Мне было тринадцать, когда умер мой кот. Моисей Абрамыч... Хорошо помню тот вечер. Тогда я впервые открыла для себя волшебный мир Рея Бредбери. Первый рассказ, который я прочитала, назывался 'Марсианский затерянный город'. В тот день я не дочитала его до конца.
Мося лежал на полу в коридоре - маленький и жалкий, с мокрыми ногами (мама зачем-то помыла его). Кота тошнило кровью, и он уже не мог нормально передвигаться, полз с трудом. Я сидела рядом и читала ему вслух. Он был очень красивый, и я сказала своему котику, остановившись на середине: 'Остальное я дочитаю тебе завтра'. Через какое-то время Моисей, едва двигая лапами, перебрался за угол коридора и остался лежать напротив двери мокрым боком кверху. Прошла пара часов, и последняя струйка влаги выплеснулась из его рыженького тельца. Я убежала в другую комнату, чтобы просто не видеть его смерти, не наблюдать его последние судороги, никогда не вспомнить, как тело моего котика трепыхается на полу коридора. Я лежала в кресле и со слезами на глазах молила бога, чтобы Мося остался жив. Тогда мой бог предал меня впервые, собственно, он всегда меня предавал, наверно я слишком тихо ему кричу...
Моисей Абрамыч умер, оставив меня одну. Его тело некоторое время лежало в коридоре, мама прикрыла его белой тканью. Следующие несколько дней я обходила это место стороной, боясь, видимо, наступить на дух кота.
В тот день мама сказала мне позвонить ветеринарам и спросить, нет ли какой-нибудь специальной процедуры. Я позвонила:
- У меня кот умер, что мне делать?
- Похороните его.
Чертовы ублюдки! А то я не догадалась! Я стала ненавидеть врачей еще больше...
Мой котик ушел, и я надеюсь, что там ему хорошо. Я до сих пор верю в бога, но отношусь к нему не лучше, чем к себе и запросто могу послать его к черту. Моисей не дожил до завтра и не узнал, чем закончился рассказ, но я дочитала его на следующий день. Больше я никогда его не открывала и до сих пор боюсь эту книжку. Надеюсь, что Мося смотрит на меня сверху и радуется. Он слишком много значил для меня. Он был последним и единственным живым существом, которое я любила.
Не знаю, давно ли это, но нас трое. Да, именно трое. Я - реальная я, обладающая собственным разумом, мой единственный друг - вымышленный, живущий в моей голове и дающий мне советы, и тот, кого я называю своим богом.
Первую я каждый день виду в зеркале и именно она решает, чем будет заниматься мое тело. Второй - бесплотное существо, постоянно меняющее свои имена и форму, он мой вечный собеседник, который всегда меня слушает и почти всегда отвечает, иногда он становится моей подругой, хотя в последнее время это случается все реже и реже. Третий - бог - заслуживает особого описания. Прав на решение того, как я поступлю в той или иной ситуации у него не больше, чем у остальных обитателей моей головы, которую можно рассмотреть как систему, именуемую в обществознании, как 3 ветви власти. Исполнительная принадлежит мне, законодательная - моему другу, а богу - судебная, ибо он появляется на месте крайне редко и занимается тем, что помогает мне сделать правильный выбор. Для меня он кто-то вроде Иисуса из 'Сауз Парка', беспредельщик, живущий по божьим заповедям, более того, я в него свято верю и вовсе не считаю богохульством то, что он вот такой вот. По мне, у бога есть безграничная власть, но тот, кто не услышал ни одной моей молитвы, не может внушать благоговейный трепет. Если сказать все это одной фразой - мой бог отличается от общепринятого тем, что я его не боюсь.
Мой друг и мой бог - составляют конкуренцию друг другу, так как первый - истинный Дьявол, а второй - Ангел чистейший. Но они только раз в сто лет говорят непосредственно друг с другом, и это больше похоже на редкую встречу двух сильных, даже великих соперников, которые уже много лет враждуют, но ведут себя в общении, словно два мудреца. А те ангелок и чертик, обычно сидящие в мультиках на плечах у человека и советующие ему как поступить - это я и друг мой соответственно. Не знаю почему, но последний - очень плохой, настолько плохой, что мне безумно это нравится.
Так вот мы и живем нашей скромной шведской семьей: я, мой воображаемый друг и мой бог. Никто не жалуется. Все довольны и счастливы. Мой долг не позволить ни одной ЭСТ разделить нас, ибо это путь в 'желтый дом с мягкими стенами', долг друга - никогда не 'умереть', ибо это путь в алко- или наркозависимость, долг бога - не дать мне придти к мысли, что его нет, ибо это путь в социальную клоаку, путь в люди. Так позаботимся же друг о друге, товарищи мои, да не забудем о ближнем своем, о своем соседе по отделу головного мозга!
Ложь - вот мой верный спутник. Как и мои друзья, эта дура не врожденная. Она пришла со временем. Всю жизнь я верила, что говорю правду: я была честна с родителями, если они что-то спрашивали, я всегда отвечала за свои слова, я просто никому не врала... До поры до времени. В какой-то из дней моего светлого детства люди перестали мне верить. Чем честней я перед ними была - тем неправдоподобней казались мои слова. Я искренне старалась донести до них правду, но она никому не виделась реальной.
Что мне оставалось? Начать заниматься обратным, и о чудо! - мои слова получили свою минуту славы. Научится обманывать гораздо легче, чем увидеть силу в правде. Эта способность может использоваться по-разному. Добиться идеала же в этой отрасли жизнедеятельности можно любыми способами, которые каждый придумывает себе сам. Мой же очень прост: на какое-то мгновение - именно то, когда ты поднимаешь свои наивные зеленые глаза Шебахиме Цубасы и говоришь то, что хочешь, - поверить в это. Всегда срабатывает. Редкий человек усомнился в моих словах. Сейчас я могу похвастаться, что уже почти разучилась говорить правду. Обидно конечно, но ладно, что уж тут поделаешь.
До кого мне есть дело? До меня? А еще до кого? Эм... до меня? Так, те ,кто мне важен, отличаются от остальных тем, что я стараюсь общаться с ними начистоту. Теперь тот же вопрос: до кого мне есть дело? Ни до кого... Мило, что сказать.
Единственная проблема лжи заключается в том, что она всевластна. Чем больше она позволяет себя использовать, тем сильнее она опутывает разум человека, Жизнь начинает превращаться в безумную карусель, и вместе с тем миром, что был раньше, появляется другой, созданный самим объектом ее власти, но они так перепутаны между собой, что порой ты забываешь, какой из них истинный, а после этого - самое страшное. Забвение. Нельзя запомнить все, что ты говоришь, в памяти остаются лишь реальные события, а остальное со временем тебя покидает. Не повезет, если на лжи тебя поймают. Крах! Ничего не остается....Хотя, чтобы добиться такого эффекта, нужно натворить ОЧЕНЬ много. Боюсь, на это меня не хватит. А может оно и к лучшему?
Нет на свете человека, который не знает, что такое ложь, просто остаются те, кто пользуется ей так, будто она не существует.
С течением времени сильнее начинаю бояться абсолютно земных вещей, а главное их становится все больше и больше.
Страх. Что для меня страх?
Меня пугают многие вещи. Я боюсь червяков, причем именно боюсь, они мне не просто противны (зато к змеям, кроме червеподобных, испытываю непреодолимую симпатию); я боюсь острых предметов ( меня охватывает паника, если на меня наставляют нож или им просто кто-то неловко орудует рядом); я боюсь машин ( однажды сантиметрах в двадцати от моего лица проехал грузовик); меня пугают странные люди, особенно шизоидного типа, прочитав учебник по психиатрии, я вижу в них потенциальных маньяков.
Обычно случается именно то, чего больше всего боишься и о чем беспокоишься, но меня вовсе не радует перспектива испытать что-то, обычно приводящее меня в ужас.
Я постоянно вижу свою смерть. Не знаю, бывает ли у других людей такое, но в моей голове меня переезжает машина на каждом переходе, каждый косо глядящий мужчина пытается меня убить, все собаки света, даже самые безобидные ( я боюсь собак и поэтому никогда их не любила), вгрызаются мне в глотку, а потом старушки находят меня в луже собственной крови где-нибудь в переулке. Такой подсознательный страх беспокоит меня больше всего. Я ненавижу это чувство, когда, стоя на балконе 10-го этажа, я вижу свой полет вниз. Но главное - то, что я не осознаю страха высоты, просто мне всегда хочется лететь, и я волнуюсь за свое маленькое тельце.
Я совершенно не боюсь, скажем одиночества, не боюсь быть непонятой и других подобных вещей ( просто я наверное к этому уже привыкла), но и не могу похвастаться и пафосной фразой признаться в любви этим милым чувствам, ибо делают так лишь те, кто их никогда не испытывал. Я не боюсь своего страха, не боюсь говорить о нем, ведь это часть меня, так же, как и люди, живущие в моей голове, зачем их стесняться? Но я очень трусливая на самом деле. Многое из того, что я боюсь делать, кроется в моей природной скромности ( хоть некоторые ее никогда не видели) и неуверенности в себе. Право, за что меня любить?
Страхи - они окружают меня повсюду. Я бегаю по коридору от темноты, бегаю от кого-то невидимого, когда иду по темной улице, бегаю через дорогу, если не успеваю на зеленый, бегаю в школу, если опаздываю на урок, а учитель - кто-то злобный и вредный, но, возможно, все не так страшно, как может показаться, а я - всего лишь беззащитный ребенок?
Обычный день. Иду домой и на перекрестке двух проспектов бегу через переход.
Упс, не успела (мило улыбаюсь).
Вот оно - мое тело. Лежит бездыханное на дороге, даже в крови. Как думаешь, друг (стоим втроем с ним и богом рядом, воображаемый покатывается со смеху, сейчас он похож на Рюука, бог нервно курит, я ударяю дружка по плечу и прошу его заткнуться), все могло бы быть иначе? Хотя, ладно, и так сойдет. Единственное, что бы мне хотелось узнать сейчас: был ли кто-нибудь когда-то в меня влюблен. Друг отвечает что-то невнятное, но я не слушаю его и смотрю куда-то далеко-далеко, в небо за четырнадцатиэтажкой. Как и раньше улыбаюсь солнцу. Сейчас мне уже не важно, что произойдет с девочкой, развалившейся на асфальте, потому что через пару минут, когда бог докурит, он возьмет меня за руку, а я, в свою очередь, моего воображаемого, и поведет куда-то, где я больше не смогу наслаждаться небом, этим смешным разноцветным странником, так часто спасавшим меня от невзгод. Мы трое и мы - вместе, как и раньше.
Жалко родителей, ведь они так меня любили - единственную, хорошенькую дочку, жалко девочку, называвшую меня 'мой дорогой', может еще Алису и Билку немного. Жалко, что я не изменила мир к лучшему, что не отомстила негодяям, что не попросила прощения у тех, перед кем была виновата, что не улыбнулась тем, кому хотела, что так и не стала художником... Возможно, кто-то сделает это все за меня. Я не хочу думать о том, что станет с моим телом, потому что это меня пугает. У меня есть две минуты, чтобы поверить в мир и поклониться ему в знак почтения, пусть даже он забудет меня через несколько недель.
Я не хочу, чтобы те, кому я была нужна, плакали, я хочу, чтобы они надеялись на то, что мне не будет плохо, как я молилась когда-то о моем котике. Я не хочу, чтобы церковь признала меня еретиком, я не хочу, чтобы все вы, хорошие мои, страдали из-за меня, я не хочу, вашей боли, я хочу, чтобы вы жили, словно ничего и не было - ни Джона, ни ее друга, ни ее бога, ни ее мыслей, ни ее тела, ни ее самой. Когда-то все станет таким, как я хочу, а пока я просто скажу вам одну вешь: моя смерть, как и сотни других смертей, останется незаметной, а кому-то даже принесет облегчение, мне нет дела до того, что вы забудете обо мне на четвертый день после того, как ту девочку сбило машиной, я просто хочу, чтобы вы поняли, кто я, пока это всего лишь... шутка.