No Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Э“», 2015
Небо, солнце, вся природа представляют собой труп. Природа отдана во власть духовного и даже духовной субъективности; так, например, течение природы повсюду прерывается чудесами.
Гегель, Лекции по истории философии. Книга 3. (Перевод В. Столпнера)
Что было вначале…
Войны являются неотъемлемой частью круговорота истории. Они – апогей конфликтов разнородных сил. На протяжении столетий войны служат границей между приливом и отливом чьего-то господства, между закатом одних и возвышением других. Но есть одна война, которую Человек ведет так давно, что самые языки, на которых писалась ее летопись, давно забыты. Война, по сравнению с которой битвы, в которых исчезали народы и целые царства, не более чем рябь на воде.
У этой войны нет имени, ибо людям не дано определить то, что выходит за рамки краткого мига человеческого понимания. Она началась, когда люди только-только вышли из состояния дикости, задолго до появления у них письменности и бронзовых орудий.
Огромный золотой Ковчег вынырнул из бездны, опалив горизонт, разметав фонтаном горы вокруг места своей стремительной посадки, и чудовищные Инхорои поползли из него – ужасная раса, решившая навсегда скрыть этот Мир от Небес, чтобы сохранить свои мерзостные души.
В те древние времена на земле царили Нелюди, раса долгоживущих существ, превосходивших человека не только красотой и разумом, но и силой своего гнева и ревности. Среди них были воинственные ишрои и чародеи Куйя, они сражались в титанических битвах и не теряли бдительности в эпохи перемирий. Они выстояли, когда Инхорои применили свое оружие пламени. Они пережили измену Апоретиков, передавших недругу тысячи убивающих магию Хор. Они справились даже с легионами ужасающих существ, созданными Инхороями специально для войны: со Шранками, Башрагами и самыми жуткими из всех – Роаку. Но в конце концов их собственная жадность погубила их. После столетий непрекращающейся войны Нелюди пошли на примирение с врагом в обмен на дар вечной молодости и бессмертия. Дар, который обернулся Погибелью для чрева их женщин и явился самым разрушительным оружием из всех.
Нелюди почти полностью уничтожили Инхороев, но в итоге, смертельно уставшие и растерявшие всю свою силу, они вернулись в свои подземные дворцы. Они оплакали потерю жен и дочерей и неминуемый конец своего прекрасного народа. Выжившие в войне маги запечатали Ковчег, который они называли Мин-Уроикас, и с помощью хитроумных чар скрыли его от посторонних глаз.
Первые Люди, спустившиеся с восточных гор, начали обживать земли, оставленные Нелюдьми. Это были племена свободных, никогда не знавших ярма рабства. Некоторые из выживших Королей Ишроев пытались сопротивляться, но были сметены накатившим людским валом, словно приливной волной. Остальные даже не стали оборонять свои крепости и склонили головы перед первобытной яростью тех, кто пришел им на смену.
Началась история Человечества, и, возможно, Безымянная Война завершилась бы с исчезновением ее участников. Но по-прежнему существовал золотой Ковчег, а жажда познания всегда разъедала сердца человеческие, словно смертельная болезнь.
Проходили века, и живой покров человеческой цивилизации все шире расползался вдоль бассейнов великих рек, заменяя кремень – бронзой, шкуры – тканями и принося письменную речь туда, где до того слышны были только устные предания. Возникли и выросли огромные, кишащие жизнью города. Дикие равнины уступили место возделанным пажитям.
Жители Севера, которым торговля с Нелюдьми позволила далеко обогнать своих смуглых южных сородичей, были самыми дерзкими в своих замыслах и свершениях и полными непомерной гордыни. Те, кто прозрел скрытые связи всего сущего, основали первые Школы волшебства в легендарном городе Соглише. По мере того как росли их знания и могущество, наиболее дерзновенные из них начали прислушиваться к тому, что нашептывали их учителя из Нелюдей – и узнали о великом золотом Корабле. Самые проницательные быстро осознали грозящую опасность, и адепты школы Мангаэкки, сильнее всех алкавшие секретов Ковчега, были наказаны и объявлены вне закона.
Но было поздно. Мин-Уроикас был обнаружен – и оказалось, что он по-прежнему обитаем.
Эти глупцы нашли и пробудили двух последних выживших Инхорои – Ауракса и Ауранга, таившихся в лабиринте коридоров Корабля. И от этих древних существ адепты-отступники узнали, что вечного проклятия, тяжким бременем висящего над всеми колдунами, можно избежать, что мир может быть сокрыт от кары небесной. Поэтому они заключили союз с двумя мерзостными тварями, назвав его Советом, и принялись воплощать в жизнь планы Инхороев.
Они постигли забытые законы Текне, позволившие им управлять материей, и овладели манипуляциями с плотью живых существ. Поколение за поколением накапливали они знания и опыт. Бездонные шахты Мин-Уроикаса постепенно заполнились бесчисленными трупами. Наконец их труды увенчались успехом: был создан Мог-Фарау, Не-Бог – самое чудовищное из неисчислимых мерзостей инхороев.
Они стали его рабами, чтобы уничтожить этот мир.
И вновь забушевала Безымянная Война. В битве, нареченной Первым Армагеддоном, были уничтожены великие северные народы Норсираев, превратились в руины славные творения человека. Такая судьба ждала бы и весь остальной мир, если бы не Сесвата, Великий Магистр Школы гностики Сохонка. По его совету, Анасуримбор Келмомас II, Великий царь Куниюри, самого могущественного из северных народов, призвал всех своих подданных и союзников присоединиться к священной войне против Мин-Уроикаса, названного людьми Голготтератом. Но тяжкий Поход его потерпел неудачу, и самые могучие сыны Норсираев погибли. Сесвата бежал на юг, унося с собой прославленное оружие инхороев – Копье Цапли. Он скрылся в землях народа Кетьяи, обитавшего возле Трех Морей. Вместе с властелином Киренеи Анаксофсом Сесвата сразился с Не-Богом в битве на Равнине Менгедды и одолел грозный Смерч силой мужества и небесного промысла.
Мог-Фарау был мертв, но рабы и крепость его продолжали существовать. Голготтерат не был уничтожен, и Совет, находящийся под проклятием своей неестественной вечной жизни, продолжал строить планы своего спасения.
Но человеку свойственно забывать. Прошли годы, и из памяти жителей Трехморья изгладились ужасы, которые пришлось пережить их предкам. Империи рождались, империи умирали. Инри Сейенус, Последний Пророк, заново истолковал Заповеди Бивня. Через несколько столетий культ Инри, проповедуемый Тысячью Храмов и их духовными лидерами Шрайя, уже владычествовал в Трех Морях. В ответ на гонения, которым последователи Инри подвергали колдунов, стали открываться великие Школы анагогики. Храмы Инри боролись с ними при помощи убивающих магию Хор, стремясь к очищению страны.
Тогда Фейн, самопровозглашенный Пророк так называемого Одинокого Бога, объединил народы Кианене, населяющие пустыни Великого Каратая, и объявил войну Бивню и Храмам. Несколько веков и несколько священных войн спустя культ Фейна и его безглазых жрецов-колдунов Кишаурим покорили весь запад Трехморья. Даже священный город Шайме, место рождения Инри, не избежал этой участи. И только остатки умирающей Нансурской империи в своей агонии еще продолжали сопротивляться им.
Война и разруха охватили страны Юга. Последователи двух великих пророков, Инри и Фейна, сражались друг с другом, хотя и терпели пилигримов и торговцев, когда это было выгодно. Могущественные кланы и народы соперничали за военное и торговое господство. Большие и малые Школы плели интриги и бранились между собой. И адепты Тысячи Храмов, возглавляемые ослабевшими и развращенными Шрайя, поддались мирским соблазнам.
События Первого Армагеддона стали не более чем легендой. Совет и Мог-Фарау превратились в мифы, сказки, которые бабки рассказывали малым детям. Спустя две тысячи лет только адепты Завета, каждую ночь глазами Сесваты заново переносящиеся в прошлое, помнили об ужасах войны. Но и правители, и другие ученые равно считали их шутами, хотя то, что они овладели Гнозисом, древним волшебством Севера, вызывало уважение и смертельную зависть. Подгоняемые своими кошмарами, бродили они среди лабиринтов власти Трех Морей, выискивая признаки присутствия своего древнего неумолимого врага – Совета.
И, как всегда, не находя ничего.
Некоторые считали, что Совет, переживший военную мощь не одной империи, в конце концов исчез под бременем неисчислимых веков. Другие допускали, что Совет продолжает поиск менее болезненных методов снятия рокового проклятия, но замкнувшись в себе самом. Из-за размножившихся в северных землях шранков невозможно было послать экспедицию в Голготтерат и выяснить, что там происходит на самом деле. Адепты Завета оставались единственными, кто помнил о Безымянной Войне. Лишь они продолжали стоять на страже мира, задыхаясь от окружающего их невежества.
Тем временем Тысяча Храмов избрала нового главу – загадочного Майтанета, потребовавшего освободить от еретиков – сторонников Фейна, священный город Последнего Пророка. Его призыв разнесся далеко за пределами Трех Морей, и все великие народы, исповедующие учение Инри – Галеот, Туньер, Це-Тидон, Конрийя и Верхний Айнон, а также все их данники – устремились в столицу Нансурской империи, город Момемн, чтобы присягнуть на верность Инри Сейенусу и стать Людьми Бивня.
Так началась первая Священная Война. С самого начала внутренние дрязги и вражда раздирали войско, ибо не было недостатка в тех, кто хотел бы обратить войну себе на службу. Раздоры прекратились только после Второй осады Карасканда и распятия одного из воинов Инри, когда Люди Бивня обрели, наконец, живого пророка – человека, способного читать в сердцах людей. Человека, подобного богу.
Это был Анасуримбор Келлхус.
Далеко на севере, в тени зловещего Голготтерата, группа аскетов, нареченных дунианами, укрылась в Ишуале, тайной твердыне куниюрских королей. Две тысячи лет посвятили они сакральному поиску, ведя отбор адептов по ловкости и смекалке, тренируя их тело, ум и психику во имя Логоса. В стремлении превратиться в его совершенное воплощение дуниане всецело посвятили себя преодолению иррационального в истории, обычаях и эмоциях – в том, что определяет человеческую мысль. Они верили, что таким образом они когда-нибудь постигнут так называемый Абсолют и достигнут истинной свободы души.
Однако их величественное уединение было прервано Анасуримбором Моэнгусом. Тридцать лет спустя после своего исчезновения из Ишуала он снова появился, теперь уже в их снах, и потребовал, чтобы они прислали к нему его сына Келлхуса. Дунианам было известно лишь то, что Моэнгус пребывает в далеком городе Шайме – и они отправили Келлхуса в долгое, полное лишений путешествие через пустынные, заброшенные земли. Отправили убить своего отца.
Но Моэнгус знал мир куда лучше, чем его избравшие уединение сородичи. Он предвидел, какие открытия предстоят его сыну, ибо тридцать лет назад он испытал то же самое. Он знал, что Келлхус столкнется с колдовством, существование которого основатели общины утаили от дуниан. Он знал также, какими способностями обладает его сын, и понимал, что прочие люди рядом с ним все равно что младенцы, что Келлхус сможет читать мысли по малейшим изменениям в выражении их лиц. Что Келлхусу достаточно будет нескольких слов, чтобы они преданно пошли за ним, готовые ради него на любую жертву. Моэнгус также знал и то, что однажды Келлхусу придется столкнуться с членами Совета, ибо только глазам дуниан был доступен их скрытый облик. Он знал, что его сыну предстоит увидеть то, что недоступно ослепленным душам людей – Безымянную Войну.
Многие века Совету удавалось избегать своих давних противников, адептов Завета, создавая доппельгангеров, совершенных шпионов, которые умели менять облик и голос, не прибегая к помощи магии, и тем самым избегать предательской магической Метки. Под пытками пойманные шпионы открыли Моэнгусу, что Совет вовсе не отказался от своего древнего замысла запечатать этот Мир от глаз Небес и что не пройдет и двадцати лет, как возродится Не-Бог и наступит Второй Армагеддон. Много лет странствовал Моэнгус по неисчислимым путям Трансвероятности, рассчитывая и отбрасывая один вариант будущего за другим, в поисках той совокупности действия и последствий, которые позволили бы спасти мир. Много лет оттачивал он свой Тысячесвитый Замысел.
Мудрость Моэнгуса позволила ему загодя подготовить Келлхусу путь. Он послал Майтанета, своего родившегося в миру сына в Храмы, чтобы изнутри захватить власть и начать Первую Священную Войну. Именно война должна была стать орудием Келлхуса, дабы тот мог получить абсолютную власть и объединить Трехморье в борьбе против рокового будущего. Единственное, чего не знал и не мог знать Моэнгус, – это что Келлхус заглянет в будущее дальше него и выйдет за пределы его Замысла.
Заглянет – и сойдет с ума.
Нищий бродяга – таким был Келлхус в самом начале, когда он присоединился к Священному воинству. Но использовав всю силу своего ума и проницательности, Келлхус убедил Людей Бивня, что он – Пророк-Воитель, пришедший, чтобы спасти человечество от Второго Апокалипсиса. Он понимал, что люди проглатывают лживые утверждения подобно пьянице, хлещущему вино, и что они готовы будут пожертвовать ради него всем, чем угодно, если поверят, что он принесет спасение их душам. С этой же целью он свел дружбу с Друзасом Акемианом, направленным адептами Завета наблюдать за Священной Войной. Келлхус считал, что Гнозис – магия Древнего Севера – явится для него источником бесценного могущества. И он соблазнил Эсменет, любовницу Акемиана, зная, что при ее уме Эсменет станет идеальным сосудом для его семени и родит ему сильных сыновей, достойных нести тяжкое бремя дунианской крови.
К тому времени, когда закаленные в боях остатки Воинства вошли, наконец, в Священный Шайме, они уже душой и телом принадлежали своему Пророку. Люди Бивня стали его избранным народом, его Племенем Правды. Когда Священная Война докатилась до стен города, Келлхус встретился в поединке со своим отцом и смертельно ранил его, считая, что только смерть Моэнгуса позволит осуществиться его Замыслу. Несколькими днями позже Анасуримбор Келлхус получил венец аспект-императора, первый за тысячу лет, из рук самого Шрайя Тысячи храмов – своего сводного брата Майтанета. Даже адепты Завета, для которых его пришествие означало осуществление их самых священных пророчеств, почтительно склонились к его ногам.
Но он совершил одну ошибку. Он позволил Найюру урс Скиоте, сильвандийскому вождю, сопровождавшему его в странствиях по странам Трехморья, слишком много узнать о своей настоящей сущности. Умирая, варвар рассказал правду Друзасу Акемиану, который уже и сам о многом подозревал.
Перед всем Священным Воинством Акемиан отрекся от Келлхуса, которому поклонялся, от Эсменет, которую любил, и от Завета, которому служил. Он укрылся в диких землях, став единственным колдуном без последователей и школы. Он стал Чародеем.
И вот, после двадцати лет кровопролитий и потрясений, Анасуримбор Келлхус вознамерился осуществить Тысячесвитый Замысел своего отца. Его Новая Империя простирается через все Трехморье, от легендарной крепости Овангшей на границе с Зеумом до потаенных истоков реки Сайют, от жарких и влажных побережий Кутнарму до диких хребтов Оствай, через все земли, когда-то принадлежавшие народам Инри и Фейна. Размерами его империя не уступает древнему Сенианскому царству, а подданных у него еще больше. Сотни могущественных городов и почти столько же языков, десятки гордых народов… И два тысячелетия исковерканной истории человечества.
Безымянная Война наконец обрела имя. Люди зовут ее Великим Испытанием.
Пролог
Око судии
Акхеймион
Уже двадцать лет Друз Акхеймион ведет скрупулезную запись своих Сновидений о Первом Апокалипсисе.
Он живет в ссылке, одинокий чародей на границе с владениями варваров, на северо-востоке империи Анасуримбора Келлхуса, который усомнился в божественном происхождении Друза. Когда-то шранки осаждали его полуразрушенную башню, но этих безжалостных существ прогнали за горы скальперы, те, кто алкали награды.
Теперь уже многие годы Акхеймион живет в покое, пытаясь ухватить в своих снах намеки и невнятные толки насчет Ишуаля, скрытой цитадели дуниан. Если бы только удалось отыскать Ишуаль, то, без сомнения, он бы смог ответить на вопрос, который жег сердца стольких ученых мужей…
Кто же он таков, этот аспект-император?
Но покой Друза нарушается, когда является дочь его бывшей жены, Анасуримбор Мимара, требуя обучить ее премудростям магии. Удивительно похожая на мать, Эсменет, ставшую императрицей Трехморья, она пробуждает в душе старого чародея всю боль, которую тот пытался забыть. Акхеймион упорно отказывается, но девушка пропускает его возражения мимо ушей, неусыпно дежуря у стен башни.
Мимара, так и не простившая матери, что Эсменет продала ее ребенком в рабство, скрывается от Имперского Суда, не имея ни малейшего намерения возвращаться. Она одна из Избранных. К тому же обладает умением видеть ткань сущего и потому так нуждается в силе магии, которая могла бы вытащить ее из трясины позора и осуждения. Ничего иного не остается.
А еще Мимара владеет особым зрением, бесценным, уникальным даром, позволявшим ей в редких случаях видеть моральный аспект вещей, все их добрые и дурные стороны. Она обладает тем, что древние называли Оком Судии.
Дни и ночи дева взывает к старому чародею в башне, требуя передать ей знание. Спустившись в первый раз, он отталкивает Мимару. Во второй – пытается урезонить ее, объяснив, что посвятил свою жизнь поиску истины в отношении Анасуримбора Келлхуса, ее приемного отца. Теперь его волнует лишь, где находится Ишуаль, место рождения аспект-императора, ведь вся правда о человеке – в его истоках. Рассказывает о том, как постепенно его Сновидения отошли от всеохватного ужаса Первого Апокалипсиса, являя все больше подробностей земных дел Сесватхи. И потому теперь ясно, где искать Ишуаль, только необходимо раздобыть карту, что лежит, погребенная в руинах Сауглиша, далеко на севере.
– Ты стал пророком, – ответствует Мимара. – Пророком прошлого.
И, не оставляя попыток добиться учения у Акхеймиона, соблазняет его своим телом.
Только после с укоризной отмечает, что старый чародей медлил под гнетом подозрений чересчур долго. Аспект-император давно поглощен поисками Консульта, что должно уберечь мир от Второго Апокалипсиса. Начался Великий Поход.
Оставив Мимару в башне, Акхеймион отправляется к ближайшему посту скальперов. Там он заключает договор с союзом Шкуродеров, чтобы они сопровождали его в поисках, пообещав им Казну, прославленную сокровищницу Священной Библиотеки. Капитан этого союза, ветеран Первой Священной Войны, именуемый Лорд Косотер, настораживает Друза, так же как и Инкариол, его загадочный спутник из нелюдей, но время ограничено, искать иных сопровождающих в таком безумном путешествии некогда. Нужно во что бы то ни стало добраться до Библиотеки Сауглиша, а оттуда – до Ишуаля, прежде чем Великий Поход подступит к вратам Голготтерата. Скальперы отправляются чуть позже, намереваясь пересечь Оствайские горы по пути в северные земли, кишащие шранками.
Но Мимару не так легко отговорить. Она следует за скальперами, презрев их лесную сноровку. И девушку, конечно, обнаруживают. Акхеймиону ничего не остается, как спасти ее, поведав остальным, что это его своенравная дочь. В страхе, что его истинные намерения будут раскрыты, он, в конце концов, смягчается, позволив Мимаре сопровождать его и согласившись обучить тайнам магии.
Вскоре после этого им становится известно, что буря, разыгравшаяся ранней весной, перекрыла все проходы через Оствайские горы, что может обернуться задержкой в несколько недель. Остается единственный путь: через проклятые чертоги Кил-Ауджаса.
Исполненные дурных предчувствий, они располагаются у входа в покинутую Обитель Нелюдей, а с рассветом уходят в самую глубь горного массива. Много дней бродят путники среди разбитых чертогов, ведомые Инкариолом и его древними воспоминаниями. Очутившись в самом сердце Обители, Мимара признается в своих способностях видеть порой моральную суть вещей, и Акхеймион, явно взволнованный, сообщает, что она обладает Оком Судии. Девушка настаивает на объяснении, но чародей отказывается. Не успевает она высказать свой упрек, обнаруживается, что они здесь не одни.
Внезапно и яростно их атакуют шранки неисчислимой стаей. И, несмотря на магические смертоносные удары чародея и Инкариола, путники повержены, а выжившие принуждены бежать в недра Обители. Акхеймион теряет сознание от ударов шранка, владеющего хорой. Но Мимара приходит на помощь, умертвив существо и захватив с собой хору. Они спасаются бегством по извилистым горным выработкам, пока не оказываются на выжженном берегу пылающего озера. Шранки воющим потоком несутся за ними по пятам. Старик с Мимарой устремляются вниз по лестнице, их ждет неминуемая гибель, но тут Инкариол применяет свою магическую мощь. Ход за беглецами запечатан, а сами они оказываются на дне древнего узилища – ямы, заваленной костями дракона. В живых остаются немногие.
Оправившись от потрясения, Инкариол раздает всем кирри, древнее лечебное средство Нелюдей. Мимара разглядывает хору. Мерзость чудится в ней под проницательным взором, но дева заставляет себя смотреть. И под Оком Судии хора чудесным образом изменяется. Вдруг предстает истина: это же белая, жгучая Слеза Бога. Мимара оборачивается к Сомандутте, скальперу, ставшему ее защитником, когда Акхеймион был сломлен. Но тот ничего не видит…
А после она замечает чужака. В очертаниях темной фигуры Инкариол узнает тень Гин’йурсиса, древнего короля Кил-Ауджаса. Призрак явился в образе нечеловека. Пока все стоят, застыв от ужаса, кирри наконец пробуждает старого чародея. Осознав всю опасность положения, тот призывает их спасаться бегством.
Вновь спешат они прочь, во тьму, преследуемые смутной тенью. В отчаянии Акхеймион проламывает перекрытие, увлекая всех еще глубже в проклятую Обитель.
Они на дне глубокого колодца, который Акхеймион опознал по своим Сновидениям, а оттуда вверх ведет, пронизывая гору насквозь, Великая Винтовая Лестница. Небо виднеется лишь светящейся точкой. Изнемогшие Шкуродеры ликуют. Остается лишь взобраться…
Но Гин’йурсис поднимается из глубин по их душу, влача за собой всю Преисподнюю, словно мантию.
И открывается Око Судии. Мимара высоко поднимает сверкающую Слезу Бога…
* * *
Великий поход
Далеко на севере на глазах юного Варалта Сорвила сокрушается мощь Наместников-Южан. Он – единственный сын Варалта Харвила, короля Сакарпа, который воспротивился требованию аспект-императора сдать свой древний город и прославленный Клад Хор. Стоя с отцом на высокой крепостной стене, юноша внезапно понимает, что его народ обречен. Но вдруг аист – священная птица сакарпов – появляется над зубчатыми стенами, кружа над отцом. И в наступившей тишине заговаривает с ним, а после король Харвил, обернувшись, приказывает Сорвилу спасаться.
– Сохрани его невредимым! – кричит он. – Последний удар меча – за ним! Он – наше возмездие!
Увлекаемый ввысь, юноша видит, как языки волшебного пламени охватывают отца и стены подле него. Аист несет Сорвила все дальше и дальше, и кажется, что сам аспект-император летит за ним по пятам.
Погоня оканчивается в цитадели, безопасной на первый взгляд. Но Анасуримбор Келлхус, прорвавшись сквозь стены, без труда расправляется с защитниками принца и приближается к инфанту. Но вместо того чтобы схватить или ударить его, обнимает со словами прощения.
В городе наступает мир, но предстоит Великое Испытание: долгий переход по непроходимым дебрям. Сорвил погружается в неутешную скорбь по отцу и пучину позора своего нового положения. Как новый король Сакарпа, он всего лишь ничтожное орудие в руках Новой Империи – вот что придумал император, чтобы узаконить свою тиранию. Прежде чем отбывает его войско, не кто иной, как Моэнгус и Каютас, старшие сыновья Анасуримбора Келлхуса, посещают его во дворце. Они требуют от молодого короля принять участие в Походе, став символом самоотверженного служения своему народу на пути к священной цели. Так Сорвил становится одним из Потомков, конного отряда, составленного в основном из аманатов, захваченных по окраинам Новой Империи. Вот как он знакомится и сближается с Цоронгой-ут-Нганка-куллом, наследным принцем Зеума.
Маг Эскелес назначен обучить его шейскому диалекту, распространенному в Трехморье, и благодаря ему юный король понимает, почему аспект-императору так пылко поклоняются. Впервые его вера в отца поколеблена… А что, если это правда? Что, если мир и в самом деле стоит на краю гибели?
Зачем еще предпринимать такой поход, отправляя стольких людей на верную гибель?
К Сорвилу также приставляют раба по имени Порспериан, иссохшего старика, впрочем, тот на деле далеко не смиренный невольник. Однажды ночью Сорвил видит, как он, сняв дерн, лепит из глины лицо богини Ятвер. Грязь пузырится на земляных губах, будто слюна. А старик, зачерпнув пригоршню, мажет этой глиной щеки отпрянувшего короля.
На следующее утро Сорвил присутствует на Совете Властителей вместе с Цоронгой и Эскелесом. Страх его усиливается, когда он замечает, что аспект-император, переходя от владыки к владыке, обнаруживает то, что таилось у них на душе. Что будет, если откроется его собственная неугасимая ненависть и непокорство? Но когда Анасуримбор Келлхус приближается к Сорвилу, то лишь поздравляет его с переходом к правому делу и, прежде чем собираются все, провозглашает его одним из Наместников.
* * *
Эсменет
Далеко на юге в Момемне, столице Новой Империи, Эсменет правит как может, пока супруг с его могущественной армией находится далеко. Против Келлхуса по всему Трехморью разгорается восстание. Императорский двор глядит на действия Эсменет снисходительно. Фанайял-аб-Касамандри, Падираджа той земли, что была варварской Кианийской Империей до Первой Священной Войны, теперь, оттесненный на суровые земли Великой Каратайской Пустыни, смелеет все больше. Псатма Нанафери, объявленная вне закона Верховная Жрица культа богини Ятвер, предсказывает приход Воина Доброй Удачи, посланца богов, который должен умертвить аспект-императора и его потомков. Даже Боги, похоже, отвернулись от династии Анасуримбора. Эсменет обращается к брату мужа Майтанету, шрайе Тысячи Храмов, поскольку он обладает ясным видением и силой, недоумевая – зачем муж передал правление в ее неумелые руки, а не брату-дунианину.
Ей приходится справляться и с семейными неурядицами. Все ее старшие дети покинули гнездо. Мимара спаслась у Акхеймиона, на то есть сокровенная надежда. Каютас, Серва и приемный сын Моэнгус отправились с отцом в Великий Поход. Телиопа осталась с ней в качестве советника, но в этой девице слишком мало человеческого, она так рассудочна. Пятого сына, жестокого безумца Инрилатаса, Эсменет держит в заключении в Андиаминских Высотах. Только двое младших, близнецы Самармас и Келмомас, остались ее утешать. Она вцепится в них мертвой хваткой, как при кораблекрушении. Эсменет не понимает, что Келмомас, подобно Инрилатасу, слишком много унаследовал от своего отца. Мальчик уже прогнал Мимару своими коварными инсинуациями. А теперь подбирается к матери, чтобы безраздельно властвовать над ней.
Он не потерпит соперников.
А тем временем в Иотии Воин Доброй Удачи является Псатме Наннафери, которая собирает всех верховных жриц для свержения Анасуримбора. Ятвер, ужасная Праматерь, должна выступить против аспект-императора. Ей больше всего поклоняются рабы и слуги, потому власть ее в народе громадна. Волнения охватывают всю бедноту.
Даже когда слухи о мятеже доходят до Эсменет в Момемне, юный Келмомас продолжает готовить собственный бунт. Очернив Мимару, он теперь подстраивает гибель своего слабоумного брата-близнеца Самармаса, зная, что в горе по усопшему мать со всем отчаянием окунется в любовь к оставшемуся в живых.
Сломленная смертью Самармаса, страшась, что Сотня преследует ее семью, Эсменет обращается к деверю, Майтанету. Он напоминает ей, что Боги не могут предвидеть Не-Бога, так же, как и приход Апокалипсиса, и воспринимают ее супруга скорее как угрозу, нежели как спасителя.
По его совету Эсменет призывает Шарасинту, Верховную Мать ятверианцев, с намерением восстановить последователей культа богини против нее. Им не удается запугать женщину, но прибывает Келлхус собственной персоной, и ее непреклонное намерение противостоять рушится. Верховная Мать, рыдая, сдается, обещая вырвать Культ из рук Псатмы Наннафери. Аспект-император возвращается к Великому Походу, до крайности расстроив императрицу равнодушием к смерти сына.
Поняв, чем сильнее все оборачивается против нее, тем больше мать обращается к нему, Келмомас этой же ночью, воспользовавшись своей дунианской кровью, пробирается в покои высокой гостьи, где убивает Шарасинту и ее свиту.
Слухи о ее убийстве быстро распространяются, разжигая бунтарские настроения среди сословия рабов и слуг. По Новой Империи прокатывается волна мятежей.
Эсменет, как и предполагалось, обращается за утешением к Келмомасу. Однажды вечером, когда она заходит обнять его перед сном, через окна до них доносятся запах дыма и громкие крики. Опьяненный победой, юный принц-империал выступает против своего дяди, Майтанета, сознавая, что это единственный человек, способный разгадать его истинные намерения.
Глава 1
Меорнская Глушь
Без правил лины – смерть.
Военный принцип нансуров
Весна, Новой Империи Год 20-й (4132 год Бивня)
«Длинная Сторона»
И на залитых солнечным светом дорогах в глазах Шкуродеров все еще мелькали тени Кил-Ауджаса. Образы утраченных друзей. Виделись отблески кошмаров.
Двух дней не минуло с тех пор, как они бежали из покинутой подземной обители. Там, в глубине, царило безумие, и для скальперов оно значило больше трофеев. Поредевшие ряды после нападения шранков. Бегство по подземным серпантинам до самого обрыва в Преисподнюю. Теперь их было не узнать, хотя за плечами большинства был не один сезон охоты за скальпами нечисти в погоне за Священной Наградой. Их сердца, исполосованные шрамами, разбиты. Они шли, истекая кровью, по горным кручам и лесным чащобам. Но при всей горечи были исполнены благодарности. Нежные ветры несли поцелуи благословения. Тень веяла прохладой. Дождь освежал. Каждый кусочек чистого неба дарил маленькую радость.
Слишком немногие из них сохранили присущую скальперам стойкость, как казалось старому колдуну. Если и остались какие-то Правила держать удар, то они откроются по пути.
Отряд все еще возглавлял Капитан. Теперь его повадки выглядели закоснелыми, непроницаемыми и жестокими. Айнонийский наряд, и раньше изодранный, теперь превратился в грязные лохмотья. Щит, закинутый за спину, был весь испещрен царапинами и сколами. И его авторитет, как и все остальное, преобразился в этом походе, перейдя в новое качество. Удары судьбы расставили всех на свои места.
Сарл был ярким тому примером. Когда-то первый глашатай Капитана, теперь он плелся в хвосте их потрепанных рядов, не отрывая глаз от неверно ступающих ног и поминутно ощупывая струп на щеке. То и дело из его горла вырывался резкий, хриплый смех, который выбивал других из монотонного забытья. Он без умолку бормотал, ни к кому не обращаясь, бессмысленный вздор о видениях Ада. Пару раз за день что-то выкрикивал о Сокровищнице.
– Вот уж Удар так Удар! Да уж! Да!
На Капитана он поглядывал с неприкрытым ужасом.
Если разбитый отряд и сохранял какую-то выдержку, то только благодаря Галиану. Везучий нансур вышел после Кил-Ауджаса почти невредимым, что сыграло ему на руку. Если не брать в расчет солдат, никто не относился к везению так серьезно, как скальперы. Галиан вместе с Поквасом и Ксонгисом образовали ядро избранных, некое подобие здравомыслящей элиты в отряде. Советуясь друг с другом, они обрели новый авторитет. Когда Капитан предлагал тот или иной курс действий, глаза Шкуродеров обращались к группе этих нансуров. И почти во всех случаях Галиан, не торопясь говорить, кивал головой в знак согласия: он был не настолько глуп, чтобы перечить Капитану.
А Капитан, в свою очередь, также не спешил провоцировать разногласия.
Ксонгис, как всегда, вырвавшись вперед, когда все за исключением Клирика едва передвигали ноги, рыскал по сторонам в поисках добычи. От его удачливости зависела общая судьба. Поквас, у которого вся голова была покрыта сгустками запекшейся крови, не осмеливался отходить далеко от Галиана. Каждый вечер, устраиваясь на ночлег, они втроем садились отдельно от остальных и, поедая куски мяса, приготовленного магическим образом, о чем-то тихо переговаривались. Ксонгис беспрестанно взглядывал по сторонам, поглаживая жиденькую жеккийскую бородку, его миндалевидные глаза изучали окружающих, даже когда он говорил или слушал своих соратников. Смеялся он редко. Поквас то и дело хватался за свой тальвар и порой бормотал молитвы. А в голосе слышался надрыв – того и гляди устроит какое бесчинство, будто пьяница, обиженный на весь мир. Порой он разражался взрывами хохота. Галиан всегда садился между ними, хоть в их маленьком треугольнике и не было центра. Бывший колоннарий вечно скреб щетину на подбородке. Он не упускал ни одной мелочи, присматривая за скальперами, и в глазах его читалось напряжение, как у встревоженного отца. Смеялся он негромко.
Неизвестно, по каким соображениям, но Сома и Сутадра оказались вне этой сложившейся группы. Сухощавый кианиец, Сутадра держался молчаливо и настороженно, как и прежде, только, пожалуй, еще напряженнее. Словно был готов вот-вот услышать признание убийцы любимой жены. На Сому все эти события повлияли меньше всего, он единственный был склонен говорить и действовать по-прежнему. И по правде говоря, нильнамеши-аристократы казались подозрительно невозмутимыми.
Ничто не должно было остаться прежним после Кил-Ауджаса.
Выжившие галеоты образовали другую небольшую группу, более мятежную по настроению, но внешне почтительную. Они порой даже позволяли себе сомневаться в цели путешествия, но тут же смирялись под ледяным взглядом Капитана. Отчего-то испытание Преисподней потребовало от них самой тяжелой дани. Раны у Вонарда, которые он тщательно скрывал, как побитая собака, начали нарывать. Он шагал с отстраненным видом человека, который просто переносит себя с места на место без всякого соображения или разумения. Хамерон постоянно вскрикивал во сне, а днем не мог сдержать рыданий. Только Конгеру, похоже, становилось лучше с течением дней. Несмотря на этот бесконечный поход, его хромота почти прошла.
Но кто действительно изменился до неузнаваемости в глазах окружающих, так это Клирик. Его привыкли видеть человеком-загадкой, сроднившись с этим образом, теперь же плечом к плечу с ними шагал Ишрой из нелюдей…
… Маг куйя.
Даже для повидавших всякое, это было что-то из ряда вон выходящее – идти рядом с легендой. А для колдуна, которому ведомы были древние обычаи, стало причиной не одной бессонной ночи.
Оствайские горы остались на юго-западе, здесь ночь обрушивалась на отряд с неизбежностью молота. Среди скудных земель, без всяких факелов или иных огней они шли «по тьме», как выразился Сарл. Уподобились теням, крадущимся среди деревьев, и страшились заговорить. Потери маячили перед глазами громадными призраками каждый раз, когда они останавливались на ночлег. Уныние все чаще посещало их. За ужином все сидели с безучастным видом детей, выброшенных из привычной череды дней безоблачной поры.
Каждую ночь Клирик обходил всех, молча разливая крохотные порции кирри. Он казался выше без своей накидки. Запекшаяся кровь все еще чернела на кольцах кольчуги. На голом черепе играли синие и белые отблески Гвоздя Неба. Глаза сверкали по-звериному.
После он садился, склонив голову, рядом с Капитаном, который также сидел неподвижно, словно каменное изваяние, или, подавшись вперед, вещал что-то нечеловеку ровным хриплым шепотом. И никто не мог до конца постичь сказанное.
Кирри разливался по венам, оставляя вкус горечи на языке, медленно наполняя теплом и возвращая к жизни. И мысли, освобожденные от телесных страданий, обращались в прежнее русло.
Спутники начинали потихоньку переговариваться, как дети в отсутствие строгого отца.
Голос нечеловека возвышался над притихшим хором, на шейском с нездешним акцентом и с непривычными интонациями. Все – Шкуродеры и колдун с Мимарой – погрузились в особую тишину. Без предвкушения, но с простым ожиданием чего-то нового от самих себя перед дальней дорогой.
И начиналась проповедь, столь же непоследовательная и прекрасная, как сам говорящий.
– Вы отправились прочь от света и жизни, – начал мудрец однажды вечером.
Они все еще шли по холмам у подножий гор, огибая поверху бесчисленные ущелья, и потому сделали привал на возвышенности. Клирик, присев на плоский каменный уступ, обратил лицо к почерневшему Энаратиолу, или Зиккурату. Акхеймион с Мимарой оказались на уступе повыше, откуда было видно, как тени горных пиков ложились на лесистые склоны за спиной проповедника. Будто они случайно наткнулись на него, сидящего скрестив ноги, здесь, посреди пустоши, которую они дерзнули пересечь, будто страж, в незапамятные времена поставленный тут как напоминание об их безрассудстве.
– Вы видели то, что немногим из вам подобных доводилось узреть. Сейчас, куда бы вы ни направились, вы не сможете не заметить сгущения сил. Во владениях небес. Владениях недр…
Он склонил величественную голову, белую, с восковым блеском, похожую в темноте на свечу.
– Люди вечно судят по видимости. Неизменно путая это с сутью. И забывая о явной ничтожности видимого. Когда же они соизволят взглянуть за ткань сущего – под нее, принимаются толковать согласно тому, что им знакомо… Они для удобства искажают смысл.