"Как некстати," - пульсировала мысль. Норковая шапка, предмет тайной гордости, валялась в недосягаемой близости от неестественно вывернутой руки. Что-то липкое плавило снег под седеющим виском. За сугробом открывался живописный вид на пустырь. А редкий свет в окнах хрущевки расплывался в разбитых очках, смешиваясь с чернотой неба. "Хоть бы звезды увидеть в последний раз," - Лев Евсеевич судорожно всхлипнул...

А ведь десять минут назад вечер не предвещал ничего необычного. Как всегда, в пятницу Голубчик Л.Е. возвращался поздно. Ноги исправно отсчитывали полтора квартала между пунктом А, "Трестом N. 14" на улице Пушкина, и пунктом Б, его холостяцкой квартирой. Лев Евсеевич снова проигрывал в уме составленный отчет. "Значит так... брутто за нетто ... оставим в заначке... приплюсуем... дивиденды... что у нас в пассиве?" - шептал он, а автопилот привычки нес его по давно заученному маршруту.

Неуклюжая тень скользила мимо редких зубов заборов, громады гаражей, облюбованных алкашами, овощного склада со стойким запахом гнилой капусты, заброшенной детской площадки и появившимися совсем недавно капитальными постройками. Изредка он выныривал под бледным колпаком фонаря и опять растворялся в темноте. Наверное, если бы не его постоянное бормотание, город, готовящийся к выходным, совсем бы не заметил бухгалтера.

Занятый мыслями Голубчик поздно среагировал на вылетевшую из-за угла иномарку. В следующий миг тщедушное тело отбросило на обочину. Внутри что-то хрустнуло и левый бок взорвался болью. Машина остановилась неподалеку. В салоне по радио визжала какая-то певичка. Похоже, водитель и пассажир спорили, что делать с нарушителем их праздника. Наконец, свистнув на прощание тормозами, иномарка исчезла в темном переулке. И опять тишина...

Тело постепенно немело и становилось необычайно воздушным. Так бывало в детстве, когда, купаясь в море, он долго лежал на воде и жмурился от солнечныx лучей. "Finita la commedia", - подумал Голубчик отрешенно. А жаль, на работе зрела надбавка к зарплате. Да и Людочка, наконец, начала отвечать на знаки внимания. Вспомнилось, как недавно он неумело тискал пышный бюст секретарши в подсобке. Людочка томно закатывала бесстыжие глазки и шептала: "Лев Евсеевич... Голубчик... не здесь же..." А ее алые пухлые губки пахли Макдональдсом.

Бухгалтер с тоской подумал, что скоро наступит весна и под еще сонным солнцем испарится последние воспоминания об этой глупой зиме. Среди лужицы, некогда бывшей сугробом, найдут его серые останки. Найдут по кружащейся стае мух, неизвестно откуда взявшихся ранней весной. "Ну, что за вредные насекомые!" - со злостью подумал Лев Евсеевич.

Следующая картина вызвала ужас. Привиделось ему, что милиция, следуя протоколу, вскроет его квартиру. Зайдут вальяжно, как к себе домой, пригласят понятых из соседей. А там... мусор. Целый пакет рыбьих голов, обрезки овощей и прочее. "Как же я мог забыть? - лихорадило бухгалтера. - Спешил утром, опять спешил". А воображение уже нарисовало ему живой ковер из мух. Они покрыли пол, стены, лениво перелетали с люстры на антресоль и обратно. И жужжали...

Наплыв паники снова поднял тело бухгалтера в воздух. Никто никогда не узнает, чего стоили Голубчику последние сотни метров. Он ковылял вдоль стен домов, много раз пытался бежать, спотыкался, падал, вставал опять...

Родная квартира ошарашила его теплом и светом. С подозрением прислушиваясь к жужжанию в голове, Лев Евсеевич вынес мусор, основательно промыл покрытое синяками тело и даже вытер пыль. В полночь чистый и причесанный Голубчик удовлетворенно лег, чтобы почить вечным сном. Он долго ворочался, с каждым стоном осознавая, что умирать как-то совсем не получается. "Вот все не как у людей!" - подумал он под утро и с досадой зевнул...