Архарова Яна Леонидовна : другие произведения.

Двое

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Двое
  (из Дома у Дороги)
  Что делать мне с тем,
  кто глядит сквозь пламя костра...
   Энди
  
  NB! Эпиграф стебовый:
  И вообще, ваш Крысолов нашему Флейтисту даже и не родственник!
  
  Где было это место - им предстояло узнать завтра. Во всяком случае, одному из них...
   Ночь была летней, теплой, за рекой, в смутно виднеющихся в темноте - то ли полях, то ли лугах - голосили сверчки. К ним присоединялся радостный хор лягушек, видно, в этой самой речке, или в темных, упрятанных ивняком, старицах. Но ожидаемого надсадно звенящего комарья почти не было. Лес карабкался на высокий-высокий обрывистый берег реки, и лес был таким, что заставлял думать, что вряд ли когда-нибудь этим могучим великанам угрожали топор и пила. Мир точно не знал о людях, впрочем, похожее впечатление почти всегда оставляет ночь в лесу, далеком от человеческого жилья. И все-таки о людях - или ком-либо ином, прокладывающем дороги, - этот мир, несомненно, знал. Пыльная полоса проселка тянулась там, берегом реки, потом - огибала обрыв и берегом же уходила куда-то вдаль...
  Ночь жила своей жизнью: в темно-темно-синем небе подмигивали звезды, лес разговаривал с ветром - тихим, протяжным гулом, в котором не слышалось жалобы, глухо ухала какая-то ночная птица, трещали сверчки, орали лягушки. И обступившие небольшую полянку на краю обрыва старые-старые, не корабельные, коренастые, разлапистые сосны, казалось, с удивлением вглядываются в оранжевый огонек костра, разведенного на поляне. Впрочем, скорее, сосны вспоминали - кто-то бывал здесь раньше, почти заросшие угли старого кострища днем еще можно было разглядеть.
  
  У ночного костра сидели двое. Случайный взгляд, может быть, и удивился бы таким спутникам, все-таки они были разными. У самого костра, помешивая веточкой закипающее в старом котелке варево, приютился парнишка, которому с трудом можно было дать лет шестнадцать, скорее - меньше, худющий, но при этом крепкий. Когда-то (давно) бывшая, вероятно, синей рубаха выгорела почти до невнятной рыжины, ее явно не раз и не два промачивал дождь и высушивало солнце на плечах обладателя, и естественная смерть по ветхости угрожала ей довольно скоро, кое-где уже приходилось прибегать к заплаткам, похоже - тоже собственноручно обладателю, поставлены они были кривовато и заметно. Подстать рубахе были и штаны, их явно таскали долго, и далеко не по только хорошей погоде. Видно, то же самое солнце выжгло и кудлатую гриву - нет, пожалуй, совсем не пепельных - просто светлых волос до почти белого, с каким-то легким зеленоватым отливом, оттенка. И, похоже - такие, а скорее, и худшие ночевки были парнишке не впервой. Видно, был он из тех никогда не унывающих, часто озорных, иногда до дерзостей, но при этом добрых и славных искателей приключений на свою голову - таковы, впрочем, многие мальчишки. Оторвавшись от варева, сквозь часто взлетавшее ввысь, рассыпаясь фонтанами искр, пламя - сухие сосновые дрова хорошо горят, парнишка поглядывал на своего собеседника и спутника и улыбался с какой-то озорной задумчивостью.
  По другую же сторону костра, рядом с охапкой сушняка, сидел его спутник. Спутник был его постарше. Ненамного. Хотя... Он был молодым, так сказал бы всякий, бросив мимолетный взгляд на него. Но, присмотревшись пристальнее - вероятно, задумался бы. Сразу определив для себя его внешнюю молодость, никто не брался точно сказать, сколько же ему лет. Что-то смущало, заставляя думать, что молодые такими не бывают. Может быть, взгляд... Впрочем, взглядом с ним встречались не часто, но очень многие оборачивались вслед - во всех городах.
  Сейчас - схваченные мягким замшевым ремешком темно-темно каштановые - в свете огня почти красные - волосы, зеленая бархатная куртка непонятного покроя, на которой им собираемые сосновые ветви не оставили ни следа смолы... Лицо - такие запоминаются, красотой, пожалуй, тоже, но все-таки больше - необычностью. Именно так обычно и вспоминали потом о нем - во многих городах. Флейтист наклонился, подтолкнул в огонь перегоревшую ветку, посмотрел на булькающее варево:
  - Сейчас сварится! - поймав его взгляд, произнес парнишка.
  Флейтист улыбнулся и посмотрел на него
  - Ну, рассказывай...
  
  Для случайного взгляда они не были похожи, но может быть, обступающие эту полянку сосны, пролетающий мимо собеседник их - ветер, ночное небо и дорога думали иначе.
  Впрочем, в одном этот взгляд был бы прав. Встретились они действительно случайно.
  
  В городе была осень. Ранняя осень. Подступающие к стенам зелень леса уже отливала золотом. На рыночной площади - в кои-то веки! - пахло яблоками. Яблочный аромат плыл над городом, заглушая иные, не столь приятные запахи. Впрочем, было это не удивительно. Город был переполнен. Много народу съезжалось туда в начале осени на во многих землях знаменитую Яблочную ярмарку. Торговали тут, конечно, не только яблоками.
  Понятно, что все таверны города были набиты до не протолкнуться. И все-таки каким-то загадочным образом он умудрился оказаться в одной из них. Впрочем, таверна та была не совсем в городе, вне городских стен, только за земляным валом, и в обычные дни особо-то высоким пошибом не отличалась. Не отличалась и теперь: этому хозяину - да и всем прочим - явно была на руку Яблочная ярмарка, когда его захудалое заведение набивалось народом, и за не очень-то вкусную кормежку, паршивое пиво и ночевку в общей комнате на соломе (вернее было бы сказать - на клопах) можно было драть совсем не соответствующие деньги.
  Затиснутые в ближний ко входу угол этой таверны и сидел Флейтист, трепавшийся и подливавший пива какому-то из многочисленных возчиков, который и подвез его до города. Возчик методично ругался, клял порядки на дороге, состояние дороги, пресловутые купеческие гильдии, цены на лошадей - и вообще все, с чем приходилось соприкасаться. Флейтист внимал и подливал ему пива. Сам он сводить знакомство с этой жидкостью, явно походящей на пиво, один раз употребленное внутрь, совсем не собирался. Возчик таков был не один, дороги действительно были отвратительны, да и все прочие причины для ругани были. Так что собеседников у него вскоре появилось несколько. Заинтересовались и Флейтистом. Нет, он не выглядел среди них совсем уж подчеркнуто-чужим, как выглядел бы какой-нибудь приезжий аристократ, которому по несчастливой случайности не досталось места в чем-нибудь более подобающем, чем эта таверна. Но все-таки не-своего в нем определяли сразу. Впрочем, очень много где его определяли именно так. Возможно, так было даже и везде.
  И вскоре кто-то из них, выглядевший - ну, на первый взгляд его ровесником, поинтересовался у него:
  - А тебя-то что сюда привело?
  Флейтист улыбнулся:
  - Ну, подзаработать захотелось...
  - А чем, друг, не подскажешь, если не страшная тайна? На торговца ты не похож... - тот, кто его подвозил, задумчиво замолчал, пытаясь предположить, кем бы еще мог быть Флейтист, но он быстро разрешил его сомнения.
  Он снова улыбнулся, вернее - он и не прекращал улыбаться. И достал флейту. Раньше, чем взгляд собеседника успел стать недоверчивым, первые звуки мелодии всем здесь знакомой веселой песенки утонули в гуле таверны. Утонули действительно только первые, потому как дальше - гул притих, притих - а там, кое-где и начали пристукивать по столам в такт знакомой мелодии. Простой люд перед ярмаркой рад повеселиться. И флейта смеялась, а вслед ей - улыбался и старый возчик, подвезший Флейтиста, и засомневавшийся было его вроде бы ровесник, и возчики, ругавшие дорогу и мокрое лето, - многие, многие - до хозяина гостиницы, ну, еще бы - задорная мелодия песенки завела за порог еще парочку прохожих, да и из многие кошельки опустели на монетку-другую, веселым с деньгами легче расставаться. Люди улыбались, но - спроси каждого из них потом - все под веселую мелодию песенки видели далеко не прокопченные стены отвратительной таверны - что-то далекое, свое и радостное.
  Песенка дозвучала. Флейтист опустил флейту:
  - Ну, вот так... - произнес он, обращаясь к спросившему. Он уже не улыбался.
  - Послушай, друг! - высказался старый возчик, до песенки - хмуро разговаривающий с тем, кто подвозил Флейтиста о какой-то конской хвори, сейчас же - улыбающийся во все лучики своих морщин. - Ты, случаем, к осени в Западном Лайнсе подзаработать не хочешь?
  - А может... - хмыкнул Флейтист в ответ.
  - Да у нас там, понимаешь, осенью свадьбы чередой... Я вот внука женю, да и не я один - заработаешь... - Старый возчик многозначительно протянул последнюю фразу. - Ну, золотых горы сами не знаем, где растут, но скупиться - на хорошее-то дело не привыкли. И сидром от пуза напоим, домашним, добрым, не этим дерьмецом, - он пренебрежительно глянул на свою кружку, - как-никак, своим внукам делаю.
  - Завлек, - улыбнулся Флейтист.
  - И славно! - Отозвался возчик. - Хорошо ты играешь, весело... Я вон уже внуков оженил - третий это у меня, а тут и припомнил как со своей Эльхинкой еще в парнях отплясывал...
  - Эй, а "Веселую Красотку" не сыграешь? - немедленно попросил кто-то у Флейтиста и хмыкнул вслед. - Зарабатывать начал, парень, не сомневайся!
  - Отчего бы и нет? - ответил Флейтист, и вновь - веселая мелодия песенки, которую кто-то (и кого-то было много) - не очень в лад, но с большой охотой затянули.
  - А вот под эту песенку я Альдару, царство ему небесное, нос на первой своей гулянке разбил, - мечтательно потянул кто-то из пожилых возчиков. - Хорошо было, молодыми были, все тридцать годков назад, считай... Думал, и забыл все вроде, а тут на тебе, и вспомнил...
  - Ну, каждому молодость вспоминается... - протянул Флейтист.
  - Тебе-то откуда это знать, молод еще, - отозвался возчик, приглашавший его в Западный Лайнс.
  Флейтист - как всегда - улыбнулся.
  
  Его просили. Его еще много просили. И зарабатывать он действительно начал - далеко не одна монета перекочевала к нему в карман - впрочем, кажется, у него не водилось карманов. Его просили и просили - и просьбы выполнялись. Казалось, не было, и быть не могло той мелодии, которая неведома была серебряному смеху флейты. И многим вспоминалось что-то давным-давно забытое...
  Небо уже густело синевой, над городом спускался вечер, улицы, впрочем, еще не успокаивались - разгуливались пуще, ярмарочное время - беспокойное время. Впрочем, многие из оказавшихся в этой таверне долго веселиться не стали бы: завтра им предстояла еще морока со въездом собственно в город, а уплатить как можно меньшую пошлину каждый возчик считает делом чести. А наряд городской стражи, вероятно, подобным же делом считает совершенно обратное. Но пока еще таверна угоманиваться не собиралась.
  - Ну а ты что попросишь? - неожиданно произнес Флейтист, которого на какое-то время оставили в покое.
  Вопрос его был обращен к безмолвной слушательнице - вернее, слушателям, - стоящим в дверях. А там, постаравшись понадежнее укрыться от хозяина стояли двое. Маленькая, белобрысенькая, чумазая девчушка в нище-чистой рубашонке, передававшейся и перешивавшейся, похоже, от матери - еще паре сестер, а потом уж ей. А за этим детенышем, замершим с недогрызанным яблоком в руке, еще более незаметный хозяину таверны, да и Флейтисту, и стоял тот самый парнишка. Правда, хозяин таверны их давно заметил, но хороший заработок и ожидание лучшего привели его в благодушное настроение и гнать побродяжек особого желания не возникло.
   Ребенок, изумленный тем, что на него обратили внимание, напуганным зверьком обернулся по сторонам - не пора ли убежать, стоящий за ней парнишка вылез из укрытия со злобным видом, мол, только мне обидь кто! Хозяин продолжал благодушествовать, да и остальной люд зол явно не был.
  - А ты подходи, не бойся, не укусит! - произнес кто-то из возчиков, обращаясь к девчушке.
  - Да у нее вон какой защитник - не подходи! - пошутил в ответ вроде бы ровесник Флейтиста.
  В ответ парнишка озорно улыбнулся и подтолкнул продолжавшую оглядываться девчоночку внутрь. Так они и оказались перед Флейтистом. Взгляд маленького зверька настороженно изучил Флейтиста: не укусит? И - этого не ожидал никто, и она сама, наверно, тоже не ожидала, а может быть - и сам Флейтист:
  - А ты - что хочешь?
  Флейтист хмыкнул - скорее, шумно выдохнул.
  - Так и быть, договорились, - произнес он - и без улыбки.
  И флейта запела.
  Что это была за песня, не угадал никто. Но может быть - во всем этом городе, а скорее - и во всем мире немного нашлось бы сумевших ее угадать. Скорее всего, их и вовсе не нашлось бы. Да и была ли это - песня? Плывущий серебряный мотив, который сам по себе быстро забывался, но забывался - уводя. Так мог бы петь ветер, встречающий за порогом, если бы он когда-нибудь обрел такой голос. Весенним ручьем вскрывая лед неизбежного "здесь", мелодия вилась - тонкой серебристой лентой, как уходящая вдаль дорога, вилась и уводила туда, в неизвестное, но зовущее, странной темой неведомого родства с тем, с неизвестной и загадочной страной, что везде всем неведома, и везде у нее одно имя, страной, которая - дальше... Не то чтобы эта мелодия звала, она просто брала и уводила.
  Вела и оборвалась... И прокопченные стены таверны после нее показались какими-то невозможными... Впрочем, был еще вопрос, что услышала таверна.
  - Так, малыш? - с какой-то странной в его голосе неуверенностью произнес Флейтист, всматриваясь в белокурое создание. Дите поглядело на Флейтиста - пугливый зверек пропал, поглядело оно скорей каким-то незаслуженно-разбуженным взглядом и закивало.
  - Слушай, ты никак чего-нибудь из этих, морских песен играл? - выпалил его вроде бы ровесник.
  - Может быть, - согласился Флейтист.
  - А-а, то-то я вспомнил, как в детстве хотел на корабль удрать... - протянул возчик. - Ты-то поди, тоже хочешь? - вопрос обращался к парнишке. Но от рассказа о том, как взрослеют и умнеют парнишка счастливо избавился - своим полнейшим невниманием к заданному вопросу.
  Парнишка смотрел на Флейтиста, что называется - во все глаза. И приобретшие на его донельзя загорелом лице необычную прозрачную яркость зеленые глаза парня выражали какое-то немыслимо-серьезное облегчение, точно на какой-то очень сложный вопрос, вроде смысла жизни, неожиданно нашелся ответ, и теперь главное не потерять его за какой-нибудь случайной фразой.
  - А времечко-то позднее, - пробормотал чуть погодя возчик. - Верно, спать пора...
  Его мнение разделял потихоньку расползавшийся народ в таверне.
  Так что, собственно, никто и не обратил внимания, когда Флейтист ушел с ребятами на улицу... Ребят же это, похоже, не удивило...
  
  - Ой, темно как! - выпалила девочка, оказавшись на улице. Темно действительно было, синие сумерки уже сгустились в ночную темень. Над посадом спускалась ярмарочная ночь - беспокойная и пьяная. Улицы точно гудели от расползавшегося - или разгоравшегося где-то веселья. - Страшно, - тихонько произнесла она вслед.
  - И ты куда сейчас? - тихонько поинтересовался Флейтист.
  - К маме! - ответила кроха. - Она меня ждет, и боится уже наверно... - Потом она замолчала и нерешительно спросила. - А можно?
  Улицы посада были темными, такую роскошь как уличные фонари и в городе можно было отыскать с трудом. Потому - сложно было разобрать ответную улыбку Флейтиста. Облегченную улыбку. Нет, он не сказал, но где-то - может быть в ветре за спиной, малышке - может быть, и почудился - его тихий голос, сказавший: "Спасибо!"
  - Ладно, тогда проводим, чтобы страшно не было, а? - произнес Флейтист. Парнишка кивнул в ответ...
  Ночные улицы гудели, может быть, те самые возчики были очень немногими, кто в эту ночь отправился спать. Казалось - в эту ночь побезумствовать на улицах вылез чуть ли не весь посад. И пьян он был тоже - весь. В такую ночь страшно на улицах могло быть не только малышке. Но, как ни странно, Флейтист и его маленькие спутники миновали гудящие улицы совсем благополучно. Девчушка всю дорогу болтала о чем-то своем, детском, Флейтист внимал. Глубоко задумавшийся о чем-то важном, парнишка шел на шаг отставая от них и помалкивал. Может быть, думал он над тем самым, что пришло ему в голову тогда, в таверне. Они залезли в какие-то немыслимые явно не зажиточные дебри и этого самого посада. У щелястой калитки, за которым прятался крохотный участочек земли (за огород он бы сошел с трудом - клочочек земли был - взрослому человеку не вытянуться) и домик участочку под стать, девочка остановилась.
  - Пришли, - сказал почему-то парнишка.
  - Ладно, маленький, беги, - произнес Флейтист. - Мама ждет, окно вон светится.
  - Выругает, - грустно ответила девочка. - Ты приходить будешь? - кого из них она спрашивала, было непонятным.
  - Я не знаю, - совсем неуверенно произнес парнишка.
  - А ты? - на сей раз она явно спрашивала у Флейтиста.
  - Приду, - как-то задумчиво произнес Флейтист. - Беги уж...
  
  А потом они остались одни.
  - А ты не брат ей? - поинтересовался Флейтист.
  - Не, приблудявый я, ничейный - небрежно отозвался парнишка. - Хиньку-то я так, просто знаю...
  - А... Ну а ты куда теперь?
  Был ли неожиданным для парнишки этот вопрос? Показалось, что был. Он и задумался - на какое-то время, а потом, с озорной улыбкой, выражавшей нечто вроде: "А, пропадать так пропадать!" - посмотрел на Флейтиста и выпалил:
  - Слушай, а я тебя узнал... А с тобой - можно?
  - Вот ты как... - протянул Флейтист в ответ. - Ну ладно, пошли... Не зарабатывать мне в самом деле на ярмарке...
  
  Для парнишки осталось загадкой, каким же образом они умудрились так быстро выбраться из лабиринта заборов, сараюшек, домишек и всего того, чем зарастают подобные небогатые места. Выбирались по каким-то крошечным проходикам, о которых он, даже проходя этим местом сто раз на дню, не подумал бы, что они тут есть, похоже, Флейтист обладал каким-то невероятным (а точнее - вполне вероятным) чувством дороги. Они выбрались на знакомую ему дорогу, ведущую в город откуда-то с востока.
  Город уже оставался позади, ночная тьма надежно его прикрыла, только дрожащее слегка оранжевое марево намекало на то, что там остался город. Налетал осенний ветер, говорящий о том, что погода к ярмарке, как назло, испортится, ветер нес дождь. Впрочем, парнишка думал о другом. Впрочем - думал ли... Мокрый ветер пел, что-то в душе вторило ему, ночное небо смотрелось в темные огромные лужи в колеях, и что-то необыкновенное должно было случится... Конечно, в просящие каши ботинки заливалась вода, и в темноте по грязной дороге идти было не очень-то удобно, но он шагал вперед, вслед за спутником, для легкой, уверенной походки которого, как казалось, никаких грязных дорог не существовало. Он шел и молчал, вслушиваясь в ветер.
  Дорога потянулась на холм, луж стало меньше, но скользить она стала гораздо охотнее.
  - Не навернись, - неожиданно произнес Флейтист, остановившись. - Тут канава.
  - Вижу, - хмыкнул он в ответ (правда - чуть не свалившись в эту самую канаву). Следом он изрек сквозь зубы нечто очень неприятное: рядом с этой самой канавой пряталась еще и лужа приличной глубины, как ей полагалось - очень мокрая и холодная.
  - Эх, - Флейтист явно заметил эту неприятность, - ничего, сейчас придем, высушимся... Надеюсь, там дождя - нет.
  Нет, он не стал спрашивать, куда придем, он вообще ничего не стал спрашивать, и направился за Флейтистом, который уже добрался до вершины холма и остановился там, поджидая его.
   На вершине холма дорога расходилась, огибая здоровенный валун, венчающий эту вершину. Чуть не доходя до этого валуна Флейтист и остановился. Когда он таки докарабкался, Флейтист посмотрел на него, и - это было заметно даже в наступившей темноте - улыбнулся.
  - Можно сказать - пришли...
  Нет, ничего особо удивительного следом не произошло. Если не знать как следует этой восточной дороги, и особенно - если торопиться, можно было ничего и не заподозрить. Только вот, здесь темнота уже сгустилась, а чуть-чуть впереди, неожиданно, легли синие сумерки в сосновом лесу. Да и слякотная хлябь дороги сменилась обыкновенным серовато-желтым сухим песком сосновых лесов. А еще - оттуда долетал ветер, говорящий знающему - там, в синих сумерках, еще было лето. Да, ну и конечно, никакого валуна перед Флейтистом не лежало. Впрочем, идущий с ним парнишка знал эту дорогу. Не сказать, чтоб прекрасно, но все-таки достаточно неплохо для того, чтобы понять, - впереди явно была не та дорога...
   Ожидал ли Флейтист изумление парнишки? Кто знает? Только парнишка совсем не изумился. Только принюхался к долетающему ветру:
  - Лето? Ой, здорово...
  Вперед они шагнули почти одновременно. И зашелестел под ногами песок с сосновыми иголками, навалились звуки поглощенной собой летней ночи.
  - Хорошо-о, - потянулся парнишка. - Тепло здесь.
  Флейтист снова улыбнулся - и на какой-то миг их взгляды сделались похожими: в его нездешних, фиолетовых глазах тоже засветилось какое-то лукавое мальчишечье озорство.
  - Вот ты какой, - непонятно к чему произнес Флейтист, сворачивая на полузаметную, почти заросшую тропочку, поднимающуюся к той самой поляне. Выбрались они туда очень легко и скоро.
  - Здорово, - еще раз произнес парнишка, изучая открывавшееся ему с обрывистого берега. - Славно здесь.
  - Ну, кто куда, а я за дровами, - хмыкнул Флейтист в ответ.
  
  У этого костра-то они и сидели.
  - Сварилось, - заключил Флейтист, попробовав варево. Откуда у него нашелся и котелок, и ложка, вернее и удивительнее - пара ложек, осталось загадкой, если еще помнить то, что никакой там дорожной сумки или мешка у него не водилось. Впрочем, парнишка удивляться и не стал. - А ты все-таки рассказывай.
  - Да о чем тут расскажешь? - немедленно удивился парнишка, наворачивая из котелка с охотой человека, евшего от случая к случаю.
  - Как дошел ты до жизни такой? - уточнил Флейтист, скорее наблюдавший за его поглощением жратвы, чем евший сам.
  - Да как... - хмыкнул парнишка, - как все доходят. Ногами. - Он снова уделил все свое внимание хлебову, и уделял его довольно долго. Думалось - сосредоточенное чавканье продолжится до тех пор, пока последняя капля не будет съедена, но через какое-то время парнишка отвлекся от еды, даже отставил ложку, поглядел на Флейтиста и нерешительно произнес. - А я искал тебя. - И - совсем чуть нерешительно - уточнил. - Ты ведь - Крысолов?
  - Я - Флейтист, - как-то чуть медленнее, чем надо, подчеркнуто произнес он.
  - Ты обиделся?
  - Не то, чтобы... Просто меня так зовут...
  - Ну, ладно... Не злишься? Я ж не знал...
  - Не-а...
  - Ну вот, - продолжил парнишка. - искал, долго искал, потом флейту услышал... Ну, понял, что то самое. Вот и нашел.
  Парнишка задумался, собираясь с мыслями.
  
  ***
  
   Только совсем недавно прекратился дождь, точно не желая портить горожанам настроение перед Яблочной ярмаркой. Дождь напоминал о себе раскисшими улочками посада - и в городе не всякая улица была замощена, ну а здесь - повезло, если где накидают камня "как ляжет", или пару-другую бревнышек кинут в совсем уж непролазную грязищу. Осенью и весной, да и летом - дождливо тут бывало летом - посад, а местами и город тонули в грязи, порой - совсем непролазной. Этой улочке повезло, там в самом ее начале Хис с сыновьями живет, как-никак, а грязюку уймет, замостит где, канавку сделает - благо, отводить есть куда, упирается улица в - в общем-то, очень большую лужу, но тут ее гордо "прудом" зовут, кое-кто купаться рискует, особенно подвыпив, но и пусть себе, не Яртис, на котором город стоит - ни тебе течения, ни тебе воды ледянючей, да и глубина - выше пояса и не будет, пусть себе купаются, небось не потонут... Воду тоже кто и берет, но обычно на колодец ходят - это тоже у Хисова дома, в начале улицы.
   Из-за этого пруда-то он с Хинькой и познакомился. Весной дело было. Ранней. Лед по Яртису только-только сошел, еще затор разбивать помогал - накормили знатно. Ну и пруд этот тоже растаял, ну, почти растаял. Известно - шел мимо, услыхал - ребятки какие-то ржут-заливаются под девчачий рев, да такой истошный, что куда там - режут дите, не иначе. Ну, и любопытно стало, что ж там такое. Развлекались детки. Тоже детки - год-другой разменяют, и с ним сравняются, а развлечение - ну и нашли себе. Надо, не надо было того щенка топить - дело такое, взрослое, он-то конечно, считал, что вообще нехорошее, ну это уж им видней. Но вот всякими палками-льдинками и прочей нечистью в него швыряться - тоже мне развлечение! Ясное дело, Хинька в рев - и зверика жалко, а сама-то от горшка два вершка, да не два, а полтора, где уж тут стайку таких деток развлекающихся унять. Ну, а он-то конечно - большой, взрослый - во всяком случае, этих, развлекающихся, взрослее будет, девчонку жалко, щенявого того жальче - ясно было, разогнал недоумков, да в воду... Холодная была - жуть, да еще и этот щенявый с перепугу за палец тяпнуть попытался - ну ладно с ним, зато вон выросла зверюга - за год какой-то, умный пес, Рыжий, бегает-бегает, а хозяев не забудет, хозяева - это Хинька с матерью, вот как раз не всякий и обидит. Ну, там понятно, что Хинька привязалась - не оттащишь, тогда еще домой сушится-кормится затащила, вдосталь еще тогда топором намахался, дров им нарубил - ну, мать да девка малая - а еще кормят, сушат его, побродягу. Добрые они... А что тут - в свое время тоже может вот такую сестренку хотелось...
   Ну, а там - долго в этом городе оставался. Иной раз к ним завернешь, Хиньке чего-нибудь притащишь, чего-нибудь расскажешь, а она, дите-то малое, всему рада...
  
   Вот и перед тем днем перед Яблочной Ярмаркой - решил - дошел, у забора встретил. Яблок еще приволок - яблоки, правда, утром с лотка какой-то торговки стянул... А Хинька и рада - и ну хрустеть, известно, им-то, небось, и в ярмарку яблок не видать, разве если кто-то раздобросердечится, а таких мало. А там Хинька и вцепилась: тоже любопытно поглядеть, а почему бы и нет? Ну, повел, долго-долго бродили по городу, и вот уже под вечер выбрели. Хотела Хинька еще мать встретить - та как раз по соседству с той таверной вроде как шла бы, да видно, загулялись, поздно было, не встретили... Хотели уже домой поворачивать, а тут и...
  - Ой, флейта! - возвеселилась Хинька, она веселая была, ей с ним побродить радостно, потом город и в самом деле был занятен, ну, время такое, вот-вот ярмарка.
  Впрочем, тут он и сам эту флейту услышал. Да вот только - и если бы только просто - эту флейту. Сам бы себе не сказал, в чем дело: мелодия знакомая-знакомая, кто ее только не играет, не поет, да хоть тот же Хисов сын старший, а вот так встанешь посреди перекресточка - потому что по спине холодком каким-то непонятным проскользнет что-то... Что-то то самое-самое. А Хинька уже за рукав тянет:
  - Ой, а может послушать? Злой он, Нарлин (это хозяина так зовут, Хинька знает, вернее - это ее мать знает, а там уже и Хинька), выгонит, - сникнет она следом, и тут уже ты разозлишься.
  - Это я ему выгоню! - буркнешь ты, и вы направитесь к двери.
  Хинька-то почти в дверях замрет потому что и боится, и тебе верит, а ты не шевельнешься дальше. И не потому, в общем-то, что хозяина напугаешься - повидал ты их, хозяев - не кусаются. А потому что - к земле прижмет, как со страха коленки ослабеют, только не со страха, с чего-то другого, с понимания - а вот оно, а нашел. Ты и не думал, что возьмет и сбудется, а вот взяло и сбылось. Разглядишь-то ты уже потом, так, чтоб удостоверится, выищешь среди возчиков этого высокого темноволосого в зеленом - того, который с флейтой, тоже худющий, верно - дорога плохо кормит. Разглядишь потом, и даже легенд припоминать не станешь, разное легенды говорят, да и зачем они? Все равно ты уже знал, с первых уловленных там еще, на грязном маленьком перекресточке нот, кто - этот чем-то непонятно выделяющийся из всех, кто сидит в таверне... Нет, ты сразу знал, кто играет на этой флейте... Потому что то самое узнается сразу...
  
  ***
  
  - Понимаешь, - произнес парнишка вслед. - Просто я из Гамельна.
  - Гамельн? - неуверенно, точно пробуя точно незнакомое слово, произнес Флейтист. Потом он растеряно улыбнулся, глядя в огонь. - Слушай, а я не помню такого... Может быть, это был - не я?
  - Ну, может, конечно, - недоверчиво, как: "Да знаем-знаем..." отозвался парнишка, подтолкнув в костер перегоревшую ветку - взлетели искры. - Откуда мне знать, я же не видел! Я потом родился... Про тебя только рассказывали...
  - Скверно, наверное? - вопросил Флейтист.
  - Ой, как скверно! - весело согласился парнишка. - "Волшебник, жадный плут отпетый, явился в пестрый плащ одетый..." - совершенно невыносимо прогнусавил он. - Это в кабаке там один, такой, толстый орал, когда ему на пиво не хватало. Песенка такая была - как раз деньги выпрашивать, там же - "людская жадность - вот он яд, сгубивший гамельнских ребят...", мол, не будьте такими уж, налейте, всего-то кружку пива прошу!.. А пастор так тебя и просто дьяволовым отродьем называл... А ты, случайно, не?..
  - Не, - Флейтист снова улыбался. - За дьяволовыми отродьями - это не ко мне!
  - А... Ну, в общем, я им не особо верил. Правда, толстому, там, это - с пивом помогал, он веселый был, славный. А там и не знаю, что мне в голову ударило. Да интересно просто было, наверное. Скучно было там - такой я, шебутной, шила в руках не удержать - в заднице оно у меня! Ну вот и взбрело мне в голову, что не так все оно там было, деньги опять же эти - сразу видно, у нас придумали... Я сначала просто думал - зашел бы ты еще разок, мало ли... Правда, наверно, поумнеть эти ослы городские не поумнели, а и ладно... Все равно там тебя таким кошмариком выставили, что сами бы нипочем не признали. А потом как-то и решил, а что, у меня ног да головы нету, почему бы тебя и поискать не пойти. Ну, вот и пошел.
  - Долго бродил-то? - поинтересовался Флейтист.
  - Долгонько, - присвистнул парнишка. - Всякое было. Но ничего, я живучий. Я еще там привык - с хозяйской-то кормежки - либо ноги протянешь, либо что и стянешь, - весело улыбнулся он. - Странно так, даже не пойму, и лет-то сколько прошло, тут от зимы к лету шастаешь - сосчитай поди... И забыть немудрено, - лукаво поглядел он на Флейтиста, - ты ж еще дольше бродишь, а мы, небось, не одни такие...
  - Не одни... - задумчиво согласился Флейтист.
  Разговорившийся парнишка продолжил.
  - Не в одном, наверно, городе, твою-то флейту вспоминают...
  - Не в одном, - снова согласился Флейтист, и тут парнишка, как-то очень неуверенно и быстро - так срываются случайные фразы, о которых потом или долго жалеют или долго радуются - выдал:
  - Слушай, а взглянуть на нее - можно?
  - Можно, - как-то очень медленно сказал Флейтист, но доставать флейту не спешил. Теперь он смотрел уже на парнишку, пристальным взглядом, требующим ответного, столь же пристального. И ответный взгляд был - в огненных отсветах сложно было разобрать настоящий цвет глаз Флейтиста - черными казались они, черными - с танцующим огнем внутри, цвет - или что-то иное парнишка скорее понял, чем увидел - на миг захлестывающее темно-фиолетовое небо нездешнего вечера - вечера где-то далеко и высоко отсюда - или отовсюду? Этот взгляд не улыбался, он был серьезным, чересчур серьезным, пожалуй - испытующим. - А можно даже и попробовать, - произнес он, уже протягивая парнишке флейту.
  - Ты что, думаешь, я умею...
  - Она может думать по-другому, - спокойно отозвался Флейтист.
  Она была теплой, пожалуй - слишком теплой, все-таки металл, хотя - под курткой, небось согрелась... Хотя... Теплой - и почему-то в первый миг - чересчур тяжелой. Хотя - чувствовали ли ее руки? То есть, несомненно, чувствовали, но что? Что-то другое... Он не знал, как это называлось, но другим это было. Он принял ее неуверенно, неловко, неумело, таким кривым и косым показавшись себе в первый момент, чуть пугаясь внимательного-внимательного, до невозможности, взгляда Флейтиста. А потом - еще неуверенней, точно пытаясь удержать в ладонях что-то невозможно хрупкое - мыльный пузырь хотя бы, поднес ее к губам...
  Нет, первым звуком был свист, наивный бессмысленный свист, получающийся у всякого, только-только взявшего любую флейту в руки... Но только первым... Дальше... Но дальше властно повело уже что-то иное...
  Кто - вспоминал? Руки? Флейта? Или - нездешнее вечернее небо во взгляде Флейтиста? Но - кто бы не, пусть будут руки, с каждым мигом, с каждой новой нотой - вспоминали, и нелепо-неуверенная свистулечка первого мига несмело, еще чуть теряясь - так и летать надо учиться - потихонечку расправляла крылья, становясь собой. И крепнущий мотив таял во внезапно замершей тишине леса, казалось - ветер не смел шуметь и огонь трещать, казалось - они слушали. Кто - вспоминал? Может быть, то же самое нездешнее небо во внимательном взгляде, может быть - старые-старые сосны на обрыве, может быть - наклонившееся ночное небо? Но кто бы ни вспоминал, по первому осмелившемуся звуку угадав извечную и неповторимую песню, голос страны, называемой Далью - тот вспоминал и видел. И для видевших он, взявший флейту, взрослел на глазах, и темно-зеленым шелком ложилась выгоревшая рванина рубашки, - темно-зеленый шелк, напросится - тоже зеленью, чуть в рыжину плащ, и - да, теперь пепельные волосы по плечам, он взрослел на глазах, оставаясь юным - не мальчишкой, чуть постарше, хотя - глаза пожалуй остались бы теми же - их яркой зелени не чуждо было и мальчишеское озорство... А еще такой взгляд уже научился бы улыбаться - или смотреть невозможно-серьезно, как сейчас - безмолвно глядящий на него собеседник... Его-то взгляд несомненно - узнавал. Узнавал - или узнал давно, в тот ли миг, как протянул флейту или раньше? - всегда было зрячим - на такое - нездешнее вечернее небо взгляда, может быть - того самого неба, которое достаточно один раз хлебнуть - чтобы уже никогда не захотеть ничего другого...
  
  А потом он опустил флейту - тот же самый вряд ли шестнадцатилетний парнишка в зело линялой старой рубахе, тот же самый, только озорная улыбка в глазах сменилась какой-то непривычной растерянностью, точно - впервые увидал что-то, может быть, и приятное, но настолько невозможно незнакомое - или наоборот. Флейту он вернул назад, вернул молча, и уставился на Флейтиста, не произнося ни слова.
  А тот снова улыбался. Какое-то время молчали оба, потом парнишка нагнулся, докинул остатки веток в костер, уже рассыпающийся в угли (сколько времени плелась серебряная нить этой песни? - впрочем, все, кто ее слышал, время всегда считали по-другому), поднялся - и нарвался на какой-то дружески-насмешливый взгляд Флейтиста:
  - Не умеет он, - протянул Флейтист. - Говоришь, тоже! Ты как там, жив?
  - Да вроде... - неуверенно отозвался парнишка. - Так ты же говоришь - она сама...
  - Ну... - уклончиво хмыкнул Флейтист. - Сами камни на голову, конечно, падают... Послушай, братишка, ты как говоришь - сколько тебе лет?
  - Ну, шестнадцать должно было быть... Зимой, - уточнил парнишка в ответ на явно неожиданный вопрос. - Но я-то осенью удрал, а теперь и со счету сбился... Может, что исполнилось...
  - Ой, наврали тебе... - снова протянул Флейтист. Может быть, парнишка попытался увидеть в его взгляде намек на шутку, но намека этого не увидел. Потом - какое-то время Флейтист молчал, всматриваясь в темное мерцание прогорающих углей, а потом - спросил. - Ну а куда же ты теперь?
  Вопрос заставил парнишку слегка растеряться:
  - Ну, не знаю... А, все не назад же... Слушай, а с тобой можно? - не дожидаясь ответа, он заторопился вслед. - Ты не думай, я это, живучий, ну, вот и что-то умею... Вороват, правда, говорят, - усмехнулся он следом, - да то не всегда же... Вон, Хинькам тоже иной раз яблочка хочется...
  - Со мной? - как-то непонятно переспросил Флейтист. И поглядел - как-то очень внимательно, может быть, конечно, в этих глазах и прятался какой-то смешок, но веселого в этом смешке в помине не было. - Ну, можно, конечно... Все вдвоем веселее... Вот только - ты думаешь, я сам знаю куда иду?
  - Не-а, - ехидно заметил в ответ парнишка. - А то, поди, меня не взял бы...
  - Может и взял... - протянул Флейтист и неожиданно спросил следом. - А как ты умудрился - на Дорогу-то пройти? Ну, за мной, - уточнил он вслед, видя непонимание в глазах парнишки.
  - Да как... - пожал плечами он. - Взял да и пошел.
  - Как вчера? - немедленно вопросил Флейтист. - На дороге из города?
  - Ну, вроде... Да, похоже, тоже взял, шагнул, там, кстати, тоже лето было, а у нас осень - я так удивился...
  - Да-а, просто взял он и шагнул, - повторил за ним Флейтист с какой-то непонятной интонацией.
  - А что? - немедленно переспросил парнишка. - Ну, что тут такого?
  - Да ничего... - усмехнувшись, отозвался Флейтист. - Совсем ничего, - тон ответа его явно опровергал, и тут сам Флейтист продолжил следом. - Только вот знаешь, чаще приходится мордой тыкать, как слепого кутенка в молоко - вон же она, Дорога. И иногда даже без толку... Давно, очень давно не встречал я таких, которые просто - взяли и пошли... - вполголоса, задумчиво произнес Флейтист. - Как давно я не встречал таких, и вот надо же, чтобы первый встреченный такой немедленно заявил: "А с тобой можно?" Можно, конечно, братишка, только вот - а зачем тебе я, когда и сам все можешь, - нет, он говорил это без грусти, просто задумчиво. Пожалуй даже улыбался. Той странной незаметной улыбкой, которую не в праве знать никакая юность.
  - Так уж и все! - немедленно выдал парнишка, тоже улыбнувшись - видимо, откровение Флейтиста чем-то ему польстило. - А потом ты сам сказал, что вдвоем веселее... Да и... - парнишка замялся.
  - Что - и? - пришел ему на помощь Флейтист.
  - Э... Ну, как бы тебе сказать, - парнишка явно слегка побаивался говорить, но в конце концов решился. - А этому научится можно - ну, уводить? Я... почти захотел...
  - На твоем месте - я бы этого не хотел, - усмехнувшись, выдал Флейтист в ответ. - Но кто тебя спрашивать будет...
  - Ой, а все-таки - можно? - уже лукаво осведомился парнишка.
  - Ну, а если я скажу, что ты уже умеешь - ты мне поверишь? - вопросом на вопрос ответил Флейтист.
  - Э... Не знаю...
  - Ну вот, - хмыкнул Флейтист.
  - А все-таки я с тобой подамся! - подвел итог парнишка. - Хоть немного.
  
  Ранний холодный зов утреннего ветра обычно поет о Дороге... Они тоже собрались уходить - когда небо стало по-рассветному ясно-голубым, и с реки медленно-медленно пошел растекаться туман. Старые-старые сосны провожали их гулом, сухой песок дороги сыпался под шагами, пахло сказочной рассветной сыростью соснового леса.
  - Покамест я до Дома, взглянешь, что это такое, дальше сам, поди, разберешься, - продолжал разговор Флейтист, идущий сзади, чуть поотстав от своего спутника - парнишка нескоро заметит, насколько умудрился стать старше за эту ночь...
  - Угу, - отозвался он, перепрыгнул через старую, заросшую по краям зеленой травой, лужу и остановился подождать Флейтиста. Когда же тот поравнялся с ним, парнишка подобрался к нему, сделал несколько шагов рядышком и неожиданно произнес. - Спасибо тебе!
  - За что? - Флейтист явно удивился.
  - За Дорогу... Все-таки это ты меня сюда привел.
  - Хотелось бы слышать мне твою благодарность и в дальнейшем, - почти себе пробормотал Флейтист. Парнишка же продолжил:
  - Да и за то, что и вывел... Я все-таки думаю, что это ты был в Гамельне!
  - Правда? - Флейтист спросил как-то очень резко и остановился. Остановился - и снова внимательно-внимательно поглядел на своего спутника. - Братишка, а ты уверен, что это был - не ты?
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"