственному вкусу. Будь рассудительна и кончай с этим делом. Этим ты избавишь нас от неприятной работы убивать тебя».
  Затем Ник Картер расслышал, как Рудольф с громким хохотом встал со стула, вышел и с треском захлопнул за собой дверь.
  Как только он ушел, снова заговорила Наталья:
  «– Ты слышал все, мститель мой. Я с нетерпением ждала момента, когда мои убийцы заявят мне о своих преступных намерениях. Рудольф, таким образом, сознался во всем, и я молю Бога, чтобы этого сознания было достаточно для предания его, Макса и Оливетты законной каре. Жизнь дивно хороша! Теперь, когда часы мои сочтены, я снова хочу жить! Отец, мой дорогой отец! Тебя они тоже убьют, заставят умереть с мыслью, что я была недостойной дочерью».
  После некоторого молчания снова раздался несколько повышенный голос несчастной девушки:
  «– Я должна умереть раньше моего отца! Там, на том свете, я буду ожидать его, там я встречу его, там он узнает всю правду! Там, где нет козней и коварства, я снова буду его дочерью. Слышишь ли ты меня, мститель мой? Я обречена на смерть, но я знаю, что Господь Бог снова сведет меня с отцом! Но, вот и этот валик кончился. Прощай навеки, мститель мой!»
  – Теперь, собственно говоря, остается прослушать еще один только валик, так как десятый и одиннадцатый не сообщают ничего интересного, – сказал Файрфилд, переставляя опять валики фонографа, – дело в том, что после этого Наталью уже больше не оставляли одну.
  – Ничего не значит, – заявил сыщик, – я все-таки хотел бы прослушать все три валика.
  – Как угодно, мистер Картер, – ответил Файрфилд, – впрочем, на десятом валике действительно имеется интересное замечание. Итак, слушайте.
  Он привел фонограф в движение и снова послышался голос Натальи:
  «– Слава богу, они ушли из комнаты. Надеюсь, они оставят меня в покое хотя бы на некоторое время. Очевидно, они теперь будут наблюдать за мной очень зорко. Давеча они чуть не застали меня за фонографом, а этого не должно быть, так как они уничтожат валики и никогда никто не узнает о совершенном ими ужасном преступлении. Вот они опять возвращаются. Все четверо: Макс, Рудольф, Оливетта и та девушка, которую они зовут Дианой. Они не хотят говорить мне, кто она такая. Я теперь закрою фонограф, но не остановлю его».
  Ник Картер расслышал шорох платка, набрасываемого на фонограф; затем он услышал, как Наталья отодвинула стул и встала.
  По-видимому, перечисленные Натальей четыре лица вошли в комнату, и сыщик дальше ничего не понял, а слышал только неясный говор.
  Когда Файрфилд вставил одиннадцатый валик, Ник Картер расслышал следующее:
  «– Час тому назад мне удалось достать огнестрельное оружие. Рудольф находился у меня в комнате и сторожил. Должно быть, прошлую ночь он совсем не спал, так как глаза у него то и дело смыкались и он только с трудом сидел на стуле. Затем, несколько раз зевнув, он заснул. Я сейчас же вынула ключи из его кармана и вышла из комнаты. Но я не посмела сойти по лестнице в нижний этаж, так как слышала голоса в комнате рядом с передней. Да и все равно я не смогла бы выйти из дома, так как между лестницей и входной дверью приделана железная решетка. Я прокралась в одну из комнат, дверь которой была открыта. Я увидела, что в этой комнате живет Макс. Я нашла там заряженный револьвер, который и взяла с собой. Кроме того я взяла железную шкатулку, в которой, насколько мне известно, Макс хранит важные документы. Я принесла ее в свою комнату, обвязала ее веревочкой и повесила за плюшевую портьеру окна моей спальни. Это окно никогда не открывается. Там шкатулка может провисеть незамеченной целые годы. Затем я положила ключи обратно в карман Рудольфа и…»
  На этом кончался валик.
  – И это все? – спросил Ник Картер.
  – Есть еще двенадцатый, последний валик, – ответил Файрфилд.
  – Вставьте его поскорее. Откровенно говоря, эта история действует на нервы.
  Когда валик пришел в движение, сыщик услышал пронзительный крик Натальи.
  «– Назад! – кричала она. – Вы видите, я вооружена! Я пристрелю всякого, кто приблизится ко мне!
  – Проклятье! – яростно заревел Макс. – Это мой револьвер! Откуда ты его взяла?
  – Рудольф дал мне его, чтобы я могла защищаться, – злобно ответила Наталья.
  – Это ложь! Гнусная ложь! – крикнул Рудольф.
  – Каким образом могла ты выйти из своей комнаты? – спросил звонкий женский голос».
  Но Наталья ничего на это не ответила.
  Вдруг раздался бешеный крик, затем выстрел, еще крик и…
  Судя по шуму, в комнате, очевидно, происходила ожесточенная борьба между несколькими лицами.
  Слышны были проклятия, произносимые мужским голосом, и опять крики, испускаемые женщиной.
  Затем Ник Картер расслышал глухое падение тела и тяжелое хрипение.
  Все стихло.
  Вдруг снова послышался женский голос:
  «– Она мертва?
  – Мертва!
  – Помоги Оливетте, Диана, – раздался глухой бас Рудольфа, – она, вероятно, только оглушена, так как пуля слегка задела ее.
  – Но из раны идет кровь струей. Так или иначе у нее на всю жизнь останется шрам.
  – Возможно. А куда ты денешь труп, Макс? Старик может приехать часов в восемь, и тогда…»
  На этом кончался последний валик.
  
  – Вот и все, мистер Картер, – мрачно проговорил Файрфилд.
  – Это самая мрачная трагедия, с которой мне когда-либо приходилось сталкиваться за всю мою практику, – произнес сыщик, – но мы отомстим за несчастную Наталью. Клянусь, что эти изверги не восторжествуют. Я попрошу вас доверить мне валики и фонограф на несколько дней. Я хочу прослушать всю историю еще раз совершенно спокойно у себя дома.
  – Я знал, что вы потребуете это, и прошу вас распоряжаться фонографом и валиками, как вашей собственностью!
  – Благодарю вас, мистер Файрфилд. Теперь я уйду, а завтра к десяти часам утра попрошу вас быть у меня. Я надеюсь, что до этого времени сумею кое-чего добиться.
  – Вы полагаете, что вам удастся раскрыть эту ужасную тайну? – спросил Файрфилд.
  – Я уверен в этом, – решительно заявил Ник Картер, – негодяи во что бы то ни стало должны быть преданы заслуженной ими каре. У нас, впрочем, есть важные факты: мы знаем имена убитой и убийц.
  – По-видимому, преступление совершено в какой-нибудь уединенной местности? – заметил Файрфилд.
  – Конечно, но ведь таких местностей очень и очень много, – проговорил Ник Картер, – преступление могло быть совершено в Калифорнии, в штате Орегон или во Флориде, вообще, в такой местности, где говорят по-английски. Итак, прощайте, мистер Файрфилд. До завтра.
  Ник Картер взял с собой фонограф с валиками и поехал к себе домой.
  
  Уже по дороге домой Ник Картер составил себе план действий.
  Устроившись в своем рабочем кабинете, сыщик вызвал к себе своих помощников Дика, Патси и Тен-Итси и в кратких словах сообщил им о новом деле.
  – Я попрошу вас всех троих прослушать валики, – заключил Ник Картер свое повествование, – но до поры до времени не делитесь впечатлениями. Пусть каждый из вас самостоятельно подумает об этом деле, а завтра утром выскажет мне с глазу на глаз свой взгляд, не делясь пока своими мнениями с другими.
  
  – Ну что? – спросил Ник Картер на другое утро, когда к нему явился Дик. – Что тебе прежде всего бросилось в глаза во всем этом деле.
  – Скажу прямо, – заявил молодой сыщик, – что я больше всего поражаюсь хладнокровию Натальи. Мне кажется совершенно невероятным, чтобы молодая девушка могла смотреть смерти в глаза с таким поразительным спокойствием.
  – Вполне согласен с тобой, – заметил Ник Картер.
  – Можно подумать, будто несчастная девушка была воспитана в духе восточного фатализма, согласно которому нет никакого смысла бороться с заранее предопределенным роком?
  – Мысль недурна, – отозвался Ник Картер, – ну а еще что?
  – Прежде всего я хотел бы знать, каким образом валики попали в чемодан? Затем, почему чемодан этот был отправлен обществу «Вельс Фарго» и кем именно?..
  – Он значился на имя некоего Алексея Делануа, – пояснил Ник Картер, – но Файрфилду, к сожалению, не удалось разыскать этого человека. По-видимому, это и есть то седьмое лицо, которое участвует в этой драме.
  – Какое такое седьмое лицо?
  – Очень просто: мы знаем шесть лиц: Наталью, Макса, Рудольфа, Оливетту, девушку по имени Диана и отца Натальи. Надо полагать, что сами преступники вряд ли упаковали граммофонные валики в чемодан.
  – Разве только для того, чтобы избавиться от них, – заметил Дик.
  – Я не допускаю и этого, – возразил Ник Картер, – если бы хоть один из преступников имел понятие о том, насколько опасны для них эти валики, то последние немедленно были бы уничтожены. Таким образом, я убежден, что фонограф, на котором первоначально находились валики, и поныне находится в той комнате, где томилась и была убита Наталья.
  – Понимаю. Но кто же мог положить валики в чемодан без ведома преступников и отправить их по адресу, несомненно вымышленному?
  – Пока я этого и сам не знаю, – ответил Ник Картер – и нам прежде всего придется найти эту таинственную личность. Возможно, что в том доме находилась еще и прислуга. Следует помнить, что вся трагедия разыгралась в зажиточной семье, так что в доме несомненно находилось и несколько человек прислуги. Предположим, что какая-нибудь горничная совершенно случайно узнала, что проделала Наталья с валиками. Эта горничная тотчас же сообразила, что ей будет весьма выгодно присвоить себе валики, служащие оружием против ее господ. Вот почему она, никому ничего не сказав о своем открытии, тайком упаковала валики в чемодан и отправила последний сюда в Нью-Йорк кому-нибудь из родственников или знакомых. Возможно, что получатель за это время куда-нибудь уехал или отправительница не знала его точного адреса. Так или иначе чемодан не был востребован.
  – Но почему отправительница, если это действительно была какая-нибудь горничная, за все это время ни разу не поинтересовалась узнать, попал ли чемодан туда, куда следует?
  – Вероятно, потому, что она боялась той же участи, какая постигла Наталью, если только убийцы узнают, в чем дело. Такие люди, как Рудольф и Макс, Оливетта и Диана, не побоятся укокошить всякого, кто может чем-нибудь угрожать им.
  – Интересно знать, какие вещи, кроме валиков, находились еще в чемодане, – проговорил Дик, – возможно, что они наведут нас на верный путь. Откровенно говоря, ни одно дело еще не казалось мне столь безнадежным и запутанным.
  – А я нарочно и сам еще не ознакомился с этими вещами, – сказал Ник Картер, – так как я сначала хотел обдумать повествование Натальи независимо от всего прочего. А впрочем, я и не думаю, чтобы те вещи могли разъяснить нам что-нибудь. Это мы еще увидим, когда сегодня рассмотрим подробно все то, что находится в чемодане. Ты мне вот что скажи, Дик: как долго, по твоему мнению, Наталья находилась в плену?
  – Недель десять – двенадцать, – ответил Дик, – хотя определение это далеко не точное. Чемоданчик стоял на складе общества «Вельс Фарго» около года, стало быть, со времени совершения преступления теперь прошло уже месяцев двенадцать.
  – Значит, наши мнения в этом отношении сходятся. Я тоже думал, что плен девушки начался месяцев пятнадцать – восемнадцать тому назад.
  – Не кажется ли также и тебе, что отец Натальи занимал очень видное положение? – продолжал Дик. – Я хочу сказать, что, по моему мнению, он был либо государственным, либо общественным деятелем, во всяком случае, человеком влиятельным, а не только обыкновенным коммерсантом.
  – Почему ты так думаешь?
  – Если только я верно понял то, что повествуют валики, то братья и сестра задумали убить Наталью лишь после того, как она категорически отказалась исполнить их требование; они знали, что ее отец, человек очень гордый, весьма привязан к Наталье. Они знали его слабую струнку, знали, что он больше всего дорожит своей честью и безупречным именем своей семьи. Они рассчитали, что если заденут его в этом смысле, то он сам будет считать себя обесчещенным, так как теряет положение в том обществе, в котором всегда играл значительную роль, и что это, в конце концов, доведет его до самоубийства.
  – Это очень остроумная догадка, Дик, – согласился Ник Картер, – и я считаю этих негодяев вполне способными на такой замысел. Сознание, что любимая дочь сбилась с пути, наверное заставило бы гордого отца не только совершить самоубийство, но и предварительно лишить Наталью наследства; а ее права тогда, конечно, перешли бы к братьям и сестре. Но, когда замысел не удался вследствие упорного нежелания Натальи подчиниться, они задумали убить и отца и дочь, а затем присвоить себе состояние при помощи подложного завещания. Все это придумано очень хитро, да, по всей вероятности, и исполнено удачно. Я только не понимаю того, каким образом можно было просто похитить из такого дома молодую девушку и держать ее где-то взаперти. Надо ведь полагать, что отец принял все зависящие от него меры к розыску своей любимой дочери.
  – Если только ее не оклеветали в его глазах еще раньше, – произнес Дик. – Видишь ли, Ник, именно над возможностью этого факта я сильно задумывался. При этом у меня и явилась мысль, что отец Натальи либо сановник, либо государственный деятель или кто-нибудь в этом роде и что он по делам службы часто надолго отлучался из дома. По всей вероятности, Оливетта, будучи старше Натальи на шесть лет, воспитывала последнюю. Мы знаем, что Оливетта была лицемерна и коварна, но умела казаться чрезвычайно приветливой, точно так же, как и брат ее, Макс. Рудольф же не умел скрывать своего хищного характера. Надо полагать, Оливетта давно уже наушничала старику. Она целыми годами неустанно жаловалась на недостойное поведение Натальи, а когда последняя в один прекрасный день скрылась, то заговорщикам было уже нетрудно убедить сомневавшегося в чистоте своей дочери отца в том, что Наталья бежала со своим любовником.
  – Все это я отлично понимаю, – согласился Ник Картер после некоторого раздумья, – и если братья и сестра подтасовали таким образом карты, то достаточно было одного наглядного факта, чтобы довести отца до отчаяния и заставить его лишить Наталью наследства. Но ведь все это могло случиться также с богатым коммерсантом?
  – Не думаю. У коммерсанта первую роль играет чековая книжка и текущий счет в банке, – ответил Дик, – у коммерсанта, разумеется, тоже есть сердце, и он тоже будет сокрушаться о блудной дочери, но это не доведет его до самоубийства, так как подобный инцидент не пошатнет его положения в торговом мире. Другое дело – сановник или государственный деятель: на него будут указывать пальцами и говорить: «ведь это министр такой-то или сенатор такой-то!», «ведь это отец той самой, которая…». Подобные сплетни обязательно повредят ему в обществе и доведут его до крайности.
  – Другими словами, – заговорил Ник Картер, – если мы хотим добиться выяснения этого таинственного случая, то нам следует узнать, в какой именно высокопоставленной семье разыгралась такая трагедия?
  – Жаль, что мы не знаем, кто такая эта Диана, – заметил Дик, – какую роль играла она во всей этой истории? Наталья, очевидно, ее не знала, так как ей неизвестна была даже фамилия этой Дианы.
  – Этот пункт и для меня неясен, – согласился Ник Картер, – я склонен думать, что Диана была невеста, но, во всяком случае, не законная супруга одного из братьев, так как в последнем случае Наталья знала бы ее.
  – Да, нам предстоит решить весьма сложную задачу и придется поломать голову, – произнес Дик, вставая, – а теперь я пришлю к тебе Патси, так как я пока ничего не могу прибавить к тому, что сказал.
  
  Тотчас же после ухода Дика в комнату вошел Патси.
  – Ну что, Патси? – спросил Ник Картер. – К какому ты пришел заключению?
  – Пока еще ни к какому. Мне только кажется странным, что двенадцатый валик тоже оказался в чемоданчике. Кто снял его и упаковал?
  – Об этом я уже говорил с Диком, – отозвался Ник Картер, – и нам кажется, что мы догадались, в чем дело. Пусть Дик сам тебе расскажет, какого мнения он в данном случае придерживается. Что ты можешь сказать еще?
  – Хотелось бы знать, кто такая эта Диана?
  – Об этом мы поговорим потом, сначала говори о своих догадках.
  – Видите ли, Наталья распевала исключительно старинные песни, а это странно, так как молодые девушки редко поют старые песни, если им известны мотивы новых.
  – Что ты этим хочешь сказать?
  – Мне кажется, что Наталья воспитывалась где-нибудь в монастыре или в каком-нибудь помещичьем замке, окруженном огромным, вековым парком. По всей вероятности, Наталья воспитывалась под руководством старой девы, которая и научила ее тем песням, что были в моде во времена ее юности.
  – Что общего между этим обстоятельством и нашим расследованием? – спросил Ник Картер в недоумении.
  – Я хочу этим сказать, что девушка, проживающая в уединенном месте и редко видящаяся со своим отцом, может пропасть без вести, не возбуждая этим особого внимания. Почем знать, сколько недель прошло со времени ее похищения до того момента, пока отец заподозрил недоброе!
  – Пожалуй, это правильно, – согласился Ник Картер, – я даже склонен думать, что люди, редко видевшие Наталью, не знают еще и теперь, что ее уже нет более в живых.
  – Именно, – подтвердил Патси, – быть может, даже сам старик-отец не знает о смерти своей дочери.
  – Значит, ты полагаешь, что отец Натальи еще жив?
  – Я даже уверен, что Макс, Рудольф и Оливетта находятся при нем, и, по всей вероятности, старик в настоящее время живет на своей вилле. Вот все, что я пока могу сказать. Я нарочно не касался деталей, о которых вы, вероятно, уже беседовали с Диком.
  – Да, а теперь позови ко мне Тен-Итси.
  
  – Я напряженно думал над всей этой историей, – заговорил Тен-Итси, не дожидаясь вопроса своего начальника, – и больше всего ломал себе голову над этой загадочной Дианой! Кто она такая? Какую роль играет она в этой потрясающей драме?
  Ник Картер усмехнулся.
  – Можно подумать, что вы все сговорились, – заметил он, – каждый из вас обращает особое внимание на эту Диану!
  – Это доказывает, что она, по всей вероятности, является главной зачинщицей, – ответил молодой японец, – я считаю ее душой всего заговора, главным действующим лицом, которое, как в театре марионеток, остается за кулисами, но руководит действиями всех фигур.
  – На чем ты основываешь это предположение.
  – Прежде всего на том, что Диана сумела держать себя в стороне так удачно, что даже Наталья не знала, кто она такая. Во всяком случае, она не была слепым орудием или исполнительницей чужой воли, так как тогда ее выдвинули бы на первый план и поручили бы ей совершение убийства. Но нам известно, что Наталья так и не узнала, что это за личность. Кроме того, одна только Диана сохранила спокойствие и присутствие духа во время убийства Натальи.
  – Недурно, продолжай, – заметил Ник Картер.
  – Мне кажется, – продолжал маленький японец, – что эта Диана женщина очень коварная. Она, как предусмотрительный полководец, не выходила на передовые позиции, для того чтобы иметь возможность удобнее руководить действиями своих войск. Как истинный стратег, она лично участия в деле не принимала, а ограничивалась тем, что распоряжалась действиями заговорщиков.
  – Другими словами, ты считаешь Диану зачинщицей? – спросил Ник Картер.
  – Да, в ее лице я вижу главную виновницу. Рудольф был безвольным орудием в ее руках, а Макс и Оливетта тоже исполняли только ее приказания. Рудольфом она управляла путем железной строгости, а Макса и Оливетту держала в повиновении благодаря своему умственному превосходству. Приблизительно в таком виде я представляю себе взаимные отношения заговорщиков между собой. По-моему, в дело было замешано не четыре, а пять человек. Кто же упаковал валики и остальные предметы в чемодан, кто отправил чемодан, как не это пятое лицо?
  – По поводу этого лица мы все сходимся во мнениях, – с улыбкой заметил Ник Картер, – а кто же, по-твоему, был этот загадочный незнакомец?
  – Не знаю, сойдемся ли мы во мнениях и теперь, – нерешительно ответил Тен-Итси, – так как, по моему мнению, ни четверо заговорщиков, ни их жертва не имели понятия о присутствии этого пятого лица.
  – Вот как?
  – Так, по крайней мере, мне кажется. Я не допускаю и мысли, чтобы заговорщики имели глупость посвятить в дело еще и пятое лицо.
  – А разве нельзя допустить, что в доме находился лакей или горничная, которые знали, что происходит?
  – Нет, это я не считаю возможным, – решительно заявил Тен-Итси, – весь план придуман очень хитро и подготавливался давно. Сразу видно по замыслу, что заговорщики не хотели рисковать, а терпеливо ожидали момента, когда можно будет без промаха нанести окончательный удар. А потому я, при всем желании, не считаю заговорщиков настолько глупыми, чтобы они навязали сами себе на шею соучастника, который легко мог выдать их в любое время. Нет. Я твердо убежден в том, что лицо, упаковавшее двенадцать валиков, находилось в доме и имело полную возможность видеть решительно все, что делается внутри дома. Об этом ничего не подозревали ни убийцы, ни Наталья. А затем, я убежден в том, что это пятое лицо именуется Алексеем Делануа.
  – Стало быть, ты полагаешь, что этот человек отправил чемодан в Нью-Йорк на свое собственное имя, с намерением когда-нибудь востребовать его от общества и снова овладеть таинственными валиками?
  – Совершенно верно.
  – Но позволь, милый мой, – сказал Ник Картер, – каким же образом постороннее лицо могло остаться незамеченным в доме? Макс, Рудольф, Оливетта и Диана, несомненно, внимательно наблюдали решительно за всем, что только происходило в доме. А если это так, то каким же образом Алексей Делануа мог захватить валики? Бедная Наталья, наверное, понятия не имела о том, что в непосредственной близости от нее находится еще одно лицо, иначе она упомянула бы об этом.
  – Определенного ответа на эти вопросы я дать не могу, но я составил себе свою гипотезу, – ответил Тен-Итси.
  – А именно?
  – Я представляю себе все дело в следующем виде: где-то в отдалении от населенных мест стоит большая вилла. Управляющий или дворецкий, словом, тот, кому поручен надзор за этой виллой, человек старый. Должность дворецкого переходила из поколения в поколение все в одной и той же семье. Звали этого дворецкого Алексеем Делануа – вы, конечно, обратили внимание на то, что фамилия французская? Это имеет свое особое значение, о котором речь еще впереди. Вот этот самый дворецкий целыми днями и ночами ходил по коридорам и комнатам большой виллы, находившейся раньше уже под надзором его отца и деда. Надо полагать, что никто не обращал на старика-дворецкого серьезного внимания. А он-то инстинктивно чувствовал, что в доме творится что-то неладное. Он входил в дом потайными ходами, подглядывал в щелочки и, таким образом, сделался свидетелем ужасной драмы.
  Ник Картер забарабанил пальцами по столу и поморщился.
  – Я так и знал, что вам не понравится моя пылкая фантазия, – сказал Тен-Итси.
  – Напротив, милый мой, – возразил Ник Картер. – Я, правда, не так сильно увлекаюсь фантастическими образами, как ты, но я признаю, что твои догадки имеют серьезное основание. То, что ты высказал по поводу Дианы, совершенно разрушило мои первоначальные предположения. Ну, а что же ты хотел сказать по поводу французской фамилии?
  Тен-Итси пожал плечами и ответил:
  – Теперь я, откровенно говоря, беспокоюсь, что мои дальнейшие выводы совсем не будут вами одобрены.
  – Ты что же, красной девицей стал и хочешь, чтобы я тебе комплименты говорил?
  – Нисколько. Извольте, я скажу то, что я думаю по поводу французской фамилии: вилла, о которой я рассказал вам, находится в Канаде.
  Ник Картер встал и положил молодому японцу руку на плечо.
  – Вот это остроумная и, по-моему, вполне правильная догадка! Я вполне с тобой согласен. Пока я теперь займусь осмотром вещей, находящихся в чемодане, ты подойди к телефону, вызови контору газеты «Глобус» в Торонто и спроси, проживал ли в течение последних лет в Канаде некто по фамилии Деланси. Сообщи, если нужно, все, что мы знаем о семье Деланси. Так как знаешь не хуже меня, в чем дело, то мне незачем давать тебе указания. Постарайся только выведать как можно больше. Если из Торонто тебе не сообщат того, что нужно, то обратись в Монреаль, а потом и в Квебек, словом, пропутешествуй по всей Канаде по телефону. Предварительно, однако, поговори с управляющим телефонным обществом и попроси его предоставить нам право исключительного пользования линией в течение известного промежутка времени. Понял?
  – Конечно.
  – Ага, кто-то звонит у парадной. Вероятно, явился мой друг Файрфилд, которого я просил прийти в десять часов.
  Ник Картер пошел Файрфилду навстречу и сердечно приветствовал его.
  – Не стоит и садиться, Файрфилд, – сказал сыщик, – я сейчас отправлюсь вместе с вами к вам в гостиницу. Мне хочется прогуляться, а затем мне надо поговорить с вами.
  Выйдя на улицу вместе с сыщиком, Файрфилд сказал, улыбаясь:
  – Знаете, мистер Картер, глядя на вас, можно подумать, что вы уже успели распутать весь таинственный узел.
  – Вот видите, как обманчива моя внешность, – расхохотался Ник Картер.
  Затем он в кратких словах разъяснил своему спутнику те предположения, которые были высказаны Диком, Патси и Тен-Итси.
  – Прежде всего, – закончил он, – надо теперь посмотреть то, что еще имеется в чемодане. Что нашли вы в нем кроме валиков?
  – В чемодане было упаковано вот что: дорогое, изящное дамское пальто, светлая накидка для театра, несколько шелковых юбок, кусок дорогих, старых кружев, несколько колец, брошка и жемчужное ожерелье, затем сильно зачитанный экземпляр Нового Завета и, в довершение всего, сильно испачканная в крови дамская ночная сорочка, с отверстием под левым плечом, как бы от разреза ножом.
  – Еще что?
  – Еще там были три фотографические карточки, которые я вам потом покажу. Все это я осмотрел только поверхностно, да и зачем мне было ломать себе голову? Ведь все равно эти вещи не давали никаких указаний.
  – Возможно, что я все-таки кое-что обнаружу, – заметил Ник Картер.
  Прибыв к себе на квартиру, Файрфилд сейчас же принес чемодан, и Ник Картер стал внимательно рассматривать его содержимое.
  Поднимая кверху дорогое дамское пальто, он заметил под петлицей маленькую нашивку с указанием фирмы: «Феликс и Ко, Торонто».
  Он ощупал пальто, ища в карманах какие-нибудь бумаги, но ничего не нашел.
  Отложив пальто в сторону, Ник Картер вынул из чемодана три юбки из серого шелка, казавшиеся совершенно новыми.
  Сыщик постоял немного в раздумье.
  – Странно, – пробормотал он наконец.
  – Что именно? – спросил Файрфилд.
  – Эти три юбки разной величины, стало быть, принадлежали разным лицам, – ответил сыщик и вывернул одну из юбок наизнанку.
  Затем он спокойно указал на кусочек полотна, прикрепленный булавкой к нижнему концу юбки. Там ровным почерком было написано: «Оливетта Ларю!»
  Ник Картер отложил юбку в сторону, вывернул другую и нашел на ней кусочек полотна с надписью: «Наталья Деланси!»
  – Вот это великолепно! – воскликнул сыщик. – Право, если бы то лицо, которое устроило все это столь предусмотрительно, находилось здесь, я не преминул бы крепко пожать ему руку.
  – О чем вы, собственно, говорите? – изумился Файрфилд, причем на лице его выразилось полнейшее недоумение.
  – Сейчас узнаете, дайте осмотреть третью юбку, – ответил сыщик, – готов идти на пари, что на ней мы найдем записочку с именем «Диана»… Вот! Так оно и есть! – воскликнул он сейчас же вслед за тем. – Видите, Файрфилд, я прав! «Диана Кранстон». Отлично! Теперь мы знаем полное имя этой очаровательной женщины. По-видимому, то лицо, которое уложило все эти вещи в чемодан, недаром пришпилило все эти записочки.
  Затем Ник Картер взял в руки Новый Завет и увидел на заглавном листе имя: «Анджелина Ларю».
  – Отсюда я делаю заключение, – произнес сыщик, – что фамилия первого мужа матери Натальи была Ларю и что эту же фамилию носят Рудольф, Макс и Оливетта, а кольца, жемчужное ожерелье и брошка были уложены в чемодан с целью навести на след преступников.
  – А для чего сюда же приложены и кружева? – спросил Файрфилд. – Неужели и они имеют особое значение?
  – Пожалуй, – задумчиво проговорил Ник Картер, внимательно рассматривая кружева, – дело в том, что это очень дорогие кружева. Вот этот кусок, что у меня сейчас в руке, стоит не менее тысячи долларов! Кружева эти были уложены в чемодан по нескольким причинам.
  – Откровенно говоря, мистер Картер, я не вижу ни одной причины, уж не говоря о нескольких, – со вздохом заметил Файрфилд.
  – Прежде всего кружева были уложены в чемодан для того, чтобы заполнить пустое пространство, но, кроме того, отправитель хотел намекнуть на то, что семья, в которой разыгралась кровавая драма, располагает большими средствами. А если подумать, то найдется еще несколько причин. Но давайте посмотрим сначала, что нам скажут прочие вещи.
  Он вынул из чемодана окровавленную ночную сорочку и сказал:
  – Эта вещь говорит сама за себя, показывая наглядно, каким образом была убита Наталья и куда угодили удары кинжалом.
  – Остаются еще три фотографические карточки, – заметил Файрфилд.
  – Ну, тут долгого размышления не требуется, – отозвался Ник Картер, рассматривая карточки, – вот это Оливетта, а это Макс; ему лет двадцать пять на вид.
  – А эта старая, пожелтевшая карточка, вероятно, изображает мать?
  – Да, и притом только эта карточка и исполнена профессиональным фотографом, тогда как две сделаны любителем посредством моментального снимка, легко доступного каждому ребенку при нынешних аппаратах.
  После некоторого раздумья Ник Картер обратился к Файрфилду со словами:
  – Я попрошу вас теперь уложить все эти вещи обратно в чемодан. Мы сегодня же поедем в Торонто.
  – Вам не кажется странным, что в этом чемоданчике имеется такая масса улик? – спросил Файрфилд, тщательно укладывая вещи.
  – Как вам сказать, – уклончиво ответил Ник Картер, – по-видимому, отправитель хотел собрать возможно больше улик и притом он старался представить в возможно наглядном виде картину убийства, до сего времени оставшегося необнаруженным.
  – Все это я понимаю, – отозвался Файрфилд, – но тогда я не понимаю, почему он отправил чемодан столь легкомысленным способом!
  – Вы хотите сказать, что не понимаете отправки его в Нью-Йорк без указания определенного адреса?
  – Именно. Меня удивляет не то, что чемодан был отправлен в Нью-Йорк, а то, что здесь о нем никто не заботился. Надо полагать, тут есть какая-нибудь особая причина.
  – Вероятно, отправитель не может приехать сюда: или он болен, или немощен. Но я думал, что он мог бы приложить письмо. Скажите, письма в чемоданчике не было?
  Файрфилд ответил отрицательно.
  – В таком случае я попрошу вас вызвать по телефону главное полицейское управление, сыскной отдел, и спросить там от моего имени, не поступило ли туда около года тому назад письмо из Торонто или его окрестностей, в котором полиция приглашается востребовать чемодан, адресованный на имя Алексея Делануа и находящийся в обществе «Вельс Фарго». Но предварительно дайте мне молоток и долото, если то и другое имеется у вас под рукой.
  – Конечно, есть. У меня очень большой ящик с инструментами.
  – В таком случае вместо молотка дайте мне маленький топорик. А теперь идите к телефону, мне надо поработать минут пять.
  Файрфилд ушел в соседнюю комнату.
  Он слышал стук, а затем шум, как будто кто-то разрывает толстую кожаную подушку.
  Но тут с ним заговорили из полицейского управления, и он уже не мог следить за тем, что делал Ник Картер.
  Когда он минут через пятнадцать вернулся в библиотечную комнату, глаза его сверкали.
  – Мистер Картер! – воскликнул он. – Я, право, не знаю…
  Он умолк при виде разрезанного сыщиком чемодана и спросил, смеясь:
  – Зачем же вы испортили чемодан?
  – Сейчас узнаете. Сначала вы мне скажите, что вам ответили.
  – Прежде всего я прошу вас объяснить мне, – начал Файрфилд, – каким образом вы догадались о существовании такого письма? Дело в том, что в свое время главное полицейское управление действительно получило подобного рода письмо. Но там его прочитали и бросили в корзину, так как предположили, что это только чья-нибудь шутка.
  – Это на них похоже, – злобно ухмыльнулся Ник Картер, – можно ли поверить, что люди так глупы. Не помнят ли они, по крайней мере, содержания письма?
  – Помнят! Инспектор Мак-Глусски – он-то и подошел к телефону, когда я назвал ваше имя – сообщил мне, что помнит, как получил письмо, в котором говорилось о каком-то убийстве в Канаде, причем автор письма указывал на то, что улики вместе с препроводительным письмом высланы в чемодане в Нью-Йорк.
  – Вижу, что мой друг Мак-Глусски все-таки кое-что смекнул. Дело в том, что я уже нашел это препроводительное письмо, – заявил Ник Картер, указывая на остатки чемодана, буквально изрезанного им на куски, – я был твердо убежден, что в чемодане должно находиться такое письмо. Не находя его при вещах, я догадался, что отправитель куда-нибудь спрятал его, сообщив вместе с тем полиции о существовании этого письма. Очевидно, инспектор Мак-Глусски уже не помнит этой подробности. Вот, друг мой, ключ ко всей тайне, – продолжал сыщик, указывая на несколько листов исписанной бумаги, – а теперь слушайте, я вам прочитаю, что чуть написано.
  
  Письмо было написано тем же почерком, как и имена на полосках.
  Со дня написания письма прошло уже четырнадцать месяцев. В нем было сказано следующее:
  «Я хочу в кратких словах, по мере сил и возможности, раскрыть историю одного преступления, или, лучше сказать, нескольких преступлений. Зовут меня Алексей Делануа. Я пишу это письмо в старом доме, скорее похожем на замок; расположен он на вершине горы в Онтарио, а носит он название «Замка Деланси». Он теперь уже в четвертом поколении принадлежит семье Деланси. Из окон замка видны южные берега озера Симоке. Ближайшая железнодорожная станция называется Бальдвинь и находится отсюда на расстоянии шести миль к юго-востоку. Мой отец, дед и даже прадед служили семье Деланси в качестве дворецких и управляющих. Я тоже занимал ту же должность, хотя моя работа была весьма немногосложна, так как я с самого детства калека. Мистер Александр Деланси был добрый, хороший хозяин. Я никогда ни в чем не нуждался и пользовался удобным приютом здесь в замке. Двадцать лет тому назад хозяин женился на вдове Анджелине Ларю, у которой было трое детей – тройняшек: Макс, Оливетта и Рудольф. Макс и Оливетта были похожи друг на друга как две капли воды, Рудольф же совершенно непохож на них. Через год после женитьбы родилась девочка, нареченная именем Наталья. Мать умерла от родов. Чтобы рассеять свое горе, мой хозяин отправился путешествовать и оставил детей на руках у прислуги. В доме проживала также гувернантка, вдова, у которой была дочь по имени Диана. Эта Диана не жила в замке, и я в первый раз увидел ее лишь недавно. Мой хозяин был очень богат и пользовался известностью благодаря своей учености. Министры не раз обращались к нему за содействием в сложных государственных делах. В настоящую минуту, когда я пишу это письмо, он находится со мной в одной и той же комнате, безнадежно больной, слабоумный. Он сделался таким вследствие удара, нанесенного ему в затылок Рудольфом. Я попытаюсь вызвать врача, но пока приходится еще оставаться в моей комнате, иначе нас обоих найдут и убьют. Преступники все еще находятся в замке, и нельзя знать, долго ли они еще там останутся. После смерти своей горячо любимой жены мой хозяин был в отсутствии целых десять лет и в течение всего этого времени здесь в замке распоряжалась гувернантка, госпожа Кранстон. Так как я сам калека и часто вынужден оставаться в постели, то я почти не видел, что делается в доме. Пищу мне приносили в мою комнату, а я сам лишь изредка сходил вниз. Я жил в полном одиночестве, и почти никто из обитателей замка не знал о моем существовании. Когда хозяин вернулся домой, в его сердце проснулась любовь к Наталье, он взял ее с собой и отдал в женский монастырь во Франции для воспитания. Спустя год она вернулась сюда. Я ограничусь описанием лишь того, что мне доподлинно известно, и не буду высказывать предположений и подозрений: месяца три тому назад хозяин вдруг появился в замке. Он зашел ко мне и спросил, не знаю ли я, где находится и что делает Наталья. Я с чистой совестью мог ему ответить, что ничего не знаю. После этого мистер Деланси рассказал мне, что он страшно взволнован, так как его любимая дочь сбилась с пути истины, будучи побуждена к этому ее братьями и сестрой. Он высказывал это в виде предположения, так как он сам сознался, что доказательств у него никаких нет. На другой день он опять уехал, чтобы отправиться на поиски Натальи. Так как мне мало известен этот грустный отрывок всей истории, то я не стану о нем распространяться. После этого я увидел моего хозяина уже только в тот ужасный момент, когда нашел его в луже крови у подножия скалы; оттуда его сбросил Рудольф, который, очевидно, думал, что старик разбился насмерть. Спустя несколько дней после вышеупомянутого посещения хозяина в замке вдруг появились Макс, Рудольф и Оливетта. С ними явилась еще какая-то четвертая девушка, которая, однако, никому не показывалась на глаза; говорили, что это и есть Диана Кранстон. Теперь-то я хорошо знаю, что это была вовсе не Диана, а несчастная Наталья, которую привезли сюда, в замок ее отца, в качестве пленницы. Ее заперли в одной из комнат западного флигеля, наиболее хорошо обставленного. После, когда действительно появилась Диана, я уже успел узнать мрачную тайну, окружавшую бедную Наталью. В этом старом замке имеется несколько потайных коридоров и лестниц, расположенных в промежутке между двойными стенами. Я знаю все эти проходы. Одним из них я воспользовался и очутился в помещении под той комнатой, где находилась Наталья.
  Я тайком вырезал отверстие в потолке и таким образом мог переговариваться с пленницей. Наталья сообщила мне о замысле Макса, Рудольфа и Оливетты и умоляла меня известить ее отца и вызвать для оказания помощи. Но ведь я – несчастный калека и едва передвигаюсь на ногах! Лишь изредка я мог видеться с Натальей. Во время одного из таких свиданий она сообщила мне, что собирается рассказать о своем несчастье находящемуся в ее комнате фонографу и что она просит меня, в случае ее смерти, захватить валики и бережно хранить их. Я обещал ей сделать все, что в моих силах, но тут-то я в первый раз возроптал по поводу того, что я калека! Бывает, что я по два, по три дня мучаюсь в непрекращающихся судорогах, а в такое время я не только не могу двинуться с места, но и сделать хотя бы малейшее движение пальцами. Впрочем, я и забыл упомянуть о том, что с прибытием двух братьев и Оливетты мне было приказано выехать из замка. Я для виду исполнил это приказание, на самом же деле спрятался в одном из укромных уголков, известных одному только мне. Я твердо убежден в том, что Макс, Рудольф и Оливетта внушили моему хозяину мысль, будто Наталья сбилась с пути, исключительно для того, чтобы заставить его изменить завещание. Но он не исполнил этого, и поэтому заговорщикам не удалось присвоить себе огромное состояние семьи Деланси. Я полагаю, что они привезли сюда Диану Кранстон, очень похожую на Наталью, с целью выдать ее за настоящую Наталью. Обман должен был увенчаться успехом, так как сама Наталья почти не показывалась за пределами замка. Диана держалась в стороне от Натальи, так как последняя, очевидно, не должна была знать о том, что в замке имеется лицо, чрезвычайно на нее похожее. О, зачем я калека! Если бы я был здоров, я сумел бы освободить бедную Наталью и спасти ее от ужасной смерти. Но я не имел возможности сделать это и не мог вовремя проломать отверстие в стене ее комнаты. Если бы мне удалось сделать это, то она была бы спасена, так как по той двойной стене проходит коридор в другие помещения. Когда мне, наконец, удалось пробить отверстие, то было уже поздно, Наталья уже была убита! Если бы преступники замешкались еще на один день, я вырвал бы у них жертву и доставил бы ее в такое место, где ее нельзя было бы найти. Но мне пришлось ограничиться ролью невидимого свидетеля злодеяния. Диана, Оливетта, Макс и Рудольф были все в комнате, а я смотрел в отверстие в потолке. Я пришел для того, чтобы сообщить Наталье о том, что на следующий день мне удастся спасти ее. Ее убил Макс, ударив кинжалом в грудь. Еще прежде, чем он успел совершить преступление, Наталья выстрелила в Оливетту, но, очевидно, пуля только слегка контузила ее, так как на другой день она уже была вполне здорова. Правда, она носила повязку на голове. Я хотел бы прокричать по всему миру, что в убийстве виновны все вместе, хотя Макс один покончил с нею. Все они находились в комнате и хохотали, когда злодеяние было совершено и жертва лежала на полу в луже крови. Тогда я услышал, что мой хозяин со дня на день должен приехать. К сожалению, подробностей я не узнал. Когда Наталья упала на пол, я лишился чувств. Когда я очнулся, Оливетта и Диана убирали тело Натальи, готовя его к погребению. Они сняли с нее ночную сорочку и закутали ее в грубую парусину. Через час вошли оба брата и вынесли труп. Должен сказать, что мне удалось выследить их. Я видел, как они выехали на лодке на озеро и там погрузили тело Натальи в воду. Насколько я успел заметить, они нагрузили труп тяжелыми гирями. Но я хорошо запомнил место, а впоследствии приспособил там маленький буй, прикрепленный таким образом, что он находится на несколько вершков ниже поверхности воды. Еще до рассвета мне удалось проникнуть в комнату, где была убита Наталья. Я взял с собой все то, что уложил в чемодане. Вынося вещи, я слышал, как внизу убийцы смеются и шутят. Они справляли свое торжество. Вследствие этого мне было нетрудно прокрасться в их спальни и похитить оттуда то, что мне казалось нужным. Я прикрепил к юбкам записочки с именами, так что тот, кто прочитает мое письмо, может составить себе понятие о росте каждой девушки в отдельности. На фотографических карточках изображены Макс, Оливетта и их мать. Валики говорят сами за себя. К сожалению, я не знаю, что именно на них запечатлелось, а что касается последнего, то я боюсь, что повредил его, так как я должен был быстро снять его с фонографа. Я устал, силы меня оставляют, не могу больше писать.
  Теперь я поправился настолько, что могу снова взяться за перо. Заговорщики воображают, что мой хозяин убит. После того как я с неимоверным трудом перенес его с берега, я увидел, как оба брата искали его труп. Не найдя его, они, вероятно, вообразили, что убитый унесен волнами. Я уповаю на Бога, что мой хозяин останется жив, хотя я в этом и не уверен. Он почти всегда лежит в забытье, но дышит правильно и ест хорошо. Порой он смотрит на меня вопросительным взглядом, а говорить, даже шевелить губами все еще не может! Я отправлю маленький чемодан на свое собственное имя в Нью-Йорк. Охотнее всего я послал бы его в Торонто, но боюсь, что там Макс может испортить мне все дело. Он ухитрился бы свести мои показания на нет, охарактеризовав их просто галлюцинациями, и тогда ужасные преступники вышли бы сухими из воды. Я хорошо знаком с одним рыбаком, который живет в хижине на расстоянии часа ходьбы от замка. Он доставит чемодан на станцию и отправит его в Нью-Йорк. Я дал ему задаток в пять долларов и еще столько же, когда он доставит мне расписку в принятии груза. Вместе с тем я напишу письмо на имя начальника нью-йоркской полиции, в котором буду просить принять чемодан в обществе «Вельс Фарго», ознакомиться с тем, что в нем хранится, и снестись с властями в Канаде, с целью задержания преступников и предания их суду. После всего этого я буду ждать, если только Господь Бог продлит еще мою жизнь, пока явится кто-нибудь и проверит мои показания. Я сделаю все, что в моих силах, для моего хозяина. Как только представится возможность, я вызову врача; но я могу уйти лишь ночью, так как иначе попаду в руки преступников, и тогда мой бедный хозяин должен будет умереть с голоду. Мне кажется, преступники останутся в замке еще только несколько дней, во всяком случае, не больше недели. Вероятно, они теперь заявят властям о смерти своего отчима, а затем начнут хлопоты о выдаче им его состояния, причем Диана Кранстон заменит убитую Наталью. Я, однако, не думаю, чтобы им удалось захватить свою добычу. Как бы невероятно не было мое повествование, я клянусь, что в нем изложена одна лишь сущая правда! Возможно, что я не сумел изобразить происшедшее с достаточной ясностью, но всякий, кто прочитает мое показание, примет во внимание состояние моей души и мою болезнь, не говоря уже о судорогах в пальцах во время писания. Я и сам удивляюсь, как я сумел изложить все это на бумаге! Тот, кто живет в счастье и здоровье, не может понять горя обездоленных! Он пройдет мимо и не обратит серьезного внимания на мое повествование! А теперь препоручаю мое письмо воле того, кто управляет миром! Он найдет способ и возможность покарать убийц прелестной, юной девушки! Я уповаю на Бога! О, если бы я мог пробить отверстие в стене одним днем раньше! Но не суждено было! Воля Всевышнего неисповедима! В чьи бы руки ни попало это письмо, я умоляю и заклинаю его сделать все, что возможно, чтобы виновные были преданы суду. Убийство невинной девушки должно быть отомщено! Еще раз заклинаю сделать все по мере сил и возможностей!
  Часом позднее Ник Картер сидел у себя дома.
  Вдруг к нему ворвался Тен-Итси, весь красный от волнения.
  – Ну, что скажешь? – спросил сыщик. – Ты, должно быть, узнал в редакции газеты «Глобус» подробности о семье Деланси?
  – Да! Но разве вы уже знаете?
  – Я тоже успел узнать кое-что, но ты все-таки рассказывай, что у тебя нового. Говори все, что знаешь, да поторопись, потому что через час мы едем в Торонто. Я беру с собой только тебя, Дик и Патси останутся дома.
  – Вот спасибо! Я уже давно хотел поработать с вами вместе, – ответил Тен-Итси, радостно улыбаясь.
  – Перейдем к делу: ты, стало быть, вызвал редактора газеты «Глобус»?
  – Да, согласно вашему распоряжению.
  – Ну и что же?
  – Я назвал ему вашу фамилию, после чего он сразу стал весьма предупредителен.
  – Это неинтересно. Лучше расскажи мне, что он сообщил тебе о семье Деланси, в частности о нынешнем главе этого семейства.
  – Фамилию Деланси он хорошо знает. Главой семейства состоит некий Александр Деланси, второй сын какого-то английского герцога, очень богатый человек. По словам редактора газеты, он в свое время женился на вдове Ларю, у которой от первого мужа было трое детей: Рудольф, Макс и Оливетта. Судя по этому, мы можем не сомневаться в том, что это именно та семья, которая нас интересует.
  – Совершенно верно.
  – Дети эти носят фамилию Ларю, – продолжал Тен-Итси, – отец их был коммерсантом в Квебеке, а мать, замечательная красавица, умерла сейчас же после рождения Натальи.
  – Что за человек был сам Александр Деланси?
  – Он был одним из вожаков правительственной партии в парламенте и пользовался большим уважением. Около года тому назад он вдруг куда-то исчез, и никто не знает, где он скрывается.
  – Да, об этом я уже знаю, как и о причинах, вызвавших это исчезновение.
  – В таком случае мне не для чего продолжать? – спросил Тен-Итси.
  – Напротив, я хочу слышать все хотя бы для того, чтобы сравнить твои сведения с имеющимися у меня данными и судить о их ценности. Говори, не стесняйся.
  – Могу похвастаться, начальник, что у меня есть известие, которое поразит даже вас.
  – Вот как? Я слушаю.
  – Нет, так быстро нельзя. Поспешишь – людей насмешишь! Я должен рассказывать все по порядку.
  – Отлично, я вооружусь терпением.
  – Прежде всего вот что: Александр Деланси владеет большим имением с замком на южном берегу озера.
  – Знаю.
  – Незадолго до своего исчезновения он отправился именно туда.
  – Тоже знаю.
  – Но там никто не заметил его прибытия.
  – Вот уж это не совсем так.
  – Нет, позвольте. Его пасынки и падчерица в то время находились в замке, а они в один голос утверждают, что их отчим не приезжал туда.
  – Нашел кому верить, – насмешливо заметил Ник Картер, – я сгораю от нетерпения познакомиться лично с этими господами. Ну, а что скажешь еще?
  – По словам редактора, старик Деланси чуть не лишился рассудка вследствие утраты своей дочери Натальи. Он объехал чуть ли не полсвета в ее поисках и, в конце концов, не найдя ее, впал в глубокую меланхолию. Здесь и начинается загадка: очевидно, Александр Деланси был какой-то маньяк, так как Наталья, пока отец искал ее по белу свету, спокойно проживала в замке.
  – Так, так.
  – Серьезно, начальник, – уверял Тен-Итси, очевидно, не понявший смысла замечания Ника Картера, – Наталья находилась в замке вместе с Рудольфом, Максом и Оливеттой, а так как эти последние, члены всеми уважаемого семейства, подтверждают это, то никто не сомневается в правдивости их показаний.
  – Ну, конечно, – насмешливо заметил Ник Картер, – а где же теперь находится достойная и добродетельная Наталья?
  – В городском доме семьи Деланси, одном из лучших зданий Торонто, как говорил мне редактор. Кстати, она теперь возбудила ходатайство о признании ее отца умершим и о передаче его состояния в ее руки.
  – Так, так.
  – Неужели вы не поражены этими разоблачениями? – спросил Тен-Итси.
  – Я-то? Напротив. Я ничего другого и не ожидал.
  – Что вы этим хотите сказать? – недоверчиво проговорил Тен-Итси.
  – Только то, что я на самом деле и сказал.
  Молодой японец, по-видимому, был сильно разочарован.
  – А я вообразил, что вы изумитесь. Вижу теперь, что ошибся.
  – Думаю, что мне удастся больше удивить тебя, – спокойно произнес Ник Картер. – Слушай же: мнимая Наталья на самом деле не кто иная, как Диана Кранстон, а настоящая дочь Александра Деланси была убита и труп ее погружен в озеро.
  Тен-Итси вытаращил глаза на Ника Картера, не веря своим ушам.
  – Неужели вы говорите серьезно? – проговорил он наконец. – Неужели Наталья…
  – Да, да, теперешняя Наталья вовсе не Наталья, а Диана Кранстон, дочь прежней гувернантки в доме Деланси, – повторил сыщик со злобной улыбкой. – Но это пока неважно. Мне надо прежде всего знать, находятся ли все эти почтенные молодые люди в городском доме в Торонто или в другом месте?
  – Нет, редактор говорил мне, что они несколько дней тому назад переехали в замок у озера.
  – В таком случае мы поедем в этот замок, стены которого круто спускаются к берегам голубого озера.
  
  День клонился к вечеру.
  Лучи солнца уже ложились косыми линиями на башни и крутые крыши замка Деланси, выстроенного в средневековом стиле.
  По извилистой проезжей дороге ехала коляска, в которой сидели четыре человека.
  То были Ник Картер, напротив него сидели Тен-Итси и Файрфилд, а рядом пользовавшийся весьма лестной репутацией даровитого сыщика начальник торонтской полиции Муррей.
  Наконец коляска подъехала к воротам и все четверо выпрыгнули на землю.
  Ник Картер по условию, заключенному с Мурреем, взял на себя роль предводителя.
  Начальник торонтской полиции был лично известен Рудольфу и Максу, и потому он держался до поры до времени в тени, чтобы не возбуждать раньше, чем следовало, подозрения преступников.
  Ник Картер подошел к массивным дубовым воротам и несколько раз позвонил.
  Прошло несколько минут, но никто не являлся.
  Лишь когда Ник Картер снова позвонил еще сильнее, кто-то изнутри отодвинул засов.
  Открылось маленькое решетчатое оконце, и оттуда выглянул какой-то мужчина.
  Увидев коляску и четырех мужчин, он открыл ворота и ворчливым тоном спросил:
  – Что угодно?
  – Мы – чиновники гражданского суда города Торонто и явились для описи имущества покойного Александра Деланси, – заявил Ник Картер, придавая себе важную осанку чиновника, явившегося по служебным обязанностям.
  – Прикажете доложить о вас?
  – Конечно. Имен не нужно. Скажите только, что явились чиновники суда, этого будет вполне достаточно.
  И сыщик вместе со своими спутниками вошел в большой вестибюль.
  Лакей проводил их в огромную приемную комнату, а затем скрылся, чтобы доложить своим господам о прибывших чиновниках.
  Ник Картер сейчас же распределил роли.
  – Производство ареста относится к вашей обязанности, Муррей, – проговорил он, – так как мы находимся на территории Канады.
  – Разумеется, – отозвался начальник полиции.
  – Вы, Файрфилд, становитесь вот здесь, у входной двери, – обратился Ник Картер к молодому человеку.
  Своего помощника Тен-Итси он поставил с другой стороны двери.
  – Помните, господа, – шепнул сыщик, – отсюда не должен уйти ни один из них.
  – А если они явятся не все вместе?
  – Об этом говорить вряд ли приходится, – ответил Ник Картер, – весть о прибытии чиновников по делу наследства заставит их всех прийти.
  – Это верно, – заметил Муррей. – Они вообразят, что дело касается судебных формальностей, которые предшествуют выдаче наследства наследникам. Они все захотят узнать, для чего именно явились сюда целых четыре чиновника. Кроме того, взаимное недоверие, а оно всегда существует между преступниками, в каких бы приятельских отношениях они ни были, заставит их всех присутствовать при дележе добычи!
  Ник Картер, прислушивавшийся у двери, вдруг сделал знак рукой.
  – Идут, – шепнул он.
  В коридоре раздались шаги.
  Спустя секунду отворились двери, и на пороге появилась неуклюжая, широкоплечая фигура мужчины крайне несимпатичной наружности, в лице которого Ник Картер сразу узнал Рудольфа Ларю.
  Он вошел в комнату с гордо поднятой головой, недоверчиво взглянул на стоявшего напротив двери сыщика.
  За ним по пятам следовали его сообщники.
  Мнимый судейский чиновник приветствовал вошедших сухим поклоном.
  После Рудольфа вошла Диана.
  Она была красива, а поверхностному наблюдателю она должна была казаться воплощением невинности.
  Но опытный сыщик смотрел глубже.
  Он сразу же заметил, что Диана – женщина лицемерная и лживая.
  Затем вошла Оливетта.
  Она тоже была красива; фигура ее отличалась гибкостью и стройностью, свойственной тигрице.
  Последним вошел Макс.
  Он был поразительно похож на свою сестру, и если бы у него не было усов, то его можно было бы принять за переодетую женщину.
  В комнате царила полутьма, так что Рудольф не сразу узнал хорошо известного ему начальника полиции, хотя тот прямо подошел к нему.
  – С кем имею честь говорить? – спросил Рудольф своим густым басом, хорошо знакомым сыщику благодаря валикам. – Мне доложили, что вы явились по делу наследства…
  Он не договорил, так как в этот момент узнал Муррея.
  – Это вы, мистер Муррей? – спросил он и невольно изменился в лице. – Какими судьбами явились вы сюда?
  Внезапный удар грома не мог бы произвести более потрясающего впечатления на Рудольфа, нежели ответ начальника полиции.
  – Я явился сюда для того, чтобы арестовать вас и ваших троих сообщников по обвинению в убийстве Натальи Деланси! Именем короля я арестую вас!
  Но Рудольф был из числа тех, кто никогда не теряется. Он моментально оправился от первого испуга.
  Начальник полиции еще не успел договорить, как уже раздался выстрел. Рудольф моментально выхватил револьвер и выстрелил в Муррея.
  Если бы не Ник Картер, начальник полиции был бы убит.
  Но сыщик предвидел подобный оборот дела и потому следил за каждым движением Рудольфа.
  В тот самый момент, когда он заметил револьвер в руке преступника, он подскочил к нему и отвел его руку в сторону.
  Пуля просвистела над головой Муррея и разбила дорогое венецианское зеркало.
  Поднялась страшная суматоха.
  – Смерть тебе! – заревел Рудольф с искаженным от ярости лицом и накинулся на сыщика, как хищный зверь.
  Но Ник Картер швырнул его на ближайшее кресло и железной рукой схватил за горло.
  Несмотря на отчаянное сопротивление, Рудольф ничего не мог поделать со страшной силой своего противника.
  Через секунду он был в наручниках.
  Макс попытался бежать к двери, но безуспешно.
  Его схватил Тен-Итси и одолел моментально.
  Диана Кранстон с криком ярости выхватила кинжал и замахнулась на Муррея.
  Оливетта, подобно Максу, бросилась бежать, но ей заступил дорогу Файрфилд, схватил ее за руку и не выпускал, несмотря на то что она отчаянно отбивалась.
  С поразительным хладнокровием Муррей отвел руку Дианы Кранстон, сделал какое-то быстрое движение – и оружие упало на ковер, а преступница испустила громкий крик боли.
  Через секунду она уже была в наручниках.
  Затем Муррей подошел к яростно отбивавшейся Оливетте и надел ей другую пару наручников.
  – Ура! Победа по всей линии! – кричал Тен-Итси.
  Вдруг послышались чьи-то шаги.
  Ник Картер увидел на пороге какого-то маленького горбатого человека, с трудом передвигавшегося при помощи палки и костыля.
  Взглянув на его некрасивое, бледное лицо и ясные глаза, он сразу догадался, кто был этот калека.
  Это был не кто иной, как автор найденного в чемодане письма, очевидец ужасного преступления.
  – Вы Алексей Делануа? – спросил сыщик.
  – Да, это я. А вы, вероятно, будете чиновник нью-йоркской полиции, которому я написал письмо?
  – Не совсем так, но это в данном случае безразлично, – ответил Ник Картер. – Прошло много времени, пока чемодан со всем его содержимым попал в мои руки, но все-таки ваше желание теперь исполнено, как видите.
  – Слава богу, – ответил старик. – Слава богу, что все вышло наружу.
  Рудольф и его сообщники разразились градом проклятий и угроз, когда услышали, что их выдал старик-дворецкий.
  Но тот только презрительно отвернулся.
  – Как чувствует себя мистер Александр Деланси? Жив ли он еще? – спросил Ник Картер.
  Преступники, не веря своим ушам, слушали старика-калеку, лицо которого озарилось тихой радостью.
  – Да, он жив. Господь даровал мне силу помочь ему, – ответил он. – И теперь он останется жив. Он чувствует себя намного лучше и продолжает поправляться. Как я счастлив, что дожил до этого дня. Мой хозяин почти совсем здоров благодаря стараниям вызванного мною врача.
  Затем калека проводил Ника Картера и его спутников в потайную комнату, о существовании которой преступники не имели понятия.
  Там они увидели Александра Деланси и убедились, что верный слуга его был прав.
  Правда, Деланси был еще слаб и немощен, но он уже вполне владел своими умственными способностями и находился на пути к полному выздоровлению.
  Комната, в которой была убита Наталья Деланси, находилась еще в том же виде, как в день совершения преступления.
  Фонограф стоял на своем прежнем месте, покрытый пылью и паутиной.
  По словам дворецкого, Наталья давно владела этим фонографом, который был оставлен ей преступниками для времяпрепровождения.
  За кроватью было обнаружено отверстие, пробитое преданным дворецким и оконченное им на день позднее совершения убийства.
  Арестованные преступники в тот же день были переведены в подследственную тюрьму города Торонто. Улики были настолько неоспоримы, что в обвинительном приговоре не приходилось сомневаться, тем более что старик-дворецкий являлся очевидцем всего злодеяния.
  Общество нисколько не сомневалось в том, что злодеи будут приговорены к смертной казни.
  Но оказалось, что преступники сумели провести и судей и полицию. Ник Картер и Тен-Итси вернулись в Нью-Йорк. Сыщику тогда и не снилось, что два года спустя к нему на квартиру явится сама Диана.
  Адская женщина
  – Вас желает видеть какая-то дама, мистер Картер, – доложил Иосиф, лакей знаменитого сыщика.
  Ник Картер сидел в своем рабочем кабинете с душистой сигарой и был занят изучением подробностей одного весьма интересного дела.
  – Дама? – переспросил сыщик, видимо недовольный тем, что ему помешали. – Кто она такая?
  – Она поручила мне передать вам, что давно с вами знакома.
  – Боже мой! Мало ли кто со мной давно знаком, – проворчал Ник Картер, – разве она не назвала себя?
  – Нет. Она сказала, что как только вы увидите ее, то сразу узнаете.
  – Странно, – отозвался сыщик и нахмурил брови, – пойди и скажи ей, что я принципиально не принимаю никого, кто не называет своей фамилии.
  Лакей ушел, но через минуту уже вернулся.
  – Ну что еще? – нетерпеливо спросил Ник Картер. – Она еще не ушла?
  – Нет, она не хочет уходить, – ответил Иосиф, – и просила передать, что ее зовут Дианой Кранстон.
  Сыщик в изумлении поднял голову и отложил сигару в сторону.
  – Что такое? Ты не ошибся? Диана Кранстон? – спросил он, покачивая головой.
  – Именно Диана Кранстон. Я хорошо запомнил, мистер Картер.
  – Какова она из себя?
  – Она одета очень изящно, – сообщил Иосиф, – да и сама прелесть какая хорошенькая. А глаза у нее такие, что мне даже жутко стало.
  – Ого, Иосиф, ты никак на старости лет влюбиться задумал? – проговорил Ник Картер. – Знай же, что это очень опасная красавица. Хотел бы я, однако, знать, каким образом она могла появиться у меня в доме. Куда ты проводил ее? В приемную или кабинет?
  – В кабинет, потому что в приемной теперь как раз идет уборка. Прикажете ее выпроводить оттуда?
  – Нет. Дай-ка мне вот с того стола зеленую книгу с надписью на обложке «Канадские дела».
  Сыщик начал перелистывать книгу, пока не нашел то, что ему нужно было. Затем он задумчиво посмотрел на лакея, ожидавшего у двери.
  – Помнишь ли ты еще, Иосиф, то дело, за которое я взялся благодаря мистеру Файрфилду и в котором большую роль играла дюжина валиков фонографа?
  – Еще бы, – отозвался Иосиф, – какая-то молодая девушка была увезена своими братьями и сестрой в уединенный замок на берегу озера, где ее и убили. Она рассказала свою историю фонографу, валики которого спустя некоторое время были найдены, и таким образом преступление было раскрыто.
  – Совершенно верно. Я успел уже почти забыть об этом деле, – ответил сыщик, – вот ведь как время бежит. С того времени прошло уже более двух лет. Но ведь это просто-таки невероятно. Посетительница, которая сидит теперь в кабинете, и есть одна из преступниц. Она была арестована вместе со своими сообщниками, двумя мужчинами и одной девушкой. Убийство было совершено одним из мужчин, Максом Ларю, но душой всего заговора была именно эта – Диана Кранстон, дочь прежней воспитательницы несчастной жертвы.
  – А разве суд не нашел ее виновной? – спросил изумленный Иосиф.
  – Конечно, и приговорил ее к десятилетнему тюремному заключению. Не понимаю, каким образом она могла так скоро очутиться на свободе?
  – Быть может, она бежала из тюрьмы?
  – Послушай, Иосиф, какой ты, право, чудак. Неужели ты думаешь, что тогда Диана Кранстон решилась бы явиться ко мне?
  На лице Иосифа появилось выражение полного недоумения.
  – Да я так только подумал, – проговорил он.
  Но сыщик его уже не слушал. Он опять перелистывал книгу, куда заносил свои заметки, касающиеся выдающихся случаев из своей практики.
  – Вот и нашел, – пробормотал он, – убитую звали Натальей Деланси. Говорят, она была поразительно красива. Отец ее, человек богатый и всем известный, по имени Александр Деланси, женился на вдове с тремя детьми, которая и умерла после рождения Натальи. Дети покойной супруги Деланси от первого мужа были известны своим дурным характером. При помощи Дианы Кранстон они составили заговор против своего отчима и против Натальи, чтобы завладеть огромным состоянием старика.
  – Но каким же образом попала сюда эта женщина и чего ей нужно от меня?
  – Да, и я хотел бы знать это, мистер Картер, – заявил Иосиф самым серьезным образом, – не спросить ли мне ее?
  – Знаешь ли, Иосиф, ты поражаешь меня своей находчивостью, – рассмеялся Ник Картер, – я охотно бы дал тебе поручение выпроводить ее на свежий воздух без всяких разговоров. Но как бы преступна она ни была, нельзя забывать, что она женщина и как таковая имеет право требовать вежливого обращения.
  Ник Картер умолк и задумался, а потом приказал лакею:
  – Попросите-ка моего двоюродного брата Дика пожаловать ко мне поскорее. А даме скажи, что я приму ее через несколько минут.
  Когда помощник Ника Картера Дик вошел в рабочий кабинет своего начальника, последний встретил его с многозначительной улыбкой.
  – Угадай, Дик, кто сидит теперь внизу в кабинете?
  – Понятия не имею.
  – Диана Кранстон.
  – Что такое? Диана Кранстон? Этот прелестный демон? – вне себя от изумления воскликнул Дик. – Да ведь она сидит в тюрьме? Как попала она сюда?
  – Я знаю это не лучше тебя.
  – А что ей угодно?
  – Тоже не знаю.
  – Но ведь ты звал меня к себе не зря, не правда ли?
  – Конечно нет. Переоденься немедленно и выследи ее, когда она уйдет. Постарайся разузнать о ней как можно больше. Дело твое, какие меры ты примешь для достижения этой цели, но я в самом ближайшем будущем хочу получить подробные сведения о Диане Кранстон.
  – Будет исполнено.
  – Эта коварная женщина явилась в Нью-Йорк, конечно, не для того только, чтобы засвидетельствовать мне свое почтение, – продолжал Ник Картер, – я уверен, она затеяла что-то новое. Она ведь одержима духом алчности и наживы, и после того, как миллионы Деланси ей улыбнулись, она знает только одну-единственную цель жизни: захватить как можно больше денег и отомстить нам.
  – Что ж, таким образом нам представляется случай снова обрезать ей когти, – заметил Дик, – впрочем, ведь из тюрьмы она вряд ли бежала?
  – Конечно нет, – ответил Ник Картер, – тогда она не явилась бы ко мне. Но ты, вероятно, помнишь, что семья Деланси пользовалась огромным влиянием, и ее, по всей вероятности, помиловали. Впрочем, это мы скоро узнаем. Так вот, одевайся как можно скорее и принимайся за дело.
  – Не беспокойся, Ник, – ответил молодой сыщик с самоуверенным видом, – я великолепно наряжусь бонвиваном, прожигателем жизни, у которого много шальных денег. Быть может, мне в таком виде удастся даже завязать с ней знакомство.
  – Мысль не дурна, – согласился Ник Картер, – а я постараюсь задержать ее в кабинете по крайней мере на полчаса.
  
  Иосиф был прав.
  Диана Кранстон была очаровательно красива.
  При появлении сыщика она приподнялась, чтобы приветствовать хозяина дома.
  Но на Ника Картера женские чары, в особенности красота, не действовали.
  Он хорошо знал, что за этой прелестной оболочкой таится коварная душа.
  Он смерил посетительницу с головы до ног холодным взглядом.
  – Вы, конечно, не ожидали меня видеть, – заговорила Диана мелодичным голосом.
  – Не ожидал, – отрезал Ник Картер почти невежливо.
  – И еще больше вас поражает то, что я вообще имела возможность явиться? – прибавила она с едва заметным оттенком иронии.
  – Очень поражает, – спокойно ответил Ник Картер, – по моему расчету вы теперь должны были бы еще сидеть в тюрьме, куда попали благодаря неуместной мягкости присяжных, которые должны были бы, по справедливости, приговорить вас к смертной казни.
  – Вы очень любезны, мистер Картер, – заметила Диана Кранстон и надменно взглянула на сыщика.
  – Не слишком, но, во всяком случае, я откровенен. Но оставим лучше эти фразы. Будьте добры сказать мне коротко и ясно, по какому делу вы явились ко мне?
  – Этого я в двух словах не могу сказать, – ответила Диана с насмешливой улыбкой и снова опустилась в кресло, – впрочем, прежде всего должна вам заявить, что я не бежала из заключения, а была помилована.
  – Иначе и не могло быть, – холодно отозвался Ник Картер, – хотя я нисколько не сомневаюсь в том, что вы были бы способны и на побег. Но тогда вы, по всей вероятности, не явились бы ко мне, так как рисковали бы тем, что я кратчайшим путем отправил бы вас обратно в тюрьму. Но теперь я попрошу вас говорить о деле, приведшем вас сюда.
  Ник Картер стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди.
  – Быть может, вам интересно также узнать, что братья и сестра Ларю тоже уже не находятся больше в тюрьме? – снова заговорила Диана тем же насмешливым тоном.
  – Это меня не интересует, пока мне до них никакого нет дела.
  – Рудольф сошел с ума, и его отправили в дом для умалишенных преступников.
  – Хитро придумано, – заметил Ник Картер со злобной улыбкой, – благодаря этому он избежал виселицы.
  – Макс умер, – продолжала Диана, – он повесился в своей камере. Оливетта тоже уже не в тюрьме, а в тюремной больнице. Что касается меня, то я хотела сказать, что я была помилована по ходатайству министра внутренних дел, после того, как два года томилась в тюрьме.
  – Я лично глубоко сожалею о том, что вас так скоро выпустили, – насмешливо заметил Ник Картер.
  – Да знаете ли вы, что мне пришлось выстрадать в этом земном аду? – воскликнула Диана, причем голос ее задрожал и глаза засверкали, – там, где мне недоставало того комфорта, без которого я просто жить не в состоянии? Рассказать ли вам, до каких пределов выросла во мне ненависть к тому, кто был причиной моего заточения? Что эта ненависть охватила все мои мысли и чувства и что я имею теперь одно лишь безумное желание, ненасытную жажду мщения?
  Произнося эти слова, Диана страшно изменилась в лице.
  Глаза ее метали молнии. Полные губы дрожали от волнения, лицо приняло столь грозное выражение, что ее трудно было узнать.
  Всякий, кто увидел бы Диану Кранстон в таком состоянии, понял бы, что она могла быть страшным, неумолимым врагом.
  А Ник Картер при виде этой страстной вспышки только пожал плечами.
  – Неужели вы не понимаете, какое ужасное несчастье вы мне причинили? – произнесла Диана.
  – Вам не стоит говорить об этом, – холодно ответил сыщик, – ядовитой змее, чтобы обезвредить, следовало раздавить голову.
  – Этого оскорбления я вам никогда не прощу, – прошипела она. – Я скажу вам, для чего я явилась сюда.
  – Вероятно, только для того, чтобы попусту беспокоить меня.
  – Нет! Для того чтобы сказать вам, как я вас ненавижу! Чтобы известить вас о том, что я снова на свободе, что буду проклинать вас до последнего своего издыхания, так как вам обязана пребыванием в тюрьме, в этом аду, пытки которого я должна была безропотно сносить! И еще я явилась для того, чтобы заявить вам, что отомщу вам за все причиненное мне зло!
  – Что это, угроза, что ли? – презрительно спросил Ник Картер.
  – Думайте, как хотите, – воскликнула она и злобно захохотала, – ведь вы, говорят, великолепно умны.
  – Вы скоро закончите ваши словоизвержения? – спросил Ник Картер.
  – Нет еще! Я хотела вам заявить, что сегодня Рудольф ночью совершит побег из дома умалишенных!
  Если Диана ожидала изумить сыщика этим заявлением, то сильно ошиблась.
  Он принял ее сообщение с таким равнодушным видом, что она не удержалась спросить:
  – Неужели вы полагаете, что можете игнорировать мои угрозы?
  – Они не производят на меня решительно никакого впечатления, – спокойно возразил Ник Картер, – и вы сами будете интересовать меня только начиная с того момента, когда снова встанете на путь преступлений. Причем я вам теперь уже обещаю, что во второй раз вас будут судить не мягкосердечные присяжные и что тогда не избежать эшафота.
  – Приговор суда был вполне справедлив! Я не убивала Наталью!
  – Конечно, вы были слишком умны для этого. Но кто руководил всем заговором, кто заставлял плясать марионеток? Смертельный удар нанес, правда, Макс Ларю, но сам план убийства возник в вашем мозгу. Но теперь довольно. Я обыкновенно вежлив с дамами, но беседа с вами мне отвратительна. Потрудитесь сказать, что вам от меня угодно, и уходите из этого дома.
  – Я уже сказала вам все: явилась сюда для того, чтобы заявить вам, что рано или поздно я осуществлю мою месть!
  Она громко выкрикнула эту фразу, очевидно потеряв всякое самообладание при виде насмешливого презрения сыщика.
  – Я не имею возможности тратить время на выслушивание подобных бессмысленных фраз, – сухо прервал ее Ник Картер, – и попрошу вас удалиться. Я не хотел бы принимать энергичные меры по отношению к женщине, как бы низко она ни пала.
  Она как-то нервно расхохоталась, глядя на сыщика с нескрываемой ненавистью.
  – Я невысокого мнения о вашей благовоспитанности, – воскликнула она, – но все-таки вы не осмелитесь дотронуться до меня!
  – Вы совершенно правы, сударыня. Подобные обязанности обыкновенно исполняет прислуга! – резко возразил Ник Картер.
  Он отступил на шаг и прикоснулся к кнопке электрического звонка.
  Вошел лакей.
  – Иосиф, – обратился к нему Ник Картер, – верно ли идут твои часы?
  – Сию минуту, мистер Картер? На моих часах теперь тринадцать минут девятого.
  – Правильно. Так вот, слушай: ровно через пять минут ты выпроводишь эту особу на улицу, если она не предпочтет уйти раньше добровольно. Она – помилованная арестантка, а потому не вправе претендовать на вежливое обращение.
  – Слушаю, мистер Картер, – ухмыльнулся Иосиф, – будет исполнено.
  Ник Картер повернулся и так быстро вышел из комнаты, что Диана не успела сказать ни одного слова.
  
  Иосиф с часами в руках встал перед непрошеной гостьей.
  Она смотрела на него в упор.
  – Вы не осмелитесь исполнить приказание вашего барина, – прошипела Диана по прошествии одной минуты.
  Иосиф ничего не ответил, а все смотрел на часы.
  – Вы слышите? Вы – болван! – крикнула она и топнула ногой.
  Но Иосиф был глух и нем, как стена. Он не сводил глаз с часов, наконец он начал считать вполголоса.
  – Болван! Ты отлично подходишь к такому барину, как Ник Картер! Он невежа!
  – Семь. Восемь. Девять. Десять, – спокойно считал Иосиф.
  – Передай ему, что рано или поздно я его убью, – прошипела она вне себя от ярости, – скажи ему, что я заставлю его страдать, как не страдал еще ни один смертный! Скажи ему…
  – Двадцать восемь. Двадцать девять. Тридцать.
  Иосиф закрыл крышку часов и кашлянул.
  – Сударыня, – заговорил он с важным видом, – вы слышали приказание мистера Картера? Потрудитесь убраться. Да поскорее. Поняли?
  Диана Кранстон отступила на шаг и подняла руку как бы для удара.
  Но Иосифа это мало тронуло.
  Он подошел к ней и положил ей руку на плечо.
  Она попробовала вырваться, но он не отпускал ее.
  Вдруг она так сильно укусила его за руку, что он с криком отдернул руку.
  Вместе с тем она быстро направилась к двери.
  На полпути она вдруг обернулась, выхватила из кармана револьвер и швырнула его в Иосифа.
  Это произошло столь неожиданно, что у лакея не хватило времени уклониться в сторону. Револьвер попал в него с такой силой, что он пошатнулся и схватился руками за стул.
  – Вот тебе за твою дерзость, болван, – прошипела Диана, выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь.
  – Черт возьми, бойкая дама, нечего сказать, – проворчал Иосиф, обтирая кровь с лица, – но как бы там ни было, она ушла, а больше мне ничего не нужно было.
  Затем он отправился в свою комнату.
  Спустя четверть часа он по звонку Ника Картера явился в его рабочий кабинет.
  – Ну что? – спросил сыщик. – Тебе пришлось вывести ее?
  – Нет, – ответил Иосиф, – но…
  – Могу себе представить, – прервал его Ник Картер, – вероятно, она ушла еще до срока? Впрочем, что это у тебя на лбу за шрам?
  – Это от нее, – ответил Иосиф мрачно, – она оставила мне это на память.
  – Чем это она тебя? – расхохотался Ник Картер. – Неужели кулаком?
  – Нет, она на прощание швырнула в меня револьвером. У меня чуть голова не разлетелась надвое. Впрочем, вот он этот самый револьвер.
  – Просто невероятная история, – заметил Ник Картер, – ведь ее нахальство переходит всякие границы. Надеюсь, теперь ты больше не будешь увлекаться всякими красавицами.
  – Будьте в этом уверены, мистер Картер, – воскликнул Иосиф, – женщин отныне для меня не существует, хотя бы они были в три раза красивее этой бабы.
  
  Полночь давно миновала, когда в рабочий кабинет Ника Картера вошел Дик.
  – Закури сигару, Дик, – обратился к нему сыщик, указывая на ящик, – и налей себе рюмку вина. Ну, что у тебя нового, рассказывай.
  – В котором часу, собственно, Диана Кранстон вышла из дома? – спросил Дик. – Я, правду говоря, не посмотрел на часы.
  – По моему расчету было восемнадцать минут девятого, – ответил Ник Картер с улыбкой, – возможно, и целых двадцать минут, так как Иосиф немного запоздал с исполнением моего поручения.
  – Меня поражает столь точное определение времени! – в недоумении воскликнул Дик.
  – Дело обстоит весьма просто, – пояснил Ник Картер, – я приказал Иосифу выпроводить эту особу ровно в восемнадцать минут девятого. Когда он стал приводить в исполнение мое поручение, она швырнула револьвер ему в голову и слегка ранила. Но это между прочим. Расскажи, что ты видел? Ида говорила, что ты взял с собою Тен-Итси и Патси?
  – Да. Так вот: мы сели в наш большой автомобиль, заехали за ближайший угол и там остановились. Патси и Тен-Итси сидели так, что должны были немедленно увидеть Диану, как только она выйдет из парадной. Я распорядился, чтобы они следовали за ней, пока придет подходящий момент для исполнения нашего замысла.
  – В чем же состоял этот замысел?
  – Один из них должен был сзади подкрасться к ней и схватить ее за руки, а другой в это время должен был как бы ограбить ее, а я хотел появиться на месте преступления в качестве спасителя, на автомобиле.
  – И что же вышло из этого?
  – Вышло очень удачно. Диана вышла из парадной и направилась к авеню Мэдисон. По-видимому, она сильно торопилась, так как шла очень быстро, а это нам только и нужно было. Тен-Итси и Патси выждали удобный момент и напали на нее.
  – Ты, конечно, на автомобиле случайно находился вблизи?
  – Разумеется. Я примчался, как молодой бог. Моментально остановил автомобиль, выскочил и набросился на хулиганов, которые после ожесточенной борьбы удрали. Но надо сказать, что Диана нисколько не растерялась: когда я появился, она уже держала в руке маленький, очень подозрительный на вид, кинжал. «Вы видите, – обратилась она ко мне, – я вооружена! Тем не менее я очень благодарна за ваше вмешательство, которое избавило меня от необходимости укокошить одного из этих негодяев. Дело в том, что маленькая царапина, вызванная этим кинжалом, действует смертельно!» И с очаровательной улыбкой она показала мне свой кинжал. Я попросил дать мне посмотреть на кинжал поближе, но она возразила – это слишком опасно. Не успел я оглянуться, как она уже спрятала кинжал в бархатный футляр, который положила в карман. После этого, во избежание повторения подобных случайностей, я предложил отвезти ее в автомобиле.
  – Она, конечно, приняла твое предложение?
  – Приняла. Она даже села рядом со мной, а не на заднее, более удобное сиденье, и мы поехали вверх по Пятой авеню. Я ее спросил, куда ехать. Как тебе сказать, Ник! – Она улыбнулась мне так очаровательно, так – ну, как бы это сказать, – так сладко, что ли, что я влюбился бы в нее моментально, если бы не знал, что она за изверг такой. Затем она сказала, что еще не поздно, что ее нервы несколько расстроены и что ей поэтому было бы приятно поехать через Центральный парк.
  – Ага, прекрасный демон пустил в ход все свои чары, – заметил Ник Картер, – ты, конечно, моментально повиновался и поехал в Центральный парк. Но, надо признаться, по тебе что-то не видно, что ты провел время в обществе очаровательной женщины.
  – Черт его знает. Ведь не дурак же я на самом деле, но признаюсь, что мне далеко до этой женщины. Слушай сам: я, конечно, воспользовался случаем поближе познакомиться с Дианой Кранстон, полагая, что это, во всяком случае, будет только полезно.
  – И отлично сделал. Значит, вы поехали по парку. Ну и что же было дальше?
  – Ночь стояла великолепная, и мне это приключение нравилось. Ведь, в конце концов, я человек молодой, а она чертовски красива. Мы поехали вдоль Седьмой авеню, затем по бульвару Лафайетт, а когда мы вернулись на Сто двадцать пятую улицу, то была уже половина одиннадцатого.
  – Однако здорово же ты за ней ухаживал, Дик.
  – Пустяки. Я кажусь сам себе дурак дураком! Говорю тебе, эта женщина чистый бес! А болтать она умеет – просто невероятно! У нее все перемешивается – свет и жара, дивная, лунная ночь, куропатки с трюфелями, аэропланы и театральная критика. Словом, из всего того, что она говорила, можно спокойно забыть все. Когда мы доехали до угла Седьмой авеню и Сто двадцать пятой улицы, она спросила, который час. Я ответил, а она сказала: «На вокзале у меня лежат несколько чемоданов. Не будете ли вы любезны довезти меня еще и туда?» «С удовольствием!» – ответил я. Спустя десять минут мы приехали к вокзалу, и она вышла из автомобиля. «Зачем же вы сами беспокоитесь? – спросил я. – Ведь я и сам могу достать ваши чемоданы». – «Нет-нет, – возразила она самым любезным образом, – вы сидите, я скоро вернусь». И ушла.
  – И не вернулась больше? – спросил сыщик с улыбкой.
  – Она хотела вернуться через десять минут. И я, дурак, просидел битых десять минут в автомобиле, терпеливо ожидая ее.
  – Однако.
  – Охотнее всего я бы высек самого себя, – со вздохом ответил молодой сыщик. – Попал я, как кур во щи. Провела она меня как дурака, как мальчишку.
  – Из вежливости не буду противоречить. Ну и что же дальше?
  – Так вот, прождал я десять минут. Вскоре после того, как она вышла из автомобиля, над моей головой прошел поезд воздушной дороги по направлению к городу. Возможно, что с ним она и уехала.
  – Она провела тебя очень хитро: попросила тебя отвезти ее на вокзал ко времени отхода поезда и улетучилась. Ну-с, а затем ты, конечно, с поникшей головой отправился домой?
  – Нет, самая прелесть еще впереди. Когда я уже начал терять терпение, из здания вокзала вышел носильщик и заорал во всю глотку: «Мистер Дик Картер! Мистер Дик Картер!»
  – Вот это действительно великолепно! – громко расхохотался Ник Картер. – И что же он тебе сказал?
  – Повеситься бы мне и больше ничего, – тяжело вздохнул Дик. – Представь себе: эта чертова баба зашла в здание вокзала, написала несколько слов на записке и передала ее носильщику с тем, чтобы он, через пять минут после отхода поезда выкрикнул на всю улицу мое имя. Можешь себе представить, как это было приятно. Ну а затем носильщик с нахальной улыбкой передал мне сложенную записку.
  – Ты привез ее с собой?
  – Вот она, – ответил Дик, – прочитай ее вслух, но ради бога, без иронических замечаний. Я и так уже довольно наказан.
  Ник Картер прочитал записку. Она гласила:
  «Дорогой Дик!
  Вы плохой сыщик, но очень милый мальчик. Я с удовольствием прокатилась вместе с вами. Но, согласитесь сами, история с нападением на улице была довольно неудачна, тем более что уже раньше я видела ваш автомобиль на углу. О, почему вы двоюродный брат Ника Картера. Я с удовольствием снова прокатилась бы с вами в вашем превосходном автомобиле. Если вы интересуетесь мною, то я охотно готова повторить прогулку с вами. Дайте мне завтра ответ в газете под заголовком «Диана». А пока не сердитесь на меня.
  Ник Картер положил записку на стол и начал смеяться чуть ли не до слез.
  – Смейся, смейся, – проворчал Дик, – хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я это дело так не оставлю. Знаешь, что я сделаю? Я на самом деле отвечу ей через газету.
  – Стало быть, ты хочешь, чтобы она, быть может, затеяла что-нибудь еще более для тебя приятное.
  – Это ты предоставь мне, – огрызнулся Дик, – мне, собственно говоря, не для чего выбрасывать деньги на объявление, так как она преспокойно назвала мне свое настоящее имя и сообщила, что она сегодня только приехала из Торонто и остановилась в «Голландской» гостинице. Это соответствует истине, согласно наведенным мною там справкам.
  – Это еще не значит, что завтра, лучше говоря, сегодня утром ее уже там не будет, – заметил Ник Картер.
  – Посмотрим, – отозвался Дик, – она оскандалила меня в моих собственных глазах, и я не успокоюсь, пока не отомщу ей. Вот послушай объявление, которое я думаю поместить.
  Он набросал на бумажке карандашом несколько строк и прочитал:
  – «Диана! Надеюсь, вы исполните ваше обещание. Я буду ждать вас ежедневно, начиная с четырех часов, на углу Пятой авеню и Пятьдесят девятой улицы, у входа в Центральный парк, в моем автомобиле. Дик».
  Ник Картер задумался.
  – Твое намерение хотя и рискованно, но оно может привести к цели, – проговорил он наконец. – Но, говоря откровенно, эта Диана противник опасный. Она открыто заявила мне, что ненавидит меня и что будет стремиться к тому, чтобы уничтожить меня. Во всяком случае, ты рискуешь многим.
  – Ты еще, чего доброго, закутаешь меня в вату и поставишь под стеклянный колпак, – прервал его Дик, – нет, уж ты не старайся, Ник, я настаиваю на своем.
  Ник Картер встал и взял руку своего помощника.
  – Милый мой, – убедительно проговорил он, – остерегайся. Как сыщик я только одобряю твою затею, но какой-то внутренний голос…
  – Оставь, Ник, – решительно ответил Дик, – я не могу смотреть тебе в глаза, прежде чем не поквитаюсь с этой женщиной. Да, впрочем, ведь я на самом деле не ребенок и не раз уже находился в опасности. Поэтому пожелай мне всего хорошего, а я извещу тебя, как только добьюсь какого-нибудь результата.
  
  Целые сутки о Дике не было никаких известий.
  Объявление в газете появилось, и Ник Картер не сомневался в том, что Дик привел свое намерение в исполнение и встретился с Дианой.
  Сидя за завтраком и раздумывая об этом деле, он вспомнил молодого миллионера Файрфилда, который первый обратил его внимание на таинственное преступление, жертвой которого стала Наталья Деланси.
  «Пожалуй, Файрфилду интересно будет узнать, что Диана снова появилась на горизонте, – подумал Ник Картер, – сегодня до обеда у меня нет срочных дел. Пойду-ка я к Файрфилду в «Мамонтову» гостиницу».
  На исходе десятого часа Ник Картер позвонил у дверей Файрфилда. Ему открыл лакей и сообщил, что господин еще не встал.
  – Неужели мистер Файрфилд так долго спит? – воскликнул сыщик. – Ведь обыкновенно он встает очень рано.
  – Да, но он приказал мне дать ему сегодня выспаться, – ответил лакей, – он вернулся домой позднее обыкновенного, около трех часов ночи. Прикажете разбудить его?
  – Нет, пусть себе спит, у меня не такое уж важное дело.
  Ник Картер отправился в читальню при гостинице, взял книгу и углубился в чтение.
  Лишь без десяти минут одиннадцать он опять поднялся по лифту на пятый этаж, где жил молодой миллионер.
  Лакей попросил сыщика войти в библиотечную комнату.
  В этой самой комнате Ник Картер в свое время слушал потрясающее повествование валиков.
  – А разве господин все еще не встал? – спросил он лакея.
  – Нет, что-то не слышно. Но теперь я его разбужу, а то он сделает мне выговор, что я отпустил вас.
  – Куда девался этот эскиз? – спросил Ник Картер, когда лакей уже хотел выйти из комнаты.
  – Какой эскиз? – спросил лакей Фергюсон, останавливаясь на пороге между библиотечной комнатой и гостиной, за которой была расположена спальня.
  Сыщик указал на рамку на стене, в которой прежде висел эскизный портрет Дианы Кранстон, набросок карандашом, исполненный Файрфилдом.
  Ник Картер в свое время очень этому удивился, но Файрфилд ему тогда сказал:
  – Не смейтесь, мистер Картер. Я вовсе не влюблен в Диану Кранстон, но я в жизни не видел более красивой женщины и только потому набросал этот эскиз.
  А теперь на стене висела пустая рамка.
  – Не знаете ли вы, почему эскиз вынут из рамки? – спросил сыщик.
  – Понятия не имею, – ответил Фергюсон в полном недоумении, – я не заметил бы пустой рамки, если бы вы не указали на нее. Сегодня я еще не был в библиотечной комнате, но знаю наверно, что сегодня ночью, когда я сидел в комнате у господина и ждал его возвращения, картина еще висела на месте.
  – В общем, это пустяки. Мистер Файрфилд говорил мне, что собирается уничтожить этот эскиз. Вероятно, он так и сделал сегодня утром. А теперь пойдите разбудите его.
  Фергюсон ушел.
  Не прошло и полминуты, как Ник Картер вдруг услышал страшный крик.
  Вслед за тем в дверях появился лакей, дрожа всем телом, с бледным как смерть лицом и задыхаясь, проговорил:
  – Идите… скорее… что-то ужасное… мой хозяин мертв… убит!
  Двумя прыжками Ник Картер очутился в спальне.
  Достаточно было одного взгляда, чтобы видеть, что никакая помощь больше не нужна.
  Файрфилд был мертв.
  – Успокойтесь, Фергюсон, – обратился Ник Картер к рыдающему лакею, – возьмите себя в руки.
  – Но ведь это ужасно, – рыдал лакей, – кто бы мог ожидать этого.
  – Так-то оно так, но слезы тут уже не помогут. Он умер несколько часов тому назад.
  – Вызвать ли полицию или врача? Чем я могу быть полезен? – засуетился Фергюсон.
  – Очень многим. Прежде всего сядьте на стул возле окна и сидите смирно, пока я вас не позову.
  – Как угодно, мистер Картер. Господи боже мой! Я его любил, как родного сына! Я служил у него, еще когда он был совсем юношей, а до этого служил еще у его отца.
  – Знаю, знаю, – участливо отозвался Ник Картер, – и вполне понимаю, что это для вас ужасный удар. Но вы должны успокоиться, чтобы ясно отвечать на мои вопросы.
  Во всей спальне царил ужасный беспорядок, точно здесь произошла страшная борьба.
  Подушки, одеяло и простыня были сорваны с постели и валялись на полу.
  На простыне видны были кровавые пятна, даже пол и стены были забрызганы кровью.
  Стоявший обыкновенно у изголовья кровати стул лежал опрокинутый на середине комнаты, равно как и маленький столик, а также и стоявший раньше между окнами маленький диван, на обивке которого тоже виднелась кровь.
  Одна из старинных гравюр была сорвана со стены с такой силой, что крючок был переломан, а стекло – разбито.
  На полу валялись также осколки статуи Меркурия, сброшенной с высокой тумбы.
  Большой письменный стол был отодвинут от стены, ковер разрезан.
  Даже тяжелая кровать была сдвинута с места.
  В общем, комната имела такой вид, точно в ней бесновался сумасшедший.
  Труп лежал поперек кровати; голова свисла вниз и почти касалась пола.
  Пальцы правой руки судорожно вцепились в складки ковра.
  Лицо было обезображено до неузнаваемости.
  Очевидно, убийца колотил покойного по лицу уже после его кончины.
  На теле виднелась масса колотых ран, из которых каждая в отдельности была смертельна.
  Очевидно, на Файрфилда было совершено нападение, когда он уже лег в постель.
  На нем была лишь ночная сорочка, все остальные принадлежности костюма валялись в разных местах на полу.
  Пока лакей Фергюсон, сидя у окна, закрыл лицо руками и тихо рыдал, Ник Картер с привычной тщательностью осматривал всю комнату.
  – Странно. Очень странно, – бормотал он, качая головой, – поразительная вещь: самые талантливые преступники обязательно пересаливают и таким образом сами уничтожают тот эффект, которого хотели добиться.
  
  Восприняв общую картину происшествия, Ник Картер вернулся в библиотеку, подошел к телефону и вызвал сыскное отделение главного полицейского управления.
  – Это ты, Джордж? – спросил он, когда ему ответили.
  – Я самый! А это ты, Ник? Узнаю тебя по голосу! – воскликнул давнишний друг сыщика, полицейский инспектор Мак-Глусски. – Что случилось?
  – Приезжай немедленно в «Мамонтову» гостиницу.
  – Сейчас приеду. Разве что случилось?
  – Мой приятель Альварий Файрфилд сегодня ночью убит в своей комнате.
  – Боже праведный!
  – Случайно я находился здесь, когда лакей покойного обнаружил убийство; кроме него и меня да теперь и тебя, никто пока еще ничего не знает об этом убийстве. Мне было бы очень приятно, если бы ты приехал, прежде чем дело получит огласку.
  – Через полчаса буду.
  – Ладно. До свиданья.
  Ник Картер, повесив трубку, подошел к двери спальни, запер ее и обратился к сидевшему в библиотечной комнате лакею:
  – Вы должны взять себя в руки, Фергюсон. Пусть плачут женщины, а мы с вами должны теперь действовать энергично. Я убежден, что Файрфилд был бы очень недоволен, если бы увидел, как вы себя ведете.
  – Охотно верю. Но ведь это так ужасно.
  – Лучше отвечайте на мои вопросы: в котором часу Файрфилд вернулся домой?
  – Ровно в половине третьего. Войдя в комнату, он взглянул на часы и выразил изумление по поводу того, что уже так поздно.
  – Он еще долго не ложился?
  – Не думаю. Он казался очень утомленным и приказал мне лечь спать, так как я долго дожидался его.
  – А вы где спите?
  – В маленькой каморке, расположенной как раз напротив спальни покойного.
  – Где находился Файрфилд, когда вы расстались с ним?
  – Здесь в библиотечной комнате. Он сидел на том же стуле, на котором теперь сидите вы.
  – И что он делал?
  – Он пристально смотрел на картину, которой теперь уже нет в рамке. Когда вы давеча спросили меня, куда девалась картина, я вспомнил, что мой бедный барин как-то странно смотрел на нее. Быть может, он в ту минуту решил вырезать ее из рамы.
  – Может быть, он не сам сделал это, – возразил Ник Картер, – ведь ее мог вынуть и убийца. Но это неважно. Значит, после возвращения Файрфилда вы отправились в свою каморку. И что же вы, тотчас и заснули?
  – Я спал непробудным сном всю ночь. Господи, как подумаю, что я спокойно спал в то время, как…
  – Оставим это, Фергюсон. Постарайтесь-ка вспомнить, не слышали ли вы какой-нибудь шум ночью? Нет, не слышали? А что вы делали сегодня утром, когда встали?
  – Я убирал комнаты, как всегда по утрам. Но я ничего необыкновенного не заметил. Правда, в спальню я не входил.
  – Конечно. А теперь повторите мне слово в слово то, что вам сказал Файрфилд, когда пришел домой. Опишите мне как можно подробнее выражение его лица, его поведение, словом, расскажите мне решительно все.
  – Что же я вам скажу, мистер Картер? – ответил лакей, пожимая плечами. – Он был такой, как всегда, разве только немного навеселе, хотя и это, пожалуй, неверно. Ведь он, слава богу, был здоров выпить. Всегда, когда он одевался особенно тщательно, как вчера, он собирался на какое-нибудь торжество, на парадный обед или что-нибудь в этом роде, и после этого всегда возвращался немного навеселе.
  – Не знаете ли вы, куда именно он ушел вчера вечером?
  – Понятия не имею.
  – Не было ли у него за последнее время посторонних посетителей?
  – Нет.
  – Быть может, он получил какое-нибудь неприятное письмо?
  – Ничего такого я не заметил.
  – Помните ли вы картину, которая висела в той раме?
  – Как не помнить. Я часто разглядывал эту красивую женскую головку.
  – Кого эта картина изображала?
  – Откуда я знаю? – ответил Фергюсон и пожал плечами.
  – Но если бы вам пришлось встретиться с оригиналом, то вы сейчас узнали бы его?
  – Само собою, разумеется, – уверял лакей.
  – Не заходила ли к Файрфилду недавно дама?
  Лакей покачал головой в знак отрицания.
  – Вы, кажется, сказали, – продолжал Ник Картер, – что Файрфилд сегодня утром с каким-то особенным выражением смотрел на ту картину?
  – Да. Можно было подумать, что он подсмеивается.
  – Это для меня, к сожалению, никакого значения не имеет. Впрочем, скажите-ка, Фергюсон: каким образом запирается дверь из передней квартиры в коридор?
  – Просто на ключ. Мы оба, мистер Файрфилд и я, имеем по одному такому ключу. Обыкновенно господин сам открывал эту дверь и звонил лишь тогда, когда почему-либо ключа при нем не было.
  Ник Картер встал, направился в спальню, собрал всю разбросанную на полу одежду и обыскал все карманы.
  Он положил на стол в библиотечной комнате все, что нашел в карманах: три банковых билета по пять долларов, пятнадцать долларов золотом, восемьдесят пять центов мелочью, серебряный перочинный нож, спичечницу, портсигар, завернутую в папиросную бумагу бриллиантовую булавку, золотой карандаш и скомканный лист газетной бумаги с объявлениями.
  – Ключа я не нашел, – проговорил затем сыщик, – разве сегодня утром мистер Файрфилд звонил?
  – Звонил.
  – Сказал ли он вам, что забыл взять с собою ключ?
  – Нет, не говорил.
  Ник Картер взял разорванный лист газетной бумаги и разгладил его.
  Как только он взглянул на него, он насторожился и нахмурился.
  Оказалось, что на видном месте было напечатано объявление, которым Дик назначал Диане Кранстон свидание.
  – Поразительная вещь, – пробормотал Ник Картер, – почему Файрфилд носил с собой именно это объявление?
  Вдруг кто-то постучал в дверь.
  На пороге появился инспектор Мак-Глусски, торопившийся исполнить желание своего друга.
  Ник Картер проводил его в библиотечную комнату, где Фергюсон все еще уныло сидел на стуле у окна.
  – Послушайте, Фергюсон, – обратился к нему Ник Картер, – вот приехал полицейский инспектор Мак-Глусски. Пока я вместе с ним еще раз осмотрю место преступления, вы наведите справки, где был мистер Файрфилд в эту ночь. Может быть, вы узнаете это у кого-нибудь из его друзей?
  – Думаю, что это удастся, тем более что я знаю почти всех его друзей. Во всяком случае я сделаю все, что могу.
  – Ну вот. Только не болтайте, – предупредил сыщик, – до поры до времени никто не должен знать о том, что здесь произошло; если кто-нибудь вас спросит, почему вы справляетесь, то скажите, что вы беспокоитесь, так как мистера Файрфилда все еще нет дома.
  Фергюсон еще раз обещал сделать все возможное и ушел.
  – Вот что, Джордж, – обратился теперь Ник Картер к своему другу, когда они остались одни, – в данном случае преступника будет весьма трудно найти и уличить.
  – Разве дело покрыто такой непроницаемой тайной? – спросил Мак-Глусски.
  – Нет, не то. Мне даже кажется, что я уже знаю, кто совершил это убийство.
  – Ты что? – воскликнул Мак-Глусски в изумлении.
  – Но подозрение еще не доказательство, – продолжал Ник Картер. – Имей в виду, что налицо нет никаких данных, которые могли бы подтвердить мою догадку. Напротив, имеются улики такого рода, что можно заподозрить кого угодно, но только не того, кто на самом деле совершил преступление.
  – Не совсем тебя понимаю. Ведь обыкновенно ты воздерживаешься от преждевременных обвинений.
  – Конечно, но в данном случае дело обстоит так, что я изменяю своей привычке. Однако, прежде чем рассуждать об этом, сначала осмотри место преступления и составь свое собственное суждение.
  Когда Ник Картер открыл дверь в спальню, Мак-Глусски остановился на пороге и оттуда внимательно смотрел на представшую перед ним картину. Наконец он проговорил:
  – Похоже на то, как будто здесь орудовал какой-то сумасшедший.
  – Вот это самое в первую минуту подумал и я, – согласился Ник Картер.
  – А как ты полагаешь, – спросил Мак-Глусски, – ведь такая борьба должна была произвести страшный шум?
  – Стены гостиницы, быть может, не пропускают звуков, – насмешливо заметил Ник Картер.
  – Но все это как-то мало похоже на правду, как ты думаешь?
  – Я очень рад, что тебе приходят те же мысли, что и мне, – сухо отозвался Ник Картер.
  Инспектор вошел к комнату, тщательно осмотрел кровавые следы, а затем наклонился над трупом. Потом он осмотрел всю мебель, поднимал то стул, то столик, как будто для того, чтобы удостовериться в весе той или другой вещи и, наконец, проворчал:
  – Я закончил.
  Они перешли опять в библиотечную комнату.
  Там Ник Картер, не говоря ни слова, указал на раму, из которой была вынута картина.
  – Что это значит? – спросил инспектор Мак-Глусски.
  – Минувшей ночью в этой раме находился нарисованный карандашом эскиз женской головки. Когда Файрфилд в три часа вернулся домой, эскиз был еще на своем месте. Покойный сел вот на этот стул и с улыбкой смотрел на картину.
  – Это тебе сообщил лакей?
  – Да.
  – Вот как. Ты полагаешь, что Файрфилд сам вынул эскиз из рамы?
  – Этого я пока еще утверждать не могу, но прежде чем продолжать наше расследование, я должен тебе сказать, что на эскизе была изображена Диана Кранстон и что эскиз набросал сам Файрфилд.
  Инспектор сильно удивился.
  – Неужели это та самая женщина, – спросил он, – которая была замешана в деле об убийстве в Канаде?
  – Она самая.
  – Да, и если Файрфилд сам нарисовал эскиз, то почему бы ему и не уничтожить его? Он даже говорил мне о том, что намеревается сделать это. Но я не обратил бы внимания на исчезновение эскиза, если бы оригинал не появился вдруг здесь в Нью-Йорке.
  – Значит, она бежала из тюрьмы! – воскликнул Мак-Глусски. – Насколько мне помнится, ее тогда приговорили к многолетнему заключению.
  – Послушай меня, – продолжал Ник Картер, – она даже имела дерзость явиться вчера после обеда ко мне на квартиру и заявить, что ее помиловали и что она воспользуется свободой, чтобы отомстить мне.
  – Однако и нахальство же, – изумился инспектор, – ну и что же дальше было с этой милой девицей?
  – Не знаю. Дик это лучше знает.
  – Ты, стало быть, приказал ему выследить ее?
  – Нет, он сам позаботился об этом, – ответил Ник Картер и в нескольких словах рассказал инспектору о том, как Диана провела Дика.
  – Теперь я догадываюсь, кого ты подозреваешь, – заметил Мак-Глусски, – и ты, стало быть, думаешь, что Диана Кранстон вырезала картину?
  – Именно.
  – Судя по всему тому, что ты рассказал мне об этой красавице, можно, пожалуй, предположить, что она хотела создать впечатление, будто убийство совершено здоровеннейшим мужчиной. Но она перестаралась.
  – Конечно, – согласился Ник Картер, – уже первая рана, нанесенная Файрфилду, была смертельна, и я полагаю, что его убили, когда он спал.
  – Так и мне кажется. И вот убийца, натворивший здесь такой беспорядок, сам испортил впечатление, которое хотел произвести. Вот посмотри хотя бы на статую Меркурия: если бы она была действительно сброшена во время борьбы с мраморной колонны, то последняя наверное тоже не устояла и свалилась бы.
  – Я уже осмотрел ванную комнату, – заметил Ник Картер, – там убийца умывал руки и, хотя и старался смыть все следы, все-таки оставил некоторые кровавые пятна. Если бы на самом деле была ожесточенная борьба, то вся гостиница была бы поставлена на ноги. Я хорошо знал беднягу Файрфилда: он был хороший борец и боксер, так что сумел бы расправиться с преступником.
  – Вполне согласен с тобой, – заметил Мак-Глусски.
  – Для большей ясности, – продолжал Ник Картер, – я в нескольких словах изложу историю того убийства в Канаде.
  – Говори.
  – Несчастная жертва Наталья Деланси была дочь Александра Деланси, богатого и всеми уважаемого человека. При рождении Натальи мать ее умерла, и девочка вместе с тремя детьми ее матери от первого мужа воспитывалась под наблюдением гувернантки. Гувернантка эта была вдова, а Диана – ее единственная дочь, по моему мнению, – и есть убийца бедного Файрфилда. Она же и была душой того первого преступления. Она руководила всем и заставляла плясать исполнителей злодеяния под свою дудку. Когда мы в свое время арестовали преступников, нас было четверо: полицейский инспектор Муррей из Торонто, мой помощник Тен-Итси, я сам и вон тот, что теперь лежит убитый в спальне. Диана попыталась было заколоть Муррея кинжалом, но это ей, к счастью, не удалось. Когда ее арестовали и связали, она казалась совершенно хладнокровной, но во время поездки в Торонто я наблюдал за ней и хорошо видел, как она смотрела на Файрфилда глазами лютой тигрицы. Вот почему я и сказал Файрфилду, когда мы с ним возвращались в Нью-Йорк: «Если вы когда-нибудь узнаете, что эта женщина вышла на свободу, то немедленно известите меня».
  – Но на каком основании она возненавидела именно Файрфилда? – спросил инспектор Мак-Глусски.
  – Полагаю, что в этом больше всего виноват сам Файрфилд, – ответил Ник Картер, – и я уверен в том, что Диана поклялась отомстить всем тем, кто содействовал ее аресту. Я хорошо помню, как Файрфилд по дороге в Торонто и в присутствии арестованной Дианы рассказал полицейскому инспектору все подробности: как он совершенно случайно приобрел на годичном аукционе общества «Вельс Фарго» невостребованный чемодан, как нашел в нем дюжину валиков фонографа, как спустя две недели купил фонограф, как его заинтересовало то, что ему поведали валики, и как он заявил мне обо всем этом. Словом, он рассказал, как Наталья доверила фонографу свое сообщение, в то время когда она с минуты на минуту ждала смерти.
  – И эта женщина слышала весь его рассказ?
  – Слышала? Не могла не слышать. Таким образом, она узнала, что, в сущности, всю историю раскрыл Файрфилд. Если бы валики не попали к нему в руки, то Диана Кранстон спокойно продолжала бы играть роль несчастной Натальи, на которую она очень похожа, и в конце концов захватила бы все состояние убитой. Но все это служит лишь предисловием к тому, что я собираюсь еще рассказать тебе.
  – Понимаю, – заметил Мак-Глусски.
  – Третьего дня после обеда, – продолжал Ник Картер, – ко мне явилась Диана Кранстон и стала мне угрожать.
  – Вспоминала ли она также о Файрфилде?
  – Нет, ни разу даже не назвала его имени. Затем я тебе уже рассказал, как она в тот же вечер искусно и до смешного удачно провела Дика, причем передала ему письмо, в котором обещала снова прийти к нему на свидание, если он поместит соответствующее объявление в газете. А что ты скажешь после всего этого, если я сообщу тебе, что в жилетном кармане Файрфилда я нашел лист газетной бумаги именно с объявлением Дика?
  – Это более чем странно! – воскликнул полицейский инспектор. – И я могу себе объяснить это разве тем, что Файрфилд случайно прочитал это объявление и, любопытства ради, вырвал его из газеты.
  – По-моему, это маловероятно, – возразил Ник Картер, – я со своей стороны склонен думать, что Файрфилд, придя домой в третьем часу ночи, возвратился прямо со свидания с этой Дианой Кранстон.
  – Пожалуй, это возможно, – согласился Мак-Глусски.
  – Мало того, – продолжал Ник Картер, – я полагаю, что ей удалось вытащить у него из кармана ключ от дверей его квартиры.
  – Пожалуй, ты напал на верный след.
  – Имея ключ в своих руках, Диана без труда могла проникнуть в комнаты после того, как Файрфилд уже лег спать. В общем, ведь нетрудно пробраться в любое время дня и ночи в такую громадную гостиницу, хотя бы уже потому, что швейцары и служащие не могут же на самом деле запоминать физиономию каждого постояльца в отдельности.
  – Разумеется. А изящно одетую, представительную даму, уж во всяком случае, никто не остановил бы.
  – Тем более если эта дама Диана Кранстон. Откровенно говоря, Джордж, она так же красива, как и преступна. Если бы я не презирал ее до глубины души, то мог бы влюбиться в нее. Это легко и могло случиться с легкомысленным Файрфилдом, который вообще имел слабость к прекрасному полу. А если Диана хотела завлечь его в свои сети, то ей стоило только взглянуть раз-другой на него своими пламенными очами, чтобы он упал к ее ногам.
  – Собственно говоря, почему ты докладываешь мне обо всем этом?
  – Я исхожу из того положения, что она где-нибудь встретилась с Файрфилдом, конечно не случайно, а по ее желанию. А когда он, вернувшись домой и глядя на эскиз в раме, вспоминал проведенные с ней часы, ему, быть может, пришло в голову мое предостережение. Оно в этот момент казалось ему столь странным, что он насмешливо улыбнулся.
  – Возможно, – согласился Мак-Глусски.
  – Эта улыбка, – продолжал Ник Картер, – до некоторой степени служит мне порукой в верности моей догадки относительно того, что Файрфилд до своего возвращения домой находился в обществе прекрасной Дианы. Вероятно, он ей, между прочим, сказал, что не забыл ее и что даже нарисовал ее портрет и поставил его у себя в комнате в рамку. По всей вероятности, мы никогда не узнаем всей правды, так как Диана Кранстон настолько изолгалась, что я не поверю ни одному ее слову, хотя бы она даже откровенно созналась во всем.
  – Словом, – заговорил инспектор Мак-Глусски, – ты полагаешь, что Диана тем или иным путем достала ключ и тайком прокралась в комнаты. Но ведь это было крайне неосторожно с ее стороны. Именно благодаря ее выдающейся красоте, ее легко могли узнать. Да наконец. Файрфилд мог еще и не спать.
  – А разве она не могла переодеться и загримироваться? – возразил сыщик. – По всей вероятности, она и в этом отношении мастер своего дела. Ну а если она провела несколько часов с Файрфилдом, то, уж конечно, не на лоне природы, а в каком-нибудь шикарном ресторане за роскошным ужином с шампанским. А если это было так, то, во всяком случае, было нетрудно влить незаметно в бокал своего кавалера несколько капель опия или морфия, вследствие чего Файрфилд, приехав домой, заснул как убитый.
  – От нее это можно ожидать, – согласился Мак-Глусски.
  – Таким образом, – продолжал Ник Картер, – ей приходилось считаться уже только с лакеем Фергюсоном. По всей вероятности, ничего не подозревавший Файрфилд, между прочим, описал ей расположение своей квартиры и рассказал, что каморка лакея расположена напротив спальни и что лакей обыкновенно спит очень крепко.
  – Ты полагаешь, что она последовала за Файрфилдом прямо сюда в «Мамонтову» гостиницу?
  – Готов в этом поклясться, – ответил Ник Картер, – раз ключ был у нее в руках, она свободно могла войти и спокойно ждать, пока ее жертва уснет крепким сном. Затем она прокралась в спальню, в которой на маленьком столике горела электрическая лампочка, так как Файрфилд всегда спал при свете. Кинжал она держала в руке наготове. После того как она метким ударом заколола свою жертву, она привела комнату в тот вид, в котором мы ее нашли. Впрочем, что я еще хотел сказать: ты осмотрел края ран?
  – Осмотрел, и мне кажется, что одна из ран совершенно не похожа на другие.
  – Это я объясняю себе тем, что Диана оставила кинжал в ране, пока разбросала все в спальне, чтобы получилось впечатление об ожесточенной борьбе.
  После некоторого раздумья инспектор Мак-Глусски сказал:
  – Я думаю, ты в данном случае прав, как и всегда. Диана переоделась в мужской костюм, чтобы действовать свободнее, чем это было бы возможно в женском платье. А как ты полагаешь, что она сделала после того, как разгромила всю комнату?
  – Она пошла в ванную и вымыла руки.
  – Это ты уже говорил.
  – Говорил для того, чтобы установить факт пребывания убийцы в ванной. За последние два года я часто бывал у Файрфилда и иногда заходил также в ванную. При этом я имел случай убедиться в аккуратности лакея Фергюсона. Он всегда смотрел за тем, чтобы в ванной постоянно имелось четыре чистых полотенца. Но теперь в ванной их имеется всего три, четвертого нет.
  – Понимаю. Четвертое полотенце она запачкала и взяла с собой. Но какое это имеет отношение ко всему делу?
  – Неужели не соображаешь? Неужели ты не понимаешь, что мужчина не был бы настолько осторожен, чтобы захватить с собой окровавленное полотенце? Это чисто женская тонкость и хитрость. Затем мы видим по уверенности, с которой она тут распоряжалась, что она не опасалась чьего-либо вмешательства. Другими словами, она хорошо знала, что Файрфилд уснул навеки. Если такой человек, как Файрфилд, ложится спать не вымыв руки, то это значит, что он страшно устал. Мне известны все его привычки. А если бы он вымыл руки, прежде чем ложиться, то в спальне имелось бы полотенце. Его нет, стало быть, Файрфилд лег прямо в постель, а так как он, по словам Фергюсона, пришел в веселом и оживленном настроении, то это служит верным признаком того, что он принял какое-нибудь наркотическое средство.
  – Вот что я вспомнил! – воскликнул Мак-Глусски. – Горела ли еще лампочка на столике рядом с кроватью, когда Фергюсон обнаружил преступление?
  – Нет, лампочка была разбита, и осколки валялись на ковре. По всей вероятности, Диана засветила лампочки в гостиной и при их свете орудовала в спальне. Затем она, надо полагать, прошла в библиотечную, так как наверняка захотела взглянуть на свой портрет.
  – Но почему же она уничтожила свой собственный портрет? Это уж совсем не по-женски, – проворчал Мак-Глусски.
  – А кто же тебе сказал, что она его уничтожила? – возразил Ник Картер. – По-моему, только вырезала эскиз из рамы и взяла его с собой.
  – Для чего?
  – Для того, чтобы не оставлять в руках полиции своего портрета, ну а затем, вероятно, просто потому, что это был ее портрет.
  – Пожалуй, – согласился Мак-Глусски.
  – А может быть, ее и прельщало иметь в руках портрет, нарисованный пламенным поклонником ее красоты, – продолжал Ник Картер, – она его сохранит на память.
  – Казалось бы, нет особенного удовольствия при виде портрета постоянно вспоминать о совершенном злодеянии, – заметил Мак-Глусски.
  – Ты женщин не знаешь, мой друг, – ответил Ник Картер. – Говорят, женщина либо дьявол, либо ангел, и я готов с этим согласиться. Но все это, в сущности, пустые разговоры. Мы теперь возможно скорее должны принять меры к поимке убийцы.
  – Думаю, что это будет не слишком трудно. Ведь Дик даст нам все необходимые сведения.
  – Но он пока о себе самом не дает знать, – возразил Ник Картер, – двое суток уже о нем нет ни слуху ни духу. Надо действовать быстро. Если нам удастся застать Диану врасплох и обыскать ее вещи, то мы наверное найдем вырезанный портрет, а равно и окровавленное полотенце, а это равносильно ее осуждению, так что дело будет сделано без особого труда.
  – Да, если бы не эти словечки «но» и «если», – заметил инспектор, – все твои доводы кажутся весьма вразумительными, и я признаю, что все они очень близко подходят к истине, но к чему нам все эти догадки и предположения, если у нас нет ясных доказательств.
  – Ты прав, – ответил Ник Картер, – но можешь быть уверен в том, что в ближайшем будущем мы раздобудем сколько угодно доказательств.
  – Буду очень рад, – проворчал Мак-Глусски, вставая со стула, – а теперь я думаю пригласить полицейского врача. Я его вызову по телефону и попрошу приехать поскорее. Вместе с тем я извещу о происшедшем комиссара и вызову несколько человек из моих подчиненных. Дирекция гостиницы и без того будет недовольна, что мы так долго не заявляли о происшедшем.
  – А я думаю, что она была бы очень довольна, если бы мы вовсе ни о чем не заявляли. Огласка таких ужасных происшествий вредит репутации гостиницы, и многие приезжие избегают останавливаться в гостиницах, где происходили такие случаи.
  Ник Картер подошел к двери, но опять остановился.
  – Я много бы дал, если бы можно было замять все это дело, – пробормотал он, – но, к сожалению, это не удастся.
  – Вряд ли, – заметил инспектор.
  – Ну что ж, вызови полицейского врача и вообще исполни свои формальности, а я тем временем извещу директора гостиницы о случившемся. Я постараюсь устроить так, чтобы не было лишнего шума, по крайней мере до тех пор, пока труп будет вывезен отсюда.
  – А куда его отвезти?
  – Во всяком случае, не в мертвецкую. Файрфилд был мне другом, и я позабочусь о том, чтобы он был похоронен достойным образом, – заявил Ник Картер, – а если тем временем вернется Фергюсон, то не расспрашивай его, так как я хотел бы присутствовать при его рассказе.
  Когда Ник Картер, полчаса позднее, вышел из конторы директора гостиницы, он в лифте встретился с возвратившимся Фергюсоном.
  Но сыщик только кивнул ему и лишь после того, как вошел с ним в квартиру Файрфилда, спросил:
  – Ну что, Фергюсон? Что вы узнали?
  – Я узнал, что вчерашний вечер мой господин провел здесь в гостинице, – ответил лакей.
  – Другими словами: он совсем не выходил из гостиницы, хотя и был одет для выхода?
  – Именно.
  – Значит, он обедал внизу, в большой столовой?
  – Да, с какой-то дамой.
  – С дамой?
  Сыщик и инспектор переглянулись.
  – Не знаете ли вы наружности этой дамы? – спросил Ник Картер.
  – Знаю. Официант описал мне ее. По его словам, она была дивно красива, у нее были роскошные темные волосы, слегка рыжеватого оттенка, прелестные голубые глаза и очень звучный голос. Она стройна, выше среднего роста, одета изящно, причем носит много дорогих украшений.
  – Не заметил ли этот официант еще чего-нибудь?
  – Он только еще сказал, что ему постоянно казалось, будто эта дама боится появления какого-то третьего лица.
  – Вероятно, это она боялась своей совести, так как она хорошо знала, что за ней никто не наблюдает, – заметил Ник Картер, – а в общем официант довольно метко описал Диану Кранстон. Имеете еще что-нибудь сказать, Фергюсон?
  – Да, мистер Картер. Дело в том, что эта дама проживает здесь, в этой же гостинице.
  – Что такое?!
  Оба, и сыщик и инспектор, вскочили как ужаленные.
  – Да, она проживала здесь в гостинице, – подтвердил Фергюсон, – а вчера вечером расплатилась по счету и сегодня утром уехала.
  – Погодите-ка, Фергюсон, – прервал его Ник Картер, – не знаете ли вы, как зовут эту даму?
  – Она записана в книгу приезжих: миссис Мабель Калловей.
  – Значит, сегодня утром она уехала из гостиницы. Куда же именно?
  – На главный вокзал Центральной железной дороги. Больше мне ничего не удалось узнать.
  – Долго ли она проживала здесь в гостинице?
  – Ровно неделю.
  – Ну что ты скажешь на это, друг мой Джордж? – обратился сыщик к инспектору.
  – Да что сказать? Диана Кранстон остановилась в «Мамонтовой» гостинице и проживала здесь все время, пока находилась в Нью-Йорке. Это неоспоримый факт, – ответил Мак-Глусски.
  – Но я ведь знаю наверное, что это вовсе не факт. Она под своей настоящей фамилией остановилась в «Голландской» гостинице. Неужели же мы ошибаемся в наших догадках? Пожалуй, приходится думать, что убийство совершено неизвестным нам лицом.
  – Извините, господа, что я вас прерываю, – вмешался Фергюсон, – вы позволите мне сказать еще кое-что?
  – Понятно. Говорите скорее.
  – Несколько дней тому назад тот же официант по поручению той же дамы передал моему хозяину письмо. Меня тогда дома не было, и я узнал об этом только теперь. Официант еще говорит, что тогда он на портрете в библиотечной комнате узнал миссис Калловей, именно ту самую даму, которая дала ему письмо и которая вчера ужинала в общем зале с моим хозяином.
  – Не ошибается ли он? – возразил Ник Картер.
  – Он говорит, что в любое время может принять присягу в том, что на картине была изображена именно эта самая дама.
  – В таком случае это послужит неопровержимым доказательством основательности моих подозрений, – произнес Ник Картер с довольным видом.
  Мак-Глусски кивнул в знак согласия.
  Кто-то постучал в дверь, и в комнату вошел полицейский врач в сопровождении нескольких полицейских чинов.
  Ник Картер и Мак-Глусски сообщили врачу о результате произведенного ими осмотра и вышли из комнаты.
  Выйдя вместе с Ником Картером в подъезд огромной гостиницы, Мак-Глусски сказал:
  – Могу только снова повторить: как бы основательны ни были твои подозрения, ты не можешь выдвинуть обвинение, так как не имеешь никаких фактических доказательств. Ни один судья не выдаст тебе приказа об аресте Дианы Кранстон на основании твоих соображений.
  – Да, ты прав, – согласился сыщик.
  – А что ты теперь намерен делать?
  – То же самое, что делаю всегда в таких случаях: не смущаясь ничем, буду искать и выслеживать, пока найду не только преступников, но и достаточно веские доказательства. Надеюсь, что Дик сегодня даст о себе знать и своими известиями облегчит мне работу.
  – Для нашей прессы, падкой до всяких сенсаций, этот случай представляет большой интерес.
  – Пусть пишут, что хотят, мы им запретить этого не можем. Весьма возможно, что таинственная завеса, которой прикрыто это происшествие, поднимется не скоро, разве только если мне удастся уличить убийцу еще раньше, чем я теперь и сам надеюсь. А затем я попрошу тебя, Джордж, вот о чем: пусть твои подчиненные займутся этим делом в обычном порядке, как будто мы с тобой ничего не знаем.
  – Ладно, будет исполнено. Надеюсь, ты не оставишь меня без известий о дальнейшем ходе дела?
  – Само собою разумеется.
  
  Когда Ник Картер явился к себе домой, он увидел, что отсутствовал целых пять часов.
  Он вышел из дома около одиннадцати, а теперь было уже четыре.
  Ник Картер был весьма удивлен, когда увидел на лестнице Иосифа, который, очевидно, был в сильном волнении.
  – Что случилось, Иосиф? – спросил Ник Картер, быстро поднимаясь наверх.
  – Не знаю. Знаю только, что с мистером Диком случилось что-то неладное, – пролепетал Иосиф, весь бледный и дрожа всем телом.
  – Что с ним случилось?
  Ник Картер вошел в свой рабочий кабинет вместе с Иосифом.
  – А теперь расскажи спокойно, в чем дело, – обратился он к лакею.
  – Оно пришло по телефону…
  – Что пришло по телефону? Говори ясней.
  – Известие о мистере Дике.
  – Ну, да говори же скорее.
  – Раздался звонок телефона, какой-то особенно резкий, как мне показалось. Я подскочил к аппарату, полагая, что звоните вы.
  – Ну и что же? Оказалось, что звонил Дик?
  – Да, он самый. Я хорошо узнал его голос и запомнил каждое его слово.
  – Повтори мне все его слова, Иосиф. Неужели ты не видишь, что я сгораю от нетерпения?
  – Мистер Дик крикнул что-то, как мне показалось, болезненным голосом. Затем он простонал: «Иди немедленно сюда. Я не ложусь в…» – и больше он ничего не мог сказать. Но вслед за этим я еще расслышал глухой звук страшного удара, а затем мне показалось, что кто-то упал на пол. Можно было подумать, что кто-то застал мистера Дика за телефоном и ударил его дубинкой или чем-нибудь в этом роде.
  – Сколько времени прошло с момента этого сообщения? – спросил Ник Картер.
  – Не больше получаса.
  – После этого никто не звонил сюда?
  – Нет, мистер Картер.
  Сыщик тотчас же подошел к телефону и вызвал центральную станцию.
  – Около получаса тому назад кто-то вызывал мой номер. Не можете ли вы установить в течение ближайших тридцати минут, откуда именно последовал этот вызов? К билету в пятьдесят долларов я присоединю искреннюю благодарность. Да, да, это говорю я, Ник Картер.
  Повесив трубку на место, он обратился опять к Иосифу и спросил:
  – Где Тен-Итси?
  – Вышел, не сказав куда. Он ушел вскоре после вас, и после этого я его уже не видел.
  – А куда девался Патси?
  – Вышел приблизительно в то же время.
  – И не вернулся еще?
  – Нет.
  – Экая досада, – пробормотал Ник Картер. – Иды тоже дома нет.
  Он стал ходить взад и вперед по комнате; вдруг раздался звонок телефона.
  – Ну что? – спросил он, чуть не сорвав трубку с крючка.
  – Вы спрашивали, мистер Картер, откуда к вам звонили: вас вызывали из «Мамонтовой» гостиницы.
  – Быть не может! – воскликнул Ник Картер вне себя от изумления, – и вы не ошибаетесь, барышня?
  – Нет, мистер Картер.
  – Вряд ли вы сумеете мне сказать, был ли соединен главный аппарат гостиницы с одной из комнат или с одним из домашних аппаратов внизу в вестибюле гостиницы?
  – И это могу вам сказать: я знаю, что вас вызывали не из вестибюля.
  – Откуда вы это знаете?
  – Видите ли, если бы вас вызвали из вестибюля, то дежурный швейцар сделал бы отметку в расчетной книжке. Между тем я справлялась и мне сказали, что такой отметки нет.
  – Откуда же меня могли вызвать?
  – Либо из одной из комнат, либо по частному аппарату из одной из контор гостиницы.
  – Ага, понимаю. Очень вам благодарен. Сегодня же получите обещанную награду. Вот что я еще хотел сказать: будьте любезны всегда отмечать номер, откуда меня вызывают: при спешных делах это сбережет мне много времени. А я позволю себе вознаградить вас за ваш труд особо. Прощайте.
  Спустя четверть часа сыщик уже был переодет и загримирован. Он приказал Иосифу передать Патси и Тен-Итси, когда они явятся домой, чтобы они сидели у него в рабочем кабинете до тех пор, пока он не вызовет их по телефону.
  В гриме под пожилого господина из хорошего круга Ник Картер снова вошел в «Мамонтову» гостиницу и направился прямо в кабинет директора гостиницы, с которым был лично знаком.
  – Так как вы все равно меня не узнаете, то я лучше прямо назову себя, – сказал он, входя в кабинет, – я Ник Картер.
  – У вас, по всей вероятности, имеются какие-либо сведения по поводу этого ужасного убийства? – воскликнул директор. – Я вам, впрочем, весьма благодарен за ваше предупредительное отношение…
  – Хорошо, хорошо, – прервал его Ник Картер, – я пришел к вам за возможно подробными сведениями об одной из ваших постоялиц, которая уехала отсюда сегодня утром, именно о миссис Мабель Калловей. Вместе с тем я покорнейше прошу вас приказать приготовить мне список всех ваших гостей, остановившихся у вас в течение последней недели.
  Директор взглянул на часы и ответил:
  – Такие списки и без того составляются каждую неделю. Так как сегодня очередной список должен быть готов, то с минуты на минуту мне должны его доставить.
  – А достаточно ли добросовестно исполняются эти списки?
  – Безусловно. Мы вынуждены относиться к этим спискам тщательно хотя бы из-за поступающих к нам ежедневно со всех концов земного шара запросов. У меня служит бухгалтер, который только тем и занимается, что составляет и исправляет этот список.
  В кабинет вошел молодой человек, довольно интеллигентный на вид. Директор, указывая на него, обратился к Нику Картеру со словами:
  – Вот этот господин – ваш коллега по призванию. Он состоит в должности домашнего сыщика и сумеет дать вам все необходимые сведения о миссис Мабель Калловей.
  Ник Картер хорошо заметил, что сыщик, услыхав имя Калловей, вздрогнул.
  – Известно ли вам то лицо, о котором только что говорил мистер Перси? – спросил Ник Картер.
  – Известно.
  – Когда она остановилась здесь?
  – Ровно неделю тому назад.
  – А когда она выехала?
  – Сегодня утром.
  – Не знаете ли вы, куда именно?
  – В Торонто.
  – Вы это знаете наверняка?
  – С ее же слов. Она приказала отправить свой багаж на Центральный вокзал и сама уехала туда же. Больше я ничего не знаю.
  – Какие комнаты занимала она в гостинице?
  – Она занимала целый ряд комнат, номер тысяча четыреста девяносто четыре на пятом этаже.
  Ник Картер чуть не вскрикнул от изумления. Но он сдержался и спросил:
  – Кажется, этот номер примыкает к номеру, который занимал Файрфилд?
  – Совершенно верно, – подтвердил молодой сыщик.
  – Занял ли кто-нибудь комнаты, в которых до сегодняшнего утра проживала миссис Калловей?
  – Да, они были заказаны еще неделю тому назад. Когда миссис Калловей поместилась в номере тысяча четыреста девяносто четыре, ее предупредили, что эти комнаты могут быть отведены ей только до сегодняшнего утра. Теперь там проживают некий Юлий Джером с супругой, из Парижа. Они прибыли часа через два после отъезда миссис Калловей.
  – Вот как, – заметил Ник Картер, и лицо его приняло странное, суровое выражение, – часа два после отъезда миссис Калловей. Так, так. А теперь попрошу вас присесть, господин сыщик, я должен задать вам несколько вопросов.
  Молодой сыщик с растерянным видом опустился на стул.
  Ник Картер пронизывающим взглядом смерил его с головы до ног, так что тот ежесекундно менялся в лице.
  – У меня есть привычка, – заговорил наконец Ник Картер, – все замечать. После того как вы вошли сюда, я заметил две вещи, которые мне очень не понравились, и потому я советую вам отвечать на все мои вопросы, руководствуясь одной только сущей правдой и добросовестностью.
  – Виноват. Я не совсем понимаю вас, мистер Картер.
  – Сейчас поймете, милейший. Не забывайте только моего предупреждения. Для вас же лучше будет, если вы будете вполне откровенны. А что касается вашего начальства, в лице мистера Перси, то оно не обратит слишком серьезного внимания на упущение, если таковое и было вами допущено. Вы, скажите, родились в Канаде? По крайней мере так можно думать, судя по вашему произношению.
  – Да, я родом из Торонто, точнее говоря, я родился в Джексон-Пойнт в окрестностях Торонто.
  – Я так и ожидал, – заметил Ник Картер, – не знали ли вы там некой девицы по имени Диана Кранстон?
  – Да, но… конечно, Диану Кранстон я знаю, но почему…
  – Видите, как я угадал, – насмешливо заметил Ник Картер, – а когда в гостиницу прибыла миссис Калловей, то вы в ее лице узнали вашу соотечественницу, не правда ли?
  – Признаюсь, это было так, – нерешительно ответил молодой сыщик, – но я положительно не понимаю…
  – Опять я угадал, как видите, – прервал его Ник Картер, – должен сказать вам, что сыщик должен прежде всего уметь владеть собой. Когда вы услышали имя Калловей, вы вздрогнули и тем показали, что тут что-то кроется. Я, впрочем, узнал уже и раньше, что Диана Кранстон остановилась здесь под именем Мабель Калловей. А так как по произношению вашему слышно, что вы канадец, то нетрудно было скомбинировать все остальное. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я требую, чтобы вы были правдивы?
  Молодой сыщик потупился.
  – В свое время вы были хорошо знакомы с Дианой Кранстон? – продолжал Ник Картер допрос.
  – Я ее знал еще ребенком. Мать Дианы служила гувернанткой в замке…
  – Семьи Деланси, не так ли? – докончил Ник Картер.
  – Совершенно верно. Так вот, пока ее мать служила, Диана жила на полном пансионе у моей тетки.
  – Известно ли вам, что подруга вашего детства сидела в тюрьме?
  – Известно.
  – И что она попала туда по обвинению в подстрекательстве к убийству?
  – Знаю и это. Но Диана сказала мне, что ее помиловали, потому что доказана ее полная невиновность.
  – И вы ей, конечно, поверили на слово?
  – Как мне было не верить. Надо вам сказать, что я… видите ли… когда-то…
  – Были влюблены по самые уши в эту самую Диану Кранстон?
  – Нет, не то. Прежде…
  – Ладно уж. А объяснила ли она вам, почему она выступает под чужим именем?
  – Да. Она говорила, что стыдится называть себя своим настоящим именем, получившим печальную известность после процесса.
  – Придумано недурно. Но сообщила ли она вам также, что, проживая в «Мамонтовой» гостинице в качестве миссис Калловей, она в то же время занимала комнаты в «Голландской» гостинице под своим настоящим именем?
  – Нет, об этом она мне не сказала ни слова, – решительно заявил молодой сыщик.
  – И все-таки это так. Правда, она освободила в «Голландской» гостинице комнаты уже два дня тому назад. Но теперь я приступаю к самому существенному вопросу. Смотрите мне в глаза, милейший, и отвечайте: уехала ли Диана Кранстон в Торонто после того, как оставила эту гостиницу?
  – Я знаю… видите ли… я хочу сказать…
  – Говорите правду! – воскликнул Ник Картер, строго глядя на краснеющего и бледнеющего юношу, – вы хорошо знаете, что Диана Кранстон не уехала из Нью-Йорка.
  – Да, знаю.
  – А куда она направилась отсюда?
  – Этого я при всем желании не могу вам сказать.
  – Ладно, об этом речь еще впереди. А что вы можете сказать о той супружеской чете, которая заранее заказала комнаты, ранее занятые Дианой Кранстон, и теперь поселилась там?
  – Ничего особенного не могу сказать, – проворчал молодой сыщик, – знаю только, что мистер и миссис Джером прибыли сегодня утром. По-видимому, сам Джером разбит параличом: его перевезли в больничном кресле наверх. Нам, однако, сообщили, что речь идет лишь о параличе нижних конечностей и что мистер Джером в общем чувствует себя хорошо, если не находится под влиянием наркотических средств, применяемых для уменьшения болей. Я должен был интересоваться этим вопросом, так как тяжело больных гостиница у себя не принимает.
  – Вы мните себя весьма хитрым, молодой человек, – проговорил Ник Картер с ледяным спокойствием, – но все-таки я вас насквозь вижу.
  – Право, не знаю… вы оскорбляете меня, мистер Картер.
  – И имею на то свои основания. Я убежден, что вы нарочно давали мне ложные сведения. Вот что, мистер Перси, – обратился он к директору гостиницы, который с явным изумлением слушал всю беседу, – список мне теперь уже не нужен. Я благодарю вас за вашу любезность, но я узнал то, что мне нужно, гораздо более легким способом вот от этого молодого человека.
  – Откровенно говоря, мистер Картер, я лично ничего не понимаю. Какое, собственно, значение имеет весь этот допрос?
  – Этот молодой человек знает гораздо больше, чем вы думаете, мистер Перси. Но он слишком упрям, да, вероятно, и слишком труслив, чтобы сказать нам всю правду, – ответил Ник Картер и снова обратился к молодому сыщику: – Ваше имя?
  – Яков Грин. Смею вас уверить, мистер Картер…
  – Вы уже видели госпожу Джером после ее прибытия?
  – Видел.
  – И беседовали с ней?
  – Беседовал.
  – Не узнали ли вы в ее лице одну из ваших знакомых?
  – Позвольте…
  – Ничего не позволю! – сердито воскликнул Ник Картер и так сильно хлопнул молодого сыщика по плечу, что тот чуть не свалился со стула. – Смотрите мне в глаза. Неужели вы станете отрицать, что эта госпожа Джером не кто иная, как Диана Кранстон?
  У молодого сыщика от ужаса выступил на лбу холодный пот.
  – Бога ради! Да вы чародей какой-то, мистер Картер.
  – Если вы и впредь будете лгать и изворачиваться, то через четверть часа вы будете сидеть за решеткой по обвинению в соучастии в убийстве, совершенном в «Мамонтовой» гостинице! – резко произнес Ник Картер.
  – На каком основании можете вы предполагать, что я состою участником этого ужасного преступления? – пролепетал молодой сыщик.
  – Вы лжец! – воскликнул Ник Картер. – И этим все сказано. Из лжеца может выйти вор, а потом и убийца. Говорите теперь правду, моему терпению пришел конец.
  – Я все скажу, – дрожащим голосом проговорил молодой сыщик, – да, мнимая госпожа Джером и Диана Кранстон – одно и то же лицо.
  – Ну вот! Если бы вы не вздрогнули, когда услышали фамилию Калловей, я, пожалуй, долго бы еще блуждал в темноте. А кто тот человек, который считается мужем этой госпожи Джером и якобы парализован на обе ноги?
  – Ничего не знаю. Я сегодня видел его в первый раз в своей жизни.
  – Вы говорите правду?
  – Клянусь Богом, что я говорю правду!
  – А были ли вы знакомы с братьями Ларю и их сестрой, которые в свое время, вместе с Дианой Кранстон были арестованы по обвинению в убийстве?
  – Знал, но только поверхностно.
  – Не будет ли этот мистер Джером одним из братьев Ларю?
  – Нет, это я знаю точно.
  – Чем он на самом деле болен?
  – Ничего достоверного не могу сказать, но, кажется, он на самом деле разбит параличом.
  – Стало быть, Диана Кранстон вовсе не замужем.
  – Нет.
  – Видели ли вы ее мнимого супруга?
  – Видел около часа тому назад.
  – Вероятно, в номере тысяча четыреста девяносто четыре?
  – Да, я заходил туда по делу?
  – Был ли он в сознании?
  – Нет. Мне сказали, что ему недавно сделали впрыскивание морфия. Он занимает одну из задних комнат, и при нем находился сиделец. Диана занимает переднюю комнату, а в комнате рядом ночует камеристка.
  – Стало быть, их четверо?
  – Да.
  – Опишите мне, пожалуйста, наружность мистера Джерома.
  – Я видел его лишь мимоходом.
  Ник Картер, помня, что Дик очень похож на него, одним движением сорвал парик и фальшивую бороду.
  Грин разинул рот от удивления, когда увидел, что почтенный старец превратился в мужчину во цвете лет.
  – Ну-с, а теперь всмотритесь в меня попристальнее! – воскликнул Ник Картер. – Похож я на этого мнимого калеку?
  – Очень, очень похожи, – подтвердил Грин, – как две капли воды.
  – А теперь говорите: когда вы видели больного, казалось ли вам на самом деле, что он находится под влиянием наркотического средства?
  – Да, так мне показалось.
  – Не была ли у него повязана голова.
  – Была, но не понимаю…
  – Нечего вам и понимать! – резко оборвал его Ник Картер, и обратился к дрожавшему от волнения директору. – Дело вот в чем: мнимый больной в номере тысяча четыреста девяносто четыре на самом деле не кто иной, как мой двоюродный брат и старший помощник Дик. Около двух часов тому назад он пытался вызвать меня по телефону, очевидно, его на этом поймали врасплох, и кто-то ударил его по голове, прежде чем он успел договорить.
  Ник Картер взглянул на Якова Грина, который, дрожа всем телом, приподнялся и в ужасе проговорил:
  – Тут действует нечистая сила. Откуда вы все это знаете?
  – Довольно вам того, что я все знаю! – прервал его Ник Картер. – Послушайте, Грин, не доводите меня до крайности. Вы – сообщник Дианы Кранстон! Скажите правду!
  Грин попытался было снова извернуться, но тут Ник Картер пришел в ярость, схватил его за ворот и начал трясти так, что у того голова кругом пошла.
  – Я требую правды, слышите ли вы! – закричал Ник Картер. – Неужели вы думаете, что я поверю вашей лжи! Будете ли вы отвечать или нет?
  – Я все скажу – только оставьте – ведь вы задушите меня.
  – Говорите же! Кто эта камеристка?
  – Оливетта Ларю.
  – Так я и думал. Кто такой сиделец?
  – При всем желании не могу сказать.
  – Ложь! Вы можете! – проскрежетал Ник Картер.
  – Не могу! Не смею! Я боюсь его!
  – Говорите! Это не может быть Макс, так как Макс повесился в тюрьме.
  – Это Рудольф Ларю, – в отчаянии простонал Грин.
  – Вот и все, что мне надо было узнать от вас, – злобно проговорил Ник Картер, – а теперь садитесь на этот стул, и горе вам, если вы уйдете без моего разрешения.
  Если бы кто-нибудь предсказал Дику, что коварная преступница обманет его еще раз хуже прежнего, он расхохотался бы.
  Дик решил во что бы то ни стало отомстить прекрасной преступнице и потому дал в газету объявление о свидании.
  В первый же день, ровно в четыре часа, в указанном месте появилась Диана Кранстон и приветствовала Дика очаровательной улыбкой.
  Она сейчас же подошла к автомобилю, подала сидевшему у руля Дику правую руку и села рядом с ним.
  Дик тотчас же завел автомобиль и проехал по тенистым аллеям парка по направлению на северо-запад.
  – Очень любезно с вашей стороны, что вы не заставили меня ждать, – заговорил Дик.
  – Я пришла бы в любом случае, – ответила Диана, – так как обязательно хотела вам объяснить мое вчерашнее поведение. Дело в том, что я капризное создание. Выбраните меня хорошенько, но только не гневайтесь больше. Это было бы, откровенно говоря, очень неприятно для меня.
  Все это она проговорила таким вкрадчивым голосом и так ласково смотрела ему в глаза, что ей наверное удалось бы очаровать своего спутника, если бы Дик не решил ни под каким видом не поддаваться ее влиянию.
  – Не будем больше об этом говорить, – любезно заявил он, – лучше скажите, куда мне ехать.
  – Куда хотите. Здесь в парке повсюду одинаково хорошо. Я, впрочем, хотела вас спросить кое о чем.
  – Начинайте допрос, я готов отвечать.
  – Вы старший помощник Ника Картера, не правда ли?
  – Да и очень горжусь этим.
  – Говорил ли он вам о моем посещении и о тех угрозах, которые я произнесла?
  – Конечно, говорил. У нас с ним нет секретов.
  – Стало быть, он дал вам поручение наблюдать за мной?
  – Не буду отрицать.
  – А для чего же ему нужно было выслеживать меня? – как бы в недоумении спросила она.
  – Для того, чтобы знать, куда вы направляетесь и что вы вообще будете делать.
  – И что же, это поручение было вам приятно?
  – Еще бы, – ответил Дик, – я еле дождался минуты, чтобы познакомиться с вами.
  – И для скорейшего достижения цели вы устроили маленький бутафорский разбой на улице? И взяли на себя роль бравого защитника угнетенной невинности?
  – Не буду спорить, – отозвался Дик, – мы позволили себе сыграть маленькую комедию.
  – Великолепно, – рассмеялась красавица, – но я сразу поняла, в чем дело, хотя и не рассердилась.
  – Очень рад слышать это, – любезно ответил молодой сыщик.
  – А что вы намерены предпринять теперь? – спросила она.
  – Я хочу провести возможно больше времени в вашем обществе, – открыто заявил Дик.
  – Следуя в этом отношении приказанию вашего начальника?
  – Не буду отрицать этого. Но я никогда еще не исполнял его приказания с таким удовольствием, как в данном случае.
  – Я не совсем поняла смысл ваших слов, – кокетливо произнесла она.
  – Если бы мы были с вами знакомы уже давно, – отозвался Дик, – то я позволил бы себе выразиться яснее.
  – Послушайте, неужели вы станете уверять меня, что принадлежите к числу робких. Вы, пожалуй, еще скажете, что влюблены в меня.
  – Это было бы весьма неудивительно. Ведь вы очаровательно прелестны. Я хотя и сыщик, но сердце-то у меня все-таки есть.
  – Знаете, Дик, – ворковала она, – вы один из наиболее красивых мужчин, которых я когда-либо встречала. И если бы я могла поверить, что вы действительно неравнодушны ко мне, что вы, пожалуй, из-за меня готовы порвать с вашим начальником…
  Она не докончила своей фразы, а прислонилась к плечу Дика, глядя на него пламенным взором.
  Это кокетство оказало бы свое действие на всякого другого, Дик же совершенно не поддавался ее чарам. Напротив, ему даже хотелось хорошенько проучить эту коварную красавицу.
  Он, однако, сдержался и, нежно глядя на нее, проговорил:
  – Вы чародейка, Диана. Я никогда не подумал бы, что полюблю вас так скоро. Я влюблен в ваши дивные глаза, но вряд ли я смею рассчитывать на взаимность.
  – Пожалуй, это будет звучать нехорошо в устах женщины, – прошептала она, прижимаясь к нему, – но я должна сознаться, что вы первый мужчина, который смутил мое сердце. Вы верите мне, скажите?
  Дик великолепно играл роль влюбленного селадона, но про себя поклялся еще раз отомстить своей спутнице за ее коварство и лицемерие.
  Подъехав к перекрестку на 125-й улице и 7-й авеню, Диана попросила Дика повернуть обратно и поехать по авеню Святого Николая.
  Затем она указала на одно из огромных зданий и спросила:
  – Не остановитесь ли вы у этого дома? Я должна там нанести визит, но надеюсь, что вы меня подождете несколько минут?
  – Опять хотите меня сплавить? – спросил Дик.
  – Ничего подобного, – возразила она, – обещаю вам, что вернусь через несколько минут.
  Дик был поражен, когда увидел, что на этот раз она не обманывает. Не прошло и десяти минут, как она снова появилась в подъезде.
  – Не будете ли вы столь любезны разрешить мне познакомить вас с моими друзьями? – проговорила она с очаровательной улыбкой.
  «Она считает меня ужасно глупым, – подумал Дик, – и, по-видимому, с нетерпением ждет момента, когда я попаду в ее ловушку. Могу сделать ей это удовольствие, это скорее приведет меня к намеченной цели. Да и что может случиться со мной? В конце концов я сумею дорого продать свою жизнь».
  И он ответил, обращаясь к Диане:
  – С удовольствием. Но я не могу бросить автомобиль без надзора, так как, пожалуй, найдутся любители уехать на нем и без меня.
  – Не беспокойтесь, – ответила Диана, – за автомобилем будет смотреть швейцар.
  – Отлично. В таком случае я готов следовать за вами, – ответил Дик и последовал за своей прелестной спутницей…
  Они на лифте поднялись до верхнего этажа, а там прошли через открытую переднюю в квартиру мнимых друзей Дианы.
  Диана Кранстон шла впереди, Дик – за ней по пятам.
  Согласно общепринятому в Нью-Йорке расположению квартир, в коридор выходило с обеих сторон несколько дверей, а в самом конце коридора была расположена гостиная.
  Диана вошла в эту гостиную и обернулась.
  В тот самый момент, когда Дик переступил порог, кто-то быстрым движением вырвал у него ковер из-под ног, и он, несмотря на то, что был настороже, покачнулся, упал и ударился затылком об пол.
  Прежде чем он успел прийти в себя, откуда-то выскочил какой-то мужчина и набросил ему петлю на плечи так, что руки его оказались крепко прижатыми к туловищу.
  Ему моментально их связали.
  – Какое коварное предательство, – прохрипел Дик, злобно глядя на Диану, которая стояла перед ним и хохотала.
  – Зачем вы волнуетесь из-за таких пустяков? – смеялась она. – Ведь вы давеча говорили, что готовы принести мне какую угодно жертву? Я и позволила себе испытать вас. Чем удачнее вы выдержите это испытание, тем скорее мы станем неразлучными друзьями.
  Дик злился больше всего на самого себя: в полном сознании он попался во второй раз в ловушку, как мальчишка. Но он сообразил, что сопротивление ничему не поможет, и решил покориться и уже спокойно отнесся к тому, что ему на ноги наложили стальные оковы.
  В лице напавшего на него мужчины Дик, припоминая описание Ника Картера, узнал Рудольфа Ларю.
  Вслед затем в комнату вошла очень красивая молодая женщина, правильные черты лица которой, однако, выражали жестокость, злобу и коварство.
  То была Оливетта Ларю, фотографическую карточку которой Дик уже видел раньше. Карточка эта находилась в числе других вещей в таинственном чемодане, купленном в свое время Файрфилдом на аукционе.
  Вдруг в комнате распространился одуряющий запах хлороформа.
  Диана с чарующей улыбкой на устах подошла к связанному Дику и наложила на его рот и нос обильно пропитанный хлороформом платок.
  Через минуту Дик лишился чувств.
  
  Когда Дик пришел в себя, он ощутил страшную слабость и ломоту во всем теле. Ему казалось, что кроме хлороформа его одурманили еще и морфием или чем-то в этом роде. По его расчету, со времени его появления в гостиной Дианы прошло уже много времени, может быть, даже несколько дней.
  Он увидел, что его перенесли в какую-то другую комнату, большую, обставленную весьма изящно.
  Ему даже показалось, что на обивке мебели он видит инициалы «М. Г.» – «Мамонтова» гостиница. Инициалы эти были известны всему Нью-Йорку, так как на открытии этой гостиницы присутствовал чуть ли не весь город, и инициалы «М. Г.» красовались на каждой тарелке, каждой салфетке, каждой рюмке, принадлежавшей гостинице.
  Дик поразился, когда заметил, что он уже не связан.
  С большим трудом он поднялся с постели, добрался до окна и выглянул на улицу.
  Он вздохнул с облегчением: он не ошибся, полагая, что находится в «Мамонтовой» гостинице.
  На противоположной стене висел телефонный аппарат.
  Дик собрался с силами, стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, и подполз к аппарату.
  Наконец он взял трубку и вызвал номер Ника Картера.
  Когда последовало соединение, Дику показалось, что он слышит голос своего начальника. Но он ошибся, то говорил Иосиф.
  Как только он успел проговорить несколько слов, ему вдруг показалось, что небо над ним рушится. Кто-то со страшной силой ударил его по голове. Он свалился на пол и лишился чувств.
  Когда он очнулся, то увидел, что лежит в постели. Рядом с ним стояли Диана и Рудольф и злобно смотрели на него.
  – Лучше всего будет, если я его укокошу сейчас же, – злобно проговорил Рудольф, – одним больше, одним меньше, не все ли равно. Он будет вторым за одни сутки.
  – И все-таки это слишком рискованно, – возразила Диана, – пусть останется жить, если захочет примкнуть к нам. Он мне нравится.
  – Нравится? – прошептал Рудольф. – А знаешь ли ты, что этим ты сама подписываешь его смертный приговор? Я нанесу ему больше ран ножом, чем ты нанесла убитому Файрфилду. А затем я примусь за тебя.
  Диана громко расхохоталась.
  – Ты, кажется, угрожаешь мне, Рудольф? Смотри, чтобы с тобой не произошло того же, что произошло с Файрфилдом.
  Она наклонилась к Дику и шепнула ему на ухо:
  – Я убила Альвара Файрфилда! Теперь настала очередь Ника Картера и Тен-Итси! Все, кто содействовал тогда моему осуждению, должны умереть! Если ты будешь разумен, то можешь спасти свою жизнь, – ты мне нравишься.
  Дик слабо покачал головой.
  – Как хочешь, – проговорила Диана.
  Она сделала ему новое впрыскивание морфия и вместе с Рудольфом вышла из комнаты.
  Около шести часов вечера Диана Кранстон, Оливетта и Рудольф сидели в своей гостиной и болтали.
  Вдруг кто-то постучал в дверь.
  Рудольф сейчас же ушел в ту комнату, где лежал Дик, а Диана открыла дверь.
  На пороге появился Яков Грин. Он закрыл за собою дверь и прошептал:
  – Мы делаем обычный еженедельный обход помещений гостиницы. Со мной явились два надзирателя. Между нами говоря, они оба идиоты. Пусть осмотрят комнаты, все это продлится не более двух минут. Ты должна только идти впереди и вести нас.
  Не дожидаясь ответа, он снова открыл дверь и впустил двух своих спутников.
  Они вежливо поклонились Диане и осмотрели замки, люстры, звонки и оконные затворы, а затем перешли в ту комнату, где лежал Дик.
  У изголовья кровати стоял Рудольф.
  Диана, с нахмуренными бровями, стояла тут же. Ей этот обход был крайне неприятен.
  Оливетта была тоже здесь.
  Вдруг, когда оба надзирателя подошли к кровати, Грин сорвал с головы парик.
  Оказалось, что это был Патси. А его спутники в один миг превратились в Ника Картера и Тен-Итси.
  Одним прыжком Ник Картер подскочил к громко вскрикнувшей от ужаса Диане, скрутил ей руки за спиной и надел наручники, а Тен-Итси связал Оливетту.
  Рудольф яростно вскрикнул, выхватил из бокового кармана нож и занес его над беспомощным Диком. Но прежде чем он успел нанести удар, раздался выстрел и меткая пуля из револьвера Патси раздробила руку преступника.
  
  Диана поняла, что отнекиваться не имеет смысла, и с беззаботным видом созналась во всем.
  Она познакомилась с несчастным Файрфилдом только для того, чтобы иметь возможность убить его. Поужинав с ним в ресторане, она, налив ему в вино несколько капель опия, хладнокровно заколола его, когда он крепко спал.
  Совершенно хладнокровно она села на электрический стул.
  Рудольф бесновался в своей камере, как помешанный, и в конце концов разбил себе череп об стену.
  Оливетта была судом оправдана, так как ее нельзя было уличить в соучастии.
  Дик скоро оправился от впрыскиваний морфия.
  Но он изменился. Веселый юноша стал неузнаваем. Он спокойно и сосредоточенно исполнял свои обязанности и стал молчаливым. В день казни Дианы он стал еще более задумчив.
  – Я нравился ей, – бормотал он, – не понимаю только, каким образом в таком дивно прекрасном теле могла жить такая преступная душа.
  Грабительница больших дорог
  Глава I. Горничная-самозванка
  Пассажирский поезд, шедший из Нью-Йорка, только что остановился у перрона маленькой станции Билтман. Около вокзала стояло четыре деревенских экипажа, на козлах которых понуро сидели кучера. Кроме них, насколько хватал глаз, не было видно ни одной живой души.
  В окно одного из вагонов первого класса выглянуло миловидное женское личико… Глаза пассажирки пытливо осматривали окрестность, а в маленькой головке созревал план бегства. Гладковыбритый широкоплечий господин, севший в вагон вместе с ней в Нью-Йорке, вышел в отделение для курящих и, таким образом, не мог наблюдать за действиями соседки по вагону.
  Быстро решившись, пассажирка выскочила на платформу станции, названия которой она даже не знала, несмотря на то, что была хорошо знакома с той частью Америки, в которой находилась в настоящее время, то есть с западом штата Коннектикут. Но так как она садилась в поезд без определенной цели, то ей было все равно, где выйти.
  Не ускоряя шага, чтобы не обратить на себя внимания, странная пассажирка обратилась к ближайшему кучеру.
  – Я хотела бы… – начала она.
  – Очень жаль, мисс, – последовал ответ, – что я не могу исполнить вашего желания. Я и трое моих товарищей ждем горничных из замка. Они должны приехать скорым поездом. Я, например, повезу горничную миссис Кеннан.
  – Ну, значит, вам больше нечего и ждать, – с обворожительной улыбкой произнесла пассажирка, – я и есть эта горничная.
  – Вы – горничная? – изумленно проговорил кучер, молодой двадцатидвухлетний парень, с восторгом смотря на стоявшую около экипажа красавицу.
  – Я, кажется, вам уже сказала об этом, – нетерпеливо заявила «горничная».
  – Черт возьми! – галантно осклабился деревенский Адонис. – Что за прелестный цыпленочек! Вы кто же будете – Мари или Фанни?
  – Фанни, – коротко объявил «цыпленочек».
  С этими словами она вскочила в экипаж и удобно уселась на кожаное сиденье.
  Кучер щелкнул бичом, и экипаж покатился.
  Пассажирка лениво обернулась в сторону станции и увидела, что отошедший тем временем поезд уже почти скрылся за поворотом. Ни на платформе станции, ни на дороге не было видно ни одного человека. Не было и того гладковыбритого мужчины, которого пассажирка, как она теперь вспомнила, часто встречала в Нью-Йорке.
  Вздох облегчения вырвался из ее груди, а коралловую нижнюю губку закусили ослепительно-белые зубы.
  – А! Теперь я знаю, кто это был, – вполголоса произнесла она. – Это был Дик, двоюродный брат и главный помощник Ника Картера! Да! Да! Несмотря на грим, я теперь его узнала. Но я, однако, ловко ускользнула у него между пальцев!
  Довольная усмешка мелькнула на ее губах.
  Во время дороги «горничная» часто оборачивалась назад и зорко всматривалась в даль, в придорожные кусты и деревья… Но всюду, куда только падал взгляд, не было видно ни одного человека.
  Прежде чем самозваная горничная составила себе план, как ей действовать дальше, экипаж повернул на широкую, усыпанную гравием аллею и остановился у подъезда замка.
  – Интересно знать, куда я попала? – мелькнуло в голове авантюристки, в то время как глаза ее перебегали с предмета на предмет. Все вокруг говорило о роскоши и избалованных вкусах владельцев замка.
  Едва она успела выскочить из экипажа, как перед ней оказался лысый, одетый в черный фрак камердинер с часами в правой руке. «Горничная» оглянулась по сторонам, как бы заранее высматривая лазейку на случай бегства, затем решила выжидать событий и пошла навстречу камердинеру.
  – Не ожидал, что вы прибудете так скоро, мисс, – обратился к ней старик. – Вы можете сейчас же следовать за мной.
  И, повернувшись к ней спиной, он торжественно направился внутрь дома.
  На одно мгновение в голове ее мелькнула мысль о бегстве, но затем она отбросила эту мысль, как не идущую к обстоятельствам, и последовала за камердинером, тем более что экипажа у подъезда уже не было, а работавшие в парке садовники очень скоро догнали бы ее.
  – Миссис Кеннан уже несколько раз о вас осведомлялась, – говорил по дороге камердинер. – Ага! Вот уж и автомобиль готов. – Снаружи действительно слышался шум мотора. – У вас есть еще время, и вы можете одеть вашу госпожу. Она со своим супругом и с моими хозяевами, мистером и миссис Грегам, отправляется сегодня на бал к мистеру Брейтону.
  «Вот так штука! – пронеслось в мыслях «горничной». – Если эта Кеннан знает свою прислугу, то я попалась!»
  – Пожалуйте, теперь направо, – предупредительно заявил старик-камердинер. – Мои господа предоставили именно этот флигель в пользование своих гостей, мистера и миссис Кеннан.
  С этими словами он открыл массивную дубовую дверь, ведшую в широкий коридор, по обеим сторонам которого были расположены комнаты. Приостановившись на минуту, камердинер взял двумя пальцами новую «горничную» за подбородок и повернул ее лицо к свету.
  – Однако, Фанни, вы прехорошенький чертенок! – плотоядно ухмыльнулся он.
  «Горничная» резким движением отклонилась в сторону и гордо закинула голову назад. Но это продолжалось одно мгновение… Потом она сообразила, что гораздо выгоднее для нее позволить некоторую фамильярность с собою старому ловеласу, но зато выпытать от него кое-какие сведения, которые впоследствии могут ей очень и очень пригодиться.
  – Здесь, кажется, принято ласкать горничных? – с кошачьей улыбкой повернула она лицо к камердинеру. – Боюсь, что это будет мне сильно не по душе!
  Камердинер вместо ответа слегка подтолкнул ее вперед, и самозванка оказалась в громадной комнате, уставленной роскошной мебелью. Она не успела еще оглядеться в ней как следует, как из-за портьеры послышался густой, сочный женский голос.
  – Подойдите сюда, милая! Вы пришли как раз вовремя, чтобы помочь мне одеться. Ах! Это большое неудобство – не иметь при себе собственной горничной! Ну, да делать нечего – на даче уже не до того! Ну, идите же скорее сюда!
  «Однако чем я рискую? – ободряла себя тем временем «Фанни». – Ведь в конце-то концов самое большее, что со мной могут сделать, – это вышвырнуть меня вон!»
  Приняв это решение, она смело вошла за портьеру, уже заранее готовясь услышать возглас удивления.
  Ничего подобного не произошло. Миссис Кеннан, величественная дама в белом атласном бальном платье, казалось, даже не обратила внимания на ее внешность. Хозяйка была почти готова: волосы уже причесаны парикмахером, туфли и платье одеты; только несколько пуговок на спине не были застегнуты.
  – Вы, вероятно, горничная миссис Грегам? – спросила дама, увидев совершенно незнакомое лицо. – Значит, Фанни все еще нет! Да, – с легким вздохом прибавила миссис Кеннан, – аккуратность не принадлежит к числу ее добродетелей.
  – Да, madame, – бойко заявила «горничная», – я служу у миссис Грегам.
  Авантюристка готова была назваться чьей угодно горничной, чтобы только выйти из того положения, в которое попала благодаря преследованию ее Ником Картером.
  – Ты, кажется, расторопная девушка. Фанни, например, постоянно путается с теми крючками, которые ты так ловко сейчас застегнула. Ты довольна местом у миссис Грегам?
  – Я не сказала бы этого, мадам, – почтительно поклонилась авантюристка.
  И она говорила правду: положением своим она совсем не была довольна, так как каждую минуту боялась, что обман будет открыт.
  – Так, так, – растерянно произнесла миссис Кеннан. – А я думала, что у Грегам хорошо служить. Так что ты не прочь переменить место?
  – О, я была бы очень рада улучшить свое положение, – последовал вполне искренний ответ.
  – Тогда зайди ко мне завтра утром, конечно, после завтрака, и мы поговорим. Должна тебе сказать откровенно, что ты нравишься мне гораздо больше Фанни!
  В это время портьера раздвинулась. Авантюристка невольно вздрогнула: каждую минуту могла приехать настоящая Фанни, и тогда обман вышел бы наружу. Страх, однако, быстро сменился полнейшим спокойствием, когда она услышала голос миссис Кеннан:
  – А! Это ты, Жорж! Ты можешь остаться! – обратилась дама к самозванке, видя, что та хочет удалиться. – Входи, входи! Я совсем уже одета, Жорж!
  И Жорж вошел. Это был типичный «человек-мопс», кругленький, маленький и снабженный одышкой. На нем был безукоризненно сшитый, дорогой фрак, а в руках он нес маленький черный ящичек.
  – Ну вот, я и приехал, – заговорил он с остановками, как все астматики. – Но зато Самсон и гнал же автомобиль! Это была какая-то бешеная скачка! С этими драгоценностями, которые так дороги, что их нужно держать в банке, чистая мука… Эге! – прервал он сам себя, взглянув на «горничную». – Это кто же у нас?
  – Это горничная миссис Грегам, – равнодушно заявила дама.
  – Черт возьми! Красивая рожица, – пробормотал Жорж, еще раз взглянув на девушку, стоявшую в стороне и скромно опустившую глаза.
  Тем временем миссис Кеннан вынула из своего письменного стола золотой ключик и отперла шкатулочку. Она так была поглощена своим занятием, что совершенно не замечала горящих взглядов мужа, устремленных на хорошенькую «горничную». Та, в свою очередь, не отрываясь следила за действиями дамы. Авантюристка едва сдержала возглас восторга, когда миссис Кеннан вынула из ящичка великолепную жемчужную цепь, которую начала примерять при свете электрической лампочки.
  Одна эта цепь стоила несколько десятков тысяч долларов! А в шкатулке были, как это хорошо видела самозванка, и другие драгоценности.
  – Тебе не трудно будет, Жорж, после бала отвезти шкатулку снова в банк? – обратилась миссис Кеннан к мужу, кладя жемчужную цепь на место. – Я надену украшения уже у Брейтонов. Пока подержи ящичек у себя. Видишь ли, я не хочу затруднять Грегамов и просить их прятать шкатулку в сейф.
  – Ты готов? Да? – продолжала она. – Что, этот ужасный мотор, в котором каждую минуту что-нибудь портится, в порядке? Самсон не забыл налить бензин, как в прошлый раз? Тогда пойдемте! Ничего, если мы приедем немножко раньше – мне все равно необходимо отдохнуть перед обедом: эта езда на моторе всегда очень вредно сказывается на моих нервах! Подай мне накидку, – обратилась миссис Кеннан уже к «горничной». – Да не эту, а вон ту!
  Авантюристка сняла с вешалки подбитую мехом накидку и ловко набросила ее на плечи дамы. Миссис Кеннан подобрала шлейф платья и вышла из комнаты, не удостоив девушку ни одним взглядом.
  Не так поступил ее муж. Он, выходя из будуара жены, послал «горничной» довольно неуклюжий воздушный поцелуй и скорчил влюбленную физиономию, причем стал неподражаемо похож на старую обезьяну.
  Оставшись одна, авантюристка некоторое время стояла как вкопанная. Ее глаза горели, как глаза тигра, грудь высоко поднималась, зубы крепко закусили нижнюю губу, а руки были сжаты в кулаки, так что хрустели пальцы.
  Что это? Судьба посылает ей богатую наживу! Решиться или нет? Найдет ли она в себе достаточно мужества, сообразительности и энергии, чтобы довести до благополучного конца представляющееся ей заманчивое предприятие?
  Глава II. Женщина-бандит
  Миссис Кеннан, по обычаю всех светских женщин, оставила все помещения отпертыми, а вещи разбросанными. Пудреницы, флаконы для духов, коробки для мыла, зеркальца, несессеры. Все это дорогое, из массивного серебра, с золотыми монограммами. Все эти вещи стоили не одну тысячу долларов!
  В другое время авантюристка не задумалась бы собрать все эти дорогие безделушки, набить ими карманы и бесследно скрыться. Но теперь, когда она видела шкатулку с драгоценностями, она мысленно назвала разбросанные вещи «дрянью». У нее в мыслях было другое: она решила завладеть шкатулкой. В успехе она была почти уверена.
  «Твердое решение – половина дела», – говорит народная мудрость.
  Где-то недалеко скрипнула дверь. Авантюристка сообразила, что это идет горничная Фанни, прибывшая, очевидно, со скорым поездом, и поняла, что ей необходимо бежать. На одном из стульев лежал резиновый плащ, так называемый макинтош, вероятно, самого мистера Кеннана. Самозваная горничная перекинула его на руку и вышла в ту самую дверь, в какую незадолго до того ее втолкнул камердинер.
  К счастью для нее, в коридоре никого не было.
  Быстро спустившись по лестнице, она осмотрелась и увидела полуотворенную дверь, ведущую во двор. Теперь она могла быть спокойна: никто не нашел бы ничего подозрительного в том, что горничная идет по двору, с господским плащом на руке.
  Только тут она вспомнила, что забыла в будуаре свою шляпу, и пожалела о том, что не вырвала подкладку, на которой была напечатана фирма магазина: эта ошибка могла в будущем очень серьезно отразиться на ней. Но возвращаться назад было уже поздно.
  – Ну, что сделано, то сделано, – пробормотала смелая авантюристка. – После окончания дела я сумею основательно замести следы!
  Начинало уже смеркаться, и лежащие за домом холмы уже были покрыты тенью. Только далеко на западе заходящее солнце ярко золотило пробегавшие облака.
  Дойдя до конюшен, самозванка огляделась по сторонам и убедилась в том, что ее никто не видел. Со стороны переднего фасада дома послышалось пыхтение мотора. Это вслед за Кеннанами уезжали Грегамы. До сих пор судьба берегла авантюристку! Садовники были заняты работой, и вряд ли кто-нибудь из них зайдет во двор.
  Очутившись в конюшне, самозваная горничная прошлась вдоль ясель, опытным взглядом оценивая достоинства каждой лошади. Недаром она провела свое детство и юность в Кентукки, стране, которая по справедливости считается поставщицей лучших лошадей не только для Америки, но и почти для всего земного шара.
  Авантюристка остановила свой выбор на великолепной вороной лошади, с тонкими ногами и длинной шеей. Увидев незнакомого человека, благородное животное заложило уши назад и скосило в сторону глаза. Но самозванка, очевидно, хорошо знала дело: в мгновение ока лошадь была взнуздана и оседлана, а затем выведена через заднюю дверь из конюшни.
  Очутившись за решеткой, окружавшей двор, авантюристка зорко осмотрелась: кругом никого не было видно.
  – Счастье, видимо, покровительствует мне, – довольно усмехнулась она, закутываясь в плащ. – Хорошо, что этот Кеннан так неприлично толст: это дает мне возможность сесть в седло по-мужски и закрыть, кроме того, свое платье полами макинтоша.
  Легким прыжком вскочила она в седло, передернула поводья, и лошадь помчалась, как стрела, пущенная опытной рукой из лука.
  Роскошные волосы авантюристки от быстрой езды скоро выбились из-под капюшона плаща и растрепались по ветру. Время от времени наездница оглядывалась назад, каждую минуту ожидая погони, но ничего, похожего на это, не было. Лошадь легкая, как ветер. Все, казалось, благоприятствовало замыслу, как вдруг на дороге встретилось препятствие в виде высокого забора. У ворот стоял какой-то старик, раскуривавший трубку.
  Забор был около пяти футов высотой, но авантюристка решила перепрыгнуть его, доверяя силе лошади, если бы сторож задумал остановить ее. Но старику это и в голову не пришло и вот по какой причине.
  Маленькая фигурка авантюристки, ее разгоревшееся от быстрой езды личико и пышные волосы, развевавшиеся по ветру, сделали ее очень похожей на младшую, четырнадцатилетнюю дочь Грегамов, очень любившую быструю езду и совершавшую поездки именно на той самой лошади, которую выбрала для выполнения своего замысла и самозваная горничная.
  Поэтому сторож широко растворил ворота, снял шляпу и вежливо поклонился мнимой барышне. А авантюристка, довольная таким счастливым оборотом дела, все мчалась и мчалась. Места эти она знала очень хорошо, знала, что до замка Брейтонов по прямой линии верст десять, а по сильно извивающейся дороге около двадцати, знала, что дорогу эту можно сократить до восьми, если ехать по тропинке, знала, наконец, и то, что тропинка эта не годилась для шестидесятисильного автомобиля.
  Но зная некоторые преимущества своего положения, она не забывала и его минусы; так, например, она понимала, что автомобиль Грегамов ехал следом за мотором Кеннанов и что ей необходимо закончить все «дело» прежде, чем автомобили поравняются.
  Отломив на ходу гибкую ветвь, она сильно ударила ею лошадь. Благородное животное, не привыкшее к хлысту, взвилось на дыбы, но затем перешло в бешеный карьер. Прошло еще четверть часа в бешеной скачке, и тропинка повернула на дорогу. Теперь авантюристка мчалась прямо навстречу автомобилю.
  Оторвав кусок от своей черной юбки, всадница сделала себе из него некоторое подобие маски и закрыла ею лицо.
  Едущие впереди мистер и миссис Кеннан первые увидели мчавшуюся им навстречу наездницу.
  – Что это такое? – произнесла миссис Кеннан, приблизив к глазам черепаховый лорнет. – Кто-то едет нам навстречу, а мужчина это или женщина – не разобрать.
  – Ну, если это мужчина, – пробасил Жорж, – то он обладает довольно длинной шевелюрой. Это, по всей вероятности, Буффало Билл, – пошутил он.
  – Брось свои глупые шутки, – отозвалась жена толстяка. – Я готова держать пари, что это младшая дочь Грегамов. Во-первых, это ее фигура, а, во-вторых, только она одна проделывает всевозможные экстравагантности!
  – Весьма возможно, – слегка зевнул Жорж. – Я люблю эту девочку – в ней видна порода! Но поручиться за то, что это она, не могу: лица совершенно не видно.
  – Господи! Да у нее совсем нет лица!
  – Или если и есть, то оно черно, как лицо негра, – подтвердил мистер Кеннан, сильно обеспокоенный.
  Проговорив это, он слегка дотронулся указательным пальцем до плеча Самсона. Шофер понял этот знак и убавил ход, чтобы окончательно остановить машину. К тому же и его любопытство было сильно возбуждено. Вид наездницы в длинном плаще, с маской на лице и с волосами, спускающимися до конца стремян, был более чем оригинален.
  Было самое время остановить автомобиль, чтобы избежать столкновения с быстро мчавшейся лошадью.
  У самого мотора авантюристка остановила лошадь. В руке ее появился отделанный перламутром изящный револьвер, дуло которого она направила на пассажиров экипажа.
  – Руки вверх! – звонко проговорила она.
  Несмотря на мелодичность, голос звенел очень решительной нотой. Все повиновались.
  – Мистер Кеннан! – продолжила всадница. – Не вздумайте доставать ваш револьвер, потому что тогда вам самим придется испытать на себе силу моего оружия, а стреляю я довольно прилично! Мне нужен ваш бумажник, а не револьвер – прошу твердо это запомнить! Затем предупреждаю миссис Кеннан, что если она еще раз крикнет, я вынуждена буду прибегнуть к крайним мерам… Итак, начинаю с шофера. Самсон! Давайте ваш бумажник.
  Самсон, великолепно знавший, что его богатый хозяин вернет ему потерю, нашел возможным даже пошутить:
  – Грабительница на большой дороге – это новость! Очевидно, что дело женского равноправия идет вперед очень быстрыми шагами! – произнес он.
  Затем, вынув тоненькую пачку банковских билетов, добавил:
  – Я обыкновенно не вожу с собой менее миллиона, но сегодня, к несчастью, захватил несколько меньше!
  Он бросил сверток всаднице, которая ловко подхватила его на лету и опустила в карман плаща.
  – Великолепно! – похвалила она. – Теперь вы, мистер Кеннан! Благодарю вас! – продолжала грабительница, подхватывая объемистый бумажник толстяка.
  – Наконец, – с напускным спокойствием добавила она, – я требую безделицу: тот черный ящичек, который стоит на коленях у миссис Кеннан.
  Несколько секунд Кеннан смотрела на разбойницу широко раскрытыми глазами и вдруг издала резкий, тревожный крик. В ту же минуту раздался выстрел. Пуля пролетела в миллиметре от головы дамы и впилась в обитую сафьяном спинку сиденья.
  Кеннан вскрикнула снова, упала на пол экипажа и спрятала голову под сиденьем шофера.
  – Это предупреждение, – холодно заявила авантюристка. – Следующая пуля будет пущена в голову или сердце! Ну-с, мистер Кеннан, я жду шкатулки!
  Толстяк наклонился, поднял упавшую на пол мотора шкатулку и дрожащими руками передал грабительнице, которая для этого поставила лошадь бок о бок с автомобилем.
  – Очень вам благодарна! Теперь все… Или нет! – спохватилась она. – Шофер! Поверните машину так, чтобы она стала поперек дороги. Я отъезжаю… Готово… Раз, два, три!
  – Интересно посмотреть, что она нас заставит делать еще? – проворчал Самсон, поворачивая руль так, что автомобиль описал дугу и стал поперек дороги.
  Авантюристке пора было торопиться: издалека доносилось уже пыхтение автомобиля Грегамов и басистые звуки сигнального рожка…
  Раздалось два револьверных выстрела… За каждым из них следовал разрыв шины задних колес автомобиля…
  На этот раз вскрикнули мистер и миссис Кеннан, уверенные в том, что выстрелы предназначались им.
  Грабительница достигла своей цели: автомобиль был испорчен и совершенно не мог двигаться, дорога была загорожена, а машина Грегамов должна была остановиться волей-неволей, так как объезда не было: с одной стороны дороги тянулся глубокий ров, с другой – только что вспаханные поля, езда по которым была совершенно невозможна…
  – До свидания, джентльмены! – насмешливо крикнула авантюристка, поворачивая лошадь.
  Минуты через три она скрылась из вида, и тут на повороте дороги показался автомобиль Грегамов…
  Глава III. Бегство
  Девушка поехала в восточном направлении, зная, что дорога эта приведет ее в город Перривиль, находившийся в десяти минутах ходьбы от станции. Благодаря своей остроумной тактике она сделала немедленное преследование невозможным, а в том, что ее будут преследовать, она нисколько не сомневалась. Но не ранее, чем через час, а через час она будет уже далеко!
  Грабительница поправила, как могла, прическу, подобрав свои чудные косы и скрепив их несколькими шпильками, и сбросила маску.
  Остановившись в поле, не доезжая до города, авантюристка соскочила с седла на землю, сняла плащ, так великолепно скрывавший ее фигуру, и переложила все награбленные вещи в карманы своего платья. Затем она завязала в служившую ей маской материю шкатулку с драгоценностями. Плащ она перебросила через седло, повернула лошадь и слегка ударила ее ветвью. Получив свободу, лошадь сделала несколько скачков, остановилась и с наслаждением принялась щипать траву, росшую по краям дороги…
  Смело войдя в город, авантюристка медленно пошла по улице, заглядывая во дворы домов, как бы что-то ища… Наконец она нашла, что ей было нужно! Во дворе одного дома на туго натянутой веревке сушилось белье и между всем прочим кружевная черная шаль. Шмыгнув в ворота, грабительница огляделась, быстро сорвала с веревки шаль и так же неслышно, как вошла, удалилась. Пройдя несколько домов, она приостановилась, покрыла голову шалью и уже быстрее продолжала путь…
  Теперь она могла быть спокойна: в маленьком городке, каким был Перривиль, никто не обратит внимания на девушку, вышедшую за покупками и потому надевшую на голову не шляпу, а шаль. Но шляпа все же была необходима для отъезда: появление ее в шали на станции железной дороги могло вызвать подозрение.
  Дойдя до единственной площади города, грабительница вынула из кармана небольшое зеркало и осмотрела себя в него. Все было в порядке: платье нисколько не пострадало от быстрой езды, а наскоро сделанная прическа даже шла ей. Выбрав один из магазинов, авантюристка вошла в него, заранее решив быть немой, как рыба, на все расспросы, несомненно любопытной, как все провинциалки, хозяйки.
  Владелица магазина сидела в небольшой комнатке, находившейся рядом с магазином, и кормила своего любимца – кота. Услышав скрип дверного блока, она вскочила и бросилась к прилавку…
  – Скажите, как можно ошибиться, – начала она. – Я была уверена, что это мисс Куннингем – у нее точно такая шаль, как на вас. Чем могу служить?
  Авантюристка спросила шляпу и долго рылась, прежде чем нашла более или менее подходящую среди груды каких-то блинов, с прицепленными к ним громадными ярко-зелеными бантами и пучками помятых искусственных цветов. Заплатив за покупку, грабительница удалилась, а хозяйка магазина весь вечер ломала себе голову над решением вопроса, кем могла быть покупательница, так равнодушно заплатившая за шляпу 10 долларов, как будто бы это была покупка пачки шпилек?
  Зайдя за первый попавшийся забор, авантюристка сбросила шаль и надела шляпу. Затем она вошла в магазин обуви, где купила баночку крема, несколько шнурков для ботинок и выпросила картонку из-под сапог. Очутившись снова на улице, она тщательно уложила шкатулку в коробку и завязала ее шнурком, так что получилась видимость, будто девушка несет купленную ею обувь. Теперь она смело могла идти на станцию. Но поезда? Когда идут поезда? Этого она не знала, а между тем это был очень важный вопрос, потому что, если автомобиль Грегамов явится на станцию раньше, все ее «труды» окажутся напрасными!
  Следы нужно было замести как можно тщательнее, а для этого, прежде всего, не следовало покупать билета, так как в руках преследователей оказалась бы лишняя путеводная нить. Садиться без билета – значит попасть в историю, а для авантюристки главное было в том, чтобы на некоторое время не привлекать к себе внимания.
  Дойдя до станции, она заглянула в окошко… Начальник станции, он же и кассир, рыжеволосый молодой человек, лет двадцати двух, стоял перед осколком зеркала, прибитым к стене, и с упоением занимался накручиванием жиденьких усиков, осенявших толстую верхнюю губу…
  «Я, похоже, произведу впечатление на этого деревенского донжуана!» – усмехнулась грабительница, в голове которой уже сложился план действий.
  Войдя в помещение станции, она, по-видимому, не обратила ни малейшего внимания на ее начальника, а, подойдя к висевшему на стене расписанию поездов, начала изучать его. Оказалось, что минут через пять должно было пройти два скорых поезда: один в Нью-Йорк, другой из него. Поезд в Нью-Йорк шел раньше. Нащупав в кармане всегда имевшийся при ней флакон с хлороформом, она убедилась в том, что он полон, и приступила к выполнению намеченного плана.
  – Ах! – томно заговорила она, бросая обворожительный взгляд на чиновника. – Я ничего не понимаю в этих расписаниях! Не поможете ли вы мне разобраться?
  Он, конечно, помог. Выскочив из угла, в который забился было при появлении красавицы, юноша с жаром объяснил ей все, что она просила. Само собой понятно, что авантюристка расспрашивала о тех поездах, которые ей были не нужны. Решив ехать на восток, она требовала подробностей о поездах, шедших на запад.
  Все чары кокетства были пущены в ход с целью воспламенить юношу. Это оказалось очень легким делом. Поместившись против красавицы, у двери, влюбленный в свои усы начальник станции не спускал глаз с прелестного лица своей собеседницы.
  Она пожаловалась на духоту, и он кинулся отворять окна. Когда он повернулся спиной к авантюристке, она быстро откупорила флакон и зажала горлышко пальцем, готовясь к последнему действию.
  Когда начальник станции, кончив свое дело, вернулся к красавице-пассажирке, она держала у носа какой-то флакончик и, казалось, с наслаждением нюхала…
  – Что это? Вам нехорошо? – обеспокоился юнец. – Это, вероятно, нюхательная соль?
  – Н-н-е-е-т, – кокетливо улыбнулась красавица. – Это нечто гораздо лучшее.
  Тут произошло нечто совершенно неожиданное: красавица схватила левой рукой шею чиновника, а правой плотно прижала к его носу флакончик… Затем она закинула ему голову назад и заставила, таким образом, невольно вдохнуть в себя ядовитый запах хлороформа… Через минуту юный начальник станции уже лежал распростертым на полу, без сознания.
  Вдали послышался свисток паровоза… Надо было торопиться!
  Авантюристка, прижимая носовой платок к носу и ко рту, чтобы не дышать хлороформом, подбежала к кассе, вынула из ящика билет до Нью-Йорка, проштемпелевала его и вышла на перрон…
  Дрогнув всем своим составом, поезд остановился… Отсутствие начальника станции, очень частое на американских железных дорогах, никого не удивило… Кондуктор выскочил из «служебного отделения» и прокричал:
  – Поезд до Нью-Йорка! Пассажиры есть?
  Через минуту поезд двинулся дальше… Авантюристка сидела в купе 1-го класса, в полной безопасности… Затем она вышла из вагона, и, когда снова вернулась в него, на губах ее мелькала довольная усмешка: драгоценности хранились в карманах ее платья, а шкатулка покоилась на дне небольшой речки, через которую проехал поезд.
  – Итак, я выиграла игру! – самодовольно улыбнулась грабительница. – Следы заметены! Через час я буду в моем милом Нью-Йорке, и пусть меня поищут там Ники и Дики Картеры, да, пожалуй, и все полицейские ищейки!
  Глава IV. Кеннан у Ника Картера
  Прошло восемь дней… Ник Картер сидел в своем рабочем кабинете за письменным столом, а перед ним стоял его лакей Иосиф, ожидая ответа относительно только что переданной визитной карточки.
  – Итак, Иосиф, – говорил Картер, – это толстый, низенького роста мужчина? На нем кричащего цвета жилет? Так? Бриллианты в кольце и галстучной булавке настоящие?
  Иосиф кивнул в знак согласия…
  – Ты не помнишь: был у нас когда-нибудь этот господин?
  – Нет, мистер Картер, не был никогда.
  – Гм… Это, наверное, какой-нибудь частный сыщик, намеревающийся выудить у меня нужные ему сведения.
  – Позволю себе заметить, – произнес Иосиф, – что господин не похож на сыщика. Для этого лицо его слишком интеллигентно. Я не хочу этим сказать – глупо. Нет, напротив: лукавство и хитрость ярко отражаются на нем.
  – Браво, Иосиф! – засмеялся Ник. – Лет через сто ты будешь светилом сыскного дела! Ну, позови сюда этого Кеннана!
  Слуга вышел, но через минуту вошел снова и громко доложил:
  – Мистер Жорж Кеннан!
  Картер сразу узнал в нем дельца, несколько лет тому назад совершившего под другой фамилией не совсем чистые операции и благодаря этому обогатившегося очень быстро. Хотя столкновений с судом у Кеннана не было, но лица, подобные ему, стояли у Ника Картера записанными на «черном листе»… Сыщик всегда говорил, что такие дельцы стоят на границе дозволенного и недозволенного. Стоило не удаться какой-нибудь операции, и господа, подобные Кеннану, не побрезгуют и незаконными путями.
  – Мистер Кеннан? – приподнялся Картер.
  – К вашим услугам, – неуклюже раскланялся толстяк.
  С этими словами он подошел к сыщику и протянул ему руку, которую Картер, однако, не пожал, а просто сделал жест правой рукой, приглашая гостя садиться. Кеннан даже не заметил этого рассчитанного игнорирования и спокойно опустился в мягкое кресло. Теперь он был ярко освещен солнцем и Картеру было очень легко наблюдать за его лицом.
  Кеннан, идя к Картеру, был уверен, что встретит в нем заурядный тип частного сыщика: беспокойно ласкового, услужливого, приторно любезного. Но поведение Картера невольно импонировало даже и ему и он начал очень смущенным тоном:
  – Меня послал к вам мистер Малорей. Он сказал, что советует мне обратиться именно к вам. Вы знаете мистера Малорея?
  – Знаю, – спокойно произнес Картер. – И даже считаю его одним из лучших своих друзей. Итак, вас послал ко мне Джемс?
  Кеннан поиграл перстнями на руках, чтобы блеск бриллиантов бросился в глаза сыщику, и продолжал:
  – Я до сих пор думал, что для раскрытия моего дела достаточно простого заявления полиции.
  – Рекомендую вам так и поступить, – послышался спокойный ответ.
  – Нет уж! Я обращаюсь к вам! Полиция в этом деле только оскандалилась!
  – Возможно, – лаконично произнес сыщик.
  Этот лаконизм ответов коробил Кеннана: ему было немного не по себе.
  – Скажите мне, дорогой Картер… – начал толстяк.
  – Мистер Картер, – поправил его сыщик.
  – А… да… э… – замялся Кеннан. – Итак, дорогой мистер Картер, – вы позволите выкурить у вас сигару?
  С этими словами он вынул из кармана массивный золотой портсигар.
  – Сделайте одолжение! Прошу выкурить одну из моих, – любезно отозвался Картер, подвигая гостю сигарный ящик.
  – Не откажусь, не откажусь, – потянулся Кеннан к великолепным сигарам, любимой марке сыщика. – Не откажусь, тем более что мои сигары я получил в подарок от человека, о котором до сих пор не знаю: друг он мне или враг.
  – Итак, какое у вас дело? – перебил его Картер.
  – О, со мною приключилась такая история, что я шлю проклятия небу каждый раз, как вспоминаю о ней!
  – Охотно вам верю, мистер Кеннан, – сухо отозвался Ник Картер. – Но… поторопитесь с вашим рассказом, так как времени у меня в распоряжении немного.
  – О, мой рассказ будет недолог: у моей жены украдены все бриллианты и драгоценности!
  – Обыкновенное явление, – отозвался Картер.
  – Да, это для вас! – загорячился толстяк. – А я потерял пятьдесят тысяч долларов! Да и то только потому, что это было куплено по случаю у одной разорившейся графини! Знаете, когда тебя умоляют купить – нет духу отказать, ведь жалко человека. Ну, я и купил!
  – За четверть стоимости, – брезгливо произнес сыщик. – Недурной гешефт! Все расчет и один только расчет!
  – О, я всегда великолепно рассчитываю! – похвалил себя толстяк, совершенно не понявший тона, которым с ним говорили. – Итак, драгоценности моей жены исчезли, а наша тупоголовая полиция, провозившись с делом целую неделю, объявила мне, что украденного не вернуть и что не стоит и пытаться раскрыть это дело! Ну скажите, разве это не возмутительно?!
  – Значит, драгоценности украдены? – рассеянно вставил Ник, закуривая сигару.
  – Это я уже говорил вам! – недовольным тоном произнес Кеннан. – Но как украдены? Самым наглым образом! Нас ограбили на большой дороге, чуть ли не на виду города! Ну, потерю денег я еще переживу как-нибудь! Слава тебе, Господи, не разорюсь я от потери пятидесяти тысяч долларов! Но ведь это еще не все! Во-первых, жена моя от нервного потрясения захворала и лежит теперь больная; во-вторых, мы из-за этой истории поссорились с Грегамами (знаете их, мистер Картер? Это великолепное семейство!), а у меня с самим Грегамом наклевывалось дельце, на котором я бы заработал не менее ста тысяч долларов. И это вы называете обыкновенным явлением? Это насилие, наглость и больше ничего!
  – Может быть. Однако рассказывайте дальше?
  – Сейчас, сейчас! Ведь за этим я и пришел к вам, мистер Картер! Видите ли, мы нарочно не сообщали ничего о деле, чтобы не напугать кого не нужно. Но нападение на таком людном месте, как дорога в Перривил…
  – Как? Перривил? Перривил в Коннектикуте? – живо переспросил Картер, внезапно крайне заинтересовавшийся делом.
  – Ну, конечно! Вы, вероятно, слышали что-нибудь об этом деле? Хуже всех досталось бедному начальнику станции. Никто не хочет верить, что он сделался жертвой негодяйки, а все говорят, что он всю штуку с хлороформом устроил сам, чтобы заинтересовать собою общественное мнение. А я уверен, что он прав! – стукнул Кеннан кулаком по столу. – Авантюристка применила хлороформ, чтобы без помехи взять билет на один из двух проходивших в этот час поездов. Так, между прочим, объяснили это дело и агенты главного полицейского управления!
  – Расскажите мне лучше, как было дело, – прервал Картер поток слов своего посетителя.
  – Ага! Вы уж извините, что я несколько уклонился от темы, – произнес Кеннан уже свободно и, не спрашивая, закурил сигару из поставленного сыщиком ящика. – Я и моя жена находились в гостях, в имении Грегамов. Имение это находится недалеко от станции Билтман. Это было в субботу, ровно неделю тому назад, мы получили приглашение на бал от мистера Брейтона. Великолепный человек, надо вам сказать. Его оценивают миллионов на десять! Правда, толкуют что-то о торговле рабами, ну да это все пустяки. Ну-с, итак, Грегамы и я с женой отправились. Я с женой ехал на автомобиле, Грегам тоже, выехав минут через пятнадцать после нас. Наш автомобиль… Ах! Мистер Картер! Это чудо техники, наш автомобиль! Это великолепный, шестидесятисильный «мерседес»! Я с женой сидел в глубине салона, а шофером был мой Самсон. Ах! Что за человек этот Самсон! Днем с огнем не найдешь такого! Это, знаете ли…
  – Нельзя ли рассказать покороче? – перебил Кеннана сыщик, взглянув на часы.
  – С удовольствием! Я, видите ли, не мастер рассказывать и постоянно перескакиваю с одного предмета на другой. Ну-с, итак, мы едем. Проехали половину дороги, как вдруг из темноты – а уже начало смеркаться – вынырнула какая-то женская фигура. Фигура сидела верхом на лошади, по-мужски, на лице ее была черная маска, а платье было скрыто под плащом – моим собственным макинтошем, мистер Картер. К слову сказать, великолепный у меня макинтош! Ну, короче говоря, эта госпожа ограбила нас по всем правилам искусства и, наконец, держа револьвер наготове, потребовала от меня выдачи ящичка, в котором лежали драгоценности жены и который я только что перед этим взял из нью-йоркского банка.
  – Но ведь вас было двое сильных мужчин против одной женщины! – презрительно проговорил Картер. – Как это вы допустили, чтобы вас дочиста ограбили?
  – Вам хорошо говорить, мистер Картер, – обидчиво отозвался толстяк, – а эта девочка, к слову сказать, восхитительный чертенок, великолепно владела револьвером. Когда жена издала крик, то она выстрелила, причем пуля пролетела на расстоянии миллиметра от головы! Затем грабительница велела Самсону поставить автомобиль поперек дороги. Ему оставалось только повиноваться. А когда он исполнил требование, то она двумя меткими выстрелами прострелила задние шины, и наша машина не могла двинуться с места ни на один дюйм!
  – Каким же образом грабительница оказалась одетой в ваш макинтош? – задал вопрос Ник.
  – Да! Это тоже целая история! – произнес Кеннан, почесывая за ухом. – Ну-с, все это оттого, что я начал вам рассказ с середины, да и вы меня еще торопите. Благодаря своей остроумной стрельбе по шинам негодяйка имела полную возможность удрать. Пока мы натягивали новые шины, пока доехали до города, оттуда до станции – времени прошло немало. Последние два поезда, шедшие один на восток, а другой на запад, давным-давно уже были в конечных пунктах. В помещении станции, словно выброшенный на берег кашалот, лежал отравленный хлороформом начальник, а в каморке воняло, словно в десяти аптеках, вместе взятых! Ну-с, вернулись мы к Грегамам… Тут началась новая история! Жены наши, что называется, вцепились друг другу в волосы, и Мари кричала хозяйке, чтобы та вернула ей похищенные вещи. Надо вам сказать, что у Грегамов есть четырнадцатилетняя дочь, сорвиголова, из-за которой застрелился уже один юноша и которая очень любит всякие экстравагантности. Вот жена и думала, что вся эта история – глупая шутка этой девочки! Миссис Грегам, конечно, вознегодовала – и началась баталия. Я не могу быть в претензии на жену за такое предположение, потому что негодяйка была именно на той лошади, на которой обыкновенно ездила эта девица. Той, конечно, не трудно было доказать свое алиби, и в итоге пришлось извиниться! Ну, вы ведь знаете: можно всяко извиниться! Одним словом, жена это сделала в такой оскорбительной форме, что нам пришлось уехать от Грегамов и мое дело с Биллем не состоялось!
  – А вы не знаете, – внутренне смеясь, спросил сыщик, – кто была эта грабительница? Может быть, она похожа вот на эту?
  С этими словами Картер вынул из лежавшего на столе альбома фотографию и показал ее толстяку.
  От изумления Кеннан выронил сигару и развел руками…
  – Ну уж, признаюсь! – оторопело произнес он. – Это, однако, черт знает что такое! Ну да, конечно, это она, как вылитая! Она, она! Скажите, мистер Картер, разве это не прелестный чертенок, и… разве не следует ее повесить за ее наглость?
  Глава V. Ник Картер отказывается от расследования дела
  – Значит, – усмехнулся Картер, захлопывая альбом, в который небрежно бросил карточку, – это и есть ограбившая вас девушка?
  – Безусловно, она! Даю голову на отсечение, что это она! Такие лица не забываются!
  – Я нахожу в вашем рассказе маленькое противоречие, мистер Кеннан. Вы мне говорили, что грабительница была в маске, и в то же время легко узнаете ее по карточке. Кроме того, вы упоминали о том, что на ней был ваш плащ?
  – Да, да! Сейчас! Видите ли, все это оттого, что я начал рассказ с середины. Когда я приехал домой, я нашел в женином будуаре вот эту самую красивую мушку, – ткнул Кеннан по направлению альбома пальцем. – На мой вопрос, кто это, жена ответила, что это горничная миссис Грегам, пришедшая помочь ей одеться. Надо вам сказать, что мы ожидали приезда нашей горничной Фанни, но та запоздала. Вот эта прелестная негодяйка и сказала поджидавшему Фанни кучеру, что он ее-то и должен доставить в замок. Так-то и случилось, что она попала к нам. Ну, а Мари, как я уже сказал, приняла ее за горничную Грегамов. Понятно, что она видела ящичек с драгоценностями. Когда мы с женою вышли, она схватила мой плащ, затем оседлала лошадь и пустилась нагонять нас. Но, должен сказать, что местность она знала превосходно, потому что поехала по тропинке, сокращавшей дорогу почти наполовину. Это, вероятно, не первый ее подвиг, мистер Картер? Я говорю так потому, что нахожу ее карточку в вашем альбоме преступников.
  – Ошибаетесь, мистер Кеннан! Я, напротив, уверен, что она новичок в этом деле, да и полиции о ней, наверное, ничего не известно. Фотография была снята моим помощником, сидевшим недалеко от нее.
  – Вот счастье-то! – обрадовался Кеннан. – Значит, вы знаете ее местопребывание?
  – К сожалению, ничего подобного. Знаю только, что меня она крайне интересует, но этот интерес не имеет ничего общего с вашим делом. Это очень опасный экземпляр!
  – Вполне с этим согласен, – пробормотал толстяк.
  – Так вот, о ней я знаю столько же, сколько и вы! Должен вам сказать, что, по моему мнению, эта барышня с похищенными у вашей жены драгоценностями, наверное, очень далеко от Нью-Йорка. Трудно также изловить и ее сообщников, если таковые были.
  – Нет, нет! – замахал руками Кеннан. – Ручаюсь вам головой, что все было выполнено ею одной. Но, как бы то ни было, вы, вероятно, скоро получите возможность схватить негодяйку. Вы ведь, конечно, беретесь за мое дело?
  – Очень жаль, мистер Кеннан, – произнес он, – но я категорически отказываюсь от этого дела. Оно, по моему мнению, настолько запутано, что я не хочу и пытаться раскрыть его!
  На лице Кеннана ясно проступило разочарование…
  – Но, послушайте, дорогой мистер Картер, – заговорил он, тоже вставая и закладывая руки в карманы, – как же это так? Неужели вы отказываете мне? Я должен вам сказать, что за деньгами я не постою! Наконец ведь и мистер Малорей почти ручался мне в том, что вы…
  – Еще раз: очень сожалею, что обманул ожидания ваши и Малорея, – перебил его сыщик, – но взяться за это дело не могу – оно слишком трудно!
  – Но ведь вы знаете негодяйку! У вас есть даже ее фотография!
  – Если желаете, я могу подарить вам ее, – сухо произнес сыщик.
  Он подошел к столу, вынул оттуда карточку и протянул ее мистеру Кеннану.
  – Но я готов заплатить вам десять тысяч долларов! Такие гонорары вы получаете ведь не каждый день.
  – Я не возьмусь за дело и за миллион! – резко дал ответ Картер.
  – Черт знает что такое! – вспылил Кеннан. – Человек заставляет меня надрывать легкие длиннейшим рассказом, выспрашивает, допытывается, а как только доходит до дела – отказывается! Это безобразие!
  – Я вас очень попрошу быть повежливее, – спокойно произнес Ник Картер. – Я вашего дела не беру, и принудить меня взяться за расследование не может никто!
  Сыщик нажал кнопку электрического звонка и сказал вошедшему лакею:
  – Иосиф, этот господин хочет уйти. Проводите его до двери.
  Кеннан с удовольствием излил бы свое недовольство в грубых, вульгарных выражениях, но один взгляд на спокойное, но серьезное лицо Картера показал ему, что такой образ действий не остался бы безнаказанным. Поэтому он ограничился тем, что вышел из комнаты, даже не поклонившись хозяину.
  
  На другой день после неудачного визита мистера Кеннана к знаменитому нью-йоркскому сыщику в газете «Нью-Йорк геральд» появилась следующая, коротенькая по обычаю американцев, заметка:
  «Картер. Вчера скончался внезапно, от разрыва сердца, Николай Картер, пятидесяти лет от роду. Перевозка тела покойного в фамильный склеп, в Ричмонд, имеет быть во вторник, в 12 ч. дня. Согласно воле покойного, просят не присылать венков».
  Глава VI. Новые лица
  Через философию всех времен и народов красной нитью проходит учение о том, что человек существо далеко не свободное, что еще до рождения ему предопределена судьба, которой он не может ни избегнуть, ни изменить. Все то, что мы принимаем обыкновенно за «случайности», есть по этому учению не что иное, как события, заранее предназначенные нам судьбой. Яснее всего учение о предопределении выражается в исламе, где очень глубоко разработана философская тема о фатализме, то есть о бесцельности борьбы с судьбой.
  Вероятно, подобные мысли мелькали в голове Ника Картера после ухода от него тщеславного толстяка Кеннана. Сыщик не счел нужным говорить своему посетителю о том, что лицо, ограбившее его и его жену, стоит в тесной связи с целым рядом событий, уже давно занимавших все его мысли.
  Для того чтобы сделать читателю понятными все те события, которые разыгрались после отказа Картера от расследования дела, нам придется вернуться несколько назад и рассказать о том, что именно так сильно занимало великого сыщика.
  
  Была дождливая холодная апрельская ночь. По одной из глухих улиц западной части Нью-Йорка медленно шли два пешехода. Один из них был старик, с большой белой как снег бородой и глубоко сидящими, серьезными глазами, почти мрачно глядевшими из-под нависших густых бровей. Он шел молча, изредка только отвечая на вопросы спутника или, наоборот, задавая ему односложные вопросы.
  Другой пешеход – молодой, очень элегантно одетый мужчина, был, очевидно, сильно взволнован.
  – Могу только сказать одно, – говорил он с дрожью в голосе, – скоро я останусь как рак на мели! Положение мое прямо-таки отчаянное! Должен сознаться, как это мне ни больно, что я всецело завишу от моего деда. Если он умрет, не оставив завещания или не упомянув в нем обо мне, то я, право, даже не знаю, что со мной будет. По окончании гимназии я не готовился ни к чему и так и остался ни на что не годным тунеядцем! Рос я трутнем, совершенно не умеющим работать! Оставь меня дед – и мне остается либо купить себе веревку, либо идти просить милостыню. А что тогда будет с моей матерью и сестрами – об этом и подумать страшно! Я умею только тратить деньги; приобретать их я совершенно неспособен. Отец и дед радовались за меня, когда я тратил огромные суммы. Оба они состарились, накопляя свои миллионы, и так как сами уже не могут пользоваться благами жизни, то радуются тому, что их потомки получают на накопленные ими, стариками, деньги все удобства. Раньше мой дед был очень бережлив, почти скуп, но и только по отношению к самому себе. Мать и сестер он всегда снабжал чем только можно. Обо мне нечего и говорить: лучшего удовольствия я не мог доставить ему, как рассказывая о том, сколько денег я проиграл или сколько бутылок вина могу я выпить за один вечер. Тогда он хлопал в ладоши и радовался, как маленький ребенок!
  – Он, вероятно, ненормален? – спросил серьезный старик.
  – Был ли он ненормален раньше, не знаю, – грустно проговорил молодой человек, но что теперь у него «не все дома» – факт несомненный! Но, знаете ли, сажать в сумасшедший дом человека, на средства которого жил все время, духу не хватает! Брать его под опеку – не имеет смысла. Ведь он еще не так стар – ему всего шестьдесят восьмой год, он еще бодр и силен. А если бы вы поговорили с ним о финансовых или торговых делах, вы бы изумились! И как горячится он иногда из-за двух-трех долларов! Словом, он гораздо разумнее своего внука, – со вздохом докончил молодой человек.
  – Почему же вы теперь уверились в его ненормальности?
  – Потому что у него явилась странная idee fixe. Он, видите ли, убежден в том, что профессор Аддисон – светило, сделавшее открытие мировой важности. Я, правда, многого не понимаю из этих разговоров, но все-таки уловил, что речь идет о теософии, спиритизме, гипнозе, раздвоении личности, переселении душ и телепатии. Я лично абсолютно не верю в то, что один человек может заставить другого видеть то, что случилось или случится с каким-нибудь третьим лицом, зачастую за тысячи миль. Аддисон называет этот будто бы возможный фокус «раздвоением личности» и указывает на своего медиума – девушку, такую же обманщицу и негодяйку, как и он сам, как на феномен, обладающий этой способностью. «Раздвоение личности» – ведь придумает же такое название! В своих рекламах этот негодяй говорит, что если бы он жил лет за триста до нашего времени, то его сожгли бы на костре как колдуна. По-моему, его и теперь следует повесить на первом попавшемся фонарном столбе, чтобы он не выуживал денег из карманов доверчивых дураков!
  – Вероятно, Аддисон хочет выманить известную сумму денег у вашего деда? – осведомился старик.
  – Он, правда, не говорит об этом, – последовал ответ, – но я уверен, что это ему удастся. Этот, с позволения сказать, профессор нарисовал такую заманчивую картину, что возбудил алчность в старике. Видите ли, на свой капитал дедушка получает шесть, семь и даже восемь процентов, но этого ему мало! Аддисон же уверил старика, что он открыл способ, посредством которого можно чуть ли не за неделю удвоить состояние. Конечно, это не более как шантаж. Я далеко не умен, но мои мозги все же работают настолько, чтобы видеть, что этот Аддисон не более как плут первого разряда.
  – В чем состоит способ Аддисона? – спросил старик.
  – Ах! Тут все дело, видите ли, в этом самом раздвоении личности! Мерзавец убедил дедушку, что с помощью своего медиума он может заранее предугадывать повышение и понижение курса. Вы себе можете представить, как ухватился за это дед? И вот он хочет все свое состояние пустить на эту игру. А его состояние заключает в себе больше миллионов, чем у меня пальцев на руках. Лично мне безразлично – потеряет ли дед капитал или нет! Я уже достаточно пожил жизнью тунеядца и завидую людям, умеющим приобретать и зарабатывать. Но меня охватывает ужас, когда я представлю себе сестер! Что ожидает их? Все их образование не годно для того, чтобы заработать себе щепоть соли к хлебу! Они умеют только хорошо одеваться и есть! Горе тем, кто женится на них! Если у них нет состояния или если дедушка не снабдит внучек «приличным» приданым – жизнь таких несчастных будет адом. Насколько они не знают жизни, показывает следующий факт. Несколько дней тому назад я увидел счет. За две блузки и такое же количество шляпок для одной из сестер следовало уплатить ни много ни мало как восемьсот пятьдесят долларов! Я отозвал сестру в сторону и заявил ей, что если дедушка умрет, не написав завещания, то нам придется чуть ли не голодать и уж, во всяком случае, забыть и думать о такой безумной расточительности. Вы знаете, что мне на это ответила сестра? «Ах, боже мой! – возразила она. – Если у меня не будет денег, то будет большой кредит!» Вот вам плоды полученного ею, да и всеми нами, воспитания и образования. Я повторяю: меня охватывает ужас при мысли о матери и сестрах. И я так рад, так счастлив, что, когда в клубе я подошел к вам, вы согласились выслушать меня и помочь мне, если можно.
  – Все это так, – задумчиво произнес старик. – Но буду ли я в состоянии помочь вам – это большой вопрос. Во всяком случае, сделаю все, что могу.
  – В таком случае я, значит, все же в большой выгоде. Счастье уже и то, что нам удалось получить два билета на спиритический сеанс этого Аддисона. Конечно, сеансы эти совершаются под видом самых безобидных собраний в частном доме… Но и они приносят мерзавцу громадный доход, так как каждый билет стоит ровно двадцать долларов. Многие говорят так: «Э, если все эти усыпления и ясновидения и обман, то все же одна возможность полюбоваться медиумом стоит двадцати долларов». Девчонку эту в Нью-Йорке уже прозвали «прелестный жучок». Она изящна, как лилия, глаза ее – как горное озеро… Где он подцепил ее, я не знаю, но абсолютно не верю в то, что вся та чушь, которую она городит будто бы во сне, есть откровение свыше. Это не более как перепев того, что заранее напоет ей негодяй!
  – Н-н-ет. Я бы этого не сказал, – задумчиво произнес старик. – Есть действительно в природе некоторых людей нечто необъяснимое, до чего пока еще наука додуматься не может.
  – Может быть, это и так, но только не в данном случае. Я стою на своем: Аддисон плут, затеявший все свои сеансы исключительно для того, чтобы ловить на удочку простаков вроде моего дедушки.
  – А вот мы и у цели, – докончил он, останавливаясь. – По всей вероятности, входных билетов будет достаточно, чтобы попасть на спиритический сеанс мистера Аддисона.
  Глава VII. Спиритический сеанс
  Оба пешехода стояли у подъезда четырехэтажного дома старинной архитектуры. Ни в одном из окон не видно было света, и только вестибюль был слабо освещен.
  Поднявшись по небольшой наружной лестнице, Роберт Брент (так звали молодого человека) нажал кнопку электрического звонка. Дверь слегка приотворилась, и из-за нее выглянуло чье-то совершенно черное лицо. Но отворивший дверь не был негром, так как черты его лица не напоминали собой эту расу. Вернее всего, это был араб или марокканец.
  Когда он открыл рот, чтобы задать вопрос «что вам угодно?», старику, пришедшему вместе с Брентом, бросился в глаза недостаток многих передних зубов, тогда как негры обладают великолепными зубами, сохраняющимися у них до глубокой старости. Было очевидно, что за дверью стоит белый, тщательнейшим образом выкрасивший себе лицо, шею и руки.
  Брент вынул входные билеты и передал их в отверстие двери. Ложный негр тщательно проверил их и сравнил со списком, лежавшим около дверей, на стуле. Только после этого он отстегнул дверную цепочку.
  Вновь пришедшие сняли свои шляпы и пальто и поднялись по лестнице на второй этаж дома. При этом было заметно, что молодому, как говорят, было несколько не по себе, тогда как старик держал себя совершенно свободно.
  Наверху вошедших встретил другой слуга, который и провел их в зал. Зал этот имел очень мрачный, неприветливый вид. На окнах были опущены тяжелые, не пропускающие света шторы, а газовые рожки, висевшие по стенам, были настолько привернуты, что места отыскивать приходилось чуть ли не ощупью.
  Сам зал был сделан путем разборки стен нескольких комнат.
  В момент прибытия Брента и старика в зале было человек пятьдесят.
  Через полчаса, однако, все места в зале были заняты и, несмотря на то что никто не разговаривал, по комнате носился тот шум, который бывает всегда там, где сойдется много народу; нечто среднее между шорохом и стуком.
  Внезапно на эстраде, устроенной в одном конце зала, появился одетый во все черное мужчина. Сидевшие в зале сразу затихли. Свет в зале совершенно потух, а на эстраде зато вспыхнул яркий электрический прожектор, лучи которого посредством рефлектора невидимая рука направила на Аддисона.
  Вид «профессора» был оригинален: его бледное, до прозрачности белое лицо обрамлялось черными вьющимися волосами. Усов не было, а острая, а-ля Анри IV, бородка придавала «профессору» какое-то мефистофельское выражение. Покрой его черной одежды напоминал собой тогу средневековых алхимиков, недоставало только остроконечной шапки и цепи на груди, да из-под балахона вместо туфель виднелись лакированные ботинки.
  Поклонившись публике, Аддисон заговорил.
  Его манера и само содержание речи сильно напоминали ярмарочные завывания бродячих цирковых артистов… Он утверждал, что обладает властью читать в умах и сердцах молодых людей и что, при помощи своего медиума может узнать, что было и что будет, хотя бы дело шло об отдаленной местности…
  – Особенно для последнего опыта, блестяще мной выполняемого, мне и нужен медиум, – распространялся «профессор». – Гипнотическая сила, выходящая из меня, делает для медиума возможным видеть все, что я захочу, что невозможно увидеть при каких бы то ни было иных условиях! Найти хорошего медиума необычайно трудно. Но благодаря моим недосягаемым для других гипнотизеров знаниям и опытности мне удалось разыскать великолепного медиума, который очень быстро реагирует на флюиды, истекающие из моих пальцев. Это молодая дама – мисс Нора Бригтон. Сейчас вы познакомитесь с ней, а затем увидите нечто невероятное, сверхъестественное, нечто такое, что могу вам дать только я, сильнейший гипнотизер нашего времени!
  Закончив свою хвастливую речь, Аддисон хлопнул в ладоши, и на эстраде появилась девушка лет девятнадцати, одетая во все белое…
  Она медленно направилась вперед… Походка ее была плавной и бесшумной: она как бы скользила. Проходя мимо «профессора», она слегка кивнула ему, а публике сделала поклон, нисколько не уступающий тем, которые полагаются по придворному этикету… Дойдя до переднего края эстрады, она грациозно опустилась в кресло и кокетливым жестом подобрала шлейф своего платья…
  Затем начались манипуляции Аддисона. Он не употреблял обыкновенно применяемых гипнотизерами движений; он просто-напросто коснулся пальцами век медиума и вперил в девушку сосредоточившийся на одной мысли взгляд…
  – Ты спишь? – наконец спросил он.
  – Не совсем, – шепотом дала ответ гипнотизируемая.
  При царившей в зрительном зале тишине этот шепот долетел до самых последних рядов.
  – Не сопротивляйся одолевающей тебя потребности сна, – предупредил «профессор», – иначе мне крайне трудно вызывать твое пробуждение.
  Девушка в ответ на это лишь улыбнулась… Но улыбка была полусонная: видно было, что медиум не совсем ясно отдает себе отчет в том, что совершается и говорится вокруг нее… Наконец глаза ее закрылись…
  – Ты спишь? – громко спросил Аддисон.
  Ответа не последовало… Спящая не сделала даже никакого движения. Только равномерно поднимающаяся грудь свидетельствовала о том, что жизнь не покинула прекрасное тело девушки… «Профессор» взял правую руку загипнотизированной и снова произнес:
  – Скажи, ты теперь спишь?
  – Да. Я сплю, – тихо произнесла спящая.
  – Открой глаза! – произнес Аддисон.
  Девушка повиновалась… Теперь глаза ее ничего не выражали – это были прекрасные по форме, но совершенно не одухотворенные глаза сомнамбулы.
  – Что ты видишь? – прозвучал вопрос.
  – Я вижу… океан, – монотонным, убийственно действующим на нервы голосом начала Бригтон.
  – Он покоен или на нем буря?
  – На нем буря… Страшная, небывалая буря! Я вижу водяной смерч. С самого дна океана поднимает ураган воду, и она пенящимися каскадами падает на корабль.
  – Ты, значит, находишься на борту судна?
  – Да. Я на бриге. Он идет от тропиков.
  – Почему ты это знаешь? – спросил «профессор».
  – Я вижу на подводной его части массу мелких раковин, приросших к килю… Наш бриг выдержал уже несколько бурь, потому что его такелаж и мачты починены ровно настолько, чтобы доплыть до хорошего дока… Но сегодняшняя буря – самая ужасная из всех, которые перенес наш бриг.
  – Рассказывай все, что ты видишь.
  – Я вижу человека, сидящего на сломанном бугшприте… Этот бугшприт похож на руку тонущего, то появляющуюся над водой, то исчезающую в бездне… Человек этот что-то чинит… Работать он может только тогда, когда бушприт появляется из воды. Это не простой матрос, а офицер, взявшийся за работу, от которой все отказались ввиду ее опасности…
  Вот корабль приподнят громадной волной к небесам, вот он сброшен в пучину… И вдруг – на наш бриг несется водяная гора!.. Острый гребень ее, находящийся на уровне мачтовых верхушек, покрыт пеной, ее ребра отливают зловещим зеленовато-черным цветом. Всей своей массой обрушивается она на судно, как бы желая раздавить его своей тяжестью… Сидящий на бугшприте теряет равновесие и падает в море…
  – Но… что это? Сброшенный за борт снова вынесен волной на поверхность моря!
  При этих словах загипнотизированная поднялась со своего места и медленным движением протянула свою руку к публике… Зал замер… Сердца бились сильнее обыкновенного… Невольная дрожь пробегала по спине каждого зрителя… Слишком необычно было то, что происходило теперь на эстраде…
  Широкоплечий мужчина в зеленом, цвета bleumarin, костюме был особенно сильно увлечен рассказом ясновидящей… Он приподнялся на своем кресле, широко раскрыл глаза, приоткрыл рот и застыл в этой позе. По лицу его катились слезы…
  – Да, да! Море возвращает свою добычу, – продолжала ясновидящая. – Вот… он все ближе и ближе… Вот волна промчала его вдоль всего судна! Не за что ухватиться, удержаться… Несчастный проносится мимо!.. Ага! – в каком-то экстазе закончила девушка. – На пути трепещется на воде сорванный бурей парус, с обрывками канатов… Несчастный из последних сил гребет туда, в этот маленький пруд, образованный взгорбившейся холстиной!.. Вот он уже на нем! Теперь спасение близко! С корабля ему бросают канат. Он обвязывает его вокруг пояса… Матросы тащат его наверх… Большая волна поднимает его на уровень с обер-деком… Последнее усилие – и он на корабле! Полумертвый, обессиленный, окровавленный, но он спасен!
  Произнеся эти слова, Бригтон в изнеможении упала в кресло и снова закрыла глаза…
  – Но это невозможно, наконец! – взволнованно произнес мужчина в костюме цвета bleumarin. – Это точная передача того, что случилось со мною во время последней навигации!
  Аддисон обернулся к залу…
  – Я покорнейше прошу публику не говорить громко и тем самым не мешать сеансу, – проговорил он. – Это затрудняет мне мою работу, нарушая общение между мной и медиумом. Говоривший, вероятно, моряк?
  – Да! Я второй штурман брига «Клементина»! Нет еще полных десяти часов, как мы стали здесь на якорь. Мы прибыли с Явы… Прошу извинить, если я помешал вашему опыту, – закончил штурман, утирая лоб красным платком…
  – Конечно, если это так, то ваш возглас вполне извинителен, – любезно поклонился «профессор». – Однако мы отвлеклись, нам предстоит еще один опыт. Сейчас ясновидящая заглянула в прошедшее одного из присутствующих; теперь она сделает то же самое с будущим. Оговариваюсь, опыт может не удаться, но я, во всяком случае, попытаюсь.
  С этими словами Аддисон подошел к мисс Бригтон и снова взял ее правую руку, бессильно лежавшую у нее на коленях…
  Глава VIII. «Раздвоение личности»
  На вопрос «профессора», спит ли она, ясновидящая произнесла усталым голосом:
  – Ах! Я так устала, так устала!
  – Ну еще немного, Нора, – ободрил «профессор». – Открой глаза и начинай. Я приказываю тебе заглянуть теперь в будущее одного из нас… Ну? Что ты видишь?
  Некоторое время ясновидящая молчала… Затем она встала, провела несколько раз рукой по лбу, как бы отгоняя какие-то мысли, и начала медленно, словно взвешивая каждое слово:
  – Я вижу… старика… старого, седого мужчину… Он немного хромает, а потому ходит с палкой с золотым набалдашником… Он носит либо очки, либо пенсне, это я вижу по красным полосам на носу… Но теперь ни очков, ни пенсне у него нет – их у него отобрали, так как он слаб в ногах, может упасть и порезаться… Ему не дают носить при себе и острых вещей, все по той же причине…
  – Как это «не дают» – разве можно ему запретить? – задал вопрос «профессор».
  – Таков порядок в доме, – послышался ответ ясновидящей.
  – Каков порядок, Нора? Говори!
  – О, там, где живет старик, железная дисциплина! Несчастный старик в сумасшедшем доме! Это так ужасно – быть в сумасшедшем доме!
  – Разве этот джентльмен помешанный?
  – Нет, – проговорила Нора тихо. – Он так же нормален, как вы, я и все присутствующие, но он скоро сойдет с ума, если останется в доме умалишенных, куда его отправили против его желания.
  Последние слова ясновидящая почти прокричала… В задних рядах произошло какое-то движение: молодой человек привстал, как бы готовясь что-то сказать, но его снова усадил на место сидевший радом с ним старик, по виду лет шестидесяти – семидесяти.
  – Ты мне можешь сказать, кто так жестоко обошелся с этим стариком? – каким-то каркающим голосом спросил Аддисон медиума.
  – Это молодой человек, глава заговора, направленного против старика! Он это сделал потому, что за это ему обещана крупная сумма денег! А старик еще осыпал его благодеяниями! Бедный старик! Он пригрел змею у себя на груди… Я вижу и этого молодого человека: ему года двадцать два – двадцать три, он блондин с чудными голубыми глазами! Его открытое лицо так симпатично, что никому не придет в голову предполагать в его обладателе черную душу!
  В зале раздался крик негодования, сорвавшийся с губ Роберта Брента.
  Быстрым движением, напоминающим скачок хищника, Аддисон повернулся в сторону зала.
  – Я прошу соблюдать полнейшую тишину, – сдержанно заявил он. – Всякий шум мешает успеху сеанса… Довольно о внешности молодого человека, – обратился он снова к Норе. – Я вовсе не хочу устраивать здесь семейного скандала! Но в целях предупреждения старика скажи: какие шаги сделаны молодым человеком в этом направлении? Ведь все, что ты говоришь, дело будущего. Итак, что предпринял молодой человек для того, чтобы упрятать своего благодетеля в сумасшедший дом?
  – Всего я не вижу, – с трудом переводя дыхание, дала ответ Нора, – но я вижу, он говорил и говорит об этом со многими людьми… Я слышу слова «пансионат», «дом умалишенных»…
  В зале снова послышался шум, но Аддисон уже не обратил на него внимания…
  – Дальше, дальше! – торопил он.
  – Молодой человек, – мерным тоном докладывала ясновидящая, – пользуется услугами одного человека… Я вижу и его. Плотный, коренастый, с проницательными глазами и таким же умом. Этот человек – гроза всех преступников! Ради высокого вознаграждения он стал на сторону юноши…
  – Что же, этот сообщник – сыщик?
  – Да! И он об этом сильно хлопочет. Помимо помещения старика в сумасшедший дом он хлопочет и о том, чтобы совершенно разлучить его с преданными старику друзьями!
  – А этого сыщика ты видишь или нет?
  – Вижу! – твердо произнесла ясновидящая. – Но теперь у него не бритое лицо, а обросшее белой, длинной бородой. Лоб, щеки и подбородок изрыты морщинами. Все это есть, но ничего этого нет.
  – Как же это: есть и нет? – по-видимому, удивился престидижитатор.
  – Он переодет и загримирован, – был ответ.
  – Где он, здесь?
  – Пятый ряд, третий стул, правый проход, – скороговоркой произнесла Нора. – С ним и тот, кто хотел лишить свободы своего деда.
  – Имя переодетого! – резко прокаркал Аддисон.
  – Трудно прочесть. Буквы стоят вверх ногами. Ага. Читаю… Его имя… Ни-ко-лай… Кар-тер!
  – Дайте свет! – топнул ногой «профессор».
  Зал моментально был освещен. Все вытянули шеи, заглядывая в задние ряды, на которые указывала ясновидящая.
  – Джонсон! – обратился Аддисон к геркулесу-негру, стоявшему у двери. – Подойди к джентльмену с приклеенной бородой и в парике и попроси его немедленно покинуть зал! Он проник сюда под вымышленной фамилией, обманным путем получив входной билет!
  – Будет выполнено! – проговорил негр, направляясь к пятому ряду.
  Роберт Брент вскочил со своего места.
  – Негодяй! – загремел он на весь зал. – Я сумею прекратить твои гнусные проделки!
  Он, наверное, кинулся бы на Аддисона, если бы его спутник силой не удержал его.
  В это время поднялся со своего места еще один зритель: лысый старик, опиравшийся на палку с золотым набалдашником. Он оперся левой рукой о спинку кресла, а правую с угрозой протянул по направлению к своему внуку.
  – Прочь с глаз моих, негодяй! – старчески злобно взвизгнул он. – Ты хотел запереть своего старого дедушку в дом умалишенных?! Этого я тебе никогда не прощу!
  Скандал готов был разгореться. Ник Картер (спутник Брента был не кто иной, как знаменитый нью-йоркский сыщик) схватил его за руку и насильно вывел из зала. Спустившись по лестнице вниз, они надели свои пальто и шляпы и, даже не взглянув на негра, провожавшего их, вышли на улицу.
  
  Картер привел дрожавшего от негодования Роберта к себе на квартиру.
  – Не стоит волноваться, мистер Брент, – начал он, сидя в комнате, где он обыкновенно гримировался, и тщательно смывая краску. – Вот вы выходите из себя. Что же мне-то прикажете делать? Ведь мне нанесен еще более тяжелый удар, чем вам! Я так тщательно, так искусно загримировался – и меня узнали! Сознайтесь: вы бы ведь не узнали меня под гримом?
  – Ни за что, мистер Картер! – с живостью подтвердил Брент. – В этом парике, с бородой, горбом и бесчисленными морщинами вы были неузнаваемы! Ну кто угодно, только не Ник Картер! Ведь вы изменили даже выражение ваших глаз! Я уверен, что вас не узнали бы даже ваши помощники!
  – Так оно и было, мистер Брент, – улыбнулся Картер. – Я увидел на улице, едучи уже к вам, моего помощника Дика. Желая проверить, насколько мне удался грим, я вышел из автомобиля, прошелся раза два перед самым носом своего двоюродного брата, как бы нечаянно наступил ему на ногу и извинился. И вот Дик не узнал меня, а Аддисон раскрыл мое инкогнито сразу.
  – Но ведь не верите же вы в раздвоение личности, телепатию и тому подобную чепуху? – с беспокойством спросил Брент.
  – Как вам сказать? – пожал сыщик плечами. – Не… знаю. Может быть, в негодяе и действительно есть запас магнетизма. Но если только медиум не спит, а все ее фокусы – притворство, то она губит свой талант, потому что в таком случае она гений сценического искусства!
  – Я никогда бы не поверил, чтобы вы, Ник Картер…
  – Подождите же! Дайте мне досказать до конца! Во всем этом раздвоении личности нет смысла или его очень мало. Но я готов допустить, что она действительно спала. Тогда она, значит, говорила то, что ей внушал Аддисон. Я иду даже дальше и говорю: она действительно видела те сцены, о которых говорила с эстрады! Все это достигается внушением!
  – Ну а история с бригом? Ведь не подлежит ни малейшему сомнению, что рассказ правдив с начала до конца!
  – С начала до конца – это сплошной обман! – твердо проговорил Картер. – Весьма просто объясняется вся эта эффектная сцена! Аддисон имеет агентов: один из них подслушал рассказ моряка еще сегодня утром и передал его «профессору». Тогда он постарался, чтобы штурман «Клементины» получил входной билет на его сеанс и феерия была готова. Второй номер был предназначен для нас с вами, мистер Брент! Я уверен даже, что входные билеты нам с вами были ловко всучены самим Аддисоном. Затем ему уже нетрудно было через того же негра узнать, где мы сидим. Этот гипнотизер – достойный соперник, и мы с ним будем биться не на жизнь, а на смерть. Во что бы то ни стало уговорите вашего дедушку не отдавать Аддисону денег – это будет для старика равносильно гибели! Повторяю: «профессор белой и черной магии» опасный преступник. В негре, впускавшем нас, я узнал одного из опасных грабителей, бежавшего из тюрьмы в Труа. Я сегодня же или завтра обыщу дом Аддисона, и тогда мы прольем свет на все это дело!
  – А что из себя представляет, по вашему мнению, эта Нора? – задал вопрос Брент.
  – Ну, она тоже стоит на покатой плоскости, хотя, может быть, для нее исправление еще возможно! Впрочем, все это не то! Я хотел бы знать: какими путями узнал Аддисон, что старик, бывший с вами, – я?!
  Глава IX. Изумительное решение
  Верный своему слову, Картер на другой же день обыскал весь дом Аддисона. Вместе с «профессором» были схвачены и его слуги, из которых двое оказались опасными преступниками, бежавшими из тюрьмы… Нора Бригтон предпочла куда-то скрыться.
  Однако «профессор белой и черной магии» недолго сидел в тюрьме. Благодаря связям, влиянию и деньгам ему удалось заручиться покровительством одного из коронных судей и он был через три дня выпущен по неимению достаточных оснований к обвинению. Единственной карой Аддисону были выговор и предупреждение: впредь не устраивать где бы то ни было никаких спиритических сеансов.
  В семье старика Брента долго еще не налаживалось дело спасения его капитала. Только после долгих усилий удалось Нику Картеру и друзьям старика убедить его не вверять своих денег Аддисону и не подозревать своего внука в жестоком желании – упрятать своего благодетеля в дом умалишенных.
  Дела Ника Картера вдруг пошли страшно плохо: ни одно дело ему не удавалось. Казалось, кто-то невидимо читает все его мысли, проникает во все его намерения и расстраивает все его планы. Как ни наблюдал сыщик сам за «профессором», как ни выслеживали его Дик и Патси – все было напрасно. Не отыскивалось ни одного факта, ни одного намека на что-либо такое, основываясь на чем, можно бы было привлечь его к суду. А торжествующий Аддисон, знавший об этих напрасных усилиях, только улыбался при встрече с Картером и насмешливо раскланивался с ним на улице.
  К этому-то времени и относилось неудачное выслеживание Диком помощницы Аддисона, Норы Бригтон, когда авантюристке удалось бежать из вагона и совершить ограбление Кеннанов.
  Все эти неудачи так повлияли на Ника Картера, что он решил придумать нечто совершенно особенное для борьбы с Аддисоном. Поэтому, когда за помощью к сыщику обратился Жорж Кеннан, он категорически отказался, будучи уверен, что в случае его согласия это станет так или иначе известно «профессору» и все труды снова пропадут даром. Но в душе Картер решил употребить все свое искусство на то, чтобы передать в руки правосудия ловкого преступника.
  «Я должен придумать что-нибудь небывалое! – рассуждал, ходя взад и вперед по кабинету, Картер. – Я имею дело с необыкновенным негодяем, а потому и средства борьбы с ним нужно выбирать необыкновенные. Еще посмотрим, кто останется победителем! «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», – говорит французская пословица. Вы бросили мне перчатку, мистер Аддисон – я ее поднимаю! Вызов принят!»
  События последнего времени и осведомленность Аддисона относительно всего, предпринимаемого против «профессора», убедили Ника Картера в том, что даже в его собственном доме есть пособники негодяя, а потому он решил изложить Дику свой план в другом, более безопасном месте. С этой целью на другой день после посещения Кеннана он с утра ушел вместе с Диком в Центральный парк, изобилующий совершенно уединенными уголками.
  Выбрав один из них, сыщик зорко осмотрел окрестности, вплотную подошел к Дику и произнес совершенно спокойным тоном:
  – Завтра меня уже не будет в живых, Дик, и на тебя я возлагаю обязанность похоронить меня не позднее полудня среды в нашем фамильном склепе, в Ричмонде.
  – Господи, – ужаснулся Дик, – что ты задумал? Неужели ты говоришь это серьезно?
  – Вполне серьезно, дорогой Дик. Я прошу только точнейшим образом выполнить мои распоряжения. Итак, завтра утром я, по всей вероятности, буду уже покойником. Наш домашний врач констатирует разрыв сердца. Тебе известно, что последние годы у меня «пошаливает» сердце, и поэтому что же удивительного в том, что человек такого слабого сложения, как я, погибнет от этого недуга? А, как ты полагаешь?
  При таких словах Картер весело подмигнул своему кузену…
  – А! Теперь я начинаю понимать, в чем дело! – радостно воскликнул Дик, у которого сразу стало легко на душе. – Только, Ник… ты играешьв опасную игру! И зачем ты так напугал меня вначале? – с упреком закончил он.
  – А я, видишь ли, хотел посмотреть, обрадует ли тебя моя смерть. Ведь ты получишь в наследство мое дело и все мое состояние.
  – Как тебе не совестно, Ник! Вот это уже гнусность! – полушутя-полусерьезно произнес Дик.
  – Однако шутки в сторону! – серьезно заговорил Ник. – Еще раз обращаю твое внимание на то, что мои распоряжения должны быть выполнены пунктуально, так как иначе все труды пропадут даром! Помни: моя смерть, погребение и все связанное с этим, должны быть в глазах всех наидействительнейшими фактами, а для этого необходимо не упустить ни одной мелочи, как бы ничтожна она ни казалась!
  – Вот тут и пойми, – покачал головою Дик. – Слушай, Ник, ты просто пугаешь меня всем этим!
  – Этого-то я и добиваюсь, – усмехнулся Картер, – то есть пугать тебя мне нет смысла, а я хочу ужаснуть некоторых моих, с позволения сказать, друзей. Вот они порадуются-то! Как ты думаешь? Но… дело все в том, что Ник Картер должен умереть, должен бесследно исчезнуть с лица земли.
  Проговорив это, Картер понизил голос до шепота и, наклонившись к уху Дика, продолжал давать распоряжения. Время от времени Дик кивал головой в знак согласия. Иногда он также таинственно спрашивал о чем-то сыщика. Беседа продолжалась около часа.
  Решено было посвятить в тайну домашнего доктора и владельца бюро похоронных процессий, личного друга Ника Картера.
  – Бальзамировать тебя, однако, мы не будем, – серьезно произнес Дик.
  – Ну, это можно пока оставить, – в тон ему возразил Картер, – тем более что я слышал однажды, будто бальзамирование отзывается несколько вредно на живом человеке.
  – А что, если вместо тебя в гроб положить восковую куклу? – предложил Дик.
  Картер отрицательно покачал головой.
  – Этим мы наших врагов не обманем. Шутка эта слишком избитая для того, чтобы на нее поймать Аддисона, против которого и веду я войну. Нет, дорогой мой Дик! Необходимо устроить так, что, когда Аддисон так или иначе проберется на похороны, он найдет настоящего, самого настоящего Ника Картера лежащим в гробу!
  – Но, повторяю, Ник, – это адски рискованная игра!
  – И все-таки, иначе ничего не поделаешь, – твердо произнес Ник, – я должен лежать в гробу и я же должен быть похоронен заживо! Я даже настаиваю на следующем: перед тем как опустить гроб в землю, необходимо еще раз открыть крышку гроба, чтобы все видели, что я по-прежнему лежу на подушках.
  Дик с сомнением покачал головой.
  – Это вещь невозможная, Ник! – решительно заявил он. – Даже ты не сумеешь так симулировать смерть, чтобы подлога не узнал врач, которого, несомненно, подошлют враги. А погребение! Ник, повторяю: такая симуляция невозможна!
  – И все-таки она возможна! – весело проговорил Картер. – Возможна потому, что это будет… это будет… не симуляция!
  Дик досадливо махнул рукой и отвернулся…
  Ник Картер подошел к своему главному помощнику и снова начал шептать ему что-то на ухо. По мере того как сыщик говорил, лицо Дика все прояснялось и прояснялось.
  – Ну что же? По рукам? – усмехнулся Ник. – Необходимо одно – точнейшее соблюдение моих распоряжений!
  – Будь спокоен, все будет исполнено!
  – А что, если мы сейчас приступим к делу? – предложил Картер после небольшого размышления. – Все необходимое при мне.
  – Как хочешь, – лаконично ответил Дик.
  Затем оба вышли из парка и направились на Бродвей, главную артерию Нью-Йорка.
  Глава X. «Смерть» Ника Картера
  Войдя в один из лучших ресторанов, сыщики заняли столик и спросили себе по стакану грога. Осмотревшись кругом и убедившись в том, что никто за ними не следит, Ник Картер вынул из кармана небольшой пузырек и вылил его содержимое в свой стакан. Во все время этой операции сыщик с самым беззаботным видом вел с Диком ничего не значащий разговор, так что со стороны можно было подумать, что за столиком сидят люди, не замышляющие ничего серьезного.
  Медленно поднес Ник стакан ко рту, выпил большими глотками грог и взглянул на часы.
  – Через пять минут наступит действие, – произнес он. – Итак, Дик, ты все помнишь и все исполнишь.
  Молодой сыщик молча кивнул. Он боялся за своего двоюродного брата и учителя, к которому был привязан всеми фибрами своей души, на сердце у него было тяжело.
  Надев шляпы и захватив свои трости, сыщики двинулись дальше. Идя по улице, Ник продолжал громко разговаривать о последних скачках, как вдруг остановился и схватился за сердце. Вот он побледнел, зашатался, болезненная судорога передернула его лицо, и он как подкошенный упал на тротуар. Дик быстро наклонился над ним, отнес его в сторону и расстегнул пиджак и жилет.
  Около тела Картера собралась толпа народа. Один из зевак опустился на колени перед «трупом» и приложил ухо к его груди.
  – Я врач, – объяснил он Дику свое поведение. – Это, несомненно, ваш близкий родственник?
  – Да. Это мой двоюродный брат, – печально вздохнул Дик.
  Опытной рукой врач расстегнул рубашку лежавшего Ника Картера, приложил ухо к груди и внимательно начал выслушивать, затем он освидетельствовал пульс и, поднимаясь с колен, серьезно произнес, пожимая плечами:
  – Человеческая помощь здесь бессильна. Ваш двоюродный брат умер от разрыва сердца. Видите, пульс уже остановился, а глаза начинают стекленеть.
  При этом голос говорившего так ясно выдавал сдерживаемую радость и глаза так блестели, что Дик сразу понял, что перед ним один из шпионов Аддисона.
  Молодой сыщик великолепно сыграл пришедшего в отчаяние человека. Видя его как бы невольно навертывающиеся на глаза слезы, слыша те тяжелые вздохи, которые вылетали из его груди, никто бы не сказал, что перед ними талантливый драматический артист – и не больше…
  Одетый в голубой с иголочки мундир, полисмен протиснулся сквозь толпу.
  – Назад! Идите, господа, по своим делам! Разойдитесь! – покрикивал он своим грубоватым голосом. – Что здесь такое? – обратился он уже к Дику. Что за человек лежит здесь? Он болен или пьян?
  – Ни то ни другое, – печально вздохнул Дик, – он умер!
  В это время взгляд полисмена упал на лицо лежавшего на тротуаре.
  – Боже мой! Да это мистер Картер! – тоном искреннего сожаления воскликнул полисмен. – А вы, вероятно, мистер Дик Картер? – вежливо обратился он к Дику.
  – Да, это я.
  – Прикажете позвать карету «скорой помощи» и отвезти мистер Картера в приемный покой? – участливо произнес полисмен.
  – Нет, благодарю вас! Мне нужен закрытый экипаж, чтобы перевезти тело моего кузена на квартиру.
  – Будет исполнено! – приложил полисмен руку к козырьку шлема.
  Тело Картера было перенесено в ближайший дом и положено на носилки. Затем, когда приехала фура, покойника осторожно вынесли на улицу, вместе с носилками поставили в верхнее отделение, в нижнем поместился Дик, и фура медленно двинулась к квартире сыщика. Когда экипаж остановился у подъезда, Дик выскочил, захлопнул дверцу и быстро взбежал наверх. Там он посвятил в подробности Иду Картер, двоюродную сестру Ника Картера, Патси и Иосифа, предупредив их, чтобы они не показывали и вида, что знают о разыгрываемой комедии.
  
  Тело Ника Картера лежало в гробу, и никому из приходивших проститься с «покойником» на приходило и в голову, что через сорок восемь часов «мертвец» встанет из гроба, не ощущая никаких последствий своей «смерти». Средство, принятое Ником, состояло из сока какого-то индийского растения. Само средство доставил «покойнику» один из его друзей, живший неподалеку от Нью-Йорка доктор, много лет проведший в Индии и сумевший выпытать несколько секретов от факиров.
  Когда Картера перенесли из фуры на кровать, в квартиру был позван домашний врач, доктор Полинг, уже посвященный в суть дела. Осмотрев Ника, доктор задумчиво покачал головой.
  – Никогда бы не подумал, – медленно произнес он, – что передо мной живой человек! Эти признаки смерти – поразительны! Да! Индусы во многом опередили нас! Однако что я должен теперь сделать?
  – Видите ли, – начал Дик, – собственно говоря, от вас надо бы получить свидетельство о смерти, но я решил поступить иначе. Знаете, это набросит впоследствии известную тень на ваше реноме врача. Судите сами: за знания врача не говорит тот факт, что он подписал свидетельство о смерти того человека, который потом будет свободно разгуливать по городу. Пусть это свидетельство напишет другой! Я уверен, что к вам явится некий врач! Он будет просить у вас разрешения освидетельствовать тело! Пожалуйста, допустите его до осмотра! Это очень важно для нас!
  Доктор Полинг согласился и скоро ушел домой.
  Согласно распоряжению Ника Картера, была отправлена шифрованная телеграмма тому самому врачу, от которого исходило и индийское средство. В телеграмме, после подробной передачи всего случившегося, была просьба – приехать в Нью-Йорк. Доктор Менлов, живший в Рочестере, тотчас же согласился и уже на другое утро дал знать, что он остановился в гостинице «Вальдорф-Астория». Дик немедленно приехал туда и встретил статного, сильного старика с ослепительно-белой бородой и проницательным взглядом умных светло-карих глаз.
  – Я знал, что моему другу может понадобиться препарат, – заговорил он, пожимая Дику руку. – Поэтому я и не был поражен, получив вашу телеграмму. Ну, расскажите мне, как произошло усыпление.
  Дик передал все, чему был сам свидетель.
  Через полчаса Менлов уже стоял у постели Ника и тщательнейшим образом исследовал тело своего друга. Кончив осмотр, он довольно улыбнулся.
  – Все обстоит именно так, как и следовало ожидать, – объяснил он. – Я был уверен, что здоровый организм Ника легко перенесет этот эксперимент. Ваш брат по пробуждении не испытает даже легкой головной боли.
  В это время в коридоре раздался звонок и через минуту в комнату вошел доктор Полинг, в сопровождении незнакомца, назвавшегося доктором Адамсом.
  – Мистер Адамс, специалист по сердечным болезням, – представил Полинг своего спутника. – Он просил меня разрешить ему осмотр тела мистера Картера.
  Перезнакомившись, врачи приступили к осмотру… Впрочем, осмотр производил один Адамс и производил очень тщательно. Наконец он чуть ли не радостно объявил, что мистер Картер скончался от разрыва сердца, и вызвался написать свидетельство о смерти… Когда оно было готово, три врача покинули дом, оживленно беседуя о различных случаях из практики… Видно было со стороны, что в разговорах участвуют три больших знатока своего дела…
  Затем Дик отправился к знакомому гробовщику и заказал ему специальный гроб, со многими, незаметными для глаз отверстиями для притока воздуха и с особенным механизмом, который давал возможность Нику по пробуждении открыть гроб простым нажимом спрятанной под изголовьем кнопки…
  Когда гроб привезли на квартиру, он оказался коротким, так что пришлось делать другой… Это было не более, не менее, как военная хитрость, изобретенная все предусмотревшим Ником Картером… Оказавшийся коротким гроб был самого обыкновенного устройства и не заключал в себе никаких механизмов… Его оставили на некоторое время в квартире Картера, и Дик имел удовольствие наблюдать, как некоторые из посетителей интересовались гробом настолько, что постукивали его пальцами и ощупывали его обивку…
  Второй гроб был уже тот самый, в который должно было быть положено тело «умершего»…
  Перевозка тела в Ричмонд была обставлена так скромно, что вызвала удивление со стороны всех знакомых сыщика… В ответ на расспросы домашние пожимали плечами и ссылались на волю «покойного»…
  На кладбище присутствовать при опускании гроба в могилу явились, между другими, три туриста, приехавших на автомобиле…
  Дик многозначительно переглянулся с доктором Менловом… Для них было понятно, что под видом туристов скрываются шпионы Аддисона…
  Перед тем как опустить гроб, крышку его открыли еще раз, так что все видели покоящееся на белом атласе тело «покойника»… Теперь сомнений в том, что похоронен именно Ник Картер, ни у кого не могло быть…
  В самый день похорон Патси исчез из Нью-Йорка… Вернулся он через два дня, веселый, сияющий…
  – Ну что? – спросил его Дик, разбиравший почту…
  – Все в полном порядке, – с живостью отозвался Патси, – начальник «восстал из мертвых», вышел с кладбища под видом могильщика и отправился, как и было условлено, в Рочестер.
  Глава XI. Доктор Менлов
  Через неделю после описанных событий на имя Дика пришла телеграмма, в которой Менлов просил его и Патси приехать в «Уолдорф Асторию». Конечно, оба сыщика немедленно отправились в отель. Доктор встретил их очень любезно и пригласил к завтраку…
  Дик и Патси горели нетерпением узнать что-нибудь о Нике Картере, но Менлов молчал… Понимая, что старик имел на это причины, сыщики не допытывались, а ожидали, когда доктор сам начнет разговор…
  Завтракали наверху в комнате, занимаемой доктором… Когда лакей унес посуду, оставив на столе только бутылку «Генри Клай», доктор Менлов подвинулся ближе к Дику и сказал совершенно другим голосом:
  – Сделай одолжение, Дик, запри эту дверь, чтобы сюда никто не вошел.
  Дик и Патси в буквальном смысле слова остолбенели… Они смотрели на говорившего во все глаза, не веря тому, что происходит перед ними. Наконец Дик нашел в себе силы спросить:
  – Ник! Это ты или твой дух?
  – Я, я, мой дорогой Дик! – весело рассмеялся Картер. – Всю эту комедию я разыграл для того, чтобы убедиться в совершенстве моего грима! Но помните: я теперь для вас, «впредь до изменения», как пишут в официальных бумагах, – доктор Менлов. Нет ничего удивительного в том, что вы меня не узнали, дети, – продолжал Ник. – Меня до сих пор не узнают его слуги, поселившиеся здесь же в отеле. Видите ли, как мы устроили дело: в день моего «воскресения из мертвых» доктор Менлов, переодетый старой дамой, уехал на запад, а я остался в Рочестере под видом доктора. Если бы мне пришлось остаться в Рочестере, где у Менлова сотни знакомых, я был бы в большом затруднении, но по предварительному уговору доктор сообщил заранее, что он уезжает надолго в Нью-Йорк, и, таким образом, я очутился здесь. Розыски мои идут пока удачно. Один из моих друзей записал номер автомобиля, на котором приезжали на кладбище «туристы», и благодаря этому я мог открыть, что это были сам Аддисон, его помощник и Нора Бригтон, медиум «профессора». Ограбление Кеннанов она произвела одна, даже без ведома своего «шефа». Благодаря тому, что я могу быть спокойным, не чувствуя преследования и выслеживания, я узнал и еще новость: между Аддисоном и Норой произошел разрыв. Он потребовал доли из награбленного у Кеннанов, на что негодяйка ответила категорическим отказом. Они разъехались. Благодаря тому что Аддисон непричастен к краже, у меня ускользнул и последний предлог для его ареста. Но это не беда; думая, что я мертв, он, несомненно, начнет свою преступную деятельность и попадется! Старик Брент, кажется, образумился: по крайней мере, он ни одного цента на дела Аддисона не дает.
  – А как обстоит дело с медиумом? – осведомился Дик.
  – А! Это дело совершенно самостоятельное. После разрыва с Аддисоном грабительница уехала от него и живет отдельно. Так как ты, Дик, несколько потерпел от нее и неоднократно был ею обманут, то я думаю, что именно тебе следует отправиться к ней с визитом. Арестовав ее, приступи к обыску. Драгоценности еще не проданы, потому что она хочет оставить их для себя, конечно, предварительно изменив вид украшений. Итак, Нора Бригтон – твоя добыча, Дик.
  – Ты дивный человек, Ник! – восторженно воскликнул молодой сыщик. – Знаешь, мне несколько раз уже снилось, что я арестовываю негодяйку и отнимаю у нее похищенные драгоценности!
  – Ну вот, твой сон и сбывается, – рассмеялся Картер.
  – А где же теперь Нора? – спросил Дик.
  – Да! Это не так легко было установить, – улыбнулся Ник. – Если бы я попросил тебя выяснить это, тебе потребовалось бы немало времени. Итак, слушай: живет она в Нью-Рошеле, в одном из лучших пансионов, под видом француженки (впрочем, она, насколько я понимаю, и на самом деле француженка) Ины Коррет. В настоящее время она тратит те деньги, которые были в бумажнике мистера Кеннана. Сделай все умненько, Дик, – пошутил Картер. – Не следует делать огласки. До Нью-Рошеля поезжай в автомобиле: это займет не более четырех часов.
  – Великолепно! – радостно вскричал Дик. – Завтра утром я арестую барышню! Это для меня такое удовольствие, такое удовольствие, что ты и представить себе не можешь!
  Глава XII. Арест грабительницы
  На другой день утром автомобиль привез Дика Картера в Нью-Рошель. Остановившись в лучшей гостинице города, молодой сыщик разузнал, где живет богатая иностранка Ина Коррет, и, приказав шоферу ждать его за углом фешенебельного пансиона, вошел в подъезд большой красивой виллы.
  – Черт возьми! Удобно устроилась, – пробормотал он. – Я и сам не отказался бы от житья в таком отеле.
  На звонок сыщика вышла кокетливая горничная и заявила, что мисс Коррет дома, и, увидев, что посетитель одет очень элегантно, впустила его в гостиную. Здесь Дик вручил ей визитную карточку, конечно, с вымышленной фамилией. Горничная удалилась и, вернувшись через несколько минут, пригласила его следовать за собой. Дойдя до двери красного дерева, горничная указала на нее и скрылась.
  Дик слегка постучал в дверь пальцем.
  – Entrez! – послышалось за дверью.
  «Ну, если бы ты знала, кто я, ты бы так легко не впустила меня», – подумал сыщик.
  Войдя в комнату, он увидел Ину Коррет, прежнюю Нору Бригтон. Она стояла у стола, слегка опершись на него рукой, и удивленно посматривала на входящего мужчину.
  – Вы желали видеть меня? – обратилась к нему грабительница. – Простите, где мы познакомились? Я не припомню вашей фа… Дик Картер! – внезапно перебила она себя истерическим криком.
  Она положила правую руку на сердце, как бы желая сдержать его сильное биение, а левой рукой быстро расстегнула ворот платья. Ей стало душно.
  – К вашим услугам, – насмешливо поклонился Дик. – Вы, конечно, понимаете, что вам ничего не остается, как последовать за мной?
  В голове авантюристки мелькнул смелый план: она решила либо разжалобить, либо увлечь кокетничанием сыщика. Быстро прижала она батистовый платок к своим красивым глазам и истерически разрыдалась.
  – Боже! – простонала она, падая на диван. – Всему, всему конец! – И это именно в то время, когда я решила покончить с прежней жизнью, когда я мечтала стать порядочной женщиной. Пощадите меня! – упала она на колени перед Диком. – Я вам отдам похищенные драгоценности, но только не арестовывайте меня, не сажайте в тюрьму!
  Дик невольно смутился. Слишком искренние ноты звучали в мольбе авантюристки, слишком болезненным надрывом отзывались обильно струившиеся по щекам грабительницы слезы и… слишком хороша была она сама, с ее лихорадочно блестевшими глазами, судорожно сжатыми губками и всей гибкой, очаровательной фигуркой. А она, словно угадывая, что происходит в душе сыщика, уже вынула из-за корсажа какой-то пакет.
  – Вот, возьмите! – молила она. – Это бумага Германского банка в Нью-Йорке. Из нее вы увидите, что драгоценности хранятся там, в безопасном ящике.
  Дик напряг всю свою силу воли, чтобы не поддаться искушению. И ему удалось справиться с минутной слабостью. Рассказ о бумаге из банка даже возбудил его сомнение. Чем был он гарантирован от того, что в банке находились ничего не стоящие побрякушки, тогда как настоящие драгоценности были спрятаны в другом месте. Он, наконец, не имел права выпускать преступницу – данная ему Ником инструкция гласила совершенно иначе.
  – Нет! – твердо произнес он. – Ни в какие сделки вступать с вами я не могу! Вы должны немедленно последовать за мной! От вас зависит, чтобы ваш арест остался неизвестным для ваших соседей.
  Авантюристка поняла, что ее выпад не удался, и закусила губу.
  – Нечего делать, – произнесла она. – Придется повиноваться. Но, надеюсь, вы позволите мне переодеться?
  В эту примитивную ловушку не мог попасться сыщик, подобный Дику.
  – Никаких переодеваний, мисс, я допустить не могу, – слегка поклонился он.
  Авантюристка бросила на Дика злобный взгляд, но ничего уже не сказала. Молча надела она пальто и шляпу, молча подала руку сыщику, молча ехала всю дорогу. В 5 часов дня за ней уже захлопнулась дверь тюремной камеры.
  Дик был прав: по справке в банк оказались положенными ничего не стоящие браслеты и кольца с фальшивыми бриллиантами, тогда как сокровища миссис Кеннан были найдены в каминной трубе комнаты, где произошел арест авантюристки.
  Удивлению Кеннанов не было границ, когда они в одно прекрасное утро получили по почте ящичек с драгоценностями и бумажник, из содержимого которого оказалось истраченным очень немного.
  А Нику Картеру еще очень долгое время пришлось скрываться под именем доктора Менлова. Противник, которого преследовал знаменитый сыщик, казалось, был неуловим. Не уступая своему преследователю в энергии, знании и уме, Аддисон проскальзывал между пальцев, исчезал именно тогда, когда его гибель казалась неминуемой, и несколько раз ставил Картера в очень опасные ситуации, из которых сыщик выходил только потому, что не знал, что такое страх, и не терял присутствия духа даже в самые критические моменты.
  Тайна каторжника
  Глава I. Таинственное извещение
  Знаменитый сыщик Ник Картер вместе со своим младшим помощником Патси находился в Вашингтоне, где только что закончил одно из своих многочисленных дел.
  В отличном расположении, покуривая хорошие сигары, шли они по авеню Пенсильвания без определенной цели.
  Было около трех часов дня.
  – Полагаю, – заговорил Ник Картер, – что было бы весьма недурно пообедать теперь у Виллара, потом прокатиться по парку, а вечером отправиться в театр. Все равно еще успеем к двенадцатичасовому поезду в Нью-Йорк.
  – Идея недурна, – улыбнулся Патси, – в особенности обед у Виллара представляется мне заманчивым, так как говорят, что этот ресторан ни в чем не уступает нашему знаменитому Дельмонико.
  Ник Картер хотел что-то ответить, но на повороте на Четвертую улицу вдруг нагнулся и поднял с тротуара нечто похожее на маленькую черную змею.
  Развернув эту вещь, он увидел, что это четки, которыми католики пользуются во время молитвы, перебирая их пальцами.
  – Что это вы нашли? – спросил Патси. – Четки! Уронивший их будет весьма опечален, потому что потерять четки считается дурным предзнаменованием!
  Ник Картер положил четки в карман, не разглядывая их.
  Оживленно беседуя о разных вещах, они дошли до гостиницы и совершенно забыли о четках.
  – Как вы полагаете, – сказал Патси, останавливаясь у подъезда, – недурно было бы сесть в общий зал и закурить свежую сигару? Мы ведь гуляли часа два, и я порядком устал.
  – Ты что-то состарился, – рассмеялся Ник Картер, – изволь, так и быть. Впрочем, я и сам не прочь отдохнуть. Когда гуляешь без цели, то это утомляет больше, чем если идешь по делу.
  Они вошли в вестибюль и заняли два удобных, мягких кресла.
  Закурив сигару, Ник Картер машинально вынул из кармана свою находку и начал перебирать шарики.
  – Позвольте мне взглянуть на эти четки, – попросил Патси.
  – Послушай, Патси, – сказал Ник Картер, вытягивая четки во всю длину, – ты не находишь, что они уж очень длинны?
  Патси взял четки и стал внимательно разглядывать их.
  Вдруг он в изумлении покачал головой и начал рассматривать каждый шарик в отдельности.
  Он несколько раз повертел четки в руках и потом сказал:
  – Это вовсе не четки.
  – Как так? С первого взгляда видно, что это именно четки. На них есть большие и малые шарики, есть и крестик.
  – И все-таки это не четки, – утверждал Патси.
  – Ну что ж, стало быть, ты умнее меня, – отозвался Ник Картер с улыбкой.
  – Этого я вовсе не утверждаю, – возразил Патси, – но если бы вы были католиком, как я, то согласились бы со мной. Вы считаете всякую нитку, состоящую из больших и малых шариков с крестиком, четками, но это вовсе нелогично.
  – Как так?
  – Четки всегда разделены на несколько равных частей, между которыми находится по большому шарику, так называемому патерностеру. А в данном случае этого нет.
  – А что ж это такое, по-твоему?
  – Да просто нитка с шариками.
  – Но ведь в ней есть шарики разной величины?
  – Так-то оно так, но четки должны иметь именно такой вид, но отнюдь не другой.
  – Быть может, есть секты, которые пользуются такими четками, как эта?
  – Не думаю. Я не очень набожен, но все-таки смею утверждать, что в данном случае я прав.
  – Ну что ж, давай-ка еще раз рассмотрим эту вещичку.
  Патси вернул Картеру четки, а тот положил их на колено и стал внимательно рассматривать каждый шарик в отдельности.
  Очередь изумиться настала теперь для Ника Картера. Он вдруг насторожился и с удвоенным вниманием продолжал осмотр. Затем он поднял четки, придерживая их левой рукой за крестик, и снова перебрал все шарики до конца.
  После этого он проделал то же самое еще раз, положил четки на правую ладонь и задумался.
  Патси сгорал от любопытства. Наконец он решился спросить:
  – Извините, начальник, что я нарушаю ваши мысли, но мне кажется, вы нашли что-то такое особенное.
  – Да! – коротко ответил Ник Картер.
  – Нельзя ли узнать, в чем дело?
  – Можно, – улыбнулся Ник Картер, – не буду тебя больше мучить молчанием. Вот что, ты когда-нибудь занимался наукой телеграфирования?
  – К стыду своему, должен признаться, что не занимался.
  – Значит, тебе не знакома азбука Морзе?
  – Разбирать я ее не умею, но знаю, что буквы обозначаются известными сопоставлениями точек и черточек.
  – Из таких сопоставлений состоят вот эти самые четки.
  – Неужели? – воскликнул Патси.
  – Именно! Вся эта нитка представляет собой не что иное, как телеграфное сообщение, подобно тем, которые передаются на бумажных лентах аппарата Морзе.
  – Вот чудеса! Опять новое доказательство того, что следует постоянно учиться и расширять круг познаний! Я бы никогда не догадался!
  – Век живи, век учись! Дело в том, что мне приходилось распутывать многие крайне загадочные шифры, но подобного таинственного известия я еще ни разу не встречал.
  – А кому адресована эта своеобразная телеграмма?
  – Отправитель не указал адреса, и это еще больше усиливает таинственность содержания.
  – А содержание вы уже разобрали?
  Ник Картер ответил не сразу. Он в раздумье разглядывал черную нитку. Наконец сказал, обращаясь к своему помощнику:
  – Сколько шариков полагается в четках, Патси?
  – Сто шестьдесят девять.
  – А тут их триста сорок три, не считая промежутков, равносильных интервалам между отдельными словами в азбуке Морзе. Да, ведь я хотел прочитать тебе телеграмму. Ну что же, слушай.
  Он опять поднял четки, медленно начал перебирать шарики и проговорил:
  – Карета заказана на сегодня на одиннадцать часов вечера, Зара, Филипп в надежном месте, опасность миновала, бриллианты и деньги принесу, возврата или колебаний нет, исполняй данное обещание, доверяй мне, иначе смерть для обоих.
  – И больше ничего? – спросил Патси.
  – Довольно и этого, Патси, – ответил Ник Картер, – по моему мнению, и этого достаточно: эта нитка содержит больше, чем ты думаешь. Поживем – увидим.
  Глава II. Предположения Ника Картера
  – Не скажете ли вы мне, начальник, каким образом у вас появилась мысль, что нитка представляет собой таинственное извещение, изображенное телеграфными знаками?
  – Отчего же не сказать, – ответил Ник Картер, усаживаясь поудобнее в кресло, – дело вот в чем: когда ты стал утверждать, что эта вещичка вовсе не четки, то у меня появилась идея, другими словами, тот, кто составил их, сделал это с намерением вызвать у каждого поверхностного наблюдателя представление именно о четках. А если это так, думал я, то за этим скрывается какая-то тайна. Иначе никто не дал бы себе труда сделать четки, которые на самом деле не могли служить именно четками.
  – Все это правильно, – заметил Патси, – но признаюсь, что я не так быстро пришел бы к такому выводу.
  – Когда ты вернул мне нитку, – продолжал Ник Картер, – я начал задумываться над вопросом, для какой же цели она сделана. Случайно первое слово телеграммы состоит только из букв, разделенных точками и промежутками. Лишь три буквы в том слове содержат черточки.
  – Какое это имеет отношение к делу?
  – А вот какое: если бы первое слово состояло только из черточек, то я никогда не догадался бы, что эти шарики содержат какое-то извещение. Надо тебе знать, что, по моему предположению, маленькие шарики обозначали точки, большие – короткие черточки, а самые большие – длинную черточку, изображающую в азбуке Морзе букву «л».
  – И что же из этого следует?
  – Если бы первое слово начиналось с буквы «л», то на первом месте стоял бы один из самых больших шариков. Но в данном случае первое слово состоит из одних только точек. Разглядывая шарики, я догадался, что первое слово обозначает «карета».
  – Ага, я начинаю понимать вас.
  – Второе слово тоже состоит почти только из точек и промежутков, и обозначает «заказана». Ну вот, и так далее. Ты понимаешь, каким образом я шел вперед по пути догадок?
  – Понимаю!
  – Найдя, что самые большие шарики обозначают букву «л», я нашел ключ ко всему извещению.
  – Вы говорите это так спокойно, точно это сущие пустяки, – рассмеялся Патси.
  – Это потому, что я хорошо знаю телеграфную азбуку, а для того, кто ее знает, вся эта нитка уже не секрет. В общем, эти четки представляют собой весьма остроумную выдумку. Шарики соединены между собой маленькими стальными звеньями. Два звена обозначают промежутки между буквами, три – между словами, а единичные звенья изображают известные буквы. Понял?
  – Понял! Поразительно умная идея!
  – Да, и тот, кто сделал эти четки, человек очень неглупый. По всей вероятности, он сам и является отправителем телеграммы, я хочу сказать, он сделал четки не для кого-нибудь другого, а для себя самого.
  – А что вы скажете по поводу самого извещения?
  – Пока это для меня такая же загадка, как и для тебя. Странно то, что мы нашли четки на мостовой, хотя они представляют собой в своем роде документ. Я не думаю, чтобы адресат бросил четки на мостовую. Можно, пожалуй, предположить, что свидание состоялось именно на том месте, где мы нашли четки, что карета стояла на этом месте или что ожидавшие карету лица прошли по этому месту.
  – Значит, вы полагаете, что свидание это состоялось уже и было назначено не на сегодня вечером?
  – В этом я не сомневаюсь.
  – Отсюда следует, – продолжал Патси, – что если известие состоит в связи с каким-нибудь преступлением, то таковое уже успело свершиться?
  – Совершенно верно, – ответил Ник Картер, закуривая свежую сигару.
  – А что вы предполагаете предпринять?
  – Я постараюсь разузнать, в чем тут секрет, независимо от результатов. Ты знаешь, я давно уже отдыхаю, и работа даст мне истинное удовольствие, тем более что в данном случае это будет интересное развлечение. Так или иначе дело интересно, и я берусь за него, как за решение трудной шахматной задачи.
  – Надеюсь, мне можно будет принять участие в этом развлечении? – спросил Патси.
  – Конечно, если хочешь. Пока, правда, тебе нечего будет делать, но со временем твоя помощь будет весьма желательна. Однако предупреждаю, что выгоды от этого дела не предвидится, так как я полагаю, что нам предстоит больше работы, чем удовольствия.
  – Работа тоже удовольствие. Я тоже должен сознаться, что я соскучился за время нашего отдыха.
  – Правильно. Ну что ж, может быть, ты тоже заметил что-нибудь особенное в этих четках?
  – Пока нет, но позвольте мне еще раз рассмотреть их.
  Ник Картер передал своему помощнику четки, а Патси внимательно стал их разглядывать.
  – Жаль, что у меня нет настоящих четок, – заметил он, – а то я мог бы объяснить вам, что тот, кто составил эту нитку, на самом деле профессиональный мастер четок.
  – В этом я не сомневался с самого начала, – ответил Ник Картер, – и это очень важное указание, так как оно облегчает дальнейшее расследование. Впрочем, тебе ведь город Вашингтон хорошо знаком, не знаешь ли ты случайно, имеется ли в городе мастер четок?
  – Не знаю. В Вашингтоне я никогда не покупал четок. Было бы хорошо, если бы мы отправились к какому-нибудь священнику, который сообщит нам эти сведения. Не пойти ли мне к моему прежнему приходскому священнику, патеру Бриену? Быть может, вы пойдете вместе со мной?
  – Пойду. Я тоже хочу задать ему кое-какие вопросы.
  – Патер Бриен будет возмущен, что четки или хотя бы даже только вещь, похожая на четки, служат подобной цели, и сам приложит все старания к тому, чтобы найти человека, изготовившего эту нитку. Мне почему-то кажется, что он окажет нам ценные услуги в этом деле.
  – Мне тоже так кажется, – согласился Ник Картер, – но имей в виду, что меня интересует не столько лицо, изготовившее четки, сколько получивший это извещение. Предположим, что изготовитель четок понятия не имеет о телеграфных знаках. В один прекрасный день к нему является некто и заказывает нитки с шариками по определенному образцу. Изготовитель четок исполнит этот заказ, даже не подозревая о том, для чего нужна эта нитка. Правда, изготовитель четок, быть может, сумеет указать нам имя и фамилию заказчика или его адрес, но ведь если заказчик имел в виду какую-нибудь преступную цель, то он, наверно, был настолько осторожен, что не указал верного адреса.
  – Попытаться все-таки не мешает, – заметил Патси.
  – Конечно, и даже следует. Я ведь этим только хотел тебе доказать, что для нас гораздо важнее разыскать получателя извещения, чем изготовителя.
  – Составили ли вы себе уже какое-нибудь определенное мнение об этом лице?
  – Да, более или менее. Несомненно, получатель представляет собой лицо, которому извещение не могло быть передано в обычной форме, но которому можно было послать четки, не возбуждая никаких подозрений. Скажем, лицо это находится в тюрьме или в таком учреждении, где надзиратели и чиновники не обращают внимания на подобные вещи.
  – Об этом я уже думал. Возможно, что получатель этих четок выдает себя за очень важного человека. Ханжа всегда гораздо опаснее тех негодяев, которые не стараются прикрыть свою подлость показной набожностью.
  Глава III. У патера Бриена
  Посидев еще довольно долго в глубоком раздумье, Ник Картер встал и вместе с Патси направился к огромному зданию почтамта.
  Не говоря Патси ни слова, он вошел в это здание, направился к одному из столов и быстро написал несколько строк на бумажке. Затем он подошел к тому окошечку, за которым сидел чиновник, принимавший объявления для газет.
  Ник Картер составил объявление следующего содержания:
  «Четки!
  На углу Четвертой улицы и авеню Пенсильвания на тротуаре найдены четки, не вполне соответствующие установлениям церкви. Собственник приглашается оставить на почтамте письмо под шифром «Четки 100», указав в нем свой адрес или адрес, куда следует доставить четки».
  Ник Картер дал своему помощнику прочитать это объявление, затем передал его чиновнику и уплатил за троекратное напечатание.
  – Это очень хитро придумано, – сказал Патси, выходя со своим начальником на улицу, я полагаю, что лицо, уронившее четки, пожелает получить их обратно.
  – Возможно, что и лицо, отправившее их, захочет снова завладеть ими, – ответил Ник Картер, – полагаю, что кто-нибудь из них да попадет в ловушку, хотя я в этом далеко не уверен: люди, которые передают извещения столь своеобразным способом, достаточно хитры для того, чтобы не попасть впросак. Но в общем, оплошности я этим не делаю и если объявление не принесет пользы, то и вреда не причинит.
  – Вы в объявлении не упомянули, что не считаете эту вещь четками, – заметил Патси.
  – Именно! Пусть думают, что я принимаю ее за четки! Ну а теперь не пойти ли нам к твоему патеру?
  – Пойдем. Это недалеко отсюда, он живет на Десятой улице.
  
  Патер Бриен оказался дома и был очень рад видеть Патси.
  Он проводил своих посетителей в рабочий кабинет, и Патси представил ему своего начальника.
  Ник Картер сейчас же изложил ему цель своего прихода, рассказал ему о своих догадках и затем передал саму находку.
  Сначала патер разглядывал четки с недовольным лицом, но потом улыбнулся. Он подошел к окну и начал рассматривать отдельные составные части четок.
  Сыщики переглянулись: по-видимому, патер тоже заинтересовался этой вещью, хотя, быть может, по иным причинам.
  Отойдя от окна, патер направился к несгораемому шкафу и вынул оттуда пару новых четок. Заперев шкаф, он сел и обратился к своим посетителям.
  – Мне кажется, мистер Картер, – медленно заговорил он, – что я могу дать вам некоторые сведения по поводу этой странной находки, хотя не слишком много. Во всяком случае, могу сказать, что я знаю лицо, которое изготовило эти четки.
  – Это очень интересно! – радостно воскликнул Ник Картер. – Для нас это весьма важно, и дело этим значительно облегчается.
  – Оно как будто бы так, – возразил патер, – но я полагаю, что эти четки изготовлены в мастерской некоего Михаила Каддля. К крайнему прискорбию, человек этот отлучен от церкви. Это произошло года три тому назад, в Чикаго, не здесь в Вашингтоне. В настоящее время Каддль отсиживает наказание в тюрьме Моммензин в штате Пенсильвания.
  – Это очень интересно, – заметил Ник Картер, – значит, по способу изготовления и по работе вы видите, что нитка изготовлена именно этим Каддлем?
  – Именно! Сначала я не был уверен в этом, но потом мое сомнение перешло в уверенность, когда я сравнил изготовленные им же настоящие четки с этой ниткой. Он мастер своего дела, и я легко увидел те особенности, которыми отличается его работа от работы других мастеров.
  – Не знаете ли вы случайно, к какому сроку приговорен Каддль?
  – Кажется, к пяти годам.
  – А давно ли он уже сидит в тюрьме?
  – Года два, может быть, несколькими месяцами больше, – ответил патер, задумчиво глядя на четки, – он изготовил эту нитку до отправки в тюрьму, или же он теперь на свободе. Последнее допускает два объяснения: либо его помиловали, либо он бежал из тюрьмы.
  – Пожалуй, можно предположить, – заметил Ник Картер, – что он сидит еще в тюрьме и ему разрешили там же изготовлять подобные нитки.
  – Если вы, быть может, желаете переговорить с начальником тюрьмы, то мой телефон в вашем распоряжении, – предупредительно сказал патер.
  – Очень вам благодарен, – ответил Ник Картер, – воспользуюсь вашим разрешением, так как меня, откровенно говоря, весьма интересует, какое из наших трех предположений соответствует истине. Не можете ли вы мне еще сказать, за что именно Каддль попал в тюрьму?
  – Кажется, за покушение на убийство. В Чикаго он напал на священника, который отлучил его от церкви, и покушение его увенчалось бы успехом, если бы случайные прохожие не вмешались в дело и не задержали его. Он покушался на убийство священника главным образом потому, что вследствие отлучения он лишился заработка, так как после этого никто не стал покупать у него четок. Вот все, что я вам могу сказать по этому поводу.
  – Я вам очень благодарен, эти сведения для меня вполне достаточны.
  Ник Картер перешел в свободную комнату, где находился телефон, и вызвал начальника тюрьмы Моммензин.
  Спустя несколько минут он вернулся в рабочий кабинет, где сидел патер Бриен с Патси.
  – Михаил Каддль еще находится в тюрьме Моммензин, – заявил Ник Картер, – и если он будет вести себя и впредь так примерно, как до сих пор, то его года через полтора выпустят на свободу.
  – Вы не осведомлялись относительно того, разрешено ли ему изготовлять четки?
  – Нет, об этом я не спрашивал, так как предпочитаю спросить лично. Я сегодня поеду в Филадельфию, чтобы поговорить с начальником тюрьмы, с надзирателями и с самим заключенным. Когда я вернусь завтра после обеда в Вашингтон, то, наверно, у меня будут интересные новости.
  – Я был бы очень рад, если бы вы завтра тоже пожаловали ко мне, – ответил патер, – так как это таинственное дело интересует меня в такой же мере, как и вас, хотя бы уж из-за четок. Вы сами понимаете, что для нас было бы крайне неприятно, если бы отлученный от церкви изготовлял и продавал четки; они могут попасть в руки священников лишь через посредство третьих лиц. Я еще хотел сказать кое-что.
  – Пожалуйста, говорите, – сказал Ник Картер, видя, что патер колеблется.
  – Видите ли, я профан в том деле, в котором вы работаете столь безукоризненно, но мне кажется, чем больше я думаю об этом извещении, тем больше я становлюсь уверен, что за ним скрывается не одно, а даже несколько преступлений!
  – Это весьма возможно, – согласился Ник Картер.
  – Дело, видите ли вот в чем: по моему мнению, слова «Филипп в надежном месте» указывают на одно преступление, слова «бриллианты и деньги принесу» указывают на грабеж и вымогательство, а слова «доверяй мне иначе смерть для обоих» равносильны угрозе, что и сама Зара сделается жертвой преступников, если еще не сделалась ей. Не находите ли вы, что мои выводы правильны?
  – Совершенно верно! Я и сам уже пришел к такому выводу! – улыбнулся Ник Картер.
  – Само имя Зара довольно своеобразно, – продолжал священник, – не женское ли это имя?
  – Надо полагать, женское, тем более что оканчивается на «а», хотя в Бельгии и Румынии есть и мужские имена на «а». Пока я буду в Филадельфии, Патси успеет разыскать в адресной книге всех жителей, носящих имя Зара, будь они женщины или мужчины. Это будет нетрудно, имя редкое! По моему мнению, это скорей всего сокращение: я несколько раз уже слышал имя Зараби, есть также испанское имя Альказара. Но теперь я не стану больше утруждать вас, – сказал Ник Картер, взглянув на часы, – позвольте еще раз поблагодарить вас за ваши любезные сведения и извините, что я отнял у вас столько времени.
  – Я был очень рад вашему посещению, – ответил патер, пожимая сыщику руку, – во-первых, я всегда рад видеть Патси, а во-вторых, весьма важно узнать, действительно ли отлученный от церкви в тюрьме делает четки и продает их – ведь это сущее безобразие.
  – Завтра мы это узнаем, – ответил Ник Картер, – а теперь прощайте.
  – Я не могу благословить вас на прощание, так как вы лютеранин, – закончил патер, – но тем не менее я буду просить Царицу Небесную помочь вам в ваших начинаниях, которые принесут пользу и нашей церкви.
  Сыщики ушли и отправились в гостиницу Виллара обедать.
  Глава IV. В тюрьме Моммензин
  В полночь Ник Картер выехал из Вашингтона, но только не в Нью-Йорк, как сначала предполагал, а в Филадельфию, и на другое утро в девять часов он уже сидел в приемной начальника тюрьмы Моммензин.
  – Прежде чем вы вызовете заключенного, – сказал Ник Картер, который уже успел переговорить с начальником по существу дела, – я хотел бы задать вам еще несколько вопросов о нем.
  – Я слушаю вас.
  – Не можете ли вы мне сказать, каким ремеслом занимался Каддль, когда совершил преступление, за которое попал в тюрьму?
  – Могу. Ему давала работу какая-то католическая община в Чикаго, и он, насколько мне известно, занимался изготовлением четок.
  – Разрешили вы ему изготовлять такие вещи здесь в тюрьме?
  – Как вам сказать: и да и нет.
  – Что это значит?
  – Видите ли, этот Каддль – надо вам знать, что в тюрьме его зовут не по имени, а по номеру, который он носит на груди, – за все время своего пребывания в тюрьме ведет себя так отменно хорошо, что ему даны разные льготы. Так, например, ему разрешено время от времени заниматься резьбой по дереву, но делать четки ему никогда не разрешали, так как это было бы крайне непристойно.
  – Не делал ли он нитки с резными шариками?
  – Это да. И даже довольно много.
  – Видели ли вы каждую нитку?
  – Нет, лишь изредка я рассматривал его изделия.
  – А куда девались эти вещи? Преимущественно нитки с шариками?
  – Насколько мне известно, они отправлялись куда-то в подарок одному из его друзей.
  Начальник тюрьмы заметил, что Ник Картер нахмурился, и сказал:
  – Это нисколько не противоречит тюремному уставу. В настоящее время он занимает должность истопника и у него остается много свободного времени, чтобы работать на себя. Я этому никогда и не противился, так как он делал только обыкновенные нитки с шариками, а не четки.
  – Где именно он изготовлял эти нитки?
  – В маленьком помещении рядом со своей камерой.
  – Не можете ли вы мне сказать хотя бы приблизительно, сколько он изготовил и раздарил таких ниток?
  – Это надо справиться в книгах, но, по моему приблизительному расчету, не более дюжины. По книгам я могу вам указать также имена и адреса лиц, которым эти нитки были посланы. А разве вышло какое-нибудь недоразумение? Недаром же вы пожаловали к нам сюда?
  – Недоразумений не было, – уклончиво ответил Ник Картер, – и вам, во всяком случае, нечего опасаться неприятностей. Я пока еще не могу сообщить вам, почему именно я так интересуюсь изготовителем этих ниток, а теперь попрошу вас еще сказать мне, если возможно, не справляясь по книгам, отсылал ли Каддль в последнее время кому-нибудь такую нитку?
  – Отсылал. Это было недели три тому назад, пожалуй, даже меньше.
  – Видели ли вы эту нитку?
  – Я сам не видел, но ее видел старший надзиратель.
  – Он, вероятно, сумеет нам сказать, кому эта нитка была послана. Начал ли Каддль после этого изготовлять новую нитку?
  – Весьма возможно. Как только у него выдается свободное время, он вырезает шарики. Такие нитки ему приходится делать довольно долго, так как изготовление отнимает много времени и труда.
  – Где теперь находится Каддль?
  – По всей вероятности, в своей маленькой мастерской.
  – Нельзя ли его занять чем-нибудь в других местах минут на пятнадцать? Конечно, он не должен знать, что кто-то желает осмотреть его мастерскую.
  – Это можно. Но я не понимаю, для чего вам это нужно. Надеюсь…
  – Терпение, – улыбнулся Ник Картер, – я объясню вам в свое время все, но пока у меня есть серьезные основания не раскрывать своих карт. Так вы будете любезны исполнить мое желание?
  – Если вы подождете меня немного, то я сейчас же распоряжусь, – ответил начальник тюрьмы, которому все время было как-то не по себе.
  Он никогда не имел случая ближе узнать знаменитого сыщика, но столько читал о нем, что знал, что Ник Картер никогда не занимается мелкими делами. Несмотря на уверение сыщика, что ему, начальнику тюрьмы, никакая неприятность не угрожает, он все-таки предчувствовал, что вся эта история закончится выговором от начальства. Он проклинал всех сыщиков с их делами, но, конечно, с виду был весьма предупредителен и любезен.
  Спустя минут пять он вернулся в приемную и проводил своего посетителя в маленькое, с решетками на окнах, помещение длиной в пять и шириной в три метра. Под единственным окном, выходящим во двор, во всю длину стены была приделана широкая толстая доска, служившая верстаком, на котором лежали инструменты, употребляемые обычно резчиками.
  Ник Картер высказал удивление по поводу того, что заключенному разрешено пользоваться инструментами, которые он мог пустить в ход в качестве оружия.
  – Все инструменты пронумерованы, – сказал начальник тюрьмы, – и заключенный вечером обязан сдавать их надзирателю, кроме того, Каддль за образцовое поведение пользуется, как я уже говорил, особыми льготами.
  – Вот как, – проворчал Ник Картер, внимательно осматривая помещение и не упуская из виду ни одной мелочи.
  – А вот и нитка, – вдруг воскликнул Ник Картер, – которую он сейчас делает!
  Он указал на ряд выделанных из дерева шариков, связанных между собой стальными звеньями. По-видимому, нитка скоро должна была быть готова. Каддль просто положил ее на верстак, когда его вызвали.
  Нитка имела в длину дюймов восемнадцать. Шарики на ней были крупнее тех, что были нанизаны на найденной сыщиком нитке. Самые маленькие шарики новой нитки были больше самых больших на найденной нитке. Вообще все составные части были пропорционально больше.
  – Вот эту нитку Каддль делает для моей дочери, – заметил начальник тюрьмы.
  – Как так? – спросил Ник Картер, внимательно разглядывая нитку.
  – Моя дочь как-то случайно увидела одну из изготовленных им ниток, – пояснил начальник тюрьмы, – и высказала желание иметь такую же. Каддль тотчас же и взялся за работу.
  Тем временем Ник Картер заметил к крайнему своему изумлению, что шарики на новой нитке тоже составляли известные слова по азбуке Морзе. Он прочитал: «Да хранит тебя судьба на жизненном пути и…»
  Дальше шариков больше не было. По-видимому, Каддль привык делать нитки с таинственным значением и не сделал исключения также и в данном случае.
  – Ну-с, теперь вернемся в приемную, – сказал Ник Картер, – больше мне здесь пока делать нечего.
  На самом деле Ник Картер был очень доволен осмотром мастерской Каддля. Он дал ему неоспоримое доказательство того, что именно Каддль изготовил найденную им на улице нитку. Кроме того, он убедился, что Каддль работал не для какого-нибудь третьего лица по предписанному ему образцу, а сам знал азбуку Морзе и соответственно этому самостоятельно нанизывал шарики.
  Вернувшись в приемную, Ник Картер обратился к начальнику тюрьмы:
  – У меня к вам будет еще просьба.
  – Заранее изъявляю готовность ее исполнить, – заявил начальник тюрьмы, который непременно хотел произвести хорошее впечатление на сыщика.
  – Благодарю вас. Не будете ли вы любезны разрешить мне поговорить с Каддлем с глазу на глаз?
  – С удовольствием. Хотя, – прибавил он нерешительно, – это, собственно, и противоречит уставу, согласно которому при свиданиях должен всегда присутствовать кто-нибудь из чиновников.
  – Не беспокойтесь, – ответил Ник Картер, – я хочу говорить с ним без свидетелей не для того, чтобы вы не знали, о чем мы говорим, а потому, что так он скорее разоткровенничается и даст мне все нужные сведения, если никого не будет в комнате, кроме нас одних. В присутствии же третьего лица он не скажет мне ни слова! Верьте мне, я поступаю так в наших с вами обоюдных интересах. Я, впрочем, сообщу вам все данные об этом деле, когда поговорю с Каддлем.
  Начальник тюрьмы понял, что Ник Картер твердо настаивает на своем, и потому только спросил, вставая:
  – Прислать ли вам его сейчас?
  – Пожалуйста, но только с условием, чтобы он не знал, кто я такой.
  – Конечно, мистер Картер.
  – Он даже не должен подозревать, что его расспрашивает сыщик, пока я ему сам не скажу. Впрочем, сколько ему лет?
  – Он еще довольно молод, ему еще и тридцати нет.
  – Так. А каков он из себя?
  – Знаете, мистер Картер, он представляет собой нечто среднее между Аполлоном и Геркулесом. Надо, конечно, принять в расчет коротко остриженные волосы и арестантскую одежду, но смею вас уверить, когда его доставили сюда, я был просто поражен, так как никогда в жизни еще не видел такого красавца.
  – Не можете ли вы сообщить мне что-нибудь о его прошлом?
  – Могу. Если не ошибаюсь, он прежде ни разу не привлекался к суду, а осужден он был за то, что на улице напал на священника, который отлучил его от церкви. Но я не знаю, за что именно его отлучили.
  – Часто ли к нему приходили на свидание?
  – Только два раза.
  – Давно ли?
  – В первый раз его хотела видеть какая-то молодая девушка, и это было вскоре после того, как он попал в тюрьму, и больше она не являлась сюда. Месяца три тому назад к нему приходил какой-то мужчина.
  – Знаете ли вы что-нибудь об этих лицах?
  – Кроме имен, ничего, а оснований предполагать, что это были чужие имена, у меня нет.
  – А как их звали?
  – Девушка назвалась мисс Мулиган, а мужчина записался в книгу посетителей под именем Ф. Д. Моран. Имени мужчины не знаю, но я случайно видел, как молодая девушка прощалась с Каддлем и он назвал ее именем, столь странным, что я запомнил его. Он назвал ее Зара.
  Ник Картер кивнул.
  Беседа с начальником тюрьмы весьма удовлетворила его. Зара Мулиган была та самая Зара, о которой упоминалось в телеграмме на четках, а буква «Ф» перед фамилией Морана обозначала, конечно, только «Филипп».
  Глава V. Беседа с Каддлем
  Когда в приемную вошел Каддль, Ник Картер сразу увидел, что начальник тюрьмы нисколько не преувеличивал. Несмотря на безобразный арестантский костюм и бритую голову, Каддля смело можно было назвать писаным красавцем. В его манере не было обычной неловкости арестантов: он шел выпрямившись и держал себя с достоинством, как человек из хорошего общества.
  Ник Картер понял, что Каддль несомненно получил хорошее воспитание.
  Он слегка поклонился сыщику и молча ждал, пока тот с ним заговорит.
  – Садитесь, – приветливо сказал Ник Картер.
  – Благодарю, – еле слышно ответил Каддль и сел на предложенный ему стул.
  Ник Картер смерил Каддля взглядом с головы до ног, посмотрел ему в глаза, как бы пытаясь прочесть его сокровенные мысли и сказал:
  – Я просил вызвать вас, чтобы задать вам несколько вопросов. Надеюсь, вы мне будете отвечать?
  – Буду, если это окажется в пределах возможного.
  – Полагаю, что это будет так. Прежде всего мне хотелось бы знать: кто такая Зара?
  Ник Картер нарочно поставил этот вопрос внезапно; он заранее был уверен, что Каддль ему правды не скажет, и хотел, по крайней мере, видеть, какое впечатление этот вопрос произведет на Каддля.
  Но ему пришлось сильно разочароваться, Каддль нисколько не поразился и спокойно, не моргнув глазом, ответил:
  – У меня есть сестра Зара, но не может быть, чтобы вы имели в виду ее.
  – Будем надеяться, что не о ней идет речь, так как та Зара, о которой я говорю, по всей вероятности, ныне находится в затруднительном положении. Фамилия ее отца Мулиган, а называли вы ее Зарой, когда она приходила к вам.
  – Имя мисс Мулиган вовсе не Зара, – возразил Каддль.
  – Неужели? Странно. Почему же вы ее называли этим именем?
  – Разве называл? – как будто с удивлением спросил Каддль, проводя рукой по лбу. – Должно быть, это вышло нечаянно. Помню, что мы говорили о моей сестре и в это время я, вероятно, назвал ее имя. Из ваших слов я вижу, что мисс Мулиган находится в затруднительном положении. Не будете ли вы любезны объяснить мне, в чем дело?
  – Я говорил это, имея в виду Зару, – с некоторой резкостью в голосе ответил Ник Картер, – полагая, что Зара и мисс Мулиган – одно и то же лицо.
  – Нет, это недоразумение, – спокойно заметил Каддль.
  – Где в настоящее время находится ваша сестра?
  – К сожалению, не могу вам ответить на этот вопрос, так как не имею ни малейшего понятия, где она теперь живет.
  – Странно, что вы не знаете, где проживает ваша родная сестра, – заметил Ник Картер.
  – Вам это не будет казаться странным, если я вам скажу, что уже много лет до того, как имел несчастье попасть в тюрьму, не слышал ничего о моей сестре. Вся моя семья, и она в том числе, отказалась от меня после того, как я был отлучен от церкви. Вероятно, вам это уже известно.
  Вместо ответа Ник Картер спросил:
  – Быть может, вы мне скажете, где в настоящее время находится Филипп?
  – Филипп? Я знаю несколько человек, носящих это имя, – ответил Каддль.
  Ник Картер понял, что ему не поймать Каддля врасплох, так как тот был настороже. По-видимому, он ожидал подобного рода допроса и было весьма возможно, что добровольно он ничего не скажет, пока его не заставят сделать это.
  – У вас есть знакомые и друзья в Вашингтоне? – продолжал Ник Картер.
  – У меня во всем мире нет ни одного друга, – с грустной улыбкой ответил Каддль, – не считая тех знакомых, которых я приобрел здесь, в тюрьме.
  Помолчав немного, Ник Картер вдруг спросил:
  – Скажите, а откуда вы знаете азбуку Морзе?
  Ник Картер сразу заметил, что на этот раз он попал в самую точку.
  Каддль вздрогнул, правда, едва заметно, и чуть-чуть покраснел. Но он быстро взял себя в руки и с прежним спокойствием ответил:
  – Когда я еще был мальчиком, я возился с телеграфными аппаратами и потому ознакомился с азбукой Морзе. Нельзя ли узнать, почему вы мне задали этот вопрос?
  – Мне нужно было это знать потому, что я видел несколько ниток с шариками, изготовленных вами во время пребывания в тюрьме и разосланных вашим друзьям.
  Ник Картер ожидал, что Каддль смутится, но ошибся.
  На лице Каддля не появилось ни малейшего признака удивления или страха, и он только с досадой нахмурился. На секунду жилы у него на висках вздулись, брови сдвинулись и зрачки его серых глаз обратились в маленькие точки.
  Но он тотчас же ответил с обычным спокойствием:
  – Вот как? Вы тщательно рассматривали мои работы.
  И больше ничего.
  Несомненно, Каддль обладал недюжинным характером и превосходно умел владеть собой.
  Ник Картер понял, что поймать Каддля врасплох не удастся. Он подумал немного, в какой форме продолжать допрос, а потом вынул из кармана четки, найденные им в Вашингтоне на улице.
  – Вот одна из ваших работ, – спокойно произнес он, показывая Каддлю четки и смотря ему в глаза, – не будете ли вы любезны объяснить мне значение этого извещения?
  Нисколько не волнуясь, Каддль взглянул на нитку и попросил сыщика передать ее ему.
  Затем он стал перебирать шарики и прочитал содержание извещения. После этого он вернул четки.
  – Ну что? – резко спросил Ник Картер.
  – А что вам угодно? – спросил Каддль.
  – Вы признаете, что это ваша работа?
  – Признаю. Иначе говоря, в свое время это была моя работа.
  – Что вы этим хотите сказать? – поразился Ник Картер.
  – Что я изготовил эту нитку, но подобного извещения никогда не отсылал. Шарики расположены в нынешнем порядке кем-либо, находящимся вне тюрьмы.
  – А какого рода извещение было изображено первоначально?
  – Я предпочитаю умолчать об этом.
  – Этот отказ повлечет за собой неприятные для вас последствия, – сказал Ник Картер, – если вы будете упрямы, то я позабочусь о том, чтобы вас не выпустили, как было предположено, через полтора года, и, кроме того, я заявлю начальнику тюрьмы о том, каким образом вы передаете извещения вашим знакомым или сообщникам.
  – Поступайте как знаете, – ответил Каддль.
  – Вы неисправимо упрямы, – резко произнес Ник Картер.
  – Нет, сударь, – уныло отозвался Каддль, – я беспомощный арестант, который знает некую тайну и не имеет права ее выдать.
  – Возможно, что вы теперь и говорите правду, но возможно, что вы и обманываете меня. Я хотел бы знать еще одно: та Зара, которой предназначалось это извещение, ваша сестра?
  – Нет! По крайней мере, я не допускаю этой мысли. Скажу только, что на самом деле существует другое лицо, того же имени, к которому это извещение может относиться.
  – А кто тот Филипп, которого убрали с дороги?
  – На этот вопрос я отказываюсь отвечать!
  – Как угодно, – произнес Ник Картер и встал, – быть может, вы хотите спросить еще что-нибудь?
  – Хотелось бы, – ответил Каддль, – нельзя ли мне узнать, кто вы такой?
  – Я Ник Картер! Слышали, быть может, обо мне?
  Глава VI. Тайна каторжника
  Каддль был озадачен. Он привстал, но тотчас же снова присел. Два раза он открыл рот, как бы желая что-то сказать, но оба раза раздумывал, предпочитая молчать.
  – Мне кажется, вас тяготит нечто такое, от чего вам хотелось бы избавиться, – приветливо сказал Ник Картер.
  – Я хотел бы задать вам несколько вопросов, мистер Картер, – нерешительно проговорил Каддль, – но я знаю, что не имею на это права, так как арестантам разрешается говорить только тогда, когда их спрашивают.
  – Спрашивайте, сколько угодно. Но этим я отнюдь не хочу сказать, что отвечу на все ваши вопросы.
  – Извольте. Что именно побудило вас явиться ко мне? Без серьезного повода вы не стали бы подвергать меня допросу.
  – Откровенно говоря, – ответил Ник Картер, – я нашел четки на улице совершенно случайно и не менее случайно обнаружил, что они содержат извещение на телеграфном языке. Таинственность этого дела меня заинтриговала, и я задался целью узнать, в чем дело, тем более что в данном случае совершено, по меньшей мере, два преступления! Знаете ли вы патера Бриена?
  – Знаю.
  – Ему я показал вот эти четки, и он сразу заявил, что их изготовили вы. Впрочем, четки находятся в моих руках не более суток.
  – Не будете ли вы любезны сказать мне, где именно вы их нашли?
  – Могу, на тротуаре на углу Четвертой улицы и авеню Пенсильвания, в Вашингтоне. Судя по наружному виду, они пролежали там день, а то и того меньше. Еще что хотите знать?
  – Ничего больше, мистер Картер. Позвольте лишь поблагодарить вас за вашу любезность.
  – Быть может, вы из благодарности теперь ответите мне на те вопросы, на которые вы раньше отказались отвечать?
  – К крайнему сожалению, не могу. Не смею, хотя и рискую навлечь на себя ваше недовольство, но в то же время я искренне хотел бы заслужить ваше расположение.
  – Не похоже, – заметил Ник Картер.
  Каддль, помолчав немного, заговорил:
  – Могу вам сказать только одно, мистер Картер! Я два раза уже собирался ехать к вам в Нью-Йорк, чтобы поговорить с вами, правда, еще до того, как я попал в тюрьму. Затем я два раза намеревался вызвать вас сюда в надежде на то, что вы мне поможете!
  – Когда именно это было?
  – В первый раз вскоре после того, как я был отлучен, а во второй раз несколько дней спустя после моего прибытия в тюрьму!
  – Я вас положительно не понимаю, Каддль! – воскликнул Ник Картер, глядя на арестанта. – И больше вы ничего не хотите мне сказать?
  – Нет, мистер Картер! При всем желании не могу! Дайте мне хоть подумать! Начальник тюрьмы, конечно, знает ваш адрес, а я спустя некоторое время сообщу вам все, что вам угодно знать!
  – Хорошо! Теперь нам больше говорить не о чем, – произнес Ник Картер и нажал кнопку электрического звонка.
  Явился начальник тюрьмы. Каддль уже встал и стоял у двери.
  – Вы закончили, мистер Картер? – спросил начальник тюрьмы.
  – Да.
  Был вызван надзиратель, который отвел Каддля в его камеру.
  Ник Картер пересказал начальнику тюрьмы всю свою беседу с Каддлем и закончил словами:
  – Будьте уверены, каждая нитка, изготовленная Каддлем, представляла собой какое-нибудь извещение, даже та, которую он делает для вашей дочери.
  Начальник тюрьмы был глубоко возмущен тем, что Каддль провел его, и он, несомненно, выместил бы свою злобу на арестанте, если бы Ник Картер не успокоил его.
  – Не наказывайте его, – сказал он, – конечно, не из-за того, чтобы потакать ему, а для того, чтобы уличить его в его проделках. Я ему дал понять, что ничего не скажу вам об его секретных извещениях, так что если вы оставите его в покое и не дадите ему понять, что посвящены в его тайну, то он будет спокоен и даже, пожалуй, попробует снова послать кому-нибудь такое своеобразное извещение.
  – Вряд ли он попадется в эту ловушку! Слишком он хитер для этого!
  – Возможно, – согласился Ник Картер, – но попытаться все-таки можно. Как только он изготовит новую нитку, вы ее тотчас же захватите и пришлите мне, когда узнаете, кому она предназначалась. А я затем лично передам эту нитку адресату.
  – Знаете ли, мистер Картер, что я думаю?
  – Именно?
  – Мне кажется, он замышляет бегство из тюрьмы и запасается содействием своих друзей и сообщников.
  – Не думаю, – возразил Ник Картер, – по-моему, он совершенно не помышляет о бегстве. Напротив, ему, по-видимому, безразлично, сидеть ли полтора года или весь срок. Кроме того, раз он находится в тюрьме, никому в голову не придет обвинить его в соучастии в преступлении, совершаемом его друзьями. Впрочем, он мне сказал еще вот что: два раза уже он собирался дать мне все необходимые сведения, и оба раза он предпочел молчать. В конце концов, он попросил дать ему время на размышление и обещал известить меня через вас, когда придет к определенному решению. Возможно, что он пожелает видеть меня лично, тогда вам нужно будет протелеграфировать мне только одно слово «четки». Если меня не будет в Нью-Йорке, то телеграмма будет передана мне вслед.
  – Все будет сделано, мистер Картер.
  Начальник тюрьмы был весьма озабочен: ему казалось, что Каддль – член шайки преступников, который держал связь с ними и давал распоряжения для совершения преступлений через свои четки.
  – Следующим поездом я уезжаю в Вашингтон, – сказал Ник Картер, берясь за шляпу и перчатки, – повторяю: Каддль ничего не должен знать, иначе мы ничего не добьемся.
  Глава VII. Пустая карета
  В шесть часов вечера Ник Картер вернулся в Вашингтон. На вокзале его ждал Патси, которого он известил телеграммой о часе своего прибытия.
  – Ну что тебе удалось узнать? – спросил Ник Картер, поздоровавшись со своим помощником.
  – А я как раз хотел спросить то же самое у вас, – рассмеялся Патси.
  – Что же. Обменяемся впечатлениями за обедом, – предложил Ник Картер, – надо тебе сказать, я умираю с голода. Возьмем карету и поедем в гостиницу «Ралей».
  Прибыв в ресторан, Ник Картер заказал обед и рассказал своему помощнику о своем свидании с Каддлем.
  – Я нарочно ознакомил тебя сначала с результатом моей поездки, – закончил он свое повествование, – потому что это, несомненно, поможет тебе разобраться в собираемых тобой данных о таинственной Заре. Я не верю, чтобы Каддль сказал мне всю правду! В общем, я этого человека никак не могу понять! Ну а теперь говори, как твои дела?
  – К сожалению, у меня мало нового, – заявил Патси, – в сущности, я знаю не больше того, что знал и раньше. В адресной книге я нашел три лица, носящих имя Зара, у двоих это имя, у третьего фамилия.
  – Принадлежат ли они к одной и той же семье?
  – Как будто бы нет. Я прочитаю вам то, что узнал.
  Он вынул из кармана записку и начал читать:
  – Зара Мулиган…
  – Как? – прервал его Ник Картер. – Значит, Каддль все-таки надул меня, когда говорил, что девицу, которая приходила к нему в тюрьму, зовут не Зарой. Ну, читай дальше.
  – Так вот: Зара Мулиган, Юго-Восточной части, улица В., № 39.
  – Дальнейших подробностей не было? Замужем ли, девица, занятие?
  – Нет, только имя, фамилия и адрес.
  – Ты не заходил к ней?
  – Ни к ней, ни к другим.
  – Дальше.
  – Зара Залинский, музыкант, Северо-Западной части, улица П., № 91.
  – Должно быть, поляк. А дальше?
  – Зенобия Зара, учительница. У нее два адреса: Юго-Восточной части, улица С., № 72, где она живет, и Северо-Западной части, улица Ф., № 14, где у нее приемный кабинет.
  – А в адресной книге просто указано «учительница»? Странно. А чему же она учит?
  – Этого не сказано.
  – Жаль. Из этого мы могли бы вывести кое-какие заключения. Быть может, она дает уроки резьбы деревянных вещей, вроде шариков для четок.
  – Понимаю, – улыбнулся Патси, – к сожалению, этого не сказано.
  – Когда мы пообедаем, то пойдем разыскивать этих лиц. Торопиться некуда, так как Каддль, конечно, не мог успеть известить их о моем посещении в тюрьме, ведь я отнял у него всякую возможность общаться таким образом.
  – Отлично, – заметил Патси, – но как вы полагаете сделать: вместе ли мы пойдем к этим господам или каждый из нас отдельно?
  – Лучше, если мы будем действовать независимо один от другого. Ты пойди на улицу П. и справься о музыканте Заре Залинском, а я пойду к мисс Заре Мулиган. Затем мы с тобой сойдемся на углу авеню Нью-Джерси и улицы Б. и отправимся вместе к госпоже Зенобии. Один должен ждать другого, а то тебя или меня могут задержать подольше.
  Когда официант подал последнее блюдо, Ник Картер спросил:
  – Ты читал сегодняшние газеты?
  – Нет, времени не было. Ведь я просмотрел всю адресную книгу с начала до конца два раза, чтобы не пропустить кого-нибудь.
  – Я тебя и не упрекаю, но все-таки заглянуть в газеты можно было, – заметил Ник Картер и попросил официанта принести газету.
  Как только он открыл газету, он произнес:
  – Жаль, Патси, что ты не удосужился прочитать эту газету. Там есть нечто такое, что должно тебя заинтересовать.
  – Будьте добры, прочтите вслух, – сказал Патси, который в это время снимал кожу с золотистого банана.
  – Ты на старости лет разленился, – ответил Ник Картер, шутливо грозя ему пальцем, – ну, так и быть, прочитаю тебе.
  Статья гласила следующее:
  «Сегодня утром вблизи моста Кабин, около шоссе, найдена наемная карета без четвертого колеса. Карета стояла довольно далеко в стороне, на лугу, так что можно было подумать, что ее туда завез либо седок, либо кучер, с тем, чтобы оставить ее там до починки. По расспросам полицейского выяснилось, что карета стояла на том же месте уже накануне. Осмотрев тщательно карету, полицейский обратил внимание на то, что занавески на окнах были спущены, а двери так заперты, что их нельзя было открыть обычным путем. В это время проезжал полковник Мур, начальник вашингтонской полиции. Полицейский доложил ему о своей находке и Мур распорядился взломать дверцы кареты. Оказалось, что в карете лежит труп молодого человека, несомненно убитого. Кинжал еще торчал у него в груди. Бедняга, по-видимому, умер моментально, не успев даже крикнуть. На переднем сиденье лежали две сбруи. Вероятно, с лошадей, которые были запряжены в карету. Недостающее колесо валялось вблизи в кустах. Повреждений на нем не было, и, по-видимому, оно было снято с оси только для того, чтобы создать видимость несчастного случая. Лошади исчезли бесследно, как и владелец кареты. Полиция уже обыскала все конюшни и дворы, допросила всех кучеров, но ничего не добилась».
  
  Патси внимательно выслушал всю статью.
  – Знаете ли, что мне кажется? – сказал он, когда Ник Картер отложил газету. – Убитого зовут, наверно, Филиппом.
  – Так думаю и я, – задумчиво произнес Ник Картер, – но вот подают кофе. После обеда мы сделаем наши три визита, а потом отправимся к полковнику Муру за более подробными сведениями и чтобы осмотреть труп.
  – Я готов на все. Закурим сигары и вперед.
  Спустя десять минут сыщики разошлись в разные стороны.
  Но розыски оказались не так просты, как полагал Ник Картер.
  Нику Картеру сообщили, что мисс Зара Мулиган действительно проживала в указанном доме, но выехала несколько месяцев тому назад неизвестно куда.
  Ник Картер тотчас же поехал на почтамт и спросил там, не оставляла ли мисс Зара Мулиган какого-либо адреса, по которому ей могли доставляться письма. Никакого адреса не оказалось, так что Ник Картер прямо отправился туда, где он условился встретиться с Патси.
  Ему пришлось ждать своего помощника недолго.
  – Ну, что ты узнал о Заре Залинском? – спросил он.
  – Он поляк, – сообщил Патси, – носит обычную шевелюру музыканта и играет каждый вечер в оркестре одного из пригородных театров. Он как раз собирался уходить, когда я явился. Я заговорил с ним, мы побеседовали немного, а потом поехали вместе на трамвае. Он решительно ничего общего не имеет с нашим делом.
  – Что ж, пойдем к Зенобии Зара, – сказал Ник Картер, – и именно на квартиру, а не в официальную приемную, так как теперь ее там, наверно, уже нет. По всей вероятности, мы и тут ничего не добьемся, но мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы раскрыть эту тайну.
  – Пойдем пешком? – спросил Патси. – Отсюда ведь недалеко.
  – Пойдем.
  Глава VIII. Поразительные открытия
  Сыщики дошли до ветхого, довольно запущенного двухэтажного дома. От улицы он был отделен садиком, окруженным старой, ржавой железной решеткой. Сад зарос высоким бурьяном и травой. Само здание производило какое-то мрачное впечатление, казалось, что в нем никто не живет.
  – Мне что-то кажется, что тут нам предстоят новые загадки, – сказал Ник Картер.
  – Совершенно верно, – согласился Патси, – даже жутко смотреть на этот дом. Точно он заколдованный.
  Ник Картер позвонил, но никто не отозвался. Позвонив еще два раза, Ник Картер потерял терпение, взял отмычку и открыл замок.
  Против ожиданий дверь даже не скрипнула.
  Сыщики вошли в темную переднюю и заперли за собой дверь.
  Осветив переднюю своими электрическими фонарями, они увидели обычную обстановку: вешалку, несколько стульев и настенное зеркало.
  Открыв дверь справа, они вошли в гостиную со старомодной мягкой мебелью, фортепьяно, зеркальным шкафом и старым, истоптанным ковром.
  На мебели, однако, не было пыли, и по свежему воздуху в гостиной можно было подумать, что ее недавно только проветрили. Если бы время было более позднее, то сыщики предположили бы, что обитатели квартиры уже легли спать, но так как было всего девять часов, то этого нельзя было допустить.
  Смежная с гостиной комната тоже была обставлена старомодной мебелью.
  Неслышными шагами сыщики направились по лестнице на второй этаж и вошли в первую комнату, оказавшуюся спальней.
  Когда луч света от фонаря Ника Картера упал на постель, загадка безмолвной тишины в доме сразу была решена.
  На постели лежал труп одетой молодой женщины. Рядом с ней, совсем близко у изголовья кровати, стоял стеклянный флакончик, испускавший резкий запах горького миндаля.
  – Синильная кислота, – коротко произнес Ник Картер, – ты слышишь, Патси?
  – Слышу! Похоже на самоубийство!
  – Вероятно, так оно и есть, – согласился Ник Картер, – а покойница не кто иная, как Зенобия Зара!
  – Зара и Филипп, оба имени из той телеграммы, – пробормотал Патси, – дело все больше осложняется.
  – Возможно, что это самоубийство ничего общего не имеет с телеграммой, – возразил Ник Картер, – хотя я согласен, что можно предположить их взаимную связь. Мало ли что бывает.
  Ник Картер подошел к постели и положил руку на лоб покойницы. Затем он сказал:
  – Она скончалась уже давно, быть может, уже несколько часов.
  Покойницу нельзя было назвать красивой в обычном смысле слова, но лицо ее отличалось своеобразной прелестью.
  – Ей лет тридцать, не больше, – тихо произнес Картер, – почему-то ее лицо мне кажется знакомым, хотя я при всем желании не могу припомнить, где и когда ее видел. Но пока нечего задумываться об этом.
  – Вы будете звонить в полицейское управление? – спросил Патси, уходя вместе со своим начальником.
  – Нет. Мы сначала поедем к полковнику Муру, которого я хочу лично известить о нашей находке. Этим мы и исполним нашу обязанность, а он со своими подчиненными пусть и займется этим делом, которое, в сущности, нас не касается.
  Спустя минут двадцать они вошли в кабинет начальника полиции.
  Ник Картер сообщил ему о своей последней находке, рассказал все, что произошло со времени нахождения четок, и закончил свое повествование словами:
  – Нет сомнения, что найденный в карете труп и есть тот самый неизвестный, именуемый в телеграмме Филиппом.
  – Это вполне возможно, мистер Картер, – возразил полковник Мур, – но все же сомнительно. Полагаете ли вы, что ваша последняя находка тоже имеет отношение к телеграмме на четках?
  – Нет, этого я не думаю, хотя не исключаю возможности. Я никогда не отправился бы в тот дом, если бы мой помощник не нашел в адресной книге имени Зенобии Зара. Вы премного обязали бы меня, полковник, если бы поручили кому-нибудь из ваших подчиненных разузнать о прошлом этой мисс Зара.
  – Конечно, я сейчас же распоряжусь.
  – В адресной книге сказано, что у покойной была какая-то приемная комната или учебное заведение на улице Ф. А если это так, то надо полагать, у нее были ученицы и мы сумеем найти кого-нибудь из них, чтобы получить необходимые нам сведения.
  – Это значительно облегчит работу моим людям, – заметил Мур – и я думаю, что через несколько часов я разузнаю все, что нужно.
  – Нет ли у вас еще каких-нибудь сведений помимо того, что было в газете? – спросил Ник Картер.
  – К сожалению, ничего.
  – Значит, личность убитого не установлена?
  – Нет! На трупе не оказалось ничего такого, что могло бы дать дополнительные сведения. При нем не было ни часов, ни кошелька, ни даже носового платка, а на белье его нет меток.
  – Сколько ему лет по вашему мнению?
  – Лет тридцать с небольшим. Если хотите, осмотрим труп сейчас. Знаете, я тоже присоединяюсь к вашему мнению, что он и есть тот самый Филипп, о котором идет речь в телеграмме.
  – Есть ли у вас какие-нибудь данные относительно кареты?
  – Да, нам удалось установить, что у одного из владельцев манежа в Балтиморе исчезли карета и пара лошадей. Этот господин завтра приедет сюда и установит, ему ли принадлежит найденная карета с лошадьми, которые были найдены сегодня.
  – Вот как, лошади тоже найдены? Где именно? – заинтересовался Ник Картер.
  – Во всяком случае, мы полагаем, что лошади, которые найдены, были запряжены в этой карете. Они найдены в противоположном конце города вблизи скакового поля. Тут же, в кустах, было найдено два седла со всеми принадлежностями. Отсюда можно заключить, что кучер с убийцей, который, надо полагать, сидел вместе со своей жертвой в карете, увели лошадей именно к скаковому полю. А седла могли быть заблаговременно спрятаны под козлами или даже в самой карете.
  Полковник и сыщики отправились в покойницкую, где находился убитый.
  Едва только Ник Картер взглянул на покойного, как чуть не вскрикнул от изумления.
  – Неужели вы его знаете? – спросил полковник.
  – Нет, но дело опять усложняется.
  – Каким образом?
  – Когда я взглянул на покойного, – ответил Ник Картер, – мне сразу показалось, что это тот самый человек, с которым я сегодня утром беседовал в тюрьме Моммензин в Филадельфии, так он на него похож.
  – Странно, очень странно, – пробормотал полковник.
  – Не простая ли это случайность? – заметил Патси.
  – Возможно, что это и случайность, но ведь возможно, что у Каддля, помимо сестры, есть еще и брат. А вы, полковник, по-видимому, ошиблись в определении лет. Покойному столько же лет, сколько Каддлю, быть может, они близнецы.
  Затем Ник Картер обыскал лично всю одежду убитого и после этого вместе с полковником и Патси вернулся в рабочий кабинет Мура. Там он взглянул на часы и сказал:
  – Теперь десять минут одиннадцатого. Я немедленно вызову по телефону начальника тюрьмы в Филадельфии и попрошу его распорядиться доставить сюда под конвоем Каддля для опознания убитого. Что вы скажете, полковник?
  – Как вам сказать, – нерешительно ответил он, почесывая затылок, – вряд ли начальник тюрьмы рискнет вывезти заключенного за границу штата Пенсильвания. Ведь вы сами знаете, какие хлопоты получаются, когда арестанту удается бежать на чужой территории.
  – Это все так, – согласился Ник Картер, – но смею вас убедить, что начальник тюрьмы в данном случае поспешит исполнить мою просьбу, мало того, он будет рад сделать все, что я только пожелаю.
  – Разве вы с ним так хорошо знакомы? – недоумевал полковник. – Именно начальник тюрьмы Моммензин известен как не слишком предупредительный господин.
  – Сегодня я видел его в первый раз, – улыбнулся Ник Картер, – но дело объясняется тем, что он, разрешая Каддлю изготовлять нитки и четки и рассылать их друзьям и знакомым, допустил большую оплошность, так как таким способом заключенный мог свободно общаться с кем угодно.
  – Вот оно что, – поразился полковник, – тогда, конечно, неудивительно, что он постарается угодить вам, так как в конце концов от вас только и зависит его смещение. Насколько мне известно, из Филадельфии уходит поезд в Вашингтон в два часа ночи. Тогда Каддль прибудет сюда к шести часам утра и завтра к вечеру может вернуться в тюрьму.
  Нику Картеру действительно не стоило большого труда уговорить начальника тюрьмы в Филадельфии отправить Каддля под конвоем в Вашингтон. Ник Картер просил начальника тюрьмы не сообщать Каддлю, для какой именно цели его везут в Вашингтон, так как он намеревался озадачить его внезапным эффектом, надеясь таким образом вынудить у него признание.
  Когда сыщики стали прощаться, полковник Мур сказал, смеясь:
  – В сущности, я имею полное основание быть недовольным вашим посещением: вы вот теперь пойдете спать до пяти часов утра, а мне не придется ложиться всю ночь, а принимать экстренные меры к розыску таинственной мисс Зары Мулиган. Но что делать, такова уж моя участь.
  
  Ровно в шесть часов прибыл поезд из Филадельфии.
  Каддль, одетый в скромный штатский костюм, был так же спокоен, как и накануне во время посещения Ника Картера. Он отнюдь не производил впечатления преступника.
  – Послушайте, Каддль, – заявил ему Ник Картер, глядя на него в упор, – я прикажу снять с вас наручники, если вы мне обещаете, что не будете пытаться бежать или напасть на конвойных.
  – Охотно обещаю, мистер Картер, – спокойно ответил Каддль.
  Сначала конвойные не хотели с этим согласиться, но когда Ник Картер заявил, что принимает на себя полную ответственность, и полковник Мур тоже был не против, то они сняли с Каддля наручники.
  Спустя полчаса они прибыли в главное полицейское управление.
  Каддля сразу же повели в покойницкую, где лежал труп неизвестного, найденного убитым в карете.
  Каддль взглянул на труп и вздрогнул. Вдруг он вскрикнул, всплеснул руками и простонал:
  – Филипп! Брат мой!
  Закрыв лицо руками, он зарыдал.
  Глава IX. Признание Каддля
  Находившиеся в покойницкой дали Каддлю немного успокоиться.
  Наконец он выпрямился и подошел к сыщику:
  – Простите, мистер Картер, но почему вы не подготовили меня к тому, что меня здесь ожидало?
  – Я жалею, что не сделал этого, – участливо ответил Ник Картер, – но ведь вы сами вчера были так скрытны и недоступны, что я не имел больше основания доверять вам.
  – Понимаю вас и вижу, что я не вправе упрекать вас! Я сам виноват во всем! Но если бы вы знали причину моей скрытности, то не гневались бы на меня.
  – Надеюсь, вы теперь не будете больше скрывать правду, – сказал Ник Картер.
  – Откровенно говоря, я еще не знаю, как мне быть, – отозвался Каддль, – но полагаю, что в конце концов признаюсь вам во всем. Вы вызвали меня в Вашингтон, вероятно, потому, что вас поразило сходство покойного со мной?
  – Именно! Значит, в покойном вы узнаете вашего брата Филиппа Каддля?
  – Да, он мой брат, но фамилия его не Каддль!
  – Значит, и ваша фамилия не Каддль? – изумился Ник Картер. – Не назовете ли вы мне вашу настоящую фамилию?
  – Нет, мистер Картер, пока еще не могу!
  – Быть может, ваша фамилия Мулиган? – спросил Ник Картер, глядя на него в упор.
  Но тот остался совершенно спокоен и ответил:
  – Нет, моя фамилия не Мулиган!
  – Вы, по-видимому, опять начинаете упрямиться, – сказал Ник Картер, – но смею вас уверить, что я не любитель отгадывать загадки и что я приму иные меры, если вы и впредь будете отмалчиваться. Мисс Мулиган, несомненно, ваша сестра, не будете же вы отрицать этого!
  – Нет, я признаю, что она моя сестра!
  – Значит, вчера вы меня обманули, когда отрицали это?
  – Да, хотя не совсем: я только не совсем точно придерживался истины. У меня есть еще другая, сводная сестра, и вчера я говорил вам именно о ней.
  – Посмотрим, посмотрим, – отозвался Ник Картер, – теперь я должен вам сказать, что Зара Мулиган пропала без вести. Не опасаетесь ли вы, что с ней могло произойти нечто подобное тому, что произошло с вашим братом Филиппом?
  – Зара пропала без вести? – воскликнул Каддль. – Откуда вы это знаете?
  – По указанному в адресной книге адресу ее нельзя было найти.
  – А какой адрес был там указан?
  – Улица В., № 39.
  – Тогда понятно. Оттуда она переехала уже давно, – с облегчением проговорил Каддль, – немудрено, что ее там не нашли.
  – Откуда вы знаете, что вашей сестры там нет уже давно? – спросил Ник Картер, надеясь, что Каддль на этот раз попадется.
  Но он не попался. Несомненно, он обладает огромным присутствием духа, так как ответил совершенно спокойно:
  – Потому что она во время своего последнего посещения заявила мне, что намерена переехать. Притом она сказала, что будет часто переезжать с места на место.
  – Понимаю. Путем частой перемены места жительства она пыталась уйти от преследований некоего лица?
  – Совершенно верно.
  – Разве ваша сестра чем-нибудь провинилась перед законом? Или у нее есть враги, покушающиеся на ее жизнь?
  – Что-то в этом роде, – подтвердил Каддль.
  Ник Картер подошел к полковнику Муру и Патси, стоявшим в глубине комнаты и не слышавшим его беседы с Каддлем. Он поговорил с ними кое о чем, но только для того, чтобы выиграть время и сообразить, как поймать Каддля в ловушку.
  Вдруг он снова обратился к Каддлю и спросил:
  – Вы знаете убийцу вашего брата?
  – Нет, я не имею о нем понятия, – все также спокойно ответил Каддль, – но я признаюсь, что причина убийства мне известна.
  – А именно?
  Каддль помолчал немного, а потом тихо произнес:
  – Пока еще не могу вам ничего сказать об этом. Имейте терпение, мистер Картер.
  Ник Картер в недоумении покачал головой. Он совершенно не понимал Каддля. За время своей многолетней деятельности он допрашивал уже тысячи преступников, но ни разу не видел столь непонятного поведения со стороны умственно вполне нормального человека. Он решил озадачить Каддля еще раз и спросил:
  – Знаете ли вы некую Зенобию Зара?
  Но, к крайнему изумлению, сыщика Каддль и глазом не моргнул.
  – Нет, такого имени я никогда не слышал.
  – Тем не менее вам, вероятно, будет интересно узнать кое-что об этой особе, имени которой вы никогда не слышали, – насмешливо сказал Ник Картер, – вчера вечером в юго-восточной части города, в своей квартире была найдена мертвой девушка, а может быть, и женщина, в возрасте приблизительно тридцати лет. По всем признакам она отравилась синильной кислотой. Труп ее обнаружил я с моим помощником. Когда я поближе взглянул на нее, мне показалось, что я где-то уже видел это лицо. Теперь, глядя на вас, я знаю, кого мне она напоминает, – вас! По тем сведениям, которые у нас имеются, Зенобия Зара была учительница и кроме своей квартиры содержала еще нечто вроде классов на улице Ф. Неужели вы и теперь еще станете утверждать, что не знаете этой особы и никогда не слышали ее имени?
  Каддль после некоторого колебания ответил:
  – Имя Зара мне, конечно, знакомо, и вы знаете почему, но фамилии Зара я не знаю.
  – К чему вы отнекиваетесь, Каддль? – нетерпеливо сказал Ник Картер. – Слишком уж покойница похожа на вас!
  – Это можно объяснить простой случайностью, – возразил Каддль, пожимая плечами, – но не разрешите ли вы мне взглянуть на труп?
  – Я исполню ваше желание, – согласился Ник Картер, – и вы, надеюсь, осознаете, что я обхожусь с вами не как с арестантом, а как с человеком, в судьбе которого я принимаю участие. Не лучше ли, если вы откровенно переговорите со мной? Зачем вы заставляете меня блуждать в потемках, в то время как одного вашего слова достаточно, чтобы выяснить всю тайну?
  Каддль, по-видимому, сильно волновался. Взглянув сыщику в глаза, он сказал:
  – Не терзайте меня, мистер Картер, прошу вас! Я охотно рассказал бы вам все, но теперь еще не могу этого сделать! Но для того, чтобы убедить вас, что я молчу не из упрямства, я сообщу вам следующее. Филипп и я – близнецы. Он выучился тому же ремеслу, как и я, мы с ним достигли одинаковой степени совершенства, и наши изделия трудно было различить. Также мы походили друг на друга фигурой, лицом, манерами и жестами. Он работал в Чикаго, а я в Филадельфии. Не я покушался на убийство священника, а он! В тот день рано утром он телеграммой просил меня приехать в Чикаго и сейчас же по прибытии поезда совершил преступление. Ему удалось скрыться, меня же задержали и осудили. Все остальное вам известно!
  Ник Картер был сильно поражен этим признанием. Помолчав немного, он спросил:
  – Значит, от церкви были отлучены не вы?
  – Нет, да и в Чикаго я раньше не бывал! Я принес эту жертву брату, потому что любил его больше себя самого, хотя он этого не заслуживал, так как был человек безбожный. Сделайте милость, мистер Картер, распорядитесь, чтобы его похоронили под именем Филиппа Каддля, и никому не говорите того, что я вам только что сказал! Я досижу срок, осталось сравнительно недолго!
  – Но ведь вы поступаете несправедливо по отношению к самому себе!
  – Еще раз прошу вас исполнить мою просьбу, – умолял Каддль, – если бы мой брат тогда сам разъяснил недоразумение, то все вышло бы иначе. Ну а так меня задержали на месте преступления, священник и свидетели указали на меня как на преступника. А я смолчал и покорился!
  – Разве ваши сестры не имели возможности облегчить вашу участь?
  – Нет, мистер Картер! Одну из них я давно уже не видел и даже не знал, где она находится, а другой я сам запретил принимать меры! Но если бы я мог ее увидеть теперь и поговорить с ней, то весьма возможно, что был бы в состоянии сделать вам еще дальнейшие признания!
  – Охотно помог бы вам, но ведь я понятия не имею, где она находится! А как обстоит дело с вашей другой, сводной сестрой?
  – О ней я вам сказал правду еще вчера, в тюрьме! Если бы я и знал, где она находится, я не мог бы сообщить вам этого! Другое дело – моя родная сестра Зара! Если бы удалось ее найти…
  – Она будет найдена, – сказал Ник Картер.
  – Неужели вы все еще не закончили, мистер Картер? – нетерпеливо вдруг спросил полковник Мур.
  – Закончил, – отозвался Ник Картер, – и с вашего разрешения я покажу теперь Каддлю труп самоубийцы.
  Глава X. Опознание самоубийцы
  Когда Каддль увидел труп самоубийцы, он пришел в такое же волнение, как и при виде своего убитого брата, и поразил присутствовавших заявлением, что эта неизвестная – не сводная сестра его, а Зара Мулиган.
  – Мы нашли ее раньше, чем можно было ожидать, – воскликнул он, – я предчувствовал нечто подобное! Затем я, господа, заявляю, что Зара не сама наложила на себя руки, а ее убили!
  – Как так, – усомнился полковник Мур, – посмотрите сами: вон у нее в руке еще остался флакончик с ядом. А кого вы подозреваете?
  – Я уверен, что это убийство совершила Зенобия Зара!
  – Кто такая Зенобия Зара? – спросил Мур.
  – Моя сводная сестра!
  – Какими мотивами руководствовалась она, по вашему мнению?
  – Исключительно только ненавистью! Возможно, у нее были и другие мотивы, об этом я судить не могу, так как два с половиной года уже сижу в тюрьме и давно уже не интересовался Зенобией!
  – Полагаете ли вы, что она повинна также и в смерти вашего брата?
  – Несомненно!
  Присутствовавшие были совершенно озадачены. Кто этот человек, который был так хорошо посвящен во все подробности таинственного дела и говорил о нем с таким спокойствием, точно это самое обыкновенное происшествие?
  – Не можете ли вы описать нам наружность той особы, которую вы считаете убийцей? – спросил полковник.
  – Могу! Она похожа лицом на мою сестру Зару. Глаза у нее серые, волосы иссиня-черные, цвет лица безукоризненно белый, роста она среднего, годами она моложе меня на пять лет. Она очень неглупа, очень развита и говорит свободно на нескольких языках.
  – Не знаете ли, проживала она здесь в Вашингтоне или нет?
  – Точно не могу сказать, но думаю, что проживала.
  – В убийстве вашего брата замешано, во всяком случае, два лица, – продолжал полковник Мур, – одно лицо, если не два, сидело с ним в карете, а другое или третье играло роль кучера. Не знаете ли вы это лицо?
  – Нет, кроме самой Зенобии Зара я никого не знаю.
  Тут Ник Картер отвел начальника полиции в сторону.
  – Так нельзя, полковник, – шепнул он ему, – при таком допросе он все время будет давать вам уклончивые ответы. Оставьте меня с ним с глазу на глаз. Вы с вашими подчиненными спокойно отправляйтесь в управление, а я вам обещаю, что сдам арестанта в целости и сохранности. Всю ответственность я беру на себя. Я вполне доверяю Каддлю и даже считаю возможным отпустить его без конвоя в обратный путь, если он пообещает не бежать. Он уже успел сказать мне такие вещи, что я решил поехать к губернатору штата Пенсильвания и просить о его помиловании.
  Полковник был весьма изумлен таким заявлением.
  – Если так, – сказал он, – то я охотно оставлю арестанта под вашей охраной. Но вы ничего не будете иметь против того, чтобы я у переднего и заднего входа поставил по часовому?
  – Ставьте, если хотите. Лишь бы мы с Каддлем остались наедине. В присутствии покойной, которую он, очевидно, любил еще больше своего брата, он сделает мне то признание, которое мне нужно.
  Полковник Мур со своими подчиненными и конвойными ушел, и в покойницкой остались только Ник Картер, Патси и Каддль.
  – Я со своим помощником выйду отсюда, – обратился Ник Картер к Каддлю, – так как вы, по всей вероятности, пожелаете остаться наедине с вашей покойной сестрой. Если вы затем пожелаете исполнить ваше обещание и сделать полное признание, то вам остается только приоткрыть дверь и позвать меня. Я сейчас же явлюсь к вам.
  – Благодарю вас, мистер Картер, – дрожащим голосом ответил Каддль.
  Ник Картер вышел вместе с Патси и рассказал ему все, что сообщил ему Каддль. Патси, конечно, был крайне поражен, когда узнал, что Каддль вовсе не виновен в том преступлении, за которое отбывает наказание.
  
  Вскоре раздался зов Каддля, и сыщики вернулись наверх.
  Каддль был еще более бледен, чем раньше. Он стоял возле покойной, и рука его покоилась на лбу его сестры.
  – Мистер Картер, – начал он почти шепотом, – еще раз я прошу вас простить меня, что давал вам разноречивые показания. Но я не мог поступить иначе, так как рисковал безопасностью моих близких. Мое спасение было только в сохранении тайны! Ведь я не знал, с какой целью вы явились ко мне, и малейшая неосторожность с моей стороны могла гибельно отразиться на моих близких!
  – Садитесь, – приветливо сказал Ник Картер, – нам удобнее будет беседовать.
  Каддль подвинул стул, сел, взял руку своей покойной сестры в свою руку и начал свое повествование:
  – Для большей ясности я должен начать издалека и описать вам все мои семейные обстоятельства. Мой отец бросил мою мать, когда я еще был малым ребенком. Нас было трое детей: Филипп, я и Зара, которая была на два года старше нас, близнецов. Мы проживали в одной из европейских столиц, где мой отец состоял военным атташе при посольстве Великобритании. Раньше он в Ирландии был капитаном одного из гвардейских полков. Разошелся он с матерью вследствие того, что попал в общество анархистов. Вряд ли, однако, он опустился бы так низко, если бы не познакомился с одной пленительно красивой принцессой, тоже анархисткой. Она так пленила его, что он бросил семью и забыл о чести и родине, словом, обо всем, что ему прежде было свято и дорого. К счастью, моя мать обладала независимыми от отца средствами, которыми она могла распоряжаться. Она предпочла не возвращаться в Ирландию, так что мы выехали из Европы в Америку, где и поселились в Филадельфии. Тогда нам с Филиппом было шестнадцать, а Заре восемнадцать лет. Так как у нас оказались способности к рисованию и резьбе, то мать отдала нас в учение, и мы учились в одной и той же мастерской. В то время мы с братом были еще больше похожи друг на друга, чем теперь. Но кроме внешности, мы ни в чем не были схожи. Филипп всегда был сорванцом, а последствий своих проказ он избегал тем, что выдавал меня за себя. Таким образом в конце концов обо мне составилось общее мнение как о каком-то разбойнике, а мой брат считался образцом добродетели! В то время мы оба изучили искусство телеграфирования. Филипп тогда собирался поступить на службу в почтово-телеграфное ведомство. После смерти матери хозяйство начала вести Зара. По мере сил она старалась воздействовать на Филиппа воспитательными мерами, но тот становился все бесшабашнее и служил постоянным источником забот для нас. Два раза я уже был арестован вместо него, и если бы не сестра, то и тогда мне пришлось бы понести наказание за Филиппа. Семь лет тому назад, когда мне исполнилось двадцать три года, в Филадельфии вдруг появился наш отец, который каким-то образом узнал о нашем местонахождении. Он привез с собой восемнадцатилетнюю дочь от той женщины, из-за которой он бросил нашу мать. Звали эту дочь Зенобией!
  – Да, теперь я начинаю понимать связь, – заметил Ник Картер.
  – Отец, по-видимому, обладал тогда хорошими средствами, судя по тому, что кроме большой суммы денег он привез с собой еще целый ворох бриллиантов и драгоценных вещей, – продолжал Каддль, – так как он сильно пил и был склонен к ссорам и насилиям, то между ним и нами часто происходили крупные недоразумения. В конце концов я совершенно отказался от общения с ним. Зенобии я тоже не симпатизировал, а, напротив, возненавидел ее. По доброте душевной Зара выносила все ее выходки, а Филипп даже подружился с ней, по всей вероятности из-за денег, которые отец навязывал ему. Спустя месяцев шесть на нашу квартиру явилось шесть агентов тайной полиции и арестовали отца. Его выдали тому государству, откуда он приехал, и там приговорили к пожизненной каторге. Наказание это было тяжко, но вполне справедливо. Оказалось, что он в запальчивости и раздражении убил своего зятя, брата матери Зенобии, и, кроме того, похитил у него огромную сумму денег, бриллианты и драгоценности. После этого Зенобия прожила у нас еще два года. Ее эксцентричность и своеобразная красота очаровывали всех, с кем она общалась, за исключением меня. Я не доверял ей. В конце концов я узнал, что она пошла по стопам матери и присоединилась к анархистам. Сам по себе этот факт не произвел бы на меня никакого впечатления, но к прискорбию своему я узнал, что Зенобия убедила Филиппа и даже мою сестру присоединиться к обществу анархистов. Зара объяснила мне, что сделала это исключительно с целью следить за Филиппом и для того, чтобы снова обратить его на путь истины. Так как она уже была посвящена в тайны кружка и не могла уйти из него, то мне оставалось только тоже присоединиться к тому же кружку. Я руководствовался при этом только любовью к моей сестре!
  – Теперь я понимаю вашу первоначальную скрытность, – участливо заметил Ник Картер, – вы опасались за безопасность вашей сестры, так как, находясь в тюрьме, не могли оберегать ее?
  – Совершенно верно, мистер Картер, – сказал Каддль, – но слушайте дальше. Хитрый способ передачи извещений посредством четок придумал Филипп. В среде анархистов он пользовался большим уважением и в конце концов даже сделался главой общества. Одна только Зенобия превосходила его влиянием и властью, но только благодаря своему умению подчинять людей и своей очаровательной красоте. В то время я еще не знал, что отец мой закопал в известном месте большую часть похищенного им добра. Я полагал, что он спустил все деньги. Однако Филиппу он открыл свою тайну, хотя и не указал ему местонахождение клада. Филипп стал отыскивать его для того, чтобы присвоить себе, бежать куда-нибудь и начать новую жизнь! В один прекрасный день брат уехал из Филадельфии в Чикаго, чтобы восстановить там какое-то разгромленное анархистское общество. Чтобы не возбуждать подозрений, он, как и я, занимался изготовлением четок. Вскоре после этого Зенобия добилась того, что ее избрали вожаком общества; тогда она отдала приказ Заре и Филиппу, которых ненавидела, привести в исполнение вынесенный партией приговор над одним высокопоставленным чиновником. Я в то время был болен и не мог присутствовать на сходке. На другой день ко мне явилась сестра и сообщила о данном ей приказе. Посоветовавшись с ней, я отправил ее к добрым друзьям в Вашингтон, где она была в безопасности, и посоветовал ей переменить фамилию. Она и назвалась Зарой Мулиган. Теперь вы поймете, почему у меня с ней разные фамилии, хотя мы родные брат и сестра. На следующей сходке я кое-как объяснил ее неприбытие и изъявил готовность исполнить смертный приговор общества вместо нее. Разумеется, я тогда же знал, что никогда не сделаю этого. Вскоре после этого мой брат вызвал меня в Чикаго, где я и был арестован вместо него. Вскоре после моего заключения в тюрьму ко мне явилась Зара и открыла мне тайну, где зарыт клад отца. Она же сообщила мне, что Филипп нашел этот клад и рассказал об этом Зенобии. Вследствие этого о кладе узнали все члены общества и потребовали, чтобы эти деньги были отданы на цели анархистской деятельности. Затем ко мне явился Филипп, в парике и с фальшивыми усами, так что никто не заметил его сходства со мной, и сообщил мне, что нашел клад отца и уговорил Зару взять его на хранение. Еще до его прихода я рассылал разным лицам нитки с шариками, которые все были предназначены для Зары. Поговорив с Филиппом, я на другой же день изготовил несколько ниток, которыми умолял Зару избавиться от клада, хотя бы даже отдать его обществу, лишь бы только отделаться от него. Вот в каком положении были дела, когда вы вчера явились ко мне и начали меня допрашивать. Излишне говорить, что четки, найденные вами на тротуаре Четвертой улицы в Вашингтоне, изготовлены Филиппом, но составлены не им, а другим членом сообщества, тоже знающим азбуку Морзе.
  – Но ведь тогда, когда я вам показал находку, – возразил Ник Картер, – вы говорили, что эти четки изготовлены вами, хотя, правда, сказали, что они содержали другое извещение.
  – Так-то оно так, мистер Картер, – ответил Каддль, – но я должен сознаться, что обманул вас в этом отношении. А сделал я это для того, чтобы не впутывать в дело моего брата.
  – Но почему же вы сразу не рассказали мне всю историю с анархистами?
  – Я боялся говорить вам об этом! Если бы я был человек свободный, если бы я вместе с вами мог принять меры против этих людей, то я не замедлил бы посвятить вас в это дело. Но я опасался, что вы, как только узнаете, в чем дело, тотчас же примете меры против общества, которое, несомненно, немедленно отомстило бы Заре. Я не сомневался в том, что анархистам известно местопребывание моей сестры и что Заре не уйти от них, если бы они решили отомстить ей. Пуще всего я боялся Зенобии. Здесь, у трупа моей сестры, я поклялся отомстить ее убийцам. Я воспользовался находящимися здесь на столе чернилами, бумагой и пером и составил вот этот список всех известных мне анархистов с указанием их адресов. Правда, я с ними не общался уже больше двух лет, но полагаю, что все они еще находятся в Филадельфии. Они убили не только мою несчастную сестру, но они же повинны и в смерти моего несчастного брата Филиппа.
  Глава XI. Заключение
  – Значит, вы полагаете, Каддль, что анархисты совершили оба убийства только для того, чтобы завладеть оставленным вашим отцом кладом?
  – Именно! Но вместе с тем они хотели избавиться от моего брата и моей сестры. Коварная Зенобия ненавидела Зару и презирала Филиппа как безвольного человека, которым он на самом деле и был. Несмотря на все его недостатки и дурные качества характера, я его любил больше себя самого, хотя и сам не понимаю почему. Вам известно, мистер Картер, что существует теория о том, что у близнецов одна общая душа, и что их связывают более крепкие узы, чем обыкновенная родственная связь между братьями. Теперь я вам также признаюсь, что фамилия моя не Каддль. Эту фамилию мы приняли после того, как отец бросил мою мать и мы переселились в Америку. На самом деле моя фамилия Флаерти. Надеюсь, вы не станете разглашать этого без настоятельной необходимости!
  – Это я вам обещаю, Каддль! Я буду называть вас этой фамилией, – сказал Ник Картер, – во-первых, я привык к этому, а, во-вторых, я в присутствии посторонних не хочу проговориться. Теперь вот еще что: считаете ли вы возможным, что вашу сестру можно было заманить в этот уединенный дом и там убить ее?
  – Ее заманили туда, по всей вероятности, при помощи угроз, – заявил Каддль, – она страшно боялась Зенобии и исполняла все ее приказания, опасаясь быть убитой еще до моего выхода из тюрьмы. По той же причине она не заявила на суде, что не я покушался на жизнь священника, а Филипп. Если бы она сказала правду, то анархисты не замедлили бы убить ее!
  – Одного только я еще не понимаю, – заметил Ник Картер, – а именно точного смысла самого извещения, переданного найденными мной четками.
  – Полагаю, что я сумею объяснить вам это, – ответил Каддль, – возьмите, пожалуйста, список: первым на нем значится некий Александр Вассили. Это полуитальянец-полурусский.
  – Ну, и что же с ним?
  – Этот самый Вассили был безумно влюблен в Зенобию и, кажется, пользовался взаимностью. Так или иначе он оказывал ей всяческое содействие. На втором месте указан друг Александра, некий Сергей Томлик; они были столь неразлучны, что, вероятно, оба причастны к делу. Томлик научился у моего брата делать четки. Он же знал и азбуку Морзе. Ниток с шариками всегда было много, чтобы можно было послать кому-нибудь извещение и я нисколько не сомневаюсь, что Вассили известил о происшедшем Зенобию путем присылки этих четок. По всей вероятности, Зару сначала заманили в этот дом и приказали ей ждать возвращения других. Деньги и драгоценности, вероятно, были спрятаны вблизи моста Кабин; следуя моему совету, Зара, по-видимому, вернула клад Филиппу, который и спрятал его опять туда, где нашел. Анархисты заставили Филиппа указать им местонахождение клада и они же привезли его туда в карете. Завладев деньгами и драгоценностями, они убили моего брата, оставили его в карете, распрягли лошадей, надели на них седла и поехали верхом на противоположный конец города. Затем Зенобия явилась в тот дом, где находилась Зара. Она нашла ее спящей, и ей нетрудно было влить Заре в рот несколько капель синильной кислоты. Для отвода глаз она вложила ей в руку флакончик с синильной кислотой. А что касается содержания извещения на найденных вами четках, то оно шифровано в том смысле, что о действиях, еще только предполагавшихся, говорится как о деяниях уже совершенных. Отсюда следует, что Зара с братом и Александром Вассили сначала поехали в тот дом, где Зара была затем оставлена. В условленном месте Зенобия тоже села в карету. Таким образом телеграмму следует читать так: «Филиппа мы отправим в надежное место и привезем деньги и бриллианты». Слова «нет возврата» обозначают, что в случае неисполнения приказаний общества немедленно последует кара.
  – Очень вам благодарен за ваши сообщения, – произнес Ник Картер, – если бы вы были на свободе или на моем месте, то стали бы разыскивать Зенобию, Александра Вассили и Сергея Томлика?
  Не задумываясь, Каддль ответил:
  – Я немедленно поехал бы в Нью-Йорк и разыскал бы Александра на Гудзон-стрит. Адрес этот я указал в списке. Там он содержит кофейную, задние помещения которой служат убежищем для бедствующих анархистов. Он, конечно, не подозревает, что мне известно об убийстве Филиппа и Зары, иначе он скрылся бы немедленно, но при данном положении дел вы, наверное, найдете его вместе с его сообщниками!
  Ник Картер обратился к Патси, который все время внимательно слушал показания Каддля:
  – Патси, поезжай сейчас же в главное полицейское управление и попроси там полковника Мура соединить тебя непосредственно с полицейским инспектором Мак-Глусски в Нью-Йорке. А его попроси от моего имени немедленно задержать анархистов на Гудзон-стрит. Затем звони в полицейское управление в Филадельфию и продиктуй тамошнему начальнику список, который я тебе сейчас передам. Извести его обо всем и попроси его тоже от моего имени арестовать всю их компанию. Затем жди меня в управлении. Кроме того, попроси начальников полиций обоих городов известить меня, когда аресты будут произведены.
  – Слушаюсь, начальник, – сказал Патси, бросился на улицу и уехал в полицейское управление.
  Спустя четверть часа Ник Картер с Каддлем тоже отправились туда же. По дороге сыщик сказал Каддлю:
  – Сегодня вечером я вместе с вами вернусь в Филадельфию и постараюсь устроить, чтобы вы немедленно были отпущены на свободу. Затем я исходатайствую вам возможность присутствовать на похоронах вашего брата и сестры. После этого я вместе с вами поеду к губернатору штата Пенсильвания и не сомневаюсь в том, что вы будете помилованы.
  – Как мне благодарить вас, мистер Картер! – в сильном волнении произнес Каддль.
  – Пустяки! Я испытываю большое удовольствие, когда мне представляется возможность реабилитировать невинно осужденного!
  Спустя полтора часа Нику Картеру, сидевшему вместе с Патси в рабочем кабинете полковника Мура, были поданы две телеграммы.
  Одна была из Филадельфии и гласила:
  «Двенадцать человек без труда арестованы, препровождены в тюрьму».
  А во второй телеграмме было сказано:
  «Зенобия, Томлик и Вассили находятся в управлении. Прошу дальнейших указаний».
  – Чистая работа, – улыбнулся Ник Картер, складывая телеграммы, – хорошо было бы, если бы нам удалось изловить всех американских анархистов, но мне кажется, что этим дело только началось.
  Впоследствии оказалось, что Ник Картер не ошибся.
  
  Ник Картер исходатайствовал Михаилу Каддлю полное помилование.
  Затем он вместе со своим помощником уехал в Нью-Йорк.
  Три таинственных кристалла
  – Уверяю вас, мистер Картер, я положительно не понимаю, каким образом банк, проработавший успешно столько лет, мог очутиться в таком положении! Я могу только предположить, что нас постоянно систематически обкрадывают.
  Так говорил мистер Ашмид, почтенный седовласый господин, один из первых банкиров Нью-Йорка.
  Он сидел, наклонившись вперед, как бы согбенный заботами и горем, напротив него сидел хозяин дома, великий сыщик Ник Картер.
  – Вряд ли у меня найдется время заняться вашим делом, – ответил Ник Картер, внимательно выслушавший рассказ банкира, – и все-таки мне не хотелось бы отказывать вам.
  – На вас я возлагаю последние надежды, мистер Картер, – уныло отозвался старик, – и если вы не поможете, то тайна так и останется неразъясненной.
  Ник Картер молча взглянул на старика, на лице которого выражалось искреннее отчаяние. Вдруг он заявил:
  – Хорошо! Я берусь за ваше дело.
  – Искренне и от души благодарен вам, – взволнованным голосом произнес банкир, – я и не знаю, чем мне доказать вам мою признательность!
  – Я должен задать вам еще несколько вопросов, – продолжал Ник Картер, – которые, быть может, вас поразят и которые на первый взгляд ничего общего с делом не имеют.
  – Спрашивайте, я отвечу, если только сумею.
  – Прежде всего я должен просить вас не говорить никому, что я взял на себя расследование.
  – Вполне понимаю ваши соображения.
  – Каким образом вы узнали, что в книгах были сделаны изменения? – начал Ник Картер свой допрос.
  – Это случилось следующим образом: в Спрингфилде у меня есть приятель, некий Гильтон, который поручил мне купить для него ценные бумаги и переслал мне вместе с тем необходимую сумму.
  – Как велика была эта сумма?
  – Тридцать тысяч долларов.
  – Когда вы получили эти деньги?
  – В четверг, около трех часов дня. Так как курьерский поезд опоздал, то деньги поступили лишь после закрытия банка.
  – Кто принял их?
  – Мой кассир, мистер Петерс. Обыкновенно я лично расписывался в получении, но так как было уже поздно и я был занят важными делами, то я поручил ему принять деньги. Из-за этого он просидел в конторе позднее обыкновенного.
  – Стало быть, в виде исключения?
  – Именно.
  – Давно ли мистер Петерс занимает эту должность в банке?
  – Почти двадцать лет. Он всегда был предан делу, и на него можно было положиться.
  – Отвечает ли банк за утрату и являетесь ли вы ответственным лицом?
  – Я отвечаю в смысле моего личного кредита. Я ничего не хочу скрывать от вас, мистер Картер, даже в том случае, если бы я, чего я именно и опасаюсь, поступил неправильно, не сообщив директорам банка об этом происшествии. В данном случае бумаги были записаны на мой личный счет.
  – Вернемся к делу, – продолжал Ник Картер, – когда вы впервые обнаружили эти кражи?
  – В пятницу вечером я получил извещение, что один из моих приятелей, для которого я произвожу все биржевые операции, умирает. Я поспешил к нему, и он попросил меня выдать ему лично некоторые документы. Я отправился в банк за этими документами. Войдя через боковой вход, я открыл мой частный сейф, в котором хранятся все мои книги и бумаги. Сначала я справился, когда именно документы поступили ко мне, чтобы высчитать проценты. При этом я случайно увидел текущий счет моего приятеля в Спрингфилде и машинально пробежал его глазами. Дойдя до последних записей, я чуть не остолбенел от изумления: там был записан остаток, неправильность которого я тотчас же заметил. Тут было что-то неладно. Вместо остатка в его пользу приблизительно в полтораста тысяч долларов сальдо счета по этой записи было только всего около ста тысяч долларов. Сначала я подумал, что мой кассир ошибся, неправильно записав наши последние сделки с Гильтоном.
  – И вы немедленно взялись за расследование? – прервал Ник Картер банкира.
  – Нет! Сначала я доставил моему больному другу принадлежавшие ему бумаги, а затем вернулся в банк, где и просидел над книгами часа четыре. Ошибки я, однако, не нашел, но сделал открытие, приведшее меня в крайнее изумление. Я обнаружил, что суммы были записаны на текущий счет и что они не были проведены по кассовой книге. Отсюда было видно, что в данном случае был совершен подлог. Само собой разумеется, я на другое утро немедленно потребовал к ответу Петерса. Но он утверждал, что ничего не знает, и казался изумленным не меньше моего. После всестороннего обсуждения дела я решился обратиться за содействием к вам, мистер Картер.
  На том допрос и закончился, и Ашмид вышел из дома сыщика, окрыленный новыми надеждами, хорошо сознавая, что если вообще кто-либо может выяснить это таинственное дело, то конечно, только Ник Картер.
  Сыщик в раздумье смотрел в окно вслед уезжавшему банкиру.
  Едва только экипаж банкира тронулся, как какой-то неизвестный вскочил на заднюю перекладину, уцепился за рессоры и так скорчился, что почти не походил на человека.
  Ник Картер моментально бросился в свою гардеробную комнату и спустя несколько минут вышел оттуда, преобразившись в седого бородатого старика, по-видимому страдающего ревматизмом.
  Он вскочил в первую попавшуюся коляску и вскоре нагнал экипаж банкира.
  Они завернули теперь на одну из широких боковых улиц.
  Вдруг ехавший впереди экипаж остановился.
  Ник Картер выскочил из коляски, приказал кучеру подождать его и побежал к экипажу.
  Кучер банкира соскочил с козел и открыл дверцы. Но в тот же момент он пронзительно вскрикнул:
  – Караул! Убийство!
  Он схватил один из фонарей и осветил внутренность экипажа.
  Ник Картер подошел к нему и спросил повелительным тоном:
  – В чем дело?
  – Смотрите сами! – ответил кучер, дрожавший всем телом от ужаса.
  И действительно, представившееся ему зрелище способно было расстроить самые крепкие нервы.
  Подушки были сорваны с места, стенки и стекла забрызганы кровью. Окровавленный полог был накинут на тело старика Ашмида, скорчившегося на дне экипажа. По-видимому, он был мертв.
  – Боже милосердный, – заплетающимся языком проговорил кучер, – ведь это ужаснейшее преступление!
  Ник Картер тоже был сильно потрясен.
  Он осторожно снял полог с трупа.
  Грудь и шея старика были пронзены ударами ножа. В сердце торчал кинжал.
  Крики кучера привлекли внимание обитателей дома, перед которым остановилась карета. Среди них находилась прелестная девушка, дочь убитого банкира.
  – Ради бога! Что случилось? – в ужасе спросила она. – Мой отец болен?
  Ник Картер тотчас же заслонил дверцы кареты, чтобы избавить девушку от ужасного зрелища.
  – Прошу вас вернуться в дом, – вежливо заявил он, – здесь вы ничем не можете помочь.
  – Кто вы такой? – спросила она в недоумении. Сыщик подошел к ней и шепнул ей что-то на ухо.
  – Но что вам угодно здесь? – вскрикнула она, волнуясь все больше и больше. – Для чего нам нужен сыщик?
  Кучер расслышал этот вопрос и в изумлении взглянул на Ника Картера. Он хорошо видел, что это был не тот господин, который приветствовал мистера Ашмида у дверей своего дома и вместе с ним вошел в парадную.
  – Опять повторяю, – настойчиво сказал Ник Картер, – вы лучше всего сделаете, если вернетесь в квартиру.
  Теперь вышла и мисисс Ашмид, супруга покойного банкира.
  – Что здесь случилось? – спросила она в недоумении.
  Прежде чем Ник Картер успел ей помешать, она увидела труп, освещенный фонарем.
  Она громко вскрикнула, побледнела как смерть и зашаталась.
  – Боже праведный! – воскликнула она.
  Она упала бы, если бы Ник Картер не успел подхватить ее.
  Подбежал кучер, и они вместе внесли ее в дом.
  Кучер до сих пор не успел внимательно осмотреть убитого, но, когда теперь он заглянул в лицо своего господина, он тоже чуть не упал в обморок, тем более что при свете фонаря перекошенное лицо покойника производило ужасное впечатление.
  – Господи! – произнес кучер. – Тут совершено хладнокровное, заранее обдуманное убийство! Как же это я решительно ничего не заметил? Я отправлюсь за полицией! – прибавил он и уже хотел бежать.
  Но Ник Картер его остановил.
  – Не торопитесь, – произнес он, – сначала я сам хочу произвести осмотр.
  Он сейчас же принялся за работу и тщательно осмотрел внутри всю карету.
  Вдруг он с довольным видом улыбнулся: на дне экипажа он нашел маленький блестящий шлифованный кристалл.
  – Я должен найти таинственного убийцу, – пробормотал он, – даже если бы мне пришлось провозиться с этим целый год.
  Нику Картеру не хотелось, чтобы происшествие получило преждевременную огласку, и поэтому надо было уговорить кучера молчать.
  Он отвел его в сторону и сказал:
  – Послушайте! Для того чтобы обнаружить убийцу, требуется, чтобы пока никто ничего не узнал об убийстве. Обещайте мне, что вы будете молчать. Вы об этом не пожалеете.
  Кучер дал обещание, а его примеру последовала и остальная прислуга банкира.
  После короткой беседы с убитой горем вдовой и случайно зашедшим другом покойного Ник Картер ушел.
  Прочитав на другое утро газеты, он с удовлетворением увидел, что ни в одной из них не было известия об убийстве банкира Ашмида.
  
  На другое утро по Уолл-стрит шел человек, по наружности которого сразу можно было догадаться, что он фермер.
  Он с любопытством разглядывал вывески разных банков и наконец остановился перед Нью-Йоркским банком.
  Затем он поднялся по широкой лестнице и вошел во внутреннее помещение.
  – Я могу видеть директора? – спросил он стоявшего тут же курьера.
  – Его еще нет, – ответил тот, – так рано он не приезжает.
  – Хорошо. Я его подожду. Я его должен видеть по очень важному делу, – отозвался фермер.
  Он еще не успел договорить, как вошел, сильно волнуясь и торопясь, какой-то мужчина лет сорока на вид.
  – Что это сегодня с Петерсом, – перешептывались служащие, – этого еще никогда не бывало, чтобы он не поздоровался.
  Вскоре после этого кассир пригласил нескольких человек служащих в свой кабинет. Спустя несколько минут они вышли оттуда крайне взволнованные и с бледными лицами.
  – Мистер Ашмид убит неизвестным преступником! – сообщили они своим товарищам.
  Мистер Петерс около часу тому назад по важному делу заходил к мистеру Ашмиду на квартиру и там узнал об убийстве.
  Работа приостановилась.
  Служащие, собравшись отдельными группами, шепотом обсуждали ужасное происшествие.
  Фермер встал и с любопытством заглянул в конторские помещения, отделенные от приемной стеклянной перегородкой.
  Направо от приемной были расположены конторские помещения, выходившие окнами на улицу. Окна эти были снабжены крепкими железными решетками.
  Налево находились кассовые помещения.
  Фермер окинул все это быстрым взглядом, а потом обратился к одному из курьеров:
  – Передайте кассиру, что я должен переговорить с ним!
  Спустя минуту курьер возвратился, бледный от волнения.
  – Мистер Петерс сейчас не может вас принять, – доложил он, – произошло ужасное несчастье! Убит мистер Ашмид!
  – Но я должен видеть его обязательно, – настаивал фермер, – у меня к нему срочное дело!
  – Он говорит, что сейчас нельзя, а я не могу его беспокоить еще раз.
  – Скажите ему, что пришел тот господин из Спрингфилда, который еще недавно послал банку ценные бумаги.
  Спустя несколько секунд фермер был введен в маленький кабинет кассира, который неподвижно сидел за своим столом, положив голову на руки.
  – Что мне делать? Что мне делать? – шептал он, когда в кабинет входил фермер.
  – Мое почтение, мистер Петерс! Ведь вы и есть мистер Петерс? – заговорил фермер. – Извините за беспокойство, но я пришел по поводу бумаг, которые мистер Ашмид должен был купить для меня. Ведь вы можете дать мне справку?
  Кассир недоверчиво взглянул на посетителя.
  – Вот моя визитка. Я должен был передать ее вам сразу.
  С этими словами переодетый сыщик, а это был именно Ник Картер, передал кассиру визитную карточку.
  – Гиларий Гильтон, – произнес Петерс, – а, это вы, мистер Гильтон! Очень жаль, что не могу дать вам требуемых справок. Единственное, что я могу сделать, – это показать вам ваш текущий счет. Из него вы увидите все, что вам требуется.
  Кассир встал, но мнимый фермер остановил его.
  – Не лучше ли будет, – спросил он, – если я подожду, пока приедет сам мистер Ашмид?
  – Боже мой! Да разве вы ничего не знаете? Неужели вы не слыхали…
  – Что именно?
  – Что мистер Ашмид убит!
  – Убит? Когда же это случилось? – воскликнул фермер.
  – Вчера вечером, когда он возвращался к себе домой.
  – Каким образом совершено это убийство?
  – Он убит кинжалом.
  – Когда вы узнали об этом?
  – Только сегодня утром, около часа тому назад.
  – Боже мой! – произнес мнимый фермер. – Кто же мог совершить такое злодеяние? Убить хладнокровно такого человека, честного, порядочного, истинного христианина!
  – Я был бы очень доволен, если бы мог ответить вам на этот вопрос, – дрожащим голосом отозвался кассир и встал, чтобы направиться в конторские помещения.
  – Я пойду за книгами, о которых я вам говорил, – сказал он, – потому что в данный момент не могу дать вам никаких справок, пока сам не познакомлюсь с вашим делом.
  Спустя минуту раздался страшный крик ужаса.
  Дверь распахнулась, и бледный как смерть кассир, дрожа всем телом и пошатываясь, вернулся в свой кабинет.
  – Нас ограбили, – проговорил он еле слышно и тяжело опустился на первое попавшееся кресло.
  – Что это вы говорите? – спросил Ник Картер, вставая и подходя к Петерсу. – Вас ограбили?
  Кассир слабым движением руки указал на дверь.
  – Идите посмотрите сами, – проговорил он прерывающимся голосом.
  Все служащие банка столпились у большого сейфа. Среди них стоял какой-то мужчина лет пятидесяти, сразу обративший на себя внимание Ника Картера своей осанкой и выражением глаз.
  – Кто вы такой и что вам здесь нужно? – резко спросил он, увидя сыщика.
  – Я клиент банка, – ответил тот, – и как таковой имею право интересоваться, если произошло ограбление того учреждения, с которым я имею дело.
  – Посмотрите сами, – ответил незнакомец, пожимая плечами, – личный осмотр вам скажет больше, чем сотни слов.
  Он отошел в сторону, тогда сыщик увидел внутренность железного сейфа.
  – Кто открыл сейф? – вдруг спросил Ник Картер резко.
  Это был голос уже не простого фермера, а человека, имеющего право спрашивать и требовать ответа.
  – Я открыл его, – ответил все тот же человек.
  – Входит ли это в круг ваших обязанностей?
  – Да. Вы, пожалуй, заподозрили меня в грабеже? – насмешливо спросил незнакомец.
  Ник Картер ничего не ответил, притворившись, что не слышал вопроса. Он внимательно оглядывался кругом, как бы отыскивая грабителя.
  От супруги банкира он узнал, что Ашмид был уверен в том, что дни его сочтены, и потому составил завещание. К этому завещанию он, однако, приписал несколько строк столь странного содержания, что Ник Картер несколько раз перечитывал их, не понимая, в чем тут дело.
  Строки эти были обращены к миссис Ашмид и гласили следующее:
  «Если когда-либо в будущем произойдут события, которые дадут тебе основание думать, что тебя и нашу дочь охраняет мой дух, то знай, что это именно так и есть. Не забывай, что мертвые возвращаются для того, чтобы защищать и охранять своих близких».
  Нику Картеру еще ни разу не приходилось читать столь странных вещей, да он никогда и не предполагал, чтобы образованный, разумный человек мог писать такие вещи.
  Мистер Ашмид был человеком холодного рассудка, трезвого образа мыслей, не верившим в спиритизм и тому подобную ерунду.
  Каким же образом банкир мог предугадать свою кончину и какие были у него основания делать подобную приписку к своему завещанию?
  Как ни ломал себе голову Ник Картер, он все снова и снова приходил к заключению, что Ашмид был лишь безвольным орудием другого лица, лица с необыкновенной силой воли. Другими словами, Ашмид находился под влиянием гипнотического внушения.
  Исходя из этого положения, Ник Картер, конечно, весьма внимательно изучал каждого человека, бывшего в контакте с Ашмидом, но пока ему еще ничего не удалось узнать в этом направлении.
  Железный сейф не мог поддаться попыткам взлома; без специальных и усовершенствованных инструментов ни один профессиональный грабитель не сумел бы взломать этот шкаф.
  Внутри сейфа находилось еще особое отделение, запиравшееся самостоятельно.
  – Что это за отделение? – спросил Ник Картер.
  – Это частное отделение мистера Ашмида, и в нем хранятся только его собственные бумаги и документы, – заявил тот же служащий, который уже раньше привлек внимание Ника Картера.
  Сыщик вернулся в кабинет кассира и назвал свое настоящее имя.
  По его совету Петерс распорядился закрыть банк и вывесить на дверях объявление, что, ввиду кончины мистера Ашмида, банк закрыт впредь до полицейского расследования.
  Ник Картер, давая такой совет, преследовал определенную цель. Благодаря этому он имел возможность спокойно провести расследование, порученное ему покойным Ашмидом.
  Пока он не знал, какая тайна скрывается за этим преступлением, было ли совершено это убийство из мести или же Ашмид был убит грабителем, которому показалось, что банкир заподозрил его.
  
  Человека, который привлек внимание Ника Картера, звали Мак-Вильямс. Он был уже немолод и давно состоял на службе в банке.
  Ник Картер начал допрашивать его, но был прерван кассиром Петерсом, который подошел и положил ему руку на плечо.
  Петерс казался совершенно убитым горем.
  – Смею я вас попросить пройти на минуточку в мой кабинет? – дрожащим голосом проговорил он.
  Ник Картер сейчас же последовал за ним, крайне интересуясь предстоящей беседой.
  Кассир запер за собой дверь, подошел к Нику Картеру и взял его за руку.
  – Бог мне свидетель, – проговорил он, глядя сыщику прямо в глаза, – я не причастен к этому ужасному преступлению! Когда я сегодня утром зашел на квартиру мистера Ашмида, я еще ничего не подозревал. Мистер Ашмид вчера еще поручил мне зайти к нему сегодня до начала работы, так как хотел переговорить со мной о некоторых важных делах, с которыми надо было покончить еще до десяти часов.
  – Состояли ли эти дела в какой-нибудь связи с бумагами Гильтона из Спрингфилда?
  – Да! Мистеру Ашмиду казалось, что в книгах были допущены неправильные записи, а так как я еще не успел вникнуть в это дело, то я и должен был прийти к нему для выяснения некоторых неправильных записей, найденных им на нескольких счетах. Дело касалось прежде всего неправильных записей кассовых поступлений.
  – Было ли вам известно об этих неправильностях?
  – Нет! Он мне до этого только сказал, что вопрос касается недостачи в пятьдесят тысяч долларов и что ему кажется, будто кто-то изменил записи в книгах.
  – Но вы-то лично убеждены в том, что книги находятся в полном порядке?
  – Да, до одного цента! Наши месячные балансы всегда сходились, и у нас не было никогда поводов к недоразумениям.
  – Не будете ли вы любезны показать мне счет Гильтона? – спросил Ник Картер.
  «Сейчас посмотрим, – подумал он при этом, – соответствуют ли истине данные мне Ашмидом указания».
  Кассир вышел из кабинета.
  Сейчас же вслед за этим раздался громкий шум голосов, а когда Ник Картер вскочил и заглянул в кассовое помещение, он увидел, что Петерс стоит на коленях перед сейфом, пытаясь открыть секретный замок частного отделения, а служащие обступили его и с изумлением смотрели на то, что он делает.
  – Что случилось, господа? – обратился Ник Картер к одному из служащих.
  – Кроме мистера Ашмида, никто не знал секрета этого замка, а теперь оказывается, что мистер Петерс хорошо знаком с комбинацией букв, – ответил служащий.
  – По всей вероятности, миссис Ашмид открыла ему секрет, когда мистер Петерс сегодня был на квартире покойного, – спокойно произнес Ник Картер.
  Но вместе с тем он пытливо взглянул на кассира, который, казалось, совершенно не замечал, что его обступили изумленные служащие.
  Сейчас же после этого двери сейфа открылись, кассир быстро вынул оттуда какую-то толстую книгу и встал на ноги.
  Он подошел к сыщику, но в тот же момент последним овладело какое-то странное ощущение.
  Он вдруг почувствовал, что теряет сознание, как будто вдохнул сильную дозу эфира или хлороформа. В глазах у него потемнело, в ушах зазвенело, мысли начали путаться.
  Ник Картер напряг всю свою волю, чтобы удержаться на ногах, но это ему не удалось. Он взмахнул руками и тяжело грохнулся на пол.
  Несколько человек сейчас же бросились к нему.
  – Дайте воды! – крикнул один из них.
  – Не надо, – возразил Мак-Вильямс, – он сейчас придет в себя, пускай полежит спокойно.
  И действительно, вскоре после этого Ник Картер приоткрыл глаза.
  В тот же момент он уже пришел в полное сознание, оглянулся в недоумении и спросил:
  – Что это случилось со мной?
  – С вами был обморок, – ответил Петерс, – вероятно потому, что вы не привыкли к нашей душной атмосфере. Я сейчас же распоряжусь, чтобы включили вентиляцию.
  Вслед за этим все вентиляторы были включены.
  Но Ник Картер прекрасно знал, что внезапный обморок произошел вовсе не от духоты, а совершенно по иной причине.
  – Будьте добры принести книгу в ваш кабинет, – обратился он к Петерсу и вышел из кассового помещения.
  Он был твердо убежден в том, что в данном случае играли роль гипнотические внушения, но не мог даже предположить, от кого они исходили.
  Быть может, это был тот же самый человек, который влиял на кассира, когда тот без труда открывал секретный замок, хотя по глазам его было видно, что он почти не сознает, что делает?
  Тайна становилась все более непроницаемой. Знал ли о ней мистер Ашмид? Подозревал ли он кого-нибудь?
  На эти вопросы можно было найти ответ лишь после поимки преступника.
  Прежде всего Ник Картер вместе с Петерсом просмотрели текущий счет Гильтона.
  Оказалось, что, согласно записям на этом счете, Ашмид должен был Гильтону не многим больше ста тысяч долларов.
  – Полагаете ли вы, мистер Петерс, – спросил Ник Картер, пытливо глядя на кассира, – что записи поступлений в точности соответствуют действительным платежам Гильтона?
  Петерс ответил не сразу.
  – Говорите прямо, не стесняясь, – прибавил Ник Картер.
  – Наверняка я этого сказать не могу, но полагаю, что это было так.
  С этими словами он встал, но, глядя на него, можно было подумать, что его заставляет двигаться чья-то посторонняя воля.
  Ник Картер моментально решил испытать на кассире свою силу внушения.
  Он протянул руку, слегка ударил Петерса по плечу, а затем несколько раз быстро провел рукой перед его глазами.
  Петерс покачал головой и нахмурил лоб.
  – Мне нездоровится, – медленно произнес он, опускаясь назад в кресло, – меня так сильно клонит ко сну, что я едва в состоянии думать.
  – Скажите, мистер Петерс, – спросил Ник Картер, – за последнее время такие приступы часто бывали с вами?
  – Да, мистер Картер! Не знаю, что со мной делается, но я давно уже совершенно переменился. Со мной что-то произошло, но что именно, не знаю.
  – Допускаете ли вы возможность того, что кто-либо мог заставить вас совершить поступки, о которых вы сами не знаете и которые вы совершили помимо вашей собственной воли?
  – Что вы этим хотите сказать? – обиженным тоном спросил Петерс. – Я, правда, не могу объяснить себе, что со мной происходит. Но неужели вы хотите намекнуть на то, что я замешан в этом преступлении?
  – Ни на что я не хочу намекнуть, – возразил Ник Картер, – но я убежден, что нечто подобное на самом деле происходит. Если бы вы знали, что вы натворили за последние десять дней, вы пришли бы в ужас!
  – Я попрошу вас выражаться яснее! Что же я такое натворил? – недовольным тоном спросил Петерс.
  – Ну, хотя бы это – откуда вы взяли эту книгу? Откуда вы знаете секрет замка от частного отделения мистера Ашмида? – спокойно спросил Ник Картер.
  – Да я его вовсе не знаю! – воскликнул Петерс, вскочив и в ужасе взглянув на сыщика.
  Ник Картер заметил, что кассир снова находится под влиянием чьей-то посторонней воли.
  Он подошел и взял его за руку, но Петерс в ужасе отшатнулся от него, протянул вперед обе руки и крикнул:
  – Уйдите от меня! Не трогайте меня! Вы одержимы дьяволом!
  Он кричал так громко, что служащие, находившиеся в кассовом помещении, прибежали в кабинет во главе с Мак-Вильямсом, который грозно крикнул Нику Картеру:
  – Если вы не можете беседовать с мистером Петерсом спокойно, без насилия, то я попрошу вас прекратить ваши расследования и уйти вон из банка!
  Ник Картер пожал плечами и ответил решительным тоном:
  – Не вмешивайтесь в то, что я делаю! Рекомендую вам сесть за вашу работу и не заглядывать больше в кабинет!
  Мак-Вильямс бросил на сыщика взгляд, полный ненависти, и сказал:
  – Кто вы, собственно, такой и на каком основании вы себе позволяете так много? Никого из директоров еще нет. Кто же вас уполномочил вмешиваться в это дело?
  Ник Картер ничего не ответил. Его знал только Петерс, а Мак-Вильямс, быть может, догадывался, кто он такой, но остальные служащие понятия не имели о его настоящем призвании. Он хотел возможно дольше оставить их в неведении.
  – Когда прибудут директора? – спросил он.
  – Мы уже позвонили им, и три директора с минуты на минуту должны приехать.
  – В таком случае я подожду, – спокойно ответил Ник Картер, – а в общем я беру на себя полную ответственность за все, что я делаю.
  Казалось, Мак-Вильямс удовлетворился этим заявлением. Не возражая ничего, он вернулся к своему столу и, по-видимому, углубился в свои книги и бумаги.
  Ник Картер хотел было задать кассиру еще несколько вопросов, но тот сидел в своем кресле, дрожа всем телом, и глаза его горели, как в лихорадке. Лицо его выражало полное отчаяние, и он смотрел в пространство, ничего не соображая.
  Ник Картер нисколько не сомневался, что был прав в своем предположении; принимая во внимание состояние, в котором находился кассир, он решил пока не допрашивать его. Поэтому он отправился в кассовое помещение и обратился к бухгалтеру Мак-Вильямсу со словами:
  – Не будете ли вы любезны пройти со мной в приемную?
  Мак-Вильямс сейчас же встал и последовал за сыщиком в маленькую приемную.
  – Что, собственно, происходит с кассиром? – спросил Ник Картер, заперев за собой дверь.
  – Право, не знаю, – ответил Мак-Вильямс, – я никогда еще не видел его в таком состоянии, как сегодня, оно внушает самые серьезные опасения.
  Вдруг взгляд Ника Картера случайно упал на лежавший на полу на расстоянии трех шагов от него маленький сверкающий предмет.
  Но едва он взглянул на этот предмет, как снова почувствовал, что начинает терять сознание. Моментально он заложил руки за спину и сжал кулаки, зная, что это является верным средством против гипнотического внушения. И действительно, странное ощущение сразу исчезло.
  Он обратился к своему собеседнику со словами:
  – Мне кажется, мистер Вильямс, мы вполне понимаем друг друга, – нагнулся, поднял сверкающий предмет и положил его в карман.
  «Точно такая же штучка, – подумал он, – как та, что я нашел в экипаже. Граненый кристалл удивительно яркого блеска».
  – А теперь вернемся в кассовое помещение, – обратился он к Мак-Вильямсу и принял решение заняться расследованием прошлого этого господина.
  Вдруг у него появилось такое ощущение, точно кто-то замахнулся на него кинжалом.
  Моментально он отскочил в сторону и успел избежать смертельного удара, хотя кинжал все-таки распорол ему пиджак и жилет. Удар был нанесен с такой силой, что задевший его за плечо кулак сшиб его с ног.
  Падая, Ник Картер увидел, как на него бросается загипнотизированный Петерс, лицо которого было искажено до неузнаваемости. Вместе с тем он услышал грохот, от которого у него замер дух: огромные двери кассового помещения с треском захлопнулись и вместе с тем погас свет. Окон в этом помещении не было.
  Ник Картер хотел вскочить на ноги, но кассир с диким ревом снова набросился на него.
  При свете он легко справился бы с ним, но в темноте он почти не находил возможности избежать ударов кинжала разъяренного кассира.
  Он ощутил на щеке горячее дыхание своего противника и увидел в темноте его глаза, сверкавшие, как у дикого зверя. Несомненно, Петерс сошел с ума, об этом свидетельствовала уже одна страшная его физическая сила.
  Нику Картеру оставалось только попытаться обезоружить Петерса как можно скорее.
  Когда кассир снова замахнулся, Ник Картер схватил его за кисть руки и попытался вырвать у него кинжал.
  Но кассир со зверским ревом вырвался и схватил Ника Картера за горло.
  Завязалась ужасная борьба, борьба ловкости испытанного в борьбе Ника Картера и грубой силы буйнопомешанного.
  Снова Ник Картер схватил его за руку и на этот раз с такой силой, что кинжал упал на пол. В тот же момент Ник Картер швырнул кассира на пол и обхватил его обеими руками.
  Он глубоко вздохнул.
  Но вдруг он ощутил какой-то странный запах, ранее не замеченный им. Газ не горел, но рожки были открыты. Очевидно, кто-то открыл главный кран и газ стал наполнять все помещение. Надо было во что бы то ни стало закрыть рожки, но вместе с тем нельзя было выпускать из рук и кассира, отчаянно сопротивлявшегося. Полученные Ником Картером раны были не опасны, но из них сочилась кровь, силы его быстро иссякали и он чувствовал, что скоро будет не в состоянии сдерживать помешанного.
  Но самая большая опасность грозила со стороны газа, все больше и больше наполнявшего помещение. Ник Картер попытался уложить Петерса лицом вниз, чтобы связать ему руки. Но тут они оба свалились, к счастью, так, что Петерс очутился внизу. Стальными пальцами сыщик сжал горло обезумевшего кассира, пока тот на время не потерял способность сопротивляться.
  Но когда Ник Картер вскочил, чтобы закрыть рожки, Петерс снова очутился возле него, с невероятной силой схватил кисть руки сыщика и вцепился в нее зубами.
  Мысли сыщика помутились – следующая минута должна была решить его участь.
  Тут ему снова удалось схватить своего противника за горло.
  Он сжал его изо всей силы, но уже на этот раз не отпустил, а поволок его за собой и протянул руку к рожку. Вдруг Петерс, в свою очередь, схватил Ника Картера за глотку. Сыщик отчаянно вырывался, но помешанный не выпускал его. Вместе с тем Ник Картер расслышал легкий шорох, как будто кто-то собирался зажечь спичку о спичку.
  У Петерса одна рука была свободна. Стоило ему зажечь спичку – и последует ужасный взрыв.
  Стиснув зубы, Ник Картер собрал все свои силы, чтобы вырваться. Это ему удалось, и он теперь набросился на своего противника.
  Завязалась страшная борьба.
  Ник Картер хорошо знал, что настала решительная минута. С отчаянной силой он припер Петерса к стене и крепко обхватил его руками.
  – Бросьте, наконец, сопротивляться, Петерс! – проговорил Ник Картер задыхающимся голосом.
  Но, к изумлению сыщика, тот вдруг крикнул:
  – Какой я Петерс? Я не Петерс! Я Ашмид!
  Такого ответа Ник Картер никак не ожидал. Но задумываться над этим не было времени. Смертоносный газ все больше и больше заполнял помещение, и Ник Картер уже чувствовал признаки приближающегося обморока. Надо было во что бы то ни стало выбраться отсюда, иначе гибель была неизбежна.
  Сдерживая помешанного, он лихорадочно думал над вопросом, как быть.
  – Послушайте, Петерс! – снова заговорил он, все ваши попытки ни к чему не приведут. Со мной вы ничего не сделаете, я сам – Ашмид! Даже если я умру, то все-таки дух мой будет оберегать мою собственность. Кроме того, я все знаю!
  Хитрость удалась.
  Петерс вздрогнул и перестал сопротивляться.
  Моментально Ник Картер снова подскочил к рожку и теперь завернул его.
  Петерс не двигался с места.
  Ник Картер попытался открыть дверь, но так как она не поддавалась, то он начал громко стучать, чтобы привлечь внимание служащих.
  Никто не отозвался.
  Хотя рожок теперь и был закрыт, воздух все-таки успел уже так сильно наполниться смертоносным газом, что Ник Картер не мог уже бороться против обморока.
  Мысли его начали путаться, ему показалось, что открывается какая-то бездна и что он летит куда-то вниз. Ему явились какие-то видения, но вдруг он как будто откуда-то издалека услышал неясный шум голосов и ощутил струю свежего воздуха.
  С большим усилием он наконец открыл глаза.
  Он был еще жив.
  Вдруг он увидел знакомое лицо доктора, старого своего знакомого.
  Спустя несколько секунд Ник Картер уже был в полном сознании, хотя еще ощущал ужасную слабость во всем теле.
  – Где я? Как я попал сюда? – слабым голосом спросил он.
  Но доктор только проговорил:
  – Не думайте об этом. Слава богу, вы отделались от угрожавшей вам опасности без серьезных последствий, а это важнее всего. Теперь надо, прежде всего, основательно поправиться.
  Ник Картер лежал на диване в комнате директоров. Вдруг он вспомнил перенесенную ужасную борьбу, помешанного Петерса, удушливый газ и спросил:
  – Где теперь находится кассир Петерс?
  – Он скончался от удушья газом, – ответил врач, решивший не скрывать правды, – если бы вы сами пролежали там еще минуту, вы тоже погибли бы!
  Нику Картеру казалось, что он в течение многих часов боролся с помешанным. На самом же деле борьба продолжалась всего несколько минут.
  Оказалось, что прибывшие в банк директора разыскивали Петерса и что поиски привели их к закрытому кассовому помещению.
  Ник Картер прежде всего должен был вполне оправиться от отравления газом, и потому он взял коляску и поехал к себе домой.
  Когда весть об убийстве банкира получила огласку, в публике начали распространяться самые разноречивые толки и слухи о финансовом положении Ашмида. Слухи дошли до вдовы и дочери покойного.
  Когда Ник Картер посетил миссис Ашмид, она сейчас же завела разговор на эту тему, тем более что она и сама не была хорошо осведомлена об истинном положении дела.
  За истекший день Ник Картер при содействии своих помощников Дика и Патси сделал целый ряд открытий в деле Ашмида. Тем не менее, надо было выяснить еще кое-какие вопросы, прежде чем можно было приступить к аресту виновников преступления.
  – Не можете ли вы мне сказать, – спросила миссис Ашмид, – как велики были потери моего мужа в тот ужасный день?
  – К сожалению, не могу, – ответил Ник Картер, – во всяком случае, убытки эти весьма существенны, так как внезапное падение цен на сахар и муку вызвало огромные убытки. Трудно сказать, хватит ли всего вашего наличного состояния на покрытие всех обязательств!
  – В конце концов, это еще не так страшно, – спокойно отозвалась вдова, – у нас ведь есть еще дом, который представляет собой большую ценность.
  – Так-то оно так, но, вероятно, вам известно, что дом заложен?
  – Как! Дом заложен? Быть не может! Я никогда не дала бы на это моего согласия!
  – Тем не менее на дом имеется закладная. Я сам удостоверился в этом.
  – Этого быть не может! Разве только если допустить какой-нибудь подлог! – волновалась вдова. – Мой муж никогда не стал бы закладывать своего дома! Да, кроме того, у меня в руках имеется полис, по которому застрахована его жизнь!
  – К сожалению, должен вам сообщить, что этот полис тоже заложен, именно в банкирском доме Миксер и К®, – ответил Ник Картер, пожимая плечами.
  Миссис Ашмид совершенно растерялась.
  – В таком случае мы погибли! Мы нищие, – едва слышно проговорила она, стараясь сохранить спокойствие.
  Вдова банкира производила на Ника Картера какое-то странное впечатление. Он не имел никаких оснований заподозрить ее в чем бы то ни было и все-таки он не мог отделаться от какого-то смутного недоверия.
  – Я хотел бы задать вам несколько вопросов, имеющих отношение к данному делу, – проговорил он.
  – Я готова отвечать.
  – Знаете ли вы некоего Якова Миксера?
  – Только поверхностно, – нерешительно ответила вдова.
  – Бывает ли он в вашем доме?
  – Я буду с вами откровенна, мистер Картер, дело в том, что я знала Миксера, когда не была еще замужем и была довольно близка с ним.
  – Как относился к нему ваш супруг? – спросил Ник Картер.
  – Не знаю.
  – Когда вы в последний раз видели мистера Миксера?
  – Неделю тому назад я случайно встретилась с ним на улице.
  – Не в день ли убийства вашего супруга?
  Миссис Ашмид побледнела как полотно и тихо ответила:
  – Да. Неужели вы предполагаете, что между мистером Миксером и убийством моего мужа существует какая-нибудь связь?
  – Пока я не имею возможности объяснять вам причины, вызывающие мой вопрос, – уклончиво ответил Ник Картер, – в случаях, подобных данному, приходится производить следствие в разных направлениях и считаться иной раз с обстоятельствами, не имеющими прямого отношения к делу. Иначе не добьешься успеха.
  – Насколько я знаю Миксера, он совершенно неспособен к преступлению, – холодно отозвалась вдова, а когда Ник Картер ничего не ответил, она продолжала: – Если вы подозреваете мистера Миксера в чем-нибудь, то почему же вы не арестовываете его?
  – Если бы я считал это нужным, то не преминул бы распорядиться соответствующим образом; я произвожу аресты только в тех случаях, когда имею на это веские основания. На сегодня мне незачем больше беспокоить вас, дня через два-три я опять навещу вас и надеюсь, что тогда мне уже удастся рассказать вам о результате моих расследований.
  Ник Картер уже вышел в переднюю, как вдруг раздался звонок у парадной двери.
  Сейчас же вслед за этим Ник Картер услышал знакомый голос, вследствие чего он отступил в сторону так, что вошедший, бухгалтер Мак-Вильямс, не сразу заметил его.
  – Я принес важные известия! – воскликнул Мак-Вильямс, но миссис Ашмид бросила ему многозначительный взгляд, который не ускользнул от внимания Ника Картера.
  Мак-Вильямс обернулся и увидел сыщика.
  – А, извините, – быстро спохватился он, – я не видел этого господина.
  – Ничего, мистер Мак-Вильямс, – ответила миссис Ашмид, – это мистер Ник Картер, друг моего покойного мужа. Он помогает мне приводить в порядок дела. Мистер Мак-Вильямс тоже предлагал мне свои услуги, – обратилась она к сыщику, – вам, вероятно, известно, что он теперь занимает должность несчастного Петерса.
  Ник Картер поклонился и ответил:
  – Я уже знаком с мистером Мак-Вильямсом, и он знает, что я взял на себя расследование обоих убийств.
  Мак-Вильямс в ужасе отступил на шаг.
  – Обоих убийств? – воскликнул он. – Что вы хотите этим сказать? Вы как будто думаете, что Петерс тоже был убит?
  – А разве это неправда?
  – Положим, вам лучше знать, – с явной насмешкой ответил Мак-Вильямс, – ведь вы с ним были вдвоем в кассовом помещении.
  Это вызывающее замечание было весьма характерно для Мак-Вильямса.
  Но Ник Картер не ответил ему, а только взглянул на него так, что тот густо покраснел.
  – Имею честь откланяться, господа, – холодно произнес сыщик, поклонился вдове и собрался уйти.
  Но Мак-Вильямс остановил его.
  – Прежде чем вы уйдете, – проговорил он, и глаза его засверкали, – я должен попросить у вас разъяснения по поводу вашего странного замечания.
  Ник Картер нисколько не смутился и спокойно ответил:
  – Когда придет время и я сочту это нужным, то я дам вам все необходимые разъяснения.
  – А я хочу их получить сейчас!
  – А я их сейчас не дам!
  – Мистер Картер! – вдруг послышался чей-то странный, глухой голос.
  Сыщик в недоумении оглянулся и увидел перед собой мисс Мод Ашмид, дочь убитого банкира, которая вошла в комнату совершенно неслышно.
  Она была мертвенно бледна, глаза ее имели какое-то странное, неподвижное выражение. Ник Картер с трудом узнал ее, так сильно она изменилась за несколько дней, прошедших после смерти ее отца.
  – Я хочу просить вас о большом одолжении, – проговорила она, подойдя к Нику Картеру.
  – А именно?
  – Оставьте дальнейшее расследование этого дела.
  – Ваше требование меня чрезвычайно изумляет, мисс Ашмид! – возразил Ник Картер.
  – Я прошу вас об этом, имея в виду ваш собственный интерес, – продолжала она, – каждый ваш шаг приближает вас к огромной опасности лишиться жизни!
  – Это не остановит меня! – решительно заявил Ник Картер. – Я не трус, который боится последствий своих поступков, тем более если они направлены на защиту правды и справедливости!
  – По крайней мере, обещайте мне… – снова заговорила молодая девушка, но вдруг умолкла, причем глаза ее начали неподвижно смотреть в одну точку.
  Ник Картер обернулся и увидел, что Мак-Вильямс в упор смотрит на молодую девушку.
  «Вот он где, гипнотизер-то, – подумал Ник Картер, – но кроме него действует еще один».
  Сейчас же вслед за этим Ник Картер вышел из дома.
  Он теперь был убежден в том, что миссис Ашмид не была откровенна с ним.
  Около полуночи Ник Картер со своим помощником Диком проходили недалеко от дома убитого банкира. Сыщики собирались сесть в вагон электрического трамвая, как вдруг раздались крики «пожар!».
  Сейчас же собралась толпа, к которой примкнули и оба сыщика.
  Завернув за ближайший угол, они увидели, что горит дом Ашмида, причем здание уже было совершенно объято пламенем и о спасении его не могло быть и речи.
  Оба сыщика были переодеты и загримированы, так что их нельзя было узнать.
  – Собственно говоря, я ожидал этого, – заметил Дик.
  – Я тоже, – коротко ответил Ник Картер, – но только не так скоро после смерти банкира. Я думал, что эти негодяи будут хитрее!
  Толпа уже окружила дом густым кольцом, и полиции с трудом удавалось сохранить порядок.
  Пламя выбивалось наружу из всех окон, лишь одна сторона нижнего этажа, казалось, еще не была затронута.
  Ник Картер давно уже предвидел, что убийцы банкира рано или поздно позаботятся о том, чтобы «случайный» пожар уничтожил весь дом до основания, так как он был очень хорошо застрахован.
  Добравшись до дома, Ник Картер в одном из окон библиотечной комнаты увидел мисс Мод Ашмид. Это было единственное помещение, еще не объятое пламенем.
  Мисс Ашмид, по-видимому, вернулась в пылавший дом, чтобы спасти еще кое-что, но теперь она как будто не собиралась уходить.
  Недолго думая, Ник Картер побежал наверх по лестнице сквозь густые клубы дыма и вбежал в комнату, где находилась молодая девушка.
  Она уже, надышавшись дыма, лежала в обмороке.
  При свете пламени Ник Картер увидел рядом с ней на полу несколько маленьких пакетов. Очевидно, мисс Ашмид вынула их из стенного шкафчика, дверцы которого еще были открыты. Моментально сыщик положил эти пакеты к себе в карман, быстро поднял молодую девушку на руки и благополучно выбрался на улицу.
  Когда Ник Картер с молодой девушкой на руках появился на улице, толпа приветствовала его радостными криками, так как уже успели распространиться слухи, что он погиб в пламени, пытаясь спасти мисс Ашмид.
  Мод нашла убежище в одном знакомом семействе, где была приведена в чувство без помощи врача.
  Когда Ник Картер опять встретился с Диком, он рассказал ему о найденных им пакетиках.
  – Я не думаю, чтобы она вернулась за чем-нибудь малоценным, – проговорил он, – по всей вероятности, она сама даже не знает, зачем она возвращалась, а действовала в качестве слепого орудия в руках преступников.
  – Неужели на самом деле от состояния Ашмида ничего не осталось? – спросил Дик.
  – Да, так оно и есть, поэтому дом и был подожжен!
  Сыщики расстались. У Дика было особое дело, а Ник Картер хотел подождать, пока пожар прекратится, надеясь на то, что от пожарных ему удастся узнать кое-какие подробности.
  Едва Дик ушел, как к Нику Картеру подбежал какой-то мужчина и спросил, задыхаясь от волнения:
  – Это ведь дом мистера Ашмида?
  – Да, это был дом Ашмида, – ответил Ник Картер и пытливо заглянул неизвестному в лицо. То был Мак-Вильямс, на лице которого выражался ужас и страх.
  «Да, это для него сюрприз, – подумал Ник Картер, – он не предугадывал такого оборота дела».
  – Спасены ли жильцы? – спросил Мак-Вильямс.
  – Не знаю. Я только видел, как из пылающего дома вынесли какую-то даму.
  – Молодую или старую?
  Мак-Вильямс весь задрожал, когда задал вопрос.
  – А разве вы знали обитателей дома? – спросил сыщик.
  – Конечно знал! Ради бога, говорите скорее!
  – Это была молодая особа. Я слышал, как она сказала, что возвращалась в библиотечную комнату за какими-то документами.
  – И что же? Она их спасла?
  – Насколько мне известно, их взял на хранение тот, кто спас мисс Ашмид из пламени.
  Мак-Вильямс побледнел как смерть. В ужасе он уставился на сыщика.
  – А вы что, друг семьи, что ли? – спокойно спросил Ник Картер.
  – Нет, на мне лежит обязанность душеприказчика, – заявил Мак-Вильямс.
  – Вот как! Видите ли, мне думается, что вам незачем беспокоиться об этих бумагах, так как девушку спас, кажется, какой-то сыщик, ну а если бумаги находятся у него в руках, то…
  – Черт и дьявол! – крикнул Мак-Вильямс, повернулся и убежал, не поблагодарив даже за данные ему разъяснения.
  Ник Картер улыбнулся про себя.
  – Все выходит именно так, как я думал, – пробормотал он, – в пакетах содержатся страховые полисы, которые он сам положил туда, а теперь он, конечно, из себя выходит. Теперь надо мне еще найти владельца этих двух граненых кристаллов, и тогда я буду знать, кто главный виновник во всем этом деле!
  Тут опять появился Мак-Вильямс, на этот раз в сопровождении полисмена, того же самого, который помог Нику Картеру отвести мисс Ашмид к ее знакомым.
  «Надо удирать, – подумал Ник Картер, – а то он, кажется, заподозрил меня».
  Он быстро юркнул в толпу, которая не обратила на него никакого внимания.
  Спустя несколько минут он опять вышел вперед. Но теперь он казался лет на тридцать старше, на голове у него была серая шляпа, и он носил длинную седую бороду. Никто не мог бы подумать, что это тот же самый человек, который спас молодую девушку из пламени.
  Проходя медленно мимо Мак-Вильямса, он расслышал, как тот описывал полисмену его, Ника Картера, наружность.
  Сыщик обратился к полисмену:
  – Позвольте мне спросить вас кое о чем.
  – Некогда теперь! – грубо ответил тот.
  – Я явился от имени страхового общества, чтобы узнать, не известна ли причина возникновения пожара?
  Едва он произнес слова «страховое общество», как Мак-Вильямс насторожился.
  – Прошу вас повременить с этим, теперь, право, некогда, – ответил полисмен.
  – А где я могу вас застать?
  – В полицейском участке.
  – А кого спросить?
  – Спросите Таунсенда.
  – Извините, что беспокою вас, – проговорил старик, – мне один господин передал полисы и поручил спросить вас. Он говорит, что тут что-то неладно.
  – Кто передал вам полисы? – спросил Мак-Вильямс.
  – Знаменитый сыщик Ник Картер!
  – Неужели?! – изумился полисмен и хотел обратиться к Мак-Вильямсу, но тот уже успел скрыться.
  Оглядывая толпу, все еще не расходившуюся после пожара, Ник Картер обдумывал все свои сегодняшние наблюдения.
  Он был уверен, что теперь уж скоро ему удастся поймать главаря преступной шайки, совершившей убийства, подлоги, грабежи и поджоги.
  «Надо его поймать так, – подумал сыщик, – чтобы он не успел замести следы».
  Вдруг он увидел, что прямо на него по воздуху летит какой-то тяжелый предмет. Он успел отскочить в сторону, хотя и сшиб при этом с ног несколько ротозеев. Предмет этот ударился о фонарный столб и разлетелся вдребезги.
  Моментально распространился едкий запах, и Ник Картер с ужасом увидел, какая страшная опасность ему угрожала. Оказалось, что кто-то швырнул в него бутылкой купороса. Осколки бутылки и капли жидкости задели кое-кого из толпы, поднялся крик, толпа хотела схватить преступника, но его уже нигде нельзя было найти.
  Ник Картер, осторожно оглядываясь по сторонам, проталкивался через толпу и вдруг заметил рядом с одним из стоявших вблизи экипажей Мак-Вильямса и еще какого-то человека, низко надвинувшего на лоб шляпу. Лица его не было видно, так как он прятался от света.
  Когда Нику Картеру удалось все-таки заглянуть ему в лицо, он сильно удивился.
  «Если бы я не знал наверняка, что старик Ашмид умер, – подумал он, – то я поклялся бы, что это он и есть!»
  Мак-Вильямс и незнакомец сели в экипаж и уехали.
  Ник Картер последовал за ними, и так как экипаж ехал очень медленно, то ему удалось подойти совсем близко.
  Вдруг он снова почувствовал странную вялость и признаки обморока. Странная гипнотическая сила, против которой он тщетно боролся, оказывала на него свое влияние. Все члены его были как будто парализованы, и ему казалось, что кровь застывает у него в жилах. Он успел еще сообразить, что попадает во власть своих противников, и почти в тот же момент зашатался и упал.
  Почти тотчас же кто-то схватил его и поднял. Какой-то мужчина, стоявший за спиной сыщика, понес его к остановившемуся вблизи экипажу.
  – Готово! Вперед! – крикнул кто-то кучеру, но вдруг к экипажу подбежал полисмен и энергичным голосом приказал кучеру не трогаться с места.
  – Не задерживайте нас, нам некогда! – крикнул ему сидевший в экипаже мужчина.
  – Я хочу знать, кто вы такой!
  – Идите сюда, – шепотом ответил незнакомец.
  Полисмен подошел к дверцам экипажа и незнакомец шепнул ему несколько слов на ухо.
  – На самом деле? Покажите!
  – Ладно! Смотрите, но только поскорее!
  Полисмен заглянул во внутрь экипажа и, по-видимому, успокоился. После этого он ушел, а экипаж быстро укатил.
  Сначала он поехал по направлению к ближайшему полицейскому участку, но затем повернул на какую-то темную улицу, где в это позднее время не было ни одной живой души.
  В конце этой улицы стояла какая-то убогая коляска, в которую была запряжена несчастная загнанная кляча.
  По-видимому, кучер, сидя на козлах, заснул. Он сидел неподвижно, опустив голову на грудь.
  Похититель Ника Картера осторожно выглянул из окна экипажа.
  – Теперь самый удобный случай, чтобы раз и навсегда избавиться от преследований, – пробормотал он.
  Затем он остановил экипаж, вышел из него и попытался разбудить храпевшего возницу коляски. Когда ему удалось сделать это, тот изъявил согласие принять пассажира.
  Тем временем Ник Картер пришел в себя и сразу сообразил, в чем дело.
  Он не помнил, что с ним было после того, как он потерял сознание. Он не заметил, что Мак-Вильямс еще на месте пожарища вышел из экипажа и не знал, кто его похититель и где он в данную минуту находится.
  Со свойственным ему присутствием духа он моментально нашел средство перехитрить своего неизвестного противника.
  Увидев, что тот, так же как и кучер коляски, стоит к нему спиной, он моментально вскочил и схватил кучера экипажа за горло. Он сжал его с такой страшной силой, что тот не мог издать ни одного звука.
  Ник Картер обыкновенно носил при себе флакон с сильным наркотическим средством, посредством которого он мог в течение нескольких секунд усыпить человека. Он вынул этот флакончик из кармана, открыл его зубами и заставил кучера вдыхать жидкость.
  Почти тотчас же кучер лишился сознания и свалился на дно экипажа.
  Все это произошло в течение нескольких секунд.
  Теперь Ник Картер, держа флакончик наготове, вскочил на козлы и схватил вожжи. Свою седую бороду он сорвал и кое-как прикрепил ее к лицу кучера.
  Едва только он успел сесть на козлы, как незнакомец вернулся к экипажу.
  – Надо перевезти его через реку, – обратился он к мнимому кучеру, – в Маг-Мак-Кри. Вы знаете, где это?
  – К сожалению, не знаю, – отозвался Ник Картер, – но ведь вы можете мне указать направление.
  – Я его сам не знаю настолько точно, чтобы прибыть вовремя на место. Мне нельзя задерживаться.
  – Что делать?
  – Так поезжайте вы, – обратился незнакомец к другому кучеру, – сколько хотите за эту поездку?
  – Пять долларов за двоих, – ответил тот.
  – Ладно, согласен, я даже дам вам их вперед, а когда мы приедем на место, то дам еще столько же, если вы обещаете не говорить никому ни слова об этой поездке.
  Оба кучера теперь перенесли человека, лежавшего в обмороке, в другую коляску. Это продолжалось, к счастью, недолго.
  Незнакомец, низко надвинув шляпу на лицо, уже подходил к Нику Картеру.
  Тот успел вскочить на козлы, так что незнакомец не мог подойти слишком близко к нему.
  – Сегодня вы мне больше не нужны, – произнес незнакомец, – получите ваши деньги.
  Ник Картер злобно улыбнулся.
  «Обошлось благополучно, – подумал он, – и даже я еще заработал кое-что на этом деле».
  Он погнал лошадь и к величайшей своей радости вскоре встретил лично известного ему полисмена, от которого узнал место постоянной стоянки экипажа.
  Когда он въезжал во двор, ему навстречу вышел один из служащих и крикнул:
  – Ведь вы обещали вернуться через два часа!
  – Это в данную минуту безразлично, – ответил Ник Картер, соскакивая с козел, – отвезите меня сейчас же как можно скорее к мосту!
  – Очень мне нужно! – грубо отозвался тот.
  – Вы немедленно исполните мое приказание, – грозно произнес Ник Картер, – иначе я вас познакомлю вот с этим!
  С этими словами он направил в служащего револьвер.
  – Вы сыщик? – спросил тот, пугливо отпрянув в сторону.
  – Возможно!
  – Кого же вы преследуете?
  – Того, кто нанял у вас этот экипаж, – ответил Ник Картер, – но не задерживайтесь! Каждая минута дорога!
  С этими словами он вскочил на козлы и схватил вожжи.
  Служащий последовал его примеру и сел рядом с ним.
  Сыщик погнал лошадь так, что неминуемо должен был доехать до места скорее, чем преследуемый им незнакомец.
  – Вы, впрочем, жестоко ошибаетесь, – по дороге заговорил служащий, – если думаете, что Джед Бурнс, нанявший экипаж, способен на какую-нибудь гадость.
  – Стало быть, вы его знаете? Что это за человек?
  – Как – что за человек? Да просто Джед Бурнс!
  – Это вы уже говорили! Я хочу знать подробности!
  – Как любопытны эти сыщики, – проворчал тот, затем вдруг вскочил и крикнул: – Вы преследуете Джеда Бурнса, который ни в чем не виновен! Так получите же за это вот что!
  Он замахнулся и ударил сыщика толстой резиной по голове так, что тот сразу свалился с козел.
  Кучер остановил экипаж, слез с козел и нагнулся над лежавшим на мостовой Ником Картером.
  – Вот видишь, милейший, – насмешливо пробормотал он, – не следует быть слишком самоуверенным, а то становишься неосторожным. Если бы ты не признался, что ты сыщик, то теперь не валялся бы здесь. А теперь плохо тебе будет. Мне хорошо заплатили, но я в общем не люблю заниматься такими делами. Но делать нечего: назвался груздем – полезай в кузов! Придется довести дело до конца!
  Он поднял сыщика и положил его в экипаж. Затем он сел на козлы и погнал лошадь.
  Полисмены на мосту ночью были особенно бдительны. В эту ночь было как-то особенно темно; шел сильный дождь, так что ничего не было видно на расстоянии даже нескольких шагов.
  Один из полисменов, Пат Николс, медленно проходил мимо одной из колонн моста. Он интересовался преимущественно каретами, проезжавшими через мост в столь поздний час.
  Несколько минут тому назад быстро проехала какая-то карета, которая почему-то произвела на него неблагоприятное впечатление. А теперь подъезжала вторая карета и вдруг остановилась на середине моста.
  Полисмен подбежал ближе и к ужасу своему увидел, что какие-то мужчины вынули из экипажа тело, раскачали его и бросили через перила моста в реку.
  Николс тотчас же дал тревожные свистки и помчался к карете.
  Но он опоздал. Незнакомцы опять вскочили в карету и укатили.
  В ночном мраке показался второй полисмен, услыхавший сигналы своего товарища и прибежавший на помощь.
  Было так темно, что ничего нельзя было разобрать. Послышался только слабый крик, исходивший как будто откуда-то издалека.
  Ник Картер у друзей и недругов славился своей живучестью, в которой многим преступникам пришлось уже не раз убедиться.
  Едва только его вынули из кареты, как он благодаря холодному ночному воздуху и дождю уже пришел в себя. Он почувствовал, как его бросили вниз, и уже думал, что спасения больше нет.
  Но и на этот раз ему повезло.
  Его тяжелый плащ запутался в зубцах железных перил, и он успел схватиться обеими руками за решетку.
  Так он повис над бездной.
  Он начал как только мог громко кричать, но крики его заглушались складками плаща над его головой.
  Но тут Николс увидел неясные очертания висевшего над водой человека и понял, что нельзя медлить ни одной секунды.
  С помощью другого полисмена ему удалось вытащить сыщика на мост.
  Благодаря какой-то странной случайности именно в это время по мосту проходили Дик и Патси, возвращаясь из Бруклина.
  Они были крайне изумлены, когда застали своего начальника в этом месте, и не замедлили высказать свое удивление.
  – Да, было дело, – сказал Ник Картер, – но теперь уже все обошлось. Правда, у меня голова еще трещит, но это не так страшно.
  Затем Ник Картер выразил полисменам свою признательность в нескольких любезных словах и паре банковых билетов довольно крупного достоинства.
  Он рассудил, что преследовать теперь экипаж не имеет смысла и потому вместе со своими помощниками вернулся к себе домой.
  Дик и Патси до этого наблюдали за одним домом в Бруклине и заметили, что туда в разное время входила и выходила какая-то женщина. По крайней мере, они предполагали, что это женщина, хотя Патси не был твердо убежден в этом, так как незнакомка носила густую вуаль и лица ее совершенно не было видно.
  Оба помощника сыщика заметили далее, что поздно вечером из того же дома были вывезены мебель и другие предметы.
  – Послушай, Патси, – воскликнул Дик, когда они закончили свое повествование, – теперь надо быть осторожным!
  Ник Картер и Патси громко расхохотались, так как Дик обыкновенно произносил эту фразу, когда собирался сломя шею пуститься в какое-нибудь опасное предприятие.
  Ник Картер со своими помощниками переночевал дома и снова взялся за дело лишь на следующее утро.
  Тем временем на пожарище собрались страховые агенты, директора банка устроили заседание, и как в банке, так и на месте пожара царило оживление.
  Под вечер Ник Картер, снова переодевшись и загримировавшись, поехал в Бруклин. Холодная дрожь пробежала по его спине, когда он проезжал мимо того места, где преступники ночью хотели швырнуть его в воду.
  «Если все пойдет как надо, – подумал он, – то Дик задержит того молодца, который хотел отправить меня на тот свет, в то же самое время, когда я задержу главаря всей шайки».
  Ник Картер вышел из коляски у одного из углов, вблизи того дома, за которым накануне наблюдали его помощники.
  Дом был погружен во мрак, но при более внимательном наблюдении можно было заметить за одним из окон нижнего этажа мерцающий огонь.
  «Там кто-то есть, – подумал Ник Картер, – в камине разведен огонь, и я должен узнать, кто там находится. По-видимому, обитатель этого дома не желает показываться, но я тем не менее навещу его».
  Он осторожно подкрался к входной двери и стал прислушиваться.
  – Обязательно надо войти, – пробормотал он, – все данные указывают на этот дом. Руководитель всех ужасных преступлений, совершенных за последние дни, скрывается именно здесь, но у меня все еще нет никаких веских улик против него. Если бы я мог найти еще один кристалл, подобный тем, которые у меня уже имеются, то добился бы значительного успеха.
  Но так как минуты проходили за минутами и в доме ничто не шевелилось, Ник Картер взял свою отмычку, осторожно открыл дверь и вошел.
  Он был весьма доволен, когда увидел, что все двери комнат нижнего этажа были завешаны тяжелыми портьерами, за которыми можно было в случае надобности скрыться. Он осторожно подкрался к двери той комнаты, из которой, по его расчету, исходил свет, и осторожно заглянул в замочную скважину.
  И действительно он не ошибся.
  Перед камином при мерцающем свете пламени сидел старик лет шестидесяти. Бледное лицо его и седые волосы призрачно выделялись на темном фоне мебели и черных обоев.
  Рядом с ним на стуле стоял открытый, обитый внутри темным бархатом деревянный ящичек, в котором лежал великолепный, напоминавший собой бриллиант кристалл, сверкавший всеми цветами радуги при блеске огня.
  – Великолепно, – бормотал старик, – я надеюсь, что этот кристалл принесет мне двойную выгоду!
  Вдруг он в испуге вскочил, так как в смежной комнате послышались легкие шаги.
  Дверь отворилась, и на пороге показалась какая-то женщина.
  Воспользовавшись легким скрипом двери, Ник Картер осторожно приоткрыл ту дверь, за которой стоял сам. Теперь он мог видеть всю комнату и ясно слышать каждое слово.
  – Ради бога! Откуда ты? – в ужасе воскликнул старик.
  – Я должна была явиться лично, чтобы передать тебе ужасное известие: бумаги находятся в руках Ника Картера!
  – Как это могло случиться? – резко спросил старик.
  – Он вынес Мод из горевшего дома и…
  – Что это имеет общего с бумагами? Говори толком!
  Женщина была бледна как смерть. Она в изнеможении опустилась на стул.
  – По совету Якова я послала Мод в дом за бумагами.
  – Но ведь он никоим образом не может сравниться с Ником Картером.
  – До сих пор ему постоянно удавалось перехитрить его!
  – Ты так думаешь? Ведь ты не знаешь, какая сила и какое влияние руководило им, когда он действовал в наших интересах.
  – Что ты теперь будешь делать? – с растерянным видом спросила женщина.
  – Я должен раздобыть бумаги, – ответил старик, – все погибло, если их не будет в наших руках! Но ты не беспокойся, я их очень скоро достану.
  – Каким образом ты это устроишь?
  – Ник Картер не замедлит явиться сюда ко мне, в этом я не сомневаюсь.
  – И что же тогда будет?
  – И ты еще спрашиваешь! Я убью его собственными руками!
  Женщина вздрогнула и боязливо оглянулась. В одном углу стоял скелет, призрачно выступавший своими белыми костями на мрачном фоне обоев.
  Вдруг взгляд ее упал на кристалл.
  – Ты его достал опять? – радостно воскликнула она. – Откуда ты его взял? Ведь это тот самый кристалл?
  – Нет, не тот самый! Этот еще лучше других, а получил я его вчера.
  – Остерегайся, – проговорила она, – если Ник Картер найдет кристалл у тебя, то ты погиб!
  – Я, доктор Эрнесто? – насмешливо расхохотался старик. – Нет, милая, если кто-то и погибнет, то именно этот сыщик! Пусть он только побудет здесь в комнате наедине с кристаллом, и ему – конец! Для доктора Эрнесто пустяки погубить его!
  – У него есть преданные друзья, – возразила она.
  – Пусть он только взглянет на этот кристалл, – прошептал старик.
  Вдруг он вскочил, начал производить странные движения руками и забормотал какую-то песню, похожую на заклинание.
  – Я уйду, – произнесла женщина.
  Старик не обратил на нее никакого внимания, а она вышла в коридор, прошла мимо сыщика и скрылась в помещении, показавшемся Нику Картеру гардеробной комнатой.
  Ник Картер осторожно последовал за ней.
  Она включила электричество, а затем открыла шкаф, стоявший у задней стены.
  Ник Картер сквозь щель в дверях хорошо видел, что она делает.
  «Она следует моему примеру, – подумал он, – и хочет переодеться».
  Но вместо этого она вошла в шкаф и закрыла дверь изнутри.
  Так она и исчезла. По всей вероятности, в шкафу имелась потайная дверь.
  «Все новые и новые затруднения, – подумал Ник Картер, – однако я во что бы то ни стало должен узнать, куда девалась эта женщина».
  Он осторожно юркнул в комнату и приложил ухо к дверце шкафа.
  Все было тихо.
  Он открыл дверь при помощи отмычки – шкаф оказался пуст.
  Он осмотрел все его стенки, надеясь обнаружить потайной выход, но нигде ничего не нашел.
  Войдя в шкаф, ему показалось, что он слышит чьи-то шаги.
  – Пусть является! – злобно пробормотал он и прикрыл дверь изнутри, снова осматривая стенки.
  К изумлению своему он вдруг увидел в стене отверстие, достаточно большое, чтобы пропустить человека.
  По всей вероятности, отверстие это открывалось в тот момент, когда закрывались дверцы шкафа, и потому он раньше не увидел его.
  Заглядывая в это темное отверстие, он с секунды на секунду ожидал, что доктор Эрнесто откроет дверь шкафа.
  Он погасил свой фонарь, вынул револьвер и стал ждать появления старика. Мысли его были заняты отверстием в стене, сделанным, по-видимому, уже давно, судя по ветхости дощатой обшивки.
  Ник Картер находился в довольно неприятном положении, стоя в помещении шириной не более двух футов. По ту сторону отверстия вниз вела узкая лестница.
  Ему не хотелось попасть в ловушку.
  Но он рассудил, что ведь та неизвестная женщина тоже вышла через это отверстие, и потому предположил, что оттуда ведет ход на улицу.
  – Пойду за ней следом, – решил Ник Картер, – я должен узнать, куда ведет этот путь.
  Но ему хотелось по возможности устранить преследование и потому он еще подумал немного.
  Затем он вынул из кармана несколько винтов и привернул их сверх замка, так что нельзя было снаружи открыть дверь, не повредив ее.
  После этого он спустился по лестнице, но, дойдя до самого низа, нигде не увидел выхода, хотя и обстукал все стены. Тут он вспомнил случаи из своей прежней практики и попытался сдвинуть с места одну из ступенек лестницы.
  Несколько нижних ступенек лестницы сдвинулись с места и открыли доступ ко второй лестнице, которая вела в помещение, напоминавшее собой винный погреб или кладовую для хранения ценных вещей.
  – Куда могла деваться эта женщина? – пробормотал Ник Картер, не находя и здесь никакого выхода.
  Он снова поднялся наверх, чтобы разыскать механизм лестницы, как вдруг увидел в потолке водопроводный кран.
  Но не успел он еще рассмотреть этот кран поближе, как вдруг послышался резкий треск.
  Со стороны потолка перед выходом опустилась тяжелая железная плита.
  Ник Картер оказался в заключении.
  Но это было еще не все: в тот же момент из крана полилась вода и Ник Картер в одну минуту промок до нитки.
  «Положение неважное, – подумал Ник Картер, – я пойман, как крыса в капкан! В довершение всего ни один из моих помощников не знает, что я намеревался осмотреть этот дом внутри. И также не знают, где я теперь нахожусь. Если мне удастся все-таки освободиться из этой западни, то придется не говорить им о моей неосторожности».
  Так как вода из крана все прибывала, положение Ника Картера становилось все более затруднительным. Погреб с изумительной быстротой наполнялся водой, и гибель была неизбежна, если не удастся найти тот или другой выход.
  Ник Картер обратил внимание на то, что где-нибудь должен находиться сток для воды, тем более что погреб казался специально приспособленным для подобных преступных целей.
  Вода уже доходила ему до колен.
  Он подумал о том, как бы закрыть кран. Но это было трудно, так как кран находился прямо над его головой и достать его было почти невозможно.
  Но Ник Картер не растерялся, хотя вода поднималась все выше и выше.
  – Только бы не потерять голову! – громко проговорил он, но голос его звучал как-то глухо.
  Тщетно он искал выход, но не мог ничего придумать.
  – Если бы Дик или Патси имели понятие о том, где я нахожусь, то я мог бы еще надеяться на них, ну а так…
  Вода поднималась все выше и выше.
  
  Вдруг Нику Картеру явилась спасительная мысль:
  – А что, если я попытаюсь выломать стену? Нож у меня крепкий! А потому – за дело!
  Он взял нож, прикрепил горевший фонарь к левой руке и открыл лезвие.
  Вода уже доходила ему до груди и поднималась все выше и выше с ужасающей быстротой.
  Теперь Ник Картер опять попытался схватиться за кран. На этот раз это ему удалось. Придерживаясь одной рукой за кран, он другой, вооруженной ножом, наносил сильные удары по стене. Стена эта, по-видимому, давно уже обветшала, и нож вонзался в нее все глубже и глубже.
  С каждым свалившимся камнем росла надежда сыщика на избавление от опасности.
  Вдруг он услышал легкий шорох, вследствие чего моментально приостановил свою работу.
  Казалось, приближались чьи-то шаги. Прямо над головой сыщика таинственный пришелец остановился, и Ник Картер, чтобы не выдать себя, моментально выключил свой фонарь.
  Он сделал это как раз вовремя.
  В потолке сквозь щель появился луч света. По-видимому, там находился люк.
  Ник Картер взял нож в зубы и свободной рукой схватил револьвер. Он решил немедленно перейти в наступление, как только люк откроется.
  Вода тем временем успела подняться так высоко, что Ник Картер давно уже утонул бы, если бы не схватился за кран.
  Теперь кто-то осторожно открыл люк.
  Неизвестный, по-видимому, посмотрел, какой высоты достигла вода, и полностью открыл люк. Затем он наклонился в отверстие, но Ник Картер видел только руку с фонарем.
  – Наконец-то я тебя поймал, негодный шпион, – пробормотал неизвестный.
  Затем над люком показалась голова с парой сверкающих глаз.
  Но тут блеснуло пламя, прогремел выстрел, и неизвестный с пронзительным криком упал в воду.
  Нику Картеру пришлось теперь выпустить кран, так как его уже оставляли силы: висеть на одной руке было тяжело и крайне неудобно.
  Вода была уже настолько глубока, что он мог плавать. Он подплыл к люку, схватился за края отверстия и вылез наружу.
  – Интересно знать, убит ли этот негодяй! – пробормотал он. – Кто бы это мог быть?
  Он наклонился над водой, чтобы взглянуть на подстреленного им человека, но в темноте ничего не увидел, зато он заметил, что вода больше не прибывала.
  «Стало быть, – подумал он, – скоро явится второй мерзавец!»
  Ник Картер находился теперь в каком-то грязном помещении с голыми стенами, с двумя дверями, из которых одна была открыта. Другую он немедленно открыл при помощи своей отмычки.
  Войдя в следующее помещение, он сделал довольно неприятное открытие.
  Он очутился в помещении для вскрытия трупов, снабженном всевозможными инструментами и аппаратами. Повсюду лежали и висели щипцы, пилы, ножи, буравы и прочие принадлежности, необходимые врачу-патологоанатому.
  Ник Картер осторожно закрыл за собой дверь.
  В комнате стояло отвратительное зловоние.
  Вдруг Ник Картер услышал шаги в том помещении, откуда только что ушел. Заглянув в замочную скважину, он увидел, как в противоположную дверь вошел какой-то мужчина с фонарем в руке.
  Неизвестный, по-видимому, сильно волновался и беспокоился, озабоченный видом открытого люка и мокрых следов, оставленных сыщиком.
  Он остановился и оглянулся по сторонам. Таким образом, Ник Картер хорошо увидел его лицо. Это был Мак-Вильямс.
  Ник Картер слишком ослаб и потому не хотел открыто вступать в борьбу с Мак-Вильямсом, а решил воспользоваться первой возможностью, чтобы поразить его сзади.
  Он уже успел осторожно прокрасться в другое помещение, как вдруг услышал легкий шорох, к которому прислушивался и Мак-Вильямс. Ник Картер сообразил, что шорох мог исходить только от той неизвестной женщины, которая, по его мнению, была не кто иная, как вдова Ашмида. Но каким же образом она могла быть замешана в это дело?
  Нику Картеру удалось пока установить, что Мод Ашмид была помолвлена с кассиром Петерсом, безвольным орудием в руках преступников. Далее он узнал, что вдова банкира была его второй женой и повенчалась с ним лишь недавно.
  В прежнее время она была близко знакома с доктором Эрнесто, а Петерс служил только средством, чтобы отвести подозрение от преступников. Но при чем тут был Миксер? Если главными зачинщиками были доктор Эрнесто и вдова Ашмида, то для чего они заложили страховой полис у Миксера?
  «Вероятно, покойный Ашмид не поддавался влиянию гипнотических внушений, – решил Ник Картер, – и потому его убили. А Миксер поддался гипнозу, и преступники несомненно намереваются убить и его, как только достигнут своей цели».
  Ник Картер все еще наблюдал за незнакомцем в соседнем помещении, как тот вдруг вынул револьвер и направился к двери, за которой стоял сыщик.
  Одновременно с этим бесшумно открылась боковая дверь и в комнату, где находился Картер, незаметно юркнула женщина в черном.
  Узнав Ника Картера, она злорадно улыбнулась.
  Сыщик не заметил ее появления, так как все его внимание было сосредоточено на Мак-Вильямсе.
  – Надо обязательно узнать, что ему здесь нужно, – пробормотал Ник Картер.
  В тот же момент женщина нанесла ему страшный удар по голове. Он зашатался, в глазах у него потемнело.
  Таинственная женщина нанесла ему еще один удар и еще один.
  Он лишился чувств и свалился на пол замертво.
  
  Падая, Ник Картер успел подумать о Дике и Патси.
  Мак-Вильямс уже собирался войти в комнату, как вдруг услышал плеск воды.
  Моментально он подскочил к люку и заглянул вниз. Там он увидел чью-то руку, опустился на колени и вытащил из воды доктора Эрнесто.
  Ему скоро удалось привести доктора в чувство. Когда Эрнесто начал подавать первые признаки жизни, в помещение вошла таинственная женщина, опустилась рядом с ним на колени и спросила:
  – Ты тяжело ранен?
  – Я очень ослаб, – ответил он. – Этот шпион чуть не убил меня.
  – До поры до времени он нам мешать больше не будет, – произнесла она, – я не знаю, мертв ли он, но, во всяком случае, он лежит без движения в соседней комнате.
  Мак-Вильямс встал и вышел в комнату для вскрытий.
  – Ты знаешь свою обязанность, – продолжала женщина, – как только мы приведем в исполнение наше намерение, этот дом должен быть уничтожен!
  – Тише, – шепнул доктор, – Мак-Вильямс ничего об этом не знает, да и не должен знать.
  Она выпрямилась и прошипела:
  – Мы зашли так далеко, что возврата нет, будь что будет! Иначе мы все погибли! Генри Миксер тоже должен умереть! Сегодня вечером он прибудет сюда, чтобы побеседовать с духами, и принесет с собой бумаги. Я усыплю его, а все остальное пустяки!
  В глазах ее сверкал зловещий огонь, а лицо перекосилось от злобы и злорадства.
  – А теперь, – продолжала она, – прежде всего отправьте на тот свет сыщика! Стол нам будет нужен для Миксера!
  Затем она вышла.
  Как только дверь закрылась за ней, в комнату вернулся Мак-Вильямс.
  Доктор с трудом поднялся на ноги. Он чувствовал себя совершенно разбитым.
  Держась руками за голову, он вспомнил то, что было. Он еле избежал смерти и все только из-за этой женщины. Он не мог отделаться от мысли, что и ему суждено сделаться ее жертвой, как только она завладеет деньгами и не будет больше нуждаться в его услугах.
  – Он убит? – спросил он вошедшего Мак-Вильямса.
  – К сожалению, он еще жив, но он должен умереть во что бы то ни стало!
  – Что, собственно, вызвало его обморок?
  – Кажется, миссис Ашмид ударила его револьвером по голове.
  Доктор решил предать Ника Картера ужасной смерти и обдумывал, каким образом привести это намерение в исполнение. Вдруг он услышал странный шум, на который обратил внимание и Мак-Вильямс.
  – Люк еще открыт, и вода теперь стекает в канал, – пояснил доктор.
  – Но кто же открыл сток? – спросил Мак-Вильямс.
  – Мои духи, – шепнул доктор. Мак-Вильямс побледнел и умолк.
  В этот момент Ник Картер слабо пошевельнулся, но чуткий слух преступников уловил шорох.
  – Веревку! Веревку! – крикнул Мак-Вильямс и бросился в другую комнату.
  Ник Картер начал уже приходить в сознание. Если бы прошла еще одна только минута, негодяям уже не удалось бы его связать.
  Ник Картер отлично понимал, что он был во власти своих смертельных врагов, и тщетно рвал на себе веревки, которыми они успели его связать.
  Теперь он услышал шум какой-то машины.
  Доктор Эрнесто отвратительно засмеялся и крикнул своему сообщнику:
  – Теперь я его убью и заставлю умереть самой ужасной смертью!
  – А каким способом вы намерены отправить его на тот свет?
  – При помощи орудия для пыток, часто применявшегося в Средние века, – ответил доктор, – и отправившего на тот свет сотни жертв.
  Он повозился немного, а потом произнес:
  – Готово, можно начинать!
  Ника Картера подняли, но при этом ему удалось освободить правую руку. Он спустил револьвер из рукава и нажал курок.
  Но выстрела не последовало. Патроны отсырели.
  Мак-Вильямс кинулся на него и прижал его к полу, насев на него всей тяжестью своего тела.
  Спустя несколько секунд Ник Картер был уже привязан крепкой веревкой к широкому столу, лицом вверх.
  Открыв глаза, он увидел над своей головой целую сеть колес и веревок.
  С дьявольской улыбкой на устах доктор подошел к аппарату и нажал какую-то кнопку. Моментально весь механизм пришел в движение.
  Прямо над сердцем Ника Картера висел острый нож, который, качаясь из стороны в сторону, опускался все ниже и ниже.
  Ник Картер закрыл глаза.
  Когда он опять открыл их, кругом было темно. Преступники, по-видимому, ушли.
  При слабом отблеске электрического фонаря, стоявшего перед окном на улице, Ник Картер увидел, что острое лезвие ножа подходило все ближе и ближе к его телу.
  Первый раз в жизни Ник Картер потерял надежду на спасение.
  Но ненадолго.
  «Дик придет на выручку, – подумал он, – мое отсутствие будет его беспокоить, он будет меня искать».
  Нож подходил все ближе и ближе. Были моменты, когда Ник Картер желал, чтобы он скорее опустился и тем положил конец его мучениям. Но к нему тотчас же возвращалась энергия, и он сам себя укорял в малодушии.
  Нож тем временем подошел так близко, что Ник Картер ощущал уже вызываемое им движение воздуха.
  Он страдал ужасно и знал, что другой, с более слабыми нервами, на его месте давно бы сошел с ума.
  Вдруг он услышал скрипящий звук и ощутил легкое прикосновение к своей груди. Нож уже задел его костюм и разрезал его.
  Он попытался увернуться в сторону, но безуспешно. Веревки были укреплены с таким расчетом, чтобы он не мог сдвинуться с места ни на один волосок.
  Ни единого звука не было слышно, кроме скрипа колес механизма.
  Вдруг он почувствовал, что по его ногам скользнуло что-то. Затем что-то скользнуло по его руке, а вслед за тем послышался звук, как будто что-то грызут.
  Снова надежда воскресла в нем.
  Быть может, крысы начали грызть веревки?
  «Лишь бы им удалось разгрызть веревки так, чтобы мне удалось освободить хотя бы одну руку!» – подумал он.
  Он затаил дыхание, чтобы не спугнуть крыс, и закрыл глаза.
  Вдруг он почувствовал, что одна рука освободилась.
  Ник ощутил огромную радость и вытянул руку. Сразу вся его энергия вернулась к нему.
  Но в тот же момент все его надежды снова рухнули.
  Когда он хотел взяться за нож, то вспомнил, что потерял его в погребе в воде. А без ножа нельзя было разрезать веревки.
  На несколько секунд он снова впал в уныние, но сейчас же опять начал ломать себе голову над вопросом, как выйти из этого ужасного положения.
  Тут он вспомнил про маленький напильник, который должен был лежать у него в кармане.
  И действительно, напильник оказался на месте.
  Не медля ни одной секунды, он начал пилить веревки на другой руке.
  При этом ему удалось немного отодвинуться в сторону от смертоносного ножа, который опускался все ниже и ниже.
  Наконец после упорной работы Ник Картер освободил и вторую руку.
  Со вздохом облегчения Ник Картер приподнялся. Теперь уж было нетрудно разрезать веревки на ногах, тем более, что ножа уже не надо было бояться.
  Вдруг он услышал легкий шум – пять коротких ударов по водопроводной трубе.
  Это был сигнал Дика.
  Ник Картер был спасен.
  Преступники, по всей вероятности, должны были вернуться лишь после того, когда, по их расчетам, орудие пытки сделает свое дело.
  
  Дик и Патси при расследовании этого дела оказали своему начальнику ценные услуги.
  Они сильно беспокоились, когда Ник Картер не вернулся к назначенному часу.
  В данном деле преступления чередовались с такой изумительной быстротой, что видно было, что негодяи ни перед чем не останавливаются.
  – Надо разыскать начальника, – решил наконец Дик, – где-нибудь мы его да найдем. Я опасаюсь, что он забрался в самое логово этих негодяев и нуждается в нашей помощи.
  Спустя полчаса молодые сыщики вышли из дома, чтобы начать розыски.
  Они были переодеты в форму городских служащих и таким образом надеялись не привлечь к себе внимания. Дойдя до дома, Дик, недолго думая, позвонил. Дверь открылась, и чей-то грубый голос спросил:
  – Кто там? Что надо?
  – Я пришел от управления водопровода, чтобы осмотреть трубы, – ответил Дик.
  – В такое позднее время? У нас все в порядке. Приходите завтра.
  – Я буду осматривать недолго, – отозвался Дик, – мне нужно завтра представить отчет.
  – Это меня не касается, – грубо ответил тот же голос, – сегодня я вас никак не могу допустить.
  – В таком случае я, к крайнему своему сожалению, должен перекрыть у вас воду.
  – Сделайте милость! Но тогда я в городской управе подниму такой скандал, что вы пожалеете о ваших действиях!
  Дверь была открыта настежь, но говорившего не было видно. По всей вероятности, дверь открывалась сверху.
  Дик юркнул в переднюю и сделал Патси знак следовать за ним.
  Едва успели они переступить порог, как дверь захлопнулась с громким треском.
  Оба молодых сыщика быстро юркнули за тяжелые портьеры, которые уже оказали в свое время услугу их начальнику.
  Дик велел Патси остаться в передней, а в случае необходимости заявить, что его заперли здесь помимо его воли и что он рад случаю выйти на свободу.
  Затем Дик открыл первую попавшуюся дверь.
  Войдя в комнату, он сразу увидел несколько вещей, которые, как ему было хорошо известно, представляли собой собственность семьи Ашмид. Это указывало на то, что сыщики напали на верный след.
  Дик прислушался. Везде было тихо.
  Вдруг он услышал легкий шорох. Он быстро юркнул за портьеру.
  В тот же момент в комнате появилась какая-то фигура, странно задрапированная, и тяжелыми шагами прошла мимо него.
  К ужасу своему Дик увидел, что незнакомец поразительно похож на убитого банкира.
  Дик был далеко не труслив, но в эту минуту ему хотелось поскорее выбежать из дома.
  Но тут он вспомнил слова Ника Картера, что Генри Миксер занимается спиритизмом и часто посещает собрания спиритов в Бруклине.
  Теперь Дик понял, в чем дело.
  Он видел перед собой одно из тех лиц, которые иногда изображают собой духов покойников и при помощи которых суеверный Миксер был обманываем.
  Привидение вошло в комнату из какого-то шкафа, а теперь вышло через дверь в переднюю.
  Когда оно скрылось, Дик подошел к шкафу, дверь которого была лишь притворена, и увидел на задней, внутренней стене раздвижную дверь, сквозь которую просвечивал слабый свет.
  «Вот откуда явилось привидение», – подумал Дик и открыл отверстие в стене, вдоль которой тянулась водопроводная труба.
  Он ударил несколько раз по этой трубе, и этот-то именно сигнал и долетел до Ника Картера.
  Пройдя в это отверстие, Дик очутился в другом помещении с двумя дверями. Открыв наудачу одну из этих дверей, Дик очутился вдруг лицом к лицу с Ником Картером, который, бледный как смерть, сидел, окруженный орудиями пытки, на каком-то столе.
  Радости обоих не было границ.
  Но Ник Картер дал Дику знак не говорить и подойти ближе. Затем он шепотом рассказал ему все, что произошло.
  Узнав, что Патси находится тут же в доме, Ник Картер заранее торжествовал победу.
  Дик зажег восковую спичку и подошел к широкому низкому окну, чтобы посмотреть, открывается ли оно.
  Оказалось, что этим путем можно было выйти из дома.
  – Теперь пусть явятся! Мы готовы встретить их! – угрожающе проговорил Ник Картер.
  Но вдруг за дверями послышались голоса:
  – Я не отрицаю, что ты хитро устроил все это дело, – услышал Ник Картер, – тем не менее ты все еще находишься в большой опасности!
  Судя по голосу, говорила вдова убитого банкира.
  – Не понимаю тебя! – послышался голос доктора Эрнесто. – Кого мне бояться, раз этого проклятого шпиона нет более в живых?
  – Знаешь ли ты точно, что он мертв?
  – Само собой разумеется.
  – Ты видел уже его труп? – продолжала миссис Ашмид. – Я не поверю, что он мертв, пока не увижу его трупа собственными глазами!
  – Можешь быть уверена, что он мертв! Нож сделал свое дело, а крысы довершили его.
  – Посмотрим, – отозвалась вдова банкира тоном, в котором все еще слышалось сомнение. – Когда явится Миксер?
  – Мак-Вильямс отправился за ним, – ответил доктор, – он должен скоро прийти. Принесет ли он только с собой бумаги?
  – Конечно! Он не может не принести их, так как ты внушил ему сделать это. Впрочем, готов ли кабинет?
  – Готов, я сам в этом убедился. Все в порядке. Интересно посмотреть, как подействует на твою падчерицу появление духа. Как ты полагаешь, удастся ли ее провести?
  – Не знаю, – с досадой ответила миссис Ашмид, – я в этом не слишком уверена. Хотя она и поддалась один раз влиянию Мак-Вильямса, в общем она все-таки малодоступна гипнотическому внушению.
  Вдруг в окно комнаты, в котором находились сыщики, раздался легкий стук.
  Ник Картер осторожно подкрался к окну и увидел за окном Патси.
  Каким образом мог он выйти из дома?
  Разгадка была очень проста.
  При виде таинственного призрака Патси хотел получше спрятаться, так как в первый момент он был сильно озадачен появлением этой фигуры. Но потом он рассудил так:
  – Ашмид умер и воскреснуть не мог! Следовательно, это не он, следовательно, это какой-нибудь обман!
  И с сознанием собственного достоинства он мысленно прибавил:
  «Будь я не Патси, то мог бы поддаться на обман!»
  Тем не менее он тщательно избегал встречи с таинственным призраком.
  Вдруг открылась дверь и в дом вошли Мак-Вильямс с Миксером.
  Едва только они вошли, как Патси выскочил из дверей, обошел вокруг дома и подкрался к одному из окон, из которого падал слабый свет. Там он заглянул в окно и увидел Ника Картера и Дика.
  Он осторожно постучал в окно.
  Ник Картер открыл окно и впустил Патси в комнату.
  – Полагаю, что все готово, – раздался голос миссис Ашмид в соседнем помещении.
  – Да, да, – ответил доктор.
  Снова раздался легкий шорох, а затем все затихло.
  Сыщики стояли не шевелясь. Затем они перешли в соседнее помещение и поднялись по лестнице наверх, а там через потайную дверь вошли в верхнюю комнату.
  Тут им представилось странное зрелище.
  Генри Миксер стоял на коленях перед таинственным ящичком со сверкающим кристаллом, а перед ним, казалось, витала в воздухе призрачная фигура покойного банкира, которая повелительным жестом руки указывала на вдову Ашмида.
  Миксер вынул из кармана сверток бумаг и передал его вдове.
  Ник Картер сразу увидел на столике за спиной этой странной группы несколько револьверов.
  Так как преступники стояли к сыщикам спиной, то Дику удалось подкрасться и схватить револьверы. Вместе с тем он взял и кастет с ножом, которые лежали на том же столике.
  Преступники и их жертва не шевелились, только вдова Ашмида собиралась спрятать бумаги в карман.
  Вдруг Ник Картер твердым шагом выступил вперед и произнес:
  – Бумаги будут сохраннее в моих руках!
  Вдова Ашмида обернулась и вскрикнула.
  В тот же момент погасли все электрические лампочки. Это Мак-Вильямс не растерялся и погасил свет.
  Одним прыжком Ник Картер набросился на «привидение» и схватил его.
  Патси снова зажег свет, а Дик набросился на Мак-Вильямса.
  Несмотря на всю свою ловкость, он не мог помешать преступнику выхватить револьвер и выстрелить. Но пуля попала не в Патси, а размозжила голову вдовы.
  Это неожиданное происшествие ошеломило преступников.
  Мак-Вильямс с громким стоном бросился на колени рядом с убитой, а Патси моментально надел на него наручники.
  «Привидение» тоже было связано. После снятия с него маски обнаружилось, что это не кто иной, как доктор Эрнесто.
  Так закончилось одно из самых опасных дел, когда-либо порученных Нику Картеру.
  Арестованные преступники были немедленно препровождены в тюрьму, а через месяц над ними состоялся суд.
  Мак-Вильямс был обвинен в убийстве банкира Ашмида. Он еще до суда повесился в своей камере.
  Так как вдова Ашмида тоже умерла, то остался один только доктор Эрнесто, который был присужден к долголетнему тюремному заключению.
  Оказалось, что главой всего заговора была вдова банкира, а доктор Эрнесто помогал ей применением своей способности гипнотического внушения посредством блестящих кристаллов.
  Генри Миксер не интересуется больше спиритизмом и ныне отзывается весьма непочтительно о всяких духах и привидениях.
  Многое в этом деле осталось еще не выясненным, ибо доктор Эрнесто утверждал, что вообще не знает, каким образом все преступление произошло. Это, конечно, не избавило его от заслуженной кары.
  Директора банков прислали Нику Картеру и его двум помощникам по чеку на весьма крупную сумму.
  Последняя борьба
  Стоял трескучий мороз. Едва только брезжилось мрачное февральское утро. Извозчик, остановившийся у маленького приветливого особняка в одном из переулков около Центрального парка в Нью-Йорке, изо всей силы замахал руками, стараясь согреться, тогда как седок его бросился вверх по лестнице и неистово зазвонил у парадной двери.
  – Мистер Картер уже встал? – спросил ранний посетитель, едва только открылась дверь.
  Пожилая экономка знаменитого сыщика покачала головой.
  – Не думаю, господин инспектор, – ответила она, узнав в посетителе начальника нью-йоркской полиции инспектора Мак-Глусски. – После своей последней болезни он обыкновенно встает около восьми часов… ведь сейчас еще страшно рано, всего шесть часов… я сама только что поднялась.
  Она впустила пришельца в кабинет сыщика, уютно обставленную комнату, выходившую окнами во двор.
  Экономка зажгла лампочки газовой люстры и направилась в смежную с кабинетом спальню Ника Картера, чтобы разбудить его.
  Инспектору недолго пришлось ждать своего друга. Уже минут через десять Ник Картер показался в дверях; на энергичном лице его выражалась плохо скрываемая досада по поводу такого раннего визита.
  – Послушай, Жорж, ты, кажется, лунатиком стал? – спросил он, крепко пожимая руку друга. – Нью-Йорк горит, что ли? Или твои синие мундиры забастовали?.. Что же случилось наконец?
  Он предложил гостю удобный стул, уселся сам, достал сигары и приказал явившейся на звонок экономке приготовить крепкий горячий кофе.
  – Да, – сказал он, обращаясь к инспектору, – с тех пор как этот Каррутер опять сбежал, я стал немного нервничать. Черт его знает, беспокойство какое-то все мучает меня. И вот чашечка крепкого кофе – отличное средство в таких случаях; впрочем, ты едва ли пришел, чтобы выслушать это интересное сообщение, а? – прервал он себя и засмеялся.
  Лицо инспектора омрачилось.
  – Да, Ник, – сказал он сдержанным тоном, – я вполне тебя понимаю, у меня самого отвратительнейшее настроение, тем более что ведь я сам виноват в этом деле… Неслыханная вещь! Преступник, осужденный на смерть, три раза бежит от руки правосудия бог знает каким невероятным образом!
  Сыщик задумчиво кивнул.
  – Дорогой Жорж, ты оскандалился не один, – сказал он со вздохом, принимая от экономки дымящийся кофейник. – Сознаюсь открыто, что это был самый нелепый, самый бессмысленный промах всей моей жизни: ты упускаешь Каррутера, а я в тот же самый час бегу под пулю его сообщницы – этого прекрасного демона, Инес Наварро! Если кто-нибудь назначит премию за глупость, я запишусь кандидатом, авось получу первый приз! Но, впрочем, говори же, Жорж, что случилось? Опять не знаешь, как выпутаться?
  Он засмеялся и украдкой взглянул на лицо своего друга.
  – Нет, не в этом дело. Но один факт кажется мне чрезвычайно интересным, и я хотел просить тебя обратить на него свое внимание. Дело вот в чем: сегодня, в четыре часа утра, один из наших полисменов во время обхода в Центральном парке нашел окровавленное тело прилично одетого человека, в котором мы уже узнали одного завзятого посетителя всех нью-йоркских скачек, некоего Мак-Интайра. Злодеяние совершено, очевидно, с целью грабежа, потому что, кроме старых часов, у несчастного не нашлось никаких других ценностей, а недалеко от места преступления лежал пустой портфель, очевидно, похищенный у пострадавшего. Последнего немедленно доставили в больницу Бельвю, а главный врач сейчас же вызвал полицейского врача, так как думает, что Мак-Интайр перед смертью, быть может, еще раз придет в себя и даст какие-либо показания. Вот и все.
  Ник Картер тихо свистнул.
  – За последнее время это уже третье нападение, произведенное в Центральном парке на членов интеллигентного круга общества, – сказал он, растягивая слова.
  Мак-Глусски кивнул.
  – Первые два нападения не имели такого рокового исхода, но это единственное различие между этими тремя злодеяниями, очевидно, совершенными рукой одного и того же преступника. Каждый раз они произведены были в ночь с пятницы на субботу. Две недели тому назад жертвой нападения был молодой мексиканец Рафаэль дель Рио, у которого стащили целых двадцать тысяч долларов.
  – Помню, помню, – вставил Ник Картер. – Ты мне рассказывал. Его ударили сзади по голове, и он не имеет ни малейшего понятия о том, кто совершил преступление.
  – На прошлой неделе пострадал некий мистер Аббот из Канады, – продолжал инспектор. – Этот молодой человек поплатился кругленькой суммой приблизительно в тридцать тысяч долларов, тоже ничего, а? Он также не знает, кто его так чисто обобрал, или по крайней мере притворяется, что не знает. Часы, кольца, серьги – все это, на что прежде всего набрасываются обыкновенные бродяги – в данных случаях каждый раз оставалось нетронутым, и только содержимое портфелей выгребалось дочиста.
  – Да, это заставляет предполагать, что похититель или похитительница в данном случае хорошо знали, что именно содержалось в портфелях, – проговорил Ник Картер, вставая и по обыкновению зашагав взад и вперед по комнате.
  Вдруг он остановился.
  – Этого Мак-Интайра я знаю, – обратился он к инспектору. – Это спортсмен, букмекер, иногда мошенник-игрок, который бывает во всех тайных игорных домах. Этот малый так часто обирал других, что подобная перемена декораций в сущности очень полезна ему. Но поедем в больницу. У тебя есть извозчик? Да? Ну вот и отлично, я сейчас оденусь, едем!
  Через полчаса, когда по улицам города только что разлился первый бледный свет холодной зимней зари, инспектор и сыщик входили в двери больницы Бельвю. Дежурный врач на их вопрос только пожал плечами.
  – За жизнь этого человека я не дам уже ни одного цента, – сказал он мрачно. – Глубокий удар кинжалом под левую лопатку… легкое и сердечная оболочка проколоты насквозь, но при необыкновенно сильном организме больного он может прожить еще до завтрашнего дня.
  – Хорошо, посмотрим на больного, – решил Ник. – Он в сознании?
  – Четверть часа тому назад он был еще в беспамятстве, – ответил врач. – Идемте, джентльмены, я отведу вас в палату Мак-Интайра.
  В коридоре, выстланном циновками, их встретил санитар.
  – Номер четырнадцать двенадцать, кажется, начинает приходить в себя, господин доктор, – доложил он. – Я как раз иду за вами.
  – А полицейский врач там? – спросил Мак-Глусски. – Отлично! – прибавил он, когда санитар утвердительно кивнул.
  Сыщики вошли в небольшую одиночную палату. Они молча пожали руку полицейскому врачу и подошли к кровати больного – худощавого человека лет тридцати с несомненной печатью смерти на бледном как полотно и искаженном страданиями лице. Руки его то и дело судорожно скользили по одеялу, а с раскрытых губ время от времени срывался глухой, тяжелый стон.
  Инспектор Мак-Глусски подсел к кровати.
  – Мистер Интайр, – обратился он к больному, – на вас произвели нападение? Кто же это был? Кто? – Он говорил медленно, подчеркивая каждое слово.
  Умирающий, по-видимому, понял его.
  – Да… я играл… я выиграл… десять тысяч долларов… Голдсварт, где… деньги… затем я пил… вино… и женщина… польская графиня… Ха-ха-ха!.. Я знаю ее… прекрасного… дьявола… Инес Наварро… Смотри… от меня не отделаешься… я… отомщу… я… Ох! Голова… горит, как… в огне.
  Сыщики замерли, и сердца их на секунду перестали биться, когда умирающий вдруг произнес имя прекрасной преступницы, так бесследно исчезнувшей с лица земли. Ник Картер нагнулся, чтобы задать еще несколько вопросов.
  Напрасно. Сознание снова покинуло больного; врачи объявили, что уже началась агония и что едва ли больной еще раз придет в себя. Конец мог наступить уже через несколько минут, а с другой стороны, при сильной натуре умирающего последняя борьба могла продолжаться еще часами.
  – Голдсварт – польская графиня – Инес Наварро, – пробормотал Ник Картер, выходя со своим другом в коридор. – Далее игра, разумеется, в каком-нибудь блестящем аристократическом обществе – крепкие вина, которыми щедро угощают… Да! – решительно сказал он. – Мне кажется, наша утренняя поездка совершена не зря! – Он улыбнулся и хлопнул инспектора по плечу. – Знаешь, дружище… ведь слова этого больного для нас дороже золота, держу пари, еще раньше вечера мы соберем преинтересные сведения об Инес Наварро, ну и, конечно, о Морисе Каррутере, потому что эта парочка ведь неразлучна в своих делах.
  – Обязательно надо будет разыскать этот блестящий игорный дом, – заметил инспектор. – Правда, их в Нью-Йорке довольно много, но так как он открыт, по всей вероятности, еще только недавно, то…
  – Нет, дорогой мой, на это ты не рассчитывай! – перебил инспектора сыщик. – Можешь быть спокоен, эта женщина была польской графиней и тогда уже, когда мы знали только Инес Наварро, страстную мексиканку. Эта преступная пара прошла огонь и воду. Она сумела обеспечить себе сотни выходов, через которые она все снова ускользала из наших рук… Скажи-ка, – прервал он себя, – о некоем Голдсварте ты не слышал ничего, а?
  – Кто его знает! Имя, нельзя сказать, чтобы очень обыкновенное, тем не менее я знаю по крайней мере с дюжину лиц, которые носят его, не будучи между собой ни в каком родстве… То есть я знаю их не в качестве чиновника полиции, – поспешил он прибавить, заметив, что Ник Картер насторожился, – я не помню ни одного случая беззакония или преступления, в которое это имя не было бы так или иначе замешано.
  – Что такое имя! – презрительно заметил сыщик. – Этого Голдсварта, по-видимому действующего в роли спутника польской графини, вчера, быть может, еще звали Иваном.
  – Или же Морисом Каррутером… – с улыбкой докончил инспектор.
  Но Ник Картер покачал головой.
  – Нет, этого я не думаю: Каррутер не решится оставить своего убежища, для этого опасность слишком велика… нет, нет! Каррутер сидит как паук в своей паутине, а оттуда в союзе со своей прекрасной возлюбленной только караулит жертвы, завлекаемые к ним их преступными сообщниками… А ведь две из этих жертв, по всей вероятности, еще находятся здесь в больнице, – прибавил он, видимо охваченный внезапной мыслью.
  – Простите, доктор! – остановил он проходившего в эту минуту больничного врача. – Мистер Аббот из Канады еще лежит у вас?
  Врач кивнул.
  – Он еще не совсем поправился и ждет денег, чтобы уехать домой, – сказал он. – Хотите с ним переговорить, мистер Картер?
  – Да! – решил тот. – А молодой мексиканец, вероятно, уже уехал?
  – Да, он очень торопился. Нью-йоркский воздух после того неприятного происшествия показался ему чересчур нездоровым… но вот пожалуйте, – прервал себя врач, открывая дверь и впуская сыщиков в небольшую больничную палату.
  – Простите, мистер Аббот, – обратился он к худощавому человеку небольшого роста, – эти два джентльмена хотят с вами переговорить. – С этими словами он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь и оставив сыщиков с обитателем уютно обставленной палаты.
  Последний лежал с перевязанной головой в широком удобном кресле и удивленно взглянул на вошедших.
  – Кажется, я вас знаю, – сказал он наконец, обращаясь к инспектору. – Вы – Мак-Глусски, не правда ли? Вы допрашивали меня после того, как я был доставлен в больницу.
  – Да, и слава богу, мистер Аббот, вы – молодец! На прошлой неделе вид у вас был очень неважный.
  – Еще бы! Этакий ужас! – со вздохом согласился выздоравливающий. – Ничего не подозревая, иду себе через Центральный парк в отель «Несерленд», где я остановился, насвистываю веселую песенку и чувствую себя в прекраснейшем расположении духа, и вдруг – точно небо обрушилось на меня, голова, казалось, разлетелась вдребезги, потом просыпаюсь вот в этой комнате и обобран, что называется, до ниточки!
  – Отчего вы отказывались тогда говорить и давать показания, мистер Аббот?
  Тот только махнул рукой.
  – Не старайтесь, господин инспектор, – воскликнул он, – я и теперь остаюсь при своем.
  – Даже и тогда, когда мы скажем вам, что сегодня ночью злодеяние повторилось и что преемник ваш лежит здесь в нескольких шагах от вас при смерти? – заметил Ник Картер.
  Пациент посмотрел на него вопросительно, и лицо его выражало видимое недоумение.
  – Ах да, – сказал Мак-Глусски, – я и забыл представить вам этого господина – мистер Картер, мой друг.
  – Знаменитый сыщик? – с удивлением воскликнул пациент.
  – Я – Ник Картер, сыщик, – сухо ответил тот, – и в данную минуту преследую преступницу, которая так же хороша, как и опасна… авантюристка, каких свет не создавал… то мексиканка знатной крови, то польская графиня, которая в одном из роскошных домов у Западного парка содержит аристократический игорный дом; я полагаю, что она имеет своих сообщников, которые в разных клубах и отелях, посещаемых веселящейся молодежью, завязывают знакомства с богатыми приезжими и заманивают их к ней в дом. Там их шулерски обыгрывают или же дают им возможность выиграть, чтобы затем ограбить, когда они возвращаются с полным кошельком.
  – Но откуда же вы это знаете?
  – Это обычный прием, – с улыбкой продолжал Ник Картер. – Все они работают по одному шаблону… иные, не стесняясь, открыто и нахально, другие с таким изяществом, под видом такого великосветского блеска, что даже пострадавшая жертва не позволяет себе сомневаться в порядочности своих грабителей, – пожалуй, с вас взяли маленькое или даже большое честное слово молчать, а?.. Прекрасная хозяйка ведь была достаточно мила и предупредительна…
  Больной, видимо, смутился.
  – Это правда, я действительно дал лорду Донесдалю честное слово, что никому не скажу ни слова, – нерешительно проговорил он.
  – Очень красивое имя, – ответил сыщик, подмигивая инспектору. – Вы случайно познакомились с этим господином, не так ли, мистер Аббот?
  – Это верно… я познакомился с ним в отеле «Несерленд»… кажется, он тоже жил там.
  Сыщик засмеялся.
  – Всегда один и тот же прием, – заметил он с улыбкой. – Молодой человек великосветского общества… Общая скука… все кажется пустым, надоевшим, никаких сильных ощущений… наконец, таинственный намек со стороны нового знакомца: недурно, мол, для разнообразия… красавица, высшая аристократия… интимный салон, иногда маленькая игра… принимают с большим разбором. Затем обязательное честное слово, которое дается без особенного труда ввиду премилой любезности прекрасной хозяйки. Общество в высшей степени веселое: пьют, курят… в конце концов предлагается маленькая игра… и начинается стрижка овец, – сыщик сухо засмеялся.
  – Я поражен, мистер Картер! – проговорил совершенно оторопевший пациент. – Вы описываете все это с такими подробностями, точно сами бывали там.
  Ник Картер чуть-чуть улыбнулся, он видел, что можно было надеяться от этого Аббота кое-что узнать.
  – Видите ли, мистер Аббот, – сказал он, – у нас здесь, в Нью-Йорке, по крайней мере, сотня таких аристократических игорных домов, как дом графини… графини… как бишь ее? – прервал он себя, ударяя ладонью по лбу.
  – Хапская… графиня Хапская, – любезно помог ему припомнить пациент, не подозревая поставленной ему ловушки. – Ее покойный муж был поляком, а сама она мексиканка и…
  – Ну, вот-вот, – с улыбкой вставил сыщик, – она живет где-то у Западного парка…
  – На Семьдесят восьмой улице, в большом угловом доме, – добавил пациент. – Но вы ошибаетесь, – сказал он, качая головой, – не оспариваю вашей проницательности и вашего опыта, однако графиня Хапская женщина такой редкой ангельской красоты, такого изящества…
  – Это необходимо для дела, милейший мистер Аббот, – с улыбкой заметил сыщик. – Скажите, пожалуйста, не встретили ли вы в гостиной этой благородной графини и некоего мистера Голдсварта?
  Пациент посмотрел на него крайне удивленный.
  – Мне ужасно не хочется быть замешанным в это дело, – сказал он, видимо обеспокоенный, – я дал честное слово и…
  – Я вовсе не хочу принудить вас к нарушению данного слова, – сказал Ник Картер. – Хотя мне кажется, что во всяком случае честнее помочь полиции в обнаружении преступления, чем оставаться верным слову, которое дано отъявленной мошеннице!
  Больной на минуту задумался.
  – Имя кажется мне знакомым, – сказал он нехотя. – Я припоминаю даже его наружность, всегда в черном, необыкновенно ловкий и юркий, но все это мне помнится только как сквозь какой-то туман, только имя – Голдсварт, гм! Я готов утверждать, что действительно слышал это имя в гостиной графини… но нет, я дал честное слово и…
  – Желаете его сдержать – хорошо, мистер Аббот, это уже, конечно, ваше личное дело, – сказал Ник Картер, вставая и делая инспектору знак, чтобы он последовал его примеру.
  Они попрощались и вышли из больницы. На улице, идя рядом со своим другом, сыщик задумчиво сдвинул брови и сказал:
  – Ну-с, Жорж! Мне кажется, мы можем быть довольны. Этот малый из Канады в своей сердечной простоте сообщил нам весьма ценные сведения. Я пойду сейчас переоденусь, как нужно, и посмотрю поближе на этот угловой дом Семьдесят восьмой улицы. Мне необходимо восстановить свое реноме, и я восстановлю его во что бы то ни стало или погибну!.. У тебя, наверно, дела в канцелярии, а? Пожалуйста, устройся так, чтобы я в любое время мог переговорить с тобой по телефону.
  С этими словами сыщик торопливо распрощался с инспектором и кратчайшим путем вернулся к себе домой.
  Угловой дом на Семьдесят восьмой улице у Западного парка представлял собой один из тех роскошных домов, в котором могут жить только люди, имеющие возможность платить баснословно высокую квартирную плату.
  Было около полудня, когда перед этим домом остановился фургон одного из больших магазинов Нью-Йорка, рассыльный в коричневой ливрее, в клеенчатой фуражке с медной бляхой, на которой было указано название фирмы, достал из фургона пакет и понес его в дом. Он заглянул в швейцарскую, но нашел ее пустой; лифт в данный момент был занят и находился на верхнем этаже. После короткого раздумья рассыльный пошел по мраморной лестнице, выстланной широким красным ковром.
  Он подошел к двери и позвонил, между тем как негр-лифтер сел опять в лифт и спустился вниз.
  Долго никто не отзывался на звонок, наконец послышались легкие шаги, дверь осторожно открылась настолько, насколько это позволяла цепочка, и в образовавшуюся щель показалось миловидное лицо горничной.
  – Не знаю, верно ли это здесь… у меня пакет от «Биг Стор», семьдесят пять долларов уплатить, мисс.
  Горничная с любопытством посмотрела на адрес.
  – Нет, кажется, это не для графини, – сказала она. – Подождите минутку, я спрошу.
  Она захлопнула дверь. Прошло несколько минут, потом за дверью опять послышались шаги, и девушка, не раскрывая двери, крикнула:
  – Нет, здесь ничего не заказано!
  – Но не знаете ли вы, где живет эта графиня? – спросил рассыльный сквозь замочную скважину, но ответа не последовало и он ушел, ничего не узнав.
  Швейцар между тем вернулся и сел у себя в швейцарской. Он взял у рассыльного пакет и стал разглядывать адрес.
  – Если это не графине Хапской, то я не знаю, кому бы он мог быть, – сказал он, качая головой и возвращая пакет.
  Рассыльный сделал на нем отметку карандашом.
  – Пренеприятная история, – сказал он со вздохом. – Будет опять нагоняй. Вот вам, мистер, хорошо… сидите себе в тепленьком местечке, а наш брат знай бегай по морозу из одного конца города в другой.
  Швейцар недовольно махнул рукой.
  – Болтаете вы зря, ничего вы не знаете, – проворчал он. – Вот вчера еще до четырех часов утра пришлось просидеть из-за этой проклятой компании у графини… а в семь часов опять поднимайся, чтобы все было на месте и в порядке.
  Рассыльный с интересом оглянулся.
  – Важный дом… важные господа, вероятно, а? Чаевые-то хороши, я думаю.
  Швейцар злобно засмеялся.
  – Ну, знаете ли, если бы везде были такие жильцы, как эта дама с польским именем, я сбежал бы, ей-богу. Ни днем ни ночью ни минуты покоя, а чаевые? Боже сохрани… вот сегодня ночью до двадцати джентльменов было там наверху, все важные, а этот Голдсварт, напомаженный ее камердинер, все вокруг них так и увивается да загребает чаевые… около пятидесяти долларов собрал опять, негодяй!
  В энергичном лице рассыльного не дрогнул ни один мускул.
  – Что ж? – сказал он. – Если бы мы были на его месте, и мы делали бы то же самое. – Он остановился, швейцар молча мигнул в сторону высокой стеклянной двери, которая с улицы закрывала уставленный роскошными тропическими растениями вестибюль.
  Через эту дверь вошел какой-то человек, бритый, весь в черном. Он кивнул швейцару, не глядя на него, сел в лифт и поднялся наверх.
  – Ну вот он: легок на помине! – сказал швейцар. – Нахал этот Голдсварт… нос задирает бог знает как… Ну что? – прервал он себя, обращаясь к лакею-негру, который, подняв Голдсварта наверх, вернулся и подошел к швейцарской.
  – Мистер Голдсварт сказал, что сегодня привезут рояль, – ответил негр. – Через час приблизительно… он просил известить его, как только привезут рояль… он сам хочет смотреть за тем, чтобы его внесли поосторожнее.
  – Я так и думал… опять хочет перехватить на чаек, – обратился швейцар к рассыльному, но тот уже вышел за дверь и быстро вскочил в фургон, который сейчас же укатил прочь.
  Не прошло и часа, как перед тем же угловым домом остановился мебельный фургон. Вслед за ним приехала закрытая карета, которая остановилась на противоположном углу так, что из окон углового дома ее не могли заметить.
  Приехавшие с фургоном четыре артельщика в рабочих блузах соскочили на мостовую и вразвалку вошли в роскошный вестибюль. Кучер подошел к швейцарской.
  Тот посмотрел на него чрезвычайно недовольный. Ничто не подсказывало ему, что этот человек в синей рабочей блузе был тот самый рассыльный, с которым он давеча завел разговор.
  Все четверо рабочих сели в лифт и поднялись наверх.
  Ник Картер – это он, конечно, играл роль кучера – позвонил в дверь; через минуту ее открыла та же самая девушка, которую сыщик видел уже в первый свой визит. Увидев четырех рабочих, она нисколько не удивилась, сняла цепочку и впустила их в переднюю.
  – Вы привезли рояль? – спросила она.
  – Рояль для графини Хапской, только тут надо еще доплатить.
  – Насчет этого я ничего не знаю. Подождите здесь минутку, пока придет Голдсварт. Он сейчас прислуживает за столом. Графиня обедает.
  В эту минуту слева открылась дверь и в переднюю вошел уже достаточно знакомый сыщику Голдсварт, державший в руках серебряный поднос с посудой. Увидев стоявших в передней четырех рабочих, он остановился и искоса посмотрел на них.
  – Это насчет рояля, – сказала горничная и вышла в другую дверь.
  Тут случилось нечто неожиданное. Ник Картер одним прыжком подскочил к Голдсварту, и, в то время, как Дик взял из его дрожащих рук серебряный поднос, сыщик приставил дуло револьвера ко лбу ошеломленного и побледневшего как смерть слуги.
  – Ни звука, или я застрелю тебя, как собаку! – прошептал он. – Мы знакомы друг с другом, мистер Панхо, не так ли?
  Несмотря на приставленный к его лбу револьвер, негодяй хотел было крикнуть. Но в ту самую секунду, когда он раскрыл рот, ловкая рука Дика уже воткнула туда приготовленный кляп, а Патси, второй помощник великого сыщика, с быстротой молнии связал ему руки за спиной.
  – Вперед! – приказал Ник Картер. При этом он могучими руками подхватил совершенно ошеломленного негодяя и поднял его на воздух; Тен-Итси, также давнишний помощник Ника Картера, и Дик сейчас же последовали его примеру и все вместе вынесли отчаянно сопротивлявшегося арестанта из передней и закрыли за собой парадные двери.
  Вся эта процедура потребовала не более одной минуты; арест был произведен так бесшумно, что никто из обитателей квартиры не успел заметить ничего подозрительного.
  Внизу в вестибюле негр-лакей и швейцар так и разинули рты, когда увидели четырех мнимых рабочих, ведущих связанного Голдсварта.
  – Да что же это, не понимаю, – проговорил швейцар.
  – Да и нечего вам понимать, – шепнул ему Ник Картер, который отстал на минутку, между тем как помощники его поспешно увели арестанта к поджидавшей на улице карете.
  – Смотрите, братец, держите язык за зубами, не то вы легко можете потерять свое место, мы действуем так тихо только из уважения к аристократическим обитателям этого богатого дома, поняли? Мой друг объяснит вам, в чем дело, и останется с вами до моего возвращения. Мы действуем по поручению центрального полицейского управления. Этого для вас пока достаточно.
  Когда Ник Картер подошел к карете, его два помощника уже успели усадить в нее арестанта. Кучеру заранее дано было приказание ехать в главное полицейское управление на Мельбери-стрит, но Нику Картеру пришла в голову неожиданная мысль:
  – В больницу Бельвю, живее! – приказал он. После этого все три сыщика вскочили в карету, которая быстро покатилась по направлению к названной больнице.
  Однако это маленькое происшествие, как ни быстро разыгралось оно, все-таки не осталось без свидетелей. Ни Ник Картер, ни его помощники не успели заметить, как наверху на втором этаже роскошного дома слегка приоткрылось одно из окон и оттуда на секунду выглянула прекрасная головка молодой женщины, а потом также быстро и незаметно скрылась.
  После довольно продолжительной езды, во время которой все трое сыщиков успели снять свои рабочие блузы и вообще принять свой обычный вид, коляска остановилась перед больницей Бельвю.
  Патси и Тен-Итси по знаку начальника подхватили арестанта под руки, а сыщик сам побежал вперед, чтобы предупредить дежурного врача о принятом им решении.
  Молодой доктор только пожал плечами, когда Ник Картер объявил ему о своем намерении привести арестанта на очную ставку с Мак-Интайром.
  – От этого зависит очень многое, доктор, нельзя ли это устроить?
  – Попробуйте, мистер Картер, я лично думаю, что больной больше уже не придет в себя… полицейский врач все еще сидит у него, но до сих пор напрасно.
  По знаку Ника Картера, который открыл дверь маленькой палаты, его два помощника ввели в нее изо всех сил упиравшегося арестанта.
  Несчастный больной лежал как мертвый. Сидевший около него полицейский врач в ответ на вопросительный взгляд сыщика только пожал плечами и указал на несчастного, который лежал с полузакрытыми, уже угасающими глазами.
  Но вот больной зашевелился, сознание еще раз вернулось к нему на одну, последнюю минуту.
  Стук и топот, производимые упиравшимся арестантом, дошли до слуха умирающего.
  Он широко раскрыл глаза, и потухающий взор его встретился с бившимся в руках сыщиков арестантом.
  И вдруг по лицу его пробежала судорожная дрожь. Губы зашевелились, из груди вырвался хрипящий стон.
  Мак-Интайр сделал последнее, нечеловеческое усилие и слегка приподнялся на подушке.
  – Это он, Голдсварт, – прохрипел он едва слышным голосом. – Этот человек… он… меня… убил…
  Эти слова, замершие на бледных губах умирающего, произвели на арестанта ошеломляющее действие. Он стоял, как прикованный к месту. Взор его, казалось, старался пронзить умирающего, а тот со своей стороны смотрел на него страшными полупотухшими глазами не то с угрозой, не то с ужасом.
  – Убийца… убийца! – еще раз, хрипя, произнес Мак-Интайр.
  На губах его выступила кровавая пена. Послышалось короткое слабое хрипение. Скрюченные пальцы судорожно забегали по одеялу, больной вытянулся и испустил дух.
  Полицейский врач низко наклонился над ним, но ему оставалось только установить, что смерть уже наступила.
  Ник Картер заставил арестанта посмотреть ему в глаза.
  – Ну-с, мистер Панхо, – резко проговорил он, – свидетельство покойного приведет вас на электрический стул, пожалуй, даже и без прежних проступков. Отвечайте же: кто ваши сообщники? Инес Наварро и Морис Каррутер, а? Да, да, дорогой мой, ваша песенка спета!.. Довольно вы водили нас за нос. Пришла пора расплатиться. Будьте благоразумны, я ничего не обещаю, но вы знаете, конечно, что чистосердечное признание преступника дает ему возможность рассчитывать на некоторое снисхождение… Это единственное, что еще может вас спасти!
  Сильная дрожь прошла по всему телу арестанта.
  – Не знаю я ничего, не знаю, все это ложь! – прохрипел он. – Я не знаю тех людей, которых вы назвали… я честный человек и не понимаю, чего вы от меня хотите.
  Сыщик не стал настаивать, а сделал своим помощникам знак, и они вывели арестанта из комнаты, чтобы увести его в палату мистера Аббота.
  Тот с трудом привстал с кресла. Его удивление перешло в явную досаду, когда в одном из вошедших он снова узнал Ника Картера.
  – Простите, мистер Аббот… мы недолго будем вас беспокоить, – вежливо сказал сыщик, указывая на связанного арестанта. – Дело идет вот об этом человеке. Посмотрите-ка на него, не кажется ли он вам знакомым?
  – Этот человек? – протянул Аббот, бросив короткий взгляд на искаженное ненавистью лицо арестанта. Он вдруг вздрогнул и невольно попятился назад, хватаясь рукой за голову. – Подождите, мистер Картер, да, я, кажется, знаю этого человека, – сказал он, оживляясь. – Как же, я видел его в гостиных графини Хапской… я его хорошо помню… это Голдсварт, или как вы его называли сегодня утром… что-то вроде лакея… по крайней мере, он всегда прислуживал на вечерах у графини.
  – Вот-вот! Постарайтесь припомнить, мистер Аббот, – внушительно проговорил Ник Картер, – не можете ли вы найти связь между этим человеком и произведенным на вас нападением?
  Но Аббот отрицательно покачал головой. Ник Картер, по-видимому, не был особенно разочарован.
  – Да, я так и думал… однако для меня пока довольно и того показания, что вы видели этого человека, почтенного мистера Панхо-Голдсварта, в квартире прекрасной графини. Итак, простите за беспокойство!
  С этими словами сыщик направился к выходу, а за ним последовали и его помощники с арестантом.
  Но, не дойдя до двери, он сделал знак своим помощникам подождать его в коридоре, а сам снова вернулся к мистеру Абботу.
  О чем говорил великий сыщик, оставшись с последним с глазу на глаз, Патси не мог расслышать, но зато он прекрасно увидел улыбку удовольствия на лице своего начальника, когда тот минут через пять снова догнал их в коридоре.
  – Ты и Патси, вы сведете нашего приятеля в центральное управление, – сказал Ник Картер, обращаясь к Тен-Итси. Отдайте арестанта на личное попечение инспектора Мак-Глусски и расскажите ему все, что вы слышали… кстати, мне было бы очень приятно, если бы инспектор послал некоторых из наиболее надежных своих сыщиков покараулить на углу Западного парка и Семьдесят восьмой улицы. Все-таки возможно, что господа негодяи подготовлены лучше, нежели я ожидаю, и в таком случае хорошо будет иметь под рукой нескольких опытных помощников.
  – А вы собираетесь опять в квартиру польской графини? – спросил Патси.
  – Конечно, дорогой мой! – ответил Ник Картер.
  С этими словами сыщик спокойно пошел своей дорогой.
  Он дошел до Тридцать четвертой улицы, сел там в вагон электрического трамвая, пересел на Восьмой авеню и доехал затем до углового дома на Семьдесят восьмой улице у Западного парка. Тут он соскочил и вошел в вестибюль. Прежде всего он там заметил Дика, сидевшего в углу, по-видимому, спавшего и присутствием своим, казалось, не особенно радовавшего швейцара.
  – Ну вот и я, – обратился Ник к последнему, кивая ему головой.
  Швейцар посмотрел на элегантного господина с выражением вежливого недоумения. – Кажется, я еще не имел чести видеть вас здесь?
  – Ого! – смеясь, воскликнул сыщик. – Мы сегодня видимся уж в третий раз. Я был здесь в качестве рассыльного от фирмы «Биг Стор», а через час после этого – кучером фургона.
  – В таком случае вы – мистер Картер, знаменитый сыщик! – с удивлением проговорил швейцар, которому Дик успел уже дать некоторые необходимые разъяснения.
  – Да, я – Ник Картер, – подтвердил тот. – Но теперь к делу, потому что я тороплюсь. С каких пор графиня Хапская живет в этом доме?
  Швейцар указал на Дика.
  – Обо всем этом уже расспрашивал меня вот этот господин.
  – Тем лучше, Дик, докладывай же. Сначала самое существенное!
  – Графиня Хапская, как называет себя Инес Наварро, занимает квартиру на втором этаже. Квартира расположена в самой середине дома, а следовательно, прекрасная Инес здесь никак не может улизнуть через потайные двери в соседние дома.
  – А Морис Каррутер? – тихо спросил сыщик.
  – Насчет него я ничего не могу тебе сказать, потому что швейцар, который, вообще, пороха, кажется, не изобрел, сам не знает, кто, собственно, еще живет в той квартире… Это вообще какая-то гостиница: туда то и дело приходят всевозможные господа, почти исключительно мужчины, принадлежащие к высшим сферам общества… неизвестно, кто у них там хозяин, кто гость… но я лично убежден, что и Каррутер находится в той квартире.
  – А за это время, что ты здесь, никто не выходил из квартиры? – спросил Ник Картер.
  Дик покачал головой.
  – Никто, – ответил он. – Напротив, туда только приходили какие-то господа, по одному и по два, всего я насчитал восемь джентльменов. Они и сейчас еще находятся в квартире.
  – Странно, – пробормотал сыщик. – Ты не находишь, Дик?
  – Нисколько. Швейцар говорит, что эти господа приходят почти ежедневно. Он полагает, не играют ли там наверху?
  – Ну, нечто подобное полагаем и мы, – с улыбкой заметил сыщик. – Но шутки в сторону. Или эти негодяи ничего еще не заметили и не подозревают причину отсутствия почтенного Панхо, или же они приготовились к худшему. В последнем случае они, разумеется, не решатся покинуть квартиру, потому что отлично знают, что тогда нарвутся прямо на наши распростертые объятия… ну-с, поживем – увидим!
  Он встал.
  – Я пойду сейчас наверх и под каким-нибудь предлогом постараюсь проникнуть в квартиру.
  – Один? – спросил Дик и в свою очередь поднялся с места.
  – Разумеется, Дик! – ответил сыщик. – Ты знаешь, я никогда не бываю один, со мной всегда по крайней мере четыре револьвера, которыми я сумею воспользоваться в случае нужды, а впрочем, мы все еще не имеем права применять насилие против этой польской графини. Что же мы, в сущности говоря, знаем? Ничего, что могло бы придать нашим предположениям силу законных улик… пускай эта графиня тождественна с прекрасной Инес Наварро – я в этом не сомневаюсь, однако прежде мне необходимо убедиться воочию, а потом уже я могу действовать. Поэтому будь чрезвычайно внимателен, Дик… Мне удалось незаметным образом узнать у одной из жертв этого притона некоего Аббота тот пароль, который дает доступ в квартиру мошенников. И вот с этим словом я пойду прямо в берлогу льва.
  Он посмотрел на большие стенные часы над дверью вестибюля и проверил по ним свои карманные часы.
  – Уже темнеет. Шестой час. Через полчаса сюда должны прийти Тен-Итси и Патси с несколькими сыщиками из центрального отделения. Ты оставь кое-кого на улице, чтобы помешать всякой попытке улизнуть через окна, а с остальными поднимайся наверх и позвони. Потом уж мы посмотрим, что будет дальше.
  С этими словами сыщик направился к лифту и поднялся на второй этаж. Подойдя к квартире польской графини, он еще раз осмотрел свои карманы и, убедившись, что все револьверы при нем, решительно нажал на кнопку электрического звонка.
  Через секунду дверь открылась.
  Ее открыл элегантно одетый господин с черной бородкой. Ник Картер не помнил, чтобы когда-нибудь видел его раньше, но его безошибочный инстинкт подсказывал ему, что человек этот, несмотря на свою изящную наружность, вовсе не был тем джентльменом, которым хотел казаться.
  – Что угодно, сэр? – спросил человек, равнодушно поглядывая на сыщика и останавливаясь так, что совершенно закрывал дверь своим туловищем.
  – Женщины, карты и вино, – ответил Ник Картер, употребляя пароль, который нечаянно выдал ему мистер Аббот.
  Слова, по-видимому, подействовали, как волшебная формула.
  – Графиня принимает, – ответил открывший дверь, отвешивая вежливый поклон и приглашая сыщика в переднюю, где помог ему снять пальто и шляпу.
  Из комнаты рядом сквозь полуоткрытую дверь доносился веселый шепот и смех, звон стаканов и золотых монет – все звуки, которые встречают посетителя при входе в игорный клуб.
  Чернобородый повел его в изящно обставленную гостиную.
  – Графиня Хапская! – сказал он с торжественным поклоном.
  Ник Картер с удивлением посмотрел на прекрасную, изящно одетую женщину, которая тут же приветливо протянула ему руку. В гостиной, как и в других комнатах, на окнах уже были спущены шторы, и электрические лампы повсюду разливали яркий ослепительный свет.
  Ник Картер не без некоторого смущения ответил на рукопожатие совершенно незнакомой ему молодой графини, которая подошла к широко раскрытой двери и пригласила сыщика движением руки:
  – Пожалуйте, мистер, – сказала она с чарующей улыбкой.
  Сыщик вошел в угловую гостиную, посередине которой стоял большой круглый стол, покрытый дорогой красной бархатной скатертью. Вокруг стола сидели семеро мужчин, тоже изящно одетых, они, видимо, занимались игрой. Но при этом они не забывали и пить вино, чернобородый только что поставил на стол золоченое ведерко со льдом и двумя бутылками шампанского.
  Одно место за столом возле самой двери еще оставалось свободным, и хозяйка указала на незанятый стул, приглашая нового посетителя принять участие в игре.
  Волей-неволей сыщику пришлось сесть к столу. Быстрым взглядом окинул он собравшихся вокруг него господ, которые даже не обратили особенного внимания на его появление и только слегка поклонились незнакомцу. Среди них Ник Картер не увидел ни одного знакомого лица.
  В ту минуту, когда Ник Картер подсел к столу, все еще недоумевая, правильны его предположения или нет, его вдруг осенила внезапная мысль. Ведь его сегодня ловко и дерзко обманули. Женщина, вышедшая ему навстречу под видом графини Хапской, еще в это утро два раза открыла ему дверь в качестве горничной графини.
  – Ну-с, ставьте, господа! – сказал сидевший как раз напротив сыщика банкомет, тасуя карты. – Простите! – обратился он к Нику Картеру на ломаном английском языке: – Вы хотите принять участие? Простой макао… ставка пять долларов.
  Чернобородый, открывший сыщику дверь, в эту минуту поставил перед ним бокал с шампанским. Нику Картеру показалось, что лакей не один подошел к нему, что сзади тихо по-кошачьи подкрался еще кто-то, и вместе с тем он заметил, что глаза сидевших вокруг стола мужчин приняли какое-то беспокойное выжидающее выражение.
  Он сделал движение, чтобы встать и оглянуться.
  – Простите минутку, у меня портмоне осталось в кармане пальто, – сказал он.
  Но не успел он договорить своих слов, как вдруг присел: на него точно обрушился весь дом, похоронив его под своей ужасной тяжестью. Огненные круги запрыгали перед его погасающим взором, гром и гул раздались в ушах, голову зажгло будто огнем.
  Что же произошло? Вместе с чернобородым, подавшим сыщику бокал с шампанским, за стул сыщика незаметно стал другой мужчина и, замахнувшись кастетом, ударил Ника по голове в тот самый момент, когда тот хотел подняться с места.
  С ужасной силой кастет обрушился на незащищенную голову Ника Картера и почти мгновенно лишил его сознания.
  Негодяи, сидевшие вокруг стола, встали, не обращая ни малейшего внимания на произведенное на их глазах преступное нападение. Они удалились в гостиную, пошептались о чем-то и, поглядывая на часы, один за другим через небольшие промежутки времени вышли из квартиры тем же самым путем, которым они в нее вошли.
  В игорном зале осталось всего трое: тот человек богатырского роста, который нанес коварный удар несчастному сыщику, молодая красавица, появившаяся в дверях как раз в тот самый момент, когда Ник окончательно лишился чувств, да сам Ник Картер, которого между тем с помощью проволочных пут с головы до ног привязали к спинке и к ножкам стула так, что он не мог сделать ни одного движения, даже если бы находился в полном сознании.
  Через некоторое время сыщик открыл глаза, но мозг его все еще находился в состоянии какого-то дурмана.
  Ехидное хихиканье донеслось до его уха.
  – Ну-с, Морис, теперь мы можем устроиться! – воскликнул беспечный женский голос. – Ник Картер пришел сюда с одним только Диком, тем самым человеком, который уже чуть ли не с самого утра сидит у нас в вестибюле, но его другие помощники уже по дороге сюда, они ведут с собой подкрепление из центрального управления, надо торопиться.
  – Еще бы, Инес, – ответил низкий мужской голос, вызвавший невольный гневный стон из груди все еще не вполне очнувшегося сыщика. – Конечно, нужно торопиться… но под маску Ника Картера не так-то легко подделаться… а чтобы выбраться из этой ловушки, мне не остается ничего другого… Дик должен принять меня за Ника Картера…
  – Но не рискованно ли это будет? – заметил опять женский голос.
  – В нашем положении все одинаково рискованно, и мы вздохнем с облегчением только тогда, когда уже не будет этого Ника Картера… чего, впрочем, ведь уже недолго осталось ждать… не думаю, однако, что этот Дик узнает меня, моя маска будет отлично подделана, тот же костюм вплоть до красного галстука… на улице уже довольно темно… я выйду из лифта и сейчас же сделаю Дику знак достать мне извозчика… тебя подвину вперед так, что он даже не посмотрит на меня, действительно ли я Ник Картер или нет, а только разинет рот, когда увидит тебя в качестве пленницы своего мнимого начальника.
  Мысли все еще путались в голове полубессознательного сыщика, одно только понял он: тут около него находилась та преступная пара, которую он искал, что они, не стесняясь его присутствия, обсуждали свои гнусные замыслы, видимо уже не считая его опасным.
  Эта мысль была так ужасна, что сыщик сделал нечеловеческое усилие и снова открыл глаза, ища стоявших около него преступников.
  Он увидел ту самую женщину, появление которой заметил еще в последнюю секунду перед тем, как лишиться сознания. Тогда она была в красном бархатном платье, теперь на ней была дорогая шуба, а руки были заложены за спину и закованы в стальные браслеты.
  Какой-то высокий плечистый человек подошел к ней и нежно поцеловал в губы. При виде этого человека сыщик подумал, что, вероятно, все-таки он видит все это только во сне, потому что человек этот был он сам, точь-в-точь, черта в черту!
  – Ну вот, мы снова вместе, – сказал он Нику Картеру, грубо засмеялся и наклонился над связанным пленником. – Как вы себя чувствуете, дорогой мистер Картер?.. Голова немножко болит?.. Вот так попались в ловушку, а?
  Сыщик с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть от удивления: двойник заговорил его собственным голосом! Маска его была поразительно удачна… не будь несколько более высокого роста, Картер, пожалуй, сам поклялся бы, что видит перед собой свое собственное изображение.
  – Морис Каррутер! – сорвалось с его губ.
  Тот, видимо, нисколько не поразился.
  – Честь имею отрекомендоваться, ваш покорнейший слуга, господин сыщик! У вас действительно чрезвычайно проницательный взор! – насмешливо проговорил он. – Да, я – Морис Каррутер! Вы рады меня видеть, а?
  Сыщик не ответил, думать ему было чрезвычайно трудно, и все его внимание было всецело поглощено прекрасной молодой женщиной, которая стояла с заложенными за спину руками.
  – Инес Наварро, – прошептал он, глядя на нее.
  Молодая женщина гневно топнула ногой и устремила на сыщика жгучий взгляд, полный смертельной ненависти.
  – Убей его, Морис! – закричала она. – Возьми нож и всади его в самое сердце этого проклятого шпиона! – со зверской кровожадностью торопил прекрасный демон.
  Но ее преступный товарищ продолжал стоять, злорадно ухмыляясь.
  – Нет, я не такой дурак! – крикнул он. – Я никогда не соглашусь доставить Нику Картеру такую скорую, безболезненную смерть. Нет, о нет! – сказал он с дьявольским смехом. – Недаром держал он нас в таком постоянном смертельном страхе! С твоего разрешения, прекрасная Инес, мы приготовим ему не такую смерть, пускай узнает на себе все муки и страхи ада!
  С этими словами он достал из кармана маленький круглый предмет, в котором опытный глаз связанного пленника сейчас же узнал одну из тех ужасных динамитных бомб, какой достаточно для того, чтобы взорвать на воздух целый огромный дом.
  – Хорошенькая игрушка, мистер Картер? – продолжал Морис Каррутер все тем же злорадным тоном. – Привяжем-ка эту бомбу к одной из ножек стула, под самым сиденьем великого сыщика… вот так!
  Негодяй действительно исполнил свое гнусное намерение, затем принес зажженную свечу и поставил ее рядом с бомбой на ковер… – Посмотри, дорогая Инес, вот я заворачиваю фитиль вокруг середины свечи… через какой-нибудь час она догорит до этого места и – вызовет взрыв… а что будет тогда со знаменитым Ником Картером? Ха! Ха! Я думаю, косточек его уж тогда не соберешь!
  – Убей его сейчас… заклинаю тебя, Морис! – прохрипел прекрасный демон. – Пускай он умрет хоть легко, но сейчас… жизнь этого человека заколдована… смотри! Его спасут в последний момент!
  Но Морис Каррутер только засмеялся.
  – Не беспокойся, моя красавица! На этот раз все предусмотрено, и Ник Картер умрет!.. Видишь этот электрический провод: один конец его соединен с бомбой, другой я соединяю с дверью, которая выходит в переднюю… другой двери в квартиру нет, друзья великого сыщика, когда захотят войти в квартиру, непременно должны пройти через нее. Понимаешь ли теперь? Провод соединен с нашей электрической батареей… когда дверь закроется за нами, то открыть ее – значит вогнать в провод смертоносную искру. Даже если дверь откроется только на волосок, бомба должна взорваться, так или иначе… ты видишь, Ник Картер не убежит! – заключил он с дьявольской усмешкой.
  – Сними с меня наручники на минутку, – застонала Инес с перекошенным лицом. – Если ты не хочешь его убивать… для меня будет наслаждением вонзить ему в сердце нож! Морис, наше положение такое отчаянное, мы не можем полагаться на случай…
  Но Морис Каррутер решительно покачал головой.
  – Нет, дорогая моя, ты не знаешь той ужасной муки, с которой связано ожидание смерти, – сказал он. – Хотя бы мне это стоило жизни, но сознание, что я доставил Нику муки этого ужасного часа, вознаградит меня за все…
  С холодной жестокой усмешкой повернулся он к сыщику.
  – Прощайте навсегда, Ник Картер! Морис Каррутер, осужденный на смертную казнь, со своей возлюбленной идет на свободу, на привольную жизнь, а Ник Картер взлетает на воздух!
  – Идем, Инес Наварро! – сказал он повелительно, опять подражая голосу сыщика. – Идем!
  И преступная пара, преследуемая взорами несчастного связанного сыщика, вышла из комнаты. Через минуту в передней захлопнулась дверь, и обреченный на верную смерть остался в квартире один.
  С секунду Ник Картер сидел как ошеломленный, и только судорожное дрожание губ да беспокойно блуждающий взор доказывали, что в его неподвижном теле была еще жизнь. Но потом вдруг он презрительно захохотал.
  – Нет, я еще не мертв, – проговорил он, – ты сделал ужаснейшую глупость, Морис Каррутер, тебе надо было заткнуть мне рот… ты не сделал меня немым, а это, вот увидишь, спасет меня!
  Патси и Тен-Итси в точности исполнили предписание своего великого начальника и доставили арестанта в главное полицейское управление, где инспектор Мак-Глусски сейчас же лично подверг его основательному допросу. Оба сыщика же в сопровождении некоторых коллег из центрального отделения как можно скорее вернулись опять к угловому дому на Семьдесят восьмой улице и Западного парка.
  – Квартира вся освещена, – сказал Патси, когда сыщики остановились перед домом. – Интересно знать, что успел тем временем сделать начальник. – Он обратился к остальным сыщикам. – Я думаю, оставайтесь пока здесь и не спускайте глаз со средних окон второго этажа. Тен-Итси и я войдем в дом и посмотрим, что прикажет начальник.
  Между тем как сыщики центрального отделения как можно незаметнее расположились в разных местах улицы, оба помощника Ника Картера вошли в ярко освещенный вестибюль.
  Швейцар, по обыкновению, сидел в своей швейцарской и обратился к вошедшим с вопросом:
  – Если не ошибаюсь, вы сегодня уже были здесь вместе с мистером Картером? Ваше лицо кажется мне знакомым.
  – Да, мы помощники мистера Картера, – подтвердил Патси. – Начальник сказал, что он тут с нами встретится.
  – Мистера Картера уже нет здесь, – заявил швейцар.
  – Ушел, а? – осведомился Патси.
  – Да, ушел… с тем господином, который весь день сидел здесь в вестибюле, – проворчал швейцар, бывший чрезвычайно не в духе. – Слыханное ли дело! Два ареста за один день да в таком важном доме. Бог знает что такое!
  – Два? – быстро переспросил его Патси. – Я думал, три?
  – Отчего же не дюжина! – сердито крикнул на него швейцар. – Конечно, я не говорю, может быть, эта польская графиня и была немного… того. Мне она сразу показалась подозрительной… но так как она всегда аккуратно платила, то я больше о ней и не беспокоился.
  – И мистер Картер арестовал ее? – спросил Патси.
  – Ну да, – подтвердил швейцар. – Он спустился вместе с ней, и руки у нее были связаны за спиной, я отлично заметил это, хотя на плечи она накинула длинную шубу. Черт возьми, жалко как-то было смотреть, как-никак все-таки ж она дама, зачем же вязать! Я был лучшего мнения о мистере Картере.
  – Я сам удивляюсь, – проговорил Патси, обмениваясь быстрым взглядом с Тен-Итси, который стоял рядом, по обыкновению, молча. – Не ошибаетесь ли вы, братец мой? Эта Инес Наварро или графиня Хапская, как она здесь себя называла, конечно, страшная преступница… но в глазах моего начальника она все-таки осталась женщиной, а как женщине он ни за что не надел бы на нее наручники.
  – Глупости! – сердито буркнул швейцар. – Ведь у меня, слава богу, глаза есть, я ясно видел сверкающие наручники. Ваш начальник, кроме того, держал ее за руку, так что шуба немного сползла у нее с плеч и хорошо видны были ее руки, поняли!
  – Нет, этого мистер Картер не сделал бы! – запальчиво возразил Патси.
  – Нет, этого мистер Картер не сделал бы! – в свою очередь заявил Тен-Итси. – Мистер Картер – джентльмен… он никогда не свяжет женщину.
  – Значит, вы лучше знаете! – сердито проворчал швейцар. – Странное дело! Я был тут и видел все это собственными глазами, а вы со мной спорите! – Он сердито усмехнулся. – Может быть, вы еще скажете, что это не он крикнул на весь дом, точно, кроме него, здесь нет хозяина: «Скорее, Дик, сбегай за извозчиком… поймали ее!»
  – Вот как, Дик побежал за извозчиком? – спросил Патси. – А что было дальше?
  – Да что же могло быть дальше? Сели с арестанткой да и поехали.
  – Но мистер Картер, наверно, оставил вам какие-нибудь указания для нас?
  – И не подумал даже… он только и сказал вот два слова сыщику, а больше я от него ничего не слышал… да и вся-то история заняла не больше двух минут… теперь тому будет уже с час времени, – прибавил он, посмотрев за часы.
  – Бог знает что такое! – заметил Патси, качая головой. – Начальник ничего не просил нам передать, не велел сказать, где он сейчас, ничего?
  – Ничего! – нетерпеливо ответил швейцар. – Ведь я вам говорил.
  – Не понимаю, – сказал Патси и опять покачал головой.
  – Совсем непонятная история, – сказал и Тен-Итси.
  – И почему в квартире еще горит свет? – снова сказал Патси.
  – В квартире никого больше нет! – сердито буркнул швейцар. – А вот и горничная их. – Он указал на вошедшую в вестибюль блондинку, в которой оба сыщика сейчас же узнали девушку, открывавшую им дверь, когда они явились утром в качестве артельщиков.
  – Куда вы? – прикрикнул на нее швейцар, когда она быстро прошмыгнула мимо. – Наверху нет никого… вашу прелестную графиню арестовали!
  Девушка перепугалась, остановилась и задрожала.
  – Не может быть! – проговорила она. – Графиня послала меня с письмом к одним ее знакомым. Ведь я только около часу тому назад вышла из квартиры, да и там еще свет… вы говорите, арестовали? – снова проговорила она, качая головой. – Не верю я… графиня такая важная особа!
  – А все-таки это так, – вмешался Патси. – Можете не смотреть на меня так презрительно, мисс… я – сыщик, и вы хорошо сделаете, если чистосердечно расскажете мне и моему товарищу все, что вам известно.
  Девушка переменилась в лице, казалось, она готова была бежать, но Патси ловко загородил ей дорогу.
  – Не делайте глупостей, мисс, дело чересчур серьезное, лучше скажите, долго вы уже служите у графини?
  – Всего только месяц, – прошептала перепуганная девушка. – Вот, мистер Бутлер свидетель.
  Она указала на швейцара, который кивнул.
  – Успокойтесь, – утешал Патси девушку. – Мы требуем от вас только одного: правдивых показаний. Ваша графиня – давно уже известная полиции опасная преступница, но ведь в этом вы ничуть не виноваты, – поспешил он прибавить, видя, что горничная опять испуганно задрожала.
  – Но графиня такая важная особа, – не переставала твердить девушка. – И граф тоже… а разве и он арестован? Впрочем, нет, он, вероятно, еще в квартире.
  – О ком вы говорите? – вмешался тут чрезвычайно удивленный швейцар. – О каком графе говорите вы?
  – О графе Хапском, супруге моей графини! – довольно дерзким тоном ответила девушка.
  – Странное дело! – удивился швейцар. – Теперь вдруг она оказывается замужем… я этого и не знал совсем… прекомичная история! – обратился он к чрезвычайно заинтересованным сыщикам. – Тут сам черт не разберется. Графиня наняла квартиру уже почти полгода тому назад… но вначале она только давала здесь вечера и только с месяц тому назад совсем переехала сюда, а я теперь начинаю припоминать, что ведь за все это время она ни разу не выходила из дому.
  – Еще бы! – заметил Патси. – Месяц тому назад… то есть ровно с того самого времени, как она исчезла из дома на Семьдесят пятой улице… там она жила под именем Инес Наварро… удивительное нахальство, впрочем! Ведь тот дом только в каких-нибудь трех шагах отсюда. Ну, так что же насчет ее супруга? – живо спросил он.
  – Не знаю, – проворчал швейцар. – Я уж говорил вам, что к ней поминутно приходили всякие господа… кто из них ее муж?.. – Он пожал плечами.
  – Видите ли, мистер Бутлер, граф болен, а так как он не может выходить, то и графиня из-за него оставалась дома, – объяснила горничная. – А впрочем, он удивительно красив, наш граф.
  – Как и Морис Каррутер! – невольно вырвалось у Патси.
  – Морис… вот-вот!.. Совершенно верно! Так и графиня называет его, когда они одни, – заметила горничная.
  – Неужели вы будете утверждать, что этот граф Морис еще давеча находился наверху в квартире? – спросил он.
  – Ну, разумеется, – настаивала горничная. – Он ждал одного старого друга, с которым хотел выкинуть очень смешную штуку. Ха! Ха! Вот смех-то!
  – Какую же смешную штуку? – допрашивал Тен-Итси, на энергичном лице которого начинало выражаться тяжелое предчувствие какого-то мрачного события.
  – Мне велели одеть одно чудное платье графини и притвориться хозяйкой дома. Все другие господа были посвящены в шутку. Боже! Как это было смешно. Когда пришел этот самый старый друг, я приняла его в качестве графини, а потом только успела переодеться, барыня ужасно торопила меня отнести скорее письмо.
  – Когда все это было? – спросил Патси, которым тоже начинало овладевать какое-то смутное предчувствие беды.
  – Это я могу сказать вам точно, – сказал вместо девушки швейцар и посмотрел на часы. – Мистер Картер поднялся наверх ровно час тому назад, а почти сейчас же после этого, минут через пять, спустились вы с письмом, – прибавил он, обращаясь к девушке, – мистер Дик еще потребовал от меня разъяснений насчет того, кто вы такая.
  Патси с трудом удержал крик ужаса.
  – Создатель! Так это был, значит, начальник, которого вы встретили вместо графини!
  – Нет сомнения, это была какая-то ловушка, – заметил Тен-Итси. – Инес Наварро прекрасно знала, что глаз начальника сейчас же узнает ее и подсунула эту горничную, чтобы вернее заманить мистера Картера.
  – А мнимый граф Морис был в квартире в то время, когда вы сыграли мистеру Картеру эту смешную комедию? – спросил Патси девушку, едва переводя дух от охватившего его волнения.
  – Разумеется, – заявила та, – он стоял с графиней за портьерой и чуть не помирал со смеху, глядя, как я хорошо разыгрываю свою роль и как ловко пригласила незнакомого в игорную комнату, на тот самый стул, на который он и должен был сесть.
  – На какой стул? В игорную комнату?.. – повторил Патси, ничего не понимая. – Что это означает все?.. За этим скрывается какая-то чертовщина… В этом сомнения нет!
  – Во всяком случае, мистер Картер со своей арестанткой давно уже ушел из дому, – сказал швейцар, которому весь этот разговор успел порядочно надоесть.
  – Нет, не ушел… не ушел, если Морис Каррутер еще там, – настойчиво повторил Тен-Итси, обращаясь к своему товарищу.
  – Я ровно ничего не понимаю, – воскликнул Патси в сильнейшем волнении, – не может быть, чтобы начальник арестовал только эту Инес, оставив Мориса целым и невредимым… пускай верит, кто хочет, я не верю! Уж скорее он выпустил бы эту бабу, но знать, что смертельный враг тут же, в квартире, и не арестовать его… да это немыслимо! Не слышали ли вы выстрела или другого какого-нибудь подозрительного шума? – спросил он, обращаясь к швейцару.
  – Вот еще чего недоставало, – проворчал тот. – Вы, кажется, рады бы весь дом перевернуть вверх дном!
  – Надо будет зайти в квартиру, – решил Патси. – У вас есть с собой ключ, мисс? Я думаю, на звонок нам никто не откроет.
  Девушка сказала, что ключа у нее нет.
  – Графиня была очень строга насчет ключей, – сказала она, – она никогда не давала их на руки: сидела до поздней ночи и сама открывала дверь.
  – Еще бы! – насмешливо заметил молодой сыщик. – Ей надо было быть осторожной, этой авантюристке-обманщице. Ничего, эту дверь мы откроем и так.
  С этими словами он, к немалому ужасу швейцара, достал из кармана отмычку.
  – Позвольте, мистер, в таком доме, с такими жильцами…
  – А черт с ними, с этими жильцами! – смеясь, перебил его Патси. – Послушайте, братец, – сказал он, меняя тон, серьезно и важно, – дело идет здесь не о каком-нибудь первом попавшемся человеке, а о самом Нике Картере, который в моих глазах важнее самого президента или папы!
  В эту минуту зазвонил телефон. Швейцар взял трубку и стал слушать.
  – Эй, мистер, – обратился он к Патси, – вас просят, пожалуйте к телефону.
  Патси бросился к телефону и взял трубку.
  – Алло! Кто говорит?
  – Кто вы? – послышался голос, в котором Патси сейчас же узнал голос Дика.
  – Здесь Патси Мурфи… Это ты, Дик? – спросил молодой сыщик.
  – Это я, – ответил взволнованный голос. – Ради бога, где начальник?
  Патси переменился в лице.
  – Ведь он уехал с тобой и с закованной Инес Наварро?
  – Нет, меня обманули… должно быть, это был Морис Каррутер, который так мастерски переоделся Ником, что даже я попался на удочку…
  – Черт возьми! – воскликнул Патси. – Да ведь это просто невероятно… но дальше, ради бога! Где же начальник?
  – Да если бы я знал! – отозвался Дик. – Поэтому-то я и спрашиваю… Я нахожусь в самом ужасном состоянии и еще так слаб, что едва держусь на ногах!
  – Создатель! У меня ум за разум заходит! – застонал Патси. – Что же это значит?
  – Не знаю… первый раз в жизни я совершенно растерялся, – со вздохом ответил Дик, обычно такой храбрый и решительный. – Слушай же: мне и в голову не приходило ничего дурного… сидим мы в карете… я против Ника и его арестантки. Только я хотел задать Нику какой-то вопрос, как вдруг Ник, или, вернее, этот негодяй, которого я принял за Ника, бросается на меня, прижимает мне ко рту тряпку с хлороформом, останавливает карету и выходит вместе со своей арестанткой. Кучер поехал дальше… а я, как оказалось, полчаса лежал в карете без сознания, пока наконец не оправился немного и велел отвезти себя сюда, в двадцать седьмой полицейский участок… это все, что я знаю. С начальником, очевидно, приключилось какое-нибудь несчастье, и он, должно быть, еще в квартире, потому что я сам видел, как он в нее вошел.
  – В таком случае он еще в квартире! – в ужасе проговорил Патси и побледнел как смерть. – Оставайся у телефона, Дик… я сейчас же сбегаю наверх и открою дверь квартиры… она вся освещена, а между тем в ней, по-видимому, нет никого.
  Швейцар с трудом уговорил взволнованного молодого сыщика, по крайней мере, не кричать так, чтобы не переполошить весь дом. Оба сыщика в сопровождении горничной немедленно поднялись на второй этаж, к ним присоединился и швейцар.
  Через минуту Патси всадил отмычку в замок. Все затаили дух. Вдруг резкий свист, раздавшийся из-за запертой квартиры, заставил Патси остановиться и прислушаться.
  – Не трогайте ручки двери… отойдите от двери! – вдруг услышали сыщики знакомый голос своего начальника.
  Патси отскочил, точно дотронулся до раскаленного железа.
  – Что случилось, начальник? Можете ли вы открыть дверь? – крикнул он и напряженно прислушался, потому что голос сыщика, казалось, доносился издалека и поэтому был плохо слышен.
  – Нет, я связан, а под стулом у меня лежит динамитная бомба, которая может взорваться каждую минуту! – послышался прерывающийся голос Ника Картера. – Свеча почти совершенно догорела… дверь соединена с электрическими проводами… как только ее станут открывать, электрическая батарея воспламенит заряд.
  – Одну минуту, начальник… я приду к вам на помощь! – ответил молодой человек, не теряя присутствия духа.
  Он повернулся к оцепеневшему от ужаса швейцару и дрожащей всем телом горничной. – Окна квартиры выходят только на улицу? Или есть и окна во двор?
  – Во двор выходит только одно кухонное окно, – проговорил швейцар. – Но оно высоко… а у нас нет лестницы.
  – Глупости… скорее во двор! – закричал Патси.
  Огромными прыжками он бросился вниз по лестнице. Через минуту они стояли уже в узком дворе, глядя на задний фронтон дома, такой же гладкий и лишенный всяких украшений, как все задние фронтоны нью-йоркских домов, которые и с лицевой-то стороны уже достаточно однообразны, а со двора обычно даже не штукатурятся и оставляются такими, какими они выходят из-под рук каменщиков, сырыми и неоконченными.
  Для мгновенно возникшего в голове Патси плана это обстоятельство было, однако, более или менее благоприятно. Замирая от ужаса, швейцар и горничная смотрели, как отважный юноша стал карабкаться вверх по стене, хватаясь пальцами за щели между отдельными кирпичами и держась за эту почти несуществующую опору, подтягивал ноги, упирался ими в стену и снова принимался искать опору для рук. Таким способом ловкому юноше удалось добраться до второго этажа и уцепиться за карниз окна. Одну секунду он провозился у окна, а затем быстро разбил стекло, к немалому ужасу швейцара.
  Еще секунда, и Патси скрылся с глаз своих пораженных зрителей, как кошка, забравшись сквозь окно внутри квартиры.
  Между тем Ник Картер претерпевал все муки ада.
  Привязанный к стулу ужасными путами, от которых кровь застывала в жилах, а члены занемели и сделались совершенно бесчувственными, Нику Картеру оставалось только одно – покориться неминуемой судьбе. Вначале, правда, он надеялся, что ему удастся криками призвать кого-нибудь на помощь. Но дом был построен солидно; помещение, в котором он был, находилось в самой середине квартиры, а по лестнице никто почти не поднимался, потому что все пользовались лифтом. Шум поднимающегося и опускающегося лифта заглушал всякий крик о помощи; к тому же в доме вообще было довольно шумно: на одном этаже пели, с другого доносилась фортепианная игра… да и если бы кто-нибудь действительно услышал его крики, он едва бы догадался, что это крики о помощи.
  Таким образом, несчастный Ник охрип от криков, а на помощь все-таки никто не приходил. В конце концов горло совсем отказалось ему служить, и он впал в состояние какой-то апатии, вызвавшее в его душе тупое равнодушие. Это продолжалось некоторое время, потом вдруг снова вернулось ясное сознание ужасного, безвыходного положения, он сделал отчаянную попытку освободиться от опутывавших его уз; но свеча сильно замигала, и это заставило его отказаться от своей попытки. Он понял, что от его отчаянных движений свеча может упасть и катастрофа наступит еще раньше, чем это было предусмотрено.
  Тогда Ник Картер совсем перестал шевелиться, сидел неподвижно и только думал, думал, пока у него не разболелась голова и не вернулось прежнее состояние полной апатии.
  Но вот он услышал хорошо знакомый звук прикосновения отмычки к замку наружной двери. В ту же секунду в нем снова проснулось желание жить. Делая над собой нечеловеческое усилие, он снова собрал все свои мысли и заставил себя соображать. Ему удалось резким свистом остановить своего молодого помощника, а затем в коротких словах растолковать ему свое отчаянное положение, а также грозившую ему ужасную опасность.
  – Терпение, начальник, сейчас я выручу вас!
  Да, на Патси можно было положиться. Он сумеет проникнуть в квартиру… но успеет ли он? Вот роковой вопрос.
  О! Эта ужасная неизвестность! Когда же ей настанет конец?! В тысячу раз лучше было умереть, чем терпеть эту нескончаемую муку. Дьявол Каррутер! Да! Он умел мстить!.. Он был хороший знаток человеческой души и знал, что страдания души могут быть в тысячу раз сильнее страданий тела.
  Уже Нику начинало чудиться, что он слышит запах тлеющей серной нитки, проходящей в середину бомбы. Фитиль загорелся, еще секунда… полсекунды – и всему конец!
  Как сквозь сон Ник еще увидел какую-то темную фигуру, потом сознание опять покинуло его…
  Когда Ник открыл глаза, он лежал на диване, а Патси и Тен-Итси усердно терли ему лоб уксусом и одеколоном.
  – Где я? – спросил сыщик еще в каком-то полусне.
  – Вы спасены, начальник… благодарение Небу! – проговорил Патси, и на глазах его выступили слезы радости. – Я еле успел… Еще секунда, и мы оба взлетели бы на воздух!
  Несколько минут Ник Картер пролежал без движения, точно все еще не понимал случившегося. Но он быстро оправился.
  – Где Дик? – спросил он, прикладывая руку ко лбу. – Каррутеру действительно удалось обмануть его?
  – Дик здесь, – ответил сам молодой помощник, в эту минуту как раз входивший в дверь, – да, проклятый негодяй надул меня, а я поддался его обману, как старая дева обещаниям свахи.
  – Я сам отличился не хуже твоего! – заявил великий сыщик. – Все мы люди и всегда можем ошибиться… а впрочем, поддаться обману такой гениальной преступной четы, как Инес Наварро и Морис Каррутер, еще не такой позор… главное только, чтобы конечная победа все-таки осталась за нами!
  Он встал и в глубоком молчании задумчиво смотрел вдаль.
  Его три помощника шепотом обменивались своими мнениями, бомба была осмотрена с любопытством и вниманием. Патси из осторожности положил ее в ведро с водой, чтобы сделать ее совершенно безвредной.
  – Если б только я знал, куда спрятались эти Инес и Морис Каррутер, – со вздохом сказал Дик. – Из Нью-Йорка им едва ли удалось выбраться, потому что из двадцать седьмого полицейского участка немедленно переданы были предостерегающие известия на все вокзалы и станции.
  – В каком месте вышли они из кареты, Дик, не удалось ли установить хоть это? – спросил великий сыщик.
  – Этого я, к сожалению, не могу вам сказать, потому что меня одурманили хлороформом; после этого они сейчас же удалились, а кучеру приказано было свезти меня на угол Шестой авеню и Двадцать третьей улицы. Он так и сделал, а так как я не выходил, то он слез с козел посмотреть, что со мной, и вот, когда открылись дверцы кареты и в нее пахнул свежий ночной воздух, я пришел опять в себя.
  – И ты велел везти себя в ближайший полицейский участок, это было очень разумно, – одобрил великий сыщик. – Впрочем, Инес была в нарядном вечернем туалете, как будто собиралась в какое-то блестящее общество, Каррутер тоже был во фраке, а сверху он надел мое пальто.
  – Насчет этого я, пожалуй, могу вам кое-что сказать, – вмешалась горничная, которая с любопытством прислушивалась к разговору сыщиков.
  – Вы знаете, куда поехала ваша графиня? – живо спросил сыщик.
  Девушка кивнула.
  – Голдсварт вчера был послан за билетами в оперу, графиня почему-то секретничала и говорила с Голдсвартом по-испански… а я, разумеется, не показала и виду, что сама немного понимаю по-испански…
  – Ну и что же с этими билетами? Он принес их? – спросил сыщик, чрезвычайно взволнованный, в то время как и помощники его стали напряженно прислушиваться.
  – Эти билеты на сегодня, ложа семнадцать, во втором ярусе… они стоили сто долларов, и графиня была этим очень недовольна.
  Ник Картер посмотрел на часы.
  – Теперь одиннадцать часов, может быть, я успею еще в оперу к концу представления.
  – Если Инес Наварро еще там, – сказал Дик, пожимая плечами. – Я знаю ложи второго яруса… они имеют каждая по аванложе, отделенной от самой ложи шелковыми портьерами… наша веселящаяся молодежь иногда даже ужинает в этих аванложах… и вот я полагаю, что Инес взяла эту ложу только для того, чтобы вести переговоры с некоторыми личностями… едва ли она поехала в оперу слушать пение и музыку.
  – Ну, хорошо, это мы увидим, – решил Ник Картер. – Теперь надо торопиться… Тен-Итси, ты с несколькими сыщиками из центрального отделения оставайся здесь в квартире и жди моих приказаний. А я сам с Диком и Патси поеду в оперу.
  С этими словами сыщик в сопровождении своих товарищей быстро сбежал вниз по лестнице, точно никогда и не находился на волосок от верной смерти. Мысль, что, быть может, удастся застать преступную чету и свести с ней окончательные счеты, сразу возвратила ему всю его прежнюю силу.
  
  Большое представление вагнеровской оперы «Лоэнгрин» подходило к концу. Прогремели последние заключительные аккорды, усталые музыканты захлопнули нотные тетради и устремились к выходу. Весь театр был наполнен обычным шумом разъезжающейся толпы зрителей.
  В многочисленных гардеробах теснился народ, затем публика стала понемногу расходиться, и шаги последних запоздавших уже глухо и жутко звучали в огромном опустевшим здании.
  Сторожа собрались в кучу, сонные капельдинеры лениво спускались с верхних, выложенных дорогими коврами лестниц.
  – Ну-с, Гаррисон? – сказал один из капельдинеров третьего яруса, обращаясь к своему коллеге, который состоял сторожем второго яруса и поэтому был в более богатой ливрее. – Чего же ты ждешь еще? В зале уже спускают большую люстру; еще несколько минут, и начнется новое представление под названием «Тьма египетская». – Он сам засмеялся своей остроте и подал товарищу табакерку: – Угощайтесь, пожалуйста!
  – Спасибо, Риддер, хорошо тебе смеяться, – ответил капельдинер второго яруса. – Ты можешь идти себе домой, а я стой тут и жди: в ложе номер семнадцать еще сидит дама.
  – Но представление давно кончилось, что ж она, ночевать тут собирается, что ли?
  – Кто ее знает! – сердито проговорил Гаррисон. – Она иностранка… Графиня какая-то, важная птица!.. Она приказала, чтоб ее ни за что не беспокоили.
  – Ну-с, тогда ей лучше было не идти на Вагнера, слава богу, шуму довольно, – проворчал Риддер.
  – Черт знает, такая странная история! Никогда в жизни не приходилось видеть ничего подобного! Она всю ложу заняла одна… а цена-то сто долларов… приехала в девять часов, когда представление давно уж началось, да еще сунула мне десять долларов на чай!
  – Многообещающее начало, – засмеялся Риддер, делая движение пальцами, точно считая деньги, – надеюсь, ты угостишь нас.
  – Как же, как же! Очередь за мной, конечно! Но это еще не все: я получу еще десять долларов, если аккуратно исполню ее приказание.
  Риддер насторожился.
  – Черт возьми, это смахивает на интересную тайну, – сказал он, подмигивая.
  – Еще бы… она приказала мне не впускать к ней никого, у кого не будет в петлице желтой розы.
  – Значит, rendez-vous, – протянул Риддер. – Святой Вагнер!
  – Глупости! – проворчал его коллега. – Какое нам дело! Джентльмены, которые к ней пришли, все самые настоящие господа!.. Фрак… белый галстук… лакированные сапоги… словом – шик!.. А дама эта… графиня или кто она такая, не знаю… божественная! Красавица, говорю я тебе… писаная, – он щелкнул языком, – просто влюбиться можно!
  – Это что за безобразие здесь? – раздался в эту минуту густой бас.
  Кто-то торопливо поднимался по лестнице.
  – Смотри, попадет нам… инспектор, – прошептал Гаррисон.
  – Голову даю на отсечение, если этот человек рядом с ним не Ник Картер, – так же тихо ответил Риддер.
  – Это что за безобразие, – опять сердито крикнул инспектор, – электричество горит, газовые лампочки тоже еще не потушены!
  – Извините, господин инспектор, – проговорил Гаррисон, – в ложе семнадцать еще сидит одна дама.
  – Тем лучше, – сказал Ник Картер, за спиной которого появились Дик и Патси. – Вероятно, леди заснула… я пойду разбужу ее… откройте ложу!
  Гаррисон со вздохом исполнил приказание, при виде сыщика он начал предчувствовать, что на ожидаемые вторые чаевые уже едва ли оставалась какая-либо надежда. Он открыл двери и все с любопытством заглянули в аванложу, которая была устроена совершенно так же, как и все другие ложи второго яруса. При слабом свете небольшого электрического фонаря вошедшие увидели женскую фигуру в изящном вечернем туалете, неподвижно лежавшую на диване лицом к стене и, по-видимому, спящую.
  Ник Картер на цыпочках подошел к спящей.
  – Ей-богу! Это Инес Наварро, – пробормотал он. – Вот величайший сюрприз всей моей жизни! Инес Наварро спит в ложе большого театра!..
  – Не поздоровится ей, когда она проснется, – заметил подошедший поближе Дик. – Разбуди ее, Ник!
  – Вставайте, мисс Инес Наварро! – громко крикнул великий сыщик. – Время притворства миновало. Откройте глаза и покоритесь своей неизбежной судьбе!.. Создатель! – вдруг перебил он себя и впился глазами в неподвижно лежавшую женщину, – это не сон, это – смерть! Здесь произошло или самоубийство, или преступление!
  Он указал на грудь покойницы. Блестящий шелковый корсаж в одном месте был разрезан, и запекшаяся кровь окрасила его в красный цвет.
  Дик нагнулся. Он поднял лежавший на полу маленький изящный кинжалик. Затем взор его скользнул по дивным формам мертвой преступницы, и странное чувство закралось в его душу при виде желтой розы на ее груди, на полураспустившихся лепестках которой, как рубины, блестели капельки крови.
  – Доктора скорее! – крикнул инспектор сторожам.
  – Он опоздает, как опоздали и мы, – тихо заметил Ник Картер. – Она мертва, вопрос только в том, сама ли она наложила на себя руки, или…
  Он недокончил. Патси, который тем временем завязал разговор с капельдинером, обратился к начальнику и доложил:
  – У нее были три посетителя, последний пришел перед самым концом, то есть каких-нибудь полчаса тому назад, у каждого из них была в петлице желтая чайная роза.
  – Очевидно, это было условным знаком, – сказал сыщик.
  Он сам повернулся к Гаррисону, товарищ которого побежал звать еще не успевшего уйти театрального врача.
  – Опишите мне тех трех посетителей как можно подробнее, – сказал он.
  Но старик был так ошеломлен происшедшим, что Ник с трудом мог добиться от него связного ответа. Однако, судя по описанию старика, первые два посетителя, по всей вероятности, принадлежали к числу тех мужчин, которых он видел в квартире мнимой графини Хапской и которые, без сомнения, были ее сообщниками.
  Описание третьего и последнего посетителя не говорило ровно ничего. У него была длинная черная борода, и капельдинер успел заметить, что он не снял пальто. Оставшись в ложе всего на каких-нибудь пять минут, он сейчас же вышел опять, взял шляпу, дал щедро на чай и спокойно ушел.
  – Не слышали ли вы какого-нибудь подозрительного шума? – осведомился сыщик.
  – Нет, сэр, ровно ничего.
  – Ни спора, ни крика – ничего решительно?
  – Ничего, – ответил капельдинер.
  Ник обратился к своему помощнику Дику, который дотронулся до трупа и заявил, что он еще совершенно теплый. – Да, полчаса тому назад она, очевидно, была еще жива, – задумчиво сказал он.
  – Не заметили ли вы чего-либо странного в глазах этого посетителя? – быстро спросил Ник капельдинера.
  – Он был в синих очках, – ответил Гаррисон, – но все-таки мне показалось, что глаза у него темные и жгучие.
  – Что я говорил! – живо воскликнул Дик. – Глаза Каррутера не могут не обратить на себя внимания… хотя, – сказал он, пожимая плечами, – значит, король преступников был здесь в ложе… но зачем же погибла эта женщина, к которой он был так страстно привязан?
  – Тут возможны два решения, – задумчиво заметил Ник Картер, – либо она отчаялась во всякой возможности бегства и сама наложила на себя руки… либо Морис Каррутер отделался от нее так же, как это сделал еще недавно со своим другом, директором банка…
  – Ты думаешь, эта Инес стояла ему поперек дороги… она мешала его плану бегства?
  – Кто его знает, – сказал Ник, пожимая плачами. – Морис Каррутер, не стесняясь, шагнет через всякий труп, если дело идет о спасении его подлой жизни… – Он остановился, потому что в коридоре послышались шаги и в ложу вошел призванный Риддером врач.
  После короткого объяснения со стороны сыщиков врач подошел к трупу и приступил к его осмотру.
  – Смерть наступила не раньше, как с час тому назад, – заявил он. Затем, подняв с пола кинжал, он осмотрел его внимательно. – Этим кинжалом леди лишила себя жизни? – спросил он с удивлением.
  – По всей вероятности, – ответил Ник. – Мы нашли его здесь на полу, около самого трупа.
  Врач приказал перевернуть тело таким образом, чтобы лампа осветила лицо. Присутствующие невольно вскрикнули от ужаса: гордое прекрасное лицо покойницы было обезображено до неузнаваемости, оно было покрыто грязно-бурыми пятнами, а крепко стиснутые губы почернели.
  Врач продолжал тщательный осмотр трупа. Раскрыв на груди платье, он внимательно осмотрел края раны.
  – Знаете, – сказал он, – леди эта погибла не столько от удара кинжалом, сколько от страшного отравления… на кончике кинжала яд, мистер Картер, – обратился он к великому сыщику, – будьте осторожны, малейшая царапина обречет вас на верную смерть.
  – Хорошо, доктор, – ответил Ник. – Но скажите, леди сама лишила себя жизни? Можете вы это установить?
  – Нет, конечно, тут не было самоубийства. Рана расположена под прямым углом от плеча к грудной впадине. Такого удара самому себе не нанесешь, тем более в лежачем положении, между тем если бы леди сама наложила на себя руки, то она должна была уже лежать, потому что яд этот действует почти мгновенно. Это кураре – ужасный яд, употребляемый дикими индейцами; он, проникая в тело вместе со стрелой, мгновенно вызывает судорожный паралич всего организма… значит, если бы леди сама лишила себя жизни, то кинжал уже не выпал бы у нее из рук – мускулы мгновенно сократились бы и рука еще крепче сжала бы нож.
  – Да, я понимаю, – сказал Ник Картер, лицо которого приняло серьезное выражение. – Значит, в данном случае имело место убийство.
  – Точнее, убийство с целью грабежа, – вмешался Дик, обыскавший между тем карманы покойницы. – Карманы все вывернуты… нет ни кошелька, ни портфеля.
  – А у леди был портфель, я хорошо знаю, – сказал тут Гаррисон, только что с любопытством просунувший голову в дверь. – Она вынула из него десять долларов, которые мне дала.
  – Следовательно, Инес Наварро была ограблена, теперь спрашивается только, кто был убийца, – сказал Ник Картер, отходя от трупа.
  – Разумеется, Каррутер! – заметил на это Дик.
  – Это еще не доказано! – возразил Ник. – Быть может, злодеяние было совершено вторым посетителем… кто знает? Если Каррутер пришел третьим и, войдя в ложу, нашел свою товарку уже убитой, то он, по весьма понятной причине, не стал бы бить тревогу… к тому же он был здесь неполных пять минут… этого времени, в сущности, очень мало для совершения такого преступления… но его достаточно для того, чтобы перерыть карманы уже убитой и быстро удалиться.
  Патси занялся тщательным обыском всей ложи и показал найденный им в одном углу дорогой, украшенный бриллиантами веер из страусиных перьев.
  – Это веер Инес Наварро… я помню, он висел у нее на цепочке пояса, – сказал сыщик, взяв веер из рук помощника и уже хотел положить его обратно, как вдруг еще раз посмотрел на него поближе. – Ручки нет у веера, – сказал он, – а вместо этого нечто вроде ножен, а! Теперь мы знаем, откуда взялся этот изящный кинжальчик.
  Он взял кинжальчик и с величайшей осторожностью сунул его в ножны. Щелкнула пружина, и кинжальчик, замкнутый в ножнах, сделался ручкой веера.
  – Это похоже на прекрасного демона, – задумчиво заметил Ник Картер. – С этим отравленным кинжалом в руках отчаянная королева преступников справилась бы со всеми нами… но веер хранит еще другие секреты, – прервал он себя, внимательно разглядывая перламутровые палочки с внутренней стороны и пальцами ощупывая их, как бы ища пружину секретного замка.
  – Я так и думал, – сказал он наконец с торжествующей улыбкой. – Очень ловко сделано, – объяснил он обступившим его остальным присутствующим. – Посмотрите, эти перламутровые палочки необыкновенно толсты и вместе с тем полы; каждая из них имеет секретный замок, который открывается, если в известном месте нажать соответствующую пружину.
  – Ну-с, посмотрим, что же это здесь? – сказал он, осторожно доставая из палочки свернутый листок из тонкого картона. Билет в спальный вагон из Нью-Йорка в Чикаго… а здесь рядом еще один.
  Сыщик поднял оба билета на свет и посмотрел на пробитую на них дату.
  – В употреблении эти билеты еще не были, – сказал он, – купоны еще не оторваны и не пробиты щипцами контролера, билеты выданы только сегодня вечером… посмотри, Дик! – обратился он к своему помощнику.
  – Совершенно верно! – сказал тот, разобрав пробитое маленькими дырочками число. – Здесь обозначено даже время: восемь часов тридцать минут.
  – А теперь уже полночь, – заметил Ник, взглянув на часы. – Значит, билеты взяты почти четыре часа тому назад.
  – Значит, их взяла Инес Наварро и, конечно, для того, чтобы воспользоваться ими, – сказал Дик, – а так как их два, то один, вероятно, предназначался для Мориса Каррутера… впрочем, Ник, – живо прибавил он, – здесь отмечен и номер плацкарты… на, читай… поезд семьдесят девять, верхняя и нижняя постель А и В.
  Ник Картер со злобной усмешкой снова взял оба билета и внимательно осмотрел их, затем достал из кармана расписание поездов и стал его изучать.
  – Вот, нашел! Курьерский поезд отходит от Центрального вокзала в двенадцать тридцать девять ночи, а так как общество спальных вагонов Пульман выдает билеты только в день отъезда, то…
  – То оба они намеревались через полчаса укатить в Чикаго, – докончил Дик. – Смерть графини Хапской или Инес Наварро… или как ее там зовут, эту прекрасную злодейку, помешала исполнению этого намерения.
  – Но помешала только покойной! – воскликнул Ник Картер. – А что мешает самому Каррутеру поступить согласно тщательно продуманному плану? – Глаза сыщика вдруг загорелись торжествующим блеском. – Вот что! – решил он после минутного раздумья. – Ты, Дик, позаботься о перенесении трупа, извести инспектора Мак-Глусски и вообще устрой все, что нужно… Я поеду в Чикаго, потому что, держу пари, мой смертельный враг будет в том же поезде…
  – Но если бы и так! – заметил на это Дик. – Подумай, ведь это Морис Каррутер, с которым ты будешь иметь дело… он узнает тебя, в какой бы ты ни был маске.
  – Поживем – увидим, – спокойно решил Ник Картер. – Однако для пустой болтовни теперь не время… здесь я, к сожалению, опоздал… не хотелось бы опоздать и на поезд… так значит, Дик, посмотри здесь за всем… Мне думается, что Морис Каррутер не убивал своей прекрасной подруги, а нашел ее уже убитой… быть может, он обыскал ее карманы, не зная, где находятся билеты, и при этом взял ее портфель, если только этого не сделал раньше сам убийца… Постарайся найти какой-либо след Каррутера… не знаю, увенчается ли моя попытка успехом, поэтому действуй совершенно самостоятельно, точно я лежу уже в могиле… Прощайте, господа!
  
  Извозчик, привезший сыщика от здания театра на Центральный вокзал, немало удивился, когда вместо нанявшего его элегантно одетого седока из кареты вышел католический священник в длинной рясе и золотых очках, который медленным мерным шагом направился под высокие своды огромного вокзала.
  Извозчик с недоумением глядел на этого неизвестно откуда взявшегося духовного пастыря, и удивление его не ускользнуло даже от одного из случайных рабочих, которые всегда слоняются около вокзалов в надежде заработать чаевые открыванием и закрыванием дверей или тому подобными мелкими услугами.
  – Это что? – спросил он, захлопывая дверцу кареты. – Ишь, скряга какой! Пожалел грош на чаек!
  – Мне он тоже заплатил всего один доллар! – сердито проворчал извозчик. – Черт его знает, кто это такой… у театра сел, был нарядным франтом, а приехал сюда потом… я не знал даже, что в моей старой колымаге так легко перейти в духовное звание.
  – Проезжай! – грозно крикнул тут полисмен и таким образом положил конец разговору. Рабочий, казалось, потерял охоту еще продолжать открывание дверей, он зашел в зал и еще успел заметить, как католический патер скрылся за одной из огромных дверей, выходившей на перрон для отъезжающих.
  Рабочий тут же шмыгнул к кассе.
  – Простите, пожалуйста, – спросил он пожилую кассиршу, – патер оставил в карете чемоданчик… куда он взял сейчас билет?
  – В вагон общества Пульман в Чикаго… вы говорите об этом католическом священнике?
  Рабочий кивнул и выбежал на перрон.
  Заметив мнимого патера, который только что проходил вдоль длинного ряда вагонов, он, однако, не удостоил его ни одним взглядом, а тем более не стал его преследовать. Только когда патер, поддерживаемый негром-проводником, сел в передний вагон, он прибавил шагу, быстро пробежал мимо необыкновенно длинного спального вагона, мимо товарного вагона, тендера и через секунду добежал до пыхтящего, готового к отходу локомотива.
  Тут он осторожно оглянулся и, убедившись, что никто не обращает на него внимания, перед самым локомотивом шмыгнул через рельсы и очутился таким образом с другой стороны машины как раз в тот самый момент, когда она, дав короткий свисток, шипя и пыхтя, двинулась в путь.
  Колеса медленно завертелись. Проехала стеклянная будка с машинистом, затем тендер с кочегаром. Последний, очевидно, успел заметить стоявшего около рельс рабочего, он нагнулся, и сквозь пыхтение машины до уха его явственно донеслись слова:
  – Ник Картер в поезде… спальный вагон общества Пульман… переодет католическим патером!
  Локомотив проехал мимо, уже быстрее промчался товарный вагон, вот и платформа спального вагона Пульмана. На ней стоит патер для того ли, чтобы еще надышаться свежим воздухом или для того, чтобы бросить последний взгляд на остающийся за ним великий город. Вид его заставляет странного рабочего согнуться, чтобы не быть замеченным.
  Но это именно движение и вызвало подозрение Ника Картера.
  Великий сыщик обладал необыкновенной способностью видеть многое зараз. В мнимом рабочем, который перед вокзалом открыл ему дверцы его кареты, он сейчас же, несмотря на грязное поношенное платье, узнал одного из игроков в квартире Инес Наварро.
  Разумеется, Ник не показал и виду, что заметил что-либо особенное, но с удвоенной осторожностью наблюдал за подозрительным субъектом и отлично видел, как тот пошел к кассе, чтобы задать кассирше какой-то вопрос.
  Теперь сыщик уже не сомневался, что Морис Каррутер был в поезде. Мнимый рабочий был его сообщником, которому было поручено следить за тем, не появится ли какой-нибудь преследователь. Когда таковой появился в лице Картера, мошенник еще в последнюю минуту сумел предупредить короля преступников.
  Значит, Морис Каррутер находился в поезде… но где именно? Ясно, что он скрывался где-нибудь поближе к паровозу, чем то место, где стоял Ник Картер: иначе его сообщнику не пришлось бы забегать вперед. Сыщик знал, что сам он сидел в первом от паровоза пассажирском вагоне и что от паровоза его отделял только один товарный вагон.
  Следовательно, в этом именно вагоне или же на самом паровозе и должен был находиться Морис Каррутер.
  Ник Картер немедленно составил себе план действий. Он сбросил мешавшую ему длинную рясу и в одном жилете с ловкостью пантеры поднялся с платформы на крышу товарного вагона. Не было такого гимнастического фокуса, перед которым остановился бы великий сыщик. Через минуту он уже лежал, растянувшись на крыше товарного вагона. С обеих сторон крыша спускалась полукруглым сводом, и в последнем находились маленькие окна, служившие вместе с тем и для вентиляции. Таким образом, Ник Картер, не замечаемый работавшими внутри вагона служащими, мог хорошо обозревать все внутреннее устройство длинного вагона.
  Целые груды чемоданов, корзин, пакетов и узлов поднимались до самого потолка. Но напрасно искал Ник Картер того, из-за которого предпринял путешествие, сыщик узнал бы его в любом обличье, но, быть может, Каррутер скрывался где-нибудь за чемоданами.
  Но нет! Это казалось невозможным. В вагоне находился, какой-то важный чиновник, вероятно, ехавший здесь в качестве ревизора, естественно, что преступник не стал бы искать приюта именно здесь.
  Оставался, следовательно, только паровоз.
  Чем больше соображал сыщик, тем яснее становилось ему, что Морис Каррутер должен был находиться на самой машине.
  Паровоз только что испустил короткий резкий свисток. Курьерский поезд полным ходом проходил мимо местной станции у Сто двадцать пятой улицы. Точно блуждающие огни, запрыгали электрические лампы, и поезд помчался дальше, до первой остановки – Олбени надо было проехать несколько сот миль.
  Ник Картер осторожно приподнялся, снял мешавший ему парик и убедился, что револьверы находятся у него под рукой.
  Затем он тихо прокрался до самого переднего конца вагона и здесь остановился.
  Поезд мчался вдоль широкого светящегося в темноте течения Гудзона; ночь была темная, беззвездная. Дрожащий свет огромного, похожего на гигантское око фонаря впереди паровоза скользил по воде, оставляя светлые борозды на покрытых пеной волнах.
  Сам паровоз оставался в темноте. Тендер был доверху завален углем и закрывал от глаз сыщика и машиниста место, где должен был находиться кочегар.
  Но у Ника Картера были рысьи глаза, и во время крутого закругления дороги ему удалось заметить, что на машине находились только оба обслуживавших ее рабочих и что машинист как раз с опасностью для собственной жизни делал попытку перелезть через тендер к тому месту, где находился кочегар.
  Ник Картер сразу понял, что тут происходило нечто необычайное: машинист ни при каких обстоятельствах не имел права покидать своего поста и за такой проступок, если бы он стал известен, обязательно лишился бы места.
  В этот момент великий сыщик, как это случалось с ним нередко, послушался какого-то внутреннего голоса и, повинуясь инстинкту, не думая об ужасной опасности, стал постепенно спускаться с крыши товарного вагона; через минуту он сидел уже на буферах между вагоном и паровозом.
  Какие же нужно было иметь гигантские силы, чтобы удержаться на шатающихся и при каждом повороте сильно раскачивающихся цепях буферов; одно неосторожное движение могло повлечь за собой неминуемую смерть.
  Ужасное было зрелище, когда отважный сыщик встал на буферах локомотива и принялся перелезать на самую машину. Стиснув зубы, Ник Картер балансировал до тех пор, пока ему не удалось прислониться к стеклянной стенке будки машиниста и уцепиться за медную рукоять рядом с крутыми железными ступеньками, ведущими к месту машиниста.
  Тут Ник вздохнул с облегчением и прыгнул на ступеньку. Он не ошибся. В стеклянной будке не было никого: машинист действительно перелез на тендер.
  Рулевой рычаг был привязан и установлен неподвижно точно так же, как и рычаг, регулирующий скорость хода, верный признак, что недобросовестный машинист, рассчитывая на довольно ровное полотно, оставил свой пост на продолжительное время. Вот даже раздался длинный протяжный свисток. Сыщик заметил привязанную к клапану свистка длинную веревку, конец которой машинист, очевидно, взял с собой на тендер к кочегару. В ту же секунду поезд проехал мимо одной из промежуточных станций.
  Ник Картер осторожно влез на металлическую крышу будки, чтобы в свою очередь перебраться на тендер. После тех ужасных опасностей, которые ему только что пришлось преодолеть, это уже не представляло для него никаких затруднений и было только игрушкой.
  Он осторожно пополз по тендеру, чтобы не быть замеченным, приходилось выбирать самые темные места, а как раз там уголь был уложен менее плотно и каждую минуту мог провалиться под тяжестью тела.
  Наконец Ник Картер добрался до такого места наверху тендера, где он мог сидеть более или менее надежно и оттуда мог хорошо наблюдать за обоими мужчинами у топки, а при благоприятном ветре даже расслышать их разговор.
  Вот один из них открыл двери топки.
  Жгучий жар дохнул из отверстия, и пламя ярко осветило место кочегара.
  Ник Картер увидел двух мужчин, оба богатырского сложения, один поплотнее, а другой повыше и постройнее.
  Этого последнего Ник Картер знал хорошо: не раз уж ему приходилось вступать с ним в смертельную борьбу.
  – Пусть вы мне и хорошо заплатите, мистер, – расслышал сыщик низкий бас одного из мужчин, – все это отлично, но я потеряю свое место, если кто-нибудь заметит, что я покинул свой пост.
  – Я дам тысячу долларов вам и столько же вашему кочегару, – ответил другой, и Ник узнал теперь и голос. – До Олбени сойдет.
  – Но уж никак не дальше, – проворчал машинист. Когда вы перед самым отходом поезда подошли ко мне и сунули мне под нос тысчонку, черт возьми, я соблазнился и подумал, ну что же может случиться, тем более что вы, как уверяли, хорошо знаете дело кочегара… я и не стал особенно раздумывать о том, что могло вас побудить к такому предложению занять место моего кочегара. Но так как и Джимми соглашался, то я не подумал ничего дурного, а теперь я рад бы отказаться от этих тысячи долларов… мое место приносит мне две с половиной тысячи долларов в год… я женат, у меня дети… ну, и в какой-нибудь подлости я тоже не хотел бы принимать участие… – Он поперхнулся, замялся и снова стал подкидывать уголь в топку.
  – Я рад только, – снова заворчал он, – что Джимми в поезде… от Олбени он станет опять на свое место, это уж как хотите.
  – Хорошо! – услышал Ник голос Мориса Каррутера. Когда мы будем там?
  – В пять часов утра.
  – Ну, в это время еще темно, – заметил Каррутер. – Нет ли в это время парохода в Нью-Йорк?
  – Как же, через полчаса после нашего прихода отходит пароход… позвольте, мистер… сегодня едет капитан Фрудер… этот, пожалуй, вам подойдет… он за деньги… а впрочем, какое мне дело… моя хата с краю, я ничего не знаю, а молчать я буду, конечно… уж ради себя, чтобы не лишиться места… но то, что я слышал, когда мы выезжали из Центрального вокзала… что крикнул тот бродяга про Ника Картера и католического патера… это, черт возьми, не очень-то мне по душе… с Ником Картером шутки плохи… он с самим дьяволом в союзе.
  – Ладно, молчите. В Олбени я сойду с поезда, – оборвал его Каррутер. – Но эту чертову машину я обслуживать не в состоянии, у меня и без того голова идет кругом!
  Машинист выругался.
  – Вот что получается, когда пускаешься на такого рода сделки, – расслышал сыщик. – Десяти минут нельзя оставить вас одних… либо вся машина взлетит на воздух, либо пар весь выйдет… да! Эту поездку я буду помнить! – Он опять принялся подкидывать уголь. – Но одно вы сумеете все-таки, а? – спросил он затем. – Я условился с Джимом, что он перелезет по крышам вагонов на тендер, если с вами ничего не выйдет… когда я позвоню, он придет… надо только выдернуть маленький деревянный рычаг с черной рукояткой, налево от того клапана, к которому я привязал вот эту веревку, тогда зазвонит… вот это вы и сделайте, мистер, а?
  – Вы хотите, чтобы я перелез через тендер, – протянул Каррутер.
  – Вы должны это сделать! – сердито закричал тут машинист. – Джимми сейчас прибежит, он у меня ловкий парень… тогда велите ему остановить звонок. Как только он будет здесь у топки, я вернусь на свое место, а вы спрячьтесь до Олбени… только вам надо спрыгнуть, еще не доезжая станции, а то увидит начальник станции троих на машине, так мне попадет, я и вывернуться не сумею.
  Ник Картер почувствовал, как кровь на секунду остановилась у него в жилах; ему предстояла самая ужасная, самая опасная борьба – борьба всей его жизни и притом не только с достойным противником, но с человеком, который знал, что он погиб безвозвратно, если ему не удастся остаться победителем… с человеком, которому отчаяние придаст нечеловеческие силы.
  Ник Картер давно уже понял, какие причины привели короля преступников на паровоз. Так как Инес не было уже в живых, он не рисковал более оставаться в Нью-Йорке, ее необыкновенный ум постоянно находил все новые способы обмана и надувательства, помогавшие им скрываться от руки карающего правосудия.
  Весьма возможно было, что король преступников или его помощники каким-нибудь образом пронюхали о прибытии в театр Ника Картера и на основании этого составили свой дальнейший план действий. Так Морису Каррутеру пришла в голову отчаянная мысль подкупить машиниста и кочегара курьерского поезда и занять место последнего, таким путем он думал незаметно скрыться из Нью-Йорка.
  В Олбени он, очевидно, намеревался сесть на пароход, подкупив капитана, который, судя по намеку машиниста, был достаточно падок на деньги; капитан легко мог пристроить его на один из пароходов, отправляющихся в южно-американские гавани, а там, на далеком юге, король преступников мог считать себя уже почти спасенным.
  Но этого нельзя было допустить! Морис Каррутер только начинал влезать на тендер, чтобы перелезть в будку машиниста и дать звонок. Ник Картер понял, что ему надо быть там раньше своего смертельного врага.
  Сыщик быстро пустился в обратный путь, он не обращал внимания на ужасную опасность, с которой связана была поспешность возвращения, он думал только о том, чтобы быть в будке машиниста раньше Мориса Каррутера.
  Вот уж он в будке, но вот по пятам ползет уже и преступник. Последний слишком занят мыслью об ужасной опасности, чтобы оглядываться вокруг, ругаясь и бранясь, он ползет боком, потому что таким образом менее чувствуются толчки и тряска.
  Ник опытной рукой взялся за рулевой рычаг. Развязать узел привязанной к нему веревки не было уже времени, он перерезал ее перочинным ножом, а через секунду всей силой налег на тормоз и дал задний ход.
  Могучее дрожание машины передалось через все вагоны мчавшегося с ужасающей быстротой поезда… в ту же минуту Ник Картер над самой своей головой на крыше будки увидел два сверкающих хищных глаза, устремленных на него с выражением дикой, неудержимой ненависти.
  Это был Морис Каррутер. Страшное шипение вырывавшегося из клапанов пара заглушило крик бешенства на устах короля преступников. Ник Картер почти машинально выхватил револьвер и направил его на врага, который, как тигр, приготовился к решительному прыжку.
  Но Морис Каррутер находился в таком положении, когда не страшно уже никакое оружие, он ничего уже не боялся, как загнанный в засаду зверь.
  Одним прыжком он соскочил вниз прямо на своего смертельного врага. Револьвер в руках сыщика дал выстрел, но пуля, очевидно, пролетела мимо, и прежде чем Ник Картер мог выстрелить во второй раз, он почувствовал, как обезумевший от ненависти, бешенства и смертельного страха враг с нечеловеческой силой уже схватил его за горло.
  Одну секунду сыщик, напрягая все свои мускулы, пытался высвободиться из рук противника, но тщетно. Отчаяние удесятерило силы преступника, к тому же его тяжелое падение вверху сшибло сыщика с ног. Ник Картер упал и упал так неудачно, что голова и шея пришлись над крутой железной лестницей к будке машиниста; Каррутер стал ему коленом на грудь и не переставал сжимать ему горло.
  Началась ужасная, смертельная борьба, между тем как под давлением все сильнее действующего тормоза вагоны тряслись и шатались, точно, казалось, вот-вот сойдут с рельс.
  Цель преступника была ясна: он хотел во что бы то ни стало, хотя бы ценой собственной жизни сбросить сыщика с паровоза… его положение давало ему огромное преимущество, к тому же несчастный сыщик почти не мог дышать и начинал терять сознание.
  Но и Ник Картер знал, какое значение имела эта борьба, и его силы удесятерились. Без слов боролись они как два богатыря, и слышался только тяжелый хрип противников.
  Вдруг сыщику удалось выпростать одну руку, и как молотом стал он бить ей по виску накинувшегося на него короля преступников.
  Напрасно! Морис Каррутер, казалось, и не чувствовал этих ударов. Напротив, они еще удваивали его дикое бешенство, а несчастный сыщик дюйм за дюймом все более скользил вниз по крутой лестнице. Он только ногами еще упирался в края будки и отчаянным напряжением сил старался удержать себя и своего смертельного врага.
  Но тяжелое тело обезумевшего Каррутера налегало, напирало на лежащего под ним несчастного сыщика… вот, о ужас! И он, и его противник слетели вниз на полотно дороги.
  Но почти в тот же самый момент поезд остановился. Бледный как полотно, над краем паровоза показался машинист, который при первом толчке тормоза уже почуял недоброе и поспешил через тендер обратно на свое место. Со всех вагонов выбежали кондуктора, выскочили перепуганные пассажиры, и все они стали свидетелями ужасной борьбы, которая продолжала разыгрываться около огромного колеса машины на шпалах железнодорожного полотна. Ник Картер, уже падая, сделал еще последнее отчаянное усилие и сумел откатиться в сторону так, что спасся от неминуемой гибели под могучими колесами паровоза.
  Между тем голова Каррутера при падении тяжело ударилась о последние ступеньки, он почти лишился сознания, и сыщику удалось наброситься на него.
  – Назад! – заревел он громовым голосом, когда железнодорожные служащие с машинистом во главе хотели было броситься к борющимся на помощь Морису Каррутеру.
  – Назад! Я – сыщик Ник Картер, а этот человек здесь мой арестант… преступник, осужденный на смерть, казнь которого назначена на завтра на электрическом стуле в Синг-Синге!
  Слова произвели магическое действие. Машинист не посмел шевельнуться, а служащие восторженно приняли сторону великого сыщика. Судьба Мориса Каррутера была решена.
  Ник Картер повез связанного преступника с собой в Олбени и со следующим утренним поездом отправил его в Синг-Синг. Морис Каррутер понял, что всякое сопротивление бессмысленно, и не делал уже никакой попытки бегства. Но он упорно молчал, никакими доводами нельзя было заставить его говорить. Только когда в назначенный час его привели на электрический стул и привязали к нему, он засмеялся наглым вызывающим смехом и взором, полным непримиримой ненависти, смерил своего победоносного врага, который поклялся самому себе, что уже не оставит арестанта до тех пор, пока над ним не будет приведен в исполнение смертный приговор.
  – Да, Ник Картер, игра кончена… и ты победитель! – хрипло проговорил он. – Бедная Инес была моей последней жертвой, я должен был устранить ее: она знала чересчур много, а бежать со мной из Нью-Йорка ни за что не хотела. Жаль ее! Я мог бы оставить ее в живых, если бы заранее предвидел конец.
  – Какая подлость! – воскликнул Ник Картер. – Убить женщину, которая столько раз спасала вас от верной казни! Такой низости я не ожидал даже от вас, Морис Каррутер. Впрочем, вы сами себе этим вырыли яму, будь жива Инес Наварро, я не знаю, удалось бы мне наложить на вас свою руку. Через минуту могучее тело Каррутера закорчилось под влиянием электрического тока… еще один последний, полный ненависти взгляд на Ника Картера, стоящего со скрещенными на груди руками… и преступник предстал перед судом Вечного Судьи.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"