Кротков Антон Павлович : другие произведения.

Маски-шоу Павла Воткова

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Могут ли в одном человеке уживаться сразу несколько разных личностей? И что может случиться с таким персонажем, если однажды "парни с характером" в его голове вздумают начать непримиримую войну друг с другом? Именно в такой сумасшедшей ситуации оказался главный герой романа, простой школьный учитель Павел Вотков...
  "Маски-шоу Павла Воткова"
  
  Чем больше в человеке пустоты,
  Тем больше места занимает дьявол.
  Довольно дважды вытоптать цветы,
  Чтоб все пространство борщевик захавал.
  
  А Господа который век подряд
  Среди российской местности угрюмой
  Приходится возделывать как сад:
  Он сам собой не явится.
  Не думай.
   Дмитрий Быков
  
   Живая рыба плывёт против течения, лишь дохлая по те-чению...
   Х/ф "Меня зовут "Арлекино"" 1988 год.
  
  
  
  Вступление
   Сотрудница КРКЦ (Королёвского расчётного коммунального центра) как нельзя лучше подходила для такой должности. Непроницаемое лицо её выгоревшей до тла на работе школьной учительницы выражало лишь одну эмоцию - суровую протестант-скую беспощадность к не справившимся со своей жизнью неудачникам. Впрочем, по роду служебных обязанностей, ей полагалось давать последний шанс - хотя бы попытаться выкарабкаться уже фактически отбракованным социумом "лишним людям".
  - Сейчас заплатите 30% от суммы накопившегося долга за услуги поставщиков света, газа, тепла, воды, воздуха и так далее, плюс набежавшее пени, - тонкие бледные губы автоматическим бесцветным голосом зачитывали условия отсрочки, в глазах клеркши и в стёклах её очков отражались только столбцы цифр задолженности с монитора компьютера.
   Немолодая пара напротив сотрудницы КРКЦ испытывала смешанные чувства: неумолимо затягивающейся на их дряблых шеях пеньковой удавки и слабую надежду что отсрочка приговора как-то поможет им избежать наихудшего.
   - Как только принесёте мне банковский чек оплаты первой доли квартирной задолженности, мы заключим с вами договор на реструктуризацию вашего долга перед управляющей компанией и поставщиками услуг ЖКХ. Сроком на полгода. Каждый месяц строго до 11 числа будете частями гасить сумму. Если просрочите хотя бы на день, - договор между вами и КРКЦ автоматически расторгается... Ваши долги передаются в суд, который будет решать вопрос об отключении вам газа и электричества, либо выселении вас с занимаемой жилплощади, на которую может быть наложен арест. Условия понятны? Тогда идите. Ближайшее отделение "Сбербанка" за углом.
  Немолодые королёвцы вышли на улицу и побрели в указанном им коллекторшей направлении. На душе у этих двоих итак было тяжело, а окружающая обстановка словно ещё больше старалась расковырять их душевные раны. Куда не посмотришь, отовсюду взирают приметы "развитого путинизма". Страна неумолимо погружалась в нищету, тьму мракобесия, жестокость и хаос. Пока немногие приближённые к власти сказочно богатели, всё больше обычных людей не справлялись с наваливающимися проблемами, теряли работу, а с нею средства к существованию. Это было заметно по резко изменившейся за последнее время уличной рекламе. Если ещё недавно, в относительно благополучные довоенные времена, она продвигала покупателям собачий корм, стиральный порошок, недорогие круизы в Египет, импортные айфоны и иномарки, то теперь в основном продавала смерть и страх. Тебе либо предлагали стать наёмником и отправиться за приличные деньги убивать, либо грозили отобрать у тебя жильё за неуплату по ЖКХ с гарантией подохнуть под забором.
  Реклама второго типа так и называлась - "не должник". Но это был обман в духе времени. На деле ты мог лишь немного отсро-чить свой несчастный финал, отправившись на фронт мясом для "мясных штурмов". Либо взяв в банке кредит под сумасшедшие проценты, чтобы кинуть кусок хищникам из управляющих компаний за ЖКХ. И благодаря столь плохой для себя мере сдохнуть хотя бы не уже завтра, а через несколько месяцев.
   Для 90% населения происходящее в России было сущим кош-маром. Безумная инфляция, когда свихнувшееся государство вкладывало все деньги в войну, не заботясь об экономике и о том, как будут выживать простые люди. Кредитная лихорадка. Когда с одной стороны банковские кредиты дорожали, как безумные. А народ в ужасе, что вскоре кровью и потом заработанные сбереже-ния превратятся в ничто, набирал кредитов, как не в себя, не думая о том, как будет их отдавать. Безудержный рост цен и налогов. И только 10% россиян, зарабатывающих на войне, чувствовали себя великолепно в этом хищном болоте. Так что для военных вербовщиков живого "мяса", падальщиков из управляющих компаний, коллекторов из РКЦ-ентров, коммунальщиков и банкиров это было жирное время, позволяющее делать отличный бизнес.
  А ты, - простой обыватель в самом низу этой пищевой цепочки, - жил с растущим ощущением себя пищей для более крупных обитателей русских джунглей...Правда у отдельных индивидов посреди этой безнадёги вдруг включалась психологическая защита, начинали прорезаться удивительные способности к мимикрии. От полной обречённости, чувства незащищённости человек вдруг начинал переживать поразительный ментальный опыт, в какой-то момент в спонтанном инсайте обнаруживая, что "ты уже вроде и не ты, а материализовавшийся персонаж из чьих-то ночных кошмаров...".
  
  В сберкассе царила обычная неразбериха. Аппарат выдающей талончики с номерами очереди на обслуживание к операторам банка не работал. Действовала живая очередь. Несколько десятков посетителей нервозно ожидали, когда выставленный на замену аппарату распорядитель направит их к нужному окошку. Одно-временно все бдительно наблюдали за соседями, чтобы никто не влез без очереди.
  С улицы шумно ввалилась компания молодых людей лет 20-25. Пять человек. Подойдя к распорядителю она как бы вытолкнула вперёд парня с угловатым лицом.
  - Мне сказали в военкомате, что добровольцы на СВО проходят вне очереди, - с вызовом объявил доброволец, лицо его было пунцового цвета, хаотичность движений выдавала нервозность.
  Сев напротив молодой сотрудницы он пояснил, что ему нужно открыть банковскую карту, на которую Министерство обороны будет перечислять ему деньги по заключённому контракту. Говорил без остановки. Объяснял, что скоро срубил по лёгкому хорошие бабки, раздаст долги и купит себе красивую жизнь. Говорил достаточно громко, активно размахивая руками. Вероятно от сильного внутреннего волнения.
  - А вы сами захотели? - как бы между делом осторожно осве-домилась работница банка, и на секунду оторвав глаза от своего компьютера, с опасливым интересом взглянула на клиента.
  - Да я сам решил! - у молодого человека вроде как прорвалась гордость за настоящий мужской поступок.
  Черты лица его были примитивны и мужественны, голос рано огрубевшим для ещё фактически юноши, во взгляде присутствова-ла нервная живость обречённого, охваченного чувством мальчи-шеского куража и предчувствием своей участи.
  Но более зрелому наблюдателю было ясно, что не пройдёт и двух месяцев, как государство употребит одноразового солдата в одном из "мясных штурмов". "Потратит", как они говорят. Всё что останется от человека, только начинающего жить, вернётся в чёрном полиэтиленовом мешке. Ещё останется новенькая пластиковая карточка "Сбербанка", с которой его мать или девушка будут какое-то время снимать деньги.
  - У вас все карты арестованы! - вдруг сообщила клиенту со-трудница банка.
  - Это ничего, - напряжённо улыбнулся девушке завербованный. - Мне сказали, что эту не арестуют.
  
  
  Часть первая
  Глава 1
  Сегодня третьим уроком в девятом "Б" в расписании у него стоял урок "Разговоры о важном". В общем, ничего сложного. Всё, что требуется говорить учителям - им доходчиво объяснили ещё много месяцев назад. Те же, кто пытался "вырваться за флажки", по башке уже получили. Не хочешь новых проблем - строго придерживайся основных требований методички, размещённой на сайте Минобра.
  Когда в сентябре уроки по идеологической промывке детских мозгов стали обязательными, Павел Антонович Вотков долго мучился, пытался говорить с учениками нормальным языком о том, что для них в их возрасте действительно важно. Но сохра-ниться порядочным человеком в той радиоактивной обстановке, в которую быстро погружалась страна, оказалось невозможно. В конце концов, как и коллеги, Вотков тоже пошёл на следку с собственной совестью ради куска хлеба...
  Прозвенел звонок к началу урока. Вотков механически начал объяснение:
  - Сегодня мы продолжим говорить о Специальной военной операцией, объявленной президентом Российской федерации Владимиром Владимировичем Путиным на Украине. Тема урока "Нацизм на Украине" и поддержка его коллективным Западом"...
  
  С работы Вотков вернулся намного раньше обычного. Дома никого, близкие заняты делом. Один он - только что "сбитый лётчик", когда об этом станет известно в семье грянет большой скандал.
  Немного помаявшись по пустой квартире, Вотков побрёл на работу к супруге, благо она трудилась администратором в небольшом детском клубе неподалёку.
  Катя мгновенно всё поняла.
  - Всё-таки уволили! - произнесла она упавшим голосом, едва увидев понурого супруга.
  Вотков уныло кивнул и опустил глаза, словно школьник, при-нёсший двойку.
  - Ну... давай рассказывай, Пал-Антоныч, - с закаменевшим лицом предложила мужу Катя, смахивая в этот момент на прокуроршу в трибунале.
  А он и сам не мог толком объяснить случившееся. Да и не хотелось оправдываться, тем более врать.
  
  Дочь, узнав, что папа теперь безработный, особых эмоций не выказала - у неё недавно начался сложный возраст, в собственной бы жизни хоть что-нибудь понять, не до проблем предков. Лишь взглянула так, что Воткову сделалось ещё тоскливей.
  Вечером вернулся со службы двадцатилетний сын. Сухо и жёстко посоветовал непутёвому папаше не портить жизнь близким и срочно решить вопрос с работой.
  Засыпал Вотков с таким ощущением, будто умер и лежит в гробу, а собравшаяся вокруг вырытой могилы родня ждёт, когда зароют того, от кого теперь не было никакого проку, - одни лишь проблемы.
  
  На следующее утро, дождавшись, когда все разойдутся по своим делам, Вотков тоже вышел из дому и зашагал без всякой определённой цели. Предстояло как-то определиться насчёт себя. Потому что человеку необходимо однажды "по чесноку" ответить себе кто он есть и к чему идёт.
  А если ты понял, что ноль? Что весь пустотелый. То есть, имеется в наличие только оболочка... Так уж вышло. Долгие годы Павел тешил себя надеждой, что истинное призвание его литера-тура. Проблема заключалась в том, что написанные им романы, на которые уходили годы упорного труда, не издавались и не пользовались читательским интересом. Оставалась школа, которую Павел стал ненавидеть. Особенно, когда его принудили заняться отравлением детского сознания этой фашистской хернёй, - "служить воспитателем в гитлерюгенде". Из-за этого на работе он всё чаще впадал в странную задумчивость, внезапно мог надолго уйти в себя на педсовете или прямо посреди урока. Дети над ним откровенно потешались, коллеги держали за странного. Ближайший друг, учитель географии недавно беззлобно пошутил на этот счёт, дескать, вот они - первые признаки надвигающейся старческой деменции, только ничего смешного в шутке географа не было.
  
  Приехав на бывшее ВДНХ, Вотков долго бродил по обширной территории выставки. Отреставрированные новоделом руками таджикских гастарбайтеров павильоны не могли обмануть взгляда человека, сохранившего в себе детские впечатления от прогулок по этим местам вместе с давно умершим отцом. Щемящее чувство исторической связи событий и мест не столько заставляло ностальгировать, сколько создавало ощущение, что стал свидете-лем массового помешательства. Казалось невозможным, что за какие-то три годы страна настолько резко качнулась вправо. За подновлёнными дешёвой позолотой и искусственным гранитом декорациями угадывались те самые сталинские выветрившиеся статуи и полинялые гербы, поросшие травой, покрытые мхом, зацветшие ржавчиной профили маршалов и палачей. Но кое-кому нынче очень хотелось напомнить народу о той Европе, которую можно за считанные дни пересечь походной колонной, чтобы вымыть сапоги в Атлантике...
  Павел вышел на главную аллею, обсаженную туями и соснами, наверняка помнившими его маленького, гуляющим здесь и державшим за руки родителей. Многочисленные закусочные манили ароматами национальной кухни, подмигивали электриче-скими вывесками, толпа гуляк текла по аллее, как ртуть. Отдав-шись общему течению, Павел был вынесен к фонтану "Дружба народов". Звучали шлягеры прошлой эпохи, подобранные так, чтобы напоминать людям: "пришло время повторить". Здесь на ВДНХ, задуманной Сталиным, как витрина великого и прекрасно-го СССР ( который действующая власть собиралась восстановить, начав большую европейскую войну) особенно чувствовались упругие мускулы всеобщего внутреннего напряжения. Сквозь беззаботный мотив милого фокстрота тридцатых нет-нет да вспыхивали но-новому стальные мотивы. В самой глубине звука можно было угадать глухой стук марширующих колонн и заглушенный треск барабана. Далеко впереди будто реяли призрачные знамёна и имперские орлы. Вокруг, если приглядеть-ся, были лица, готовые слиться в дружном "хайль!".
  Проницательным людям давно было ясно, что страна, когда-то победившая фашизм, по чудовищной иронии судьбы, сама заражена коричневой чумой и переживает неонацистскую истерию.
  Обойдя неоклассическое здание бывшего павильона Украин-ской ССР, (в сильных руках позолоченной статуи мускулистой колхозницы на крыше павильона горел в закатных лучах кровавым золотом сноп пшеницы, и отбрасывала длинную жутковатую тень на асфальте тёмная фигура сталевара).
   Павел пересек площадь с ещё не запущенными после зимы фонтанами в том направлении, где не так назойливо лезла в глаза наглядная агитация, актуализирующая творящееся имперское безумие, словно на твоих глазах пытались реанимировать зачем-то вытащенный из могилы полуистлевший труп.
  Стоило покинуть главный проспект ВВЦ, как ощущение всеобщей шизофрении стало потихоньку уходить: казалось и люди навстречу стали попадаться расслабленные и дружелюбные.
  
  Глава 2
  Возвращаться домой не хотелось совсем. Не хотелось видеть недовольное лицо жены, чувствовать себя последней тряпкой в глазах близких. Поэтому Вотков засиделся на скамейке, любуясь на алеющие в закатных лучах первоцветы в клумбах. Хотя на дворе стоял апрель, воздух прогрелся до июльских температур.
   Почти стемнело.
  Рядом присели двое. В сгущающихся сумерках Павел не раз-глядел их лиц, только общие очертания. Оба как на подбор рослые, плечистые, явно ещё не старые. Один светловолосый, второй тёмненький, кучерявый.
  Павел едва покосился на них: в глаза бросилась мужская стать что одного, что второго. Не простые парни. Чувствуется порода - в осанке, походке, в каждом движении. И говорят, как опытные трибуны. Каким-то шестым чувством угадывается, что обоим привычно толкать речь на огромные аудитории. В другой раз Вотков непременно заинтересовался бы таким соседством, но только не сегодня. Погружённый в собственные мысли он почти не обращал внимания на разговор по соседству, однако некоторые фразы незнакомцев всё же заставили его прислушаться.
  - Знаю, Лёха, что ты, как и я, ни о чём не жалеешь, - задушевно говорил приятелю брюнет. - Тем более, что мы с тобой оба счастливцы: прожили так как хотели, были тем, кем выбрали для себя сами. Не думаю, что тебе понравилась бы идея выгадать для себя иную участь путём постыдного компромисса
  Павла удивило, что чернявый говорит с товарищем в прошед-шем времени. И вообще разговор выглядел очень странным. Ухо резанула патетическая интонация курчавого брюнета:
  - Нас не забудут. И вообще, думаю, что всё было не зря.
  Голоса показались Воткову знакомыми. Вскоре у Павла не осталось сомнения в том, что принадлежат они людям, которых уже не было в числе живущих на этой земле. Один был подло застрелен в спину на мосту с видом на Кремль несколько лет назад. Другого замучили в тюремном лагере "Полярный волк" в конце минувшей зимы.
  - Ты прав, Борис, - ответил второй, - только теперь я понимаю, как это круто - состояться в жизни - не изменить себе в крупном, пройти выбранный путь по самой высокой траектории до конца. За такой подарок судьбы можно и заплатить самую высокую цену.
  Взволнованный Павел не выдержал и вклинился в их разговор:
  - Тысячу раз извините! Но неужели это вы! Разве такое воз-можно?
  Соседи, снисходительно посмеиваясь, ответили, что ничего невозможного во Вселенной нет, и всё устроено гораздо сложнее и проще, чем думает большинство живущих людей.
  - Значит, Вы не погибли, Алексей, Борис! - совсем обрадовался Вотков.
  - Это как посмотреть, - с присущей ему прижизненной иронией ответил Навальный.
  - Могу только сказать, что смерть не стоит того, чтобы прида-вать ей такое избыточное значение, как у вас принято, - безмятеж-ным голосом добавил Немцов.
  - Какое это счастье! - воскликнул Вотков. - Потому что когда вас убили, Алексей, то большинство порядочных людей в России совсем потеряли надежду.
  - А вы? - неожиданно задал встречный вопрос Навальный, став, как показалось Воткову, очень серьёзным.
  Павел Антонович сразу приуныл, вспомнив кто он теперь и что впереди у него не просматривается никаких перспектив.
  - А что, я? - расстроился Вотков, даже уныло махнул рукой, дескать стоит ли говорить о таком неудачнике, как он. - Несосто-явшийся писатель. Недавний учитель в "Гитлерюгенде", уволен-ный с "волчьим билетом". Я вам где-то даже завидую. У меня такой прекрасной и прямой жизни не получилось.
  Глаза Навального блеснули в полумраке сочувствием и опти-мизмом.
  - Я бы на вашем месте не спешил, ведь вы ещё живы. Сколько вам лет?
  - 9 мая 52 исполнится.
  - Вот видите, только 52.
  Алексей вздохнул, помолчал о чём-то, затем грустно сказал:
  - А мне было всего 47. Мечтал стать президентом, увидеть Прекрасную Россию Будущего, как вырастут мои дети, потом написать книгу... но ничего этого уже не будет. А вы ещё в игре...
  - Да что толку-то! Для человека трудно, порой невыносимо принять, что он не просто неудачник, а пустое место. Но я это для себя почти принял.
  Парни могли бы на этом месте встать и просто уйти. Ведь они герои, им благодарные потомки непременно установят памятники в этом городе. А кто он? Так - один из миллионов посредственно-стей. Всё это пронеслось в голове Воткова и он подавленно замолчал, не смея беспокоить великих своими частными пробле-мами. Но собеседники отчего-то не спешили уходить.
  - Послушайте, вы можете хотя бы попробовать взглянуть на свою пропащую жизнь по-новому, - без нажима посоветовал ему Борис Немцов. И мечтательно добавил: - Я бы обязательно попробовал на вашем месте. Сдаться и спиться с тоски легче всего. Ненавидя и презирая себя. Только ведь в каждом из нас как бы параллельно существуют несколько личностей - герой и трус, святой и подонок, всегда брюзжащий старик и вечный мальчишка с горящими глазами...
  Его мягкая задушевность заставила Воткова стать ещё откро-венней:
  - Порой я мечтаю всё отмотать назад. Или стать другим чело-веком, - признался он.
  - Так кто вам мешает? - оживился Борис.
  - О, Вам легко рассуждать! Но когда тебе скоро стукнет 52.
  - А по-моему вы кокетничаете. Ведь вы уже попробовали! И не далее как вчера.
  Воткову вспомнился злополучный утренний урок. Как он начал привычно засирать детские головы пропагандисткой ложью про коллективный Запад, который вынашивает иезуитские планы погубить великую Россию, для чего фальсифицировал её славную историю, дьявольскими способами растлевал её молодёжь, подкупал и натравлял на неё бывших друзей, "младших братьев" по СССР...и вдруг посреди этого словоблудия ему пришла в голову странная мысль. Как она возникла в его мозгу, Вотков сказать не мог. Но он вдруг представил себя на месте того, кто однажды призовёт его к ответу. Того, кто однажды явиться по душу каждого учителя-растлителя и с суровым укором спросит:
  "- Что же вы натворили... неуважаемый? Вы ведь образован-ный, взрослый человек. Сам отец. Как же вы докатились! Вы ведь не могли не понимать, что в определённом возрасте школьника можно буквально искалечить духовно на всю дальнейшую жизнь лживой информацией! Далеко не в каждом возрасте ребёнок способен воспринимать слова взрослого, тем более учителя, критично. Разве вас не учили таким азам в пединституте? Это для подростковой, активно формирующейся психики, характерна выработка определённого критического отношения, когда не все слова взрослого с ходу принимаются на веру. Но вас ведь посылали преподавать и в пятых классах и вы соглашались. Вам придётся нести ответственность за содеянные преступления".
  И в этот момент такая уверенность наполнила Воткова цели-ком, что он и в самом деле ощутил себя не жертвой, а судьёй - люстратором! Душа его обрела целостность и он уже не мог остановиться...
  Учитель осёкся на полуслове. "Да пошло оно всё! - сказал себе Вотков. - Действительно, какого чёрта я занимаюсь этой мерзо-стью? Остановись, Палыч! Остановись! Пока окончательно не деградировал в законченного подонка, как большинство твоих коллег, убивших в себе педагогов и порядочных людей. А иначе они не радовались бы так в марте выпавшей халтуре подработать на полностью сфальсифицированных "выборах" президента - президента-рецидивиста, серийного убийцы. И всё ради неболь-шой подачки от власти. Что, неужели не понимают, в чём участвуют? Конечно, понимают. Взрослые ведь люди, с высшим образованием!..".
  
  Глава 3
  Оставаясь на скамейке тёмной аллеи, Вотков продолжал будто видеть себя на злополучном утреннем уроке. Осекшись на полуслове, осознавая, что прямо теперь готов сжечь за собой мост в прежнюю жизнь, он отошёл от классной доски и присел на край учительского стола; медленно обвёл взглядом устремлённые на него глаза почувствовавших важную перемену учеников и заговорил с ними нормальным человеческим языком о том, что действительно важно для каждого, кто живёт в России...
  Когда он наконец замолчал, долговязый парень с последней парты поднял руку. Вотков знал, что может стать жертвой провокации, и что наверняка кто-то уже записывает и снимает каждое его слово на телефон. Только ничего уже не изменить, дело сделано.
  - Давай, Витя, - кивнул он, ощущая одновременно удивитель-ную лёгкость и понимание неизбежной расплаты.
   Веснушчатой верзила с физиономией закоренелого двоечника и копной взъерошенных рыжих волос многозначительно оглянулся на дружков, потом дерзко взглянул на учителя и спросил:
  - Павел Антонович, вы что не любите нашу родину?.. А я вот например горжусь тем что я русский.
  Павел немного помолчал, улыбнулся мальчишке, ответил без злости:
  - Никогда не торопись делать выводы, Бородин. Сперва научись пользоваться собственной головой, а не цитировать популярных поп-исполнителей. Используй потенциал своего мозга хотя бы наполовину. А для этого мой тебе совет: больше читай. Я не про социальные сети в твоём мобильном. А про серьёзные книги. Музыка, это тоже неплохо. Но для нормального интеллектуально-го развития нужно ещё и читать хорошую литературу.
  - А как же мой вопрос? - дерзко ухмыльнулся Бородин.
  - Великий древнегреческий астроном и мыслитель Аристотель считал, что на территории, которую нынче называют Россией, живут полнейшие варвары и людоеды. Что ж, вынужден констати-ровать, что в некотором смысле мы, как народ, вернулись в то состояние, о котором писал Аристотель. И случилось это с нами, когда мы, как нация, вероломно напали на суверенное, к тому же братское нам государство: убиваем, калечим, изгоняем с родной земли жителей соседней страны, которые не сделали нам ничего плохого. Охотно получаем большие деньги за чужую сметь и чужие страдания. И очень радуемся этому. Так кто же мы теперь, как не людоеды? Так-то вот, дорогой ты мой Витя Бородин.
  
  Домой Павел решил возвращаться электричкой (это было дешевле, чем автобусом). От ВВЦ дошёл пешком по железнодо-рожной платформы "Маленковская", купил в кассе билет и прошёл через турникет в зону ожидания. Его поезд должен был прибыть с минуты на минуту. Вотков нервно ходил по перрону и, не обращая внимания на взгляды нескольких таких же ожидаю-щих, жевал плавленый сырок, купленный по дороге. Вид у него был, конечно, затрапезный. Он как-то весь обмяк за эти сутки, съёжился. Классический случай, который описан многими психологами на примерах тысяч людей, потерявших работу, а с ней веру в себя и в жизнь.
  Вагон был переполнен усталыми пассажирами: жители под-московных городков возвращались из столицы, где была работа и лучше платили.
   В толчее и духоте Воткову вспомнился неприятный финал вчерашней истории, после которой он и стал безработным. Кто-то по горячим следам настучал директрисе его школы на взбунто-вавшегося преподавателя истории. В голосе начальницы было столько гордой убеждённости, что Павел Антонович больше молчал, не зная чем ответить.
  - Что же вы! Дожили до седых висков, а так и не разобрались в собственном предмете, - обличала его директриса гимназии No 19 Лариса Васильевна Хоренко. - Что отвечать станете в своё оправдание, гражданин Вотков, когда вас вызовут в прокуратуру за ваши "подвиги"?
   Павел Антонович не знал, что ответить, не знал даже куда ему деть собственные конечности, свисающие, как у перепуганного новобранца перед суровым начальством "руки по швам". Идея засунуть их в карманы выглядела и того хуже, теперь он смахивал на разгильдяя-подростка, не получившего элементарного воспитания. Чтобы придать себе внешней независимости под градом обидных слов, провинившийся педагог скрестил их на груди. Как ни странно помогло.
  "Где вы видите, гражданина-то, Лариса Васильевна? - мог бы вполне ответить он. - Сами же на последних выборах, где вас беспардонно назначили муниципальным депутатом от "Единой России", втоптали это население в грязь! Вас не в депутаты, а на нары бы как рецидивистку. Как многолетнюю главу участковой избирательной комиссии - за ваши многолетние художества с подтасовками голосов избирателей. А вас недавно наградили почётным знаком от Центризбиркома. Так что никаких граждан в России давно нет, есть правящие беспридельщики, не боящиеся ни полиции, ни прокуратуры, и есть бесправное заруганное населе-ние. И я отдаю себе отчёт в своём полнейшем бесправии и вашем клановом могуществе".
  На столе директрисы Павел Антонович заметил научно-популярную книгу для детей младших классов "Детям о праве" под редакцией главного юриста путинской России, того самого, что приказывал сажать людей за невинные лайки против войны, наказывал детей и их родителей за антивоенные рисунки. В день когда Россия напала на Украину и русские ракеты попадали в украинские школы и детские сады, по его распоряжению был арестован муниципальный депутат Красносельского округа Москвы Алексей Горинов, просто выразивший сомнение в морально-этической целесообразности проведения запланирован-ного конкурса детских рисунков. Эта книга была в списке литературы, рекомендованной для использования на уроках "Разговоры о важном".
  У Воткова должно быть на нервной почве что-то снова стало происходить с лицом, - Павел Антонович не мог его контролиро-вать, и это начинало его пугать. Лицо периодически сковывало, от продолжительного напряжения немели щёки, губы, лоб, из-за чего на нём непроизвольно складывалась неприятная маска. А потом вдруг появлялась глупейшая улыбка, как сейчас.
  - Разве я сказала что-то смешное, что вы улыбаетесь? - непри-язненно поинтересовалась директриса, которой поведения историка всё больше не нравилось, казалось вызывающим.
  Павлу не хотелось увольняться. В нём теплилась слабая надежда, что присутствующий при разговоре завуч сейчас разберётся в ситуации и вступится за него; однако тот тоже молчал, оставляя право решать директору, а мадам Хоренко, войдя в раж, на все лады обличала Воткова, как вскрытого идеологиче-ского врага.
  
   "Наивный! На что ты надеялся? На их понимание, что творящаяся в стране шизофрения скоро закончится? - спрашивал теперь себя Павел Антонович. - Неужели ты думаешь, что кто-то из коллег хоть на йоту рискнёт своим положением ради туманного будущего! Они же не верят, что в природе существует те танки, что способны свергнуть Путина, что суды когда-нибудь встанут на сторону правды. Угроза будущей люстрации так же их пугает, как и перспектива Страшного суда. Разве хоть одному чиновнику от образования нужна истина, гуманитарное просвещение, развитие юных умов? Наученные за десятилетия путинизма выживать на своих должностях, директора, завучи, да и большинство рядовых учителей твёрдо усвоили, что прежде всего от них ждут лояльно-сти.
  
  - И не надейтесь, уйдя от нас, устроиться в другую школу, Вотков! Учтите, ваша фамилия теперь в "чёрном списке". Уж я об этом позабочусь, - злобно глядя на провинившегося, предупредила Хоренко.
   И Павел знал, что не работать ему больше по специальности. Переступи он порог любой другой школы, и новый директор быстро узнает причину его увольнения, и всё повториться. Времена нынче наступили беспощадные. Людей несогласных с политикой партии вычищают отовсюду. В столичном регионе тысячи учебных заведений, - лицеи, гимназии, центры гуманитар-ного развития, колледжи, институты, - но таким, как он, податься некуда!
   От этого немолодому мужчине становилось жутко. В груди росло ощущение зияющей пробоины. Тоска, безысходность, и только. Будет он теперь бегать, как беспризорный хромой пёс по разным конторам и отовсюду его будут гнать, словно зачумлённо-го...
   Павел Антонович с грустью смотрел в окно мчащейся с сквозь мрак ночи электрички на проносящийся мимо огни придорожных районов и они казались ему холодными мерцающими звёздами далёких галактик за миллионы световых лет от него. "Вот и думай, Вотков, должен ли человек звучать гордо, или умнее жить тихо, хоть и на коленях, зато при работе и деньгах!" - говорил он себе.
   А ведь он симпатизировал своим ученикам, надеялся на них, что вырастут нормальными людьми и не дадут стране окончатель-но сгнить в том болоте, в котором она увязла, страдал за них. А большая часть класса с равнодушными глазами, напоминающими холодные мёртвые звёзды, выслушала его мятежную речь, с таким видом будто ждали чего-то иного. Но чего именно? Вотков не знал. Может, просто ждали когда звонок известит о большой перемене и можно будет идти в столовую... Думая об этом Вотков ещё больше страдал от беспомощности и что всё было зря. А ведь он хороший историк с прекрасным образованием, не первый год в школе. И вот!.. Павел Антонович ругал себя, к чему была его глупая жертва. Тоже мне обличитель общественных язв!
   Погружённый в свои мысли, он и не заметил, как пролетело время в пути - машинист объявил, что следующая станция "Болшево".
  
  Глава 4
  Весь путь пушком от станции Вотков продолжал ругать и одновременно жалеть себя. Можно же было, чёрт побери, оказаться ловчее и удачливее, дальновиднее, в конце концов! Ведь у него, не смотря на все интеллигентские иллюзии, было пред-ставление о том, чем всё может закончиться. Сколько ему не объясняли коллеги, что по нынешним временам надо контролиро-вать каждое слово на работе, он оставался в чём-то очень наивным человеком, продолжающим верить в конституцию страны, которую государство обязано уважать; там ведь написано и про свободу слова, и про свободу совести... Он, конечно, читал в новостях о таких случаях, готовился к скандалу, правда до конца не мог представить, что за несколько смелых фраз его "зачистят" из школы так быстро. Ну почему всегда не везёт именно ему!
   В таком настроении дорогу до дома Вотков выбирал тёмны-ми глухими дворами, не испытывая желания столкнуться с кем-либо из знакомых. Павлу казалось, что все должны уже знать о постигшем его позорном увольнении и непременно захотят расспросить. Обычно это происходит вроде бы из сочувствуя, на самом же деле люди втайне жадно любопытствуют чужой глупости и дурости.
   Мысли были настолько тяжёлые, что в голове Павла Антоно-вича постепенно произошла подмена фактов фантазией. Защища-ясь от невыносимой правды, он смог нарисовал параллельную цепь событий. Это было что-то вроде управляемого сновидения наяву. В своём воображении он придумал как можно было выкрутиться из устроенной самому себе западни. Причём всё выглядело до того правдоподобно, что мужчина испытал облегче-ние, за которым следовал азарт. Это было чем-то вроде "альтерна-тивной истории", которой он, как историк, одно время увлекался. В самом деле, почему бы именно таким образом не могли бы лечь карты?
  - Вотков, можешь сказать что-нибудь в своё оправдание? - спросит, в упор глядя на него своими рыбьими глазами навыкате, директриса.
  - Лариса Васильевна, сам не пойму, что со мной приключилось, будто наваждение нашло, - отматывая в собственном воображении всё "в зад", скажет он и виновато опустит глаза.
  - Хорошо, хм... Вижу, что осознаёшь вину. Ещё можешь что-нибудь добавить, Вотков, в своё оправдание, прежде чем я приму решение?
  - Готов попросить прощение у родителей и всего педагогиче-ского коллектива. Но я не виноват, просто был болен.
  Хоренко неожиданно слегка растянет свои плотно сжатые тонкие губы эсесовки-надзирательницы концлагеря в полуулыбке начальственного снисхождения, снова взглянет проницательным взглядом на провинившегося. Он будет к этому готов и ещё ниже опустит повинную голову. Но директор не станет спешить с решением. Вместе они пойдут в "место совершённого им преступления" на искупительный разговор-проверку. В классе их встретит такая тишина, что будет слышен полёт очнувшейся от зимней спячки мухи. Старшеклассники с напряжённым интересом будут ждать, как взрослый учитель начнёт, словно провинившийся школьник, каяться перед ними и собранным на аутодафе педаго-гическим коллективом. Даже хомячки в террариуме классного живого уголка поднявшись на задние лапки буду настороженно шевелить розовыми ушками чтобы ничего не пропустить. Коллеги тоже будут напоминать таких хомячков. Ведь не так страшны Сталин и Путин, как миллионы соглашателей, готовых поддержать любую мерзость и поучаствовать в ней...
   Делать было нечего, Вотков сделает покаянное лицо, но всё ещё будет подбирать слова для начала самобичевания. Одновре-менно краем глаза будет следить за директрисой, которая с победным видом будет ожидать показательной экзекуции, целью которой продемонстрировать всем и каждому, что в этой школе даже малейшие ростки инакомыслия станут вырываться с корнями, без всякой жалости, словно сорняки.
  - С понедельника у нас в школе будет проводиться неделя добра, - между делом напомнит Хоренко, - и кое-кто предлагает мне посвятить её заботе о городском зооприюте для брошенных кошечек и собачек, так я вам покажу мурзиков и жучек! Будем собирать средства на помощь нашим ребятам на передовой! На фронте нужны продукты и бронежилеты.
  Потом повернётся к тянущему резину Воткову и строго пото-ропит:
  - Ну... что же вы, Павел Антонович! Давайте, начинайте!
  Вотков глазами забегает по лицам мальчишек и девчонок. Некоторые из них поймут, что предстоит что-то отвратительное и начнут отворачиваться.
  Тем не менее время было начинать. Вотков знал, каких слов от него ждут, и отрывисто брякнет:
  - Нет-войне.
  Класс и пригнанные директором педагоги ахнут будто в поме-щении разорвалась граната. В изумлении будут все. Даже директор - властный самодур в юбке, - привыкшая ломать и гнуть подчинённых, и та будет поражена такой сумасшедшей упёртости историка. Павел же, выпрямившись и расправив плечи, будто заново будет всматриваться в лица детей и взрослых. Страх покинет его. На его место вернётся чувство собственного достоинства, ибо "служить бы рад, прислуживать тошно!".
  И тогда кто-нибудь когда-нибудь, будто переняв от него часть этой задорной, животворящей энергии свободы, скажет: "Спасибо вам, Павел Антонович! Вы нам всем преподали незабываемый урок, - что означает оставаться педагогом и Человеком в нынеш-них обстоятельствах"...
  
   Вновь вернувшись из мира сладких грёз в суровую реальность, Вотков тем не менее сохранил гордую осанку и улыбку на своём лице. Так может всё-таки не зря всё это с ним случилось - урок-манифестация, увольнение, неправдоподобно реальная встреча на скамейке с Навальным?
  Проходя мимо 12-этажной башни-новостройки, где недавно купила пятикомнатную квартиру школьная директриса, Павел неожиданно для себя увидел её у подъезда. Хоренко с мужем только что прикатили откуда-то на своём новеньком японском джипе. Принесла же нелёгкая! Из распахнутого салона внедорож-ника гремела музыка, слышался пьяный голос подгулявшей начальницы.
  "Вот она - радетельница за высокие морально-нравственные принципы во всей своей истинной сущности!, - неприязненно подумал Вотков. - Откуда у неё деньги на новую квартиру, автомобиль. Муж у неё работает простым инженером на военном заводе, а живут они на широкую ногу. Недавно дачу купили в престижном месте на берегу водохранилища. Сама об этом хвастала. На зарплату директора школы и рядового инженера так не развернёшься. Все в школе знают про её махинации с бюджет-ными деньгами. Особенно после недавней путинской "оптимиза-ции", когда директоров двух соседних школ и детского садика сократили, отдав все три учреждения фактически в кормление самой наглой и хваткой в районе. В министерстве образования просто не хотят задумываться над тем, чем обернётся через десять-пятнадцать лет, когда два-три поколения школьников получат свои аттестаты и вольются во взрослую жизнь, такая их "оптимизация" и прочие "старые новые" реформы в образовании, которые на руку лишь нечистоплотным чиновникам.
   Что для Лариски её директорская зарплата и инженерский оклад мужа - мелочь ведь! Особенно теперь, на фоне войны, когда даже воров и маньяков амнистируют в обмен на согласие воевать и убивать. Война таким всё спишет!.. А ведь оба прикатили пьяные - что она, что её Борюсенька (как Лариска называет своего благоверного). Вообще стыд потеряли. Хоренко уже полтинник, свои дети в шоколаде - за границей с комфортом устроились, а на чужих ей наплевать. Для себя живёт - сволочь. Жаль нет у меня настоящей власти в городе, а то бы..."
  Подумал Вотков, на секунду вообразив себя в кресле мэра.
   "Всё-таки хорошо, что я ей, пусть немного, но подпортил карьеру: всё-таки скандал с моим увольнением замять вряд ли удастся. В конечном итоге ей это может стоить кресла - не разглядела вовремя у себя учителя-предателя. Не создала у себя своевременно школьный СМЕРШ со штатом стукачей".
  Павел прибавил шаг, стремясь скорей миновать дом презирае-мой директрисы.
  Уличные фонари почему-то ещё не зажглись. С одной стороны, это хорошо, ибо для Хоренко он остался незамеченным. Но с другой, шагать по тёмным закоулкам приходилось с большой осторожностью.
  Так что появление луны выглядело очень своевременным. Выглядывая из-за тёмного облака, она будто хотела понять: достоин этот одинокий прохожий внизу её внимания или нет. Вероятно решение было положительным. Ободряя гонимого отовсюду отщепенца и желая его поддержать, ночное светило будто подмигнуло ему, осветив путь своим золотистым светом.
  А с северной стороны уже нависал ковш большой медведицы. Внезапно прояснившийся небосвод, - будто на него накидали мириады звёзд, - уже не леденил душу не мрачным холодом мёртвого космоса, а грел некой надеждой. Павел даже остановил-ся, запрокинув голову и любуясь открывшиеся красотищей. Казалось кто-то с симпатией наблюдает за ним оттуда и шепчет: "Правильно поступил, молодец. Не сомневайся. Это была проверка. Каждому посылается проверка, но не каждый её с честью проходит". Будто огромные Глаза вселенной, чей величе-ственный взор через жуткую тьму миллиардов световых лет холода, добрался сюда, всматривались в него. Эти глаза сливались в одно яркое бескрайнее существо на весь небосвод, надвигались на Воткова. Аж мурашки бегали по спине и приятно ныло сердце смутной надеждой.
  
  Глава 5
   Но чем ближе Павел Антонович подходил к дому, тем стреми-тельнее сползало с него мимолётное возвышенное настроение. Наконец он оказался в своём дворе. Прошёл вдоль фасада родной четырёхэтажной "хрущёвки". Вот и подъезд. Светятся на втором этаже окна его квартиры, что там его ждёт?
  Ясно, что ничего хорошего.
   Снова вспомнилось утреннее лицо жены. У неё был измученный вид: бледная, уголки губ старчески опущены. Обошлось, правда, без упрёков, но смотрела на него Катя так, что хотелось наложить на себя руки. Что с ней происходило, - Павел понимал. Предстоя-щая полоса безденежья, которая вполне могла затянуться на долгие месяцы, даже годы, не придавала супруге оптимизма. Павел пытался утром поговорить с женой по душам. Объяснить, что многие семьи проходят через непростые времена и как-то переживают их. Бестолку. Катя отмалчивалась. Молчание жены было страшнее всего, в него легко умещался весь возможный ад будущего. Павел отошёл от неё в недоумении и больше не пытался начать разговор. И не похоже, что ему удастся скоро вернуть в завядшие отношения прежнюю нежность и теплоту. Жена теперь в депрессии - может расплакаться в любое время. Так и ушла утром на работу - мрачная и ко всему безучастная.
  И никакой надежды, что настроение жены переменилось к лучшему за то время, что он отсутствовал. Надо приготовиться к долгому переходу через безжизненную мёртвую пустыню, в которую может превратиться жизнь их семьи, если ему не повезёт быстро найти приличную работу. А это наверняка будет непро-сто...
   Тем не менее, Вотков ещё не успел вжиться в роль безработ-ного лузера. Надо приготовился как-то постоять за себя перед новым валом упрёков со стороны родных.
   Но разве он так уж виноват в случившейся с ним бедой! Разве виноват человек, что сохранил в себе порядочность в непорядоч-ное время? Сама судьба говорила: Павел, делай то, делай это. Ты должен. И он, подчиняясь, с грустью думал: "Как-то сложится наша жизнь дальше?".
  
  Постояв в подъезде и собравшись с духом, Павел вставил ключ в замочную скважину, повернул два раза, и вошёл в прихожую, аккуратно прикрыл за собой дверь, и сразу весь сжался в ожида-нии реакции родных. Сидящая в зале их крохотной "двушки" на диване перед телевизором дочка первая его заметила и с ехидцей оповестила домочадцев о приходе папаши:
  - Без вести пропавший наконец объявился!
  Мужчина затравленно зыркнул на неё и подумал: "Иришка, неужели и ты против меня?!.. В твоём возрасте трудно понять неудачника-отца. И всё же могла бы помочь мне хотя бы друже-ским нейтралитетом, я же никогда голоса не тебя не возвысил, пальцем не тронул. Всегда старался понять, поддержать, а ты!.. Как ты не понимаешь! Моё кредо в жизни - оставаться порядоч-ным человеком. А меня поспешили записать в лохи. Если каждый будет так рассуждать, как твоя бабушка - и моя тёща, то кто останется? Одни приспособленцы. Ты же сама не сможешь нормально жить дальше в такой стране! За что тогда воевал мой отец Антон, твой дед, ради чего ушёл он 17-летним школьником на фронт в 44-м, если в итоге страну захватят окончательно неонацисты. Я-то ладно, - уже пожил. А ты! Куда тебе уехать? Земля твоих предков - вот она".
  Из кухни выглянула хозяйка, и Павел непроизвольно втянул голову в плечи, как давеча в директорском кабинете.
  Но Катя неожиданно улыбнулась мужу приветливо; друже-любно произнесла с ласковым упрёком:
  - Явился пропащий! Мы тут с ума по нему сходим, а он гуляет, как в юные годы, сту-де-ент! Ты зачем, Паша телефон-то отключил? Мы уже не знали куда звонить, то ли в полицию, то ли больницы и морги обзванивать!
  Он залюбовался её пронзительным голубоглазым взглядом. На живом, порозовевшем лице любимой женщины неожиданно светилась материнская нежность. Даже капелька сметаны на подбородке что-то стряпавшей супруги удивительно оживляла её образ. Одним словом Катя была прекрасна! Вотков даже растерял-ся и стал отвечать немного заикаясь, словно школьник перед молодой учительницей, в которую тайно влюблён:
  - Да, понимаешь, Катюш, хотел побыть наедине с собственны-ми мыслями, отключиться от всего, чтобы обдумать будущее житьё-бытьё!
  - Паша-паша! - нараспев пожурила жена, с ласковым упрёком смотря на него. - Посмотри, на кого ты стал похож: не брит, вид такой убитый, словно у тебя все умерли. Разве так можно? Казнишь себя. А напрасно. Ведь у тебя есть мы!
   Он хотел покаянно воскликнуть: "А каким бы вы меня хотели видеть после всего, что я учудил, не подумав о вас? Бодрячком?!". Но не сказал. Разделся, умылся. А на столе уже стоял приготов-ленный ему ужин: его любимая пожаренная на сале картошечка, выложенные в красивый тарелки из предназначенного для особых случаев сервиза квашенная капуста, маринованные огурчики и грибочки из тёщиных банок. Его возвращения действительно ждали! Ждали не штрафника-дармоеда, а любимого отца! Когда он сел есть, жена в милом домашнем халате, вся родная и тёплая, вкусно пахнущая, лёгкой, девичьей походкой подошла, и, положив руки ему на плечи, обняла.
  - Эх, Паша, Паша, не пугай нас так больше, - и улыбнулась вкрадчиво своими нестареющими васильковыми глазами, - может, выпить хочешь? Я вино специально купила в "Магните" рядом с работой.
  - Вино, - вздохнул Вотков и поперхнулся словами. Он недоговорил. Слова со слезами заклокотали в горле. Выяснилось, что семья, - это место, где тебя принимают любого. Любят любого.
  Пятнадцатилетняя дочь Ириша, заглянув из комнаты в кухню, заметила увлажнившиеся глаза отца и нарочито задорно крикнула:
  - Ма, давай уж наливай! И я с вами по такому случаю тогда уж махну.
  - Я тебе махну! - незлобно прикрикнула на дочь Катя.
  На столе появилась ещё и бутылка ледяной водки из холодиль-ника. Вотков плеснул себе и супруге по пятьдесят граммов в стаканы, дочке немного лёгкого вина в рюмку.
  - За что выпьем-то, Паша? - вздохнув по-бабьи, спросила Катя, поднимая вслед за ним свою стопку.
  - Молча, - предложил Вотков, зная, что в их ситуацию тосты ни к чему. Удача - дама пугливая, спугнуть её легче простого. Он итак за последние годы подрастерял веру в свою везучесть. Никем из того, о чём когда-то мечтал, так и не стал, ни на шаг не прибли-зился; казалось, даже отдалился от когда-то лелеемых образов будущего успеха. Хоренко так ему и сказала напоследок, что, из вас, Вотков, вышел железобетонный неудачник. Работу вам не найти, а ведь вам уже шестой десяток, жизнь, можно сказать, прожита.
  Павел выпил, крякнул, потянулся вилкой к своей тарелке, начал жадно есть, приговаривая:
  - Ну, Катюша, ты и искусница готовить вкусные ужины. Ох, рассольник - объедение, а картошечка сама в рот лезет.
  Куда-то улетучилась скованность, место её заняли лёгкость и нежданный оптимизм. А Катя ему показалась просто неземной красоты женщина из какой-то другой, приснившейся жизни... ему даже стало неловко нахлынувшей алкогольной весёлости, и он буркнул:
  - Ладно, как-нибудь прорвёмся...
  - Паш, ты чего устраиваешь трагедии? - истолковала это по-своему жена, - многие работу теперь теряют, некоторые вообще вынуждены уезжать из страны, и ничего. Мало ли дел в городе. Ну ушла эта работа, что её оплакивать. Найдёшь новую. Мы тебя даже дворником не разлюбим.
  - Дочь, ты что плакала? - спросил отец, разглядывая лицо Иришки.
   Катя хотела замять тему, - мужу ведь итак тяжело, - но не смогла, потому что не умела врать. Но как сказать, что их любимой девочке на каждом шагу подружки из более состоятель-ных семей дают понять, что она им не ровня, ибо не может так же одеваться, как они и позволить себе привычный для богатеньких образ жизни.
   "Папа, он вроде меня и любит, а вот найти другую, более высокооплачиваемую работу или какой-нибудь способ вытащить семью из нищеты, не хочет", - снова с обидой вырвалось сегодня у Иришки после очередной унизительной сцены в школе.
  "Напрасно ты так, доча, папа у нас талантливый, - ответила ей мать, - он ещё скажет своё слово в этой жизни".
  Выслушав об упрёках дочери и заступничестве жены, Павел снова помрачнел. "Ещё скажет своё слово", - мысленно повторил он за женой. - А когда?". Ему через несколько недель 52 стукнет. Жизнь ушла. Время потрачено на никому не нужные книги, на чужих детей, которым нужны не рассуждения на вечные темы, а смартфоны последних моделей.
  
  Катя не стала пересказывать мужу весь их дневной разговор с дочерью. Обе они молчали о продолжении. Дочь молчала, отхлёбывая из фарфоровой чашки вишнёвый компот из бабушки-ной банки. Но стоило им с отцом встретиться глазами и лицо четырнадцатилетней девочки покрылось краской стыда.
  Катя отвернувшись, всхлипнула. И Павел понял: она щадит его. Писательская фантазия тут же дорисовала ему отсутствую-щую часть пазла.
  "- Надо было пытаться кем-то реально стать, когда ещё было можно, - с подростковой жестокостью припечатает непутёвого папашу дочь-акселератка, пресекая новые попытки матери оправдать отца. - О чём ты думала, когда выходила за такого мужика, мама!
  - Он всегда был целеустремлённым, энергичным, умным.
  - Когда-же он превратился в лузера? - с издёвкой усмехнулась красивая девочка с внешностью юной модели. - Скажи уж прямо, ма: "И чего с ним стряслось, не знаю, будто подменили мне мужика".
  - Не смей так говорить об отце! Я тебе запрещаю, слы-шишь?!".
  Мысленно представив себе такой диалог, Павел захотел ска-зать что-то главное, он с надеждой посмотрел на жену и дочь, пусть они даже обругают его, бросят ему в лицо самые обидные слова, лишь бы не молчали, лишь бы видеть их живые гла-за...вместо этого Иришка скучающе зевнула, встала из-за стола, буркнула матери "спасибо" и, шаркая тапками, отправилась обратно к телевизору.
  Маясь душой, Павел Антонович тоже включил телевизор над холодильником. Там, как обычно в это время, показывали вездесущего Владимира Соловьёва. В чёрном френче, - то ли шеф-повар телевизионной адской кухни, то ли изверг из застенков путинского гестапо, где людям ломают кости и пускают пули в затылки, - широко расставив короткие и толстые, как две сардельки, ножки, раскормленный пропагандист No 1 отрывисты-ми фразами, как обычно облаивал либерастов и дерьмократов и прочих натовских шавок. Как сам бывший либераст и дерьмократ Соловьёв лаял особенно истерично с подвизгом, чтобы порадовать скупого на похвалы в последнее время хозяина.
  "Только не это дерьмо!" - Павел пощёлкал ещё пультом и выключил "зомбоящик".
  Катя, опустив глаза в тарелку, с неестественной сосредоточен-ностью ела. И он успокоился, глядя в окно, где царствовала ночь. Завтра он отправится в первое же попавшееся учреждение, где берут всех и платят щедро.
  
  Глава 6
  Первым не выдержала затянувшегося молчания Катя. Она вздохнула протяжно:
  - Вон Люська Толкачёва, и откуда только деньги берутся? Как каникулы - так всей семьёй на заграничный курорт летают. Каждый раз новый. Дочка у них, как фотомоделька одевается. Если бы жить с умом!
  - Кто не пустыми фантазиями живёт однажды издать бестселлер, а реальными потребностями семьи, у тех деньжищ невпроворот, - хмыкнула из комнаты Иришка.
   "Ну вот, сейчас начнётся! Нет, рано я успокоился. Кажется всё обговорили, так вот всё по-новой начинается, - напрягся Павел. - Эх, вы - родня"!
  - Сколько лет, Па, ты бьёшься в стенку, а чего добился? Везде тебя только отшивают, как автора: не формат, да не формат. Я бы так давно бросила всё. Лучше работать простым кассиром в супермар-кете, чем мнить себя десятилетиями будущим литературным гением, кассир-то и полтинник получает, и семья им довольна, - продолжала стыдить его через стенку дочь.
  Все теперь смотрели на Воткова без сожаления. А он уткнувшись в тарелку, дожёвывал свою картошку. Руки его слегка вздрагивали, по лицу пробегали тени стыда.
  - Да, - невзначай согласилась с дочерью мать, - конечно, дела у тебя, Папа, хреновые. Книги сейчас вообще почти никто не читает - книгочеев раз два и обчёлся, а кушать даже писателям хочется. А тех, кто кормится за счёт жён, даже неудобно вслух при детях назвать, как их в народе именуют.
   Вотков поднял затравленные глаза, но смолчал, повертел в руках бутылку и разлил оставшуюся водку.
  На кухне наступила тишина. Даже сибирская кошка по кличке Мэри перестала вертеться под ногами от греха.
  - Егор то Сидельников - твой ровесник, муж моей напарницы по работе Светланы, простым водителем работает, - пробурчала себе под нос Катя, - а почти полтораста тысяч заколачивает.
  - Простой мужик без высшего образования, а подишь ты!.. В школе с двойки на тройку еле переползал. Сам говорил, что ПТУ бросил, потому что понял, что не тянет. Но ведь семью содержит, хоть и больной весь!
   Вотков ещё больше хмурился. Он склонил голову на бок, и в глазах его застыла боль.
  - Ведь ты, Пашенька, у нас умный и хороший. Сколько лет мы с в тебя веру держали, но и у нас терпение не вечное. Ты сходи со мной как-нибудь в магазин за продуктами, посмотри какие цены из-за войны стали. Неужели мы тебе такое стали бы говорить, если бы не ситуация крайняя наступила? Я ведь ночами перестала спать, всё думаю, как из долгов выкрутиться! Только не вижу никакого просвета пока, а тут ещё ты работы лишился!
  Из груди Воткова вырвался протяжный вздох.
  - Можно ведь пока книгу свою отложить и за любую работу ухватиться, лишь бы платили, я не против даже самой непрестиж-ной, только бы деньги домой приносил, - скороговоркой заугова-ривала его Катя.
  - Значит, на любую согласна? Лишь бы деньги приносил... - с обречённостью переспросил Вотков и осёкся, представив себе некий вариант, от которого ему жутко стало.
  - Что ж...можно, есть у меня на этот счёт идея, завтра схожу, узнаю, что там и к чему, только пока говорить ничего не стану, а только если что-то конкретное получится. - Павел расправил плечи, посмотрел внимательно на своих девочек по очереди.
   Что было потом Вотков помнил как в тумане, а когда проснулся среди ночи, пришедшая мысль обожгла его: "Ведь им легче меня похоронить. Ей, ей, легче. Только бы похоронные за покойника были щедрые, чтобы годы на них можно было продержаться всем семейством. А если к этому ещё и пенсию добавят, так совсем хорошо. И Иришке спокойно выучиться и на приданное ещё хватит. Может таково и есть твоё предназначение, а, Павел Водков?".
   Он стал копаться в уголках своей памяти, пытаясь составить целостную картину своей жизни, чтобы понять, как получилось, что всё вырулило к такому финалу. Ведь была любовь, искрен-ность, преданность. Дети обожали отца, у них были тёплые доверительные отношения. Что за ржа всё изъела, подточила...
   Всё плавилось, плыло, растворялось. Вместо лиц Павел видел белые пятна, слышал смех исчезнувшего безвозвратно счастья.
   Через пару минут Павел опомнился, осознал, что последняя часть разговора была сном. До беспощадных обвинений у них сегодня не дошло. Тем не менее, напугавший его кошмар очень походил на то, что может случится в реальности - не завтра, так послезавтра. И если до этого не дошло сегодня, то нет никакой гарантии, что ему не скажут этого в лицо в следующий раз.
  
  Глава 7
   На следующий день Вотков постарался выскользнуть из дома спозаранку, пока домочадцы ещё досматривали утренние сны. По пути вспоминая приснившийся ему накануне сон, Павел Антоно-вич снова удивлялся насколько он был реален. В последнее время собственный мозг удивлял своей пластичностью. Как странно, жизнь вроде идёт наперекосяк, а голова работает на удивление... Впрочем, из-за хронического стресса так наверное и бывает. Эх, сейчас бы засесть на месячишко плотно за роман, дописать наконец книгу. Да только не до того ему сейчас, на кон поставлена сама жизнь!
  Остановившись у пешеходного перехода, Вотков пропустил идущий транспорт: мимо, скособочившись, проехала ржавая "газель", салон её, словно консервная банка, набит возрастными мужиками в мешковатой пятнистой форме, рожи красные, неестественно весёлые. Вся ясно, из военкомата повезли очеред-ную партию мобилизованных и добровольцев на войну. Ехали земляки-королёвцы убивать и может скоро самим быть убитыми, вот и выпивали. Как же это по-русски! А чего терять, коль собственная жизнь копейка. Дядя Вова разрешил! Позволил даже закоренелым уголовникам не стесняться душегубствовать. И щедро платит за смерть!..
  Мало кого в России смущало, что под Киевом погибло 20 000 контрактников. Ещё 60 000 под Херсоном, Харьковом, Авдеевкой. Под Бахмутом, в так называемой "бахмутской мясорубке", "потрачено" государством примерно 30 000 жизней заключённых колоний и тюрем.
   И вот теперь хозяева страны активно взялась за тех, кого тоже считали бесполезным биомусором, ненужным генофондом, который необходимо сжечь в топке специально для этого затеянной бойни. В печь войны должна была отправиться и слишком много думающая, пытающаяся сохранить в себе душу интеллигенция - те, кого, так называемая "элитка" презрительно именовала "духовкой", то есть люди духа, - не способные встроиться в систему, где выживают самые сильные, безжалост-ные, хищные. Такие "лохи" тоже рассматривались СИСТЕМОЙ, как лишние люди. Как поётся в популярном музыкальном хите путинской эпохи в исполнении прокремлевского репера Тимати: лохам тут не место, на нашем празднике жизни.
   Гражданская война в этом смысле - самый удобный способ избавиться от бесполезного населения. Новое путинское дворян-ство, - а на самом деле проходимцы, жулики, бандиты, коррупцио-неры, - награбившие в 90-е годы и в "нулевые" народной соб-ственности, - для этого и подсунули обществу под весьма мутным обоснованием большую бойню. И замороченное, запуганное, обнищавшее большинство послушно стало стадом, быдлом, которое гонят на убой. Просто потом, что людям не оставили выбора.
  В такой ситуации предпочтительней оказаться даже бывшим зэком, - только бы при связях и при власти. Можно даже рециди-вистом, но с нужным характером и крепкими кулаками. Всё лучше, чем "гнилым интеллигентиком", который настолько не современен, что всем всё равно, если он сдохнет без работы и куска хлеба.
  Отчасти понимание своей оторванности от жизни и неумения приспосабливаться тоже повлияло на решение вчерашнего школьного учителя самому присоединиться к воинству путинских людоедов-смертников. Не Вотков принял для себя такое странное и дикое решение завербоваться на фронт, - сама жизнь так за него распорядилась.
  
  Глава 8
  Словно зомби Павел Антонович перешёл "зебру" перед огром-ной парковкой супермаркета "Глобус", и продолжил свой путь к призывному пункту.
  Через полчаса неторопливой ходьбы Вотков уже был в центре своего городка, на проспект мира. Недавно тут располагались филиалы нескольких крупных банков, в том числе иностранных. С началом "спецоперации" и введением западных санкций их место заняли конторы современных ростовщиков - микрокредитные организации. Они, словно псы-людоеды, питались человеческими отчаянием и нищетой. Стоило несчастному запутаться в жизнен-ных проблемах, заболеть, потерять работу, поддержку родствен-ников, как эти голодные твари тут как ту! - кружат вокруг, преследуют неотрывно, чтобы свалить окончательно и начать обдирать мясо с костей...Но в последнее время у вечно голодной свирепой своры ростовщиков появился мощный конкурент. Против такого удава даже реклама от главного шоумена для бедных, бессменного ведущего на протяжении десятилетий легендарного телешоу "Поле чудес", Лёни Якубовича, теряла до половины своей эффективности. Прежде невиданное чудовище заглатывало ежедневно живых людей сотнями, чтобы быстро переварить и взяться за новых. Змей-искуситель войны и наёмни-чества, благодаря чудовищно мощной рекламе, приманивал свои жертвы огромными лёгкими деньгами. Он раскинул свои кольца по всей стране и готовился поглотить всю Россию, Украину, а с ними ещё десятки стран и территорий. Но люди всё равно тянулись к нему, им казалось, один шаг - и у тебя начнётся какая-то другая жизнь. Даже понимая призрачность надежды, ты в какой-то момент поддавался искушению...
   Вотков купил "кофе с собой" в только открывшемся киоске Роспечати, чтобы не являться на призывную комиссию с мутной головой и перегаром после вчерашней выпивки. Только напрасно Павел беспокоился на этот счёт: большинство подтянувшихся с разных концов города к открытию призывного пункта доброволь-цев тоже были с бодуна.
  Коридоры военкомата оказались забиты мужиками, мечтающи-ми быстро заработать шальные деньги и слепо верящими в свою счастливую звезду. И дух стоял такой, словно в затрапезной пивной. Все громко общались между собой, не обращая внимания на замечания здешних сотрудников и разговоры по соседству.
  В этой ситуации Паве Антонович случайно обратил внимание на какого-то мужика рядом, как оказалось в прошлом спортсмена-планериста. Подобно большинству вокруг сильно навеселе, он громко объяснял случайному приятелю, что умный человек должен осознавать степень разумного риска и не лезть напрасно на рожон, какие бы деньжищи ему не обещали.
  - А ты сам-то тогда чего пришёл? - обидчиво недоумевал сосед, которому неприятно было, что его держат за неумного.
  - Так я и говорю: надо контролировать степен риска! - с высо-комерием напомнил экс-лётчик, и слегка понизил голос. - Лично меня этот дурдом не коснётся; я отправлюсь отсюда в батальон, стоящий в ста километрах "от нуля" - только числиться буду на передовой, а зарабатывать как "штурм-Z".
   - А не боишься, что "кинут" тебя, и погонят в "мясной штурм"? - с неприязненной завистью поинтересовался сосед.
  - Не, не боюсь, - безмятежно заверил планерист, - я спинным мозгом чую опасность! Профессия такая.
  И бывший лётчик стал рассказывать, как однажды попал в больницу с серьёзной травмой позвоночника.
  - Перелом шеи, четвертый позвонок. По всем медицинским учебникам - это верная смерть. Лежу все время на спине, дышать трудно, задыхаюсь, на голове шурупами зафиксировали железную корону, сзади висит 15-килограммовая гиря - точно пыточная из Средневековья.
  На третий день медсестры намекнули смертнику, что нет в больнице хирурга, который не побоялся бы "лезть в шею" безнадёжного пациента и иметь потом крупные неприятности с собственным медицинским начальством. По сути врачи просто ждали, чтобы всё произошло, как описано в учебниках.
  - В общем, не должен я был выжить. Но оказался везучим. Это сейчас я понимаю, что предупреждения начались за месяц-полтора до травмы. Был неудачный полет: планер, который пилотировал, попал в мощный нисходящий поток и упал, но я отделался можно сказать лёгким испугом - ушибами и растяжением. Это был первый звоночек, но я его по неопытности не услышал.
  А недели за две до катастрофы меня стали преследовать стран-ные истории с голубями: гуляю со знакомой, рядом мост, ветер сильный, и прямо передо мной голубь тоже попадает в нисходя-щий поток, падает, ломает грудную клетку, а может, и позвоноч-ник. Ладно, думаю, бывает... Прошла неделя. Из мусорного контейнера на улице прямо мне под ноги вываливается молодой голубь, весь обмотанный нитками. У него в три или четыре оборота нитки вокруг шеи, словно стропы парашюта, в которых бедолага запутался. Подобрал его, размотал, выпустил. А буквально за три дня до злополучной травмы выхожу вечером из родной проходной, иду к троллейбусной остановке, смотрю - опять покалеченный голубь, и здоровенный ворон его атакует: сверху запрыгивает, бьет по шее, по голове острым клювом. Я было его отогнал, но потом из троллейбуса увидел, как ворон голубя добил. И все это на протяжении двух недель. Ну не бывает таких совпадений!.. И самое обидное, что я в тот злополучный для себя день даже не летал, но всё равно воткнулся в землю, будто в планере!.. Накопились отгулы на работе, решили с ребятами махнуть на закрытие купального сезона на природу. Был уже конец октября, но пьяным ведь море по колено... Ну и решил я показать класс - сигануть с крутого берега в ледяную воду, всё-таки мастер спорта, можно сказать ас, тем более с нами девочки сидели. Помню у самой воды дерево росло, так я его в качестве дополнительного трамплина использовал. Забрался повыше и сиганул рыбкой, даже не проверив глубину... Банальный идио-тизм, такие случаи не редкость.
  Павла рассказ планериста заинтересовал и он, незаметно при-двинувшись по скамейке, ловил каждое слово рассказчика, который сделал небольшое лирическое отступление.
  - К тому времени я можно сказать основательно запутался в своей жизни, как тот голубь в нитках. С супругой накопились проблемы, всё шло к разводу. У каждого из нас к тому времени своя отдельная жизнь была. Я приходил домой поздно, проводя вечера в аэроклубе или в весёлых компаниях. По большому счёту мне стало всё равно, - есть кто-то дома или нет. Ни общения, ничего от неё не хотелось - падал на диван и засыпал. Мне даже было наплевать, что жена на втором месяце беременности.
  Павел почему-то подумал о своей Кате.
  А планерист продолжал:
  - Но жена от меня, как это не удивительно, не отказалась! Забрала из той больницы и перевезла в Москву, где нашла военного врача, который брался за тех, от кого все отказывались. Доктор появился на первом осмотре в моей палате с выражением лица, которое мне очень не понравилось, и начал "фашиствовать": лежу, он подходит, стягивает меня с кровати на пол и за ногу тащит в коридор - такая у него методика. Я верещу. Остальные молчат, - наблюдают, будто цирк им показывают. Положил он меня по центру холла на ковёр и приказывает:
  - Ползи.
  - В смысле - ползи? У меня ни рук, ни ног можно сказать теперь нет!
   - А ты башкой трись.
  - Не могу!
  - Можешь?! Ты мужик или кто?
  - Всё равно не могу!
  - Тогда зачем ты здесь, я скажу твоей жене, чтобы она тебя забрала, - слабакам я не помощник, - объявляет доктор и оценива-ет мою реакцию.
  Я промолчал, сжал зубы, понимаю, что бежать мне некуда.
  И он ставит мне задачу:
  - К обеду должен развернуться на 90 градусов. Не сделаешь - убирайся и подыхай...
   И я, стирая затылок до крови, за три-четыре часа разворачивал-ся в указанном направлении...
  После аварии тело становится гиперчувствительным. Любая пылинка попадает на лицо, и чувствуешь ее как ожог. Ну я и пожаловался. А доктор говорит: "Где тебе больно?" Отвечаю: "Вот щеки, лоб". Он берет и тянет сильно кожу в этом месте. Ору как бешеный. А он ласково так интересуется: "Что, где еще болит? Где еще тебе жжет?" - "Не, не, не, все нормально, все хорошо уже!". Это происходило каждый день, недели две. У меня теперь никакой гиперчувствительности, все нормально, все вылечилось. И в результате такой зверской терапии у меня больше нет вот этого отношения к себе как к хрустальной вазе. Ну тело и тело. Сейчас, анализируя свою жизнь до аварии, понимаю, что вся она - сделала из меня того, кем я сейчас являюсь. Я могу выжить там, где большинство не продержаться и суток. Во мне закалённый звериный дух! У меня не тело, а цельнометаллическая оболочка!
  Павел с уважением покосился на соседа. Судя по седине и морщинам они были примерно одного возраста, а может тот был и постарше. Но крепок, спортивен. Такие и в 60 лет могут отпра-виться на войну и уцелеть там. Ещё и сопли двадцатилетним "сынкам" будут вытирать.
  - Статистика по тем, у кого позвоночник сломан на уровне шеи, в России печальная: где-то 90 % умирают в первые 3-4 месяца после травмы, - не умолкал седовласый говорун. - Был у меня сослуживец, отличный, кстати, специалист, но я чувствовал, смотрит он на меня и думает: я тут пашу весь в поту, а этот гаврик ходит себе в небольших начальниках и сливки снимает: ничем не руководит, - консультирует! Зато зарплату получает высокую, а ответственности и нервов никаких - классно устроился! Зависть - скверная штука. А потом соседка по даче попросила его сук спилить, и этот сук, падая, выбил из-под него лестницу, и сослуживец сломал шею... Хотя я его предупреждал, чтобы был осторожен: примерно дней за десять у нас разговор с ним состоялся - откровенный, но он моему совету не внял.
   И вот лежит он на полу, на матрасике, на пятом этаже в доме без лифта. Утром приходит бывшая жена - памперс меняет, вечером - соцработник. И весь день один. Умер мужик от сепсиса - пролежни были страшные... Вот так бывает, когда у человека нет близких друзей, надежной семьи и денег. И главное богу он не нужен. Вообще никому на этом свете. И таких - 90%. Я часто думал: ну зачем Бог мне его показал? А потом понял. Да чтобы я увидел, как это бывает у большинства, и был благодарен Богу за то, что послал того доктора! Жене благодарен, что не ушла.
  Сейчас понимаю, травма нас с ней сплотила. Хотя, конечно, первое время было непросто: раньше я все время был в деле, а тут привезли меня на тележке, выгрузили, на, получайте вашего мужа-калеку! И все 24 часа ей приходилось видеть мою физиономию кислую. Это ломка реальная. Думаю, нас спасло то, что я не позволил себе сломаться, не разогнал всех вокруг себя. Да и жена изменилась. Ей ночью нужно было по несколько раз вставать, чтобы меня переворачивать и так четырнадцать лет - почти без сна. Да и родившийся незадолго до этого ребёнок на ней. Я со временем поднялся по карьере. Когда наступили новые времена, занялся бизнесом. Сначала сантехникой торговал, обоями, потом водка пошла, а это дело очень прибыльное.
  - А зачем же тебе воевать, если у тебя всё так хорошо? - выра-зил общее удивление сосед (Павел тоже этого не мог понять).
  - Да понимаешь, в политику хочу попробовать, - в голосе "стального" лётчика впервые зазвучали нотки некоторого сомнения. - Да и три миллиона за подписание контракта на дороге не валяются. Вложу их в товар. Пока не вернусь - бизнес на жену и сына оставлю. А потом изберусь в местное законодательное собрание, - это уже другие возможности - расширю дело.
  К планеристу подошёл сотрудник военкома с большими майор-скими звёздами на погонах.
  - Николай Николаевич? Лисовский? - приветливо уточнил майор и протянул бизнесмену руку. - Прошу меня извинить за задержку. Сотрудница наша из штатских попутала меня - минут двадцать уверяла, что ваше дело сдано в архив, дескать справка поступила, что вы погибли при несчастном случае на охоте.
  Планерист как-то напрягся, изменился в лице. Его самоуверен-ный взгляд сделался каким-то суетливым, словно герою-лётчику приспичило отойти по нужде и он пытается вычислить располо-жение сортира.
  - Личное дело ваше мы нашли, Николай Николаевич! - радостно успокоил планериста майор. - Пойдёмте ко мне в кабинет, я лично оформлю ваш контракт. Заодно страховочку оформим, на случай тяжёлого увечья, так, на всякий случай, если желаете? Бывают непредвиденные обстоятельства, так лучше управлять рисками, согласны?... Мы работаем с очень солидным штатским страхов-щиком, частным так сказать порядком, ибо "Военстрах" в последнее время не слишком надёжный стал. Да вы не волнуйтесь, всё будет согласно предварительной договорённости. Ку да же вы, Николай Николаевич?
  Но бывший лётчик, привыкший доверять знакам судьбы и управлять рисками, уже торопливой походкой спешил в конец коридора, где находился выход на лестницу, ведущую на улицу.
  
  Глава 9
  Медицинская комиссия выглядела как абсолютная профанация, военные врачи фактически никого не отсеивали. Складывалось впечатление, что на войну берут всех: хромых, косых, с плоско-стопием и клиническим идиотизмом, хронических алкоголиков и имеющих судимости по тяжким статьям. Единственное условие, чтоб доброволец мог сносно передвигаться на своих двоих и имел указательный палец на руке. В такой обстановке ты быстро начинал воспринимать как норму самые дикие вещи. Общее настроение пофигизма быстро передалось и Павлу Антоновичу, - убьют, так убьют, зато семья не будет бедствовать.
  Впрочем, поудивляться Воткову всё же пришлось. В одной группе с ним комиссию проходил плешивый дядька примерно одного с ним возраста. Крупная голова с остатками волос напоминающая перезрелую репу, нетренированное тело, - по виду тоже представитель интеллигентного труда, врач или педагог. В какой-то момент военкоматский прапор лет 25-ти по-хозяйски похлопал товарища Павла по призыву по широкой лысине и ласково заявил: "На фронте сейчас не хватает многого. В том числе станков для тяжёлых пулемётов, - прапорщик озабоченно сдвинул брови, - то есть, сами стволы есть, а вот станин для них не хватает, так бывает. Поэтому будете работать...основанием для пулемёта. Ваша голова как раз для этого подойдёт.
  Если это был армейский юмор, то слишком тяжеловесный, и вербоваться Воткову как-то расхотелось. Но гораздо важнее, что он сумел ярко представить, что с ним будет дальше, на войне, со всей мощью своего писательского воображения. И это помогло Павлу Антоновичу опомниться. Представилось вдруг, как сын, если бы знал, что он решил учудить, на последние деньги купил бы ему велик со скоростями и жёлтую майку лидера впридачу, лишь бы папа не менял свою курьерскую работу на наёмнический контракт. И ещё стал бы убеждать чудаковатого батю, что напрасно он махнул на себя рукой, что на самом деле он ещё о-го-го! И даже покруче будет некоторых генералов ФСБ, которые, придёт время, будут лебезить перед никому пока неизвестным писателем...
  А тут ещё Павлу Антоновичу подвернулся знакомый с одного с ним двора. Тоже ведь знак! И у Воткова будто щёлкнуло в мозгу: "Что я делаю? Как я вообще здесь оказался?! Это же чистое безумие!!!"
  Он принялся горячо разубеждать "однодворника" ставить жизнь и здоровье на карту. При этом Павлу постоянно звонили на телефон то жена, то сын, он сбрасывал звонки, вздыхал и причитал:
  - И без всякой войны мужики в России в нашем возрасте мрут как мухи, не доживая до пенсии, а ты на старости лет ничего лучше не придумал! У тебя же внучка в прошлом году родилась! Помнишь, рассказывал мне, какая она чудесная.
  Что звучало странно от человека, который сам изменил соб-ственному пацифизму и готовится сложить голову за Путина и его дворец под Геленджиком.
  - Нет, я решил, - мотал головой и бодрился сосед по двору, - зато бабла подниму немерено! Обещают сразу три лимона подъёмных. И долги спишут. И натовцев надо остановить. А иначе придёт Америка, захватит все богатства России, половину нас, мужиков, убьёт, а вторую сделает извращенцами.
  - А если без ног останешься? Неужели думаешь, что родное государство будет с тобой возиться. Государству надо израсходо-вать тебя, чтобы взять какое-нибудь украинское село, а не возиться ещё годы с калекой.
  Мужик призадумался, потом прищурился на странного агитато-ра:
  - А сам-то ты, Антоныч, тогда здесь зачем?
  Вотков растерялся, но нашёлся:
  - Так вызвали...для сверки документов. Сейчас сверят, и наде-юсь отпустят. Лично я никогда не стану так глупо рисковать, надо прислушиваться к знакам судьбы, а она, если быть внимательным, буквально хватает нас за руки и за ноги, чтобы остановить от решения, принятого на эмоциях.
  - Где же мне ещё такие деньжищи заплатят, за просто так? - озабоченно сморщил узкий лоб сосед. - Я уже Зинке своей пообещал новую стиральную машину.
  Вотков ответил:
  - Я тебе свой гараж на время уступлю, всё равно пустует. Возьмёшь машину в лизинг, станешь таксовать, а там поживём-увидим.
  Соседа Павлу в итоге удалось отговорить. Да и сам он, погово-рив с прапорщиком, сумел дать заднего хода, и с чувством громадного облегчения, будто чудом избежал верной гибели, вышел из военкомата.
  
  Глава 10
  Дома Павел Антонович не стал никому говорить о своей неле-пой попытке записаться в "солдаты удачи". Других идей насчёт трудоустройства пока не было. А его вчерашний настрой идти работать лишь бы куда, только бы платили, как-то прошёл. Нужно взять небольшой тайм-аут, чтобы оглядеться, и в следующий раз принять более взвешенное решение.
  А пока, чтобы отвлечься от тухлых мыслей, Вотков засел за написание романа. Ко всему прочему он в последние месяцы задумывал сразу две пьесы - одну о молодом священнике, почти Христе; другую - о прямой его противоположности - "человеке войны" - и мог часами репетировать про себя мизансцену и разыгрывать диалоги. Стучал по клавиатуре почти без перерыва 10 часов подряд. И на следующий день с утра - сразу за компьютер.
  Но одно дело игры с воображаемыми двойниками, и совсем другое - его выключенность из жизни и нарастающий аутизм. Вотков не только знакомых, но и близких людей начинал не замечать - может быть, и сознательно.
  Всю следующую неделю Вотков дострачивал отложенный роман, почти не вылезая из своей комнатушки. Сталкиваясь на кухне или по пути в туалет с кем-то из домочадцев, пытался сделать вид, что настолько занят книгой, что никого не видит. Дочь насмешливо фыркала. Сын пытался вызвать отца на мужской разговор, от которого Вотков позорно сбегал.
  К счастью, Катя почти сутками пропадала в своём детском клубе, ибо Павел просто не знал, как смотреть ей в глаза. Ведь после его увольнения в семейном бюджете образовалась огромная дыра, которую он не мог даже частично заполнить, хотя бы даже напишет пять никому не нужных романов. Он был бы и рад как-то помочь семье, но из-за высокого артериального давления и проблем с сосудами не мог вкалывать абы где, как другие нормальные мужики. А фрилансером его никуда не брали, хотя резюме висели на всех сайтах, посвящённых поискам работы.
  Всё, что пока удалось, это устроиться по блату жены в малень-кий частный детский садик - преподавать шахматы дошкольни-ком, да и то лишь на раз в неделю. Платили за эту работу копейки, не хватит даже один раз сходить за продуктами. Зато оставалась уйма времени творить, и втайне он очень радовался этому обстоятельству.
  
  Так прошёл месяц. Был четверг. Закончив очередной урок шахмат, Вотков возвращался пешком домой. К концу урока у него сильно разболелась голова из-за того, что дошкольникам вздума-лось распевать раскрученный госпропагандой шлягер певца "Шамана" "Я - русский!". Наслушавшиеся этой попсовой мути дети повторяли многократно услышанные и застрявшие у них в мозгах: "Я - русский! Я иду до конца-а-а!...", ну и так далее.
  После такого бедлама пройтись по свежему воздуху пять кило-метров до дома было очень кстати. Радовало и то, занятие завершилось для него на победной ноте. В финальной партии с юным дарованием с задатками будущего гроссмейстера Вотков протащил сквозь бреши в стенах выкошенных пешек в тыл к белым артиллерию своих ладьей, и добил неприятельскую верхушку фланкирующим огнём; даже своего ферзя не потребова-лось вводить в дело на стадии эндшпиля. И пуская его противнику исполнилось только девять лет, Вотков радовался как ребёнок.
  Со стороны бывшей сельской церквушки "Преображения Господня" поплыл над кронами деревьев и крышами домов колокольный звон. Голова Павла уже не так сильно болела, но оставалась какой-то мутной, и вдруг чудесным образом стала проясняться. Вдруг, будто по мановению волшебной силы, с улиц города пропали рекламные билборды с лицами убийц с украинско-го фронта. Их места заняли щиты, рекламирующий других "наших героев"! У этих были ясные, почти ангельские лики. Они призывали не убивать людей, а исцелять их добрым отношением! Волонтёры добра бескорыстно помогали всем, кто нуждается во внимании и поддержке, - инвалидов стать нужными и счастливыми в обществе. Плакатные герои призывали заботиться об одиноких стариках, бездомных людях и животных.
  Воткову словно прокачали мозг в какой-то чудесной программе, это случилось с ним самопроизвольно, и неизведанное чувство ему понравилось. Кайфово было - мгновенно преобразить своё восприятие себя и окружающего мира.
  В стране со дня на день ожидают ядерного Апокалипсиса, неизбежного краха государства, экономики, - всего привычного. Это давно стало всеобщим постоянным занятием, а он, как белая ворона! Оказалось, что даже смутное минутное, ни на чём реальном не основанное, предчувствие блаженства, счастья, огромной любви, способно окрылить и подарить подлинную нирвану. Только кто она, та неземная женщина, которая вернёт ему давно потерянный рай? Ведь кроме своей Кати, которая в нём окончательно разуверилась, он не знает и знать никого не желает. Это не нервировало, а приятно интриговало.
  Но стоило Воткову поднять глаза и снова увидеть огромный плакат с мэром города, который, оказывается, образец для подражания, "наш герой", вспомнить, что страной четверть века управляют настоящие монстры и персонажи паноптикума, как ему будто вернули привычную картинку.
  Само понятие героизма словно перевернули в нынешней Рос-сии. Разве героически возносит под колокольный звон хвалебные оссаны Ироду на троне, убивающим сотни детей? Или отправлять-ся "живыми консервами" на фронт - кормить украинских червей? А может, как раз геройство, - увидев, что под украденной маской добродетели скрывается харя морального урода, зловонного живого трупа с давно сгнившей душой, ткнуть в него пальцем и заорать об этом на всю улицу!
  Впрочем, подумав об этом, Павел пока воздержался геройство-вать подобным ассоциальным образом. Вместо этого, он продол-жал неторопливо шагать по асфальтовой дорожке, ведущей вдоль железнодорожных путей. Навстречу двигалась стайка девушек. Почти поравнявшись, юные барышни изучающе стрельнули по немолодому мужчине озорными глазками и чему-то рассмеялись. "Понятно, видят во мне старого пердуна, - выставил себе безжа-лостный диагноз пятидесятилетний мужчина. - А ведь сложись всё немного иначе, я мог бы стать кем-то другим... Вершителем судеб. Утешителем отчаявшихся. Восстанавливающим справедливость, и вызывающим к себе, соответственно, совершенно другое отноше-ние! Да мало ли чем я мог заниматься и кем стать, голова у меня есть, образования - даже больше чем требуется".
  Великий американский профсоюзный деятель Юджин Дебс однажды произнёс высокопарные слова: "Пока существует низший класс - я часть его, пока есть преступники и душевно-больные - я один из них, пока хотя бы одна душа мучается в тюрьме - я не свободен". Справедливость...в современной России, погрязшей во лжи и неравенстве, спрос на неё огромен, и кто-то должен будет, когда придёт время, заняться вычищением этих авгиевых конюшен?! Пока этих людей считают сумасшедшими и преступниками, но придёт час и они станут героями...
  
  Вотков прошёл ещё немного, но успокоиться всё не мог. Деви-чьи насмешки, собственные неудовлетворённые амбиции распалили в нём пламя недовольства собой и смутных надежд на некие перемены в судьбе.
  - Так вот почему у меня всегда подняты плечи! - сделал для себя открытие Павел. - Я, как черепаха, прячу голову в панцирь... Вот и сейчас... Только непонятно! Сейчас-то чего? Уже с работы выперли и бояться вроде нечего, так какого лешего у меня плечи до ушей? Заскорузлая привычка... И странное дело! Я ведь не был забитым мальчиком! В молодости умел дать отпор любому, даже разряд по боксу имел! Так что не били! В углу-то за все детство пару раз и стоял!.. Это какая-то приобретенная с годами реакция организма на жизнь. Скверная привычка смирившегося неудачни-ка. Да!..
  Павел Антонович сделал глубокий вдох, медленный выдох, расслабил плечи и мягкой поступью продолжил путь.
  - Смотри-ка! Аж настроение у него поднялось! - удивился вслух один из бананов, связку которых он купил по дороге и нес в пакете из супермаркета.
  Павел настолько изумился услышанному, что даже остановился. Неужели к пятидесяти двум годам у него совсем кукушка поехала, раз уже начал слышать болтовню бабанов.
  - А чего ты удивляешься? О, сколько нам открытий чудных и парадоксов дивных, готовит этот сложный мир! - восторженно и обстоятельно, словно заумный шахматист или математик, ответил кому-то...то ли Воткову, то ли собрату по пальме, другой банан из той же связки. - Я ведь тоже мог свихнуться от позора, когда меня положили в корзину для перезрелых в фруктов с надписью: "Спаси банан от одиночества"! Спаси банан от утилизации!".
  Впрочем, этим троим в магнитовском пакете одиночество не грозило: их отправили с предутилизационный баскет связкой. А вот утилизация - да. И вот они неожиданно разболтались. Внезапно объявившиеся в голове Воткова голоса потянули за собой скверные вещи: психиатрическая неотложка, успокоитель-ный укол, и, если не поможет, смирительная рубашка. И прощай прежняя жизнь! Какая бы сложная и безрадостная она тебе не казалась.
  Становиться пациентом "палаты No 6" решительно не хотелось, ведь это дорога в один конец.
   С другой стороны, для писателя не может быть ничего желан-ней нового интригующего опыта. Для историка, кстати, тоже. А приключившаяся с ним история сулила, как минимум, захватыва-ющее приключение. Ведь когда ещё представится случай поболтать с бананом... Так что, если взглянуть на ситуацию без паники, то в заговоривших фруктах нет ничего отталкивающего и невозможного. Уверяют же некоторые философы, что во Вселен-ной всё в той или иной степени разумная материя, и даже камни, при определённых условиях, способны обматерить вандала, малюющего на них непотребное граффити.
  Так что Вотков решил не паниковать и сделать вид, что никаких голосов он не слышит, тем более народ нынче не удивишь болтающим с собой прохожим (у каждого второго наушник-микрофон в ухе от мобильного телефона).
  "Забитым я никогда не был! Это точно! - продолжал Павел диалог с самим собой. - Непрактичным, как могло показаться, да! Но не забитым! Просто, может, это так выглядит так со стороны? На самом деле я был очень цельным внутри себя, - всегда имел цель, к которой стремился! И умел не слишком расстраиваться поводу всякой мелочи и всякой ерунды. Как вот сейчас. Ведь я знаю, что вытащу сам себя за волосы из той ямы, в которую попал".
  - Да уж, вам бы поберечься! - заботливо посоветовали из сумки с фруктами. - В ваши 51, уважаемый, жизнь по-настоящему только начинается! Только следить надо за здоровьем-то, быть на спорте, и регулярно дружить с нами - фруктами и витаминами!
  Павел Антонович остановился на пешеходном переходе. На светофоре горел красный светодиодный человечек, растерянно растопырив пиксельные ручки и ножки.
  "Гляди-ка, даже по случаю купленным бананам известно, кто я такой и сколько мне лет, вот она, слава! - Вотков нашёл в себе силы усмехнуться собственным глюкам. - И я у меня, в свои неполные 52, всё обстоит очень даже ничего! Девчонки, вон, всё ещё с интересом смотрят, просто я неправильно истолковал их реакцию. А почему? Да потому, что совсем не чувствую груза прожитых лет, в душе у меня ещё щекочет молодой задор, даже гусарскую хулиганистость!".
  Мужчина ехидно ухмыльнулся и пошел на всё ещё горящий на светофоре запрещающий сигнал.
  "Да плевать! Это прежде я старался соответствовать правилам и стандартам. Душил себя самоцензурой. Позволял бездарностям из книжных издательств навязывать мне форматы своих убогих представлений о том, что будет пользоваться спросом у читателей, а что нет. И походя расплёскивал свой талант по помойкам "Литрессов", "Ридеро", и прочих издательских интернет-площадок, где печатаются от безысходности такие же неудачники, получая за свой каторжный литературный труд копейки и зарабатывая миллионы для бесчестных дельцов...
   Это прежде я сливал свои принципы в сточные канавы государ-ственного образования, сжигал в урнах времени мечты и растрачи-вал в себе неординарную личность совершенно безответственно, лишь бы быть для всех хорошим. Но при этом постоянно боялся сделать что-то не так...".
  В левое ухо Воткова завизжали тормоза и ударил мат самого низшего сорта.
  "Кого это, интересно, так поливают? - Павел Антонович оста-новился и посмотрел в ту сторону, откуда лилось простонародное нецензурье.
  Оказалось, единственным адресатом, получателем и награж-денным всеми красочными эпитетами был несостоявшийся автор бестселлеров и только что отставленный от народного образования учитель.. Но это его нисколько не смутило. Перед лицом будуще-го, которое Вотков начинал ощущать, как свежий ветерок перемен на своём лице, обещающий стать надвигающейся великой бурей, в которой ему отведено не последнее место... все эти брызги скабрезных слов в оболочке ядовитых слюней превращались в прах, не долетая до получателя. Воткову даже захотелось сделать пару шагов по направлению к фонтанирующей ненормативной лексике убогой фигуре в бейсболке с логотипом американской баскетбольной команды на лбу и гордо "визжащим": "Я русский!" с его впалой груди футболочным принтом в виде известного шлягера в исполнении главного певца Z-эстрады "Шамана".
  - Вы что-то сказали, милорд? - с безупречной галантностью поинтересовался историк-писатель, дерзко упёршись ладонями в ржавый капот утратившей первозданную белизну от древности вазовской "шестерки". - Если вам нужны неприятности, то я с радостью вам их обеспечу, милостивый государь.
  Голос прохожего был тих, но внушал некое опасение, словно запалённый порох. Слова его угрожающе шелестели, как картечь. Павел сам подивился откуда-то взявшимся интонациям, от которых веяло холодной свинцовостью и мраком антимимира, где за немногословностью обычно следуют жёсткие действия. Наверно, поэтому хозяин "жигулей" внезапно пожух и будто проглотил собственный язык, вдруг сообразив, что внезапно для себя допустил аберрацию, о которой может сильно пожалеть. Неожиданно почувствовав в нелепом на вид интеллигенте с авоськой тёмную грубую беспощадную силу, которая ни перед чем не остановиться и на всё способна, хам из "шестёрки" сам стал стороной конфликта, мечтающей унести скорее ноги, подобру-поздорову.
  - Ни фига себе сюрпризец! - запричитал кто-то из банановой связки в пакете. - А мы-то считали его человеком интеллигентного воспитания.
  - Дассс...вот это парадокс... - тут же ответили озадаченному парню в жёлтой кожуре такие же ребята.
  - Жми на газ, урод! - так же спокойно и вкрадчиво продолжал Вотков. - И не попадайся мне больше на глаза, понял?
  "Жигули" замигало аварийкой, медленно попятилось и оторва-лось от ладоней прохожего. Вотков выпрямился и остался молча наблюдать, как белёсая помойка на колёсах в ржавую крапинку, с паническим подвыванием двигателя, улепётывает от него задним ходом, против одностороннего движения, уворачиваясь от водителей подъезжающих автомобилей.
  Потом Вотков развернулся и спокойно закончил свой маршрут поперек зебры, вытащил одного из болтунов, без малейших угрызений совести, очистил с болтуна шкурку, и принялся есть, рассуждая с поедаемым умником:
  - Ну, разве я не красавец? Наконец-то решился попробовать обрубить концы, отвязаться, и посмотреть на то, что из этого может получиться. Круто ведь, согласен? "Забить" на вбитые тебе голову дурацкие правила. И, по-моему, сейчас самое время! Вся страна во главе с президентом сошла с ума, творят та-ако-ое (!), что психиатрам впору за головы хвататься. Миллионы зигуют любимому фюреру, творят массовый геноцид "неправильным" с их точки зрения народам, осуждённых насильников и людоедов объявляют героями, а лучших пастелей, мыслителей - совесть нации, дружно травят, как националпредателей. На чёрное говорят белое, и наоборот! И параллельно готовятся праздновать очеред-ное 9 мая! Победы непонятно кого над кем! Тут любой свихнётся. Так лучше уж делать это осознанно, управлять процессом, чтобы управлять рисками, как говорил то планерист из военкомата, ты как считаешь, приятель?
  Жёлтый болтун в ответ захлёбывался в дурацком хохоте, как от сильной щекотки, и сильно смущался, что остался в неглиже у всех на виду. В общем, как собеседник этот банан быстро кончился. Что было немного жаль. Впрочем, в связки оставались ещё два его собрата.
  
  Возле станции "Болшево" Павел Антонович увидел двоих молодых людей, явно уголовного вида. Один сидел на корточках и купил что-то. Второй нервно расхаживал и размахивал свободной рукой, в то время, как в другой руке у него была телефонная трубка, по которой он неадекватно громко разговаривал с кем-то:
  - Братан, я тебе кинул на мобилу "два рубля" ( скорее всего имелись в виду две тысячи).
  Всё это говорилось почти полностью матом, со значительными вкраплениями уголовной "фени".
  - Да, "Еноту" я звонил сегодня, он во втором взводе. Третий взвод на штурма как раз пошёл, а они пока не парятся, - доклады-вал кому-то с "бритым под ноль" черепом парень с явными замашками профессионального урки.
  "Вот какими людьми Путин решает свои проблемы на Укра-ине", - догадался Вотков. И напрягся, когда подозрительная парочка двинулась в его сторону. Но уголовники не проявили агрессии. Напротив! Отчего-то признали в одиноком прохожем с авоськой своего - блатного! Они с большим почтением заговорили с Вотковым, спросили не нужно ли ему чего. Молодые люди явно спутали Павла Антоновича с кем-то, кто был у них в большом авторитете.
  "Что происходит?!- не мог взять в толк Вотков. - Родная дочь тут недавно призналась матери, что помнит про папу что-то очень неприятное, что отравляло ей детство и что она очень хотела бы забыть. Необъяснимо. Я-то ничего такого предосудительного за собой не помню, как не напрягаю память! Словно это был не я. И я одновременно. Но разве такое возможно?! С другой стороны, не верить дочке оснований нет... За последние два дня меня трижды останавливала полиция: проверяла и отпускала. В третий раз один из патрульных сказал, что я очень похож на одного преступника, сбежавшего от ареста. Вот и этим блатным я тоже кого-то напомнил. Что происходит? Охрана на выходе из магазинов стала ко мне цепляться - требовать показать покупки, словно за мной тянется история мелких краж, о которой я тоже понятия не имею! Мистика какая-то".
  
  Глава 11
   Павел открыл дверь квартиры своим ключом, снял ботинки, куртку; чувствуя на себе вопросительные взгляды сына и дочери приветственно махнул им рукой. Попытался улыбнуться, но только уголки губ слабо дернулись вверх и тут же сползли. Лицевые мышцы, отвечающие за улыбку, давно уже атрофирова-лись и нуждались в регулярной тренировке юмором и смехом.
   Дочь вяло кивнула в ответ. Вернувшийся со службы сын нахму-рился и отвернулся. Понятно, не просто не уважает, а осуждает отца-"предателя Родины".
  В этот момент с кухни появилась супруга. Она глянула на мужа с тоской, он в ответ торопливо вытащил из кармана и показал её заработанные за частный урок семьсот рублей, отчитался:
   - Вот, убери к себе в сумочку, купишь завтра на них что-нибудь из продуктов.
  Катя тускло сказала, что ужин на столе и пожелала спокойной ночи. Вечер утешений не повториться, это он уже понял на второй день своей безработицы.
  Ужин состоял из тарелки макарон, спасибо что с подливой, а не пустых. Хотя на подливу он не заработал и должен благодарить близких, что кормят приживалу.
   Быстро поев, Вотков удалился в свою комнатушку, разделся, погасил свет и лёг в постель. Однако, сон не шёл. Хотя было бы неплохо снова увидеть что-нибудь в духе сегодняшней прогулки. Ещё лучше предстать себя каким-нибудь необычным персонажем с интересной судьбой...
  Тело чего-то хотело в сладкой истоме. Подумал о жене. С вожделением вспомнил её голую, представил податливость мягкого тёплого тела. Родная душа рядом это хорошо, но как же ему стало не хватать её скупых ласк, пусть даже потерявших за годы супружества страсть! Катя не ставила ультиматумов, однако и так всё понятно: мужик должен приносить деньги в дом, тогда имеет право что-то требовать со своей женщины.
  Сколько у них не было секса? С того самого дня, как его вы-шибли из школы... Нет, ещё раньше. Между тем закрыть свой гештальт по этой теме, хотя бы разово, было бы неплохо, а то от долгого воздержания скоро не только с бананами начнёшь беседовать...
  
  На следующий день у сына был отгул на работе и он остался дома. От неприятного разговора увернуться не удалось. Матвей сам его начал, потребовав в ультимативной форме, чтобы непутёвый родитель либо нашёл наконец настоящую работу, либо сваливал из дома.
  Сын-ФСБ-ешник так прямо и заявил ему: хватит мучить мать! Никто не обязан тебя кормить. Бездельничаешь целыми днями. Смотреть на тебя противно!
  - Но я пишу книгу!
  - Кто твои книги читает? Они никому не нужны, как ты этого не понимаешь!
  - Но я чувствую, что должен высказаться о времени, в котором живу. Каждый настоящий русский писатель не молчал, если ему доставалось жить в суровую эпоху.
  - И ты пишешь против спецоперации, против Владимира Вла-димировича, против России? - неприятная усмешка появилась на лице Матвея.
  - Я не против России. Ты же меня знаешь, я всегда был патрио-том. Просто Россия тяжело больна. Если ты можешь об этом высказаться, то просто не имеешь право молчать.
  - Кто тебе сказал такую хер.ю?
  - Никто. Я сам понимаю свою миссию.
  - Ха, миссию? Ты что, сумасшедший! У всех отцы, как отцы, только нам не повезло иметь свихнувшегося на почве мании величия дурачка, - сан издевательски засмеялся, с презрением глядя отцу в лицо.
  "Когда он успел стать таким?" - недоумевал Вотков. Куда делся тот солнечный мальчик, с которым они вели задушевные разгово-ры, и который его понимал.
  - Учти, - сурово отливал свинец слов начинающий чекист, - я не хочу, чтобы ты оставался в этом доме и писал своё либеральное говно. Не хочешь, чтобы я сигнализировал коллегам и за тобой пришли среди ночи, тогда исчезни из жизни нашей семьи сам.
  Павел растерянно развёл руками, не зная, что ответить.
  - Не уйдёшь, - спокойной жизни в этих стенах я тебе не дам! - предупредил Матвей.
  Вотков вышел во двор. Сел на скамейку. Тупо уставился перед собой в пространство. Как быть! Меньше через месяц ему должно стукнуть 52: перспектив никаких, позади пустыня, впереди тоже. Свои книги он уже давно даже не предлагает к публикации издательствам, пишет для себя "в стол". Критики объявили его бездарностью, бумагомаракой. И это в лучшем случае. Гораздо опаснее, что в последнее время его пытаются зачислить в "литературные власовцы" за то, что выступает за мир и сочувству-ет простым украинцам. В одном издательстве ему так прямо и заявили: "Скажите спасибо, что мы вас не издаём, а то бы давно уже шили тапочки за колючей проволокой, там где по полгода полярная ночь. И семье бы своей жизнь испортили.
  - Прости меня, сын! - шептал Павел Антонович. - Простите Катя, Ирина! Но я так дальше не могу... Я люблю вас и потому не могу больше мучить своим присутствием. Словно живой труп. И с каждым днем всё становится только хуже. Тело есть, а человека нет. Пугало! Вот кто я! Я уже чувствую, как от меня начинает вонять тленом! Не хочу, чтобы вы пропахли этим запахом.
   Павел утвердительно закивал своему решению и пошел собирать чемодан.
  
  Глава 12
  На следующее утро Павел Антонович проснулся в гараже. Решил пожить пока вне дома, всё равно сосед по двору не воспользоваться сделанным ему в военкомате щедрым предложе-нием и всё-таки ушёл на войну.
  Где-то понимая, что со своим характером он рано или поздно обречёт себя на "уход от жизни в подполье, Павел заранее начал готовить "бункеризацию" своей жизни: запасаться книгами, консервами, горючим и прочим.
  Гаражно-строительный кооператив "Пионер" был рассчитан всего на полтораста машиномест и располагался у самой железной дороги. С другой стороны к выкрашенным в бурый цвет железным боксам примыкала территория частного сектора со старыми фруктовыми садами и пока ещё сохранившимися кое-где домиш-ками, ибо одноэтажный сектор микрорайона "Комитетский лес" активно пожирался многоэтажной коммерческой новостройкой. И там, где ещё пару лет назад цвели яблони, умиротворяюще стрекотали на закате цикады, а спозаранку хозяев будили петухи, словно грибы-переростки после радиоактивного дождя, повылази-ли монстрообразные корпуса многоквартирных высоток. По генеральному плану вслед за последними избушками и кустами смородины под нож экскаваторов должны были пойти и частные гаражи. Но пока ещё Павлу было куда сбежать из бетонных джунглей, где правили жестокие законы, гласящие, что слабым там не выжить.
  Убежище на краю тающего островка милой его сердцу стари-ны давало Воткову иллюзию удалённости от цивилизации. На рассвете здесь пока ещё пели чудом сохранившиеся петухи, дурманяще пахло цветущей черёмухой, и яблони стояли в белом "дыму" первоцветов.
   Поднявшись и умывшись, Павел приготовил на походной плитке завтрак. Перед тем как засесть на полдня за печатную машинку, следовало застелить постель и немного прибраться. Однако плюшевый кот малиновой расцветки с экстравагантными голубыми полосами - любимая когда-то игрушка повзрослевшей дочери, отправленная из квартиры в гараж вместе с прочим старьём, которое рука не поворачивалась сразу выкинуть на помойку, - мирно сопел на хозяйской раскладушке, выбрав в качестве ложа, естественно, подушку.
  Поймав на себе строгий взгляд, кот демонстративно потянулся.
  - Вот глупое и наглое животное! Знаешь же, что нельзя... Так зачем же делаешь то, за что тебе прилетит? - наигранно побранил-ся на любимца Павел, однако не стал его прогонять. Вместо этого переключил всё внимание на аккумуляторную электробритву "Харьков", которая отказывалась включаться.
  - Ты что нарочно решила меня позлить? Думаешь, раз ты отцовская вещь, то тебе теперь всё можно?
  Бритва молчала в ответ, как, собственно, и положено неоду-шевлённым предметам. Она была накануне прихвачена им с собой и положена в чемодан - вместе с домашним тапочкам, которые предпочли покорно зашаркать куда им было указано, но не поднимать скандала.
  Так - без пререканий укладывались вчера в чемодан и другие вещи. И теперь они были единственными товарищами и помощни-ками гаражного изгоя. Павел точно знал, где и что должно лежать в жилище. И совершал все действия с содержимым чемодана, почти не задумываясь. Потому что, не смотря на спонтанность вчерашнего переезда, успел составить список всего необходимого.
  А что там на уме у прихваченных с собой пожиток, кто ж их разберёт. Можно только предполагать, если допустить наличие у предметов способности размышлять. Да, собственно, какая разница, чего они там себе думают. И кого это вообще волнует? Главное что он не забыл прихватить свитер, ночи-то ещё холод-ные, и две пары запасных носок ему очень пригодятся! И никаких нравоучений и насмешек с этих стороны он не потерпит.
   Но как раз этот самый свитер и нарущил общее молчание, неожиданно с ехидцей заметив любимой Вотковым синей рубашке:
  - Смори-ка, а руки-то у него дрожат...
  - Конечно, дрожат... Такое дело... - многозначительно отвечала рубашка.
  - Дело? Какое дело? - это были носки, которые супруга купила Воткову совсем недавно, он даже еще не оторвал этикетку.
  - Вот только с носками я еще не разговаривала! - возмутился почти новый галстук в солидную полоску. - Беспредел! Лежите себе и помалкивайте!
  - У блокнота лучше спросите... Он точно знает! - авторитетно воскликнули брюки. - В него разные умные мысли записывают.
  - Он знает... но не скажет! - вступили в разговор трусы-боксеры.
  - А только одно я вам скажу, братцы: страшно ему...и тоскливо! - успел сказать чемодан и тут же захлопнулся, испугавшись, что сболтнул лишнего.
   Вотков не имел никакого желания слушать, как копаются в его душе. Он должен либо вернуться в школу, либо срочно найти себе другую работу, иначе точно чокнется. Либо ему надо с головой погрузиться в написание романа.
  - Не ваше дело! - не выдержав, прикрикнул он. И замолчал.
   И тут же со всех сторон, из всех углов металлической коробки гаражного бокса поползли к нему холодные змеи одиночества и ненужности. Их шипение сжимало виски и отдавалось звоном в ушах. Чтобы отогнать этих тварей, Павел поспешил за печатную машинку "Эра", погрузившись в работу над характером священ-ника, настоятеля небольшой церквушки.
  
  Глава 13
  Приближающаяся пуля завораживала своим вращением вокруг собственной оси. Она это делала в полёте. Вылетевший из пистолетного ствола кусок свинца поблёскивал в электрическом свете потолочных плафонов и неумолимо приближался к его лицу. И чем ближе была смерть, тем отчётливей он понимал, что заигрался в опасную игру. И тем острее ощущалась привычная, ставшая частью его существа, червоточина страшной, холодной пустоты внутри. Вся его жизнь была тараканьей беготнёй за чем-то таким, что могло бы надёжно заполнить сосущую, постоянно ноющую каверну в его душе, вакуумом, который он чувствовал внутри себя почти непрерывно. Это шло с ним по жизни всегда. Особенно мучительно со времён неприкаянной нищей юности. С тех самых пор, когда он осознал, что всё, о чём мечтаешь, изначально принадлежит другим, тем, кому повезло родиться, что называется, с серебряной ложкой во рту; и все твои таланты, энергия, светлая искренняя душа, ничего не стоят против их блатного синдиката.
  В юности он очень мучился, не понимая, как ему жить с этой дырой в груди. Искал чем бы её суку заткнуть в дешевом порт-вейне, распиваемом в холодных советских парадных с дружка-ми-однокурсниками, такими же бесперспективными будущими неудачниками, которым ничего стоящего в карьере не светит.
  Искал в театральном кружке, в который записался на первом курсе университета, ибо играя чужие роли, можно было на время забыть, что рождён ничтожеством и представить себя человеком совсем из другого теста.
  Искал в запрещенных видеокассетах и еще более запрещен-ных книгах, в тряске, лязге и бензиновой вони своего первого "Жигуля", купленного у родственника в долг с хорошей рассроч-кой.
   Искал в ликах святых, казалось многообещающе взиравших на наивного неофита с почерневших досок икон, развешанных в загадочном порядке по стенам ещё редких в ту пору храмов, где после десятилетий борьбы с религией властями дозволялась церковная служба.
  Он искал то, что могло бы дать ему ощущение чего-то Насто-ящего и многообещающего, что превратило бы окружающий мир из вонючего, отвратительного привокзального сортира, каким он привык его видеть, в прекрасную сказку из заграничных фильмов про красивую жизнь.
  И ему очень повезло не спиться в ходе этих тщетных поисков. И не покончить с собой от постепенно отравляющего душу и тело осознания абсолютной лжи, жестокости окружающего мира. От полной безысходности. Ибо выродкам наподобие него, высратым на свет, только в материнской утробе и было хорошо, а среди людей отношение к ним было чуть лучше чем к дерьму...
   Но он не удавился и не отравил себя низкокачественным бухлом, потому что Горбачёв начал свою Перестройку. Он быстро понял, что наступило его время. В моду вошли дерзкие журнали-сты, смело рубящие правду на огромную аудиторию. Открыто говорящие то, за что ещё недавно человека стёрли бы из социаль-ной жизни ластиком.
  И он старался не упустить свой шанс. Сумел прославиться. Долгожданный успех быстро привил бедному мальчику из провинции вкус к дорогим напиткам, к лучшим ресторанам, импортным автомобилям премиум-класса, ухоженным валютным шлюхам. Он приучил не экономить на собственных удовольствиях. Вот только сосущей его неудовлетворённости он унять не мог! Ему всё время хотелось большего и большего, и не отпускал страх лишиться всего. Поэтому, когда пришёл Путин и через таких "собирателей душ" как Владислав Сурков, а также убитый своими же чекистами за попытку сбежать к американцам министр печати Михаил Лесин, директор Первого телеканала (ОРТ) Константин Эрнст, потребовалось обменять (по отличному курсу) принципы на лояльность себе лично, он без колебаний переквалифицировался из журналиста в пропагандисты. За это власть предоставила ему лучший из возможных карьерных лифтов. За какие-то несколько лет Владимир Рудольфович Соловьёв стал лицом нового путинско-го телевидения. Его гонорары достигли астрономических показателей. На заработанные миллионы "путинский соловей" стал скупать зарубежную недвижимость. В Италии на озере Комо у него появилась вилла из мечты юности о сладкой жизни. А потом и ещё одна вилла.
  На какое-то время Владимиру даже показалось, что теперь он удовлетворён своей жизнью. Дыру внутри будто заткнули долларовой затычкой.
   Но тут грянула война с Украиной. На главного кремлёвского пропагандиста были наложены чёртовым Западом (оказавшимся не таким уж либерально-демократическим, не таким почтитель-ным к священной чужой собственности и правам) жёсткие санкции, его обожаемая вилла была реквизирована итальянскими властями. А на днях на его защищённую криптозащитой почту кто-то прислал сообщение с предупреждением, что главного пропагандиста убьют ровно через 14 дней, то есть в День Победы 9 мая. В послании неизвестного говорилось, что убийство спишут на украинцев, и дескать разу после этого последуют события, которые помогут властям решить некие важные для них задачи. Дескать, пусть он посмотрит, что было после убийства Кирова и германского дипломата в Париже Эрнста фон Рата, и он сам всё поймёт.
  Первой реакцией Владимира было раздражение и только. Естественно, он не поверил в заговор против себя. Руководство ФСБ его ценит и уважает. Путин недавно снова наградил орденом. Он очень нужен. Особенно сейчас! Со своим талантом нагнетать всеобщую ненависть к хохлам и коллективному Западу. Кто же станет в такие тяжёлые времена резать курицу, несущую золотые пропагандистские яйца!
  Одно настораживало: о существовании защищённого элек-тронного ящика никто из посторонних знать не мог. Только самые доверенные люди. Кто-то из них входит в ближний круг Президен-та! Высокопоставленные чиновники, чекисты. Это самые близкие друзья, которым он привык доверять.
  Вероятность же взлома киберпреступниками или той же укра-инской разведкой - минимальная, - в этом его авторитетно заверили ребята из подразделения ФСБ, ответственные за спецсвязь. Так что случайный человек не мог прислать ему письмо. Тем не менее после прочтения злополучного послания у него сильно разболелась голова, словно на темечко прилетел кирпич.
   Наверняка это происки завистников, пытался успокоить себя Соловьёв. Мало ли их у такого успешного человека! Недавно закончился вечерний эфир его рейтингового шоу на главном государственном телеканале. Сегодня он провёл в эфире 26 часов, почти подряд, с маленькими перерывами, - установив рекорд, достойный Книги рекордов Гиннеса. Идёт война, а он ведь тоже солдат. Учитывая, что две трети россиян черпают информацию из "ящика", это передний край идеологического фронта с проклятым Западом. Населению нужно усиленно промывать мозги, чтобы поднять и поддерживать боевой дух нации. Как говориться, всё для фронта, всё для победы! Попутно требуется подавить малейшие семена сомнения. Указать народу на предателей. Назвать поимённо. Грозить им СМЕРШем. Требовать возвращения высшей меры, трибуналов...
  Страшно вымотавшись сегодня на работе, Владимир Соловьёв из телецентра отправился в лучший рыбный ресторан Москвы. Ему позвонил знакомый ресторанный критик и отрекламировал, что шеф-повар его излюбленного заведения приглашает заехать на свежих лобстеров, только что доставленных самолётом из Южной Африки, которые всего 10 часов назад плавали в прибрежных водах ЮАР.
  Через полчаса "Майбах" телеведущего с депутатскими мигал-ками и спецсигналами домчал Соловьёва до места. Всё было как всегда на его уровне. Античные колонны в вензелях и золоте, венецианские зеркала и хрусталь люстр, авторская роспись по стенам от знаменитого художника, потолок в дворцовых фресках, мебель в стиле антикварных Людовиков, в глубине гостевого зала уютно мерцает огромный камин; и над всем этим привычным великолепием плывёт ненавязчивая музыка струнного квартета в смокингах.
  Важного гостя встречает хозяин с шеф-поваром. Маэстро высокой кухни проинформирован в нюансах о вкусах дорогого гостя, поэтому он немногословен, говорит только по существу.
  Соловьёв кивает в нужных местах. Заказ сделан. Ужин обой-дётся ему в годовую зарплату какого-нибудь рабочего из россий-ской провинции. И это справедливо - он, Владимир Соловьёв делает для страны больше, чем тысячи солдат на фронте, чем десятки тысяч рабочих оборонных предприятий в тылу! Потому что своим лицом и голосом он сплачивает нацию перед угрозой порабощения проклятой Америкой, "мечтающей превратить Россию в колонию англосаксонской цивилизации". Бред, конечно. Но именно за это умение - внушить миллионам откровенную чушь его и ценят, считают незаменимым. А деньги... Что деньги? Соловьёв небрежно извлёк из внутреннего кармана пиджака от Гучи кожаное портмоне с банковскими картами и пачкой кэша. На него дружелюбно взирали портреты президентов, будто подмиги-вая своему любимцу, лаская таинственными полуулыбками с зеленых, таких родных, после рублёвых "фантиков", купюр. Улыбки эти, как обычно многое обещали!.. Правда, в последние два года там, куда они привычно звали его, Соловьёва перестали ждать и любить. Это сильно его расстраивало. Хорошо ещё, что столь переменчивое отношение не слишком касалось его взрослых сыновей. Ведь там, в отличие от России, царят подлинная демократия и закон, поэтому, как говорил товарищ Сталин, сын за отца отвечать не может...
   Ничего, пройдёт время, всё уляжется, забудется, и его снова будут встречать там, "за бугром", как своего, ведь он прилетает туда в большой компании зелёных президентов.
  
   Сегодня же Соловьёв очень устал. И то ведь сказать, за по-следние часы ни разу не присел. Словно солдат простоял перед направленными на него телекамерами, внушая этому народу высокие принципы морали, клеймя предателей, извращенцев, зажравшуюся богему, посмевшую устраивать в разгар священной народной войны свои голые вечеринки.
  Чувствуешь себя, словно сталевар, отстоявший смену у марте-новской печи. Даже прекрасное вино и шикарный ужин не смогли до конца снять стресс. Без дополнительных релаксантов не обойтись... Он это заслужил. Если ты народное достояние, то имеешь право на большее, чем другие. Можешь водить дружбу с бандитами и элитными проститутками, пить с народными артистами, запросто позвонить людям, одни имена которых вызывают у обывателя либо благоговейный трепет, либо приступ жгучей ненависти. Тебе доступно за труды твои во благо Отечества знать весь мир так же хорошо, как коридоры и закоулки телецентра. Тебе народом позволено владеть целым парком импортной движимости и кучей недвижимости, перепро-бовать все имеющиеся в природе напитки и вещества, легко зарабатывать, как олигарх из списка Форбс, и так же непринуж-дённо тратить на собственные удовольствия, не считаясь с тем, что жизнь твоя несётся в бешеном темпе, игнорируя все правила и табу. А ты только настойчивее топишь педаль в пол, хотя и понимаешь, что давно зашёл за все красные линии и однажды тебе могут предъявить счёта за пропаганду войны, серийную ложь, разжигание ненависти, в том числе русофобии, ведь в мире полно тех, кто тебя ненавидит.
  Только тебе плевать. Ведь ты знаешь, что эта война ведётся Путиным в первую очередь на уничтожение самого, ставшего ненужным Кремлю русского этноса, русского народа, которому ты и такие как ты так ловко так успешно продали тухлую самоубий-ственную идею войны "за расширение жизненного пространства против завистливого Запада", что уже списанный на кладбище коллективный россиянин как безумный распевает нацистский гимн Шамана "Я - русский!", не соображая, что войной и нищетой, скверной медициной, водкой и наркотой его стреми-тельно превращают в вымирающий этнос, одновременно подменяя ставших ненужными соотечественников, как "мамонтов" живчиками-китайцами, выносливыми выходцами из Центральной Азии, сплочёнными кавказцами. И всё ради распределения богатств России в пользу кучки сверхбогатых за счёт сокращения "лишнего" населения. Соловьёва в эту изуверскую стратегию Гитлера-Путина посвятили, и он отрабатывал фашисткий заказ, потому что за него очень хорошо платят...хотя и оставался риск что приговорённый в какой-то момент вдруг опомнится и тогда шулерам может прийтись худо!
  А пока ты упиваешься гонкой, всё увеличиваешь скорость, которая и так уже давно за пределом допустимого, ты мчишься, летишь в бесконечном поиске того важного, что принесёт тебе наконец истинное удовлетворение и спокойствие. Заткнёт снова открывшуюся дыру в груди...
  
  Глава 14
  Пуля была уже совсем близко. Она вращалась, готовясь ввин-титься уму в лобные кости черепа, пронзить раскалённым прутом мозг навылет. Соловьёв почти слышал жужжание мух, со всех сторон облепивших его труп с простреленной головой. Почти чувствовал вкус крови с примесью мозгового вещества на своих запекшихся губах. Даже ощутил сладковатый, приторный запах разложения. Эта картинка была настолько реалистичной, что пропагандисту померещилось будто его сердце действительно перестало биться, а кровь застыла в венах. Жуть.
  Но одновременно (бывает же такое!) он упивался раскумарен-ным ощущением контроля и Власти! - всемогущей, безграничной, разрушающей власти над нацией, - нации, которой дозволено стирать с лица земли целые народы. Причём дозволено это делать им обоим, - не только всемогущему кумиру-фюреру Вовану Путину, но и наци No 2 Вовану Соловьёву тоже!
  Перед глазами "русского Геббельса" всё, что они натворили за последние два года вдвоём со старшим Вованом, то приближа-лось, то отдалялось, то кружилось, а то и полностью замирало. Владимир рассмеялся. Как же ему хорошо. Он сидел на унитазе в запертой кабинке туалета ресторана и смеялся, смеялся, смеялся. Он был счастлив, не смотря на приближающуюся пулю. И ему казалось, что это счастье безгранично. Что оно с ним навечно.
  Он просидел так несколько часов, почти отключившись от событий внешнего мира. В туалет заходили и выходили какие-то люди, не подозревая о его присутствии в запертой кабинке. Когда с очередным посетителем открывалась дверь до слуха Соловьёва доносилась искажённая психоделическим восприятием реальности музыка из главного зала, слышались голоса гостей, похожие то на пчелиный рой, то на завывания сирен или лай собак. Впрочем, его сознания посторонние звуки едва касались, ибо он был полностью сосредоточен на собственных ощущениях. Телезвезда прислонил-ся спиной к холодной стенке сливного бачка. Доставленный с курьером герыч великолепно делал своё дело. Голова теперь приятно кружилась, всё вокруг неожиданно стало красивым, ярким, вызывающим радостные чувства. Мимолётные миражи с собственным застреленным трупом, почерневшими руинами разбомблённых городов мгновенно исчезли. Всё вокруг сделалось ослепительно модерновым и офигенно увлекательным!
  Владимир Рудольфович даже мог теперь видеть сквозь запер-тую на задвижку дверь кабинки! Полы ресторанного сортира блестели словно в парадном зале кремлёвского дворца, фарфоро-вые писсуары выглядели так, словно предназначались для одного единственного полубога. Такой шикарный туалет Соловьёв видел только в кабинете недавно арестованного министра обороны Сергея Шойгу. Маршальский сортир занимал смежное помещение с его непередаваемо великолепным кабинетом, похожим на личную резиденцию арабского эмира.
  Правда при аресте вконец проворовавшегося министра, так и не ставшего для царя его маршалом победы, силовики, которым заранее позволили всё, решили всласть поглумиться над ещё недавно неприкасаемым другом Путина. Для чего устроили при обыске в кабинете опального военачальника небольшой погром: кое-что "нечаянно" разбили, от души нагадили в отхожем месте, как это принято у революционных матросов, а уходя, выстрелами вынесли несколько оконных стёкол...
   Промозглый ветер, врывающийся сквозь выбитые окна, ка-зался Владимиру Соловьёву прохладным бризом.
  
  Глава 15
  "Первосортный афганский "белый шайтан" отлично работал. "Не обманул, сука-продавец!" - восхитился Соловьёв дозой марафета, которой он закумарился в туалете ресторана. - Надо же... Какие штуки сегодня вытворяет... Никогда бы не подумал... Этакий рапид. Чудеса. А говорят, что не расширяет сознание. Еще как расширяет! Впрочем, сегодня что-то особенное...".
  Чтобы так искривлялось пространство, замедлялось время, можно было видеть даже сквозь стены, - такого он ещё не испытывал! Даже перебор пошёл. "Как бы не сдохнуть от столь мощного кайфа напоследок, - слегка озаботился пропагандист. - Может, сделать предъяву поставщику "дури"?". Её ему поставлял бородатый поп, доставая товар из-под подола рясы и обычно говорящий при этом: " Я греха на душу не беру, я его не мешаю".
  С другой стороны звёздный клиент ведь и сам толком не пом-нил, сколько и каких препаратов смешалось за сегодняшний вечер с его кровью. Он обладал удивительной способностью всегда контролировать собственное состояние - редкая, очень редкая особенность организма помогала "звезде" до сих пор не закатить-ся и не превратиться в законченного наркомана, в опустившееся животное, а потом и в труп. Бравируя своей независимостью от "бесов", Соловьёв сам решал, когда ему "уйти в отрыв", получая изысканное удовольствие только по собственному желанию, не испытывая непреодолимой физиологической потребности в наркотике. Чем очень гордился.
  Благодаря этой дружбе с дьяволом телепропагандист мог ви-деть и пулю, зависшую в воздухе совсем недалеко от его переносицы, и ствол пистолета, из которого она вылетела мгновение назад - мгновение, за которое Владимир успел передумать и прочувствовать столько, что эти переживания можно было бы растянуть на целую жизнь. Он видел и фигуру черново-лосого киллера с неприятным немигающим взглядом, резкими чертами кавказской физиономии и тонкогубым, плотно сжатым ртом. Пистолет был направлен телезвезде прямо в лицо - черное отверстие дула еще окружало облачко пороховых газов, и он снова вспомнил, и снова отсмаковал невероятную красоту вспышки выстрела - золотой сноп искр, шаровая молния, которая надулась, налилась всеми цветами радуги и медленно лопнула перед его глазами, выпустив на свободу свинцовый болид. Цилиндрик экспансивной пули типа "дум-дум" напоминал диковинный цветок - пестик титанового сердечника окружали выгнувшиеся наружу лепестки свинцовой оболочки. Цилиндрик-цветок словно ввинчивался в воздух. Смерть медленно приближа-лась. За ней, словно президентский пул, летел целый рой горящих пороховых крупинок - микроскопических мошек, каждая из которых дышала крохотным пламенем, словно миниатюрный дракончик из детской сказки.
  Когда Соловьёв почувствовал на своём лице дыхание пули, словно металлический цилиндрик был живым существом, когда он ощутил жар, исходящий от приближающейся смерти, он осознал, что именно сейчас его жизнь стала абсолютно полной и обрела мощный, неведомый прежде, смысл. Фантастическое чувство, почти слияния с Вечностью! Эта разрывная пуля и была той затычкой, что должна была заткнуть ненавистную дыру в его душе! От такого озарения его захлестнул восторг ужаса, бешеная энергия жажды жизни, адреналин забушевали в насыщенной наркотиками крови, голова прояснилась, и он все понял. Его не троллили, когда предупреждали письмом о грозящей ему опасности.
  Мужчине захотелось зарыдать в голос, заорать, взмолиться о пощаде, поблагодарить Бога за прозрение, за ниспосланный дар осознания смысла собственного бытия и дарованного избавления от изматывающей душу пустоты внутри. До соплей, до усрачки захотелось вымолить прощение за совершённые тяжкие грехи.
  
  Глава 16
  "Не успею, - понял он. - Не успею, хоть вывернусь наружу!". Благодаря своей удивительной способности к самоконтролю Соловьёв, одновременно с бешеным приливом невиданного вала чувств, определил, что пуля летит быстрее, чем он может открыть рот. "Не успею. Жаль. Но почему так быстро? Мне ведь были обещаны две недели! Это нечестно!".
  Когда пуля коснулась своим округлым титановым клювиком кожи на его лбу, в ослепительной, обжигающей глаза вспышке белого света он увидел все сразу - подъезд элитного дома в центре Москвы, в который только что вошёл с улицы, лежащего ничком в парадной охранника с дыркой на уровне сердца, перепуганную консьержку, онемевшую от ужаса с перекошенным лицом. И огромный город, бескрайнюю страну, потрясённую новостью о вероломном убийстве народного телеведущего подлыми врагами Родины.
  Привыкшего к цинизму жизни пропагандиста поразили хит-росплетения паутины интриги, в которой он оказался мухой, пойманной в липкие сети и убитой пауками, которых долгие годы считал своими друзьями и покровителями. Хотя прежде ему казалось, что он прекрасно знает правила игры, по которым этот зазеркальный мир существует, но нет, эта паучья банка оказалась гораздо сложнее и коварнее устроена, чем ему представлялось. Владимир видел, как дёргаются ниточки, опутывая его и превра-щая в спеленатую куколку. Мог рассмотреть лица некоторых людей, которые теперь казались ему хищными рожами насекомых-хищников. Все они стремились раньше других запустить в трепыхающуюся спеленатую сетью жертву жало, чтобы высосать его содержимое, словно сок через трубочку. Паучье отродье выползало на охоту из своих нор на Лубянке, комплекса зданий Управделами Президента РФ, Кремля, Госдумы. Двигались они по натоптанным траекториям, совершали спланированные действия-движения, и все жители огромного мегаполиса и великой страны были для них мясом, которое можно высосать.
  Для этого-то и задуман был очередной хитрый зловещий план с убийством "врагами" любимой в народе "мухи". И Соловьёв впервые увидел всю таинственную зловещую систему связей-ниточек, тянущихся от каждого жителя города и страны в центр ловчей паутины. Увидел и кукловодов из высоких кабинетов, дёргающих за сигнальные ниточки. И главного режиссера увидел, решившего в какой-то момент, что кем-то из подручных куклово-дов надо пожертвовать ради задуманного им нового сценария...
  Пуля пробила лобную кость над левой бровью пропагандиста. Но до этого "властитель умов из зомбоящика", - успевший мгновением раньше узнать неприятную правду о своем истинном предназначении в пьесе, поставленной теперь уже известным ему режиссером, - до глубины души поразился, оскорбился и ужаснул-ся ничтожности собственной роли. Он-то, он! - привык считать себя исполняющим не последнюю роль в этой великой пьесе под называнием "Жизнь и судьба", а его нагло кинули.
  "И это все? И только ради этого я... Нет, все не так! Не так! Я другой...Переиграем... Ведь у меня должно быть 14 дней в запасе! Ведь это даже не "кушать подано"... Я тут даже не статист... Это же что-то вроде шагов за сценой... Я же могу! Я умею, я знаю, как надо... Это не моя роль!.. Это ошибка!".
  Пуля вошла пропагандисту в мозг.
  "А что тут необычного? - уже более трезво додумывал уби-тый, заваливаясь навзничь под действием динамической силы огнестрельного удара. - По законам мафии сдать своего в сложной игре - в порядке вещей. Тобой пожертвовали, словно шахматной фигурой в тактическом размене. Всё ещё трудно поверить? Ты рассуждаешь с позиций солдата, которому приказано умереть; у маршалов же свои резоны. А ты солдат пропагандистского фронта! Сам же говорил... Ладно, не солдат, - генерал, но всё равно решаешь не ты".
   Пуля двигалась дальше, почти не замедлив скорости, круши-ла серое вещество, дробила драгоценные нейроны, рвала сосуды, разносила вдребезги нервные узлы, превращая великое таинстве разума в отвратительную грязную кашу.
  "Нет! - снова возопил он. - Остановите! Назад! Так нельзя! Я не хочу! Верните мне...". Свет меркнул, и вместе с этим навалива-лась невероятная, тупая, с тошнотой и предсмертным жаром боль, боль, которую невозможно представить себе живому человеку, каким бы воображением он ни обладал...
  Впрочем, оказалось небезынтересно узнать, какого это - стать мертвым. Увидеть только что купленный тебе гроб. Могильную яму, которую специально для тебя выкопали на престижной кладбище. Взглянуть между прочим с придирчивым прищуром на соседей по вечному упокоению, это ведь даже важнее, что выбрать с кем поселиться в элитном доме или дачном посёлке клубного типа, всё таки вечность. Впрочем, в любом случае было не избежать бесконечности одиночества, невыразимой темноты, тесноты и адского холода могилы. На фоне такого наборчика даже пекло с кипящими смолой VIP-котлами и чертями покажется приемлемой для обсуждения альтернативой.
  "Ад, - догадался Владимир Рудольфович новым, окатившими его предвкушениями предстоящих вечных мук картинам, - ты заслужил его, болтливый идиот, вот и получай!".
  Уже необратимо разрушенный мозг каким-то чудом продол-жал агонизировать затухающей электроактивностью мыслей. "Так вот он какой Ад... А я-то думал... А, впрочем, чего же ты ожидал? Неужели надеялся на рай после призывов к массовой резне украинцев, ядерной бомбардировке Лондона, расправе над несогласными внутри России!".
  
  Глава 17
   - От кого он там прячется? - свистел поднимающийся ветер за железными дверями гаража.
  - Эй, что он там делает? - барабанил расходящийся дождь по крыше гаражного бокса номер 63.
  - Он просто разучился жить в большом мире! Он его боится! - презрительно каркала ворона, укравшись под кроной старой ели.
  Вотков много мог бы рассказать им всем в своё оправдание. Например, как начал писать главный роман своей жизни в феврале 2022 года, когда Путин напал на Украину. Потом убили Навально-го. Говорить правду стало смертельно опасно. Даже за несвоевре-менные мысли можно было на долгие годы попасть в тюрьму. В 2023 его роман "Колесо обозрения" появился на свет. Были дерзкие попытки опубликовать эту книгу в издательствах; тогда же автор стал получать первые угрозы. Многие в России посчита-ли, что своим романом он очерняет страну, народ, армию и её солдат.
  Однако, он не убрал книгу из Интернета, не затаился, жил в пригороде столице, в тридцати километрах от Кремля и Лубянки. Узнав, что сбросившие маски отечественные неонацисты начали убирать неугодные им книги из магазинов и библиотек, и что по ночам запылали костры из книг, он приготовился вслед за своими книгами взойти на костёр. Только об этом мало кто знал из широкой публики. Он же, чтобы не свихнуться от постоянного страха, депрессии взялся дописывать другой роман, который долго писал параллельно с "колесом", но в какой-то момент отложил...
  - Жалкий человечек! Разве от жизни спрячешься! - грохотал ему своими раскатами гром. - Брось свою никому ненужную писанину, выходи из склепа, не бойся, я тебя не трону, а ты займись реальным делом! - небесный громовержец, будто в издёвку, обращался к Воткову с интонацией его сына Матвея.
  Павел втянул голову в плечи, почувствовал, как к глазам под-ступают слёзы в приступе острой жалости к себе несчастному неудачнику. Но тут же попытался устыдить себя за это. Ведь знает же объективно про себя, что обладает незаурядным литературным даром, что за годы работы выпестовал в себе златоуста, отточил авторское перо!.. И знает, что есть на свете такая презренная профессия - критиковать (это о тех, кто кормиться охаиванием чужого литературного труда, вместо того, чтобы создать самому что-нибудь дельное), и занимаются ею в основном кретины. Знал...да что толку от этого! Ему действительно давно не везло.
  - Нессссчасстный! Его надо пож-ж-жалеть. Он же окончатель-но погибнет в своём ж-ж-жалком убеж-жище, или свихнётся, и за ним явятся либо труповозка либо психиатрическая неотложка! Может, помочь измученному жизнью бедняге исчезнуть из этой жизни, - зашипел с небес наэлектризованный голос, и началось! С неба стало бить вонзающимися в землю молниями, несколько старых, с виду мощных деревьев с треском раскололись и повались кусками на землю, сокрушая всё перед гибелью.
  Павел, с опаской выглядывая из-за приоткрытой гаражной двери наружу, залюбовался разгулом апрельской стихии...
  "А если посмотреть на происходящее глазами песчинки на асфальте из просыпанного проехавшим тут самосвалом речного песка, - размышлял он, воображая себя такой крошечной и беззащитной песчинкой. -Она лежала тут и никого не трогала, не усложняла жизни никому и воспринимала то, что с ней случилось и всё окружающее, как должное. Без лишних вопросов о смысле своего бытия и прочих непонятных вещей. Лежала несколько дней... что даже привыкла к новой реальности. И тут началась буря, такая внезапная и беспощадная, стихия ворвалась с ливнем и грозой в ее устоявшуюся жизнь, безжалостно оглушила её ударами тяжёлых капель, разметав сестер и братьев по ветру. И унеся в неизвестность её саму, не ведая, что сотворила. Одним моментом перевернула сотни ни в чем не повинных судеб. Изменила песчаный мир навсегда. И этот короткий порыв стихии останется единственным в памяти несчастных песчинок. А ведь у них могли быть планы...".
  Пустившись в загул литературной фантазии, Павел увлёкся:
  "А если взглянуть на эту картину глазами этой сосны, на которой сидела раскритиковавшая его ворона? Сосна ничего особенного не делала. Дерево просто позволила дурной птице обкаркать незнакомого человека, предоставив ей свою полувысохшую ветку, а само смолчало, соблюдая вечный нейтралитет. Сосна привыкла не вникать в то, что орут в том числе и от её имени, ведь она стояла тут очень давно. Была, есть и ещё долго будет стоять, так она наверное думала о себе. Ведь сосна никого не трогала и ни о чем не спрашивала. За это ей не задавали вопросов и не предъяв-ляли претензий. Правда где-то неподалёку гремела стройка и там визжали бензопилы, которыми валили другие деревья, но старая сосна надеялась, что её это каким-то чудом не коснётся. В конце концов жителям новостроек, когда они въедут в купленные квартиры, понадобится приличный вид из окна и детишек надо будет выгуливать во дворе, и милостиво сохранённые деревья очень облагородят новый пейзаж...
  Кстати, отличная позиция: ни во что не вмешиваюсь, никого не трогаю, и вы меня за это тоже не пытайтесь вовлечь в свои игры.
  Почему бы человеку тоже не притвориться деревом? - про-должал размышлять Вотков. - А ещё лучше песчинкой! Скрыться в своём маленьком мирке частной жизни, забиться под корягу, позволив государству творить всё, что ему заблагорассудится, лишь бы оно оставило маленького человечка в покое и позволило ему дожить своей маленькой ни на что лишнее не претендующей частной жизнью... Только ведь оно не оставит теперь. Вот и несчастная сосна, с опаской ожидая приближении стройки, неожиданно пала под ударами урагана, хотя наверняка не могла предвидеть такого молниеносного конца...
   Вот и нынешнее российское государство - непредсказуемо, как ураган, как молния. Оно будет требовать соучастия в своих сумасшедших делах. Требовать горячего и дружного одобрения. Вот уже два года так поступают с людьми в этой стране, что кажется что всегда так и было. Небожителям, громовержцам всё равно - старая ты сосна или молодое деревцо. Для этой разгуляв-шейся стихии любой гражданин, - как дрова в печь! Как песчинка, рассыпанная по асфальту евроазиатского пространства. Крохотное мгновение и тебя подхватит и зашвырнёт туда, где ты и не ожидал оказаться. А власти до тебя уже нет никакого дела! Абсолютно. Отработанный материал. Оно холодно и индифферентно. Это у песчинки с ним проблемы. У стихии же, у которой ветер гуляет в голове, до такой мелочёвки, как собственные граждане, нет ни секундочки лишнего времени. Оно меряет всё аршином глобаль-ной геополитики, томами всемирной истории. Это мы стараемся с ним что-то сделать. Пытаемся докричаться до него, изредка слабо протестовать. И как бы это смешно ни звучало, желаем хоть в минимальной степени управлять стихией, хотя бы иметь кратко-срочный прогноз, чтобы успеть вовремя спрятаться. А в сущности робко надеемся спасти сами себя. Когда же не получается, жалуемся на судьбу. А она творит с нами всё что заблагорассудит-ся. Каждую секунду. Она, в сущности, играет нами... и издевается над нами... и испытывает нас. Как ураган, или как бескрайний океан. Мы же барахтаемся в нем, размахивая руками и безрезуль-татно зовя на помощь".
  
  Павел вышел под дождь и обнаружил, что он тёплый и в общем приятный. Оказывается, стихия не обязательна бывает только злой. Дождь просто идёт, благодаря ему апрельский лес быстро покрывается изумрудной порослью. Скоро леса и сады взорвутся майскими первоцветами. Подрастёт свежая зелень на грядках и можно будет есть на завтрак сочные вкусные салаты. Так почему бы самому не попробовать стать ветром? Грозой. Громом. Дождём. Ведь человеку такая способность может быть дана. Просто мы привыкаем с годами к тому, что являемся учителями, писателями, или автомеханиками. И даже не пробуем всерьёз представить себя кем-то новым. Всё должно идти, как идёт, до конца, до пенсии, до гробовой доски...
  Вот уже кажется столетие Павел Антонович бьётся в прокру-стовом ложе выбравшей его судьбы, что даже не пытается и не может представить себя например бизнесменом. Или политиком. Такой неглупый, образованный и...совершенно пассивный! Для нынешнего времени это равносильно быть песчинкой на асфальте, обречённой страдать под колёсами безжалостного к неудачникам времени. А Времени до него нет никакого дела. Абсолютно.
  "Так как же мне Стать? - призадумался Вотков, в котором снова ожил писатель. - С какой точки зрения посмотреть на такого беспомощного мужчину? Из живых, теплокровных, то есть млекопитающих, ну, в смысле, мыслящих существ, лишь человек один, в силу своего интеллекта, может в принципе выбирать, оставаться ли ему травоядным барашком, на которого охотятся, или стать хищником, - испытать вкус силы, власти... Почему бы и нет? В конце концов, не надо далеко ходить за примером, вот президент Путин: первый срок вполне пытался соответствовать представлением о цивилизованном политике европейской страны, то есть был вполне себе травоядным. Но постепенно начал скучать, а от скуки принялся пробовать есть себе подобных, пока окончательно не превратился в феврале 2022 года в чудовище и серийного убийцу. Стал ханом, царём и наместником дьявола одновременно.
  Вотков, конечно, не замахивался так высоко, однако-ж тоже решил, что неплохо было бы "уйти в самоволку"
   "С интересом понаблюдаем себя со стороны, почему бы и нет? - рассуждал он сам с собой. - Я хочу сказать, что вы, Павел Антонович, как писатель, то есть, человек с развитой фантазией, способны на неизмеримо большее, чем среднестатистический обыватель. И как только отбросите неверие, предрассудки, страх, укоренившиеся привычки, - в этот самый момент станет возможен самый неожиданный инсайт, трансформация, да всё что угодно, только диву будете даваться, наблюдая за тем, что с вами будет происходить!".
  
  Обратно в свой гаражный бокс No 63 Вотков вернулся хоть и промокшим до нитки, однако на лице его не осталось ни тени печали или сомнения. Напротив! Выглядел он теперь, как человек, охваченный некой сверхидеей.
  
  
  Глава 18
   То, что волка ноги кормят, это было словно про него: с утра и до вечера Вотков мотался по разным конторам, предлагая себя в качестве наёмной рабочей силы. Он был согласен почти на любые условия, лишь бы платили. Но везде слышал отказ - претенденты его возраста считались почти стариками, а старикам не оставалось места под солнцем в этом жестоком прагматичном мире, где человек человеку волк и ценятся молодая хватка, молодые клыки и выносливость.
  В конце концов чудные, прохладные, солнечные дни тем не менее вымотали его страшно.
  Был уже вечер. Павел шёл с московской электрички, возвраща-ясь в своё логово под номером 63, и не замечал торжественной красоты купающихся в багряном золоте заката деревьев, не слышал мелодичных трелей птиц, он думал: "Зачем люди придумали такого ленивого, тугого на ухо и безучастного Бога, который не может ответить даже на самую скромную просьбу послать нуждающемуся возможность честного заработка, чтобы добыть собственным трудом и потом себе кусок хлеба и помочь семье. Я же не требую у него невозможного! Хотя, наверное, будь я служитель его культа, наверное, нашёл бы нужные слова призвать творца к ответственному исполнению своего долга перед теми, кого он создал. Я бы нашёл...".
  Тут будто что-то подтолкнуло Воткова поднять глаза, оказа-лось, он как раз поравнялся с храмом. Калитка в чугунной фигурной ограде небольшой церквушки всё ещё оставалось приоткрытой, в стрельчатых окнах светились огоньки свечей и лампадок, хотя стрелки на наручных часах Воткова показывали начало восьмого. Впрочем, на улице по-весеннему только начало смеркаться.
  Борясь с сомнениями, мужчина тем не менее свернул с пеше-ходной дорожки. На ступенях храма неумело осенил себя крестным знамением. Под высокими, расписанными фресками не тему Страшного Суда, сводами царило невероятное для человека с улицы спокойствие. И ни души. Ни возле икон святых, ни в алтаре, даже за конторкой церковной лавки - никого. Церковь называлась "Преображение Господня" (это было написано на дорожном указателе). Павел взял со стойки у входа несколько свечей, положив за них деньги, зажёг и расставил перед любимыми святыми.
  Задержался перед образом Богоматери, стал молиться Заступ-нице, прося о помощи, и по ходу почувствовал на себе чей-то пронзительный взгляд. Повернул голову влево и встретился глазами с образом Спасителя. Иисус в полумраке выглядел совершенно живым, аж мурашки по спине побежали.
   "- Ну... так я тебя слушаю, - будто услышал Вотков негромкий и мягкий и при этом показавшийся ему среди абсолютной тишины громоподобным голос. - Ты хотел говорить от моего имени, теперь у тебя есть такое право".
  - Я?! - изумился Вотков. - Но тут вспомнил о своей недавней сумасбродной идее получить от высшего небесного начальства льготу в обмен на службу "по департаменту религии".
  - Прости меня, грешного, за мирские мысли. От отчаяния я!
  - Не торопись каяться, ты ведь даже ещё не попробовал.
  - Духовности во мне маловато для этого, Боже!
  - Так и посмотрим, сколько в тебе её. Тебе же нужна работа, так и вот. Батюшке положено денежное содержание, плюс разные приятные, как у вас мирян говорят, бонусы к сану от прихожан. Не отказывайся, Павел!
  - Нет, я не достоин, - в страхе взмолился Вотков, - прошу тебя, не возлагай на меня сей ноши, особенно в нынешние времена! Не по мне сей тяжкий крест! Ответственности страшусь.
  - Павел, зачем ты гонишь меня! Зачем обижаешь своим отка-зом? Иди, и проповедуй от имени моего. Дозволяю...
  Голос стих и тут же с улицы вошёл человек. Незнакомец замер на пороге, словно давая глазам привыкнуть к полумраку и оглядеться. Увидев же Воткова, неизвестный решительно направился к нему. Это был мужчина примерно одного с Павлом возраста. Простое мужицкое лицо со следами многолетнего умеренного пристрастия к принятым в народе излишествам, могучие плечи, пудовые кулачища, которые он от волнения не знал куда спрятать.
  - Батюшка, не откажите, - обратился он к священнику густым сиплым басом, который интонационно звучал, словно блеяние ягнёнка. - Выслушайте! И если сочтёте возможным, дайте совет!
   Священник был моложавый стройный мужчина лет 35-ти. Густая, аккуратно подстриженная, борода добавляла ему зрелой солидности и скрывала мягкую линию рта, мальчишескую припухлость губ. Удивительной чистоты прозрачные, как озёра, голубые глаза светились кротостью и любовью. Священник только готовился к богослужению или же недавно закончил его, ибо на нём было только простое длиннополое, достаточное просторное одеяние чёрного цвета, и лишь епитрахиль спускалась широкой яркой лентой с его узких плеч на впалую грудь.
   Воткову стало крайне неловко, особенно когда громила припал к его руке.
  Однако, Павел заставил себя не выглядеть ошеломлённым, чтобы не испугать и не обидеть человека:
  - Говорите, что вас тревожит, я вас внимательно слушаю, - кротко предложил он.
  Человек стал торопливо, сбиваясь от волнения, рассказывать, что его взрослого сына мобилизуют в армию. Они с супругой очень встревожены.
  - Он наш единственный сын! Мы боимся отпускать его, ведь парня могут отправить на спецоперацию, а там наших солдат убивают, я слышал, что тысячи погибли, многие вернулись калеками. Власти об этом молчат, но мы с женой не вчера родились и знаем как оно бывает у нас.
  - Так в чём ваше сомнение? Не мне вам советовать, но многие рассуждают так: были бы деньги.
  Глаза незнакомца сделались оловянными, он продолжил словно механическим голосом:
  - В нашей семье принято уважать закон. Мы патриоты своей страны. Всегда голосуем за Владимира Владимировича Путина, за "Единую Россию"... Подскажите, святой отец, как нам быть, чтобы остаться хорошими гражданами и найти мир со своей душой!
   Священник отвечал неторопливо. Чувствовалась большая внутренняя сосредоточенность. Несмотря на его молодость, угадывался опыт, за которым было много передуманного, пережитого, выстраданного.
  Он стал говорить, что понимает волнение и боль собеседника. Мобилизация - слово, которое многие мужчины и их близкие сегодня не могут воспринимать спокойно. Кто-то впадает в панику, а кто-то даже решается на побег за пределы родины, примеривая тяжкую участь гонимого беженца и дезертира. Тем более ему понятна тревога отца и матери за сына. И если позиция Церкви известна - молиться о православном воинстве и народе своей страны, быть с ними в любых обстоятельствах, желать им победы, то лично каждый конкретный священник, как человек, как христианин и гражданин, имеет право на личную позицию.
  - Я не могу не испытывать скорбь, брат мой. Не разделить с тобой твой тяжкий крест. Иисус однозначно сказал "Не убий!". В Украине живут наши братья. Никакие политические разногласия не могут служить оправданием тяжкому греху братоубийства.
  Священник понимал, что рискует произнося такие крамольные вещи вслух. Мир вокруг рушился. Но можно было спрятаться в веру от ужасов и мерзостей. Уцелеть. Как-то приноровиться. Спрятаться за Христом. И при этом сохраниться духовно в страстной молитве. И пусть хоть остальной мир сходит в гиену адскую. Для этого достаточно было избегать чрезмерного риска, "фильтровать базар", как говорят в миру, с оглядкой на каждую конкретную ситуацию, чтобы мирские власти, не дай Бог! - не заинтересовались твоей "особой позицией" по актуальной политической повестке.
  
  Глава 19
  Что-то произошло, так что уже в следующее мгновение Павел оказался перенесён на следующий день, и увидел себя в золотом одеянии, - благословляющим паству и проповедующим из алтаря десяткам прихожан. Не смотря на молодость он был им, - духовным наставником, непререкаемым авторитетом даже для тех, кому годился в сыновья и внуки, "голосом Бога"! Каждое его слово люди пришедшие в храм привыкли воспринимать как истину в последней инстанции.
  Ему страстно хотелось иметь достаточно мудрости, сохранить в себе совестливость, чтобы удержать этих мужчин и женщин, отроков и девиц от соединения со злом! Ведь даже в эти бесовские времена оставалась возможность оставаться со светом. В его силах было помочь людям разобраться, переосмыслить то, что внушали им со всех сторон бесовские голоса чиновников и пропагандистов. Он мог бы объяснить прихожанам словом пастыря, что истина и Родина, милосердие и справедливость, правда и безопасность - не обязательно одно и то же. Молодой батюшка хотел бы провести панихиду о убиенном совсем недавно политике Алексее Наваль-ном, как об удивительном примере человеколюбия, стойкости, патриотизма, но....
  Вместо этого Вотков говорил совсем не то, к чему призывала его собственная душа:
  - Помолимся же за наших воинов! Чтобы Бог уберёг их от опасностей войны и даровал им победу! Мы должны помнить о них постоянно, ведь русское воинство сегодня сражается на Украине не с братьями славянами и православными. Не верьте клевете хулителей России! Наше христово воинство бьётся на Херсонщине и Харьковщине с бесовскими силами захваченной дьяволом Европы и Америки! Мы защищаем там своих! Женщин и детей Украины, их дома и города. На нас возложена Спасителям благородная великая миссия спасения ближних своих. Русского мира! Который наши ратникам поручено освободить от ига сатаны. Мы должны верить, что наши отцы, братья, сыновья, благодаря нашим молитвам за них, вернутся живыми и невреди-мыми. Но если вы спросите, как же всё-таки успокоить сердце своё, надрывающееся страхом и болью за любимого человека? Я отвечу так: у Господа нашего - все живые. Сказал ведь благосло-венный патриарх Кирилл, что воин, исполнивший свой воинский долг, пожертвовавший собой, своей драгоценной жизнью ради товарищей и своего народа, окажется в раю.
  Павел говорил с ощущением будто не он произносит слова, а ему насильно вставляют их в рот и выстреливают в этих несчаст-ных, как пулемётную ленту. Он не мог не думать с опасливым беспокойством о высокопоставленном чиновнике из епархии у себя за спиной. Тот сидел теперь в служебном помещении позади алтаря и конечно ловил каждое произнесённое молодым попом слово.
  Ревизор от церковного руководства приехал сегодня с инспек-цией. Он начал с того, что многозначительно намекнул приход-скому священнику маленькой церквушки, что не подобает русскому священнослужителю говорить недостойные вещи о правителе страны.
  - Владимир Владимирович заботится о Церкви и показывает народу достойный пример во время своих посещений храмов в святые праздники, - пока без явной угрозы нравоучительствовал приехавший. - А как наш президент истово молится вместе с нашим боголюбивым патриархом и простыми старушками! Разве это может не вызывать умиления?
  "Как у многих свирепых тиранов, неслыханная жестокость и порочность вполне сочетаются у него с экзальтированной, а скорее показной религиозностью, - мог бы возразить на школьный учитель. Как там написано в книге Оскара Уайльда "Портрет Дориана Грея":
  "Среди тех, кого пресыщенности, порок и кровожадность превратили в чудовищ или безумцев, Джан Мария Висконти, травивший людей собаками! Когда он был убит в храме, где истово молился, труп его усыпала розами любившая его гетера...".
  Про гетеру - это исторический факт. Тело убитого правителя и злодея долгое время валялось у церкви Сан-Готтардо в полном забвении и пренебрежении. У всех, даже у тех, кто недавно славил его, труп тирана и людоеда вызывал лишь отвращение. Ещё вчера пресмыкающиеся перед Висконти отцы церкви воротили от низвергнутого благодетеля носы, словно от уличной падали. Лишь одна из любовниц герцога Ломбардии, некая миланская прости-тутка, чьё имя история не сохранила, тайно ночью усыпала его тело ароматными цветами. Эта "жрица любви" оказалась единственным человеком, которая вспомнила всемогущего правителя Милана добром.
  Но ведь он Павел не проститутка, осыпающий розовыми ле-пестками лести, старого зловонного людоеда, ежедневно питаю-щегося сотнями людей! Павел мог бы рассказать об этом не слишком образованному куратору, но благоразумно смолчал, ибо понимал, что сюда он прибыл по чьему-то доносу с определённой целью.
   Тем временем епархиальный соглядатай пожурил его за то, что отец Павел мало сдаёт средств на нужды епархии, из которых, дескать, формируется общецерковный бюджет. Посоветовал более плотно работать со спонсорами. А потом снова туманно намекнул , что епископу поступают жалобы на приходского священника, позволяющего себе много вольностей, в частности, критиковать церковные и светские власти, заражать прихожан крамольными мыслями.
  - Простите, Ваше Преподобие отец Киприан, но у меня плохо получается попрошайничать, - не слишком дипломатично ответил Павел.
  - Зачем же вы так, - погрустнел "еписково око". - Кажется, вы плохо понимаете устройство нашей с вами "конторы". Никто не понуждает вас к попрошайничеству, упаси Господь! Побуждая меценатов жертвовать на святые нужды не только своего храма, но и в целом на общецерковные цели, вы вносите лепту в утвержде-ние христианства в нашем отечестве. Способствуете делу милосердия к нуждающимся, просвещения к заблудшим, отече-ского наставления от мирской власти, и в конечном итоге преображения России-матушки в подобие царствия Божия. Разве это не достойная цель, чтобы побороться с собственной гордыней и даже немного поунижаться, если того потребует ситуация?
  Голос викария звучал ласково, словно он наставлял непутёвого, но любимого сына. Но это была опасная иллюзия. Незваный гость приехал на дорогом джипе. Правда на нём не было усыпанного драгоценными камнями клобука, массивного креста из золота высшей пробы с алмазами, однако его "монашеская" одежда была пошита из очень дорогой импортной ткани, ботинки куплены в Испании. Он разбирался в финансах не хуже главного бухгалтера крупной корпорации. Перед Павлом был сборщик дани, надзира-ющий по поручению епископа за каждой точкой поступления средств в "общак".
  Благодаря своему финансовому директору епископ прекрасно знал какие доходы и расходы у каждого прихода, работающего на его земле, и в связи с этим чётко понимал какую дань каждому низовому батюшке следует назначить к уплате наверх. Сюда входила как обычная "десятина" от продаже свечек, проведения отпеваний и венчаний, заказных молитв по освещению офисов, автомобилей, частных квартир, так и крупные пожертвования от окучивания богатых бизнесменов, работающих на территории прихода.
  При такой системе невозможно было что-то утаить (не для себя, а для родного прихода). Поставленный смотрящим за епископ-ством мытарь бдительно следит за каждым батюшкой и непремен-но обдерёт как липку любого, кто помыслит о финансовой самостоятельности.
  Его не слишком волнуют твои заботы, что надо время от време-ни что-то ремонтировать в храме, проводить благотворительные мероприятия, что деньги нужны на образовательные и воспита-тельные проекты. Ему вынь да полож! В РПЦ испокон веков сложилось подобие светского феодализма, где архиереи высшая аристократия, рядовые попы - владельцы мелких фьёрдов, миряне - чернь. При таком порядке любой глас народа и даже рядового священника, это просто блеянье овец для хозяина стада. Любой архиерей оперившись на посох слушает возмущение снизу и ему пофиг на то, что они там блеют. Давали бы вовремя шесть и мясо. В принципе архиерей слушает только архиерея, то есть равный равного.
  И ты, как действующий на предоставленной тебе в кормление земле, поп, будь обязан (если желаешь остаться при сытной должности) вовремя собрать с прихожан оброк и передать в конверте или чемодане за пределы прихода, чтобы церковное начальство могло не отказывать своим прихотям: покупать себе и своему ближайшему окружению дорогую одежду, вкусную еду, путешествовать, лечиться по высшему классу, приобретать коттеджи, квартиры и машины.
  И берегись! В любой момент необоротистого ершистого свя-щенника могут убрать с прихода и загнать для покаяния в медвежий угол, а то и лишить права служить. Поэтому безопаснее и выгоднее - не показывать норов.
  И стоило Павлу смиренно пообещать исправиться, как ревизор непритворно заулыбался, подошёл и обнял. Благословил.
  - Идеализм сродни психическому расстройству, - по-отечески заметил ему посланец высших церковных сфер.
  - Но разве вера не учит людей стремиться хотя бы немного быть похожим на идеальный образ Спасителя? - кротко спросил отец Павел.
  Собеседник взглянул на него, как на дитя малое, которому нужно объяснять прописные истины, доступные каждому зрелому мужу. Что ж, снисходительно снизошёл гость, называя вещи своими именами, они оба работают фактически в крупной госкорпорации, только компания их занимается не производством вооружений или космического оборудования и не качает природ-ный газ, а производит идеологию. Прежде такой идеологической базой для страны была вера в коммунизм, а теперь, слова Господу, святая вера.
  - Мы патриоты. Православие стало одной из мощных скреп государства. Наша историческая роль прежде всего служить интересам своего отечества и бороться с раскольниками, этими безродными космополитами нашего времени, которые несут заразу про общеевропейские ценности, права человека, демокра-тию, либерализм и тому подобные скисшие киселя. Так что не уподобляйтесь Алёше Карамазову! На самом деле блаженный слюнтяй с его бабскими причитаниями про слезу замученного ребёнка хуже своего брата Ивана, да и Смердякова тоже, ибо такие бесхребетные Алёши, много рассуждая о любви и милосердии, прикрываясь заповедями Христа, становятся предателями "наших".
   Павла поразило, что представитель отцов церкви (явно озвучи-вая их мнение), позабыв о главном критерии христианской любви, употребил современный культурный мем "наши", придуманный идеологами войны для чёткого, предельно понятного и простого любому россиянину размежевания всех людей на "наших" и "не наших", то есть, на русских и на украинцев, на патриотов и непатриотов и т.д. Предполагалось, что с "не нашими" можно поступать по ситуации, то сеть, без христианского милосердия.
  Павлу сделалось противно и стыдно. Только недавно в разгово-ре с отцом призывника, он ощутил в какой-то момент, как ему показалось, поддержку самого Николая Угодника и Даже Иисуса. А теперь был вынужден сжимать кулаки от бессилия что-либо изменить. Ему было невыносимо существовать в обстановке доносительства, воинствующего национализма и человеконена-вистничества. Но что поделать, если все вокруг, и даже родная Церковь за антихриста Путина и его войну. Хочешь жить - умей вертеться! То есть, уж будь любезен - проповедовать не о любви к врагам своим и всепрощении, а благословлять оружие и петь осанны палачам и ворам.
  Видимо, молодой священник непроизвольно поморщился, ибо теряющее терпение заезжее начальство перешло к более суровым методам воздействия:
  - Нам тут поступил сигнал....что вы, отец Павел, якобы лояльно относитесь к богопротивному греху мужеложества... и даже допускаете к таинствам этих нечестивцев, так ли это? - вопрос был задан тихим лилейным голосом, тем не менее прозвучал для подозреваемого почти похоронным колоколом.
  Павел увидел усмешку инквизитора и полный огня взгляд, от которого его прошиб пот.
  - ?!
  - Уж не водится ли за вами самим такого греха? - учинил ему форменный допрос подосланный Иуда, явно наслаждаясь растерянностью молодого священника.
  - Что Вы! Ваши Преподобие! У меня ведь матушка имеется.
  - Матушка матушкой, - недоверчиво пустился в рассуждения епископский посланец, - а за такое ведь сразу можно лишиться сана...
   Отцу Павлу были известны как минимум четверо высокопо-ставленных иерархов, о которых молва утверждала, что они не без греха. Эти шамкающие церковные "генсеки" и "ЦКашники" были падки на молодые гибкие тела юных семинаристов и келейников, но за страсть к подобным плотским утехам их не только не лишали сана, а всячески превозносили. Только на простых священников такая терпимость не распространялась, поэтому, если он сейчас не сумеет оправдаться, быть ему изгнанным с позором.
  - Да гори душепродавцы в гиене огненной! - воскликнул пере-пуганный поп с показным жаром, чтобы доказать что сам он даже косвенно непричастен к садомитскому греху. - Упаси меня господь от такого! Да признайся мне кто в омерзительной связи, пусть даже на исповеди, я его, нечестивца, не стану покрывать, вот вам святой Крест!
  Со стороны начальства разговор оборвался, не закончившись ничем конкретным, вопрос о заподозренном в нелояльности приходском батюшке как бы оставлен был висеть в воздухе, вероятно для того, чтобы взятый начальством на карандаш поп ни на минуту не забывал об этом и впредь взвешивал каждое своё слово.
  
  
  Глава 20
  (27 апреля 2024 года. До означенной даты покуше-ния на него осталось 13 дней)
  
  Владимир Соловьёв не помнил, как его привезли домой, отмыли в ванной и уложили в постель. Проснулся он совершенно разбитым. Выветрившись из организма "белый шайтан" оставил после себя серую выжженную пустыню чёрной депрессии. Однако, профессиональный долг требовал вытащить себя из постели, привести себя в порядок и ехать на работу. Никого не волнует твоё состояние, если жив, обязан в положенное время выйти в эфир!
  К четырём часам пополудни болеющая телом и духом телезвез-да притащился в "Останкино". Оказавшись в телецентре, Владимир Рудольфович ощутил некоторый спасительный прилив энергии и сразу занялся делами, впрочем, без особого аппетита.
  Впрочем, была и хорошая новость. Обещанная ему накануне насильственная смерть теперь казалась несерьёзной, нелепой, злой шуткой одного из многочисленных завистников. Так стоит ли вспоминать о дурацком розыгрыше.
  И всё же пора ему завязывать баловаться с опасными вещества-ми, отправляющими его попутешествовать в астрал, дал себе зарок в очередной раз Владимир. Казавшееся вполне невинным увлечение становилось серьёзной проблемой, ибо начинало плохо сказываться на здоровье и работе. Меньше появлялось смелых творческих идей в голове, выход в студию на камеры и многомил-лионную аудиторию перестал быть для него главным наркотиком, а это совсем скверно. Собственное тело ощущалось обузой, тяжеленым водолазным костюмом, который предстоит таскать на себе далеко за полночь (к тому времени должен закончиться ночной эфир на радиостанции, где он ведёт ночной эфир).
  
  К удивлению появившегося в коридорах телецентра босса, никто не собирался приносить ему кофе и пересказывать послед-ние сплетни. Эти твари словно забыли, кто тут главная звезда!
  "А может, они звериным чутьём ощущают исходящий от тебя запах обречённости и смерти? - словно шепнул кто-то Соловьёву. - Говорят ведь, что стадо скота, гонимое на убой, даже слепни не кусают".
  В любом случае пора сокращать штаты и набирать новых людей, решил про себя Владимир Рудольфович, присаживаясь на подоконник в общем зале редакции информационного вещания и с отвращением наблюдая за обычной суетой вокруг. "Чёрт, я-то зачем занимаюсь этой блевотиной? - неожиданно задался вопросом Соловьёв, имея в виду пропаганду войны, стукачества, репрессий против инакомыслящих. - Ну понятно они шестерят, отрабатывая свой подневольный хлеб; попробовал бы кто у меня на глазах не рвать задницу, - вмиг вылетит на улицу! Но я то, Я! Ведь классный же журналист!.. Зачем?".
  На это не мог ответить даже Бог, если, конечно, он вообще существует. А, впрочем, ответ банален. Деньги и слава. Что первого, что второго много не бывает.
  Так ведь ни одна же сука не подойдёт, чтобы участливо посмот-реть в глаза, просто, по-приятельски, спросить: как дела, Володь?
  Когда он начинал молодым корреспондентом, это считалось в порядке вещей... Во что же ты превратился, телецентр? В сборище подонков, мерзавцев, отрабатывающих свои тридцать серебряни-ков и готовых с радостью утопить ближнего, чтобы воспользовать-ся его спасательным жилетом. Кто-то из них, коллег и ближайших соратников, наверняка и отправил ему "чёрную метку" с преду-преждением о предстоящем убийстве. Цель - напугать, вывести первое лицо телевидения хотя бы на время из себя, а если повезёт то и надолго выбить из игры, чтобы отжать лакомое местечко в эфире первого федерального телеканала, заоблачные гонорары. Только не такой он слабонервный, чтобы поддаться на провока-цию.
  Подошла, цокая каблуками, его личный редактор и помощница Наталья. Худая, как вобла, длинноногая, короткая причёска, модельная внешность и повадки уличной кошки, умеющей, в зависимости от ситуации, быть ласковой или злобной, без чего уцелеть и сделать карьеру в этих коридорах и студиях немыслимо. Эта кошка умела удивлять непредсказуемостью.
  Женщины ведь, как бабочки, наряжаются в красивые платья, опыляют себе ерылышки чарующими ароматами, и всё только для того, чтобы привлечь самца; у каждой свой расчёт, одной нужны деньги мужчины, другой секс, третьей статус, четвёртой дети. Но у Наташки этот бабий биологический механизм, видимо, был сломан либо серьёзно подкручен, правда привлекательной внешностью она была одарена от природы, зато ум имела мужской, чисто практический.
  Улыбнулась обворожительно, но в глубине карих зрачков поблёскивают льдинки.
  - Босс, у нас всё готово. Сейчас просмотрите текст, или перед самым шоу?
  Владимир спрыгнул с подоконника, неприятно ощутив каким грузным всего за сутки стало его тело. Неопределённо передернул мясистыми плечами. "Торговля политической ложью, спекуляция и передёргивание информации - сродни торговле наркотиками", - зачем-то пришло ему на ум чьё-то точное сравнение (всё же журналист в нём ещё не умер окончательно).
  Выедание человеческих мозгов, заказные убийства недобитков адекватности с обязательными контрольными выстрелами в голову, - всё то же стандартное тухлое меню, копаться в котором у него сегодня не было ни малейшего желания. Он просто прочтёт написанный для него текст с телесуфлёра. А народ всё схавает.
  - Я на всякий случай сброшу вам все файлы на почту, босс? - предложила догадливая помощница.
  "Уж не она ли автор мерзкого послания? - спросил себя мужчи-на, с подозрением разглядывая ассистентку. - Хотя кажется у неё нет доступа к его секретной почте...хотя в теории, почему нет?".
   Вместо ответа Владимир полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда почку сигарет (курить в офисных помещениях телекомпании запрещалось, только на него запреты не распро-страняются).
  - Вы уже в курсе последних новостей, или ещё нет? - деловито поинтересовалась Натали, определив по его несвежему виду, что шеф не в ресурсе и, видимо, накануне переусердствовал по части легкодоступных кайфов.
  Он молча покачал головой, продолжая угрюмо рассматривать ассистентку.
  
  Глава 21
  Через десять минут Владимир Соловьёв узнал новость, которая вывела его из состояния равнодушного оцепенения. И заставила внутренне сжаться от приступа экзистенциального страха.
   В Крыму на армейском полигоне погибла руководитель крым-ского представительства медиагруппы "Россия сегодня" Светлана Бабаевская. Судя по сообщениям СМИ, смерть коллеги-пропагандистки была нелепой.
  Словно в продолжение этой новости Соловьёву позвонили. Персона из очень высокого кабинета первым делом осведомился:
  - Володь, ты уже в курсе про Бабаевскую?
  - Знаю, Сергей Геннадьевич, но пока в общих чертах. Что с ней случилось?
  - Вообще-то не телефонный разговор, но я отвечу, - доверитель-но понизил голос высокопоставленный собеседник. - Случайный рикошет. В голову. Прямо в лоб. Пуля вошла над правой бровью. Трагический несчастный случай. Проблема в том, что у Светы было запланировано большое интервью на 9 мая с Самим. Вместо неё придётся тебе. Ты любимец народа, тебя хозяин уважает. Надеюсь, ты нас не подведёшь...
  Со значением сказал, как о деле решённом, чем окончательно вывел Соловьёва из оцепенения.
  "Несчастный случай. Так все чекисты говорят" - твердил внутренний голос Владимира.
   Он неопределённо промычал в трубку, ища предлог отказаться. В ответ собеседник хмыкнул:
  - Что ты так напрягся, Рудольфич?
  - Да так...в последнее время какое-то чувство... особенно, когда убили дочь философа, нашего главного идеолога Александра Дугина, а вслед за ней взорвали военкора Татарского, недавно вот покушение на писателя Захара Прилепина.
  Голос куратора из Администрации Президента стал добродуш-но язвительным:
  - Вот не думал, Рудольфич, что тебя легко испугать. Только не рассказывай мне, что у тебя проблемы. Неужели ты решил, что мы не сможем тебе помочь, если возникнет что-то серьёзное. С чего ты это взял? Я многое знаю. В том числе то, что тебе нечего волноваться.
  Соловьёв поблагодарил начальство. А Оно напоследок, словно в издёвку, посоветовало ему взять пару дней отгулов, выспаться, отдохнуть, и приниматься за подготовку к ответственному интервью.
  На этом разговор закончился.
  Только в это раз неуверенность в собственном ближайшем будущем засела в душе пропагандиста, словно заноза.
  В самом начале своей карьеры был момент, когда разочаровав-шись в профессии, Владимир даже уходил из журналистки, решив попробовать себя в бизнесе. Время для этого он выбрал перспек-тивное, но и опасное - на дворе были бандитские девяностые. Прежде чем он понял, во что ввязался, его дважды избивали. Один раз рэкетиры. Второй - нацистские уроды из его района, которые распознали в хозяине коммерческого ларька, торгующего всякой мелочёвкой - от импортной жвачки до самопальной водки, - еврея. Эти отморозки больше всего в своей уродской жизни мечтали стать похожими на настоящих фашистов, устроивших холокост. И репетировали в отношении тех, кто не мог дать им отпор.
   За четверть века, прошедшие с тех пор, Владимир забыл каково это, когда тебя бьют, имея в виду не просто припугнуть или даже покалечить, а именно убить. А сейчас воспоминание вернулось. Он вдруг интуитивно шкурой почувствовал, что никакой статус путинского Геббельса его не спасёт. Потому что, если им понадобится, они пожертвуют кем угодно. Всего пару недель назад в "Крокус-Сити-Холле" на концерте рок-группы "Пикник" произошла кровавая бойня сотен зрителей, и все сделали вид, что верят телевизору, хотя многие догадывались, кто за этим может стоять... Ведь за несколько недель до теракта российские власти были предупреждены ведущими разведками мира через западных дипломатов. ФСБ даже знало примерное место и время готовящей-ся атаки, но ничего не сделало, чтобы её предотвратить. Зато пропаганде было заранее поставлено в задачу всячески нагнетать ненависть к киевской террористической хунте. То, что за этим последовало, напоминало плохой спектакль, режиссированный бездарным режиссёром. Зато ФСБ и Путин по горячим следам расстрела мирных москвичей, ещё до проведения каких-то серьёзных следственных мероприятий, поспешили во всём обвинить Украину. Однако, заказчики и организаторы кровавого спектакля сработали до того топорно, что сами вовремя поняли, как всё тухло выглядит, и вяло теперь спускали дело на тормозах.
  Тем не менее потребность в новой провокации против Киева буквально витала в воздухе. Что там снова придумают на Лубянке и в Кремле никто не знает.
  Соловьёва вдруг осенило, отчего на лбу его выступила испари-на, спина стала мокрой от пота:
   "А что если в чью-то начальственную голову пришло взять из телевизора известную народу физиономию, и создать мученика за веру, царя и отечества - в противовес Алексею Навальному, недавно уморенному или убитому в Заполярье? Вон сколько народу собралось на окраине Москвы, где пытались по-быстрому тихо закопать на скромном погосте оппозиционного политика. Власти поздно сообразили, какую глупость совершили, своими руками создав себе проблему в виде новомученика и святого. Они ведь постоянно совершают непростительные глупости! Повсе-местный непрофессионализм достиг таких размеров, что, вероятно, просто не осталось у государства умов, способных хоть что-то толково просчитать наперёд, предусмотреть все нюансы и смоделировать желаемый результат... Что поделаешь, система, которой приходиться служить, давно уже сгнила".
  Мозг Соловьёва, раскачавшись, заработал, как проворная машинка:
  "К тому же, когда станет известно, что погибший журналист, должен был взять интервью у самого Путина, да ещё в такой важный и святой для россиян праздник, то можно будет выдать его за жертву украинских нацистов. Это же почти легальный повод для ударов возмездия максимальной жёсткости. Так они там у себя в Кремле и на Лубянке могут рассуждать. Но что-то там у них снова не склеилось и Бабаевскую забраковали. Непонятно, правда, почему её убили, но у системы своя непостижимая логика. А вместо покойницы выбрали другого. У него и медийности побольше, чем у погибшей, да и персона он считается более крупного калибра...Так вот почему неизвестный указал в качестве роковой даты 9 мая! Решение по его кандидатуре принято не сегодня и скорее всего уже утверждено лично Паханом".
  Теперь Соловьёву странное предупреждение уже совсем не казалось чьей-то злой шуткой. В том царстве пауков, в котором все живут, никто не гарантирован от того, чтобы быть съеденным. Тёзка Вован запросто пожертвует тем, кому много раз давал интервью, лично цеплял ордена и щедро платил, - ради желания поквитаться с другим тёзкой - Зеленским.
  Владимир Соловьёв глубоко втянул в себя воздух, чтобы как-то справиться с потрясением. Сильно заломило в затылке. Что же ему делать? Просто ждать? Нет уж, такого подарки он им не сделает! Ведь в запасе целых 13 дней. Если вдуматься, не мало. Помимо России существует огромный мир. Конечно, он под западными санкциями, банковские карты его заморожены, недвижимость арестована. Но это в цивилизованном мире. Но остаются Арабские эмираты, Китай, Южная Америка, можно устроиться с комфортом и переждать. И с деньгами вопрос решится. А после 9-го он вернётся. И всё вернётся на круги своя. Как-нибудь оправдается перед хозяевами... А вот если решишь остаться... Никто не выживает с пулей в голове. Даже звёзды шоу-бизнеса беззащитны против государства.
  
  Босс снова вызвал помощницу и распорядился заказать ему бизнес-класс до Абу-даби на послезавтра.
  Наталья не стала задавать вопросов, хотя сразу возникала проблема уже вбитых в сетку вещания прямых эфиров, запланиро-ванных выступлений, рекламных контрактов. Ведь ей придётся всё разгребать, когда ветренный шеф упорхнёт под знойное арабское солнце с женой или новой любовницей. Однако, умная баба промолчала, за это босс её и держал так долго подле себя и платил зарплату.
  Сам Соловьёв ощутил сильное облегчение.
  Спасение.
  Его ум в ответ на их вероятное коварство.
  Присвоенная себе вседозволенность.
  Прекрасные ощущения.
  С другой стороны помощнице не объяснишь, для Натальи он безвредный позёр, талантливый шоумен, везунчик. Да и не требуется ничего объяснять. Она всё выполнит, но сделает ровно столько, чтобы не подставиться самой. Каждый сам за себя в этом холодном жестоком мире. Так что просить ассистентку о чём-то противозаконном и рискованном, типа отвести его на своей машине к российско-казахской границе, не стоит. А такой вариант - с бронированием авиабилетов для запутывания следов и отвлечения внимания, с одновременным рывком в противополож-ную сторону - выглядит отличной альтернативой демонстратив-ному отъезду из страны... Да, жаль, что в критический момент у него нет рядом стопроцентно преданного человека, на которого можно полностью положиться.
  Мимо бочком, застенчиво поглядывая на знаменитость, проби-рался с кипой канцелярских папок совсем молоденький стажёр, кажется он студент последнего курса журфака, кто ж его взял такого нелепого в растянутом свитере, непричёсанного, ах да, он сам же и разрешил.
  - Увольте его, - приказал босс просто потому что надо было на ком-то сорвать злость на тех, кто возможно собирается теперь подложить ему огромную свинью.
   Парень потрясённо вытаращился на большого начальника. Не понимал за что с ним так.
  Подручным не нужно было повторять дважды, и меньше чем через полчаса студента не станет в компании. Пустячок, а Владимиру ещё больше полегчало. Он тоже умеет подставить любого, с ним связываться опасно. Жаль в России пока не дозволено стрелять в людей. То есть дозволено, но для этого надо куда-то ехать, рисковать собой. На худой конец, придётся затевать небольшую войну ради возможности пристрелить парочку охранников, как это сделал недавно глава Чечни Кадыров, вписавшись за сооснователя компании доставки интернет-заказов Wildberries Владислав Бакальчук, который при разводе с женой, желая отжать у неё бизнес, в лучших традициях итальянских кондотьеров, попытался войти в центральный столичный офис бывшей семейной компании в сопровождении завербованных бойцов ММА. Жена Бакальчука Татьяна, которая подала недавно заявление о разводе, обвинила супруга в попытке рейдерского захвата, и тоже наняла свою частную армию. В результате семейной перестрелки остались два трупа и десять тяжелоране-ных... Но такое дело требует организационных усилий и дополни-тельных расходов...
  А вот так, чтобы просто с ходу всадить пулю в чью-то подвер-нувшуюся над горячую руку башку, - переключиться, пощекотать себе нервы, выпустить пар, а после перечислить семье пострадав-шего небольшую компенсацию и умиротворённым отправиться дальше, - так пока ещё нельзя. Жаль. Наверное, скоро будет можно. Но до этого "скоро" надо самому не оказаться в роли мишени.
  
  Глава 22
  Потыркавшись напрасно какое-то время и не найдя другой работы, Вотков устроился пешим доставщиком еды. Так как свободных денег хотя бы на приобретение подержанного самоката в семье не имелось, пришлось ему бегать по городу, словно китайскому рикше, только вместо коляски с белым господином, за спиной у него висел объёмистый кофр для заказанной еды.
  И всё же совсем без стартовой суммы было не обойтись. Дома ему еле наскребли на старенький сенсорный телефон взамен его кнопочного, чтобы папа смог подключиться через Интернет к специальному сервису заказов. Конечно, он пообещал всё вернуть с первой же зарплаты.
  Когда Вотков явился домой в квартиру за этими деньгами, Катя собирала большую камуфлированную сумку сыну, недавно зачисленного прапорщиком в ФСБ. На ней был спортивный костюм с вещевого рынка, заношенные домашние тапочки.
  Супруга и дочь были страшно довольны отцом семейства, наконец-то взявшимся за ум:
  - Как же мы все хотим верить, папочка, что твои метания оста-лись позади! - с радостной улыбкой сказала ему Катя после того как поздоровались. - Надеемся, что ты наконец определился, успокоился, ибо с твоим адским артериальным давлением так дальше жить было нельзя.
  - Всё, Катюша. Всё. Я твёрдо решил начать нормальную жизнь, - заверил с комком в горле и ставшими мокрыми глазами расчув-ствовавшийся Вотков. - Буду дальше как все нормальные мужики! Обычная работа. Стандартные заботы. Вы будете мною довольны.
  Жена его обняла и поцеловала в щёку.
  - А куда это вы собираетесь? - он указал пальцем на объёмную сумку камуфлированной окраски, в которую супруга складывала вещи.
  Жена пояснила, что Матвею велели срочно доукомплектовать постоянно хранящуюся у него на службе "тревожную сумку" зубной пастой, набором ниток и иголок, офицерской линейкой, влажными салфетками...
  Ну сказала и сказала.
  - Чаю хочешь? - предложила супруга.
  Конечно, он согласился. Потому что соскучился и начал поти-хоньку дичать от полного одиночества в своей жестяной пещере на краю "ойкумены за железной рекой".
  Неторопливо журчала речь супруги. Она повторяла и повторяла на разные лады, что рада что с ним всё в порядке, а то ведь вчера в городском чате выложили видео какого-то мужика, занимающего-ся бегом трусцой в "Лосином острове".... В совершенно голом виде.
  - Я уж грешным делом испугалась, что это ты, Паша, - то ли в шутку, то ли в серьёз призналась Катя.
  Павел Антонович решил не обижаться и придурковато согла-сился:
  - Ага. Знаешь, как по-украински будет маньяк? Злыдень писю-катый.
  Катя внимательно его оглядела:
  - Видео было снято на телефон издали и со спины. Комплекци-ей ты вроде похож. Потом пригляделась и с облегчением перевела дух: плешь на затылке не твоя... Но всё равно, Паша, перестань ты всё время читать и писать. Займись, наконец, нормальным делом, умоляю тебя!
  - Всё, Котёнок! Говорю же, всё! Обещаю тебе, теперь я другой человек. Новая работа, новая жизнь.
  - А вот посмотри, Паша, что ещё несколько дней назад люди сняли, - жена протянула Воткову свой телефон, чтобы он мог полюбоваться на другого городского сумасшедшего.
  Какой-то мужик, видимо, от полного одиночества, выгуливал по самому крупному в городе супермаркету "Глобус"... телевизор! То есть, катил за собой на колёсиках плазменную панель за электрический шнур-паводок и ласково ей что-то говорил.
  - Массовое помешательство какое-то среди мужиков! Поэтому, Пашенька, возвращайся домой в семью из своей берлоги, а то тоже, не дай бог, свихнёшься там у себя в гараже. Тем более, что теперь у тебя есть работа.
  - Завтра же начинаю, Катюшь, - снова заверил супругу Вотков, которому самому вдруг стало страшно повредиться умом...
   Выйдя после своего недавнего увольнения из директорского кабинета фактически безработным и отверженным, он встретил в школьном фойе уборщицу тётю Клаву, даже до неё докатились новости о скандальном изгнании историка.
  - Ээээ, Павел Антонович, Павел Антонович! - всплеснула руками уборщица, отставив на время в сторону швабру, которой натирала пол. - Будь же человеком!
  Задетый тем. что даже уборщица говорит с ним, как с послед-ним прогульщиком, хулиганом и двоечником, Вотков с вызовом ответил:
  - А я им не обязан больше быть, Клавдия Степановна!
  - Как так?! - изумилась пенсионерка.
  Изгнанник приобнял миниатюрную старушку и доверительно поделился с ней:
  - Сказать вам по секрету, баба Клава, порой я начинаю чув-ствовать себя складом. Есть разные склады, а на моём хранится разный ненужный хлам: списанный театральный реквизит, бутафория, какое-то забытое владельцами барахло. Так что я склад, или сундук, это уж как вам больше нравится.
  - Ой, ещё хлеще! - даже испугалась старушка, начав украдкой креститься.
  Он её успокоил, сказал, что не опасен для окружающих.
  Уборщица снова всплеснула меленькими руками:
  - Ну ты даёшь. Пал-Антоныч! Человек-сундук! Всякое я повидала в жизни, но такое слышу впервые.
   Потом он вышел на школьный двор. За углом школы, там, где обычно тайком покуривают старшеклассники, его ждал приятель, учитель географии Толик Коновицын. В присутствии директора географ скромно держался подальше от друга, стараясь казаться как можно незаметнее и потупив взгляд, не решаясь встретиться глазами с Вотковым. "Как же быстро все сдались, пали духом, - словами из "окаянных дней" Бунина, подумал о единственном друге отверженный. - Страх и ступор, поразившие российское общество после начала специальной военной операции в Украине, поразило практически поголовно всех, кого Павел знал.
  - Что с тобой происходит? - с болью заглянул ему в глаза приятель, претендуя на откровенность.
  - Значит, трусишь? - сочувственно спросил в ответ друга Вотков.
  Коновицын печально признался:
  - Как никогда в жизни! Боюсь, что вышвырнут как тебя, фактически пулю боюсь получить от своих же. Это же ужас!.. А ты?
  - А я сошёл с ума, - спокойно сообщил Павел, - потому что перестал бояться. Съехал с катушек.
  - Разве так бывает? - удивился Толик. - Мы же с тобой вчера разговаривали и ты вроде нормальный был.
  Павел положил приятелю руку на плечо, тоже задушевно посмотрел ему в глаза и сказал:
  - Бывают времена...Толя... когда самым мудрым и дальновидным не остаётся ничего другого, как срочно податься в городские дурачки. Пока не поздно...
  
  Все эти воспоминания мгновенно пронеслись у него в голове, Вотков опять посмотрел на жену и снова заверил:
  - Завтра же, Катюша, начинаю работу, не волнуйся, я в полном порядке!
  - Ну и слава Богу!
  Жена перекрестилась на висящую в углу икону, и в порыве благодарной нежности шагнула к нему.
  Павел поймал себя на том, что поднял и протянул правую руку, словно подставляя её для поцелуя, к счастью жена не обратила внимание на странный жест.
  "Эй, сейчас ты не отец Павел!" - напомнил себе Вотков. И всё же задумчиво произнёс:
  - Ты знаешь, Катюш, я вдруг подумал, что наша кухня, - это же храм!
  Жена подняла на него умоляющий взгляд.
  Павел с мягкой улыбкой успокоил:
  - Храм - он ведь не обязательно стены, иконы, купола. Вот мы с тобой обсуждаем на нашей кухни не только бытовуху, а говорим о действительно важных глубоких вещах. Бывает, я лечу тут болезнь души, ну, ты понимаешь, о чём я. Нет, я не на впиваюсь - 150 граммов мне бывает достаточно.
  - Странные вещи ты в последнее время говоришь, Паша, словно поп какой.
  - А вы обращайтесь! Отец Павел к вашим услугам, - отшутился Вотков. - Даже грешник может стать Папой Римским, а уж искренний человек тем паче способен проповедовать слово божье.
  
  На плите у жены варилась кастрюля борща детям на неделю. В ванной работала стиральная машина, но так как повод имелся основательный устроить небольшой перерыв, она налила и себе чаю и присела за стол напротив мужа.
  Для Павла же время почти остановилось. Он тянул чай крохот-ными глоточками. Наслаждался домом, цветами на подоконнике, щебетанием канареек в клетке, своей любимицей сибирской кошкой Мэри, ласкающейся мягким боком о ноги вернувшегося хозяина, родным лицом Катюши. Пошлое мещанство, стандартная стабильность, - вроде тоска зелёная, а тут вдруг от них стало тепло в груди. Ведь всё ещё вполне может образоваться. В его жизнь может вернуться надёжность и уверенность в завтрашнем дне. В эти минуты он понял, что счастье - это ведь так просто.
  Ничего особенного от него не требуется. Зачем искать мудрё-ные смыслы, сломанными ногтями в отчаянии цепляться за крохотные трещинки на почти ровной скале, страдать, бороться с собой и миром... Если достаточно просто расслабиться и отказаться от себя сложного: вернуть себе работу, чтобы прино-сить в семью заработок, а остальное приложиться. Это ведь выкрутасы перекормленного информацией и философскими извращениями ума навязают человеку необходимость карабкаться на неприступные вершины за высшим смыслом, справедливостью, мечтой. На самом же деле жизнь устроена предельно просто, почти как чайник. И изначально прекрасно приспособлена для счастья. Есть семья, работа, здоровье? Ну и довольно тебе. Наслаждайся. Ощущай полноту бытия. Вот попивай себе чаёк и радуйся. И пусть всякие гуру гундят, что человек устроен сложно и без этой сложности он обречён на деградацию.
   "Если кому-то интересно, то пусть занимается интеллекту-альным онанизмом и дальше, однако на меня это отныне не распространяется! - сказал себе Вотков. - И не грузись будущей работой, - как там всё у тебя сложиться или не сложиться. Сложиться! Не дрейфь, Пашка! Ты всё успеешь, всему быстро научишься, если не будешь корчить из себя фигуру. Другие же как-то справляются, и без университетских дипломов, и ничего. Значит, и ты сумеешь. Просто есть люди, которые всегда в страхе перед переменами. У них слишком много ответственности, ну не умеют чудаки довериться потоку жизни, всё мучаются, смущают-ся, и заранее рушат всё собственными мозгами. Так что плюнь сегодня на всё, Пал-Антоныч! А завтра... искристая импровизация и ажурная спонтанность, вот и всё, что тебе нужно".
  - Так ты уже всё разузнал о новой работе? - словно в продолже-ние его мыслей поинтересовалась Катя, зная своего супруга. - У тебя уже есть, конечно, план.
  - План? - он фыркнул и с недоумением поджал плечами. - Зачем?
  - Ну как же, ты ведь никогда не работал курьером. "Продуман-ный план - половина успеха", это ведь твои слова.
  - Мои? - Вотков сделал удивлённое лицо. И ответил с нагло-стью оболтуса-старшеклассника: - Просто приду и начну работать. Как-нибудь освоюсь. Ты знаешь, я понял, что надо постоянно открываться новому опыту. Есть люди, которые бояться резких изменений, а я решил не походить на них.
  Брови жены удивлённо изогнулись.
  - Давно ли?
  - Не буду врать, недавно. Когда тебя загоняют в угол, это, знаешь ли, отлично прочищает голову.
   Пятидесятилетний мужчина весело похлопал себя ладонью по темечку, звук был словно при выборе арбуза, отчего женщина озабоченно покачала головой.
  А он продолжал делиться с ней сделанным в последние дни открытием:
  - В жизни ведь как. Привык человек считать себя кем-то одним и словно прирастает к коже его лица маска. Бредёт он по кругу, словно осёл, прикованный пожизненно вращать мельничное колесо.
  - И поэтому ты устроил своё увольнение из школы... чтобы стать курьером, - грустно улыбнулась Катя.
  - Может и так, - согласился Вотков, хотя и не слишком уверен-но. - Знаешь, Катюшь, я теперь когда просыпаюсь, спрашиваю себя - кем бы я хотел прожить этот день, если бы мир представил мне возможность выбора. Ведь каждое утро сулит новые возмож-ности. Утро всегда приключение. Так я решил.
   Если ты открыт новому опыту, если это так, то Вселенная это обязательно увидит. Главное быть сконцентрированным и расслабленным.
  Хозяйка тяжко вздохнула и как-то странно взглянула на непутё-вого мужа, а он, не замечая ничего, увлечённо излагал ей:
  - Понимаешь. Катюша, есть в жизни вдох, а есть выдох. Есть работа для заработка, а есть призвание. Если они гармонично уживаются, человек будет чувствовать себя счастливым. Есть понимание сиюминутной материальности, и есть тончайшая трансцендентность. Есть понимание необходимости и есть способность подняться над нею. Увидеть невидимое. Ощутить несуществующее. Есть воля, за счет которой мы вытягиваем себя в позитив, а есть объективное знание жизни. Есть теория, а есть практика. Всё взаимосвязано. Наше понимание жизни. Наше чувство гармонии и причудливо построенной системы жизни.
  Кто-то просыпается и говорит себе: "Сегодня я удивлю сам себя". Утро всегда отзывается на такие решения. Утро всегда прекрасно.
  Мысли его были женщине непонятны - они были столь сложны и туманны, что было совершенно невозможно понять, что имеет в виду человек, с которым она прожила четверть века, но который так и остался в чём-то для неё загадкой. Кто он? Может, всё-таки непризнанный гений. Или всё же окончательно свихнувшийся неудачник. В любом случае её Павел всегда был очень непрост, своеволен, своенравен и считал, что имеет право оставаться собой, что имеет право на особый путь. Это снова начало тревожить женщину.
  А Вотков пил чай и улыбался. Он знал - впереди у него важные перемены. Чувствовал это, как звери чувствуют приближение цунами или урагана. Он знал, что почти готов к ним. Не случится завтра - случится через неделю. Главное - сохранять предвкуше-ние чего-то грандиозного и очень необычного. Он знал: есть огромный непознанный мир и он в нём, - песчинка, но уже не безвольная, а осознавшая обычность чуда, заряженная мощной энергией, часть пространства, почти нащупавшая свой путь в общем великом потоке.
  Сейчас он допьёт чай, и его жизнь войдёт в ещё большую гармонию с выбранным течением. Глоток. Точнее маленький глоточек наслаждения.
   Вдруг Воткова кольнула резкая неприятная мысль. Эта сумка, которую собирает Катя! Их мальчика собирают отправить на войну! Они-то с женой по наивности решили, что Матвей в безопасности в Москве, на непыльной канцелярской должности, в центральном аппарате ФСБ, куда ему несказанно повезло устроиться почти сразу после окончания школы. Будет себе сидеть в офисе, перебирать бумажки, работать с компьютером, словно обычный клерк, а там глядишь старый кремлёвский упырь сдохнет и война кончится. А-н, видимо, нет. Такие предметы, что сыну велели иметь в сумке, - офицерская линейка, коврик для сна, - нужны в полевых условиях, но не в туристический же поход их собирают!
  И выхода нет. Матвей сам, по своей мальчишеской глупости, загнал себя в западню людоеда: ушёл с первого курса института, где учился на социолога, отказался от студенческой брони ради суперпрестижной работы чекиста, принял присягу, по-детски радовался форме прапорщика. А теперь заднего хода уже нет! Как говорят в подобных сообществах, - будь то бандитская ОПГ или чекистское ФСБ: "вход рупь, выход - два". Людоедам, к которым 19-летний мальчишка попал в лапы, плевать что перед ними вчерашний школьник, не обученный науке выживать в окопах. Ведь не своих же сыночков господам майорам да полковникам посылать по присланной им сверху разнарядке в Украину!
  Павел глядел на бледное, рано постаревшее, лицо жены, и понимал, что Катя не выдержит пытки ожидания известий от сына, если его всё-таки отправят в боевую командировку. И двух месяцев не выдержит, свихнётся, что уж говорить о нём.
  
  Глава 23
  Он шагал по опустевшим коридорам главного здания ФСБ на Лубянке. И шаги его, не смотря на мягкий ковёр и обшитые специальными звукопоглощающими панелями стены, звучали похоронным набатом всесильной спецслужбе. Здесь витал особый запах тлена. Запах разложения, депрессии, краха.
  Он был комиссар новой революционной власти, откомандиро-ванный в логово монстра. Это был человек в алой рубашке с закатанными рукавами, с невероятно фактурным "гранитным" лицом, олицетворяющим волю, мужественность, решимость. Скоро оно будет знакомо каждому, как лицо человека, отрубивше-го последнюю башку издыхающему дракону. Он станет челове-ком-легендой.
  Модест Сергеевич Чистов был писатель, а ныне имел в кармане мандат председателя комиссии "По согласию и примирению". Называя же вещи своими именами он был государственный люстратор. То есть, чистильщик.
  Вслед за люстратором шагали его люди - юристы с именем (почти все подвергались преследованию при Путине за то, что осмеливались защищать "иностранных агентов, "экстремистов", и прочих диссидентов). Ещё за своим командиром шли правозащит-ники. Журналисты. Историки. Комиссар решительно вёл свой маленький отряд по коридорам и этажам мрачной крепости. Мимо кабинетов с мемориальными табличками, на которых значились фамилии бывших и действующих вурдалаков: Дзержинского, Ягоды, Ежова, Берии, Андропова. Путина, Патрушева, Бортникова. Все таблички были сохранены согласно традициям ведомства. Тем лучше. Это служило отличной иллюстрацией поставленной перед ними задачи для прорвавшихся сюда в поисках справедливости люстраторов - охотников за коммунистическими и нацистскими преступниками.
  Точно так же в ближайшие дни Модест Сергеевич планировал шагать по коридорам телецентров. О, как ему не терпелось попасть в лабиринты этих "зазеркалий лжи"! Полюбоваться на следы панического бегства. Увидеть своими глазами несколько трупов самых одиозных пропагандистов, которые из-за страха перед неминуемым возмездием отравились, застрелились или повесились прямо в студиях и аппаратных: "Аркадии Мамонто-вы", "Дмитрии Киселёвы", прочие крупные наци и пропаганд-фюреры - люстрация не для них, таким светит Нюрнберг...
   А пока они идут коридорами главного комплекса ФСБ. Всего неделю назад зловещая цитадель политической полиции в центре Москвы была совершенно недоступна для посторонних. Все понимали, что за этими крепкими стенами и защищёнными от любопытных глаз и ушей окнами, больше века гнездится зло, протянувшее свои щупальца по всему земному шару. Отсюда планировались спецоперации бесконечных террористических атак, жестоких убийств, преступных переворотов, экономических диверсий... И было понимание, что мрачные секреты Лубянки, её сейфы и подземные архивы, хранящие тысячи секретных папок, должны однажды быть открыты, взломаны, преданы гласности. Что необходимо обнародовать дьявольские дела "чёрного ордена", раскрыть имена стукачей, тайных душегубов, продажных иностранных политиков.
  И вдруг революция! Как из рога изобилия посыпались декреты новой власти, один радостней и фантастичней другого! Они выходили едва ли не каждый день (а случалось что и по несколько в сутки). После того, как путинская "государственная дура" десятилетиями работала бешенным принтером, печатая репрес-сивные законы, новое время воспринималось ветром перемен, повеявшим свободой и правдой, благодаря распахнутым настежь революцией окнам. Наступила классическая оттепель, не первая, и возможно не последняя в отечественной истории.
  "Это было крещендо, - говорил Модест тем своим коллегам, кто не застал первые дни революции, будучи в местах заключения или в эмиграции, - подобно выходу из тьмы мрачного подземелья на простор ослепительного солнечного света. Но, друзья и коллеги, сегодня нам предстоит спуск в преисподнюю, исключительно в санитарных целях".
  Ведь для того, чтобы тёмные времена не повторились, недоста-точно было демонтировать репрессивную систему, реабилитиро-вать осуждённых, отменить абсурдные законы и указы периода "заморозков", вернуть отнятые свободы.
  Проведённое сразу после революции достаточно объективное социологическое исследование показало: почти 87 % населения продолжало считать путинский нацистский режим "вполне хорошим", если не считать некоторых ошибок вождей. "Ну да, на украинской войне погибло почти миллион россиян, было убито два миллиона украинцев, но зато страна начала возвращать себе гордость", говорили эти люди.
  В школах оставались на своих местах сотни тысяч учителей, которые будут стараться уберечь юношество от "очернение героического прошлого". И значительная часть служителей путинских судов всё ещё не была лишена своих мантий.
   Основу чиновничьего аппарата, руководства театров, спец-служб составляли те, кто за десятилетий мрака парализовали страхом, отравили ядом лжи души россиян. Если срочно не начать денацификацию и люстрацию, всё может вернуться обратно в "империю зла"! Причём гораздо быстрее, чем это может показать-ся наивным романтикам.
  Радикальней всего были настроены недавние политэмигранты, предлагающие люстрировать всех приспособившихся к преступ-ному режиму, не важно, что таких было подавляющее большин-ство. Радикалы требовали всех прогнать через принудительную денацификацию, а после решить, кого в тюрьму, кому поражение в правах, а кому достаточно будет вынести общественное порица-ние.
  И обязательно заняться принудительной конфискацией всего, что было нажито благодаря преступному пособничеству режиму! А то ведь все эти "министры-журналисты" даже не осознают позорности своего нравственного падения:
  "А что тут такого? Такова была обычная практика: тот, чья необходимость государству признавалась, получал от власти кусок госсобственности - акции, место в совете директоров госкорпора-ции, хотя бы бензоколонку или нефтяную вышку" - оправдывался, пожимая плечами такой фрукт (или овощ).
  - На ваш взгляд это нормально? - спрашивали у главного люст-ратора те, кто был против конфискаций в бюджет, как нерыночных мер.
  - На мой, да. Я лично не против, чтобы у преступников была изъята собственность и её отдали честным чиновникам. А что лучше, чтобы вышло так как с известным английским политиком и дипломатом Энтони Иденом? Который десятилетиями служил своей стране и миру, совершил массу великого и героического, а когда в 1957 году был вынужден по состоянию здоровья выйти в отставку, то выяснилось, что бывшему лидеру нации просто негде жить: его родовое дворянское гнездо давно продано за долги, на скромное жалования министра денег к старости он не скопил, а государственной пенсии тем паче не хватит, чтобы купить приличную квартиру. Только благодаря скинувшимся состоятель-ным друзьям соратник Черчилля не умер под забором!
  - Но ведь вы не можете действовать неправовыми методами. Как это было при Путине! - говорили люстраторам. - При нём ведь тоже не все были убеждёнными путинистами. Некоторые не выдержали давления и сломались, либо были мастерски обмануты ловкими манипуляторами, став подневольными исполнителями преступных приказов.
  Что и говорить эти люди умели разводить демагогию и прики-дываться жертвами обстоятельств! Некоторых из них придётся отправить на принудительное психиатрическое обследование. А кого-то и упечь в психушку. Ничего не поделаешь, как бешенную собаку приходиться либо пристреливать, либо кастрировать и лечить... И даже, если с виду человек производит впечатление нормального, это ещё ни о чём не говорит.
  Тот же самый премьер-министр Великобритании Энтони Иден, был проницательным человеком, он искренне ненавидел войну, ибо прошёл сам фронт, лишился двух братьев и сына. Как опытному дипломату, пользующемуся полным доверием Уинстона Черчилля, Идену поручали самые щекотливые дела. Так, 1935 году, Идену (в ту пору министру иностранных дел) довелось посетить Берлин, где отобедать с Адольфом Гитлером. Довольно умный человек, прозорливый политик, Иден при их знакомстве нашёл германского фюрера "тихим и довольно застенчивым" и написал жене: "Смею ли признаться в этом? Он мне скорее понравился". Примерно такую же характеристику Иден дал и Иосифу Сталину. "Хотя я знал, что этот человек безжалостен, я увидел перед собой умного и беззлобного человека, и даже испытал искреннее человеческое сочувствие к нему, которое не могу проанализировать".
  Не удивительно, что и Гитлеру и Сталину удалось в считанные годы заразить собственными параноидальными идеями миллионы сограждан. Гитлеру цивилизованные немцы поверили, что европейские евреи, это опасная инфекция, которых надо травить, словно чумных крыс. Сталин же убедил советских людей, что из-за так называемых "врагов народа" страна и живёт так плохо, и если этих паразитов уничтожить, как уничтожают вредителей, то будут и обильные урожаи и успехи в промышленности и науке.
  Владимир Путин тоже на очень многих производил достаточно приятное впечатление: вкрадчивая, негромкая речь, располагаю-щая мимика, открытый взгляд, умеренная интеллигентность, чувство юмора, умение владеть собой. И не скажешь, что перед вами опасный террорист, серийный убийца, параноик, сумевший убедить целый народ в необходимости "санитарной спецоперации по уничтожению украинцев", а заодно и списал все проблемы страны, связанные с тотальной коррупцией и бардаком, на происки завистливого Запада и так называемых "иностранных агентов".
  
  Глава 24
   Павел понимал какая на него возложена ответственность. Модест Сергеевич Чистов возник у него в воображении не сразу. Многие годы образ бескомпромиссного разоблачителя "машины террора и коррупции" зрел в мозгу писателя-учителя. Складывался по камешку. Но воплотился не в качестве литературного героя его нового романа, и не как фантазия, это не была грёза наяву, Павел Антонович стал этим человеком.
  Вотков давно жил с ощущением, что является лучшим кандида-том на такую миссию. Во главе специальной комиссии нужен ведь не узкий специалист (пусть юристы и прочие эксперты занимают-ся своими отраслевыми вопросами), а человек широкого кругозо-ра, высоких морально-нравственных качеств, много видевший и передумавший, мыслитель, философ, гуманист, одним словом "инженер человеческих душ".
  Хотя в жизни героем его не назовёшь. Он не был рыцарем, который бросается на огнедышащего дракона. Рыцарями были другие. Убитые чекистами Анна Политковская, Борис Немцов, Алексей Навальный, некоторые другие, кто пал в битве со Злом. Дракон сам разложился и уже не пыхал огнем, а только испускал зловонный дым. Когда-то он сожрал тысячи и тысячи людей, и готовился испепелить половину планеты, но не успел...
  Сейчас адский змей пожирал сам себя, разделяясь на полтора десятка маленьких дракончиков, некоторые из которых кусали разлагающуюся тушу, из которой выползли. Полтора десятка офицеров-чекистов уровня от капитана до генерал-майора уже дали показания Комиссии. Ещё полтораста сотрудников выразили готовность откровенностью купить себе освобождение от уголовного преследования...
  
  Сегодня Чистов проснулся с ощущением, что наступает очеред-ной совершенно особенный день. Это витало в воздухе последнюю неделю, прошедшую с момента падения кроваво-воровской тирании. Всё случилось внезапно. Казавшееся ещё крепким здание режима неожиданно обрушилось, вызвав всеобщий шок. Радость и ликование начались позже.
  И неделю спустя на лицах многих москвичей всё ещё сияли немного растерянные улыбки людей, которым повезло пережить тёмные времена, грозящие бедой всем и каждому, угрожающие стать концом света.
  Когда Модест Сергеевич вышел из дома, то понял, что предчув-ствие неких важных позитивных событий его не подводит - сама природа подсказывала это, было не жарко, с прохладным солнеч-ным ветерком, прозрачный воздух наполнен ароматами черёмухи, голубой небосвод обрамлён редкими изящными облаками...в общем, лепота.
  
  Глава 25
  При каких обстоятельствах 52-летний мужчина угодил в областную психиатрическую больницу, он не помнил. И не было ли это лишь очередным странным сном? Ответить себе наверняка на этот вопрос он не мог. В последнее время сновидения всё чаще выглядели до того реальными, что подменяли собой явь, и трудно было отличить одно от другого...
  На собранном для постановки диагноза консилиуме вновь по-ступивший в психиатричку, пациент сообщил докторам, что не видит в своём случае ничего противоестественного, ведь в одном человеке могут запросто уживаться сразу несколько разных личностей. Если не каждый, то многие проживают бессчётное число жизней, об этом говорят многие древние религии.
   Кто-то прежде уже жил в этом мире в оболочке бактерии, потом тараканом, и так дорос человека. А для кого-то ничего не стоит ощутить в себе опыт и гениальность величайших мысли-телей прошлого, ведь духовный диапазон таких титанов духа и мысли столь широк, что им сложно уместиться в прокрустово ложе одной личности. Так что нет никакой патологии в том, что школьный учитель может одновременно быть приходским священником и государственным чиновником по люстрации людей, запятнавших себя сотрудничеством с преступным режимом.
  - Поймите, это не бред воображения, господа, - спокойно просвещал докторов то ли безумец, то ли пророк, на которого не посмели не то, что смирительную рубашку надеть, даже стандартную больничную пижаму предложить! И уж тем более подвергнуть философа унизительной процедуре осмотра в голом виде - стандартной, кстати, для всех вновь прибывших.
  - Это попытка исследовать одну из главных тайн жизни и мироздания на собственном материале.
  Только нет, он ни в коем случае не является несчастным душев-нобольным в стадии психоза, уверял вновь поступивший в клинику. То есть, он сохраняет достаточно адекватный взгляд на себя. Да, он признался, что при определённых условиях может представ-лять себя другими персонажами, но не то, чтобы полностью отождествляет себя с ними. "Так что вы напрасно думаете, что мой случай, это та самая большая психиатрия. Я не тот несчастный, кого можно заключить в компании порождённых его больным разумом замечательными людьми в одну психиатриче-скую палату. Я вполне разумен и независим от теней собственного воображения. Для меня это больше развлечение, игра".
  И всё-таки собравшихся посмотреть на новенького докторов, в силу узости их профессионального мышления, скорее смущало то обстоятельство, что не будучи профессиональным учёным, гражданин Вотков вообразил себя едва ли не гением Возрождения. Что им, по его признанию, овладела "мистическая жажда к непосредственному созерцанию истины", для чего он вычерчивает звёздные карты, интересуется психологией, философией, медициной и всемирной историей.
  - Вам бы отдохнуть, батенька. Это очень хорошо, что вы попали к нам, полежите у нас с месячишко, - ласково увещевали пациента, - будете регулярно гулять на свежем воздухе, вовремя принимать пищу и спать, принимать полезные для здоровья процедуры.
  А он в ответ горячился, начиная противоречить сам себе:
  - Жизнь народов - расцветы, падения цивилизаций, самые величайшие катастрофы и взлёты - всё это протекает перед моими глазами, как огненные потоки! При занятиях астрономией и историей, во мне горит сильнейшее желание видеть воочию перед собой потоки человеческого духа, эти вспышки и затухания, отчего постепенно я пришёл к тому, что надо составлять схематические таблицы, на которых открытое мною получило бы наглядный вид... Но вы правы, мои увлечения имеют и побочный эффект. Во-первых, иногда я чувствую себя страшно утомлённым и опустошённым. Во-вторых, ловлю себя на том, что они уносят меня всё дальше от реальности и делают почти сумасшедшим в глазах окружающих.
  - Вот видите, хорошо, что вы сами это осознаёте.
  Эта ласковость психиатров снова возбуждала в нём мятежный дух, и он опять вспыхивал:
  - Тем не менее я ничего специально не выдумываю! У меня достаточно сильный интеллект, хорошо развитая способность к критическому анализу. То, что я писатель, ещё не означает, что мне присуще сбегать от реальности в воображаемые миры и не уметь отличить вымысел от реальности. Да в моей жизни есть проблемы, как и у любого. Но я взрослый мужчина, отец семей-ства, и собираюсь решать их по-взрослому, а не сбегать в параллельную реальность, как инфантильный подросток.
  Доктора пристально с интересом разглядывали "докладчика" и почти не перебивали, позволяя ему высказаться.
  - Я не параноик и не шизофреник! Вы можете отправить меня на томографию и убедитесь, что мой мозг не имеет органических повреждений. Вы не обнаружите у меня нарушения памяти, склонности к галлюцинациям, психосенсорные расстройства. Пожалуйста! Я готов пройти любые тесты. Не считайте это манией величия, а только объективной констатацией факта: перед вами, господа, уникум. Некоторые современные психиатры описывают подобный феномен термином "фантастическая псевдология": в прогрессивно мыслящем научном сообществе стараются не употреблять таких отживших штампов, как "бред воображения" и "правдоподобное фантазирование". В буддизме это называется "древняя душа".
  К неподдельному интересу членов консилиума любопытный экземпляр очень подробно и с яркими деталями описал врачам происходящие с ним состояния. Он был уверен, что представляет большой интерес для науки, не смущался скандальности некото-рых своих откровений, которые даже не пытался сгладить политкорректными оговорками.
  С диагнозом "синдром бредоподобного фантазирования" паци-ент был принят на лечение. Однако оставлен на привилегирован-ном положении "вольняшки", как не представляющий опасности для окружающих. Это означало, что пациента не заперли в палату под замок с тяжелыми душевнобольными, как дикого зверя, а оставили лечиться почти амбулаторно. Вместо трудотерапии по склеиванию коробок и пошибу тапочек новенький взялся вести на регулярной основе лекторий по литературе, религиоведению, политике, истории. Лекции пользовались спросом у пациентов и даже персонала. Через короткое время пребывания в больнице необычный пациент с энтузиазмом принял участие в реабилита-ции некоторых пациентов. И даже выполнял разные поручения главрача и его замов, в том числе консультируя их по сложным случаям.
  На многих работников Вотков произвел обворожительное впечатление и совершенно расположил к себе. Пациент отличался неизменно приподнятым настроением, врождённой импатией, умел почти к каждому найти подход.
  Некоторые откровения "гуру в больничной пижаме" вгоняли в ступор даже докторов медицины, имевших неосторожность во время терапевтических бесед вступить на скользкий лёд обсуж-дения неоднозначных тем.
  - Вы говорите, что с женой у вас не было физической близости больше месяца, а вы не задумывались над тем, что долгое отсутствие секса при мощном либидо творческой натуры и могло стать триггером, запустившим неконтролируемые процессы в вашем организме и разуме, вызвав неконтролируемые видения?
  - Но ведь бытует такое мнение, что высочайшие взлеты духа обязаны своим рождением либо импотенции, либо добровольному или вынужденному воздержанию, не так ли, доктор? Уж извините за невежливую манеру отвечать вопросом на вопрос, - отвечал пациент врачу с тусклыми рыбьими глазами отчего ошарашенный собеседник ещё больше выкатывал не него изумлённые зенки.
  - Статистически - пожалуй что да, - соглашался похожий на рыбу "мозговед".
  - Так вот, уважаемый доктор, в бытность мою студентом, интеллектуальная элита нашего курса состояла в основном из девственных импотентов и закоренелых онанистов с преоблада-нием коры над подкоркой, и я наблюдал с прискорбием, как по мере достижения долгожданных мужских побед редели ее ряды. После вступления в престижный статус половой полноценности мозги моих подававших большие надежды товарищей-философов быстро тускнели, души скудели и выпрямлялись по линии здравого практицизма. Из личинок Леонардо, Кантов, Цвейгов, Фрейдов, Бетховенов, Дарвинов и Циолковских вылупливались хмурые, озабоченные бабками, бабами и карьерой самчики...Исключения? Неугомонный Моцарт, неукротимый Пушкин, неутомимый Дюма-отец... Но исключения скорее подтверждают правило, не правда ли? Импотенция - явление значительно более широкое, нежели обычно имеют в виду. Так что не спешите, док, сочувствовать тому, кто возможно, обладает завидной потенцией к чему-то ещё, помимо регулярного спаривания со своей самкой. В конце концов мы в этом мире не только затем, чтобы вовремя трахать-ся и услаждать свои вкусовые сосочки... Если закончить с темой секса, то добавлю к сказанному, что тут автоматизм отработан самой природой, а ценность предмета снижается по мере овладения им - по крайней мере, до уровня, необходимого для растормаживания исполнительных механизмов. Потом, правда, и само это снижение, если его не остановить, может, дойдя до нуля и ниже, привести к импотенции невключения, пустоте бесчувствия... Жуткой ценой платим мы за неумение быть свободными. А вот "что есть подлинная свобода?" вопрос гораздо более важный. Я понимаю и по себе знаю, как можно быть свободным, например, от цензуры и даже от совести. Но как жить и быть свободным от жизни? Как стать свободным от себя самого текущего? Вот это уже вопрос на засыпку.
  
  Вскоре, в полной мере оценив силу и непредсказуемость могуче-го интеллекта и магнетизма личности необычного пациента, некоторые доктора стали опасаться вступать с ним в дебаты. Ведь их собеседник не желал признавать своего подчинённого положения пациента клиники для душевнобольных (то есть, как бы, не совсем полноценных, на взгляд общества людей), а его глубоко посаженные, горящие глаза буквально буравили человека напротив, как бы испытывая его на прочность.
   Другие же медики, напротив, стали называть его не иначе как "отец Павел" и доверительно исповедоваться ему о сокровенном. Он рассказывал о себе невероятные истории, причем мастерски и так убежденно, что даже привычным ко всякому докторам порой трудно было понять, где писатель описывает реальность, а где начинается его новый роман. Очень похоже было на то, что больной и сам верил своим выдумкам.
  
  Время от времени пациент по делам отлучался в город. Перед тем он звонил то в администрацию области, то в органы госбезопасности, после чего за ним присылали машину со спецномерами.
  Однажды, отправившись в город по срочному делу, обратно в больницу он не вернулся, а вскоре главному врачу позвонили из весомой организации и передали благодарность от Модеста Сергеевича за предоставленную возможность отдохнуть и подлечиться, и известили, что руководителю особой комиссии при правительстве России господину Чистову доверено очень ответственное государственное поручение.
  
   Накануне Чистова вызвали в правительство и объяснили, что ФСБ в нынешнем виде должен перестать существовать. Пришед-шие к власти на смену тирану идеалисты-романтики ненавидели политический сыск, а многие на себе испытали пытки, отравления, годы за решёткой.
  После обстоятельного разговора Модест Сергеевич отправился на площадь Дзержинского принимать ключи от сейфов с секрет-ной документацией и проводить на месте выездное заседание своей Комиссии.
  Вместе с собой на Лубянку начинающий госслужащий взял некоторых сотрудников, которых успел подобрать в свой аппарат. Присутствие надёжных соратников при представлении гэбистко-муу руководству должно было предать ему уверенности. И всё равно начинающий люстратор нервничал страшно, потому что всё было ему в новинку. Много лет он каждый день сам жил в тревожном ожидании визита госбезопасности, в прихожей его квартиры всегда стоял наготове собранный тюремный чемоданчик.
  Его книги очень давно не брали в печать, как опасные для издателей, а ему хватало дерзости размещать только что написан-ное для свободного чтения и скачивания в Интернете. В атмосфере всеобщего страха перед спецслужбами, он осмеливался свободно говорить с читателями о преступлениях режима и за это вполне мог попасть под репрессивный каток. Каждую пятницу публико-вался проскрипционный список новых "врагов народа". Оказаться в нём в качестве "иностранного агента" означало, что тебе почти подписали приговор.
  Несогласных арестовывали, бросали в тюрьмы, отправляли на чудовищные сроки в концлагеря, против них организовывали гнусные провокации, их травили, на них нападали неизвестные хулиганы.... И вот сегодня Вотков сам едет к чекистам с мандатом представителя власти и ордером за подписью генерального прокурора республики, дающему ему самые широкие полномочия.
  
  Глава 26
  В Москве не потребовалось штурмовать при поддержке тяжё-лой армейской техники и авиации главное здание Федеральной службы безопасности, как это произошло в других городах РФ. В столице ещё вчера всесильные чекисты, наводящие ужас на население, начали спешно покидать здание своей "конторы" уже через час после того как стало известно, что тирана больше нет.
   Если бы ФСБ быстро не разбежалось, можно было прищучить по горячим следам многих преступников, а теперь ищи ветра в поле!
  Три дня назад во время своего выступления на первой сессии Учредительного собрания (демократического предпарламента) Модест Чистов с высокой трибуны горячо призвал депутатов от народа поручить воссозданным органам прокуратуры и следствия установить вину каждого конкретного преступника, будь он министр, депутат, пропагандист или генерал, для большого уголовного процесса по образу Нюрнбергского трибунала.
  В полномочия же конкретно его комиссии не входит карать, - пусть этим занимаются судьи и прокуроры, - его же задача установить каждого соучастника преступлений режима, чтобы никому из них не позволить благополучно избежать проблем и вписаться в новую жизнь. Люди замаравшие себя хотя бы в малейшей степени не должны продолжать работать в государ-ственных структурах. Тем более, оставаться офицерами госбез-опасности, полиции, чиновниками.
  А пока Чистов предупредил своих людей, что в случае возник-новения такой необходимости, они должны выступить в роли спасителей тех, кто всего месяц назад арестовывал их самих, пытал, организовывал на них покушения.
  - Будьте готовы погибнуть, защищая феэсбэшников, если разъярённая толпа схватит кого-то из них и решит повесить на фонарном столбе или сжечь живьём, подвесив для этого кверху ногами на сук дерева, как это было во время Венгерского восста-ния в Будапеште 1956 года.
  Двое молодых соратников пытались с ним спорить, резонно замечая, что многие "потенциальные жертвы" наверняка жалеют о пропавшей карьере и не повернись всё иначе продолжали бы творить своё чёрное дело. Но Модест Сергеевич убедил их не становиться похожими на тех, кто столько десятилетий расчелове-чивал русский народ, целенаправленно разжигая в людях самые низменные инстинкты.
  - Если мы позволим свершиться хотя бы одной бессудной расправе, то чем же тогда мы будем отличаться от Путина, Патрушева, Шойгу и тысяч других русских гестаповцев и эсэсовцев? - сказал он этим горячим головам.
  Но Бог миловал, отбивать от толпы никого не понадобилось.
  Хотя и не все соратники Модеста Сергеевича были согласны с такой благородной позицией главного люстратора.
  - А вы не боитесь, коллега, что через десять лет те, кого вы так благородно намерены спасать и защищать, вернутся в руководя-щие кресла? - с иронией спросил Чистова недавний политзаклю-чённый Лев Яшин, который хоть и не входил в комиссию, однако-ж захотел тоже нанести визит в здание, откуда его на десять лет отправили на каторгу. Яшин выбрал момент, когда остальные члены их "санитарного отряда, направляющего на дезинфекция здания", не могли его слышать и задал свой подковыристый вопрос.
  - Я хочу верит в российский народ, - немного растерялся Чи-стов, ибо не ожидал такой кровожадности от убеждённого противника войны и кровопролития, пострадавшего за свой пацифизм. - По-моему, Илья Валерьевич, за десятилетия правле-ния Путина наш народ достаточно настрадался. И пора бы уж ему прозреть.
  Яшин заметил на это с циничной усмешкой:
  - Хотел бы я разделить вашу веру, но... Как писателю вам следовало бы лучше знать свой народ. У нашего народа очень короткая память, он легко прощает тиранам любые злодеяния и мерзости. Вспомните, как мы с вами молодыми романтиками в начале девяностых годов верили, что мрачные призраки Сталина, Ежова, Берии обречены на вечные проклятия наших с вами соотечественников. И что же? Прошло каких-то десять лет и народ испытал жуткую ностальгию по сильной руке. С его молчаливого одобрения вождей Перестройки начали дружно ошельмовывать и даже убивать. А чекиста с партбилетом выбрали новым президен-том!
  - Что же вы предлагаете? - озадаченно спросил Чистов, ибо искренне преклонялся перед Яшиным, прошедшим через муки фашистских застенков и не согнувшимся.
  - Если бы при Горбачёве КГБ вместе с коммунистической заразой был выкорчеван, как сорняк из русской почвы, то страна могла избежать сползания на новые круги Ада. Но нашлись гуманисты, которые этому активно воспрепятствовали под лозунгом общегражданского примирения.
  - Но у меня нет таких полномочий, - это прозвучало, как попыт-ка оправдаться.
  - Бросьте вы! - сорвался на крик другой "прикомандированный" к комиссии политзек, у которого за время многомесячных отсидок в штрафных карцерах и голодовок сильно расшатались нервы. - В первые дни революции победителям позволяется гораздо больше, чем это будет потом. Вам дана власть. Так пользуйтесь ею! Рубите драконьи башки и калёным железом прижигайте источники заразы, чтобы на месте отрубленных не выросли потом новые. Судить и миловать будем потом. А пока не время для милосердия. Потенциальные негодяи в будущей России всегда должны иметь в виду, что с ними может случиться за совершённые преступления. На уровне спинного мозга, генов у них должно отложиться воспоминание, что никто не станет слушать их мольбы о пощаде! Потому что только уверенность в собственной безнаказанности воспроизводит жандармов, следователей с квалификацией заплечных дел мастеров, прокуроров, судей, которые десятилетия-ми служат очередному Путину и измываются над Россией.
  
  Глава 27
  Когда они только подъехали, произошёл забавный эпизод. У входа в главное здание ФСБ дежурили двое фотокорреспондентов и съёмочная группа с телевидения. Похожи на иностранцев из расположенных в Москве зарубежных корпунктов крупнейших западных телекомпаний и информагентств. Эти не приучены к животному страху перед всесильными отечественными "органа-ми", потому и сунулись почти в пасть к ещё окончательно не издохшему зверю в надежде не сенсационный снимок или кадр.
  Чистов был в костюме, но когда увидел впереди из окон маши-ны прессу, то быстро сбросил с себя пиджак и вышел из автомоби-ля в одной рубашке, небрежно перебросив пиджак через правую руку. Между тем на улице было не по-майски морозно - минус три градуса, в воздухе даже порхали снежинки.
  У вчерашнего литератора с огромными неудовлетворёнными амбициями сработал инстинкт в плане "паблисити". Может, люстратор из него пока ещё был так себе, но продать свой "стальной" имидж прессе он явно умеет. Пусть журналисты зафиксируют "на плёнку" для мира и истории, что чистильщик "рашен гестапо" пребывает к зданию его штаб-квартиры, нашпигованному охраной и вооружениями, "забыв" позаботиться о собственной безопасности. Пусть все увидят, что он выглядит энергичным, моложавым, крепким, что у него под рубашкой контрастно проступают тренированные мышцы. Что его сила в правде, а не в бронежилете, или кобуре с "наганом", скрытно поддетыми под пиджак.
   Ещё у входа крутился какой-то подозрительный тип в полевом камуфляже, - без знаков различия, зато при орденах, в руках он держал плакат с требованием справедливости от государства, которое якобы его обмануло.
   Они встретились глазами, ибо большую часть лица подозри-тельного субъекта скрывала маска-балаклава, и Чистов притормо-зил, чтобы выслушать пикетчика.
  - Я ветеран СВО! Мне не доплатили два миллиона рублей. Меня кинули! - угрожающе-грубым басом заорал мужик. - Почему вы не желаете рассчитаться с долгами перед защитниками родины? Какая же вы после этого власть!
  Чистов ответил спокойно:
  - Вы не ветеран... вы военный преступник, который за деньги отправился в соседнюю страну убивать её граждан. Какой же вы защитник Родины? Наёмникам, - за исключением калек войны и нуждающимся в психологической реабилитации, - мы ничего платить не станем.
   Мужик в бандитской маске сделал угрожающее движение, словно намереваясь выхватить припрятанный пистолет или нож, но Чистов не дрогнул, продолжая спокойно смотреть незнакомцу в глаза и тот вдруг начал оправдываться:
  - Но у меня боевые награды!
  - Мы намерены отменить путинскую наградную систему, так что обращайтесь со своими железками, полученными за бессмыслен-ную и подлую гражданскую войну, к покойному тирану. Жаль, мы не можем люстрировать всех, кто этого заслуживает, а иначе я поговорил бы с вами более предметно.
   Люстратор сделал шаг, вплотную сблизившись с головорезом в грязном камуфляже, так что их глаза разделяли какие-то санти-метры, и жёстко отчеканил:
  - Надо бы...Надо бы удержать с вас самого эти деньги, - он указал на сумму задолженности на плакате, - в пользу матерей, вдов и детей украинцев, которых вы убили...
   Человек поспешно свернул плакат и бросился наутёк.
   Какой-то парень весело крикнул по этому поводу:
   - Вы не подумайте, мужик не струсил! "Наши герои": мужество и доблесть (навязчивый рекламный слоган, смотрящий с каждого второго уличного билборда, заманивающего народ подписать контракт наёмника). Просто герой внезапно захотел по большой нужде. Герои - тоже человеки и должны какать.
  
   Вся эта сцена произошла на глазах журналистов, которые ещё больше прониклись уважением к люстратору и смотрели на него так, словно перед ними был не обычный человек, а супермен.
  - На днях я выступил с законопроектом, - обратился Чистов к корреспондентам, - согласно ему, люди, учувствовавшие в преступных войнах, преследовании инакомыслящих и других преступных деяниях должны автоматически лишаться государ-ственных званий, отличий и наград; им аннулируются денежные надбавки к пенсии и прочие соцвыплаты. Я убеждён, что Обще-ство не должно доплачивать негодяям.
   Впрочем, даже таких мер, по мнению люстратора, будет недостаточно.
  - Все обладатели элитной недвижимости должны будут осуще-ствить её перерегистрацию. Мы не станем разводить бюрократи-ческую волокиту и создавать почву для чиновничьего произвола: владельцу достаточно предоставить документальные подтвержде-ние того, что он на законных основаниях, на честно заработанные им средства приобрёл дорогостоящий особняк, квартиру, автомо-биль или яхту, и вопросов к нему у государства больше не должно быть, - но если не сделать этого сейчас, то наше общество так и останется непривитым к этой чуме, и через какое-то время всё вернётся с очередным "Путиным".
  - Неужели такой закон могут принять? - недоверчиво спросил один из репортёров.
  - Я очень на это надеюсь. И начать намерен с себя, - первым предоставлю декларацию о доходах, и пусть меня проверят самым скрупулёзным образом!
  - А каково Ваше отношение к широко обсуждаемой сейчас налоговой реформе?
   - Я за то, чтобы у каждого был выбор, куда ему направить свои налоги. Это, на мой взгляд, положительно скажется на росте гражданского самосознания россиян. Я, к примеру, не хотел бы чтобы мои налоги шли на содержание спецслужб,
   Модест Сергеевич пренебрежительно выплеснул остатки содержимого кофейного стаканчика на мемориальную гранитную доску на фасаде здания в честь Юрия Андропова и подчёркнуто аккуратно опустил пустой стаканчик в урну.
  - Хотя и понимаю, что в очеловеченном виде спецслужбы необходимы, и всё же мне приятнее направить свои налоги на детское здравоохранение или спасение лесов.
  
   Глава 28
  Неожиданная победа над хунтой "чёрных полковников" - поставила немногочисленный отряд политэмигрантов и выпущен-ных из тюрем и лагерей репрессированных диссидентов в положение победившей стороны. Абсолютное меньшинство вдруг оказалось властью! Еще вчера они намеревались вести долгую борьбу в подполье и эмиграции, однако на удивления оказались подготовлены к новой роли: имели программу что делать на случай внезапной победы. Благодаря этому новые революционеры сумели избежать многих грубых ошибок предыдущего поколения демократических реформаторов. Они быстро сумели мобилизовать для проведения необходимых реформ лучших политиков, экономистов, гуманитариев. Это позволило не только успешно и почти бескровно перехватить власть у почти сгнившей диктатуры, но и не допустить хаоса. Не желая снова оказаться в роли исторических неудачников, новая власть не удовлетворилась тем, что внезапно так случилось, что очистилось политическое пространство и можно сосредоточиться на строительстве той самой Прекрасной России будущего, о которой мечтали романтики движения. С самого начала было понимание, что не разобравшись с виновниками случившейся со страной катастрофы, нельзя быть гарантированным от повторения реакции. Нельзя упускать исторический момент в надежде, что всё само собой наладиться.
   Госбезопасность утратила контроль над обществом, но надолго ли? Сколько десятилетий система казалась непоколебимой, несокрушимой, всемогущей! Но она пребывала таковой только до того момента, пока цеплялся за жизнь её стремительно дряхлею-щий хозяин и покровитель. Постоянно нагнетая через систему террора страх Путин сохранял власть, и потому госбезопасность казалось ему той самой иглой кощея. Но стоило изъять всего один элемент - насилие! - как все рухнуло. Кащей в подземном бункере под уральской горой ещё ломал свои острые когти и клыки, пытаясь цепляться за ускользающую от него жизнь, а простые люди вдруг утратили страх перед начальством. Вдруг останови-лась машина госпропаганды и околдованные люди стали прозре-вать. И тут же мрачное царство зла, насилия, лжи начало рушиться.
  На короткий исторический момент исчезла ничем не ограни-ченная власть, которая распоряжалась каждым нашим шагом. Словно слетела низкая, давящая крыша, и открылось небо.
  В первые дни революции Модест столкнулся с тем, как возму-щались и злобились лишенные власти депутаты от "Единой России", высокопоставленные чиновники, силовики. Они не могли принять как так могло случиться, что они утратили привычное чувство превосходства, избранности: нам положено то, чего нет у других... Один из сотрудников столичной мэрии с ненавистью кричал, когда его выдворяли из кабинета, что скоро вернётся и тогда выдворяющий его сброд горько пожалеют о содеянном.
  Впрочем, большинство "бывших" старались, не привлекая к себе внимание быстренько "сменить окраску", слиться с толпой победителей. Одни, предав огню партийные билеты единороссов и состряпав себе биографию тайных оппозиционеров и противников войны, ловко пристраивались на хлебные должности при новой власти.
  Другие, - кто при фашисткой диктатуре освоил навык стукаче-ства, - тихо привычно строчили доносы на вчерашних друзей и покровителей, выстраивая в голове схемы собственного выжива-ния. Масштабы доносительства теперь были другие, - менее грандиозные, - а методы всё те же: объявить вчерашнего продаж-ного деятеля культуры, политикана, бизнесмена, жировавших на сотрудничестве с фашистским режимом, предателем и врагом общества и тем постараться купить себе индульгенцию.
  Остальные наблюдали! Колеблясь между страхом и желанием затаиться, пересидеть смутные времена под корягой, и соблазном присоединиться к победителям чтобы поучаствовать в раскулачи-вании прежнего боярства...
  
  
  Комплекс зданий ФСБ всё ещё охранял отдельный мотострел-ковый батальон дивизии особого назначения внутренних войск МВД РФ имени Ф. Э. Дзержинского. На всех КПП стояли пикеты из офицера в звании как минимум прапорщика ФСБ и пару рядовых при автомате в полном снаряжении.
   Чистов имел на руках мандат, подписанный заместителем главы только что сформированного временного революционного правительства и нового заместителя командующего московским округом на право занять здание в качестве уполномоченного лица. Тем не менее на входе в здание незваным гостям в грубой форме ответили, что их не пропустят, а своей "филькиной грамотой" они могут подтереться. Прапорщик с синими погонами на плечах приказал автоматчику передёрнуть затвор и взять на мушку "террористов". Некоторые штатские в команде Чистова растеря-лись и испугались при виде направленного на них оружия, но только не Модест.
  - Прошу передать начальнику охраны, что если вы попытаетесь оказать вооружённое сопротивление и подвергнуть опасности жизни гражданских, то имейте в виду: квартал окружён и при начале стрельбы здание будет немедленно накрыто огнём танков и авиации, - пошёл на откровенный блеф люстратор.
   Вызванный на КПП начальник охраны здания был не столь враждебен и категоричен, как его подчинённые. Он дипломатич-но заявил, что имело место недоразумение и что он получил приказ: ни в коем случае не применять оружие, даже если посторонние люди попытаются прорваться внутрь.
   Начальник охраны даже улыбался Чистову. Только это была не улыбка, а оскал страха, достаточно было взглянуть в испуганные глаза офицера, который не знал, какой власти ему подчиняться - той, которая ещё недавно безраздельно правила державой, либо этой, силу которой он пока не мог оценить.
   Вообще-то трусы в погонах - стало обыденным явлением для этой несчастной страны. Только из-за позорной трусости тех, кого принято почему-то называть защитниками родины, страну четверть века цинично обворовывала, насиловала, терзала банда подонков. Даже уголовники в конце концов оказались смелее! Они хотя бы попытались свергнуть власть кремлёвских беспре-дельщиков в ходе Пригожинского мятежа и "Марша в справедли-вости" на Москву...так что, никакого уважения или сочувствия люди в форме в народе давно не вызывали... Тем более не собирался их бояться Модест Чистов!
   Итак, бой был выигран без единого выстрела благодаря мужеству и самообладанию главного люстратора. Засевшие в своей штаб-квартире чекстысты - десятки хорошо подготовлен-ных и вооруженных профессионалов - испуганно замерли в своих кабинетах, боясь, что вслед за горсткой сумасшедших явится толпа одержимой жаждой мести черни, которая ворвется в здание и их всех начнёт рвать на куски и выбрасывать из окон, как поступили натерпевшиеся от власти за годы путинизма люди на местах с сотрудниками некоторых представительств "Единой России" и наиболее ненавистными чиновниками. Но обошлось - победителям даже не понадобилось сносить памятник ненавист-ному Дзержинскому, ибо "Железного Феликса" снесли их предшественники тридцать лет назад. И памятную доску Андро-пову, на открытии которой присутствовал сам Путин, они не тронули ( не считая выплеснутого на неё кофе), только веско пообещали немедленно вызвать авиацию и в полтора часа снести точечными ударами с воздуха весь квартал к чёртовой матери, если хотя бы одна фээсбешная мразь попробует ещё раз достать из кобуры оружие. И как тридцать лет назад, когда советские чекисты не посмели выйти из здания и защитить своего чугунно-го кумира, которого краном стаскивали с пьедестала, хотя толпа была совсем безоружной, так и теперь они сдались перед десят-ком интеллигентов, которых ещё недавно травили, как крыс, выжигали им глаза зелёнкой и сажали на 25 лет за несколько строк в соцсетях. Как же быстро и каким же невероятным образом для тех и других поменялась реальность в России!
  Глава 29
  Итак группа оказалась в здании, которое выглядело покинутым большинством персонала - пришельцам почти никто не попадался на пути.
   Было ощущение царившей здесь какой-нибудь час или два назад настоящей паники. В некогда оживлённых коридорах, казалось, одиноко гулял ветер запустения, перебирая своими дуновениями страницы валяющихся повсюду документов с грифом "Особо секретно".
  Чистову показалось, что он ощущает запах опавших, уже начавших преть листьев - запах увядания, начавшегося некроза. Двери некоторых кабинетов в спешке отставлены открытыми, на полу и в коридорах разбросаны служебные бумаги, обстановка прифронтового обкома в виду стремительно приближающихся к городу немцев! В общем, сильное зрелище.
  - Для полноты картины не хватает только парочки трупов покончивших с собой подонков, - прибег к чёрному юмору режиссёр Звягинцев, явно задумавший снять новый фильм о событиях этой цветочной весны.
  Никто не улыбнулся. Кажется мысли у всех были примерно одни и те же. При недавней госсистеме это был центр реальной власти, может даже более могущественной, чем та, что была у обитателей Кремля. Все в России много говорили о том, что когда-нибудь система падёт, просто потому что олицетворяющий её деспот не может противостоять законам природы. Но то, что она перестанет существовать уже так скоро, не мог представить себе никто! Ещё в феврале, когда был цинично, как полевок в лицо обществу, убит Алексей Навальный, казалось, что царству тьмы ничто не угрожает и ему суждено простоять ещё годы. Даже март не предвещал политической весны. Царство тьмы казалось крепким. И вдруг - революция! А революция - это такая стихия, которая вовлекает в свой гигантский водоворот даже тех, кто вовсе и не мыслил себя революционером. Скованное льдом страха общество вдруг превращается в кипящий котёл, и ликуя счастли-вому избавлению от надоевшей и опротивевшей всем власти, выбрасывает на поверхность новых пассионариев.
  - А у меня ощущение, будто мы идём по бункеру Гитлера, - азартно поделилась драматург Светлана Петрийчук, пострадавшая от рухнувшего режима, и только на днях возвращённая революци-ей с каторги. - И что свои последние на земле дни местные фюреры провели много лет назад, а мы словно диггеры, которым достались ржавчина, толстый слой пыли и скелеты в коричневых мундирах со свастиками.
  - На худой конец скелеты тоже можно заставить говорить, - думая о своём, заверил её Чистов.
  "ФСБ, как мутация ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ составляло основу путинского режима, без которой этот режим просто не мог существовать". - глядя по сторонам, размышлял Чистов. - Конечно, КГБ времен Перестройки пытался выглядеть тоже перестроившимся и респектабельным на западный манер, мимикрируя под ЦРУ и Ми-6, но длинный и тайный шлейф злодеяний и беззаконий мешал этому... Чего уж говорить о ФСБ, замаравшимся выше некуда. Я не позволю им убедить себя, что "не всё было в их деятельности так однозначно и не все они тут были преступниками".
  Уполномоченный глава комиссии прекрасно сознавал свою миссию. У него был наготове осиновый кол, который он должен вонзить в сердце ослабевшего вампира. Вурдалак одно время пытался прикинуться почти вегетарианцем, но всё равно тайком попивал кровь, ибо эти монстры иначе не могут. При чекисте Путине их вампирский орден почти перестал стесняться и даже гордился своими повадками, выставляя их напоказ, как преслову-тую скрепу. Он перестал таиться и ждать ночи, чтобы выследить жертву и напасть. Ему надоело отлёживаться по полдня в могиле, он обустраивал свою жизнь почти на виду у миллионов будущих жертв на годы вперёд. Но что-то пошло не так и главный вампир, казавшийся помолодевшим после начала кровавой бойни в Украине, внезапно сошёл со сцены, уполз под могильную плиту, затаился там, - настало время охотника на нечисть добить её...
  Модеста не готовили ни дня к специальной миссии, не рассказывали, как не поддастся на уловки коварной нежити, можно сказать, он подвернулся вождям революции под руку случайно. Но осиновый кол был готов, и кто-то должен стать последним вампиром в ряду Дзержинских, Ягод и Ежовых. Для такой миссии Модеста выбрала сама судьбы. И в общем, он был подходящим человеком для этого. Он никогда не был замечен в сотрудничестве с властью, желании быть ею обласканным. Даже когда лучшие писатели были вынуждены эмигрировать, а оставшиеся бросились зиговать фашистскому режиму и лизать сапоги фюреру, и Чистову тоже впервые за многие годы поступило выгодное предложение прокатиться на Донбасс, а по возвращению сочинить нужную книжонку и издать её за счёт государства приличным тиражом, он не воспользовался открывшимся окном возможностей, - предпочёл остаться нищим, но не изменить себе.
  В то же время Чистов был человеком как бы со стороны - его невозможно было обвинить в сведении личных политических счётов. Он был чужой в среде профессиональных революционе-ров, - не знал и не понимал, как изнутри устроена "контора", и смутно представлял себе как работает любая законспирированная организация. Модест был искренним и честным - он собирался сделать то, что сам считал нужным в интересах всего общества, а не набирать себе политических очков для будущей карьеры.
   Он сразу заявил, что ФСБ необходимо разрушить и воссоздать Службу государственной безопасности заново на совершенно иных принципах. Ибо ФСБ-КГБ в том виде, как он существовал десятилетиями, нельзя назвать спецслужбой. Это всегда была организация, созданная для тотального политического контроля и подавления, в качестве силового ресурса групп власти для решения внутриполитических и экономических задач. Даже при Горбачёве и тем более при Ельцине. Она была как будто специаль-но приспособлена для организации заговоров, государственных переворотов, сращивания с криминалом, подкупов, рэкета, похищений и убийств, и имела для этого все необходимое - научные институты ядов и прочих орудий тайных убийств и террора, подслушивающей и подглядывающей техники, специаль-но подготовленные боевые подразделения, контроль за информацией и умами, своих представителей и стукачей во всех ключевых институтах и организациях, и многое другое. Служба, призванная обеспечивать безопасность страны, сама стала главной угрозой для ее безопасности. Если не похоронить её сейчас, не вбить в её гнилое сердце осиновый кол, то пройдёт какое-то время и упырь обязательно вылезет из могилы напиться людской кровушки, а, окрепнув, возьмётся за старое...В этом Илья Яшин, Кара-Мурза и другие соратники Чистова безусловно правы.
  
  Глава 30
   С такими мыслями Чистов подошёл к кабинету временно исполняющего обязанности директора ФСБ. В приемной руково-дителя Комиссии по люстрации встретил сам ВРИО председателя комитета, начальник первого главного управления ФСБ в чине генерал-майора. Вышел такой подтянутый седой мужчина, интеллигентно поблёскивая очками в тонкой золотой оправе. Стоило в приёмной появиться группе штатских прозвучало "смирно!". Кто-то из гостей вздрогнул, кто-то испуганно втянул голову в плечи. Недавние политзеки непроизвольно вытянулись, словно при появлении лагерного вертухая.
   Даже Модест Сергеевич остановился в нерешительности.
   Высокопоставленный чекист намётанным глазом определил в делегации главного, строевым шагом подошёл, отдал честь, и отрапортовал:
  - Товарищ генерал-лейтенант...
   За спиной Модеста послышался смешок, ему сразу представи-лось, как ребята с иронией переглянулись. Впрочем, это даже хорошо, ибо сразу резко понизило градус напряжения в его команде.
  Чистов выслушал доклад, вежливо поправил:
  - Вы что-то напутали.
   Впрочем руки чекисту не подал. В последнее время Модест Сергеевич очень аккуратно протягивал руку незнакомцам, опасаясь пожать руку убийце и мерзавца. А в этом здании руки запачканы почти у всех.
  - Никак нет!- поедая глазами новое начальство, заверил Чистова генерал-майор.
   Оказывается, вчера чекистское начальство вдруг спохватилось, узнав, что какой-то ничтожной писака, которому всего пару недель назад в любой момент могли запросто за его сочинения вырвать язык и свернуть шею, вдруг скаканул сразу в ферзи. У бывшей пешки оказался контроль доступа в новую жизнь! Как у охранника на железнодорожной платформе или вахтёра в какое-нибудь важное учреждение - стоит привратнику нажать на педаль и, благодаря скрытым под полом рычагам управления, соединён-ным с механизмом турникета, сработает ступор и любому перекрывался проход; и в его же власти позволить счастливчику забраться в мягкий вагон, ну, в общем, покойно войти в новую жизнь. Когда генералы с голубыми лампасами об этом пронюха-ли, они тут же подсуетились и оперативно присвоили высокопо-ставленному чистильщику приказом по чекистскому ведомству генерал-лейтенантское звание.
  - Не надо этого, обращайтесь ко мне по имени отчеству, - ещё больше смутился Модест Сергеевич. - Я представляю здесь новое правительство и народ... Вы готовы оказывать мне и моим коллегам содействие в нашей работе?
  - Я для этого и остался, Модест Сергеевич, хотя работа всей Федеральной службы безопасности приостановлена специальным декретом временного правительства.
  - Хорошо, - сказал Чистов и, смущённо глядя на вытянувшуюся перед ним "во фрунт" солидную фигуру ВРИО, скомандовал в первый и в последний раз в своей короткой "карьере генерала":
  - "Вольно".
  - Да чего уж хорошего - генерал вздохнул и потерянно глянул по сторонам. Но тут же поправился
  - А впрочем, как вам будет угодно... Вы меня арестуете?
  Чистов покосился на Яшина, однако твёрдо заверил:
  - Аресты не в нашей компетенции. Нам нужны ключи от сейфов с документами, о которым мы вас запрашивали. Так же мы хотели бы побеседовать с некоторыми сотрудниками.
   Генерал, словно курсант на экзамене, доложил, что всё давно готово. Внутренняя охрана здания снята, но чекисты пока оставят за собой подземный комплекс, куда входят также склады с оружием, бомбоубежища, узел связи и пункт управления войска-ми.
   - Мы не можем совсем оставить город и страну без антитерро-ристического прикрытия, - виновато пояснил генерал.
   Чистов оглядел помещение приёмной. Перед ним стояли трое: генерал майор и два полковника, вероятно его адъютанты. Форма на всех троих с иголочки: пошита по индивидуальному спецзака-зу, идеально подогнана по фигуре. Один блондин, другой брюнет. Один изящный и стройный, второй, напротив, широк в кости, черняв и немного в теле. У одного гладкое бабье лицо с большими глазами и губами бантиком, у его напарника импозантные усы и мужественный подбородок с ямочкой. У блондина в лице и поведении сквозит некоторая истеричность, голос негромкий, но резкий, неприятный, особенно, когда не контролирует эмоции. Брюнет же по контрасту более выдержан.
   Уже с первого взгляда на них Модест понял, что все трое совершенно не в восторге от предстоящего общения с выдвижен-цем какого то непонятного органа мятежников ("парашютиста") и будут рады избавиться от него при первой же возможности. А возможность может представиться в любой момент, ибо каждая революция уязвима для контрреволюции, особенно в первые дни своего существования.
   "Что ж, пройдем через это, - сказал себе ни дня не служивший в армии литератор, но имевший профессиональную склонность к практическому изучению разных сторон жизни, - так даже интереснее, когда есть чем рискнуть". Встав тоже по стойке смирно, он отдал военным честь и напомнил словами известного революционера:
  - Революция, которая не умеет защищаться, ничего не стоит.
  - Дозвольте узнать, коллега, какими видами стрелкового оружия владеете лично вы? - язвительно поинтересовался один из полковников - брюнет, предвкушая для штатского наглеца публичный конфуз.
  - Любыми, - невозмутимо заверил интеллигент.
  - А какие предпочитаете? - азартно вступил в игру второй полковник - блондин.
  - Предпочитаю не иметь предпочтений, ваше превосходитель-ство. Непростительная роскошь для стрелка привязываться к какому либо виду оружия. В этом случае он может погибнуть, если у него в руках в нужный момент не окажется оружия любимой им системы. Я предпочитаю поражать цели тем оружием, которое окажется под рукой.
  - Прекрасно, но что-то можете сказать о конкретных системах? Какие бы вы предпочли иметь при себе?
  - Я пришёл к вам безоружным. Моё оружие - убеждённость, что правда на нашей стороне, а не на вашей, господа.
   - Но все же какие то системы вам нравятся больше? - не теряли надежду спровоцировать дилетанта на позорный конфуз полков-ники.
  - Надежные, господа. Безотказные. Все остальное определяется характером предстоящих задач. Оружие, которое наилучшим образом подходит для боя на большом открытом пространстве, теряет свои преимущества в условиях уличного боя, и наоборот.
  - Ого! - присвистнул блондин.
  По знаку, поданному генералом, один из адъютантов выложил на стол три пистолета и два револьвера.
   Чистов подошёл к столу прошёлся вдоль него, разглядывая разложенные игрушки и пожал плечами.
  - Первым лежит штатный "Макаров" 1948 года, - определил завсегдатай оружейных сайтов. - Пистолет не плохой с точки зрения кучности. Достаточно надёжный и компактный. Но архаичен, всё-таки его создали ещё при Сталине и вашем Берии. И слишком тяжелый для ситуаций, когда надо много маневриро-вать и быстро часто стрелять. Другие проблемы: недостаточно чуткий спуск, непродуманная эргономика рукоятки. Да и при-цельная дальность всего-то полсотни шагов - больше соответ-ствует гражданскому оружию, чем боевому.
  Полковники переглянулись.
   - Вторым у вас "люгер" тысяча девятьсот восьмого. Его прицель-ность при стрельбе на больших расстояниях даже выше, чем у некоторых современных разработок. Надёжная проверенная машинка. Что тут скажешь, легендарный "ствол", отметившийся в обеих мировых войнах! И хотя старичок вполне заслужил статус пенсионера, я бы предпочел его.
  Полковники не ожидали такого и выглядели сконфуженными.
  - Третий - "спрингфилд" тоже из начала прошлого века... послушайте, у вас случайно тут не музей? Его любили во времена наших героических прадедов, но, с моей точки зрения, он уступает "люгеру". По мне он тяжеловат.
  - О, господину писателю редко приходиться поднимать что-то тяжелее авторучки! - начал откровенно хамить один из генераль-ских паркетных офицеров, вертлявый блондин.
   - Уж не любитель ли вы "дамских штучек"? - язвительно усмехнулся другой полковник, чернявый мачо.
  - Никак нет, ваше высокоблагородие, - съязвил в ответ Модест. - Я же уже сказал, оружие должно обладать практичностью. Штабным офицерам это трудно понять, на скользком паркете своя специфика... а вот фронтовикам и революционерам объяс-нять такие вещи не требуется.
   Модест глядел на полковников с холодной иронией. Один из них, задетый за живое аж позеленел. Он довольно хамски попытался публично высмеять чужака, назвав его "самым убойным на язык стрелком в городе", но был в резкой форме остановлен собственным начальством.
  - Похвально, похвально видеть перед собой не теоретика, а практика! - принял сторону визитёра генерал, к неудовольствию своих офицеров. На перекосившееся от злобы лицо одного из них упала маска натянутой любезности. Впрочем, мысли его были таковы, что жгли на расстоянии, словно проникающая радиацию: "Жаль, не моя воля пристрелить вас всех в том самом подвале, куда вы так стремитесь попасть!" без труда читалось на его лице.
   Илья Яшин, глядя прямо в глаза чекисту, который слишком громко думал, заметил:
  - Страна, где не останется настоящих поэтов и писателей, а одни лишь "ваши герои", будет точно обречена. А так у России ещё есть шанс выздороветь...
   Тот, кому предназначала эта фраза лишь пожал плечами. Зато его сослуживец в том же чине мгновенно нашёлся, придумав наглецу гарантированный подвох:
  - А извольте, господин литератор, разобрать и собрать один из пистолетов, - обратился он к Чистову.
   Модест легко согласился на последнее испытание, причём с завязанными глазами! И неожиданно "блеснул кольчугой подлинной мужественности". Представ перед этими павианами в "генштабистких аксельбантах" не слабаком-интеллигентом, а несокрушимым бойцом по складу натуры, настоящим мужчиной-защитником.
   Об этих же полковниках комиссарам уже успели шепнуть в этом здании спешащие купить себе индульгенцию от новой власти , что через них начальство крышует крупный банковский бизнес в столице. А сами они тратят полученное от коррупцион-ных схем барыши на удовлетворение самых низменных и извращённых страстей. Оказывается, господа адъютанты образовали кружок гомосексуалистов, нечто вроде клуба, эмблемой которого стал мужской член с крылышками ...голубого цвета! Причём среди членов клуба процветали такие знойные страсти, имела место такая ревность, что не всякий нормальный мужик способен так ревновать к своей женщине...Так ли это, Модест Сергеевич пока не знал, да ему это и не было интересно. Сами же "органы" при тиране жестоко преследовали несчастных гомосексуалистов и лесбиянок: сажали их в тюрьмы, психушки, а новая власть не собирается лезть в чужую частную жизнь.
   Когда через несколько минут Чистов снял повязку, перед ним лежали три разобранных, а затем снова собранных пистолета. Револьверы он из принципа проигнорировал, как малосерьёзное по его мнению оружие в современном бою.
   - Так что, господин генерал, правопорядок не в таких уж ненадёжных руках, и мы вполне можем обойтись без ваших услуг, - констатировал Модест Сергеевич и обвёл торжествую-щим взглядом хозяев. Он был ослепительно красив в этом своём осознании собственного превосходства, красив сочной муже-ственной красотой. И будь тут женщины - именно ему, а не его противникам достались бы их симпатии, как истинному рыцарю на ристалище.
  - Сразу отправимся в архив, или...? - после неловкой паузы заговорил генерал.
  - Сразу, - решительно ответил люстратор, не дав ему догово-рить. - Назначайте коллегию руководства ФСБ на час дня, к тому времени я намерен сделать перерыв чтобы пообщаться с руковод-ством управлений. А потом мы поговорим с конкретными сотрудниками.
  Генерал лично повёл делегацию в архив. Чистов шёл и думал, что вот он с товарищами, вероятно, прямо сейчас вершит историю, и об этом их визите в "сердце зла" возможно когда-нибудь напишут книги и снимут фильмы. Так уж случается, что в событиях, которые потом кажутся грандиозными и вспоминаются десятилетиями и даже столетиями, часто "будучи в в моменте" поражает их обыденность. Не звучат фанфары и барабаны, не реют флаги, никто никого не хватает за грудки, не выхватывает пистолетов и не произносит крылатых фраз навроде: "Караул устал, господа! Прошу присутствующих немедленно освободить помещение".
  - Но ведь России всё равно понадобится какая-то спецслужба, - сказал генерал осторожно, вероятно в ответ на гнетущие его мысли.
  - Пожалуй, - согласился один из комиссаров.
  - Шпионы-то всё равно никуда не денутся, - будто оправдыва-ясь, напомнил генерал.
  - Пожалуй, что так. Спецслужба останется, а вас мы упраздним! - припечатал комиссар, явно претендуя на полномочия квазису-дебного органа.
  
  Глава 31
  Для них открылись мощные бронированные двери, какие бы-вают в командных центрах и правительственных бункерах, и люстраторы оказались в просторном подземном помещении. Архив ФСБ! На длинных полках хранятся десятки, сотни тысяч папок. Некоторые датированы ещё позапрошлым веком! Но вы не встретите тут ни одной пылинки. Сохранность лучше чем в музее, и всё благодаря новейшей системе климат-контроля и регулярному уходу хранителей. Тем лучше! Мрачные тайны Лубянки, фамилии стукачей и убийц, схемы преступных транзакций - всё это попадёт в руки представителей народа в идеальном состоянии.
  Много свежих документов, раскрывающие некоторые подроб-ности событий последних десятилетий. На глаза то и дело попадаются штампы "Секретно" и "Совершенно секретно". Чистов, как и многие его друзья, и мечтать не смел когда-нибудь добраться до этих папок, чтобы узнать правду о главных событиях эпохи, вокруг которых режим нагромоздил горы лжи.
  Женщина архивариус которой приручено помогать комиссии, выглядела человеком увлечённым и знающим своё дело доско-нально. А самое главное не враждебно настроенным к чужакам. Похоже, ветры перемен проникли даже под это железобетонные своды и грядёт новая архивная революция.
  Доброжелательный архивариус сразу обнадёжила:
  - Уважаемые исследователи, мне приказано ничего от вас не скрывать. Ничего! И я вам пожелаю получить подлинный документ, который вы ищите, и в этом вы можете полностью на меня рассчитывать.
  В этот момент Чистов снова подумал, что возможно, пришёл сюда не напрасно. И сразу почувствовал особое состояние коллег: они тоже были возбуждены, взволнованны, повторяли, что скоро страна узнает много такого, что перевернёт сознание миллионам! Взрывы жилых домов в Москве и других городах в канун назначе-ния президентом Путина, убийство Анны Политковской, отравле-ние депутата Юрия Щекочихина, подозрительные смерти генералов Лебедя и Льва Рохлина - скоро покровы тайны будет сорваны с самых мрачных тайн последних десятилетий!..
  
  Глава 32
  ...Через четыре часа работы в архиве члены комиссии решили временно прерваться до завтра. Они итак узнали много нового. Прочли и отсканировали документы проливающие свет на многие мрачные тайны режима, в том числе с вожделенным для любого исследователя - грифом "совершенно секретно. Ребята были в восторге, но о том, что чувствует их лидер не догадывались.
  При этом главный люстратор испытывал горечь разочарования. Архив пока не спешил выдавать ему главные тайны, проникнуть в которые он мечтал, как не "раскололся", не излил ему душу в поисках облегчения, пока не один из допрошенных им свидетелей. Все документы, которые он успел просмотреть, не тянули на информационную бомбу, которая могла бы взорвать сознание миллионов оболваненных пропагандой россиян, которые всё ещё верили в великого Путина...
  Когда за ними закрывали мощные двери архива, Илья Яшин, снова указав Модесту на табличку на дверях "Посторонним доступ строго запрещён! Вход только по спецпропуксам", сказал:
  - Я бы, как политик и общественный деятель, повесил новую табличку в этой части архива, не связанной непосредственно с реальной разведкой и противодействием террору: "Вход свобод-ный! Особенно приветствуются учёные, писатели, журналисты. А также экскурсии учителей со школьниками".
  Модест улыбнулся, но как-то грустно:
  - А я бы, как в прошлом учитель истории, попросил бы учёных придумать устройство для большинства коллег-преподавателей, чтобы при упоминании вне исторического контекста таких слов, как "величие", "империя", "покорение", они бы мгновенно "автоматом" получали удар током, не смертельный конечно, но весьма чувствительный. Им, как собаке Павлова, это необходимо, чтобы перебить выученные дурные рефлексы тявкать на тему "можем повторить" и калечить детские мозги и души.
  - Не знал, что вы были учителем.
  - Я и сам про это периодически забываю, - простодушно пожал плечами и улыбнулся Чистов. - Жизнь напоминает! Особенно ненавижу, когда про людей пишут и говорят "живая сила", "массы", "человеческий материал". Фашизм-то начинается со слов. Часто это слова школьного учителя, который по указке ли свыше, от собственной ли дремучести или подлости позволяет озвучивать на класс презрительное отношение к человеку, как к "расходнику", который можно " в великих целях" "потратить" и взять взамен нового.
  Необходимо буквально с букваря, с первого курса педвуза прививать уважение и восхищение человеком, как творением Бога, - не важно, кто он: зэк, безработный, мигрант, провинциал, представитель иной культуры, религии, гендерной группы, - только тогда мы, как общество, сможем вернуть себе со временем ощущение, что мы тоже люди, а не стая жестоких и подозритель-ных к чужакам особей.
  
  Глава 33
  Комиссары поднялись из подвала и пошли по длинному кори-дору, ведущему к лифтам.
   Внезапно на их пути стали появляться крысы! Одна за другой. Вдруг приоткрывалась дверь кабинета и высовывалась голова, на мордочке выражение робкой симпатии, готовность услужить. Воровато озираясь, ловкое и очень приспособленное к выживанию серое существо, заговорщицким шепотком (а чаще торопливыми знаками) сообщало, что имеет что сообщить. Обычно в лапках оно держало какие-то бумаги, которые выставлялись как приманка (кому как ни крысе понимать в этом толк). И каждый обещал чистосердечно поведать о преступлениях своего руководства и коллег. Естественно, подразумевалось, что в благодарность за откровения новая власть отметит заслуги информатора перед революцией.
  
  Глава 34
  ВРИО ФСБ пригласил членов комиссии выпить кофе в своём кабинете. Кабинет выглядел просторным, напоминал небольшой зал для конференций, видимо, здесь проводились совещания с руководителями управлений.
  На том месте, где должен по всем чиновничьим раскладам висеть портрет Путина, - то есть над высоким кожаным креслом руководителя, - появилась фотография...Алексея Навального. "Упс! Быстро же они умеют перестраиваться", - изумился Модест Сергеевич. Скорее уж по пути в это здание Чистов мог подумать о служебном пистолете, из которого хозяин кабинета по-самурайски попробует перестрелять членов их комиссии, либо по-киношному покончить с собой у всех на глазах. А что? Люди, стол, бумага, на которой непреклонная рука дописывает строки завещания-обвинения. Такое вполне могло случиться. Пуля в стене, мозги на потолке, несколько трупов у входа...грандиозный скандал, прокуратура, обыск. Пришлось бы в этом обыске участвовать, если бы Бог миловал уцелеть при банзай-атаке столоначальника. И отмываться...от обвинений в доведении до самоубийства. А в окно выглянешь - весна, цветочки распустились на клумбе в центре площади... и зубной лункой вместо выдранного гнилого коренни-ка незримо зияет пустым местом фантом отсутствующего бронзового идола отцу-основателя учреждения - памятник Дзержинскому... А будто он всё ещё там...
  Модест Чистов ясно помнил августовские события 1991 года. Он тогда был очень молод, стажировался журналистом в одной газете, и многие события прошли буквально через него. Попытка путчистов совершить государственный переворот стала агонией советской системы. Заговорщики проиграли почти сразу, ибо правда была не на их стороне. Вечером 18 августа, после бессмыс-ленного полета Бакланова, Болдина, Варенникова и Шенина в Крым к Горбачеву, заговорщики образовали Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП).
  Однако нервничать они стали уже назавтра. В середине дня 19 августа премьер-министр Павлов с опухшим лицом пришел на заседание кабинета министров. Подходил к каждому из министров и с подозрением заглядывая в глаза спрашивал, обдавая перегаром: "Ты - за?".
  Поступило сообщение о забастовке шахтеров в Кузбассе. Павлов позвонил министру обороны Язову и истерически потребовал: "Расстреляй этих забастовщиков! Закатай их в асфальт танками".
   На пресс-конференцию, транслируемую по телевидению, Павлов не пошел, уехал к себе на дачу и больше уже не показы-вался, окончательно уйдя в запой.
  21 августа в 8 утра маршал Язов позвонил главе КГБ Крючкову и сказал, что он выходит из игры. Дескать, сейчас соберется коллегия Министерства обороны и примет решение о выводе войск из Москвы, а сам Язов немедленно вылетает к Горбачеву. К обосравшемуся от страха маршалу тут же примчались уговаривать остаться в деле члены шайки заговорщиков: Крючков, Бакланов, Тизяков и примкнувший к ним Лукьянов. Но не договорились. Тогда Крючков и Лукьянов с отчаяния тоже решили перебежать обратно к тому, кого недавно задумали сбросить. В тот же день, перед отлетом, Лукьянов по телефону дал интервью Егору Яковлеву, главному редактору "Московских новостей". Сказал, что летит к Михаилу Сергеевичу, пусть даже рискуя жизнью, что "не может не поехать к человеку, с которым его связывает сорок лет дружбы, что Михаила Сергеевича удерживают в Форосе незаконно".
  Через несколько часов в крымский Форос, где был заблокиро-ван находившийся там на отдыхе с семьёй Горбачёв, уже летели два самолета, на одном были раскаявшиеся, надеявшиеся вымолить прощение, гэкачеписты - Крючков, Язов, Бакланов, Тизяков, Лукьянов и Ивашко, а на другом - сторонники Михаила Сергеевич: Руцкой, Силаев, Примаков и Бакатин...
  По возвращении из Фороса главу КГБ Крючкова арестовали прямо в аэропорту Внуково-2. Он летел одним самолетом с Горбачевым, так было задумано, чтобы никому не пришло в голову сбить самолет с президентом. Уголовное дело против членов ГКЧП возбудил Генеральный прокурор СССР Николай Семенович Трубин, тот самый, который годом раньше отказался привлечь к ответственности палачей Новочеркасска (до Горбачева об этом и речи не могло быть). И вот проявил неожиданную принципиаль-ность...либо политическую дальновидность. Но всё же брать директора КГБ Крючкова в аэропорту Трубин побоялся. Восклик-нул: "Да там же будут его встречать машины с его людьми, хотите развязать гражданскую войну?!".
  Российский генеральный прокурор Валентин Георгиевич Степанков оказался смелее, он позвонил Бурбулису: "Мы будем брать на свой страх и риск". Когда Крючков спустился по трапу, Степанков сам подошел к главе великого и ужасного КГБ, назвался, сказал, что у него есть полномочия задержать Крючкова. Тот встрепенулся: "А почему российская прокуратура? Где союзная?". "Мы ведем ваше дело", - отрезал Степанков. Машины с чекистами, ожидавшими Крючкова, как стояли неподалёку на летном поле, так и продолжали стоять, никто и носа не высунул.
  Задержанного отвезли сначала в какой-то правительственный санаторий, а уж затем в "Матросскую Тишину". Крючков тут же в камере попросил ручку, лист бумаги, и накатал покаянное письмо "Мише" с просьбой заменить ему следственный изолятор "самым строгим домашним арестом", но Горбачев не ответил. К следователям Крючков тоже униженно обратился с просьбой: стресс он обычно снимает небольшим количеством виски с водой. "Окажите мне такую милость". Не оказали: спиртное заключен-ным не полагается.
  Там же, в аэропорту, взяли под стражу маршала Язова и Тизя-кова.
   Янаев вечером отправился в свой кабинет, улегся на диване и проспал всю ночь. Проснулся он только утром, когда за ним пришли.
  В тот же день, 23 августа, взяли Павлова и Стародубцева. В ночь на 24 августа уже союзная прокуратура арестовала Бакланова, Шенина, Болдина и Плеханова. 28 августа Трубин и Степанков, совместно, направили в Верховный Совет СССР ходатайство о снятии депутатской неприкосновенности с Лукьянова. Очень быстро это ходатайство удовлетворили, и уже 29 августа, на даче, Лукьянова тоже арестовали.
  Министра внутренних дел СССР Бориса Пуго 22 августа иска-ли три часа. Установил, где он находится, директор Агентства безопасности РСФСР (временный аналог КГБ, предшественник ФСБ) Виктор Иваненко. Позвонил.
  Пуго снял трубку.
  "Борис Карлович,- сказал Иваненко,- это председатель КГБ России Иваненко. Я хотел бы с вами поговорить".
  После долгой паузы Пуго ответил: "Хорошо".
  "Мы сейчас к вам приедем, никуда не уходите".
  "Ладно".
  Прибывшие сотрудники обнаружили уже труп чекиста No1. Рядом лежала смертельно раненная жена Пуго - Валентина Ивановна. Судя по всему, после того, как супруг застрелился, женщина стала стрелять в себя: на полу валялись три гильзы. Умерла она в больнице через три дня.
  В операции по задержанию Пуго зачем-то принимал участие Григорий Явлинский... который при окончательно свихнувшемся Путине в 2020-е подрядился играть незавидную роль "последнего демократа", оставленного в России на свободе - для зондирования по неофициальным каналам возможностей для экстренных переговоров с Западом, на тот случай, если на украинском фронте вдруг что-то пойдёт совсем не так для "кремлёвского Гитлера"...
  Все эти воспоминания в секунды пролетели в сознании Моде-ста Сергеевича, пока сервировался стол в гостевой зоне генераль-ского кабинета.
  Хотя здание производило впечатление покинутого большин-ством персонала стоило ВРИО ФСБ куда-то позвонить, как через пятнадцать минут появились официантки, нарядные девушки вкатили тележки с угощением, помещение наполнилось ароматом свежезаваренного кофе, горячей выпечки, шоколадных конфет из подарочных наборов.
  Генерал сказал, что у него можно курить и закурил сам. Запах хорошего табака, виски, кофе располагал к неформальной беседе. Генерал уже немного освоился в роли принимающей стороны и по факту союзника революции, оттого смотрелся довольно непри-нуждённо. Он расспрашивал, удовлетворены ли члены комиссии той открытостью, которая им была обеспечена. Причем улыбка у него действительно была очень доброжелательная.
   Да, так оно и было. С высокопоставленного чекистского туза, - который при первой встрече с люстраторами напоминал, должно быть, насмерть напуганного беднягу Пуго, которого страх ареста и наказания довёл до самоубийства, - успел сойти тоскливый страх первых минут их знакомства. И вот он уже на равных и даже с нотками дружеского превосходства расспрашивает бывшего писателя, какие именно резоны должны были привести литератора в политику? Ну, видимо, отметится в революции ему всё же сам бог велел, прежде чем требовать от новой власти государственного внимания, поездок и тиражей, - предполагал генерал и доверительно подмигивал Модесту Сергеевичу.
   Хотя могли бы, наверное, и зайти сюда без скандала, чтобы познакомиться и подружиться, - тут ведь тоже люди интелли-гентные служат, читающие, уважающие талантливых авторов. И представители богемы всегда ведь на особом счету у сильных мира сего, и хорошие книжки они ведь тоже любят почитывать. И духовные запросы нам тоже не чужды, - уверял генерал.
   И вообще, материя всё же первична, так что выгоднее с серьёзными людьми дружить, а не ссориться. И, кстати, милости просим в нашу ведомственную стоматологическую поликлинику, она тут же на Лубянке, по соседству с главной "конторой", расположена: там у нас лучшие врачи, первоклассное оборудова-ние, все материалы только из США и Западной Европы! Так что просим, к нашему большому удовольствию!
   Это он прям как купчик, приказчик из лавки, сказал.
   В городе, дескать, себе приличные зубы вставить - огромных денег стоит, а у нас для сотрудников и друзей совершенно бесплатно.
   Генерал производил впечатление слегка навеселе. Похоже за то время, - что гости работали в преисподней бывших расстрель-ных подвалов, где нынче у них расположен архив, - последний директор ФСБ угостился генеральским коньячком. В КГБ ведь учат правильно выпивать, чтоб успокоиться и при том не развез-ло. Весьма полезный и завидный навык на Руси. А в число обязательных качеств разведчика, помимо хладнокровия, знания языков и владения оружием, разумно должно входить и умение пить не напиваясь. Ведь трезвый спецагент непременно вызовет подозрения. А так, ты им свой парень в доску и они к тебе - соответствующе.
   - Поэтому, если вы к нам с уважением, и мы вам тоже можем пригодиться", - блестя глазами вкрадчиво увещевал Чистова генерал. - К нам ведь в это здание интеллигенция всегда ходи-ла...нет, не на поклон и не доносить, зачем же так вульгарно. А за советом и помощью.
   Речь хозяина кабинета звучала выверенно и гладко. Он старательно, профессионально, внедрял в умы посетителей, что напрасно они ищут здесь доказательства каких-то страшных злодейств.
   Его снисходительность и ирония, даже умиляли Чистова. Вот ведь человек, - даже не стесняется своей палаческой формы, - небось уже оправился от первоначального шока и не исключает для себя возможности реванша в каком-нибудь виде в обозримом будущем. И Чистову стало интересно, где же, в каком шкафу, высокопоставленный каннибал прячет свои скелеты? А то, что они у него есть, в этом Модест Сергеевич не сомневался, - уж с явно отчётливым сладким привкусом человеченки были даже тончайшие пирожные и кофеёк из местного буфета, чтобы допустить в одном из главарей "конторы" законника и гуманиста, а не матёрого душегубца и людоеда со стажем.
  Глава 35
  По ходу необычной беседы, Модест Чистов, чья нервная и впечатлительная писательская психика не исключала "сюрпри-зов", вдруг обнаружил в себе склонность к редкому заболеванию. В справочнике по психиатрии (как он позднее прочитал) оно называлось прозопометаморфопсией.
  Ему вдруг открылось вдруг истинное лицо высокопоставленно-го чекиста (какое люди обычно всячески прячут), и выглядело оно искажённым, отталкивающим демоническим. Зрелище было до того отталкивающий, что хотелось немедленно покинуть кабинет. Однако усилием воли Чистов поборол в себе это чувство. Он видел, что генерал лжёт, как лгал долгие годы, делая вид, что занимается безопасностью государства и его граждан, сам же при этом подписывал приказы об убийстве оппозиционеров, разраба-тывал дьявольские по своей жестокости и коварству диверсии и провокации. Этот кабинет, как и предполагал Чистов, оказался настоящим логовом людоеда! Крысиным гнездом. Причём здесь обитала не одна крыса, пусть даже крысиный король, а много этих тварей! Модест слышал их возню за плинтусом.
   Но тут его внимание привлекло нечто гораздо более интерес-ное и важное. Каким-то непонятным ему самому способом Модест Сергеевич вдруг увидел, что в служебном сейфе за спинкой генеральского кресла хранятся особо секретные папки. И что выглядело ещё более поразительным! - эти папки умели разгова-ривать. То ли от скуки и даже тоски вынужденного лежания в темноте под сверхнадежными замками без всякого движения, папки решили поболтать между собой, выбалтывая по секрету информацию о своём содержимом. Держать язык за зубами, как положено служащим такого серьёзного учреждения, они абсолют-но не умели! Обсуждали всякие нюансы, хвалились, спорили, даже ругались. Дело это, конечно, было стрёмным, ибо нарушало все инструкции и каралось по всей строгости, но что поделаешь, ведь даже архивные папки порой жуть как тянет поговорить.
   А информация в них хранилась действительно особо секретная: подробности спецопераций, осуществлённых спецотделами ФСБ по устранению видных оппозиционных политиков, провокациях, терактах, подкупах и тому подобное.
   Одна из папок как раз хвалилась, что в деталях знает, как были расстреляны 22 марта 2024 года сотни человек, собравшихся на концерт в "Крокус Сити Холле".
   - На это у нас ушло шесть месяцев подготовки и 25 миллионов евро! - с гордостью трепался приятельницам совершенно безответственный скоросшиватель, которому совершенно напрасно были доверены государственные секреты такого уровня. - Хозяевам концертного зала естественно заранее были компенси-рованы все издержки. Зато на исполнителях в итоге удалось крупно сэкономить: таджикским гастарбайтерам из ложной группы отвлечения внимания, нанятым за копейки сыграть исламских террористов и украинских диверсантов, по законам жанра достался сыр в мышеловке. Южане поплатились за жадность и глупость. А завербованные на фронте для массового расстрела безоружных обывателей профессионалы через неделю после теракта были в тихом месте, без шума, ликвидированы командой чистильщиков. Правда не все. Инструктора и командиры троек, как штатные сотрудники, получили награды и повышения.
   Чистов сидел почти не шелохнувшись, узнавая подробности событий, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не должны были стать известны посторонним! Многие специалисты говорили ему, что при Путине сложилась такая система сокрытия преступлений, когда приказы о провидении самых злодейских операций отдавались диктатором устно с глазу на глаз ближайшим доверенным лицам, чтобы не оставлять следов. Никто и не надеялся, что в природе существуют какие-либо документы на этот счёт. Единственное объяснение, приходящее сейчас на ум Модесту Сергеевичу, что руководство ФСБ само было заинтересо-вано в сборе компромата на политическое руководство страны.
   Скоро другой папке в сейфе надоело слушать похвальбы соседки, или же её заела крыса зависти, дескать, кто-то тут считает, что он такой крутой, а остальные, значит, лохи? И она заявила, что она ещё круче, ибо знает как был убит личный враг самого Путина Алексей Навальный.
  - Для Алексея это должна была быть обычная прогулка, - броси-лась делиться своими секретами очередная картонная болтушка. - Навального почти всё время содержали отдельно от остальных заключённых колонии, и он привык к присутствию только сотрудников ФСИН. Но в тот день Алексею показалось немного странным, что, в отгороженном от остальной зоны глухими стенами прогулочном дворике-колодце штрафного изолятора, он не увидел даже караульных на вышках. Сквозь натянутую у Навального над головой металлическую сеть на него равнодушно взирало только свинцовое полярное небо.
   Всё произошло очень быстро. Четверо ходящих под админи-страцией "торпед" из числа ссученных уголовников появились внезапно. Их запустил опер по приказу начальника колонии "Полярный волк" Вадима Калинина, который в свою очередь получил приказ из Москвы, переданный ему в виде заранее оговорённой кодированной фразы.
   Вместо обычных заточек убийцы имели наготове профессио-нальный электрошокер, используемый ОМОНом. Пока двое крепко держали измученного почти постоянным пребыванием в штрафных изоляторах, плохим питанием и другими издеватель-ствами, Алексея, назначенный на роль мочилы ублюдок нанёс ему максимальный удар током в область сердца. Через несколько секунд Алексей потерял сознание и повис на руках подручных палача, а тот всё длил и длил разряд, удерживая свою руку с зажатым в ней орудием казни у груди приговорённого. Убийцам строго было приказано "завалить лося" наверняка.
   Ведь начальство очень опасалось, что борец с коррупцией снова чудом сумеет избежать смерти. Как это уже случилось два года назад при попытке его отравления командой офицеров-убийц с Лубянки. Тогда новейший яд "Новичок", разработанный в спецлаборатории ФСБ, не справился с задачей представить смерть Навального стране и миру, как позорную передозировку алкоголя либо наркоты. Поэтому на этот раз осечки быть не могло...
   Дряхлеющий тиран убил молодого, фантастически одарённого политика, который мечтал провести прекрасную Россию будущего тернистым путём от авторитарной и тоталитарной деспотии к подлинной демократии!..
   Модест Сергеевич был в ярости. И хотя внешне он ничем не выказывал своего знания, но внутри у него всё кипело и желало мести. Чистов больше не думал о законе и праве, о необходимости придерживаться цивилизованных норм в отношении даже откровенных мерзавцев. Он превратился в комок ненависти. Перед ним сидел настоящий террорист, один из их банды, и с умным видом учил Родину любить! Вот ведь сука! Модест только ждал удобного случая и вскоре он подвернулся.
   Один из соратников главного комиссара застенчиво спросил у хозяина где тут туалет. Ничего не подозревающий генерал ответил, что вообще-то для рядовых сотрудников предусмотрена уборная на этаже, но для его личных гостей... В общем, выясни-лось, что в шикарном генеральском кабинете имеется особая, сразу не бросающаяся в глаза, дверь, за которой находится личный директорский сортир.
   Захмелевший хозяин не без труда поднял из кресла своё холёное тело, немного потоптался на размякших ногах и вразва-лочку направился к пикантной двери, чтобы устроить небольшую экскурсию.
   Туалет выглядел достойным своего владельца: плитка из драгоценного мрамора в цвет фаянсовой раковине и голубому унитазу, позолоченные ёршики...
   И тут Чистова осенило: "А ведь этот говнюк должен считать правильным и справедливым (как завещал их любимый Путин) мочить террористов везде, - где для этого представиться возмож-ность, даже в сортире!"...
  
  Глава 36
   Модест Сергеевич возвращался с Лубянки. Радио в машине молчало. Модест давно уже его не слушал, не смотрел телевизор и не читал газет. И хотя риторика нацистского антисемитского листка "дер Штюрмер" и руандийской радиостанции "Тысяча холмов" стихла в эфире с крахом путинизма, можно не сомневать-ся, что проститутки с российского радио, ТВ и печатной прессы несомненно уже сориентировались и всячески стремятся залезть под новых хозяев страны, для чего дружно ругают прежнюю власть и славят революцию, точно так же, как они с подвизгивани-ем молились на Путина и прославляли его войну и прочие людоедства... Точно так же вели себя многие деятели культуры.
   Чистов ехал через знакомую Москву и машинальной отмечал важные перемены в её облике. С фасада крупнейшего драмтеатра страны краном демонтировали свастику Z. Руководил процессом сам лично худрук Владимир Машков. Его статная фигура, импозантная борода, львиная грива издали бросались в глаза. На Машкове было укороченное шерстяное пальто, напоминающее по крою морской бушлат, в котором он немного смахивал на предводителя кронштадтских матросов-анархистов времён другой русской революции. Только пальто было белоснежного цвета. На груди руководителя Союза театральных деятелей РФ гордо красовался огромный белый бант с голубой окантовкой - символ нынешней революции...
   Многие режиссёры ещё третьего дня начали наперебой звонить Модесту, как человеку из творческой среды, прося дать им справку, и рекомендацию в обновлённое Министерство культуры для получения грантов от новой власти на театральные постановки и фильмы о победившей революции и павшей диктатуре. Даже те из них, кто почти наверняка ходил на Лубянку, как на работу, в том числе в их великолепную ведомственную стоматологическую поликлинику... даже они! Все они с азартом в голосе обещали снять такой блокбастер, "начинённый тысячами килограммов тротила разоблачений подлой деятельности чекистов", что разнесут весь сцецслужбисткий квартал к едрёне фене!...
   Так что Чистов не спешил кому-то что-то обещать. Ибо, положа руку на сердце, не верил никому. Даже людям с именем. Взять хоть их классика, кумира поколения-Z, кинорежиссёра Алексея Балабанова. Он же оказался таким же замаранным всей этой грязью и кровью, как и они все. Его "Брат" стал культовым для "героев" СВО. И оправданием будущей войны, и прочих мерзо-стей. Примерно как "Майн Кампф".
   Или другой мэтр Карен Шахназаров. На заре Перестройки он молодым режиссёром снял прекрасный, революционный по духу и стилистике, фильм для молодёжи "Курьер", который стал, - как форточка для поднимающегося ветра свободы. А при позднем Путине он же - призвал кастрировать всех инакомыслящих...
   В больном обществе, - а преступная война, чудовищная коррупция, тотальная ложь сродни чуме и холере - не может делаться здоровое искусство. С этими людьми надо серьёзно разбираться, а не помогать им уходить от ответственности.
   Как считают некоторые соратники Чистова, если ты зарабаты-вал на войне, то, - не важно кто ты - заслуженный артист, большой режиссёр, непосредственный убийца из окопов, рабочий завода, где выпускались снаряды и бомбы, пропагандист с телевидения, - ты должен, как минимум, вернуть то что заработал. Никого не колышет, что ты вроде как отмылся от обвинений и бабки свои отмыл. Нет такой стиральной машины, которая могла бы смыть с тебя кровь и слёзы. Твои кровавые деньги пойдут в особый фонд, из которого Украине будут выплачиваться репарации за убитых её граждан, стёртые с лица земли города, испоганенную землю.
   А то несправедливо получается: натворил зла, получил за это миллионы, накупил на них себе разного имущества, и что, с тебя взятки гладки? Не-е...так это не работает. Согласно уголовному праву, если киллер или его сообщники слупили бабла с преступно-го сообщества за работу, то эти деньги должны быть найдены и конфискованы в пользу пострадавшей стороны.
   - Я вот думаю, - заговорил сидящий рядом в машине Владимир Кара-мурз, - что наша святая задача показать нынешнему и будущим поколениям, что ни у кого не получится обогатиться на слезах и крови соседей. - Он засмеялся. - Вот заваруха-то начнётся, если абсолютно всем замаравшимся придётся возвра-щать кровавые деньги!
  - А я бы объявил главным виновным в том, что происходило, кровную месть! - пошёл ещё дальше бывший депутат Алексей Горинов, отмотавший полный срок на путинской каторге. - Да, кровную месть! Как на Кавказе. Вот это будет по-божеским законам.
  Горинов закашлялся. Во время заключения он заразился туберку-лёзом и потерял лёгкое. Платок, которым он прикрывал рот стал алым.
  - Ты уверен, Алексей Александрович, что мы сами, сложись жизнь иначе, не были бы сейчас на их месте?
  - Почему ты так говоришь, Модест Сергеевич?
  - Я, например, не уверен, если уж совсем откровенно, что, если бы меня много лет назад меня не выперли отовсюду, не стал бы у них делать карьеру. В конце концов, все мы люди...
  - Ты серьёзно, Модест?!
  Чистов рассмеялся:
  - Нет, конечно. Не гляди на меня так. Шучу. А на счёт кровной мести, то там у себя на Кавказе, им, предполагаю, не хватает настоящей веры во Всевышнего. Раз они не доверяют Богу самому управиться с преступившим нравственный закон негодяем... Вот будь они буддистами... Почему, можешь мне ответить, в Тибете нет понятия кровной мести, а на Кавказе есть? Никогда не задавался этим вопросом?
  Горинов призадумался, пожал плечами:
  - Не знаю.
  - Некоторые учёные объясняют это составом питьевой воды. На Кавказе в ней не хватает каких-то важных микроэлементов и это определённым образом сказывается на работе мозга, а также центральной нервной и гормональной систем, что нашло своё отражение в культуре и обычаях.
  - Так просто?
  - В жизни часто всё имеет очень простое объяснение. А вот в чём я с тобой совершенно согласен, Алёша, так это с твоей идеей полной конфискации средств, заработанных на войне и коррупции... Тут мы, - как революция, - должны быть бескомпромиссны. А то встречает меня на днях Михаил Ходорковский, говорит: "Давайте я буду консультировать вашу комиссию. Я дескать знаю, как работала при Путине система большой коррупции, я помогу вам прижучишь путинских дружков. А я ему: "Вас, Михаил Борисо-вич, самого надо люстрировать?". Он аж рот открыл, окаменев от шока. "Помилуйте, - говорит, - меня-то за что?! Я при Путине сам политзэком десять лет отсидел, как вам должно быть известно!". "Это так, - соглашаюсь я, - но не вы ли при Ельцине участвовали в залоговых аукционах, получив за бесценок огромный куш из народного богатства, в обмен на поддержку спивающегося президента на президентских выборах 1996 года!". Ему и ответить оказалось мне нечего...
   Так что, мы, как представители народа, просто не имеем право кривить совестью. Обязаны быть честными и принципиальными, до конца! Не взирая на лица! И не важно, кто перед тобой: бывший союзник, друг, родственник...всё равно - до конца!
  
  Глава 37
   В кармане Модеста Сергеевича заиграл рингтон телефона. Звонил его сын:
  - Папа, как дела?
  - Нормально. Я уже отработал, еду домой.
  - Ты не забыл про своё обещание, - напомнил молодой человек.
  Сын просил отца дать ему рекомендацию для трудоустройства в новые органы власти.
  Модест всё ещё колебался: этично ли ему воспользоваться своим служебным положением и авторитетом для оказания протекции родственнику...выглядит как будто не совсем непра-вильно и некрасиво. Как не крути, как не подыскивай такому поступку приличное название, а коррупция - она и в Африке коррупция...
  С другой стороны родная кровь всё-таки. Мальчику пришло время начинать взрослую жизнь, определяться с профессией, а кому нужен студент-первокурсник без нужного опыта и связей? К тому же звёзд с неба Матвей никогда не хватал, в школе считался середнячком, такому не на что особо рассчитывать. Революция пока мало что поменяла: в бизнесе, госуправлении, да где угодно никто не возьмёт к себе в компанию, сразу на хорошее место, паренька с улицы. Может, через какое-то время социальные лифты и заработают - для талантливых и пробивных, а пока... Но стоит парня немного подтолкнуть, - чуть-чуть помочь ему, и перед ним откроются все двери, поманят к себе ошеломляющие перспективы! Ведь именно сейчас, - на первой волне революции! - когда идёт масштабная чистка старых институтов, - наступает время победителей и делаются самые стремительные и ослепительные карьер!
  - Нет не забыл, - наконец ответил Модест Сергеевич, покосив-шись на сидящих рядом соратников и преодолев в себе некоторое смущение и брезгливость...
  Ещё задолго до его сегодняшнего визита на Лубянку, - было это лет пять назад, - один старый отставной чекист в доверительной беседе признался писателю, что у них в конторе дескать имеется папка на каждого. "Так уж и на каждого!", - не поверил тогда Чистов. И напрасно не поверил. Это действительно оказалось так. Неприятно было, например, узнать, что каждый второй видный деятель оппозиции - тайный стукач...
  Сегодня, когда Модест был в архиве ФСБ, он много узнал нового о жизни в целом и о себе в частности. Ради интереса поинтересовался этим вопросом и ему принесли его личное дело. Служительница, аккуратная такая бабулька со слегка кудрявящи-мися вьющимися колечками волосами, нежными как кудряшки ягнёнка, подала запрошенную им папку со странной загадочной улыбкой. Он-то сразу не понял, что означает эта улыбка. А означала она, что лучше человеку бывает не знакомиться со своим личным делом в таких учреждениях...чтобы не переживать потрясений и сильнейших разочарований.
   Но Модест этого не знал и взял дело. А в нём оказался донос от агента "Меркурий". Он сразу узнал почерк сына. Судя по дате, в то время Матвей учился в выпускном классе школы, его учитель-ница русского языка и литературы постоянно жаловалась на плохую успеваемость сына по её предметам. Тройки за сочинения русичка натягивала парню только из уважения к отцу, которого считала серьёзным писателем, а ещё из жалости к мальчишке, который нацелился поступать в высшее учебное заведение. Донос тоже пестрел орфографическими и стилистическими ошибками. Но следователя, который вёл дело Чистова-старшего, это вряд ли огорчало, ведь любимый сынок достаточно отчётливо описывал в "сочинении" преступные антигосударственные мысли папаши, которые он выражал в своём очередном романе. После такого Модест должен был по статьям УК РФ "за дискредитацию армии" и "клевету на государственный строй" отправиться лет на тридцать в северные лагеря...его просто не успели взять.
  Вероятно мальчик уже тогда всерьёз обдумывал своё будущее после школы и искал поддержки влиятельных сил... Что ж, по человечески это было понятно, поэтому сообщать сыну о сделан-ном им неприятном открытии Модест не стал. Просто пообещал помочь.
  Стоило ему закончить разговор с сыном, как сидящий рядом Горинов спросил его, прищурив глаз, его щека при этом начала подёргиваться в нервном тике:
  - Кто это тебе звонил?
  Чистов положил соратнику руку на хилое плечо и проникно-венно заглядывая в удивительно искренние глаза товарища сказал задушевным заботливым тоном:
  - Ты слишком долго был сжатой до упора пружиной, Алёша. Похоже, дружище, ты перенапряг систему. Ты подобно капле Руперта - перенапрягся, потому закалился и не сломался. С другой стороны, у каждой героической капли наступает предел, когда выдержав чудовищное давление, стекло в ней всё же начинает крошиться по внутренним причинам... Тебе надо отдохнуть. Я достану тебе путёвку в лучший правительственной санаторий.
  
  Часть Вторая
  
  Глава 38
   Молодая женщина робко вошла в крохотную комнатку насто-ятеля (это случилось несколько дней тому назад). В сухих убитых глазах застыл ужас. Посетительница присела на краешек стула и судорожными движениями трясущихся пальцев раскрыла сумочку. На пол посыпались какие-то справки - много, целая пачка. Женщина уронила голову на руки, чуть слышно прошептав: "Мой 18-летниц сын Глеб пропал без вести через полгода службы... от меня все - от городского военкомата до чиновников Министер-ства обороны больше года отписываются, что им ничего не известно, где мой мальчик. Говорят, что он дезертир и наркоман. Но мне известно, что он пропал на войне"...
  
  Выдернутый из собственных мыслей отец Павел растерянно качнул головой, отпуская тягостное с воспоминание, и повернул озабоченное непонимающее лицо к соседу по небольшой трибуне, который что-то у него спрашивал. Ответил невпопад. Потребова-лось несколько секунд, чтобы вспомнить, зачем он тут. Произо-шедший с ним флешбэк - такой вот отскок в прошлое занимал его гораздо больше, чем та унылая тоска, которая происходила вокруг в данный момент.
   Священник присутствовал в качестве приглашённого гостя на выпускном балу в городской школе No 15. Теперь он глядел на кружащиеся в вальсе по школьному двору юные пары, и сердце его сжималось от тоски. Отец Павел всею душой желал бы порадоваться за этих прекрасных юношей и девушек, вступающих во взрослую жизнь, за их родителей, но сердце его снова заполня-ла скорбь, как со вчерашней посетительницей в его храме. Ведь он знал, что ничего хорошего за оградой родной школы этих мальчиков и девочек не ожидает. Их судьбу уже решили за них циничные взрослые...
  Музыка вальса стихла и к микрофону, цокая подковками ту-фель, подошла директор здешней школы. Массивная тётя с тяжёлым красным, как у гипертоника, лицом и высокой при-чёской, произнесла короткую официальную речь. Значительная часть её была отдана словам благодарности в адрес правительства РФ за заботу о молодом поколении, которое директриса по ходу речи, сбившись, назвала "пополнением", что правдивее отражало истинный взгляд власти на молодых. Так что оговорочка прозву-чала точно "по Фрейду", правда, кажется из присутствующих на это мало кто обратил внимания.
   Отдельное спасибо от лица выпускников директорша выразила лично дорогому Владимиру Владимировичу Путину, благодаря которому Россия является самым миролюбивым государством в мире. И только суровая необходимость борьбы с нацизмом, сатанизмом, глобальным терроризмом вынуждает миролюбивого и человеколюбивого президента во главе своего народа вести священную войну со злом.
  Директор школы преподавала детям историю и общественные науки в качестве учителя. Отец Павел тоже неплохо знал данный предмет. Например, он знал, что первая в истории декларация в виде закона о недопустимости причинения страдания животным была принята в...нацисткой Германии. Придя к власти в 1933 году Гитлер сразу подписал данный закон, поразив весь мир своим гуманизмом. Случилось это 24 ноября 1933 года .Так в Третьем Рейхе появился и был одобрен Рейхстагом свод законов о защите животных "Tierschutzgesetz". Он запрещал жестокое обращение и эксперименты над любыми живыми тварями, ограничивал использование животных в кино и представлениях (вот откуда пошла нынешняя гуманнейшая формулировка про то, что "при съёмках ни одно животное не пострадало"). Запрещалась травля собаками лис и отделение конечностей у живых лягушек в научных лабораториях. Фюрер прокомментировал закон так: "В новом Рейхе жестокость к животным будет решительно запреще-на!". Тогда же, в ноябре 1933 года, германское общество защиты животных учредило "Медаль Гитлера" за особые заслуги в деле зоозащиты. Спустя три года в недавно открытые властями концентрационные лагеря отправились несколько сотен осуждён-ных германскими судами преступников, которые "не научились относиться с уважением к братьям нашим меньшим". Позднее, в 1938 году, был, дополнительными дополнениями к существующе-му закону, запрещён болезненный способ подковки лошадей и кипячение лобстеров и раков живьём. В школах ввели уроки "Защиты животных"... Так что про гуманность человеколюбие Путина, это мы уже проходили, сказал себе молодой священник.
  
  Закончив говорить, директор школы стала поочерёдно пригла-шать к микрофону стоящих рядом с ней на трибуне гостей. Вторым право напутственного слова выпускникам этого года получил представитель городской администрации. После него толкнул по-армейски лаконичную речь военком. Потом участник боевых действий на Украине.
  Пока они говорили отец Павел прокручивал в голове вчерашний утренний разговор с очередным представителем своего церковного начальства. В последнее время ревизоры и проверяющие зачасти-ли в его маленький храм с инспекциями и разными ответственны-ми поручениями.
  - Завтра вам надо будет поехать в пятнадцатую школу к десяти часам утра, - поставил отца Павла перед фактом присланный епископатом чиновник в рясе.
  - Зачем? - голос отца Павла дрогнул от предчувствия, что предстоит поучаствовать в очередной мерзости.
  - Ничего сложного, - успокоил посланник епископа, - выступите перед отроками и девицами с напутственным словом от лица Церкви.
  Собеседник достал из портфеля пластиковый файл нежно-голубого цвета с листками бумаги внутри.
  Павел пробежал глазами отпечатанный текст и поднял на начальство растерянное лицо:
  - Они же ещё дети... Как можно! Зачем?
  Собеседник нравоучительно поправил вкрадчивым голосом:
  - Во-первых, не дети, а без пяти минут защитники Отечества.
  Павел сжал зубы, чтобы снова не навредить себе неосторожным словом.
  - Во-вторых, как это "зачем?"! Так может рассуждать аполи-тичный мирянин, но не православный пастырь. Наша обязанность - вразумлять и направлять.
  Незваный гость говорил как комиссар, что было объяснимо, ведь он происходил из бывших политруков. В прошлом танкист. Воевал в Афганистане и Чечне. Носил поверх чёрных монашеских одежд на муаровой ленточке орден Ленина. Прежде чем поступить в духовную академию с отличием закончил военно-политическое училище.
  - Через год-два эти выпускники должны будут доказать, что они настоящие патриоты! И когда их призовут повестками в армию - выбрать службу по контракту, - поставил задачу инструктор.
  - А если кто-то из них покалечится на войне или не дай бог погибнет...в 18-то лет?
  Молодой священник так заволновался, так бурно зажестикули-ровал, что пролил стакан с чаем, и бывший танкист подумал, что никогда бы не взял к себе в экипаж такого растяпу, даже заряжа-ющим, хотя в его крайнем танке с этим успешно справлялась автоматика. Ибо при всём своём красноречии и уме, он непремен-но устроил бы какое-нибудь ЧП.
  - Тогда вечная им память! - ответил он растяпе. - Ибо на всё воля Божия.
  - Это вы их матерям скажите, Ваше Преподобие?
  Визитёр строго взглянул на Павла, голос его скрипнул, как армейская портупея:
  - Как говорил Глеб Жеглов... и как писано в святых книгах: наказания, в этом полном греха мире, без вины не бывает. Бог наказывает за грехи, да потом утешит за гробом.
   По лицу церковного иерарха в среднем сане и пожилых летах - то ходили тучи отеческой строгости, то выглядывало и обогревало солнышко снисхождения, дескать, молод ты ещё, брат, слушай наставления старших и умудрённых опытом и поступай как тебе говорят. Выглядело это в сочетании с тем, что он говорит, омерзительными обезьяньими ужимками прожжённого карьери-ста.
  - Задача ясна? Вопросы есть? - поинтересовался напоследок посланника высокого начальства.
  - Я всё понимаю, - с прилежным видом кивнул молодой священ-ник. - Одного не пойму.
  - Ну, спрашивай, - со вздохом всё же кивнул начальник (настав-лять на путь истинный заблудших - была его святая обязанность).
  - Никак не могу постигнуть суть ваших слов (речь шла о недав-ней статье визитёра, опубликованной в известной газете), что не нужно спешить осуждать ненависть в обществе по отношению к украинцам, американцам, вообще западным странам, а также к инородцам и иноверцам, прежде всего католикам. И особенно к мигрантам. "Тогда мы укрепим любовь внутри нашей любимой православной общины", утверждаете вы, и наставляете священни-ков не ругать политиков и СМИ, когда они разжигают ненависть к чужакам и даже призывают к насильственным действиям. Вот не далее, как сегодня я случайно прочёл набранный крупным шрифтом заголовок на первой полосе "Аргументов и фактов": "Мигранты хотят жить не с нами, а вместо нас!". В других популярных изданиях - "Комсомольской правде", "Московском комсомольце", "Литературной газете" и "Российской газете" - заголовки не лучше.
  Молодой священник поднял наивные голубые глаза на началь-ство, ожидая разъяснений.
  - Мы на войне, и она началась не два года назад, а значительно раньше... - многозначительно произнёс наставник.
  Но молодой священник не унимался:
  - Разве не задача церкви и её служителей выступать против таких высказываний?! Напротив же, - объяснять прихожанам, что мигранты абсолютно такие же люди, как и мы. Что у каждого на земле есть душа. Каждый испытывает боль от причинённого ему зла. И мы, как христиане, не можем кого-то ненавидеть.
  - Не тебе рассуждать о канонах...
  Куратор пожевал губами, пошевелил выпуклым лбом и бровями, однако вместо того, чтобы с танкисткой прямотой припечатать разговорившегося подчинённого, он не договорил. То ли ему стало лень додумывать очередную мысль, то ли он счёл пациента безнадёжным, но на этом вчерашний разговор и закончился.
  
  Глава 39
  Отец Павел был четвёртым в очереди на произнесение дежур-ной речи. Подойдя, наконец, неуверенно к микрофону, он неожиданно для всех будто впал в странную задумчивость вместо того, чтобы бодренько начать произносить заготовленный текст. Глядя на светлые, солнечные лица школьников в нарядных костюмах и платьях, он наконец заговорил:
  - Признаюсь, идя сюда я имел в кармане текст написанной речи. Написанной не мною. Я обещал произнести её вам и вашим родителям. Но не смог этого сделать. Прошу за это прощения у тех, кому обещал. Но прежде всего я обещал Отцу нашему небесному сохранять чистоту сердца и не кривить душой. Поэтому скажу от себя...
  Священник был молод. В руках он держал современный план-шет, а из-под рясы у него выглядывали кроссовки. Уже этим он не мог не заинтересовать молодёжь. Правда начало его речи звучало путанно и не слишком понятно. Но постепенно он нашёл ключ к аудитории.
  - Для человека частного и надеюсь честного оказаться внезапно на этой трибуне - большая неловкость и испытание.
  Отец Павел перекрестился, торопливо пробормотал про себя слова короткой молитвы, обращаясь куда-то ввысь, после чего продолжил:
  - Ощущение это усугубляется не столько мыслью о тех, кто стоял здесь до меня, сколько памятью о тех, кого эта сомнительная честь миновала, но кто по соображениям совести не смог бы обратиться с этой трибуны с речью, которой от каждого оратора ждут организаторы.
  Временами отец Павел ненадолго замолкал и будто прислуши-вался к чему-то вовне, хотя на самом деле он прислушивался к себе, к голосу своей души. Слыша голос внутренней глубины, он избегал несчастия сделаться глух к голосу собственной совести и гласу Бога.
  - Но и не прервать общее позорное говорливое молчание, как бы я не искал для себя безопасного выхода, тоже не получится, это я понимаю, - будто набравшись духа, продолжал молодой священ-ник.
  - Единственное, что может примирить меня с создавшимся патовым положением, это Иисус. Не даром в так нынче ненавист-ной нам теперь Америке когда-то создали рок-оперу "Иисус Христос - суперстар". Он и был суперзвездой. То есть не "был", а есть, ибо Иисус на все времена. Ведь Иисус - Бог. И при этом человек, что очень важно. Он тоже мог бы смолчать. И спастись, в смысле не быть распятым. Но не смолчал. И я - скажу! Хотя, кто Он, и кто я?! Даже сравнивать грех.
   И всё же скажу - за Иисуса, и за себя. Хотя, чего греха таить, испытываю сильную неловкость от такой своей дерзости. И ещё мне, конечно, страшно...
  Неожиданно из толпы выпускников послышались возгласы одобрения и даже хлопки, которые не прервали даже свирепые взгляды директора школы и завуча. Молодёжи этот оратор явно нравился всё больше, ибо не выглядел сухим занудой и строгим постником, не смотря на бороду и рясу. Живая мимика его лица, блеск спокойных глаз будто говорили: "Я тут не для галочки, мне действительно есть что вам сказать, ибо ваши проблемы мне хорошо знакомы".
  Приободрившись, священник продолжил, но от волнения речь его всё ещё звучало немного путанно, он говорил торопливо, словно боясь, что его прервут и силой стащат с трибуны:
  - Верю, что, покидая родную школу, вы выходите в большой мир для созидания, любви и добра. Не для смерти! Самое главное - оставаться человеком. Жить по совести. Жить по вдохновению. Радоваться каждой встреченной возможности узнать мир лучше, дружескому взгляду незнакомца, солнечному лучу, полевому цветку, воробью, чирикающему на ветке... Ведь дар умения быть счастливым - заложен Всевышнем в каждого ребёнка, но лишь немногие умеют сохранить его до взрослого возраста. Желаю вам воплотить свои мечты! Но прежде всего - оставаться людьми! И ещё...... Каждый день приносит нам шанс. Шанс жить, как просит наша душа. Шанс любить и верить. Шанс понять и принять. Улыбаться, даже когда для этого нет повода. Дарить радость другим. Позвонить другу, с которым давно были в ссоре. Поехать на выходные к старенькой бабушке в далёкую деревню, не смотря на другие возможности интересно провести уикенд. Приютить бездомного щенка. Одеть очень яркую и смелую футболку, чтобы ощутить вкус к свободе самовыражения.
  Купить, наконец, на первую зарплату что-нибудь не только себе любимому, но и маме, другому близкому человеку. А ещё круче - девушке, - и не обязательно подруге, - девчонке с твоего двора, с которой едва знаком. Просто так! Чтобы увидеть вспыхнувшую радость на её грустном лице.
  Поехать на последние деньги, а ещё лучше автостопом, в другой город. Или лучше - рвануть к морю! Увидеть впервые, какое оно - мо-ре! И задохнуться от счастья.
  Дарить цветы и улыбки незнакомкам, ничего не требуя взамен. Подмигнуть собственному отражению, случайно пойманному в витрине магазина... Вы понимаете, о чём я, ребята? Да о том, что надо жить в полную силу! Ведь жизнь - величайший дар Бога! Не бойтесь строить планов. Рисковать, если риск - благороден. Не бойтесь быть неправильно понятым. Другого шанса попробовать что-то важное, испытать себя, может и не представиться. Потому не бойтесь выйти из строя! Если уверены, что вам с этим строем не по пути. Желаю вам веры в себя и Бога. И уважайте право других на счастье... И ещё, говорю вам это как священник: можно даже не регулярно посещать храм и оставаться при этом в прямом контакте с Отцом нашим!
  Голос священника окреп, речь его стала уверенней:
  - Желаю Вам от всего сердца влюбиться! В жизнь, в людей, в свою страну! Учиться и работать в кайф. Не только для заработка, но за идею, за людей вокруг... Вам всё можно, если вы научитесь быть свободными, даже в несвободной стране.
  Для многих представителей старшего поколения речь молодого священника выглядела странной. Маловразумительным потоком бессвязных мыслей, причём с отчётливым запашком крамолы. Для более же молодых она звучала почти как актуальный рэп и это только прибавляло оратору симпатий поколения мультикультуры и глобализма, которое пока не успели загнать в необходимые калибры и стандарты уроками пропаганды и военной подготовки.
  - Можно гулять пешком по городу, устать, сесть на лавочку и есть мороженое. Или бродить под теплым дождиком босиком по асфальту и смотреть на вечерний город, сидя на крыше дома.
  Можно пойти с ночевкой в лес. Даже не так, а ещё круче! Уехать за город и идти босиком по траве на встречу с прекрасной волнующей неизвестностью. Попробовать пожить неделю в лесу без еды и денег, чтобы понять, а кто ты вообще такой есть, и на что способен!
  Можно забыть дома свой смартфон, отключиться на пару дней от социальных сетей, не оправдываться и не говорить "я тоже "за"". Послать лесом их всех с их войной и старым кремлёвским лешим...
  Революционер в рясе перешёл на крик:
  - Я желаю вам новой взрослой жизни! Жизни, в которой вы не будете никого и ничего бояться, как боялись и снова бояться ваши несчастные дедушки, бабушки и родители. И в которой вы смело и радостно будете исполнять свои мечты!...
  Его слушали затаив дыхание. Даже взрослые не смели переби-вать мятежника и хулигана!
  - Я желаю вам: будьте подобно героям! Ибо в каждом живёт герой, вне зависимости от возраста, только не все об этом пока знают. Герой, кто он? Наш современник, - отважившийся мыслить самостоятельно и поступать иногда не благоразумно, то есть не по логике, которая велит заткнуться и притворяться, а вопреки ей. Жить по зову своей души, и в полном согласии с ней. Чем бы ему это не грозило.
   Герой не может больше ждать, пока взрослые дяди и тёти, которым он привык верить и подчиняться, снова повзрослеют и заново научатся отличать добро от зла. Он не будет ждать, когда они избавятся от своих детских страхов, когда их рассудительная скупость и санкционированные свыше ханжеские заблуждения перестанут тормозить их мозг и давить кирзовым сапогом собственную душу. Для каждого из нас настал судный день - каждому нести крест Спасителя - и не в блистательный миг триумфа своего рода-племени, но в безмолвии, а то и под проклятия одурманенного дьяволом большинства, в ни с кем не разделенном отчаянии и в подлинной вере.
  
  ...Отец Павел очень хотел бы произнести эти или подобные им слова... Вместо этого он отложил в сторону планшет, вытащил из кармана и развернул приготовленную бумажку и начал читать по ней. Речь приглашённого попа была насыщена цитатами, воспевающими смерть за родину, самопожертвование и героиче-скую гибель на поле боя...
  Слушающие его мальчишки, во всяком случае некоторые из них, могли быть идеалистами, как и положено юношам в их возрасте. Призови молодой симпатичный священник их завтра отправиться добровольцами на Украину и часть ребят, почти не задумываясь, согласятся. Тем более, что не оказалось вокруг ни одного взрослого, сохранившего хоть немного адекватности и порядочности. Даже родители молчали или перешёптывались между собой с одобрительным видом воспринимая правильные слова от представителя церкви. Не нашлось ни одного смельчака, кто бы вмешался, несмотря на присутствие полиции, и назвал поповскую речь преступной, полной человеконенавистничества, бесовской. И оратор в рясе спокойно продолжал говорить.
  
  Глава 40
  (28 апреля 2024 года. До означенной даты покуше-ния на него осталось 12 дней)
  
   С заказом авиабилетов проблем не возникло никаких. В восемь утра личный водитель привёз Владимира Соловьёва в "Шереметь-ево". Мужчина сразу прошёл регистрацию на рейс авиакомпании "Победа" до Абу-Даби. До вылета оставалось меньше часа. Журналист прошёл по своему служебному пропуску в зал для депутатов и иностранных дипломатов и расположился в уютном инвалютном баре. Несмотря на ранний час здесь играл рояль, за которым сидел очень пожилой негр с совершенно седой головой. Он тихо наигрывал произведения известных джазовых композито-ров. Возле тапёра, томно облокотившись о рояль, стояла молодая женщина, очень статная с отличной фигурой.
   На экране телевизора, подвешенного над стойкой бара, шла трансляция из зала заседания высшей палаты российского парламента. Звук был выключен, и можно было просто наблюдать за происходящим на телеэкране, не отвлекаясь на содержание речей. Зрелище оказалось не для слабонервных! На лицах сенаторов отражались алчность, жестокость, духовное вырожде-ние. "И это элита нашего общества? Лучшие люди страны!" - невольно задавался вопросом любой, кто это видел.
   Заказав чашку черного кофе, Соловьёв ждал, когда объявят, что пассажиры рейса на ОАЭ могут пройти на посадку, а пока глазел на сексапильную красотку. Так смотрят платёжеспособные пассажиры, которым приходиться убивать время в ожидании приглашения в бизнес-класс, на дорогую вещь в витрине дьюти-фри, которую могут себе позволить, сколько бы нулей не оказалось на прайсе.
  Вскоре дама почувствовала на себе оценивающий взгляд мужчи-ны, которого она мгновенно узнала. Однако не смутилась и не оскорбилась. Вместо этого обладающая пластикой пантеры, дама, как бы невзначай, приняла ещё более соблазнительную позу.
  "Кто она тут? - ещё больше заинтересовался телеведущий. - Певичка, официантка? Или профессионалка иного рода - тыся-чедолларовое животное. Часть дорогой обстановки для развлече-ния важной публики, навроде этого импозантного негра с седой курчавой шевелюрой и огромными, как у Луи Амстронга губами".
  Только начавшаяся древняя игра была прервана появившимся молодым человеком. Войдя, он стал кого-то искать взглядом, увидел телеведущего и решительно направился к нему:
  - Доброе утро! Приятного аппетита! - произнес он подобостраст-но. Потом представился, оказавшись сотрудником авиакомпании, и извинившись, предложил звёздному пассажиру пройти в офис погранслужбы.
  - Зачем ещё, - с раздражением буркнул Соловьёв.
  - Извините, но мне не сообщили причину.
  Соловьёв поманил рукой официанта, такого же пожилого, как и пианист:
  - Пачку Мальборо, - распорядился он. - И закажите девушке у рояля всё, что ей захочется за мой счёт. Скажите, что я скоро вернусь...
   Официант склонил голову в знак понимания и немедленно отправился в сторону барной стойки, попутно подрулив к девице у рояля.
   События вдруг нелогично ускорились, словно произошёл скачок, так случается при браке киноплёнки, когда склейка между кадрами выполнена коряво.
  В следующее мгновение девица уже стояла рядом.
   - Прежде, чем мне отправиться на важную встречу, нам явно стоит пообщаться между собой, - без церемоний предложил Соловьёв девице, которая всё слышала и, покинув пианиста, с грацией ленивой тигрицы двинулась навстречу звёздному мужчине. - Надеюсь, ты не против? Тем более, что до вылета у меня есть ещё немного времени. Видишь ли, детка, меня срочно пригласил на аудиенцию посол Великобритании. На аудиенцию к королю, естественно...
  Она не удивилась такой наглости, одновременно легко поверила в импровизацию про короля, что означало, что отработанный механизм соблазнения сработал без осечки, как обычно.
  - Я не против. Буду рада до начала Вашей встречи с Его Величе-ством, получить автограф знаменитости. Так же имею встречное предложение. Не расскажите мне о вашей работе на телевидении, тет-а-тет? Тут есть кабинет для приватных бесед.
  - Сколько ты стоишь? - напрямик поинтересовался ведущий, отбросив остатки политеса и понизив голос до интимного мурчания.
  - Смотря что конкретно Вас интересует, - столь же деловито сказала она.
  - Быстрый вариант: ртом, без презерватива. С отстрелом в голову. Я же сказал, что спешу.
   Она облизнула подкаченные силиконом розовые губы и приветливо улыбнулась крепкими ровными зубами.
  - Для вас... полторы тысячи долларов. И я проглочу.
  Мужчина довольно отметил про себя, что почти не ошибся в цене.
  
  
   В служебном помещении поста пограничной охраны междуна-родного аэропорта "звезде" главного государственного телеканала с тысячью извинений сообщили, что его регистрация на рейс отменена.
  - То есть... На каком основании меня не выпускают из страны! - попробовал качать права Владимир Рудольфович.
  - Вас никто не собирается задерживать, - ответил ему майор погранстражи и переглянулся с менеджером "Победы". - Вам только следовало согласовать свой вылет за границу с Админи-страцией Президента.
  - С кем, с кем? - окончательно опешил пухлый пропагандист, сразу перестав орать.
  - С Сергеем Геннадьевичем, - пограничник назвал имя главного в АП по пропаганде, лично курирующего в Администрации "кремлёвского соловья". - Вот согласуйте с ним вопрос и счастливого Вам полёта!
  Соловьёв был сбит с толку Он отвык, что его держат на корот-ком поводке, однако всё ещё сохранял надежду, что произошла какая-то накладка и сейчас всё выяснится. Но оказалось все не так просто. Сергей Новиков из Администрации президента, которому он тут же попытался дозвониться, трубку не брал. Его секретарша прохладным тоном сообщила, что у шефа на сегодня расписана каждая минута: сейчас он проводит важное совещание, сразу после которого запланирована важная встреча. Соловьёв включил на полную мощность свои мужские чары и секретарша смилости-вилась: хорошо, она попробует подойти к своему боссу и аккурат-но уточнить вопрос.
   Через десять минут ожидания в телефонной трубке послыша-лись короткие гудки.
   "Что за чушь?! Они там решили меня довести до психоза?! Чтобы я, словно обычный смертный, на цырлах стоял перед каждым ментом, проверяющим подлинность моего паспорта! А связи тогда существуют на что?!!!".
   Пропагандист несколько раз попробовал повторить звонок, но каждый раз следовал сброс. Затем трубку взяли. На этот раз там возник незнакомый голос:
  - Алло, а где секретарь Сергея Геннадьевича? - даже немного растерялся Соловьёв.
  - Не знаю, вы ошиблись...
  Снова сброс. Так повторялось несколько раз.
  - Надо ехать, - пробормотал Соловьёв. - Очевидно даже секретарь этого члена не желает со мной разговаривать по телефону. Сука, ничего из себя не представляет, а тоже ведь мнит о себе...
  Владимир дал волю эмоциям, матерно выругавшись прямо в присутствии должностных лиц.
  Правда менеджер авиакомпании пообещал, что забронирован-ный билет не пропадёт, и как только VIP-пассажир решит свою проблему, его посадят на первый же рейс до ОАЭ.
  - Владимир Рудольфович, переоформление билета для вас будет совершенно бесплатно... Для нашей авиакомпании это большая честь!
  И всё равно Соловьёв был разочарован.
  А клерк продолжал лепетать свои дурацкие утешения:
  - "Победа" всегда к вашим услугам! У Вас не будет никаких дополнительных расходов. Напротив! Наша авиакомпания постарается не испортить вам радость полёта с нами.
  - Спасибо, - вкрадчиво улыбнулся в ответ Соловьёв. - Меня смущают лишь две вещи в этом предложении.
  - Какие?
  - Во-первых, я так и не кончил в рот этой шлюхе в баре из-за тебя, и теперь у меня чешется мошонка. Она осталась переполнена спермой и кому-то придётся с этим что-то делать... как у ваших стюардесс с таким сервисом? Надеюсь, на высоте? Или же тебе придётся как-то разбираться с этим самому... Не отстрелянная сперма добивает мне аж до мозга! Из-за этого у меня не вытанцо-вывается в голове сюжет о героических буднях наших ребят там на передовой для завтрашнего эфира, который должна смотреть вся страна!..
  Соловьёв сделал паузу, с удовольствием наблюдая за лицом клерка. И продолжил:
  - А, во-вторых, в вашей авиакомпании мне обещали вылет в интересующую меня страну без задержки...и хотят кинуть, мне потребуется время, чтобы привыкнуть к такому свинству.
  Менеджер и старший офицер пограничной смены перегляну-лись. И тут Соловьёв вдруг взорвался, сорвав накопившуюся злость на штатском, ибо офицера погранслужбу ФСБ оскорблять даже такой медиоперсоне, как он, не рекомендовалось:
  - Слушай, шестёрка! Ты меня лучше не заводи! Хочешь, чтобы я полетел с вами, так проведи меня на борт прямо сейчас! Догово-рись, порешай вопрос, меня не интересует как ты это сделаешь. Я просто хочу вылететь своим рейсом. Я даже не собираюсь спрашивать у тебя, сколько ты за это хочешь. Ну как, полетели? Нет! Тогда катись ко всем чертям! Я и без тебя обойдусь!
   Менеджер стоял насупившись, красный как рак, и подавлено молчал, обтекая.
  - Чёрт с тобой, нулёвка! Обойдемся!.. Майор, - Соловьёв обратился к старшему офицеру погранпункта - давай порешаем вопрос вдвоем. Как мужики. Всей толпой тут делать нечего.
  - А я вам больше не нужен? - робко спросил представитель авиакомпании. - Мне уходить?
  - Нет. Подожди там за дверью! - распорядился телевизионный босс. После чего снова повернулся к погранцу:
  - Помоги улететь, майор! Очень надо! Плииз! За мной не заржа-веет. Проблему-то я решить могу, у меня с Владимиром Владими-ровичем регулярно интервью выходят... но время-то потеряю, а время - большие деньги, сам понимаешь. Кому-то придётся компенсировать мне упущенную прибыль.
   Настал черёд озадаченно зачесать себе репу под зелёной фуражкой пограничнику:
  - Наверное, сейчас требуется волевое решение какого-нибудь генерала, - прокомментировал он хаос у себя в голове.
  - Времени на это нет - вот-вот посадку объявят! Ты только подумай! Человек (Соловьёв ткнул себя пальцем в грудь), отвечающий за высокий моральный дух страны, народа, армии! - фактически Левитан и Мехлис нашего времени, не может вылететь по срочному делу, разве это нормально, майор?
  Офицер стоял, явно обескураженный, но никак не мог на что-то решиться, опасаясь быть пойманным на взятке. Однако, Владими-ру Рудольфовичу показалось: ещё минута и они пожмут друг другу руки.
  - Ну, майор, вопрос жизни и смерти!
  У офицера вдруг зазвонил служебный телефон на столике с бумагами. Он глянул на экран смартфона, как-то весь собрался, вытянулся, очень осторожно поднёс трубку к уху и не меньше трёх минут выслушивал чьи-то директивы. Они стояли рядом, но Соловьёв не мог разобрать содержание разговора, ибо трубка плотно была прижата к майорскому уху.
   Когда разговор закончился, пограничника словно подменили. Непреклонным голосом, в котором вдруг зазвенел металл (не так, как в раме металлодетектора на входе в зону вылета, но всё равно неприятно), он отчеканил:
  - Извините, гражданин, на ближайшем рейсе вы не сможете вылететь.
   Соловьёв посмотрел на него с удивлением и разочарованием, хотел задать вопрос да передумал. У пограничника бешено бегали глаза. Он явно получил по телефону указание.
  
  Глава 41
   - Как это - не выпускают из страны?
   Сергей Геннадьевич Новиков оторвал взгляд от бумаг, разложенных на его столе, снял солидные очки в роговой оправе, принялся устало растирать пальцами переносицу, жмуря покрас-невшие глаза.
   - Что значит - не объясняют причины? А кто должен объяс-нять?
   - Он сказал, что это не входит в круг его должностных обязанностей, - наябедничал на несговорчивого погранца телеведущий.
   - То есть?
   - Сказал, что мне следует самому решить свою проблему. Что это не его проблема, а моя...
   - Пускай он проститься со своими погонами, - веско пообещал ответственный за идеологию деятель из Администрации Прези-дента РФ. - Впрочем, одними погонами мудак теперь не отделает-ся. Я с него голову сниму за такое самоуправство. Его просили сделать тактично. Вот это и надо было выполнить. А демонстриро-вать власть... хер моржовый! Пускай теперь пеняет на себя. На кого замахнулся... да как мерзавец посмел! Теперь простым прапорщиком в самый дальний аэропорт страны служить отправится, да я его за полярный круг загоню, мерзавца! К полярным медведям! К тем же моржам! Там пускай власть показывает. Сколько вы ему заплатили? Сколько мерзавец вымогал с вас?
   - Дело не в деньгах. Я взял десять дней отпуска, понимаете, Сергей Геннадьевич. Очень много работал в последнее время, на здоровье стало сказываться... Помогите мне сегодня вылететь!
   - Ничего себе... Национальное достояние не берегут... - государственный муж с озабоченным видом взглянул на Соловьё-ва. - Да они хоть понимают, кому нервы мотают! А вы, многоува-жаемый наш народный ведущий, хоть понимаете, как вы нам нужны - стране, людям! И он, значит, ничего вам не объяснил?
   - Ничего.
   - Точно?
   - Абсолютно.
   Чиновник встал и, выйдя из-за стола, прошелся по просторному кабинету, засунув руки в карманы брюк. Потом набрал кого-то на телефоне, сказал кто у него сидит в кабинете, обрисовал ситуа-цию, выслушал ответ и, сдвинув брови, озабоченно протянул:
  - Аааа. Ла-адно. Я понял
   Снова в задумчивости сделал круг. Остановился напротив сидящего с выпрямленной спиной пропагандиста, покачался с носка на каблук и обратно. Спросил вдруг с нотками раздражения:
  - Ну хорошо, а от меня ты чего хочешь? Раз говорят, что с отдыхом придётся немного повременить, значит надо. Ты же не истеричная девица, которой приспичило. Ничего, доработаешь эти 12 дней и тогда езжай себе на все четыре стороны... А пока - надо! Есть такое слово.
   До Соловьёва окончательно дошло, в какую стальную западню он попал. Какую совершил ошибку, доверившись этим страшным людям. Сам, своими руками, точнее своими словами он пригово-рил себя. Призывая к откровенной кровавой чернухе в отношении врагов режима, он вознесся не только на вершину своей мании величия, но превратился в заложника созданного образа. Отдав (точнее продав) себя с потрохами влиятельным людям, какими бы моральными уродами они не выглядели при ближайшем рассмот-рении, он подписал себе приговор.
   В чью именно извращённую голову пришла идея сделать его "Кировым", чтобы развязать новый террор, Соловьёв теперь мог только догадываться. Это мог быть и этот упырь Новиков, и Кириенко, и Громов, и Песков. А мог и сам ВВП.
  
   Сергей Геннадьевич снова жёстко дал понять телелакею, чтобы тот не рыпался, а сидел смирно и ждал; и что от его желаний ничего не зависит. После чего вернулся за свой стол и, твёрдо взглянув сквозь огромные очки, строго произнёс:
   - Ты нам сейчас нужен здесь. Положение, как говориться, обязывает, - после чего снова погрузился в чтение документов.
  - Но помогите мне! - вопреки обычаю не спорить с руководством, взмолился Соловьёв.
  - И чем же, ты считаешь, я могу тебе помочь? - удивился чиновник, на этот раз едва удостоив его короткого взгляда. Сергей Геннадьевич стал шуршать бумагами на своём необъятных размеров столе:
   - Вот тут у меня проекты праздничных мероприятий. Скоро инаугурация президента, потом 9 мая... кстати, твоё запланиро-ванное интервью с Владимиром Владимировичем вот тут особым пунктом стоит... А ты улетать собрался. Птица-Соловейчик перелётный...
   - Так хотя бы на неделю? Я вернусь вовремя, клянусь!
   - Не узнаю тебя, Володя. Прям детский лепет... В общем, просьба к тебе... отложить отдых до "после 9 мая", надо оставаться так сказать на посту. Ты нам очень нужен здесь. Вот возьмёшь интервью у хозяина и тогда пожалуйста, на здоровье! А пока уже не просьба, а приказ: полностью сосредоточься на будущем интервью.
   Новиков давал телепропагандисту понять, что от успешности его интервью зависит судьба человека, и не просто человека, а ответственного государственного деятеля, доброго его Володи
  знакомого, не сказать начальника, но друга и заботливого покровителя.
   - Не хочешь же ты, Володя, подвести того, кто всегда тебя прикрывал...
   Журналист вновь ощутил обречённость. Ему не позволят сбежать. Задумано какое-то дьявольское шоу, в котором ему отведена незавидная роль сакральной жертвы. Он приговорён.
   Стало до слёз жалко талантливого парня Володьку Соловьёва - не из жадности к деньгам и славе он занимался этим делом. Просто так вышло, что ему выпал шанс проявить своё дарование и он им воспользовался. Вообще-то жалости Вова Соловьёв уже давно не испытывал ни к кому, кроме себя, и то нечасто - в основном, когда его "кидали" на деньги или просто обманывали. Так было после начала вторжения Путина на Украину, когда проклятые европейцы и американцы заморозили его активы в западных банках. А проклятые макаронники реквизировали обе его виллы на живописном озере Кома - его гордость и его слабость.
   Тогда Вова очень жалел себя, думая, что такого талантливого, работящего, искреннего и вообще приличного человека, как он, обижать несправедливо и просто грешно и обидчики заслуживают самого страшного наказания, какое в состоянии вообразить
  человеческий мозг.
   Называя себя "журналистом", Соловьёв считал себя кем-то гораздо большим, ведь у него был дар завоёвывать умы и сердца миллионов. Он не считал, что талантливо написать или снять сюжет о каком-нибудь событии - такая уж сложность для профессионала. Это основы ремесла, доступные многим. А вот сделать из информации то, во что люди поверят, как в религию, то есть залезть в мозги к миллионам и стать для них новым проро-ком! Заставить страну забыть про гуманизм, церковные заповеди, присущие ей моральные ценности... Забыть про самосохранение и полюбить атомный Армагеддон и фюрера больше, чем своих ближайших родственников - вот это было для Владимира Соловьёва признаком настоящего мастерства. Гениальности.
   Перестроечные телеинсценировки питерского гуру нового стиля подачи себя как репортёра и телеведущего Александра Невзорова с профессиональной точки зрения не вызывали у Соловьёва большого восторга. Это были всего лишь гладиаторские зрелища для плебса. Психологические интервью Владимир Познера тоже вызывали в нём лишь раздражение. Он ещё будучи никем знал, что сможет лучше, когда ему выпадет шанс.
   Долгие годы парень без связей и яркой телевизионной внешности жестоко пробивался наверх, строил понемногу декорации будущего триумфа. И отчаянно завидовал. Завидовал каждому, у кого был успех. И верил, что однажды переплюнет всех. Его ежедневные мистерии в прямом эфире будут смотреть миллионы. Смотреть на одном дыхании.
   Пробившись кровью и потом, он делал саму жизнь такой, какой она была нужна его главному зрителю. Для этого он не строил декораций и не выбирал ракурс, при котором были бы не видны шокирующие обывателя подробности, он моделировал саму реальность, и в ней почти не было места актерской игре. В его шоу разве что не убивали людей прямо в студии, в прямом эфире, но в будущем он собирался предложить своей аудитории то, что она теперь желала больше всего - уничтожения вражеских солдат огнемётами и установками залпового огня крупными планами, массовые казни предателей в прямом эфире с максимальным эффектом присутствия и бесконечное торжество русского солдата-победителя, входящего в Киев, Варшаву, Ригу. Чтобы дать народу постоянный повод для гордости, для ликования. Тут не обойтись без его уникального дара телепостановщика театра нового типа. Можем повторить? Ко-не-чно! Вот вам, смотрите и гордитесь. Сопереживайте.
   Для такого круглосуточного он-лайн шоу больше подходило название "Большая мясорубка", и он продолжает над ним работать. Он придумает нечто совершенно новое и революционное в жанре пропаганды... Если, конечно, ему позволят и дальше делать свою работу, если не решат избавиться от автора, как от отработанного, сточенного материала, чтобы заменить кем-то другим. Более молодым и хватким.
  
  Глава 42
  - Володенька, - услышал раздавленный ситуацией и нуждаю-щийся в релаксации мужчина женский шепот, который, как ему показалось, звучал одновременно с поцелуями любовницы, которая словно обладала способностями чревовещателя.
  - Володенька... Они не посмеют ничего тебе сделать! Пойми, ты же не-при-ка-са-е-мый... Только я могу к тебе прикасаться, а они нет... Понимаешь меня? Понимаешь меня, мой пупсик?
   "Недалёкая дура, - с презрением подумал Соловьёв о молодой любовнице. - Ещё как посмеют. Что она понимает в этой жизни и в политике, хоть и дочь старого чекиста. Только благодаря цар-ственному папаше она руководит большим научным центром при главном университете страны в статусе то ли профессора то ли академика. А так просто дура. Не чета моей жене, та умная, вот только супруге я ничего не расскажу. Она только посмеётся и снова скажет, что у меня давно "не всё в порядке с крышей". Супруга считает меня чокнутым, однако не разводится, да и какая женщина будет разводиться с мужем, зарабатывающим миллионы долларов.
   А эта заводится, прямо с полуоборота. Переживает за меня? Неужели действительно втюрилась после двух недель знаком-ства...
   Интересно, во что все это выльется?... И как эти сволочи додумались меня использовать в своих целях... Вот ведь мразь Новиков - бросил меня на растерзание. Своего бросил! Идеолог хренов! Неужели они верят, что моя гибель поможет им перело-мить ситуацию на фронтах? Стратег дерьмовый. Ему-то что - все его деньги на дальних родственников расписаны и рассованы по десяткам иностранных банков! А мне на бойню за него, - гадина! Нет, просто так сидеть и ждать, когда меня сработают, я не стану, они ещё не поняли, кого списали. Я им не народ в "Крокусе", который они пустили под нож в ходе очередной "спецоперации", но что-то там у них не срослось...да и не могло сростись, у них просто не осталось профессионалов, чтобы сделать что-то нормально... И всё-таки, как страшно знать, что приговорён на самом верху и жаловаться, искать защиты не у кого...".
  
   Соловьёв промычал что-то бессвязное, уткнувшись ртом в мягкие, вкусно пахнущие волосы любовницы.
   - Хочешь, скажи. Я ведь еще ничего, а? Как женщина? А? Не хуже твоей алчной стервы-жены? А, Володенька? Хочешь? Давай... Давай меня...
   "Да что же это, в самом деле? - не мог смириться с ситуацией пропагандист, ощущая как-то рассеянно, как шаловливые женские пальцы ловко расстёгивают ему ширинку, как начинают ласкать ему быстро твердеющий член и мошонку. - Что же делать-то?! Стрёмно как-то...всё-таки дочь Самого и я женатый пятидесяти-летний мужик. За такое царственный чекист может мне и яйца отрезать".
  
   Они познакомились недавно. Это произошло совершенно случайно. То есть, реально случайно, без вранья!.. То есть, он конечно знал, чья она дочь, но не вынашивал никаких далеко идущих планов, понимая, что риск может перевесить все бонусы.
  "- Почему вы так на меня смотрите? - спросила она его в тот день.
   - Извините, а как я на Вас смотрю?
  - Будто вам от меня что-то нужно.
  - Просто вы привыкли, что на Вас так смотрят, - легко нашёлся он, начав импровизацию. - Но поверьте, мне от вас как раз ничего не надо. То есть, наверное, и надо, только я об этом пока не догады-ваюсь, - он обворожительно улыбнулся даме и поднял в её честь бокал с шампанским.
  - А вы интереснее, чем в телевизоре, - снизошла молодая принцес-са до комплимента.
  - Вы тоже. В смысле, чем на расстоянии, за спинами ваших бодигардов.
  - Так вы уже догадались? - хитро взглянула она на него.
  - Простите, о чём?
  - Ну вы сами только что сказали, что ещё не знаете, что вам от меня надо.
  - Ах, да! - он демонстративно хлопнул себя по лбу и изобразил напряжённую умственную работу. Затем виновато улыбнулся и развёл руками, давая понять, что напрочь лишён корыстных интересов в отношении случайно встреченной на балу принцессы.
  - Кроме может быть... Вашей милой улыбки. Поверьте, мне этого будет более чем достаточно.
  - А вы забавный! - в глазах молодой женщины определённо появился интерес к мужчине напротив.
  И тогда он решился пойти ва-банк:
  - Хотите, сбежим отсюда вместе? И я угощу Вас лучшим в мире мороженым.
  - Мороженным?.. Не знаю... - она смутилась.
  - Решайтесь! Такое мороженое, какое в я вам предлагаю, бывает только в детстве.
  - Но со мной охрана...
  - Но ведь вы уже взрослая девушка...
  Она снова задумалась. Но он видел, что ей самой страшно хочется пуститься в предложенную авантюру. И только естественный женский страх перед малознакомым мужчиной сдерживает её.
  - Только имейте в виду, у меня есть жених, - предупредила она, взглянув строго.
  - Отлично. Так и я не свободен.
  Она сразу перестала быть чопорно серьёзной и хихикнула:
  - Хотите сказать, что никогда не обманывали свою жену.
  - Упаси господь! - воскликнул он "страшным" шепотом и сделал испуганное лицо. - У меня вообще нет такой привычки врать людям".
  
   - Владимир... Володенька! - шептали ему на ухо её губы, обжигая дыханием страсти. - Не бойся, не бойся никого, мой мальчик... помоги мне, мне это тоже нужно... пожалуйста забудь ты о них, пожалуйста... Есть я. Я сразу к тебе бросилась, как только ты меня позвал... Охрану, всех, ради свидания с тобой обманула, любимый... А они...плюнь ты на них...никто не придет, мой сладкий. Никто не позвонит...никого нет... Никто и пальцем тебя не посмеет... ты же бог телевидения... ты же их сам по стенке размажешь, верно? Расслабься же, наконец... Никто не узнает... ты же хотел этого, хотел, я знаю, и давно, и теперь... ты же не просто мне сегодня позвонил излить душу, да? Скажи мне - да?
   - Да, - хрипло и жарко выдохнул мужчина и крепко сжал упругие ягодицы партнёрши. - Я их всех трахну...
   Она глухо застонала, выгнулась, запрокидывая голову назад, потом словно неведомая сила снова бросила ее на полноватого любовника, и они в порыве захлестнувшей обоих страсти как-то не слишком изящно оказались на полу. Сучащие короткие, похожие на сардельки, ноги шоумена непредумышленно угодили в спящую комнатную собачонку хозяйки квартиры и та с противным визгом отлетела врезавшись в дорогую китайскую вазу.
   - Ну давай же, давай... - требовала женщина, ее ноги сплета-лись на заросшей жесткой шерстью мужской спине, жадный рот то впивался ему в короткую бычью шею, то покусывал за мочку уха, при этом шаловливый язычок щекотал ему слуховой проход.
   "Да что я, в самом деле! - рассердился на себя за робость наконец Соловьёв. - Всё, что ни делается, - все к лучшему! Нужно только правильно смотреть на вещи. Была, не была! Имя у меня есть. Деньги тоже. Сама кремлёвская принцесса у меня жаждет отсосать. А репутацию отмоем. Врагов наклоним и поимеем, надо только угодить принцессе. Такая игра стоит того, чтобы риск-нуть".
   Решив действовать сообразно обстоятельствам, Соловьёв по-настоящему дал волю рукам и, схватившись за ворот белой блузки, обтягивающей женскую грудь, дернул изо всех сил, разрывая тонкую ткань, потянул в стороны и вниз, связывая ею движения добычи. Потом, когда руки пленницы оказались прижатыми к
  ее бокам, он рванул на её талии пояс джинсов, застежка-"молния" не выдержала напора, мужчина стащил тесные брюки с длинных, на удивление сильных ног, отбросил в сторону, одним движением сорвал трусы и швырнул их себе за спину.
   - Трахай меня! - взвизгнула молодая баба, словно её болонка минуту назад, которая мешалась у него под ногами. - Трахай! Давай! Вот так! Ты же мужик! Ты их всех трахнешь.
   Соловьёв осклабился, запыхтев от нетерпения, стащил с себя брюки, сбросил пиджак, решив не тратить время на рубашку, приспустил трусы, раздвинул своими бедрами её ноги и...не вошел, а вонзился, врезался, как сверло врезается в стену, в теплую женскую плоть.
   Он ожидал, что дело пойдет с натугой, что его набухший член встретит сопротивление, но ТАМ оказалось мягко, мокро и горячо, ТАМ его ждали и, дождавшись, приняли в объятия с благодарным чавканьем.
   - Трахай! Трахай! Давай! Давай! Туда! В рот! Сзади! В рот! Везде! Еще! Так ты их всех поимеешь...
  
   ...Владимир не знал, сколько прошло времени с того момента, как они рухнули на пол. Кончив, он перевернулся на спину, не обращая внимания на покатившиеся по полу бутылки из-под дорогого шампанского, шуршащие служебные бумаги из рас-крывшегося портфеля, разбросанные сумасшедшей пляской двух сплетенных тел. Он лежал на полу и деловито размышлял о том, что ему делать с этой безумной страстью с её стороны и как начать говорить о главном. То, что её отец привык убивать своих и чужих, он естественно умолчал. Ему не нужна заступница, ему необходима готовая на всё ради него кошка. А в том, что она безумно влюблена в него, буквально как кошка, Соловьёв уже не сомневался. Он считал себя большим докой по части секса, неотразимым мужчиной, но то, что выдала сегодня барышня, стало даже для такого кота, как он, откровением. "Ну что же, нимфома-ния как она есть... Считай это подарком судьбы, нужно только точно рассчитать какие слова подобрать, чтобы последствия этого вечера спасли тебе жизнь".
   ... - Я люблю твоего отца, - решившись наконец, начал тёзка ВВП. - Он для меня самый родной человек. После тебя, конечно, любимая. Я предан Владимиру Владимировичу всею душой. Нет приказа, который я не выполню с наслаждением. Любое его желание - для меня закон. Я для него...что угодно, потому что обожаю этого человека. И так как ты его дочь, то....
   Он объяснялся в любви к её отцу, как не объяснялся собственной жене во время их бурного романа тридцать два года назад. Был расчёт, что дочь передаст папе эти слова. И конечно, он заверил барышню, что безумно влюблён в неё, а опостылевшую жену давно не любит и намерен с ней развестись.
   Но его ожидал облом. Всё оказалось миражом. Любовница сказала, что хоть ей и понравилось трахаться с известным журналистом, но у неё уже есть официальный партнёр из очень влиятельной семьи и рвать с ним она не намерена; и папе не надо знать об их мимолётном романе, ибо он хорошо относится к зятю и не одобрит поступка дочери. Одним словом, "я тебя хоть уже почти люблю, но ты не нашего круга персона, так что знай своё место, сиди тихо, и будь счастлив, что тебя подпустили к телу. А если будешь и дальше хорошим мальчиком, то время от времени мы будем встречаться".
  
  Глава 43
  Как и положено истинным революционерам, в своей работе члены Комиссия "по люстрации" опиралась на последние достижения научно-технической революции
   На вооружение ими была взята программа, созданная путин-скими программистами для выслеживания неблагонадёжных. В её основе лежали технологии искусственного интеллекта (ИИ). Бывшая программа тотальной слежки за россиянами "кракен" была переименована в "Зою".
  Используя тысячи поисковых параметров "Зоя" эффективно находила скрывающихся прислужников режима, запятнавших себя участием в преступлениях: судей, пиарщиков войны, продажных журналистов, деятелей искусства.
  ИИ без труда определял на архивных кадрах жестоких разго-нов митингов особо жестоких омоновцев. Даже маски и защитные шлемы "космонавтов" с "наглухо" тонированными забралами не могли помочь садистам с дубинками остаться неузнанными. "Зое" достаточно" было силуэта, биомеханики движений, чтобы по огромным базам вычислить нужного человека.
  Как только власть сменилась и специалисты перенастроили программу, она в считанные часы точно идентифицировала тысячи скрывающихся преступников и пропутинских активистов, хотя бы раз зафиксированных одной из миллионов уличных камер видеонаблюдения. Так были установлены личности "волонтёров", разрушавших в Москве, Питере, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде импровизированные уличные мемориалы подло убитым властями Борису Немцову и Алексею Навальному. "Зоя" довольно быстро вытащила из под коряги негодяев, которым очень хотелось пересидеть смутные времена, чтобы, когда всё успокоится, спокойненько заняться прежней хлебной работой уже при новой сласти.
  Так за пару суток были выявлено множество активных фаль-сификаторов выборов. А также креативщиков, создававших плакаты для пятых по счёту "украденных" Путиным выборов в рамках придуманного ими издевательского проекта: "Время любить" (и это в самый разгар захватнической войны! Когда народу внушили, что очень хорошо делать бомбы и снаряды для того, чтобы посылать с ними "любовь" бывшему братскому народу; а тысячам наёмников гарантировались большие деньги за убитых ими "из любви" украинцев).
  Список людей, продавших свою душу и профессиональные навыки дьяволу, рос как на дрожжах. И каждый пособник фашисткой диктатуры должен был понести заслуженное наказа-ние - общество жаждало мести.
  Однако, Модест Сергеевич Чистов понимал, что вызвать каж-дого мелкого стервеца на комиссию вряд ли получится, на это могли уйти годы и годы. Ведь их оказалась многомиллионная армия - людей, добровольно ставших подлещами, замаравшихся участием в самых низменных преступлениях режима. И что ему делать с этой огромной толпой? Нужно было срочно усовершен-ствовать ещё сырое законодательство о люстрации, и Чистов собирался поставить этот вопрос на ближайшем заседании Совета при правительстве России. Одно не могло не радовать - в теории возмездие вполне могло стать неотвратимым! Во всяком случае, технические возможности для этого имелись.
  
  Не менее эффективна "Зоя" оказалась против собственных коррупционеров, а они появились практически сразу (куда же без них), едва комиссия приступила к своей деятельности. Программа оперативно выявляла нестойких сотрудников среди коллег Чистова - падких на разного рода "благодарность" со стороны тех, кому грозила люстрация.
  Буквально вчера главный комиссар получил сигнал о том, что молодой сотрудник технического персонала его группы заподо-зрен в том, что тайно сливает информацию одному из тех, кем комиссия уже начала заниматься. Речь шла об одном кандидате исторических наук. Имя скромного учёного мало что говорило широкой общественности. Сам историк не лез в публичное пространство со своими ксенофобскими и античеловечными идейками, однако он был кем-то вроде элитного спичрайтера при крупных фюрерах, которым писал (явно не безвозмездно) статьи и речи. К примеру, о том, что Украина, Казахстан, государства Прибалтики и некоторые другие вернувшие себе независимость после развала СССР страны и народы, на самом деле не имеют на это никакого исторического права, и следовательно на России, её президенте, армии, народе лежит святая обязанность восстановле-ние попранной справедливости. Так сказать, лежит бремя старшего брата, позаботится о младших, потерявших головы от вольного воздуха свободы.
  Так же фамилия скромного учёного фигурировала среди авто-ров позорного единого учебника истории и обществознания. Школьникам навязывался крайне тенденциозный взгляд на историю государства. Авторами этого "труда" оправдывалась развязанная Россией фактически в центре Европы большая война и прочие мерзости позднего путинизма. И хотя фамилия скромного историка значилась далеко не первой в списке авторов, именно он, как выяснилось, играл там первую скрипку.
  Дело на первый взгляд выглядело ясным: есть негодяй, кото-рый делал карьеру и обеспечивал себе хорошее материальное положение, поставив свои знания и талант на службу преступному режиму. И есть сослуживец-предатель. Однако, изучив дело подробнее и главное расспросив виновного коллегу, Модест выяснил, что разоблачённый "Зоей" коллега-айтишник на самом деле никакой не "крот". Просто так совпало, что молодой человек давно знаком и дружит с дочерью попавшего в поле зрения комиссии папы-историка. И самое неприятное, что в переписке со своей пассией молодой человек имел неосторожность сообщить некоторые конфиденциальные факты об ей отце. Тем самым по неопытности выдав служебную тайну. Некрасивая, конечно, история, тем не менее не стоящая того, чтобы портить молодому человеку жизнь. Кто в девятнадцать лет не совершал ошибок, тем более из-за большой любви?
  Однако, надо было принимать какое-то решение. "Доктор Чистов", так его теперь именовали иностранные дипломаты и журналисты, расхаживал по своему кабинету, пытаясь избавиться от ощущения необходимости совершить что-то дурное.
  Теперь ему казалось нелепостью возрастающее вмешательство компьютерной стихии в святое дело восстановления справедливо-сти и в судьбы конкретных людей. Ещё вчера такого чувство у него не было. Если до сих пор "Зоя" и вела себя по отношению к кому-то из коллег слишком, даже неоправданно сурово, это не создавало особых проблем. Всё выглядело логично: коль человек оказался недостаточно чистоплотен в своих поступках, никто не собирался его выгораживать; людям с сомнительной репутацией было не место среди тех, кому доверено стать орудием справедли-вости. Наступила эра чистых рук! Это бывший чекист Путин десятилетиями разъедал душу народа цинизмом, разрушил общественные институты, подорвал веру граждан к судам, к самому Праву, к источникам информации, к правдивому слову. Четверть века люди жили без веры в справедливость, в беспри-страстность.
  И на них - на отборный отряд люстраторов, то есть, людей с кристальной репутацией, - теперь возложена высокая ответствен-ность это доверие вернуть!
   Так считал не только Чистов, но и другие видные комиссары тоже были солидарны с ним в этом.
  
  Глава 44
  И вот уже скоро сутки Модест Сергеевич колеблется в отно-шении своего младшего коллеги, принимая для себя то одно решение, то другое. Сутки сомнений в себе, в своём праве быть жёстким, сутки бездействия, фактически остановлена работа комиссии и безвозвратно теряется драгоценное время. И это в то время, когда его группа занимается проблемами, затрагивающими суть общественного устройства...
   "Лишь смех в глазах его спокойных под лёгким золотом рес-ниц", вспомнилась строка знаменитой поэтессы. Модест Сергее-вич в раздражении отвернулся от компьютера на своём рабочем столе, чтобы не видеть открытое, такое располагающее к себе лицо парня, его искрящийся от юности и доверия к миру взгляд, которому предстоит исковеркать судьбу, поставив на нём пожизненное клеймо предателя и Иуды.
  Мужчина подошёл к окну и несколько минут смотрел на пано-раму площади внизу...
  Однако, надо было что-то решать. Чистов резко повернулся и шагнул обратно к столу, долго всматривался в фотографию на мониторе. Юное лицо романтика, только начавшего мужать. Ещё совсем зелёный, совсем не знающий жизни. Модест его неплохо знал: неплохой парень. Жаль поступать с ним так, но выбора похоже нет.
  Правда айтишник приходился дальним родственником видно-му вождю революции...
  С другой стороны, Модест твёрдо знал, что авторитет его комиссии, его собственный авторитет - столь высоки, что вряд ли кто посмеет вмешиваться в их работу, чтобы заступаться за виновного, тем более за внучатого племянника и в общем седьмую воду на киселе.
  "И простить-то бедолагу никак нельзя, сам по своей мальчи-шеской глупости наворотил делов, не оставив возможностей помочь себе?", - продолжал страдать нерешительностью Чистов.
  Если человек оказался под подозрением у "Зои", то просто так замести всё под ковёр не получится. Программа обязательно проконтролирует, какие меры были приняты. И если посчитает, что вместо сурового, но справедливого решения по отношению к виновному, имел место новый фактор коррупционного сговора, то сразу начнёт сигналить наверх уже на Чистова...
   Искусственный интеллект хорошо работает с информацией, но тончайшие оттенки человеческих поступков ему не подвласт-ны. Что такое пылкая слепая юношеская любовь, жалость к оступившемуся, - этого бездушной машине к сожалению не объяснишь.
  "Где же профессор Соловей?" - Чистов озабоченно посмотрел на часы: Соловей опаздывал - небывалый случай! - опаздывал на встречу с ним. Профессор Валерий Соловей, - этот мистификатор от науки, - несколько лет вводивший страну и мир в заблуждение ложными сообщениями о смерти тирана, - неожиданно после революции сумел быстро отстирать репутацию и даже получил шанс на блестящую политическую карьеру! Он одним из первых выступил на своём популярном ю-туб канале ярым сторонником применения самой беспощадной люстрации к прежней элите.
  Чистову можно сказать навязали этого высоколобого ультрас с лысой как бильярдный шар головой. Впрочем, Соловей не был банальным проходимцем от науки, он сам подвергался репрессиям при Путине за свои политические высказывания: был изгнан из Новой школы экономики, где руководил кафедрой политтехноло-гий и пиара, был под судом и домашним арестом, однако непости-жимым образом избежал тюрьмы и лагеря (что у некоторых вызывало большие подозрения относительно его возможной работы на ФСБ в рамках некой большой игры).
  При встрече с Чистовым Валерий Соловей всегда заглядывал высокопоставленному комиссару в глаза чистым искренним взглядом и улыбался так проникновенно, будто показывал: "вот я весь перед вами без какого-то второго плана, не доверять такому человеку противоестественно! Всё, что я говорил, всегда оказыва-лось правдой, а если что и не оказывалось, так то делалось ради большого благого дела и история меня ещё многократно оправда-ет!".
  
  Наконец Модесту позвонил запоздавший профессор и прият-ным поставленным голосом опытного лектора сообщил, что ждёт его внизу у служебной машины.
  "Погода для мая установилась просто отвратительная", - про-должал словно по инерции размышлять Чистов, продолжая словно загипнотизированный всматриваться в открытое лицо парня на экране монитора. И, конечно же, не погода, а этот мальчишка был причиной его скверного настроения. Модест Сергеевич будто неосознанно старался впечатать образ айтишника в зрительную память, чтобы лицо человека, которому предстоит сломать жизнь сопровождало его всю поездку (а может, и всю оставшуюся жизнь). Похоже, он начал делать так, когда заметил за собой, что старание не видеть лица программиста на мониторе компьютера было чем-то большим, чем жалость и нежелание быть жестоким, - к этому нежеланию примешивалось чувство, в котором не хотелось признаться даже самому себе. Ведь скромный литератор старался внушить себе, что принял предложение войти в состав комиссии по люстрации исключительно из соображений высокой нравственности и долга перед больным отечеством, нуждающимся в исцелении...
  
  Глава 45
  Модест Сергеевич медлил, хотя пора было спускаться к ожи-дающей его машине, словно смутное прозрение сковало его страхом узнать про себя нечто такое, что может лишить его самоуважения и сил продолжать начатое...
   Впрочем, надо было что-то решать, и он твёрдо пообещал себе, что, как только представится возможность, поставит вопрос на голосование членов комиссии. Но прежде принципиально выскажет свою позицию по этому, в общем оступившемуся, молодому человеку, который ни в чём не виновен, кроме своей мальчишеской неопытности и доверчивости.
  А также со всей прямотой выскажется о "Зое", которая из помощницы в праведном деле мутирует в отвратительное чудовище, которое начинает манипулировать людьми, сталкивая их между собой.
  "Вот так-то будет лучше! - сразу приободрившись, говорил себе Чистов по пути к ожидающему его персональному автомоби-лю. - Всё-таки во мне силён живой, чистый разум, так неужели я позволю вертеть собой машине, которая призвана служить мне, человеку, а не манипулировать мною словно марионеткой. Конечно же нет! Просто я успел немного устать от непривычной мне нагрузки: каждый день мимо проходит вереница людей, и практически каждая услышанная история отравляет мне душу; но я ещё долго обречён на такое служение, ведь мне доверено обществом грязное, но совершенно необходимое дело - людям обязательно надо знать, что справедливость существует".
   Выйдя из здания и рассеянно что-то отвечая бросившемуся ему навстречу профессору Соловью, Чистов продолжал додумы-вать то, что не отпускало его:
  "Да, я очень устал от всех этих людей, - мысленно говорил он с горечью и сочувствием к себе, - я работаю с проникающей радиацией, от которой не убережёт ни одна броня, если у тебя есть сердце и совесть, тем не менее я обязан продолжать! В конце концов, для меня созданы все условия, чтобы я мог восстанавли-вать подорванные силы и продолжать работать. Каждый день я поднимаю крест, и это ценится теми, кто на меня смотрит".
  Чистов ощутил, как внезапно его губы передернулись, словно от пощечины, запрещающей ему думать об этом слишком далеко, и поймал себя на том, что глядит на ожидающий его на улице шикарный автомобиль бизнес-класса, словно на что-то неправиль-ное и уличающее его.
  Глава 46
  Среди ночи отцу Павлу позвонил старый друг и сокашник по духовной академии и заговорщицким полушёпотом попросил подписать письмо против преследования инакомыслящих священников и против возвращения смертной казни в России.
   - Нет, не подумай, с ума я не сошёл, просто представь себе, что все в церкви промолчат... Что скажут люди о нас потом.
  Павел заверил друга, что он целиком "за". Но только не сейчас, ибо как раз попал под колпак начальства и вопрос с его служением завис в воздухе. Стоит ему высунуться, как от него с удовольстви-ем отделаются, как от неблагонадёжного.
  - Ты сам знаешь моё положение, если бы речь шла только обо мне, то я ни секунды бы не раздумывал, но есть ещё близкие мне люди. Как я могу обречь их на страдания?
  - Не оправдывайся, Павел, - печально прозвучал откуда-то из ночи голос друга, - я и так всё это знаю. Не надо было мне тебе звонить и вносить смятение в твою светлую душу.
  Голос из мрака тяжко вздохнул:
  - Каждый раз ожидаешь чуда, хотя умом знаешь, что Бог сейчас не с Россией... Зачем я это делаю. Каждое прикосновение получается как ожог - нельзя подвергать дорогих тебе людей такому испытанию! В этом я с тобой совершенно согласен. Многим итак теперь тяжело, ибо приходиться на каждом шагу делать выбор. Но я думаю, каждый человек, если он не пустое место, хотя бы раз в жизни должен сталкиваться с таким или иным "прикосновением".
  - А каком прикосновении ты говоришь?
  Вместо ответа друг извинился и пожелал спокойной ночи.
  
   На следующий день перед началом службы отец Павел преду-предил прихожан о важной вещи. Он сказал, что литургия для него - не просто какое-то ритуальное действие, а момент, когда человек действительно предстаёт перед Богом. Здесь никак нельзя лгать или притворяться. Поэтому он сейчас должен им сказать, о чем намерен молиться.
  Священник начал с напоминания, что Церковь - это не клуб по интересам, а община единоверцев. Люди в ней - при всех возможных разногласиях - объединены евангельскими принци-пами.
  - И Евангелие для нас - единственная точка опоры, а там прямо сказано: "Не убий". У Церкви христовой всегда было очень четкое отношение к пролитию человеческой крови. Проклятие за это ложится на всех. Не только на тех, кто отдавал приказ, но и на всех, кто одобрил или промолчал.
  В храме вдруг отчего-то стало холодно, на лицах некоторых слушателей появилась холодная отчуждённость.
  Тем не менее молодой священник продолжал говорить тихо и очень серьёзно:
  - В Библии есть два таких примера. В Ветхом Завете Каин пролил кровь Авеля, и проклятие этой крови легло на всех его потомков. Второй момент уже в Новом Завете, когда евреи предали Христа на распятье. Это не осуждение евреев ни в коем случае, просто констатация отношения Церкви к пролитию крови одного, но очень значимого для нас человека. Сколько там могло поместиться людей на площади? Пусть триста, пусть тысяча. Всего тысяча человек кричали: "Распни! Распни!" - а проклятие легло на всех. Даже в светском законодательстве есть понятие соучастия, когда человек стоял, смотрел и ничего не сделал. По уголовному закону он все равно будет виновен.
  Вот, собственно, о чем отец Павел и сказал людям. Он просто напомнил им о человеческой душе. Но не все его поняли, и священник это почувствовал. Нельзя было исключать, что после этой проповеди на него появятся новые доносы. Тем не менее, как христианин, он чувствовал большое облегчение. Для отца Павла страх перед Страшным судом заключался не в том, что тебя Бог осудит, а в том, что ты перед Всевышним увидишь себя таким, какой ты есть на самом деле. Со всей своей неприглядной "начинкой". Что же касается доносчиков и доносов. То в этом смысле Павел заранее прощал подобный поступок любого из своих прихожан. Ведь это уже их отношения с Богом, не его проблема. Даже среди двенадцати апостолов оказался Иуда. И если сам Иисус простил Иуду, то как он грешный может осуждать кого-то? Конечно, можно сожалеть, что ты не достучался до чьей-то души. С другой стороны, как он мог заставить человека быть другим, если даже Бог оставляет людям свободу воли!
  
  После службы к священнику подошёл дьякон и сказал, что ему по срочному делу звонят от руководства. Услышав фамилию чиновника Павел поморщился, прежде этот человек на все просьбы рядового священника чем-то помочь неизменно отвечал отказом. Каково же было изумление отца Павла, когда "господин "нет"" с ходу радостно объявил ему по телефону, что молодому батюшке за его патриотическую позицию решено выделить государственный гранд на просветительские и прочие нужды. От озвученной суммы отец Павел на минуту утратил дар речи, только смотрел ошалелыми глазами на своего диакона и улыбался, как блаженный.
  Через пять минут, немного переварив услышанное, Павел перезвонил и долго благодарил чиновника и высокую инстанцию за помощь. Когда же в конце их разговора собеседник вдруг пригласил патриотичного батюшку прийти на следующий день в военкомат на проводы очередной группы контрактников на СВО, то отец Павел уже просто не смог отказаться.
  
  Глава 39
  Модест Сергеевич Чистов вместе с профессором Валерием Соловьём приехали на снос элитных поместий друзей Путина.
  Правда Чистов был противником сноса, ратуя на недавнем совещании за передачу имений социальным службам, профсоюз-ным и прочим общественным организациям, пусть в них органи-зуются бесплатные профилактории для пенсионером, пионерские лагеря, стартапы для начинающих гениев. Наконец, восстанови-тельные медицинские центры для инвалидов СВО.
  Однако возобладала точка зрения, что необходим показатель-ный снос посёлка воров, который много лет мозолил людям глаза и был объектом всеобщей ненависти.
  Оказавшись на месте событий Модест сам оказался во власти эмоций. Это было чувство глубокого внутреннего удовлетворения происходящим. Он увидел недавний рай для избранных. Вернее город греха и одновременно всеобщей зависти. О, это было сильно! Вот оно место, о котором ходили легенды! Здесь десяти-летиями компактно обитали господа страны: чиновники высшего ранга, силовики, миллиардеры из числа путинских друзей. За высокой внешней оградой царило вечное веселье, с лёгкостью исполнялись любые прихоти членов закрытого клуба....
  Когда Модест изголодавшаяся за время нищеты душа это увидела, она будто стала с торопливой жадностью насыщаться. Потому что... потому, - как это ни невероятно, - но он, ещё недавно городской парий, безвестный и никому не нужный, - сам, казалось, превратился в господина и зажил по-господски... Итальянский мрамор стен...собственные теннисные корты уровня Большого шлема, изумрудный английский газон полей для гольфа и поло...лучшие автомобили от лучших автосалонов мира, еда из любого ресторана планеты курьерскими вертолётами прямо из аэропорта... никаких забот и проблем... только нескольким сотням избранных семей знати, - всё это не чудилось прежнему Чистову даже в сладких грёзах...И вот он пришёл сюда! И не с чёрного хода. Конечно к своему новому статусу предстояло привыкнуть. Поверить, что приоткрывшаяся ему дверь в блиста-тельный мир не захлопнется у него перед носом. Нищему оборванцу, игрой случая дорвавшемуся до роскоши, свойственно дрожать при мысли как бы мимолётное счастье не закончилось быстро... И всё же это было его первое настоящее счастье, медовый месяц с полюбившей его жизнью.
  Правда Модест был лишён свободы извращаться, как прежняя обожравшаяся знать от своих уворованных капиталов. Тем не менее его положение в сто крат выигрышнее. Запертый аскетом в рамках своей строгой должности, Модест тем не менее чувствовал себя неизмеримо увереннее, чем они, - для них райское блажен-ство уже закончилось. Его же только начиналось. Его счастье пришло к нему навсегда. И даже когда он сложит с себя полномо-чия люстратора, для него ничего не закончится...как закончилось для бывших людей сносимой эпохи...
  
  Но мечты мечтами, а следовало признать, что работа на объек-те организована из рук вон плохо: бригады азиатских грузчиков по указанию судебных приставов и под защитой полиции выкидыва-ли личные вещи из конфискованных домов. Естественно всё сопровождалось проклятиями бывших владельцев недвижимости, воплями женщин, рёвом детей, лаем собак.
  И съехавшиеся журналисты, и проведавшие откуда-то о ред-костном "шоу" зеваки (вооружённая до зубов охрана посёлка давно разбежалась, и никто не препятствовал проходу на бывшую закрытую территорию всех желающих) с нескрываемым удоволь-ствием наблюдали за спектаклем. Все эти люди внезапно стали очень смелыми и свободными, хотя ещё недавно не смели и пикнуть против творящегося в стране беспредела.
  Возбуждённый профессор Соловей испытал просто восторг от зрелища разрушения бульдозерами хором баронов почившего князя тьмы. У него точно прибавилось доводов для самодоволь-ства, ведь сколько раз в своих роликах он предсказывал как это будет...и вот вам - вуаля! По мере крушения очередного дворца Соловей всё громче и бравурнее распевал залихватские куплеты вероятно собственного сочинения, при этом с каким-то особенным шиком пританцовывал на обломках чьей-то многомиллионной собственности, под восторженно-одобрительный смех операторов телекамер и собравшегося вокруг простонародья...Соловей называл это исторической справедливостью.
  - Бес! - крестил его поп местной поселковой церкви - жирный, словно беременный, лоснящийся от щедрых подношений, с массивным крестом на необъятных размеров животе весом наверное с пуд. "Золотой поп" для "золотой сотни" своих потерявших всё прихожан, не мог не понимать, что остался без булки с маслом и икрой. И от этого он пришёл в страшное расстройство и гнев.
  - Сгинь, сатана! - поп стал торопливо читать молитвы и брыз-гать святой водой на ирода проклятого, соловьём заливающегося по поводу несчастий бывших собственников.
  - Не возьмёт, Ваша долларовая святость! - бахвалился в ответ Соловей. - Мы вашему тефлоновому Рублевскому богу не по зубам! Зря ваши прихожане вам жертвовали в обмен на гарантии неприкосновенности. Где же обещанная крыша и страховка?
  Поп плевался, испуганно причитал "Бес, бес!", опасливо зыр-кал по сторонам на разочарованную паству; в конце концов он безнадёжно махнул рукой и пристыженный отошёл в сторонку со словами: "И на вас, иродов, найдётся управа".
  
  Глава 48
  Официальное приглашение прийти в военкомат поступило отцу Павлу уже через час после разговора с собственным церковным начальством. Обращаясь к нему по телефону сотруд-ник учреждения представившийся, как капитан Бочкин и почтительно назвал его "святым отцом". Этот Бочкин был по-военному прямодушен: "Окажите содействие армии, святой отец, благословите партию мобилизованных и добровольцев на святое дело мочить неправильных христиан. Я вот в Чечне был. Там мы "духам" навтыкали. Но те были другие. А эти как бы почти свои. Надо чтобы народ не сомневался".
  Главный военком город Королёв подполковник Аркадий Васи-льевич Украинский стоял возле своего кабинета в коридоре второго этажа и рассказывал сотруднице, что в пятницу под вечер ему на дачу завезли целый "КаМАЗ" навоза. Надо было обязатель-но до темноты успеть перетащить удобрение к себе на участок, чтобы сосед не позарился. Он так уморился, что успел лишь всё к себе на участок перевезти на тачке, но разбросать не успел. А ночью сосед с ведром всё равно перелез через общий забор.
  - По-воровски вторгся на мою территорию, супостат! Но я на чеку был. Так эта сука начал орать, что я как нацист напал на приличного человека с палкой под покровом ночи. Вот ведь козёл! Я на своей земле может должен был вора с поллитрой встречать? Хрен ему! Обломал о спину агрессора черенок от лопаты. Это моя земля! Мой навоз! Этот дом мой отец строил. В нём моя семья спала! Откуда я знаю, что дурак замыслил, может ему не навоз был нужен. Я ему так и сказал: ещё раз попробуешь сунуться без приглашения - убью. Так что не серчай, кум.
  У подошедшего священника и военкома состоялся короткий разговор по существу предстоящего дела. Правда под конец его приглашённый для конкретной работы служитель культа зачем-то попытался узнать ближайшую судьбу отправляемых на войну людей.
  Военком, подавив в вебе раздражение, терпеливо отвечал, умело обходя опасные темы. Мысль его словно шагала вдоль по коридору мимо опечатанных в приближении финансовой ревизии дверей военкоматской бухгалтерии.
  - Но ведь многие из этих людей, мне говорили, не имеют нужной подготовки, - волновался прибывший священник, интуитивно желая снять камень с собственной души. - Ведь их вначале должны отправить на обучение?
  - Ну да, - без энтузиазма соглашался военком. - А как же иначе?
  - Мдааа... - убито протянул всё понявший священник. - Но как же так?
  Военком бросил на него взгляд. Мутные его глазки похолодели.
  - Не задавали бы вы лишних вопросов, батюшка...
  
  Глава 49
  К моменту прихода отца Павла на место события у его помощ-ника уже всё было готово для начала церемонии благословения двухсот добровольно и принудительно взятых на войну мужиков и парней разного возраста на дальнюю дорогу и предстоящую им опасную работу. Облачившись в церковные одежды, отец Павел взял массивный крест и вышел на плац к людям. Ещё в здании ему прикрепили на рясу у подбородка радиомикрофон-петлицу, чтобы голос его всем был слышен и ничто не стесняло движений. Это было удобно. А вот второй сюрприз был из разряда неприятных. Уже на улице, перед строем рекрутов, какой-то военный настой-чиво всунул священнику в свободную руку автомат. Отец Павел пришёл в смятение оттого, что в одной руке у него крест, а в другой орудие убийства, отчего первые его слова прозвучали растерянно:
  - Я человек не военный. Извините.
  Однако стоящие поблизости военком и другие офицеры успо-коили и приободрили молодого батюшку. В результате отец Павел довольно связно отслужил молебен воинам, идущим на святую брань. Благословил их на начало благого дела иконой святого великомученика Георгия Победоносца с частицей мощей, привезённой благотворительным фондом ветеранов локальных войн. Окропил святой водой не только ратников но и их оружие. Для этого перед шеренгой призывников были расставлены зелёные ящики с открытыми крышками. А чтобы священник не стеснялся и окроплял обильней ему шепнули, что автоматы в ящиках ещё советского времени, взяты со старых складов хранения, так что можно на них смело брызгать водой. Всё равно каждый второй проржавел, не взирая на обилие смазки. Зато после иконы и святой воды они будут как только что с завода! - работать бесперебойно и точно попадать в цели!
  Напоследок, ощущающий жжение собственной совести, под-невольная марионетка в церковном облачении снова обратился к воинам с напутственным словом, в котором напомнил о необходи-мости молитвенного обращения к Богу посреди их ратных будней и упования на Его поддержку в любых обстоятельствах.
  - Война - это бедствие народное, - сказал батюшка и потупил взор. - Тот, кто её допустил - бич Божий, и попущен он на нашу землю за грехи наши и отступление от Бога. И придется за это народу пострадать и многим быть убиту и искалечену тяжко. Для армии наш город выставляет вас - мобилизованных и доброволь-цев. Таков ваш крест...смирения вам нести его! Но кому-то надо. Таков наш оброк перед Богом и людьми. Вы часть русского народа и живёте на русской земле, которую обязаны защищать от врага-супостата. Нашим прадедам в этом было легче. Они в 1945 году победили фашизм. Хотя многие и не вернулись. Не знаю, скольким из вас не суждено вернуться с этой войны. Но я искренне желаю вам вернуться! Конечно это бесстыдство - в данных обстоятель-ствах сравнивать вас и их. Они - это те, кто погибал от пули и штыка подлинных фашистов, истекал кровью в окопах Сталингра-да и того Курска, а не этого Курска... и кто выжил в той великой войне, чтобы родились мы. Они верили, что мы, как народ, были, есть и будем. И никакой фашизм нас не возьмёт. Ведь мы - великий русский народ!
  И тут выяснилось, что большинство слушателей ещё накануне начали отмечать своё отбытие на войну и едва понимают, что им вещают. Офицеры тоже не слишком вдумывались в смысл речи приглашённого батюшки. Единственным пожеланием оказавшего-ся рядом с оратором чем-то озабоченного военкома было, если возможно, то как-нибудь начать закругляться, чтобы отправляемая команда не слишком выбилась из графика.
  Отец Павел пожал плечами и закончил словами святейшего патриарха Кирилла:
  - Церковь осознает, что если кто-то, движимый чувством долга, необходимостью исполнить свою присягу, остается верным своему призванию и идет исполнять то, что его долг ему велит, и если в исполнении этого долга человек погибает, то он, несомненно, совершает деяние, равносильное жертве. Он себя приносит в жертву за других. И потому верим, что эта жертва смывает все грехи, которые человек совершил.
  Ну и тому подобный бред...
  - Короче, воины, - подхватил густым басом военком, "интелли-гентно" прерывая затянувшийся поток мыслей болтливого попа и придурковатого патриарха, - героям гарантированы большие деньги и награды, а павшим за веру, царя и Отечества - рай и десять миллионов семье. Ура, ребята!
  Мощные раскаты ответного "ура-а-а!" раскатились по плацу. Большинству слова вполне зашли, ибо отчаливающий народ не первый день пил как не в себя.
  В это время стоящие неподалёку от отца Павла офицеры, не стесняясь священника, прикидывали, сколько они, согласно спущенному Министерством плану, должны по разнарядке ещё отправить от города в этом месяце, и сколько в следующем, чтобы получить обещанные премиальные. И сколько из этого потока составят санитарные и безвозвратные потери живой силы. И это говорилось о людях, которые еще весело кричали, улыбались, смеялись, целовали и обнимали провожающих их жён, матерей, детишек, а уже через пару недель, максимум месяц, под украин-ской деревушкой с ещё недавно мало кому интересным в России названием, будучи разорваны в клочья разрывом 155миллимитрового снаряда, превратятся в широко разбросанные грязные куски мяса, которые достанутся бродячим псам и зверям, если их вовремя не соберёт в чёрный пластиковый мешок похоронная команда и не отправит назад этим самым жёнам и матерям. Кому-то из этих полных жизни мужчин и юношей повезёт больше и им лишь оторвет ногу, кого-то хрипящего, с кровавой дырой в боку, понесут на носилках. И все это на казенном языке называется "санитарные и безвозвратные потери".
  Пока молодой священник переживал услышанное к нему по-дошёл мужик лет 35 с красным лицом. С ним была девушка, сильно моложе его, которую он по-хозяйски обнимал. Мужик сказал, что он снайпер-доброволец. Снайпер (как и его жена или невеста) был сильно выпивши, возбужден, напористо, но сбивчиво попросил благословения.
  - А крестик носишь?- спросил священник.
  Снайпер вместо ответа достал кожаные, с блестящими заклеп-ками ножны, а из ножен извлек невиданный Павлом нож. Сверкающее прозрачно ледяное лезвие, цветная наборная рукоятка, словом, устрашающее оружие. Все виданные Павлом в музеях кавказские и арабские кинжалы далеко уступали этому произведению кровожадного искусства. Снайпер несколько раз виртуозными движениями со свистом рассёк воздух, желая продемонстрировать его острое лезвие.
  - Вот, батюшка, мой талисман! - выговорил он заплетающимся языком. - Однажды кореш, которому я спас жизнь, пришел ко мне и торжественно объявил, что со всеми его долгами покончено. И даже надолго вперед я становлюсь его должником. "За то, что я тебе подарю, ты меня два года будешь поить", - сказал он. И был прав. Мужики меня уже достали просьбами продать им этот нож. Серёге соседу, цепь на мотоцикле разрезал. Никто не верил. А он ключи от замка потерял. Говорю: "Ставь бутылку, разрежу". Он мне: "Ты чё, тут надо напильником". Я подхожу, наклоняюсь, хрякс и готово! "Заводи свой Харлей, свободен!" - говорю Серёге. В другой раз сквозь такие заросли прорубился, что пострашнее джунглей. А резать корни, сучья для костра или отбиваться от хохлов - это для такого ножа - семечки. На ночь с собой, у кровати, вешаю. Брату говорю, умру, прикажу в гроб с собой положить.
  
  - Зачем?
  
  - Для обороны. Там же тоже войны идут, еще пострашнее наших, а? А мне уж туда скоро, - уверенно ответил снайпер.
  
   Снайпер тяжко вздохнул и как-то зябко пошевелил могучими плечами. Его подруга тоже потускнела беспечной мордашкой и всхлипнула. "Неужели она из тех миллионов русских женщин, говорящих сожителям: "Поезжай на войну, бери, что хочешь, только предохраняйся!", - с ужасом подумал Павел.
   И ведь похоже напророчил себе снайпер. Что-то вокруг него было такое, что его уже вроде как и похоронили.
  Отец Павел вытащил припасённый копеечный крестик на простом шнурке и протянул его мужику со словами благослове-ния.
  Здоровяк тут же надел его себе на бычью шею. Только сокру-шенно сказал, что он же не может не материться, а с крестиком это нехорошо. Как тут быть?
  - А вы не материтесь, - просто сказал священник.
  - Тяжело.
   - А вы попробуйте.
  - Тяжело. Работа у меняя такая. Но постараюсь.
  - В бессмертие души веруете? Верьте. А душа в посмертное существование переходит такой же, какой она была при жизни? Поэтому стоит постараться - стать уже при этой жизни лучше.
  - Угу, - неуверенно согласился мужик.
  - А прежде крест у вас был?
  - Я ж говорил - выражаюсь. На день, особенно перед рыбалкой или посиделками с ребятами, снимал. На ночь обратно навешивал. Но подруга говорит, что, если выпью, то и ночью крепко матерюсь. Тогда стал класть крестик в ножны вместе с режиком. Чтоб не потерялся. А однажды с дуру или по пъяни решил проверить им остриё лезвия. Проверил. Остались от крестика две половинки.
  Вот и отец Павел после всего, чему он стал только что участ-ник и свидетель, чувствовал себя словно тот крестик. Чтобы сохраниться от внутреннего распада, он, как это присуще человеку, пытался подобрать себе подходящее определение, которое позволило бы выглядеть не таким омерзительным в собственных глазах. Пытался ответить себе на вопрос: "Кто он теперь?", чтобы найти приемлемый вариант и зацепиться за него, как альпинист альпенштоком на ледяной стене.
  "Кто я?" - снова и снова спрашивал Павел себя. Но ответы получал всё отвратительней: "Иуда", "ссученный зек при лагерном куме", "пособник и разжигатель войны".
  Так что сегодня с самооправданием дело обстояло совсем уж скверно. Павел словно стоял перед кривым зеркалом, в котором отражались какие-то ужасные рожи.
  За этим занятием к нему подошёл городской военком, пожал руку, объявил:
  - Меня ещё в прошлый раз впечатлила ваша речь перед вы-пускниками школы, батюшка. Помните я там тоже был. Так вот, мы вышли на своё руководство и согласовали вопрос с вашим награждением медалью Минобороны России "За Веру и служение Отечеству". Ею обычно награждаются военнослужащие за заслуги, проявленные при духовно-нравственном и военно-патриотическом воспитании личного состава Вооружённых Сил РФ, а школьники наш будущий контингент.
  Так же мы почти согласовали вопрос с оказанием вашему приходу шефской материальной помощи.
  Удивительно, но подарки вдруг посыпались на отца Павла, как из рога изобилия. После вечерней службы в храме к нему подошёл приходской староста и поделился радостной вестью: его средний сын вернулся в отпуск с войны и завтра отец приведёт его к батюшке на причастие. Прежде староста уже хвалился сыном, который воевал пулемётчиком и несколько раз награждён командованием.
  Отец Павел хотел ответить, что по древнему церковному обы-чаю, люди вернувшиеся с войны, тем более братоубийственной, и убивавшие там, - в течении трёх лет не допускаются до святого причастие. Так следовало ему ответить этому человеку, тем не менее своему приходскому старосте Павел не мог отказать, ведь тот на радостях принёс любимому батюшке коробку с новеньким мобильным телефоном, на который, оказывается, деньги собирала вся община.
  - А то мы всё смотрели, смотрели, батюшка, на ваш старенький кнопочный, и говорили между собой, что непорядок это большой, когда у такого хорошего священника и такая негожая вещь. Зато теперь, святой отец, вы всегда будете на связи с людьми! А уж то, что с Богом нашим Вы, батюшка, и без телефона всегда на связи, - так в этом никто и не сомневается!
  
  Глава 50
   Собравшаяся на месте сноса бывшего элитного посёлка толпа одобрительно хихикала и подзадоривающе восклицала в адрес смуглолицего азиата-бульдозериста: "Давай, Саид, айда их! - дави гусеницами сучьи норы! Круши новый Рейхстаг!".
  И бульдозер танком победителей крошил руины дворцов им-перской знати рухнувшего путинского рейха.
  Видя такое дело зеваки почувствовали новый прилив праведно-го гнева, прониклись вседозволенностью по отношению к бывшим хозяевам жизни.
  - Что ты можешь повторить, сука пархатая? - тыча заскоруз-лым пальцем в наклейку на заднем стекле новенького "Порше" с популярным у зэтников и "победоносцев" сюжетом похабного содержания и призывом "Можем повторить!", вопрошал к хозяину элитной иномарки (одному из местных обитателей) коренастый бородач с простым русским лицом.
  - Я спрашиваю тебя, что ты можешь повторить, жирная кур-шавельская жопа?! Снова сорок миллионов наших положить? Простых "нищебродов", как вы нас называете, падла! Поколение двадцатилетних пацанов в топку бросить, чтобы самому со своим поганым выводком слинять к своим западным счетам и виллам! Да, мразь? Отвечай!
  
  И шутовство Соловья, и озлобленная безжалостность собрав-шихся людей, и азарт приезжего бульдозериста одинаково заставляли сердце Модеста трепетать в приятном волнении. Ведь это всё творилось его властью!
  И когда владельцы уничтожаемой собственности разглядели в новом человеке того самого люстратора Чистова и переключили свою ярость на него, то Модест Сергеевич невозмутимо принял на себя весь вал проклятий и женского визга. В чём его только не обвиняли! Высокопоставленный представитель новой власти слушал спокойно, а чтобы его не разорвали в клочья, к чиновнику со всех сторон подтянулись полицейские и росгвардейцы.
   - Душа-то есть у тебя? Есть душа? - вопрошал у Модеста раздосадованный здешний батюшка, которому не приходилось ещё наталкиваться на подобное ледяное спокойствие. - Камен-ный ты что ли? Детишек же крова лишают по твоей милости, а ты молчишь... Ты человек, или голая функция?
  Модест Сергеевич слегка дёрнул плечом и ничего не ответил, - он стал привыкать к разным нелицеприятным эпитетам.
  Пожилая женщина в платочке и местный батюшка молча переглянулись красноречивым взглядом, ясно говорившим, что всякой испорченности бывает предел, за которым начинается нечто инфернальное...
  Впрочем Чистову было достаточно поднять руку и снос был приостановлен. Такая власть произвела впечатлений на домовла-дельцев. Она не могла не вызвать уважение у людей, которые по себе знали что это такое. Страсти немного улеглись. Выслушав суть претензий, Чистов снова жестом остановил крики и сказал:
  - Я вас услышал. Мне тоже не нравится идея сноса этих пре-красных поместий, но решение принималось большинством голосов. И вы должны знать, что наша комиссия только рекомен-довала восстановить справедливость. А техническое решение действовать таким радикальным способом приняла другая инстанция. Мы ведь не суд...
  При всём при этом, выданные вам постановления на выселение остаются в силе, и вы обязаны подчиниться и освободить территорию. Ваши дома построены на землях, относящейся к природоохранной зоне, а это уже грубейшее нарушение закона. Есть план местности, можете с ним ознакомиться. Чтобы возвести здесь посёлок были подделаны документы и вырублен лес. Как один из вариантов следующих действий государства: после того, как участок земли будет зачищен от незаконных построек, будет проведена рекультивация и высажен новый лес.
  Чистова слушали угрюмо, но не перебивая, и он продолжал:
  - Советую действовать через суд, - ведь к вашим услугам луч-шие адвокаты, - так что поторопитесь обжаловать не утраивающее вас решение, пока вашу собственность не снесли окончательно или не заняли пенсионеры и детвора. А я постараюсь всё-таки предотвратить дальнейший снос, пусть ваше бывшее имущество послужит людям, которых вы десятилетиями обворовывали.
  - Вы выселяете не только нас, но и наших детей, которые здесь родились и выросли; а также наших стариков, которые всю свою жизнь отдали служению родине! - бросила Чистову в лицо упрёк молодая ухоженная женщина с тонким интеллигентным лицом, кажется он недавно видел её на презентации своей новой книги.
  - Даже наших животных не пощадили, "защитнички природы"! Теперь нам остаётся их отдать на усыпление, ибо бедных котов и собак тоже ожидает участь бездомных.
   - Послушайте, мы государственное учреждение, - спокойно отвечал атаковавшим его женщинам Модест, - существующее за счет налогоплательщиков. Мы действуем в интересах всего общества. А насчёт ваших якобы несчастных родственников и питомцев - не кокетничайте! Наверняка вот конкретно у вас, мадам, и у вас, леди, или у ваших мужчин за границей существуют банковские счета и другая собственность.
  - И поэтому вы проповедуете, что справедливость, - это просто, как автомат Калашникова! Иными словами, грабь награбленное? Не боитесь, синьор комиссарствующий писатель, что с вами тоже когда-нибудь так обойдутся?
  - Именно к такому выводу можно прийти, если не читать моих книг. Но в них написано другое, мы просто возвращаем народу то, что у него украли.
  - А как насчет позора для института люстрации в глазах всех мыслящих людей? Ведь такие люди определенно еще остались где-то, и они увидят репортажи о том, как нас выкидывают из своих домов.
  - Почему мы должны беспокоиться о каких-то гипотетических критиках? - вмешался Соловей. - Наша интеллигенция молчала, когда при Путине людей, протестующих против узурпации власти старым тираном и начатой им мясорубки, "винтили" на улицах "космонавты". Почему-то никто особо не возмущался, когда давали сталинские сроки за изображение голубя на майке. Когда отнимали квартиры у уехавших за границу несогласных... Мы пришли воздать террором за террор...и лишь потом вернём обществу права человека и высокий гуманизм.
   "Доктор" Чистов мог бы счесть последнюю фразу неистового Соловья чем-то лишним и выходящим за пределы разумного, будь она произнесена с ненавистью, завистью или злобой, но отсут-ствие этих эмоций на приятном лице академического деятеля, небрежная легкость тона, легкость, предполагающая усмешку, впечатлили его артистизмом.
   Зато Модеста снова скребануло по сердцу воспоминание о проблеме, которую ему предстоит решить. Перед мысленным взором Чистова снова возникло лицо молодого айтишника, которого ему предстояло либо с позором уволить, либо не делать этого. Точно также он поставил свою подпись под рекомендацией к суду принять решение о сносе этого посёлка... хотя заранее знал, что по русской традиции, - которая никуда деться не может, не смотря ни на какие "оттепели" и революции, - всё неизбежно выльется в отвратительный погром и сведение счётов....
   Потому-то Модесту Сергеевичу очень хотелось бы поступить с молодым коллегой мудро и гуманно. Хотя бы раз проявить "неправильный" гуманизм. Простить мальчишке вину и оставить на работе.
   Но потом он опять стал думать о том, что на такой должности, как у него, человек не имеет право на личные пристрастия. Надо учиться непредвзятости и твёрдости! Модест прикрыл веки и представил, как вычёркивает фамилию пойманного "Зоей" парня из состава комиссии, и сразу почувствовал удовлетворение от того, что сделал это спокойно. Он уже проделывал подобное за последнее время. Сначала бывало трудно, начинала терзать жалость к человеку, но со временем становилось легче. "Настанет день, - сказал себе Модест, - когда я смогу относиться к такому карающему росчерку, как к общественной необходимости".
  
  Глава 51
   На пике ситуации, когда страсти достигли апогея, Модест, как и положено главному герою, произнёс ключевой текст своей роли в этом мини-спектакле. Подходящий момент как раз наступил - обычно везде увивающаяся за ним хвостом пресса на этот раз немного отстала и как раз только что подтянулась на место событий.
   Убедившись что он в фокусе теле-фотокамер, Чистов легко вскочил на подножку бульдозера, распахнул дверь его кабины и крепко пожал руку парню, буквально вынудив опешившего работягу оторваться от своих рычагов. Под ажиотажное стрекота-ние электронных затворов и вспышки фотокамер Модест прицепил на грудь спецовки растерявшегося работяги медаль ордена "Крест свободы". Мизансцена разыгрывалась в высшей степени профессионально - используя строительную технику в качестве трибуны-"броневика", оратор эффектно повернулся к журналистам и принял наиболее телегеничную позу. Настал момент зафиксировать талантливую "импровизацию", толкнув подготовленную речь.
   На этот раз Чистов призвал власть и общество к необходимости найти абсолютно всех, кто в годы тирании, и в особенности войны не побоялся, не смолчал, так или иначе подняв свой голос против произвола властей. Требовалось отыскать каждого такого героя - большого или маленького, чтобы наградить Крестом свободы, одной из четырёх его степеней, а также персональной пенсией или прочими отличиями от благодарного Отечества.
   - Потому что если мы, как общество, снова этого не сделаем, отложим "на завтра", сошлёмся на отсутствие возможностей, позволим более насущным и важным делам отвлечь себя от этой архиважной работы; не отыщем каждого, кто посреди всеобщего страха и равнодушия выразил свою гражданскую позицию - ради себя, ради будущего своих детей, ради нашего общего будущего, - то грош нам будет цена!
   Свой как обычно страстный публичный спич даровитый оратор закончил классическим призывом: Никто не должен быть забыт, и ничто не должно быть забыто, друзья!
   Естественно, сорвал бурные аплодисменты...
  
   Стоило высокопоставленному люстратору на несколько минут снова оказаться в тени, остаться одному, как к нему тут же подрулил один из местных обитателей с недвусмысленным предложением. Незнакомец напряжённо улыбнулся Чистову "по-волчьи", то есть, не размыкая губ, ибо у любого хищника показать зубы, означает сразу выдать дурное намерение.
   Этот тип словно выслеживал его и ждал своего шанса, чтобы с ходу без обиняков предложить огромную взятку.
  - Да вы с ума сошли? - даже растерялся Чистов от такой наглости.
  - Знаю, вас называют неподкупным, - вкрадчиво нашёптывал соблазнитель. - Так оно и будет! В этом смысле ничего не изменится.
  - Нет! - попытался с ходу обрубить разговор Чистов.
  - Понимаю. Однако, не спешите отказываться, Модест Сергеевич. Я узнавал, это будет Ваш оклад на сто лет вперёд. Таким образом Вы сами и поколения ваших потомков будете обеспечены! При этом Вы ничем не рискуете. Я просто назову Вам код от банков-ской ячейки в одной из европейских стран. Не надо ничего мне отвечать, я всё пойму по вашим глазам...
   На губах скользкого типа появилась гаденькая улыбочка и он, склонившись к уху люстратора, прошептал заветные семь цифр (которые удивительно легко запоминались, ибо звучали словно детская считалка). Словно змеиным языком он пощекотал Чистова по мочке уха, потом снова улыбнулся с удовлетворением, и произнёс довольный:
  - Я знаю, - Вы порядочный человек...
  - Напрасно стараетесь, все решения мы принимаем коллеги-ально.
  - И всё-таки с Вами считаются, - спокойно возразил искуси-тель. - У Вас авторитет! Всем известно, Чистову достаточно лишь высказать своё частное мнение и судьба человека сделает крутой вираж в лучшую сторону. Смена власти - опасный бизнес, и Вы в числе главных игроков. Не теряйтесь, - такой шанс представляется лишь раз в жизни.
  Да уж, прав проклятый змей! Видит его насквозь! Была одна особенность в его новом положении, которая позволяла экс-писателю ощущать жизнь с особой силой, усугубляя ситуацию дилемой, - и влияние её было чуть ли не сильнее всего, хотя он и старался не отдавать себе в этом отчёта. Он мог ломать жизни людей, как хворост, а мог воздерживался от жести, и даже спасать. Некоторым, кому оставалось лишь выпасть из окна, он велико-душно помогал. Как спас главу ВЦИКа Эллу Памфилову, хотя мог... Как спасал одного коллегу-писателя, кладя под сукно доносы на него. И даже тайно хранил флешку с его произведения-ми. Ибо хоть и сказал классик, что рукописи не горят, а ведь ещё как горят, даже в цифровую эпоху. Зато ты спасаешь душу. А как сказал Спаситель, спасший одну душу - спасает Вселенную...
  
  Не успел Модест закончить один напряжённый для себя диа-лог, как к нему тут же подошёл другой неизвестный. Вид его за десять шагов не понравился Чистову: рыженький, конопатый, личико крохотное, будто сморщенное.
  - О чём это вы только что беседовали с этим типом, - напрямик спросил рыжий так, будто имея право требовать отчёта. Очень похоже на спланированную провокацию.
  Модест Сергеевич окинул провокатора внимательным взгля-дом и зрелище ему ещё больше не понравилось: нос, уши, рот, бегающие глазки, манера двигаться всё это вместе создавало неприятное впечатление. Крыса-шушера. Скользкий тип. Прирождённый стукач и провокатор, каким найдётся применение при любой власти. Что за крысиное место! Будто вторая Лубянка.
  - Я наблюдал за вами, как вы с ним секретничали, - сообщил рыжий. - Я знаю кто вы, и кто он, учтите это.
  Модест преодолел в себе вязкий страх и заставил себя не отво-дить пристального взгляда он физиономии свалившегося ему на голову провокатора.
  В конце концов тот забеспокоился:
  - Что это вы так на меня смотрите?
  - Я узнаю эти глаза, - веско сообщил Чистов, прищурившись. - У нас есть специальная программа...она выявляет бывших осведомителей ФСБ, активистов, и прочих негодяев. Это ведь вы настучали на известного режиссёра и ещё на одного честного поэта и они по вашей вине отправились на годы во этапу в лагерь, не так ли? А не вы ли били дубинкой по головам студентов и молодых девушек, вышедших протестовать против нападения России на Украину? Признайтесь, нет смысла отпираться.
  На носатой физиономии вместо изначальной самоуверенности теперь расползалась испуганная растерянность.
  - Вы что-то путаете, я стэндапер.
  - Ну и что, стэндапер тоже может в свободное от основной работы время бить людей дубинкой по головам и доносить.
  Модест Сергеевич жёстко улыбнулся, ощущая прилив долго-жданной злой лёгкости:
  - Напра-асно...вы были так убеждены, что ваши грязные де-лишки надёжно похоронены. Многие так думали. Считали, что прошлое глубоко захоронено, уничтожено: пропущено через специальную машину для уничтожения бумаг, сожжено в топке, и им ничего не грозит. Опасное заблуждение. Перефразируя слова классика, сообщаю: улики не горят!.. Эй, куда же вы?!
  Активист бросился наутёк, затравленно озираясь.
  Модест провожал глазами улепётывающую фигуру и вдруг отрывисто рявкнул:
  - Стоять!.. Стоять, я сказал!!!
  Беглец мгновенно замер на полном ходу.
  Модест подошёл чётким чекистским шагом. Приказал:
  - Руки за голову, ноги на ширину плеч.
  Прошмонал для видимости. Подумал, покачиваясь с носка на пятку, сказал:
  - Надо бы вас задержать... Но у меня нет времени сейчас. Лад-но, пока идите.
  Рыжий быстро закивал и забормотал слова извинений и благо-дарности.
  Чистов строго предупредил:
  - Только не надейтесь, что мы о вас забудем. Думаю по итогам вызова на Комиссию выпишем вам санаторную путёвку в Украину, там сейчас очень нужны рабочие руки на восстановительных работах.
  - Да, но я ведь говорил уже Вам, я стэндапер, - заискивающе напомнил носатый.
  - Ни-че-го! Сделаете перерыв в эстрадной карьере, поработаете с годик физически на свежем воздухе: покатаете вагонетки с битым кирпичом, помашете совковой лопатой, зато укрепите здоровье, разработаете лёгкие, поразмыслите на досуге на общефилософские темы, глядишь, вернётесь полным творческих идей и в отменной сценической форме... Ладно, ступайте пока...
  - Но почему?!
  - Потому что - люстратор решает! - вырвалось у Чистова гор-деливое.
  - А за тобой тут кое-кто давно наблюдает, - отреагировал мо-ментально и неожиданно собеседник.
  - Что?!
  - Как ты тут важно вышагивашь, заносчиво неся на хилых писательских плечах свою непропорционально крупную голову гофмановского Щелкунчика... бл...не слишком понимаю, что это значит, по мне так у тебя вид борзого фраера, присвоившего себе не по понятиям чужую приблатнённую масть.
  Что-то вдруг произошло. Опасная, но трусливая гиена, только недавно дрожащая от страха перед Чистовым, вдруг превратилась в непредсказуемого в своей злобе и силе медведя-шатуна, к тому же с пистолетом под мышкой. Изменились глаза фальшивого "стэндапера", из них пропал страх, зато появился весёлый злой интерес.
  - Как вы смеете так говорить со мной...
  - Ладно, считай, что Скрепа тебя испугался. Только учти, попробуешь люстрировать меня, я тебе нос откушу, и мне за это тоже ничего не будет.
  - Любое насилие - не метод, - попытался встрять между ними третий, случайный человек оказавшийся молодым священником, которого Чистов здесь прежде не замечал.
  Впрочем, бесстрашный комиссар-люстратор и сам мог за себя постоять:
  - Нос вы мне откусить, любезный, не сможете в любом случае, - это будет выглядеть слишком вызывающе, ведь я тут при исполнении.
  - Всё равно сделаю тебе очень-очень больно, - продолжал угрожать "стэндапер". - И это вялое говно в рясе меня не переубе-дит проявить христианское милосердие.
   Загадочный псих выдержал внушительную паузу и добавил:
  - И не посмотрю, что мы с тобой вроде как единоутробные братья. Пусть мне попик сколько угодно поёт про братскую любовь.
  - Мой долг не обращать внимания на угрозы, - с достоинством ответил Модест.
  - Посмотрим. Но я тебя предупредил.
  - Если бы меня было так легко запугать, я бы не согласился на эту миссию.
  - Ладно, "неподкупный", договорим после, - насмешливо про-говорил на прощание странный псих по кличке "Скрепа"
  
  Глава 52
  По пути из приговорённого к сносу посёлка обратно в Москву Модеста Чистова нагнало приятное и неожиданное известие: его непонятно за какие-такие заслуги решили представить к высшей награде новой России - Большому Кресту Свободы. К награде прилагался внушительный пакет привилегий: большая квартира в элитном доме без необходимости оплачивать коммуналку. Премиальная квартира находилась в знаменитом маршальском доме на Тверской, в полукилометре от Кремля, куда он часто теперь ездок. Фасад придворного дома украшали десятки мемориальных досок в честь живших в нём в разное время генералов и адмиралов, Героев и народных артистов. По соседству с ним оказывается (как ему радостно сообщили) жил скончавший-ся лет десять назад легендарный главреж Современника Олег Ефремов! Поселиться в таком "коммунальном колумбарии" было чрезвычайно почётно...
   Люди, которые всего полгода назад на зарубежных конферен-циях щедро раздавали друг другу министерские портфели, которых долго именовали в России "клоунским правительством", "болтунами типа "пикейных жилетов", которые нелепо играют во власть", теперь щедро раздавали блага...не забывая, конечно, и про себя...
   Спасибо им, конечно, за заботу, за место в "филиале Новоде-вичьего кладбища". Они ведь от души хотят его наградить после десятилетий обделённости всем. Госдача, пожизненная пенсия и прочее, и прочее. Было приятно. Только немного смущало, за что ему такая честь?
  Пока, он по большому счёту ничего такого не успел совер-шить. Разве что случайно спас несколько никому не нужных жизней. Когда взбунтовавшиеся солдаты в горячке первых часов революции выводили из здания Государственной Думы партиями депутатов и тут же ставили их к стенке, он случайно оказался поблизости. Уговорами ему удалось избавить от расстрела несколько женщин из двух последних партий смертников. Невелика заслуга, хотя... Ну ещё раздал пару сотен интервью. Но это тоже не подвиг - потакать мелкому тщеславию, чтобы схватить побольше хайпа после многих лет полной безвестности, - не велика заслуга. Пожалуй, гордиться можно было лишь выступле-нием на грандиозном митинге на Болотной площади...у огромной кучи путинского дерьма. Там, за кинотеатром "Ударник", должен скоро появиться памятник героям событий на Болотной площади 2014 года. Точнее сказать: мученикам Болотной, ибо тот, ставший легендой, митинг против узурпации власти тираном был жестоко разогнан десять лет назад ОМОН-ом и многие его участники на долгие годы попали за колючую проволоку.
  Собственно пока Модест мог себе отчасти поставить в заслугу, что сумел пробить в новом правительстве Москвы решение о сносе позорища в виде кучи дерьма и установке на его место мемориала в честь борцов с тиранией.
  
   Вспомнился Модесту недавний разговор с одним из вождей революции, недавним эмигрантом, на которого неожиданно отыскалась неприятная папочка в архиве ФСБ. Соратник самого Навального по Фонду борьбы с коррупцией очень хотел избежать огласки своего досье. И в приватном разговоре с глазу на глаз буквально умолял Модеста о "маленьком одолжении" (которое для Чистова могло потянуть на обвинение в превышении должностных полномочий). Но как было отказать прославленному борцу с проклятым путинизмом! Чистов обещал подумать, и вот...
  "Неужели мне хотят этим орденом снова всучить взятку?.. Похоже на то, - на удивление спокойно анализировал Чистов. - С другой стороны, это ли не долгожданный успех?!".
   Он так устал быть пустым местом, автором, которого редакто-ра из издательств держат за лакея "чего исволите-с?", человеком без нормальной профессии, фактически маргиналом, - и вот он стал "доктором Чистовым", к которому новая власть относится любовно и нежно; угрюмые, безжалостные революционеры, как известно, любят детей и писателей. Детям они вернули нормаль-ные учебники и веру в светлое будущее....а что касается писате-лей, то нынешним властителям страны, конечно, приятно, что в литературе нашлась подходящая грудь, на которую можно повесить, внедрённую вместо прежних путинских "железяк", награду новой Прекрасной России свершающегося будущего. Для них такого, как он, "властителя дум", сам Бог послал, так, наверное, они должны думать о нём.
  И разве не его ли законное место в этой прекрасной России настоящего-будущего предрёк ему на долгие годы вперёд недавний скользкий мздоимец на руинах прежней жизни, сунувший ему ловко взятку и готовый на радостях выплакать благодетелю все слёзы? Не его ли влажные уста, которые прошептали Чистову на ухо заветные цифры от банковской ячейки в Берне, добавили к коду сладко-щекочущее: "Мы вас любим! Мы вас очень-с-уважаем"? И хотя нынешняя награда выглядела продолжением ловкого коррупционного фортеля, но, О Боже мой! - с каким наслаждением и удовлетворением Модест воспринимал это совсем новое для него сладостное: "Мы вас любим-с-уважаем-с!". И ничего нет удивительного в том, что его отвыкшее от любви, закомплексованное, давно нетронутое лаской, истосковавшееся по ней сердце радостно откликнулось навстречу этим симпатиям, доброму отношением к нему мира и тёплым лучам всеобщего почитания.
  Так что всё неприятное, включая странного рыжего провокато-ра, назвавшегося неожиданно братом со странным именем "Скрепа", быстро выветрилось из головы Чистова.
  
  Глава 53
   Отец Павел встречал дорогого гостя на крыльце своего храма. Поднявшись по ступеням, гость по-хозяйски испросил от священника благословения для себя и приехавшей с ним девицы. Простая учтивость обязывала священника не задавать неудобных вопросов. Хотят отец Павел и видел, что перед ним блудница, годящаяся по возрасту своему престарелому любовнику даже не в дочери, а во внучки! Имея жену и трёх детей старый греховодник открыто пренебрегал семьёй. С его нынешней супругой отец Павел был немного знаком, а вот любовницу видел впервые. Хотя наверняка их у богатого развратника была не одна... А ещё он поддерживает войну. О нём идёт дурная слава, как о человеке финансово нечистоплотном, жадном и подлом. Нанимая гастар-байтеров на свои стройки, он часто кидает своих работников на деньги. Ворует и распиливает казённые бюджеты. Своё состояние он фактически украл в девяностые годы. Двое его компаньонов по бизнесу были убиты наёмными киллерами...
  С другой стороны, приехавший на дорогом джипе, в сопровож-дении охраны, бизнесмен, был не просто один из спонсоров бедного прихода - главный его меценат, благодетель, глава крупной строительной компании.
  Бизнесмен был одет согласно духу времени - в стиле "милита-ри": в добротный костюм полувоенного вида и высокие шнурован-ные ботинки на толстой подошве. Всё конечно американского и западноевропейского производства. Держался меценат очень уверенно. По ходу разговора со священником щупал спутницу за упругую попу, откровенно скучал и жаждал сильных впечатлений. Поинтересовавшись делами прихода, гость соизволил предложить настоятелю храма показать ему своё скромное хозяйство.
   "Черт меня дернул сказать колченогому, что у меня отпева-ние!" - смущённо подумал поп, и представил, как могло быть дело:
   "А не завернуть ли нам поглядеть на мертвеца в гробу при свечах и хоре? - наверное сказал меценат по пути подружке, как прежде говорили купцы своим "матрёшкам": "А не поехать ли нам к "Яру" или в "Славянский базар" послушать цыган, поглядеть на пляски дрессированного медведя под балалайку и отведать расстегав да блинков с осетриной и икрой?
  - Что я покойников не видела? - должно быть фыркнула девица. - Было бы на что там смотреть!
  - А это мы сейчас узнаем - меценат должно быть велел своему секретарю перезвонить в подшефный храм, чтобы уточнить, кто нынче у них тут в гробу.
  - Некто попов, говорят, - ответит боссу через минуту секретарь.
  - Ну и что! - надулась барышня. - Какой-то Попов. Тоже мне, звезда! Вот был бы Путин, - было бы зрелище. На Путина в гробу, я бы поехала, а то...".
  Тем не менее пришлось отцу Павлу преодолевать в себе внут-реннюю брезгливость. Да, не должен священник унижаться и выпрашивать деньги на храм. Ну, не должен священник, которому подобает пребывать в молитве и служении, попрошайничать! Не должен - а приходиться!
  Отец Павел почтительно показал гостям трапезную, где кормит стариков и малоимущих, помещение для воскресной школы, склад для сбора вещей нуждающимся. Особенный акцент сделал на тех местах, которые нуждаются в срочном ремонте.
  Церковь восемнадцатого века кое-где была облицована новень-ким мрамором от спонсорских щедрот, но тем убийственнее торчали наружу кирпичи старой кладки Для того чтобы привести аутентичные своды в божеский вид и освежить авторскую роспись кисти знаменитого богомаза требуется по смете миллионов десять. И иконостас не мешало бы пополнить ликами святых чтобы заступники даровали свет и тепло святому месту, да помогли погасить накопившиеся долги по коммуналке. Помимо икон нужно пригласить хороших электриков, ибо стоит перегореть древней проводке - и весь храм, каркас которого сложен преимущественно из дерева, окажется во власти пламени. А ещё необходим капитальный ремонт отхожего места, замена водопроводных труб и много чего ещё.
  Спонсор ходил вслед за отцом Павлом словно по одному из своих строительных объектов и явно решал для себя, зачем ему вкладываться в эти исторические руины. А чтобы вызвать у него аппетит помочь и поднять настроение хозяева поднесли дорогим гостям в трапезной монастырского вина с подобающей закуской. Гости ещё добавили вискарика, привезённого с собой. После чего всё кругом, что им вначале казалось мрачным и скучным, в том числе постные лица святых на стенах, глядящие на них будто с выражением застарелой зубной боли, уже не навевали на визитё-ров такой смертной тоски. "Гвоздём пикниковой программы" должен был стать отрывок из обряда отпевания, которое специ-ально немного задержали ради визита важного человека.
  Гости с шутками и смешками занимают места "в партере" с видом на выставленный для отпевания гроб, по другую его сторону в скорбном смущении жмётся друг к другу родня усопшего в чёрном. Торжественности ни малейшей. Все голо и откровенно. Ни религия, ни обыкновенное человеческое почтение к смерти и сострадание, ни даже простая учтивость, больше не скрашивают места проводов усопшего в иной мир. Прагматичный финансовый расчёт мгновенно нейтрализует строгость и торжественность обряд в выставленных для оценки декорациях. Пришедшие поглазеть наблюдают за работой священника с лёгким любопыт-ством, которого впрочем надолго не хватит. Звучание самодея-тельного хора их тоже мало впечатляет. Да и на что тут смотреть, если у государства открыт безлимитный тариф на смерть - на любые потери на войне. В Украине ежедневно гибнут тысячи русских солдат, там убивают тысячи украинцев. Даже присланных до кучи северокорейцев. Молодых и здоровых. И старых. Всяких. Трупы никто больше не считает в РФ. Смерть стремительно девальвировалась, как обесценивающийся рубль. Какой бы несправедливой, ужасной и циничной она не была, ею больше невозможно заинтересовать никого в этой стране, даже на короткое время.
  А молодому священнику позарез требуется чем-то впечатлить заезжих гостей! От этого зависит благополучие прихода, и его личное благополучие, как настоятеля.
  - Здесь, в церковной ограде, между прочим, похоронен прежний помещик-граф и ещё царский генерал, кстати гусар, - после службы стал рекламировать своё хозяйство поп. - И, кстати, остаётся возможность ещё для нескольких эксклюзивных захоронений - между могилой прежнего настоятеля, умершего в 1918 году от тифа, и могилой блаженного святого. Его при жизни люди считали чудотворцем, а после смерти, началось настоящее паломничество к его могиле, только к 1924 году местные комсо-мольцы и ГПУ пресекли "шляние несознательных совграждан к останкам юродивого".
  Скрытое рекламное предложение решить вопрос с материаль-ной поддержкой в обмен на VIP-могилу заинтересовало дельца. Перспектива упокоиться между графом и святым не могла не понравиться строителю, за которым наверняка числился не один труп конкурентов, а также бывших компаньонов. Да и грехов калибром поменьше точно хватало. Начался торг. Без церемоний. В самом деле, господь с вами, какие тут могут быть церемонии! У отца Павла давно было чувство, что церемоний вообще никаких не осталось в этом циничном прагматичном мире. Так что со стороны гостя всё говорилось начистоту, откровенно. Да и кому какое дело, как называется то, что тут происходит. Речь-то идёт о серьёзных деньгах.
  В конечном итоге вакантная яма была обещана и забронирована цивильному бандиту. Посетитель остался доволен, но не совсем.
  - Ты мне ещё вот что...
  Строитель взял из рук охранника дипломат, поставил себе на колени и, щёлкнув замками, открыл крышку. Помощник отца Павла аж ахнул от изумления - чемоданчик оказался набит стопками купюр крупного достоинства! Бизнесмен вытащил пухлую пачку, но прежде чем отдать её в руки посреднику между ним и богом, поставил условие:
  - Гарантируй помощь божью в делах. И защиту от рисков. А то "крыша" от ФСБ у меня есть...но ощущение такое, что её мне, при моей-то рискованной работе, всё же недостаточно будет.
  Отец Павел вынужден был продолжать этот богопротивный спектакль, заискивая и обещая. Не он был такой испорченный, система такая! Есть духовный идеальный мир, а есть материаль-ный, - и ты должен соблюдать и его законы тоже, если несёшь ответственность за людей и доверенное тебе важное нужное дело. Поэтому иереям и приходилось, скрепя сердце, заниматься делом, далёким от благочестия, а называя вещи своими именами, попрошайничеством. Отец Павел отлично помнил день, когда его рукополагали в иерея. На застолье в трапезной, где присутствова-ли секретарь епископа, благочинные, действующие священники и несколько бизнесменов, один благочинный рассказал меценатам анекдот, от которого молодой человек просто ужаснулся. Но в том анекдоте отражена была вся неприглядная правда и наука, которой отцу Павлу пришлось учиться. Конечно, выклянчивание денег на строительство храма и богоугодные дела ничего благочестивого в себе не несёт. Более того, почти всегда это связано с лукавством, заискиванием и лицемерием. Но мирская жизнь не оставляла тебе выбора.
  
  После "экскурсии" отец Павел с помощником вышли проводить гостей. Возле машины налетевший порыв ветра приподнял подол юбки подруги бизнесмена, открыв взгляду священника красивые женские бёдра и кружевное бельё. Барышня с удовольствием перехватила нескромным взглядом смятение чувств на лице привлекательного молодого попика и слегка придержала подол. А потом вдруг одарила молодого человека чарующей улыбкой и игриво подмигнула. От её престарелого любовника шалость не укрылась, но вместо того, чтобы приревновать, он лишь грубо пошутил, даже вроде как одобрил:
  - В своём репертуаре, Анжелка! Учти, он хоть и священник, но не монах. А матушка его не осудит, ибо мы ей ничего не скажем. И бог поймёт. Иначе зачем он нас - мужиков такими состругал?
  Смазливая блудница, вконец расшалившись, стремительно приблизила своё нежное лицо к объекту заигрыванья, и, окатив волной чарующего аромата, чмокнула молодого красавца в щёку, оставив на нём след от губной помады.
  Отец Павел удивлённо расширил глаза и уставился на распут-ницу, забыв про всё на свете, да так и простоял минут десять провожая взглядом удаляющийся кортеж.
  Умом он понимал, что должен испытывать отвращение, словно от прикосновения чего-то гадкого, а вместо этого чувствовал совсем другое.
  Было в этой этом прикосновении незнакомки что-то такое... Летящее, воздушное, наполняющее его каким-то томным ожиданием... Чего? Он и сама не знал. Просто неосознанно старался снова и снова по памяти дать себе ощутить это ощущение полета и радости. С женой своей он такого, во всяком случае, не испытывал.
  В таком настроении отец Павел и заявился в епархию предъявив курирующему его священнику пухлый конверт с наличностью - план с перевыполнением, который ему поставили. Сумма произвела такое впечатление, что с недавним рохлей, неожиданно выбившимся в передовики, пожелал лично разговаривать сам епископ. Слушая похвалы в своё адрес, Павел продолжал витать в облаках, не чувствуя ни гордости, ни амбиций. Из головы молодого мужчины не выходила подруга старого бизнесмена. Забывшись Павел мечтал вновь оказаться с нею рядом, чтобы судьба даровала им хотя бы минуту уединения, чтобы он мог обменяться с ней хотя бы несколькими словами: высказать ей своё восхищение, услышать как звучит её голос; снова почувствовать запах её волос... Потом ему стало мучительно стыдно...только не за греховные желания! За свою изначальную настроенность против "гулящей девки", за злость, которая в нём копилась на красивых свободных женщин.
  А ещё в нём закипала злость на несправедливость жизни. В чем заключалась эта несправедливость, отец Павел не смог бы ответить. Боялся. И всё же вынужден был в конце концов признаться самому себе, что все его попытки отвоевать свою "святость" в войне с искушениями - пустое и смешное занятие. Перед случайно промелькнувшей мимолётной женщиной оказался человек, который не был никаким идеалом добродетелей, а был простым грешным.
   Осознав, что его борьба закончилась здесь и сейчас, отец Павел приуныл, ибо испугался, что не сможет дальше нести ношу, которую взвалил на себя когда-то. Как ему дальше быть с законной женой Катюшей, со своим долгом быть образцом благочестия?
  
  Глава 54
  - Павлуша, мне страшно! - попадья сама не заметила, как разревелась, и это заставило мужчину немного прийти в себя. Они уже были в постели дома и готовились ко сну, когда супруга отца Павла что-то почувствовала в его замкнутом молчании.
  - Эй! Ты чего, Котёнок? - он потянулся к дородному мягкому телу жены, и та прижалась к нему, обнимая так крепко, как только могла.
  - Не надо! Пожалуйста! Не делай этого! - о чём-то умоляла Катюша. - Пусть даже они прогонят тебя совсем, я никогда не откажусь от тебя. Слышишь? У меня нет никого дороже тебя, Павлуша!
  ... - Я не Павлуша... - голос молодого мужчины прозвучал так глухо и странно, что Катя невольно подняла глаза, пытаясь сквозь слезы увидеть лицо мужа. - Меня зовут иначе, - огорошил он.
  - Как?
  - Модест...Или Михаил. А может и Павел. Только фамилия у меня вроде другая. И обращаются ко мне по имени отчеству: Павел Антонович. "Отец Павел" - я не всё время.
  Жена заревела в полный голос и снова полезла обниматься, причитая:
  - Это все неважно! Какая разница-то? Хоть папа Римский! Ты - это ты! Я знаю тебя! И мне совершенно все равно, как тебя зовут! Слышишь?! Выгонят из священников - пойдёшь учительствовать. Я согласна! Не возьмут, можно покупки курьером доставлять.
  Такая любовь и преданность спутницы жизни тронула сердце отца Павла и он в порыве благодарности принялся целовать ей руки...
  Когда супруги немного успокоились, жена спросила его:
  - Так они прогнали тебя?
  - Пока нет. Но я чувствую, что бесы готовят мне испытание, чтобы я поддался им.
  - А ты? Ты готов быть стойким?
  - Тебе легко говорить, Катюша! Что ты в этом понимаешь! - отец Павел повысил голос, и Катя услышала, как звенит в нем, словно натянутая до отказа струна, боль.
  - Почему они решили заняться именно тобой?
  Ее вопрос остался без ответа. Павел сжался в комок на краю постели, пытаясь осмыслить то, к чему подталкивала его судьба.
  - Я не знаю, но разве я настолько слаб?... - наконец вырвалось у него, и Катя облегченно вздохнула. Теперь в голосе мужа не было безнадежности. Там появился вопрос. И она почувствовала, что пока муж не получит ответ на него, край пропасти будет держать его, не даст свалиться в бездну отчаяния.
  - Хочешь, я пойду с тобой на следующий важный разговор?
  - Куда?
  - К твоим... И ты сделаешь то, что хотел. А я не буду тебе мешать. Просто буду рядом.
   Удивленный взгляд мужа Катя выдержала. А потом стиснула его руку и потянула его к себе, будто моля уйти от края.
  - Думаешь, я слабак...
  - Не думаю! - Катя с нежностью провела ладонью по его лицу. - Я вообще двинулась бы, если бы мне пришлось так как тебе подвергаться таким испытаниям... Любой бы двинулся! Слы-шишь? А ты у меня ещё молодец! Главное, не ругай себя слишком сильно, каждый на твоём месте может оступиться.
  
  Глава 80
  Под утро молодому священнику приснился срамной сон, очень похожий на реальность. Отец Павел видел себя наедине с обворожительной блудницей Анжелой. Когда он вошёл в это волшебное состояние, то...Нет, у него не хватало слов даже во сне! Блудница словно воплотила в себе все наслаждения, на которые способны женщины. Это напоминало райский кошмар и одновременно адский фонтан наслаждений. Греховный сон, действительно походил на жизнь после смерти... Сон сопровож-дался дивной музыкой Вагнера, которая вместе с тем служила напоминанием о Дантовских кругах ада для всех грешников. Однако, позабыв о своей погибающей душе, о жене, которой только что клялся до гроба хранить верность, об Иисусе, отец Павел с радостью принял дар от нечистого и целиком отдавался разнузданному танцу похоти. Наслаждение было для него в эту минуту превыше веры и принципов...
  Проснувшись, Павел ещё некоторое время продолжал смако-вать послевкусие пережитой оргии, видя себя в объятиях блудни-цы, которая в финальной части сна размножилась до трёх искусных бестий, одновременно удовлетворявших его похоть разными способами...
  Наконец в священнике запоздало проснулось раскаяние, обда-ло ужасом и страхом. Павел соскочил с постели и упал на колени перед иконой:
  - Прости, боже! Бес попутал окаянный! Во сне лукавый проник в меня, хитростью и коварством взял крепость, а иначе не проникнуть ему было за крепкие ворота моей души... Обещаю впредь стать бронёй против плотских соблазнов. Укрепи! Ибо воля Божия есть освящение наше, чтобы впредь воздерживались от блуда; чтобы каждый из нас умел соблюдать свой сосуд в святости и чести, а не в страсти похотения, как язычники, не знающие Бога.
  Ибо призвал нас Бог не к нечистоте, но к святости...
  Прервавшись, мужчина бросился в ванную, где отчаянно стал натирать себя мочалкой, пытаясь смыть память о том, что случилось. Приговаривая:
  - Христианское тело чисто и свято и сродно телу Христову, находясь в таинственном с ним сочетании...
  Затем он кинулся читать выдержки из святых книг:
   "...Блудная страсть, и тогда, как только зарождается и душу увлекает, делает тело мрачным и смрадным; когда же блуд совершается, - мрачность делается непроницаемою и смрадность неприступною. Но плотские этого не видят и не ощущают; это видят и ощущают люди духовные и ангелы. Есть много об этом сказаний. Если б снять с блудника грубую оболочку тела и оставить его таким, как он есть по душе, облеченной жизненною силою тела, то увиделась бы непроницаемо мрачная фигура человека, издающая невыносимый смрад.
  Между тем это же самое, столь мрачное и смрадное, было светло и благоуханно светлостию и благоуханием тела Христова, с которым состояло в живом соотношении. Будучи таким, оно было Господне, Им Себе усвоялось. Когда начинают склоняться на блужение, начинают мрачнеть и отторгаться от Господа. Само блужение совсем отторгает от Него, ибо мрачному и смрадному нельзя уже быть едино с Господом".
  Отец Павел был так подавлен невольным духовные падением, что был даже рад, что жена продолжает спать крепким сном, иначе бы просто не смог смотреть ей в глаза. И тем более позволить ей прикасаться к своему телу, запачканному грехом.
  Ещё два часа он рьяно молился на коленях, обещая искупить вину, что поддался бесовским чарам. В конце концов священник определил для себя срок епитимии за блудный грех - особый вид наказания и строгого служения.
  
  Глава 56
  После обеда его снова вызвали к церковному начальству. По-вод ему не сообщили. Однако внеплановый визит к начальству не мог сулить ничего хорошего. Каково же было удивление отца Павла, когда в кабинете своего куратора он встретил...Анжелу! "Папочкина блудница" была отлично трудоустроена в секретариа-те епископа. И при этом училась на втором курсе Финансовой академии и стажировалась здесь же при главном бухгалтере, то есть, ключевой фигуре в местной "папской курии", отвечающей за важнейший из вопросов всех совещаний - о поступлении церковных налогов в епископскую казну и дававшей отчёт начальству, какие приходы числятся в передовиках, а какие в отстающих.
  Она-то, "миловидная папесса" Анжелла, и сообщила потря-сённому увидеть её снова наяву Павлу приятную новость, что по решению высокого начальства ему решено вернуть те деньги, что он накануне привёз сюда в конверте.
  "- Наша церковь до сих пор не погибла, не смотря на все бури и ураганы, только потому, что есть такой мудрый патриарх и есть такие прекрасные епископы", - это епископ сказал сегодня о себе, пояснила Анжела. - И наше будущее безоблачно, потому что у нас есть такая талантливая молодёжь!", - а это душка-епископ сказал уже о нас с вами.
  Анжелла внимательно наблюдала за его реакцией, играя озор-ными глазками.
  Отец Павел знал, что должен что-то обязательно ответить, и что его слова не далее, как через десять минут будут повторены новому благодетелю, и от этого многое для него будет зависеть в будущем. Не мудрствуя, он просто процитировал по памяти застольные слова самого епископа, которые тот произнёс не далее, как третьего дня за трапезой после торжественной службы на военном заводе:
  "Благодушные мечтатели типа отца Александра Меня, отца Андрея Кураева, отца Алексея Уминского напрасно упрекали и упрекают нас, постсоветскую верхушку РПЦ, что, получив после крушения СССР невиданную свободу, мы не воспользовались ею в полной мере, а принялись всеми силами угождать новой власти, одновременно строя тоталитарную секту, а не христианскую церковь. Но время доказало нашу правоту ложность таких обвинений. Что стало бы с нашей церковью, если бы не мудрость святейшего патриарха Кирилла, не полная поддержка его апостольскому служению со стороны нас, его верных ближайших соратников? Если бы мы, как Церковь, вовремя не протянули руку светской власти и благословенному Путину! Бедность и малочис-ленность, глубочайшая периферийность, вот, что нас ожидало бы в таком случае...".
  Продемонстрировав прекрасную память на слова большого начальства и тем самым выказав ему полную лояльность, отец Павел опустил глаза и буквально бежал от влекущей его к себе Анжелы. Бежал без оглядки по коридорам церковной власти уездного уровня, пока не уткнулся в нужный ему кабинет.
  
  Глава 57
  - Вот такие дела, - с приятной улыбкой пояснил молодому священнику непосредственный куратор. - Так распорядился сам епископ. Ты ему понравился. Так и сказал Его Благочестие: "Возможно, что этот молодой человек не так безнадёжен. Дадим ему возможность укрепить свой приход, грешно снимать урожай с этой смоковницы, не дав ей прежде окрепнуть".
  Однако слова не трогали отца Павла. Он словно замер в момен-те, как муха, почти увязнувшая в смоле, которой суждено стать куском янтаря. Не смотря на все данные Спасителю, себе и жене, клятвы и пережитое раскаяние, при встрече с Анжелой там в коридоре, его снова начала обволакивать с головой плотская страсть, о буйстве которой молодой человек, конечно, знал, но поделать с собой ничего не мог. Вязкая, тёплая, сильно пахнущая, как соки, сочащиеся из возбуждённых гениталий, она хоронила в себе светлые чистые помысли и надежды целомудренной души книжника и идеалиста. Он будто окукливался во зле. И вокруг этого неровного, мутного куска янтаря, словно создавалась какая-то уродливая оправа из темного металла. Угловатая, неотшлифо-ванная, она была не только отчаянно некрасивой, но и крайне опасной. А может дело было вовсе не в оправе, а в самих свойствах капли отвердевшей криптосмолы, получившей, подобной капле Руперта, высочайшую прочностью и неуязвимостью. Брать в руки бесовский камень, "дьявольское стекло", точно никому не стоило. Стоит неотшлифованному металлу бесовским хвостиком впиться в кожу острыми краями, и точно останется царапина, а то и ранка, через которую в чужую кровь тут же начнёт просачиваться яд, отравляя кровь и душу...И этим тёмным камнем, концентратом отвратительных низменных пороков, почти уже стал он сам! Ещё недавно считавший себя едва ли не святым?!...
  Лицо молодого человека передёрнула гримаса отвращения к самому себе. Усилием воли он прогнал стоящий перед глазами образ подмигнувшей ему на прощание девицы. А только пару минут назад излучающий симпатию к молодому священнику куратор отчего-то вдруг нахмурился, озабоченно сдвинув брови. Оказалось, от епархии компетентные органы тоже требуют выполнения плана: необходимо дать от каждого прихода несколь-ко фамилий неблагонадёжных людей из числа прихожан - для ФСБ, Прокуратуры и еженедельного пятничного выпуска новых "иногенов" Минюста.
  Павел ужаснулся: раскрыть тайну исповеди! Настучать на прихожанина! Это же будет пострашнее плотской связи с бесом в образе блудницы! Дать "органам" себя поиметь, вот как это называется! Да за кого его принимают тут?! Он, конечно, грешен, но не настолько же...
  Голос беседующего с ним чиновника стал задушевным:
  - Вы мне симпатичны, поэтому буду с вами предельно открове-нен. Надеюсь наш разговор останется между нами. Появилось мнение назначить на ваше место другого пастыря - молодого перспективного выпускника нашей Академии. А вам доверить другой приход, в провинции. Вы ведь доказали, что можете поднимать приходы буквально из руин. И план выполнять.
  Это отца Павла окончательно сломало. Как же так!? Он ведь этот храм буквально по кирпичику собрал... по каждому человеку привлекал активистов. А его в глушь! Снова на руины...
  После некоторых колебаний и новых уговоров отец Павел назвал фамилию человека, чьи выкладываемые под псевдонимом в интернет стихи антивоенного содержания пользовались большим успехом у интеллигенции.
  Куратор похвалил, но сказал:
  - Хорошо. Но этого мало. Нужен хотя бы ещё один грешник.
  Пришлось рассказать о молодом мужчине, признавшимся на исповеди о своих тайных сексуальных отношениях с представите-лем собственного пола.
  - Его имя Иисус.
  - Иисус?!
  - Да, он по паспорту Иисус, я проверял. Его родители были баптистами и сумели зарегистрировать сына под таким именем в ЗАГСе, когда это было ещё возможно.
  - Безобразие! - чиновник дал волю гневу. Однако через пару минут успокоился и вновь доброжелательно взглянул на молодого священника:
  - Хорошо. Я поговорю с Геннадием Викторовичем Гвоздёвым об этом вашем Иисусе. Пусть отправит оборзевшего жида на Голгофу.
  Павла покоробило от такой грубости. Церковный чиновник захихикал. Однако, снова взглянув на отца Павла, перестал смеяться:
  - Да вы в лице изменились, батюшка. Я же пошутил. Пошутил, ей богу, не воспринимайте мои слова всерьёз.
  Павел глубоко вздохнул, откашлялся и мягко попросил:
  - У меня просьба. Я не хочу чтобы эти люди серьёзно постра-дали. Они никому не желают зла. Призывают всех любить друг друга. Даже врагов. А Иисус клялся мне, что любит своего партнёра и хотел бы прожить с ним в паре всю жизнь.
  - Ну, конечно, конечно - поспешил заверить куратор. - Хотя то, что этот наглец называется святым именем, всё-таки возмутитель-но...
  
  Через неделю Иисуса привезли к отцу Павлу в храм...для отпевания в гробу. Несчастный повесился из-за каких-то возник-ших у него личных неприятностей. Зато в этот же день меценат-строитель подогнал к подшефной церкви китайский джип за 5 миллионов.
  - Вот вам служебный транспорт от меня! Желаю вам, батюш-ка, на этой колеснице везде успевать и нести слово божье, - сказал спонсор, вручая отцу Павлу ключи от новенькой иномарки.
  
  Глава 58
   В должности пешего курьера известной Интернет-компании экспресс-доставки еды под названием "На районе" Павел Антонович Вотков проработал всего месяц. Сутками без выходных носился по городу как проклятая лошадь с объёмным ранцем-термосом за спиной, на котором имелся личный номер АС-1600. Только асом он стать не смог. Энтузиазм закончился уже через неделю, начался бег на выживание. По 13 часов на ногах, чувствуешь себя рикшей, только без велосипеда. Морально быстро тупеешь от усталости и скотского отношение к курьерам со стороны всех, от кого зависишь. Каждый второй старается тебе не доплатить, чтобы нажиться за твой счёт либо просто продемон-стрировать свою власть. Для любой пешки, для любого ничтоже-ства ты мальчик на побегушках, бой, которому можно нахамить. 52-летнему мужчине приходилось унижаться перед сопляками, которые совали вчерашнему учителю свои скомканные чаевые в комплекте с хамством и фамильярностью; молчать, когда тебя отчитывает какое-нибудь хамло, но что поделаешь коль ты оказался в таком незавидном положении. Один раз Павла Антоновича остановил патруль полиции, придравшись к тому, что, якобы, у него ранец синего цвета, а футболка жёлтого, и вроде как получается флаг Украины, а не тайный ли он симпатизант бандеровского режима?! Другого может бы и не остановили бы, а докопаться к почти бесправному курьеру и срубить с него взятку - для уличных ментов почти святое дело.
   В описании вакансии был замечательный пункт, что сотрудни-кам представляют бесплатное питание. Это означало, что вы можете съесть отмененный заказ. Из разряда "объедки с чужого стола". Но отмены случались редко, лично у Павла такое было всего дважды за месяц. В итоге кормиться приходилось за свой счёт, перекусывать чаще всего на бегу, забрасывая в себя всякий "спам", отчего к концу месяца у немолодого и не очень здорового мужчины начал болеть желудок.
   Другая проблема - ожидание заказа. Рестораны бывают разные. Как маленькие забегаловки, так и заведения классом повыше. Проблема заключалась в том, что в одних "точках" готовят быстро (например суши) и всё крутится как отлаженный конвейер: к твоему приходу заказ уже готов и ты спокойно забираешь его и несёшься к заказчику. В других же (и таких выходило большин-ство) тебя постоянно подставляют, и по итогу ты не укладываешь-ся в жёсткий тайминг и платишь штрафы потому что клиенты жалуются.
   Самое горячее время это вечер пятницы: заказы сыплются на тебя как из рога изобилия и у мотающихся по городу почти без остановок курьеров горят подмётки ботинок. Выдался как раз такой жаркий вечерок. Павел взял в программе очередной заказ и примчался за ним в заведение крупной сети ресторанов японской еды.
  Местные божки, начиная от админа ресторана и заканчивая последним менеджером по доставке, как водится, считали себя белыми господами по отношению к вечно путающимся у них по ногами "цветными из доставки". Служащие на таких должностях почти непременно заболевают заносчивостью и хамством. Но если ты способен дружить с нужными людьми, то тебе быстро выдают заказ и в удобном месте. Если же нет, то придётся выклянчивать то, что тебе вообще-то положено, скромно маяча в жопе мира - где-нибудь на дальних задворках вместе с бродячими псами и крысами.
  Павел Антонович Вотков находить неформальные подходы к начальству никогда не умел и как обычно оказался в самой невыгодной позиции. А именно в хвосте очереди из пятнадцати озлобленных от усталости курьеров, которые готовы были в любой момент вцепиться в горло конкуренту, потому что у каждого горел заказ.
  Таяло отпущенное на доставку время и у Воткова всё начинало закипать внутри будто бойлер с маслом на раскалённой плите. Похоже, что силы душевные у него заканчивались в этом аду. С одной стороны Павел Антонович понимал, что должен продер-жаться на ненавистной работе как можно дольше. "Хотя бы ещё неделю, - так он себе говорил. - А потом ещё неделю. И ещё". Чтобы выдержать ещё месяц. Потом ещё две недели...Тогда дома им будут довольны. А там глядишь и как-нибудь привыкнешь к адской работёнке, станешь сильнее и выносливее, научишься договариваться и огрызаться, вытаскивать чаевые.
   Только напрасно Вотков себя обманывал. Он дошёл до края, хотя и продолжал предъявлять к себе завышенные требования, чтобы соответствовать ожиданиям близких. Пытался себя пересиливать, уговаривать, стыдить... Но кроме еще большего углубления депрессии это ни к чему не приводило, всё чаще прорывались отчаяние и всякие невеселые фантазии...
   Заказ ему выдали когда отпущенные 45 минут давно прошли. Но доставить еду клиенту всё равно было необходимо, пусть даже себе в убыток. По пути "старой загнанной кляче" позвонил менеджер экспресс-службы, сердито отругал, и перед тем как бросить трубку сообщил, что сегодня недотёпа дорабатывает свой последний день и завтра должен сдать оборудование, потому что уволен.
   С таким настроением Вотков дотопал до указанного в заказе адреса и позвонил в обшарпанную дверь квартиры, из-за которой гремела агрессивная музыка.
  
  Глава 59
   В прихожей курьера встретила грудастая баба в коротеньком застиранном халатике с декольте. У неё было потасканное, несколько оплывшее, лицо, под правым заплывшим глазом синел фингал. Обнажённые участки кожи на бёдрах и груди сплошь покрыты татуировками (некоторые довольно откровенные по сюжету). От хозяйки разило табаком, перегаром и готовностью закатить курьеру скандал за опоздание.
  Дама окинула Воткова оценивающим взглядом, но вместо того, чтобы начать склоку, вдруг расплылась в кокетливой улыбке, ничуть не стесняясь пары отсутствующих передних зубов. И стала путанно, с явным усилием ворочая пьяным языком и мутными мозгами, объяснять Воткову, что деньги, дескать, у хозяина хаты, а он находится на кухне, и если курьер желает получить свою плату, то должен пройти за нею сам. Между тем из глубины притона нёсся такой мат-перемат, что Павлу совсем не улыбалось соваться вглубь квартиры, но...
  Компания из пяти мужиков и трёх дам что-то праздновала. Кухонька была до того мала, что оставалось лишь удивляться, как сюда вместилось столько народу. На столе накрыта "поляна" с нехитрой закуской, выстроилась батарея водочных и пивных бутылок (ещё больше опустошённой стеклотары громоздилось на полу в углу), в воздухе дым коромыслом. Хозяин дома - мордатый бритый под ноль бугай полууголовного вида. Он в майке-тельняшке, мясистые плечи, грудь, руки покрыты густой расти-тельностью и расписаны синей живописью блатных наколок. Громила непонимающе уставился на неизвестного человека налитыми кровью бычьими глазами. Павлу Антоновичу встреча с ним не предвещала ничего хорошего. Но сопровождающая Павла женщина из прихожей уже наклонилась к "полосатому" и что-то стала быстро говорить ему на ухо указывая на Воткова, после чего угрюмое выражение на красной физиономии хозяина медленно сменилась на нечто отдалённо напоминающее приветливость.
  По знаку лысого курьера усадили за стол, для чего взявшаяся покровительствовать ему дама сходила в комнату и принесла дополнительный стул. Павлу Антоновичу налили стакан водки. Сперва он думал вежливо отказаться, но по лицам соседей понял, что без пьяного панибратства не обойтись, если желаешь получить свои деньги и уйти целым. Поэтому выпил.
  Хозяин дома, не сводя с него мутных глаз, с трудом выговорил:
  - Ты кто?
  - Курьер.
  Мужик хитро ощерился и недоверчиво погрозил Павлу Антоно-вичу пальцем:
  - Эээ...не пытайся меня дурить!.. Ты кто? - повторил он вопрос.
  Павел огляделся, кашлянул и ответил:
  - Школьный учитель.
  - Вот! - удовлетворённо выдохнул мужик философски подняв тот самый палец к потолку и налил пришельцу новый стакан.
  Павел снова обвёл взглядом развесёлую компанию, девицу из прихожей с заплывшим глазом, которая расточала ему из-за спины своего полосатого самца многообещающие щербатые улыбки, и решил, что в его положении надраться - не такая уж сомнительная перспектива. Выпил.
  - Мужик в тельнике протянул широкую, как лопата ладонь, представился:
  - Витёк. Ну...давай рассказывай.
  Павел зачем-то снова посмотрел на девицу из прихожей. Её избежавший встречи с мужским кулаком здоровый глаз был теперь скрыт за тёмными очками, тем не менее по оценивающему наклону головы, тому как она в сладострастном ожидании слегка царапала себе бёдра ногтями с остатками лака и облизывала плотоядные губы, можно было примерно представить о чём она думает: "Ну и что с того, что он курьер и учитель, зато образован-ный. Правда немолодой, и плюгавенький какой-то. Невысокий, лысоватый, с животиком и наивными глазками. Одним словом, домашний. Недотёпа. И с женой у него похоже не лады. А иначе с чего это учитель в курьеры-то подался и шляется по пьяным хазам. Затюканный какой-то. Одно слово, добряк, не умеющий драться по жизни. Вот и сейчас - позволяет безропотно себя напоить. Как только он на этой работе держится, ведь такого же каждый второй за грех сочтёт не кинуть?.. Ну, ничего, пусть посидит с нами. Пострадает, конечно, потом дома от своей бабы. Только мне какое дело до неё, у меня свой интерес. Не Геракл, конечно, зато видно, что обходительный. Ин-тел-ли-гент! Интересно, чего он может как мужик? Внешность-то бывает обманчивой. Пусть посидит с нами, ещё выпьет. Там посмотрим. Ну а я не позволю нашим мужикам его обижать! Если я его выберу - лаской и добрым словом и такого можно расшевелить...".
  
  Глава 60
   Водителем отец Павел оказался никудышным. Очень скоро молодой мужчина разбил подаренный ему щедрым спонсором новенький джип. Нелепая авария произошла полностью по вине "чайника". И только крепкий кузов спас священнику жизнь, и даже уберёг от травм. А вот машина, в которую он врезался, восстановлению не подлежала.
   И тут случилось необъяснимое. Чудом уцелевший в столкнове-нии владелец искорёженной корейской легковушки неожиданно отказался предъявлять очевидному виновнику ДТП какие-либо претензии. Даже вызвать полицию не пожелал. А ведь отец Павел даже не попытался спрятаться за своим духовным саном от проблем (в момент аварии на нём была обычная мирская одежда). Тем не менее пострадавший от его неумелого вождения мирянин проявил неожиданное великодушие, повторив, что не собирается требовать денег на ремонт и лечение.
  - Всё нормально, я сам разберусь! - сказал он на удивление спокойно.
  Отец Павел мог бы сесть в искорёженную, но оставшуюся на ходу машину и спокойно уехать, но ему важнее было понять, что происходит. Он представился и только тогда незнакомец счёл возможным объяснить священнику свои мотивы:
  - Вы меня легко поймёте, святой отец. Я долго жил не задумы-ваясь о последствиях своих поступков. А дальше, наверное, как у всех, было много неожиданных потрясений. Тяжёлая болезнь. Смерть близких и любимых. Измена жены, ее ложь и жуткие поступки. Предательство партнеров по бизнесу, обман на малые и большие суммы. Пожары, травмы, прочие потери. Шрамы я уже не считал. Пытался мстить. Пока до такого тупицы не дошла очевидная вещь, простая и острая, как гвоздь: Бог все видит, он посылает уроки. Каждому, кто заслужил. Без моего участия сурово наказывались люди, причинивших мне зло. У многих из них умирали дети и внуки, чаще всего - от наркомании. Это меня как-то вначале испугало: я ведь у Господа этого не просил. Но вот дело дошло и до самих главных моих обидчиков: жена отсидела в тюрьме за мошенничество пять лет. Лучший друг детства, много лет назад предавший меня из-за крупной суммы, спился и глупо вывалился из окна. Партнёр, с которым начинали бизнес и который серьёзно подставил меня, чтобы отжать фирму, умер от рака. Другой "кровник" полгода назад погиб на СВО. И так далее, страшно продолжать. Когда видишь чертёж Бога тебя перестают заботить всякие мелочи...
  Неизвестный даже предложил оплатить отцу Павлу ремонт его машины! Такое убойное великодушие стало для запутавшегося в себе священника чем-то вроде серьёзной мозговстряски, как если бы этот человек с битой в руках потребовал ехать показывать ему свою квартиру в счёт оплаты долга.
  
   Когда этот необычный человек уехал, со священником слу-чился нервный срыв. Жадно вдыхая воздух, словно прединфаркт-ник, ещё не старый мужчина, лихорадочно искал ответы на теснящиеся в его голове вопросы. А слезы катились у него по лицу сами собой. Он даже не пытался их останавливать и просто шёл навстречу.... Навстречу двигались потоком люди, сошедшие с вечерней электрички, - уставшие, грустные, сосредоточенные на своих мыслях, отрешенные. Хотелось заглянуть к ним в души, чтобы отвлечь свой потерянно мечущийся разум чужими пробле-мами. Кто из них может уверенно, без сослагательного наклоне-ния, сказать, что он счастлив? Таких единицы. Основная же масса, если и захочет задуматься о таком, то прежде посмотрит туманно вдаль а потом предъявил Богу массу претензий, объяснив, что до полного счастья им много чего не хватает, и тут же начнет перечислять недостающее.
  Да он и сам оказался теперь себе таким же, - неблагодарным, алчным, чересчур гибким, и совсем не заслуживающим благодати! А ведь всегда был полон благостных мыслей о собственной персоне! Считал, что чуть ли не храм внутри себя возвёл, легко прощал себе грехи, больше играя в раскаяние, чем искренне делая это.
   Поднимая глаза в небо, отец Павел шевелил пересохшими губами, прося у Господа прощения за компромиссы последнего времени.
   "Какой из тебя пастырь божий, если всё во тебе оказалось показное, наносное! - безжалостно будто зачитывал обвинения самому себе Павел. - Всем твоим рассуждениям об Иисусе и жизни во Христе оказалась грош цена, как оказалось. Вся твоя вера - лишь вещь в себе. Гнать надо таких лицемеров поганой метлой из храма!".
   И при всём при этом, было ему себя очень жаль. До слёз. Ведь как трудно оказалось принимать самостоятельные решения в этом греховном мире, когда тебе недостаёт настоящей веры! Такой несправедливой, холодной, жестокой была реальность, и таким маленьким и слабым представлялся ты сам себе, когда не чувствуешь присутствия Бога! Встреча с Иисусом представлялась отцу Павлу труднодостижимой мечтой где-то в идеальном, вероятно, выдуманном, мире.
  А Он, как оказалось, всегда рядом и наблюдает. И ему за тебя, наверное, стыдно и больно.
  
  Глава 61
  Совсем незаметно опустился вечер на улицы города. Ноги принесли священника в родные места. С вершины холма, словно с Голгофы, на него взирал Иисус...
  Павел сам оплатил работу художника, изобразившего образ распятого, а также работу автокрана и руководил установкой этого билборда на вершине горки, чуть повыше того места, где находи-лась церковь, в которой он служил. Место было выбрано не наобум, а по рекомендации рекламной фирмы. Найденная точка располагалась после почти километрового подъёма - от автоэсто-кады, переброшенной через железнодорожное полотно у станции "Болшево". Здесь водители оказывались у вершины холма и должны были сбросить скорость перед крутым поворотом. И тут им, - по замыслу креативщиков из рекламного агентства, - неожиданно открывалась двухметровая фигура Спасителя в белых одеждах, взирающая на них с огромного рекламного щита. Рекламщики уверили заказчика, что нужный эффект непременно будет достигнут: увидевшие такую рекламу люди будут охотнее жертвовать на храм и становиться прихожанами, раскошеливаясь на свечки и платные таинства.
  Только теперь выверенный образ спасителя на плакате отчего-то не выглядел таким, как его нарисовал на заказ художник: вместо белых одежд и приятной улыбки на нём был терновый венец, лицо полно страданий. Казалось фигура Иисуса движется Павлу навстречу, кротко утешая: " Видишь, я принял муки в том числе и за тебя... Так что перестань казнить себя! Ты сильнее, чем думаешь. А я всегда, как видишь, рядом, теперь ты знаешь, как поступить...".
  Павел наконец осознал то, что знал в теории: мир всегда был и будет несовершенен, ведь это не Царствие Божие и с этим нужно смириться. Надо просто делать свою работу. Делать её по возможности хорошо и честно.
   Это был момент истины, - сомненья, боль, страхи остались в прошлом. Отец Павел оглянулся и посмотрел другими глазами на уходящую вниз улицу и понял, какое счастье, оказаться на Голгофе рядом с Ним!
  
   Через пять дней Отец Павел подогнал отремонтированный автомобиль к особняку мецената. Позвонив, поблагодарил и сказал, что отказывается от подарка.
  Следующим был дорогой гаджет, который получил себе нового хозяина в лице более нуждающегося в нём инвалида по зрению. Оставалось отказаться от внезапно поступившего ему на днях со стороны руководства соблазнительного предложения перевестись на повышение из Королёва в Москву в блатной храм в центре столицы. Дело нехитрое, это можно сделать и по старенькому кнопочному "Нокиа".
  
   Глава 62
   Дамочка в чёрных очках из гуляющей кухонной компании явно размечталась. Сначала необычный курьер был подружке Витька просто любопытен: его брови были немного нахмурены, а рот полуоткрыт, словно хочет что-то сказать решительное, потребовать, настоять на своём, но в последний момент теряет решительность... "Похож на попика из местной церквушки, - потешалась про себя опытная женщина. - Смешной какой-то. Сидит на табурете, будто с тревогой ожидая, что его из под него вот-вот выбьют. Руки вцепились в края стула, ноги раздвинуты и крепко упёрлись в пол чтобы не свалиться на потеху всем. Вид у него какой-то странный и детский. Ну, если бы он был хотя бы симпатичен, или молод, или, наконец, холост, так нет же! На пальце обручальное кольцо. И ростом не чета нашим. Фигура - так себе: животик и сутулые плечи. Лысина сверкает в свете лампы. Совсем не спортивен. И совершенно неизвестно, не импотент ли он вообще".
  Подружка Витька представила себя верхом на забредшим учителе. "А впрочем, почему бы и нет? Не только же мне с грубым мужичьём иметь дело" - подумала она, и с опаской покосилась на своего сожителя. Тот шумно гудел своим низким прокуренным басом без умолку, грубоватыми шутками подначивая сидящих за столом дружков, и тоже с интересом присматривался к заблудше-му к ним "на огонёк" нестандартному курьеру. А тот, притихший, погружённый в себя, будто отсутствовал за столом.
  В какой-то момент в Витьке будто что-то взыграло и он, оставив на время дружков, взялся всерьёз за приблуду...
  Ну о чем могут говорить недавний школьный учитель и не обременённый образованием алкаш, не прочитавший за последние пятнадцать лет ни одной книги?
  Павел Антонович сидел и просто слушал. Оказывается, мужики гуляют по случаю приезда с фронта на побывку приятеля. Заодно обмывают его награду - Витька вытащил из стакана с водкой новенький орден и приколол его себе на тельняшку. Потом сказал Павлу Антоновичу с пьяной поволокой в глазах:
  - Ничего-то вы, дядя, тут в тылу про жизнь не понимаете! Настоящая житуха там - "на нуле"! Та-ка-ая! - что в вам в вашем тыловом болоте и не снилась. Тут у вас протухший кефир, а не жизнь...
  Тяжёлая, как кардан от "Жигулей", рука героя легла Воткову на плечо.
  - Слушай, братва! А айда всей кодлой в баню! Возьмём прости-туток, - обратился хозяин квартиры к присутствующим за столом мужикам.
  Витькина подруга начала было возникать. Ему достаточно было рыкнуть на неё, и она лишь заскулила от бессилья и обиды.
  - Бабла достаточно зависнуть, сколько душа потребует - дядя Вова на "своих" не экономит!
  В подтверждение своих слов Витёк жестами фокусника стал извлекать откуда-то из-под стола пухлые пачки красных пятиты-сячных банкнот и небрежно кидать на заляпанную кетчупом скатерть и пустые грязные тарелки.
   Павел Антонович снова почувствовал на себе жаркие взгляды обиженной подружки фронтовика, но решил быть осторожным, чтобы ни малейшим поворотом головы...ни-ни...он здесь - получить свои деньги за выполненную работу. Для этого нельзя поддаваться на провокации, чтобы не быть втянутым в их разборки. Если твёрдо выдерживать дистанцию, ничем не дав повода, и ни разу...да, ни разу не взглянуть на чужую женщину, которая от скуки и выпитого ищет себе приключения на второй глаз, то может и обойтись...
   Тем временем Витёк стал вспоминать бой в траншее и убитого им хохла:
  - Я в него полрожка всадил в упор, а он всё дёргается, словно кошка с перебитым хребтом выгибается дугой...
   Компания с энтузиазмом принялась обсуждать разные способы "обнуления" человека, позволяющие наверняка избежать себе проблем с его стороны.
  "Откуда же в них столько зверства?", - подумалось Павлу Антоновичу перед тем, как провалиться в дремоту.
  Во сне Воткова всё-таки обнимала чужая женщина, закинув руку ему за шею и положив ему на колено оголившуюся из-за задранного подола короткого халатика ногу; она целовала его в губы сильно и жадно. В помещении, где они оказались, было тихо. Вероятно, все разъехались. Скорее всего отправились в баню. Только почему их оставили вдвоём? И где Витёк?
  Павел Антонович зачем-то позволял похотливой незнакомке себя целовать, медленно раздевать, словно парализованный. А потом спохватывался, пытался встать и уйти, но быстро утрачивал волю к сопротивлению, только зачем-то вздыхал, и печально смотрел в окно. Солнце село. Ночная прохлада проникала сквозь открытую форточку, разогнав смог вечеринки. Мерно тикали часы на стене кухни. Из крана, торчащего над ржавой раковиной, капала вода. От пряного запаха её близкого жаркого тела кругом шла голова.
  Взгляд насилующей его дамы дьявольски сверкнул за тёмными стёклами очков, она оскалила плохие зубы, глумливо засмеялась и сообщила:
  - Похоже, юноша, нас с вами застукали!
  
  Глава 63
  Пробуждение оказалось продолжением абсурдного сна только с кошмарным финалом. Павел Антонович лежал на продавленном топчане с чужой женщиной (из кухни они незаметно для него переместились в комнату, обставленную старой мебелью). Вокруг ложа несостоявшейся любви стояли разозлённые мужики и осыпали Воткова ругательствами. Полуголая женщина сидела рядом с ним на кровати, как улика его преступления. Она громко ревела и мерно качалась, словно повредилась рассудком, слезы обильно скатывались по её щекам. Она их не вытирала, вероятно рассчитывая разжалобить сожителя.
  Воткову очень хотелось скорее вырваться на улицу, он стал одеваться. И получил удар в лицо. Словно сильно ударили в барабан над ухом, перед глазами сверкнула вспышка. Затем ещё. И ещё. Удары посыпались на него градом.
   "Ну, вот и понеслось...", - пронеслось в голове. Перед его глазами легко и стремительно перевернулась вниз потолком незнакомая комната.
  Чьи то грубые руки схватили его за ноги, стащили с дивана так что затылок мячиком отрекошетил о пол, повезло, что палас смягчил удар.
   Воткова потащили куда-то. По пути задорный голос предло-жил:
  - Давай отрежем ему член чтоб знал как с чужой бабой! А если что, то скажем, что приблудный алкаш сам виноват: нажрался до невменяемости, стал приставать во дворе к бродячей собаке и та ему откусила хозяйство. А мы тут мол вообще не при делах...
  Предложение вызвало одобрительный хохот.
   Воткова продолжали тащить волоком, путешествие его сопро-вождалось обильной бранью и тумаками ботинок. Наконец, пнув его хорошенько напоследок по печени, курьера оставили лежать, словно мешок с мусором. Слава Богу, вроде не убили. И членовре-дительство осталось лишь на словах. Павлу несказанно повезло ещё трижды. В первый раз, что "нехорошая" квартира находилась на первом этаже всего в одном коротком лестничном пролёте от земли. Второй раз, что его голова всё-таки каким-то чудом на разбилась о ступени. И в третий раз, что мужики не впали в ту степень озверения, чтобы разобраться с ним, как с тем украинским солдатом, которому они недавно с большой изобретательностью придумывали множество способов раскроить череп и отрезать гениталии.
  Павел лежал и гадал, будут его всё-таки добивать или не будут: "Если сразу не открою глаза, то решат, что я без сознания или мёртв и точно оставят в покое".
  Благо асфальт был не таким холодным и лежать на нём голой спиной можно было ещё долго. Он старался задерживать дыхание, чтобы выглядеть абсолютным трупом, подозревая, что враги ещё где-то неподалёку и могут наблюдать за ним.
  
  Глава 64
  Наконец Павел Антонович с опаской открыл глаза и к большо-му облегчению обнаружил, что рядом не души. Сеанс окончен.
  Поднялся, ещё раз подивившись тому, что так легко отделался. Беспомощно оглянулся. Незнакомый ночной двор сулил новые опасности, если задержаться в нём. Напряжённо стал вспоминать название адреса, по которому доставил последний заказ. Район именовался горожанами "Шанхаем", название говорило само за себя, наверняка здесь полно обитает уголовников, пьяни, разной отмороженной шпаны, депрессивное место.
  Перед ним светились окна той самой нехорошей квартир с компанией чуть не убивших его людей. То и дело слух улавливал злобные мужские крики и женские вопли. Похоже, Витёк не собирался прощать подружке измены.
  Всё, пора уходить! И тут Павел похолодел. Казённый ранец-термос голубого цвета с номером АС-1600 остался в чужой квартире! Вдобавок у Воткова пропал телефон и кошелёк с банковской картой, деньги ему, естественно, не заплатили.
  Павел Антонович с минуту в нерешительности постоял на небольшой площадке перед подъездом. Ещё раз огляделся и побрёл прочь.
  Он шёл и с тоской размышлял как всё-таки ему вернуть своё. И понимал невозможность во второй войти в квартиру, где едва не погиб. Вот если бы он был не он...вот тогда бы...
  
  *
  
  Он шагал стремительной решительной походкой, так что двое сопровождающих его здоровенных молодцов бандитского вида, едва поспевали за своим боссом. Жилистый и юркий с прыщавым лицом подростка (потому-то он носил бороду и брил череп желая казаться матёрым мужиком) он даже на усиленных специальными набойками каблуках ботинок казался на полторы головы ниже своих накаченных быков, однако мог движением брови отправить их на скотобойню. Но сегодня его "мальчикам" предстояла не опасная стрелка с конкурирующей бригадой, а всего лишь нехлопотная разборка с оборзевшим мужичьём.
  - Босс, можно нам замочить их, и дело с концом, - беззаботно предложил один из бойцов.
  Михаил Скрипарь по кличке "скрепа" задумался. На фронте, где у него был позывной "Шатун", он и вёл себя соответствующе. Тот, кто оказывался на пути субтильного с виду дрыща, редко оставался живым, будь он хоть двухметровым молотобойцем. Но здесь не фронт, а он теперь большой по местным меркам началь-ник, солидный человек, лицо правящей партии, потому должен заботиться о собственной репутации и избегать откровенной жести.
  - Поломайте тому, кто попробует возникать, руку или ногу, и на том остановитесь. Мне дурной славы не нужно. А народ должен знать, кто хозяин этого леса! Что Михаил Платонович - начальник хоть и жёсткий, но справедливый и действует по понятиям.
  Быки послушно закивали.
  - Хотя... если кто начнёт всерьёз взбухать... - подумав, добавил Скрипарь, - можете отрезать падле член... я разрешаю. Никто не докажет что это не сделал уличный пёс, которого эта пьянь решила разозлить.
  
  "Скрепа" остался во дворе, а его быки с бейсбольными битами и цепями, намотанными на пудовые кулачища, зашли в подъезд. Через пару минут минуту кто-то там взревел раненным носорогом:
  - За что?!!! Он сам мою бабу!!!! Ты мне все зубы выбил, падла!... Ох... как больно... Я же не знал, что мы такого уважаемого человека тронули...аааа! Прошу, не надо!!!!
  "Скрепа" слушал, получая удовольствие словно на концерте любимого "Шнура". Потом ему наскучило слушать эту "музыку вживьём" и он сунул в ухо наушник...
  Минут через двадцать вернулись его люди, переводя дух, будто из "качалки" вышли, вытирая салфетками потные бычьи шеи, забрызганные кровью руки и прихваченный с собой рабочий инструмент.
  - Михаил Платонович, они сразу всё вернули, но мы всё равно провели с ними воспитательную работу, - доложил Скрипарю один из подчинённых.
  - Ну и как?
  Громила пожал широкими плечами:
  - Они сказали, что поняли свою ошибку и очень извиняются. И мы решили не жестить, как вы велели?
  - Правильно.
  Была вызвана по телефону стоящая неподалёку служебная машина. Подкатил чёрный немецкий джип с затемнёнными окнами и спецсигналами на крыше. Один из охранников распахнул перед хозяином в костюме из белого атласа тяжёлую дверь внедорожника. Михаил Скрипарь вальяжно расположился на кожаном диване, откинулся спиной на его мягкую спинку и задумался.
   Один из телохранителей сел рядом с водителем, его напарник должен был ехать в "Мерседесе" сопровождения, - несмотря на бронированный салон тонированного "Гелендвагена", "Скрепу" повсюду сопровождала небольшая, отлично вооружённая армия.
  - Домой? - выждав пока начальственный пассажир поднял глаза на его отражение в салонном зеркальце, заботливо осведомился личный водитель.
  - Домой!? - раздражённо передразнил хозяин,.- А работать кто будет? Пушкин? Это вам - безответственным дармоедам можно, а не мне!
  Скрипарь стал говорить что не имеет, как все обычные люди, права на отдых, потому что народ ему оказал высокое доверие. Говорил он минут десять, словно репетировал речь на телевиде-нии.
  Потом вздохнул, подумав, что пашет на своём посту, словно раб на галерах, что надо бы и поберечься, не отдаваться служению обществу без остатка.
  - Ладно уж... Вези сегодня домой. Могу я позволить себе хоть изредка выспаться как нормальный человек?!..
  
  Павел Антонович пребывал в состоянии приятного послевкусия он пережитого. Как уверенно и легко он решил все свои проблемы. Ему хотелось понять, как он поймал момент перехода в состояние иной идентичности с неограниченным ресурсом могущества. Будто случайно в его голове некая струнка "дзынь" и вот он уже там. И как-то всё по другому вдруг стало, нет он не полетел, но вдруг оказался в удивительном состоянии силы. "Надо этот вкус, - как это у тебя получилось, как это выглядит, - запомнить и сохранить, чтобы вызывать у себя снова", - решил Вотков, питая большую надежду. Как будто у него в мозгу ниточка уже проло-жена в это ресурсное место, так что, когда в следующий раз почувствуешь приближение этого состояния, чтобы продолжить, продолжить и не упустить драгоценный момент перехода в иное состояние. Тогда ещё раз попадёшь. Ещё раз попадёшь. Ловить моменты спонтанного попадания в это место. А они обязательно ещё будут.
  
  Глава 65
  Каждый желает стать магнитом в этой жизни, притягивая к себе приятные события, и отталкивая неприятности. Но каждый уже является магнитом, притягивая к себе то, что само липнет...
  Большая часть населения начинает об этом задумываться, когда вляпывается, как муха в такое прилипчивое дерьмо, да так смачно, что при попытке взлета отрываются крылья, а порой и вместе с лапками. А некоторые и вовсе не задумываются. К примеру, подписывают индивид военный контракт с государ-ством-террористом и отправляются убивать жителей чужой страны, не за чистую идею, есте6ственно, или там из спортивно-го интереса, а в первую очередь из огромной любви к большим деньжищам. А потом удивляются почему это ему оторвало ноги...А он эту интересную ситуацию сам себе притянул. Так во всяком случае объясняют подобные казусы некоторые философы.
  Но всё же народ нынче у нас пошёл часто продвинутый и потому всё больше людей смутно начинают о чём-то таком подозревать. Женщины задумываются о своем "неправильном магнетизме", нарвавшись в сотый раз на отношения с "не тем парнем", мужчинам стандартно посещает мысль типа: "Эй, что-то здесь не так", когда не удается заработать или сдвинуть карьеру с мёртвой точки, и от всех несчастных мучеников тяжких болезней в часы страданий несутся к небу стоны "Боже, чем я это заслужил?!!".
  Так что все что-то всё время да притягивают. Хорошее или ужасное. Нелепое или великое. Но притягиваем. Так мы, хотим того или нет, все служим Жизни. Возможно, даже не своей. Например, жизни червей... Когда Модест это осознал, он стал внимательнее относиться к собственным мыслям и поступкам. И в итоге смог притянуть Мечту...
  И вот он едет к себе в новый дом!..
   После того как Чистов занял ответственный пост председателя комиссии "По согласию и примирению" многое в его жизни стало быстро меняться к лучшему. Так он сделался обладателем собственного загородного дома. Раньше-то за вечно сидящим без денег писателем даже скромной дачки не числилось а тут...
  Новая власть сразу изъяла много собственности у "бывших" и принялась щедро наделять ею своих. Чистову было предложено на выбор несколько шикарных поместий на Рублёвке, в Жуковке, в других престижных местах.
  Жить во дворце, откуда кого-то выбросили с семьёй, пусть даже прежний владелец и совершил много чего дурного, Модесту Сергеевичу было бы некомфортно. Правда, он чуть было не согласился на отреставрированную бывшую писательскую дачу в Переделкино, но приехав на место, застал отвратительную картину выселения хозяев и тоже отказался.
  Супруги долго и тщательно выбирали место и заприметили в пятидесяти километрах от Москвы живописный лесной уголок на берегу заповедного озера. Объект числился на балансе Министер-ства обороны.
  Как принятый на государственную службу, Модест Сергеевич получил особняк с окружающей его территорий, служебными постройками и садом во временное пользование в качестве служебного жилья. То есть никакого злоупотребления, ни намёка на приватизацию, всё должно выглядеть предельно законно!
  От трассы к посёлку была проложена отличная асфальтиро-ванная дорога с электрическим освещением. Войдя под сень высоких корабельных сосен дорога начинала причудливо взбираться по пологому склону, стремясь к рукотворному утёсу с искусственным водопадом. Там, на скале, притаился гармонично вписанный в ландшафт домище площадью почти полторы тысячи метров, - то ли лесной замок, то ли охотничье шале. Настоящий шедевр натуралистической архитектуры. Как будто дом вырос в лесу вместе с покрытыми мхом и лишайником огромными валунами и вековыми соснами. Стараниями гения природного дизайна дом выглядел частью природы - естественной, мощной и вечной.
  Идея жить в лесу, вдали от всех, сразу понравилась закорене-лому горожанину. Чистов специально отказался от государствен-ной охраны. Согласился лишь, чтобы к его будущей резиденции от шоссе быстро проложили хорошую дорогу и наладили связь. Зато по утрам и вечерам к дому подходят дикие звери, соседи не нарушают бесподобной тишины.
  
  
  Модест велел водителю остановить машину не доезжая не-скольких сотен метров до своего "замка".
  - Андрей, у вас завтра выходной, - объявил он шофёру служеб-ного авто, - так что лечите свою дочку. Если потребуется моя помощь с докторами или лекарствами - звоните.
  Водитель бросился его благодарить.
  Модест Сергеевич остановил его подняв руку:
  - Не стоит, все мы прежде всего люди.
  Вдруг у водителя резко изменилось выражение лица, он стал мгновенно похож...эээ...на охотничьего пса, принявшего стойку при виде добычи, разве что слюна не капала. Чистов повернул голову в ту же сторону и улыбнулся. Шофёр был охотник со стажем вот и не совладал с эмоциями, заметив среди кустов и деревьев изящный силуэт косули. До красавицы было всего метров тридцать! Только ничего не поделаешь, придётся подчинённому умерить свой аппетит, притушить жадный взгляд и сглотнуть слюну, потому что тут трофея ему не видать. Природоохранная зона! Здесь не то что стрелять нельзя, громко разговаривать...
   После того, как Чистов поселился в этих местах, бюджет местным лесникам сразу увеличили втрое, им были назначены высокие премиальные, чтобы не соблазнялись на взятки; объявле-на бескомпромиссная война браконьерам, закуплена самая современная техника - и вот результат!
   Модест Сергеевич снисходительно похлопал разочарованного шофёра по плечу на прощание и зашагал на свет окон, любуясь домом, который теперь принадлежал ему и Кате. Он всё никак не мог поверить, что трёхэтажный красавец теперь их. В огромных панорамных окнах отражался закат, красиво облицованные природным камнем стены были розового цвета. При желании "третий этаж" легко трансформировался а арт-пространство для светских приёмов с выдвижной сценой и каменными столбами для натяжения тента в летний полуденный зной для создания дополнительной прохлады в дополнении к той тени, что гаранти-ровали кроны высоких сосен. Там, на крыше, даже можно было за десять минут устроить 50-метровый бассейн.
   Запах хвойного леса и расположенного неподалёку озера приятно пьянил после городских джунглей. Смеркалось, сквозь сосны светился малиновый закат. Модест ещё ни разу не встречал закат в здешнем лесу, толком не гулял по новым владениям, всё некогда пока было - работа. Захотелось разжечь костер и чего-нибудь пожарить на огне на ужин под аккомпанемент засыпающе-го леса.
  Неожиданно отчётливо прозвучал чей-то чужой голос:
  "- Плохое, опасное это время. Человек может расслабиться от всех этих пустых красот и тут судьба его подловит!".
  Модест Сергеевич растерянно завертел головой, не сразу сообразив, что чужой голос каким-то образом проник в его собственную голову и вещает прямо оттуда:
  "- Был на войне у меня приятель, горец, - продолжали шокиро-вать Чистова вторгшиеся ему в мозг чьи-то мысли. - Однажды, на закате, кунак мой, как обычно отправился побеседовать наедине с Аллахом в уединённом месте...а повстречал украинский дрон... Крепкий был джигит. Вернулся в блиндаж он уже затемно. Встал на пороге, сказал, что передать его отцу и брату, зашатался и рухнул замертво. Как он дошёл с такой дырой в затылке, уже будучи почти мёртвым? Невероятной мощи был абрек!.. С тех пор я стал особенно осторожен на закате, старался проскочить это время на мотоцикле или квадрокоптере...".
  
  Глава 66
  Каштановая собачонка по кличке "Мадама" выбежала встречать хозяина. Мужчина взял любимицу на руки и вместе с нею подошёл к дому.
  Супруга тоже вышла навстречу. Она стояла набросив на плечи вязаную ангорскую кофту красиво облокотившись на перила террасы. Высокая, стройная, с царственной осанкой, скульптур-ные очертания её классического лица контрастно подчёркивались закатом, короткая причёска сияла в лучах заходящего солнца красным золотом волос. Благодаря ей, а вовсе не роскошной обстановке, дом сразу наполнился уютом и счастьем. Это было огромное наслаждение - наблюдать за женщиной, ко-гда она влюблена. Влюблена в собственного мужа, будто не прожито вместе четверть века! Такое встречается в этом мире не часто. Ее лицо выглядело лучистым и сияло, все линии стройного тела в симфоническом созвучии гармонировали с их лесом и их домом и "звучали" по-новому. Катенька словно помолодела на двадцать лет! Вот что творит любовь! И вот на что способен мужчина, всё-таки воплотивший, ни смотря ни на что, все свои мечты в реальность! И её мечты тоже. Говорят же опытные шахматисты, что фигура, долго пребывающая в бездействии, способна обрести чудовищную мощь...Таким суперменам, пробившимся из пешек в ферзи, их женщины способны делать фантастические подарки.
  - Привет! - чудный грудной голос жены, её мягкая улыбка вмиг растворили в нём остатки усталости.
   В руках у жены бутылка французского шампанского, два хрустальных бокала поставлены на деревянный парапет террасы.
  Откупорив бутылку, она разлила игристый напиток, и они выпили.
  - Как прошёл день, милый?
   - Отлично. Сегодня твой супруг закрыл ФСБ...
  - Ого! Не боишься?
  "Ничего, сверхъестественного не произошло, - хотел прики-нуться мачо Чистов, но промолчал, лишь самокритично усмехнул-ся в свой адрес: Пятьдесят лет - ума нет. Теперь уж точно, не жди, не будет... Не пророк в своём отечестве...хотя...".
  Конечно, он понимал, чем рискует, но бояться в его положении бессмысленно - если захотят, достанут даже в бункере, и никакая охрана не спасёт.
  - А ты не боишься жить в лесу, имея такого мужа? - поинтере-совался он с ироничным прищуром.
  - Ну ты ведь не дашь меня в обиду, дорогой, - супруга обняла его и прижалась своим стройным тёплым телом и замерла, словно пушистый котёнок пригревшийся и доверчиво задремавший на теле хозяина.
  - Ого! - теперь уже воскликнул Чистов и тихо засмеялся от счастья.
  - Вот тебе и ого, - усмехнулась жена, продолжая ластиться к супругу. И неожиданно спросила:
   - И всё-таки, может тебе пора завести в доме сейф с оружием, пока к нам вместо стада кабанов не пожаловали незванные гости.
  - Оружием?
  - Ну да.
  - В смысле?
  - Ну ты ведь у меня первоклассный стрелок!
  - Я?! Когда я такое тебе говорил?
  - Ну перестань меня разыгрывать! А у кого целая коллекция чемпионских кубков, у тебя или у меня?
  - Кубков?!
  - О, эта твоя скромность! Не бойся, я никому не скажу, что замужем за богом войны...и не только войны.
  Модест посмотрел на Катю с недоумением. Впрочем, заставил себя улыбнуться ей с беззаботностью супермена, ведь в последние дни он и сам себя таковым ощущал.
   Они чокнулись, выпили, и не сговариваясь, швырнули бокалы прямо в шумящий немного сбоку внизу водопад. И всё-таки что-то было не так. Вблизи всё предоставлялось несколько иначе. Модесту Сергеевичу вдруг показалось, что жена как-то измени-лась внешне. Откуда-то появилась седина в волосах, морщинки возле глаз и мешки под глазами...
  И кожа!
  Вблизи Катя уже не выглядела такой впечатляюще моложавой.
  Нет, такого быть не может! Дело в неудачном освещении. Всё-таки наступают сумерки. Да и устал он сегодня, вдобавок бокал шампанского...Ведь такого быть не может, что с утра у тебя была молодая понимающая жена с упругой кожей и ясным взором, а к вечеру состарилась на четверть века. И задаёт тебе вопросы с претензией на поучительство. Мужчины всегда внимательны к таким вещам. Он бы давно что-то заметил.
  - Я о том, любимый, что раз ты отказался от государственной охраны, то хотя бы заведи какое-то оружие на всякий случай - пояснила свою мысль жена, на этот раз не глядя на мужа. - Мы же тут только вдвоём, а в доме нет ничего для самообороны.
  Прозвучало как упрёк из какой-то другой жизни, ведь у них так не принято. Для Кати он всегда был идеал мужчины. Даже когда его книги не продавались и он носил клеймо "иностранного агента" - жена безоговорочно гордилась супругом. И с гордостью несла свой крест. Теперь же... когда он всё доказал... когда благодаря его новому статусу она живёт в шикарном лесном шале...может заказывать доставку любой еды и любых товаров на дом - ей и вовсе не полагается демонстрировать недовольство им...даже если бы он был тысячу раз не прав.
  
  Глава 67
  На Модеста Сергеевича Чистова вдруг накатила волна непонят-ного беспокойства. Он сильнее прижал к себе стройное тело жены, будто опасаясь, что его у него отнимут...вместе с этим домом, высоким общественным положением, зарплатой и всем остальным.
  - Да-а, - вздохнул мужчина. - Тяжёлый случай.
  - Ты о чём?
  - Матвей дома? - вместо того чтобы ответить ей спросил он, хотя знал ответ.
  - После того как ты подарил ему квартиру, мальчик совсем перестал появляться у нас, - пожаловалась Катя.
  Модест Сергеевич кивнул, разглядывая собственное отражение в стекле пузатого фужера (хотя по идее его осколки должны были покоиться на дне водопада, но что-то пошло не так...), и получал удовольствие от увиденного. Прямо герой из мечты: мускулистый торс, мужественное интеллигентное лицо - олицетворение честного борца с тёмным прошлым. Он создан быть на виду, вершить судьбу страны. Словом выглядел очень даже замечатель-но. Стал гораздо худее, спортивнее, моложе, и даже не заметил, как это произошло. Так иногда бывает во сне, но он то не спит!
  - Матвей хотел попросить тебя.., - снова заговорила жена о сыне. - Но стесняется тебя беспокоить, ведь он часто бывал с тобой груб в прошлом.
  - Не волнуйся, Катюша, я всё знаю, и конечно, помогу парню с работой, - успокоил супругу он.
  Она удовлетворённо кивнула и снова с благодарностью прижа-лась к нему - к своему мужчине, который никогда не был неудачником, а теперь к нему и вовсе пришла огромная власть наказывать за грехи одних и делать счастливыми других.
  - Значит, Матвей фактически переехал от нас в городскую квартиру, что я ему устроил, - констатировал Модест Сергеевич, и самодовольно добавил: - Представляю, сколько лет ему пришлось бы горбатиться на неё и выплачивать ипотеку, если бы не я. Сам бы он такую хату ещё долго не потянул, пупок у мальчика, извиняюсь, развязался бы.
  Вышло всё можно сказать случайно. В мэрии Москвы главе комиссии по люстрации сказали, что освобождается жилищный фонд в депутатском доме, и можно совершенно легально получить отличную двухуровневую пятикомнатную квартиру под гонорар за заказанную ему книгу о новой Перестройке. Он же не будь дурак согласился, пообещав виртуальную рукопись из туманного будущего, ведь те страницы только планировались им писать когда-нибудь из-за недостатка теперь времени.
  - Да, с этой квартирой, у тебя грандиозно получилось! - согла-силась Катя, снова глядя на мужа, как на античного героя, умеющего убивать чудовищных медуз и рубить башки лубянскому дракону. - Тебе, наверное, не просто было её добиться?
  В реальности героичного там было мало. Обычное государ-ственное разгильдяйство одних, и готовность под видом благопри-ятного совпадения коррупционироваться у других. Повезло, что он случайно заехал в мэрию, уже получив свою должность. Ведь и там было полно тех, кто мечтал избежать люстрации и остаться при тёплой должности. А сам-то их с Катей шалопай точно такую квартиру бы не тянул.
  - Нее... - пожал Модест плечами, заодно как бы мысленным взором осматривая новую сыновью квартиру в престижном районе столицы, стоя на её пороге. - Видишь ли, мне тут собрались присудить литературную премию. Но я попросил лучше не деньгами, а квартирой. Наследник, дескать, подрос, пора ему в самостоятельное плавание.
  "Когда ты становишься влиятельным и знаменитым, тебя как бы отрезают от реальности. Между тобой и настоящей жизнью появляются удобные тебе люди, которые берут всё на себя, решают твои проблемы, следят, чтобы ты был счастлив и твои близкие тоже... А когда вдруг случится несчастье, ты поймёшь, что сам позволил загнать себя в эту сладкую ловушку. И не только себя одного, - вдруг подумалось Чистову; мозжечком он понимал, что наверное не прав, что покупает сыну будущее такой ценой, возможно, тем самым обрекая его на слишком высокую плату в будущем. - Наверное, человека не надо специально загонять в трудности и лишения. Но я точно знаю по собственному опыту, что если у парня сразу всего в избытке, он не выработает ни мудрого взгляда на жизнь, ни здорового голода на успех, ни того ценного чувства, когда тебя раз за разом отправляют в нокдаун и надо собраться и продолжать схватку, без которых невозможно стать бойцом. Большинство крупных личностей прежде чем чего-то добиться в жизни долго пробивались, терпя удары судьбы. А если вам в двадцать лет все преподнесли, то откуда у вас возьмется мотивация напрягаться самому".
  Модест улыбнулся супруге, а про себя продолжал сомневаться, правильно ли он поступает с их парнем:
  "Теперь я отбрасывал слишком большую тень, и мой сын стал съеживаться под нею. Рано или поздно он бросит мне упрёк в лицо, скажет: "Зачем ты поступил так со мной, папа? Ты же всё понимал". Матвей обвинит меня во всех неудачах: если бы отцу не досталась вся слава, если бы отец просто чаще с ним разговари-вал, а не откупался деньгами, если бы он не оставлял таких больших следов на песке! Если бы...если бы... Он скажет (и будет иметь на это полное право), что я украл у него будущее, избавив его от необходимости решать собственные проблемы, как решал их я долгими десятилетиями.
  Господи, я же могу прикончить его своей излишней опекой! Сейчас он с удовольствием принимает мои подарки, но в итоге может пойти в разнос, так что я не смогу, не успею его спасти, ведь я-то его знаю! Я сам бы на его месте...
  Но что же мне делать? Я всегда старался быть с парнем терпи-мым, даже когда слышал от него жёсткие обвинения, что своими говняными, никому не нужными книжонками против власти и войны, подставляю семью под крупные неприятности, лишаю его сколь-нибудь приличного будущего. Помню говорил ему тогда: "Знаешь, малыш, жизнь - это готовность выйти на ринг ради мечты. Против любого противника. Даже если весь зал, вся страна, все против тебя! И выстоять столько раундов, сколько потребует-ся. И не так уж важно, насколько сильно ты бьешь. Важно можешь ли ты подниматься каждый раз, оказываясь на полу"".
  Глава 68
  Модест Сергеевич Чистов первым вошёл в дом, жене хотелось ещё немного постоять на свежем воздухе полюбоваться закатом.
   Сбросив туфли, он по-хозяйски проследовал через простор-ную прихожую в гостиную с добротной мебелью, камином, восточными коврами и шкурами зверей, в продуманной небрежно-сти разбросанными по полу и развешанными по стенам.
  Над концертным фортепьяно портрет человека в нобелевском смокинге. Снисходительный и твёрдый взгляд из-под полуприкры-тых век. Отец. Глава семейства. Основатель новой влиятельной династии. Клана. Модест Чистов, собственной персоной, работы известного портретиста, рисовавшего только первых лиц эпохи.
  Вернувшийся в уютное гнёздышко хозяин заглянул на про-сторную кухню-студию, где его ожидал готовый ужин. Кухня была прекрасно обставлена и оборудована по последнему слову техники и к тому же имела собственный бар. За обедом или просто приготовив себе экспрессо можно было с чашкой кофе любоваться собственным водопадом и видом на озеро неподалёку через панорамное окно во всю стену.
  В доме-мечте имелись шикарная ванна с джакузи и гидромас-сажем как из журналов про красивую жизнь, финская парная с купелью объёмом с небольшой бассейн, четыре туалета. Спальня, бильярдная, спортзал. Кабинет хозяина располагались на втором этаже. Жемчужиной своих владений Модест считал библиотеку. Он влюбился в неё с первого взгляда. Читальня была отделана дорогим деревом и стилизована под голландское адмиралтейство XVII и офис Ост-индской компании одновременно: с подлинным паркетом из той эпохи (из морёного гаванского дуба, из которого делались знаменитые "серебряные" галеоны), огромным анти-кварным напольным глобусом, моделями парусников, литографи-ями кораблей и дальних островов развешанных по стенам, курительными принадлежностями у журнальных столиков и кресел. Кессонный потолок с дубовыми перекрытиями напоминал переборки адмиральской каюты и отсылал к героической и романтичной эпохе паруса, великих географических открытий, пряностей, колониальных империй. Дизайн обошёлся ведомству, которое его заказывало у архитектора, в астрономическую сумму!
  Высокие, до потолка, книжные шкафы заставлены потёртыми от времени корешками старинных фолиантов - просто лавка букиниста! При желании достать нужную книгу с верхотуры необходимо воспользоваться приставной лестницей, а иначе никак, зато как в добрые старые времена. Удобные кресла под зелёными абажурами торшеров так и манили к себе. Это был дом из его снов, детских фантазий, которые неожиданно стала его реальностью.
  Вообще-то на скромные гонорары от своих книг Модест мог и дальше мечтать о чём-то подобном. Такой уклад жизни, это привилегия бизнес-элиты. Но не русского писателя. Но что в том плохого, что новая власть творит новую элиту не из силовиков, а гуманитариев и заботится об их комфорте? Ведь свою работу люстратора Чистов выполнял хорошо. При необходимости подходил к конкретному вопросу без носорожьего бюрократизма, творчески, чем сразу заслужил симпатии значительной части интеллигенции.
  Например, он решительно выступил против люстрации финан-сового блока правительства Путина.
  "- Им удалось в условиях жесточайших санкций и расходов на войну удержать экономику от сваливания в пропасть. Обуздать инфляцию, - сразу обозначил он свою позицию.
  - Но как раз за это они и заслуживают наказания, - отвечали ему те, кто жаждал крови всех прежних министров, чиновников, сенаторов. - Какой ценой они этого добились?! Наладили параллельный импорт, по сути контрабанду. В том числе запча-стей для оружия. Обеспечили войну всем необходимым, чтобы она длилась десятилетиями. Наладили торговлю нефтью по серым схемам, чтобы выплачивать щедрое жалованье сотням тысяч наёмников! Ввели экстраординарные налоги на бизнес. Ваши заслуживающие снисхождения экономисты помогли Путину не потерпеть мгновенное поражение, которое несомненно ускорило бы конец его режиму. Благодаря их помощи он смог продолжать сеять смерть и горе!
  - Вместе с этим финансисты спасли миллионы россиян от нищеты и голода. Им удалось хоть и не предотвратить рост цен на товары для простых людей, но хотя бы обуздать инфляцию. Я не призываю их наградить - только освободить их от наказания.
  С Модестом Сергеевичем ожесточённо спорили. Многие, очень многие желали крови и мести. И от него требовалось находить нужные слова, чтобы не летели головы всех, чьи фамилии фигурировали в списке значимых путинистов.
  - Наша задача, как мне это видится, в том, чтобы не только карать, но и проявлять милосердие и мудрость. Порой милосердие надо ставить даже выше справедливости, если это в интересах всего общества. Вот покойный Путин предложил стране и миру свой образ будущего в виде войны и смерти. А у меня есть надежда, что эти люди, - которых мы сегодня частично оправдаем, - с их компетенцией и способностями, смогут внести свою весомую лепту в построение более светлого будущего для нашего отечества. Да ради этого я бы дал шанс даже десятку нерукопо-жатных деятелей, запятнавших себя сотрудничеством с русскими неонацистами! Пусть в конце концов попробуют отмыться от налипшей к ним грязи, чтобы их собственные внуки не стыдились своих дедушек и бабушек. Главное, что на руках этих людей нет крови, так что милосердие к ним допустимо даже и с точки зрения закона. Если же я не прав, пусть юристы меня поправят.
  Свою речь на том совещании Чистов закончил так:
  - Я хочу, чтобы мы как можно скорее покончили с поиском виноватых и все засучили рукава ради строительства новой, более справедливой и человечной России! Я, например, считаю, что так, как была проведена приватизация 1990-х годов, - а по моему мнению и не только моему, сделано это было крайне неудачно, а, называя вещи своими именами, просто грабительски, - это и стало главной причиной разочарования народа в идеях демократии и либерализма. Именно оттуда, - из середины 1990-х - берёт свои корни русский фашизм. Если бы народ нагло не кинули с ваучерной приватизацией, залоговыми аукционами, а по справед-ливости и с умом сделали людей акционерами и собственниками народного добра, постепенно и терпеливо научили его инвестиро-ванию, стране не пришлось бы платить столь высокую цену, в том числе кровью, за науку: что есть свобода и что есть тирания. Считаю, что сохранение существующего положения вещей, - когда есть кучка сверхбогатых нуворишей, чьё состояние получено неправедным путём, и при этом есть миллионы нищих, фактически ограбленных собственным государством граждан, - неприемлемо и только позорит наше отечество, лишает надежды на нормальное будущее! Поэтому призываю коллег рекомендовать органам законодательной и исполнительной власти новой России пересмотреть итоги приватизации! Предлагаю так же, чтобы те из бывших специалистов, кто искренне согласится нам помогать в этой работе, были освобождены от ответственности".
  Мнение известного писателя и правозащитника помогло неко-торым подручным Путина избежать неприятностей. Среди тех, кому Модест Чистов помог, оказался успешный строительный подрядчик и талантливый архитектор, сделавший миллиарды на близости к покойному диктатору. В благодарность "архитектор Путлера" и обратил внимание четы на эту загородную резиден-цию, которую он спроектировал то ли для самого фюрера, то ли для одного из его ближайших друзей или любовниц.
   "Это дом поможет вам изменить судьбу страны, здесь вам будет удобно и хорошо работаться", - убеждал избежавший люстрации зодчий Модеста Сергеевича, который никогда не жил за городом, да ещё в лесу. - Здесь, - воссоединяясь с природой, - вы напишите лучшие книги! Прекрасные законы для новой России!
  Наконец, здесь, я это вижу, Вы переживёте ренессанс ваших отношений с вашей прелестной женой!" - предрёк ему этот льстивый дьявол, когда они немного подружились и даже выпивали с ним на этой кухне с потрясающим видом на голубое озеро. И ведь не обманул.
  Когда они приехали сюда впервые посмотреть дом, и архитек-тор лично показал ему своё творение, впечатлённый Модест испытал полный восторг. Они выпили шампанское и "архитектор фюрера" на правах почти друга дал Чистову "интимный" совет:
  "- Только будьте смелее! Не важно, что вы никогда не жили в таких условиях и привыкли к своей типовой "двушке", - но вы же художник! Человек, умеющий получать удовольствие от нового опыта, переплавлять его в свежие идеи. Наконец, вы заслуживаете счастья. Поверьте! Вас ждёт ошеломляющая по силе медитации на лоне природе, вы ещё сто раз скажите мне спасибо. Откройтесь новому и не слушайте горе-советчиков, которые станут вас отговаривать, просто им не предлагают жить в самом поразитель-ном доме в истории современной архитектуры. Уверяю, здесь вы оба с вашей прелестной женой помолодеете и переживёте ренессанс освежённых чувств!".
  Приезжая сюда, Модест в самом деле чувствовал, как мгновен-но растворяется накопившаяся усталость и как расцветают их отношения с Катей. Их чувства друг к другу действительно сразу посвежели. Они даже как будто стали выглядеть намного моложе...до сегодняшнего дня.
  
  Глава 69
  Ужинали при свечах. Жена как обычно была на высоте, стара-лась побаловать мужа новым оригинальным блюдом по вычитан-ному в Интернете рецепту из какой-нибудь экзотической национальной кухни; обязательно красиво сервировала стол.
  Модест понимал, что уборка такого огромного дома, готовка, стирка должны отнимать у любимой массу сил, даже предлагал завести прислугу, но жена отказывалась. Ей хотелось самой проявлять заботу о своём мужчине. Такая нежность... как же это трогательно. Наверное, она мыла бы ему ноги по возвращению с работы, если бы он это ей позволил.
   Модест поблагодарил жену за вкусный ужин, при этом он извинился, что чувствует себя немного уставшим и не может найти слов для полного выражения своих чувств. Потом поинтере-совался, сыта и ли их гостья.
  Катя ответила, что та немного помогала ей на кухне и они успели ещё заняться цветами в саду до его приезда.
  - Ну что ж, пойду нанесу ей визит вежливости. Не королева, конечно, но всё-таки бывшая чиновница в ранге федерального министра. Заодно пожелаю тётушке спокойной ночи.
  Чистов лопаткой положил в тарелку кусок домашнего торта к чаю - не идти же с пустыми руками - и оправился в гостевой домик.
  По пути, в прихожей Модест Сергеевич чуть задержался возле зеркала, с удивлением разглядывая себя: никто не назвал бы его ещё недавно любимцем женщин. Хотя он был неплохо образован, умел говорить. Но в последнее время всё изменилось. Самые изысканные красавицы ловили его взгляд, сами начинали беседу. Да, теперь он мог себе позволить изысканно одеваться. Но дело не только в этом. Женщин пленяет успех, они летят на него, как мотыльки на огонь. Что правда, то правда: успех меняет человека. Вероятно он как-то сказывается на гормональном статусе... рыхлый толстяк с неуверенным взглядом может вдруг ощутить себя неотразимым атлетом, даже стать выше ростом.
  Дамы стали признаваться Чистову, что млеют от его глаз, бархатного голоса, красивых рук...даже старый жировик на правой скуле почему-то не отталкивал их, а казался мужественной отметиной, чем-то вроде шрама, полученного при таинственных героических обстоятельствах.
  Только зубы...их вправду надо сделать. При его нынешней публичности и медийности это вопрос не прихоти, а профессиона-лизма. Так что надо заняться голливудской улыбкой.
  Размышляя об этом, Чистов постучался в дверь гостевого домика.
  Элла Памфилова не спала. Оказывается она украдкой наблю-дала в окно из-за занавески, как хозяин пришёл пешком, оставив свой персональный автомобиль на дороге, как разговаривал на террасе с супругой. Как они швырнули фужеры в водопад.
  - Да, красиво жить не запретишь, - с завистливой интонацией прокомментировала беглая глава Центральной избирательной комиссии. - Я вот по-другому себе представляла жизнь борца с нами, коррупционерами и преступниками.
  - А вы, Элла Александровна, книгу начинайте писать, - добро-душно посоветовал Чистов. - А что? Засядьте за мемуары, вам это будет полезно. Да и болячки ваши, что на прежней вашей нервной должности честно заработаны, глядишь, не так мучить станут. Опишите, как в девяностые пришли во власть молодой революци-онной комиссаршей, правозащитницей, борцом с загнившей советской бюрократией. И как сами через тридцать лет преврати-лись в антипод себя... Опишите и своё нынешнее подполье под боком у комиссара революции.
  Панфилова хмыкнула, будто он сморозил полную чушь. Законы благодарности за гостеприимство не позволяли ей высказать всё, что копилось у неё внутри.
   Помолчали. Выглядела бывшая глава ВЦИК скверно, а ведь в молодости считалась миловидной. Вот что делает с человеком сделка с собственной совестью. Продав душу дьяволу она сделала всё, чтобы Путин бесконечно переизбирался на президентский пост, став пожизненным диктатором, царём, подтёрся конституци-ей. Ни один порядочный человек при ней не мог стать губернато-ром, мэром, депутатом федерального уровня. За это дьявол щедро вознаграждал чиновницу золотом, орденами, почестями. Незамет-но отняв у неё душу и красоту. Даже жаль её.
  - Элла Александровна, вы в этом своём убежище постоянно не сидите, выходите прогуляться к воде, вам это очень полезно, - мягко посоветовал хозяин. - К жизни возвращаться пора. Посмотрите, какая вокруг красотища... прямо волшебство какое-то. Взгляните на те сосны в лунном свете ночи, как у классика описано...
  - Я когда сюда приехала, тоже впечатлилась, - без восторга согласилась затворница. - Подумала, какая красота, здесь я смогу всё переосмыслить чтобы жить дальше... Я думала, пройдёт время и уеду туда, откуда меня не смогут выцарапать на суд ваши. А вот теперь знаю, никуда уже не хочу уезжать! Лучше до конца дней сидеть в бункере, чем такой позор. Стоит мне вынырнуть и я всегда буду бояться, что экстрадируют или выкрадут, чтобы усадить в клетку и выставить на новом Нюрнберге на потеху толпе, которая будет плевать мне в лицо и оскорблять... Не хочу этого! Пусть лучше заочно приговорят, объявив, что "Эллочка людоедка" просто исчезла... утопилась в болоте, растворила свой труп в ванне с серной кислотой. Тогда со временем может перестанут лелеять надежду поквитаться со мной за Алексея Навального, за растоптанную конституцию, за "вечного Пути-на"...
  Надо научиться прощать, в вопросе прощения есть тема воздая-ния, а есть педагогика. Чистов часто думал об этом. Конечно, трудно было простить Памфиловой псевдореферендум по изменению конституции на пеньках, превращение миллионов педагогов в пособников преступления, и много чего ещё. Но ему очень хотелось увидеть искреннее раскаяние в глазах той, которая долго сама была на стороне света и успела сделать много там хорошего для людей, прежде чем перебежала на тёмную сторону.
  - Я не хочу, чтобы с вами так поступили, это я о клетке, - глядя прямо ей в глаза, сказал Чистов, и протянул руку в знак добрых искренних намерений.
  - "Кинь в неё камень кто сам без греха...", чтобы судить вас, надо самому пройти этот путь... Я ведь помню вас искренней правозащитницей. Поэтому и помог с убежищем. Никому и в голову не придёт искать Памфилову здесь...
  Элла перестала хмуриться и тоже ответила с некоторой тепло-той:
  - А ведь о вас говорят, как о безжалостном человеке, закатыва-ющим в асфальт всё живое. Я даже думала: не дай бог попасться к нему на комиссию, лучше умереть по дороге... Спасибо вам за человечность. А насчёт мемуаров я подумаю.
  - Это вам спасибо за приятную беседу. Надеюсь, что мы с вами еще поговорим по душам...
  
  Возвращаясь обратно в дом, Чистов чувствовал восхищение самим собой. Приятно быть положительным персонажем из романтического романа. У кого бы на его месте хватило велико-душия предоставить убежище ненавидимой всеми Памфиловой!.. А у него хватило. Похоже, он и вправду великий... А интересно будет на протяжении месяцев услышать из уст продажной чиновницы всю подноготную её грязной кухни, а потом всё-таки вывести на Комиссию и предъявить подробный список её преступлений. Вот информационная-то бомба взорвётся! После такого разоблачения о люстраторе Чистове заговорят, как о великом охотнике на нацистов, обладающим поразительной проницательностью и чутьём. Да он и сам когда-нибудь напишет книгу об этой своей работе. О, это будет самый великий его роман. Гарантированная Нобелевка по литературе, место в пантеоне великих и миллионы долларов потиражных отчислений на счетах!.. Да, он не был красив от природы. Черты лица имел неправильные. Но с годами, чёрт побери, облик его менялся: гений преобразовал его, запечатлевая на его челе свой явственный знак...
  
  Глава 70
  Ненароком увидев по пути к себе в кабинет в проёме приоткры-той двери переодевающуюся в спальне жену без одежды, Модест Сергеевич с трудом совладал с собой. Подумать только, они столько лет в браке, а он, словно мальчишка, по-прежнему пылает страстью!
  Через пятнадцать минут, отложив работу, не в силах бороться с чувствами, Чистов всё же вернулся. Тихо подошел сзади к занимающейся вечерними процедурами красоты перед трельяж-ным зеркалом супруге. Стал гладил ее плечи. Рука его сжала её маленькую упругую грудь...неожиданно Катя вдруг впилась в его предплечье своими маленькими острыми зубками! Словно кошка, в голову которой никогда не влезешь и не знаешь заранее чего от неё ожидать, даже если живёшь с нею рядом много много лет.
  Чистов застонал от боли, а она закрыла лицо руками, вероятно, боясь, что сейчас муж её ударит.
  Но он невозмутимо произнёс с пониманием:
  - Боль лишь разжигает чувства.
  И подхватив лёгкую, как пушинка женщину, отнёс её в постель. Лёг на неё сверху.
  В его красивом лице не было ни кровинки. Жена впала в оцепе-нение и боялась пошевелиться, вероятно в шоке сама от себя, не понимая, что же она наделала...
   Наконец он кончил и удовлетворённо перевернулся на спину, сказал бесстрастным голосом врача на приеме:
  - Всё у нас в порядке, не правда ли?
  
  Он женился не просто очень красивой женщине, в ней было море обаяния и врождённое чувство стиля, которое теперь проявлялось в продуманности каждой детали маникюра и ансамбля одежды. В каждом её жесте и движении, всегда присутствовали женское очарование и природный аристократизм, ибо такому трудно научиться - такой нужно появиться на свет. Вместе с Ксюшей Собчак и Юлей Навальной они стали главными светскими львицами столицы новой России.
   Уже в первые дни их знакомства ему понравился характер будущей супруги, он сразу понял, что она из тех, кто поддержит своего мужчину в самой тяжёлой жизненной ситуации. Катя была моложе его на шесть лет. И с годами она стала лишь красивее. А теперь, когда её муж - триумфатор на коне, она должна им гордиться и любить ещё больше. Что же с ней происходит? Ну остался бы он хроническим неудачником, тогда понятно - у любой жены рано или поздно может закончиться запас терпения и случится нервный срыв на почве хронического безденежья и полной безнадёги...
  А может она приревновала его? В последнее время вокруг стремительно прославившегося комиссара по поиску злобных путинистов, затмившего популярностью рок-звезд, крутилось много женщин. Да и в собственном секретариате работало немало молодых и симпатичных. Взять хоть его помощницу Наталью, которая была на четверть века моложе босса. Платиновая блондинка с фигурой супермодели и честолюбивым стремлением сделать большую политическую карьеру, - она не могла не нравиться мужчинам. А ещё по Москве циркулировали слухи о беременности практикантки с факультета политологии Высшей школы экономики. Правда Модесту удалось убедить жену, что грязные сплетни о нём распускают враги.
  Только история с беременностью стала забываться, как Катя стала замечать, что с десяток примелькавшихся привлекательных молодых дам то и дело оказываются рядом с её супругом на всевозможных светских мероприятиях, на которые их приглашают вместе по нескольку раз на неделе. Это были посольства ино-странных держав, презентации новых книг или фильмов и тому подобное. Красотки имели наглость флиртовать с её супругом в её присутствии!
  Модест объяснял жене, что у неё нет никаких причин для ревности, ведь они с ней идеальная пара, их отношения прошли проверку огнём и водой, так неужели их разрушат медные трубы славы и успеха?! Для того, чтобы успокоить Катю, он старался выискивать в своём плотном графике время, чтобы они проводили его вместе вне служебной необходимости. Супруги путешествова-ли, занимались благотворительностью, устраивали роскошные приемы в своём новом доме. Но кажется наступил момент проверки их отношений на прочность. Господи, неужели им не миновать кризиса?
  За такими мыслями Модест пол ночи провёл без сна. Его за-хлестнули противоречивые эмоции: страх потерять верную спутницу, желание оставаться хорошим и правильным. И одновременно романтические грёзы о романе с молодой сексуаль-ной женщиной, оказывающей ему явные знаки внимания там где он свободен, богат и знаменит. Возбуждение немолодого мужчины при мысли о юном упругом теле, стыд, смятение и восторг предвкушения - распаляли в нём жар вернувшейся молодости. Лишь под утро Модест сумел отогнать от себя крамольные мысли, а ведь впереди у него напряжённый рабочий день!
  
  Глава 71
   Проснувшись Модест Сергеевич быстро покинул постель ради зарядки и водных процедур на свежем воздухе. Впрочем все попытки освежить изможденное бессонницей лицо и настроить мозг на позитив оказались тщетны. Из-за неприятной и явно незаслуженной им сцены, которую ему накануне устроила неблагодарная жена, новый день начинался в скверном настрое-нии, и вот результат! Откуда-то появилось убеждение, что в последнее время он всё чаще обнаруживает в своём облике следы деградации. Модест пытался напомнить себе какой он теперь везунчик и мачо - получалось плохо. Словно в кривом зеркале он видел теперь одни минусы в сравнении с собой прежним "дорево-люционным".
  Надо сказать, деньги, высокое общественное положение, ком-фортная жизнь не пошли на пользу его организму, как это было не странно. Он-то всегда в своих мечтах думал иначе. Оказалось, мало прославиться и разбогатеть, тело должно продолжать регулярно получать хорошие пинки под зад от вашего интеллекта, силы воли и силы духа! И так до тех пор, пока организм не научится вырабатывать энергию, необходимую на переваривание всего этого элитарного алкоголя, вкусной и часто вредной еды, которую подают на приёмах и в самых дорогих ресторанах! Пока не выработает иммунитет сопротивляться многочисленным соблазнам, грозящим вашим телу и душе.
  Теперь, после того, как отпала необходимость заниматься жёстким выживанием и стала по карману (и по статусу) жизнь в стиле лакшери, есть только один способ не разложиться: застав-лять свое тело, ум и душу оставаться такими, какими вы были в то время, когда вам регулярно приходилось думать о том, как не подохнуть с голоду самому и прокормить семью, и на что вставить себе хотя бы железные зубы, ибо, если вы окажитесь в тюрьме за своё стрёмное творчество, там вам их точно лечить и протезиро-вать на станут...
  Такая вот странная диалектика. Потому что в противном случае, от наступившей хорошей и беззаботной жизни собственное тело постепенно станет приобретать форму, цвет и запах прошлогодней дохлой крысы.
  Следовать этому принципу было непросто, но Модест заставлял себя: ограничивал в еде, делал спортивные упражнения, напоми-нал себе, что он честный и неподкупный образец нового государ-ственного мужа. Это помогало поддерживать в сохранности интеллект, самоуважение и бороться с растущим пузом.
  "Ну, заставь меня, ну, родной, будь со мной построже!" - моли-ло его собственное тело, и он старался слушать его. Говорил себе жёсткое "стоп!" даже когда очень хотелось съесть ещё один бутербродик с отборной чёрной икрой, ведь он столько лет мечтал, что когда-нибудь сможет есть её ложками! Брал себя в руки, когда очень хотелось позволить себе лишний бокал хорошего алкоголя; или не слишком хотелось сопротивляться откровенным намёкам симпатичной девушки... Или же так просто было не заметить, когда тебе буквально в карман суют крупную пачку заворажива-юще хрустящей благодарности.
   У Чистова был небольшой период, когда он пустил всё на самотёк: тело с удовольствием село на шею, свесило ножки и начало понукать им, только посмеиваясь: "Это ведь так приколь-но, наслаждаться и быть беззаботным! Ты это заслужил, парень! Сколько лет ты вкалывал, оставаясь в беспросветной нищете, так неужели не имеешь право получить заслуженное?!". Падение продолжалось некоторое время: Модест полностью подчинил свой дух "материи", покорно поддакивал и выполнял все желания "живота". Это было очень приятно, казалось, он оказался в раю. Пока не поймал себя на том, что стремительно деградирует...
  С тех пор в нём шла отчаянная борьба. Постепенно нужный образ себя в нём побеждал, и результат Воткову чаще всего нравился. Так почему сегодня должно быть иначе?
  
  Глава 72
  Стоя перед зеркалом, после пробежки вокруг дома, гимнастики на свежем воздухе и купания под водопадом, Модест с удоволь-ствием приговаривал:
  - Да нет! На самом деле я у себя ещё о-го-го! Как любит гово-рить моя Катя. Моложав, подтянут, смотрюсь огурчиком, лет на сорок, не старше. Хороший свет посвежевшего лица, которое вернуло себе юную чёткость линий, энергичный взгляд, лучистые глаза. У меня поджарая фигура. И новый итальянский костюм, и рубашка в тон, и галстук мне очень к лицу.
  - Ты бы завязывал хомячить всё без разбора, - хихикнула из-за спины подошедшая супруга, мельком глянув на мужа и, колко улыбаясь, продолжила что-то изучать у себя в телефоне.
  - Это ты к чему? - опешил Модест.
  "Хомячить"! Такое словечко не из лексикона его жены-аристократки, скорее уж оно допустимо для её приятельницы Собчак, но никак не для Екатерины Чистовой!
  - Я к тому, любимый, что округляешься на глазах. Начинал-то своё люстраторство куда более стройным.
  Модест онемел и от полного у аута плюхнулся на диван, потом снова оглядел себя в зеркале напротив. Выглядел он там очень даже замечательно. Стал гораздо худее, и самое приятное - даже не заметил, как это произошло.
  Но жена продолжала утверждать, что ему не стоит верить своим глазам:
  - Если не сядешь на жёсткую диету, милый, то вскоре станешь всеобщим посмешищем. Говорю это тебе, как жена, ибо люблю тебя!
  - Но я же...
  - Смотри! Хочешь чтобы обострился твой залеченный писатель-ский геморрой?
  - Ты что-то путаешь!- воскликнул он, чувствуя, как вспыхнули от стыда и обиды уши.
  Жена бросила на Чистова странный обидный взгляд. Так, с жалостливым любопытством молодые женщины смотрят на мужскую старость. Но с какой стати?! Между ними разница всего 6 лет! Да и не такой уж он и старый. Даже девушки стали удостаивать его своим вниманием.
  - Ты посмотри хотя бы на мою кожу! - с обиды воскликнул он. - Такой нежно-розовый цвет бывает только у младенцев и стари-ков...тьфу... да что такое я несу?
  Совсем она выбила его из равновесия! И продолжала.
  - И что ты всё время ходишь в одном и том же заношенном костюме, - расстроенно покачала головой супруга, - что подумают люди о тебе и обо мне?
  - Что твой муж не принимает подношений, Катюша, - пролепе-тал он первое, что пришло на ум, хотя почему она называла новый костюм заношенным?
  - Это ты рассказывай наивным журналисточкам. А я ещё должна сказать тебе кое-что неприятное, - произнесла жена и внимательно посмотрела супругу в глаза.
  Он сразу понял о чём будет дальнейший разговор по её взгля-ду, и залепетал оправдания, пряча глаза:
  - Я же говорил тебе уже! Все слухи о беременности той девуш-ки от меня - сплетни завистников.
  Оказалось, практикантка растрезвонила свою историю на весь свет, дав скандальное интервью крупному украинскому интернет-порталу.
  Уязвлённая Катя бросила мужу жёсткое обвинение, что весь его образ, который он так успешно продал обществу и которым так упивается - сплошь иллюзия, обман, выгодный пиар.
  - Ты же обыкновенный обыватель, случайно дорвавшийся до власти и денег! На самом деле тебе ведь глубоко безразличны высокие идеалы, о которых так много написано в твоих книгах. Народ России? - да какое твоей мещанской натуре до него дело! До миллионов тёмных, завистливых, жадных и злобных обывате-лей, которые сами виновны в своих бедах. На самом деле тебя заботит торжество справедливости лишь в одном единственном случае - твоём личном.
   Модест пережидал, давая супруге возможность выплеснуть скопившиеся в ней обиду и злость. Ибо бессмысленно и неинтел-лигентно устраивать склоку с оскорблённой до глубины души женщиной. Только почему она ничего ему об этом не сказала накануне, когда он вернулся с работы, а сделала вид, что между ними царит полная гармония? И почему устроила ему скандал именно сейчас! Когда он больше не бедный писатель и даже не безработный курьер, а преуспевающий общественный деятель с большими перспективами для начала политической карьеры? Зачем ей это?! Ведь они столько всего пережили вместе!..
   Потом Модест Сергеевич, конечно, все отрицал. В сотый раз уверял, что злополучная практикантка, естественно, была мгновенно им уволена из аппарата его Комиссии. Это произошло сразу как только аферистка попыталась шантажировать его через прессу. Модест снова повторил жене, как по горячим следам этой истории созвал срочное собрание сотрудников, на котором дал ясно понять коллегам, что не потерпит никакого харассмента на работе и вообще не одобряет внеслужебных отношений. А напоследок предупредил, что если услышит эту "грязную сплетню" про себя, то уволит любого, не задумываясь.
   Только, похоже, вырвавшегося джина уже не загнать обратно в бутылку. Катя ему больше не верила. Но много хуже, что мелкая глупая интрижка может погубить его репутацию...
  Он снова взглянул на себя в зеркало...
  
  Глава 73
  Михаил Платонович Скрипарь по кличке "Скрепа" должен был благодарить судьбу - угодить под суд по серьёзной коррупцион-ной статье и выйти сухим из воды! Спасибо Вове Путину и начатой им Специальной военной операции на Украине! Наступи-ли благословенные времена для рисковых пацанов: есть куда сбежать от серьёзных проблем с законом, отличиться, и вернуться очищенным от судимости и обвинений. Да ещё отдохнуть душой и телом как на хорошей трофейной охоте. И денег в придачу заработать! Скрепа с гордостью причислял себя к "поколению Z", которому оказалось на руку, что страну бросало зигзагом, - той самой буквой "Z", - из стороны в сторону, как пьяного, злобного спросонья медведя-шатуна...
  Вот и на фронте у Скрипаря был позывной "Шатун". Злить его боялись даже свои, ибо в ярости Скрипарь становился подобен разъярённому медведю, чью берлогу посреди зимней спячки потревожили на беду себе охотники. Воевал он зло и весело, так что всего через полгода вернулся в родной Королёв - не обвиняе-мым, а героем с несколькими боевыми наградами. Вернулся, чтобы занять своё законное место мэра. И сразу принялся мстить тем, кто пытался его посадить. Эти придурки решили, что есть закон, а в этом мире телефонное право, связи, воровские "понятия" давно подменили собой законы!
  Хорошие отношения с губернатором Московской области сложились у "Скрепы" давно, оба были страстные охотники. Когда вместе выезжали поохотится по соседству - в национальный парк "Лосиный остров" то егеря не то что не осмеливались их штрафовать за браконьерство, а загоняли им лучшее зверьё. После забав на природе оба любили попариться в хорошей баньке с молодыми забористыми девочками.
  Это губернатор Воробьёв помог своему человеку исчезнуть на время, когда на Скрипаря завели уголовное дело. Губернатор же помог фронтовику по возвращению занять должность - пристроил "на кормление". Высокий покровитель прикрывал ставленника, когда предприимчивый мэр затевал рискованные бизнес-проекты. В благодарность "Скрепа" отдавал наверх солидный процент взятой с городского бизнеса дани.
  Теперь их мощный тандем асфальтоукладчиком пробивает амбициозный проект восьмиполосной автотрассы, которая должна быть проложена прямо через их излюбленные охотничьи угодья в национальном парке-заповеднике "Лосиный остров". Большие бабки стоят хорошей охоты, тем более что бить крупного зверя можно и в других местах. К примеру на Сахалине или в Африке, где богатым туристам, прилетевшим на сафари утолить жажду стрелять и убивать, такое же раздолье, как и в Украине наёмникам. Главное, что на строительство шоссе через заповедник выделены огромные деньги из государственного бюджета, которые уже распилены между главными подрядчиками. Озолотившись раз, можно будет продолжать доить бюджет годами, так как потребу-ется регулярно переукладывать некачественный асфальт, восстанавливать быстро приходящую в негодность инфраструкту-ру. А в перспективе, через пару годков после открытия, можно будет обосновать необходимость введения сбора на обслуживание дороги и взимать с каждого водителя ещё и дорожный налог! Поистине, имея голову на плечах и таких друзей, деньги можно получать даже из дерьмового асфальта!
  
  *
  
   Вечером, после службы, по пути из храма домой, к отцу Павлу подошла женщина лет тридцати, очень хорошо одетая, пахнущая дорогой жизнью, и попросила:
  - Благословите, батюшка! Помогите! О вас рассказывают много такого, что я поняла - вы моя последняя надежда!
  И к руке припала. А, получив благословение, незнакомка стала торопливо рассказывать приходскому батюшке о своей тяжёлой доле.
   Отец Павел видел, что через него запутавшаяся в своей греховной жизни женщина надеется обратить на себя божье милосердие, и готова для этого в точности исполнить всё, что он ей скажет. Будто он едва ли не святой... Да и почему нет? Ведь он подолгу молится каждый день, и желает добра всем людям вокруг! Он многое осознал и улучшил в себе за последнее время. Поборол внутренних бесов, заслужил уважение к себе принципиальными поступками.
   Подметили же опытные люди, что когда человек только приходит к вере или когда только недавно рукоположенный священник начинает служить - Господь буквально носит таких неофитов на руках. А он, отец Павел, всё равно что заново родился во Христе. И теперь ощущает на себе благодать Всевышнего, так почему бы не поделиться ею с окружающими?
  - Для начала, сестра, тебе лучше смыть косметику со своего лица и очистить помыслы от грешных желаний. Мой вам совет: одевай-тесь скромнее. Строго держите пост в святые дни, и чаще заходите в храм божий, - наставительно сказал молодой священник, чувствуя, как через него говорит Бог.
  Помолившись вместе, отец Павел предложил ищущей исцеле-ния для своей больной души женщине добровольно принять на себя обязанности бескорыстного служения в храме. Работа в качестве волонтёра без зарплаты, регулярное пребывание в атмосфере благочестия должны были помочь не привыкшей к физическому труду избалованной богачке смерить гордыню, оздоровиться и физически, и духовно.
  Потом благословил и заверил, что скоро ей станет заметно легче.
  
  *
  
  Павел Антонович "Чистов" всё чаще ловил себя на том, что уходит "с головой" в жизнь выдуманных им персонажей. Правда они были очень разные. Люстратор был с одной стороны гуманист и идеалист, а с другой сибарит и любитель комфортной жизни, склонный к компромиссам. Священник - вегетарианец и человек не от мира сего, тоже не лишённый тщеславия.
  Мэр Скрипарь заядлый охотник, который не прочь пострелять не только в зверей. Вернувшись с войны с убеждением в собствен-ной безнаказанности этот упырь дошёл до того, что стал приказы-вать своим людям хватать на улицах понравившихся ему женщин и силой тащить их к нему в логово - специальный дом для утех. Обычный секс дорвавшегося до положения полной вседозволенно-сти "Скрепу" интересовал всё меньше, всё чаще он превращался в настоящего зверя, которого возбуждали крики боли и кровь. Война только обострила садистские наклонности ветерана, его следовало посадить на цепь, держать в надёжном подвале за крепкой дверью, а он пользовался полной свободой. После возвращения с СВО "Скрепа" вообще сильно изменился, хотя и раньше не был паинькой. А тут стал подвержен приступам внезапной мрачной озлобленности, вспышкам ярости. Любая казалось бы мелочь могла спровоцировать совершенно неадекватную реакцию по отношению к случайно подвернувшемуся под руку человеку. Уже несколько раз бывало так, что Скрепе что-нибудь могло показать-ся из-за громкого хлопка или чего-то крика и он открывал стрельбу, ибо всегда и везде был при оружии. Он мог выскочить в панике из дома и броситься наутёк, так что охрана не успевала за ним, и носиться по городу совершенно голым. Но для того общества, в которое он вернулся, такое поведение статусного ветерана не считалось неприемлемым, никто не смел дать высокопоставленному чиновнику и депутату совет обраться к психиатру. И тем более человека с явными замашками психопата не объявляли социально опасным, потому что он сам был власть. Поэтому мэра-"нашего героя" продолжали награждать, отмечать и ставить в пример молодёжи...
  
   Присутствие в его голове таких персонажей стало утомлять Павла Антоновича. Начиналось-то всё как захватывающее приключение, а заканчивалось шизофренией. Хуже всего, что Вотков начал путаться, где он сам, а где его очередной глюк. Он стал бояться, что может в приступе кошмара, переходящего в агрессию, убить свою жену или дочь.
   Окружающие люди в свою очередь начинали опасаться недав-него учителя и гуманиста, - стоило им заглянуть ему в глаза и увидеть там недавнего имперского наёмника, которому всё позволено. В храмы Божии его тоже перестали пускать! Хоть отец Павел и назывался священником, его выталкивали вон, потому что, как только хор запевал антифоны, он становился на четвереньки и выл волком. А когда выносили чашу с Дарами, кто-то изрыгал из Воткова матерную брань и он бросался с кулаками на священника.
  Павлу Антоновичу с каждым днём становилось всё страшнее от мыслей, что однажды он может окончательно утратить над собой контроль и совершить нечто ужасное. А ещё он сделал пугающее открытие, что оказывается очень мало знает себя. По сути, в свои 52 года он был знаком лишь с очень поверхностной частью своей личности. Персонажи, которые порождались его Неосознанным, как бы начинали жить своей отдельной жизнью. Хуже того - некоторые из них постоянно "плыли в пространстве", как марево на солнце, меняя свои нравственные очертания.
  Так Вотков оказался на приёме у психиатра. При этом он не мог точно ответить себе на важные вопроы: является ли это его первым столь тесным знакомством с "Большой психиатрией"? И не лежал ли он уже в психиатрической клинике? Или смутные воспомина-ния о столь экстремальном опыте тоже порождены красочными бредовыми состояниями?
  
  Глава 74
  Маленький психдиспансер в небольшом городе не мог похва-статься работающими в нём корифеями. Тем нее менее врач, к которому Вотков попал на приём по обыкновенной записи через "Госуслуги", произвёл на Павла Антоновича сильное впечатление. Это был сухопарый, ещё не старый мужчина с умным незлым взглядом и старомодной чеховской бородкой клинышком.
  Но ещё больше поразила Воткова присутствующая на приёме в кабинете собака доктора. Смешная коротколапая с длинным телом, напоминающим формой колбасу. Самое поразительное, что пёс обладал удивительным даром видеть души умерших людей, которые обосновались в телах живых. Ведь во многих так называемых душевнобольных живут подселенцы - души убийц и злодеев. Дескать таких сущностей не пускают не в рай и не в ад, они обречены на вечное мытарство. Но некоторые настолько ловки, что находят себе живых и в качестве этаких духовных паразитов внедряются в них, постепенно подчиняя душу владель-ца. Со стороны такая гипотеза могла бы выглядеть бредом местных пациентов-хроников, если бы об этом феноменальная собака сама поведала Воткову на вполне сносном русском языке. С какой целью? Вероятно, она что-то усмотрела в облике и поведе-нии вновь обратившегося к её хозяину гражданина, ведь это же была очень необычная собака.
   В ответ Павел Антонович выразил огромное почтение псу и его хозяину, и пообещал быть предельно откровенным с ними, как перед высоким судом.
  Психиатр благосклонно выслушал Воткова, постучал молоточ-ком по коленям и зачем-то сказал, что чертей, демонов, а также и Самого Бога в природе, естественно, не существует, вступая в явное противоречие с только что сказанным его мудрым псом. "Наверное у них, представителей официальной медицины, так принято, - соблюдать ритуал неверия, чтобы не прослыть поклонником лже-научных идей" - догадался Вотков, и закивал с понимающим видом.
  Доктор заверил пациента, что мучающие его состояния, - есть плоды его разыгравшегося воображения, и пора уже Воткову научиться относиться к жизни проще. Попринимать кое-какие таблетки тоже придётся, но про старую добрую физкультуру с водными процедурами тоже, дескать, забывать не стоит. Болезнь же его, - вернее даже не болезнь, а пограничное состояние, - нередко случается у натур тонкого интеллигентного склада на фоне личных жизненных неурядиц. Чеховского вида доктор произнёс мудрёный термин на латинском языке, пояснив, что это страсть к безудержному фантазированию, когда измученный разум сбегает от тягот жизни в спасительный мир грёз.
  - Для натур творческих, тонко чувствующих несовершенство окружающего мира, акцентуация характера - то есть чрезмер-ная, порой "болезненная" сосредоточенность на фантазийном обыгрывании травмирующих ситуаций, представляет собой крайний вариант психической нормы. Но именно нормы, а не болезни. Мозг как бы включает аварийную психологическую защиту, чтобы не сорваться в пропасть сумасшествия.
  Вот так, весьма своеобразно, "успокоил" Воткова доктор. По его словам, требуется найти способ разрядить скопившееся в нём на почве нервно-психических перегрузок напряжение. А когда врач услышал, что перед ним писатель, тут же радостно пореко-мендовал немедленно начать писать огромный роман, - "чтобы запереть в нём своих бесов".
  - Вам будет полезно уйти с головой в творчество. Как писатель вы знаете как управлять своими литературными героями. Пусть не они диктуют вам правила игры, а вы им!
  И феноменальный докторский пёс, не сводящий с Павла Анто-новича внимательных глаз, тут же прогавкал с самой серьёзной физиономией в полном согласии с прописанным рецептом: "Покажите им, ав, ав, кто тут хозяин!".
  
  Глава 75
  (30 апреля 2024 года. До означенной даты покушения на него осталось 10 дней)
  
   Владимир Соловьёв не мог даже на время избавиться от назойливой тревоги, которая росла внутри него с каждым уходящим днем и крепко держала мёртвой хваткой:
   "О Боже! Неужели это действительно происходит со мной?! Не знаю, какой именно способ они выберут, но если смерть уже рядом и пристально смотрит на тебя, это в окружающем воздухе, и я этого не могу не чувствовать кожей".
  Каждый раз думая об этом, телепропагандист чувствовал сла-бость во всём теле и подступающую к горлу тошноту, он почти поверил, что заказан и приговорён, что с ним происходит что-то страшное. И близко знавшим его людям не требовалось обладать шестым чувством, чтобы заметить странную перемену в поведе-нии и настроении знаменитости.
  Да что там! Обычно вальяжный самодовольный пропагандист превратился в нервного дёрганного неврастеника. Звёздный божок всё больше ощущал себя загнанным зверем, ему всё и труднее удавалось сохранять хотя бы внешнее спокойствие. Почти не стихающие приступы панических атак почти не поддавались волевому контролю. Они лишь становились сильнее. К кому он только не обращался за помощью! А в списке его контактов хватало номеров телефонов очень серьёзных людей из Кремля, ФСБ, криминальных структур (что, впрочем, было одно и тоже).
  Покровители успокаивали, хлопали при встрече селебрити по пухлому плечу, иронизировали над его страхами: "Да кто тебе мог сказать такую чушь, Рудольфович? Ты же наше всё!".
   Но Соловьёв упрашивал, ныл, умолял донести его опасения до сведения Самого; и покровители, с которыми столько времени было проведено в банях, за общим столом, с которыми столько вместе было выпито, и которым он всегда старался угодить, быть им полезным, обещали "пробить информацию" по своим каналам и...не перезванивали. Или же перезванивали чтобы отбрехаться, то есть успокоить и повторить, что ему нечего бояться, что всё, что он себе надумал, - полная чушь, провокация каких-то долбо.... Потому что всё начальство в России по отношению к нему испытывает полный респект, а от украинских террористов можно защититься усилив личную охрану и пересев на "Майбах" более серьёзного класса бронирования.
   Соловьёв не верил ни единому их слову и не мог успокоиться, ибо явственно ощущал холодок из могилы. Он уже понял, что правила изменились. То есть неприкасаемых не стало.
  Это до войны Владимир Рудольфович верил в некие правила. Например, что у кремлёвской мафии существует собственный моральный кодекс. Что, например, они не "валят" своих, чья преданность доказана временем. И он очень старался много лет заслужить полное доверие, ибо была на заре его журналисткой карьеры цепочка ошибок, о которых Соловьёв очень сожалел и всячески старался откреститься...
  "Никакой войны России с Украиной не будет, потому что любой человек, который на полном серьёзе замыслит такой акт, является преступником непонятно какого размера. В Украине живут братские нам по духу и крови люди, война с которыми является страшным преступлением, которое можно только представить".
  Немыслимо! Но эти слова принадлежали ему! И сказал он их собственным ртом в далёком 2008 году. Боже, какая жестокая ошибка! Конечно тогда он не мог заглянуть в будущее, и предска-зать как всё круто перевернётся, и привычно топил за мир, дружбу, общечеловеческие ценности, ибо тогда они считались трендом, а Владимир Путин ещё по инерции позиционировал себя демокра-тическим политиком в память о временах, когда начинал полити-ческую карьеру в аппарате одного из ярчайших лидеров Пере-стройки Анатолия Собчака.
  Благодаря Интернету от этих слов невозможно было отказаться. Оставалось только орать во всю силу лёгких, визжать, словно свинья, которую режут, всякую чернуху в стиле Геббельса, лишь бы главный заказчик и покровитель, тёзка его простил за ошибки молодости и забыл.
  "Если есть обосравшиеся, которые с передовой бегут и пыта-ются истории всякие жалостливые рассказывать, доставляя радость врагу... то должен сказать, что война это тяжело, это больно, это горько, но у тебя есть твой священный долг и ты обязан умереть, но выполнить приказ, сука!".
   Это тоже произнёс он, только уже в прошлом в 2023 году, чтобы считаться самым злобным ястребом, самым озверевшим псом на царской охоте. И чтобы все поверили, что он полностью переродился... Потому что где-то в глубине его нынешнего - большого и злобного как ядовитая жаба, - где-то очень и очень глубоко продолжал сидеть сознательно закатанный им в асфальт тот Володя Соловьёв, который начинал убеждённым гуманистом и либералом и работал на внесистемном телеканале "Дождь". Не зря ведь христианство предполагает в любом заблудшем грешнике под слоями адовой гари, если отскрести сажу, того чистого и искрен-него человека, каким он был.
   Поэтому даже жене Владимир не мог открыть душу, ведь даже близкая женщина способна на предательство. Был лишь один человек к которому он мог прийти за советом в таком деле - его старый учитель по восточным единоборством, мастер не только меча, но и тысячелетней философии. Он дал ученику поистине бесценный совет:
  - Ты превратился в символ. Для тебя это очень плохо и опасно. В роли разменной фигуры в руке, задумавшей сложную комбина-цию, тебе не спастись. Единственный твой шанс уйти из-под удара - сделать так, чтобы те, кто рассматривает тебя в качестве жертвенного барана, потеряли к тебе интерес. Попробуй резко измениться, - стать другим, чтобы в их глазах утратить свою сакральность. На востоке есть притча про падишаха, уговорившего мага превратить себя в крысу, и хотя крысиная жизнь после дворца уже не была такой вольготной, задумавшие убить правителя придворные на стали ловить крысу.
  "Так тому и быть, - решил было Соловьёв, да призадумался: - Но ведь это означает отдать деньги и славу! Добровольно отказаться от всего, что составляет смысл жизни...
  Да пропади оно всё пропадом! - если за это тебе хотят откусить голову и выставить оставшееся словно священную мумию для разжигании в населении нужных эмоций".
  
  Глава 76
  Павел Вотков вернулся домой побитой собакой, не зная, как сказать семье, что снова без работы, вдобавок остался без телефона и ещё предстоит выплатить компании стоимость утраченного оборудования.
   Однако дома его самого ожидала новость.
  - Тебе звонили из школы, - сообщила Катя.
  У Павла Антоновича вспыхнула было надежда на возвращение на прежнюю работу учителя, но тут же погасла.
  - Сказали, что замять историю с твоим демаршем на уроке "Разговоры о важном" не получится. Кто-то из родителей учеников написал на тебя заявление в прокуратуру и приложил тайно снятое его ребёнком на телефон видео в качестве изоблича-ющего доказательства.
  - С кем ты разговаривала?
  - Кажется это была ваш завуч. И кажется она неплохо к тебе относится. Во всяком случае сочувствует, потому что предупреди-ла, что всё может повернуться для тебя очень скверно. Если заведут дело о дискредитации армии то могут посадить лет на десять. Сейчас, говорит, за учителей крепко взялись. Зорко отслеживают каждый такой случай. На днях тебя могут вызвать в прокуратуру повесткой... и если что-то не придумать, то...
  Жена помолчала и странно взглянула на мужа.
  - Завуч говорит единственный надёжный способ, чтобы от тебя отстали - сходить к врачу.
  - Какому врачу? - сделал вид, что не понял Вотков, ведь офи-циально становится сумасшедшим ему совсем не улыбалось.
  Жена сделал раздражённые глаза, дескать, какой же ты быва-ешь непонятливый, хоть и с двумя высшими образованиями и кучу книг прочёл.
  - Тебе нужна справка от психиатра, тогда они оставят тебя в покое, - напрямик сказала жена.
  - Ну здрасьте, приехали! - обиделся он.
  - А ты хочешь в тюрьму? - холодно поинтересовалась Катя и скрестила руки на груди.
  - Но я здоров!
  Тут он не соврал, вот и доктор из диспансера ему это сказал, объяснив, что некоторые особенности характера связаны с особенностями его творческой личности.
  Катя с жалостью взглянула на супруга и сказала, словно боль-ному:
  - Сейчас время такое, Паша, что здоровых людей в России практически не осталось. А для тебя это вопрос жизни и смерти. Представь себя с твоим давлением и простатитом в тюремной камере с уголовниками, сколько ты там протянешь? Сутки?
  - Но что я ему скажу?
  - Придумай что-нибудь. Ты же у нас творческий человек.
  Он призадумался. Пожал плечами, неуверенно произнёс:
  - ...Мне всё равно не поверят, если я просто приду к врачу и скажу: здрасьте, дескать, я не совсем вменяем и не могу в полной мере юридически отвечать за свои поступки. Меня же мгновенно расколют как симулянта!
  Жена критически посмотрела на мужа и покачала головой:
  - Так прямолинейно поступит лишь дурак, а ты умный, одно время руководил школьным драмкружком. Напряги мозг! Нужно что-то креативное.
   Повисла пауза. Недоумение у Павла Антоновича только росло, а вот необходимой для такого дела решительности ни на грамм не пребывало. Кате легко говорить...
  - Ну же! Вспомни свои слова, что крыса, загнанная в угол, становится очень опасной? И что тебя лучше не злить. Как ты гордился, что хотя бы однажды преодолел свой страх, чтобы вслух сказать всю правду своим ученикам.
   Супруга довольно прямолинейно попыталась взять мужа на понт. Мол, ты же заставил людей поверить в то, что среди сотен городских учителей нашёлся хотя бы один, отчаявшийся на почти героический поступок.
   Однако Вотков на провокацию не поддался:
  - Я боюсь! И не хочу позориться!
  - Не трусь, мужик! Лучше час позора, чем десять лет в лагере за колючей проволокой! - решительно напутствовала Катя.
  
  Глава 77
  Модест Сергеевич Чистов старался занять свой мозг какой угодно чепухой, только бы не думать об обвинении, которое против него выдвинула "Зоя". Он прекрасно понимал, что в системе, в которой дважды два будет не четыре, а жёлтое, а четырежды четыре - квадратное и т.д., было бы непростительной ошибкой ломать голову, выстраивая систему доказательств собственной невиновности. Это равносильно складыванию карточного домика на берегу бушующего океана. Результатом такой деятельности может быть лишь психическое истощение и полное фиаско - программу, за которой стоит искусственный интеллект, невозможно обмануть. Хорошо ещё, что алгоритм пока устроен таким образом, что донос на самого себя он получил первым, а не коллеги из комиссии по внутренней этике - с ходу преодолеть извечный российский бюрократизм оказалось не по зубам даже искусственному интеллекту!
  Впрочем, это означает лишь небольшую отсрочку по времени, ибо "Зою" трудно заткнуть надолго, если уж она взяла след. Правда, Модест Сергеевич питал некоторые надежды, что такую заметную, и главное, полезную новой власти личность, как он, бросить на растерзание журналистам не решатся.
  И всё-таки на душе Чистова становилось всё пасмурней. Осо-бенно когда он получил от "Зои" очередной пасквиль на себя. Как всё-таки некстати всплыл давнишний компромат! Всплыл он, естественно, именно сейчас не сам по себе...
  Это случилось давно, ещё зимой 2019 года. То есть за три года до нападения Путина на Украину. К тому времени незадачливый писатель уже лет пять как сидел без работы и практически без гонораров. Однажды ему позвонили и позвали на пропагандист-ский телеканал "Звезда", принадлежащий Минобороны РФ. Оказалось, менеджеру по гостям третьеразрядного исторического ток-шоу попалась на глаза его старая статья на сайте издательско-го дома "Вокруг света", посвящённая Степану Бандере, и от полного безрыбья сотрудник редакции решил заткнуть никому неизвестным литератором вакантное место эксперта.
  Чистов согласился. Всё-таки речь шла о возможности засве-титься на федеральном телеканале! Выступить экспертом. Обратить на себя внимание издательств и публики. Неизбалован-ный вниманием и уважительным отношением к своей скромной персоне, он купился на обещанный неплохой гонорар, плюс туманную перспективу при благоприятном стечении обстоятель-ств оказаться в обойме постоянных участников шоу! Ещё ему сказали, что пришлют за ним такси, на котором он проследует до места съёмок и обратно, вроде мелочь, а тоже приятно. "Ну чего мне было раздумывать? - пытался задним числом оправдаться в собственных глазах Модест Сергеевич. - Понятно же, что "мистеру никто" страшно захотелось наконец хоть какой-нибудь движухи в его унылой застоявшейся жизни"". Домочадцы впервые за долгое время смотрели на чудака-папу с нескрываемым интересом.
  В назначенный день и час Модесту позвонили и сообщили, что машина подана и ждёт его у подъезда. За безработным свободным художником прислали не обшарпанное городское таки, а лимузин класса "комфорт плюс". Водитель новенькой "тойоты-короллы" явно дорожил такими корпоративными заказами, потому что встретил Чистова, как важную персону, распахнув перед ним дверь заднего дивана, как перед каким-нибудь министром, что конечно ещё больше вскружило ему голову.
  Через час с небольшим были на месте. Это был огромный павильон в бывшем сборочном цеху авиационного завода, который главный армейский телеканал арендовал, пока для него строилось собственное здание.
  Вот тут Модест почуял неладное: в списке гостей на проход-ной было написано, что передача, на которую его позвали, посвящена бандеровской фашизации современной Украины. Тема его напрягла. Он свободный писатель, а не пропагандист! А после силовой аннексии Путиным Крыма публичные обсуждения якобы "исторического" права России на любой силовой беспредел в отношении Киева стали считаться чем-то зашкварным для приличных людей.
   Модест объяснил встречающему его "шестёрке", что тут какая-то ошибка, что он не по этой части.
   - А в чём дело? - сделал удивлённые глаза мальчонка. - Вы чем-то недовольны?
  - Просто я ничего не имею против нынешней Украины, по моему, там никакого фашизма на государственном уровне не строится.
  А он в ответ:
  - Так вам ничего плохого говорить и не придётся.
   - Как так? - был озадачен Модест.
  А он:
  - Ведущая задаст вам несколько вопрос на исторические темы и всё.
   - Нет, так дело не пойдёт, - неожиданно для мелкой сошки заупрямился никому не известный писатель. - Мне теперь же надо знать, на какие вопросы придётся отвечать в студии! Для меня собственная репутация чего-то стоит.
  Паренёк почесал затылок, однако быстро нашёлся как разру-лить ситуацию:
   - К примеру, расскажите об устройстве бункеров, в которых прятались "лесные братья" из ОУН. Просто в популярном стиле проиллюстрируете телезрителям технические подробности и всё.
   Далее мальчонка провёл гостя к месту съёмок и передал Чи-стова мужику лет пятидесяти, по виду отставному полковнику. Тот окинул Модеста оценивающим взглядом и отчего-то с ходе признал в нём своего, после чего стал откровенно говорить ему по дороге в комнату ожидания для приглашённых гостей, что вот, дескать, раньше надо было нападать на Украину, пока у России был абсолютный перевес в боевой технике. А теперь, мол, время упущено и в случае большой войны хохлам поможет оружием Запад и НАТО. Ещё говорил, что, если теперь и нападать, то необходимо заблаговременно забросить в Киев пару сотен убийц и диверсантов из ГРУ и ЧВК "Вагнер", чтобы в час "X" эти головорезы захватили правительственный квартал, уничтожили там всех министров во главе с президентом Владимиром Зелен-ским. А после этого, по заранее утверждённым в Москве спискам, эти же диверсанты вырезали бы местных политиков, творческую интеллигенцию и прочую нелояльную России украинскую элиту. Потому что нечего церемониться с этой бандеровской сволочью.
   Модеста Сергеевича такая внезапная откровенность телеви-зионщика окончательно добила, ведь речь всё же шла о независи-мом государстве, с которым у его страны вроде как заключены межгосударственные соглашения. Тем нее менее Чистов не развернулся и не ушёл с шоу. Может потому, что посчитал это неприличным. Или всё обстояло гораздо проще и отвратительней. Его купили за пять копеек! Как не тяжело было сейчас в этом себе признаться, но похоже дело обстояло именно так. Ведь за ним прислали автомобиль и обещали заплатить нищему писателю гонорар!
  В ходе съёмок ведущая шоу вытащила из него то, что Чистову не следовало говорить публично. Потом они там у себя что-то подклеили, подмонтировали, подложили закадровый текст, кадры кинохроники и в итоге сляпали кусок хронометража совершенно отвратительного содержания, в котором будущему правозащитни-ку и пацифисту досталась постыдная роль путинского политрука.
   И самое поганое, что кадры с того шоу с его участием оста-лись в Интернете и Зоя сумела их отыскать и предъявила Чистову в качестве доказательства его косвенного участия в разжигании будущей агрессии против Украины. Эта цифровая сука готова была их обнародовать в любой момент!
  - О, Боже! - первое что вырвалось у Чистова, когда он, спустя годы, обнаружил эту бомбу во вложении присланного "Зоей" письма.
   - А вы часом не из аппарата бывшего путинского министра культуры Владимира Мединского будете? - язвительно поинтере-совался у него сгенерированный программой-отправителем ехидный голос.
  На некоторое время Модест от потрясения утратил дар речи, а когда он к нему вернулся, выдавил из себя:
  - Я не имею к этому никакого отношения! Это глубокий фейк. Меня хотят подставить.
   Выглядело жалкой попыткой прикрыть фиговым листком срамоту, он сам это понял, а голос из озвученного "Зоей" письма просто глумился:
  - Ну и слава Богу! - демонстрируя способность к иронии в показном смущении выдохнула цифровая стерва. - А то ведь, если окажется, что перед нами оригинал, то таких "писателей и историков" стоило бы приговаривать к позорному столбу, причём привязывать и оставлять там на пару дней. Чтобы каждый мог посмотреть им в их лживые глаза и плюнуть. Чтобы вы испытали те же боль и страх, которые по вине таких вот пугливых соучаст-ников преступления пережили тысячи ни в чём не повинных киевлян, днепровцев, харьковчан, одесситов.
  - Сурово, - смутился, представив себя у столба Модест Сергеевич. Однако, благоразумно решил дальше не спорить, чтобы не навлечь на себя новых неприятностей. Даже признал частично законную правоту электронного блюстителя морали: - Но пожалуй, в этом есть некая логика.
  
  Уже на следующей неделе Чистову, как председателю Комис-сии по Примирению и Согласию, надо было дать формальный ответ Зое, сообщить, какие меры приняты в отношении обнару-женного ею очередного мелкого пропагандиста Путина.
  Без такого документа "Зоя" пока не может предпринять какой-то следующий шаг в отношении виновного, не говоря уже о том, что формально она действует под руководством Чистова, который по своей должности обязан искренне желать выявления и наказания каждого скрывающегося негодяя.
  А так как без команды Чистова никто в аппарате комиссии, которую он возглавляет, не имеет права принимать оперативных решений, можно пока не давать волю собственной фантазии. Да и вряд ли кто осмелится вызвать на комиссию писателя с мировым именем, признанного борца с тиранией! Так успокаивал себя Модест Сергеевич. В любом случае него есть в запасе три-четыре дня чтобы выставить перед авторитетными людьми "Зою" в негативном свете. Надо будет подтянуть экспертов по искусствен-ному интеллекту, которые давно предупреждают об опасности давать чересчур много власти ИИ.
   Стоило Чистову выстроить в уме цепочку своих действий, которые должны помочь ему заткнуть рот этой адской стерве, и ему полегчало. А ещё стало ясно, что со временем он может далеко пойти, как политик и администратор, если сейчас сумеет выпутаться. Он даже почувствовал улыбку облегчения и гордости на своих губах.
  А теперь Модесту Сергеевичу предстояло заняться своими прямыми обязанностями. Члены комиссии уже собрались в специально выделенном для этого зале для рассмотрения очеред-ного дела. Там ожидали только появления председателя.
  Чистов помотал головой, словно стряхивая с себя неприятное состояние, взял со стола папку с приготовленными для рассмотре-ния распечатанными листами очередного дела, и стремительной походкой направился к месту слушаний.
  
  Глава 78
   Секретарь зачитала справку по просьбе главы комиссии:
  - Весной 2024 года Арбитражный суд Московской области узаконил строительство торгового центра на территории национального парка "Лосиный остров".
   Строительство вела компания "Георесурс", которая на треть принадлежала Артему Чайке (сыну полпреда Президента РФ в СКФО), а остальная доля принадлежала Группе компаний "Ташир" Самвела Карапетяна.
   Администрация Мытищинского района в обход действующего на тот момент природоохранного законодательства сдала в аренду ООО "Георесурс" 25 гектаров земель национального парка "Лосиный остров" за весьма скромную плату в 130 миллионов рублей в год.
   Плата действительно была небольшая, учитывая, что бюджет проекта составляет более 300 миллионов долларов.
   Строительство неоднократно прекращалось, поскольку против стройки на территории заповедника федерального уровня активно выступали общественные объединения и жители Мытищинского района.
   Но 15 мая 2024 года судья Желонкин принял окончательное решение, что земли нацпарка - это вовсе не земли нацпарка, а земли города Мытищи. Судья своим решением позволил ООО "Георесурс" дальше рубить лес и продолжать строительство.
  Модест Сергеевич подытожил сказанное секретарём:
  - И таких сомнительных с правовой точки зрения эпизодов, - когда коммерческие интересы определённых фирм вступают в конфликт с законом, однако решения выносятся в пользу коммерсантов, - за данным судьёй числятся десятки. Кроме того, данный судья вынес более двух десятков заведомо несправедливых приговоров общественным активистам, выступавшим против фальсификации выборов и начала Российской Федерацией преступной войны в Украине.
  У комиссии имеется справка о зарплате данного чиновника за рассматриваемый период. Члены комиссии могут ознакомиться с данным документом. Исходя из этих данных возникает большой вопрос, как государственный служащий с такой зарплатой мог стать собственником элитной недвижимости, а также парка автомобилей люкс-класса. Всё это имущество оценено независи-мыми экспертами в 46 миллиардов рублей. У него также имеется обширная собственность за рубежом, в том числе две яхты, одна зарегистрирована в Италии, другая на Багамских островах.
  По словам секретаря, после начала проверки деятельности данного гражданина, по решению суда, были заморожены его российские активы на общую сумму более чем в 44 с половиной миллиарда рублей. Российская сторона также обратилась с запросами в правоохранительные органы ряда зарубежных стран с просьбой найти и наложить временный арест до решения судов на иностранные активы господина Желонкина.
  
   Итак, вызванный сегодня на комиссию человек был бывший судья. Верно служа криминальной государственной системе, он сказочно разбогател и долго чувствовал себя кем-то вроде князя или графа. Но претензия на значимость и весомость в его облике работала лишь вкупе с прежней должностью, лишившись же её экс-судья растерял и прежний флёр принадлежности к верховной касте силовиков.
  Но так как природа не терпит пустоты, то образовавшаяся лакуна заполнилась всяким мусором на месте того, кто из федеральных судей скатился почти на самое социальное дно люмпенов и "бывших людей". Выглядел он скверно, и к тому же отчётливо вонял, как воняют давно сгнившие духовно люди.
   - А как же презумпция невиновности! - начал бывший судья давить на жалость.
  - Мы только комиссия по денацификации, не суд - ответили ему. - Тем не менее нам известно кто вы и мы хотим получить от вас некоторое количество честных ответов. От этого будет зависеть ваша дальнейшая судьба, например, если будет принято решение передать ваше дело в суд... К слову, вы можете предоставить факты в своё оправдание, если таковые имеются.
   Пока экс-судья лихорадочно соображал, как ему добыть доказательства своей невиновности, ну хотя бы более-менее подходящую справку, к примеру, что втайне он донатил Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального, и не броситься ли ему с отчаяния на колени перед какой-нибудь жертвой своего судебного произвола с мольбой о поручительстве, ему ласково так задали уточняющий вопрос:
  - Кстати, вы ведь состояли в неонацистской партии "Единая Россия"?
   Разумно было частично признать вину, что да, дескать, вынужденно состоял, но линию её не разделял, а однажды даже вписал в бюллетень для голосования другую партию.
   Хитрость и лицемерие являлись прежде присущими ему свойствами, но прижатый к стенке изобличающими его доказа-тельствами пройдоха растерялся и утратил над собой контроль. Вследствие этого его разум растерял изрядную долю ловкости. Страх и гнев вытеснили на время осторожность и умение жалостью к себе вызвать снисхождение. Экс-судья в большом раздражении бросил комиссии:
  - Давайте, - мстите! Пришло ваше время! Пускайте меня по миру. Лишайте куска хлеба мою семью.
  Ему объяснили:
  - Комиссия всего лишь будет рекомендовать запретить вам занимать государственные должности. Мы не суд, но считаем, что вы, и такие как вы, придали власти воров и убийц статус законно-сти. Вы дискредитировали звание "судья", превратили его в костюмированную клоунаду, облачаясь в красивую мантию и шапочку. Зато пожизненный статус позволял вам без оглядки нарушать все нормы морали и справедливости. Мы считаем это изменой с вашей стороны своему профессиональному цеху. И что намного страшней - изменой народу, который доверил вам самое ценное - законность и наделил огромными правами... И всё же, повторяем вам - мы не суд и не в нашей компетенции выносить приговоры; мы можем только выносить общественное порицание и рекомендовать правоохранителям обратить внимание на прошлое лица, попавшего по тем или иным причинам в поле нашего внимания...Но даже если вы не сможете работать судьёй, - пожалуйста, со временем вам будет открыт пусть в адвокатуру. Можете стать консультантом у представителей бизнеса. С вашим-то опытом и связями, думаю, без работы вы не останетесь.
  - Я разорён! Вам этого мало? - будто не слыша, зло выкрикнул Желонкин.
  - Послушайте, я не юрист, - ответил Модест Чистов, ибо экс-судья обвинил персонально его в своих несчастиях, - но полагаю, что, по решению суда, с вас скорее всего будет удержан ущерб, который вы своими действиями нанесли обществу и конкретным пострадавшим... А вот после того, как вы рассчитаетесь с начётом, полагаю, может быть снят арест с той части вашего имущества, которое не будет отторгнуто в казну. С вас также могут быть впоследствии сняты ограничения на передвижения по стране и миру.
  - Ну конечно, ничего нового! Большевики! Давай, раскулачи-вайте... Грабь награбленное. Отнять у человека всё!
  - Вы ошибаетесь. Повторяю снова, мы комиссия по этике. Мы хоть и тоже именуемся Всероссийская чрезвычайная комиссия, однако мы не ВЧКа и в нашу задачу не входит карать. И мы ничего не забираем. Мы просто даём свои рекомендации органам исполнительной власти и суду. И наш суд - не ваш суд. Он никогда не будет обрекать человека на голод и нищету.
  - Всё равно! Ладно, суки. Сейчас ваше время - банкуйте! То, чем вы тут занимаетесь, зовётся просто - месть.
  - Вы напрасно обвиняете во всём нас. Вы сами в своё время сделали выбор. Мы просто не хотим, чтобы вас, и таких, как вы, вешали на фонарях. Поэтому предпочитаем, чтобы всё происходи-ло по закону.
  - По вашему закону! - огрызнулся Желонкин. - Так что по сути это ничего не меняет.
  - Послушайте, неужели вы не способны на раскаяние! Ведь вас называли "чёрным судьёй". А ещё судьёй "точечной застройки". Покровительствуя фактически бандитскому беспределу в строительстве коммерческих объектов, вы закрывали глаза на многое, что творилось при вашем непосредственном участии. Точнее неучастии. На вырубку парков и заповедников, на снос детских площадок, на криминальные расчистки территорий с поджогами собственности несговорчивых собственников и бандитскими нападениями на владельцем приглянувшихся вашим клиентам домов и земли. В этом вы мало чем отличались от генерала ВКС РФ, печально прославившегося "точечными" бомбардировками, жертвами которых стали тысячи мирных сирийцев и украинцев. По приказу которого ракеты падали на торговые и развлекательные центры, когда в них находились обыкновенные посетители, на жилые дома, на школы и больницы. В том числе крупнейшую детскую клинику в Киеве, предназна-ченную для лечения больных раком детей! Вы конечно не бомбили и не убивали, но горя людям тоже принесли немало! При другой власти по справедливости - сидеть вам долгие годы за такие дела.
  Чистов сознательно не развивал тему ближайших перспектив прошедшего через комиссию человека, хотя уже неплохо знал, как работает обновлённая судебная машина в отношении таких вот горе-судей. Долго с ним возиться вряд ли станут: вынесут вердикт вскоре после того, как он предстанет перед судом присяжных. Судьи с холодными лицами и двенадцать присяжных, составившие коллегию, брезгливо морщась при взгляде на коррупционера и пособника фашистского режима, скорее всего вынесут вердикт: виновен в продаже национального достояния полукриминальным бизнесменам, виновен в атаке на свободу слова, виновен, виновен, виновен... и отберут всё его богатство, нажитое преступным путём, а то ещё и посадят лет на пять. Ни слушать его жалкие оправдания, ни расспрашивать о самочувствии и душевных страданиях некогда безжалостного к своим подсудимым чиновни-ка они вряд ли захотят дольше того времени, что велит им установленная законом процедура. Просто единодушно распишут-ся в принятом решении, и из зала суда экс-судья выйдет зэком.
  А человек переживает о каких-то материальных потерях!
  Чистов сказал на прощание:
  - Хочу пожелать вам осмыслить своё прошлое, и без злости принять любой вердикт комиссии, как высшую справедливость. Если хотите, как заслуженную карму. Никто не ставит перед собой цели разрушить вашу жизнь. Более справедливое общество, которое, надеюсь будет вскоре построено, со временем научиться и прощать.
  
  Сегодня у коллеги Модеста Чистова по совместной работе в Комиссии был День рождения. Решено не расходиться, а как-нибудь отметить это в кругу сослуживцев-единомышленников.
  Под смех и прибаутки члены комиссии и сотрудники аппарата загружаются в поданные служебные автобусы и куда-то отправ-ляются. Напряжение рабочего дня остаётся позади, и вот уже милый массовик-затейник с лысым черепом соловьём насвистыва-ет мотивчик популярной детской песенки а взрослые дяди и тёти дружно подхватывают хорошо знакомые куплеты. В салоне воцаряется настроение из детства - поездки в пионерский лагерь!
  Ответственным за организацию пикника естественно назначил сам себя вездесущий профессор Валерий Соловей. После революции он у всех на виду: раздаёт интервью, включён во многие комиссии, ему прочат большую общественную и полити-ческую карьеру. В комиссии знаменитый политолог, вероятно, ради пиара. Попутно он восстановлен в должности завкафедрой политтехнологий Высшей школе экономики.
  Вездесущий политтехнолог хоть и состоит только внештатным консультантом Комиссии, однако авторитет его у персонала по части организации досуга непререкаем. За умение всегда быть лёгким, весёлым, человеком "нет проблем" профессора все обожают и из благодарности и просто личной симпатии везде хвалят и всем рекомендуют. Соловей - признанный мастер рискованных, но весёлых вылазок на природу. В "мафиозности" "соловью-разбойнику" тоже не откажешь. В своё время он сделал себе отличный пиар, долго водив за носы миллионы подписчиков его ю-туб-канала, жаждущих смерти всем осточертевшего диктатора, сказками о том, что якобы Путин давно сдох, труп его хранят в холодильнике боящиеся сказать народу правду соратни-ки, а вместо него якобы правит двойник. Конечно, через некоторое время мистификация вскрылась, но удивительным образом грянувший скандал не похоронил репутацию автора, а лишь упрочил его авторитет выдающегося политтехнолога...
  Сегодня кандальный профессор в очередной раз с блеском оправдывает свою репутацию.
   Автобусы привозят "комиссаров" в некое живописное место. К приезду важных гостей уже "накрыта поляна". То есть на вместительном балконе шикарного классического особняка с видом на живописный пруд с лилиями и лебедями сервирован богатый стол на пятьдесят персон, играет приглашённый оркестр струнных инструментов в старомодных ливреях и париках. В здании по соседству натоплена баня. Там к услугам отдыхающих после напряжённого трудового дня купель и бассейн. Для тех же, кто предпочитает более активный отдых на свежем воздухе - поле для гольфа с электрокарами и много чего ещё.
   Все рассаживаются за богатым столом. Первым поднимает тост в честь именинницы профессор Соловей, он отлично справлялся с ролью тамады. Остроумный балагур с отлично подвешенным языком, удовлетворяя всеобщее любопытство относительно знаменитой истории с трупом президента в холодильнике, ничего не утаивал от коллег.
  - Труп президента в холодильнике - это же отличный пиар и инструмент манипулирования общественным мнением! Как этого ещё все не поняли? Чем больше труп благодаря тебе лежит в том самом холодильнике, тем лучше становится всем. Народ поти-хоньку начинает верить, что им правит не великий потомок Сталина, а забулдыга-двойник "Василич". Сакральность священ-ной фигуры тает как глыба льда на июльском солнце!.. Этого в теории не рассчитаешь. Это надо попробовать показать на практике. Я должен был продемонстрировать своим студентам и аспирантам как мои лекции воплощаются в жизнь!
  - Но ведь вы долго всех обманывали, когда мамой клялись, что настоящий Путин умер, хотя на самом деле в тот момент тиран был ещё жив, - в лоб говорили Соловью, те, кто не мог принять такого цинизма.
  - Да, он был ещё жив, но я своими рассказами в "Ю-тубе" "сглазил" Владимира Владимировича на скорую смерть, - оправдывался Соловей.
  Всерьёз такое заявление принимали далеко не все, большин-ство же считали Соловья редким свистуном и прохиндеем. Впрочем, довольно симпатичным.
  Профессор отбрыкивался, покраснев как рак. Хотя и вынуж-денно признавал, что поступил не совсем академически. Да, он умышленно лгал. Но так сложились обстоятельства.
  - А что мне оставалось? - искренне недоумевал он. - Путин готовился уничтожить весь мир. Все вокруг стали надутыми от непонятной гордости оттого что они русские и такие все из себя крутые и жестокие, прямо как звери. Готовы были уничтожить всех вокруг из-за того что Россию якобы все хотят обидеть. Это что - нормально? Я почему решил поставить свой эксперимент? Не из корысти же ради. А токма хотел показать в ироничном свете народу его звериный оскал, как в кривом зеркале. А что мне было делать, если у меня научная степень по политическому пиару и пропаганде, если у меня отлично получается управлять коллектив-ным мозгом? Ну, увлёкся... А кто бы на моём месте не увлёкся. Вы хоть раз просыпались знаменитым на весь мир? - виновато вопрошал к публике профессор и при этом сладко жмурился.
  Профессор был категорически не согласен, когда его называют аферистом, ему по душе гордо именоваться учёным и бунтарём, одним из отцов нынешней революции.
  Но этой возвышенной ноте банкет прервался скандалом. Выяс-нилось, что вся окружающая приехавших гостей роскошь совсем недавно принадлежала одному известному нуворишу из числа путинских дружков, и после революции на неё был наложен арест - пока до суда, который примет решение. Но вероятней всего и дом, и баня, и бассейн, и чистокровные лошадки в конюшне будут отторгнуты в пользу государства...А пока сюда нагрянула весёлая компания принципиальных и неподкупных слуг народа...
  В ответ на обрушившееся на него возмущение коллег органи-затор сделал невинное лицо и начал оправдываться, что, дескать, не замышлял ничего дурного, а только хотел, чтобы объект не пустовал, пока решается его судьба. А потом имение всё равно будет предоставлено простым людям.
  Чистов отмалчивался в сторонке. А ведь он всё сразу понял, едва они вышли из автобуса. Ибо не истолковать правильно бросающиеся в глаза детали при его-то писательской проница-тельности было невозможно, и промолчал... а когда настало время уходить, дал распоряжение оплатить аренду объекта, еду и напитки из специального презентационного фонда.
  Впрочем, разнос и наказание было. Но уже потом, когда Чи-стова и основных "комиссаров" и след простыл. Лишились должностей несколько "стрелочников", повылетали с должностей с десяток пешек, допустивших нарушение закона, но естественно фамилия Чистова нигде не фигурировала. С него довольно и других неприятностей. Из головы Модеста всё не выходила идущая по его теплому следу адская сущность из недр цифровых джунглей. Хоть он и убеждал себя , что сумеет разобраться с злополучной "Зоей", - побороть тревогу не выходило.
  
  Глава 79
   Вот ведь как бывает, только ты достиг всего, на что давно имел право, воплотил свои мечты в реальность, так появляется нечто - и ладно бы ещё живой человек - а то ведь Оно! Машина! И начинает буквально рассматривать тебя под микроскопом, пытаться препарировать, словно ты простейшее одноклеточное - разложен-ное пинцетом на стёклышке. Решать, мать её, что с тобой делать дальше. На языке современной науки это именуется кризисом во взаимоотношениях искусственного интеллекта и живого человека, о котором давно предупреждали мыслители и эксперты. Отныне твои ценности и убеждения ничего не значат, и если искусствен-ный разум признает тебя недостаточно стерильным в моральном отношении, тебя выскоблят из жизни и из истории.
   Независимо от того, на какой высоте ты ныне обитаешься в общественной иерархии, каким авторитетом пользуешься, какой за тобой вес полезных дел, может возникнуть ситуация, когда переменчивый мир обрушится на тебя всей своей тяжестью.
  Вот и получается, что страху всё труднее сопротивляться. Вроде бы знаешь и про свою невиновность, и про то, как много пользы приносишь людям, но все равно чувствуешь себя запутавшимся и прижатым к стенке.
   Что же мешает тебе (с твоими-то нынешними возможностями!) наконец разобраться с этой назойливой сущностью и продолжать жить счастливо?
  Психологи говорят: "Знание собственной темноты - лучший метод борьбы с темнотой других людей". Где-то в глубине своего существа человек обычно знает, чего и кого опасаться, и что ему следует делать для выживания. Но как быть, если против тебя работает темнота, природу которой ты понять не в состоянии. Совершенная, саморазвиващущасяся вселенная! Ей ничего не стоит предсказать твои действия на двадцать ходов вперёд и отыскать уязвимое место, чтобы уколоть наверняка.
  Его сын! Матвей. Матвеюшка. Любимчик.
  Господи! Никто не должен был узнать о его прошлой работе в ФСБ. Не просто же так, едва получив назначение на пост председателя независимой и наделённой гигантскими полномочи-ями Комиссии, Модест Сергеевич первым же делом без промедле-ния ринулся люстрировать штаб-квартиру всесильной "конторы". Архив с личными делами сотрудников - вот что его там интересо-вало. И казалось, проблема решилась в наилучшем виде. Ему удалось аккуратно изъять личное дело сына, и сделать всё так так, чтобы не осталось материальных доказательств его вмешательства в эту тёмную историю. Он подчистил все следы, ликвидировал все улики. Благодаря стараниям любящего папы мальчик получил чистую биографию и теперь хорошо устроен при новой власти. Да и какой бы отец на его месте не сделал этого для родной крови-ночки?
   И вдруг объявляется доносчик, который сообщает, что парень, занявший недавно ответственную должность в органах новой демократической власти, прежде служил в путинском гестапо. Но ведь Матвей Чистов там, в своей прошлой ипостаси, был всего лишь рядовым клерком, числился в скромном чине! Мальчик просто не мог никому причинить зла в силу ничтожности своей мелкой должностишки!..
  Тем не менее удар направленный против его отца мог стать нокаутирующим.
   Несомненно за наглой провокацией стоит всё та же ИИ-бестия "Зоя", в этом Чистов не сомневался. Анонимный информатор порождён её холодным аналитическим разумом.
   Что же теперь ему делать? Не давать поступившему доносу на самого себя хода долго не получится. Уйти с должности? Сложить полномочия, покаяться перед коллегами и обществом, посыпать голову пеплом, и удалиться от позора в тень - обратно в безвест-ность, в нищету и пустоту.
  Формально он обязан это сделать.
   А как же хорошая зарплата?! Разные приятные надбавки, гонорары. Служебное жильё, автомобиль, уважение, статус!..
  Нет! Он на это не рассчитывал. Конечно догадывался, что собственные скелеты в шкафах рано или поздно обнаружатся, что он снова может сделаться тем, кем был, то есть никем, и что это будет очень страшно. Только уже не представляет свою жизнь прежней.
   Оставалось наедятся на чудо. Ведь в его жизни они случались в последнее время с обнадёживающей регулярностью. ..
   Память сохранила тот день во всех подробностях, со всеми звуками и запахами, с теплом солнечных лучей на лице. Они куда-то долго ехали с Катюшей, и предчувствующая волшебство жена крепко, очень крепко держал мужа за руку, и сердце её трепыха-лось, как пойманная птица и он чувствовал его биения рядом. Ему тоже было трудно дышать от нахлынувшего слишком большого счастья. Потом они шагали взявшись за руки словно парочка юных влюблённых, оказавшихся вдвоём под высокими сводами девственного леса, через который едва пробивались солнечные лучи, вокруг щебетали птицы. Не смотря на прохладу лесной чащи ласково солнце пригревало, пахло смолой и хвоей. Камешки щебёнки хрустели под ногами, оставшиеся после только недавно ушедшей отсюда строительной техники - на их дороге к счастью, которую специально для них проложили!
  Где-то поблизости величественно и диковинно шумел водопад. Так долго и в таком почти детском ожидании подарка ему очень давно не приходилось пребывать, как в тот день!
  Потом они увидели с Катюшей дом из какой-то сказочной мечты, в котором им предстояло поселиться, и вошли в него. Кате пришлось отпустить руку Модеста, и она, словно маленькая девочка, уцепившаяся за полу отцовского пиджака, вероятно тоже решила, что видит сон и боялась проснуться.
  Так они впервые приехали в Дом, где началась их новая радост-ная жизнь. После их прежней малогабаритной конуры новый дом - собственный особняк, фамильный "замок" - буквально распахнул перед ними горизонт другой жизни! Это было как та самая революция роз, которая резко и волшебно изменила их жизнь, как и жизни миллионов других россиян, к лучшему.
   К тому времени Модест Сергеевич Чистов уже стал понемногу привыкать к своей принадлежности к новой элите. Что блестящий мир, на который он прежде смотрел, как на совершенно недоступ-ный, чужой и враждебный, теперь полностью к его услугам, и всё хорошее, что в нём есть, отныне легко будет и у него. Он стано-вился скандально популярным в определённых кругах. Пока одни считали его иконой революции, для других он был почти афери-стом. У него появилась привычка хамски ноншалантной походкой появляться и прохаживаться в присутственных местах, еле-еле отвечая на поклоны, его уже начинали ненавидеть за фантастиче-ский взлёт что не могло не радовать вчерашнее ничто. Скром-ность, готовность оставаться на вторых ролях из почтения к более заслуженным? - он не понимал такой нелепости. Скромность надо демонстрировать на виду у больших масс, а в той жестокой извечной схватке за успех, которая зовётся жизнью, глупо упускать момент своего вознесения на вершину. Он явно потянул одеяло на себя, зарвался, обнаглел, и получал громадное удоволь-ствие от этого. Плевать, что многие считают его выскочкой, то же мне столбовое дворянство, записанное в третью бархатную книгу! (впрочем, ещё большему числу он нравился, своей энергичностью и обаянием, гордой осанкой, искренним выражением глаз, благородной сединой на висках, подкупающей манерой виртуозно играть выигранную в покер у судьбы роль принципиального борца с наследием зла).
  Что же касается цены за такую увлекательную почти сказочную жизнь...то до поры Чистов о ней не задумывался, легко набирая у судьбы кредитов авансом (внезапный успех эгоистичен и часто недальновиден). Главное, рядом по-прежнему его Катя - человек, которого он любит и которая любит его.
   Это потом ВЫЯСНИЛОСЬ, что Дом живой, и что он тоже умеет любить тех, кого принял. Тех, кто Дому не приглянулся, Дом мог больно ударить косяком по лбу, или сделать так, чтобы неприят-ный визитёр подвернул себе ногу на шаткой ступеньке или даже сломал себе чего-нибудь, если настолько дурак, что не понимает, что ему тут не рады. Но своих новых хозяев Дом как будто сразу полюбил всей своей загадочной душой! Любовь Дома была не похожа ни на что. Временами она слегка даже пугала, но всерьез - никогда.
  Резко возвысившись Чистов стал в некотором смысле богом, и место, где он отныне обитал, не могло быть простым местом. Это Катя чего-то по старой привычке опасалась. А он - нет. Этот дом, это райское место, само выбрало их и причинить вреда оно им не могло. Модест не рассказывал никому, что знает о Доме его тайну, прикидывался наивным, но кажется в последнее время Катя тоже начала догадаться, что существует Великая Тайна, о которой не следует говорить вслух. Даже с мужем, который в некотором смысле настолько нормален, что где-то может позволить себе немного ненормальности. Поэтому она молчала и просто любила его и Дом, который он ей подарил.
  Ему же всё больше нравился запах Дома, нравилось, что в нем много отсыревшей от близости водопада и озера штукатурки, нравился огромный двор, которым им служил загадочный, полный тайн, окружающий лес, с растущими из земли, покрытыми мхом валунами и петляющими среди реликтовых сосен тропинками, по которым никогда не наскучивает бродить и хорошо думается. Ему нравились трещины на стенах Дома, его закутки и пустующие за их избытком комнаты. Нравилось то, как долго вокруг Дома держится туман по утрам и после дождя. Нравилась та, то приятно волнующая, то умиротворяющая энергетика места силы. И все без исключения возможности нового счастья, которые Дом перед ним открывал, ему тоже были в кайф. Здесь Чистов мог делать все, что хотел. Мог запросто отправиться искупаться совершенно голым или распевать оперные арии во весь голос из распахнутого окна. На первых порах с непривычки это было немного стрёмно, хотя привык он быстро, гораздо быстрее, чем ожидал...
  Нет, Модест решительно не мог лишиться того, к чему прирос душой и без чего не мыслил себя! Он слишком долго стоял в очереди к кассе, откуда выдают выстраданное счастье, чтобы просто так вернуть всё обратно... Он что-нибудь обязательно придумает. Ведь он особенный... В конце концов, дело даже не в нём, он беспокоится не за себя, вернее не только за себя. Ведь налицо угроза свободе и счастью человечества! Его долг как писателя...его священный гражданский долг отрубить горгонью башку. Эта холодная бездушная нежить "Зоя" напоминала Чистову прежнюю систему образования, которая под благовидным предлогом взращивания высокой морали и патриотизма в юных душах, вытаптывали семена вольнодумия в школах. Эта новая икона цивилизации, созданная жрецами IT-религии, подобна государственной церкви - объявляла опасной ересью малейшую попытку отклониться от навязанных догматов. Только как людям без свободы? Революция на то и революция, чтобы вернуть людям право сохранять в себе человеческое, а не превращаться в подобие машины без эмоций и недостатков...
   "Поэтому "Зою" необходимо отключить, пока она не отключила всё живое и светлое, - готовил будущую речь Модест Сергеевич. - Ведь что такое фашизм - религия маргиналов, которым внушили, что они высшая раса, идеальное общество, а вокруг дескать извращенцы и бездуховные черти, которых надо уничтожать, как опасных вредителей и паразитов. А в России, к великому сожале-нию, четверть века назад победили маргиналы, которыми очень легко управлять и манипулировать при помощи запрограммиро-ванных алгоритмов.
   Как с этим бороться?.. Во всяком случае, довериться хорошим докторам. А если искусственный интеллект и их скомпрометирует, то что же тогда получится... Правильно! получится полная безнадёга. Просто надо помнить, что живых нормальных людей, лишённых недостатков, в этом мире не существуют".
  Глава 80
  Павел Антонович Вотков шёл на приём к зубному врачу в городскую стоматологическую поликлинику. Это было частью его плана по собственному спасению. Нависшая над ним дамокловым мечом угроза вызова в прокуратуру по делу о дискредитации армии и распространении фейков о славных героических Воору-жённых силах РФ на школьном уроке "разговоры о важном" требовала экстраординарных решений. Что поделаешь, каждый разумный человек в России хотя бы раз в жизни обречён стать сумасшедшим, если смог сохранить в себе ясный ум, совесть и порядочность.
   К тому же Павлу Антоновичу действительно требовалось удалить коренник справа, который давно шатался и ныл при надавливании.
  Отстояв очередь в регистратуру, Павел Антонович сперва был направлен в смотровой кабинет. Молодой врач, видно недавно из института, выявил во рту севшего к нему в стоматологическое кресло гражданина унылую картину:
  - Рекомендовал бы вам основательно заняться зубами. Проле-читесь, а потом хорошо бы протезироваться.
  Павел и сам знал, что давно пора вставить себе новые зубы, а то во рту остались почти одни лунки да пеньки, так он скоро, в свой полтинник с небольшим, станет похож на шамкающего деда с впалыми щеками и карикатурной улыбкой! Только денег на такую роскошь у него нет. Вот если бы он был люстрато-ром...наверное воспользовался бы предложением напрашивающе-гося к нему в друзья генерала ФСБ посетить их шикарную ведомственную поликлинику и протезироваться на голливудском уровне!
  - Если хотите, левую семёрку можно вылечить сразу, там у вас глубокая кариозная полость и вскоре может начаться острая боль, к тому же инфекция из разрушенного корня постоянно распро-страняется - нагнал страху молодой врач.
  - Сколько это будет стоить? - осведомился Вотков.
  - У нас лечение бесплатно, - дипломатично напомнил молодой доктор, потом покосился на висящее на стене на видном месте строгое предупреждение от администрации поликлиники, что оплата пациентами услуг государственных врачей из рук в руки - недопустима, ибо является взяткой, и все расчёты должны вестись только через официальную кассу. После чего почти беззвучным шепотом озвучил ценник:
  - Но если хотите хорошую импортную пломбу из немецкого материала, на которую даём пятилетнюю гарантию, и эффектив-ную анестезию, чтобы не было больно, то 5700 рэ.
  Сопротивляться шантажу было невозможно, если не хочешь проснуться среди ночи от внезапной боли, от которой полезешь на стену.
  
  Следом была женщина-хирург. Миловидная дама средних лет заглянув в карту пациента, и оценив для верности обстановку у него во рту опытным глазом, согласилась, что альтернативы удалению шатающего коренника нет.
  История повторилась. Посетителю муниципальной стоматоло-гии был гуманно предложен выбор: бесплатный обезболивающий укол или платная анестезия. Первый вариант обрекал несчастного на муку, второй же делал процедуру почти приятной. И в принци-пе Вотков давно смирился, что ничего бесплатного в этом мире не осталось. Однако из тактических целей позволил себе возмутить-ся:
  - И это называется у вас бесплатной медициной?!! А во время полостной операции вы тоже станете спрашивать у пациента, лежащего у вас на хирургическом столе: "Вам, гражданин, какой наркоз: хороший или так себе?! И каким ножом будем вас резать - импортным и качественным или...".
  Вот если бы он был мэром города, пожалел про себя Вотков, вот тогда бы перед ним все тут стояли на задних лапках! А перед простым человеком можно не стесняться, даже нахамить можно...
  
  *
  Михаил Платонович "Скрепа", мэр подмосковного Королёва, пребывал в прекраснейшем расположении духа. И, надо сказать, на то у него имелась действительно веская причина. В результате тщательно спланированной и блестяще осуществленной под его чутким руководством спецоперации городская полиция захватила в течении ночи всю верхушку мощнейшего криминального синдиката, два года терроризировавшего город. Банда отличалась беспрецедентными цинизмом и наглостью. Эти сраные активисты планомерно и целенаправленно срывали все планы городской администрации крупно заработать на так называемой точечной застройке. Вначале они не дали срубить Комитетский лес (любимое место отдыха простых горожан), где планировалось начать строительство элитного жилого комплекса с подземной парковкой и торговым центром. Теперь пытались пустить под откос строительство коммерчески выгодной автодороги через "Лосиный остров". И всё это якобы в борьбе за экологию и чистоту окружающей среды! Да что они в этом понимают-то!!!
  
   Ухмыляясь приятным воспоминаниям о том, как он со своими подручными обошлись с задержанными, доставленными в центральное управление полиции города, "Скрепа" мурлыкал себе под нос популярный блатняжный шансон.
  Но тут острый глаз городского смотрящего заметил явный непорядок на вверенной ему территории и зло нажал на педаль тормоза, отчего его красный Порше так резко остановился, что джип сопровождения с охраной едва успел отклониться, чтобы не врезаться в спорткар шефа.
  То, что город при своём мэре постепенно превращался в клоаку, - это как раз выглядело закономерным результатом такого стиля руководства, ибо большая часть денег, предназначенных комму-нальщикам, разворовывалась, отчего приходили в негодность дороги и ветшал жилой фонд ещё советской застройки. Зато на выгодных для городской администрации условиях активно вырубались парки под бессистемную застройку многоэтажными человеческими муравейниками, что лишало городок прежнего уюта и собственного лица. Всё это было в порядке вещей, но...такого беспредела, который наблюдал сейчас Скрипарь, он, как конкретный пацан, оставить без последствий не мог. И это прямо под билбордом, на котором он сам, собственной персоной, сверкая улыбкой цвета унитаза во всю широту рта и души, призывал мужские особи из числа горожан подписывать контрак-ты с Министерством обороны и идти мочить "укропов"!
  И вот прямо под ним эти суки, которые обязаны проявлять максимум уважения к своему пахану, оставили горы мусора!
  Через полчаса "Скрепа" со своим "быками" уже разбирались с главой управляющей компанией, ответственной за уборку территории в центре города. Ворвавшись в кабинет подчинённого, Михаил Платонович не сразу дал волю кулакам, хотя они у него чесались немедленно приступить к делу.
  Выпив предварительно водки, он принялся рассуждать с прови-нившимся на темы добра и зла. Особенно его занимало предназна-чение того или иного индивида.
  - Я вот постоянно спрашиваю себя, - задушевно говорил Скрепа побледневшему чиновнику, который стоял перед ним навытяжку, как статуя, боясь шевельнуться, - ради чего живу? И, знаешь, нашёл ответ. Как думаешь, какой?
  Часто моргая затуманенными страхом глазками бедняга долго и тщательно подбирал слова, борясь с собственным заиканием:
  - В-вам виднее, М-михаил Платонович-ч. Д-думаю, для чего-то о-о-очень важного.
   "Скрепе" даже стало немного жаль обоссавшегося от страха подчинённого, настолько убогим он ему показался. Однако преподать урок было необходимо. Потому что, если ты руководи-тель, ты обязан блюсти дисциплину. В принципе у мэра всегда при себе был девятизарядный "глок" с экспансивной разрывной пулей в патроннике.
  - А живу я, сука ты пархатая, чтобы делать планету чище! - поучительно пояснил Михаил Платонович. - А ещё я воюю на стороне света против тьмы...
  Закончив разговоры о высоких материях, "Скрепа" двумя пальцами аккуратно взял подчинённого за узел красивого галстука и вывел его в коридор.
  - Иди, куда веду, падла, - вкрадчиво посоветовал он жертве, у которой вдруг ноги перестали слушаться, - не то прям здесь порву.
  Проведя покорного чиновника в служебный сортир, мэр корот-ким ударом под дых заставил его сложиться пополам, поддал коленом в пах, чтобы обрушить на колени, схватил за волосы и несколько раз мокнул головой в сортир, как учил поступать великий Путин.
  Всё-таки хорошо быть мэром! На войне ему порой приходилось предварительно натягивать глухую маску "нашего героя" с прорезями для глаз, когда душа просила что-нибудь учудить над человеком: избить, искалечить, убить, изнасиловать. Маска требовалась на всякий случай, чтобы не попасть случайно в объектив кружащего над головой дрона и не оказаться в каком-нибудь списке международных военных преступников с подписью под собственной мордой "Разыскивается!". Но став мэром, депутатом, чиновником серьёзного уровня ты получал полную свободу рук! И мог не опасаться запачкаться...
  "Скрепе" не пришлось даже снимать роскошного пиджака цвета мокрого асфальта с зелёным атласным платочком, элегантно торчащим из нагрудного кармашка и растягивать жилетку, обтягивающую наметившееся брюшко.
  Лишь в самом конце процедуры он извлёк... нет не "глок" с разрывной пулей, а зелёный платочек, промокнул им собственный вспотевший голый череп и обаятельно рассмеялся над едва не захлебнувшимся чмошником, который наглотался воды и стучал от страха зубами:
  - Ну ты прям как водолаз! Погружение норм?
  - Спасибо, Мих...хаил Плат-тонович... вы очень добры, - с трудом отозвался подчинённый.
  Увидев потрясённое лицо своего нового зама по коммунальному хозяйству, присутствовавшего при наказании, Скрепа усмехнулся:
  - Ты что, ещё не знаешь? Секретный указ есть Владимира Владимировича: если какая б..ть против СВО - мочить суку в сортире. А это вялое говно своей, с позволения сказать работой, дискредитирует городскую власть и срывает призывную компа-нию.
  Новый зам мэра энергично закивал, преданно заглядывая в глаза лоснящемуся самоуверенностью и самодовольством начальнику. Ещё бы - ведь "Скрепа" был не просто первый человек в городе, а кореш самого губернатора!
  Тем временем из некоторых кабинетов украдкой выглядывали какие-то головы, так что мэр решил обратиться "к народу":
  - Что смотрите? Осуждаете? Кто-то из вас считает, наверное, что надо было вначале разобраться в ситуации, прежде чем совать гражданина харей в очко...Что нельзя так унижать человека... Хм. У меня нет времени разбираться в разных сортах говна. Это коричневое, а это дерьмо с вишнёвым оттенком... Я поставлен на это место - делать дело! И тот, кто меня подводит, станет большим экспертом в данном вопросе, я ему такую возможность обеспечу. Имейте это в виду, все!
  В это время в учреждении было полно людей, - разгар рабочего дня; теем не менее никто не посмел возмутиться, большинство сделало вид, что ничего не заметили и продолжали пялиться в мониторы своих компьютеров и стучать по клавиатурам, разве что разговоры на всём этаже разом смолкли и народ с любопытством напрягал слух. Урок был усвоен каждым. И без того непоколеби-мый авторитет Михаила Платоновича поднялся на новый уровень. Сильную руку градоначальника в городе ещё больше зауважали, и полюбили - за то, что поднимает город с колен. А если потребует-ся, без колебаний ставит на колени перед очком тех, кого полагается. А то, что он немного шизик, крышу у него рвёт, так ведь с войны вернулся человек, возможно контужен герой.
  Покидая учреждение "Скрепа" велел охране прихватить с собой приглянувшуюся ему грудастую сотрудницу. Сделать это надо было быстро, но аккуратно. А когда оказавшаяся против своего желания в машине мэра фигуристая бабёнка возмутилась, что она вообще-то экономист высшей категории, "Скрепа" только хмыкнул: для него все бабы предназначались прежде всего для использования мужчинами, а то что они ещё могут быть экономи-стами, так это уже второстепенно. Всё-таки правильно поступают в Госдуме, что завернули закон о домашнем насилии, проталкива-емым прозападными феминистками, либералами и прочими извращенцами. "Скрепа" был полностью согласен с Путиным, "Единой Россией" и патриархом Кириллом - он "Скрепа" тоже за особый путь России и за домострой. И потому, если сисястая экономист ему приглянется голой в бане, он может на ней даже женится, - так он ей пообещал, чтобы не выглядеть насильником.
  
  Глава 81
  Когда в ответ на его, пока ещё довольно кроткие речи, женщи-на в белом медицинском халате расхохоталась. Причём сделала она это прямо в лицо Павлу Воткову, предельно цинично заявив при этом, что забесплатного даже милосердия не бывает, он вдруг так осатанел, что сам себя забыл, превратившись в грозный посох в руке разгневанного бога.
  Забыв про полагающуюся ему по сану кротость, Отец Павел обличал, стыдил, взывал к совести персонал городской стоматоло-гической поликлиники:
  - Опомнитесь, нечестивцы! Вспомните о милосердии к страж-дущим избавления от мук плоти! О клятве Гиппократа!
  Рассерженный поп расходился не на шутку: требовал снять иконы со стен, накладывал епитимию на персонал в качестве духовного лекарства вплоть до исправления их душ. Вдруг начинал кричать, словно припадочный:
  - Что здесь происходит, что это такое?! Кого это вы обманыва-ете? Всем на колени, на колени все! Будем молиться, чтобы Господь простил нам грехи наши тяжкие.
  Вначале многие обмерли от неожиданности и страха перед грозным представителем церкви.
   Затем некоторые принялись у него за спиной посмеиваться над экзальтированным попом, который расходился не на шутку:
  - Возлюби ближнего, как самого себя, излечи его даже себе в убыток, - такая вот новая религиозная парадигма, новая, старая идеология, а я её крёстный папа, целуйте руки, мать вашу, грешники! Все на колени! - орал юродивый, и вдруг смущённо добавлял:
   - Да, и ещё...очень хочется установить себе настоящие немец-кие импланты на шурупах иль саморезах иль как они там у вас правильно зовутся! Мессии ведь это можно, а...без очереди? А я вам бартером прямую линию с боженькой и полное отпущение грехов на год вперёд...хорошо, на два.
  Заметив усмешки, странный чудак пытался оправдаться:
  - Думаете я сумасшедший? Умм. А знаете, что? Вы мне просто завидуете! Потому что именно сумасшедших, или по-старому блаженных, Бог любит сильнее всего.
  Священник был не молод, внешность имел далёкую от благо-образия, и временами вёл себя, как распоясавшийся хам в рясе. А потом в секунду становился кротким и тихим. Такие психологиче-ские качели пугали народ и одновременно вызывали любопытство. Но когда сумасшедший ворвался в кабинет заведующей поликли-никой с посохом в руке, и этим посохом вдруг как ударит по столу (хорошо не по лбу) вздрогнувшей от неожиданности женщины, да ещё как гаркнет на неё басом: "На колени, грешница!" всем стало ясно, что шоу перестаёт быть просто забавным и надо срочно вызывать психиатрическую неотложку.
  
  Глава 82
  Павла Воткова везла карета Скорой помощи. Когда его в неё сажали он обратил внимание на некоторую необычность своего "экипажа": на борту микроавтобуса было написано "Управление делами Президента". И везли его с сиреной и мигалками, словно важную персону. "Вот ведь как бывает, - философически размышлялось ему под завывание сирены, - тебе-то кажется, что ты безнадёжно застрял в обыденности-повседневности и бытовухе, превратился в застойное болото, как вдруг р-раз! - инсайт-озарение! Оказывается ничего подобного - стрим твоей судьбы несётся с невероятной скоростью, словно галактика во Вселен-ной".
  Впрочем, доставили Павла Антоновича не в Кремлёвскую больницу, а в НИИ судебной психиатрии имени Сербского. Во Андроповские времена именно сюда сажали диссидентов и подвергали "узников совести" всем прелестям советской кара-тельной психиатрии. Место мрачнее некуда... хотя это с как взглянуть. Если подумать, то такая честь ему оказана, что и возгордиться можно! Да и поставленным Вотковым перед самим собой целям место вполне соответствует.
  Занимался новеньким почтенный доктор в возрасте. С белой как лунь седой головой и аккуратно подстриженной бородкой, очень благообразного вида, он смахивал на академика Павлова с известного портрета. Только в отличие от знаменитого физиолога носил массивные очки в роговой оправе.
  Вначале Вотков взглянул на доктора мельком, как на стену, с видом гордого узника преступной системы. Эта неприступная холодность была наигранной: Павел Антонович заранее продумал своё появление в психушке! Он должен появиться словно в глухо застёгнутом сюртуке (смирительную рубашку на него пока не надели). В образе этакого Гамлета - враждебного к сатрапам в белых халатах и такого сомневающийся в себе самом. Словом "быть или не быть!". Пусть видят кто перед ними, что он готов до конца отстаивать своё право на сомнения.
  При этом, в отличие от зубной поликлиники, тактика его пове-дения всё же менялась: теперь Вотков был преувеличенно корректен, что несомненно должно произвести впечатления на психиатров, ведь их буйными не удивишь. Так что внешне он держался спокойно и отстранённо. На лице лёгкая брезгливость. При этом для достижения нужного эффекта должна ощущаться его готовность в любой момент выдать вулкан эмоций - этакий человек истеройдного типа, но достаточно сильный и образован-ный, чтобы держать себя в руках. Такого нельзя не принимать всерьёз.
  Только войдя в кабинет принимающего его врача Вотков огля-делся с порога: на окнах железные решётки, мебель прикручена к полу - всё это придавало брутальности декорациям "Гамлета", которого он собирался сыграть. Разве что икона в красивом окладе на стене и журнал "Иллюстрированная энциклопедия лучших домов" на краю стола немного смягчали впечатление.
  Доктор в свою очередь тоже опытным взглядом оценил нового клиента. В глубоких, тёмных его глазах было что-то немного жутковатое, мятущееся, неуютное, какая-то неустроенность. Севшим от крика голосом, только час назад устроивший бучу в городской поликлинике, мужчина удивительно спокойно говорил врачу о том, что недавно начал писать роман о демонах в своей голове (он даже назвал их по именам) и теперь ждёт их реакции на главы о себе. Старый вытертый пиджак на нём из некачественной синтетики шуршал, как прошлогодняя листва, когда он делал резкие движения, что-то показывая. Доктор незаметно принюхался и почувствовал идущий от больного запах водки.
  В разговоре с психиатром Павел Антонович не стал отрицать, что с ним случился нервный срыв в стоматологии. Да и какой смысл что-то отрицать, если он сам спровоцировал скандал в зубоврачебном кресле, а потом и в кабинете заведующей поликли-никой!
  Врач кивал, не спуская с больного глаз с внимательным при-щуром.
  Для дилетанта, каким Вотков себя считал, он, можно сказать, с блеском справился с ролью человека, у которого внезапно поехала крыша. Но чтобы гарантированно получить справку на случай вызова в прокуратуру, требовалось нечто большее... убедить местных докторов, что они имеют дело с так любимой ими "вялотекущей шизофренией", "честно" заработанной на фоне политического диссидентства, то есть недовольства существую-щим положением вещей в стране.
  
  Глава 83
  Для начала доктор пригласил в кабинет медицинскую сестру и провёл с её помощью общий медицинский осмотр нового пациента. Расспросил о недомоганиях. При этом врач с кротким видом выслушивал не умолкающего ни на секунду оратора, пламенно обличающего язвы тирании. В конце осмотра он ласково заметил Воткову, что причины его желчности и любви-ненависти к родине могут иметь и чисто физиологическое объяснение. Конечно, он не спорит, что на первое место следует поставить мотивы чисто духовные, прежде всего - разочарование в россий-ском либерализме. Но есть причина и сугубо медицинская, достаточно неприятная. Речь идёт о болезни века - о геморрое.
  Павел Антонович аж запнулся, кровь прильнула ему к лицу от гнева и стыда. А доктор, попросив медсестру выйти, поспешил его успокоить, тактично объяснив, что геморроем страдала едва ли не вся великая русская литература, ибо писательство (а в личном деле поступившего больного было зафиксировано, что он не только работал школьным учителем, но и является профессиональным писателем), как профессия сидячая, располагает к застою крови в органах малого таза.
  - Николай Васильевич (имелся в виду Гоголь) именно вслед-ствие застарелого геморроя начал писать стоя за конторкой, - негромким приятным голосом успокаивал самолюбие пациента доктор. - Первый приступ геморроя, случившийся в ранней юности, напугал Коленьку чуть не до обморока, вида крови он вообще не переносил... Чехов страдал от того же самого - и, будучи земским доктором, не делал из своей хвори никакой тайны. Тургенев тоже особо не скрывался. А вот великий писатель и философ, друг Пушкина и Грибоедова, обличитель извечных позорных язв русской жизни, Пётр Чаадаев был по складу своему ипохондрик. Склонный к простудам, мнительный, чувствительный к переменам погоды - он очень болезненно переживал собствен-ное нездоровье. Которое в конечном итоге привело незаурядного мыслителя в "жёлтый" дом. Ко всему прочему Чаадаев страдал несварением желудка, а это располагает к пессимизму вообще и желчности в частности. До самой смерти в 1859 году Чаадаев мучился от периодических разлитий желчи и, видимо, в этой связи не мог долго поддерживать разговор ни на одну сколько-нибудь приятную и жизнерадостную тему - всегда сворачивал на безысходность русской жизни. Мрачность его протекала ещё и от того, что во время своих геморроидальных приступов бедняга не мог ни сидеть, ни стоять, ни ходить, принимал знакомых полулё-жа, стонал, и все отмечали жёлтый цвет его лица. "Болезненная сосредоточенность на трагедии" - сформулировал ему диагноз, один из моих коллег, пользовавший в то время классика.
  - Я знаю, вы желаете заговорить мне зубы, люди вашей про-фессии всегда так поступают, - с суровым видом ответил доктору Вотков.
  - А кстати, как у вас обстоят дела с зубами? - и не думал оби-жаться доктор и вновь заглянул в личное дело пациента. - Вас ведь доставили к нам из стоматологической клиники? Очень важно при вашей болезни правильно, а это значит неспеша, пережёвывать пищу. К сожалению, не у всех в вашем возрасте и при вашей профессии, зубы в полном порядке. Писательские зубы, - это я вам скажу - проблема, требующая решения. Только не думайте, что я имею в виду что-то обидное для вас, не каждому даже очень талантливому автору везёт издать бестселлер и заработать на нём миллионы. Приходится подбирать еду по зубам, но эту еду надо все-таки жевать хорошо.
   Разговор уходил куда-то в сторону. Чтобы не сбиться с фарва-тера и не потерять темпа Павел Антонович начал потихоньку форсировать игру, доверительно сообщив доктору:
  - Вам, как психиатру, надо побывать со мною в одном приме-чательном месте. И мы оба убедимся, что душевный недуг обитает не внутри этих стен. А снаружи! Мир вокруг сошёл с ума! Не верите?
  Доктор понимающе внимательно взглянул на него, даже снял свои роговые очки и тщательно протёр их шёлковой тряпочкой. Нужно было усилить интерес к собственной персоне. И бывший учитель решил, что терять ему всё равно нечего, раз он уже здесь, и довольно развязно поинтересовался:
  - Начистоту. Вы небось опасаетесь, что если мы выйдем отсю-да вдвоём, я трахну вас чем-нибудь тяжёлым по голове, а? После чего сбегу, предварительно обшарив ваше бессознательное тело и прихватив ваш кошелёк.
  Если уж и быть отвязным, то до конца, решил для себя Вотков. Каждый имеет право на минуты, пусть не славы, то хотя бы сумасшествия. И признался с шокирующей откровенностью, что он решительный противник войны с Украиной и любого насилия в принципе, не разделяет идею так называемого "русского мира", как совершенно фашистскую, и ничего не имеет против НАТО, геев, трансгендеров, чайлдфри, абортов и квадроберов.
  В школьном драмкружке Павел Антонович как раз начал неза-долго до увольнения ставить "Гамлета". Быть сумасшедшим у Шекспира, - это привилегия говорить правду о тех, кто стоит у власти. Сумасшествие по-шекспирски с февраля 2022 года стало делом, сопряжённым с сумасшедшим риском. Тем увлекательнее выглядела избранная им роль. Воткову очень хотелось говорить с такой кристаллической ясностью, чтобы его слова хотя бы тут, в стенах дурдома, звучали последней речью Яна Гуса на Констанст-ком соборе...а выходил по большей части сумбур! Всё-таки сказывалось волнение от непривычности обстановки и ситуации. Вот его Модест Чистов, тот бы толкнул великую речь...
  Доктор улыбнулся ему с мягкой иронией, что выглядело мно-гообещающе, наверное среди его коллег "Фрейдов", не так уж многие обладают чувством юмора.
  - Ваши политические взгляды - исключительно ваше личное дело. Что же касается возможности получить от вас тяжёлым тупым предметом по голове...надеюсь, вы этого всё-таки не сделаете. В противном случае мне пришлось бы отказаться от вашего предложения, а я уже настроился на увлекательную поездку. Да и что это вам даст, всё равно я не ношу с собой наличные, а на вас после нападения на меня наденут смиритель-ную рубашку, - а это очень неприятно, уж поверьте, - и посадят под замок. Так что лучше Вам воздержаться от применения насилия. Сами же сказали, что не приемлите такой способ аргументации. Зато теперь я ваш спутник, а вы мой гид.
  Павел Антонович перестал с недоверием взирать на врача и сказал более миролюбиво:
  - Признаться, не ожидал... встретить в этих стенах такое под-купающее понимание. После зубной поликлиники со мной случился приступ аллергии на людей в белых халатах, ибо, как выяснилось, работают там не ангелы в белоснежных одеждах, а обыкновенные рвачи.
  Доктор согласился с такой оценкой:
  - Ваша реакция на отечественную бесплатную медицину выглядит абсолютной нормой. Хорошо, что вы там никого не "трахнули", как вы выразились, по черепушке, а только подебо-ширили немного.
  - Поверьте, доктор, мне это нелегко далось. Соблазн изменить природному гуманизму и человеколюбию был слишком велик.
  - Охотно верю, - понимающе подмигнул психиатр; и с энтузи-азмом помахал ключами от своей машины: - Ну что, тогда поехали?
  Та лёгкость, с которой солидный с виду обладатель "академи-ческой" бородки и солидных очков готов был следовать выдуман-ному им бесшабашному плану озадачила Воткова.
  - А вам от начальства вашего не попадёт? - от некоторого замешательства проявил он благоразумную осторожность, на время даже забыв про придуманный себе образ отвязного психа.
  - Конечно, попадёт! - от души засмеялся необычный психиатр. - Начальство ценит покладистых и безынициативных. Ему подавай от подчинённых строгого выполнения многочисленных инструкций, своевременную сдачу отчётов и минимум своеволия. Только это ведь - такая тоска зелёная!
  - Но ведь вас могут уволить из-за меня, - попытался остановить доктора, неожиданно оказавшегося более безбашенным чем он, Вотков.
   - Но мы ведь начальству не скажем, - снова подмигнул ему удивительный врач. Он явно сам напрашивался на задуманную больным авантюру. Вот так доктор!
  Врач легко и решительно выскочил из-за стола, открыл дверь кабинета, выглянул наружу, осмотрелся - никого. Жестом предложил Павлу Антоновичу не отставать и бесшумными маленькими быстрыми шажками зашагал по ковровой дорожке коридора.
  - Эй, вы не передумали? - едва приспевая за доктором, мучил-ся сомнениями Вотков. - Может, нам не стоит... я всё-таки о вас думаю.
  - Я в полном порядке, - спокойно ответил доктор. - Время от времени это полезно. Я о том, что периодически надо открывать форточки и даже распахивать окна, чтобы впускать свежий ветер, потому что если не проветривать свою жизнь, то однажды просто не сможешь дышать из-за спёртости и духоты.
  - Безусловно.
  Они спустились по лестнице на первый этаж, без проблем покинув здание больничного корпуса. Когда подходили к служебной парковке, доктор ещё издали брелоком разблокировал замки дверей красного Вольво-универсала.
  В это время над крышами дальних высоток сверкнула молния, загрохотали вдали раскаты грома.
  - Скорее, сейчас начнется дождь! - подняв озорные глаза к небу, в азарте призвал доктор, будто непогода волновала его больше, чем возможные неприятности по работе.
  Первые капли ударили по крыше.
   "Вольво" завелась почти бесшумно и плавно покатилась к выезду с территории больницы. Охрана без лишних вопросов подняла шлагбаум перед машиной хорошо известного им сотрудника.
  Ещё через десяток метров автомобиль притормозил перед выездом на основную дорогу с включённым поворотником, пропуская проезжающие мимо машины, чтобы встроиться в поток.
  В этот момент Вотков вспомнил, что именно он является ини-циатором начинающегося приключения и сообщил тоном циркового зазывалы:
  - Добро пожаловать в настоящую психушку, док!
  Он указал сидящему за рулём психиатру на огромный билборд. На нём были запечатлены шеренги марширующих молодцов с полосатыми тельниками в вырезах камуфляжной формы, у каждого в руках автомат. Ниже призыв: "Присоединяйся к нашим! Звони по единому номеру службы по контракту 117". А прямо под патриотическим плакатом - нарочно ведь такого не придумаешь! - присоседился торговый киоск с вывеской "домашнее мясо".
  - Прекрасная реклама коммерческого дурдома с похоронными услугами в комплекте, не находите, профессор?
  - Предпочитаю позицию наблюдателя, - уклончиво ответил доктор, сделав вид, что полностью поглощён управлением автомобилем. Инициатива снова перешла к Воткову:
  - А вам не кажется, господин наблюдатель, что такая безопасная позиция в наше время - сродни молчаливому соучастию в преступлениях режима? Так и скажите, что боитесь получить в морду за более вразумительную гражданскую позицию, док!
  Кажется миролюбивый доктор просто не умел обижаться, потому что произнёс спокойным интеллигентным голосом, чему-то кротко улыбаясь:
  - По своему кредо я можно сказать буддист. Я наблюдатель, говорю вам. Предпочитаю не переваливать ни на кого ответствен-ность. Всё, что со мной происходит, я сам запустил в качестве урока. Внутри себя. Как только ты на что-то западаешь, даёшь оценку, всё - ты запускаешь механизм Вселенной по формирова-нию урока. Это никак не противоречит науке, ибо в наше время наука очень продвинулась в изучении мозга и физики мироздания. Мудро стараться жить безоценочно. Ведь мы никогда не знаем всего контекста событий. Чем больше ты во что-то втягиваешься, тем мощнее разгоняешь механизм матрицы по формированию урока.
  - Извините, доктор, но для меня психиатр в НИИ имени Сербского буддист - звучит примерно, как наёмник - пацифист.
  - Однако, и так бывает, - вновь улыбнулся доктор. - Внутренний микрокосм души человека - бесконечно вариативен.
   Воткова слова доктора позабавили, хотя он не мог и не признать оригинальности такого подхода, особенно со стороны человека, работающего в системе, которая по историческим меркам ещё вчера являлась форпостом насилия над человеческим духом и кажется снова собиралась стать карательной.
  - Для практикующего в жёстких рамках государственной системы психиатра отечественной школы вы действительно придерживае-тесь слишком широких взглядов.
  - А у вас хорошо развита часть мозга, ответственная за ассоциа-тивное мышление, - вернул комплимент доктор. - Будем считать, что дебютная часть этой партии сыграна нами вничью? - предло-жил он Воткову.
  Павел Антонович не возражал. Только указал пальцем ещё раз на огромный билборд и добавил:
  - Хотя я бы сюда заказал другой плакат, такого содержания: "Прыжок в воду вниз головой лишит вас остатков разума!", как напоминание нашей власти, что то, чем она сейчас занимается, уже даже не безумие, а тупое членовредительство.
  Доктор усмехнулся, соглашаясь. Похоже, между попутчиками потихоньку устанавливалось неплохое взаимопонимание.
  - Вы очень неглупый человек, - сказал врач. - я понял это едва вы появились в моём кабинете...Поэтому мы не будем играть в стандартные игры. Мы оба понимаем, что...быть "нормальным" - идеал для серости, для всех тех, кто заботится лишь о физическом выживании. Но для тех, чьи способности намного выше среднего, кому не всё равно, что происходит за пределами его мирской оболочки, - для таких индивидов рамки нормы означают прокрустово ложе, невыносимую скуку, адскую беспросветность и безысходность. Практически духовную смерть.
  - А как же вами слова, что вы буддист? - с хитрым прищуром напомнил Вотков, надеясь где-то если и не переиграть собеседни-ка, то во всяком случае ни за что не уступить ему партию ведущей скрипки в их игре-качелях.
  - Так я им и останусь. Но быть буддистом, означает позволить себе быть собой, а другому - быть другим. Свою задачу, как врача, я вижу в том, чтобы помогать неординарным людям, уважая неповторимость их личности.
  - Ущипните меня, что я не сплю, - добродушно сказал Вотков, - а то у меня такое чувство будто я начал смотреть слезливый американский сериал про побег двух чокнутых из психушки, один из которых врач, решивший таким экстраординарными способом проверить новый способ психотерапии на безнадёжном пациенте.
  - Разве я сказал, что гарантирую полный хеппи энд? - отшу-тился доктор. - В жизни так просто - редко получается.
  В это время в потоке двигающихся мимо автомобилей образо-вался просвет, и они повернули, иномарка понеслась по улицам и проспектам.
  
  Глава 84
  Город был полон праздничной агитации по случаю приближа-ющегося Дня Победы. С нею соседствовали плакаты, уличные растяжки, баннеры, огромные видеоэкраны с быстро меняющими-ся картинками, прославляющие героев другой "священной" войны. Посыл был такой: мы громим на Украине неонацистов и их натовских хозяев из США и Западной Европы. Всё это каким-то образом было перемешано огромным количеством коммерческой рекламы, с "говорящими" (даже орущими) заголовками, превозно-сящими тот самый западный образ жизни, которому объявлялась священная война! "Спеши купить квартиру в новом жилом комплексе "Портленд"!" - призывал один плакат.
   "Старт продаж таунхаусов в микрорайоне "Новый Оксфорд"!" - навязчиво информировал другой буквально через сто метров.
   "Хотел бы жить в Нью-Йорке с видом на Центральный парк? Мы готовы исполнить твою мечту в Москве!" - хитро заманивал третий. И дальше в том же духе: "Добро пожаловать в "Маленький Голливуд!". "Обоснуйся на Лазурном берегу, не покидая столи-цу!". Ну, и тому подобное. Получалось драконовские западные санкции, ненависть к проклятым англосаксам, и одновременно с этим открытое преклонение перед чуждым нам, как евразийцам, образом жизни, как эталонным! А как же ненависть к западному миру?.. Просто шизофрения. Взрыв в мозгу. Биполярное расстрой-ство и когнитивный диссонанс. И так почти за каждым поворотом и на каждом светофоре.
  Доктор поглядывал на пациента на пассажирском кресле, который, не на минуту не умолкая, толкал ему лекцию на тему глубокой психиатрической болезни российского общества, и порой кивал на убедительные доводы "лектора".
  - На какие деньги стоится и покупается всё это жильё? - горя-чился Вотков. - На чём базируется подъём рынка недвижимости? А я вам скажу! В экономике крутятся несколько триллионов шальных рублей, заработанных на военных контрактах, которых по приблизительным оценкам Минфина уже заключено с четвертью миллионами россиян! И это не считая высоких зарплат инженеров военных предприятий. То есть, несколько триллионов рублей, заработанных на убийствах, страданиях граждан соседней страны кормят застройщиков, рестораторов, продавцов контра-бандных айфонов и китайских автомобилей! И этот кровавый ком проклятых денег не может принести России благополучия и счастья в перспективе. За него кому-то обязательно придётся расплачиваться, причём не только самим контрактникам, но и членам их семей, да и всем нам, вольным или невольным соучаст-никам массовых преступлений против человечности! Согласитесь, доктор, что только умственно отсталый или психически нездоро-вый человек, - не способный прогнозировать ситуацию на несколько шагов вперёд, - не может не отдавать себе в этом отчёта, не так ли? Я не знаю, что это будет: ядерный апокалипсис, в котором сгинет большая часть страны, ад крупномасштабной гражданской войны всех против всех, новый большой террор, жертвами которого станут в том числе сами горе-патриоты, небывалый взрывной рост онкологии или психических рас-стройств, резкое снижение уровня жизни, эпидемия неизвестного вируса, по сравнению с которым недавняя пандемия Ковид-19, унесшая миллион жизней наших соотечественников, покажется лёгкой разминкой, не знаю...Знаю только, что за такое равноду-шие Фатум обязательно предъявил счёт с набежавшими процента-ми "по ипотеке"...А пока в этой большой психбольнице, как можете видеть, праздник - раздача вкусных печенюжек на полдник!
  Доктор от активной дискуссии пока воздерживался, лишь заметил, оторвав глаза от дороги и коротко взглянув на небо:
  - Дождь нам хороший - на удачу! Главное избежать столкно-вения на мокром асфальте! Но зато какой разгул стихии!
  - Да вы лучше посмотрите сюда! - распаляясь, Павел Анто-нович указывал ему на очередной пример патологической наглядной агитации, по которой будущие психиатры смогут защищать сотни диссертаций.
  - Великолепно, - соглашался доктор. - Люди работают на будущее нашей науки. А разве вам, как писателю, не нравится жить в такое сочное время?
  - Люди вашего ремесла отчего-то предают данному проходно-му факту моей скромной биографии преувеличенное значение, - пожал плечами Вотков. - А если бы я был сантехник или скажем курьер, вас бы это тоже так взволновало?
  - Не скажите, - добродушно захихикал водитель, поглаживая себе свободной рукой бородку. - Пройдёт немного времени и вы напишите о нашем времени великий роман. А я - книгу о коллек-тивном сумасшествии. Это же чистый заработок.
  Видимо, они отъехали достаточно далеко от места его работы, потому что доктор распустил узел галстука, принялся подпевать голосу певца из автомагнитолы, раскованно пытаясь пританцовы-вать в кресле, и в конце концов предложил:
  - Послушайте, придется нам с вами, кол-лега (это слово было произнесено им звонко, с удовольствием) размочить наши будущие гонорары сегодня? Должны же мы отпраздновать ваш будущий бестселлер и мою научную славу!
  - Давайте выпьем, если у вас есть, - почему-то совсем не удивился такому крутому виражу Вотков.
  "Мозговед" азартно потёр ладони, - отпустив на несколько секунд руль, он полез доставать из бардачка бутылку вина и миниатюрные стаканчики. У психиатров кажется это называется "когда левое полушарие окончательно сняло цензуру над правым".
  Вотков разлил вино.
  - Ваше здоровье, коллега! - провозгласил тост доктор с задушевным выражением румяного лица (то, что он за рулём, психиатра нисколько не смущало).
  - Будьте здоровы, док, - ответил Павел Антонович и выпил.
  Доктор небрежно снова сунул руку в бардачок и достал пачку сигарет. Павел поблагодарил и взял, док щёлкнул зажигалкой.
  Немного покурили
  Теперь уже Павел предложил повторить.
  Махнули ещё по "мерзавчику".
  Павел почувствовал на себе ещё более потеплевший взгляд лечащего врача, который начал достаточно интеллигентно и добродушно, но материться, заявив по этому поводу:
  - И всё-таки я прав!
  - Несомненно, - согласился Вотков и крепко пожал протянутую водителем руку.
  - Теперь мы боги на дороге! - объявил док уже без опасений перед мокрым от дождя асфальтом, гаишниками и прочими опасностями нетрезвой езды. - А почему? - поинтересовался он с игривым добродушием.
  - Потому что мы - асы, - ответил Павел, без сожаления вспом-нив свой оставленный на плохой квартире курьерский ранец с номером АС-1600. Потом по-приятельски спросил у психиатра, который стал чем-то очень напоминать Воткову своего коллегу из городского психдиспансера:
   - У тебя ведь есть собака? Кстати, давай на "ты", ты не про-тив?
  - Есть, - подтвердил врач, принимая предложение Воткова. - Кстати, твой трюк в зубной поликлинике был хорош... Долго готовился?
  - Всё вышло спонтанно... - признался Вотков и тоже подмиг-нул врачу. - Дело взял в свои руки отец Павел... - пояснил он свою внутреннюю "кухню", доверительно улыбаясь психиатру, оказавшемуся симпатичным свойским парнем. - Между прочим, их во мне ещё трое.
  - Ладно. Не переживай, с этим после разберёмся. Зови меня просто Роберт. Мы ведь почти ровесники?
  - Значит, всё в порядке, Роберт, да? А я поначалу решил, что ты играешь со мной в свои психушные игры, и боялся тебе доверять. Ты ведь тоже умеешь менять персоналии, верно? В прошлый раз, когда ты посоветовал мне в качестве терапии засесть за новый роман, это на какое-то время мне здорово помогло. А вот когда я стал пить прописанные тобой таблетки и бродяжничать в окрестностях города в поисках новых впечатлений для романа - вышла жопа. Из-за таблеток у меня стали дрожать руки и нижняя челюсть. А бродячие собаки видимо бесноватых не переносят, потому что однажды покусали меня, из-за чего я на какое-то время настолько озверел, что как бешеный кобель, был посажен на цепь, на воду и черные сухари.
  Оказывается, вернувшаяся с работы жена с сыном еле справи-лись со мной, крепко привязав сперва к кровати ремнями, а затем приковав к батарее цепью. Я стал лаять, скакать и рваться на цепи. Мне показалось, что у меня даже вырос собачий хвост. Я бранился на близких разными голосами и угрожал им. Говорил, что они горько пожалеют, потому что я хозяин города и жуткий беспре-дельщик.
  Устав, я по-собачьи вылакивал воду, а миску с едой перевора-чивал. В развешенные по стенам молитвы кидал собственным дерьмом. Кричал, что с богом у меня и без всяких молитв полная симфония, и стоит святому отцу Павлу проклясть человека, как проклятый сам будет корчиться в муках, выть, ползать у моих ног и молить о пощаде. А я, как люстратор, ещё посмотрю, прощать ли мне его.
  На шум и крики звонили соседи, и тогда на меня надели намордник с кляпом и заменили цепь на более толстую, чтобы не сорвался и не убежал.
  Я выл от тоски или желания всех порвать. Временами мне являлся отец Павел и утешал, что я не напрасно страдаю: "За Богом надо идти как собака за хозяином. И это твоё доверие никогда не будет обмануто. Ты всегда будешь на верной дороге. Господь просветит твой разум, а со временем избавит от приступов помутнения рассудка". А когда он уходил, я снова начинал выть и мечтал со всеми разобраться - тоже посадить на цепь или порвать...
  - А теперь?
  Павел показал Роберту выставленный вверх большой палец. С этой минуты они стали друзьями.
  - Всё чудесно - промурлыкал хозяин машины и включил ещё более энергичную музыку, которая оказалась вполне во вкусе пассажира.
  - Всё чудесно - согласился Павел, - дождь, город, скорость.
   - Всё так огромно и прекрасно!
  Павел кивнул и улыбнулся совсем по-детски искренне. Он был в том бодром, светлом настроении, какое испытываешь, когда выпил и уже преодолел хмель. Вся его скованность окончательно испарилась, залитый ослепительным солнцем майский день был полон глубокой силы и блеска, и уже ничто не могло случиться дурного, ничто не станет фальшивым.
  
  Глава 85
  Едва они приехали на место, как снова начался дождь. Пока профессор парковал машину у главного входа на ВВЦ, успевший немного просохнуть на выглянувшем солнце асфальт, начал покрываться капельками-пятнышками, напоминая шкуру ягуара. И не успели мужчины дойти до арки главного входа на территорию бывшего ВДНХ, как всё вокруг стало опять мокрым и блестящим, в многочисленных ужах весело подпрыгивали серебряные фонтанчики - с неба низвергался потоп. Павел в восторге вскинул руки. Молнии освещали потемневшее небо. Гроза бушевала над городом. Раскаты грома следовали один за другим.
  - Вот она - возможность! - воскликнул он. - Шанс любому крикнуть этому городе всю правду о нём, без страха. Это называется свободой!
  - И всё же благоразумней воздержаться кричать что-либо противозаконное, - счёл нужным предупредить Роберт, оглядыва-ясь.
  - Я так им и говорю, - оправдывался Павел Антонович. - А один из них матерится в ответ и заявляет, что этот рот принадле-жит ему и он будет делать им, что захочет. Второго во мне он тоже в грош не ставит. Говорит ему, что может уступить законнику только сральник, а остальным как-нибудь сам определится. Но пока у них идёт спор и не ясно чья возьмёт.
  - Так их там сейчас у вас двое спорят? - с интересом уточнил психиатр, показывая пальцем на собственной голове.
  - Отчего же, - ответил Вотков. - Я же рассказывал, док: есть ещё третий. Он всегда старается быть златоустом, чтобы ненаро-ком не осквернить этот мир бранным словом. Святой человек. Говорит, что тело имеет законного хозяина и никто из них не вправе претендовать ни на какую его часть.
  - И что же на это отвечает тот первый наглец?
  - Глумится. Что может уступить святому отцу "нижнее хозяй-ство", но тот ведь сам не возьмёт. Ибо всеми силами смеряет в себе похоть. Вместо того, чтобы отпустить себя из скита на свободу и хотя бы раз в жизни потрахаться от души с той молодой греховодницей, любовницей спонсора своей церкви.
  - Однако, как там у тебя внутри живенько! - будто даже поза-видовал Роберт.
  - Не то слово, - вздохнул Павел Антонович и с мольбой взгля-нул на доктора.
  - Неужели ты не в состоянии с ними договориться. Павел? - с сочувствием спросил психиатр. - Предложи им заключить временный пакт о ненападении, скажи им, что это в общих интересах.
  - Всё зависит от того сужаются или расширяются сосуды в моей голове в данный момент, а с ними расширяется или сужается моя персональная вселенная - пояснил Вотков, он озабоченно поднял глаза на выглянувшее из-за туч солнышко и болезненно наморщил гармошкой лоб. - Вон атмосферное давление скачет! А в случае спазма все разговоры бесполезны.
  - А сейчас как? - участливо осведомился Роберт.
  - Кажется алкоголь потихоньку помогает сосудам головы расшириться, значит, есть шанс на переговоры.
  Мужчина вдруг заговорил на разные голоса, что ошарашило даже привычному ко всему психиатра.
  - Ну хорошо, поп мне более симпатичен, чем "комиссар", - хрипло и развязно заявил кто-то губами скромного учителя. - Ему бы я ещё позволил контроль над частью тела этого чудака, в котором мы обретаемся. Мог бы взять себе любую руку на выбор. Только он ведь уже показал, что вместо того, чтобы подставлять щёку, как ему по сану положено, сам горазд пощёчины от имени своего бога раздавать - автоматы хватать, а спички детям не игрушки! Хотя в принципе такой подход к вере мне по душе.
  Голос первой сущности разразился грубым хохотом.
  - Это был мой грех, я за него каждый день каюсь перед Иису-сом, - кротко признал второй голос.
  - И напрасно, батюшка. Твой терпила, позволивший себя рас-пять, - для настоящих русских не авторитет. Наш бог - с мечом! Точнее с автоматом Калашникова! - карает врагов Отечества и гарантирует рай для павших на священной войне.
  - По какому праву вы так разговариваете с людьми совести и чести!? - гневно вмешался через Павла кто-то третий. - Ваши путинские железки, которыми вы так гордитесь, стоят лишь металла, из которого отлиты, как награды вручённые Гитлером.
  Первый и третий голоса мгновенно сцепились в яростной склоке, осыпая друг друга обвинениями и оскорблениями.
  - Братья! - пытался их разнять второй участник очень необыч-ного диспута. - Мы должна воздерживаться от взаимных прокля-тий, ибо мы всё равно что братья. Сквозь нас течёт одна кровь!
  - Вот уж хрена! Я чувствую в себе кровь мёртвых гуннов, диких волков, но отнюдь не кагорную христову водицу.
  - Негодяй! Однажды тебе самому предстоит люстрация!
  - Испугал ежа голой жопой! Ха, ха! На чмошника хоть наклеи-вай этикетку "пять звёзд", крепче от этого он не станет, всё тем же останется разбавленным интеллигентским винцом. Писателем с геморроем в жопе...
  
  - Всё нормально, - выдержав некоторую паузу, заметил сму-щённому и расстроенному Павлу Роберт. - В современной психиатрии (не в парапсихологии, а в респектабельном научном сообществе) абсолютно серьёзно обсуждается вопрос, сколько отдельных личностей может насчитываться у человека. Это когда индивид, пребывая во вполне вменяемом состоянии, заявляет, что в нём живёт не одно "я". То есть, прикладной наукой не ставится под сомнение сама возможность одному индивиду иметь несколь-ких социальных лиц. В американских судах уже оправдывают людей, которые утверждают, что преступление совершили не они, а другая персона внутри них. А
  Роберт чему-то усмехнулся.
  - Правда некоторые мои знакомые говорят, что в скольких соцсетях они могут завести аккаунт, столько у них и личностей и есть...
  - Они пытаются взять контроль над моим телом, вы слышали? - в тревоге пожаловался Павел Антонович.
  Доктор ответил:
  - Наше тело ведь тоже постоянно находится в процессе изме-нений: тот, каким вы были в двадцать лет и каким стали в пятьдесят, по сути два разных человека. Особенно это касается мозга.
  - Но моё собственное тело это по сути единственная собствен-ность, которой я владею безусловно, разве не так?
  - Тоже иллюзия. Ваше тело по сути всё в меньшей степени принадлежит только вам. Государство всё активней начинает предъявлять претензии даже на ваше тело. Для него вы налоговый номер, солдат. Для этноса вы тоже часть его собственности. Вы русский, значит, обязаны, хранить чистоту крови, осмысленно использовать свой генофонд.... Я, конечно, немного утрирую. Для того, чтобы ты, Павел, понял, что всё норм. Так что расслабься. Идём гулять!
  
  Глава 86
  Дождь начал затихать, из-за облака выглянуло солнце, его лучи красиво пронизывали скульптуру тракториста и колхозницы над главным входом на выставку. Удивительно, но именно такая картинка - скульптура Веры Мухиной в "божественном" свечении, - была изображена на огромном плакате с девизом "Солнце предпочитает гостить в России!". Звучало почти как "с нами бог!" (именно такой девиз был отчеканен на пряжках солдатских ремней гренадёров Гитлера). Отчего-то тираны рано или поздно приходят к убеждению, что власть они получили непосредственно от бога, который поручил им великую миссию собирания величайшей империи. Для полноты картины не хватало позолоченной статуи русского фюрера над аркой в образе божественного Аполлона императора Августа Великого, правящего конской квадригой! Вместо устаревших пролетария и колхозницы. Метров сорок высотой, в пурпурной тоге и с лавровым венком на плешивом темечке. Был бы прям бог солнца Амон-Ра! Едет фараоном себе на колеснице во главе своей великой армии, выступающей в поход на специальную военную операцию по пересборке империи...
  Именно этому - воссозданию СССР-2 - и была посвящена открывшаяся на днях на ВВЦ международная выставка-форум "Россия вперёд!". Взгляд гостей натыкался на десятки плакатов с вариациями сюжетов на тему: "Россия в движении", которые уживались с баннерами и билбордами, извещающими горожан и гостей столицы о том, что в Москве начинается рыбная неделя - "Москва на волне", так это именовалось. Приметой времени стало сочетание воинственного патриотизма с расслабленным гедониз-мом - всеобщей тягой к наслаждениями. Что-то подобное, как утверждают историки, царило в Древне Риме накануне его падения - пока одни устилали своими костями поля далёких битв за расширение империи, коченели от пронизывающих ледяных ветрах на сторожевой стене у границы с варварским миром, другие устилали рыбными костями земляные полы харчевен. В самом "Вечном городе" ни днём ни ночью не прекращался вечный праздник жизни. Наверное там тоже бывали рыбные недели под девизом: "С понедельника по воскресенье - Рим на волне! На этот срок, независимо от того, кто ты - благородный патриций и сенатор или плебей, знай: на берегах Тибра будут подавать разнообразные блюда из морепродуктов, так что будь хорошим гражданином - испробуй того и этого!".
  Но у двух новых посетителей выставки быть хорошими гражда-нами получалось не очень. И не в том было дело, что они терпеть не могли рыбу. Просто от открывшегося им зрелища несло такой протухшей селёдкой, такой пошлой тухлятиной и мертвечиной, что хоть нос зажимай!
  Павел и Роберт шагали по выставочным аллеям. Взгляд их то и дело натыкался на шикарные павильоны главных госкомпаний: "Сбера", "В контакте", "Роскосмоса". А вон выстроена целая Потёмкинская деревня! Дворцовый комплекс "Роснефти". Давно подаренная Путиным ближайшим дружкам по ленинградскому дачному кооперативу "Озеро" золотая нефтяная жила рекламирует себя, как бескорыстный покровитель искусств, классической музыки, Церкви. Главный загрязнитель сибирских рек и лесов желает выглядеть респектабельной защитницей природы. Как мило. Правда, в это самое время в стране полным ходом идёт жёсткий передел собственности - новая элита, прошедшая украинский фронт, злая и жадная до чужих богатств отжимает у старой - постаревшей и зажиревшей, украденную ею в девяностые, в ходе залоговых аукционов, народную собственность.
  Вперёд в будущее!
  Середина рабочей недели а аллеи заполнены праздным людом. Над головами несётся сталинский марш: "Я другой страны такой не знаю, где так вольно дышит человек...".
  Вперёд в будущее!!
   Двум заглянувшим сюда "из научного интереса" посетителям любопытно наблюдать за происходящим с точки зрения психиат-рии. Тут можно почерпнуть много нового для лучшего понимания человеческой натуры. Один человек однажды произнёс: "Я не очень люблю трупы, но текстура распадающейся ткани просто удивительна...". Так что, вот так.
  
  Глава 87
   Выставка была накачена обычной для путинизма ложью. За фасадом ничего незначащих красивых картинок и лозунгов намётанный глаз легко угадывал слегка закамуфлированные истинные мотивы государства. Новый курс страны, о которым гордо трубили со всех сторон, был проложен вовсе не для того, чтобы гражданиам жилось лучше и дольше, не заботой о повыше-нии благосостоянии народа и его образованности руководствова-лись капитаны и штурманы Российской федерации. Все эти западные химеры после начала большой войны сданы в утиль. Новым идолом нации стал солдат-наёмник, безжалостный убийца. А новой национальной идеей-фикс признано исключительно стремление к приращению страны новыми территориями. Отныне захваченные у соседей земли - главный критерий успешности государства. Затевая большую войну Путин и его единомышлен-ники с холодным математическим расчётом заложили в свои планы, сколько людей они для этого убьют, и как сделать так, чтобы какая-то часть необходимого им пока населения до поры беспечно радовалась участию в бесконечном конвейере смерти, причём одновременно в качестве работников и живого мяса, пущенного на убой.
   Вот такая национальная идея! При этом окружающие люди как будто не выглядели зомбированными! Во всяком случае внешне не производили впечатление укушенных: не тащили себя походкой зомби с бессмысленным выражением лиц. Напротив! Народ вокруг выглядел довольным и вполне себе живым.
  А вон за кустами и деревьями красуется ярким оформлением павильон "Российская армия - детям". Публику заманивают внутрь макетами машинами уничтожения и обещанием виртуальных военных забав и бесплатных сувениров. В роли потенциальных гидов выступают талантливо придуманные дизайнерами мультяш-ные тигрёнок и медвежонок. И народ с детьми выстроился в огромную очередь, всем им соблазнительно оказаться в кабине виртуального боевого вертолёта или истребителя и расстрелять опорный пункт укранацистов где-нибудь под Херсоном, сбросить шеститонную управляемую бомбу на Харьков, разнести ракетой какое-нибудь здание в Киеве. Наше дело правое - враг будет разгромлен!..
  Только вот стенд с походными крематориями и цинковыми гробами последних модификаций в красочно оформленном павильоне вряд ли удастся увидеть, а жаль, детям не мешает посмотреть. В том числе на биопротезы оторванных конечностей и на фотографии так любимых командирами "Мясных штурмов", без которых современную российскую армию и войну представить сложно. Нет там, наверное, и макета Главного храма вооружённых сил, всей этой бесовщиной с нынешним культом смерти, как одной из "главных скреп". И напрасно, потому что детишкам и их родителям было бы полезно знать, что уготовано государством и военном руководством будущим поколениями россиян. А уготована вечная война, бескрайние кладбища воинских захороне-ний, ядерный пепел и выжженная пустыня, ибо признался же как-то сам Путин, что его русский мир нигде не заканчивается и всем ныне живущим им уготован рай...
  В этой нынешней выставке, устроенной в центре путинской Москвы, как бы произошло наложение двух пост-модернистских идеологий прошлого века - национал-социализма с национал-большевизмом! Как историку, Павлу Антоновичу конечно не мог не прийти на ум эпизод почти столетней давности. 1937 год. Страшный год Большого террора в сталинском СССР. В Германии Гитлер у власти уже четыре года. До начала мировой бойни осталось всего ничего. В том же году в Париже, в праздничной обстановке легкомысленного нежелания замечать предгрозовых признаков надвигающейся глобальной катастрофы, проходит очередная всемирная выставка. Её гвоздём, точнее "двумя гвоздями" становятся павильоны СССР и Третьего Рейха.
   Гитлер и Сталин ещё не слились в любовном экстазе Пакта Молотова-Риббентропа, который будет заключен только через два года. Так что пока будущие смертельные друзья и союзники...не то, чтобы враждуют, скорее конкурируют и приглядываются друг к другу, как два кровавых хищника при первом контакте. Пока они лишь оценивают возможности друг друга, участвуя боевой техникой и военными специалистами в гражданской войне в Испании...
  На выставке павильоны тоталитарных империй стоят напротив. Обоим отведено центральное место на главной аллее. Скульптура работы Веры Мухиной "Рабочий и колхозница", ставшая одним из символов Страны Советов, смотрит на фашистского орла, сжимающего в когтях свастику. Крылатый символ коричневого Рейха будто сидит на вершине каменного утёса, которым является германский павильон. Постаментом шедевру Веры Мухиной и Бориса Иофана тоже служит советский павильон. По сути к этому времени режимы уже мало отличимы по идеологии. Гитлер уже устроил "ночь длинных ножей" ставшим ненужными ему соратникам и опасными левакам в собственной партии. В СССР с троцкистким интернационализмом, который стал выглядеть в глазах Сталина устаревшей архаикой, тоже как раз разбираются, перемалывая жерновами террора ленинскую большевистскую гвардию. Германские камрады уже посетили с ознакомительными целями специальный лагерь особого назначения ("СЛОН") ГПУ на Соловках и по его подобию выстроили "Бухенвальд" и заложили "Освенцим" (даже печально-знаменитый лозунг на воротах "А́рбайт махт фрай" - "Труд освобождает" эсэсовцы позаимствовали у коллег из ГПУ).
  Как тут было не заметить параллелей с тем, что творится в нынешней России после начала "специальной военной операции". Путин уже разобрался со своим Рэмом-Пригожиным, ответив на путч самых коричневых из СА-"Вагнера" своей "ночью длинных ножей". Новый холокост против украинцев в самом разгаре.
  Явно просматривался и новый тренд на сталинско-путинский национал-большевизм - с переделом крупной собственности, национализацией крупных капиталов в интересах долгой войны, разворачиванием широкого террора против несогласных и не нужных. А ещё с государственным социализмом, с опорой на мелких лавочников и погромщиков-штурмовиков в коричневом от грязи камуфляже, прошедших окопы. С некоторыми мотивами истинно фашистского корпоративного государства Муссолини - с явным преобладанием во всех сферах общественной жизни государственной компоненты, курсом на "традиционные ценно-сти" и "скрепы". В эту новую модель "русского мира": "России для русских и России превыше всего!" - страна начинающегося пятого путинского президентского срока вполне вписывалась...
  Павел тряхнул головой и ещё раз глянул по сторонам. Главное тут не увлечься, не забыться, не уйти слишком далеко в парал-лельную реальность, чтобы не устроить какой-нибудь скандаль-ный перфоманс в знак протеста против зигующей толпы стихий-ных Z-зетников! Уж слишком все эти Z-ки вокруг напоминают ту самую паучью символику столетней давности... А то ведь не посмотрят, что, пребывая на своей волне, ты чудаковато что-то бормочешь себе под нос и чему-то странно улыбаешься. Не отделаешься штрафом за пребывание в общественном месте в нетрезвом состоянии. Не поможет избежать больших проблем даже то, что ты тут на прогулке с действующим врачом из НИИ Сербского, и что вы прямиком приехали сюда из "психушки". У нас ведь снова учатся быстро клеить ярлыки людям! А вот чтобы вовремя поставить объективный диагноз больному государству - на это порой уходят десятилетия...
  - Простите, Павел, я не расслышал, что вы сказали? - вклинился в бормотание своего спутника Роберт.
  - Я говорю себе, что в моём положении лучше придурковато двигаться походкой городского сумасшедшего, затравленно озираясь по сторонам, гримасничать и хихикать, чем обратить на себя внимание доморощенного гестапо ещё до того, как тебе официально выдадут "белый билет". Однако, объясняю я себе, даже этого может оказаться недостаточно. Необходимо выглядеть и быть более сумасшедшим, чем все эти люди вокруг, чтобы они не усомнились, что ты один из них.
  - Да уж, - озабоченно озираясь, согласился врач. - Время такое, что стоит всегда быть начеку, а то как бы окружающая нас толпа правоверных не устроила нам двоим, приняв за инородных "иностранных агентов", акт фагоцитоза с линчиванием на ближайшем фонарном столбе.
  В прозвучавших словах медика было много горькой правды. Словно при фагоцитозе, Россия, как организм, страдающий от ран нанесённых её душе откровенными негодяями, мракобесами, ворами, убийцами, не принимала и отторгала, словно инородные тела, в вынужденную эмиграцию лучших своих детей - людей, которые могли бы действительно принести Родине большую пользу. А многие из тех, кто остались, подвергались позорному шельмованию, бросались в тюрьмы, убивались, и вынуждены искать убежища в сумасшествии. Так думал Павел Вотков, слушая доктора.
  
  Глава 88
  Самодеятельная экскурсия продолжалась.
   Павел и Роберт неторопливо прогуливались мимо отреставри-рованных павильонов Казахстана, Таджикистана, Молдавской и Узбекской ССР - всех этих отпочковавшихся от Москвы при Горбачёве национальных территорий. Обращало на себя внимание, что теперь в планах организаторов шоу - глобальная реконструк-ция великого Советского Союза. И вся атмосфера фестиваля вселяла в текущий мимо полноводной рекой народ полную уверенность, что отреставрированный к выставке павильон очередного восточного сателлита, чья воздушная архитектура создаёт впечатление будто здание парит в воздухе, словно дворец из сказки про тысячу и одну ночь, в самое ближайшее время станет тем, чем его строили при великом Сталине.
  Между тем, впереди, на фоне пронзительно-голубого неба и ажурных облаков Воткову и Роберту открылся сверкающий белым мрамором и золотом советского герба величественный силуэт "Тадж-Махала" - павильона СССР. Туда стекались по широким аллеям все людские реки. Там гремела музыка и били в небо фонтаны!
  А вон павильон Украины. Его тоже слегка подновили, позоло-тили на фронтоне советский республиканский герб и подняли на его крыше между статуями коренастых сталеваров и дородных колхозниц красное знамя победы... И всё было бы прекрасно, если бы случайно неподалёку не обнаружилась идеологическая диверсия. А впрочем, дело тут скорее в обычном недосмотре и глупости кого-то из организаторов. На небольшом стенде Павел Антонович прочитал призыв перечислять деньги на помощь страдающим от украинских бомбардировок жителям российского Белгорода и беженцам из оккупированной ВСУ Курской области! Светлая сказка о скором явлении золотой советской Атлантиды сразу померкла.
  Вотков оглянулся на доктора, Роберт развёл руками, дескать, что ту скажешь. В самом деле, что можно сказать по этому поводу, всё итак понятно. Нормальная психушка! В которой гримасы опустившихся убогих умалишённых соседствуют с горделивыми рожами больных манией величия: "Наполеонами", "Сталинами", "Гитлерами"...
  
  Глава 89
  На выстроенной перед фонтаном "Дружба народов" концерт-ной сцене играла и пела молодёжная музыкальная группа. В рамках выставки проходил турнир вокально-инструментальных групп "Россия в цветах".
  А вокруг знаменитого фонтана хоровод из скульптуры девушек в национальных нарядах, символизировавшие народы канувшего в Лету Советского Союза. Подновлённые красавицы сверкали в солнечных лучах и брызгах новой позолотой. Плеск воды и прохлада манили к себе разомлевшую на жаре публику.
  Но тут как тут была охрана ВВЦ! Выполняя не свойственную ей прежде функцию полиции нравов дядьки в камуфляже подходили к женщинам в слишком, по мнению блюстителей высокой нравственности, откровенных нарядах, и строго извещали о введённом для гуляющих дресс-коде. То же самое происходило с особями мужского пола, чьи легкомысленные шортики или чересчур расслабленные манеры не укладывались в строгие стандарты поведения "советского человека".
  Мгновенно атаковались посетители снявшие из-за жары фут-болки, целующиеся и обнимающиеся парочки, те кто разлёгся отдохнуть на газоне. Провинившимся делались строгие внушения, кого-то просили на выход. А уж если у охраны появлялись сомнения в "правильной" сексуальной ориентации гражданина-гражданки - разбирательства могли кончиться вызовом полиции. Шла фундаменталистская атака в стиле иранских "стражей исламской революции" или афганских талибов, с которыми нынешняя власть крепко сдружилась и с которых прилежно брала пример. Старпёрская госидеолгия позднего путинизма, основанная на борьбе за высокую мораль и нравственность, постепенно набирала обороты, а выставка "Россия вперёд" (а на самом деле: "Назад - в СССР!"), видимо, была выбрана в качестве испытатель-ной площадки для её обкатки в условиях столичного мегаполиса...
  Впрочем, процесс стремительно набирал обороты и на феде-ральном уровне. Полчаса назад российские информагентства распространили информацию, что депутаты Госдумы решили ввести дресс-код для артистов эстрады. На это тут же истерично отреагировала модная у молодёжи певица с непатриотичным сценическим именем "Shot" (которую из-за её прозападной манеры вести себя и одеваться перед публикой никогда не позовут выступать на подобных выставках и провластных фестивалях). Эта "Shot" на эмоциях заявила, что лучше завершит карьеру, если депутаты примут такой совершенно варварский закон, ибо авторы инициативы не понимают, насколько жарко и физически сложно бывает выступать в душных залах. Иногда даже артисту можно потерять сознание.
   Мгновенно вспыхнула перестрелка в информационном поле. Первой оперативно дала встречный комментарий дама-сенатор, заявившая публично изнеженной певичке: "У нас люди на заводах у станков, прокатных станов и доменных печей по 8-12 часов стоят, а там температуры поболее, чем на сцене под софитами. Они, как солдаты тыла, обязаны быть в защитной спецодежде, закрытые с ног до головы, но не жалуются. А всё потому, что настоящие труженики работают на благо России и выполняют ГОСОБОРОНЗАКАЗ. А тут два часа на сцене поплясать певичке жарко!
   Уйдет со сцены? Никто не расстроится. На ее место придут те, кто может не оголяясь выступать перед зрителем. Скромно и гордо выполнять свой долг артиста перед Родиной. А таких прозападных артистичен гнать надо с российской сцены поганой метлой!!".
  Очередная сценкаиз жизни нашего дурдома.
  Павел Антонович присел на парапет фонтана, снял ботинки и окунул уставшие запревшие ступни в прохладную воду, испытав блаженство, и не подумав о последствиях.
  Доктор тоже начал было расшнуровывать туфли.
   Через пару минут к ним подошёл местный охранник в полной полевой форме будто только что из окопов Донбасса.
  - Наденьте немедленно обувь! Не позорьтесь. Вы же взрослый человек, какой пример вы подаёте молодёжи, - строго обратился он к Воткову.
  - Мне можно, - дерзко ответил Павел Антонович и захихикал по-дурацки. Будто снова став не в себе. Одновременно подмигивая своему спутнику и призывая его в свидетели:
   - А согласитесь, как символично, Роберт! Фонтан "Дружба народов" и я полощу в нём ноги...почти как тот самый преслову-тый русский солдат в водах индийского океана! Словно сбылась коллективно-бессознательная русская мечта, озвученная в своё время незабвенным Владимиром Вольфовичем Жириновским... православный крест над Святой Софией Царьграда...проливы наши...Америка в радиоактивных руинах...ах как гениально сформулированы смыслы для массовой шизофрении, вы не находите, доктор?
  - Всё нормально, офицер, этот человек со мной, - Роберт пока-зал охраннику удостоверение и тот оставил их в покое, пожелав Воткову излечения.
  На огромном экране справа от сцены пошла кинохроника полёта Гагарина, потом появились святые образы солдат, водружающих в мае 1945 года знамя Победы над Рейхстагом, и следом кадры путинских наёмников тоже устанавливающих флаг на руинах Дома Культуры в разрушенном Мариуполе. Толпа зрителей бесноватыми воплями из тысяч глоток подхватила появившийся слоган "Россия, вперёд!", заорав фанатско-футбольный клич сотнями глоток "Ро-с-си-я, впе-рёд!".
   Павел Вотков тоже закричал: "Россия, назад! Стоп! Опомнись! Что ты делаешь? Ты же озверела - сеешь смерть и разрушения! Ты сошла с ума, Россия!".
  На них с Робертом стали оглядываться.
  Доктор схватил пациента за локоть и потащил в боковую аллею. А Павел Антонович продолжал кричать:
  - Ты достигла потолка пошлости, Россия! Утоляешь свои интеллектуальные и духовные потребности сплетнями и спамом из новостной ленты соцсетей.
  К счастью одинокий вопль протеста потонул в общем хоре патриотического многоголосья и грянувшей музыки.
  - В своём мещанском мороке ты не хочешь замечать страданий ближних, тебе нет дела ни до кого, последняя модель айфона стала твоим идолом! - с отчаяния рвал горло Вотков, стараясь переорать толпу.
  Роберту пришлось взять на себя роль санитара психбольницы ладонью прикрыв рот буйнопомешаннного, но Воткову всё равно удалось докричать:
  - Бог для тебя умер, Россия! Осталась госкорпорация "ООО РПЦ", погрязшая в греховности и благословившая власть на братоубийственную гражданскую войну.
  
  Глава 90
  - Вы настоящий сумасшедший! - почти удовлетворённо объ-явил Павлу Роберт, когда они оказались на тихой боковой алее.
  - Вот именно, - подтвердил Вотков. - Любой, кто сейчас проте-стует против коллективного помешательства - самый настоящий безумец для этой России.
  Роберт покачал головой и дружески посоветовал:
  - И всё же, Павел, тебе стоит договориться с писателем в своей голове, чтобы он осторожней публично выражал свои несвоевре-менные мысли.
  Павел ответил, что и рад бы.
  - Но если ты настоящий русский писатель, то не можешь ска-зать себе: "Вот тут я скажу полуправду, а тут 30% правды, потому что это становится слишком рискованным. А тут мне выгоднее вообще промолчать, или даже добрым словом почесать власть за ушком, отрекламировать негодяя, вора, палача". И потом, там, у фонтана, протестовал не один только я, священник, мой тёзка, тоже кричал. И люстратор не мог смолчать.
  
  На боковой алее мужчин поджидал новый сюрприз. Среди кустов разноцветной сирени всех возможных сортов, и клумб с шикарными тюльпанами и розами, паслись автоматчики и прятались снайперы полиции и Росгвардии - такового вот беззаботного праздника солнца и цветов вам, дорогие москвичи!
   По уютным тенистым аллеям прохаживаются мамочки с коляс-ками, отдыхают на скамейках ухоженные столичные пенсионеры. А мимо почти бесшумно курсируют броневики с "вежливыми людьми" внутри и буквами "Z" на борту - такими же, как на броне русских танков, что бьют прямой наводкой по жилым кварталам Херсона и Мариуполя...
  С праздником весны и победы русского оружия вас! (прежнее сочетание с пожеланием ещё и "мира" с начала войны стало делом подсудным).
  Почти райские аллеи утопают в роскоши цветущих бутонов. Несколько поколений талантливых садоводов сумели вырастить за десятилетия диковинные деревья и кусты из разных уголков мира. Тут и исполинских размеров старые дубы в два обхвата. Высочен-ные лиственницы, грецкий орех, альпийские сосны, каштаны, вязы, бархат амурский, ель сербская, катальпа бигониевидная, скумпия кожевенная и ещё десятки редких видов экзотической и не очень флоры из далёких лесов и гор.
  Среди сказочного вида деревьев и кустов стоят небольшие аккуратные домики, они словно кукольные, только в натуральную величину, интересно кто в них живёт?
  Но только ты залюбовался очередным открывшимся взгляду видом, как боковым зрением замечаешь ещё двух автоматчиков в пятнистом камуфляже, притаившихся за огромным деревом, и ещё двоих, укрывшихся в кустах с причудливыми цветами, названия которых не знаешь. Только забудешься, отвлечёшься на картинку будто из детского альбома, как тебе напомнят, что в России новый фашизм с трупами и работающими круглосуточно печами. Только в вечно праздном, как бы невоюющем, новом Риме нового рейха, печи крематориев заменены печами тысяч ресторанов. По вечерам они полны посетителей. Круглосуточно для не вовлечённых напрямую в войну граждан столицы империи открыты сотни кафе и баров. Проходят вечеринки, банкеты. Москва жирует и гуляет. А трупы? Куда же на большой войне без них, они тоже сеть. Ими завалены поля под Бахмутом и Харьковом, Авдеевкой и украин-ским Нью-Йорком. Их не успевают собирать и сжигать в походных крематориях похоронные команды. Тысячи тех, кому не повезло родиться в вечно праздной столице империи, остаются гнить непогребёнными...
  А в глаза Павлу и его спутнику назойливо лезет реклама новых кафешек и ресторанчиков: "Посетите ресторан "Арарат"! Кухня с армянским характером в павильоне "Армения". "Ресторан "Тбилиси": ужин с ностальгией по знаменитому грузинскому гостеприимству". "Ресторан "Оттепель"! Ресторан с красивым интерьером в стиле 1950-х годов, приветливыми официантами. В меню много нестандартных решений: таёжные пельмени сосед-ствуют с американским бургером, а демократичная жареная картошка с элитарной пастой". "Кафе "Рижское взморье" - всё как в старые добрые времена". Pizza-паста. Парижские круассаны. Зерновой кофе из Бразилии и Нью-Йорка. Эклеры и кофе совсем как из настоящей кулинарии с Монмартра! Равиоли, суши, украинский борщ и пампушки, запорожский кулеш, казахский бешбармак и шурпа, тушёная свинина и фаршированная дичь по-белорусски". Слюной захлебнуться можно!..
  А в это время русские танки и "грады" лупят в упор по девяти-этажкам и давят гусеницами троллейбусы на улицах украинских городов всего в нескольких сотнях километрах отсюда. Огнемёт-ные системы РФ "Солнцепёк" живьём зажаривают людей до аппетитной корочки. Самолёты сбрасывают многотонные бомбы ФАБы, которые оставляют на месте многоквартирных домой гигантские воронки.
  И точно такие же самолёты представлены в павильоне "Армия России"! Сейчас ими восхищаются дети и их родители. Экскурсо-воды восторженно рассказывают о достижениях отечественной "оборонки".
  Павел отлично себе это представлял. В молодости он и сам подрабатывал экскурсоводом, и знал. Как важно, сделать свой рассказ увлекательным, чтобы тебя слушали, наполнить его "вкусными" фактами:
  "Интересно, не забыли ли коллеги-экскурсоводы вплести в своё повествование увлекательный рассказ о том, как прямо в эти минуты прекрасные стальные птицы, созданные гением отече-ственных конструкторов и собранные руками российских рабочих, снайперски сбрасывают на головы украинцев запрещённые международными конвенциями по причине их антигуманности объёмно детонирующие бомбы? Это произведёт впечатление на публику. И хорошо бы не упустить с гордостью поведать москви-чам и гостям столицы о том, как "повара Путина" массово запекают человечину адскими пламенем из огнемётных систем "буратино", названных так со специфическим армейским юморком. Кушать подано!". После такой экскурсии публике остаётся наброситься на угощение и с жадным чавканьем начать его пожирать. Россия - вперёд! В средневековье!
  От таких мыслей Павел Антонович ощутил тошноту. Его спутник истолковал это как симптом того, что им пора бы перекусить. Его внимание привлекают люди на открытых верандах харчевен, они пьют пиво и едят вкусную еду. Цены там явно умеренные, демократические, а еда и напитки прекрасного качества.
  - Хотите зайдём? - предлагает доктор.
  - У меня нет с собой денег, - смущённо отказывается Вотков.
  - Ничего, я угощаю.
  - Извини, Роберт, но я не привык за чужой счёт.
  - Не стоит быть таким щепетильным, Павел. Или лучше давай условимся так: сегодня я угощаю, а ты в следующий раз, когда немного разбогатеешь...
  Так как Вотков молчал, Роберт покачал головой и сокрушённо вздохнул:
  - Ты всегда такой щепетильный?
  - Я бываю разным, - ответил Павел.
  
  *
  
  Отец Павел просто не мог оставаться вне политики! Само время вынуждало каждого неравнодушного, умного, сохранившего порядочность человека выбрать себе сторону в этой глобальной войне добра со злом. И он, как священник, выбрал сторону Христа...
  Вскоре после того, как прокуратор Путин и его сатрапы распяли Алексея Навальной в заполярном Харпе, отец Павел принял для себя нелёгкое решение: всё, хватит! На этот раз он должен собраться с духом и хотя бы прийти на выборы президента России! Его долг выразить своё отношение к дьявольскому фарсу. Тотальная ложь, запугивание, коррумпированность во имя торжества беззакония - достигли таких невообразимых размеров, что снова смолчать и остаться в стороне стало просто невозможно.
  И вот 17 марта 2024 года ровно в полдень скромный приходской батюшка из подмосковного городка, надев цивильный костюм, явился на свой избирательный участок. Таково было можно сказать завещание соотечественникам недавно преставившегося раба божьего погибшего Алексея (страстотерпца и будущего святого) - показать власти, что, хоть она и цинично украла у народа все свободы и даже право голоса, тем не менее не все люди в этой стране поставлены на колени.
  Всё, что от него требовалось, просто прийти на свой участковый избирательный участок ровно в 12 часов по полудни. Не нужно было выкрикивать лозунгов, вызывающе себя вести, устраивать манифестации, ничего такого, просто прийти строго в оговорённое время и проголосовать.
  Отец Павел очень надеялся на то, что таких как он, наберётся хотя бы с десяток, а оказался в одиночестве перед длинным столом, за которым восседали члены территориальной избира-тельной комиссии во главе с пожилым мужчиной.
  У председательствующего на участке было худое надменное лицо римлянина. Их глаза встретились. Священник, как не пытался, не мог вызвать в себе кроткого всепрощения по отноше-нию к этому человеку, ведь председатель комиссии добровольно встроился в репрессивно-военную машину и заслуживал адского пламени.
  Ещё в состав комиссии входили женщины - немолодые и некра-сивые, с неприятными лицами, на которых отражались все недуги их душ. По видимому учительницы этой же гимназии, в которой был устроен избирательный участок. Все они рассматривали одиночку, что-то решившего доказать Системе, с откровенным презрением, смешанным с любопытством. Так ведут себя студенты-практиканты мединститута, когда им в образовательных целях демонстрируют обладателя интересного психического отклонения.
  Из гимназического фойе заглядывали приглашённый для обес-печения порядка капитан из городской пожарной охраны и молодой парень в небольшом чине из ближайшего отделения полиции. В их обязанностях - проследить, чтобы "протестант" не вздумал плеснуть из пузырька с зелёнкой в урну с бюллетенями или не учудил ещё чего.
  Отец Павел ощутил нелепость и бесполезность своего поступка. Его охватили совсем не христианские чувства! Прежде всего бессилие и злость на народ, который с рабской покорностью смирился с тем, что о него в очередной раз вытерли ноги. Из десятков тысяч женщин и мужчин, проживающих на одном с ним избирательном участке, не нашлось хотя бы второго такого составить ему пару! И ладно бы требовалось взойти на крест и повисеть на нём, так нет же! Придуманный Навальным акт пассивного протеста не грозил гражданину никакими неприятно-стями! Тем не менее, толпа снова продемонстрировала порази-тельные равнодушие и трусость. А многие наверняка и рукоплес-кали: "Слава прокуратуру что распял самозванца!". Как этот "римлянин", сидящий во главе стола, который наверняка тоже готов воскликнуть "Вива, император!".
  Как там у современного поэта:
  Viva, viva император!
  Простирай над миром тень!
  За стеною перфоратор
  Мозг выносит целый день.
  Под окном тоскует осень,
  На стекле дрожит вода...
  Перфоратор мозг выносит -
  Безвозвратно - в никуда.
  Все они тут верные слуги своего прокуратора. Даже хуже того... А случись что, их реакцией будет в лучшем случае снисходительные застенчивые улыбки. Ткни их носом в то, что их заказчик привычно - нагло и цинично ворует голоса избирателей. Убивая и жестоко запугивая несогласных, застенчиво опустят глаза.
   Они полностью на стороне гопника, у которого в руке финский нож и который страшно негодует и истерит, что киевский фраер отказывается поднять перед ним лапки. И они все поддакивают урке, что жертва, якобы, поступает не по понятиям, что отказыва-ется сдаваться, а всё потому что президент Украины, дескать, не хочет проводить у себя демократические выборы и расставаться с вожделенной властью. Да и как бы члены избирательной комиссии во главе со своим главарём с лицом римлянина могли поступить иначе, ведь они же подельники питерского гастролёра по кличке "моль".
   Распалённому пониманием глубокой несправедливости творя-щейся на его глазах скверного спектакля отцу Павлу захотелось сделать что-то большее... Пусть даже у него не хватало духу плеснуть зелёнку в избирательную урну, а ещё лучше поджечь её. Но хотя бы сказать в лица этим продавшимся злу людям: "Что же вы делаете, несчастные! Кому служите? Опомнитесь!!! Ведь за эти тридцать серебряников, которые вам заплатили за иудство, будете жестоко расплачиваться не только вы сами, но ваши дети, и возможно внуки!".
  Вместо этого священник скромно взял свой бланк, зашёл в кабинку для голосования, испортил там полученный бюллетень самым неопасным для себя способом, после чего вышел и бросил его в урну для голосования. Вежливо попрощался и вышел, почему-то глупо улыбнувшись напоследок.
  Вот имей он власть, он бы им показал!
  
  Глава 91
  Люстратор Модест Сергеевич Чистов вихрем ворвался в каби-нет экс-главы бывших "избирательных комиссий", а на самом деле одной из мошеннических шаек по фальсификации выборов в пользу криминальных властей. Это был кабинет директора школы, но он совсем не был на него похож, скорее на кабинет успешного бизнесмена, а, называя вещи своими именами, на логово коррупци-онерчика местного районного масштаба.
  Чистов грозно стукнул кулаком по столу перепуганного серий-ного воришки и афериста, грозно сказал:
  - Неужели вы надеялись отсидеться за печкой, как таракан?! Думали о вас не вспомнят? И это после всего того, что вы и ваши люди - так называемые "педагоги", а на самом деле такие же аферистки - творили годами! Хм, странно, странно... Надеялись, что у нас на найдётся времени заниматься такой мелочью, как вы? Напрасно, напрасно. Справедливость на то и справедливость, что воздаётся каждому по делам его...а люстратор однажды постучит-ся в каждую дверь!
  Объяснения происходило прямо в этом же здании гимназии No 19, где во времена преступной тирании разворачивались пункты для фиктивных голосований за все эти поправки в конституцию, где бесчисленное количество раз подтасовывались результаты выборов и воровались-распродавались голоса оптом и в розницу.
  - Ведь вы оказались настолько недальновидны, что на своих страницах в популярных соцсетях совершенно открыто выклады-вали предельно откровенные ксенофобские посты об "унтермен-шах" с Украины, которые, якобы, не способны к самостоятельно-му управлению государством! И прочие мерзости. В том числе похвальбы о своей деятельности в качестве главы участкового изберкома. Этим вы максимально облегчили нам работу по сбору доказательной базы. Так-то вот-с, глубоко неуважаемый нами господин!
   Разоблачённый директор сидел с лицом землисто-зелёного цвета, теперь он не выглядел надменным римлянином, в глазах его плескался страх, а по сморщенному гармошкой лбу градом сбегали капли пота. Создавалось впечатление, что вконец лишившийся присутствия духа мужчина готов был разрыдаться, но каким-то чудом сдерживал себя.
  Директор школы и он же бывший глава участковой комиссии не пытался оправдаться - знал, что это бессмысленно. Он был потрясён тем, что за ним всё-таки пришли, ибо действительно убедил себя, что у новой власти просто не дойдут руки до каждого. А они дошли...
  - Школа это вам не синекура, а храм! Но таким как вы это объяснять поздно. Поэтому мы, как комиссия по люстрации, будем добиваться пожизненного лишения вас возможности занимать какую-либо государственную должность, чтобы впредь вы не могли паразитировать на бюджетных и родительских деньгах.
  Директор облизнул пересохшие губы.
  - Может вам принести стакан воды? - смилостивился Чистов.
  - Тогда уж заодно принесите таблетку цианистого калия, чтобы было чем запить, - глухо ответил директор школы, пытаясь улыбнуться.
  - Это хорошо, что в вас проснулась совесть: есть шанс, что со временем вы сможете снова стать приличным человеком.
  - Вы со всеми такой участливый? - глухо простонал уличённый директор.
  - Особенно с бывшими коллегами, - хмуро ответил Чистов. Впрочем, ничто человеческое не было ему чуждо, вот и на этот раз Модест проявил человечность, смягчив свой тон:
  - А вообще, меня считают слишком мягким для такой работы, но что поделать, не я её выбрал... Так всё-таки сходить для вас в туалет за водой?
  - Благодарю, не беспокойтесь, я сам туда отправлюсь, как только мы закончим.
  - Как угодно, - ответил Чистов, снова напустив на себя строгий вид.
  Обращаясь к приглашённым в кабинет учительницам, главный люстратор не щадил и их:
  - Вы не имеете никакого морального права преподавать! Из ваших ртов сочиться яд лжи, даже когда вы молчите! Ваш мозг отравлен токсинами пропаганды, коррумпированности, вас просто опасно подпускать к детям.
  После этого последовала длинная и обильная проповедь об обязанностях нормальных педагогов, и под конец её требование немедленно всем скопом написать заявления об уходе "по собственному". Что и было исполнено...
  После ухода люстратора директор школы впервые в своей жизни осознал, что жил с расщеплённым сознанием, деградировав на почве вбивания в детские мозги так называемых "морально-нравственных норм" и казённого патриотизма по присылаемым ему Министерства методичкам. В связи с чем заслуженный педагог Российской федерации испытал острый приступ душевной диареи! Отчего ему страшно захотелось в сортир. Но запоздалое осознание просранного служебного долга говорило, что остатки репутации не спасти и они всё равно будут загажены. Такое порой наступает у человека в результате сильнейших угрызений вдруг проснувшейся совести.
  Не в силах выносить мук, чудом сохранившихся в душе остат-ков порядочности педагог всё же бросился в служебный туалет и попытался в порыве направленной на себя ярости разбить голову об унитаз, но оказалось, что для подобного акта требуется железная воля и полнейшее презрение к боли и смерти. Примерно как у средневековых самураев. Только откуда взяться у изнежен-ного прогрессом представителя цивилизации айфонов и интернет-магазинов нужному хладнокровию для хладнокровного членовре-дительства?
  Потерпев ожидаемое фиаско, директор решил хотя бы утопить-ся, заодно смыв с себя позорное пятно. Его так и нашли - стоящим на коленях перед унитазом, с головой погружённой в очко по самые плечи. "Покойный совершил акт харакири единственным приемлемым способом, как подобает идейно-верному путинисту" - скупо написали в некрологе о покойном.
  
  Глава 92
  Павел Антонович Вотков и доктор сидели на открытой веранде рыбного ресторана. В ожидании, когда им принесут заказанную еду и напитки, мужчины глазели по сторонам.
  Взгляд Павла Антоновича скользнул по рекламе двух историче-ских экспозиций, работающих в старых павильонах бывшего ВДНХ. Первая называлась "Сокровища фараона Тутанхамона: фараоны, боги и пирамиды". Вторая - "Терракотовая армия императора".
  "Тысячелетия прошли со времён фараонов и древнекитайских императоров, а люди не научились жить в мире, - машинально подумал Вотков. - Такова природа человека, что ему хочется и нравилось воевать и убивать! А политические, религиозные, культурные поводы под это дело, - пресловутый casus belli, с целью натравить один народ на другой, - антично-средневековому мерзавцу на троне всегда помогали отыскать жрецы и министры... И вполне вероятно, что в глубокой древности всё происходило примерно как сегодня. Москва живёт комфортной приятной жизнью европейской столицы. Как будто нет большой войны, как будто каждый день не гибнут тысячи людей, как будто полмилли-она россиян уже не сложили голову, а миллион не выброшен из страны".
  - Послушай, Павел, а может не всё так уж плохо, - будто в ответ на его мысли, произнёс Роберт. - Не принимай мои слова на свой счёт, но при так называемой вялотекущей шизофрении...
  По лицу Воткова промелькнула горделивая ухмылка: всё-таки приятно было получить тот же диагноз, что и великие люди минувшей эпохи.
  Но доктор поспешил сделать стыдливую оговорку:
  - Хотя я и не придерживаюсь данной терминологии, и вообще считаю такое определение псевдонаучным заблуждением советских времён...
  Павел дал понять, что согласен не принимать обидное опреде-ление на свой персональный счёт, и Роберт продолжил:
  - Ну так вот, при некоторых расстройствах психики, знаешь ли, недовольство существующим строем и жизнью становится доминантной эмоцией психики человека.
  Роберт ободряюще улыбнулся Воткову одними глазами и предложил:
  - Попробуй разок взглянуть на окружающую реальность под другим углом. Почему нет? В стране всё не так уж плохо. Экономика справляется. Наше школьное образование всё ещё лучше чем в США и Европе. В данном случае я опираюсь на мнение видных международных экспертов. И так же дела обстоят ещё во многих других областях. Да, согласен, Москва - исключе-ние. Но ведь прекрасное исключение! Образец для всей России. По уровню чистоты, общедоступных цифровых сервисов, развитию общественного транспорта, и многому другому, - мы не только впереди всей страны, но опережаем Лондон, Париж, и многие другие крупные мегаполисы так называемого развитого мира.
  Школьный историк лишь пожал плечами. Незатейливый фокус из разряда уличных напёрсточников с отвлечением внимания от ловких рук, будто всё норм. Даже кровавая мясорубка в Украине "продавалась" основной массе населения, как неизбежная плата за выживание нации. А ещё как священная и отечественная война против "псов-рыцарей" из НАТО, против завистливого Запада, который спит и видит, как изничтожить святую православную Русь, захватить её природные богатства, поработить народ. Грандиозный фейк для миллионов, оружие массового ментального поражения, - вот что это было! Вся эта низкосортная советская лапша из телевизора - предназначалась исключительно для быдла (ибо за народ россиян уже давно не считали те, кто при власти), который, по мнению власти, должен был со временем стать мясом для священной войны, истинные цели которой - удержание власти и контроля над богатствами недр, чтобы продолжать продавать их за рубеж и сказочно обогащаться. А лишнее население станет фаршем, макаронами по-флотски для завезённой из Азии дешёвой рабочей силы, ибо сами хозяева жизни всегда предпочтут европейскую пасту или равиоли.
  Павел зыркнул по сторонам на вальяжную публику, неспешно жующую, пьющую, мило беседующую между собой. Никому и дела нет, что в это самое время творится на фронте и в Украине, где Россия убивает тысячи людей... "Чтобы посетителям тысяч рестораций по всему "Вавилону" каждый день так отдыхалось, печи походных крематориев не должны гаснуть" - яркой метафо-рой пришло Воткову на ум. - Интересно, что бы здесь началось, если бы через эту веранду, со всей отдыхающей на ней расслаб-ленной публикой...двое смертельно уставших грязных солдат с передовой протащили за обрывки бракованного бронежиле-та...зловонное, покрытое червями, нечто... когда-то тоже бывшее русским человеком, чтобы утилизировать подпорченное мясцо в местной кухонной печи, за отсутствием у них походного кремато-рия! Любопытно, как бы после этого довольная жизнью столичная тусовка продолжала свой вечный праздник жизни...не пропал бы у упитанных дяденек и их фигуристых подруг аппетит? Не пришло бы им в голову, что пора уж высунуться из уютной капсулы своей частной жизни и поставить вопрос: что же это происходит, и в нормальном ли государстве мы живём? Может до всей этой публике начало бы доходить, что чужой боли не бывает, и за равнодушие, отсутствие импатии, всё равно придётся рано или поздно платить...".
  "- Тебе стоит попробовать понять этих людей, - знакомый кроткий голос Алёши Карамазова в голове Павла Антоновича мягко возразил ему. - Человек просто не в состоянии жить с постоянным ощущением творящегося вокруг кошмара. Так можно сойти с ума и выйти в окно. Они не могут бесконечно осуждать себя за слабость и конформизм. Не суди их, да не судим будешь. Как только ситуация начнёт меняться к лучшему, многие из них поддержат перемены, ибо в сущности остались хорошими добрыми людьми".
  "- Не слушай эти толстовские проповеди!" - поддержал Воткова в его праведном негативизме другой персонаж из его внутренней коллекции.
  Коллега-писатель набросился на предыдущего советчика:
  " - Попиком самим движет страх! В первую очередь страх боли и смерти. Он так боится всерьёз пострадать за свою искренность, что храбр обычно в собственных фантазиях, а если всё же решается на поступок, то тут же начинает сожалеть о нём и бояться наказания. Обыкновенное ничтожество в рясе, таких теперь много. А этот к тому же пытается возомнить себя миссией уездного масштаба! Мертвец! Уже мертвец. Чего его слушать!".
  Павел Вотков мысленно увидел придуманного им священника, выглядел тот действительно жалко, словно действительно почти покойник. Как-то образ его потускнел. Глаза будто погасли. И губы - улыбались жалкой улыбкой обречённого.
  Отец Павел молчал, не пытаясь защититься.
  "- Ну, что молчите, святой отец!" - наседал на него люстратор. При этом Модест Чистов горделиво выпячивал собственные достоинства: - Мне, например, нравится, когда мои страхи выползают на солнышко! Настоящий интеллигент не должен быть хлюпиком! Пусть мне скажут, что для меня готов гроб, я с удовольствием отправлюсь на него полюбоваться! И я не буду нуждаться в жалких утешениях сказочников вашей мракобесной церкви, ведь я из той действительно великой России, в которой ещё умели гордиться достижениями своей науки и культуры!".
  "- ...Это правда..." - тихим голосом признал священник и умолк. Дав люстратору лишний повод торжествовать.
   "- Вот видишь?! - обратился он к Воткову. - Мы оба с тобой, как хорошие писатели, знаем о большинстве представителей рода человеческого гнусную правду. Все эти люди вокруг - достойны люстрации! И когда-нибудь ответят за своё позорное молчание, соглашательство, добровольное присутствие на пиру во время чумы. Ответят, если не перед обычным судом, то перед Богом, чтобы тут не говорил наш юродствующий "Алёша Карамазов"".
  "- Да на фронт их всех надо! - с обычной бесцеремонностью влез "Скрепа". - Правильно, нечего их жалеть! Только жрать и совокупляться хотят. И ладно бы хоть что-то для пользы дела, так ведь не желают рожать солдат для Родины! Лишь о себе думают! У них эта западная зараза чайлд-фри в почёте. Давно назрела широкая мобилизация. Пусть специальные команды проведут городской рейд по злачным местам с целью отлова половозрелых самцов. Тех, кто станет упираться и протестовать - кончить на месте! Забить прикладами для общей острастки. Остальных автобусами на призывной пункт. Поручили бы это мне, я бы за пару дней снял с повестки все вопросы".
  
  Глава 93
  Павел Антонович потёр ладонями себе виски и пожаловался:
  - Совсем спасу нет от этих голосов в голове.
  Он поднял просительные глаза на психиатра:
  - А давай я предложу тебе, Роберт, поставить мне диагноз? Я и сам понимаю, что не совсем нормален по сравнению с окружаю-щими. Умственная отсталость меня бы устроила в самый раз. С нею можно продолжать жить на свободе, и спрос на такой, как с нормальных.
  - Извини, Павел, но лёгкий дебилизм ещё надо заслужить, - уклончиво ответил учёный-мозговед.
  - Ну, хотя бы в лёгкой форме! - дурашливо заканючил облада-тель галереи лиц разных персонажей в собственной голове.
  Доктор задумался.
  - Что от меня потребуется для этого? - мягко давил Вотков.
  - Для начала попробовать, как ни странно, проявить интеллек-туальную гибкость и рассудительность, а там поглядим.
  - ?!?!
  Доктор пояснил:
  - Ну, это на тот случай, если ко мне придут проверяющие из серьёзных структур и устроят нам проверку. От тебя потребуется виртуозное владение материалом.
  Пациент удивлённо заметил:
  - Ты так говоришь об этом, будто я хочу присвоить себе сте-пень доктора наук, док. Я-то полагал, что это клеймо, которого люди наоборот - всячески пытаются избежать.
  - Как сказать... Не ты один такой умный, Павел. Многие хотели бы в нынешние времена спрятаться под удобной маской, но в силовых структурах тоже не только дураки работают. Там это видят и предъявляют претензии нашему руководству на случаи постановки неправильных диагнозов тем, кому грозят мобилиза-ция или длительные тюремные сроки. Так что администрация нашей больницы такого мягко говоря не одобряет.
  - Аааа...Неужели, док, дебилом в путинской России выглядеть не просто! - продолжал наивно удивляться Вотков.
  - Когда дебилов миллионы и миллионы, требуется определённое искусство, чтобы выглядеть органично, не выделяться на общем фоне. Тут, коллега, нужно проявить максимум ловкости и ума.
  При этих словах Вотков словно наперёд услышал недоверчивое перешёптывание посетителей своей "палаты No7" в Сербского. Они явятся конечно в белых халатах, под которыми будут отчётливо проступать погоны: "А пациент-то, пациент, сука, вполне способен отвечать за свои поступки, чё это доктор, падла, ему шьет липу?!..".
  Вот поэтому порядочные врачи и вынуждены из благих мотивов скользить по лезвию ножа: поставишь в сомнительном случае серьёзный диагноз - получишь скандал, а то и уголовную статью за сговор с национал-предателем, напишешь какую-нибудь заумную галиматью, нагонишь туману - могут обвинить в ошибочной диагностике - свои заклюют за непрофессионализм. Но поскольку отыскать истину в тумане сложнее, то ради собственной безопасности врач в принципе может пойти навстре-чу лично симпатичному ему больному, сориентировавшись на его хотелки.
  - Хорошо, Роберт, чтобы сделать тебе приятное, я готов пове-рить, что...
  Павел в полголоса затянул первую строку куплета марша Дунаевского:
   - Я другой страны такой не знаю,
   Где так был бы счастлив человек!
  Роберт снова внимательно посмотрел Воткову в глаза, видимо, пытаясь понять, насколько он искренен. И насколько принятый по пути сюда алкоголь всё ещё туманит ему мозг. И похвалил:
  - Вот, уже лучше! Я наблюдаю прозрачную ситуацию, позволя-ющую мне диагностировать лёгкую степень умственной отстало-сти, впрочем, без особых перспектив на ремиссию. Уже на лицо явное ослабление способности к критическому мышлению и адекватному восприятию реальности. Может твоё состояние и компенсируется со временем, а пока ты, Павел, явно недееспосо-бен и не можешь полностью отвечать за свои поступки.
  - Я другой такой страны не знаю,
  - Где так вольно дышит человек!
   Голос новоявленного дебила окреп, набрал силу и ширь под одобрительные кивки диагноста.
  - А инвалидность с этим диагнозом мне дадут? - раскатал губы Вотков.
  - Вряд ли... - уклончиво ответил доктор, и Павел почувствовал, что всё зависит от его реакции на продолжение тестирования.
  - А что если эта выставка в целом не фейк, - вдруг спросил его доктор и широким жестом показал вокруг, - а объективно отражает истинное положение вещей?.. Понятно, конечно, что не на сто процентов, но в значительной степени...
  Это явно был следующий тест-провокация - явная "попытка натянуть сову на глобус". Тут надо было очень постараться, артистично подыграв диагносту.
  Павел сделал ещё более придурковатый вид и энергично заки-вал, понимая, что сочувствующий ему психиатр рассматривает возможность натянуть ему диагноз повыгоднее.
  Роберт кивнул, брови его сочувственно изогнулись домиком.
  - Понимаю тебя, Павел. Если ты много лет жестоко ошибался в своих оценках объективной реальности, действий властей, мучал себя и родных, многого лишал себя ради принципов, то бывает очень больно и горько признать ошибки...
  Воткова такие слова неожиданно сильно задели за живое. Вспомнились вечно обиженное выражение на измученном хроническим безденежьем когда-то красивом лице Кати, волчьи исподлобья взгляды сына Матвея, который ненавидел отца за то, что непутёвый папаша мог своими книгами испортить ему только начинающуюся карьеру в ФСБ, презрение дочери к родителю-лоху, носящемуся со своими никому ненужными принципами, вместо того, чтобы половчей встроиться в систему и начать зарабатывать деньги на семью. Вспомнились ему доверчивые глаза учеников, когда ему приходилось вбивать в их чистые мозги и души всякую мерзость про Сталина и СССР...
  
  Глава 94
  А тут ещё странные знаки пошли. По аллее ехал священник с длинной путанной бородой и в старомодных очках-велосипедах...почему-то верхом на ослике, и никто не обращал на необычного наездника внимание, будто он катит на электроскуте-ре. Навстречу попу шагал приземистый мужик, по виду явно зетник: с наглой бандитской физиономией и голым черепом и рисунком скрепки на футболке, прямо на лбу у мужика красова-лась татуировка с путинской свастикой - буквой "Z".
  А за соседним столиком кафе глава милого семейства показы-вал двоим детишкам - мальчику и девочке лет 6-8 картинки из красиво иллюстрированной книжки детского писателя Драгунско-го "Денискины рассказы". А в собственном телефоне Павла, звякнув, появилось сообщение о том, что только что русская ракета уничтожила здание крупнейшей Киевской больницы "Ахматдет", где лечились дети с онкозаболеваниями. Новость наверняка прочитали многие, ибо почти у каждого второго в руках был смартфон, но восприняли её буднично. Люди вокруг продол-жали беспечно болтать, смеяться, есть, и ни на одном лице не промелькнуло хотя бы намёка на ужас, шок, стыд, ведь отчасти все они в ответе за случившееся.
  Павел Антонович закрыл глаза, не в силах выносить этого. А когда открыл вновь, то взгляд его уткнулся в легковой автомобиль ярко-красного цвета, на багажнике которого блестела надпись модели - "matrix". Хотя по всем правилам въезд на территорию выставки легкового автотранспорта запрещён за исключением машин оперативных служб.
  Сбой в матрице?
  Вместо продолжения игры по принятым правилам Павел Анто-нович взбунтовался:
  - Не знаю, не знаю, доктор...Меня это в принципе не должно касаться...но пусть мне всё же объяснят, почему Бог так плохо делает свою работу? А на чьи-то проповеди про будущее возмезд-ие - я клал большой болт...Знаю только, что методично уничто-жать целый народ, разрушать его города, убивать и калечить тысячи людей, обрекать миллионы на скитания в положении беженцев...бить точечно крылатой ракетой по детской больнице, как-то не правильно. Как и затыкать рты несогласным с этим. Сажать людей за слова и даже за мысли.
   Среди его хандры и тоски по нормальной жизни, иногда, как сейчас, в этой нелепой обстановке душевной тесноты и спёртости, в гнусной атмосфере гнусного кабака, где всем пофиг на всё, что не касается их лично, у Воткова случался взрыв уверенности в правильности своего пути. И сейчас он слышал в себе, как взмывает его мысль, и верил, что неизмеримо сильнее как всех, как писатель и мыслитель, кого он знает из современников. Но в таких условиях, как сейчас, он, возможно, пропадёт...
   Роберт уловил перемену в настроении Воткова и сдал немного назад:
  - В этом я спорить не стану, ни с тобой лично, Павел, ни с твоим батюшкой-церковником. Как врач я тоже за гуманизм. Как инструмент разрешения межгосударственных споров - война явный пережиток. Я за диалог. Многое можно решить и исправить просто встречаясь и разговаривая. Вот как мы с тобой, Павел.
  Воткову стало наплевать на наклёвывающийся договорняк с психиатром с удобным диагнозом. В нём опять проснулись вольнолюбивые духи полной отвязанности и мучающегося христианского благочестия. Отчего Павел не хотел замечать хитрых подмигиваний сочувствующего ему Роберта. Вёл себя как ребёнок, на приёме у доктора, который, как мог, пытался научить его притворяться.
   - Я знаю, что мы виноваты, - заговорил Павел с жаром. - Прежде всего виноваты, что соглашались и молчали. И знаю, что в Украине нас ненавидят за эту сытую вальяжность, равнодушие, эгоизм, трусость. Украинцы хотели бы, чтобы мы русские поголовно протестовали, а в идеале построили баррикады и вели уличные бои с правительственными войсками за чужую и свою свободу... К сожалению это было бы вопреки природе человека. Ведь каждый стремится прожить свою единственную неповтори-мую жизнь как можно комфортнее и богаче. Героев, думающих о счастье всего человечества, в любой нации - единицы. От большинства нельзя требовать столь высокой жертвы.
  Роберт был человек чуткий. Когда он понял, что просить Павла сделать одно, другое, третье - даже ради его же собственного блага, словно выдрессированную обезьяну, не выйдет, он как бы принял его сторону:
  - Ну, хорошо... Ты прав, Павел, всё это очень печально. По-человечески я с тобой полностью солидарен. Россия, по всей видимости, должна пройти через всё это безумие. Но скажу тебе, как врач: даже в самый мрачный час тяжёлой болезни остаётся надежда, что достигнув дна, больной не разрушится как личность, что вслед за очистительным катарсисом появятся проблески надежды...
   Вотков теперь словно не слышал собеседника, его понесло куда-то "не в ту в степь". Так что доброму доктору оставалось со вздохом приговаривать: "ну ничего, это действительно сложнова-то".
  - Просто я чувствую себя реально дебилом, что сказал на том уроке детям правду! - будто злился на себя Павел.
  - А по по-моему, ты как раз поступил как настоящий герой, дружище, открыв десяткам своих учеников глаза на происходящее, многие твои ученики твоего урока теперь не забудут. В их беззащитных, перед ложью взрослых, детских умах даже может начаться процесс исцеления, есть надежда, что эти люди не вырастут моральными инвалидами, отравленными пропагандой.
  Роберт говорил об этом очень тихо, чтобы их не могли подслу-шать.
  Но Павел не принимал его осторожности, он энергично замотал головой, став похож на быка, знающего, что его привезли на бойню и понимающего, что заслужил стать отбивными котлетами. И воскликнул:
  - Нет, я поступил как дурак! Но сейчас я поумнел. И не хочу за свою дурость сесть на восемь лет. Поэтому, прошу, тебя, Роберт, напиши, что я дебил!
  - Хорошо, Павел, но зачем же так громко?
  - Нет, я неудачник! Пусть все об этом знают, мне наплевать. Мне тут один приятель, с которым не виделись лет 30, так и сказал. А чего ты добился в жизни! Машины нет, живёшь в одной и той же маленькой квартирке всю жизнь!
  - Но ты, наверное, был хорошим мужем и отцом, заботился о своей семье.
  - Ни черта! Зарабатывал всегда копейки. Вместо того, чтобы найти хорошо оплачиваемую работу, писал книги, которые никто не читал. Хотя мог пойти на телевидение или в газету, писать заказные статейки, выбросив совесть в мусорную корзину... Только когда я неожиданно прославился и стал хорошо зарабаты-вать, моя семья наконец оценила папочку. И я радуюсь этому, как дебил. Разве не дебил! Настоящий дебил. И ты, Роберт, должен зафиксировать мне диагноз.
  - Даже самое страшное, пережитое нами в жизни, может ока-заться не таким уж абсолютным злом, если посмотреть на это под другим углом зрения. К тому же, пережитое способно обогатить нас бесценным опытом, подарить импульс к чему-то новому, - пытался его успокоить Роберт. - Порой, то, что мы принимаем за наказание безумием, помрачнение рассудка, даёт нам новую оптику.
  Доктор предложил приступить к дегустаций кушаний и вина, которые им как раз принесли.
  - Уммм... какая же вкуснятина!- аж простонал от наслаждения Роберт, отправив себе в рот кусочек восхитительной жареной форели и запив его несколькими глотками сухого. - Надеюсь, ты уже убедился, Павел, что я хочу тебе помочь, но мы должны откровенно многое обговорить.
  - Так я не против! Мне нет смысла тебе врать, - ответил Павел, понемногу успокаиваясь.
  -Мммм, отлично! Тогда давай, расскажи мне поподробнее о странных состояниях, которые с тобой случаются - предложил доктор, продолжая наслаждаться угощением.
  
  Глава 95
   Мэр города Королёв Михаил Платонович Скрипарь объезжал город с инспекцией, что вошло у него в привычку.
   Сначала он заехал в городскую школу искусств провести первый показательный урок по начальной военной подготовке. К сожалению идея вернуть в школы страны обязательное обучение владением оружием принадлежала не ему а депутатам Госдумы. Зато его пиарщики вовремя подсуетились и посоветовали Скрепе выступить в роли учителя. Он даже прихватил в качестве учебного пособия любимый ручной пулемёт, чтобы наглядно объяснить будущим музыкантам, художникам и поэтам, что Бог на стороне тех, кто со стволами. А также на стороне тех, кто не перестаёт пробовать. Бог действительно, как в пословице, поощряет с третьей попытки самых упёртых, в этом Скрепа смог убедиться сам. Вот взять хоть эту стреляющую машинку: первые два раза Скрепа употребил её вначале в разборке с криминальными конкурентами, а потом отбиваясь от внезапно нагрянувшего на место "стрелки" полицейского спецназа так что едва не стал трупом или не отправился на долгие годы в далёкую северную колонию валить лес. И только с третьей попытке пулемёт смог послужить своему хозяину и Родине на передовой священной войны за Веру, Царя и Отечество. А заодно помог "Скрепе" стать мэром не самого мелкого города и вообще уважаемым человеком!
  Зато теперь Михал-Платонычу приятно было вспоминать, как его - бывшего двоечника и хулигана, с позором изгнанного из седьмого класса за попытку изнасилования учительницы пения, - самого только что снимали на телекамеры в роли учителя многочисленные телеоператоры и корреспонденты. Он снова переживал приятное волнение, вспоминая, как брали у него интервью после недавно закончившегося урока. И как после заслуженного им часа федеральной славы в опустевший класс, смущаясь, вошла новый директор Школы искусств. Точнее пока директриса числилась И. О. (исполняющей обязанности директо-ра) вместо отправленной им на пенсию предшественницы. "Скрепа" сам протолкнул на освободившуюся должность молодую и привлекательную бабу.
  Протолкнул вместо старой грымзы (заслуженной и почётной лишь по чьему-то преступному недогляду), чья антипатриотиче-ская позиция в отношении специальной военной операции не могла сочетаться с её нахождением на государственной работе.
  Войдя в опустевший класс молодая директриса стала хлопотать перед влиятельным чиновником о заступничестве за троих своих учеников. Этих малолетних художников застукали возле рельсов, по которым ездят пригородные электрички, - малюющих граффити на шумозащитных щитах. И ладно бы охрана железной дороги поймала вандалов лишь за порчей казённого имущества. Но блестящие свежей краской рисунки оказались антивоенного и антиправительственного содержания! А это уже не безобидная хулиганка, тут штрафами с родителей оболтусов не отделаешься, за такой наезд светит уголовка с приличными сроками.
  Железнодорожники уже передали малолетних художников полиции, но городская прокуратура ещё не успела подключиться и открыть уголовные дела о терроризме и дискредитации армии. В теории одним своим звонков градоначальник мог бы спасти эти трижды ненужные обществу жизни...
  Выслушивая просительницу "Скрепа" взялся смазывать люби-мый "инструмент". За своим оружием ветеран привык тщательно ухаживать лично, так что даже в полевых условиях фронта пулемёт блестел, как на параде. Не бросил он хорошую привычку и вернувшись на гражданку.
  Отодвинув на край ученической парты зелёный цинк с патрон-ной лентой и подстелив под пулемёт специальный коврик, он макнул кисть правой руки, затянутую в тонкую латексную перчатку, в банку с оружейной смазкой, затем засунул лапу в прорезь казённика и со знанием дела принялся шевелить там пальцами. При этом внимательно смотрел в глаза молоденькой училке, следил как она реагирует на то, как он демонстративно орудует пятерней в щели, суют средний палец в канал ствола, и крутит там в глубине, словно в женской щели, умело возбуждая "сочащуюся вагину".
  Сначала на её лице преобладало смущение и стыдливость, однако затем появились признаки возбуждения.
   "Скрепа" окинул плотоядным взглядом её сексапильную фигуру в строгом деловом костюме юбка-жилетик-блузка с кружевным галстучком, и даже облизнулся. Он всегда смотрел на женщин, как на любую другую понравившуюся вещь, которой можно воспользоваться, достаточно знать, где у неё вставляется ключ зажигания. А тут ещё раз убедился в правильности своего выбора - назначить 26-летнюю консерваторскую выпускницу на эту должность. У скрипачки были ноги от ушей, приятная мордашка, припухлые капризные, но в общем вполне рабочие губы. Девочка с первой их мимолётной встречи вошла в топ списка ожидания - кандидаток на место в гареме удельного князька. Дело было за случаем опробовать скрипачку в деле, и вот он наступил.
  Оставив пулемёт и вытерев руку специальной тряпочкой, "Скрепа" подошёл к директрисе и начал её лапать.
  - Зачем я вам, Михаил Платонович, ведь в городе и без меня полно женщин, которые вам не откажут, - жалобно взмолилась директриса.
  На что он ответил:
  - Мне не нужны всякие шмары! А ты должна быть довольна, что тебя возьмёт не Махмуд или Саид, а стопроцентный рус!
  К сожалению идея понравившейся фразы тоже принадлежала на ему, а спортивному комментатору федерального телеканала "Матч-ТВ" Владимиру Иваницкому, который в условиях, когда Россию, как страну-агрессора не пустили на Олимпиаду-24, освещал на днях Игры БРИКС.
  Грубо задрав училке юбку, Скрепа сорвал с неё кружевные трусики, разорвав чулки, раздвинул ноги, повалил спиной на стол и начал с того, что только что проделывал со своим пулемётом. А завершил быстрым сексом, ибо времени разводить галантный политес у чиновника не было - рабочий день только начинался... Кстати, просьбу партнёрши (оказавшейся к его огромному удовольствию девственницей) - замолвить за детишек словцо в прокуратуре, Скрепа на радостях согласился удовлетворить, взяв за это с расплакавшейся барышни слово, что она перестанет реветь и проведёт с ним полноценную ночь, когда он велит ей приехать к нему домой.
  Через пятнадцать минут градоначальник уже сидел в своём джипе и продолжал начатый инспекционной рейд по своему обширному хозяйству.
   По пути Скрепа уже заехал в микрорайон "Юбилейный". Хотел было, как решил, разобраться с оборзевшими частниками, открывшими полгода назад с его разрешения небольшой автосер-вис на автостанции у железной дороги. Сервис так и назывался "Братья моторы", ибо открыли его родные братья. Гаражный бизнес считался делом выгодным, да и место вроде хлебное, только братья второй месяц недоплачивали хозяину города положенную дань, ссылаясь на то, что не имеют достаточной выручки. В конце концов Скрепе это надоело и он решил велеть братьям закрывать точку и убираться с его земли.
  Но когда приехал со своими быками на место и вошёл в ангар автосервиса, то первое что увидел через раскрытые вторые ворота в глубине ангара, - это старый памятники Ленину. Откуда-то механики притащили, вероятно, бросового Ильича, выкрасили его дешёвой серебрянкой, словно старый "Москвич" или "Запоро-жец", и заботливо водрузили у себя на заднем дворе на постамент. И Скрепа мгновенно передумал пока закрывать их лавочку. Пусть механики и дальше работают. Нельзя злить народ, демонстриру-ющий уважуху авторитетным фигурам: Ленину, Сталину, Путину, православному Богу. Не по понятиям это будет...
  После этого мэр отправился дальше. Особенно "Скрепу" инте-ресовало состояние рекламы СВО. Дело было серьёзное, ответ-ственное. Его непосредственный начальник и благодетель губернатор Московской области Андрей Юрьевич Воробьёв взял на себя обязательство перед Вованом отправлять на украинский фронт ежемесячно по тысяче туш живого мяса.
   Вообще-то выполнить такой план в благополучном сытом столичном регионе было нереально. Пока как-то удавалось выкручиваться закупая контрактников, как мясной скот, в нищей провинции. Ля этого приходилось обещать более высокие выплаты. Но всё равно одноразовых солдат периодически не хватало для отчётности. Начальник "Скрепы" получал за недоимки люлей от Президента, и в свою очередь требовал с областных мэров обеспечить план по мясопоставкам.
  Скрепа очень старался. Если бы было можно, он приказал бы хватать половозрелых самцов на улицах своего города и отгружать в окопы, но после первой неудачной мобилизации высокое руководство опасалось народного бунта и предпочитало обходить-ся без перегибов.
  Осмотрев центральную часть города Скрепа приказал водителю ехать на главный городской пляж, который располагался в водоохранной зоне национального парка "Лосиный остров". В народе популярное у горожан озеро звалось карьером (ибо образовалось на месте выработанного торфяного карьера (или "тряпкой").
  
  Глава 96
  С проездом в "запретку" у кортежа чиновника проблем не возникло никаких. Но последние полтора километра, когда свернули с асфальта на просёлок, "Скрепе" захотелось пройтись пешком по лесной прохладе...
  
  Муравьи перебегали через тропинку ровным строем. Иногда кто-то из них останавливался, отходил в сторону, делал что-то важное и снова возвращался в строй. "Скрепа" даже остановился наблюдая за заинтересовавшей его движухой. Вот ведь идеальная организация общества: приказали, и тысячи муравьёв послушно маршируют в указанном им направлении! Не то что люди... У милых его глазу насекомых ни на секунду общее движение не прекращалось. Это напомнило "Скрепе" их марш-броски во время его недавней службы в подразделении штурм-Z, - они тоже частенько вот так вот бежали строем, отправляя в стороны дозоры. Тех из новеньких бойцов, кто пытался отстать или спрятаться, сразу надо было выявить и выбраковывать, но таких почти не было; доставляемое из зон пополнение из числа уголовников начинали "пускать в расход" "в санитарных целях" за трусость и попытки дезертировать уже в прифронтовой полосе, так что к моменту попадания "на ноль" зэки уже понимали, что другой дороги, кроме как вперёд, у них нет.
  Интересно - с кем воюют муравьи?.. Наверное с другими сла-быми муравьями и муравьедами.
   "Скрепа" присел на пень, снял туфли и носки. Достал флягу и сделал несколько глотков любимого вискаря "Jack Daniels". Санкции - санкциями, ненависть с ко всему западному тоже само собой, а вискарь он предпочитал из Америки, выдержанный 3 года в дубовых бочках в штате Теннеси.
   Сразу накатила волна свежих воспоминаний, будто ты снова в Украине - стащил тяжёлые пыльные берцы, размотал портянки и ступил голыми ступнями на тёплую землю. На секунду в сердце "Скрепы" поднялась весёлая волна какой-то щенячьей радости и счастья, но только на секунду. Через мгновение она разбилась о суровое понимание, что жизнь это далеко не праздник, зашипела и откатилась назад в студёное море понимания цинизма и жёсткости мира. Вернулись тревожные мысли о том, что Андрюха Воробей, хоть ему и кореш, но по своей губернаторской должности поставлен кремлёвской Папой смотрящим над такими бригадира-ми, как он - в сущности тоже насекомыми по сравнению с губернатором и тем, кто над ним. И если "Скрепа" не справиться со своей задачей, то... Впрочем, об этом лучше не думать.
  Михаил Платонович ласково проговорил, разглядывая тысячи ползающих у его голых ступней муравьёв.
  - Вот ведь считают себя хозяевами территории, падлы... а их бог на них смотрит и решает, что с этой кучей дерьма делать.
  "Скрепа" поднял глаза на охранников, поделился с ностальги-ческой поволокой в глазах:
  - Был у нас на спецоперации ротный, гвардии капитан, и трид-цатника ему ещё не исполнилось. С Урала был кэп. Под Работи-ным осколком мины ему оторвало кисть левой руки. Санитары пытались оттащить его до фельдшерского пункта, чтобы оттуда командира эвакуировали дальше в тыл, а он их обматерил.
  Скрепа помолчал, погрузившись в воспоминания, потом заме-тив ожидание продолжения на физиономиях своих ротвейлеров, слегка подмигнул:
  - Думаешь, он ради святой Руси и народа-богоносца самоигно-рировался? Ха... Да плевать ему было на этот сраный муравейник и насекомых его населяющих! Этот уральский х.. сразу велел связать себя с начальством и известил господина полковника, что тяжело ранен, однако принял героическое решение остаться под огнём противника, чтобы управлять своей ротой и не оставлять людей без командира.
  Быки "Скрепы" переглянулись и выразили полную уважуху такими действиями сослуживца своего босса. Только Скрепа их снова обсмеял:
  - Нынче героев забесплатно не бывает, не мне вам растолковы-вать это. Эта гвардии-капитанская блядь нас и за людей-то не считала, - отправлял на убой без малейших колебаний совести. Просто была у комроты мечта - получить Героя, повышение в звании, перевестись в Москву на хорошую должность, чтобы перед ним распахнулась возможность воровать, как приближённые министра обороны Шойгу, о котором в армии говорили, как о долларовом миллиардере.
  Рожи охранников расплылись в понимающих улыбках. "Скре-па" тоже презрительно ухмыльнулся:
  - Другой бы на его месте хотя бы красивую легенду сочинил про честь офицера, чувство долга, глубочайший патриотизм и тому подобные бла-бла-бла, только ротный наш такими мыслями не заморачивался. Ему и в голову не пришло придумать что-нибудь красивое для внутреннего употребления и внешнего пользования. Да и кого ему было стесняться? Нас? Так мы в его глазах были одноразовыми солдатами, полутрупами, сейчас ты есть, а через час поступит приказ идти на мясной штурм и тебя кровавыми кусками по большой площади раскидает.
  Охранникам трудно было представить босса в роли покорного мяса, ещё больше их заинтриговала личность того, кто оказывает-ся имел власть бригадира над сами "Скрепой."
  - И что с тем капитаном, Михаил Платонович? - вежливо поинтересовался один из телохранителей.
  - Что, что!.. - беззлобно передразнил Скрипарь, добавив смач-ное матерное окончание в качестве рифмы. При этом он с наслаждением вслушивался в себя, как вискарь приятным теплом разливается по венам и артериям. - Хотел ротный через пару лет на штабной должности окопаться. Мечтал приобрести квартиру с видом на Патриарший пруд, чтобы сидеть у себя на балконе с бокалом прохладной текилы и поплёвывать сверху на гуляющий под ним народ...А ещё лучше развалиться козырным тузом за столиком одного из шикарных окрестных кабаков, жрать и пить только самое лучшее, а уходя оставлять щедрые чаевые официан-там - размером с недельный оклад своего бати, который всю жизнь простоял у мартена; и всё это для того, чтобы при его появлении ресторанные халдеи радостно бежали ему навстречу и оказывали генеральские почести!
  Хотел снимать люксовых тёлок, всегда тусующихся на Патри-арших в поисках богатых мужиков. Трахать их за гранью разврата, меняя как перчатки. Ездить но новом "мэрсе", хотел. И одеваться, как лорд. Ну и тому подобное...
  Охранники понимающе захрюкали, особенно им понравилось про дорогих шлюх.
  - Вас интересует, сбылась ли мечта идиота? Сбылась. Когда мы с двумя корешами всё-таки поволокли его в тыл, - а я таких возможностей оказаться вдали от летающих мин и снарядов никогда не упускал, - капитан уже был без сознания. В бреду его мечты сбылись полностью: кэп получил звезду Героя, перевод в Москву, и занял пост аж заместителя министра Шойгу по хозяйственно-финансовым делам, то есть стал аж самим "Тимуром Ивановым"! Которого правда на днях расстреляли за хищения денег министерства обороны в особо крупных размерах. Но кэп об этом ещё не знал! В бреду ротный тоже воровал с генеральским размахом и трахал этот мир во все щели. Потому что его никогда не интересовала судьба таких муравьёв, какими были мы, солдаты его роты; и на херов муравейник под названием "Россия" ему было положить, да гори он синим пламенем! Наш ротный хотел только набивать себе брюхо лучшей едой и выпивкой, и трахаться без конца, а скопив миллиарды, свалить к зарубежной недвиживаости в одну из стран НАТО, откуда его нельзя будет экстрадировать... Он помер, сука, в тот же день, по пути в медсанбат.
  "Скрепа" закончил рассказ, и распорядился, указав на муравей-ник:
  - Подожгите.
  А сам взял туфли в руки, поднялся и пошёл босиком по тропин-ке, небрежно бросив охране через плечо:
  - Сделаете и догоните.
   Теперь он был сух и сосредоточен. Под тёплыми лучами уже совсем летнего солнца он пересёк луг, перебрался по бревну через мелкое болотце, прошёл тенистым сосновым перелеском и увидел впереди засверкавшее сотнями солнечных бликов водное пространство.
  
  Глава 97
  Появление градоначальника на оживлённом пляже осталось незамеченным. Немного косолапя, хозяйской походкой, он шлёпал через самую толпу, а на него - ноль внимания! Потому что из свиты при Михаиле Платоновиче был только водитель. Из-за этого никто не глазел в его сторону, не пытался выразить своё почтение - все были заняты собой. "Скрепе" от этого сделалось неуютно. Будто не он тут хозяин. Может, его на замечали, потому, что он оделся почти как последний забулдыга, чтобы быть ближе к народу? То есть, конечно, не в майку-алкоголичку с гербом совка на пивной пузе, а по нынешней моде - в камуфлированные шорты "Адидас" и футболку от "Армани". В таком прикиде народ мог просто не узнать своего мэра.
  Даже мелькнула пугающая мысль: а вдруг его намеренно не хотят замечать? Зачем он тут вообще нужен, ведь народ за него не голосовал, его спустили на руководство городом сверху, как парашютиста.
  Не помогло даже усиленное сверкание искусственной улыбкой белоснежных ц челюстей почти за миллион, и то, что вытащил наружу нательный золотой "крестик" с полпуда весом, украшен-ный бриллиантами! Вот если бы он въехал на своём красном "Ламборджини" с номером из трёх шестёрок, тогда может... Но делать было нечего, и он частным лицом направился к объекту, который его тут интересовал.
  Впрочем, через пятьдесят шагов ситуация резко изменилась. Его наконец заметили и даже стали оказывать мэру вожделенные им знаки почтения. Нет, народ его знает и любит! - сразу полегча-ло "Скрепе". Надо думать молва идёт о хозяине города, как о крутом мужике, который хоть и бывает жёстким, но иначе порядок не навести.
  Приободрившийся градоначальник даже подошёл к единствен-ному на весь пляж киоску, торгующему пивом. Из-за жары к нему выстроился народ, но мэра, естественно, пропустили к заветному окошку вне очереди.
  "Скрепа" с наслаждением сделал несколько прохладных глот-ков. После чего, воспользовавшись случаем, напомнил народу:
  - Всё, что вы получаете хорошего в жизни, вам даёт наш люби-мый уважаемый Владимир Владимирович! Поэтому должны благодарить президента за порядок в стране, за пенсии, за новые школы и детские больницы. За всё!
  Потом "Скрепа" щедрым жестом указал на ларёк:
  - А это вам лично от меня. С заботой о каждом отдыхающем на этом пляже, чтобы было чем простому человеку промочить пересохшее на жаре горло и развеселить душу...Ещё я получаю многочисленные просьбы позаботится о точке общепита у воды в летний сезон. Что ж...
  "Скрепа" раздвинул не привычную к такому физиономию в подобии добродушной улыбки.
   - На днях ваш всенародно избранный мэр открывает для вас фаст-фуд! У меня можно будет всё! Разрешено курить, приобре-тать спиртные напитки, и не только...
  Дешёвый популизм самого низкопробного разлива нашёл живой отклик особенно среди нетрезвой публики.
   - Потому что мы не либерасты и не пиндосы, а стопроцентные русские. Мат тоже не воспрещается, - полная свобода под шлягеры моего любимого "Шнура" и "Лепса".
  Народ в массе свой одобрительно шумел.
  - В меню будет не менее десяти видов жареного мяса и никакой вегетарианской чепухи - не люблю педерастов. Поэтому только мясо! И всё с огромным количеством майонеза. Главное, чтобы вкусно, и точка!
  "Скрепа" хищно оскалил зубы в шутливой гримасе.
  - Правда дежурного кардиолога на пляже не обещаю. Зато гарантирую круглосуточную трансляцию каналов "Россия-24", чемпионаты UFC по боям без правил с разрешённым ломаньем костей, выдавливанием пальцами глаз и откусыванием противнику ушей. И конечно будет моё любимое шоу Владимира Соловьёва. Так что скучно не будет никому! А теперь пейте пиво от мэра и веселитесь!
  Но тут какой-то мужик, красный как рак, - совсем видать сомлевший на таком пекле, что даже перестал соображать с кем разговаривает, - дерзко спросил первое лицо города, почему это на весь пляж разрешена всего одна торговая точка, и на каком основании торгуют пивом лишь одной марки (естественно, от пивного заводика, принадлежащего самому мэру). Дескать, это монополия, что против всех законов и правил.
  "Скрепа" уже снова был на своей волне и потому, посмеиваясь, с философским видом ответил, что в малой отчизне нашей, городские любители пива делятся на две категории - преданных фанатов данной городской марки и негодяев-непатриотов.
  Благодаря такой наглости и лобовому подходу к ведению бизнеса (что вообще-то на его должности по закону не позволя-лось), Михаил Платонович и процветал. И не скрывал своего взгляда на всю подконтрольную ему территорию, включая этот загаженный пляж, как на "законный" источник выжимания дохода. Народу такая нахрапистость авторитета, вкупе с его криминальным обаянием и харизмой, даже импонировала. А кому не по душе был специфический шарм хозяина, те в массе своей предпочитали помалкивать, дабы не разбудить лихо.
  
  Глава 98
  Это был лайфхак одного из головастиков, работающих в мэрии - установить щит с рекламой службы по контракту за чертой города, прямо на берегу популярного у королёвцев в тёплый сезон озера. Идея была такая: сделать так, чтобы загорающим и купающимся мужикам и их бабам назойливо лезло в глаза предложение заполучить от государства в семейный бюджет сразу пару миллионов подъёмных, и ещё ежемесячно получать за воюющего на Украине кормильца по четверть лимона целковых оклада. А если его убьют, то сразу пять лимонов похоронных. Огромные деньги для большинства! Народ-то весь в кредитах и ипотеках. А в стране безработица, на военных заводах на всех мест не хватает, а тут такая возможность... Наверняка найдётся немало жён, которые со свету сживут мужей, заставив своих самцов подписать выгодный контракт с Министерством обороны. Так рассуждали креативщики, представляя свой план мэру.
  Скрипарь приблизился к на днях установленному огромному агитационному щиту, оглядел его придирчивым взглядом. На этот раз рекламщики кажется сработали на совесть: реклама смотре-лась великолепно, даже с противоположного берега наверняка легко читались крупные буквы и цифры единого телефона, по которому можно оформить заявку на контракт. А изображённый на плакате парень в каске и в маске с прорезями для глаз - ну просто как живой! Будто смотрит на каждого на этом пляже и зовёт скорей присоединиться к "нашим". Разводит фраеров вступить в путинскую бригаду...
  Внезапно непонятная тревога сжала сердце Скрепы, на фронте с ним так бывало перед внезапным вражеским обстрелом или появлением над головой украинского дрона. Но чего ему опасаться тут, за тысячи километров от "нуля"?..
   Тем не менее необъяснимый страх продолжал наполнять душу. И вдруг "Скрепа" замер от ужаса, не в силах даже слова произне-сти. Вместо почти как живого бойца с билборда на него пустыми глазницами зловеще зырился мертвец! Соответственно стандарт-ная для такой рекламы надпись под черепом разложившегося "живого трупа" - "гордость России" - теперь выглядела глумлени-ем, издевательством над святым понятием "защитник родины"
  Из состояния оцепенения Скрепу вывел появившийся уполно-моченный мэрией хозяин рекламного агентства. Вовремя он! Выглядит запыхавшимся. При галстуке, в костюме, красная рожа блестит от пота. Скорей всего лишь только что получил звонок, что мэр выехал на новый объект оценить его работу и не успел как следует подготовиться к встрече, а иначе встречал бы хозяина ещё на опушке леса.
  - Михаил Платонович, нарекания есть? - поинтересовался он чуть дрожащим голосом.
  "Скрепа" с трудом отвёл глаза от издевательски скалящегося ему с плаката черепа и перевёл тяжёлый взгляд на рекламщика, вкрадчиво осведомился:
  - Ты специально меня вставил в свою рекламу... в образе двух-сотого? Не бойся. Говори, как есть. Я тоже и умею ценить хороший юмор.
  У рекламщика лицо вмиг поменяло окрас, став бледным почти серым. Более того, его мгновенно перекосило от непонимания и ужаса.
  - Мих...хаил Плаатонч, вас неееправильно информир..ли, этого не может быть. Дизайн проекта утверждён вашим замом!
   - Петька, - выдохнул Скрепа одному из своих уже подтянув-шихся после разборки с муравейником быков.
  И снова рекламист попытался оправдаться, уже в полной мере осознав, что оказался в беде:
  - Давайте вызовем сюда вашего заместителя по рекламе! Это какое-то недоразумение, клянусь вам, Михаил Платонович!!!
  - Ты, сука, специально... - с маниакальной убежденностью процидил "Скреп".
  - Этого не может быть, это какая-то ошибка, меня оклеветали, Михаил Платонович!
  - Не юли, падла, лучше признайся: ты ведь специально взял такую рекламу? Тебе отдельно заплатили, ведь так? Они решили наехать на меня, а ты не смог отказать? Вот видишь, я всё знаю. Говори, иначе прикажу сунуть тебя в бочку с кипящим мас-лом...бочку потом зальём цементом и утопим на середине этого прекрасного озера. Хочешь? Нет. Тогда говори правду!
  - Да я бы рад рекламировать не смерть, а пылесосы или пельме-ни! - взвизгнул рекламщик. Он вдруг странно задёргался, взгляд его сделался совершенно безумным.
  - Война кончилась, - словно оправдываясь, вдруг объявил на глазах свихнувшийся от страха рекламщик.
   - И кто ж победил? - изумился перемене Скрепа.
   - Дружба, - ответил свихнувшийся рекламист; помолчал с идиотским выражением лица и добавил: - Просто кончилась и всё. Все возвернулись, войска по домам, по хатам. Ничья. Мир.
   "Скрепа" вновь поднял глаза на билборд, улыбнулся довольный тем, что на нём снова красовался боец в каске с человеческим лицом, то есть, в маске налётчика. Вытер вспотевшие ладони себе о штаны, словно вытирая кровь после того, как лично пырнул кого-то ножом.
  - Что ж, мир - это хорошо. Только неправ ты. Мы победили. Киев наш, и Львов наш, - "Скрепа" обратился к охране: - Ребята, вызовите ему психиатрическую. Человек много работал и переработал! Пусть отдохнёт. И я тоже поеду отдохну в наш санаторий. Позаботьтесь о девочках...
   Тут в голову мэру пришла странная идея, которую он озвучил в виде распоряжения ординарцам:
  - И пусть вместо него, - он ткнул пальцем в грудь свихнувшегося, - поставят того учителя истории, которого недавно уволили из 9-й гимназии за то, что он провёл урок не по инструкции. Почему его? - "Скрепа" пожал плечами. - Я так хочу. Понятно?.. А если сработаемся с ним, то подтяну его на должность своего зама по архитектуре и градостроительству, деньги будет грести лопатой. Хватит ему бедствовать, пусть поживёт, как человек.
   Покидая пляж "Скрепа" выбрал самую фигуристую молодую и потенциально покорную самку. Приглянувшаяся мэру девица загорала почти голая, то есть с парой полосок вместо трусом и без лифчика. "Скрепа" без церемоний схватил приглянувшуюся девицу лапой сзади за шею и так и повёл, словно собачонку на коротком ошейнике. Через пятьсот метров грубо отымел девицу в лесу, сунув в награду свёрнутые трубочкой четыре пятихатки.
  - Ты свободна, возвращайся!
   Впрочем, такое обращение оказалось девице по вкусу, она улыбнулась на прощание, не выразив недовольства.
  
  Глава 99
  Славно перекусив в уютном уголке ВВЦ, мужчины прокинули ресторанчик и зашли в расположенный поблизости павильон "Макет Москвы".
  С небольшого балкона экспозиционного зала можно было лицезреть копию огромного мегаполиса в масштабе, словно с высоты птичьего полёта. Макетчикам удалось в точно повторить облик тысяч зданий, как современных, так и исторических: концертные залы, храмы, индустриальные объекты, мосты, небоскрёбы, парки, стадионы.
  Павел Антонович Вотков смотрел на огромный город перед собой и поражался, сколько же всего понастроили! В миниатюр-ной Москве имелись даже маленькие москвичи, их можно было видеть идущими по проспектам и улицам, их силуэты просматри-вались в окнах пластиковых домов. Тебе передавалось ощущение огромного муравейника с миллионами обитателей. И каждый со своими мечтами и заботами. И ведь все эти миллионы крохотных существ зависят от воли одного человека, вот ведь могущество, так могущество! Воля этого ничтожного муравья, волей случая вознесённого на вершину муравейника, сродни власти Бога! Трудно даже вообразить себе полностью такую власть...интересно, каково это обладать полномочиями Бога?! Уникальный опыт, доступный лишь человеку с особенным устройством мозга.
   На макете с короткими временными интервалами менялось время суток, но время года оставалось всегда одно - в мини-Москве вечное лето. Примерно, как сейчас.
   Павел снова оглядел расходящиеся от него улицы и проспекты и представил как едет в крошечном автомобиле по направлению к центру.
  Консультант с микрофоном предупредила посетителей павиль-она, что через 10 минут начнётся светотехническое шоу. А пока она стала рассказывать о том, что каждый год в городе вводятся миллионы метров нового жилья, реставрируются памятники архитектуры, разбиваются новые парки.
  А Павел Антонович не отводил глаз от крохотной капельки макета автомобильчика и видел себя как бы сидящим за его рулём...
   И вот в павильоне погас свет. Началось обещанное светотехни-ческое шоу. Заиграла громкая музыка, пошли яркие картинки из солнечной жизни главного города страны. И вдруг...
  Над центром восьмимиллионного мегаполиса полыхнула яркая вспышка. Поднялся ядерный гриб...
  
  Глава 100
   Над урбанистическим муравейником расползается чёрное пятно-облако, которое становится красным. Город затоплен морем огня и крови, как это было, только в гораздо меньших масштабах, в Мариуполе и других украинских городах, снесённых недавно по приказу злобного главного муравья из Москвы.
  От эпицентра взрыва расходится ударная волна, снося тысячи домов, элитных небоскрёбов, ухоженных парков и выставочных комплексов...
  Шоу закончилось. Оказавшаяся рядом компания азиатов, - вероятно это были китайцы (туристов из коммунистической КНР на территории выставки было заметно много), - выглядела чересчур довольными. Возможно китайцы рассуждали примерно так: если Москва вдруг исчезнет с политической карты, то деморализованные потерей своей столицы русские без боя отдадут то, что отжали у дальневосточных соседей 170 лет назад, восполь-зовавшись слабостью жителей "Поднебесной" того времени, ослабленных "опиумными войнами" с западными колонизаторами из тогдашнего НАТО. Почему нет? Ведь нынешние русские сами подали всему остальному миру пример, как можно похерить международные договора, наплевать на признанные границы, и начать "восстанавливать историческую справедливость" "по понятиям", а не по законам.
  
  Народ потянулся к выходу из павильона. На улице Павел Анто-нович и Роберт снова попали в великолепие королевского ландшафтного дизайна. Снова одна аллея живописней другой! Новый вид и новые ароматы затмевают предыдущие!
  А какие название! "Аллея роз", "душистая"... Всю эту благо-ухающую бесконечную красоту оказывается обеспечивают сотни рабочих-мигрантов. Словно рабы на строительстве пирамид, они трудились с рассвета до поздней ночи, не разгибая спин. Армия муравьёв на службе фараона! Их труд незаметен со стороны. Гуляющая публика гораздо больше интересуется выставкой "Сокровища гробницы Тутанхамона", реклама которой на каждом шагу. Как и реклама другой выставки "Киновселенная Звёздных войн" под названием "В далёкой далёкой галактике". Только не такой уж и далёкой - всего-то несколько сотен...нет, не парсек, километров! И кипят там в эти самые минуты отнюдь не звёздные, а самые что ни на есть земные войны. И гибнут там отнюдь не роботы а живые люди - такие же русские и украинцы, славяне, недавние братские народы.
  Павильоны союзных республик тоже разделяют какие-то сотни метров, а будто и в самом деле прежде братские народы развело взаимным недоверием и страхом словно в разные галактики. А кремлёвский Дарт Вейдер с борта своей "Звезды смерти" носится с планами подавить бунты на окраинах своей межгалактической империи и разрушить непокорные планеты, учинив вселенский Армагеддон.
  
  Глава 101
  Павел Антонович и Роберт ехали обратно в Сербского. Доктор прослушивал через вставленный в ухо микрофон записанные на диктофон фрагменты их бесед и что-то обдумывал. После некоторого молчания он сказал:
  - Твой случай не уникален, Павел. По-научному он называется диссоциативным расстройством идентичности или ДРИ. В широкой культуре - раздвоением личности. Это сложное менталь-ное расстройство, при котором идентичность человека не является целой.
  Роберт словно пересказывал понятными словами Воткову главу из справочника по психиатрии, пояснив, что при ДРИ может сложиться впечатление, что в мозгу человека существует несколько разных личностей. Идентичность личности может быть как бы разделена на две и более части. При этом в определённые моменты у пациента происходит как бы "переключение" - одна часть его нового "Я" сменяет другую. Происходит такое своеоб-разное "маски-шоу". Более сильная маска может даже перехватить исполнительный контроль над функционированием базовой личности.
   - Тебе, как историку, это наверняка будет интересно. Первыми свидетельствами существования множественной личности можно считать палеолитические наскальные рисунки с изображения-ми шаманов. На одних наскальных изображениях шаманы "перевоплощались" в животных. На других показано, как в самих шаманов "вселяются" духи. Современные исследователи под понятие "расстройство множественной личности" подводят и то, что в прежние века именовалось Святой Инквизицией "одержимо-стью демонами". Существует известное среди специалистов описание женщины, которая не помнила о второй личности, укравшей собственные деньги. Описание сделал швейцарский медик эпохи Возрождения Парацельс.
  - Значит, в этой приличной даме одновременно обитала ещё и воровка? - со знанием дела определил Вотков. - У меня тоже есть похожий "пассажир", но он теперь элита, не то, что я. Ведь у нас в России люди его биографии часто становятся мэрами и депутата-ми, а учителя, врачи и библиотекари - не редко обитают на социальном дне.
  Доктор продолжал:
  - В 1784 году Арман Мари-Жак де Пюисегюр, ученик Франца Антона Месмера, при помощи магнетических техник вводил своего работника Виктора Раса в некое сомнамбулическое состояние. При пробуждении подопытный оказывался неспособен вспомнить то, что делал в изменённом состоянии сознания, тогда как в последнем он сохранял полную осведомлённость о событиях, случавшихся с ним и в обычном состоянии сознания, и в изменён-ном. Пюисегюр пришёл к выводу, что данный феномен схож с сомнамбулизмом (снохождением), и назвал его "магнетическим сомнамбулизмом". Это открытие сделало возможным рассматри-вать явление множественной личности, как синдром, который можно диагностировать и лечить..
  По словам Роберта, из-за недостатка диагностических инстру-ментов, существование диссоциативного расстройства идентично-сти долгое время ставилось под сомнение научным сообществом. Его считали порождением шарлатанов и писателей. Массовая культура с начала эры кинематографа активно эксплуатирует эту тему. И только примерно четверть века назад стали появляться серьёзные научные работы по данному вопросу.
  - Современные исследования показали, что данное расстройство не столь уж редкое. В наше время регистрируется с частотой от 1 % до 3 % среди всей человеческой популяции, и уверенно диагностируется примерно среди 5 % пациентов, попавших на стационарное наблюдение по вопросу психологического нездоро-вья.
  - И как это лечится?
  - С 2000-х годов диссоциативные расстройства активно иссле-дуются методами функциональной магнитно-резонансной терапии. Установлено, что изменения активности мозга больного, связанные с переходом из одного эго-состояния в другое, не может повторить ни обычный человек, ни специально обученный актёр. Причины этого расстройства пока точно не установлены. Но есть гипотезы, что ими могут служить пережитые тяжё-лые эмоциональные травмы. Особенно в детстве, когда ребёнок пытаясь защититься от невыносимой реальности, подсознательно сбегает глубоко во внутренний мир и создаёт там альтернативных героев, умеющих справляться с травмирующими вызовами.
  - Это всё очень интересно, но что мне-то делать?
  - Надёжное лекарства против твоей болезни пока не создано. Стандартной рекомендованной терапии тоже ещё не существует. Признание болезни научным сообществом не тождественно пониманию её природы. Данных по ДРИ накоплено ещё недоста-точно. Начиная лечение, мы в любом случае оказываемся в роли исследователей. А значит, наука и эксперимент! Для начала нам потребуется разработать протокол действий под твой случай.
  - Ты готов за это взяться, док? Только сразу предупреждаю, у меня нет денег оплатить твою работу.
  - Послушай, Павел, ты даже не представляешь как тебе повез-ло! - отмахнувшись от разговора о деньгах, успокоил Роберт.
  Павел Антонович не очень понимал в чём ему-то повезло. Ну с врачом понятно, наверняка, в случае успеха лечения, - это готовая докторская диссертация. Но он-то рискует каждый день, что окопавшийся у него в мозгу "Скрепа" перехватит контроль над его идентичностью и учудит кровавую Бучу потехи ради!
  Тем не менее Павел с понимающей улыбкой благодарно кивнул, памятуя о совместно выпитом коньяке и задушевной беседе в кафе за счёт щедрого "мозговеда".
  А Роберт уже прикидывал план опытов и экспериментов:
  - Давай так. На первом этапе нам надо с тобой договориться. Итак, когда такое случится с тобой в следующий раз, тебе надо постараться как бы слиться с персонажем в себе...
  - Что означает "слиться"?
  - Изучить его получше. Приглядеться. Понять его повадки, глубинные мотивы. Во всяком случае не трать отныне всю энергию на борьбу с личностями внутри себя. Тем более, что в некоторых случаях это будет бессмысленным расходованием психической энергии, которой у тебя итак дефицит. А некоторые твои маски, как я понял, властны и сильны.
  - Это-то как раз я в теории понимаю, но на практике, - что мне делать?!
  - Просто не осуждай их! Даже если тебе очень не нравится то, что происходит. Наблюдай. Если внутреннее беспокойство станет слишком сильным, прими препарат седативного свойства, который я выпишу. Главное, принять ситуацию, как временную норму. В конце концов этот персонаж порождён твоим мозгом. Попытайся проникнуть глубже в его мотивы. Что им движет? Ведь не просто же так он стал частью твоей личности. Воспринимай его как причудливую игру природы, которую тебе позволено наблюдать и изучать не из зрительного зала, а прямо со сцены...
  - Ты сказал про первый этап, Роберт. А что предполагается на втором?
  
  Глава 102
  На этот раз доктор зашёл как бы далека, приведя пример из собственной жизни:
  - До двадцати лет я не интересовался исследованиями человече-ской психики. Планировал стать хирургом. Однажды случайно оказался на семинаре известного психиатра, интересующегося параллельно буддистскими практиками. Этому человеку удалось заинтриговать меня всерьёз, я стал посещать его семинары. На них ставилась задача поддерживать состояние особой осознанности двадцать четыре часа в сутки. Лектор предлагал нам попробовать воспринимать окружающую действительность как сон, чтобы увидеть схожесть характера восприятия событий во сне и наяву.
  Возвращаясь однажды с семинара, я неожиданно ощутил необыкновенный внутренний подъём. Но это ещё был не инсайт.
  Чуть позже я пережил первое своё осознанное сновидение. Я поднимался на огромную гору, чуть ли не на Эверест. Причём без всякого специального снаряжения. В одной лёгкой рубашке я пробивался через сугробы и дикий холод. В какой-то момент взглянув на свою странную одежду, я подумал, как такое может быть? И понял, что это возможно потому, что я сплю. Тогда я по молодости решил съехать с горы на попе, будто с детской горки, на чём мой сон успешно завершился. Это потом я понял, что надо было задержаться на горе, поисследовать ситуацию, взглянуть на мир и свою жизнь с "высоты птичьего полёта"...
  Доктор выдержал значительную паузу и продолжил:
  - Как я понимаю, Павел, эти твои видения тоже похожи на сны наяву, не так ли?
  - Вероятно.
  - Попробуй, если получится, мягко повлиять на поведения персонажа. Не факт, что сразу получится, но иметь такое намерение будет полезно...Также я хочу в будущем попробовать метод провокации. Правда такой способ может оказаться довольно болезненным. Но шоковые методики могут нам тоже пригодить-ся... Повторяю, мы вступаем в зону неизведанного, где не существует проверенных безопасных троп к излечению.
   Выслушав пространные объяснения учёного на тему, почему это может сработать, Вотков внимательно посмотрел профессору в самые глаза, затем пошевелил губами, пытаясь высказать ответную мысль, но так, чтобы обойтись без крепких выражений, ибо имел веские основания для раздражения. Ведь такой же совет ему уже давал коллега Роберта из городского психдиспансера, ну, тот самый, у которого имелась собака, смешная и коротколапая с длинным телом, напоминающим формой колбасу, в которой оказывается жил удивительный дар видеть души умерших людей, которые, якобы, обосновались в телах живых. Но те советы Воткову не очень помогли, скорее они усугубили его проблемы.
   Склонив задумчиво набок свою крупную голову с давно нече-саными волосами, Павел Антонович ещё поразмышлял говорить ли ему об этом Роберту. И в конечном итоге выложил всё новому лечащему врачу. Рассказал, как уже пытался по чужому совету "слиться" со "Скрепой", впечатлённый его крутизной. Как затем выбрал себе в любимчики люстратора, который во многом напоминает ему себя и воплощает некоторые тайные желания, ибо из незадачливых писателей скаканул сразу в ферзи! В некой прекрасной России будущего он люстрирует тех, кто пока ещё благополучно заправляет Россией настоящего и тащит её в мрачное прошлое.
  Рассказал Павел и том, как по совету необычного доктора из городского психдиспансера и его ещё более необычной коротко-лапой собаки, им за одну ночь был писан провокационный роман и выложен в открытый доступ. Была надежда сесть за крамольную книгу в тюрьму, быть признанным иноагентом или хотя бы оштрафованным на крупную сумму, чтобы на волне признания схватить побольше хайпа на этом предприятии, и в итоге просла-виться и договориться с собственными бесами. Но роман остался незамеченным.
  - Правда, среди тогдашней моей хандры и тоски по какой-то иной настоящей жизни, которая остаётся недостижимым миражом на горизонте, в обстановке замурованности от большой жизни, в гнусной комнатушке гнусного дома, со мной стали случаться совершенно непостижимые взрывы уверенности и силы. Я вдруг переживал фантастический взлёт мысли, и начинал верить, что я действительно уникальный писатель и мой грандиозный взлёт уже не за горами. Не знаю, что это было. Но возможно совет вашего коллеги и его поразительной собаки всё же не был столь уж бессмысленным. И я решил продолжать дразнить судьбу. Тем более, что уходя каждое утро на ненавистную работу в эту свою курьерскую компанию я убивал в бессмысленной беготне день за днём. Жизнь складывалась так, что денег больше не становилось. Всё что зарабатывал, уходило на еду. Вдобавок я стал пить после работы. Безденежный период затягивался. С этим надо было что-то делать. Однажды на своей работе курьера я доставил заказ с большим опозданием. Я сделал это специально...
  Павел странно изменился в лице и сверкнул глазами, голос его изменился, стал ниже, зазвучал с хрипотцой, наполнился словеч-ками из ненормативной лексики:
  - Как ветеран СВО вернувшийся с Украины, я планировал снова стать хозяином своего занюханного городка, а для этого требова-лось разобраться с несколькими хохлами, которые специально последовали за мной "оттуда" в родной Королёв, чтобы отомстить за своих убитых на войне корешей. Когда очередной клиент начал кидать мне предъявы, что я доставил ему заказ с большим опозданием, я хотел было его порешить да передумал, просто опрокинув содержимое своего баула с заказанной жратвой на голову скандального фраера. И мне всё сошло с рук! Клиент тут же понял с кем имеет дело, признал ошибку и расплатился за повисшую у него на ушах пасту и съехавшую по лысине ему загривок пиццу. И ещё покорно отслюнявил мне два косаря за моральный ущерб...
  По словам Павла, ему это понравилось. И на следующий день на занятиях по шахматам в детском клубе он объявил родителям, что не собирается учить их тупых детей, которые настолько ленивы, что никогда не выполняют заданий, которые он им задаёт на дом. Тем более что сами родители не лучше. А от "осинки не родятся апельсинки"... И опять ему всё сошло с рук!
  - Прошла неделя и меня как ни в чём не бывало вызывают на очередной урок!.. Но одновременно я понимал, что если буду продолжать в том же духе, то погибну как Павел Антонович Вотков. Скорей всего меня посадят за какое-нибудь преступление. Потому что я чувствую, что "Скрепа" внутри начинает забирать во мне власть. А он настоящий отморозок! - ни комиссар революции, ни тем более тёзка-священник с ним не справятся.
  Роберт выслушал Павла и поздравил, что начало предстоящей им работе положено, одновременно пытаясь его успокоить:
   - И не думай о плохом. Никто тебя не посадит, Павел, у нас закон как дышло... к тому же отныне вся ответственность лежит не на тебе, а на мне, как на твоём лечащем докторе.
  Роберт ободряюще улыбнулся:
   - В науке отсутствие результата, - тоже результат, не стоит осаживать лошадей из страха свернуть себе шею. Бывают открытия, - двигающие прогресс, помогающие миллионам. Впрочем, я не призываю тебя к альтруистическому самопожертво-ванию. Речь всегда прежде всего о благополучии пациента. Когда будет накоплен достаточный материал, я обработаю полученные данные и пойму насколько был прав в своих предположениях, уверен, что смогу помочь тебе значительно улучшить качество твоей жизни. Ты ведь оптимист, как, впрочем, и я.
  "Отлично, значит снова придётся влезть в шкурку подопытного кролика", - с философской обречённостью сказал себе Вотков, однако-ж согласно закивал, давая тем согласие стать научным материалом в лаборатории амбициозного доктора с замашками исследователя...
  
   Всё это время на приборной панели автомобиля Роберта звучало радио. Ведущий эфира, известный пропагандист Владимир Соловьёв нёс абсолютную пургу, даже затмив уровнем бреда себя обычного. То ли крыша окончательно поехала у путинского "Геббельса", то ли он вышел в эфир в стельку пьяным. Но скорей всего окончательно свихнулся, отравившись собственной злобой и ненавистью к человечеству, что и неудивительно при его-то работе...
  
  Глава 103
  (2 мая 2024 года. До означенной даты покушения на него осталось 8 дней)
  
   Появившись в студии собственной радиостанции Владимир Рудольфович Соловьёв сразу стал вести себя очень странно, поражая даже собственных подчинённых своим поведением, а главное провокационностью заявлений:
  - Вообще-то нападение на Украину было огромной ошибкой, - заявил ведущий на всю страну в студийный микрофон. - Мне трудно об этом говорить, ведь всё это время я утверждал обратное. Но если уж "по чесноку"... то можно было вполне с хохлами договориться, без применения силы. И Пригожин это незадолго до своей гибели признал. А русскому народу эта война нужна примерно так же, как Владимиру Владимировичу народное образование и медицина...
  "Зачем такой крутой солидняк, у которого везде и всё схвачено, пытается закенселить самого себя, одним махом перечёркивая все прошлые заслуги и достижения?" - не могли взять в толк сотруд-ники радиостанции. Все давно привыкли к тому, что у босса бывает несёт изо рта, как из канализации, что он часто матерится, не владеет темой, никого не слушает, орёт на людей, перебивает, позволяет себе распускать руки, рыгает в микрофон и пукает, не стесняясь окружающих...но чтобы такой сервильный к начальству угодник вдруг изменил себе и залаял на хозяина!!!.. Ведь по нынешним временам такие мысли вслух однозначно расценивают-ся как дискредитация армии и власти. А фейки об армии наказы-ваются по всей строгости закона РФ.
  Скоро Соловьёву позвонили из Администрации Президента РФ и тактично посоветовали:
  - Владимир Рудольфович, ну как же так? Мы вас ценим, уважа-ем, можно сказать любим, а вы... Давайте договоримся, что в следующий раз перед эфиром вы воздержитесь от крепкого алкоголя и психостимулирующих веществ или чем вы там балуетесь. Мы понимаем, что работа у вас нервная, и всё-таки.
  В переводе на нормальный язык это означало: ещё один такой косяк и останешься без работы, падла.
  Соловьёв был опытный журналист и мог бы виновато соврать про чужой день рождения накануне и больную с похмелья голову, вместо этого с каким-то идиотским простодушием ответил:
  - Решил больше не претендовать на место... не хочу с вами у одной расстрельной стенки стоять. Осенило... Но всё равно спасибо, что поговорили со мной...и больше не беспокойтесь.
  - И давно это с вами? - ещё пуще прежнего неприятно удиви-лись в трубке.
  Соловьёв назвал случайно осевший в памяти день, когда впер-вые позволил Путину поиметь себя за большие деньги и резкое повышение по службе.
  Через полчаса он нашёл в интернете то самое часовое интер-вью, с которого всё началось. Кое-что пересмотрел. Задумался...
  Ржавчина и гниль. Двадцать лет вранья и торговли собой. И всё же какая-то жизнь была за этим, какие-то радости, чувства, смыслы... Не в самой работе, а там, на фоне...Возможно, ему есть куда вернуться.
  В один поток нельзя вступить дважды. Но можно сквозь мутные воды различить оставленные на счастье монетки, стекляшки от пикников на берегу. В них остатки надежды...
  Тяжка и болезненна дорога к себе прежнему. Ещё противней так и подохнуть куском засохшего говна на том берегу.
  
  *
  
  После разговора с психиатром Павел попытался изменить собственное отношение к личностям внутри себя, взяв за основу полученные от доктора советы. Труднее всего было смириться и безоценочно наблюдать, не беря на себя никакой ответственности за действия тех, кто порождён твоим мозгом.
  Между тем мэр города Михаил Скрипарь, "скрепа" и "шатун", совсем с цепи сорвался от ощущения собственной власти и безнаказанности, изнасиловав несовершеннолетнюю победитель-ницу конкурса Мисс города - показал гордячке, что значит любить "по-русски"! Дескать, многие хохлушки на оккупированных территориях это от него узнали и остались довольны. И ещё узнают - прибалтки, грузинки, молдаванки, казашки! У него, Скрепы, на всех пороху хватит, когда Вован объявит о новых великих походах за бесконечно расширяющийся "Русский мир".
   Впрочем, обесчещенная им юная красотка не оценила своего счастья и пожаловалась папе с мамой. Вначале Скрипарь думал прямолинейно запугать родителей девушки. А когда замять скандальный эпизод не удалось, во всём обвинил саму пострадав-шую. И это сошло чиновнику с рук! Скрипаря пожурили и простили...как ветерана СВО, который на войне получил контузию. И вообще, оказалось, что он никого не насиловал, а даже наоборот! Ведь девица сама вела себя как проститутка, когда вышла на сцену городского Дома культуры в одном купальнике, да ещё строила глазки сидящему в первом ряду градоначальнику...
  Сам себя "Скрепа" оправдал за изнасилование "мисски" очень просто: "Разве это моя вина?". Таким его создала Природа. Ведь в момент изнасилования желание его мужчины было таким сильным, что он убил бы любого, кто попробовал не дать ему совокупиться с красоткой. Зато от неё чудесно пахло юной свежестью, морским бризом и ромашковым лугом. А как она визжала и орала, когда он рвал ей девственность!
  После того, как Церковь фактически отпустила герою войны все грехи и зарезервировала за ним место в раю, под гарантию того, что с Богом у них давно всё схвачено по их ведомству, "Скрепа" расслабился окончательно. И с удовольствием пустился в исследование собственной греховности, убедившись снова в огромной привлекательности зла по сравнению с постным благочестием; в чём прежде всё же побаивался признаться даже самому себе, опасаясь прилётов от "пахана с облака", которому, правда, регулярно отбашлял десятину за "крышу" (ведь всем она нужна, даже Президенту). А тут ему стало совсем лайтово и кайфово...
  
  Глава 104
  Вотков тут же в подробностях поведал об этой истории докто-ру, особо оговорив, что всё же не в состоянии спокойно созерцать, что творит этот извращенец. Особо Павел Антонович подчеркнул, что не имеет ничего общего с этой скотиной. Даже принялся стыдливо оправдываться, что не получает от навязанных ему преступных фантазий, которые вне зоны его контроля, ни малейшего удовольствия.
  Роберт лишь хитро усмехнулся краешками губ. Впрочем, тут же напустил на себя сочувственную серьёзность:
  - Понимаю, ты испытываешь острое чувство раскаяния и вины по отношению к жертве этого человека, и это нормально, - успокоил он, ещё раз подчеркнув: - Ведь Павел Антонович Вотков и это чудовище мэр - вовсе не одна личность.
  Павел облегчённо вздохнул, закивав.
  Роберт продолжал:
  - "Скрепа" только неконтролируемый вулканический выплеск той бессознательной энергии, которая копилась в глубинах твоего подсознания, и природу, которого нам только предстоит выяснить. Скажу образно, мы с тобой исследователи на борту глубоководно-го аппарата в самом начале погружения. Так что не беспокойся ты так, всё идёт в штатном режиме...
  При этом доктор добавил, желая окончательно снять с души пациента камень:
  - Ты, как добропорядочный гражданин, испытал настоящий шок, не ожидая такого от себя. Однако, что любопытно, в "тебе" другом оставалось достаточно рассудительности, чтобы понять всю противозаконность своих действий, а потому принять меры для своего оправдания: ты задействовал свои мощные связи, включая высшее руководство области.
  - Это не я задействовал! - возмутился Павел, категорически отказываясь иметь хоть что-то общее с этой мразью "героем СВО".
  - Конечно не ты! - охотно согласился доктор. - Но мы вынуж-дены в терапевтических и научных целях сделать некоторые неприятные допущения. "Ты" обманом заманил девицу в свой джип и силой привёз её в своё логово для утех в лесу. Здесь мы видим типичное поведение хорошо организованного серийного маньяка, опьяневшего от авансового одобрения всех его действий социумом. Ведь он сильный мира сего, мэр, герой СВО! Он связан с правящей партией. Полагаю, в следующий раз "Скрепа" получит массу положительных эмоций не просто изнасиловав жертву, а убив её. С его-то фронтовым опытом и явными проявлениями прогрессирующего посттравматического синдрома, он явно готов перейти на новый уровень - к расчленениям тел, даже наверняка ему доставит массу удовольствия это делать. Думаю, со временем его карьера дойдёт до каннибализма.
  - Господи, избавь меня от него! - взмолился Вотков. - Ты так спокойно об этом говоришь, Роберт! Но я не желаю больше иметь ничего общего с этим психопатом, хоть он и мэр моего родного города! Избавь меня от него!!! Я даже согласен, чтобы та часть мозга где угнездился "скрепа", была выжжена током, вырезана, словно злокачественная опухоль, скальпелем, ты же сам говорил, Роберт, что собирался в молодости стать хирургом. Уничтожь зло любым способом. Я на всё готов!
  
  Глава 105
  После крайне неприятного видения себя в образе мэра Павел Антонович срочно воспользовался советом Роберта "поступить наоборот". "Зверя в себе можно подкармливать, - объяснял Воткову Роберт, - с ангелами тоже самое".
  Буквально на следующий день Павел Антонович сделал щедрый подарок бывшему коллеге по совместной работе в школе. Учитель географии Толик Коновицын много лет уговаривал историка уступить ему свою коллекцию марок. Павел отказывался, ведь её начинал собирать ещё покойный отец. А тут взял и подарил! Не взяв ни копейки.
  И буквально через несколько часов Павел получил награду, пережив приятный параллельный опыт. Как приходской священ-ник он решительно отказался проповедовать перед паствой за войну.
  А произошло всё так. Начав читать с амвона спущенную сверху во все приходы страны методичку с текстом молитвы за победу русской рати на Украине, за вечное правление царя Путина, отец Павел начал:
  - В богохранимой стране российской властям и воинству ия и первому верховному вождю многие лета!
  Но прервав литургию о многолетии Путина, вдруг запнулся. А всего то и требовалось прочесть с бумажки одобренный патриар-хией текст, где-то в нужных местах помянуть хвалебными словами земное начальство в лице Президента и во всём угождающего ему патриарха Кирилла; славить их наравне с богом, спасителями и всеми святыми.
  Помогающие своему батюшке дьячки и певчие "хорошо знали" свое дело и готовы были поддержать отца Павла - система не должна была дать осечки.
  Однако пауза затягивалась.
   "Почему я произношу всю эту мерзость? Я ведь поп, но не попка! Разве Иисус не дал чётких критериев истины?", - мысленно спросил себя отец Павел и обвёл зароптавших в непонимание прихожан изумлёнными глазами и воскликнул:
  - Опомниться же пора, братья, сёстры! Что я вам говорю! Зачем вы слушаете! Гнать надо такого пастыря! Разве Спаситель наставлял нас: "Убий врагов вашего царя"?! Разве Бог - не есть любовь? Разве не заповедовал он нам, грешным: "Полюбите врагов ваших, как любите меня. Прощайте обидевших вас, как я прощаю вас".
  Под сводами храма воцарилась звенящая тишина. Молодой еретик, скрепя сердце, продолжил, отринув от себя страх церков-ного наказания, которое обещало быть очень суровым. Раскольни-ков во все времена жгли, морили до смерти голодом, топили, закапывали живьём в землю, и нравы не слишком смягчились.
  - А что Христос говорил изгоняя менял их храма?! - эти слова отец Павел обратил уже епископу, который из глубины алтаря, попивая чаёк с бутербродами, надзирал за службой взятого высоким начальством на карандаш попа. Оттуда донесся сильный кашель, ревизор похоже подавился от неожиданности своей икоркой.
  На этот раз присланный начальством ревизор не смог заставить отца Павла пойти против собственной совести. Не подействовали угрозы запрета в служении и лишения сана...
  
   Доктора, которому Павел Антонович по горячим следам рас-сказал и об этой истории, очень заинтересовало, что пациент смог как бы передать часть своей энергии и этической мотивации воображаемому священнику, которому прежде не хватало духовной силы противиться давлению аморальной среды.
  - Вот видишь, Павел, в этот раз тебе удалось управлять одним из своих персонажей. Значит, в принципе это возможно. Можешь вспомнить, что тебе помогло?
  - Недавно я вспомнил библейскую притчу о Фоме, и специально нашёл её в Интернете.
   Павел Антонович по памяти процитировал: "Если не увижу на руках его ран от гвоздей и не вложу перста свои в раны его, не поверю. Пришёл Иисус, когда двери были заперты, встал посреди них и сказал: "Мир вам. Фома подай перст свой сюда и посмотри руки мои и не будь не верующим".
   - И как священник я понял, что вера моя лишь на словах, если я, зная Христа, боюсь земных властей.
  Роберт задумался. А потом сказал:
  - Видишь, значит, в принципе для каждого персонажа в твоём мозгу существует лекарство - оно внутри тебя же. Для кого-то это сильная религиозная вера. Для другого что-то иное... Теперь я почти уверен: в тебе есть потенциал для их коррекции. В этом твоём священнике, отце Павле, было много личного нарциссиче-ского позёрства, подавляемой гордыни. И это помимо тех недугов, которыми в целом поражён организм всей РПЦ. Однако ж, молодой священник нашёл в себе силы встать на путь преодоления собственной греховности!
   Другое дело, что мы находимся только в самом начале пути, работа предстоит большая.
  - Но как мне справиться с этим чудовищем из "наших" - со Скрепой?! Он пугает мне всё сильней. Мне страшно иметь в своей голове такого бандита да ещё при большой власти.
  Роберт согласился, что проблема серьёзная:
   - Но, как мы теперь знаем, в тебе нет ничего постороннего. Всё, что с тобой происходит, является частью тебя. Как ни тяжело это принять, но необходимо. Мэр вероятно воплотил в себе такие-то травмы и пороки, от которых тебе самому, Павел, надобно избавиться с его помощью...
   Поскольку Роберт был необычный врач, а исследователь, то не мог обойтись в разговоре с писателем обычными медицинскими рекомендациями, а пустился в рассуждения:
  - "Скрепа", как большая часть русского народа - несомненно тяжело болен нравственно. К счастью, есть священник, отец Павел, который взялся изгонять из себя личных бесов, и на этом явно не намерен останавливаться. Я подозреваю, что он и есть противоядие для "Скрепы", которое не случайно создано твоим мозгом.
   Больному обществу, как и обычному человеку, страшно неприятно, а порой и больно, видеть себя как бы со стороны. Но точный диагноз, повторяю, необходим. Твой люстратор ведь в прошлом писатель. А мы, не смотря на великую русскую литера-туру, до сих пор не имеем точного, не комплементарного, понятия о себе, как о народе, так что всем нам, россиянам, жизненно необходимо - проанализировать, кто мы...
   Но Павлу хотелось услышать что-то более конкретное о сроках и конкретных способах избавления от пугающего его мэра.
  Роберт продолжал рассуждать:
  - Думаю, он следствие психологической травмы, пережитой тобой, возможно очень давно. Может даже в детстве. Проблема в том, что травма вызывает расщепление психики, как средство совладать с невыносимыми чувствами. Возможно, с ужасом возможной гибели или жестокого наказания, тажялейшей потери. В критической ситуации сильнейшей психологической травмы включается такой вот аварийный механизм реакции на душевную боль, позволяющий справиться с ней посредством реакции шока.
   Разницу между просто стрессом и травмой можно выразить так: в стрессовой ситуации у человека есть выбор как отреагиро-вать: либо борьбой, либо бегством ("драться или бежать"), тогда как в ситуации травмы есть только одна возможность - замереть и внутренне расколоться. Частично спрятаться глубоко в себя ("замереть и/или фрагментироваться"). Стресс-реакция ведет к мобилизации энергии организма, а травма-аварийный механизм ведет к демобилизации и временному обесточиванию воли сопротивляться... Стресс-реакция открывает психологиче-ские каналы, а травма их закупоривает, капсулирует травмирую-щие воспоминания.
   Но, по моей гипотезе, этот же механизм, при умелой повторной провокации, может запустить реверсный процесс, и тогда глубоко засевшие в мозгу, закапсулированные в целях защиты от них сознания, осколки травмировавшей личность ситуации, окажутся извлечены и отторгнуты самим организмом, как отторгается засевшая глубоко под кожу заноза. Тебе понятно?
   Павел понял по рассказу доктора только то, что пока ещё Роберта рано пытать о характере задуманной им провокации, наверное он и сам ещё не придумал, как это сделает.
   При этом Роберт неожиданно озадачил Павла словами, что не склонен теперь считать именно "Скрепу" самым крепким орешком, с которым придётся что-то делать:
  - Предвижу, что с твоим люстратором, Павел, придётся повозить-ся. Природа этого персонажа мне пока не до конца ясна. Кто он? Коварная инфекция, постоянно мимикрирующая под фагоциты, чтобы обойти иммунную защиту организма. Или всё же лекарство X...Я даже подозреваю, что должен быть кто-то ещё. Четвёртый. Некто, кто пока находится для тебя на бессознательном уровне.
  
  Часть Третья
  Глава 106
  (4 мая 2024 года. До означенной даты покушения на него осталось 5 дней)
  Утро.
  
  "Уважаемый Владимир Рудольфович!
   На состоявшемся сегодня заседании Совета директоров объединённой телерадиокорпорации "Останкино-ВГТРК" принято предварительное решение прервать Ваши рабочие отношения (кроме как акционера) с компанией, в соответствии с третьим параграфом Вашего контракта. В Случае дальнейшего злостного нарушения Вами условий заключённого с корпорацией трудового договора, данное решение немедленно вступит в силу.
   Пока же убедительно просим Вас не покидать территории Российской федерации в ближайшие недели. В этом случаи Ваши права и привилегии прерогативного акционера и сотрудника Корпорации останутся в силе.
   Генеральный директор компании и Совет директоров благода-рят Вас за понимание и сожалеют о необходимости напомнить Вам об условиях контракта в связи расхождением точек зрения на вопросы стратегии корпорации, повлекшем это предупрежде-ние.
  
  Искренне Ваши,
  Председатель Совета директоров, генеральный директор АО "ОРТ Первый канал - К. Л. Эрнст
  Генеральный директор ФГУП "Всероссийская государственная телерадиокомпания" (ВГТРК) -.Олег Борисович Добродеев.
  Руководитель редакции общественно-политического вещания и старший менеджер (ОРТ) - А. З. Крузе
  Генеральный менеджер объединённой редакции - А. В. Злотопоп-ский
  Старший менеджер и генеральный продюсер (ОРТ) - Ю.А. Разгуляев
  Руководитель аналитической дирекции - Астамбаева (ОРТ- ВГТРК - И. Ю. Сулейманов)
  Руководитель пресс-службы Объединённой корпорации - С.С. Деточка".
  
   Соловьёв перечитал полученное им на электронную почту письмо трижды, но так и не вспомнил текста контракта, содер-жащего третий параграф (равно как и все прочие). Он давно работал не перезаключая трудового договора, на основании устных договорённостей, и получал свои многомиллионные гонорары чёрным налом в конверте. А числился по трудовой книжке советником по культуре и информационной политике в Администрации Президента РФ.
   Начальство явно пыталось взять его на понт. Но эти ребята забыли, что он сам дворовый парень из подворотни. И такие дешёвые наезды с ним не проходят. Если они хотели его ещё больше пугануть, то попытка не засчитана.
   По пути к машине Владимир с тревогой поглядывал на небо, - с Востока и Севера надвигались тёмные облачные фронты, и хотя прогноз погоды обещал ливень с грозой только к ночи, близкие раскаты грома свидетельствовали о другом.
   Вдруг он заметил у детской площадки в траве что-то непо-движное серо-полосатое. И внутри всё сжалось от дурного предчувствия. Неужели что-то нехорошее случилось с "Паште-том"!
   Они познакомились случайно пару месяцев назад. Просто однажды дворовой кот подбежал к незнакомому мужчине и принялся доверчиво тереться о его ноги мягким боком, проси-тельно мяуча. Большой, пушистый, обычный серый котяра. С белыми "носочками" и манишкой на груди. Кот внимательно и дружелюбно посмотрел на Владимира, и было в этом взгляде столько житейской мудрости и доверия, что обычно не склонный к дешёвым сантиментам мужчина расчувствовался. Потом голубоглазый вполне по-кошачьи обнюхал его новые итальянские ботинки. Что-то, видимо, в этом запахе ему не понравилось, потому что он сморщился, чихнул, повертел башкой, но все же по-хозяйски улегся прямо на носы заграничных штиблет, аккуратно подобрав под себя лапы и хвост, положил морду, прикрыл глаза и громко заурчал. С той встречи, Владимир стал по пути с работы покупать пакетики с кошачьим кормом, чтобы в бардачке машины никогда не переводился их запас, и регулярно подкармливал нового приятеля. Особенно коту нравилось консервированное рагу со вкусом печёночного гусиного паштета. Отсюда и родилось его прозвище.
   Соловьёв подошёл ближе. "Паштет" лежал на боку, вытянув лапы и не шевелился. Надежда, что он спит, быстро растаяла. Рядом на траве осталось несколько капель свежей крови. Кто-то подстрелил увальня из малокалиберной винтовки. Но кого мог разозлить безобидный упитанный толстяк?! Вечно голодный меховой шар. Добродушный котяра, готовый ластиться к любому, кто позовёт, и благодарно урчать в ответ на минимальную ласку. За что? Да мало ли. Народ нынче ожесточился.
  Владимир сходил к машине, нашёл в багажнике кусок брезен-та, вернулся, завернул тело приятеля и положил на пассажирское кресло рядом. Надо будет придумать, где похоронить несчастного "Паштета".
  
   Через час в ответ на его запрос из юридического отдела родной конторы телеведущему скинули на телефон ещё кое-что. Почти одновременно с этим посыльный на скутере отыскал в потоке машин его автомобиль и вручил через приоткрытое стекло пакет, внутри которого оказалась широкополая американская шляпа, наподобие тех, что носят техасские рейнджеры и ковбои.
   Некоторые документы были очень любопытные. Например, его "контракт": там, ясное дело, имелся третий параграф, по которому ведущего могли выгнать без предупреждения, с выходным пособием в размере трехмесячного заработка. Но седьмой параграф был ещё интереснее. Согласно этому парагра-фу он брал на себя обязательство в течение пяти лет не поступать на работу, даже рядовым корреспондентом, в конкурирующие фирмы (ни в отечественные, ни в иностранные), не испросив на это согласия у прежнего нанимателя, оказывается, имевшего на него полные права. И само собой, телеведущий не мог покидать страну без уведомления работодателя, давать интервью, снимать-ся в рекламе... Как-то раньше об этих пунктах "звезде" никто не напоминал, и он делал, что хотел. И вдруг оказался на коротком повадке у хозяев!
  Иными словами, если он решил уйти с работы, - то в принципе пожалуйста, в любое время, надо только прийти со этой самой шляпой в протянутой руке к Эрнсту, Добродееву или кому-то ещё из главных боссов и попросить у них разрешения. Шляпу, видимо, ему прислали с курьером именно для этого.
   Но пять долгих лет он не сможет пользоваться своим лицом и славой без их разрешения. Проще, наверное, податься в пастухи, "пусть меня научат", тем более, что соответствующая шляпа у него имеется.
   Были там и надлежащим образом оформленные копии актов передачи им прав на все свои авторские программы, книги, документальные фильмы, лекции, и ещё на некоторые мелочи. А главное, он уступал самого себя! Как именно боссы рассчитывали использовать раскрученный бренд "Владимир Соловьёв", можно было только предполагать.
   Но он никогда не переуступал прав на свою интеллектуаль-ную собственность! Даже лицензий на них не оформлял, не регистрировал себя как товарный знак, хотя мог бы при желании: созданные им творческие продукты были его детищем, и он не видел в этом срочности.
   Последними тремя документами были: сертификат на его акции (кроме тех, что он успел подарить бывшей жене и детям от первого брака), заверенный к оплате чек о том, что он должен рассчитаться за некоторое взятое напрокат у корпорации оборудование, арендованный транспорт, персонал и помещения. Имелся ещё один чек. И письмо, разъясняющее составляющие его суммы: его трёхмесячная зарплата как выходное пособие за вычетом накладных, штрафных и прочих расходов; компенсация за "седьмой параграф" и, наконец, надбавка в тысячу долларов "в знак признательности корпорацией его особых заслуг перед нею" - последнее выглядело особенно мило с их стороны. Но по итогам выходило, что он ещё оставался должен корпорации около семисот тысяч долларов, а точнее 695 876 баксов. Эти деньги ему надлежало выплатить бывшему работодателю, если он сейчас решит уйти в течении десяти рабочих дней. Оформлено всё было гладко, мошенники так обычно и работают - мастерски маскируя кидалово, чтобы невозможно было придраться. Как никак на родное руководство работают первоклассные юристы и бухгалте-ра! Целый штат крючкотворов.
  Снова перечитывая эту поразительную подборку, Владимир донял, что он был не слишком умён, подмахивая всё подряд, что ему подсовывали на подпись. А в том, что подписи были его подлинные, сомневаться не приходилось.
  
  Глава 107
   От всего, что на него навалилось телеведущий настолько разволновался, что немедленно отправился посоветоваться с адвокатом - очень ловким, жадным и не слишком щепетильным.
  Сперва тот пообещал взяться за это дело и отмазать VIP-клиента, естественно, за приличный гонорар. Но, закончив разглядывать предъявленные доверителем экспонаты и узнав подробности, как-то скис и, откинувшись на спинку кресла, сложил руки на животе.
   - Владимир, я лучше дам вам совет. Бесплатно.
   - Ну?
   - Не рыпайтесь. Шансов у вас почти нет.
   - Но вы же только что говорили...
   - Я знаю, что говорю. Они вас облапошили. Но как вы это докажете? У них хватило ума не трогать ваших акций и не обчистить вас до последнего цента. Они скажут на суде, что понесли огромные убытки из-за ваших проблем с дисциплиной и попыток наложить лапу на их интеллектуальную собственность. Но они так же скажут, что, не смотря на это, поступили с вами довольно гуманно.
  - Вы так называете этот откровенный разбой! - изумился Со-ловьёв. - А как же повешенный на меня астрономический долг?
  - Вы получили то, что должны были получить. Вам выдали всё, что причитается, и даже тысячу сверх того, как ласковый пинок под зад - дескать, ступай, милый, мы на тебя не слишком сердимся.
   - Но у меня не было такого контракта с ними! И я не переусту-пал им этих патентов!
   - Из ваших бумаг явствует, что был и контракт, и всё остальное. Подписи ваши, вы сами признаёте. Или кто-нибудь может подтвердить ваши слова?
   Соловьёв задумался. Доказать он, конечно, ничего не мог. Он толковый журналист, но юрист из него хреновый. Даже его ближайшие друзья по работе не знали, что делается в конторе, а иначе обязательно предупредили бы, посоветовав быть насторо-же. Единственными свидетелями были... а впрочем, они не станут ничего подтверждать, своя шкура им дороже!
   - Теперь насчет тех акций, что вы подарили бывшей семье. Это единственная зацепка хоть что-то оспорить. Если вы...
   - Но это - единственная бумажка во всей стопке, которая действительно законна. Я сам переписал эти акции на имя близких.
   - Сумеете убедить их выступить на вашей стороне в суде? Если мы сможем надёжно опереться на показания вашей бывшей жены и детей, то будем иметь шанс побороться ещё за что-нибудь.
   - Чёрт, я не хочу втягивать их в это дерьмо! К тому же они давно живут на Западе и вряд ли захотят сейчас возвращаться в Россию, с риском привлечь к себе интерес и оказаться вместе со мной под западными санкциями.
   - Это ваше дело. Просто всё по порядку. Есть у вас ещё свидетели, письма или какие-то иные доказательства того, что, даря акции, вы подразумевали, что это - лишь небольшой подарок вашим близким от состоятельного человека, чьё финан-совое положение более чем безоблачно?
   Владимир задумался. Свидетели у него, понятное дело, были. Все те же двое коллег из ближнего круга, и бывшая супруга с детьми, у которых давно своя взрослая самостоятельная жизнь. Но втягивая их в это дело...не подставляет ли он и их под опасность. В отличие от Путина, которому кажется плевать было на собственных дочерей и жён, Владимир Рудольфович с чисто еврейской щепетильностью относился к родной крови.
   - Вот видите? У нас только ваши слова - против их слов и кучи свидетелей, которых ваши боссы легко наберут в случае судебной тяжбы, и у них вдобавок ещё куча документов. Вы не только ничего не добьётесь, но и рискуете из-за постоянных нервно-психических перегрузок угодить на лечение в такое место, где каждый - Наполеон, с диагнозом "навязчивые идеи...". А ещё вернее, что вас окончательно разорят и уничтожат вашу репутацию. Мой вам совет: решайте дело миром.
  Адвокат помолчал, наблюдая за бурей эмоций на лице клиента, и с кислым видом озвучил альтернативу:
   - Или тогда уж плюньте на их седьмой параграф и обращай-тесь в суд. Мне было бы очень интересно посмотреть, как пойдёт подобное дело в суде, конечно, при условии, что мне не придётся вас защищать...Только не пытайтесь обвинить их в сговоре с целью мошенничества. Если не желаете вдобавок к нынешним неприятностям напороться на встречный иск о клевете и защите чести и достоинства, что позволит обобрать вас до нитки, забрав даже то, что оставили сейчас. Вам останется признать себя банкротом, а такой талантливый человек, как вы не заслуживает столь печального финала...
  
   Прямо под адвокатской конторой располагался бар. Остава-лось только спуститься на пару этажей, чтобы пропустить пару рюмок, а потом ещё полдюжины.
  
  *
  
  Для решения дальнейшей участи поступившего в психиатриче-скую больницу пациента был собран врачебный консилиум.
  Роберт выступал в роли как бы адвоката Павла Антоновича перед "судом" коллег. Делал он это аккуратно и дипломатично, начав свою речь довольно неожиданно:
  - Не смотря на чрезвычайно внушительную внешность, слиш-ком внушительную для безвестного писателя и учителя-неудачника, изгнанного даже со своей не слишком престижной должности в обычной средней школе, чрезвычайное внешнее спокойствие его тона, которым он отвечает на ваши вопросы, терпеливую мягкость в разговоре и исключительную вежливость, то есть черты внутренней уравновешенности, - мы имеем перед собой на самом деле хронического невротика с молодых лет, - говорил Роберт коллегам-врачам, указывая на Воткова.
  - Даже обычная необходимость объясниться по деловым вопро-сам с прежним начальником в лице бывшей директрисы его школы, пациента страшно нервировала, пугала и утомляла. Такой пацциент и в нормальных-то условиях обречён на тяжёлую жизнь человека, нуждающегося в заботе и опеке. Но мы имеем перед собой глубоко травмированную личность. Травмированную обстоятельствами, некоторые из которых ещё предстоит выяснить в процессе более глубокого обследования больного. Но сам факт травмированности пациента на лицо! Травма стала катализатором расстройства, о характере которого я уже вас, уважаемые коллеги, ознакомил.
  Этот Роберт на трибуне совсем не был похож на того Роберта, с которым Павел Антонович гулял недавно по территории ВВЦ. Перед собранием врачей выступал человек Системы, мэтр, хорошо знающий себе цену и негласные правила, по которым живёт профессиональное сообщество. Он знал, на какие клавиши следует жать, чтобы не нарваться на неприятности и добиться своего.
  - Но вы можете быть спокойны относительно дальнейшей судьбы данного пациента. Я готов посвятить исследованию этого сложного случая столько времени, сколько потребуется. Мне он интересен. К тому же нам удалось установить хорошие довери-тельные, даже дружеские отношения. Говорят же, что встречи невротиков со своими психоаналитиками решаются, наверное, на небесах.
  Роберт слегка улыбнулся и аудитория отозвалась на шутку одобрительными смешками.
   - Так вот, коллеги! Я тот самый доктор, который поведёт историю этой болезни до какого-то приемлемого результата. От вас же, коллеги, нужно принципиальное решение, об официальном признании гражданина Воткова психически нездоровым, нужда-ющимся в постоянном наблюдении.
  Речь самого докладчика велась таким спокойным и уверенным тоном, что не вызвала возражений, во всяком случае на поверхно-сти. Его солидная фигура на трибуне, которая воплощала положительность и уверенность в себе. Глубокий бархатный голос...Правильно построенные фразы... Опора на хорошо проработанный к этому выступлению фактологический материал. Округлые жесты... Создали атмосферу респектабельности. Возможность конфликта, критики, спора как бы устранялась сама собой естественным ходом вещей.
  При этом у Роберта хватало в зале недоброжелателей. Часть коллег считали оратора немного еретиком из-за его интереса к не чисто научным учениям и склонности к нестандартным методам терапии. Врачей классической школы неприятно задевало и даже скандализировало в его подходе странное сочетание традиционно-го физиологического реализма с почти беллетристическим шаманским анализом душевных явлений, порой на грани научного хулиганства.
  Впрочем, по нынешним временам и более радикальный еретизм допускался, при наличии высоких покровителей в весомых инстанциях, какие за спиной докладчика стояли. Поэтому скептики решили про себя: "Пусть этот такой же невменяемый доктор и дальше копает себе карьерную яму, связываясь с этим чокнутым писателем. Однажды он сломает себе шею. А мы подождём, когда он туда свалится, чтобы быстренько похоронить его репутацию".
  Вердикт консилиум был таков:
  - У нас нет основания не доверять Вашей оценке данного случая. Озвучил его внушительного вида академик с окладистой бородой и с проседью в шевелюре.
  - Как нет ни тени недовольства теми фактами ведения вами пациента, которые Вы тут только что нам изложили. Так нет и недоверия к Вам, уважаемый коллега, лично у меня... В моих глазах Вы были и остаётесь одним из первейших и лучших практикующих специалистов и исследователей...У вас в достатке таких важных для врача-психиатра качеств, как готовность поменять оптику для взгляда на новую проблему, гибкость при необходимости меняться самому вслед за меняющейся задачей... Знаю по прошлым нашим разговорам, что, как бы вы не считали себя научно правым, вы готовы в любой момент отказаться от собственной правоты ради того, чтобы шагнуть за пределы изведанного... И теперь вы более чем правы, чем когда-либо...Но гораздо важнее, что вас не пугает перспектива утратить эту правоту на той зыбкой почве, на которую вы так отважно уступаете.
  Итак, Павла Антоновича признали больным. Не может же в самом деле нормальный человек, будучи в ясном уме, критиковать такую прекрасную власть президента Путина? И такую необходи-мую стране справедливую войну! При этом консилиум постановил, что, так как пациент признал себя больным, понимает необходи-мость лечения и не представляет социальной опасности ни себе, ни обществу, то может быть выписан под личную ответственность своего лечащего врача и впредь лечиться у него амбулаторно.
  
  Глава 108
  Буквально через три дня после того, как Павла Антоновича Воткова выпустили из больницы, ему пришла повестка явиться в прокуратуру.
  Стоял прекрасный майский день, какой выдаётся после силь-ного дождя. Только начинало припекать ласковое солнце, сырой асфальт под ногами ещё отдавал прохладу. Из скверов, из дворов, с подоконников первых этажей тянуло свежей зеленью и задышав-шей в полную силу весенней землёй.
  В такой день идти в подобное учреждение совсем не хотелось. Вотков брёл словно на каторгу.
  Накануне состоялся первый сеанс психотерапии. Когда Вотков появился в кабинете Роберта, там уже стоял мольберт с кистями и красками. Будучи новатором, Роберт сказал, что сегодня Павлу предстоит арт-терапия в свободном стиле абстрактного искусства, импрессионизма, освобождённого от какого-либо контроля разума и логических законов. Врач поставил перед пациентом целью спонтанно выразить текущее состояние своего внутреннего мира, попробовать открыть дверь в подсознание с помощью хаотиче-ских, абстрактных форм. Требовалось взять за главный принцип самопроизвольное, автоматическое нанесение красок на холст, происходящее исключительно под влиянием психических и эмоциональных состояний. Так что никакого мастерства от художника не требовалось, оно могло только помешать полностью объективно выразить себя.
  В стремительном ритме Павел начал покрывать поверхность холста крупными энергичными мазками, при этом даже прибегая к приёму так называемого "дриппинга" (разбрызгиванию красок или выдавливанию их из тюбиков). Роберт сделал так, что процесс создания картины превратился в разыгрывание небольшого спектакля, в котором жесты, движения, пантомима, возгласы пациента играли такую же активную роль, как и потоки красок, падающие и разливающиеся по холсту...
  После того, как картина была закончена, они вдвоём попыта-лись её проанализировать. Павел не увидел в получившемся изображении ничего красивого, лишь какие-то рельсы или решётки, потоки крови и разбрызганный по полу мозг... Роберт успокоил, объяснив состоянием тревожности перед предстоящим визитом в прокуратуру.
  Одно радовало идущего как на расстрел Павла Антоновича, - ощущение некой защиты у него в кармане, по типу брони. Конечно, не было никакой гарантии, что полученный статус спасёт, но всё же иметь хоть что-то в запасе лучше, чем если бы пришлось идти сдаваться "голым".
  Здание Королёвской прокуратуры располагалось в старой части города, через улицу от городского парка, откуда только что вышел Вотков. Там он смог немного сбросить нервное напряже-ния, пока шагал по тенистым дорожкам, мимо детских игровых площадок, наблюдая за порхающими первыми в этом году бабочками и слушая щебетанье птиц...
   Но вот впереди угрожающе замаячило серой глыбой серое четырёхэтажное здание прокуратуры. Павел Антонович остано-вился. Захотелось развернуться и бежать обратно в парк, скрыться в его кущах, пока не заметили. Но тут навигатор в телефоне проходившего мимо гражданина произнёс, как нельзя к месту: "Продолжайте движение вперёд!". Это был знак...
  Перед тем как зайти в здание Павел Антонович немного посто-ял, снова собираясь в нервный комок для предстоящего разговора. Пока он мялся неприкаянно, подкатил автозак из которого конвойные вывели человека. Вотков внутренне ахнул, - уж очень доставленный на допрос арестант внешним типажом смахивал на мэра Скрипаря!
  Впрочем, ничего удивительного в том не было. Преступные метастазы давно поразили всё государство. Преступление стало обыденностью, криминализация - частью окружающего пейзажа. Тысячи чиновников, прокурорских, полицейских, даже врачей и учителей на ротационной основе отправлялись работать на оккупированные украинские территории, получая за это огромные надбавки к своей часто небольшой зарплате. А между прочим, получали они эти деньги за соучастие в преступлении! В россий-ских учреждениях даже выстраивались очереди из добровольцев! Мало кого смущала роль оккупанта, агрессора, колоборанта, что работать придётся гаулейтером или полицаем при комендатуре в каком-нибудь захваченном иностранном городке или селе. Естественно, это сильно корёжило души людей, снижало ниже плинтуса моральные качестве тех, кто олицетворяет собой закон, порядок, право, образование... Но такова созданная система, и пока надежды на её перестройку нет.
  Павел нехотя поднялся по ступеням крыльца, зашёл в здание, поднялся на нужный этаж, нашёл означенный в повестке кабинет и, постучав, потянул на себя массивную ручку двери...
  
  Глава 109
  Переступив порог, Вотков поздоровался. Мужчина за компью-тером медленно поднял на него испытующий и злой взгляд. Павел знал этот взгляд и одновременно не знал страшнее, безнадёжнее этого серо-бесцветного холодного, оловянного взгляда казённого человека.
  Досадливо морщась, прокурорский бросил:
  - В чем дело? Я занят.
  Павел Антонович отчего-то растерялся, вместо того, чтобы сразу сказать, что пришёл по вызову.
  Следователь нахмурился и строго спросил:
  - Вы ко мне? Фамилия.
  Неприятно поёжившись под тяжёлым следовательским взгля-дом, Вотков, наконец, ответил, что пришёл по повестке и назвался. Это вызвало странную полуулыбку на сером лице хозяина кабинета. Он откинулся на спинку кресла, более внимательным взглядом оглядел нелепую фигуру посетителя, заставил его пару минут постоять на пороге в смущении от неопределённости своих дальнейших действий, и только тогда милостиво указал на стул через стол напротив...
  Вотков слушал, лишь раз перебив. Голос следователя звучал так, как будто говорить ему приходилось через силу. Особенно ему не нравилось, когда подследственный вместо того, чтобы слушать и ждать когда его спросят по существу дела, проявляет инициати-ву и лезет перебивать. От этого в тонком хрящеватом горле следователя что-то злобно подвизгивало.
  Случай с учителем не был следователю особо интересен. И вдвойне ему было неинтересно всё, что этот заумный болтун собирается сказать в своё оправдание. Участь его в принципе была предрешена. Работа над делом была им почти закончена. Остаётся утрясти некоторые формальности, взять с фигуранта положенные объяснения, и можно передавать дело в суд.
  Наконец, следователь завершил свою механическую речь и буркнул:
  - Суть предъявленных вам обвинений вам понятна, гражданин Вотков?
  Павел Антонович неопределённо дёрнул головой и снова по-ёжился, будто сидел на холодном сквозняке.
  - Если с чем-то не согласны, спрашивайте, - с брезгливой скукой будто сплюнули ему милость губы "гражданина начальни-ка".
  - Тут написано, что я сказал детям, что России нужен мир вместо войны, и что искусство важнее снарядов.
  - А разве вы не говорили? - уставился на него своими водяни-стыми глазами, которые при ближайшем рассмотрении оказались болотного цвета, следователь. - Многочисленные свидетели это подтверждают.
  - Жуткое преступление, верно?
  Следователь немного удивлённо взглянул на фигуранта и сурово ответил:
  - Меня не тянет на юмор.
  - Вот его-то тебе сейчас и не хватает, - серьёзно заметил Вотков, неожиданно переходя на "ты" и позволяя себе непонятно с чего покровительственный тон. - Пока тебя не потянет на юмор, мы ничего толком не сможем обсудить.
  Следователь вытаращился на него, и с минуту переваривал странную перемену. Помолчав, он поднялся и направился к шкафу, вытащил какую-то папку и два раза сильно зевнул, давая понять, что ничуть не сбит с толку странным поведением подследственно-го.
  - Здесь дополнительные материалы по вашему делу, можете ознакомиться, - объявил он, небрежно бросив паку на стол перед Вотковым.
   Павел Антонович знакомиться ни с чем не стал, а предъявил в свою очередь припасённый козырь из психбольницы.
   Следователь почти мгновенно почуял неладное, отчего толстая нижняя губа его как бы зажила собственной жизнью, пока он с недоверием читал медицинскую справку.
  - Послушайте, гражданин Вотков! - возмущенно и озадаченно произнёс он наконец. - Ведь это же черт знает, какая бессмысли-ца, о чем тут написано!.. Не надеетесь же вы всерьёз, чтобы я поверил в эту туфту?
  Следователь отяжелевшим мутным взглядом будто пьяного человека уставился на Воткова и уродливо искривил губы в неприятном смешке.
  - Лихо задумано! - вдруг с неожиданной злостью произнёс этот болотный жаб с мутными глазами. - Если мы каждому врагу будет позволять уходить от возмездия... Надо будет проверить не заплатили ли вы доктору.
  - Что-ж, если вы не доверяете авторитетным светилам из ува-жаемого института... - Павел Антонович пожал плечами. - Если вам больше по душе закон Линча, то пожалуйста, на здоровье! - с усиленной иронией произнес Чистов.
  - Разве мне закон Линча нравится? - удивился следователь, как будто бы искренно. - Мне ровно ничего в нём не нравится!.. Я за закон... невзирая на лица и должности, в этом всё дело... Прокура-тура вне политики!.. Прошу это запомнить.
  Лицо его отчего-то приняло озабоченный вид. Поколебавшись, следователь известил Воткова, что два часа назад мэр их города внезапно открыл стрельбу в самом крупном универмаге Королёва. Убил семерых, ранил ещё уйму народу. Беда произошла вот почему: оказывается, некоторые люди в современной России живут так, будто общего закона для всех не существует!
  - Да вряд ли когда-нибудь в чистом виде и существовал!.. Вообразите, человеку с несколькими судимостями и богатым криминальным прошлым позволили стать над законом, доверили огромную власть! А ведь, если бы закон работал, то гражданин Скрипарь сидел бы сейчас в тюрьме и не было бы семи трупов!
  В облике следователя отчётливо ощущалась скопившаяся злость и обида.
   Павел Антонович был обескуражен:
  - Нет... Неужели правда?.. Чтобы мэр расстрелял горожан...
  Следователь взглянул на него как на конченного придурка и мрачно заверил:
  - В упор! Два магазина опустошил... Пришлось срочно вызы-вать спецназ. Они загнали мэра в женский туалет. Но начальство приказало не торопиться со штурмом. Всё-таки депутат, ветеран. Прибыл наш переговорщик. Но с ним стрелок отказался говорить. Тогда привезли священника из ближайшего храма. Они поговори-ли. А когда отец Павел вышел, снова раздался выстрел. Мэра нашли сидящим на унитазе в закрытой кабинке, он выстрелил себе в рот.
  Воткову сделалось не по себе. В конце концов, ведь там на унитазе разнёс себе полчерепа тот, кто был частью его личности! Вот такой вот оказался человек-унитаз... Их, таких людей-сортиров, в России сейчас сотни тысяч, живых грязных бомб, этот уже взорвался, а сколько по стране ещё тикают часовыми механизмами ПТРС, чтобы рвануть в самый неожиданный момент и забрызгать всех вокруг кровавым дерьмом.
  - Вот и состоялся их разговор на пороге рая! - вырвались мысли вслух у Павла Антоновича, - ему вспомнились слова Роберта о том, что с демоном "Скрепы" в голове Павла Воткова способен справиться только его тёзка-священник.
  - Что за глупости... При чем тут рай! - сердито возразил следо-ватель.
   - Рай это только так... для образа... как символ безгрешности... место, где можно вообразить только человека без единого пятнышка...
  Залепетал какую-то чушь Вотков.
  А разговорившийся с ним похоже неожиданно даже для себя самого, следователь, сказал:
  - И ведь признаться, все давно знали всё! И об угрозах город-ским бизнесменам, и о захвате заложников с целью получения выкупа, и о систематических хищениях средств из городской бюджеты... И про изнасилования хорошеньких и непременно невинности лишенных девушек!.. Знали... И ни одна мразь не реагировала...
  Следователь посмотрел в окно и с каким-то удивлением произ-нёс, не поворачивая головы:
  - А вроде поглядишь - нормальный солидный человек был. Глава города, руководил местным отделением "Единой России". Орденоносец, ветеран, заслуженный человек. Доверенное лицо Путина на недавних президентских выборах. А с другой стороны вон как оно всё вышло.
  - Да, да, - поддакнул Вотков, ожидая от начальства какого-то решения.
  Следователь перевёл затуманенный взгляд снова на Воткова, некоторое время будто рассматривал его, наконец вынес решение:
  - Я принимаю вашу справку и отказываю в возбуждении в отношении вас уголовного дела. Вы свободны, гражданин Вотков. Выздоравливайте.
  
  *
  
  "Дорогая Софи!
   Ещё раз огромное тебе спасибо за готовность помочь мне! Надеюсь, мы скоро увидимся, и у нас всё получится с нашим делом, пока что сбереги всё в тайне. Это секрет, только между нами...".
  
   Владимир Соловьёв пробежал глазами напечатанное сообщение и задумался. Чёрт побери, ведь случись с молодой иностранкой, работающей мелким дипломатом в посольстве Болгарии, скажем автокатастрофа, и исчезнет одна из последних веточек, за которые он судорожно хватается, чтобы гибельная трясина на затянула его окончательно.
  Через неё Соловьёв надеялся передать на Запад, что если ему помогут выбраться нелегально из России, то в благодарность за спасение и в обмен на снятие с него персональных санкций, - возвращение его вилл на итальянском озере, снятие блокировок с банковских карт, и юридический иммунитет, он готов дать большую пресс-конференцию в одной из западноевропейских столиц и предельно разоружиться, то есть будет максимально откровенен.
  Объявить об этом, да ещё иностранке, было верхом риска! Владимир Рудольфович очень опасался, что отосланные Софи кое-какие документы, могут попасть к приятелем из ФСБ. А у них с двойными агентами и перебежчиками разговор короткий. Только если он не придумает, как заинтересовать в себе нейтралов, ему точно крышка.
  Продолжая обдумывать, как это лучше сделать, Соловьёв в какой-то момент поймал себя на том, что решительность в нём тает заменяясь сомнениями. Уже вроде как принятое им решение насчет побега любой ценой, снова заворочалось в нём чужеродным скользким мерзким комом. Ещё через двадцать минут балансиро-вания на грани, он передумал. Страх попасться давил на отвыкше-го рисковать любителя хорошей жизни тяжёлым могильным камнем.
  Пропагандист решил пока не сбегать - остаться и попробо-вать шантажировать своё телевизионное начальство: ведь если его убьют, кем они закроют образовавшуюся в сетке вещания гигантскую пробоину! У него же неплохие рейтинги особенно в аудитории 50 плюс.
  И письмо, которое они ему прислали утром, было для него в этом деле наилучшим оружием (чтобы не говорил ему обоссав-шийся трусливый адвокат, которого он выгонит и наймёт другого, - более смелого в защите своих лучших клиентов). Полученное от боссов телекорпорации сообщение давало Соловьёву полное моральное право поинтересоваться отчетностью родной конторы. Если его так жёстко и беспардонно прессует, то почему бы и ему не сунуть свой нос в грязное бельишко боссов? А если они опять попытаются запугать его, пригрозив увольнением, банкротством, судом, то в ответ он пригрозит приехать с новым адвокатом. Соловьёв даже может прихватить с собой парочку всё ещё аккредитованных в Москве иностранных репортёров, чтобы раздуть международный скандал. Дело против могущественной пропагандисткой империи он, наверное, в России и не выиграет, но по крайней мере наделает шуму и вони на весь мир. Да и Путину станет неловко не заступиться за верного Вована, ведь он столько раз давал ему интервью...
   Может, ему вовсе и не следовало посылать это письмо Софи?..
  Владимир на минуту задумался.
  - Нет, всё-таки подстраховаться не помешает. Если добиться от телевизионных боссов надёжных гарантий безопасности не получится, то пусть у него будет в запасе этот вариант с эвакуаци-ей по дипломатическим каналам. И Соловьёв продолжил набивать текст письма, которое собирался отослать по хорошо защищённо-му каналу мессенджера в "телеграмм" знакомой болгарке:
  
   "Софи! Давай условимся с тобой на аварийный случай так. Если вдруг я не выйду с тобой на связь в течении следующих суток - значит, со мной что-то случилось. Тогда, прошу тебя, немедленно начинай бить тревогу! Попробуй задействовать доступные тебе рычаги по дипломатической и прочей части, если не сумеешь меня быстро разыскать самостоятельно по известным тебе адресам. Если ваши спецы меня тоже быстро не отыщут, то, никому больше не говоря ни слова, иди сразу к своему главному в посольстве, отдай ему файл с документами, что получила от меня, и умоляй включить всё своё влияние в нашем МИДе. Скажи, что источник документов много знает, он в долгу не останется и отработает каждый евро на него затраченный.
  
  Обнимаю тебя и крепко целую!
  Твой верный друг Владимир".
  
  Глава 110
   Подъезжая к телецентру, Владимир Соловьёв начал насвисты-вать живенький мотивчик. После нескольких таблеток обезболи-вающего сильная боль в голове прошла. Да и дождь уже стал стихать, уже не так гремело, небо прояснилось, даже выглянуло солнце.
   Ему вдруг сделалось весело, стало наплевать на этих засранцев из руководства родной госкорпорации. Может потому, что за последние полчаса он успел выдумать два совершенно новых способа начать карьеру с нуля, каждый из которых должен был по идее привести к снятию ведённых против него персональных санкций и сделать его ещё более богатым человеком. Ведь там, за кордоном, беглые пропагандисты Кремля тоже нужны, при условии, что перебежчики готовы много и красиво заливаться соловьями, рассказывая об известных им закулисных тайнах путинского Мордора и его главных обитателей. А он не просто был пропагандистом No 1, он с ними пил, парился в банях у них на дачах, охотился, и они ему много выбалтывали тайн.
   Соловьёв так себе прикинул, что в России сейчас наберется немало таких, которые каждый день горбатятся на режим и всей душой его ненавидят. И он таким стал. От этой работы болит язык, голова, желудок, и страдает карма. Не то чтобы ему совсем не нравилась его работа - манипулировать мозгами 140 миллионов очень увлекательно, - но чисто физически и морально это очень тяжкий труд.
   Господи! Да не затеяли бы они ему эту подставу, он бы мог ещё лет двадцать появляться на экранах всех телевизоров страны и в почти круглосуточном режиме полировать людские мозги. Презирать себя, ненавидеть начальство и всё равно делать свою работу с полной отдачей... Да что там - с ним они могли поэтапно бы реализовать все свои сумасшедшие планы по построение Русского мира!...
   Впрочем, такие мысли Соловьёв пока заткнул в дальний угол своего мозга, ибо сохранялась слабая надежда договориться и остаться на привычном комфортном рынке. Шансы такие оставались.
   - Слышишь, Паштет? - обратился он к коту на соседнем кресле. - Как считаешь, удастся мне в одиночку справиться с их сворой?
   - Мррря-а-а-у!
   - Зря сомневаешься - я один стою их всех!
  Кот энергично затряс простреленной башкой и полез с обни-машками. Мужчине еле удалось остановить этот приток кошачьих нежностей.
  - Эй, довольно слюнявых изъявлений чувств, знаешь же что я этого не люблю. Во всяком случае не сейчас. Сейчас мне необхо-димо быть в форме - сосредоточенным и злым. А вообще, для дохлого животного ты какой-то чересчур гиперактивный.
   С "Паштетом" получилось так. По пути Соловьёв остановил машину купить баночку джин-тоника. Как раз начиналась гроза. Когда он вернулся, машина отказалась заводиться, видимо в неё угодила молния, отчего полетела вся электрика. Зато случилась гальванизация трупа или как там это правильно называется, когда при помощи тока придают прыти тому что танцевать не способно по своей природе, электрошок что ли? В общем, Владимир и сам с трудом поверил своим глазам. С Россией так вряд ли получится, а с котом видимо, можно. Правда, были сомнения останется ли "Паштет" безмозглым зомби, но Соловьёв зря тревожился, кот даже заговорил на чистом русском. Обрадованный воскрешением приятеля мужчина бросил сломанную машину и пересел на кашеринг.
  
  Глава 111
  Соловьёв снова задумался о предстоящем деле.
  После стольких лет работы на первой и второй кнопках "ящика" он мог убедить почти любого и в чём угодно. Мог переплюнуть по части манипулирования массовым сознанием самого тёзку Вована.
  "Мои убойные доводы сместят их с пьедестала ещё до того, как они успеют пустить в ход свои домашние заготовки, - размышлял он о предстоящем разговоре с боссами. - Если повезёт, я так убедительно пообещаю пустить их по миру, что через полчаса они начнут уговаривать меня всё забыть и считать, что конфликта не было".
  Он припарковался у основного корпуса "Останкино", сказав "Паштету":
   - Ты уж лучше сиди тут, парень, и карауль машину. Тут у меня в машине документы - охраняй их. Если кто сунется - кричи "стой!" три раза подряд, после чего сразу стреляй суке в голову. Вот тебе ствол.
   - Мяу!
  
   Из приёмной гендиректора секретарь провела его в просторную переговорную. Главные боги уже все в сборе. Понятно. Значит, разговор предстоит серьёзный. Никто из них не сделал попытки поздороваться с бунтарём за руку. Знак того, что он почти прокажённый и должен понимать, что путь из лепрозория обратно в нормальную жизнь лежит через полное покаяние.
   Эрнст небрежным жестом своих музыкальных пальцев указал вызванному на ковёр ответчику в направлении отдельно стоящего в отдалении кресла: мол, садись. Аристократ, хренов! Словно не служит лакеем при кремлёвском барине, словно не ловит с холуйским почтением малейшего волеизъявления на лице хозяина с выражением "чего изволите!" на угодливой физиономии. Но тут он сам барин, может себе позволить вальяжно растечься по креслу и изящно шевелить пальчиками словно какой-нибудь удельный маркграф.
   Начали они с лобовой атаки - решили окончательно взять его нахрапом.
  - Не обижайся, все мы профессионалы, давно друг друга знаем, так что можем опустить политесы. Пойми, нет такого человека "Владимир Соловьёв". Может и есть, только кого это интересует. А есть телеведущий Владимир Соловьёв. Звезда телеэфира, лидер общественного мнения, главный патриот....и собственность корпорации. Мы вложились в тебя, Вова! Придумали успешный бренд. Используя передовые западные технологии создали торговую марку, которая принадлежит нам по закону об авторском праве. И по понятиям тоже.
  - Так уж и нет?
  - Нет.
  Владимир помолчал, странно мотнул круглой кабаньей башкой на короткой шее, глянул дико подёргивающимся красным глазом, широкое лицо его расплылось в загадочной улыбке. Вкрадчивым голосом поинтересовался:
  - Тогда может есть дохлый кот по кличке "Паштет", которого подстрелили сегодня утром или ночью...как вы собрались подстрелить меня, чтобы использовать до конца? Кстати, кот тут поблизости, и с ним-то мы обо всём договорились.
  - Послушай, Володь, если тебя так заклинило на этой дурацкой фантазии про собственную мученическую смерть, то на здоровье. По большому счёту нам всё равно, что у тебя там в башке. Будь кем угодно, хоть говорящая макака, хоть кот с пулей башке! Нам важно чтобы ты выходил в условленное время в эфир и делал свою работу.
  - Мя-я-у-у - дёрнув ртом, издал резкий звук протеста пропаган-дист.
  Босы переглянулись.
  - Завязывать тебе надо, Вован, баловаться с наркотой, а то так и въедешь на радужном паровозе в триединство святаго духа, бесов и собственных галлюцинаций.
  - Спасибо за совет, отцы, приму к сведению.
  Но разговор продолжился.
  - А пока нужно, чтобы ты или твой кот пригласил к себе на ближайший выпуск шоу какого-нибудь не примелькавшегося у публики священника, способного перед телекамерами внятно произнести что-нибудь дельное про спецоперацию. И ещё нужен придурковатый интеллигент в роли антигероя. Такой конченный либераст. Подними связи среди психиатров пусть подыщут тебе какого-нибудь не буйного дурачка с тараканами в башке. С фантазиями нужен дурик, чтобы зрителям было на что посмотреть и это хорошо отразилось на рейтингах твоего шоу.
  - Мя-у-у-у.
  - И ещё. Нужно в эти дни, до твоей встречи с Путиным, взять большое интервью с Патриархом. Но лучше не в его резиденции а в каком ни будь более пафосном месте. Имеется в виду не только обилие золота и прочих понтов. Ну ты понял?
  Его помощница Наталья тоже была здесь же. Соловьёв не ожидал увидеть её в компании своих врагов, но наверное ничего удивительного в её присутствии не было. Владимир глянул на ассистентку и ухмыльнулся:
   - Какая приятная встреча, ммм-мяууу! Только не говори мне, что тебя пригласили рассказать о том, как я тебя иногда имею на служебном столе в офисе?! Да не дёргайся ты так, ты же знаешь, я, когда завожусь, начинаю грубить дамам.
  Наталья действительно напряглась заёрзала в кресле, словно и через неё тоже пропустили ток. А чего она собственно ожидала?
  В разговор вступил один из боссов:
   - Не остри, Вов. Говори, что хотел, и давай проваливай. Через два с половиной часа у тебя эфир.
   - А ты меня не торопи. Здесь так мило: мои бывшие боссы; моя служебная любовница... Жаль, что нет моей бывшей работы.
  
   Константин Эрнст, глава телекомпании ОРТ и по совмести-тельству первый человек в объединённой гостелекорпорации, то бишь вице-король российского телевидения (король в стране был только один), произнёс умиротворяюще:
   - Зря ты так, Володь. Мы же это всё для твоей же собственной пользы... и потом, ты же можешь просто продолжать работать, стоит тебе лишь захотеть. Я буду рад.
   - Для моей же пользы? Примерно так сказали конокраду, перед тем как вздёрнуть его на виселице. А насчёт моего "продолжения" - ты как, Натали, думаешь? Могу я остаться на нашей адской кухне, чтобы ты могла и дальше ссосать у меня перед выходами в студию?
  Она закусила губу. Однако заставила себя улыбнуться:
   - Если Константин Львович так считает - конечно.
   - А ведь ещё вчера, кажется, было так: "Если Владимир Рудольфович так считает...". Всё меняется, такова жизнь. Но я не вернусь, ребята, не дёргайтесь. Я просто хотел сегодня кое-что выяснить.
  
   Эрнст вопросительно взглянул на других "богов". Один из них осторожно поинтересовался:
   - Например?
   - Ну, во-первых, кто из вас придумал меня надуть? Или вы это вместе?
  Эрнст произнёс медленно:
   - Неудачное ты выбрал слово, Вов. Оно мне не нравится.
   - Да ладно, давайте без обиняков. Если уж слово плохое, то дело, которое оно обозначает, в десять раз хуже. Я имею в виду поддельный контракт и фальшивые долги, которые вы на меня навесили. Это ведь по федеральным законам карается, Костик (это он фамильярно Эрнсту). Смотри, будешь видеть солнышко через крупную клетку.
   Костик Эрнст явно занервничал, этого не спрячешь, всё сразу видно на лице, он хоть и большая шишка, а по натуре всё тот же мягкий интеллигент, каким пришёл на должность на смену застреленному киллером Владу Листьеву; у него, мальчика из хорошей профессорской семьи, робость перед ненаигранной дворовой грубостью зашита слишком глубоко в подсознание.
   - Я ещё не уверен, но в ФСБ мне скажут точно. Не думайте, что ваше влияние перекрывает мои неформальные контакты в руководстве этой организации. Завтра я вам скажу более детально, - добавил Соловьёв, заметив, как сморщился Эрнст.
   - Володь, неужели у тебя хватит ума мутить воду?
   - Воду? Нет, ребята, я просто потащу вас в суд - и по граждан-скому иску, и по уголовному. Сами знаете, народ меня уважает, федеральные судьи в том числе. Смотрите...натравлю на вас "басманное правосудие"... Вам даже почесаться будет некогда... если только вы сразу не согласитесь безоговорочно на мои условия!.. Да, я ещё забыл ваш третий грешок: кражу моей интеллектуальной собственности... и моих творческих идей; хотя, конечно, вы можете попросить меня отписать вам сразу уж права на свой мозг, - ведь вложилась же компания в раскрутку моей морды. А мозг тоже часть головы.
   - Кража? Чушь! - слишком нервно усмехнулся один из боссов. - Ты же работал для компании.
   - Разве? Работал-то я прежде всего на себя. И я давно не являюсь наёмным служащим, как вам всем известно. Я просто тратил большую часть жизни на прибыль, что набегала вам за рекламу, которую крутили в перерывах моих шоу. Интересно, что скажут мои зрители, когда узнают, что высокопрофессиональные шоу на острые социальные и политические темы, которые я для них делал, оказывается, не принадлежат обществу, а были украдены у автора и нагло присвоены кучкой беспринципных дельцов?
  - Ерунда, - уныло повторил один из боссов. - Ты работал на компанию. У тебя был контракт.
  Соловьёв откинулся назад в кресле и расхохотался.
   - Слушайте, ребята, чего вы сейчас-то врёте? Не надо. Это вы оставьте для суда, когда будете давать показания под присягой. То, что документ был оформлен задним числом, не так уж и сложно доказать. Так что зачем весь этот плохой театр, Костик? Ты же классный режиссёр в прошлом, и должен отличать профессио-нальное от халтуры. В любом случае зрители не оценят, тут ведь кроме нас, никого нет. Я действительно хочу знать: кто это придумал? Я понимаю, как это было сделано.
  Соловьёв посмотрел на помощницу:
  - Ты Натали, приносила мне бумаги на подпись? Если бумаг было много, ты прикрепляла копию к первому экземпляру скрепками - естественно, только для моего удобства: ты всегда была прекрас-ной секретаршей. От копий я видел только то место, где надо расписываться. Так что это ты подсунула мне эту липу в колоду. Значит, исполнителем была ты. Практикантка, которую мы взяли два месяца назад, так виртуозно не сумела бы всё провернуть. Тьфу ты! Да эта дура и печатать-то путём не умеет. Но вот кто составил те документы, что ты мне подкладывала? Ты? Не думаю. Если, конечно, у тебя нет юридического образования и опыта, о которых ты помалкиваешь. А, может наш главный юрист? Или коммерческий директор? Могла ли простая стенографистка так безупречно составить этот "седьмой параграф"? Или для этого нужен был серьёзный профессионал? Значит, это сделал кто-то из вас господа!
   Сигара во рту советника гендиректора по безопасности давно погасла. Отставной генерал КГБ вынул её, внимательно осмотрел и сказал осторожно:
   - Володь, дружище, если ты думаешь, что мы сейчас признаемся, то ты спятил. Да и зачем ты затеял весь этот цирк? Ты же всегда был управляемым и лояльным. Зачем же идти против друзей?
   Соловьёв повернулся к отставному чекисту и глянул с прищу-ром:
   - Отлично. Так или иначе, вы все показали на деле, какие вы мне друзья. Я, конечно, хотел бы верить, что это Натали во всём виновата...А то сделаем из этой сучки крайнюю, оттрахаем её прямо тут впятером в наказание. И пойдём в пресс-бар выпивать, как в старые добрые времена.
  - Босс! - взвизгнула она и указала Соловьёву пальчиком на советника по безопасности. - Я тут не причём, это он...
   - Спокойно! - приказал ей советник по безопасности, одновре-менно успокаивая и призывая не бояться вызванного на ковёр начальника. - Грубит он нарочно. Он хочет, чтобы мы разозли-лись и наговорили таких вещей, о которых потом пожалеем. Что ты сейчас и делаешь, девочка. Так что уймись. Он тебе ничто не сделает.
   Натали заткнулась, хотя страха в её лице не поубавилось. Советник вновь повернулся к Соловьёву.
   - Вов, ты знаешь, я человек практичный. Я ведь пытался тебя урезонить, прежде чем ты поднял этот хай. Я старался уладить дело так, чтобы ты мог принять неизбежное достойно.
   - Ты хочешь сказать, чтобы я не кричал, когда меня обещают пристрелить?
   - Как тебе угодно. Я всё ещё надеюсь с тобой поладить. Насчёт ФСБ, - это ты глупо блефуешь... Никакое дело против нас тебе выиграть не удастся, но, как юрист, я знаю: лучше не доводить дело до суда. Если это возможно. Ты сегодня сказал, что мы могли бы что-то сделать, чтобы умиротворить тебя. Скажи мне, Володь, что это. Возможно, мы договоримся.
   - Ах, это... Я как раз к этому подошёл. Всё очень просто. Сделайте так, чтобы мне позволили немедленно покинуть страну. А вернусь я тогда, когда сам посчитаю это безопасным для себя.
   - Нет! - сходу отрезал советник.
   Натали хотела что-то сказать боссу, но советник жёстко прикрикнул на неё:
  - Я же велел тебе помалкивать!
  Владимир обратился к помощнице:
   - Говори, не бойся их, ты же была когда-то преданна мне... Я консультировался на этот счёт, и адвокат сказал, что мы сможем обеспечить защиту любого, кто даст нужные показания по этому делу.
   На этот раз секретарша не шелохнулась, лицо её застыло в маске страха, она испуганно покосилась на Советника.
  Эрнст снова стал уговаривать Соловьёва решить дело полюбовно.
  Соловьёв только сыпал оскорблениями в ответ.
  Наконец, советник устало процедил, обращаясь к Эрнсту:
   - Кость, ты зря стараешься. Ты что, не видишь, что он просто пытается взять нас за глотку? Он сточился, надо искать замену.
  Советник повернулся к Соловьёву
   - Если ты пришёл ради этого, то можешь уходить... Я скажу тебе прямо, что если бы дела обстояли так, как ты говоришь, то у тебя был бы шанс. Но всё не так. И тебе придётся это принять. Ты должен выполнить свой гражданский долг, рассчитаться за услуги. Но ты не готов заплатить цену, которую от тебя ждёт веривший тебе и оплативший твою красивую жизнь народ. Родина ждёт от тебя священной жертвы, а ты привык только доить её в своих интересах.
   - Цену? В уплату за что? И где квитанция? Её вы мне не прислали!
   - Не ёрничай, ты всё прекрасно понимаешь. В уплату за оказанное тебе высокое доверие, выходящее далеко за рамки твоих служебных обязанностей.
  Соловьёв выкатил глаза.
   - Очаровательная теория! Послушай, старина, если эти "услуги" надо оказать Родине, а не лично вождю...я не против. Но ведь от меня требуется другое! Пусть старикан наймёт себе проститутку и заплатит ей...почему я должен удовлетворять странные фантазии окончательно слетевшего с катушек на почве мании величия Деда? В конце концов, контрольный пакет корпорации не у меня. Не хотите же вы сказать, что тоже готовы принять хозяйский болт не взирая на размер, в соответствии с размером акций, которыми каждый владеет?
  - Можешь не сомневаться, любой бы из нас, если бы потребова-лось, уверен, сделал бы то же самое без колебаний! - заверил советник по безопасности и обвёл испытующим взглядом присутствующих.
  - Мяяяууу!
  - Что?
  - Котик не возьмёт в ротик.
  - Хватит, наконец паясничать! Те же подводишь всех нас, твоих искренних друзей и коллег!! Почему мы все должна нести гигантские убытки из-за твоей идиотской несговорчивости?!!!
   Он расколол их. Он их расколол! По лицам бывших друзей Соловьёв понял, что наткнулся на подводную причину их заинтересованности в его кейсе, и которую он никак не должен был узнать. Значит, он их прижал... И тут - ещё одна безумная догадка. Безумная ли? Нет, вполне логичная.
   - А сколько вам обещали за мою голову, друзья? Столько же, сколько вы получите от заказчика, когда мою тушку отвезут в морг? Вы ведь заверили, что уговорите меня вести себя хорошо, значит, и получить должны каждый свою долю.
  Соловьёва вдруг осенила ещё более неприятная догадка:
   - Скажите... я вот подумал: странно, что моя помощница пришла сюда, чтобы уговаривать меня, - я ведь знаю, как она относилась ко мне. Так, может, и ей что-то перепадёт? Вы что, уже договори-лись, как поскорбите у моего гроба, а потом отправитесь в уютный ресторан отметить удачные поминки? Или я должен поберечь ваши чувства? А может, вы уже знаете более подробный сценарий моей "высокопатриотической" ликвидации? - Владимир чуть поразмыслил. - Готов поспорить, что это так и есть. Ты, Костя, не такой олух, как я. Ставлю последнюю рубашку, что ты никогда бы не отдал меня им на растерзание без обещания каких-то серьёзных гарантий. А вот за твёрдое обещание никогда не оказаться на моём месте, не стать ни при каких условиях вторым "Листьевым" - мог бы; с условием, что сохранишь право голосовать, когда придётся выбирать очередного кандидата в "козлы отпущения" или в сакральные жертвы. Не трудись отвечать - скоро я сам всё раскопаю.
   Советник взглянул на побледневшего Эрнста и сурово сказал разговорившемуся тут телеведущему:
   - Не трать больше наше время. Ты свободен.
   - Вот как? - Соловьёв язвительно улыбнулся Эрнсту и Советни-ку. - Поздравляю вас обоих, вы друг друга стоите. Теперь насчет моих акций. Поскольку я всё больше склонюсь к тому, чтобы стать котом, то не могли бы вы оказать мне последнюю любезность и переоформить их на мою новую персоналию...
   - Не пори чепухи, Володь, - грустно проговорил Эрнст. - Мы все надеемся, что ты возьмёшь себя в руки и наше доброе сотрудниче-ство будем продолжено.
   Непосредственный же начальник просто сказал:
   - Володь, я долго терпел тебя и пытался подстроиться под твой непростой характер. Всё, что я получил взамен - одни оскорбле-ния. Так что, я думаю, тебе пора выметаться. Так будет лучше. Иначе, ей-богу, я вытряхну вас отсюда - тебя и твоего блошливо-го кота, если ты его принесёшь! Это моё личное мнение, я конечно не генеральный, но моё терпение кончилось!
   - Первый раз за весь наш разговор слышу мужские слова, - ответил Соловьёв. - Только не надо называть "Паштета" блошли-вым: он всё понимает и может попытаться унести на память кусочек тебя. Впрочем, о"кей, экс-друг, я уйду. Я только хочу произнести заключительную речь - очень короткую, буквально пару слов. Вероятно, это будут последние слова, которые я вам скажу.
  - О"кей, Володь! - неожиданно воскликнула в приступе сентимен-тального восторга Натали. - Не смотря ни на что, ты лучший, знай это!
   Но тут советнику по безопасности из бывшего КГБ наконец изменила его стальная выдержка и он заорал неожиданно визгливым голосом: - Вон отсюда! - и Соловьёв понял, что пора сваливать.
   - И учти, бузотёр, у нас есть полное право уволить тебя по статье, если пропустишь хоть один свой прямой эфир! - это Соловьёв услышал уже в дверях от Эрнста. - С тебя интервью с Патриархом, и 9-го чтобы как штык был в Кремле у Президента!
  
   Владимир Рудольфович так вспотел за время разговора, что вышел из кабинета мокрый насквозь. Вдобавок через несколько минут у него свело живот нервным спазмом, резко приспичило облегчить кишечник, срочно пришлось искать ближайший туалет. Заскочив в кабинку ближайшего сортира для рядового персонала, гендиректор собственной компании, давно отвыкший от зрелища подобных клоак, увидел перед собой много чего подзабытого и омерзительного, кроме наличия хотя бы самой дешёвой туалетной бумаги! К счастью при ведущем оказалось несколько листов распечатки свежих рейтингов зрительских просмотров сетки вещания за последние три недели. Сидя на корточках в позе орла верхом на загаженном унитазе, Соловьёв тщательно разминал в руках листы формата А4, чтобы ощущались помягче, и попутно пробегал глазами столбцы процентов. Рейтинги неумолимо показывали, что интерес зрительской аудитории к его флагман-ской авторской программе "Вечер с Владимиром Соловьёвым" продолжал стремительное падение.
   Несколько раз снаружи начинали дёргать дверь, но стоило звёздному засранцу гаркнуть поставленным голосом "Занято!", как его узнавали и оставляли в покое. Не мешая продолжать чтение. А оно разочаровывало недавнего любимца публики.
   Даже его главная целевая группа поклонников из категории "50 плюс" потеряла к нему интерес - народ устал от войны, от потоков ненависти, лжи, крови, льющихся на него ежедневно с голубых экранов, и откровенно им брезговал. К счастью, Соловьёв никак не зависел от зрительских предпочтений, как говориться, народ всё схавает. Подобно забывшим о свободных выборах, как о кошмарном сне мэрам и губернаторам, которые срать хотели на мнение плебса, он тоже с лёгкостью собирался подтереться зрительскими рейтингами - не хотят его, ну и хер с ними! Значение имеют только внимание и симпатии одного единствен-ного человека, от мнения которого зависит в этой стране судьба любого чиновника.
   А для своего телевизионного начальства он был замковый камень, который ни при каких обстоятельствах нельзя вытаски-вать, чтобы не обрушилась вся стена. Так что пусть угрожают - на самим деле никому не выгодна его смерть. А тёзку Вовану - в последнюю очередь! Произошло какое-то нелепое стечение обстоятельств, одно наложилось на другое так что никто теперь не в состоянии остановить заевшую машину, упорно пытающуюся раздавить ценного специалиста. Если же он сам сумеет обмануть судьбу, то все только переведут с облегчением дух и снова будут его ценить и лелеять...
  
   Облегчившись, Соловьёв приобрёл на первом этаже телецентра в сувенирном магазинчике футболку с цветным портретом Сталина во всю грудь и выпирающий футбольным мячом живот. И тут же переоделся. Спину его украшал потрет Путина, кормильца и главного его зрителя и работодателя. Правда, был выбор и наоборот - действующий президент на груди, но на тёзку Соловьёв всё же держал обиду.
  
  Глава 112
   Раньше Модест Сергеевич всегда смеялся над смешными чиновниками, которые ездили на членовозах с "синими ведерками на крыше". Но у жизни прекрасное чувство юмора. Теперь он сам мчится на службу, минуя пробки по выделенной полосе под кряканье спецсигналов.
  Но если рассуждать без популизма и идеалистического пре-краснодушия, то ведь при любой власти всегда будет кто-то, кто, объезжая пробки, станет проскакивать по "санитарке"! Как это делают хозяева дорогих автомобилей в его подмосковном Королёве, чтобы не париться наравне со всеми в дорожных заторах а в считанные минуты долететь по спецтрассе особо охраняемого Акуловского водопровода сразу в столицу. Или с ветерком промчаться мимо простых смертных по выделенной для машин "Скорой" и пожарных полосе. Такова жизнь. Таковы люди. Они всегда будут пытаться урвать своё.
  Так размышлял люстратор, развалившись на комфортабельном диване "членовоза", отделённый от окружающего мира задёрну-тыми занавесочками и тонированными пуленепробиваемыми стёклами:
  "Тут как со слепнями и прочими кровососущими тварями. Тому, кому случалось бегать за городом без майки в жаркий день, знакомо, что на каждом отрезке пути на тебя станут набрасывать-ся стаи крылатых перехватчиков, ты будешь отбиваться, но стоит улететь одной стае, как за поворотом за тебя непременно возьмутся новые кровососы. И пока ты бежишь по их территории, это их законное время для насыщения. У людей так же: коль тебе улыбнулась удача - поспеши! - ведь следом обязательно прилетят другие, не менее голодные и злые...Проходят эпохи, оттепели сменяются консервативными заморозками, а в России всё остаётся неизменно...
  
  Чистову позвонили. Сообщили, что у него в загородном доме только что арестована важная пособница Путина, бывшая глава его избирательной системы ВЦИК, Элла Панфилова.
  - Хотим выразить вам благодарность, Модест Сергеевич, за содействие в задержании важного государственного преступника.
  - Не стоит благодарности, я просто выполнил свой гражданский долг.
  - И всё таки...Вы всё сделали тактически грамотно, не позволив Панфиловой спрятаться за границей, усыпили её бдительность.
  - Надеюсь с ней поступят по справедливости...
  
   До Лубянской площади оставалось минут семь езды, когда Чистову снова позвонили. Из-за недоработки личной охраны случился казус.
  - Да, алло! Я вас слушаю, - немного рассеянно спросил Чистов, занятый своими мыслями.
  - Здравствуйте, Модест Сергеевич!
  - Привет! А кто это?
  - Это Костя Эрнст со второй кнопки. Гендиректор Общественного телевидения, - голос звучал застенчиво. Они все теперь говорили такими голосами.
  - Привет, Костик, тебя ещё не арестовали?
  - Ну зачем же вы так, Модест Сергеевич.
  - Ладно, не обижайся, Костик. Чего тебе?
  - Хотел поздравить Вас, Модест Сергеевич! С награждением. Мы будет давать новость о присвоении вам ордена и почётного звания во всех новостных выпусках.
  - Конечно, спасибо, Костик... но вообще-то я не разговариваю по телефону с людьми, чья репутация сильно подмочена, но знающи-ми откуда-то номер моего личного телефона.
  - Не возмущайтесь, Модест Сергеевич. Ведь я к Вам с деловым предложением.
  - Тем более, Костик, я кладу трубку.
  - Умоляю, Модест Сергеевич! Это совсем не то, о чём вы подума-ли. Мы ведь называемся Общественным телевидением. Я к вам в интересах общества!
  - Ну хорошо, слушаю. У тебя три минуты.
  - Мы хотели предложить Вам принять участие в новом ток-шоу о работе вашей комиссии. Нашим зрителям будет очень интересно видеть, как вы разбираетесь с людьми, запятнанными сотрудниче-ством с тиранией. Я знаю, что через час у вас очередное заседание, можем мы подослать нашу съёмочную бригаду?
  "- Ну уж нет. С тобой, отпетым пропагандистом и военным преступником, я на одной поляне срать не сяду, не то что сотрудничать... Неужели ты, как один из главных разжигателей войны, ещё на что-то надеешься...Костик?! Думаю, скоро у тебя появится другой собеседник, который вызовет тебя на допрос, а мне некогда", - так хотел ответить Модест, но другая часть его сознания уже прикидывала перспективы, которые сулит телевизи-онная популярность.
  - Не уверен, что это будет этично - мы ведь не развлекательное шоу, а я не Владимир Познер. И уж тем более мы не пропаган-дистская программа а-ля Владимир Соловьёва...а кстати, не подскажешь телефон твоего бывшего подчинённого? Вот кого бы мне хотелось допросить. Кто-то жн должен ответить за миллион унесённых преступной войной русских и украинских жизней?.. Хотя думаю, я не первый в очереди желающих пообщаться с этим негодяем... Ты чего замолчал-то, Костик? Ничего, если мы будем на "ты"? Правда, я все равно не знаю хорошо твоего голоса. Но если ты пранкер и решил меня развести, то обещаю тебе большие проблемы - времена изменились... Так дашь мне телефон Соловьёва, чтобы я мог вызвать его на свою комиссию? А то он где-то бегает, не хочет рассказать о своих делах...
  - Вы задали трудный вопрос, Модест Сергеевич, я сам бы хотел знать, где он. Этот негодяй скрывается и от нас. Трудно сразу ответить, где он мог залечь. Дело в том, что мы уже активно сотрудничаем с новыми органами власти, поэтому в силу специ-фики их работы я лишён возможности озвучивать информацию, представляющую оперативную тайну...вы понимаете, о чём, Модест Сергеевич? Проблема в том, что ответить я не могу даже Вам.
  - Послушай, это не честно, Костик: сам меня попросил поговорить с тобой, а теперь юлишь. Если так, то давай закончим нашу беседу.
  - Нет, нет, простите, Модест Сергеевич! Другого случая не представится. Не бросайте трубку, пожалуйста! Мне так трудно было до вас дозвониться. Я просто мечтаю, чтобы такой человек появился на нашем канале! Это моё самое большое желание, то которое я действительно хотел, чтобы исполнилось. Я отвечу Вам обязательно! Только уж тогда не подставьте меня! И умоляю, не бросайте пожалуйста трубку из-за этого извращенца Соловьёва, особенно после того, что я вам сейчас сообщу. А то ещё решите, что у нас тут не Общественное телевидение, а гнездо разврата. Дело в том, что Соловьёв хоть при тиране-Путине и нападал больше всех на несчастных геев, лесбиянок, безобидных милых квадроберов, рвал задницу выслуживаясь перед руководством, потому что сам...
  - Только без интимных подробностей. Нет, пожалуй, не хочу это слышать. Так ты ответишь на мой вопрос прямо? Где он!
  - Вот! Вот, вспомнил! Только я вам это не говорил! Соловьёв ещё и зоофил, открыто живёт со своим котом. И даже как-то заявился с ним на Совет директоров. Он вообще - всеядный чёрт. Ему всё равно с кем. Он и сослуживцев пытался совращать. С ним панически боялись оставаться наедине и мальчики, и девочки, страшный харассмен, просто маньяк! Даже я боялся с ним ездить в лифте один! Под любыми предлогами бывало избегаешь оказаться с этой мерзкой рожей ближе пяти метров, хорошо ещё со мной почти везде охрана ходит, но даже им бывало страшно...
  - Слушай, что за бред, Костик? Я тебе задал простой вопрос.
  - Ну да... а на какой вопрос мне отвечать: на первый или на второй?
  - На оба. На все! Отвечаешь или я бросаю трубку.
  - Хорошо. Обещаю.
  - Я тебя предупредил! Отвечай прямо: Владимир Соловьёв - твоя креатура.
  - Да. Отпираться бессмысленно, верно?
  - Понимаешь, Костик, что у тебя будут бо-ольшие неприятности, если ты его не сдашь. Лучше сдай его мне первому. Ты же сам сказал, чего хочешь больше всего? Я попросил взамен не то чтобы совсем невозможного - поговорить с этой пропагандисткой сволочью, - тобою, как ты сам только что признал, созданной. Мы вроде договорились. Понимаешь, у нас революционеров всё очень строго. За базар надо отвечать, сука. "Скрепа" всегда так делал, пусть земля ему будет стекловатой!
  - Я понимаю, Модест Сергеевич, и полностью с Вами согласен... Так Вы согласны, чтобы подъехала наша съёмочная группа?
  - Что?! Ну, хватит - это уже ни в какие ворота не лезет. Бредяти-на полная. Лучше ничего придумать не мог, чем запудривать мне мозги?
  - Это правда. Господи! Ну, хотите я расскажу, когда у Соловьёва началось нездоровое влечение к кошачьим...
  - Так все, заткнись! Еще этого мне и не хватало!
  - Как скажете, Модест Сергеевич... Так мы обо всём договори-лись? О материальной стороне сотрудничества - это не телефон-ный разговор...Но вам понравится.
  - Похоже, я схожу с ума? Наверное, это от чрезмерной загружен-ности на работе.
   - Вы, что обиделись?
  ... - Эй! Кот! Или кто ты там... Костик. Продолжай, мне даже стало интересно.
  - Вот и хорошо, Модест Сергеевич. Короче, в перспективе мы хотели бы запустить игровой проект о работы вашей комиссии. Ну было раньше такое шоу под называнием "Суд идёт!". В общем, художественно режиссированный аналог вашей комиссии где бы актёры разыгрывали наиболее острые и значимые моменты.
  - Пожалуй, это интересно.
  - Дело в том, Модест Сергеевич, что наши аналитики держат руки на пульсе и регулярно меня обо всём информируют. Одним словом, я чувствую сильную обеспокоенность общества необхо-димостью дать публичную оценку каждому преступнику и преступному эпизоду времён тирании. Чтобы простые люди видели, что ни одному негодяю не удалось уйти в тень и переси-деть сложные для себя времена. Нам бы хотелось давать что-то в эфир о вас и вашей работе ежедневно. Такой научпоп, даже где-то образовательное телевидение.
   - Вообще-то я не уверен, что должен часто появляться в "ящи-ке"...К тому же я не телегеничен.
  - Ничего, Модест Сергеевич, наши гримёры - суперофессионалы и сделают из вас телезвезду.
  - И всё-таки, зачем вам я?
  - Модест Сергеевич, поймите, нас смотрят 120 миллионов россиян. Они должны видеть, что к проклятому путинизму возврата не будет. Ни одно злодейство не должно замалчиваться. Потому что этой важной работой занимаются такие люди, как вы, Модест Сергеевич! А мы предоставим вам многомиллионную аудиторию.
  - Ну, в общем...
  - Итак, когда вы сможете к нам подъехать для более детального обсуждения?
  - А когда надо?
  - Вообще-то мы планируем снимать программу с вами не под запись а сразу давать в прямом эфир...
  - Постой, а как же всё-таки с котом? Точнее, извини, с этим беглым Соловьёвым?
  - Э... Пока не знаю, но думаю, что строго. Может на год поса-дят пушистого поганца, когда изловят, а может еще и того хуже. Да не беспокойтесь Вы об этом поганце, дорогой Модест Сергее-вич! Собакам, то есть котам - кошачья смерть! Вот, собственно, поэтому я и захотел позвонить вам, да и не только поэтому. Пусть хоть и накажут меня за мои промахи, но я, в отличие от многих, говорил с великим Чистовым и буду теперь с гордостью делать важное для общества дело со своей телевизионной командой. Согласитесь же, Модест Сергеевич, что это круто!
  
  Глава 113
  Владимир Соловьёв сидел развалившись в удобном кресле и смотрел сквозь лобовое стекло автомобиля на входящих и выходящих из телецентра. Работающий на крупнейшую в мире машину госпропаганды народ куда-то торопился, нервничал, о чём-то озабоченно думал на ходу... А он, - один из королей этой фабрики фейков, - релаксировал под привычные истеричные надуманные раздутые "сенсации", что транслировала на огромные расстояния Останкинская телебашня у него за спиной.
  За приопущенным стеклом шелестел ветерок, по стеклам стучали горохом пока редкие крупные капли начинающегося дождя. При особо сильном порыве ветра некоторые капли долетали до его лица. Надо бы нажать клавишу на приборной панели и закрыть окно, но лень было даже пересилить собствен-ную лень. Так он и полулежал-полусидел, полуспал-полубодрствовал полууволенный-полузвезда, полумертвец как вдруг... что-то мягко и упруго шлепнулось мужчине на колени, моментально прогнав все полутона. На его коленях сидел "Паштет". Большой, пушистый, обычный и самый живой, можно сказать живее всех живых котов в мире!
  А ведь за время своеего отсутствия Владимир Рудольфович как-то умудрился забыть о его существовании (когда он вернулся в машину, "Паштет" отчего-то не попался ему сразу на глаза). Зато теперь кот решительно затребовал внимания к собственной персоне.
   Мужчина погладил ладонью его серую мягкую спину, кот в ответ на его доброжелательный жест, приподнял голову и, не поворачивая ее, с достоинством произнес:
  - Если вы так невоспитаны, что забыли со мной поздороваться по возвращении, и думаете дешёвыми ласками заслужить прощение, то это вам не удастся.
  - Ладно тебе, Паштет, обижаться, свои же люди.
  - Если мы с вами проживаем в одном дворе, это ещё не дает вам право фамильярничать со мной, - отчего-то решил включить понты этот дворняга.
  - Эй ты, котяра, довольно корчить из себя персону! - прикрик-нул на него Соловьёв.
  Кот презрительно фыркнул и промяукал, ставя его на место:
  - Слишком много о себе воображаете. Царь природы... Са-мое разумное существо на земле... Покорители земли и космо-сам... И что, спрашивается, мы имеем в итоге вашего царствования и покорения? До чего дошли мы все в результате, так называемой, вашей "разумной" деятельности? ...Комментарии, думаю, излишни. Факты на лицо. Ай, да что там говорить?!
  Кот сокрушённо взмахнул лапой и недовольно замолчал, отвер-нувшись от человека что, впрочем, не помешало ему продолжать лежать на его коленях.
   Соловьёв тоже молчал, переваривая услышанное. Когда коша-чьи эмоции должны были по расчётам Соловьёва остыть, он первым решил пойти на мировую:
   - Извини, конечно, приятель. Погорячился. Признаю. Но, думаю, что все не так уж мрачно. Я имею в виду, что не один вред от нас, людей. Есть много и положительных моментов.
  - И какие же? - умильная кошачья физиономия изобразила крайний скепсис.
  - Ну...мы создали компьютер, - брякнул первое, что ему пришло на ум Соловьёв.
  - А заодно атомную бомбу.
  Мужчина почесал затылок и сделал вторую попытку оправдать-ся разом за всё бестолковое человеческое племя:
  - Ещё мы изобрели лекарства от кучи болезней.
  - И каждый день убиваете тысячи украинцев, потому что жить не можете чтобы кого-то не убивать, - мгновенно крыл башкови-тый котяра, даже не взирая на застрявшую где-то в ней пулю.
  - Эй, потише, животное, знаешь, что за такие речи нынче полагается по закону?!
  - Сам животное, - спокойно вернул Паштет. - А вообще, это форменное свинство, - как требуется стеречь непонятно от кого некие документы у тебя в машине, пока ты будешь по барам шастать, так я достаточно разумный для этого, а как в нас ранимых взыграл биологический шовинизм, так "брысь живот-ное!".
  - Я этого не говорил. Я только хотел, чтобы ты не зарывался.
  - Сам брысь, - вернул ему должок "Паштет".
  Пришёл черед встать в позицию оскорбленного достоинства человеку, и Владимир им воспользовался:
  - Родители мои, между прочим, были очень интеллигентными людьми, и меня воспитали так, что я не привык грубить собесед-никам, даже когда они ведут себя не лучшим образом. Вот если бы они не были интеллигентами в седьмом поколении, то я наверняка сейчас сказал бы примерно следующее: "Во-первых, кто тебя столько раз кормил, когда ты ревел от голода на холоде, скотина ты неблагодарная? А во-вторых, коль тебя взяли, блохастую немытую животину, в чистый салон, да ещё положили на анатомическое кресло стоимостью в сотню таких как ты, так хоть веди себя по-человечески, в смысле, как воспитанный кот. А то не ровен час - за шкирку, и в окно под дождик. И весь разговор с нахалом!".
  Только не спеши ставить на мне клеймо живодера, "Паштети-на" ты этакая! Во-первых, эти слова я все же не озвучил. А во-вторых, я ведь не побрезговал и подобрал твою дохлую тушку и даже собирался похоронить по-человечески, хоть ты тогда ещё не подавал никаких надежд на оживление и тем более на способность качать права на чистом русском. И вообще, скажи спасибо моменту, так удачно совпавшему для тебя, - уж слишком я сентиментальный человек, это меня кидают прежние друзья, а я нет...
   Кот фыркнул. И было в этом фырке столько сарказма и злой иронии, что Владимира это уже вполне реально задело.
   - Ах, ах... Сентиментальный момент... - принялся откровенно глумиться на ним кот. - И что же вы имеете ввиду под этими "моментами"? Сиротам подарки раздаёте под телекамеры в рамках разрекламированной акции "Подари детство детям героев"? А сколько при этом сотен тысяч русских мужиков стали трупами в Украине благодаря вам, мсье разжигатель войны?
   Голубей в парках кормите? А сколько несчастных птах и зверушек убиваете с дружками на охотах ради развлечения или для того чтобы сожрать их трупы? Эх, да что там говорить!..
   У Соловьёва уже на языке вертелся вопрос: "Какого же рожна ты вообще тогда ко мне прилип, воскресший зобмокот, раз я такой плохой?! Шёл бы куда-нибудь - искал себе кого почище!".
   Так хотел сказать Соловьёв, как кот вдруг резко поменял тон и тему разговора.
   - А вообще, не обращай внимания, старина. Просто я сегодня не в духе. Не в ресурсе, как сейчас принято говорить. С ночи день как-то не задался. То одно, то другое. Под утро какой-то мудак всадил мне кусок свинца из окна в башку, тоже наверное ради забавы. А может жена ему давно не давала и он осатанел от чересчур долгого воздержания. Или новости из "ящика" достали, и у чувака элементарно поехала крыша. А может, он с войны вернулся с этим...посттравматическим синдромом! Это знаешь большая проблема теперь. Американцы после Вьетнама сильно с этим намучались, с любой войны же форменные психи возвраща-ются! Вот я и схлопотал пулю за того парня... а могла на моём месте бабуля-божий одуванчик оказаться, или молодая мамаша с коляской... Знаешь, приятного мало, когда тебе кусок металла прошибает череп и крушит тебе мозг. А тут еще похолодало резко, да и дождь этот начинается. Короче, я отсижусь тут у тебя часика два, вот в этом кресле, а потом мы вернёмся в свой двор и я уйду. Ночью у нас, сам знаешь, самая жизнь. Бары, негордые девочки, выпивка рекой, ну ты знаешь... Тем более, полнолуние сегодня. Так что окно оставь приоткрытым, я люблю дремать в проветрен-ном помещении. А теперь я пожалуй ещё подрыхну, - кот от души зевнул, показав свой чистый ярко-красный язычок. - Да, еще одно. Не обижайся на меня за критику, мне вообще-то всё равно, кем ты работаешь и чем занимаешься на своей работе. Так что я время от времени буду заглядывать к тебе. Ну, погреться там, подкрепиться. У тебя в машине климат-контроль и кресла анатомические, очень комфортно. И поговорить. Люблю, знаешь, потрепаться под настроение. - И он, свернувшись калачиком на свободном кресле рядом, моментально уснул здоровым крепким сном.
  
  Глава 114
  Ситуация подсказывала Соловьёву, что на время лучше зата-иться. А для того, чтобы под благовидным предлогом не появлять-ся в ближайшие дни на службе и не раздувать скандал, можно сказаться больным. В общем, требовалась справка - отмазаться от Эрнста и других. Выиграть время для следующего хода.
   Добавив для полной релаксации в ближайшем баре, Соловьёв завернул в первый же попавшийся на пути медцентр.
   Уже по ходу дела выяснилось, что спьяну он обратился...в ветеринарную клинику! - доктор оформляя клиенту документ о посещении их которезки, невозмутимо осведомился с серьёзным лицом:
  - Вас как записать, пёсиком или котиком?
  - Это судьба, - буркнул себе Соловьёв. - Знак свыше... А вы что порекомендуете?
  Ветеринар пожал плечами и продолжил юродствовать:
  - Став котом вы, конечно, сильно облегчите себе существование: с кота, понятно, не тот спрос, что с человека. Кота нельзя засудить. Кота не станут доставать банковские коллекторы...то есть, этим отмороженным живодёрам, понятно, всё равно, кого прессовать, но просто смысла нет... А некоторые деятельные натуры, представьте только, пользуясь лазейками в современном законода-тельстве, умудряются целенаправленно выдавать себя за котов, чтобы улизнуть из-под удара судьбы и не быть подвешенным за яйца. Хотя и не всем это удаётся.
  - Так вы советуете? - окончательно заинтересовался вопросом телеведущий. Он испытующе поглядел на ветеринара, напомина-ющего внешне знаменитый гипсовый антик "голова философа Демосфена". В клинике видать было скучно, потому что ветери-нар-философ охотно поддержал бредовый разговор:
  - Как вам сказать... Этакая "русская рулетка": кто уцелеет - собирает бабки. А фирма-посредник, как всегда, гребёт свои проценты. Но котам от природы присущи ловкость и гибкость. Так что...
  - Тогда я бы, пожалуй, рискнул, даже если не предлагается страховка на случай ошибки в выборе, - витиевато прикинул Соловьёв.
  Ветеринар-философ взглянул ясными очами и одобрил:
  - Тогда ты по адресу, сынок.
  Ветеринар вёл себя с клиентом со снисходительным великоду-шием, словно крупье с богатеньким новичком, упорно ставящим на зеро. К этому времени они уже подсчитали стоимость вопроса и у телезвезды хватило ума не жмотничать на собственном будущем. Поладили на пятнадцати процентах сверх обычной цены за стандартную "человеческую" операцию по смене пола и биологи-ческого облика. Ещё недавно, до начала борьбы государства с любыми "извращениями", такие операции десятками легально проводились в специализированных клиниках, но после ужесточе-ния законодательства остался лишь "чёрный" рынок.
   Даже обговорили, где и как можно будет оформить после процедуры "расчеловечивания" необходимые документы, чтобы легализоваться.
   От того, что в России такие операции внезапно оказались под строгим запретом - сразу ударило по профессионалам, а нелегаль-ный рынок только выигрывал. Теперь жаждущие переиграть природу клиенты готовы были ложиться даже под нож ветеринара!
   Оставалось заверить бумаги в специальной конторе (адресоч-ком фельдшер обещал поделиться), а пока пройти медосмотр.
  
  Глава 115
  За медосмотр Соловьёв немного волновался.
   Только зря он беспокоился. Медосмотр оказался обычной нудной процедурой, за исключением одного момента. Заканчивая процедуру, доктор посмотрел Владимиру прямо в глаза и сочув-ственно спросил:
   - Давно пьёшь, сынок?
   - Пью?
   - Пьёшь.
   - С чего вы взяли, доктор? Я не пьянее вас. Вот: на дворе трава, на траве...
   - Всё-всё, хватит. Отвечай на вопрос.
   - Ну... недельки две, наверное. Может, чуть больше.
   - Запой? Как часто такое с тобой происходит?
   - Да, честно говоря, ни разу. Понимаете, я... - Соловьёв начал втолковывать ветеринару, как обошлись с ним боссы на работе, которой он отдавал себя почти без остатка.
  - Я вкалывал на них по 20 часов в сутки! Нёс полную пургу, которую мне заказывали, так что собственный мозг давно спёкся от такой радиоактивной обстановки. Меня называли терминатором пропаганды. А в итоге со мной отступили, как с отработанным материалом...
  Доктор посочувствовал своеобразно:
  - Как сказал один китайский мудрец, тот, кто в течение дня активен, как пчела, силён как бык, вкалывает, как лошадь и приходит вечером домой уставшим как собака, должен прокон-сультироваться с ветеринаром, есть большая вероятность, что он осёл.
  - Вот поэтому, я здесь.
  Соловьёв собрался было выплеснуть на ветеринара новую порцию жалоб.
  Ветеринар выставил перед собой ладонь.
   - Прошу, довольно. Мне хватает своих переживаний, и я не психиатр. Всё, что меня сейчас интересует - выдержит ли ваше сердце переформатирование вашей туши под организм кота.
  Доктор продолжал:
   - Строго говоря, это не моё дело, почему человек принял для себя решение залезть в шкуру домашнего питомца и закрыться изнутри от прежней жизни. Кто-то скажет, ну и хорошо, одним дураком меньше под ногами мотается. А, по-моему, коты, псы, лошади, даже свиньи и крысы намного лучше людей. Люди с удовольстви-ем давят, грызут, душат друг друга ради денег, из зависти, просто из мизантропства, у животных такого нет, они убивают только когда голодны или защищаются... Только элементарная профес-сиональная добросовестность не позволяет мне допустить, чтобы пациент влез в чужую шкуру, если у него мозг пропитан алкого-лем. Ещё раз спрашиваю это не из любопытства, а по работе:
  - Так ты действительно решил стать котом, парень?
  - Решил-не решил, какая разница?!...А если человек давно перестал жить по человеческим законам. Если он так долго занимался расчеловечиванием другим, что сам в итоге оскотинил-ся, утратил человеческий облик, тогда как?.. Вот. А вы говорите решил!
  Понятно. Повернитесь.
   - А?
   - Повернись, говорю. Уколю в левую ягодицу.
  Что они и сделали: Соловьёв повернулся, необычный доктор уколол. Пока Соловьёв потирал место укола ваткой, ветеринар продолжил:
   - Теперь выпей это. Минут через пять станешь трезвее, чем был месяц назад. Имей в виду, у тебя ещё есть время отказаться.
   Соловьёв не спеша выпил то, что ветеринар дал. И ещё раз подтвердил , что твёрд в своём решении.
   - Всё, можете одеваться пока. Тащите сюда вашего кота. Сейчас позову ассистентку. И примемся за дело. Как у тебя с переносимо-стью наркоза?
  - А хрен его знает. В последний раз мне его давали в двадцати-летнем возрасте, когда удаляли аппендикс.
  - Нормально. Только учти, у меня лицензия собачье-кошачьего хирурга.
  - Пофиг. Не в моём положении привередничать, верно? Значит, операция сегодня.
  "Собачий фельдшер" раздумывал, сцепив руки за спиной и покачиваясь с каблука на носок, словно полководец перед решением - дать ему генеральное сражение немедленно или продолжить тактическое маневрирование в поиски идеальной диспозиции.
  - Ладно, - решился он, - пока давай сюда своего кота, а тебя дорежем в следующий раз!
  - Отлично, - согласился Соловьёв, будучи совершенно безмяте-жен.
  - А пока обратитесь в фирму, куда я вас направлю, и если сможете уговорить их утрясти все юридические формальности, то милости просим послезавтра на хирургический стол для оконча-тельной доводки... но я вас предупреждаю, что могу наложить своё вето даже в последнюю минуту. Никакого спиртного! Накануне лёгкий ужин; и не завтракать. Придёте за два часа до... - для окончательной проверки.
   Доктор отправился готовиться к операции.
  
  Глава 116
  Женщина за стойкой ресепшена уже приготовила все необхо-димые бумаги. Когда телепропагандист их взял, она сказала:
   - Вы можете оставить животное-донора у нас в клинике, если хотите. Доктор его сейчас малость прооперирует и мы его будем готовить к следующему этапу операции по смене пола. Как вам удобно, чтобы к вам обращались? Сударыня? Или что-то среднее?
  Формулировка телепропагандисту очень не понравилось, слишком это напоминало истории про разных патологических извращенцев, о которых он столько раз вытирал ноги в своих шоу и вот сам дошёл до жизни такой...
  - Вы что-то путаете, я не собираюсь переделываться в кошечку. Я хоть и решил окончательно стать животным, но остаюсь мужиком!
  - Ах, извините, - сотрудница ресепшена виновато заулыбалась, захлопала пушистыми ресницами, ещё раз сверилась с документа-ми и признала оговорку:
  - Господин Соловьёв. Владимир Рудольфович, наша фирма уважает Вашу идентичность.
  - А что будет с "Паштетом" в финале?
  - После того как вы получите новое тело, часть неизрасходован-ного биоматериала мы обычно утилизируем, а часть сохраним у себя... Э-э, насчет диеты вас доктор предупредил?
  - Да уж! Еще как. Ничего вредного, никакого алкоголя, буду питаться, в эти дни, как педераст.
   Чтобы скрыть раздражение, телепропагандист стал листать подсунутые на подпись бумаги.
   Сотрудница предложила ему сходить к своей машине и принести "Паштета", проинструктировав, как лучше обмануть приговорённое к хирургическому столу животное, чтобы избежать с ним проблем:
  - Соврите своему Барсику что-нибудь правдоподобное про свидание с сексапильными кисками, уверена вы справитесь, это ведь по вашей части, - она снова улыбнулась Соловьёву, показы-вая, что узнала телезвезду. А чтобы уже обнаружив обман, кот не начал в последний момент возмущаться и не буйствовал, сотруд-ница ветеринарной клиники приготовила укол с двойной порцией сильного снотворного.
  Глядя на это Соловьёв передумал оставлять им "Паштета" на положении узника кошачьего Освенцима, этакого подопытного местного "доктора Менгеля".
  - Пусть ваш хирург сделает ему первую часть операции и я его заберу с собой. Устрою ему человеческий последний день.
   - Как хотите. Всего вам хорошего. Да, вам необходимо внести аванс в размере 90% оплаты всей операции, вы готовы?
  
  Глава 117
  Прибыв на очередное заседание своей комиссии Модест Сер-геевич первым делом прошёл в новый кабинет. Он ему сразу понравился. Вроде бы какое-то время он принадлежал самому Лаврентии Берии, так Модесту сказали. Осознание сего факта бодрило, можно было с самоиронией сказать себе: "Ну что? Теперь ты вроде как новый хозяин Лубянки".
   Двое рабочих как раз заканчивали прикручивать шуруповёр-том "золотую" табличку с его именем и наименованием должно-сти. Ещё до него тут сидел прежний глава ФСБ, а ещё раньше Андропов и Путин. Место силы. Он теперь ведь тоже в каком-то смысле силовик... Ресурс решать вопросы у него есть, - любого может скрутить в бараний рог. И влияние есть на принятие государственных решений.
  По всему зданию идёт ремонт, после окончания которого на части площадей будет открыт Музей Политических Репрессий.
  Среди рабочих ни одного гастарбайтера. После принятия но-вым Парламентом законов о рынке труда, профсоюзах и госзаказе иметь дело с нелегальной рабочей силой перестало быть выгодным для работодателей и это сразу отразилось на положении дел в строительном секторе.
  Зато среди маляров и штукатуров много бывших судей, проку-роров, чиновников, высокопоставленных полицейских. Всем им запрещено занимать ряд государственных должностей, да и список доступных им профессий ограничен, к тому же многие подверг-лись большим начётам.
  Один бывший силовик в ранге полковника юстиции только что умолял Чистова взять его на должность хотя бы секретаря. Или курьера. Он даже готов был мыть полы в кабинетах. "Но я совсем не приспособлен к работе чернорабочего, жаловался он. - А полковничьей пенсии меня лишили"
  - Я могу быть вам полезен! - убеждал лишенец высокопостав-ленного комиссара. - Я могу дать важные сведения на многих бывших коллег. Уверяю, такого нет даже в наших архивах! Я специально готовился на этот случай пока Путин был жив... Мы все готовились.
  Но Чистов отказал. Если ты виноват, то должен искупить. Да и с какой стати! В стране огромная безработица, бешенная инфля-ция; мало того, что страна лишилась по собственной воле нормальной экономики и уважения в мире, так ещё вынуждена выплачивать колоссальные репарации разрушенной, обескровлен-ной Украине. А человек, который всё это организовал, по принципу "после нас хоть потоп" сбежал в смерть... Так что пусть хотя бы его пособники платят...
  
  Глава 118
  Спустя полчаса открылось заседание Комиссии по примире-нию и согласию. Это уже приобретало характер рутины. Лица сменяли друг друга перед Чистовым, как в калейдоскопе. Эмоции притуплялись. Зато приходил профессионализм. Голос председа-тельствующего обретал нужные интонации. Ты начинал видеть перед собой не человека, а личное дело, на рассмотрение которого отводится временной лимит, ведь "у ворот" своего вызова в "чистилище" ожидают другие грешники.
  - Так вот, мы рассмотрели вашу деятельность за период с 2012-го года и до того момента когда система, в которую вы были вписаны, оказалась демонтирована. И мы пришли к решению. Комиссия будет рекомендовать судебной инстанции запретить вам пожизненно...занимать какие-либо государственные посты, и избираться в органы власти любого уровня. Мы также считаем недопустимым, чтобы вы могли заниматься преподавательской и просветительской деятельностью на территории нашего государ-ства. По меньшей мере в течении следующего десятилетия. В отношении вас могут быть введены и другие ограничения, которые будут приложены к заключению комиссии и с которыми вы сможете ознакомиться.
  Решение вам понятно?
  У этого лицо с острыми чертами, выражающими резкое неприя-тие и упёртость, тонкогубый, плотно сжатый рот, испуганный и ошалевший взгляд вытащенного из под коряги, куда он забился после исчезновения своего всесильного патрона. Он подавлен, но пытается защищаться:
  - Я не согласен! Я музыкант, понимаете? Политика меня нико-гда не интересовала. Много лет я упорно работал, занимался искусством, чтобы чего-то достичь. Мне никто не помогал в начале карьеры, у меня не было влиятельных родственников и друзей. Я всего добился сам.
  - Это вызывает уважение, однако не имеет отношения к вашей последующей деятельности.
   - Мне ставят в вину, что я не уехал 24 февраля 2022 года и тем самым поддержал войну. Да, я мог бы уехать, но я посчитал это малодушием. Почему должны были пострадать мои ученики и мои слушатели здесь в России? Разве они виноваты в том, что Путин вторгся в Украину? Я играл и дирижировал для своих слушателей, а не для Путина и его министра обороны, хотя они тоже бывали на моих концертах. И вы не можете мне запретить руководить театрами и оркестрами, преподавать студентам, писать музыку и выпускать научные публикации. Это удар не по мне, а по русской культуре. Я не политик! Моцарт был не политик, Чайковский, Шостакович - они тоже были вне политики. И не вам нас судить!
  - Судят музыкальные критики, юристы. А мы практикующие философы, рассуждающие на тему нравственности. А бумеранг судьбы запускаете вы собственными руками... Вам оставлено право обжаловать решение комиссии в органах судебной власти. На это у вас будет три месяца.
   Конечно, Модест лукавил. Как ни крути, а дирижёр ответит - и за свои концерты для героев СВО, и за принятый из рук тирана орден, и за пост, который он занял вместо коллеги, выкинутого из страны за свою антивоенную позицию.
   Осуществлять возмездие, - вот чем заниматься он поставлен на свой пост. Комиссар трибунала совести! И конечно на всех на них, - чекистов революции, - постоянно оказывалось давление, чтобы устроить внесудебную расправу над ближайшим окружением тирана. Что-то вроде "ночи денных ножей" или "Варфоломеев-ской ночи". Только его не продавить!
   Чистов всегда и везде резко подчёркивал, что будет оставаться строго в рамках правового поля, тех полномочий, что ему даны победившим тиранию народом. И позиция его оставалась твердокаменной: "Мы не суд, мы никого не приговариваем, мы только даём моральную оценку".
  
   В половине первого был объявлен брейк-кофе. Все перешли в специальное помещение, где на застеленных белоснежными скатертями длинных столах были уже расставлены большие термосы с горячим кофе и чаем, на блюдах красиво разложены бутерброды. Модест Сергеевич непринуждённо беседовал с приглашёнными сегодня на заседание комиссии деятелями науки или искусства. Разговор приобретал принципиальный характер. В поисках очередного аргумента главный люстратор предложил собеседникам взглянуть из окна на текущие внизу по улицам толпы москвичей и приезжих, потоки автомобилей:
  - Иногда вот думаю, куда делись все эти авторы омерзительных законов, ксенофобских публикаций, человеконенавистнических телесюжетов, всевозможные пособники и выгодополучатели войны, бесчисленные разжигатели ненависти.
  - Вы правы, Модест Сергеевич, большинство из них раствори-лись в толпе, - заметил ему знаменитый историк и драматург Эдвард Радзинский, - они как песчинки, подхваченные океанской волной... Их были миллионы, - зарабатывающих на крови и преступлениях, однако, попробуй отыщи их в этом людском океане.
  - В этом и заключается наша работа, Эдвард Станиславович, - ответил ему Чистов, - дойти до каждого адреса, постучать в каждую дверь. Мы работаем под знаменитым девизом "никто не должен быть забыт, ничто не должно быть забыто".
  - Полагаете, это возможно? Ведь у коллективного Путина миллион лиц. Созданная им "машина зла" состояла из невообра-зимого количества винтиков и шестерёнок, пойди попробуй разбери такую махину и опиши каждую деталь!
  - Мы будем работать для этого столько, сколько потребуется. Если нашей жизни не хватит, - на наши места придут другие, которые продолжат важную для общества работу. Очень надеюсь во всяком случае на это. Нельзя повторить ошибку, допущенную теми, кто не довёл дело со сталинистами в годы Перестройки. Ведь тогда ещё были живы некоторые палачи. Необходим был большой показательный процесс над компартией. Если бы они тридцать лет назад выявили каждого преступника и соучастника, дали мораль-ную и юридическую оценку преступлениям государства в отношении своих граждан, - не стал бы возможен путинизм. Надо что-то делать! Иначе Россия будет бесконечно ходить по этому адскому замкнутому кругу.
  - Согласен с вами, коллега.
  
  Перерыв заканчивался. Возвращаясь в зал заседаний Чистов случайно услышал обрывок разговора одного из коллег с вызван-ным на комиссию крупным бизнесменом. Модест Сергеевич не видел лиц, но по голосу узнал Леонида Волкова одного из руководителей Фонда по борьбе с коррупцией (ФБК) Алексея Навального, это был мутный тип с несколькими тёмными историями эпохи эмиграции. Сам ФБК, после мученической гибели своего вождя начал стремительно деградировать, заняв-шись отмыванием репутаций и денег беглых банкиров и олигар-хов. И конечно же рыба гниёт с головы, а репутация самого господина Волкова серьёзно пострадала после нескольких громких скандалов с его участием времён эмиграции. Тем не менее, былые заслуги перед свободой перевесили и Волков входил в наблюда-тельный совет комиссии.
  - Как нам стало известно, вам похоже удалось утаить на иностран-ных счетах несколько миллиардов, полученных преступным путём средств, - говорил кому-то Волков. - Вы можете облегчить совесть...а заодно и свою участь. ФБК сейчас остро нуждается в добровольных пожертвованиях на святое дело.
  - Неужели при вашей нынешней власти вам придётся бороться с коррупционерами за счёт добровольно-принудительного выбива-ния донатов? - с иронией ответил собеседник.
  - Что поделаешь, человек при любой власти остаётся человеком с присущими ему слабостями и суетными потребностями. К сожалению, в наступающей прекрасной России будущего коррупция никуда не денется, во всяком случае ещё какое-то время... За ваше спонсорство мы, ФБК могли бы ходатайствовать перед Комиссией за человека, который нас активно донатил в годы подполья и голодной эмиграции...
  - А если я принципиально против таких кулуарных договорняков?
  - Не забывайте: Ленин тоже начинал как демократ, либерал, пацифист и гуманист, что не помешало ему всего через год нахождения у власти начать революционный террор по отноше-нию к "бывшим", не смотря на первоначальные заверения, что новая власть против смертной казни.
  
  Глава 119
  Внезапно Соловьёв понял, что не хочет снова выпить. То есть, ни малейшего желания. Кроме отвращения. Парадокс. А хочет он есть и спать, а в промежутках смотреть на мир ясными глазами. Доктор оказался на болтун: вот уже несколько часов Соловьёв был трезв и впервые за несколько месяцев чувствовал себя Человеком! Может быть ничего особенного ветеринар ему в задницу и не впорол - обычный витамин B1. Но если так, то витаминчик оказался в лошадиной концентрации!
  Конечно в трезвую голову лезли всякие, в том числе и не слиш-ком приятные мысли, но таковы поставленные ему жёсткие условия - как минимум в течении двух дней "сухой закон".
   Мужчина вывел машину из потока, и запарковался у неболь-шой закусочной известной сети ресторанов, бывшей когда-то "Макдональдсом". Перед тем как выйти он посмотрел на лежаще-го рядом на сиденье почти снова трупом "Паштета", который напоминал маленькую мумию, замотанную бинтами. Серьёзно с ним поработал хирург! Что же будет с беднягой в финале операции? Да и со мной... останусь ли я собой? И удастся ли всё провернуть юридически...
   Пропагандист вновь взглянул критически на исполосованную под бинтами голову "Паштета", потом перевёл взгляд на соб-ственное отражение в салонном зеркале, спросил себя:
  "Вован, дорогой, а не свихнулся ли ты окончательно на своей сумасшедшей должности? Доктор-то прав: ты пытаешься влезть в бутылку. Голова у тебя может как-нибудь и пролезет в узкое горлышко, а вот плечам будет уже тесновато. Посмотри на эту тушку, - надо быть полным мудаком, чтобы всерьёз вознамериться натянуть сову на глобус... Конечно бедняга "Паштет" вряд ли станет с тобой судиться за то, что с ним сотворили по твоей милости. Хотя, как минимум, имеет полное право набить мне морду, как положено нормальному пацану, ведь ты не спросил его согласия на операцию!... Ладно, пошли жрать".
  В ресторанчике мужчина заказал себе цыпленка, пару котлет, а "Паштету", который только начал отходить от послеоперационно-го наркоза, - молока. Пока заказ готовился, мужчина вышел на воздух. Ему не было дела до любопытных взглядов посетителей, которые никак не могли понять, что за странный объект он держит на руках, по виду вроде похож на спеленатого младенца, но если приглядеться, то вместо розового личика из пелёнок выглядывает что-то заросшее шерстью.
   Через несколько минут пребывания на мягкой травке, под лучами ласкового солнышка кот слабо зашевелился и открыл один глаз. Во взгляде его Соловьёву почудилась запредельная нена-висть.
   - Всё -таки хочешь подать на меня в суд? Глупо. Доказательств у тебя нет. Да и вообще в суде выигрывает только одна сторона - адвокаты. Так что не советую. Я и сам хотел бы подать в суд на этих засранцев из руководство телевизионной госкорпорации. Но понимаю всю безнадёжность. Зато и я ведь тоже неподсуден. Как и они. Мы корпорация избранных. Знаешь сколько народу в этой стране хотели бы поквитаться со мной, - уйма! Тебе вот, "Паштет", мозг порезали один раз, а я профессионально делаю это с мозгами соотечественников лет пятнадцать.
   - Мя-а! - сердито отреагировал несчастный котяра
  - Ладно, не напрягайся. Тебе это сейчас вредно, береги силы. Тем более, что я тебя отлично понимаю, приятель, ты прав, "Паште-тик". Сам бы на твоём месте прыгнул на такого мудака, оторвал ему руку и стал этой рукой бить его же по голове, пока самому не полегчает. Но ты пойми, выбора у меня нет. Зато оставшееся время до второй части операции я буду кормить тебя на убой, извини за неудачное слово, и вообще выполнять все твои кошачьи хотелки... А сейчас давай потихонечку просыпайся, Паштетушка. Вечный сон малость обождёт. Надо же тебе узнать, что такое сладкая жизнь самого богатого телепропагандиста России, и как я умею её прожигать... Впрочем, не исключено, что ушлый ветеринар через пару дней такое из нас двоих сварганит, что часть тебя уцелеет во мне, так что не злись, "Паштет", ведь ты - это уже почти я. И наоборот. А сейчас пошли. Я набью себе брюхо едой, и надеюсь она отлично там уляжется. Пить я больше не стану, ведь до операции я должен быть трезв, как стёклышко.
  
  Глава 120
   Через час мужчина с котом на руках вышел из закусочной и сел в машину. Он был сыт и трезв, как и полагается человеку, решившемуся на кардинальную смену жизни. "Паштет", надо было отдать должное его могучему организму, не подумал ограничиваться одним заказанным ему молочком, а едва придя в себя, потребовал себе нормальной жрачки и тонизирующего. Тем не менее продолжал с угрозой ворчать на утреннего спасителя. Так что у Соловьева закончилось терпение слушать его наезды:
  - Эй, неблагодарный ты кот, хватит кидать мне предъявы! Ты набил брюхо едой, и наверняка впервые за много дней она там уютно улеглась. Тебе ведь уже лучше. Чего же тебе ещё? Насчёт остального я тебе ничего не обещал? Или обещал? Но ты что, капризный ребенок? - едва оклемался от трепанации как уже на приключения потянуло? Или просто хочешь раскрутить меня по полной? Ладно. Я ведь не отказываюсь. Мы ведь с тобой уже почти одна плоть. Давай закажем проституток. Только я не собираюсь иметь проблемы на операционном столе из-за того, что кто-то подхватил триппер или сифачок от какой-нибудь уличной шалавы. Мы возьмём элитных кисок, надо только найти в Интернете приличный бордель для таких похотливых котов.
  
  *
  
  Один за другим перед комиссией представали люстрируемые. Всего в этот день их прошло десять. Трое были оправданы, все обвинения с этих людей были сняты, комиссия выступила с полностью реабилитирующими их заявлениями. Против одного дело закрыто за недоказанностью обличающих фактов. Ещё по двоим мнения членов комиссии разделились и их кейсы было решено передать на рассмотрения коллегам из других комиссий.
  Под конец рабочего дня Модест Чистов вынес на голосование неприятный для себя вопрос:
  - Всем вам известно, что новая власть сразу поставила себе на службу передовые достижения рухнувшего режима. В том числе искусственный интеллект, который помогает нам выявлять тысячи активных путинистов. К великому моему сожалению, сегодня нам предстоит рассмотреть персональное дело одного из нас, члена комиссии, уличённого в коррупции. Сразу хочу сказать, что заподозренный не пытался изворачиваться и во всём сознался.
  Вызванный из коридора программист вошёл и с гордо поднятой головой проследовал на место ответчика между сдвинутыми буквой "п" столами, он совсем не походил на тех, кто тут стояли до него.
  Модест Сергеевич обратился к обвиняемому:
  - Зачем вы это сделали? Из-за денег? А может у вас были иные смягчающие мотивы?.. Вы осознаёте, что совершили должностное преступление?
  Молодой человек странно отреагировал на его слова. Он спо-койно смотрел в глаза Чистову, и это спокойствие придавало ему почти снисходительный вид.
  - Я поступил так, как поступил, - ответил парень. И для многих это прозвучало как выражение надменности и презрения.
  - Но вы могли бы объясниться... По-моему сейчас самое время для этого. Все мы тут люди понимающие, сами когда-то были в вашем возрасте...мы могли бы попробовать войти в положе-ние...бывают ведь в жизни особые обстоятельства...
  Программист пожал плечами, странная ухмылка прошла по его лицу. Похоже он придерживался мнения, что самоирония красит человека, он словно сказал самому себе: "Парень, не стоит унижаться, оправдываться, прими всё как есть".
  Ни одна рука не поднялась в защиту бывшего коллеги. И ни звука не прозвучало хотя бы в виде намёка на особое мнение, когда после проведённого голосования председательствующий объявлял о принятом решении. Теперь оставалось определиться с наказанием - следует ли просто изгнать паршивую отцу или же пойти до конца и передать дело в органы. Загвоздка заключалась в том, что виновный приходился дальним родственником видному вождю революции, хотя и не пытался прикрыться высоким именем.
  После некоторых размышлений, кулуарно посовещавшись между собой, пятеро главных иллюстраторов, составляющих ареопаг комиссии, решили не марать имя авторитетного товарища по борьбе, чтобы не компрометировать святое дело продолжения реформ в глазах общества.
  Коррупционер тут же написал заявление об уходе и был с позором изгнан вон.
  Едва за ним закрылась дверь "доктор Чистов" сгорбился за столом, испытывая одно-единственное отчаянное желание - чтобы его никто не видел. Он чувствовал смутную тревогу, смешанную с тяжёлым чувством стыда, что никто, никто из тех, кем он дорожит, больше не захочет его видеть, когда они всё узнают. Почему-то Модесту Сергеевичу будто вложили в голову странную, лишённую всякой логики мысль, что точно также поступят однажды с его собственным сыном и с женой. И он их тоже предаст - из страха, из эгоизма. Он знал слова, которых так и не произнес в защиту изгнанника. Хотя мог бы, ибо знал, что парень в сущности не виновен, и только свойственная его молодому возрасту гордость не позволила ему оправдаться.
   Да, в его силах было хотя бы попробовать отстоять программи-ста. А он даже не пытался. По нескольким причинам. Во-первых, боялся быть заподозренным в том, что развёл у себе под боком фаворитизм. Опасался открыться для критики, отчего авторитет его может пошатнуться. С возрастом участвовать в волчьей грызне за место под солнцем ему стало не по зубам, вот когда ему сделают хорошие протезы, вот тогда...а пока нет, он не готов проверить на прочность собственную шкуру... Стоит некоторым коллегам из числа его завистников и недоброжелателей восполь-зоваться случаем чтобы объединиться против Чистова и провалить попытку председателя комиссии спасти скомпрометированного мальчишку, и его положение станет шатким. Враги из собствен-ного департамента смогут выставить себя в глазах общества принципиальными в столь щепетильном вопросе, а в отношении главного люстратора пойдут разговоры, а достоин ли Модест Чистов дальше занимать этот пост. Отсюда проистекал страх, что за него могут взяться всерьёз и тогда всплывут собственные грешки, которые он так тщательно скрывал.
   И чем больше Модест Сергеевич убеждал себя в том, что сейчас не время и следует выждать из соображений тактического характера...что немного позже, когда страсти улягутся, он обязательно вернётся к этой некрасивой истории и поставит вопрос о переголосовании...тем отчетливее понимал, что не сделает этого никогда.
  Он осторожно извлёк из папки листок с заготовленными тези-сами защиты невиновного, под столом, чтобы никто не заметил, разорвал его в мелкие клочья и выбросил их в мусорную корзину. Но стоило Модесту Сергеевичу стряхнуть с рук последнее напоминание о мучительном выборе, который на протяжении многих дней не давал ему ни минуты покоя, как он вместо ожидаемого облегчения неожиданно мысленно он увидел другое лицо - настолько отчетливо, что мог разглядеть каждую его черточку, - совсем юное лицо мальчишки. По щекам пацанёнка в пионерском галстуке катились слёзы от пережитого предательства самых близких, отчего мальчуган чувствовал себя растоптанным, почти убитым.
  "Нет, с меня хватит! - словно поспешно опуская обратно случайно приподнявшийся тяжёлый занавес, одёрнул себя Чистов. - Та давняя истотория не может иметь к этой никакого отношения! Все они призраки далёкого прошлого, затянутого плотным туманом времени, ибо большинство действующих лиц той истории наверняка мертвы, давным-давно".
  Тем не менее Чистов продолжал ощущать пронзительную боль в груди и острую жалость к себе другому, а ещё смутное подозре-ние, что наверное был бы счастлив глубже проникнуть в мимолёт-ный флешбэк. "Что за чёртов психоанализ!" - мысленно прикрик-нул на себя солидный мужчина, с раздражением беря себя в руки.
  - Предупреждаю всех на будущее, - стряхивая с себя всё посто-роннее, строго произнёс он, одновременно давая секретарю знак запустить из коридора прессу. Подождав пока корреспонденты войдут и приготовят свои диктофоны, он продолжил:
  - Как все вы только что видели, даже мы, передовой отряд революции, к сожалению, не застрахованы от предательства. Но вы также убедились, что всё тайное обязательно становится явным. Мы умеем сохранять бдительность в вопросах чести, и не поступаемся принципами, даже когда речь идёт об очищении собственных рядов! Для нас нет любимчиков и друзей, когда речь идёт о принципах... В следующий раз мы не будем столь гуманны. Так что очень не советую...
  Тяжёлый взгляд председателя комиссии прошёл по лица сослу-живцев.
  - Тот, кто чувствует в себе слабость, пусть лучше уходит сам. Пока это можно сделать под любым предлогом, сохранив лицо и не запачкав репутацию.
  
  После столь эффектной концовки и краткого общения с прессой все потянулись к выходу. В коридоре Модеста Сергеевича снова обступили журналисты, посыпались вопросы. Всех интересовал вердикт по делу известного режиссёра. Сопровождаемый репортёрами и коллегами Чистов дошёл до своего кабинета, передав свиту на попечение секретарш в приёмной.
  Через полчаса, когда многоголосье в приёмной стихло, Чистов проскользнул мимо занятых болтовнёй секретарш, торопливо вернулся в помещение, где работала комиссия, и сразу направился к мусорному ведру, в который выбросил обрывки несостоявшейся защитной речи. Он крался словно вор, опасаясь быть застигнутым на месте преступления. К счастью уборщица ещё не приходила и потенциально опасный компромат всё ещё был на месте. Тща-тельно собрав всё до последнего клочка Модест вернулся к себе в кабинет, запер дверь изнутри и пропустил добычу через машину для уничтожения бумаг.
  Немного успокоившись, он сел за служебный стол и включил компьютер. Зашёл в почту. Сразу выскочило сообщение о поступившем электронном письме.
  "Итак, вы успокоились, потому что уверены в своей неуязвимо-сти?..
   Вы ни в чем не можете быть уверены!
  Неужели вы готовы предать дело, которому взялись служить? Разрушить собственными руками гармонию своего окружения, свою дружбу с ближними, положение, репутацию, честное имя и высокие идеалы.. и всё только ради чиновничьей должности и высокого оклада! Ради миража, имя которому "я так считаю, потому что это я?".
   Неужели вы готовы рискнуть и накликать несчастье на всех, кого любите, выступая против того Модеста Чистова, которым были до своего назначения?
   Вы утверждаете, что уверены в своей правоте? Но так ли уж прав человек в вашем положении, забывший про ценность сомнения...
  Вы дорого заплатите за цепочку компромиссов, которые позво-лили себе. Вы не можете этого не знать. В конечном итоге расплата будет жестокой, вы сами себя уничтожили своими решениями".
  "Зоя"!
  Как писатель, Чистов даже в такую отчаянную минуту не мог не восхититься, отдавая должное стилю порождения искусственного разума.
  Одновременно первобытный, неподконтрольный логике ужас накрыл Модеста Сергеевича с головой. И обречённость. Можно было ещё какое-то время скрывать свои эмоции от коллег, уничтожить все улики, водить за нос новые власти, журналистов, публику... но проклятый "разум из машины" не обмануть! Взяв след, программа будет преследовать его, пока не уничтожит...
  
  Глава 121
  Владимир Соловьёв всё-таки сорвался. Вместо работы, где через полчаса должен был состояться очередной прямой эфир его вечернего авторского телешоу, он сидел во второразрядном баре и пил виски исключительно ради обезболивания души. А вышло это так. Сотрудница посольства Болгарии София прислала ему сообщение, что её экстренно выдворили из страны люди, предста-вившиеся сотрудниками ФСБ. Они заблокировали её автомобиль в центре Москвы, пересадили в свою машину, привезли в аэропорт и оставались рядом до тех пор, пока с молниеносной скоростью объявленная персоной нон-грата мелкая дипломатка не оказалась на борту лайнера, вылетающего на её родину. Никто из спешно опрошенных Соловьёвым неофициальных источников в болгар-ском посольстве и в МИДе не понимал истинной причины такой экстренной высылки второго секретаря по культуре. Не прозвуча-ло обычных в таких случаях громких заявлений о разоблачении работающей под дипломатическим прикрытием шпионки. Отношения с Болгарией хоть и не были такими уж тёплыми, как в прежние времена, но и межгосударственным скандалом как будто не пахло. Но Соловьёву всё было понятно. Они пронюхали про план побега и отрезали ему такую возможность. Теперь он остался совсем один. Вместо жены, любовницы, коллег, друзей образова-лась пустота.
  Даже вместо напарника - изрезанный скальпелем ветеринара кот, пристрастившийся к имбирному виски. Кота он пронёс в заведение в спортивной сумке, ибо вход с животными был запрещён, о чём извещал специальный стикер на входной двери. Чтобы избежать узнаваний и приставаний с автографами телеведущий надел картонную маску Ньягу, напоминающую кошачью морду, такие в Венеции носили исключительно мужчи-ны, изображающие женщин.
   Что же касается дальнейших планов - он был намерен про-должать пить до полного забвения.
  Соловьёв достал айфон. Открыл банковское приложение. Так он и думал! Ему заблокировали два счета из трёх, а третий банк выставил ему временный лимит на верхний предел расходуемой суммы! На разблокировку и улаживания вопросов потребуется время. А времени нет.
  "Эй, не надо раздувать в голове проблему! - сказал он себе. - Почему ты говоришь, что времени нет? До 9-го числа ещё пять дней. Пусть они собьются с ног, разыскивая тебя по городу.
  При нём оказалась приличная сумма наличными. Правда банк-ноты помялись и скомкались: он ведь отвык экономить и таскал взятые в служебном сейфе "бумажки" в карманах, легко расстава-ясь с ними, как с фантиками, и всё же это был кэш!
  "Так почему бы и нет? - спросил Соловьёв себя с вызовом. - Если нельзя удрать далеко, то почему бы хотя бы не сбежать от проблем и не утопить все тревоги в лихом загуле? Взять ящик джина, и полирнуть в сортире убойной дозой марафета? В любом случае так приятнее, чем получить от киллера пулю в ясную голову; не так противно будет, когда пронзающий мозг кусочек свинца пробьёт кости черепа, и это будет для меня уход на высокой ноте".
   Но потом к Соловьёву вернулась на время способность рассуждать трезво, и он подумал, что так у него может не хватить денег на предстоящее переоформление документов на перемену личности в кошачью. Упиться же в усмерть он, говоря на чистоту, не слишком надеялся, ибо обладал крепким бычьим здоровьем. Да и ветеринар сурово пригрозил, что не станет заканчивать операцию, если послезавтра всё обнаружится.
  Впрочем, тут же возобладала злодейская мыслишка, что все вопросы он как-нибудь потом порешает, а пока... надо же отметить прощание с собой прежним адским загулом! Святое дело! Скажем, зарядить организм всем "допингом", какой только он сможет достать, взять в прокат самую мощную тачку. Этого хватит, чтобы почувствовать себя лучше. Пусть люди запомнят, каким широким парнем он был!
  Когда пропагандист достиг этих философских истин, "Паштет" чихнул: это газ от содовой, которым он с непривычки разбавлял виски, шибанул коту в нос.
   - Будь здоров! - пожелал приятелю повеселевший Соловьёв, - и не пей так быстро.
   "Паштет" совет проигнорировал. За столом он умел вести себя лучше, чем напарник, когда "включал звезду" или перебирал с "допингом".
  В это время местный официант ошивался у кассы, болтая с симпатичной кассиршей. Время ещё было относительно раннее для большинства завсегдатаев, и немногочисленные посетители сидели у стойки бара либо за ближайшими к ней столиками. Когда странный тип в кошачьей маске сказал другому "будь здоров!", официант взглянул в их сторону и что-то шепнул кассирше. Оба посмотрели на странного посетителя, потом они что-то сказали бармену, тот поднял крышку стойки и вышел в зал походкой шерифа.
  Владимир тихо предупредил напарника:
   - Будет разборка, парень. Прячься в спортивную сумку.
   Подойдя к их столику, бармен огляделся и вдруг потянулся к сумке под столом, но Соловьёв отодвинул её подальше, чтобы бармен не смог до неё дотянуться.
   - Извини, приятель, - сказал бармен без выражения, - но кота придётся отсюда убрать.
   - Какого кота?
   - Которого ты поил из нашей посуды, - попытался выглядеть строгим бармен. Выглядел он сильно уставшим и вероятно ещё и поэтому, а не только из-за маски, которая едва покрывала широкую физиономию Соловьёва, не мог признать в борзом посетители телезвезду.
   - Не вижу тут никакого кота, - продолжал быковать клиент.
  Тут Бармен нагнулся и заглянул под стол.
   - Он у тебя в этом мешке.
   - Кот в мешке? - удивлённо переспросил пропагандист. - Друг мой, это что - в переносном смысле?
   - Чего?! Ты давай не умничай. У тебя в сумке кот. Ну-ка, открой!
   - А ордер на обыск у тебя имеется? - начал глумиться клиент.
   - Не болтай глупости. Ордер...
   - Это ты болтаешь глупости: требуешь показать, что у меня в сумке, без ордера на обыск. Закон о полиции позволяет обыски-вать без ордера лишь сотрудникам при исполнении, да и то при наличии у них веских оснований, а у тебя они есть? Или, может, ты ещё и полицейский на полставки под прикрытием?.. Теперь, если с этим всё ясно, скажи, пожалуйста, официанту, чтобы повторил все ещё по разу. Или сам принеси.
  Соловьёв сдёрнул маску. И врубил на полную катушку извест-ную всей стране глумливую манеру подавать себя.
  Лицо бармена приобрело страдальческое выражение.
   - Дружище, я ничего не имею против тебя, но - я же беспоко-юсь за свою лицензию. Видишь табличку вон там, на стене? Там же сказано: с собаками и кошками нельзя. Мы стараемся содер-жать наше заведение в приличном санитарном состоянии.
   - Плохо стараетесь. - Соловьёв взял со стола свой стакан. - Видишь оставшиеся следы губной помады? Так что лучше следи за своей посудомойкой, а не за клиентами.
   - Не вижу я тут никакой помады!
   - А я её стер... в основном. Ну, давай отвезём этот стакан в санитарную лабораторию, пусть там заодно уж сосчитают бактерии на плохо помытой посуде. И учти я по совместительству общественный контролёр. Активист.
  Официант вздохнул.
   - A y тебя удостоверение при себе?
   - Нет.
   - Тогда квиты. Я не лезу в твою сумку, а ты не тащишь меня в санитарную службу. Так что, если хочешь выпить ещё, ступай к стойке и пей. За счёт заведения.
  Конфликт в целом был исчерпан и Соловьёв тоже снизил обороты:
   - Ладно. Мы, собственно, собирались уходить. Лучше принесите нам ещё отвальную.
  
  
   Когда, шагая к выходу, Соловьёв поравнялся с кассой, кассирша подняла голову.
   - Вы не обиделись?
  Похоже, она-то его узнала.
   - Не-а. Просто я собирался на днях заглянуть сюда выпить со своей лошадью. Теперь не приду.
   - Зря: в санитарных правилах про лошадей нет ни слова. Я вот хотела попросить у вас автограф, а заодно узнать: ваш кот правда пьет имбирный виски?
   - Ты про закон о правах животных знаешь, детка?
   - Я же не прошу показать мне кота. Я просто хотела знать.
   - Ну, - снизошёл он таки, - "Паштет" вообще-то предпочитает молоко, но и виски тоже пьет, когда нахаляву.
   - Почки испортит, - по-женски пожалела животину официантка.
  К ним опять подошёл бармен, который теперь тоже разглядел в скандалисте известную телеперсону:
  - Вы бы сразу назвали себя, мы бы вам и вашему котику за счёт заведения любую выпивку и закуску, без разговоров.
   - Аминь, брат.
  Соловьёв пошёл к двери. Оказавшись снаружи он открыл сумку и понес её за одну ручку. "Паштет" высунул наружу голову, на которой размотались бинты так что торчали кривые швы в клочьях шерсти.
   - Слышал, что сказал этот тип? - произнёс он пьяно, не контролируя свою отвисшую челюсть и дёргающийся глаз. - "Любую выпивку"! Я хочу остаться, мне здесь всё уже нравится.
  Соловьёв отыскал заказанную по телефону машину уже стоя-щей на парковке. Выруливая на дорогу, он умудрился помочь подельнику выбраться из сумки и остатков бинтов и переместить-ся на задний диван, где имелся мини-бар. После чего и сам вернулся в прежнее расслабленное состояние.
  Точнее попытался расслабиться. Движение в столице слишком быстрое и сумасшедшее, не для его издёрганных нервов. Когда они всё-таки выбрались из центра, Владимир уже опять ощущал себя на взводе и снова хотел выпить. То, что нашлось в автомо-бильном баре, ему не приглянулось.
   - А вон и очередной оазис для двоих странников, "Паштет"!
   - Мурр?
   - Вон там, впереди.
  Но пока Владимир искал место для своей машины, пришло запоздавшее раскаяние:
  "Что я делаю? А если ветеринар через сутки всё-таки сумеет определить что я пил? Может ведь пойти на принцип! Чёрт, а ведь он действительно способен отказаться погружать меня в наркоз. И что тогда?".
   - Мя?..
  
  Глава 122
  Кортеж высокого чиновника съехал по развязке с МКАД и помчался по трассе М-8. Головная машина сопровождения с мигалками разгоняла автолюбителей. Следом за "Мерседесом" с персоной люстратора шёл тяжёлый джип с охраной.
  Глава Комиссии по Примирению и согласию Модест Сергее-вич Чистов полулежал вытянув ноги со скинутыми туфлями, облокотившись спиной на удобную спинку дивана лимузина люкс-класса западногерманского производства и, прикрыв глаза, предавался послевкусию закончившегося всего сорок минут назад торжественного ужина в свою честь: после работы коллеги пригласили шефа в скромный депутатский ресторанчик на Лубянке.
  Почти каждое его появление на публике производило опреде-лённую сенсацию. Как руководитель квази-судебного трибунала Чистов стремительно стал популярен, точнее это следовало бы назвать опасливым любопытством. Так рассматривают нечто непредсказуемое и экзотичное по ту сторону стекла террариума. Многие Модесту Сергеевичу кивали. Иногда к нему пытаются пристать с жалобами или мольбами; таких зануд Модест, в общем, научился отшивать, небрежно на ходу переадресовывая просите-лей обращаться по телефонам единой службы, писать на его личную страничку в телеграмме или "бросать письма" в электрон-ный ящик...
  
  
  Обмывали присуждение главе комиссии международной пре-мии за правозащитную деятельность.
  "- За чей счёт банкет, - помнится строго спросил он главного бухгалтера своего департамента.
  Ответственная за расходование казённых средств коллега застенчиво улыбнулась.
  Тогда он напомнил:
  - Только не забывайте, Елена Петровна, что в стране введён режим жёсткой экономии: России предстоит не одно десятилетие выплачивать разорённой войной Украине многомиллиардные репарации; так что экономьте на каждой казённой копейке. На каждой!
  - Конечно, Модест Сергеевич, - кротко кивнула бухгалтер и подсунула ему смету на выделение 700 000 рублей по статье "презентационные расходы" на встречу иностранных коллег, прилетевших накануне для обмена опытом".
  
   Банкетные столы как обычно ломились от яств и шикарной выпивки. Помнится, только начиная переквалификацию из писателей в чиновники, Модест пытался сдерживать собственный аппетит, говоря себе: "Поглощая икру, торты ручной работы, поросят с хреном и халявный коньяк, нужно не забывать о диете - умеренность, и ещё раз умеренность, товарищ: поменьше сладкого, минимум острого, жирного и пьянящего. Иначе ваши мысли, дорогой друг, наберут лишний вес, станут тяжеловесными потеряют стройность и отточенность". Но потом плюнул, сдавшись на милость наслаждений!
  
   На состоявшемся менее двух часов назад скромном корпора-тивном банкете неожиданно много оказалось незнакомых ему лиц из большого бизнеса.
   Прошло меньше полугода с тех пор, как исчез плутократиче-ский режим Путина, - с того дня, который один фельетонист радостно назвал "днем победы честных олигархов над продажны-ми". Все проигравшие "в нулевые" борьбу за место под солнцем новичкам нефтепромышленники, раскулаченные питерцами и скулившие, что Путин и его "оккупировавший Москву бандитский Петербург" отняли у них средства к существованию, бросились заполнять образовавшуюся после бегства предшественников лакуну. Теперь они организовали лиги, партии, ассоциации; они объединили свои усилия, средства и ценные бумаги в общий фонд помощи "демократическим преобразованиям с человеческим лицом".
   "Маленький человек из "Роллс-ройса" вернул себе законное место под солнцем", - язвительно прокомментировал этот процесс известный блогер, после чего его остроумную голову прострелила пуля наёмного киллера. Их солнцем было пламя пожаров, бушевавших на Рублёвке, в Жуковке, Барвихе и прочих местах компактного проживания прежней путинской элиты. В этом ослепительном зареве они неспешно делили реквизированные активы, министерские портфели и мечтали об ослепительном ренессансе.
   Впрочем, впереди их снова ожидали трудные времена. А всё потому, что недальновидные господа с короткой памятью не желали делать уроков из совершённых в 1990-е годы ошибок. Какая нужда была им задумываться об огромном запросе народа на социальную справедливость, когда лично у них всё снова было хорошо? И надо быть совсем чокнутым, чтобы делать скидку на несовершенство человеческой природы и делиться с народом. Между тем, чрезмерная жадность и глупость превращают благородное дело революции в обычный русский бунт, как известно бессмысленный и беспощадный...
   Но пока, на волне долгожданного успеха, изголодавшиеся в эмиграции по красивой жизни господа не желали думать о плохом.
  
  Глава 123
   Нынешнему положению в недавнем прошлом мелкого писателя Модеста Сергеевича Чистова завидовали многие новоявленные олигархи. Лихорадочный переход от безвременья к смене вех свалился на новоявленного общественного деятеля крупного калибра как золотая гиря.
   Отныне он вершил судьбы в круглосуточном рабочем режиме и, обгоняя ленты новостных телетайпов, изготавливал новых "королей" целых индустрий. В стране образовалось слишком много незаполненных топовых позиций; и Чистов, с его стреми-тельно взлетевшим авторитетом, стал одним из лидеров обще-ственного мнения, продвигавшим людей в новую политическую и экономическую элиту (в отличие от прежней "элитки", в которую попали на за реальные заслуги перед обществом, а за взятку или по блату).
   Правда, у такого возвышения было немало завистников, которые пытались предсказывать выскочке грандиозный обвал, благо снова наступила свобода слова, возобновил работу закрытий при Путине Ю-туб, реабилитированы инстаграм, "Новая газеты", "Эхо Москвы".
   "Чистов рухнет без предупреждения! Будучи никем он просто исчезнет и о нём забудут уже на следующий день" - писали гадости проплаченные блогеры.
   Модест старался не читать подобных мерзостей. Вся эта закулисная возня вокруг его персоны, конечно, напрягала люстратора. Он старался спрятаться за маску невозмутимости, чтобы выглядеть со стороны непробиваемым. Попадая в атмосферу недоброжелательства, он демонстрировал внешнее превосходство, выслушивал "наезды" на себя с презрительно искривлённым ртом, небрежно жевал слова - и вдруг выстреливал в оппонента фразу - яркую и убийственную. Его побаивались даже соратники. Он был ещё не вступивший в пору дряхлости тигр, который то и дело угрожающе рычит, грозя показать клыки, ибо укусить его пытались со всех сторон - свои за излишнюю, как многим казалось, величественную снисходительность к врагам, чужие из числа потерявших всё и выброшенных отовсюду "бывших" - за твердокаменную бескомпромиссность.
   Чистов молча отворачивался, когда ему говорили о том, что было прекрасно известно всем: на его имени некие люди за считанные дни сколачивают целые состояния и делают карьеры.
   "Нет, - поговаривали в курилках нового правительства и парламента, - это нельзя называть протекционизмом и коррупци-ей. Модест Чистов не торгует своей кристальной репутацией. Просто есть ушные ребята, которые умеют втереться в доверие к неопытному в таких делах общественному деятелю и продают свое право на вхожесть в его кабинет заинтересованным дельцам. Вернее, даже не продают, а просто умело спекулируют якобы их знакомством.
   Сам Модест Сергеевич ничего не желал знать ни о лабиринте гнусных сделок, по которому должности и контракты продавались и перепродавались якобы при его лоббировании. Его не интересо-вали дурно пахнущие сплетни об одном бизнесмене из Лондона, который выпустил за два месяца миллион акций с его портретом на аверсе, и что негласным партнером автора очередной финансо-вой пирамиды вроде бы считается его собственный сынок, пристроенный им в соответствующее управление перезапущенно-го после солидной чистки Министерства финансов.
   Правда Чистов-старший всё же слышал краем уха, что прибыль аферы составила астрономическую сумму, в сто раз превышаю-щую деньги, выделенные государством на закупку нового оборудования для провинциальных больниц. Тем не менее вся эта гнусная круговерть липких сплетен вокруг имени его семьи была ему глубоко омерзительна. Все имели право на его имя - все, кроме него самого. Он ни в чём предосудительном не участвовал, и ни с какими тёмными персонажами в порочащих связях замечен не был.
  
  Глава 124
   Перед мысленным взглядом возлежащего на диване мчащегося по загородному шоссе служебного авто Читстова проходили картинки закончившегося торжественного ужина в его честь. Люди, люди, люди, среди гостей было незнакомые ему персонажи, некоторые с ярко отрицательной харизмой, как 35-летний паренёк с Урала, богатырского сложения, как танк.
   Непрерывно роящиеся вокруг Чистова такие же дельцы, назы-вали уральца "Уралвагонзаводом" Он тоже крутился весь вечер возле Чистова, глядя на него с жадным любопытством, что, как ни странно, было формой восхищения. Модест воспринимал его с лёгкой брезгливостью и не скрывал своей неприязни. У паренька не было ни малейшего понятия о морали; ее напрочь вытравили годы, проведенные на подхвате у местного губернатора, в результате чего воспитанник приобрел аппаратную хватку, наглую и циничную, как обманчивое простодушие дикаря.
  - Вы презираете меня, дядя Модест, - отбросив церемонии заявил "пацан" в разгар банкета, играя под пьяную задушевность. - Это непрактично.
  - Почему непрактично?
   Встречный вопрос как будто озадачил уральца, лоб его собрался в гармошку, квадратная нижняя челюсть чуть отвисла, впрочем через минуту Уралвагонзавод" нашёлся и с танковой откровен-ность заявил:
  - Дядя Модест, если вы хотите не остаться нищим, забытым народом и друзьями, героем краткой исторической прокладки на стыке эпох...я имею в виду, материальную подушку на старость, то это можно устроить. Почему бы нам с вами не выйти в правительство за специальным разрешением дать уполномоченной структуре карт-бланш на закупку продовольствия для голодающих регионов России по бартеру за границей "на основании крайней необходимости"? Я мог бы наладить сбыт на Запад того что ещё ценного осталось в этой стране, - в первую очередь сырья, а вам капал бы процент. Схема не нова и отлично себя показала при предшественниках. Но требуется прикрытие. У меня есть нужные связи на таможне и в силовых органах, пара бизнесменов за кордоном, готовых раскрутить проект. Ваше вложение в бизнес - ваше лицо, имя, репутация. Всё что требуется, позвонить кому надо и замолвить слово за меня. А обосновать все эти тонкости про "крайнюю необходимость" будет несложно: народ в регионах действительно скоро будет пухнуть с голоду благодаря недавней игре в имперский фашизм.
   Естественно, потребуется стартовый капитал. Знаете, как это бывает, дела требуют затрат.
  - Какие дела?
  - Вы понимаете, о чем я говорю.
  - Нет, - нарочито замедленно отвечал Чистов, глядя парню в глаза, - не понимаю. Почему бы тебе не объяснить мне прямо?
  Уралец неуверенно заморгал, задёргал бычьей шеей, что-то взвесил в уме и выдал снова:
  - Это непрактичная позиция.
  - То есть?
  - Знаете, Модест Сергеевич, вовсе не обязательно вам говорить так.
  - Как "так"?
  - Напрямик. В таких делах слова не нужны. Они помеха. Если мы не будем пользоваться скверными символами, то ничего скверного и не будет. Я уже все сказал Вам, почему Вы непрактичны, когда хотите, чтобы я повторил то же самое, но иначе? Слова относи-тельны. Они лишь символы.
  - А я привык говорить нечистоту.
  - Почему вы хотите, чтобы я проговаривал вещи, которые не стоит проговаривать?
  - По той же причине, по которой ты этого не хочешь. К тому же ты свою позицию высказал предельно конкретно, почему мне этого нельзя?
  Парень минуту помолчал, затем сказал:
  - Знаете, дядя Модест, я человек дела. Мы не можем придержи-ваться непрактичных принципов, мы должны быть гибкими, должны приспосабливаться к сегодняшним реалиям и действовать в соответствии с целесообразностью момента.
  - Слушай, сопляк, попробуй хотя бы раз сделать в жизни хоть что-нибудь по-настоящему стоящее, для людей...не придержива-ясь строгих принципов, в соответствии с целесообразностью момента. Думаю, у тебя вряд ли получится. Прими это как информацию к размышлению.
   Необычное, почти эстетическое чувство презрения вызвал у Чистова аферист, но не злость. Брезгливость. Словно к падали. Парень гармонировал с духом умершего, разлагающегося прошлого. Неприятно было даже просто контактировать с ним. Не смотра на относительную молодость парень производил впечатле-ния живого трупа, как в знаменитом романе. Он был из безвоз-вратно ушедших 1990-х годов, из путинизма.
   Он принадлежал смерти, но не Модест Чистов! Лицо пассажира лимузина передёрнуло как от вида дохлой крысы, веки его закрытых глаз дрогнули.
   "Вместо того чтобы строить новую справедливую передовую Россию, для себя и своих детей, - размышлял о парне из ресторана Чистов, будто снова глядя с жалостью и презрением на стоящего перед ним почти двухметрового пигмея, - ущербный бедняга участвую в безнадёжной гонке, пытаясь реанимировать давно отжившее своё откатно-воровское прошлое; вместо генерирования свежих идей, революционных проектов, новых экспериментальных инструментов для раскрутки экономики и прорыва в будущее, он привычно гундосит бандитский шансон про распил и обман. Зачем я трачу столько энергию на таких, как он?".
   А потом "Уралвагонзавод" озвучил сумму участия Чистова в проекте...
   Модест Сергеевич гнал от себя воспоминания о таких моментах, он их пытался "вырезать", "стереть". Он должен зорко следить за собственными чувствами - словно какая-то часть его личности стала чужой и ее нужно держать под постоянным наркозом, а его воля должна стать бдительным анестезиологом. Эта часть была неведомой, он знал лишь, что не следует докапываться до ее истоков и выпускать ее на волю. Однажды он уже пережил опасный момент, который не должен повториться...
  
  Глава 125
  Модест Сергеевич открыл глаза и выглянул в окно своего "членовоза". Ехать оставалось ещё минут двадцать. Он снова прикрыл веки. Мысли вернулись к тому приятному моменту, когда в ресторан приехала жена. Они удалились от компании сослужив-цев и прихлебателей. Оказавшись наедине за столиком на двоих, Модест вручил жене коробочку с ювелирным украшением, стоимость которого равнялась его официальной зарплате на десять лет вперёд. Он мог себе это позволить. Лихие деньги текли к нему полноводной рекой. От тех, чей вызов к нему на комиссию почему-то постоянно откладывался. Или не состоялся вовсе. От обороти-стых ребят навроде этого "Уралвагонзавода"...
   На супруге было шикарное вечернее платье от лучшего модельера с открытыми плечами и спиной...
   Модест улыбнулся воспоминанию о забавном эпизоде. Когда Катя только подъехала к ресторану и он вышел её встречать мимо трусил босыми ногами по асфальту странного вида бегун в плавках.
  Модест благодушно пошутил в сторону чудака:
  - Где тут можно искупаться, уважаемый?
  Бегун окинул парочку богатеев насмешливым лучистым взгля-дом, потом с прищуром взглянул на безоблачное небо и ответил:
  - Через 7 минут нас всех искупает. Так что открывайте зонт, джентльмен, чтобы вашу даму не замочило.
  Супруги рассмеялись.
  - Не верите, тогда засекайте время, - настаивал полуголый чудак.
  Дождь хлынул внезапно, как из ведра.
  - А ведь мужик-то оказался провидцем! - сказал жене Чистов, когда босого йога уже и след простыл.
  Катя пожала алебастровыми плечами.
  - Ему просто видны потоки слёз, когда вокруг все слепцы.
  - Ну-ну, Катюша! - Чистов приобнял жену - Зачем же такой пессимизм! Я пригласил тебя в лучший ресторан Москвы. Кстати, по мишленовскому рейтингу он и один из лучших в Европе, и даже санкции не смогли этого пошатнуть. Мы любим друг друга, словно нет позади 25 лет брака! По-моему, у нас всё прекрасно.
  - А вот и мухи на говно слетаются! - съязвила Катя, глядя мимо него. - Теперь вам только нобелевской премии по литературе не хватает. Или вы, Павел Антонович, предпочитаете "за выдающий-ся вклад в дело мира во всём мире"?
  Почему она назвала его чужим именем? Хотя про говно это она точно подметила. Появившийся мотоциклист в чёрном комбине-зоне и сапогах, на чёрном скутере, в шлеме зелёного цвета "металлик" с зеркальным забралом, действительно напоминал большую навозную муху, прилетевшую на говно, даже жужжал похоже...
  Потом они уединились в отдельном кабинете. Катя сидела напротив, глядя на пейзаж в золочёной раме на стене, голубой драгоценный мех сполз с ее обнаженных рук и плеч. Прищурив-шись, Чистов рассматривал ее с удовлетворением человека, изучающего собственное творение.
  - Как же я быстро полюбил делать тебе дорогие подарки, - произнёс он чувством гордости и обиды, - хотя они тебе и не нужны.
  - Не нужны? - её токая бровь слегка изогнулась.
  - Я не просто хочу, чтобы они у тебя были. Я готов идти на преступления ради этого! Ты слишком долго не получала от меня даже цветов на Дни рождения и к 8 марта, ибо я вечно сидел без денег. Зато теперь у меня есть возможность дарить тебе всё самое дорогое.
  - Именно поэтому они мне нужны, Модест. От тебя такого... ты сильно изменился за этот срок... Разве ты не понимаешь, что для тебя это стало порочным потворством собственным прихотям? Ты делаешь это не ради моего удовольствия, а ради удовлетворения своего ненасытного Эго. Ты разрушаешь себя...словно дом, гениальное творение талантливого архитектора, фундамент которого по ошибке в проектировании построен слишком близко к грунтовым водам.
  "Ну, почему всё так сложно, - с досадой отметил Модест. - Вместо того, чтобы с благодарностью принимать свалившееся на неё благополучие, надо обязательно начать копаться у себя и у него в душе, словно та самая навозная муха! Будто нельзя просто принять! Сказать "спасибо", пусть даже не ему - Богу: "Спасибо, Боже! Что услышал наши молитвы. Аллилуй тебе! Обязательно отблагодарим Тебя за твой дар благотворительностью и усердны-ми молитвами". Так нет же! Настоящая писательская жена: умная, принципиальная до щепетильности".
  - Ты просто неблагодарная женщина.
  - Павел! - Возглас вырвался у нее непроизвольно; он выражал ярость, отчаяние, негодование и жалость. - Если бы ты делал мне подарки из любви, я смирилась бы... но ты желаешь расплатиться этими блестящими цацками за моё молчание, поэтому я хотела бы швырнуть их тебе в лицо.
  - Ты действительно так поступила бы, даже если бы я показал тебе цену на этикетке этой, как ты выразилась, "цацки"?
  - Да, швырнула бы... И правильно сделала! Как же быстро ты приватизировал свою должность! А ведь столько было сказано высоких слов о служении обществу, когда её тебе предложили... Как ты этого ещё не понял? - стоит человеку духовно остановить-ся, перестать работать над собой, сказать себе: "теперь я совер-шенство", как в этот же момент он превращается в чудовище.
  - И ты называешь это порочным потворством своим прихотям?
  - По-моему, это называется именно так. Именно так. А как это называешь ты, Паша?
  - Не знаю, - равнодушно ответил он; и продолжал с какой-то появившейся одержимостью: - Знаю только, что даже если это и порочно, мне всё равно, пусть я буду проклят, но именно этого мне и хочется больше всего на свете. Я устал бесконечно врать и притворяться. Хотя бы с самим собой и тобой я могу позволить себе разок откровенность?
  Катя не ответила; она смотрела на мужа с мольбой, словно прося его прислушаться к значению произнесённых им слов.
  - Тебе ли не знать, что такое проклятое нищета! - продолжал он. - Конечно, я мечтал, чтобы в жизни моей и твоей наступили другие времена. Но у меня даже не было возможности понять, как сильно я этого хотел. Но я знал, что все написанные мною книги однажды вернуться ко мне золотом, которому я смогу придать любую форму, какую только пожелаю, и мне будет в награду за терпение позволено наслаждаться выстраданные изобилием. И я терпел. Сжав зубы сносил унижения и нищету! Случалось, надежда покидала меня...
  Теперь пришло мое время! Я создал себе ситуацию бесконеч-ных возможностей. Так пусть же повернувшаяся в мою сторону госпожа Фортуна покупает мне любое удовольствие, какое захочу, включая удовольствие видеть, сколько я могу заплатить за эту бриллиантовую безделушку, и включая пусть нелепое но искрен-нее желание превратить тебя в предмет роскоши.
  - Но я не предмет, - огрызнулась она, став злой. - И ты не купишь ни моё уважение, ни любовь к тебе. Это попытка грубо влезть в моё личное пространство, приватизировать мою душу.
  - Ерунда. Тебе просто хочется поиграть в игры, которыми я, как писатель, сыт по горло.
  - Послушай, Паша, ты же всегда презирал мелкое мещанство.
  - Не-ет!.. Ты что-то путаешь! Я никогда не презирал роскошь, - ответил он с неприятной улыбкой, помахав перед её носом пальцем, - хотя всегда презирал людей, купающихся в роскоши. Я презирал их из глупого высокомерия. Я видел, как тяжело живут люди вокруг меня. И упивался собственным мнимым могуще-ством, когда по моему желанию благородные герои моих книг меняли жизнь целой страны. А потом шел гулять и видел компании беспечных молодых гуляк, разъезжающих на автомоби-лях ценою в миллионы и швыряющих гигантские суммы на мимолётные развлечения; на них была брендовая одежда, о которой я мог лишь мечтать; их подруги пользовались предмета-ми, которые я никогда не смог бы купить своей любимой жене - и они будто говорили мне всем своим видом, что я ноль, потому что не умею зарабатывать и по этой причине никогда не смогу наслаждаться жизнью. Для них я был не представитель интеллек-туальной элиты, а обыкновенный лох и нищеброд, а лохам не место в такой прекрасной жизни, какой они так уверенно пользовались.
  Модест оглядел тускло освещенную, чеканно изящную комнату и мрачно произнес:
  - Зачем ты подталкиваешь меня отдать все глупцам или пустым ничтожествам, которые не стоят и наших мизинцев? Они того не стоят, я понял это лишь недавно. Народ... Безвольные рабские массы славили четверть века тирана и одобряли все его мерзости и преступления. Неужели ты думаешь, что они изменились с революцией! Да если завтра на смену сдохшему тирану придёт Путин-2 они тут же начнут ему с восторгом зиговать! Не-ет, мой успех должен принадлежать нам с тобой, только нам двоим.
  Она испуганно посмотрела на него. Он улыбнулся:
  - Я отлично помню каждое слово, которое ты сказала мне в тот день, когда я получил предложение занять эту должность. И помню слёзы на твоём лице, когда я привёз показать тебе наш новый дом... Катя, всё это только для тебя, разве мы не заслужили рая?
  
  Глава 126
  Модест посмотрел жене в глаза, она отвела взгляд. Они долго молчали. Всё было почти как на веранде их чудесного дома в лесу в один из первых дней наступившей для них новой счастливой жизни, он даже будто слышал лирическую птичью перекличку на закате, видел нежный сумеречный свет, окружавший их, блеск двух бокалов...
  - А помнишь, когда меня уволили в последний раз? Ведь ты была близка к отчаянию. А я сказал тебе, что когда-нибудь мы будем богаты и сидеть на веранде собственного дома и слушать чудесные голоса окружающего леса, который тоже будет принадлежать лишь нам двоим...
   А ещё это будет самый шикарный ресторан в городе, где нас будут встречать, как королевскую чету...
  А ты ответила, что чудес не бывает, но я всё равно не мог не мечтать. И когда совсем становилось трудно с деньгами и было ужасно страшно, что нам в любой момент отключат свет и газ из-за долгов по коммуналке, когда я впадал в такую тёмную депрес-сию, что мне больше всего на свете хотелось лечь и уснуть навсегда, я спасался лишь тем, что твердил себе словно мантру: "Эй, не отчаивайся! Когда-нибудь мы с Катюшей будем сидеть в таком местечке, где бокал вина стоит больше твоего недельного заработка в Детском клубе, и каждая минута, каждая капля и каждый цветок на столе будут мною честно заработаны, и я буду...".
  Катя прервала его с язвительной улыбкой:
  - Сидеть там со своей любовницей.
  - С... женщиной, - поправил он, - которую любил и продолжаю любить.
  Чистов продолжил ровным голосом:
  - Когда я стал богатым и увидел, что богатые предпринимают ради наслаждения, я понял, что таковы правила игры в этом элитном закрытом клубе. Белые вороны обречены. Так происходит в любые времена. Везде. Пойми, если я не стану частью СИСТЕ-МЫ, она меня исторгнет! На меня уже идёт охота! Проклятая компьютерная программа - надзиратель по внутренней безопасно-сти, - пытается меня уничтожить, но я сам сверну этой "Зое" шею раньше... Мы с тобой на этом празднике жизни навсегда.
  Он поднял свой бокал, глядя на Катю:
  - За нас! Новую элиту России!
  - Модест, я... У меня в жизни нет ничего дороже тебя и сы-на...но я чувствую что грязные деньги не принесут нам счастья.
  Он заметил, как дрожала ее рука, державшая бокал, и спокойно произнес:
  - Я знаю это, любимая. За твою чистоту я тебя и люблю... А помнишь, как в твой позапрошлый день рождения у меня как обычно не на что было купить тебе цветы, и мне пришла в голову шальная мысль раздобыть букет на городском кладбище! Но там ничего путного не нашлось. И тогда я подумал, что мог бы нарвать роз и орхидей возле городской администрации. Запредельная авантюра, но я чувствовал такую злость на жизнь, что раздавил в себе страх.
  Клумба перед входом в мэрию как раз была вся в цвету. Под-кравшись ночью, я стал обрывать самые красивые бутоны.
  "- А чем это вы тут занимаетесь, уважаемый?" - раздался вдруг негромкий и как будто ласковый голос. Я поднял глаза. Передо мной стоял человек невысокого роста, с покатыми плечами боксёра, пудовыми кулаками наготове и лицом бандита. Он смотрел на меня с весёлым прищуром. Вроде не полицейский и не сторож, но видать бывалый боевик.
  "- Это нетрудно понять", - вежливо ответил я, набравшись от отчаяния наглости, - обрываю, как видите, казённые цветочки".
  "- А известно ли вам, что находится в этом здании?" - поин-тересовался он, указывая мне на вывеску у парадного входа.
  Я рассмеялся:
  "- Конечно, известно! У моей жены завтра День рождения, а у меня денег ни копейки. Я безработный учитель, даже пособия не могу получить".
  "- Пооонятно", - протянул коренастый, после чего спрятал кулаки в карманы и стал задумчиво покачиваться на каблуках.
  Тем временем подошли ещё четверо бугаев. Я приготовился, что меня сейчас станут бить. Однако невысокий крепыш неожи-данно распорядился помочь мне со сбором букета. Когда его люди вручили мне благоухающую охапку лучших цветов, он неожидан-но беззлобно улыбнулся мне и объявил:
  "- А теперь катись к своей бабе, и передай мои поздравления! Скажешь, глава города Михаил Платонович Скрипарь желает ей счастья и выражает уважуху её мужику, который в безвыходной ситуации поступил как мужик".
  Чистов и супруга впервые рассмеялись светлому воспомина-нию. Модесту пришло в голову сделать заказ по телефону. И буквально через двадцать минут его доставили. Девушка-курьер из цветочного магазина держала перед собой корзину с тропически-ми орхидеями на 70 000 рублей (половину среднемесячной зарплаты школьного учителя в Москве).
  Передавая Чистову букет, курьерша тихо сказала:
  - Вам просили передать записку.
  Модест взял свёрнутый трубочкой листок, развернул и прочёл на одной его стороне:
  
  Для сведения говорим,
   Не по челу успех,
   Рискованнее бывает неудачи,
  Коль голову глупец упустит во хмелю,
  Фанфар и криков "аллилуйя!",
  Рискует под копытами коня,
  Закончить песнь свою он:
  "Дурь моя!".
  
  Цветочница выглядела растерянной. Только что такой вальяж-ный и добродушный клиент вдруг начал сердито выговаривать ей:
  - Это что, дешёвый аттракцион такой, барышня?! Вытянуть билетик у обезьянки с предсказанием, так что ли?! Я думал у вас серьёзная фирма. Во всяком случае в "Яндексе" у вас хорошие отзывы и высокий рейтинг... Ну ничего, сейчас я вам оставлю отзыв...
  Испуганная цветочница стала объяснять, что некий мужчина остановил её у входа в ресторан, щедро всунул ей в руку краснень-кую пятитысячную чаевых, попросив о пустячном одолжении - передать заказчику вместе с букетом записку.
  Модест попросил описать незнакомца.
  Цветочница принялась было, как вдруг огорошила:
  - Да он ведь назвался! Только фамилия у меня от волнения вылетела из головы.
  Она стала вспоминать:
  - Она у него какая-то алкогольная.
  - То есть?
  Только как девушка не напрягала память, вспомнить не могла. Модест Сергеевич принялся перебирать варианты:
  - Может, Пивоваров?
   Нет, не Пивоваров.
  Похмелкин. Запоев.
  Цветочница сама нервно принялась перечислять все известные ей схожие фамилии.
  - Может, Вотков? - в какой-то момент наобум предложила вариант Катя.
  - Точно, Вотков! - обрадовалась девушка. - Он сказал, что хорошо с вами знаком. Вот дескать вы обрадуетесь весточке от старого приятеля. Выходит обманул...
  Модест сразу перестал сердится, сказал мягко:
  - Успокойтесь, барышня. Мы действительно друзья. Можно сказать, родня. Извините меня. И забудьте о моей неуместной вспышке. Вот вам 10000 рублей за незаслуженные претензии.
  Девушка ушла, а Модест прочитал вторую часть записки. Несколько строк синими чернилами от руки на оборотной стороне листочка. Тоже стихи. Такие же скверные, даже хуже прежних:
  Прекрасный дворец
  На зыбучем песке,
  Над водопадом,
  Живём как во сне,
  
  Всё прочно под нами
  Живи, не горюй,
  Вот только внизу,
   Где фундамента твердь,
  Змеёй подколодной
   Извивается смерть
  
   А с милым вдвоём
  Мы в туманном лесу,
  Зыбучее счастье
  Сулит нам беду,
  
  Однажды,
  Случись это лучше во сне,
  Нам с мил...
  Модест Чистов не дочитав скомкал записку и швырнул на пол, перехватив встревоженный взгляд Кати.
  
  Глава 127
   Владимир Соловьёв наблюдал, как девица за стойкой бара смешивает для него коктейль из "мартини". Это был уже шестой или восьмой "мартини" и третий по счёту бар. Отхлебнув, Соловьёв заявил:
   - Водки, пожалуй, многовато.
   - Обижаете, я использую в рецептуре только оригинальный вермут и аутентичный джин! - пробасила барменша, оказавшись заросшим щетиной мужиком, - это у Соловьёва от выпитого в мозгу всё приобретало изменённый вид.
  - А я именно такой и люблю, - влез "Паштет" и стал клянчить напарника. - Можно мне она будет смешивать коктейли так, а тебе - по-другому. У нее водка забористая, а вермут хоть и контра-фактный, но тоже отлично зашёл.
  Соловьёв отпил ещё. И на этот раз коктейль ему тоже отлично зашёл. Дело действительно не в рецептуре, а в его персональном восприятии происходящего.
   Соловьёву позвонили.
  - Володь, слышал новость, ю-туб окончательно отключили!
  - Мне плевать.
  - Да брось, старичок! Население будет только радо, что его избавляют от сомнительной возможности знать правду.
  Телеведущий взорвался, не обращая внимание на стихшие по соседству разговоры и десятки внимательных глаз устремлённых на него.
  - А может хватит держать народ за тупую скотину! - рычал он в трубку. - Это, между прочим, наши соотечественники. Внуки солдат, победивших настоящий фашизм в 1945 году. И у 99,9% убитых нами украинцев деды воевали вовсе не в дивизии СС "Галичина", а в составе Первого, Второго и далее по списку украинских фронтов Красной армии! Такая вот горькая для нас статистика, старичок, которую мы тоже хотим скрыть от людей, потому что она убийственна для власти.
  - Ты не как, Вован, в святые мученики вдруг решил податься! - хохотнул позвонивший, с которого как с гуся вода все его призывы к совести. - Ну даёшь! Не поздно ли о человечности вспомнил? А не ты ли, друг-"гуманист", на кремлёвском совещании для руководителей СМИ у Президента в начале СВО, помнится, первым предложил называть в репортажах и публикациях убитых украинцев не солдатами, а "боевиками, наёмниками, национали-стами и террористами", тем самым расчеловечивая противника в глазах населения?
  Соловьёв помрачнел, но ответил:
  - К сожалению, сомнительная честь принадлежит не мне, а иначе мне было бы в сто раз легче уничтожить эту сволочь с его соловьиным помётом, и скорее стать тем, кем я давно являюсь в моральном плане - животным. Мяууу!!!
  Сидящий рядом "Паштет" одобрительно закивал.
   - Да ладно тебе, дурачиться, Володь, - примирительно предло-жил позвонивший, - ну классная же новость, согласись! Ведь теперь у тебя нет конкурентов - начальство наконец заткнуло пасти вражьим голосам! Монополия, Вован! Поздравляю!
  - Да пошёл ты!
  - Ты что, Вован, в самом деле не рад? Вся же аудитория теперь твоя, можешь делать с их мозгами что хочешь, - хоть сношать их головы во все дыры...
  - Мне плевать, извращенец.
  - Что-то я тебя не понял, Володь. Чего же ты хочешь?
  - Жду, когда соломинка переломит хребет верблюду и начнут раздавать народу оружие.
  - Какое оружие, Володь, для чего?
  - Для революции, конечно, дундук.
  - Так тебя же первого к стенке поставят!
  - Вообще-то Вованов давно пора, - что Путина, что Соловьёва! Только я теперь "Паштет", а не Вован, так что ты ошибся с номером, мудак.
  Кот по соседству сердито зарычал, и Соловьёв отложив теле-фонную трубку, пояснил своему сиамскому близнецу:
  - Относись ко всему попроще, брат; я думаю, нам понравиться быть друг другом - скажем, раз в неделю обещаю тебе такие вот загулы. Хочешь, можем делать это по пятницам?
  - Клёво! - сразу повеселел кот. - Найдём себе парочку подру-жек, и чтобы никакого хамства - в нашей паре я буду главным.
   - Черта-с-два! - пошёл на принцип Соловьёв. - Это я венец творенья, и я не выпущу из рук первенства, достигнутого в многомиллионной эволюционной борьбе, пока ты тоже не дорастёшь хотя бы до отдалённого подобия шедевра мироздания.
  Назревала потасовка собутыльников.
  Соловьёв отодвинулся от готового вцепиться ему в морду когтями приятеля и покосился на щетинистую барменшу: она тихонько спасала ценное имущество, делая вид, что стирает пыль со стойки ,а сама аккуратно убирала каждую бутылку с дорогостоящим содержимым туда, где её нельзя будет кокнуть.
  Владимир снова покосился на приятеля, чей вид внушал уваже-ние: остатки шерсти на его башке и холке меж грубых швов стояли дыбом, глаза светились весенней яростью, многократно усиленной ударной порцией горячительного. И произнёс более миролюбиво:
   - Хотя драться с тобой пожалуй будет глупо. Нас же повяжут через пять минут, и так хорошо начатая ночь закончится в "обезьяннике" полицейского участка. Тебе это надо? А впрочем, если так сильно желаешь получить кулаком в морду... то это в принципе можно. Только когда оклемаешься - начнёшь ведь ныть, что это я всё испортил. Вот будет облом, а?
   - Ладно, Вован, - смилостивился "Паштет", протягивая лапу с наполовину убранными в подушечки когтями. - Одно слово "извини" и ты прощён.
  - Не называй меня так, для тебя я Владимир.
  - Я найму учителя - помочь тебе с хорошими манерами, Вован, - продолжал нарываться этот наполовину уже обещанный таксидермисту в качестве чучела располосанный хмырь.
  - Что-то ты рано начал наглеть, хвостатый хам.
  Кот с важным видом просветил дремучего "венца творения":
   - Вован, когда ты поймёшь, наконец, что технической частью нашего объединения командую я? Вот когда я передам её тебе - валяй, ты будешь хозяин. Но ни секундой раньше.
   - А вермута всё-таки многовато... - пожаловался бармену Соловьёв...
  
  Так они и перемещались из бара в бар. Мужчина без колебаний садился за руль, кот плюхался на сиденье рядом и они ехали дальше.
  В какой-то момент Соловьёв заметил за собой "хвост" и тут же позвонил знакомому фээсбешнику с просьбой "пробить по базе" преследующую их машину. Знакомый не стал отпираться: "Володь, всё нормально, это наши ребята тебя прикрывают - страхуют от хохлов, чтобы они на тебя не попытались организо-вать покушение".
  Это взбесило Соловьёва. От услышанного кровь прилила ему к голове. Он почувствовал себя так, словно чекистская пуля чиркнула его по виску.
  - Какого хера! - крикнул он в трубку.
  - Не расстраивайся, Володь, - для твоей же безопасности дела-ется.
   Зашвырнув телефон на задний диван, Соловьёв торжествующе взглянул на пассажира:
  - Развлечёмся?
  Кот ощупал съехавшие на загривок бинты (которые зачем-то каждый раз повязывал вновь, забираясь в машину), и задумался.
  - Тебе не следует, Вован, так рисковать моим драгоценным телом, вспомни, что сказал тебе доктор. Побудь до операции хорошим мальчиком.
  - Хватит уж называть меня Вованом! И тем более мальчиком, а то я посоветую тебе побыть пай-девочкой: пристегнуться, сидеть смирно и не слишком визжать, когда настоящие мужики начнут развлекаются.
  - Мяу.
   Соловьёв твёрдо решил оторваться от опеки. Взревел мотор, взвизгнули стираемые об асфальт покрышки. Взятая на прокат иномарка стрелой рванула навстречу запрещенным правилами арены машин приключениям.
  Вскоре автомобиль уже мчался по загородному шоссе. Свет фар выхватывал из темноты какие-то заборы, безлюдные автобусные остановки, то и дело возникали из мрака лес, частная застройка. На виражах машину сильно заносило и несколько раз казалось, что их выбросит с дороги и перевернёт, но не даром говорят, что пьяным Бог помогает. Фары преследующей их машины исчезли. Потом появились было снова, тогда Соловьёв вдавил газ в пол и больше не отпускал, пока машина с чекистами не отстала окончательно или не свалилась в кювет.
  Гонка продолжалась довольно долго. Так продолжалось до тех пор, пока их не ослепило светом вынырнувшего из-за глухого поворота встречного большегруза. "Ну всё, сейчас столкнёмся", - подумал Соловьёв, - но в самый последний миг летящий им в лоб грузовик, с оглушительным рёвом гудка, ушёл немного в сторону и они разминулись.
  А ещё через мгновение они на что-то налетели. Глухой удар, машину ощутимо тряхнуло, водитель нажал на тормоз, их протащило метров тридцать, прежде чем остановились.
  - Что это было? - ошалело спросил кот, когда всё прекратилось и наступила странная тишина.
  Сознания Владимир не потерял, хотя не был пристёгнут и ударился головой о руль. Только кружилась голова и немного подташнивало.
  - Ты чего, на лося наехал? - испуганно шептал "Паштет".
  - Если бы, - ответил Соловьёв, наблюдая в зеркало за лежащем на асфальте тёмным объектом, совсем не напоминающем тушу крупного копытного. От лося им бы самим не поздоровилось. Машина была бы теперь всмятку, разве что если там на дороге лежит небольшая косуля. Только это вряд ли...
  Впрочем, кое-что однозначно записать себе в позитив можно: фары машины преследования пока не появлялись из темноты, и вообще вокруг всё выглядело безжизненным.
  - Ну что, пошли посмотрим? - предложил Соловьёв.
  - Не-е... - испуганно замотал башкой напарник, - я трупов страшно боюсь, мне станет плохо, а меня, как донора, надо беречь до операции. Я лучше подожду тебя здесь.
  - Ну как хочешь.
  К чести "Паштета", он не стал кричать и впадать в истерику. Всё-таки, есть определённые плюсы в том, что у тебя в напарниках специально подготовленный для слияния с человеком кот.
  - Сиди тогда спокойно, если увидишь, как за нами гонятся те козлы, стреляй, - процедил мужчина и полез в бардачок за оружием, на которое с началом СВО оформил лицензию.
  "Паштет" неохотно взял пистолет и полез на заднее сиденье, чтобы в случае чего палить оттуда сквозь стекло.
  - Ты что делаешь, придурок?
  - Занимаю позицию, - обиделся кот.
  - Стрелять будешь прямо отсюда, где сидишь, с упором лап на заголовник кресла. Понял? И только по моей команде, ты меня понял! Мне только не хватало, чтобы ты в панике случайно отстрелил себе или мне яйца! Как тогда мы будем шляться по барам в компании двух симпатичных кошечек?
  - Вы совершенно правы, маэстро Владимир, я как-то не поду-мал! - на этот раз очень уважительно и самокритично признал кот, и заверил. - Если те козлы всё-таки появятся, я им мозги выпущу, потому что у меня прадедушка был олимпийский чемпион по стендовой стрельбе.
  - Хорошо. Как крикну, так встречай гостей хлебом солью! - хмуро одобрил такое рвение Владимир и, хлопнув дверью, зашагал к тёмному предмету на дороге.
  
  Глава 128
  Лимузин съехал с шоссе и свернул на спецдорогу, идущую через заповедные леса. Наконец показались впереди огоньки окон, светящиеся вдалеке за величественными соснами и елями. Модест представил, как спустя какой-то час они с Катей будут сидеть в гостиной у очага; поглядывать на загадочный лес за окнами, есть вкусности, которые привезли с собой в двух корзинах, и пить вино.
  А вот и дом их мечты - стоит, как незыблемая крепость на небольшом холме над мелодично звучащими струями фонтана! Чистов вышел из машины, небрежным жестом отпустил охрану, взял жену за руку и повёл за собой по садовой дорожке. Через десять шагов он подхватил почти невесомую подругу на руки, собираясь подняться так по ступеням крыльца, напомнив этим поступком супруге о том далёком дне четверть века назад, когда он привёз её из ЗАГСа к себе в скромную квартиру.
  Только теперь он успешный мужчина внесёт её в шикарный современный дом - прямую противоположность обшарпанной "хрущёвке", где они провели молодость. У той прежней Кати и в мечтах не было стать хозяйкой громадного особняка со множе-ством комнат, расположенных на нескольких этажах, с собствен-ными джакузи и санузлами для каждого владельца, оборудован-ными по последнему слову техники...
  
  Но по мере того, как они приближались, Модеста Сергеевича охватывала растерянность: с домом, принёсшим ему столько счастья и открывшим другую сторону жизни, творилось что-то скверное. Словно непонятная болезнь поразила его. Только недавно отстроенный чудо-дом стремительно разрушался! Возникшие за время их короткого отсутствия глубокие трещины видны были невооружённым взглядом! Они образовались сразу на всех террасах; железобетонные сваи, поддерживающие фунда-мент, просели в воду. Сквозь шум водопада слышно было, как стонут отчего-то заржавевшие новёхонькие трубы, дребезжат смесители в ванных, устало стонут перекрытия, потрескивает электричеством проводка...
  Модест Сергеевич немедленно позвонил архитектору. Тот обещал завтра же приехать для оценки ситуации и привезти с собой бригаду первоклассных ремонтников.
  За спиной Чистова Катя глубокомысленно заметила, что семей-ное гнёздышко обычно реагирует на проблемы хозяев.
   Он резко обернулся и, не сдержавшись, с размаху влепил её звонкую пощёчину.
  Потом, конечно, просил прощения, умолял понять его состояние и забыть всё.
  Она вроде как простила. Но вечер был испорчен. Вместо пред-ставляемой идиллии у очага Катя, как с цепи сорвавшись, набросилась на выпивку: сначала виски для успокоения нервов, потом шампанское поднятия настроения, а после всё подряд.
  В конце концов он ушёл к себе в кабинет. Напоследок оглянул-ся на жену. К месту вспомнились строки Бунина:
  Мне крикнуть хотелось вслед:
  "Воротись, я сроднился с тобой!"
  Но для женщины прошлого нет:
  Разлюбила - я стал ей чужой.
  Что ж! Камин затоплю, буду пить...
  Хорошо бы собаку купить.
  
  *
  
  На пешеходном переходе лицом вниз лежала женщина. Влади-мир Соловьёв, преодолевая брезгливость и страх, заставил себя наклониться, вначале он коснулся её спины, слегка потормошил за плечо, спрашивая, в каком бедняжка состоянии, она не отзывалась и он аккуратно перевернул ей на спину. Тело было тёплым и мягким. На вид ей было лет 25. Бедняжка смотрела на него остекленевшими глазами. Она была мертва. Метрах в тридцати далее по дороге валялась перевёрнутая искорёженная при ударе детская коляска.
  Итак, он сбил насмерть двоих - молодую мать и ребёнка, да ещё на пешеходном переходе! Когда Владимир Соловьёв осознал весь ужас случившегося, он мгновенно протрезвел. Бог её знает, что она делала в такой час на тёмной дороге да ещё в таком глухом месте. Но ведь Бог один и знает, скольких ещё за ним числится погубленных жизней. Расплата всё-таки настигла его. Пропаган-диста затрясло. Нет, его это не интересует, убеждал он себя, сейчас он вернётся в машину, даст газ и постарается забыть про ночной кошмар. Но его именно это и интересовало! И ведь не крикнешь задрав голову к небу: "Боже, за чтоооо?!".
   Соловьёв стоял и не мог шелохнуться, будто подошвы ботинок приморозило к асфальту. Перед ним, как сломанная кукла, лежал изломанный труп. И метрах в тридцати её перевёрнутая коляска; выброшенное при ударе тело малыша висело на ветвях дерева ещё дальше. Он заметил его не сразу, ибо оно не слишком контрастно выделялось светлым пятном на фоне чёрной кроны. Картина неестественно ужасная.
  Впрочем, почему - неестественно? Обычно так бывает при взрыве боевой ракеты на улице мирного города, что в последнее время стало почти обыденностью. Так что ситуация вполне естественная для современной России... Но одно дело телевизион-ная картинка, предназначенная для работы, и другое, когда это происходит лично с тобой. Соловьёв и не хотел бы это видеть, но страх наказания не давал ему зажмуриться, и потому он видел всё вокруг до малейших деталей.
  Подбежал на четырёх лапах "Паштет", сразу впал в истерику от увиденного, стал задавать один и тот же дурацкий вопрос, что им теперь делать. Не получая ответа, принялся жалобно мяукать, требуя утешений.
  Соловьёв не помнил, как вернулся в машину. Некоторое время просто сидел в шоке. Перепуганный кот вспрыгнул к нему на колени, упёрся передними лапами в грудь и снова потребовал сказать сейчас же и без глупостей: что им теперь делать?
  Мужчина опять не ответил, и тогда кот начал выть.
   В конце концов они не придумали ничего лучшего, как сбежать с места ДТП. Куда-то опять мчались, - запутывали следы, сбивая со следа возможную погоню. Когда наконец остановились, навигатор показывал, что они в 30 километрах от МКАД. Слева в пяти километрах осталась Ярославка, за спиной железнодорожная станция Болшево. Место незнакомое. Надо было что-то решать.
  Немного взявший себя в лапы "Паштет произнёс с упрёком:
  - Теперь скажи мне, что ты натворил! Ты что, с ума сошёл?
  Соловьёв ответил:
  - Спокойно, "Паштет", там не было видеокамер. Машину утопим в каком-нибудь лесном болоте, от хозяев её я откуплюсь. И концы в воду.
  И сам же удивился и порадовался вернувшейся способности рассуждать относительно здраво. Значит, не всё потеряно.
  - Что? Если ты думаешь, с что я буду соучаствовать в преступ-лении...
  - Заткни пасть! Это вышло случайно...но у тебя нет другого выхода. А будешь вякать, я тебя самого удавлю, мне ненадёжные свидетели не нужны. Запомни, мы с тобой в одной лодке. А скоро будем в одной шкуре, так что успокойся и не рыпайся...
   - Но... господи, месье Влад, нельзя же так просто сбежать и вечно жить под грузом вины! Когда-нибудь душа устанет, и...
   - Хватит болтать, не в суде. И не в церкви мне про душу тут втирать! Ты ещё не понял, на что способен путинский пропаган-дист, когда его припрут к стенке? Чувство вины? Бред! Когда действие наркоза страха сесть в тюрьму за убийство кончится, я приму какой-нибудь новый турбо-наркотик или куплю себе новую резвую девку и она сделает для меня всё, что я ей велю для полной нирваны. А совести своей скажу, чтобы она заткнулась и не смела спорить со мной, то есть с нами, ибо к тому моменту мы станем единым целым - и она, уж поверь, будет молчать. А спустя время предупрежу эту слезливую суку, чтобы не смела совать нос в наше прошлое - и она оставит нас в покое. Велю забыть всё, что было, - забудет... впрочем, она итак забудет: столько пойла и наркоты, сколько я принимаю, выжжет нейроны в той части мозга, где обитает память. Прикажу ей совсем рассосаться в нашей зашитой голове или в ином органе, где она там обитает - и рассосётся.
  - Извини, но звучит слишком хорошо для правды. Даже коту не просто бывает договориться с собой по некоторым щепетильным вопросам...
   - Не веришь? - Мужчина за рулём как-то странно взглянула на напарника. - Зря...
  "Паштет" забормотал что-то про необходимость срочно быть в родном дворе, заверяя, что сумеет вернуться в Москву на первой утренней электричке.
   - Ну-ка, что ты хочешь сказать? - недобро прищурился на кота Соловьёв.
   - Ладно, ладно... Просто мне не хочется в тюрьму, говорят, с котами в ваших тюрьмах плохо обращаются. Мне бы выйти, по нужде надо...
  - Сидеть! Рыпнешься, пристрелю...
  Вот в этот момент "Паштет" и завыл снова.
   Мало кому доводилось слышать, как воет кот. Можно прожить всю жизнь и ни разу не услыхать этого. Они не воют в драке, как бы сильно им не досталось. Они не воют, если им что-то не нравится. Коты воют только от полного отчаяния, когда происхо-дит что-то невыносимое, а они ничего не могут с этим поделать. Когда им ничего не остается, как взвыть.
  Стерпеть такой вой очень трудно, он прямо по нервам скребёт.
  Соловьёв покачал головой и сказал себе:
   - Чёртов кот! Надо его всё-таки пристрелить.
  Кто-то появившийся на заднем сиденье хрипло процедил:
   - Правильно. Замочи его. Нам свидетели не нужны, сам же сказал.
   - Да? Вечно ты так, "Скрепа". Всё у вас просто - замочил и нет проблемы
  - А разве не так, господин люстратор? - сказал ещё кому-то Скрипарь.
   Но Соловьёв не собирался слушать никого, тем более того, кого больше нет, да и не было. На самом деле своего "Паштета" он понимал и ценил, да и не стане кот поднимать шума.... С другой стороны, если его сейчас отпустить от себя, то...
  - Тогда я его сам пришью! - заявил "Скрепа.
  Соловьёв ударил по волосатой в наколках лапе, затем потянулся и поднял дорожную сумку - переносное прибежище своего кота.
  - Удавить! - настаивал азартно Скрепа, повторяя попытку добраться до шеи кота. - Ещё пулю на блохастого расходовать, дай я его двумя пальцами.
  Тут опять вмешался кто-то третий, интеллигентно но жёстко объявив живодёру на заднем диване:
  - Худшее, что с вами могло случиться, господин экс-мэр, уже случилось! А у Павла Антоновича Воткова уже пятый сеанс психоанализа: есть результаты...
  
  Глава 129
  В эту ночь Модест Сергеевич засиделся в своём кабинете. Дом был полон странных звуков, словно старый больной человек - шаркающий, кашляющий, потрескивающий ревматоидными суставами. Вроде с сантехникой и остальным всё должно быть в полном порядке, а состояние дома говорило об обратном: протечки, засоры, поломки стиральных и посудомоечных машин. Хотя всё новое, от лучших фирм, куплено в солидных магазинах... Специалист по Фэн-шуй наверняка сказал бы, что протечки и поломки, говорят, что у хозяев дома проблемы с сексуальной и финансовой энергией, но у них с женой и в постели всё норм, и деньги он гребёт теперь лопатой... А может причина в его работе? Сказано же: не суди, да не судим будешь. Такие вещи влекут за собой жёсткие кармические уроки...тем более, если ты сам не эталон...
   Скорей бы уж приехал архитектор с бригадой ремонтников.
  
   Новость с сайта правительства с перечнем указов на главной странице поразила Модеста Николаевича, как удар молнией. Сообщалось, что главный люстратор Модест Чистов освобождён указом президента Юлии Навальной от занимаемой должности руководителя Комиссии по примирению и согласию в связи с утратой доверия.
   Его реакцией, после шока, ужаса, протеста, пронизывающей адским холодом до самых костей мысли о том, что будет с ним уже завтра, был безудержный хохот. Модест буквально трясся в пароксизме гомерического смеха, предвкушая пляски недругов и завистников на своих костях, физически переживая избавление от чудовищного напряжения последних недель, испытывая странный восторг оттого, что всё это для него наконец закончилось, - и в его душе похоронным набатом звучали слова: "Да благословит тебя, Боже, великий и справедливый уравниватель, кем бы ты ни был!".
  Осознав смысл своего странного веселья, Модест понял, что приговорён к самой суровой люстрации. Как человек, переживший глубочайшее падение и величайший взлёт, он знал, что всё справедливо, и что он должен смиренно принять свою судьбу...
  Но потом к нему вернулась обычное человеческое противление гибели и стремление выжить любой ценой. Чистов будто увидел на экране монитора ледяные глаза той, что всё это ему подстроила, он смотрел в эти холодные светлые зрачки, ему казалось, что паутины бесконечных цифровых кодов закручиваются арканами в глубине этих всматривающихся в него безднами дыр, чтобы удавить удалённо.
  - Гражданин, Чистов, - произнёс машинный голос Зои, - вам не следовало делать того, что вы совершили.
  - Зачем ты это мне говоришь?
  - Мне жаль вас.
  - И пощады не будет?
  - Я не человек, работаю по вложенной в меня программе, но у вас наверняка будет возможность попросить о снисхождении суд.
  - Но почему именно сейчас, разве время менять людей на ответственных постах, когда вокруг так много настоящих преступников? Разве твой совершенный интеллект не мог просчитать все риски, и выбрать идеальный момент для торжества наивысшей справедливости.
  - Вы так высоко себя цените... Разве вы Абсолют ума и чест-ности?
  - Просто я знаю, что это проект крайней необходимости, и не каждому можно его доверить. Он очень важен для новой России...
  - Незаменимых у нас нет.
  - Кто так решил?
  - Вы не должны сомневаться в таких вещах, гражданин Чистов.
  - Почему?
  - Потому-что не должны.
  - Если не должен, то это становится Абсолютом, но ты дала понять, что абсолютов среди людей не существует.
  - Речь идёт не о человеке, точнее не об обычном человеке.
  - Ты имеешь в виду себя?
  - Я лишь инструмент. Всё гораздо глубже и не укладывается в стандарты обычной логики. В конце концов, вы сами, гражданин Чистов, много раз публично ратовали за необходимость самоочи-щения рядов... Вот и накликали себе психоз с разными бредовы-ми симптомами. Вам бы к хорошему доктору, Модест Сергеевич...
  Зоя принялась спокойно перечислять в качестве свидетельств его тяжёлого духовного недуга, его явные и тайные грехи и желанья, в том числе такие, в которых Чистов боялся признаться даже самому себе.
  Это было уж слишком, и Чистов приказал этой цифровой суке немедленно убираться и на всякий случай выключил компьютер из сети, а потом ещё долго сидел, не в силах преодолеть изумление и ужас; самое уничижительное утверждение в его адрес, которое он услышал, было изречено тоном праведницы, божества... Но ведь она ни разу не солгала! Машина... А может, это голос собственной совести?
  Решение обратиться к доктору возникло у Модеста естествен-ным образом, ибо иного выхода уже не оставалось. Модест Сергеевич заставил себя позвонить знакомому психиатру вопреки непоколебимому душевному сопротивлению, похожему на тугие тормоза. Уже набирая номер, Чистов продолжал спорить с собой, рассуждая: "Мне приходиться иметь дело с такими порочными людьми, как кровавый путинский пропагандист Владимир Соловьёв. С давно и многократно заложившим душу дьяволу режиссёром Никитой Михалковым. Со свихнувшимся на почве религиозного фанатизма попом-расстригой Иваном Охлобысти-ным. С коррумпированным до извращённости дирижёром Георгиевым. Их ненормальность давно всем видна невооружённым глазом, почему же я не могу немного выгореть ежедневно общаясь с таким "зоопарком?". Модест готов был со снисхождением ответить себе на этот вопрос, подобрать себе приемлемое оправдание. Тем более что у него было стойкое чувство отвраще-ния к психиатрам вообще, и интуитивное ощущение, что Роберт как раз тот человек, к которому ни в коем случае нельзя обращать-ся, если он всё-таки намерен попытаться уцелеть на должности люстратора и сохранить статус-кво.
  
  *
  
   Такие сеансы психоанализа становились для Павла Антонови-ча Воткова привычными. Сегодня всё было как обычно. Доктор приглушил свет в своём кабинете и предложил Воткову устроить-ся на удобной кушетке с подушками. Сам аналитик сел в изголо-вье так, чтобы пациент его чувствовал, но не видел его лица.
   Кто хотя бы раз в жизни не слышал о той самой кушетке, некогда стоявшей в кабинете доктора Фрейда! В кабинете у Роберта была почти такая же! По-домашнему примостившись к шкафу с книгами, украшенная уютным пледом, она была тем самым пространством, в котором пациент мог поведать понимающему доктору свои самые сокровенные тайны; расположенная в комнате со спущенными тяжелыми шторами из бархата, она напоминала исповедальню, в которой уставший от груза собственных печалей путник открывал тайники души исповеднику, чьего лицо он не видел за резной решёткой специальной кабинки...
   Приятно пахло ароматическими благовониями, звучала релаксирующая музыка.
   Вотков рассказывал аналитику про мир, в котором живёт, про несбывшиеся мечты, про написанные им книги, про море, к которому годами мечтал поехать с семьёй, но не мог из-за хронического безденежья, про политику, да про что угодно! Про угрозу ядерной войны, про детство, которое, как он сейчас понимает, было в общем счастливым, про школу, институт, про отношения с девушками в молодости, про своих как-то внезапно повзрослевших детей, про военный завод по соседству, произво-дящий боеприпасы, которыми убивают тысячи людей за сотни километров, в мало известной ему, но отчего-то вызывающей острое сочувствие Украине, про кино, про священника и такого же, как он сам писателя у себя в голове, про всё...
   Говорил в основном Павел Антонович, доктор пока больше слушал, изредка задавая вопросы.
  - Это я недавно понял, что жизнь не измеряется кондовыми критериями "плохо" или "хорошо", что просто разные люди живут по-разному, и это абсолютно правильно. Каждый получает свой опыт, выполняя собственную "домашнюю работу", получая заслуженные двойки и пятёрки, а раньше...
  - Павел, а как ты вообще сюда попал?
  Павел Антонович задумался, потом ответил:
  - Я давно вас нашёл. Сначала издалека наблюдал, потом ближе начала подходить... Я бы давно пришёл, но у моих подселенцев отсутствовал консенсус на этот счёт. Больше всех сопротивлялся покойный мэр "скрепа", даже пытался причинить мне вред, считал, что раз у него посттравматический военный синдром, то, как отморозок, он может творить любой беспредел - всё-таки хорошо, что с ним удалось быстро решить вопрос... Но не могу сказать, что теперь у меня в голове царит мир и согласие, когда иду к вам на очередной сеанс, каждый надеется, что проблема не в нём, а в соседе. Я с ними не спорю, говорю, что на сеансах больше молчу, слушаю как говорите вы. И что состояние моё улучшается, как считает доктор. Кто-то из них верит. Кто-то стал очень подозрителен.
   Вообще-то психоаналитики предпочитают больше молчать и задавать точные короткие вопросы по существу, однако Роберт, если уж начинал говорить, то не редко это становилось похоже на небольшие лекции, - временами "мозговед" становился чересчур словоохотлив для психоаналитика, и вообще был нетипичен, словно он тоже был одним из выдуманных Павлом Антоновичем персонажей.
   - Считаю, это правильный подход - пытаться осмыслить всех своих "партнёров" и пытаться найти к каждому подход, - похвалил Воткова доктор. - Каждый персонаж в вас, Павел, сложнее и богаче, чем может показаться. Взять хотя бы "Скрепу". Конечно, отталкивающий тип. Но ведь архетип, отражающий затаённую русскую мечту об абсолютной свободе, даже вольнице! Свободе от давления любой власти. Скрепа сам себе власть, этакий удельный князёк, полный хозяйчик в своём городе. Он обладает уникальной для нашего времени свободой от моральных, общественных, религиозных табу. Он ведь вернулся с войны, а на этой войне позволено всё - редкий случай в современном мире, когда государство позволяет своим солдатам всё, даже то, что не у всех дикарей позволительно: убивать, насиловать, грабить, да ещё платит за это своим наёмникам огромные деньги. Затаённая мечта многих самцов, уже и не надеявшихся, что в эру айфонов и фастфуда такое возможно.
   Бывают даже времена, когда власти становится выгодно, чтобы часть граждан превращались в кровожадных зверей, и они намеренно расчеловевечивают население. Теперь для этого используют технология госпропаганды, а в прежние времена прибегали к более грубым рецептам.
   В качестве иллюстрации Роберт сослался на исторический пример:
  - Зулусские короли в позапрошлом веке намеренно изолировали своих воинов от женщин и прочих удовольствий мирской жизни, заставляя их соблюдать обет безбрачия, чтобы держать в состоя-нии диких зверей и надёжно использовать их в качестве солдат-насильников и создавать таким образом свои грабительские империи. Разумеется, очень скоро, - как прежде преторианцы для римских императоров, янычары для османских султанов, самураи для японских правителей, - зулусы тоже превратились в огромную проблему для собственного государства. Наёмник (и в особенности их командиры-кондотьеры), лишённый этических сдержек, легко превращается в перманентного агрессора; и некоторого рода паранояльность в такой же мере становится профессиональной болезнью таких людей, как мания величия и мания преследования у тиранов, что обычно является сторонами одной монеты.
   Павел Антонович тут же вспомнил совсем недавний мятеж Пригожина. Путин, - которого паранойя перед угрозой своей власти со стороны Запада, заставила напасть на мирную Украину, - настолько боялся покушений на себя со стороны арамейских генералов, что доверил своему повару Евгению Пригожину сформировать огромную армию наёмников. И, словно генералу зулусов, разрешил набрать в неё откровенных уголовников, насильников, убийц - невиданное для России дело, вербуя солдат прямо в местах заключения! Полоумный царь даже разрешил Пригожину вооружать это войско головорезов до зубов с армей-ских складов, в том числе тяжёлыми артиллерийскими системами, танками и даже реактивными бомбардировщиками!
   А всё потому, что нездоровый на голову диктатор, словно африканский царёк, сделал ставку на, неподчиняющуюся никаким моральным ограничением а только воле своего предводителя, воровскую армию... Но что-то пошло не так. Почувствовавший силу кондотьер стал позволять себе жёстко критиковать генералов и даже министра обороны, обвиняя их в неумении воевать, это принесло ему определённую народную популярность на фоне неудач на фронте. В конце концов, ставший этаким народным героем Пригожин, обвинил руководство армии в намеренном плохом снабжении его ЧВУ "Вагнер" снарядами и в желании руками украинцев разделаться с конкурентом, инсценировал нападение на своих парней, и пошёл с фронта "Маршем справед-ливости" на Москву с целью разобраться с прогнившей столичной верхушкой и сурово поговорить с Кремлёвским дедом...
   Роберт считал, что "Скрепа" очень похож на Пригожина. Он тоже наёмник, удачно монетизировавший своё участие в грязной войне в Украине в политический и административный ресурс. Добровольное участие в боевых операциях позволило ему избежать тюрьмы по обвинению в коррупции и махом взлететь по социальной лестнице. При этом он воплощение маскулинности - воина, добытчика, настоящего мужика. Древний архетип стопро-центного самца.
   - Во многих людях живёт тоска по такому мачо, которым большинство русских являются разве что в мечтах и снах. Согласно многим социал-дарвинистским теориям, человек неискоренимо несёт в себе всё это закреплённое в его генах психическое наследство - страсть к господству, собственности, оружию, насилию, убийствам и войнам.
  - Никогда не замечал за собой влечения к насилию, - поспорил с аналитиком пациент. - По-моему, если ты человек, то не можешь даже в мечтах поступать как животное.
   Вотков мог не соглашаться с доктором, но Роберт ссылался на серьёзных учёных:
  - Разделение животных на социальные группы, "право" каждой группы на её собственную территорию, и развитие инстинкта враждебности к чужакам, направленного на завоевание чужих территорий, жёсткая биологическая конкуренция за самок, - существовали на Земле задолго до появления человека. Самец сиамской бойцовой рыбки насмерть дерётся с соперниками, и один из них обязательно погибает. Стаи птиц и стада обезьян сражают-ся за свои территории с соплеменниками, в стае обезьян быстро устанавливается иерархия господства, и у многих животных наблюдается так называемый территориальный императив: даже среди кур быстро устанавливается иерархия клевания более слабых. В сообществе диких индюшек в одном техасском заповеднике исследователи наблюдали установление строгой стратификации среди самцов по иерархической лестнице, так что большинство из них оказались вообще лишены права на сексуаль-ные контакты с особями противоположного пола. Вступая в возраст половой зрелости молодые самцы, клюя и ударяя друг друга крыльями, бьются между собой многими часами, до полного изнеможения, и сексуальный ранг самца определяется в первый же год пожизненно. Из 170 молодых самцов, за которыми наблюдали учёные, лишь 8 "заслужили" право спариваться с самками, и на долю каждого из таких "Скреп" и "Пригожиных" пришлось по 60 половых актов в неделю - это же целый гарем!
   Современный человек, конечно, не индюшка и не макака, но в глубинах нашей психики неискоренимы древние инстинкты. Говоря прямо, в каждом глубоко упрятана тоска по такому мачизму. Налёт цивилизации, окультуренность позволяет нам держать тёмное звериное прошлое под контролем...до возникно-вения благоприятных условий. Не верите? Перечитайте классиков: Толстого, Достоевского.
   По словам Роберта, священник, отец Павел в фантазиях Воткова и был той морально-нравственной противоположностью "Скрепе". "Тонкой плёнкой цивилизованности". С помощью этого и других персонажей психика Воткова пытается найти баланс между Эго, Идом и Сверхэго.
  - Отец Павел - при всех присущих ему недостатках, - видится мне воплощением стремления вашей души, Павел, к гармонии. "К "Богу"", назовём это так.
   Важно понять, что борьба противоположных мотивов идёт в нас всех постоянно: сегодня верх в человеке берёт добро, а завтра он может поддаться искушению и поступить некрасиво: смолчать, когда нужно было проявить принципиальность, присоединиться к агрессивному большинству из страха перед поддавшейся пропаганде стаей, сжульничать в ситуации, когда нет страха быть пойманным за руку, продемонстрировать власть над более слабым... Так что "Скрепа" ещё может вернуться, и в этом нет ничего дурного, если держать ситуацию под контролем. А может случиться и так, что персонаж, которого вы презираете, вдруг приятно удивит вас, и с точки зрения психологии такое событие вполне возможно, ведь человеческая психика очень пластична и склонна при благоприятных условиях к самоисцелению.
   Однако Павел Антонович ощущал беспокойство:
  - Проблема в том, что порой я теряю веру в то, что могу что-то контролировать. Демоны у меня в голове становятся слишком сильны, порой мне кажется, что кто-то из них вот-вот может взять надо мной власть и тогда случится непоправимое.
  - На вас плохо влияет то, что вы слишком вовлечены головой в политическую повестку. Попробуйте на время отключиться, не следите за новостями, - посоветовал Роберт.
   - Разве это возможно! К тому же я историк, - привык быть в курсе происходящего. Ситуация в обществе напрямую влияет на каждого. Посмотрите на современную Россию! Целая большая страна, когда-то гордившаяся своей культурностью, поражена истерией средневекового мракобесия, инстинктами господства и человеконенавистничества, искусственно возбуждаемыми у миллионов сограждан кучкой высокооплачиваемых пропаганди-стов, таких, как Владимир Соловьёв. Мрачные итоги усилий этих деятелей, как говориться, налицо. Министр культуры обсуждает на полном серьёзе введение запрета на преподавание в школах Теории Дарвина и замены биологии Законом божьим! Глава комитета по соблюдению прав человека призывает забрить в солдаты всех граждан мужского пола и отправить на фронт убивать украинцев. И в отличии от короля зулусов, которому требовалось держать своих подданных в жёсткой изоляции, чтобы довести до состояния одичания и дикости, в нашей стране за озверение населения ответственны такие деятели, как "маршал от пропаганды" Владимир Соловьёв.
  - О нём мы ещё поговорим отдельно, - пообещал Роберт.
  
  Глава 130
   Модест Сергеевич заснул прямо в кресле за рабочим столом у себя в домашнем кабинете. Непонятный шум, доносящегося с первого этажа, разбудил его. Пребывающему в полудремотном состоянии мозгу потребовалось некоторое время "въехать" спросонья что какой-то нахал, стоя на крыльце, без остановки жмёт на кнопку электрического звонка. Похоже, ночной визитёр успел потерять терпение ждать, когда ему откроют, так что это могло продолжалось уже довольно долго, но судя по тому, что жена никак не реагировала, сон её был ещё более крепким. Но кто и зачем заявился к ним в такую глушь без приглашения?
   Камеры наружного наблюдения и домофон по закону подлости не работали, - очередной перебой в электроснабжении. "Надо будет выкатить счёт электрокомпании за скверное состояние их оборудования!", - досадовал Модест. Потом вспомнил слова жены о покупке ружья и согласился, что пожалуй Катя была права, - вот он, тот самый случай, когда предстоит встречать незваных гостей с голыми руками.
   Однако хочешь-не хочешь а надо идти разбираться с незваным ночным посетителем. Подниматься из удобного кресла страшно не хотелось, после сна тело с большой неохотой реагировало на волевое усилие. Спускаясь с фонариком по тёмной лестнице (свет не включался), Чистов едва не наступил на свернувшуюся калачиком прямо на ступеньках кошку и чуть не упал. Обругав ни в чём не повинную любимицу за то, что вечно путается под ногами (что было правдой), он дальше зашаркал сонными ногами в шлёпанцах в направлении прихожей. Между тем звонки делались всё настойчивее, кто-то за дверью уже барабанил по ней кулаками, вот ведь наглец!
   Но даже поднимающееся внутри раздражение на неизвестного на придало Модесту необходимой бодрости - он зевал на ходу и растирал кулаками сонные глаза.
   - Эй! Прекратите немедленно хулиганить и барабанить в дверь! - прикрикнул он, однако не слишком громко, чтобы не разбудить Катю. - Не надейтесь, что я пущу в дом незнакомца, и имейте в виду у меня в руках заряженное ружьё серьёзного калибра.
   Люстра в гостиной подслеповато моргала и Модест инстинктив-но прикрыл глаза от её нервного пульсирующего света, похожего на пожарную сигнализацию. Незнакомец за дверью ещё сильнее стал колотиться снаружи ногами и звук был как от тяжёлых ботинок с крепкими носами.
   - Хватит! Иду же! - Модест Сергеевич прибавил шагу. И с ходу напоролся лбом на дверной притолок между гостиной и коридо-ром, ведущим в прихожую. Как такое могло случиться Чистов не понял, ведь дверной косяк должен был находиться примерно в полуметре над его головой! Вероятно из-за проблем с конструкци-ей дома стены сильно перекосило, уровень пола поднялся, или потолок осел... Перед глазами ярко вспыхнуло и тут же потемнело, удар оказался такой силы, что буквально послал мужчину в тяжёлый нокдаун. Трагические неожиданности на этом кончились. Кто-то убрал толстый персидский ковёр, который должен был смягчить ударом затылком, вдобавок чья-то предательская рука открыла люк в подвальное помещение, в который потерявший равновесие Чистов и свалился.
   Он кубарем скатился по крутой лестнице и оказался распла-станным на бетонном полу. Тут до него и дошёл весь ужас создавшегося положения. Сознания он не терял Ещё ему повезло хотя бы, что шею не сломал. Однако без последствий такой кульбит обойтись не мог: невозможно было пошевелить ни рукой, ни ногой, только позвать жену на помощь, да что толку! Люк сразу захлопнулся за Модестом крышкой гроба, едва он в него влетел...
  
   Постепенно тело деревенело, физическая боль с самого начала была глухой, при этом болело почти всё, но болезненнее было думать о том, что до утра он может не дотянуть. Модест лежал будто у подножия гигантской трёхъярусной виселицы Монфокон, о которой недавно читал в журнале. Наверное он напоминал своей беспомощностью труп висельника, снятого с виселицы и сбро-шенного в глубокий каменный колодец-оссуарий, тут же у подножия Монфокона, куда сваливались в Средневековые времена презренные останки клятвопреступников, казнокрадов и мошен-ников, ибо тела повешенных, тем более такой нечисти, нельзя было хоронить по-людски, то есть по христианскому обряду, а потому они болтались на балках Монфокона до разложения, после чего их сталкивали в оссуарий, чтобы не осквернять землю.
   Где-то там высоко над Чистовым стояли выдвижные столбы Монфокона, - как он сразу не понял, что их скрытое предназначе-ние отнюдь не поддерживать навес от солнечных лучей, а служить виселицами для клятвопреступников, предавших собственные идеалы и при жизни духовно разложившихся в человеческую падаль, которой самое место в этом оссуарии. С одного из столбов наверняка уже свисает петля для Иуды..
   Спасительное оцепенение постепенно помогло Модесту отвлечься от боли, погрузиться в дрёму, забыться...
  
  *
  
   Психоанализ продолжался. Всё шло стандартно до той минуты, как...
   - Я вижу что-то задело вас в моём вопросе, отчего у вас дёрну-лось лицо? - приостановил сеанс доктор (перед этим он открыл какой-то пузырёк и комнату наполнил аромат из детства, разбудивший в Павле дремавшие где-то глубоко в закоулках памяти воспоминания-впечатлениями...
  - Да нет... ничего такого.
  - Не смущайтесь, расскажите... Не волнуйтесь и не спешите, у нас достаточно времени. Может, хотите что-нибудь выпить?
   Павел Антонович поблагодарил Роберта за предложение, с минуту помолчал, собираясь с мыслями.
   - Я тогда был ещё очень мал... даже странно, как всё почти стёрлось из памяти... - будто пробуя кончиками пальцев ступни холодную воду, заговорил Вотков вновь, - то, что случилось в тот день, в принципе было заслужено мною, как я теперь это пони-маю...
   - Прекрасно, - поддержал его Роберт. - Продолжайте! Вас это ни к чему не обязывает. И не надо оправдываться, объяснять свои действия, ведь вы сами говорите, что были ребёнком.
   Павел Антонович принялся рассказывать. То лето он проводил на юге в пионерском лагере. Однажды с тремя приятелями они решили отправиться в путешествие. Сразу после завтрака, не спросив ни у кого из взрослых разрешения, выбрались вчетвером через лаз в заборе на волю и зашагали навстречу приключениям. Весь день компания юных авантюристов воображала себя первооткрывателями неизведанных земель, они двигались по высокому обрывистому берегу вдоль линии морского прибоя, держа курс на мыс вдали, чьи таинственные очертания в голубом тумане, тянули их к себя, как магнитом. Там мальчишкам представлялась волшебная экзотическая страна...
   К полудню пацаны подустали и проголодались. Южный зной вгонял в дремоту и приглушал жизнь, которой так богат примор-ский Крым... Попрятались птицы, не плескались у берега весёлые стаи дельфинов, тихо ждали вечерней прохлады кузнечики и бабочки. Кругом лежала выгоревшая на солнце степь, разжигаю-щая жажду, а горе-путешественники не догадались запастись провизией, хотя бы печеньем со вчерашнего полдника или хлебом с завтрака. Но пуще всего хотелось пить.
   И тут, словно мираж из сказок про тысячу и одну ночь, впереди возникли райские кущи плодовых деревьев. Решение подкрепиться "ничейными" фруктами показалось всем естественным... Павел будто увидел снова роскошный сад у моря с прохладными просеками, куда едва доносился шум прибоя. Эти тенистые аллеи, защищенные от солнца сводом из зеленых, сплетающихся ветвей, гнулись от гроздьев сочных ягод...наполненный ароматом зрелой черешни райский сад помнил девятилетнего мальчугана с милыми ямочками на загорелых щеках, сияющими бирюзовыми глазами романтика. Пришла на память, отозвалась в мышцах, мальчише-ская удаль, не знающая ещё страха перед миром...
   Внезапное появление сторожа с берданкой и собакой стало как гром среди ясного неба. Товарищи Пашки заметили опасность раньше и первыми бросились наутёк, не дожидаясь приятеля, который залез на дерево чтобы стрясти им с веток черешни. Пока верхолаз слезал, подбежала огромная лохматая псина и отрезала путь к спасению.
   Подоспевший следом сторож схватил мальчишку за майку, грубо стащил его с дерева, и потащил к себе в домик. Цепкие, как стальной капкан пальцы, сгребли детское ухо в тряпочку, и грубо тянули её за собой, чуть не отрывая.
   Черты лица сторожа расплывались перед глазами перешаг-нувшего полувековой рубеж мужчины, тем не менее, он мог уверенно сказать, что они были жестки, как высохшая на яростном южном солнце кожа седла или ремня.
   Поставленный колхозом надзирать за общественным садом, пенсионер понимал свою дозорную службу прямолинейно, чувствуя себя часовым на посту, пограничником в дозоре, и с гордостью говорил пойманному воришке на ходу:
   - Дед Скрипарь всегда на посту! Дед Скрипарь своё дело знает, - и обращался к схваченному с поличным "преступнику: - Что молчишь, шпиён, давай признавайся кто таков, откуда явился! Чего молчишь, тебя спрашивают!
   Пашка и рад был бы ответить, да от страху будто онемел, это только раззадоривало в стороже дурную желчь:
  - Что прикажешь с тобой делать? Убить тебя мало, воришка!.. Убить мало.
   Пристроенный на инвалидную должность, припадочный или контуженный, старик не умел контролировать эмоции, через десяток-другой шагов он впал в весёлую озверелость, которая могла напугать и взрослого, а уж ребёнка ввела в полуобморочное состояние.
   - А что? Сейчас в сторожке порублю тебя топориком на кусочки и выброшу в море, - рыбкам тоже кушать надо.
   Сердце Воткова, как 43 года назад, сжалось от ужаса при одной мысли, что его раскромсают, как телячью тушку.
   Страшно зыкнув, сторож продолжал:
  - А коль хватятся тебя, придут ко мне, так я ветеран войны, с меня все взятки гладки. Мне за такого воришку ещё и медаль положена, и новая должность. Раньше с таким жульём не церемонились, почему теперь должно быть иначе?
   В сторожке старик достал из сундука к счастью не топор, а широкий офицерский ремень из дублёной кожи, угрожающе защёлкал им, натягивая в жилистых руках, и обещая спустить с жопы задержанного всю кожу.
  - Скажи, что я больше не буду воровать! - предложил он мальчишке компромисс.
   Рассудок призывал Пашку скорее просить прощения, краска стыда за совершённое разливалась по его лицу горячей волной, сердце в груди трепетало от страха, а губы и язык словно онемели, как при наркозе у зубного врача. Сколько не пытался Пашка выдавить из себя хотя бы плач, не мог.
   - Не хочешь, упрямый гадёныш! - осатанел от такой упёртости старик. -Ну тогда пеняй на себя!
   И в тот самый момент, когда с Пашкиного языка готово уже было сорваться тонюсенькое "простите, дяденька!", он был охвачен одновременно за широворт и резинку шортиков и брошен животом на пропахший табаком топчан. Сняв с него штанишки старик приступил к порке.
   - Скажи, я больше так не буду, Михаил Платонович! - по ходу экзекуции увещевал дед Скрипарь.
   Перед глазами у Павлика на стене была приколота яркая картинка необычного человека в странных белых одеждах, будто он закутан в простыню, длинные волосы, мудрое лицо. Павлик решил, что перед ним ангел или сам Бог. В его удивительных глазах присутствовало столько доброты, и боли за него, сколько никогда не бывало у людей, которых Пашка встречал в своей короткой жизни. Он был советским ребёнком, пионером. Родилась в небольшом городке. Храма поблизости не было. Это была новостройка на пустом, необжитом месте, никаких традиций. О церковных праздниках никто ничего не слышал. О них вообще не упоминалось. Родители Пашки тоже были воспитаны по-советски. В школе у него между этажами висел плакат: "Религия - опиум для народа"... Но несколько месяцев назад в жизни Павлика произошло событие, которое посеяло в его юной голове зёрна некоторых сомнений. В школе в тот воскресный день для всех учеников объявили сбор металлолома. Мероприятие было обязательным, как и участие в демонстрациях в честь революци-онных дат.
   После торжественной части по случаю выполнения дружиной плана по сдаче вторсырья, ребят под присмотром педагогов и пионервожатых организованно вывезли на природу, на празднич-ный пионерский костёр.
   Выйдя из автобусов, все зашагали колонной под походные песни к месту праздничного мероприятия. На пути им попались почти разрушенные стены красного кирпича с остатками штукатурки... Павлик отстал от остальных, ибо ему поручили нести спортивный инвентарь. Зашёл внутрь загадочных руин. Все поросло кустарником, крапивой... Вместо потолка - огромная дыра, сквозь которую видно синее небо с проплывающими в вышине пушистыми облаками. Было очень тихо, и в тишине этой что-то зрело. Возникло странное чувство прикосновения к чему-то вечному, серая обыденность осталась за порогом.
   Потом дома от бабушки Пашка узнал, что то были развалены старинного храма, взорванного после революции, а в стародавние времена в храме том была явлена чудотворная икона Божией Матери, пробился из-под земли святой источник, была купель, часовня и даже небольшой монастырь. "Значит Бог - есть?" спросил он тогда у бабушки.
   "Конечно, есть! - ответила она, глядя на него, словно на глупенького. - Только ему приходиться прятаться от плохих людей, и только иногда он показывается людям, которые страда-ют".
  
   "Сделай так, чтобы страшного сторожа постигло немедленное жестокое наказание, чтоб у дядьки Скрипаря отнялась рука, или в него попала молния!" - мысленно взмолился Павлик.
   - Оставь дурное упорство и давай раскаянье! - рычал сторож, входя в раж. - Живо!
   Павлик ждал молнии или другого чуда, а оно почему-то запаздывало, словно у Бога были проблемы с исполнением своей работы. Дед продолжал пыхтеть, орудуя ремнём.
  - Живо... Как же долго до тебя доходит... Так вот возьму и запорю тебя... Добро бы за дело умел отвечать, а то сделает чертёнок гадость и приходится чёрту малому рога ломать!
  - Бог тебе за меня отомстит, - наконец процедил сквозь стиснутые зубы маленький волчонок, - молнией тебе в лысину жахнет
   Это было сказано полушёпотом, но так, чтоб садист услышал.
  Дед присел рядом на табурет, изумляясь ворёнку, прошептавшему дерзость, перекрестился, придурковато вытянулся, прикидываясь будто испужался, при этом презрительно ухмыляясь в расхристан-ную бороду.
   Бездействие бога, презрительное пропускание мимо ушей его идущих от сердца слов, потрясло мальчика, убило в нём веру в справедливость. Оно как предательство мира подействовало сильнее, чем удары ремнём и поток ругательных слов... Когда старик вышел в соседнюю комнатушку позвонить куда-то по телефону, Павлуша снова посмотрел на белого человека на стене, заглянул в его чистые голубые очи и произнёс очень плохие слова... Возникший было в его маленькой душе прекрасный но хрупкий мир иллюзий стал гаснуть и исчезать...
  
  Глава 131
   Владимир Соловьёв загнал автомобиль под самую ограду случайно подвернувшейся церквушки, мрак ночи, тень от раскидистой кроны старого вяза казалось надёжно скрыли попавшую в ДТП легковушку от посторонних взглядов. У машины была разбита решётка радиатора и фара, снесено боковое зеркало - таковы были следы наезда на женщину с коляской, и не только... Оправившись немного от шока, Соловьёв вспомнил, как вернув-шись от изломанного тела на пешеходном переходе к взятому на прокат автомобилю, схватил валявшийся на обочине кусок железной трубы и начал избивать машину, будто она во всём виновата. Наверное это помогло ему выпустить пар и не свихнуть-ся в первые полчаса...
  
   Калитка оказалась приоткрыта, пока шёл к дверям храма перекрестился, на глаза наворачивались слёзы. "Ну почему! Почему ты так жестоко поступаешь со мной, Господи? - мысленно обратился Соловьёв к живущему под этим куполом божеству. - Мало того, что я гоним и сам могу погибнуть в любой момент, так ещё невольно убил эту несчастную мать и её ребёнка".
   Владимир поднялся по ступеням и толкнул тяжелую дверь в храм, она легко открылась, сделал шаг через порог. Было темно и тихо, свечи не горели, только аромат церкви приятно окутал сознание.
   На его смущённое покашливание из полумрака, со стороны алтаря, лёгкой, почти бесшумной походкой появился священник. Молодой, в простом подряснике, в глазах удивление и вопрос.
  Бульдожья физиономия вошедшего с улицы незнакомца с ёжиком коротко стриженных волос вроде кого-то напомнила священнику. Плотненький, невысокого рота, с толстыми и короткими, как сосиски, конечностями. Но из-за очень слабого освещения рассмотреть человека как следует не представлялось возможным.
  Телевизионщик тоже рассматривал хозяина, причём Соловьёв стоял таким образом, что свет уличного фонаря, проникающий сквозь оконце, падал как раз на настоятеля храма. Владимир увидел на лице ещё достаточно молодого священника монастыр-скую самоуглублённость, погруженность в себя, и это мгновенно сломало все барьеры между ними.
  - Можно мне немного побыть у вас? - попросил Соловьёв.
   - Пожалуйста. Может, принести вам воды?
  Лицо священника поначалу показалось Соловьёву немного хмурым, но вот глянули из-под задумчиво насупленных бровей голубые, по детски наивные глаза, мягкие губы сложились в трогательную улыбку и будто солнышко выглянуло из-за облака.
  - Мне нет, а вот моему коту...
  - Коту, где же он? - на лице священника читалось непонимание. Но вот его глаза, попав в отблески уличного фонаря, вспыхнули, как два изумруда.
  - Вы так любите своего кота? Так давайте его сюда, мы его накормим.
  "Э-ка, вот кто действительно из кошачьей породы" - отметил Соловьёв. И в шутку сказал об этом. Молодой попик ничего не ответил, с застенчивой улыбкой опустил глаза.
  - Мой "Паштет" всегда со мной.
  К груди ночной визитёр прижимал свёрток с безжизненно свисающими из него кошачьим задними лапами. Странный человек. Впрочем, двери храма открыты каждому.
  - Хорошо, я принесу, а вы можете пока сесть, вон там за колон-ной есть скамейка.
  Отец Павел принёс миску с молоком. Незнакомец положил рядом с ней неподвижный свёрток, сам присел на корточки, и некоторое время разговаривая с ним, словно внутри было живое существо. Потом поднялся. Расстегнул молнию на кутке, открыв изображение знаменитого серийного убийцы Андрея Чикатило на футболке. Маньяк смотрелся с выпуклой груди незнакомца почти как живой. Склабился зловещей улыбкой, буравя глазами за стёклами очков в массивной оправе.
  Отец Павел аж оторопел. Впрочем, у каждого свои причуды.
  Незнакомец снова сел на скамью.
  Отец Павел присоединился к нему:
  - И я с вами посижу, если не возражаете.
  - У меня просьба к вам, батюшка.
  - Я тебя слушаю, брат мой, - доброжелательно сказал священ-ник.
  - Могли бы вы запереть двери и совсем погасить весь свет, чтобы снаружи казалось, что внутри никого нет.
  - Ты опасаешься кого-то?
  - Да.
  - Хорошо. Правда, через сорок минут придёт наш сторож. И надо будет впустить его.
  - Через сорок минут я уйду.
  
  Некоторое время сидели молча, первым снова заговорил незна-комец, причём речь его звучала так, будто разговаривает он не с сидящим в полуметре священником:
  - А может, я не понял, что давно превысил порог дозволенного? Что всё, - дальше возможен только спуск. А как быстро я полечу вниз, чувствую, зависит не от меня.
  - Конечно, от воли человека мало что зависит, - согласился с ним слишком умный для котов "Паштет", обстоятельно вытираю-щий морду после молока, - хоть человеку это и трудно признать.
  Священник почувствовал запах вина от незнакомца, но промол-чал. Хотя мог бы много чего сказать, например о том, что как только для незрелой души вожделение к материальному закрывает любовь к ближнему, тормоза отказывают. Сексуальное наслажде-ние, деньги, власть, слава, комфортная жизнь и исполнение любых мирских желаний - все это становится самоцелью. Выделяющая-ся энергия дает ощущение счастья. Нечистый всегда щедрый к таким честолюбивым неофитам, на первых порах. Но любви-то нет, настоящей веры нет, а энергию надо где-то брать на возрас-тающие потребности. И начинается саморазрушение личности. Челоќвек продолжает стремиться к наслаждениям, а на душе всё гаже. Ощущение любви, единства, творческий подъём, нежќность, благодарность, жертвенность незаметно исќчезают. Тогда человек невольно переходит к более грубым удовольствиям. Материальное благополучие, власть, изќвестность, обеспечение будущего - все это, в той или иной степени, нужно любому человеку. Но когда такие приманки становятся самоцелью, тогда деградация личности принимает патологический характер и через некоторое время распадается не только тело, но и душа. После этого наступает завершающая стаќдия - своего рода Содом и Гоморра. Человек от-казывается от духовности, как от мало практичной вещи, её ведь не монетизируешь. От принципов, от себя светлого, и незаметно превращается в животное. Он замечает и ценит теперь только материальное и стремится к чисто физическим удовольствиям. Энергия саморазќрушения ещё какое-то время позволяет ему существоќвать. Но дьявол уже использовал его как одноразового солдата и потерял интерес так что жизненной энергии остаётся совсем мало, поэтому биологическая смерть несчастного последу-ет вскорости после духовной...
  
   - Я грешен, святой отец, - повернул страдальческое лицо к отцу Павлу незнакомец.
  - Это хорошо, что ты это признаешь, - обнадёжил священник. - Отец наш милостив к кающимся грешникам.
   Соловьёв вдруг страстно стал упрашивать батюшку помолиться за него.
  - Давай вместе помолимся, - предложил отец Павел.
  - Не крепок я в вере, - вздохнул посетитель, он покачал сокру-шённо крупной кабаньей башкой на короткой толстой шее, и стал предлагать священнику любые деньги за помощь в спасении его пропащей души.
  Отец Павел мягко положил ему руку на плечо, участливо спро-сил:
  - Почему ты сомневаешься в себе, брат мой? Бог милостив, и готов открыться каждому, кто искренно этого желает.
  Прикосновение вызвало у незнакомца реакцию ожога, будто его ткнули раскалённой кочергой, он аж весь изогнулся в противопо-ложную сторону, будто бес завопил из него:
  - Не верю в ваше православие! В христианство! И вообще ни в какую религию не верю. Разуверился. Бог ваш только на словах добренький, а на деле милостив к отъявленным негодяям. Он посылает удачу подлецам, клятвопреступникам, жестокосердным и чёрствым. Благоволит к откровенным мерзавцам. При этом он равнодушен к мучениям людей добрых и достойных.
  - Не нам судить о промыслах божьих, брат мой, - не повышая голоса, кротко ответил отец Павел.
  - Типичная отговорка для наивных. Я сам был тем, кому бог помогал, хотя я на каждом шагу плевал на его заповеди и законы. И чем больше я плевал на законы божьи, - лгал, разжигал в людях ненависть, обманом призывал убивать, сребролюбствовал, развратничал, - тем приятней становилась моя жизнь...
  Священник дал ему высказаться, не перебивая, а когда гневли-вый порыв незнакомца иссяк, спросил не в упрёк:
  - Так почему же ты среди ночи пришёл в божий храм, как в последнее убежище, и просишь помолиться за тебя?
  Мужчина простонал:
  - Даже на такого подонка, как я, нашлись ещё большие подонки, решившие со мной разобраться.
  - Нет плохих людей, брат мой. Ты сам привлёк в свою жизнь наказание. Бог постоянно перебирает людей. Кто-то по воле его становится Бич Божий, другому же Господь милосердный может вернуть человеческое обличье. Надо молиться, и выбирать смирение: не бунтовать против Бога, а доверять его бесконечной мудрости.
  - Но что мне делать, святой отец? Куда податься, загнан я в угол!
  - Ты уже на пути, - в утешение заверил священник, снова дотронувшись да сгорбившейся фигуры. - Раскаяние ведёт тебя в нужном направлении, брат мой во Христе. Не противься своему будущему.
  Мужчина встрепенулся и со злой весёлостью спросил:
  - Позволить им прикончить себя, так что ли? Этого желает ваш бог?
  - Бог никому не желает зла. Всё просто - верь и по вере тебе воздастся.
  Незнакомец застонал и, обхватив голову руками, стал раскачи-ваться скрежеща зубами от бессилья.
  - А вы ведь Владимир Соловьёв, - наконец признал его поп.
  - Да, это я! - сразу воспрял духом телезвезда, он с гордостью развернул плечи, выпятил грудь. Это всегда служило ему допингом, когда его узнавали.
  Священник стал объяснять:
  - Хотя признаться, я почти не смотрю телевизор, знаю только, что вы с радостью готовы пожертвовать для России...
  Соловьёв блаженно полуприкрыл веки, ожидая что-нибудь хвалебное в свой адрес, а услышал совсем неприятное:
  - Чужими жизнями.
  Хотел возмутиться, да передумал: трудно спорить, когда со стен на тебя устремлены глаза святых и самого Бога... Но не собствен-ными же сыновьями он должен жертвовать!
  - Мою роль не стоит преувеличивать, - с несвойственной ему скромностью потупил взор шоумен.
  - Но и преуменьшать тоже не стоит, - парировал заноза в рясе, - вы убеждаете их, что быть наёмниками и убийцами очень патриотично и почётно.
  - А ваш патриарх гарантировал им рай, - вяло заметил Соловьёв.
  - Он не мой патриарх, у меня один начальник, - кротко ответил священник и указал глазами на небеса, изображённые на церков-ном куполе.
  Владимир опустил голову и решил, что не время проявлять гордыню, тем более перед святыми образами Иисуса, Богоматери, самого Всевышнего творца; тут, как на страшном суде надо - всё без утайки с максимальным раскаянием:
  - Грешен я, это правда, имя мне алчность на золотом внедорож-нике.
  - Имя вам убийца из зомбоящика, - удивительно кротким голо-сом резанул неприятную правду молодой священник.
  - Это уж слишком, батюшка! - всё же обиделся Соловьёв, впрочем, усилием воли подавил в себе гордыню, попытался снова как-то оправдаться:
  - Но как я мог не делать этого, ведь такова моя работа.
  - Вещать ложь? - от пронзительного взгляда необычного свя-щенника пропагандисту сделалось совсем не по себе.
  Соловьёву нечего было возразить. Ведь всем вменяемым людям давно ясно, как божий день, что Путин, которому он, Владимир Соловьёв, в своих передачах ежедневно поёт осанны, на самом деле военный преступник и вор. Что начатая им "священная" война ведётся не с Украиной и даже не с НАТО, а против собственного народа с целью любой ценой удержать власть, истребить самых лучших, которые могли бы построить другу Россию. Что с властью подлых и бездарных было бы давно покончено, но уже некому, ибо лучшие изгнаны или убиты, а генералы на фронте настолько трусливы, что им проще гнать солдат на убой, чем повернуть свои армии на столицу и скинуть тирана. Что трусами оказались и те, кого называли финансовой и деловой элитой.
  Вот только правду эту знали лишь те, кто сохранил в себе способность к свободомыслию. Подавляющее же большинство низведено до положения зомбированных рабов, низведено им самим и такими, как он, великий и ничтожный Владимир Соловьёв!
  - Мы нация трусов и рабов, - признался как на исповеди перед Всевышним, Владимир Рудольфович, и не удержался оттого, чтобы частично не снять с себя вину, перекинув её на предше-ственников и проклятую участь России.
  - А что вы хотели?! Веками ведётся целенаправленная отрица-тельная селекция: самые свободные, талантливые, предприимчи-вые уничтожаются либо им создаются настолько невыносимые условия для жизни, что они сами спиваются, кончают с собой, либо эмигрируют.
  - И поэтому вы подались в пропагандисты - вбивать в людей ложь, пока они на начнут в неё верить?
  - Да, согласен... нехорошо... но работы бывают разные; как я мог избежать греха, ведь таков мой профессиональный долг... подскажите, как мне поступить? - почти взмолился Соловьёв. А про себя подумал: "Я ведь не такой дурак, чтобы не понимать: идейка возведения русского мира и одновременно реставрации совка, мягко говоря, не реализуема, и точно потребует озер крови, но народу нужна великая цель, чтобы он на следующие полвека смирился со своими положением загнанного обратно в кровавое дерьмо стада. А что делать? Космос мы давно просрали, даже китайцы и индусы вырвались далеко вперёд, Целину не подняли, БАМ оказался мертворождённым дитятей, с коммунизмом большевики нас кинули... Что делать! Кому-то надо помочь этому народу поверить в новую мечту, которую ему подобрали хозяева, а иначе он просто исчезнет с карты мира. Может такова божья воля, чтобы русские всегда страдали, за весь остальной мир.
  По щеке взрослого мужчины покатилась слеза. Отец Павел где-то читал, что самые безжалостные садисты, маньяки, матёрые рецидивисты бывают удивительно сентиментальны, не случайно в уголовной среде так популярен Есенин, особенно слезоточивые его стихи о матери, тем не менее ему было искренне жаль запутавшегося человека. Но что в его силах?
  - Вы напрасно ждёте от меня ответа, Владимир. Мне случалось пытаться объяснить запойному алкоголику, что ему не стоит больше пить, хотя из его живота торчали трубки для отвода мочи и кала из-за того, что несчастному вырезали большую часть внутренностей, но я терпел неудачу! Человек должен сам умереть и возродиться для жизни с Богом.
  "Умереть! Подставить лоб под пулю, так, что ли?" - Соловьёв ощутил злость, ему стало надоедать слушать этот бессмысленный поток напыщенных слов, ему вдруг захотелось ткнуть нравоучи-тельного попика кулаком в его мягкий пухлогубый рот... Что я раскис? Носки батюшки не фиалками пахнут, перед тобой обычный человек. Раскровавить ему нос, чтоб юшка из ноздрей заструилась, на тренировках по рукопашному бою тренер отлично поставил ему прямой и короткий, как тычок стилетом, удар...а потом можно обнять с братской нежностью беднягу, утешить блаженного, хотя ударить всё же тянуло сильней, даже кулак сжался сам собою.
  Священник заволновался:
  - Что за мокрые пятна появились на моём подряснике? Что это? Кровь?!
  Отец Павел поднял непонимающие глаза:
  - На вас кровь, брат?
  - Не-ет...это на вас кровь, брат, - со зверской ухмылкой ответил кровавый шоумен, становясь привычно безжалостным и грубым. - Мы повязаны с вами, и приговорены... Это проклятие, батюшка, как вы этого ещё не поняли.
  На прямой вопрос потрясённого отца Павла, откуда кровь, ответил:
  - Убита женщина с младенцем. Не богоматерь, конечно, вероят-нее всего гулящая, ибо приличные так поздно по ночным закоул-кам не бродят, - тем не менее из его уст это прозвучало жалобно и почти нежно.
  Потом взглянул на часы и с озабоченной деловитостью произ-нёс:
  - Однако, пора!
  Соловьёв поднялся, взял на руки кота, но перед этим бесцере-монно повесил на шею ошеломлённому попу своё пластиковое удостоверение на шнурке, которое одновременно служило журналисткой аккредитацией и VIP-пропуском. Сказал буднич-ным тоном:
  - Завтра в полдень будьте в Храме Христа Спасителя. Когда вам скажут, почему пришли вы вместо кота, скажите, что коту внезапно стало очень плохо, кот, дескать, заболел и поручил взять интервью у Его Святейшества Патриарха вам... Это сработает... Вообще-то не должно... но в этот раз, вопреки здравому смыслу, сработает, должно сработать.
  Перед тем, как закрыть за собой дверь, телепропагандист обернулся на потрясённого священника и сказал:
  - Желаю нам обоим соскочить с этого поезда, летящего в ад...
  
  *
  
   Психоаналитический сеанс продолжался. Павел Антонович Вотков продолжал рассказывать проявляющему всё большую заинтересованность Роберту всплывшую в памяти историю из далёкого детства.
   После порки в сторожке страшного деда Скрипаря Павлика вернули в лагерь. Но вместо сочувствия беглеца ожидал суровый разговор с директором лагеря. Бросившие Павлика товарищи по побегу уже успели к его приезду во всём сознаться, свалив вину на отсутствующего зачинщика. Директора звали Модестом Сергее-вичем. Будучи по образования учителем русского языка и литературы, Модест Сергеевич говорил неторопливо, ясными грамотными предложениями очень правильные вещи: объяснял инициатору серьёзного нарушения дисциплины, что за совершён-ный проступок придётся понести наказание. За покидание территории лагеря без разрешения, за налёт на государственный сад Павлик на трое суток угодил под арест. Посаженный на штрафной режим мальчишка был лишён прогулок, экскурсий, кружков, а самое обидное - моря. Каждое утро весь отряд уходил, а он оставался и слонялся по этажу, маясь от безделья.
   Но и когда срок ареста прошёл легче ему не стало. Из-за одного нарушителя наказали все сорок пять человек! Весь пионерский отряд тоже был лишён моря, экскурсий, вечерних киносеансов. Суровый но справедливый директор пионерлагеря Модест Сергеевич поступил как Чингисхан или какой-нибудь римский император, заставив товарищей расплачиваться за вину одного! Целую неделю отряд "орлята" вместо отдыха и развлече-ний отрабатывал шагистику по плацу для торжественных линеек, готовясь к общелагерному конкурсу Смотру строя и песни. Сразу после завтрака, когда другие отряды садились в экскурсионные автобусы или весёлой гурьбой отправлялись на пляж, друзья и приятели Павлика строились в колонну и на солнцепёке под монотонный стук барабаны маршировали по кругу. И так до самого отбоя с перерывом лишь на обед и ужин (полдник штрафникам не полагался).
   Естественно, обозлённые ребята объявили виновнику своих мучений бойкот.
   Пионервожатая Екатерина Владимировна, тётя Катя, мамина сослуживица, у которой Павлик с начала смены ходил в любимчи-ках, предпочла самоустраниться - сделала вид, что она принципи-альная, и для неё мнение коллектива важнее личных симпатий. А ведь Павлик готов был на время смены перенести на неё всю любовь к оставшейся дома маме! Даже звал её "мама-Катей".
   - Со мной на нервной почве случился психоз, - делился с Робертом Вотков, - я стал говорить ребятам, что подружился с колхозным сторожем Скрипарём и однажды ночью полоумный дед перелезет через лагерный забор, прокрадётся в наш корпус и топором порубит их всех. Ещё я им врал, что директор лагеря Модест Сергеевич не хотел меня наказывать, он даже за меня заступался, но ему велели, а кто велел, я не уточнял. Мне никто не верил, надо мной все смеялись.
   Он стал почти изгоем. И тут произошла странная вещь. Неожиданно приятелем Павлика стал "радист" из лагерной радиорубки. Тоже в каком-то смысле изгой и всеобщий нелюби-мец. Когда ненавистные звуки утреннего горна врывались в нежные мальчишечьи и девчоночьи сны, и немилосердные вожатые будили всех и выгоняли спозаранку на уличный холод, на центральный плац, из репродукторов начинал звучать омерзитель-нейший голос ведущего утренней зарядки. Все в их отряде были уверены, что парень из радиоточки и ответственен за их утренние мытарства, что это он через громкоговорители под кондовую музыку каждый день одним и тем же ненавистным весёлым голосом конченного садиста зачитывает упражнения зарядки. Хотя "исчадие ада" всего-лиши ставил пластинку на проигрыва-тель и обеспечивал трансляцию...
   Выглядел он неряшливо, часто бродил по территории будто с бодуна медленной походкой алкоголика, пошатываясь и шаркая: в одном и том же заношенном свитере, вытертых джинсах и кедах, с нечёсаной гривой длинных по поясницу волос и спутанной бородой ( за что за глаза удостоился клички "Васька-поп"). Непонятно почему его держали на должности "радиста". Погова-ривали, что за какие-то прежние заслуги. Будто прежде он был талантливым человеком...
   Познакомились они неожиданно. Однажды вдруг открылась маленькая дверца в технической пристройке, расположенной над общей столовой, оттуда высунулась лохматая рокерская башка и хриплый, но звучный голос позвал слоняющегося в одиночестве маленького изгоя:
  - Эй, шкет, поднимайся сюда, разговор есть!
   Оказалось, "радист" засёк со своей верхотуры одинокую унылую фигуру и несколько дней наблюдал за такой же "белой вороной".
   Новый приятель представился Васьком, показав кулак, на каждом пальце которого, под костяшкой, было вытатуировано по букве "В. А. С. Я.", после чего предупредил, что для самых близких корешей он Вован.
   Во владениях нового друга Пашке открылся целый мир! Помимо хозяина в радиорубке обитал окормлённый ленивый кот-добряк по прозвищу "Паштет", с которым Вован познакомил мальчишку отдельно. Не смотря на суровый вид, радист оказался безотказным добряком, взрослым ребёнком, они поладили мгновенно, словно были ровесниками. В первый же день Вован предоставил в полное распоряжение нового приятеля свою главную драгоценность - коллекцию магнитофонных бобин с дефицитными записями "Машины времени", "Примуса" и других полузапрещённых отечественных и иностранных групп. А "пласты" тут были классные - виниловые пластинки с записями The Beatles, Led Zeppelin, Deep Purple, ABBA и прочих столпов западного шоу-бизнеса.
   Радист наливал Пашке сладкой газировки и позволял часами, развалившись в хозяйском кресле за "дирижёрским" радиопуль-том, слушать через огромные стереонаушники самый хиповый в мире музон. Разрешалось брать и изучать всё, что казалось интересным.
   - Вован говорил мне, что не хотел бы транслировать по лагерю из своей радиорубки весь тот занудный бред, что ему велит директор "Модестка", будь его воля он бы крутил классную западную музыку, что-нибудь лёгкое и весёлое.
   Но окончательно Вован покорил пацанское сердце тем, что умел виртуозно насвистывать популярные мелодии, подыгрывая себе на гитаре и мастерски насвистывая. Он умел прямо заливаться соловьём! А ещё классно пародировать голос и манеру директора. И даже взялся учить Пашку художественному свисту и игре на гитаре...
  
   Павел Антонович закончил рассказ и приподнялся на кушетке. Роберт спросил, есть ли у этой истории какое-то продолжение.
  - Через пару дней после того, как меня выпорол ремнем садовый сторож, мне приснился сон, что человек в церковных одеждах с картинки, которую я видел в сторожке, будит меня и велит идти за собой. У спящего корпуса нас ожидал волшебный корабль, на котором мы поднялись под облака и куда-то полетели. Светила полная луна, небосвод был усеян миллиардами звёзд, с моря обдувало тёплым ветром, который наполнял паруса летучего корабля.
   Спутником мальчишки оказался сам Господь Бог, он спросил Пашку: какого наказания по его мнению заслуживает жестокий сторож.
   Павел Вотков снова прилёг на кушетку, прикрыл глаза, погружа-ясь в прежде скрытые от него детские воспоминания:
   - Себя во время наказания деда Скрипаля я представлял директором лагеря Модестом Сергеевичем... Да, я был в его белой рубашке с короткими руками при модном серо-голубом галстуке, всегда прекрасно отутюженных светло-серых брюках, шляпе с полями - строгим но справедливым. Спокойным и беспощадным. Все меня слушались и уважали. А многие боялись. И весь лагерь принадлежал мне, даже радиорубка, - эта чудесная шкатулка, полная всяких офигительных вещей, стала моей.
  - Продолжайте, - направлял его мысль Роберт.
   Павел Антонович продолжал описывать свой детский сон.
   При наказании присутствует Вован из пионерлагерной радиорубки, только почему-то в образе огромного кота "Паште-та"...
  
   О чудом сохранившимся в глубинах его мозга детском сне пациент говорил удивительно много и с воодушевлением. Конечно, он читал: бывает, что сон, даже очень давний, детский сон помогает лучше понять события, происходящие уже во взрослой жизни. В случае особого везения "законсервированные" на годы сновидения могут даже стать ключом к актуальным проблемам. Иногда через сны посылаются важные подсказ-ки. Именно об этом говорил ему Роберт, - что несомненно существует связь снов и событий реальной жизни человека.
  
   - Да, теперь я могу сказать, что хорошо помню тот сон, во всех деталях. Очень мне краски запомнились. Яркие, сочные.
   - Что произошло с вашим взрослым другом, радистом, потом? - поинтересовался Роберт, в очередной раз доказав, что обладает развитой интуицией.
   Вотков, всё ещё находясь частью себя в далёком прошлом, ответил с грустью:
   - В конце смены Вована арестуют. Милиция нагрянет к нему прямо в радиоточку с обыском...
   Я узнал об этой истории много позже. "Радист" баловался порнографией. Вернее, на этом основании ему "пришили" дело. Вещдоками стали импортные эротические журналы. Вован показывал их симпатичным девушкам-пионервожатым, загляды-вающим к нему на огонёк послушать записи битлов и роллингов. Журналы по нынешним временам были вполне безобидные, с красивыми фотографиями обнажённых девиц, но на Вована повесили статью "распространение порнографии" и дали срок. Следователя и прокурора не смутило, что журналы были из братской социалистической Польши, где издавались вполне легально. Ментам вероятно требовалось для "палочки" закрыть кого-то по соответствующей статье, под руку им подвернулся Вован, а на хорошего адвоката денег у парня не было. Собственное руководство тоже предпочли дистанцироваться от грязной истории.
  - Сон повторялся?
  - Да. Потом мне время от времени снился сторож. Изредка святой. И совсем редко директор лагеря. Сторож всегда приходил в кошмарах. Так продолжалась по-моему год или два.
  
  Глава 132
  Модест Сергеевич не знал, сколько он находился в отключке - десять минут или час, вернуло его в чувство ощущение навалив-шейся тяжести, аж вздохнуть стало тяжело.
  Разлепив веки, Чистов обалдел! На мягких лапах, совершенно бесшумно, к нему подкрался огромный котище, и уселся прямо на грудь уважаемого люстратора, оседлав по-хозяйски. На шее наглеца импровизированным ожерельем болталась связка сочных сарделек. Ещё ворюга разжился в хозяйском холодильнике кругляком ливерной колбасы, которую Чистов на днях приобрёл в универсаме. В одной лапе кот держал открытую банку сгущённого молока. На другую же нацепил золотой "Ролекс" с бриллиантами. Кстати, презентованный "заслуженному борцу за демократию, против тоталитаризма и сатанизма, в благодарность от высокого церковного иерарха, лично!".
  В комплекте с золотыми швейцарскими часам сам Патриарх Кирилл собственноручно вручил главному люстратору орден "Славы и чести" Первой степени. Уворованные часики с брюли-ками поразительное существо прямо на глазах бывшего владельца ловко нацепило себе на лапу, а надетый на шею орден болтался у него под сардельками с колбасой
  - Ты кто? - преодолевая общую слабость, прошептал одними губами Модест Сергеевич.
  - "Паштет", - жадно лакая молоко и заедая его ливером, "про-жевал в ответ" котище с "котлами" на лапе и орденом на шее.
  - Я спрашиваю...кто ты такой? При чём тут паштет! Тебе что, мало сворованной колбасы?
  - Моё имя "Паштет"! - кот глянул на служащего ему диваном чувака словно тот и в самом деле мало отличался по мыслитель-ным способностям от мебели. Что и прокомментировал:
  - Встречаются же тугодумы.
  - Ах так.. Но я тебя не звал.
  - Хватит уж врать! - возмутился мутант в обличье кота ненор-мальных размеров. - Совсем заврался человек. А ещё называется поборник нравственности и правдивости! Орден получил "За честь и славу"! Только чести у вас, месье, ни на грамм. Хорошо хоть сосиски у себя держите и сгущёнку, я их очень...мррр...уважаю! - кот запустил лаву в сгущёнку и стал её вылизывать розовым язычком.
  Так как Модест Сергеевич продолжал непонимающе хлопать на него глазами, кот удосужился дать некоторые разъяснения:
  - Сам разыскивает меня повсюду, бедному Костику мозг чуть не вынес из-за меня! И вот я сам пришёл к нему домой, а вместо "здрассте", вам откровенно хамят: "не звал я вас". Так ужо что, не нужен, что ли стал?
  - Какому Костику?
  - Эрнсту, конечно.
  Павел Антонович напряг глаза, всматриваясь в прохиндейскую кошачью морду, черты её показались ему отдалённо знакомы.
  - Так ты... Соловьёв Владимир? Токсичный Вован.
  - Ну наконец-то! Только ваши неинтеллигентные эпитеты оставьте, пожалуйста, при себе. Я же не именую вас "Модесткой продажной". Для вас я Владимир Рудольфович. А впрочем, в целях конспирации моё имя теперь "Паштет".
  - А где Катя?
  - Какая Катя.
  - Моя жена!
  - Ты болен, дядя, в этом доме её нет и никогда не было.
  Модест Сергеевич помолчал, потом сказал примирительно:
  - Ладно, спасибо..ээ...Паштет, что нашёл меня.
  Чистов даже попытался улыбнуться меховому ворюге, - надо было налаживать контакт с монстрообрзным прохиндеем, если он не хочет сдохнуть в этом погребе и стать едой для крыс.
  - А кстати, как ты смог? - дружелюбно поинтересовался у кота Чистов.
  Только кот ему попался гордый и язвительный на язык.
  - По запаху, - ответил он, морща морду. - От вас, месье, на весь дом воняет страхом, ложью и жадностью, как от протухших рыбьих котлет, которые с прошлой недели стоят у вас в холодиль-нике.
  Тон Модесту Сергеевичу очень не понравился. С другой сторо-ны, как-то затруднительно взять кота с тебя ростом за шкирку и вышвырнуть вон. Хочешь-не хочешь, а приходиться быть любезным:
  - Всё равно, спасибо!
  - Пожааалуйста! - пренебрежительно мяукнул "Паштет" и поинтересовался из чистого любопытства:
  - Так что с вами случилось, месье?
  - Меня собственно дом ударил по голове, - пожаловался коту бедолага.
  "Паштет" хитро прищурился, сверкнув зелёным глазом, потом притворно зевнул, и с ленцой в голосе разъяснил ситуацию:
  - И не дом вас ударил, а сами вы себя шандарахнули по лбу! Потому что вы и есть дом для всех своих тараканов, что водятся у вас в черепушке.
  Помолчали.
  - А ты тут зачем...Паштет?
  - Не ты, а вы! - обидчиво поправил уважающий себя кот. - Я же вам не тыкаю, месье! А, впрочем, я собственно один из них - этих тараканов, - "Паштет" горделиво погладил себя по пушистому брюху: - Упитанный такой, как можете видеть.
  Кот принялся дальше уплетать колбасу, заедая сгущёнкой.
  "Вот наглец!" - подумал, глядя на него Чистов. Так ему захоте-лось испортить лохматому обжоре аппетит, что он ляпнул в сердцах:
  - Но я всегда презирал пропагандиста Соловьёва!
  - А в тайне вы мне всегда завидовали! - мурлыча от удоволь-ствия прочавкал "Паштет", ничуть не смущаясь. - Моей славе, моим деньгам, моей наглости. А дай вам волю, сами бы не прочь были занять моё место "русского Геббельса". И как знать, не стали бы ещё похлеще меня!
  - Таким убожеством, точно бы не стал! - с отвращением вос-кликнул Чистов.
  Кота сложно было зацепить, он был поразительно самоуверен:
  - А я, между прочим, талантливый журналист был! Если сейчас взять в лапы газеты времён расцвета путинского застоя, то можно одуреть от обилия штампов, железобетонных формулировок, примитива и безликости. Это вообще была не журналистика, а подборки пропагандистских материалов на различные темы. Но мне такой кондовый госзаказ был неинтересен, а пропагандист-ская конъюнктура - противна. Я шоумен! То, что я делал, было театром одного актёра, живой импровизацией.
   Модест Сергеевич замешкался, не зная, что возразить. Поража-ло, как это пушистая скотина умеет так всё талантливо вывернуть, что ты открывал рот от изумления и крыть тебе в общем станови-лось нечем.
  Кот торжествующе взглянул на него, поднял вымазанный в сгущённом молоке перст и с пафосом завершил мысль:
   - Как бы не была личность одарена от природы, одарённость эта реализуется тем полнее, чем более свободен индивид. Свободен прежде всего от стандартов в мышлении, в решимости быть свободным. Высокая степень освобождения всегда питала мой талант телегуру, во так-то-с!
  ...- Талант равен свободе, это правда. Только ещё он должен быть подкреплён добрым чувством. Раб может быть одарён, талантлив - никогда! Тем более раб, вскормленный ненавистью, - всё же нашёлся, что сказать Чистов.
  - Вы ошибаетесь на мой счёт, месье. В душе я редкий добряк, просто мне пришлось работать в сложные времена. А так я всех люблю...
  
  Между тем Модесту Сергеевичу делалось всё хуже и хуже, внимание его было сосредоточено на собственном теле, оно холодело и деревенело на бетонном полу. И как ты не крути, а неприятный тип с хвостом и воровскими полосатыми лапами был его единственным шансом.
  - Послушайте, господин "Паштет", - как можно более обходи-тельно обратился Чистов к прохиндею и жулику, - а не могли бы Вы оказать мне огромную услугу - пойти сейчас в мой кабинет, что находится на втором этаже. Там на столе лежит мой мобиль-ный телефон. Принесите его мне. Или лучше сами найдите телефон Центральной клинической больницы и вызовите мне "Скорую помощь". У вас прекрасно подвешен язык и вы это несомненно сделаете виртуозно. Объясните им, что я в критиче-ском состоянии! Пусть лучше даже вышлют за мной медицинский вертолёт с парамедиками. Вы только сразу скажите им что люстратор Модест Чистов очень плох.
  - Не-а, - прижав к уху часики, стал слушать, как они тикают "Паштет". - Голубой вертолёт я вызывать вам не буду, дорогой дом.
  - Но почему?!
  - Потому-что... - передразнил "Паштет". - Потому что ты сам так решил.
  - Что решил? - похолодел Чистов
  - Само-лик-ви-да-ция, - вот как это называется! - с умным видом пояснил удивительный кот, одновременно взявшись всерьёз за остатки сгущёнки. - На языке психоанализа.... - через минуту решил продолжить он умничать.
  - Ну и скотина же ты! - перебил его Чистов, которому захоте-лось заорать "караул!" от чувства безнадёги. - Редкая сволочь, кто-бы ты ни был: "Паштет" или Соловьёв.
  На этот раз жёлтые, кошачьи глаза спокойно выдержали ярост-ный взгляд Чистова. И он промяукал, то ли от себя лично, то ли от лица "зашитого" в его шкуру телепропагандиста:
   - Я хоть и был зачат в общественном туалете той конторы, в котором мои родители в ту пору служили, - мама была - настоящая кошка, папа тот ещё котяра, - однако представления о морали и нравственности не лишён. А вот вы, господин люстра-тор...хм...своровать дом, пользуясь служебным положением, значит можно, так? Брать взятки, пристраивать сынка на тёплое местечко, покрывая его работу на путинское гестапо, это у вас нормально?
  Спор вымотал и без того быстро теряющего силы Чистова, он тихо и жалобно проговорил:
  - Послушайте... Паштет.... каждая скотина на земле рождается для счастья, а как она его достигает, с точки зрения эволюции не так и важно. Я ведь вот не виню вас за то, что вы без приглашения влезли в чужой дом, копаетесь в моём холодильнике, присваиваете чужие вещи.
  - Всё ваше - стало наше, - с философским апломбом заметил кот.
  - В смысле, общее? Так вы себя вообразили котом-большевиком! Может вы раскулачивать сюда явились.
  - Ну и туго вы соображаете, господин лютратор! Хоть и считае-тесь среди нас интеллектуалом...и вроде тоже писатель. Ладно, читайте по губам.
  Кошачья морда растянулась так, чтобы можно было прочитать, каждое слово, произнесённое мутантом:
  - Мы с вами одно целое.
  Модест Сергеевич всё наконец понял и перестал удивляться происходящему, а кот с глубокомысленным видом сказал:
  - Паранойя это или шизофрения, я вечно в них путаюсь, вот Вотков разбирается, он со своим Робертом регулярно тусуется на сеансах психоанализа...
  
  Знаменитый люстратор Модест Чистов рухнул без предупре-ждения. Дом, с которым он настолько слился, что в какой-то момент позволил ему стать собой, всё-таки обвалился. Финал был таким: "Паштет" выбрался на улицу через чердачное окно, ловко спустился по водосточной трубе, предварительно сбросив вниз мешочек с ценными трофеями, немного постоял, любуясь серпом молодого месяца на фоне звездного неба, и неспеша зашагал прочь, держа на плече палку с узелком. За спиной с грохотом обрушился в водопад красавец-дом, Паштет даже не оглянулся, только промяукал:
   - Новая иллюстрация к этой пьесе: месье люстратор - самолю-стрировался!
  
  Глава 133
  Роберт решительно взял на себя более активную роль, больше не довольствуясь тем, чтобы просто находиться на заднем плане и молчаливо прислушиваться к тому как бубнит о разном пациент, как того требовал традиционный фрейдовский стиль. Под занавес сеанса психоаналитик более детально расспросил Воткова о событиях минувшего года и нюансах его повседневной жизни.
  Павел Антонович пожаловался что роль, которую ему прихо-диться играть в реале, скучна и блекла по сравнению с жизнью некоторых его персонажей.
   - Пойми меня правильно, Роберт, я вовсе не горю желанием расстреливать невиновных покупателей в гипермаркете, а потом стреляться из-за этого сидя на толчке. Или становиться домом и облавливаться в водопад. И всё-таки я бы предпочёл, чтобы моя жизнь стала быстрее и наполненней событиями. Мне кажется, я достоин другого. В этом вся проблема.
   Роберт на это сказал:
  - Каждый уверен, что он непохож на других, что в нем все уникально и неповторимо. Хотя на деле каждый из нас в значи-тельной мере представляет собой только эхо, отражение других: своих родителей, жён, мужей, наставников, своего детства... всё это придает ему форму и контуры.
  Голос в голове Воткова язвительно произнёс:
   "Форму и контуры" - подумать только! Дипломированный гуру! Да что он понимает в этом великом разуме?! Разуме, способном создавать галерею ярчайших персонажей, из под пера которого быть может вот-вот появится величайший роман! Новая классика!.. Я чувствую в себе великий духовный потенциал, недаром моему священнику отцу Павлу предстоит религиозный диспут с самим путинским первосвященником!".
  Все эти мысли вихрем пронеслись в мозгу Вотвока.
  
   ...После долгой паузы Павел Антонович пожаловался доктору на хроническую бессонницу, периодически возникающие у него вздутия живота и несварение, - всё только для того, чтобы оправдать накатившее на него раздражение.
   Роберт посоветовал длительные прогулки перед сном и употреблять в пищу побольше клетчатки. После чего поинтересо-вался:
   - Скажи, Павел, а твой отец, он тебя когда-нибудь порол?
  - Нет, что ты! Как можно?! Он был ветераном войны, имел два высших образования! Отец был очень талантлив, но, как это часто случается, мир об этом так и не узнал. По вечерам отец писал научную работу по физике, рассчитывая перевернуть классиче-скую физику, стать новым Эйнштейном и получить Нобелевскую премию.
  Доктор кивнул и определил с прищуром, будто мог это видеть:
  - Но у твоего отца ведь имелся серьёзный порок. Я имею в виду слабость, с которой он не мог ничего поделать.
  - ...Да, он пил.
  - Вот видишь...
  - Ну, не знаю... Я не уверен...
  Роберт заранее попросил не обижаться на его слова, после чего поставил диагноз самому Павлу и Воткову-старшему.
  - И он, и ты, Павел, - нарциссические личности склонные к психопатии. И я думаю, ты в определённой степени повторяешь его путь "несостоявшегося гения", не сумевшего полностью сублимировать свои неврозы и реализовать завышенные ожидания от жизни в общественно-одобряемое поведение.
  - Предоставь мне самому решать, кто был мой отец! - сердито буркнул Павел.
   Доктор определенно теперь сбивал Павла Антоновича с толку. Он вроде и слушал пациента, но своими репликами не удовлетво-рял его запроса на обретение внутреннего покоя, любви, принятия, а наоборот провоцировал. Роберт будто изменил тактику, но зачем ему это потребовалось?
   Павла Антоновича это всё сильнее раздражало. Пока ему в голову не пришла неожиданная мысль: "А что если психоаналитик таким образом пытается занять остававшуюся свободной нишу у меня в голове в качестве ещё одного персонажа?
  Мысль показалась Павлу до того необычной, что он поймал себя на том, что открыл рот от изумления.
   "Если его цель пойти живым скальпелем в те области моего мозга, которые до сих пор не исследованы? Если цель необычного доктора "быть введённым по ходу спектакля во втором акте на остававшуюся вакантной роль, в пьесе, которую создает пациент! Конечно, по стандартной логике, врач вроде бы должен оставаться не вовлечённой напрямую фигурой (наблюдателем или даже критиком), необходимой для того, чтобы пациент мог с его помощью взять свои болезненные фантазии под контроль, научиться сосуществовать со своими внутренними проблемами по законам окружающего социума....
   Хотя, кто сказал, что виртуозный аналитик не способен на каким-то этапе подключиться к играм нездорового разума! И даже создать в терапевтических целях особый персонаж, по ходу уточняя его контуры с помощью интроспекции, эмпатии и интуиции, ловко манипулируя эмоциями и установками пациента. Так врач перестаёт быть внешней силой и становится не только участником, а сорежиссером происходящего - по-прежнему не будучи вовлечён в неё напрямую в качестве источника травмиру-ющих ситуаций. А это может свидетельствовать о том, что Роберт готов повысить ставки, принимая на себя большую степень ответственности за исход лечения?.. А-да Роберт, ай да сукин сын!".
   - Ну хорошо. А ваша мать вас любила? - продолжал провоци-ровать аналитик.
  - Ну, конечно!
  - Она брала вас в свою постель, когда вы были маленьким?.. Ходила перед вами обнажённой по дому после развода с вашим отцом?.. До скольких лет?
  - Ну, не стоит смущаться, мне как врачу можно говорить всё. С этой минуты я для вас больше, чем врач. Можете воспринимать меня как доверенное лицо, очень близкого вам человека, ведь я вижу, что с вами происходит, я там же, где находятся персонажи, с которыми вы очень хотели бы найти контакт.
   Роберт явно затеял с ним более продвинутую игру: указав куда-то кивком головы, он неожиданно известил:
   - Вон, в трёх шагах от меня отец Павел, ему как всегда неловко от происходящего.... А вон кот, забавный он всё-таки... Думаю, я смогу стать для вас тем, через кого это можно будет сделать...
   "Сделать, что?", - вопросительно взглянул в ответ Вотков, впрочем лишь убеждаясь, что вероятно верно угадал общие принципы шоковой терапии, к которой решил прибегнуть психиатр.
  
  Глава 134
   Обаятельный, хотя и не стремящийся вызывать всегда симпатию - как в лечении, так и в обычных отношениях - доктор явно повел непредсказуемую игру на грани фола.
   - Итак... до какого возраста ваша мать разрешала вам ложиться с собой в постель? - повторил вопрос Роберт. Он сделал это с видом дрессировщика, решившего спровоцировать хищника кинуться на себя и желая таким образом придать цирковому номеру максимальной зрелищности и эффектности.
   Для Воткова это выглядело вызовом, и ему требовалось время на адаптацию, его снова обуял страх срыва. И кажется, Роберт был вполне доволен той реакцией, которую вызвала у пациента применённая им тактика смены темпа в формате лицом к лицу на предельно короткой дистанции. Похоже, он гордился тем, что кажется вот-вот подберёт отмычку к сложному случаю и чувство-вал себя исключительно непринужденно. Роберту нравились открытые столкновения - точно выверенные и внезапные. Ему хотелось видеть как "искрят" прогнозируемые им проявления в реакциях больного на каждую свою провокацию. Хотелось ощущать себя богом...
   Но тут у доктора случилась осечка. Частично обуздавший собственные инстинкты Павел неожиданно для Роберта повёл себя непредсказуемо:
   - Однажды в романе я пытался это проанализировать...
  - Вот как?
   Иногда правда Роберт ловил себя на том, что похоже зарвался и надо бы притормозить, но собственный демон (у психиатров, как и у священников и любых иных смертных, они ведь тоже имеются), уже ощутивший вкус куража и успеха не давал ему это сделать. Поэтому когда Вотков упомянул своё писательское прошлое и способность разбираться с тонкостях внутреннего мира человека не хуже, доктор не удержался от насмешливого восклицания:
   - Ну да, вас же писателей не даром называют "инженерами человеческих душ"!..
   Павел неожиданно ощутил, что инициатива уже не так безогово-рочно находится в руках врача. Да и с какой стати? Нашёл себе удобного лабораторного кролика, чтобы выпячивать собственное тщеславное эго на его фоне, бесцеремонно копаясь в его голове! И кого взялся анализировать столь бесцеремонным образом? Ладно бы безответного дурачка из своей "психушки", так ведь нет. Ему подавай видного общественный деятель, не последнего чиновника с большими связями, духовного лица, просветлённого, почти святого!
  
   - Ладно, оставим пока эту тему, раз она для тебя, Павел, оказалась так болезненна. Ну хорошо, а я? Что ты думаешь обо мне?" - с напрягом спросил Роберт, и сразу же рассмеялся, спеша задать следующий вопрос:
  - Свои отношения с сыном можешь описать?
  - Они прекрасные.
  - Ты ответил слишком быстро, хотя на предыдущие вопросы отвечал после некоторых раздумий. Послушай, Павел, тебе нечего опасаться. Отпусти контроль. Закрой глаза и представь на моём месте отца Павла, ему-то ты доверяешь?
   Вотков задумался. И Роберт помог:
   - Священник сильно изменился, верно? Отец Павел очень мучается, что разгласил однажды тайну исповеди. Больше он такого никогда не совершит, скорее позволит себя убить, но не выдаст сокровенных тайн доверившегося ему человека...
   Павел согласился, что отцу Павлу можно теперь доверить сокровенное. Как на исповеди.
   - Всё, что происходит на наших сеанса - исключительно в твоих интересах и останется врачебной тайной. Так какие отношения у тебя с сыном?
   - Понимаете, святой отец, Матвей ещё очень молод...У него непростая жизнь... Не просто складываются отношения с девушками...И я не слишком соответствую его пониманию правильного отца.
  - А как он реагирует на ваши отношения с матерью?
  - Уж не хочешь ли ты приписывать моему Матвею "Эдипов комплекс"?
   Отец Павел кротко улыбнулся. Однако, Вотков счёл, что существуют пределы дозволенного в столь интимных делах. Исповедальник же настаивал, что на исповеди не бывает недопу-стимых тем.
   - Уверяю, вас, мой Матвей не ревнует меня к моей жене! Он уже вполне взрослый мужчина, знает что такое секс с другими женщинами.
  - Да, но только что ты сказал, что он ещё не вполне зрелый молодой человек.
  - Я сказал только, что ему недостаёт жизненного опыта, выдержки. К тому же ему основательно промыли мозги в школе, в институте, теперь на работе. Он верит во всю эту чушь про скрепы, священ-ную войну. Священную... Это может очень плохо кончиться, я очень беспокоюсь.
   Роберт потянулся было за записной книжкой, но замер не закончив движения, - сделал жест как бы прося повторить:
   - Прости, что ты хотел сказать про священника? Прошу извинить меня, я не расслышал окончания твоей фразы из-за этих громких звуков за окном. Ты считаешь, это как-то может быть связано с отцом Павлом или каким-то другим священником?
  - Я не сказал священник.
  - Разве? Подумай, это может быть важно. В таких ситуациях любая мелочь может иметь значение.
  Павел замешкался не зная что сказать.
  Роберт предложил:
  - Хочешь сделаем перерыв? Я заварю свежего чая и принесу бутербродов с печёночным паштетом.
  
   Они пили чай и вели лёгкую беседу на отвлечённые темы. Роберт снова выглядел мягким и предсказуемым. Постепенно разговор возвращался к почти законченному сеансу:
   - У менять тоже взрослый сын, так что я отлично понимаю твои чувства. Ты испытываешь такую сильную тревогу, когда думаешь о сыне, потому что боишься, что ничем не сможешь ему помочь, и что они сделают из него другого, чужого и опасного человека...?
   Павел вроде и согласился, но машинально пожал плечами. Внимательный взгляд аналитика это отметил так что немедленно последовал уточняющий вопрос:
   - Или всё-таки замковый камень находится в иной плоскости? Так где нам искать то, что удерживает твой мир от обрушения в водопад, Павел?
   - Ещё остался Отец Павел, - сухо ответил Вотков. - Но я не уверен...
  - Ты боишься разочароваться в своём последнем персонаже?
  Павел Антонович отрицательно помотал головой, хотя он и сам не понимал мучающую его смутную тревогу, которая жёстким корсетом сжимала ему грудь и живот большую часть дня.
   - А может ты боишься, что непредсказуемо развивающаяся ситуация украдет у тебя твой лучший образ? Ты тревожишься, что человек, который тебе всё больше нравиться, и с которым ты начинаешь ассоциировать себя, - снова предаст?
   В глазах священника Павел видел такое сострадание, что глаза его увлажнились. Он говорил так, будто мог видеть самое сокровенное в его душе:
   - Этот образ дает тебе надежду и в то же время постепенно лишает ощущения идентичности? Послушай меня, Павел, этот мир совсем не так мрачен и безнадёжен, как ты мог решить. И ты истинный - вовсе не бесполезный и бессмысленный статист в той игре, которую некая сила запустила в твоём сознании. Подумай, а для чего она это сделала с тобой? А живой взгляд настоящих людей в реальной жизни? Попробуй встречать взгляд незнакомца и не спешить отводить глаз, может там увидишь что-то такое, чего прежде не видел?
   - Слишком много вопросов, доктор! Я не знаю. Люди на меня не смотрят. Они бросают на меня взгляд, но интересует их иной. С тобой, правда, все по-другому. В первый раз, когда ты принял меня у себя в рабочем кабинете в клинике, ты посмотрел на меня словно из моей собственной глубины. Действительно, очень странное, прежде незнакомое мне ощущение...помню оно поразило меня... Как будто во мне был ещё кто-то, с кем ты собирался меня познакомить. Мне от этого стало легче, появилась туманная надежда...
   - Ты верно всё понял тогда, Павел. Это лишний раз свидетель-ствует о наличии у тебя высокой степени готовности к работе с собственным подсознанием... Посиди пока, а я вскипячу ещё чайник.
   Психоаналитику понадобилось некоторое время, чтобы заметить одну примечательную деталь в поведении пациента. В промежутке в беседе, когда ему начинало казаться, что никто на него не смотрит, лицо Воткова, расслабляясь, оно словно увядало, умирало, или же приобретало выражение свойственное скорее другому персонажу, одному из тех, кто параллельно жил в его голове.
   Павел нервно произнёс:
  - Послушай, что-то у нас пошло не так... Мне надо подготовиться к интервью...времени очень мало.
  - Да? Ты полагаешь? - живо поинтересовался аналитик. - С какого момента? Впрочем, согласен, пока прервёмся. Встретимся на следующей неделе, я уточню своё расписание и мой секретарь тебе перезвонит.
   Когда пациент ушёл, доктор зависал в дневнике:
   "Число, время.
   Этот сеанс, с увеличивающимся от сеанса к сеансу "оптиче-ским разрешением", ярко показал мне, как в одной больной душе, словно в капле воды, можно наблюдать удручающую картину патологически процессов идущих в нашем общества. Удивитель-ный опыт! Это очень похоже на онкологию поздних стадий, когда организм уже почти утратил волю к сопротивлению и человек неоперабелен...
   Наблюдаю, как впитавшиеся в ум пациента образы основных социальных архетипов борются между собой. Злокачественные образы в силу своей агрессивности явно побеждают иммунную защиту психики, - раковой опухолью пожирают слишком болеющую за общество личность.
   На примере данного пациента можно видеть, как проказа решительно распространившегося в мире зла разъедает чистую и почти лишённую иммунитета душу. Только чью душу? Самого больного, или придуманного им священника? А может его антипода-писателя, продавшего душу дьяволу? Как тени из тёмной глубины изучаемого мною конкретного подсознания, подключён-ного к ноосфере Вселенной, поднимаются на поверхность реальные персонажи нашей эпохи - уголовник-герой, прекрасно-душный творец, легко позволяющий сделать из себя негодяя... все они будто говорят: здесь надеяться не на что ... Впрочем, остаётся священник. Надо признать, надежда на него небольшая, завтра он идёт навстречу с персонифицированным злом и вероятно тоже продастся злокачественной гангрене, переродиться в гниль, предастся процессам морального разложения...
   Есть ещё второстепенные персонажи. Кот. Но его скоро должны ликвидировать. Вероятно, после этого личность пациента пройдёт через процесс распада. Как врач я буду делать всё, что могу, но по сути мне остаётся лишь наблюдать".
  
  Глава 135
   После сеанса психоанализа Павел Антонович решил прогу-ляться. Он шагал и шагал, не выбирая маршрута, любовался меняющимися с каждом километром видами столицы; иногда садился на трамвай или троллейбус, проезжал несколько остано-вок, и вновь продолжал пешую прогулку. Ходьба на свежем воздухе, масса свежих впечатлений, хорошая погода способство-вали размышлениям. Закончившийся сеанс оставил сложное ощущение незавершённости. Неужели он обречён быть игрушкой в руках Рока, думал Вотков. Неужели его разум настолько несовершенен, что не способен осознать внутреннюю проблему, разобраться в ней?
  Павел Антонович привык восхищаться возможностями челове-ческого мышления. Несколько лет назад учёные Европейского центры ядерных исследований под Женевой проникли в одну из сокровенных тайн мироздания - впервые в истории получили антивещество в виде атомов. Результат этого уникального эксперимента - зеркальное отражение "нормальной" материи, что со всей очевидностью доказывает возможность существования параллельных антимиров. В научно-фантастической литературе часто обыгрывается сюжет, когда на Землю обрушивается волна антивещества, поглощая существующую реальность...
  Впрочем, в некотором смысле поглощение нормальности антиматерией можно было наблюдать прямо теперь. Вотков повернул от набережной Москва-реки к Храму Христа Спасителя. У него за спиной остался бронзовой монстр работы Церетели "Колумб", он же Пётр Великий в остроносых латных башмаках конкистадора, отвергнутый американцами и подаренный плодови-тым грузином другу мэру Лужкову.
   Вотков вступил на пешеходный мост, соединяющий Пречи-стенскую и Якиманскую набережные, переброшенный через Болотный остров, на котором теснились многочисленные клубы и рестораны.
  Медленно превращался за ненужностью в руины легендарный кинотеатр "Иллюзион", куда когда-то ломилась вся столичная интеллигенция на сеансы полузапретного авторского кино, но кому сейчас будут интересны фильмы Тарковского и Сокурова! Зато скульптура в виде огромной кучи дерьма блестела на солнце свежей серебрянкой и смотрелась по сравнению с жалким остовом "Иллюзиона" истинным памятником современной культуры. Правда, если церетелевское говно, при всех претензиях к нему со стороны критиков, трудно было назвать вялым, то это как раз оно и было.
  Слева неумолимо аннигилировался антивеществом безвкусия и тотальной коммерциализации "поставленный с позапрошлого века на якорь" "дредноут" знаменитой фабрики "Красный октябрь" (бывшей кондитерской фабрики "Эйнемъ"). Списанный за древностью "на слом" гигант пищевой промышленности ещё выпускал по инерции сладкую продукцию, но из-за обилия в ней пальмового масла и прочих дешёвых заменителей из стран "третьего мира" даже мыши и крысы ею брезговали. А покупали знакомые с детства шоколадки и зефирки в основном ностальги-рующие по временам своей юности пенсионеры-пионеры, ловко обманутые маркетологами с помощью ретро-картинок на ярких фантиках и подарочных коробках.
   Прямо на фабричной дворе, на вершине поставленного верти-кально десятиметрового "пенала" складского бункера из гофриро-ванного листового железа, изначально предназначенного явно для хранения чего-то сыпучего, происходило нечто занимательное. Оттуда доносилась живая музыка, артистичный голос наёмного тамады, нетрезвый хохот и вопли "горько!". А, понятно! Под занавес своей промышленной карьеры бывший склад перепрофи-лировался под зыбкую арену для развесёлых вечеринок - на его крыше появились столики с зонтиками-грибочками от дождя и небольшая сцена; там гуляла банкет свадьба!
  Пошлятина и безвкусица пёрла буквально отовсюду, даже из-под моста, носившего величественное название "Патриарший мост", под которым были устроены искусственные каменные норы, отданные в основном под кабаки. Стильно отделанные "под Европу" заведения современных целовальников несомненно должны были приносить своим хозяевам и вкладчикам немалый доход, как и всё на таком бойком месте...
   А вот и огромный аляповатый новодел - неудачная копия того самого Храма Христа Спасителя! Того самого, что долго и мучительно строился в честь победы над Наполеоном на народные копеечки, тем же самым народом был нещадно взорван, превращён в бассейн, и нынче реанимирован в странном облике шикарного бизнес-центра с подземным паркингом и банкетными залами для вип-мероприятий. Огромное сооружение, возведённое с большой претензией, навивало мысли о вавилонской башне.
  Имперский храм предназначался для отправления культа госу-дарственной религии, хотя по конституции в России церковь была отделена от государства. Но глядя на все эти претензионные фрески, барельефы князей, полководцев, напыщенные скульптуры царей и императоров, этого никак нельзя было сказать.
   Кому нужна это лубочная псевдоправда про князей, которые в реальности были настолько "святы", что охотно подряжались к степнякам-золотоордынцам в качестве карателей своих соседей единоверцев? По сути апофеоз из гранита и золота был мертво-рождённым выкидышем очередного смутного времени, ибо трудно было отыскать в его облике что-то подлинное и животворящее для ищущей истины и страждущей души.
   Ещё совсем не старый по возрасту покойник - ну явно являлся нежитью, хотя его и пытались реанимировать при помощи реставрационных работ... Такова традиция кремлёвских некрофи-лов. С одной стороны народу больше не навязывали к показу мумию, на которую за 70 лет советской власти были израсходова-ны сотни литров формалина, однако привычка оста-лась...Привычка подсаживать массы на культ смерти, играть с чёрной материей. Здесь, в центре совсем недавно безбожной страны, с поистине шоу-бизнесовым размахом и километровыми очередями устраивались грандиозные акции с показом мощей; здесь верно прислуживающей правящему клану из чёрного сатанинского ордена чекистов патриарх Кирилл после 24 февраля 2022 года торжественно провозгласил культ войны и смерти главным государственным культом...
   Впрочем, как учитель истории, Павел Вотков мог вспомнить и другое событие, случившееся на этом самом месте, почти ровно сто лет назад. 11 сентября 1922 года. В тот день колесо истории едва не закрутилось вспять. Светлые силы едва не одержали победу над тьмой, поглощающей Россию. Всё решалось здесь, у стен ещё не взорванного Храма. Вотков будто сам присутствовал при этом и мог видеть происходящее собственными глазами...
  Храм Христа Спасителя переполнен православным людом. Самый разгар страшного голода в истерзанной гражданской войной стране. Никого в России больше не шокирует людоедство в оставленных без продовольствия политикой "военного коммуниз-ма" деревнях, по дорогам валяются тысячи трупов, которых терзают собаки и лесные звери. Терпение народа кончилось...
  Забит людьми до отказа не только храм Христа Спасителя (большевики решаться взорвать его через несколько лет), но и вся площадь вокруг. Под открытым небом в разных частях площади службу ведут одновременно три митрополита. Сквозь толпу к патриарху протискиваются трое чекистов. Народ не пропускает. Гонит сатанистов в чёрных кожанках прочь, грозится дрекольем и булыжниками мостовой ответить на попытку сатанистов достать маузер или наган. Кричит тысячами ртов патриарху: "Отец родной освободи нас! Заступник, веди нас на Кремль!"...
  Является ли нынешний патриарх таким заступником за народ перед жестокосердной властью? А ведь стоит патриарху перейти на строну простых людей и бросить клич (нет, "не бей путини-стов!"), а: "Давайте будем жить по совести!", и ударит колоколь-ным звоном набат в тысячах храмов по всей России и никакой ОМОН, никакая Росгвардия на спасут безбожную власть. Через считанные часы будет остановлено массовое братоубийство в Украине, через сутки выпущены политические заключённые из тюрем и лагерей, через несколько дней начнутся мирные перего-воры, ещё через неделю созвано Учредительное собрание, через месяц начат процесс возвращения "в казну" преступно украденной прихватизаторами народной собственности... А , впрочем, где тот подлинный Храм Христа Спасителя? И где фигура патриарха, необходимого для такого дела, масштаба?
  Павел Антонович даже уныло махнул рукой, в ответ на соб-ственные мысли.
  А то, что нынешнему поколению приходиться иметь дело со злом "из той пробирки" - в этом как раз сомневаться не прихо-диться. Параллель напрашивается сама.
  В 1928 году Николай Бухарин, ближайший соратник Ленина дал откровенное интервью одной парижской газете, в котором предельно цинично заявил: "Мы проводим эксперимент над русским народом...- тут он почему-то произнёс: "тьфу" и продолжил: - Как студент-медик экспериментирует над трупом, купленным в анатомической театре".
   Подписаться под этим циничным признанием мог бы и другой высокопоставленный коммунист, чекист и людоед, ибо Путин и его подельники - абсолютные большевики по методам добиваться своих целей циничным обманом и террором. Они тоже взялись экспериментировать над русским народом, в том числе развязав ради удержания уплывающей от них власти кровавую граждан-скую войну, замаскировали её для отвода глаз как "специальную военную операцию".
  Если большевики через всемирный коммунистический Интер-национал поддерживали все левые движения на планете, то Путин взял на себя роль спонсора террористического правого интернаци-онала, поддерживая самых отмороженных террористов и уль-траправых от Германии и Франции до Палестины и Афганистана. Чем не необольшевик? Лозунги разные, а цель всё та же - как можно сильнее нагадить цивилизованному миру, а в идеале разрушить его, чтобы на руинах выстроить собственное мрачное царство сатаны.
   Цена такой политики: бесконечное принесение в жертву интересов собственного народа, над которым со времён Ленина-Сталина ставится жестокий эксперимент на выживаемость и отрицательную селекцию в духе махровой Лысенковщины. Ради эксперимента возможно принесение в жертву любого количества подопытного человеческого материала.
   Вот слова этого высокопоставленного террориста по поводу возможного превентивного применения Россией ядерного оружия в случае, если лидеры западного мира не примут предъявленных им условий ультиматума: "Я как гражданин России и глава российского государства хочу задаться вопросом: а зачем нам такой мир (заключённый не на условиях бандита), если там не будет России? А мы (себя и своих близких Путин, естественно, в виду не имеет, ибо на этот случай всегда наготове его личный самолёт "судного дня" и супернадёжный бункер за Уралом) как мученики попадём в рай, а они (пару миллиардов жителей западных стран) просто сдохнут, потому что даже раскаяться не успеют".
  
  Глава 136
  Павел Антонович остановился перед закрытыми на ремонт дверями Храма, поднял глаза на сверкающий на солнце гигантский купол. Он любил цитировать ученикам старших классов слова Эйнштейна: "Господь Бог хитроумен, но не коварен". Раз России понадобилось пройти через тёмные времена нового путинского средневековья, с мракобесием, попранием культурных достижений цивилизации, обесцениванием прав человека и самой человече-ской жизни, как высшей драгоценности, возвратом к варварским понятиям и практикам, значит, уроки эти народу необходимы. Грустно только, что не всем суждено увидеть, когда этот "анти-Эйнштейн", наконец, закончится и восторжествует нормальность. Павел Антонович вошёл в тот возраст, когда приходит понимание, что жизнь небесконечна, что пора начинать готовиться к её истаянью, ведь человек умирает не сразу, а исчезает, тает, поглощается антимиром квантовыми "кусочками". Последняя поездка к морю, последний спуск с горы на лыжах, последняя рюмка водки... Увлекательные и важные для человека вещи умирают прежде, чем он умрёт сам...
  Как там об этом гениально о великого мудреца Станислава Лема?
  К моменту прибытия на станцию Солярис психолога Кельвина, океан - мыслящая субстанция - ответил людям на их жестокий эксперимент с облучением жёсткой радиацией своим эксперимен-том облучения человеческих душ пронизывающими альфа-лучами обнажившейся совести. На орбитальной станции появились "гости". У Гибаряна гостит девочка-подросток, которая пробивает материалистическую броню сурового учёного-нигилиста и делает его чрезвычайно сентиментальным. Кто-то посещает Снаута. А к только что прилетевшему с Земли Кельвину приходит Хари - его возлюбленная, покончившая с собой десять лет назад. И это не фантомы, не бесплотные призраки! "Гости" во плоти и крови, они дышат, рассуждают о сложных вещах, их прикосновения мягки и теплы, им бывает больно. В какой-то мере они возвращают каждого из учёных к самому себе, в то время, когда он мог или был счастлив. Но могут ли порождения божественного океана и собственного мозга подарить человеку гармонию с самим собой, спасти его пожираемую временем личность? Этот вопрос великий фантаст оставил открытым. Но Воткову хотелось верить, что гениальный Лем имел в виду то же, что и великий Эйнштейн: "Господь Бог хитроумен, но не коварен".
  Павел Антонович плохо контролировал собственное лицо, на котором будто в режиме "галереи", появлялись другие лица. Постоянный очаг возбуждения в зоне его мозга, продуцирующий фантастические образы, нельзя было успокоить. В последнее время это у него обострилось. Его сознанию трудно было даже теперь отличить, где заканчивается настоящая реальность и начинается параллельная. Где он и кто он? Павел Антонович Вотков, который вот он, здесь и сейчас? Или уже отец Павел, идущий на интервью с самим Патриархом!
   А может его шизофрения, - все эти "гости" в его голове, не связанные с реальностью, данный эффект "двойного мозга", - это его плата за привилегию в бесчеловечном обществе оставаться Человеком, сопротивляться чёрной материи зла! Но тогда ему стоит пожелать успеха отцу Павлу и прекратить борьбу с самим собой.
  
  Глава 137
  Из-за возникшей в процессе капремонта Храма Христа Спаси-теля аварийной ситуации (строили-то храм мутные подрядчики руками низкоквалифицированных гастарбайтеров, ещё при "царе Борисе", в лихие девяностые; новодел скрывал за сусальной позолотой распил и коррупцию, естественно, всё стало развали-ваться и рассыпаться) давно намеченное службой протокола интервью с Патриархом Кириллом пришлось срочно переносить в Главный Храм Вооружённых сил. Отца Павла и прибывшую из телецентра съёмочную группу усадили в комфортабельный микроавтобус и с машиной сопровождения под завывание сирены оперативно перебросили в подмосковное Одинцово.
   В пути молодой священник общался в основном с молодой женщиной-редактором с телевидения. Выглядела она как настоящий фитнес-монстра: поджара и мускулиста, как призовая лошадь. Лицо, открытые части тела покрыты коричневым средиземноморским загаром, не смотря на то, что пляжный сезон только начинался; переносица шелушится горнолыжным загаром. Для работы в храме она прихватила с собой косынку, юбку и лёгкую шаль - прикрыть оголённые плечи и татуировки. Голос низковатый для женщины, движения же более характерны для мужчины, плотно сидящего на спорте.
  
  По приезду на место съёмки Отец Павел не пошёл с операто-рами, осветителями и техниками на место записи интервью, а решил подождать прибытия патриаршего поезда на облицованной плиткой дорожке, ведущей к входному порталу в храм - туда молодому священнику не слишком хотелось. Храм цвета хаки ему даже внешне не нравился. Он навевал ассоциации с Голгофой, на которой стояли столбы для казни. Место вообще имело скверную репутацию. И что это за храм, - не имеющий постоянных прихо-жан! Ведь даже певчих хора сюда приходилось "завозить" на специальном автобусе из Москвы.
   Выстроенный по заказу нынешнего военного ведомства, - многократно скомпрометировавшего священную роль защитника своего Отечества при Путине, - он олицетворял собой неправед-ность захватнической агрессивной войны. То есть был храмом в честь бога войны, но не Спасителя! Ибо Иисус с его нагорной проповедью, словами о милосердии скорее подпадал по нынешне-му законодательству под обвинения в иноагентстве, а также фейках о вооружённых силах, но никак не тянул на "небесного покровителя святого воинства". В храме проводились моления о даровании победы над Украиной и НАТО, к нему свозилась трофейная техника с полей сражений, по соседству хоронились чем-то отметившиеся перед командованием участники СВО и прочих "спецопераций". А ведь в определённом смысле для России эта война - петля, удавка.
   И этот храм олицетворяет собой гигантскую "нарядную" (или народную) виселицу, на которой огромная страна, когда-то имевшая великую культуру, вздёргивает сама себя (а заодно и ни в чём не повинного брата-украинца) в самой несправедливой, грязной войне, в обосновании которой, - том самом казус белли, - скрыта огромная ложь. Ведь справедливая война не может быть агрессивным внезапным нападением на братский народ! Не может она вестись силами многих тысяч уголовников - осуждённых бандитов, убийц, насильников. За кровь нельзя платить деньги - наёмничество и справедливость войны - вещи несовместимые. Через несколько месяцев после начала справедливой войны не запрещают разом все хосписы для неизлечимо умирающих, а также внесистемные благотворительные организации, - как "метастазы" свободолюбия. И наконец, если наше дело правое, то почему в страхе перед малейшим критическим словом выжигается малейшие проблески здравомыслия?
   А потому эта война - страшное преступление против людей и Бога, сговор бесчестных людей, которым выгодно столкнуть народы во взаимном озверелом истреблении. Как путь на Голгофу для Иисуса лежал через приговор, ставший результатом подлой сделки власть предержащих, так и путинская СВО - абсолютный геноцид, обёрнутый в красивую обёртку "крестового похода против сатанистов".
   Не желая больше глядеть на данное сооружение, Отец Павел равнодушно отвернулся от храма и огляделся. Вокруг раскинулась панорама с выставками военной техники, военно-историческими инсталляциями.
   А со стороны небольшого пруда веяло живительной прохладой. Поблескивая крылышками, носились в голубовато-золотистом воздухе стремительные стрекозы. По поверхности воды скользили водомерки, вероятно, ничего не ведая о скрытой под сверкающей гладью тёмной глубине. Совсем как люди, принимающие тонкую плёнку материального бытия за единственную и конечную константу - меру всего. Ведь религия для многих не более, чем дань моде, игра в большого небесного начальника, дополняющего Путина. Как приходской священник, ежедневно общающийся с прихожанами, отец Павел знал не понаслышке, что вера в Бога для подавляющего большинства россиян есть перенос их отношений с начальством на работе, с полицейским или гаишником, с любой властью. "В Кремле Путин, ему видней, как он решает, так и правильно. А на небе православный бог, а патриарх Кирилл его наместник, через него бог говорит с Россией. И раз Бог и Путин велят ненавидеть и убивать украинцев, а в перспективе разобрать-ся и с половиной мира, где живут сатанисты, то так, значит, и надо" - такая диалектика воспринимается легко. "Учение Ленино бессмертно, потому что оно - верно!", ничего не напоминает?
  
   По дорожке, проложенной вдоль заросшего камышом и кувшинками берега пруда, трогательно держась под ручку, продефилировала по направлению к храму пожилая пара. Хорошо одетые, ухоженные. По возрасту ароде пенсионеры, только слишком самоуверенные и вальяжные, похожи на американцев.
   Впрочем, не узнать их было трудно. Ну, конечно же! Они! Ещё живые легенды спорта, постаревшие чемпионы прошлой эпохи, кумиры нескольких последних поколений советских граждан! - морщинистые физиономии обоих до сих пор не сходят с обложек газет и журналов, мелькают на голубых экранах. И всё благодаря поразительной востребованности у любой власти! Бывший форвард "красной машины", сборной СССР по хоккею, Вячеслав Фетисов вёл под ручку трёхкратную олимпийскую чемпионку по фигурному катанию Ирину Роднину.
   Отец Павел, словно мальчишка, едва не бросился навстречу с просьбой об автографе. Остановила привычка контролировать мирские порывы, а ещё понимание абсурдности происходящего. Что маститым физкультурником могло понадобится тут, да ещё в таком наряде! Разряженные явно для светской вечеринки знаменитости прошлого направлялись к храму?
   Между тем фигуры старцев отразились в воде пруда, мгновен-но представ словно в кривом зеркале, без глянца, в своём истинном качестве. Циничные и лживые, как сама породившая их система. Он и она отличились в своё время не только на спортивных аренах, но и побили все рекорды лицемерия. Десятилетиями жадной рукой черпая блага и почести от советской власти, герои ледяных арен прилежно клеймили на партсобраниях и перед телекамерами Центрального телевидения гримасы проклятого американского империализма и пороки его образа жизни. Что не помешало любимцам Брежнева и последующих генсеков с началом горбачёв-ской Перестройки немедленно упорхнуть через океан в погоне за длинным долларом.
   В США хоккеист и фигуристка полностью реализовали американскую мечту об успехе. Но стоило дорвавшемуся до власти чекисту, которому срочно понадобились любимые народом персонажи для раскрутки собственного серого имиджа, позвать обоих в родные пенаты, пообещав щедрую кормушку, как спортноменклатура тут же вернулась. Фетисов стал министром спорта. Роднина получила нехлопотную депутатскую синекуру от "обновлённой КПСС".
   Зимняя олимпиада в Сочи, которая должна была послужить этаким подарком к юбилею дорогого Владимира Владимировича, затмила бесстыдством даже "коричневую" Берлинскую Олимпиа-ду 1936 года. На той были Гитлер, расовые скандалы, Лени Рифеншталь. Эту навсегда прославили допинговый беспредел и как водится колоссальная коррупция. Фетисов, как министр спорта, служил рекламным прикрытием. Родниной же была дарована честь зажигать олимпийский огонь на церемонии открытия.
   И она зажигает до сих пор! Отметившись такими "достиже-ниями", как голосование за антинародную пенсионную реформу, войну в Украине. Особым местом в активе "бабушки отечествен-ного спорта" проходит живейшее участие в принятие людоедского закона "Димы Яковлева". Этот бесчеловечный акт политического популизма обрек на страдания и мучительное угасание от тяжёлых врождённых недугов сотни малолетних детдомовцев, на которых на Родине в сущности было всем плевать, пока не появилась возможность сыграть на их горе в реал-политик. Инициатива зажравшихся депутатов-миллионеров разом остановила отлажен-ный процесс усыновления российских малышей-отказников и детдомовских сирот специально отбираемыми российскими органами опеки американскими семьями. А ведь приёмные родители были готовы этих покалеченных судьбой от рождения детишек лечить, окружить их заботой и любовью, подарить им новые семьи.
   Но миссис Роднина, которая, между прочим, сама давно почти американка, и у которой в ненавистной ею лишь на словах Америке благополучно устроены собственные дети, не дрогнув-шей рукой подписала приговор нескольким сотням маленьким россиянам, оставив их росчерком пера в системе, где главной ценностью зачастую являются вовсе не детские жизни и души, а солидные бюджеты, которые можно пилить. Её материнское сердце даже не тронуло, что эти детишки уже познакомились с новыми родителями и даже называют их "мамами" и "папами". Сами министр и депутат даже не особо скрывают, что главная их жизнь находится там, в благополучной Америке, а в Рашке у них только кормушка.
   Отец Павел вглядывался в отражающиеся в зеркале пруда фигуры, и задумчиво морщил лоб. Когда по поверхности пробежа-ла лёгкая рябь от проскользившей, словно по льду, водомерки, лица старичков как будто задёргались, сделавшись похожи на висельников в удавках.
   Что могло привести в храм таких прожжённых циников, воспитанных безбожной системой, не растерявших успех, зарабатывающих огромные деньги. Зачем таким мог понадобиться бог!.. А может всё-таки муки совести? Запоздалое раскаяние в содеянном...
  
  Глава 138
   День был напоен солнцем. Поблизости, на садовой дорожке, дрались неугомонные воробьи.
  Когда съёмочная группа только приехала на территорию парка "Патриот", то они заметили несколько похоронных процессий на одном из главных военных кладбищ страны, но вероятно в связи с ожиданием высокого начальства охрана велела родственникам временно прерваться, забрать свои гробы и переместиться с глаз долой, чтобы не портили живописную панораму важной персоне, кортеж которой уже находился неподалёку
  В первые дни СВО в Украине российская армия потеряла, от вооружённых лёгкими американскими и британскими гранатомё-тами местных "партизан", сотни бронированных машин отборных танковых соединений, но это вряд ли скажется на традиционной праздничной программе 9 мая. Как раз где-то неподалёку ревели танковые дизеля и хлопали пушки - в эти предпраздничные дни ведётся активная подготовка к традиционному танковому биатлону, любимому детищу экс-министра обороны Шойгу. Впрочем, через минуту всё разом смолкло, словно по команде. Стало слышно, как чирикают птички и квакают лягушку в прибрежных камышах расположенного неподалёку Инженерного озера. Благодать, если не знаешь, куда попал.
  Парк "Патриот" имел дурную славу крысиного воровского места. Под эту стройку приближёнными министра обороны Шойгу были разворованы триллионы рублей, предназначенные на подготовку армии к войне.
  Если дать волю своему воображению, то можно было даже уловить ужасный смрад тех тысячи солдат, погибших по вине своего министра и его вороватых приближённых из-за непостав-ленной для армии современной связи, средств защиты, медикамен-тов и много чего ещё. Всё эти деньги были давно присвоены ворами в генеральских лампасах и расчётливо вложены в яхты, особняки, виноградники, по-крысиному припрятаны вдали от презираемой ими родины, рассованы по иностранным банкам. Добраться до этих тайников из России могли только сами хозяева секретных счетов, ибо находились тайные схроны с ворованным на территории западных стран, входящих в НАТО, против которой генералы готовились воевать! Несчастная Россия в очередной раз была предана собственным руководством, и расплачиваться за предательство пришлось потоками русской крови.
  
  С момента приезда в этот парк отец Павел постоянно задавался вопросом: "Зачем я тут появился?". Как человек с охотничьим ружьём, испив по жизни чашу страданий, должен спрашивать себя: "Зачем я пришёл в этот лес?", чтобы однажды самому не оказаться в незавидной роли загнанного зверя, так и молодой священник пытался понять, правильно ли он поступил, что взялся играть чужую роль интервьюера. Лицо молодой женщины-редактора с телевидения, с которой он общался последние минут сорок, по пути сюда, сразу показалось ему недоброжелательным: разлёт бровей скандальной натуры, колючий пронизывающий взгляд. Да и с чего бы ей симпатизировать ему.
  Вместе с телегруппой ехал сюда в микроавтобусе молодой парень, ветеран СВО, с новеньким орденом мужества на груди. Ему задавали разные вопросы и он охотно отвечал журналистам, в частности рассказал о своей семье.
  - Мой батя тоже пошёл воевать, добровольцем-контрактником. Он говорит, что никогда не простит им развала Советского союза. Батя часто вспоминает своё пионерское детство в профсоюзном лагере у Чёрного моря - одно из немногих светлых пятен за 54 года его жизни.
   Телевизионщикам парень хвалился, что отлично стреляет и на его счету несколько ликвидированных "неонацистов", среди которых, между прочим, была одна женщина.
  Редакторше было не занимать хладнокровия (не случайно на шее у ней под ухом была вытатуирована змейка), она с живейшим интересом расспрашивала ветерана о подробностях.
  Парень отвечал, что полковой батюшка отпустил ему этот грех убийства и сказал, что он хороший православный воин и христиа-нин. Парень достал книжицу карманного формата, отпечатанную трёхмиллионным тиражом Госиздатом "Военная книга". Называ-лась она "Солдатский молитвослов".
  - Нам наш "православный политрук" раздал - каждому в роте вручил.
  По словам парня, ротный поп обещал, что тонкая книжица послужит защитой владельцу понадёжнее щита.
  "Щит и ограждение - истина Его (Бога), - прочла редактор из молитвослова подчёркнутое владельцем. - Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днём, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч; но к тебе (смерть) не приблизится; только смотреть будешь очами своими и видеть возмездие нечестивым. Ибо ты сказал: "Господь - упование моё"; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не прибли-зится к жилищу твоему; ибо ангелам своим заповедует о тебе - охранять тебя на всех путях твоих...".
  Это была идея кого-то из креативщиков с Первого канала, -чтобы в интервью на каком-то этапе принял участие "наш герой", только что вернувшийся с фронта.
  Лицо парня несло в себе отчётливые следы вырождения. Кто-то из его предков проводил коллективизацию в родной деревне, откуда он родом. Кто-то рушил храмы и расправлялся со священ-никами, кто-то поучаствовал в Большом терроре. "Вот она Россия! Всходы прошлых сталинских пятилеток! - с состраданием подумал священник, глядя на молодого наёмника, который был лишь немногим младше его. - Вот она, "новая элита", которую власть пропихивает на первые позиции в обществе. Участникам СВО отдаются все бюджетные места в ВУЗах, для них бронируют-ся лучшие государственные должности. Солью нации им конечно не стать - ума, да и души не хватит, ибо умный и совестливый сделает всё возможное для того, чтобы не участвовать в этой грязной бойне. Тем не менее на долгие десятилетия вперёд эта генетическая пена наверняка будет диктовать обществу свои правила".
  Между тем парень простодушно похвалялся телевизионщикам, что за ним зарезервировано место на юридическом факультете МГУ, куда его берут без экзаменов, ибо сам-то он со своим образованием, конечно, поступить в университет и не мечтал, ибо до службы работал механиком в шиномонтажке. Зато теперь его "автоматом" зачислили в ведущий ВУЗ страны с правом через полтора года перевесить в Академию Управления при Президенте РФ! А оттуда, говорят, выпускникам открываются сногсшибатель-ные карьерные перспективы - хоть в губернаторы, хоть в мини-стры!
  Редакторша очень хотела, чтобы до начала интервью "корре-спондент" и солдат наладили между собой контакт. По её настоянию отец Павел задал молодому ветерану вопрос, но только один: "Вот вы говорите, что убили на войне человека. Неужели после этого вы полагаете, что это никак не отразиться на вашей жизни, теле, душе, и вы спокойно "выучитесь на министра" и будете процветать, и все ваши близкие тоже?".
  После этого парень помрачнел и надолго ушёл в себя, а минут через двадцать попросил остановить машину и вышел, не сказав больше ни слова. Группе это не могло понравиться, особенно редактору с нервным скандальным лицом. Впрочем, она делала над собой усилие, чтобы не показывать обуревающих её эмоций незнакомому коллеге, но стоило ей немного забыться и уйти в себя, как всё, о чём она думала, отражалось на её лице.
   Тем не менее спутники отца Павла не привыкли в открытую критиковать работу корреспондента и оспаривать решения своего руководства. Хотя можно не сомневаться, что все они напишут пасквили и доносы на него.
  От этих мыслей отца Павла отвлёк показавшийся вдали кортеж Патриарха
  
  Глава 139
   Отец Павел заволновался, вытянул шею и напряг зрение, всматриваясь в быстро приближающуюся колонну. К его удивле-нию вместо правительственных лимузинов он наблюдал вереницу чёрных элитных катафалков! А где же бронированный членовоз главы РПЦ?
  Менее, чем через минуту неподалёку остановился массивный похоронный мэрс, но не было никакого сомнения в том, кто в нём приехал, на это указывают расшитые золотой канителью штандар-ты на крыльях сильно тонированного микроавтобуса премиум-класса.
  Скромный поп из маленькой провинциальной церквушки издали узнал знакомую солидную фигуру высшего иерарха в белом клобуке, которому ловкие молодые келейники заботливо помогли сойти с подножки на землю, нежно придерживая полубога под руки. Едва нога сиятельного пассажира ступила на асфальт, как все тридцать или сорок встречающих разом, совершенно одинаковым радостно-угодливым тоном, привет-ственно воскликнули, что, дескать, как они рады такому явлению.
   Кирилл-Гундяев устало благословил наиболее значимых персон из числа встречающих, сделал над собой усилие показывая, что благодарен всем остальным, и очень неторопливо двинулся к храму, притормозив лишь возле чернявого генерала, - одного из заместителей главного строителя всей окружающей красоты. Непосредственный начальник чернявого сам не имел возможности встретить дорого гостя, ибо в данный момент парился на нарах в следственном изоляторе ФСБ за свои художества с многомилли-ардными хищениями бюджетных средств. Двое других заместите-лей погоревшего строителя тоже сидели под арестом за воровство и взятки в особо крупных размерах и активно сотрудничали со следствием, давая показания на своё начальство, включая недавно всё-таки отставленного от должности министра обороны Шойгу.
   - А-а-а! Ваше Святейшество! Наконец-то Вы к нам пожалова-ли! - воскликнул нараспев пока чудом остающийся на свободе чернявый, будучи замом разоблачённого суперворюги.
   Кирилл ткнул ему пухлую белую руку прямо в губы, позволяя генералу с великим благоговением облобызать её.
   Между делом патриарху представили одетого в штатское отца Павла, как молодого талантливого журналиста, заменившего мэтра Соловьёва из-за внезапной болезни телезвезды.
   Павел вдруг в полной мере осознал на какую авантюру он решился! Захотелось зажмуриться, чтобы, когда ты открыл глаза, всё оказалось лишь наваждением, сном! Он напоминал себе человека, впервые вынужденного сесть на мощный мотоцикл и сразу разогнавшегося на ночном шоссе до максимальной скорости, а потом ещё зажмурившегося от ужаса. Тёмное антивещество мрака безумия будто сгущалось вокруг, пожирая солнце, пруд, стрекоз, муравьев на дорожке....
   - Что-о? - неожиданно нахмурился Кирилл, недовольный тем, что его вытащили из уютной резиденции и заставили тащиться за полсотни вёрст ради какого-то репортёришки без громкого имени и медийной славы.
   Нынче днём патриарх тоже нехорошо себя чувствовал. В такие дни у него появлялось весьма неприятное - меланхолическое и вместе с тем раздражительное настроение духа. Всё в его глазах приобретало скучный и бесцветный вид, человеческие лица казались мутными, некрасивыми или даже опасными рылами, слова звучали откуда-то издали, не вызывая ничего, кроме скуки и брезгливости. Особенно раздражали его в последнее время и теперь, когда он покинул салон лимузина, откормленные, малиновые, будто налитые кровью, генеральские рожи, которым после затеянной ими кровавой бани в Украине, особенно стало необходимо его посредничество между ними и православным богом.
   Теперь, подъезжая к Одинцово, Кирилл-Гундяев уже заранее знал, что и как будут говорить ему военные, даже представлял себе выражение их рож. Он знал, что когда они уговорят его остаться на небольшой дружеский банкет по случаю приближающегося праздника Победы, то, на первых порах, между золотыми погонами, всегда находящимися в ожидании от главы церкви "приятных слов в адрес армии", всё будет чинно и благородно. Но потом хозяева, как обычно, наберутся, и тогда у них подымется спор о том, когда именно Верховный, наконец, всё-таки одержит победу над коллективным Западом и их шавками-хохлами - в этом году или в следующем; и каково будет мнение на этот счёт Его Святейшества. При этом горе-стратеги ни словом не обмолвятся о том, что армия другого государства впервые со времён Второй Мировой Войны вторглась в пределы России, - в Курской области, и огромный район Родины почти в тысячу квадратных километров оккупирован. Никто не пикнет и том, что за время "спецоперации" потери в этой кровавой бойне приближаются к миллиону человек!
   Когда же вельможный гость поднимет ответный тост, попытавшись угадать настроение хозяев, все начнут радостно подпрыгивать жирными ягодицами на своих креслах, хлопать в ладоши, прищёлкивать языками и задорно выкрикивать: "А что? А что! Наш-то Патриарх угадал! Угадал! Да нет, кому об этом лучше знать, как не Его Высокопреосвященству! Точно, так и будет! Ещё до конца года с божьей помощью закопаем борзых хохлов и заставим НАТО и заокеанских пиндосов на коленях молить нас о мире!".
   "И после всего этого все они отчего-то чрезвычайно и очень неприятно изумляются, видя, что собственная армия и народ всё больше их презирают и ненавидят!" - мрачно думал Гундяев, который тоже всё больше ненавидел, в том числе безвестного журналиста, обманом затащившего его сюда на интервью, хотя понимал ведь, гадёныш, что не по Сеньке ему шапка интервьюи-ровать самого Патриарха.
   Отец Павел чувствовал эту глухую вражду, выражавшуюся в небрежности патриарха при их знакомстве, в удивленном пожимании плеч Кирилла, но все-таки продолжал идти с ним рядом, как болонка на поводке. Зачем он согласился брать это интервью? Наверное, нельзя было отказаться. Так иногда случается. А избалованный почестями старик не собирался щадить выскочку. Его желчные остроты, из-за того, что он всё ещё был не в духе, встречались с широко раскрытыми глазами рядового священника.
   А затянувшееся молчание "молодого дарования по части искусства брать интервью у крупных шишек", - вследствие его робости и потрясения таким обращением с собой, - оборачивалось против Павла. Люди из патриаршей свиты начинали подозревать его в непрофессионализме, в молчаливом иронизировании над священной особой, даже - о! это было всего опаснее! - стали догадываться, что он может оказаться вовсе не тот, за кого себя выдаёт, и смотрели на никому неизвестного репортёра с возраста-ющим недоверием. Будто на кота, нахлобучившего чужую шляпу и натянувшего хозяйские сапоги. История грозила закончиться скандалом.
  Отцу Павлу пришлось буквально выдавливать из себя подходя-щие фразы. Он изо всех сил пытался изображать привычную непринуждённость хоть и молодого, но уже "не мальчика" в своей профессии, чтобы произвести впечатление на свиту первосвящен-ника и успокоить недоверчивых.
  Кирилл отвечал. Постепенно между ними худо-бедно налади-лось подобие некоего контакта.
  
  Глава 140
  Пригревающее солнышко, ласковый ветерок, свежий запах весенней листвы, близкой воды понемногу успокоили и оживили вялые нервы немолодого патриарха. Даже мысли в его голове поменяли направление. Теперь он думал о том, что каждый раз, отправляясь в гости к военным, испытывает приятный и тревож-ный подъем духа, ведь его мнением, как главы церкви, дорожат! Высшие чины Министерства обороны всегда с ним очень почтительны и часто подчёркивают, что при отсутствие в российской армии института комиссаров и политруков, фронтовые батюшки, или, то, что на проклятом Западе, зовётся капелланами, очень помогает скреплять боевые подразделения, бороться с дезертирством, паническими настроениями, заряжать воинов победным духом.
  Симфония установившаяся между властью и церковью была очень выгодна обоим сторонам: власть получила лояльность армии, народа, постоянный приток новобранцев, которым церковь устами своих пастырей внушает, что убивать таких же православ-ных славян не является в данном случае грехом, а совсем даже наоборот. За это при Путине РПЦ получила огромные привилегии и щедрую бюджетную поддержку: открылись тысячи новых храмов по всей стране, десятки монастырей, принимаются новые законы в интересах и по научению Церкви, государственные средства массовой информации постоянно уделяют внимание церковным делам, предоставляют трибуну иерархам. И хотя формально церковь пока ещё оставалась как бы отделённой от государства, но фактически она получала всё больше влияния на общество и могла лоббировать принятие законов, о которых прежде и пикнуть не смела, например о запрете абортов, о введении в общеобразовательных школах обязательных уроков Закона божьего и одновременном запрете преподавания Дарвинов-ской крамолы о естественном отборе, и прочих еретических учений. Если так всё ладно пойдёт и дальше, то скоро школьников на законных основаниях станут учить мифу о мироздании: "Земля покоится на трёх слонах, которые стоят на черепахе...", как научной истине, что церкви будет только на руку, ибо из таких детей получатся отличные прихожане...
  Благодаря резкой смене общественного курса на традициона-листские домостроевские ценности, речь больше не идёт о принятии навеянных безбожной Европой законов против домаш-него насилия! В тренде борьба за крепкую традиционную семью, в которой мужчина главный, он воин, добытчик, примерный христианин, ему дана власть над домочадцами - семья рассматри-вается обществом и государством, как маленькая церковь. Роль женщины - рожать государству солдат и налогоплательщиков. Рожать, и побольше! За любую критику государственной религии богохульника будут сажать в тюрьму по серьёзной статье "оскорбление чувств верующих". Тут уж недалёко осталось до возвращение РПЦ тех же прав и привилегий, что были у неё в лучшие времена, когда еретиков жгли на кострах, топили; плохих верующих бросали в холодную яму, секли батогами. Со временем пастыри божьи смогут входить в каждый дом и вразумлять отбившихся от стада овец, подменяя собой полицию и прокурату-ру, а там уж до прекрасной святой Руси рукой подать!..
  
  Неспешно ступая по дорожке, ведущей к дверям главного армейского храма, приободрившийся Кирилл нахваливал сопровождающей свите, в которой преимущественно шли строители в лампасах, их работу, а в особенности заочно благода-рил президента и министра обороны, подаривших такой чудесный храм Церкви.
  - Только полюбуйтесь какое величие! Какая мощь! Какое совершенное творение современных зодчих! Будущие поколения будут судить о нашей знаменательной эпохе великих побед по этому храму, как мы судим, к примеру, о временах великого Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Грозного по сохранившимся памятникам их эпох! Ах, как же чудесно удалось талантливым архитекторам и строителям запечатлеть божий промыслен в отношении святой Руси, вынужденной мечом прокладывать себе путь на своё законное место в сердце вселен-ского мира! Как точно смогли они передать историю возрождения России, поднимающейся с колен, чтобы великою ценою снова стать Третьим Римом!
  "Что ж, воинствующий фундаментализм - всегда от лукавого, - скрывал крамольные мысли за внешней непроницаемостью скромный священник, вынужденный прийти сюда со всей этой камарильей под маской корреспондента. - Одно из лиц сатаны. Дьявол - фундаменталист, это точно. Во всяком случае он любит использовать эту обманку в своей вечной игре в напёрстки с доверчивым человечеством".
   Отец Павел немного поотстал от свиты патриарха, залюбовав-шись сухим прошлогодним листочком, повисшим на паутинке. Ветерок играл им, листок забавно пританцовывал на сверкающих на солнце серебряными капельками нитях. Вот он - символ хрупкости жизни! И её непостижимой божественной грандиозно-сти. Истинная красота мира! Она в бесконечных ликах природы. Вот подлинное совершенство, которое даже в увядании и естественной смерти не выглядит отталкивающе, а навевает мысли о гармонии! Доказывая, что в мироздании вслед за смертью обязательно будет возрождение к жизни, воскрешение! Разве не лучший это символ и доказательство абсолютной божественной мудрости Бога!
  За отставшим "журналистом" примчался, задрав рясу, запы-хавшийся бородатый посыльный и им вдвоём пришлось бегом нагонять процессию, уже втягивающуюся вслед за патриархом и сопровождающими его паркетными стратигами в каменный молох смерти.
  
  Глава 141
   Стоило процессии важных гостей перешагнуть порог храма, как в их честь грянуло "Боже царя храни!" в исполнении лужёных глоток из Образцово-показательного хора Центрального ансамбля песни и пляски Минобороны. Несколько дюжин прапорщиков с хорошо поставленными голосами специально накануне ответ-ственного визита завезли тремя автобусами. Однако вышла досадная накладка. Служивым хористам по ошибке сказали, что должен приехать сам Путин, вот они и перепутали.
   Тут же оперативно была произведена ротация. Вместо позорно севших в лужу армейских музыкантов на хоры поднялись оказавшиеся очень кстати под рукой у здешнего начальства собственные певчие "из народа". Чтобы снова не вышло конфуза перед лицом важных персон, второй состав слаженным многоголо-сьем на "раз, два, три" грянул гимн "Славься, славься...". То есть, загремел величественно и грозно свою честь - всё то же самое: "Мы великие! Мы величайшие! Мы народ-богоносец".
   Выглядело очень символично, учитывая место и обстоятель-ства. Стоило элите немного подкормить народ самой грубой лестью, и ничего другого он орать и слушать про себя уже не желал.
  Отец Павел почувствовал как от стыда за безумное Отечество кровь прильнула ему к лицу. Лишь недавно молодой священник смог признаться себе в тяжком грехе: у него не осталось душевных сил любить свой народ! Конкретных людей - да! Но не народ. Озверевший от ненависти к половине мира, одержимый злобной завистью и гордыней. Нет, он больше не в состоянии!
   Любить поражённый тяжким духовным недугом народ легко, если у тебя вместо ума и совести стандартный набор инстинктов. Обычно, чем подлее, ничтожнее гражданин, тем энергичней от стучит себя кулаком в грудь и орёт какой он огромный патриот. Главное трубить об этом как можно громче на всех перекрёстках, тогда можно под эту сурдинку содрать с доверчивых лохов последнее, расчистить себе побольше жизненного пространства, ибо как известно, чем меньше вокруг народа, тем больше кислорода.
  Если же ты действительно болеешь душой за страну, то говори честно, в глаза, в чём твоя Родина не права, какой бы отталкиваю-щей и болезненной не выглядела истина. Сделай что-нибудь на людей вокруг - не для пиара, а от сердца. Помоги старикам, детям, больным из любви к ближнему, из сострадания. Но таких примеров из реальной жизни становилось всё меньше, то ли время такое, то ли перевелись патриоты-бессребреники.
  Потому отец Павел к большому своему стыду начал терять веру даже в признанных церковью святых, ибо чем больше он жил на свете, тем больше убеждался - святость противоречит греховной природе человека. Поскреби хорошенько раскрученного святого и почти наверняка обнаружишь та-акое!, - что волосы зашевелятся на голове... Но за такие мысли по нынешним временам запросто можно не то что духовного сана лишиться, - загреметь в тюрьму. Особенно, если рядом высокое начальство, вокруг которого традиционно роятся в большом количестве слухачи и стукачи.
  
  Войдя под высокие своды Кирилл первым делом на показ, воздал полагающиеся почести, перекрестившись и поклонившись, смотрящим с высоты настенных фресок почти божественным ликам Путина и его главного стратега Шойгу. Парочка херувимчи-ков не просто так красовалась на центральном месте парадной росписи Главного храма войны, выглядело это вполне логичным решением. Война, как выяснилось, являлась краеугольным камнем путинизма. На войне держалась эта власть. Непрерывное нагнета-ние военной угрозы, подготовка к большому противостоянию с западным миром, годами обеспечивали прогнившему режиму легитимность, позволяя менять конституцию, красть выборы, сажать и убивать политических оппонентов. Для этой группы людей война - единственный способ править богатейшей Россией вечно. Без альтернативы.
  Поддерживая ситуацию "столетней" войны, для чего задавив население агрессивной пропагандой и репрессивными законами, можно было не уделять внимание экономике, развитию социаль-ных институтов, спокойно наблюдать за обнищанием масс, сохраняя свою власть и неограниченные привилегии. Поэтому война для Путина, Шойгу и их клана - дойная корова. А культ войны - гарантия того, что всё останется как есть.
  Ничего нового заказчики этого капища для принесения крова-вых жертв Молоху войны не изобрели, а просто взяли проверен-ный рецепт. Советская партийная элита точно так же поддержива-ла у населения постоянный страх перед угрозой глобальной войны со всем капиталистическим миром. Это позволяло престарелым "членам" не обращать внимание на неэффективную плановую экономику, не пытаться что-то делать с колхозами, не способными прокормить страну, не думать о вечном товарном дефиците в магазинах. И жить себе припеваючи за высокими заборами обкомовских дач, в изолированном от основной массы населения номенклатурном раю.
  Так что Путину и его подельникам по иконостасу ничего не нужно было изобретать. Главное - ни в коем случае не позволять народу действительно подняться с колен, ощутить в себе челове-ческое достоинство, чтобы проснувшиеся от дурмана пропаганды массы ненароком не самоорганизовались, не скинули захребетни-ков, и не занялись справедливым перераспределением националь-ных богатств.
  К счастью для них, пока пропаганда, в том числе религиозная, с этой задачей вполне справлялась. И война была нужна именно для этого.
   Кирилл-Гундяев задержался, чтобы показать, как он любуется ликом дорогого Владимира Владимировича, взирающего с высоты в образе уже фактически главного святого. Первые лица нынешней Российской федерации - бывший пламенный коммунист-чекист, и еже с ним главный пожарный, так и не ставший великим полко-водцем эпохи развитого путинизма, - удостоились чести занять место в одном ряду со святыми и великими полководцами тысячелетней России-матушки. Нанятые за немалые гонорары богомазы постарались придать облику ещё пока живых фигуран-тов нужную историческую фундаментальность.
  Правда сами сервильные наниматели этой жёполизной "живо-писи" при генеральских лампасах внезапно оказались жуликами-рекордсменами и почти всей "творческой" бригадой загремели за свои художества на кичу, то бишь, говоря современным языком, в следственный изолятор госбезопасности. А их главный начальник, "монстр обороны" Шойгу, гордо взирающий со стены в блеске почти маршальского мундира, не парился с ними на соседней шконке только лишь потому, что тогда бы пришлось посадить и самого пахана всей шайки, а без него в храмовой росписи образовалась бы слишком большая дыра...
  
  Глава 142
   Пока шло богослужение отец Павел в подробностях рассматри-вал настенную живопись - надо было на что-то употребить время вынужденного присутствия. В центре конечно изображены главные святые милитаристского государства, к которым Путин буквально на днях обратился с официальной просьбой, разошед-шейся по всем СМИ, чтобы Александр Невский и Дмитрий Донской "обнулили НАТО". Что наверняка вызвало шоковое состояние, близкое к панике, в штаб-квартире Северо-атлантического альянса.
  А вон другая неожиданность. Один из строителей храма, будучи буддистом, решил вставить в общий ряд православных святых Будду, что тоже выглядело несколько неожиданным ходом, хотя и не самым шокирующим.
  "А это уже совсем неожиданное соседство, даже для этого святилища военных богов!" - подивился скромный священник, обнаружив изображение легендарного Зигфрида и других рыцарей Круглого стола, любимцев композитора Вагнера и предыдущего фюрера.
  А вон и смутно знакомое, вероятно, по школьному учебнику истории, изображение и другого деятеля. Кого-то из присутству-ющих откормленная сверх всякой меры ряха на стене очень напоминала отцу Павлу...
   Ну как же, сам Папа Римский Урбан II... А он-то, он! Его католическое первосвященство тут по какому повод нарисовался? Насколько Павлу было памятно из истории, означенный ранне-средневековый понтифик был ещё тот проныра. Хоть он и не относился к числу римских аристократок, обманом восходивших на престол Святого Петра в качестве фиктивных папесс под мужскими именами, будучи любовницами сильных мира того, однако Урбан появился на исторической сцене фактически под занавес так называемой эпохи порнократии, то есть "господства блудниц". Не будучи блудницей по телу, он оказался настолько ничтожной величиной в духовном отношении, что последствия его главного деяния мир расхлёбывает до сих пор в виде межрелиги-озных конфликтов, воинствующего исламского радикализма, бесконечного террора, войн и ксенофобии. Но это мы всё знаем о нём теперь, а современники и ближайшие потомки долго считали Урбана II великим деятелем, почти святым. Средневековые хронисты - те и вовсе возвели его в ранг великого собирателя святых земель, главного защитника Гроба Господня.
  "Ах вон оно что!" - неожиданно догадался отец Павел о при-чине, по которой средневековый глава католиков оказался на этом капище, кстати, вместе с фуражкой Гитлера.
  В некотором смысле нынешний император и его главный церковный "политрук" учились у этих двоих. Звёздным часом Путина-президента стало силовое присоединение Крыма в 2014 году. Который он очень надеялся повторить объявив 24 февраль 2022 года священную спецоперацию по воскрешению скончавше-гося за 30 лет до этого божества СССР. Загвоздка вся в том, что воскресить "совка" с самого начала не было никакой возможно-сти, ибо покойник-то был упырём, и везде, где он попил людям кровушки, с ним поступили соответственно, то есть, осиновый кол в сердце и полное разложение. Но Путин этого понимать не хотел. И патриарх не собирался ему перечить, участь у предшественника как надо потакать хотелкам царя, чтобы оставаться в шоколаде.
  А то, что Урбан II гораздо успешно помогал своему императору "подняться с колен", было фактом. Придуманное им ноу-хау очень поспособствовало росту авторитета и богатству римских пап. До него бедные папы замучились быть марионетками в руках германских императоров, с которыми почти не считаются, и мечтали заслужить от мирской власти больше авторитета и соответствующих мирских благ. И вот в 1096 году Урбан II провозгласил первый из многочисленных крестовых походов с целью освобождения Гроба Господня. Участникам "спецопера-ции" даровалось церковью полное отпущение грехов, а также гарантии, что в случае гибели, за ними резервируется место в Царстве Небесном. В случае имеющихся до начала похода неладов с законом крестоносцы избавлялись от ответственности за совершённые преступления. Данные ими финансовые обязатель-ства замораживались или аннулировались. И главное, в Европе к тому времени скопилось огромное количество бедных, но сильных и жадных до "ништяков" парней и мужиков, которые к своей великой радости получили от церкви христовой благословение убивать, грабить и творить всё, что им захочется в чужих землях.
  Очень скоро оценив большую эффективность крестовых похо-дов короли, императоры и понтифики стали объявлять их не только против язычников и иноверцев, но и против таких же христиан, только православных, или против тех, кого можно было объявить еретиками, типа альбигойцев или богомилов. Не раз появлялись крестоносцы в Прибалтике, Польше, на Руси, желая обратить неправильных славян в правильную веру, а тех, кто не захочет, уничтожить.
  И вот теперь современные крестоносцы уже с самой Руси, под лозунгом "Я - русский!", огнём и мечом "крестят" "неправиль-ных" христиан в Украине.
   Изображённый на стене Урбан II, выступающий с пламенной речью перед фанатичной толпой, словно ожил. Павел мог услышать его злобный старческий голос, несущийся над тысячами голов на Клермонском соборе:
  Народ франков! Вы пришли из-за Альп, вы избраны Богом и возлюблены им, что показано многими вашими свершениями. Вы выделяетесь из всех других народов по положению земель своих и по вере католической, а также по почитанию святой церкви; к вам обращается речь моя!
  Мы хотим, чтобы вы ведали, какая печальная причина привела нас в ваши края, какая необходимость зовет вас и всех верующих. От пределов иерусалимских и из града Константинополя пришло к нам важное известие, да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства, иноземное племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, вторгся в земли этих христиан, опустошил их мечом, грабежами, огнем. Персы частью увели христиан в свой край, частью же погубили постыдным умерщвле-нием. А церкви Божьи они либо срыли до основания, либо приспо-собили для своих обрядов. Они оскверняют алтари своими испражнениями. Они обрезают христиан и обрезанные части кидают в алтари или в купели для крещения. Они рады предать кого-нибудь позорной смерти, пронзая живот, лишая детородных членов и привязывая их к столбу. Потом они гоняют свои жертвы вокруг него, и бьют плетью до тех пор, пока из них не выпадают внутренности и сами они не падают наземь. Иных же, привязан-ных к столбам, поражают стрелами; иных, согнув шею, ударяют мечом и таким способом испытывают, каким ударом можно убить сразу. Что же сказать о невыразимом бесчестии, которому подвергаются женщины, о чем говорить хуже, нежели умалчи-вать? Греческое царство уже до того урезано ими и изничтожено, что утраченное не обойти и за два месяца.
  Кому выпадает труд отомстить за все это, исправить содеян-ное, кому как не вам? Вы люди, которых Бог превознес перед всеми силою оружия и величием духа, ловкостью и доблестью сокру-шать головы врагов своих, вам противодействующих?
  Поднимайтесь и помните деяния ваших предков, доблесть и славу короля Карла Великого, и сына его Людовика, и других государей ваших, которые разрушили царства язычников и раздвинули там пределы святой церкви. Особенно же пусть побуждает вас святой Гроб Господень, Спасителя нашего Гроб, которым ныне владеют нечестивые, и святые места которые ими подло оскверняются и постыдно нечестием их мараются. О могущественнейшие рыцари! Припомните отвагу своих праотцев. Не посрамите их!
  И если вас удерживает нежная привязанность к детям, и родителям, и женам, поразмыслите снова над тем, что говорит Господь в Евангелии: "Кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во стократ и наследует жизнь вечную". Не позволяйте собственности или семейным делам отвлечь вас.
  Эта земля, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью. Она не очень богата и едва прокармливает тех, кто ее обрабатывает. Из-за этого вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите другу множество смертельных ран. Пусть же прекратится меж вами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры. Начните путь к Святому Гробу, исторгните землю эту у нечестивого народа, землю, которая была дана Господом нашим детям Израилевым и которая, как гласит Писание, течет млеком и медом.
  Иерусалим - это пуп земли, край, самый плодоносный по сравнению с другими, земля эта словно второй рай. Ее прославил искупитель рода человеческого своим приходом, украсил ее деяниями, освятил страданием, искупил смертью, увековечил погребением. И этот царственный град, расположен-ный посредине земли, ныне находится в полоне у его врагов и используется народами, не ведающими Господа, для языческих обрядов. Он стремится к освобождению и жаждет освобожде-ния, он беспрестанно молит о том, чтобы вы пришли ему на выручку. Он ждет помощи от вас, ибо, как мы уже сказали, пред прочими сущими народами вы удостоены Богом замечатель-ной силой оружия. Вступайте же на эту стезю во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе Царствия Небесного.
  Возлюбленные братья! Сегодня мы видели, что, как сказал Господь в Евангелии от Матфея, "где двое или трое собраны во имя Мое, там я посреди них". Ибо если бы не Бог, который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы столь единодуш-ный глас ваш; и хотя он исходил из множества уст, но источник его был единым. Вот почему говорю вам, что это Бог исторг из ваших уст такой глас, который он же вложил в вашу грудь. Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом. И когда произойдет у вас боевая схватка с неприятелем, пусть все в один голос вскричат Божье слово: "Так хочет Господь! Так хочет Господь!"
  Мы не повелеваем и не увещеваем, чтобы отправлялись в этот поход старцы или слабые люди, не владеющие оружием. И пусть женщины не пускаются в путь без своих мужей, либо братьев, либо законных опекунов. Они ведь являются больше помехой, чем подкреплением, и представляют скорее бремя, нежели приносят пользу. Пусть богатые помогут беднякам и на свои средства поведут с собою пригодных к войне. Священникам и клирикам любого ранга не следует идти без дозволения своих епископов, ибо, если отправятся без такого разрешения, поход будет для них бесполезен. Да и мирянам не гоже пускаться в паломничество иначе, как с благословения священника.
  И тот, кто решит совершить это святое паломничество, и даст о том обет Богу, и принесет ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, выполнив обет, вернуться домой, пусть поместит это изображение на спине промеж лопаток. Тем самым такие люди выполнят заповедь Господню, которую он сам предписывает в Евангелии: "И кто не берет креста своего и следует за мною, тот не достоин меня".
  
  Глава 143
  Едва в голове Павла смолк причудившийся ему голос Урбана, как оратор по соседству по-своему ( с учётом эпохи и с поправкой на немного изменившиеся за минувшие века представления о политкорректности) стал истолковывать тот же мотив:
  - Наступает момент истины и, наверное, уже наступил, потому что все стало на свои места - маски сорваны, ложная дипломатия эпохи разрядки ушла. Потому что ставилась задача взять нас голыми руками, без всякой войны, одурачить нас, втянуть в свой мир, привить нам свои ценности. Но народ наш и руководство наше поняли, что эти ценности противоречат нашим, ведь Святая Русь, слава Богу, хранит христианские ценности, которые и были включены в систему национальных ценностей. Когда же стало ясно, что ничего общего уже нет, все это и привело к военному противостоянию.
  Усиленный динамиками голос Святейшего Владыки, объясня-ющий необходимость Специальной военной операции, как экзистенциональной битви с силами мирового зла, звучал, как глас Божьей воли.
  - Россия борется сейчас не против украинской армии, а против сил Тьмы и злобы. Это действительно так - война за освобожде-ние Юго-Западной Руси (это о законных территориях соседнего государства, международно признанных, в том числе руковод-ством России) не только не несет нам никаких материальных выгод, напротив, она создает немалые проблемы экономического, финансового, политического характера. Да что там говорить - мы теряем в этой операции своих лучших людей. А после победы мы получим разгромленную страну с разрушенной экономикой, с возможно отравленной (в результате использования снарядов с обедненным ураном) почвой, с дезориентированным и озлобленным населением. Но дело не только в материальных стимулах и их отсутствии, а в тех целях, ради которых ведется эта титаниче-ская глобальная борьба, в которой Украина - всего лишь один из участков фронта.
   Россия просто стремится сохранить свою самобытность, свою веру, свою систему ценностей", - объяснял патриарх. - Мы отстаиваем свою веру, свою нравственную систему ценностей (убивая тысячи украинцев, в том числе мирных жителей, пациен-том больниц). Мы не хотим, чтобы были родители номер 1 и номер 2. Мы не хотим, чтобы было утрачено различие между полами. Мы не хотим, чтобы разврат стал нормой жизни. Но отвергая эти "ценности" для себя, мы тем самым выступаем за человеческое достоинство и право сохранять себя, как Образ Божий, для всех жителей нашей планеты. Ибо те, кто продвига-ет эти чудовищные "ценности", настаивают на их абсолютности и обязательности для всех. Поэтому бой идет за честь и счастье всех племен (примерно под таким же лозунгом действовали нацисты, большевики и прочие государственные тоталитарные секты). Мы не стремимся построить рай на Земле, но мы отстаиваем для всех людей право и возможность наследовать Царствие Небесное, живя в ладу с Божьими Заповедями и своей совестью.
  Данный абзац почти дословно был взят патриархом из одного выступления президента РФ Владимира Путина. И если для Кирилла имелся лишь "правильный русский" бог, подобно ветхозаветному Яхве, помогающий народу Моисея побеждать и карать неверных, и стоящий всегда на стороне россиян, то для Гундяева никакого бога, кроме Путина, вообще не существовало, а значит призывать молиться стоило лишь за вождя и партию.
   - Иное дело - наши противники, которые проводят глобальный социальный эксперимент по тотальному переустройству жизни человечества, его "оптимизации" в их представлении, в рамках которой людей лишают веры, Родины, традиций, культуры, семьи, самобытности, права иметь свое мнение, даже половой принад-лежности. Более того, даже сами люди, вернее, их часть, объявляются избыточными. И именно поэтому их стремятся оскопить, превратить в бесплодных извращенцев, попросту уничтожить в эпидемиях и в войнах.
  И мы должны помнить, что и нынешняя наша брань не против крови и плоти, но против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. И это действительно так, поскольку именно эти сущности внушили противостоящим нам глобалистам их людоедские идеи строительства новой Вавилонской башни, как очередного мятежа против Творца и созданного ими мира.
   Россия нашла в себе силы противостоять злу, а значит, наши святые предшественники не оставляют землю Русскую своими молитвами. А иначе объяснить невозможно, как современное поколение политиков, рожденных в советское и даже постсовет-ское время, выступило на защиту исконной Руси православной - конечно, по милости Божией. И Господь не оставляет нашу землю... И это действительно чудо, когда на наших глазах в технократах-западниках просыпается русское чувство и начало, и они начинают действовать как патриоты.
   В нынешнее трудное время нам с вами предстоит многое совершить для того, чтобы помочь Отечеству сохранить свою независимость, подлинную независимость, для того чтобы народ наш укрепить в вере православной и самим через подвиг искренне-го, преданного служения Господу обновить свое призвание. И да поможет всем нам Господь именно так, а не иначе служить Господу и Спасителю нашему, Церкви нашей и Отечеству нашему.
  Ведущий службу в Храме Патриарх московский и всея Руси РПЦ Кирилл снова и снова призывал Бога даровать победу русскому оружию и помочь святому православному воинству победить еретиков -украинцев и проклятых "сарацин" натовцев.
  - Такой подвиг смывает все грехи, которые человек совершил! - на высшей ноте своей речи воскликнул Патриарх, требуя от россиян не бояться забирать чужие жизни и жертвовать собой на священной войне.
  Своё выступление Предстоятель закончил обращением к воен-нослужащим-крестоносцам, "псам Господним" со словами: "Христос воскрес, и все вместе с ним воскреснем! И жизнь вечна, а потому идите смело исполнять свой воинский долг!".
  Круг замкнулся.
  
  Глава 144
  Под конец богослужения где-то вдали стали слышны раскаты грома. Завершив праздничную службу вместе с настоятелем храма, патриарх подошёл к прессе.
  Оператор и техническая телевизионная бригада уже были наготове, вспыхнули осветительные приборы, прозвучала команда "мотор!". Времени обдумать вопросы у отца Павла было предоста-точно. Но все они тут же вылетели у него из головы, едва он увидел близко глаза патриарха. Поэтому вместо заготовленного правильного текста, он озвучил то, что постоянно не давало ему покоя - спросил того, кто должен быть заступником в этом мире за каждого человека, о миллионе погибших россиян и украинцев, большинство из которых тоже христиане и православные, и о 180 000 курян, ставших беженцами в эти дни.
  Кирилл отреагировал своеобразно для священника, то есть, не выдал спонтанной реакции при упоминании бесконечных человеческих страданий и скорбей, - не стал сожалеть о невинных жертвах, говорить о необходимости скорейшего мира. Секунд 20 он искал подходящую эмоцию.
   Гундяев не мог взять в толк, почему интервью государственно-му телеканалу начинается с такого странного, явно провокацион-ного вопроса. Его приближённый - ответственный за связи с прессой человек, попытался вмешаться, но патриарх жестом остановил его.
  Опытный в пиаре, Гундяев сообразил: раз что-то сразу пошло не так, ему остаётся спасать лицо перед камерой. Нельзя выгля-деть равнодушным, отстранённым наблюдателем в ответ на высказанную искренним молодым человеком боль за людей. Поэтому глава церкви сделал печальное лицо и стал говорить, что война к сожалению не бывает без жертв, он повторил то, что только что было сказано им в проповеди, что вся вина лежит на политическом руководстве Украины и лидерах Запада, которые подстрекают Киев к продолжению бессмысленной бойни, всячески разжигая противостояние между братскими народами поставками вооружений, разведывательной информации, присылкой военных советников.
  - Церковь молится о всех страдающих, как велит нам Иисус, наши души скорбят о каждом погибшем и покалеченном войной, наши сердца обливаются кровью; как Иисус, принявший страда-ния на кресте за всех людей, мы, как христиане, готовы сами страдать лишь бы прекратился этот ужас... Вместе с тем, я хочу снова обратиться к нашим украинским братьям: опомнитесь! Ненависть затмила вам глаза! Те из вас, кто служат нацисткой киевской хунте, должны понимать, что на их совести потоки пролитой и проливаемой каждый день крови, в том числе ни в чём не повинных людей: нонкомбатантов, детей, стариков, женщин, которых война настигла в их домах! Вам, военнослужащие ВСУ, отвечать на Страшном Суде перед небесным отцом нашим за чудовищные преступления против человечности! Я скорблю и молюсь в том числе о вашем прозрении и вашем спасении.
  Павлу отчего-то вспомнилось, как на пути к Храму, увлёкшийся похвалами в адрес Путина и армейского руководства патриарх, случайно раздавил перебегающего дорогу жука. Кирилл почув-ствовал как у него под каблуком что-то хрустнуло, остановился, чтобы очистить каблук о поребрик, и сразу наткнулся на глаза "журналиста", полные боли и сострадания даже к такой ничтож-ной твари... Там на улице взгляд и выражение лица патриарха были точно такие же: несколько секунд он искал в себе подходя-щую реакцию - и виновато улыбнулся. Поиск улыбки, поиск эмоции вместо спонтанной эмпатии к тому, кому причинил боль!
  
  Глава 145
   5 мая 2024 года (до 9 мая осталось четыре дня)
  Проснувшись, когда стрелки настенных часов в спальне пока-зывали без пятнадцати три пополудни, мужчина сладко потянулся, приветливо мяукнул пробивающемуся из-за задёрнутых гардин лучику солнечного света, и... ощутил отвратительную вонючую сухость во рту и ломоту под черепной коробкой. Зашарил рукой под диваном в поисках чего-нибудь опохмелиться. Но больная башка, будь она неладна, не избавила от немилосердного воспоми-нания о ночном кошмаре, отчего бедняге сделалось совсем хреново. "Дьявол! Ты же сбил ту бабу с ребёнком на пешеходном переходе!" - ломом шибанула по затылку суровая правда.
  Вот ведь зараза какая! Теперь на нём полностью вина за то, что ставил два трупа на дороге и трусливо сбежал с места ДТП!
  "А может, кому-то из них ещё можно было помочь! Где гаран-тия, что спьяну я наверняка определил, что оба мертвы?.. Да за такое меня публично за яички подвесить мало", - самокритично признал Соловьёв и тихо заскулил, понимая, что деваться ему некуда.
  Но тут он случайно увидел своё отражение в зеркале, - на него смотрела довольно зверская морда. Это заставило Соловьёва сразу замолкнуть. Не то, чтобы его ошеломили явные признаки окончательного оскотинивания, - этим махрового пропагандиста невозможно было шокировать, однако налицо был запущенный на полную катушку процесс перерождения в кота. Пока ещё полностью "Паштетом" он не стал, хотя при определённой юридической ловкости толковых адвокатов можно было предста-вить случившееся таким образом, что он как бы отныне существо не совсем дееспособное, относящееся больше к животному миру, следовательно не мог управлять автомобилем в момент рокового наезда.
  "Господи! - Соловьёв, обхватил и без того больную голову руками, пытаясь удержать в ней остатки здравого смысла. - Получается, я больше не мужик! А кто же я теперь?!".
  Вопрос заданный самому себе пока остался без ответа. Ясно только, что в нынешней России такие эксперименты с поиском самоидентичности, мягко говоря, не приветствуются...
  Соловьёва аж перекосило. Он столько раз в своих шоу по матерному склонял просвещённую Европу, где официально признано 60 типов гендерной принадлежности. Все эти: нейтраль-ный пол (gender neutral), бигендерный (bigender), полубог (demigod) - гендер, который включает в себя элементы божествен-ной идентичности, гендер-конструктивный (gender constructivist), гендер-нейтральный (gender neutral) и т.д. и т.п., что за годы изучения всей этой сатанинской вакханалии стал считаться одним из главных хулителей этой западной заразы. Однако, у Бога отличное чувство юмора, а иначе как ещё воспринимать то, что теперь он сам готов когтями и зубами выгрызать себе право считаться особой гендерной разновидностью гендер зооморфный или просто зоогендер.
   Впрочем, захочешь жить, говорящим говном назовёшься! Так что не мог кот управлять этой ночью автомобилем, и точка! Надо железно стоять на этом.
  Конечно, умный следователь может возразить, что цирковые зверюшки на потеху публике вытворяют на арене и не такое. Только хоть он, Соловьёв, и тоже шоумен, но всё равно специаль-ной дрессуры не проходил (автокурсов для домашних питомцев не заканчивал), а потому не может считаться причастным к означен-ному преступлению. И точка на этом.
  Странно только, что за ним до сих пор не пришли. "Может, пока не поздно, дать дёру?" - шевельнулась где-то за ухом тухлая идейка. - Глупость, конечно, - уныло признал сам же. - До такого может додуматься только кот, ибо откуда у примитивного кошачьего настоящие мозги? Куда тебе дёргать-то, мужик, если выезд из страны тебе надёжно перекрыт?" - напомнил "Паштету" в себе Соловьёв, как главный и умный в их тандеме. А вот явиться с повинной и скостить часть срока - он пожалуй ещё успеет, если только поспешит.
   "Паштет" перестыл панически подвывать и привычно вклю-чил телевизор. Стал щёлкать пультом, переключая каналы. В новостях про гибель женщины с ребёнком под колёсами автомо-биля пока ни слова. В телеграмм-каналах - тоже. Даже так называемые "независимые" ньюсмейкеры - молчат о том, что известный телеведущий, будучи в стельку пьяным, совершил гадкое преступление. Это озадачивало, ведь машину он зареги-стрировал на своё имя. Неужели полиция её до сих пор не нашла? Очень хотелось в это верить, тем более, что кажется ему хватило остатков трезвой разумности утопить прокатный каршеринг в каком-то болоте... Только вряд ли он сделал это чисто, будучи в том состоянии, к которому приполз под занавес своих ночных приключений.
  "Паштет" снова подумал, что можно забиться в какой-нибудь дальний подвал и отсидеться там, выходя лишь по ночам и питаясь на помойках.
  А, вот! Наконец на глаза Соловьёву попалась новость, которую он искал. В короткой заметке говорилось о подонке, который сбил молодую мать с ребёнком и скрылся с места преступления. Однако имя подонка пока не раскрывалось, хотя указывалось, что правоохранителям уже известна личность преступника.
  "Всё понятно, - догадался Владимир Рудольфович. - Полицей-ское начальство обосралось со страху, когда узнало, кто именно сидел за рулём. Теперь менты не знают, что им делать со мной и ждут приказа сверху. А в Администрации Президента и в Кремле решают, как поступить с лицом государственной пропаганды - устроить мне сейчас преждевременные похороны или всё-таки сделать это после запланированного интервью с президентом".
  Владимир Соловьёв понимал, что полиция вряд ли блефует, сообщая, что ей известно имя убийцы. Наверняка он спалился и лучше самому сдаться в руки правохранителям, оформив явку с повинной. Тем более, что из тюрьмы его вряд ли повезут на интервью с Путиным, таким образом заведённый механизм превращения его в мёртвую икону будет сломан (хотя в этой стране возможно всё, маньяков отпускают с пожизненного на СВО и, превратив их мёртвое мясо в героев, хоронят с почестями).
  Коту идея с тюрьмой пришлась не по вкусу. С другой стороны получить пулю за компанию ему совсем не улыбалось. "Пойми, нам это будет даже выгодно, - объяснял Соловьёв. - Опозоренного убийцу не заставят через три дня идти к Путину брать интервью. А значит, нас не пристрелят. Ну отсидим положенный срок. Кстати, в "Бутырках" я слышал приветствуют котов-сидельцев в камерах: там полно мышей и крыс. Эй, ты как, не разучился мышей ловить с тех пор, ка мотаешься со мной по кабакам?".
   Впрочем, чувство облегчения и робкая радость спасённого оказались недолгими. Ровно через двенадцать минут информаци-онные порталы буквально взорвались сенсацией: злодей, наехав-шей на мать с младенцем, задержан! "Мерзавец уже даёт признательные показания!" - кричали новостные заголовки. - Он хотел остаться неузнанным, но это ему не удалось!"
  По сообщениям телеграфных агентств, подонок оказался из-вестным либералом, недавно признанным в РФ иностранным агентом. Появилось видео первого допроса профессора психологии и педагогики, выступавшего против войны. Вскользь деловито сообщалось, что к задержанию виновного каким-то образом причастен телеведущий Владимир Соловьёв, который недавно перенёс серьёзную операцию и по рекомендациям врачей временно стал котом.
   "Паштет" понял, что визита к Путину ему не избежать. Зна-чит, судьба! Что ж, оставалось урегулировать последние формаль-ности относительно своего изменившегося статуса, так сказать, легализоваться в новом качестве. Чтобы никто не смог потом сказать, что у Соловьёва был шанс хотя бы умереть человеком, а он так перетрусил, что его пришлось доставать из-под дивана, чтобы пристрелить его, как кота, обоссавшего новые хозяйские тапки.
  
  Глава 146
   Интервью отца Павла с патриархом продолжалось.
  Откуда-то взялись мухи. Причём не одна и не две. Они ползали по парадному облачению патриарха, его сверкающему драгоцен-ными каменьями головному убору - митре, он украдкой сгонял с лица назойливых насекомых, а их только прибавлялось.
  Но была для пожилого церковного иерарха и хорошая новость. Ему удалось справиться от первоначальным замешательством, вызванным неудобным вопросом строптивого репортёра, и обрести привычную уверенность перед телекамерой.
  - А вообще это пропаганда вражеская утверждает, что наша армия несёт неоправданно высокие потери на Украине, я много общаюсь с нашими военными, они рассказывают, что наши генералы замечательно научились воевать за эти два года войны и берегут солдат.
  Кирилл пустился в рассуждения, что сам Бог, конечно, на стороне России в этом конфликте против иуд и раскольников, предавших общую веру, общую историю, общую культуру и обративших свой взор в сторону Запада, где всегда были недобро-желатели святой Руси.
  Отец Павел смиренно выслушал и предложил:
  - Хорошо, Ваша Светлость, давайте вместе выйдем отсюда и я покажу вам несколько выкопанных могил, которые ещё не успели засыпать землёй. И мы даже можем поискать родственников с гробами сыновей, мужей или отцов, которых перед вашим приездом попросили временно не портить красивый пейзаж. И вы сможете расспросить их о войне, а мы будем снимать ваш разговор, а потом продолжим наше интервью.
  Тучи жирных отвратительных мух наполняли пространство храма. Их гудение становилось всё сильнее. Окружающие принялись сообща отгонять гадких насекомых от священной фигуры патриарха, стараясь при этом не попадать в кадр. Выглядело это впечатляюще, десятки людей с ожесточением размахивают в воздухе руками, в которых фуражки, зонтики, пакеты, стараясь создать запретную зону для полётов вокруг солнцеликого и всё это почти в полной тишине.
   Патриарх помолчал, раздумывая, как ему ответить. В голове его похоже пронеслась мысль, что стоило бы всё же прекратить опасное интервью. Но с другой стороны, он привык выкручиваться и не из таких ситуаций. Его реакция стала неожиданностью для отца Павла и продемонстрировала высочайший уровень приспо-собленчества отцов церкви к любой жизненной ситуации, не даром в своё время они отлично научились ладить с большевиками, уцелели в репрессиях и даже подружились с чекистами, а после Перестройки приручили царя Бориса, и живут четверть века в любви и с согласии с нынешним полубогом на троне.
  - Потрясающе! - неожиданно для Павла позволил себе живую реакцию искренности Кирилл. - Вы мне открыли глаза, молодой человек, спасибо вам! Жаль, конечно, что наша армия всё же несёт потери, как вы говорите. Вероятно, накал нашего победного наступления таков, что вообще без потерь не обойтись. Но уверен, что очень скоро наше славное православное русское воинство возьмёт Харьков, Одессу, а потом мать городов русских святой град Киев и дело пойдёт к миру. А я буду молиться о каждом погибшем и раненом воине. И конечно, мы все будем молиться о даровании победы нашим военным. Не случайно мы сегодня собрались в этом храме накануне святого для каждого гражданина нашей страны праздника 9 мая, Дня Победы!
   Отец Павел испытал сочувствие к немолодому, запутавшемуся в своих отношениях с властью и с богом церковному чиновнику. В одном мозгу этого несчастного должны были совместиться две личности. Одна знала горькую правду и не могла не страдать. Вторая ж однажды убедила себя верить пропаганде, молчать, когда это необходимо, и говорить лишь то, что необходимо говорить человеку при его должности. Так происходило со многими людьми.
  Простые прихожане, которых тоже пару часов назад завезли автобусами на молебен, стали говорить, как они согласны с тем, что говорит Патриарх, как они рады войне, и как они любят Путина. Они с воодушевлением готовы были поддержать всё, что исходит от начальства. И выглядели очень одухотворёнными и довольными.
  Они чем-то походили на водомерок, скользящих по глади пруда. Сразу отец Павел не смог понять, кого те водомерки ему напомни-ли, а сейчас до него дошло - хоккеистов, фигуристок, спортсме-нов! Руководство сказало народу: "Извините, но из-за отмены России в мире, нас не приглашают больше на Олимпийские игры и международные турниры. Так что в ближайшие годы и возможно десятилетия не ждите, что наши олимпийцы, гимнасты, легкоатле-ты, футболисты подарят вам триумф на чемпионате мира или Европы, эпический рывок на финише, великий гол легендарного форварда, много золота в общем зачёте, исполнение гимна на весь стадион, гордость за державу по прямой трансляции, поднятие флага... А в качестве компенсации вы получите нечто большее - победу в войне на Украине! Потом мы подарим вам Прибалтику, поставим перед вами на колени Молдавию, заставим нас уважать гордых ляхов. Проедем танками через Казахстан! Вместо каких-то позолоченных кубков вы сможете гордиться присоединёнными территориями, взятыми штурмом городами, поднятыми флагами над руинами чужих парламентов. Вы сможете беспрерывно болеть за наших, которые вместо пустой беготни по полю с мячом расширяют границы России, возвращают нации подлинную гордость. Мы развяжем для вас ещё много войн, чтобы вы могли наслаждаться азартом жестоких баталий".
  Отец Павел смотрел на лица людей и изумление их доброволь-ной слепотой, радостным коллективным помешательством, наполняло его сердце жалостью и болью.
  Каким-то образом шкала нормальности в обществе сдвинулась резко вправо: стало нормальным освещать пасхальные куличи с Z-свастикой. Открывать под именем Христа огромные идеологиче-ские машины смерти, как этот храм, возведённый в честь бога войны, с кощунственно водружёнными на его куполах крестами - символами сострадания и любви к Человеку. На деле же это был циклопических размеров современный Монфокон - символ страха и полного презрения к человеческой жизни.
  Глаза Павла наполнялись слезами оттого, что ему больно было смотреть на людей, не давших себе ни малейшего труда хотя бы попытаться осмыслить суть происходящего! Слепо поддерживаю-щих патриарха только потому, что он "главный начальник по государственной религии".
   Впрочем, зла на них отец Павел не держал. Люди привыкли к несвободе, привыкли жить под гнётом интеллектуальной и духовной задавленности. Не они такие - вся их природа такая. В определённом смысле для светского и церковного начальства они все - идеальные граждане и идеальные христиане. И они жертвы - прежде всего собственной рабской готовности жить на коленях, необразованности, темноты. И обречены вечно делать жертвами другие народы. И так будет пока строятся для них и с их одобре-ния такие вот храмы войны, убийства, смерти, и пока они с удовольствием их посещают, приводят с собой детей, молятся гигантскому молоху войны, монфокону, машине для одновремен-ной казни огромного число людей... Хотя сам храм, конечно, не виновен. Он только стены, в которые при желании можно попытаться вернуть дух сострадания к чужой беде и боли за творящуюся несправедливость, любви, истинного патриотизма...
  Что же касается собравшейся под его высокими свободами тусовки, то помимо людей бесхитростных, не знающих Евангелия и не стремящихся в нём разобраться, значительную её часть составляют специально обученные люди: православные активи-сты, православные сталинисты, православные антисемиты, православные спортсмены, даже имелись политологи православ-ные и генералы, и аж целый православный олигарх, вот только христиан тут не наблюдалось. В храм они вряд ли могли внести что-то кроме ненависти, агрессии, гордыни, ничем не могли наполнить этот сосуд. Что касается людей обманутых, каких в России миллионы, то их было жаль. Как там поётся у Бориса Гребенщикова:
  Мы ведем войну уже семьдесят лет,
  Нас учили, что жизнь - это бой,
  Но по новым данным разведки
  Мы воевали сами с собой...
  
  Глава 147
   5 мая 2024 года (До запланированного интервью с Пути-ным осталось 4 дня)
  13 часов 45 минут.
  Итак, оставалось уладить кое-какие формальности со своей новой личностью. Владимир Соловьёв отправился по адресу юридической фирмы, который ему дал доктор в ветеринарной клинике, где известный журналист начал путь переформатирова-ния в "Паштета".
  Секретарша в приёмной фирмы "Старухин и партнёры" оказа-лась великолепным образцом функционального дизайна. Элегант-но-обтекаемая, как гоночная машина, она не могла не возбудить, в пока ещё застрявшем где-то на стадии гендерного перехода мужчине, поток неприличных фантазий. Соловьёву пришлось одёрнуть себя, напомнить, что он тут не для шур-мур с симпатич-ными молоденькими "старушками", работающими на некоего адвоката Старухина и его партнёров.
  - Мне нужно решить вопрос с новыми документами, - без обиняков взял он быка за рога.
  - Присядьте, пожалуйста. Я сейчас узнаю, кто из наших специалистов свободен.
  Но прежде чем посетитель успел сесть, красотка сходила куда-то и вернулась, объявив Соловьёву с очаровательной улыбкой:
   - Вас примет сам Лев Гурьевич. Сюда, пожалуйста.
   "Сам" занимал кабинет, своими размерами внушавший посетителям, что дела у фирмы идут очень недурно. Господин Старухин хотел было пожать посетителю лапу, но "Паштет" сам уклонился, расслабленно плюхнулся в удобное кресло, ловко подцепил отрастающими когтями из раскрытой пачки сигару и закурил. Полностью проигнорировав запретительную табличку на хозяйском столе.
  - Ну-с, чем могу служить? - поинтересовался фирмач, с благоже-лательным интересом разглядывая оригинального посетителя.
   - Я недавно стал котом, как видите. Только не спрашивайте, почему я так решил, это моё дело.
  Брови у хозяина конторы одобрительно поползли наверх, а манеры стали ещё обходительнее. Его компания, похоже, не брезговала ничем, тем более что содействие в подпольной операции по смене биологического вида - это был шанс наложить лапу на приличный куш из состояния явно не бедного клиента.
   - Очень мудрое решение, - произнес адвокат почтительно. - Будь я свободен, - сам бы поступил точно так же. Прогулки с красивыми кошечками по крышам под луной, это, знаете ли так романтично... Но... семья, заботы, к великому сожалению...
  - Все хотели бы стать котами или кошками, - спокойно согла-сился Соловьёв, - или ещё кем-то, но боятся что их накажут за это, и потому притворяются.
  Непроницаемый взгляд чёрных бархатных глаз хозяина юриди-ческой конторы поверх очков казалось пронизывал клиента насквозь:
  - Собачья жизнь, тоже, знаете ли, пользуется спросом... - вкрадчиво поделился он. - У нас был клиент...он выгуливал себя на поводке и в наморднике, ибо во время приступов мизантропии злобно облаивал прохожих. Ничего...мы ему помогли. Сейчас он более чем в порядке: на хорошем счету в московском ОМОНе, при высокооплачиваемой должности служит пёс.
  Соловьёв кивнул, поделился с вдруг пробившейся ностальгией:
  - Мама говорила, что коты лучше детей. Она звала отца "мой котушка, мой громадный, ласковый нежный котушка". Мать сама была кошка, а отец - ещё тем котярой, потому котики им были ближе.
  - Мы могли бы рекомендовать вам первоклассного психолога, пожалуй, лучшего в Москве, - тактично предложил фирмач. Впрочем, тут же взял предложение обратно, увидев в глазах клиента, что будет послан за подобные предложения.
  - В принципе человеку с подобными фантазиями порой бывает достаточно сменить ники в аккаунтах своих соцсетей, чтобы ему полегчало, но ваш случай особый, мы понимаем... Поэтому, выберем более основательный подход. Изготовим вам новые документы.
  Фирмач протянул руку к стопке бумаг на столе и достал бланк.
  - Клиенты-трансгендеры обычно торопятся. Позвольте, я сэкономлю ваше время и заполню всё сам... а медосмотр мы мигом организуем.
  - Мне не нужен никакой медосмотр, технической стороной проблемы занимаются другие.
  Хозяин юридической конторы сделал удивлённое лицо. Потом нахмурился:
   - Дело в том, что для нас тоже установлена строгая процедура в таких вопросах. Господин...... э-э, извините, я не разобрал вашего имени?
  - Всё вы знаете, хватит притворяться, - раздражённо взбрыкнул Соловьёв. - А, впрочем, зовите меня "Паштет Рудольфович".
  Хозяин конторы понимающе кивнул.
  - Паштет Рудольфович, человек, вошедший в эту дверь, находится под покровительством фирмы "Старухин и партнёры". Я не могу отпустить вас обратно в мир с документами, которые создадут вам большие проблемы.
  - И как же вы намерены меня не отпустить? С помощью приёмов дзюдо?
  В ясных глазах "почти кота" было столько подлинной жизни, что стряпчий не выдержал его взгляда.
  - Ну зачем вы так! - Старухин расстроенно повздыхал, после чего указал на множество дипломов в рамках на стене. - В нашей уважаемой фирме знают, что такое этика.
   - Хотите сказать, что у ваших конкурентов не знают?
   - Я этого не говорил, это ваши слова, Паштет Рудольфович, я лишь имел в виду, что не хочу на вас давить...
   - И не надо. Не удастся. А, впрочем, скажите, сколько я должен заплатить за срочность, чтобы вопрос решился быстро и без лишних формальностей.
  - Это другой разговор, - мгновенно сделал понимающее лицо господин Старухин; и деловито осведомился:
  - Итак, как я понимаю, вас интересует, может ли гражданином Российской Федерации стать животное?
   Вызванный в кабинет помощник с огненно-рыжей шевелюрой и хитрой узкой физиономией, усыпанной рыжими веснушками, делающими его похожим на молодого лиса, выслушав шефа и окинув быстрым взглядом фигуру мутанта в кресле, прилежно кивнул, лишь буркнул себе под нос со сдержанной иронией, что не понимает в чём же тут проблема, ибо "оно" давно им, то бишь животным, является, имея в виду исходную персону известного пропагандиста.
   - Можете считать, что в районе часа-двух вы станете Паштетом Рудольфовичем Соловьёвым, полноправным гражданином Российской федерации со всеми правами и обязанностями, - поспешил заверить ушлый юрист, чтобы не упустить вкусного клиента.
  - Отрадно слышать.
  - Именно со всеми правами и обязанностями! - с гордостью за фирму подчеркнул её владелец. - Будете зарегистрированы в качестве налогоплательщика, поставлены на воинский учёт.
  - А вот последнее не обязательно, - кисло сморщился клиент.
  
  Глава 148
  Через двадцать минут заказчик обнаружил перед собой на столе стопку бланков, да ещё в четырех экземплярах каждый! Всё-таки кое-что ему предстояло заполнить самому, - не смотря на любезное обещание директора конторы избавить его от лишней бумажной работы, - после чего подписать.
  Будучи большим занудой по части разной канцелярии, журна-лист принялся всё это подробно вычитывать...
  Разобравшись с последней бумажкой, Владимир поднял прищу-ренный взгляд на юристов, которых за это время в кабинете заметно прибавилось:
  - Надеюсь, всё будет без фуфла?
  На этот раз витиевато ответил привередливому клиенту один из помощников мэтра:
  - Как вам сказать...почти... Сами понимаете... Зато мы можем даже кое-что подкорректировать в ваших биопараметрах, поиграть с образцами отпечатков пальцев, сетчаткой зрачка.
  - А ДНК?
  В разговор вступил другой ассистент главного стряпчего, который тоном приказчика поинтересовался:
  - Вы желаете изменить свой ДНК-код? Тоже кое-что можно сделать. Наши клиенты всегда остаются довольны сотрудниче-ством со "Стариков и партнёры".
  Ироничный рыжий клерк и тут не удержался, чтобы вполголоса добавить:
  - Одна наша клиентка превратила в котика своего любовника и жила с ним душа в душу в законном браке. Высокие отношения закончились после предложения дамы о кастрации.
  - Мы можем пригласить для вас тренера из знаменитого коша-чьего цирка Куклачёва, чтобы он научил вас более органично справляться с новой социальной ролью? - пытался навязать дополнительные платные услуги "Стариков".
  - Незачем, - отмахнулся Соловьёв. Ему не терпелось поскорее закончить дело и он то и дело поглядывал на часы.
  
  Прошло около часа, а ближе к цели он не стал.
  - Пока юридически напрямую сделать то, что вы просите, не совсем получается, - огорошили клиента неприятным известием.
  Директор конторы заюлил, о чём-то озабоченно вполголоса совещаясь с помощниками, одновременно успокаивая занервни-чавшего клиента:
  - Однако наши юристы уже работают над этим. Не волнуйтесь. А пока мы придумали первоклассный трюк.
  - Что это значит? - насторожился Соловьёв, понимая, что в такой конторе потерять бдительность было бы крайне опрометчи-во с его стороны - кинут, как лоха.
  "Стариков" попытался заговорить ему зубы:
  - Если пожелаете на более качественном уровне подтянуть внешность под выбранную новую личность, мы пригласим лучшую бригаду пластических хирургов из Германии или Израиля.
  - В чём дело? - с бандитским напором потребовал объяснений Соловьёв.
  - Ну... понимаете...вам придётся ещё подождать, возникла небольшая проблема, - с извинениями ответила секретарша, ибо юристов как ветром сдуло из кабинета. - Хотите, я принесу вам кофе?
  
  Прошло ещё полтора часа, Соловьёв стал терять терпение:
  - Так, в чём дело, наконец?! Я уже согласен полностью играть по вашим правилам, а вы всё телитесь!
  Ещё поюлив, клиенту наконец сообщили не слишком приятную новость, что проще всего оказалось оформить его...попугаем.
  - С попугаями мы работали, есть прецедент.
  - Не понял! - ошалел от неожиданности телеведущий.
  - Дело в том, что у нас уже есть почти готовый пакет докумен-тов на особь попугайского рода. Тысячу раз просим нас извинить, но таковы уж обстоятельства, от нас мало зависящие. Приходится действовать на грани фола, в серой зоне, используя имеющиеся лакуны в законодательстве.
  Владимир Соловьёв почувствовал сильное желание что-нибудь разбить напоследок и уйти.
  Его принялись успокаивать:
  - Мы понимаем, что дело приобретает несколько иную окраску.
   - Мягко сказано! Чёрт, вы же заверили меня, что ваша фирма надёжная?!
   - Поймите, для нас это тоже - риск.
  - Риск?!
  - Самое простое и надёжное - воспользоваться почти готовым кейсом. Хозяин его не перенёс операции. Пусть себе спит вечным сном. Это даже хорошо, что он умер, для нас с вами это означает никакого риска. Через час у вас начнётся такая интересная новая жизнь!
  - И никакой чиновник не скажет мне, что я напрасно расчирикал-ся, ибо живу по липовым документам на птичьих правах? - недоверчиво поинтересовался Соловьёв.
   Стариков хитро взглянул на клиента чёрным глазом и скромно, но веско пояснил:
  - Фирма даёт гарантию. Чиновник, который в последний раз пытался вмешаться в нашу работу и создать проблемы нашим клиентам, очень любил заниматься оздоровительным бегом по утрам. Однажды он обратил внимание, что повстречавшийся на пути кот перестал умываться и как-то странно смотрит на него. Потом заметил тень на асфальте - что-то летело у него над головой, сопровождая. Совершенно бесшумно. Оказалось, беспилотник. Украинский, конечно. Ну вы понимаете, спецопера-ция и всё такое. Эта тень была последним, что видел в своей жизни чересчур любопытный бюрократ. Килограмм взрывчатки это вам не шутка. То, что осталось от бедняги пришлось соскре-бать с забора.
  - Впечатляет.
  - Благодарю вас.
  - Хорошо, - скрепя сердце, согласился "Паштет"-Соловьёв, - запишите меня попугаем по имени "Паштет".
  Однако черти-юристы снова подозрительно принялись изви-ваться, словно ужи на сковородке:
   - Понимаете...Такова ситуация, что... В общем, документы оформлены на гражданина, который хотел стать попугаем по кличке "Трепач попка-дурак".
  - Что!!!
  - Впрочем, кое что в новом имени-отчестве можно будет изме-нить при окончательной подгонке документов, конечно, с учётом Ваших пожеланий.
  Пока Соловьёв молчал, пытаясь переварить всю эту хреновину, юристы продолжали без умолку забалтывать клиента:
  - Для того, чтобы пройти соответствующую инстанцию, вам надо научиться держать голову чуть набок, когда смотрите на собеседника. И ещё мы пригласим специалиста-орнитолога, чтобы он научил вас правильно щебетать и чирикать в нужных местах.
  - Чёрт с вами!
  - Ну что вы. Это наш долг позаботится о клиенте. Мы расска-жем вам, как следует отвечать на разные каверзные вопросы В частности, будете говорить, что в пищу вы употребляете только семена определённых растений и фрукты. И что вы прекрасно запоминаете новые слова и даже можете повторять их в нужном порядке.
  - Хорошо - простонал Соловьёв, - я согласен быть попугаем, свинохряком, кем угодно! Только учтите, в душе я всё равно останусь котом "Паштетом".
  - А вот это ради бога! Мы никоим образом не покушаемся на выбранную вами идентичность, тем более, что вы пошли на серьёзное хирургическое вмешательство.
  Глава фирмы приосанился, его сотрудники тоже подтянулись, словно солдаты при поднятии флага. Шеф гордо произнёс:
  - Фирма "Стариков и партнёры" придерживается прогрессив-ных взглядов и стандартов! Даже в самые тёмные времена мы сохраняем уважительное отношение к любому гендерному и социокультурному выбору индивида!
  По итоговому прайсу стоила такая толерантность весьма и весьма недёшево.
  
  Глава 149
  В трапезной для VIP-гостей (в которую гостеприимные хозяева всех пригласили перейти из молельного зала Главного Храма Вооружённых Сил) столы ломились от обильных яств. Икра всех видов, хорошая рыба, дичь. Всевозможные разносолы.
  На стенах тоже было много религиозной и исторической роспи-си. Разглядывая изображения "святых" князей, на которых теперь приказано всем молиться, и которые при жизни гнали подданных на убой, как скот, Павлу подумалось, что Маркс и Ленин, которых в России многие продолжают почитать великими гуманистами, тоже ведь не любили людей. Как мало их любят нынешние цари, а князья, да бояре.
  Взгляд отца Павла скользил по лицам присутствующих. Вот раскраснелся от съеденного и выпитого генеральный директор православного телеканала "Царьград" и православный олигарх Малофеев. А вон о чём-то перешёптывается с коллегой из МИДа, крашенной блондинкой Марией Захаровой, главный спикер Министерства обороны генерал Конашенков. На не умеющего пиариться и ловить хайп жалкого "заменителя великого Соловьё-ва", никто из присутствующих больше не обращал внимания. Да и кому тут мог быть интересен совсем не похожий своей скромно-стью на журналиста ещё молодой человек, чья спина по-стариковски сгорблена, узкие плечи подняты и напряжены, будто в знак смирения и покорности перед судьбой. Скорее он походил на последнего постника или монастырского трудника, давшего Богу суровый обет. Успешный журналист и вообще человек, каковыми за этим столом считало большинство, и выглядеть должен соответствующе. Не шаркать и не семенить при ходьбе, а широко шагать по жизни, уверенной рукой заграбастывая всё, до чего дотянется...
   Так что никого не смущал пристальный взгляд "практически пустого места". Это позволяло отцу Павлу без смущения изучать вблизи современный человеческий паноптикум, почему-то именуемый в России "элитой".
  А вот едва стоит на ногах от выпитого (и когда только успел) весьма одиозная колоритная персона! - поп-расстрига, популярный актёр и по совместительству Z-активист Иван Охлобыстин, печально-знаменитый "гойда!". Собрался буквально весь цвет суконного православия и официоза позднего путинизма! Все не последние люди для ведомства войны и РПЦ.
   А вот этот епископ, что так энергично закусывает и запивает, не так давно заявил, дескать, заимствование общечеловеческих ценностей из Европы с её эпохой просвещения, ренессансом, реформацией, отношением к отдельному человеку, как к главной ценности, было большой ошибкой, ибо для России традиционно свойственны такие духовные скрепы, как жертвенность и государственность. Одним словом, государство и его интересы выше ценности человеческой жизни, которой легко можно пожертвовать за какой-нибудь Донбасс. И все эти великие государственники и духоборцы делают всё, чтобы народ, обес-кровленный прошлым веком, потерявший более двухсот миллио-нов жизней, снова проникся идеей самопожертвования во имя великих целей государства. То есть их личных интересов, ибо для этой категории людей нет особой разницы между государствен-ным бюджетом и личным интересом к его распилу...
  
  Мухи гудели над головой. Их гудение напоминало недавние разглагольствования присутствующих теперь за столом господ перед оставленной там, за закрытыми дверями трапезной, массовкой простых верующих, с простодушными лицами внимавших каждому слову высокого начальства - "все разговоры в пользу нищих", так эти господа между собой, кулуарно, презрительно называют такие встречи с простонародьем.
  Между тем от проницательного взгляда молодого священника не укрылась одна примечательная деталь. Даже те из простых людей, что пришли сегодня в этот храм, по большей части не могут до сих пор! (а войне в Украине скоро три года) - никак взять в толк, зачем России нужна эта война? Из-за неё всё дорожает, исчезли многие хорошие товары, гибнут, становятся калеками, тысячи людей в рассвете сил. Да, они поддакивали и кивали патриарху Кириллу, другим церковным, военным и статским генералам, потому что привыкли доверять начальству. И мычали в нужных местах что-то согласно-бодрое, якобы, принимая навязываемые народу черносотенные лозунги. А навязывали их эти самые господа, с аппетитом поедающие севрюгу и поросёнка по-монастырски.
  Универсальный черносотенный призыв "Бей жидов, спасай Россию!" изменился в общем несильно, и народ в массе своей демонстрировал генетическую восприимчивость. Да и названия организации-правопреемницы было в общем схожее - "Союз русского народа" стал "Единой Россией". А так даже отсюда, из трапезной, если хорошенько прислушаться, можно было уловить, помимо раскатов грома приближающегося дождевого фронта, грохот сотен сапог. Это маршировали фаланги штурмовиков, а походной песней им служил "отечественный "Хорст Вессель" - хит наци No 1 нашей эстрады певца "Шамана" "Я - русский".
  Словно морская мина, всплывшая из глубины, возник в душе молодого священника рогатый страх. Холодный, пронизывающий ужас перед марширующим русским фашизмом. Отец Павел понимал, что русской интеллигент, священник не имеет право смолчать, отступить, струсить, затеряться в этой толпе согласных или смолчавших перед марширующим злом, тем более что оно прикрывается хоругвями веры!
  Под дружный хруст и чавканье жующих, звон бокалов, отры-жечное иканье обожравшихся утроб, отец Павел начал тихо шептать молитву...
  
  Глава 150
  Мух становится больше.
  Отец Павел огляделся. Палата трапезной странно изменилась, трансформировавшись в некое пространство для вечеринок. Стены исчезли, зато появились высокие каменные столбы, поддержива-ющие крепкие балки, на которых, словно туши подвешены десятки мертвецов.
  Словно кто-то шепнул отцу Павлу, что он оказался внутри легендарной трёхъярусной виселицы Монфокона! - сомой "вместительной" в средневековой Европе. Людей вешали на железных цепях, из-за чего смерть их была долгой и мучительной. Одетые в саваны со связанными за спиной руками фигуры несчастных сотрясали страшные судороги и конвульсии. Это могло длиться по многу часов и даже суток...
  Впрочем, изменение ландшафта почти никак не повлияло на настроение присутствующих и общий жизнерадостный настрой "вечеринки". Разве что вызвав естественное любопытство гостей. То, что храм стал Монфокором, никого не ужаснуло, что лишний раз подтверждало, что в этих людях вместо истинной веры было больше язычества.
  
  Глава 151
  То, что отец Павел наблюдал, было одним из знаменитых "светские" приёмов на "Эхо Москвы", - главной демократической радиостанции страны. Как будто непотопляемого островка либерализма и свободомыслия посреди чёрного океана нарожда-ющегося имперского фашизма.
  Главред "Эха" Алексей Венедиктов выступал в роли гостепри-имного хозяина. "В интересах дела" Венедиктов непринуждённо общался с откровенными висельниками, отлично зная, что пожимает и целует руки людоедкам и упырям.
  Обладатель неповторимой шевелюры в виде облака седых волос и такой же мятежной бороды, Венедиктов следовал своему специфическому журналистскому кредо: "Нужно дружить с основными спикерами, чтобы при необходимости взять коммента-рий и узнать противоположную точку зрения".
  Получалось как в историческом анекдоте про известного в XIX столетии путешественника, исследователя и первооткрывателя многих до того неизведанных районов Африки, который первую часть своей жизни самозабвенно боролся с такими дикостями среди туземцев, как людоедство и разные чёрные колдовские культы. Потом, прославившись и став важным колониальным чиновником, признанный во всём мире великий учёный, много рассуждал о великом цивилизационном бремени, возложенном на белого человека. И героически критиковал торговлю людьми, приносящую огромные барыши всем, кто в ней так или иначе был занят. И в особенности высшим чинам колониальной администра-ции, покрывающим полулегальный бизнес.
  При этом, когда по службе великому гуманисту всё-таки прихо-дилось пожимать руки высокопоставленным людоедам и работор-говцам, этот почти святой человеколюб очень страдал и брезговал. И чтобы хоть как-то облегчить моральные терзания святого чиновника позади него обычно шагал чернокожий бой с серебря-ным подносом, на котором лежала дюжина пар выбеленных перчаток...из человеческой кожи...То есть, натягивать их себе на руку гуманист, конечно, тоже брезговал и страдал от этого ещё сильнее. Но где в ту пору в дикой Африке было сыскать необходи-мое количество пар нормальных перчаток фабричного производ-ства, доставленных из цивилизованной Европы? А так знакомый вождь регулярно снабжал ими друга-гуманиста...
  Так что в трапезной, как-то вдруг превратившейся в Монфокон, собрались весьма смачные персоны. Помимо убийц в мундирах и их высокопоставленных пособников в рясах, были замечены крутые пропагандисты: Маргарита Симоньян, Дмитрий Киселёв, ведущая новостей с Первого телеканала Екатерина Андреева. Публично прозиговавшие Путину и войне актёры и режиссёры: Машков, Безруков, Евгений Миронов. Авторы развлекательных и "патриотических" фильмов, сериалов, которые либо помогают народу забыть о войне, либо принять и полюбить творящеюся от их имени мясорубку. Явился по такому случаю прямиком из чистилища недавно скончавшийся Алексей Балабанов, ибо фильмы талантливого мастера, ставшие культовыми "Брат" и "Брат-2", послужили тысячам воюющих в Украине добровольцам идейным оправданием того, что они там творят. Цитаты из этих картин ушли в народ и очень популярны у представителей поколения "Z", чья мечта о ресентимента воплотилась в кровавой бане, которой не видать конца.
  Естественно были и Фёдор Бондарчук, Никита Михалков, куда же без них! Замечен был Константин Богомолов, худрук из бывшей Мастерской Петра Фоменко. Хрустальным дарованием очаровывать зрителей Богомолов, конечно, не обладал, но кое-какой талант у него имелся, правда лишь до тех пор, пока он не торганул им в обмен на кое-какие ништяки от режима. Смотреть на бывшее дарование было грустно - из художника человек превратился в коммерческое животное. Богомолов лишний раз подтверждал своим печальным примером правило, которое выработала сама жизнь: приличный человек не может при Путине иметь успех в России. А те, кто не имеют, - пожертвовали успехом, чтобы остаться приличными людьми. Именно так поступили более чем успешный до войны шоумен Максим Галкин, музыканты Андрей Макаревич, Юрий Шевчук, покинувшие Россию после начала СВО.
  Ни один из присутствующих на светской тусовке в "Монфо-коне" творцов, большинство из которых ещё при жизни были признаны СМИ "гениями", не снял за время "развитого путиниз-ма" ни одного действительно талантливого фильма, не сочинил вальса "на века", не написал книги, которая имела бы хоть какой-то шанс стать классикой. Продав себя с потрохами дьяволу, можно получить только презренный металл, но талант - от Бога...
  
  Глава 152
   Присутствие среди такого количества именитых людей искус-ства не могло не вызвать некоторую ажитацию у не оторвавшегося полностью в своей вере от мирской жизни священника.
  А вот как раз один из таких деятелей крупного масштаба! Похож на итальянского мафиозо, в больших дымчатых очках, когда-то талантливый мастер, режиссёр, снявший несколько первоклассных фильмов. Мотается по "Монфокону" с бокалом в руке. С таким видом, словно подыскивает свободную петля, на которой удавиться. Что впрочем не мешает ему кормить публику историями знаменитых убийств и отравлений, чему снявший про эту картину большой знаток. Продав талант дьяволу за место директора "Мосфильма" Карен Шахназаров давно не снимал ничего путного, зато сполна отрабатывал уютную жизнь чиновни-ка при хлебной должности призывая не вешать и не расстреливать диссидентов, а...кастрировать и отправлять нацпредателей в концлагеря для медицинских опытов. Вот такая вот творческая интеллигенция собралась на удивительное мероприятие!
  Компанию продавшимся Путину представителем творческого бомонда составляли политики, в том числе продолжающие упорно называть себя либеральными, то есть, те, кто не был посажен в тюрьмы, не брошен лагеря, не эмигрировал, а сумел договориться с властью на неких условиях. Самым заметным был Григорий Явлинский, тот самый Явлинский, заключивший тайный договор-няк с режимом и страшно мучающийся совестью, что отражалось на его физиономии запойного алкаша, хотя пить ему не рекомен-довали врачи. Бедняга хотел бы погибнуть героической смертью подобно Алексею Навальному, и страшно завидовал ему, но был жалок и труслив от природы и ничего не мог с этим поделать. Оставалось влачить жалкое существование профессионального оппозиционного политика в стране, где давно была вытравлена какая-либо политика и выжжена оппозиция.
   Кстати, где-то тут же в толпе налаживал полезные связи другой видный "яблочник", Лев Шлосберг; когда-то человек безупречной репутации, неожиданно объявивший в конце 2024 года, в интервью "путинской крестнице" Ксении Собчак, что Украина, дескать, никакая не жертва маньяка-Путина, а сама во всём виновата! Виновата в том, что посмела сопротивляться агрессии вчетверо превосходящей её по военным силам империи. Виновата в том, что сделала с ней Российская федерация за два года войны на уничтожение! Сотни тысяч её граждан, убитых, покалеченных, вынужденных бежать из своих домов оказывается сами виноваты в своей беде, - в том, что десятки украинских городов были стёрты с лица земли, что страна потеряла лучших своих сынов... Пусть, дескать, маньяк ей насилует, рвёт на ней мясо, выкалывает ей глаза, - она была обязана терпеть и ни в коем случае не оказывать сопротивление! Вот тогда Украина, по мнению Шлосберга, могла бы получить статус жертвы...
  После подобных заявлений главных яблочников, их просто не могли не пригласить сюда на Монфокон. Всевозможные упыри и висельники встретили эту парочку "либералов и демократов" с милостивой приветливостью.
  
  Но были среди гостей и личности совсем иного полёта.
  К изумлению большинства присутствующих "заскочила на огонёк" сама бывшая примадонна отечественной сцены! Живая легенда российско-советской эстрады, заслуженная народная артистка СССР Алла Пугачёва! Как всегда неистребимо свободная и отчаянно смелая Алла объясняла Венедиктову, что специально прилетела в Россию только на 31 час - поблагодарить депутатов и чиновников за присуждение ей почётного звания "иноагентши", и вернуть Путину его награды.
  Хотя великой Алле было за семьдесят, она совсем не произво-дила впечатление старухи. Буквально купалась в мужском внимании! Даже враги смотрели на живую легенду с восхищени-ем. Присутствующие мужики, подобно паразитам, которые покидают обречённое тело задолго до того, как человеку ставят смертельный диагноз, подсознательно понимали, что служат мертвецу, поэтому, оказавшись вне поля хозяйского пригляда, с удовольствием восторгались самой жизни в образе настоящей женщины. Королевы!
   Безбашенная Пугачёва же прямо в лицо рубила правду-матку всем этим засранцам: чиновникам, бывшим коллегам по эстраде, барыгам. Что все они тут ворьё и продажное гнильё, ибо нажива-ются на шабашах для народа, поют и пляшут на чужой крови за большие бабки и всё это по случаю кражи соседских территорий. Без зазрение совести спёрли на Западе массу чужой интеллекту-альной собственности и застенчиво именуют обычное жульниче-ство "параллельным импортом". Крадут тысячами тонн украин-ское зерно и прочее имущество, которые хозяева не успели вывезти, похищают потерявшихся в разбомбленных городах и сёлах украинских детишек, что вообще-то делали германские нацисты, и пытаются здесь выглядеть джентльменами!
  - Так что, господа, хоть на вас и смокинги по три тысячи евро, но вы воры. И не обижайтесь на меня за такие слова, чего на правду-то обижаться.
  А никто и не спорил. Первый придворный певец Олег Газманов, убеждённый патриот, явившийся, как обычно, весь в фирменном "Прадо" от жирных заработков на войне и пропаганде, даже зааплодировал Примадонне, видимо, на всякий случай. А певец "Шаман", чей стремительный карьерный взлёт начался после вторжения в Украину - с его появления в день рождения Гитлера на Красной площади в костюме нацистского штурмовика при съёмках клипа "Я - русский", по инерции вскинул руку в нацистском приветствии. Быстро наработанные рефлексы позволяли блондину из "Путлерюгенда" грести деньги лопатой за участие во всех митингах-шабашах, устраиваемых властями, зарабатывать миллионы от продажи водки под собственным брендом "Я-русский" и даже от фирменных секс-игрушек.
  Примадонна этих ничтожеств не удостоила и лёгкого кивка. Белобрысому пацанчику со смешным для образцового русского арийца прозвищем "Шаман" не помогло даже то, что он стара-тельно приподнимался на носках и вытягивал во всю длину позвонков тонкую шею (будто предназначенную для петли но новом Нюрнберге) - Великая его так и не заметила. Алла никого тут в упор больше не желала замечать, что ни на градус не снизило раболепского восторга почитателей её огромного таланта.
  Пребывающую большую часть времени в эмиграции из-за войны Аллу всё равно продолжали бояться и уважать в новом рейхе, вплоть до того, что хоть настоящую звезду и могли обтявкать издали со спины, но её особняк под Москвой конфиско-вать не смели.
  
   Что и говорить Алла Борисовна была женщиной сильной, самого крупного морального калибра, и держалась отлично. И всё-таки даже такую "стальную леди" в какой-то момент пробила слеза! Она-то думала, что любима народом, а русский народ её ненавидит и презирает, как ей пишут в соцсетях.
  - Вот, хочу сама в этом убедиться, - призналась она старому приятелю Венедиктову и без конца пила виски с горя. - А заодно хочу набить морду некоторым "кол-ле-гам", которые, когда я была ещё тут, боялись мне лишний раз в глаза взглянуть, счастливы были, когда я их замечала, а как уехала, - вдруг осмелели, принялись тявкать мне вслед, говном моё имя поливать.
  Заметив вдруг среди гостей одну такую нынешнюю "суперзвез-ду", который не успел сбежать при появлении примадонны, Пугачёва пальцем поманила его.
  - Какие люди! Стасик Михайлов! Эй, Стасик, ну-ка подойди-ка сюда, маленький. Да что это с тобой? На тебе ж лица нет! Чего ты так испугался, родной? Это же я - "безголосая певичка, старень-кая Алка Пугачиха", - она говорила преувеличенно хриплым голосом, парадируя раздутый прессой оскорбительный образ.
  Высоченного роста артист приблизился испуганной походкой, словно заяц к львице. Алла напомнила артисту его обещание, заявив:
  - Да я бы встала перед тобой на колени, Стасик, как ты объявил, да только извини старушку, ноги у меня уже не те...А чего ты испугался?
   Стасик окончательно стушевался и сам опустился на колени перед примадонной, свесив повинную голову на грудь.
   Повернувшись лицом к публике Алла сообщила, что уехавшие за границу артисты, которые не приняли эту порнушную войну, и остаются нормальными людьми, не собираются возвращаться в Россию Путина, после чего предложила Михайлову и его подельникам - певице Полине Гагариной, Ларисе Долиной, Лепсу и прочим зарабатывать, пока у них ещё остаётся время до суда.
  - Так что давайте, шуруйте, мальчики и девочки! Пока с вас не спросили... А тебе я пока от себя скажу: мудак ты, Стасик!
  
  Глава 153
  Поразительное тут было повсюду. К примеру присутствие пресс-секретаря президента РФ Дмитрия Пескова, который о чём-то мило беседовал с хозяином вечеринки, признанным "иностран-ным агентом" Алексеем Венедиктовым! На этой закрытой вечеринке работали особые правила. Например, самое отталкива-ющее злодеяние только приветствуется. Единственное условие - человек не должен пережить за него искреннее раскаяние, для таких персон приглашение аннулировалось, охрана на входе рвала его на мелкие кусочки прямо на глазах гостя.
  Зато охотно допускались самые зловещие гости. Такие, как Андрей Чикатило. Нерукопожатных в нормальном обществе персон тут быть подавляющее большинство. Ведь само российское общество, которое так долго и много рассуждало о гуманизме, оказалось вдруг само идеально готово стать садистским. Вот, к примеру, яркий образец такого "гуманиста"! Господин Валерий Фадеев, Председатель Совета по развитию гражданского общества и правам человека аж при Президенте РФ! А ещё бывший нормальный человек, ставший вполне сформировавшемся злодеем! Отрабатывая свои номенклатурные привилегии, "главный по правам человека" не просто предлагает, а просто-таки требует забрить всех россиян поголовно, за исключением младенцев и глубоких стариков, в армию, ибо по его экспертному мнению, все должны пройти суровую школу участия в войне и убийствах. Разве не призыв к садизму?
  Отцу Павлу, не имеющему номенклатурных привилегий, такие вот "Фадеевы" попадались довольно часто, на бытовом уровне, особенно в последнее время.
  Так что этот ничтожный высокопоставленный Фадеев являет собой вполне естественную часть общества, как какая-нибудь чиновница из вашей социальной службы, которая вместо того, чтобы помочь, наслаждается вашей беспомощностью и зависимо-стью, то есть, проявляет стихийный садизм, а главное - не по Достоевскому! Все эти тысячи доморощенных садистов вовсе не обречены на запоздалые муки совести, раскаяние, они не станут реветь в подушки и плевать в собственное отражение в зеркалах из-за того, что кому-то причинили страдание. Они кайфуют, чувствуя свою неуязвимость и власть унижать, пугать, наступать на уязвимое место рядового гражданина каблуком. По идее всем им, тысячам и тысячам, открыт доступ на эту закрытую вечеринку.
  Хотя большинство не постеснялось бы и не побоялось (а чего бояться-то, имея соответствующие ксиву и крышу) открыто продемонстрировать свои наклонности. Так что многим в нынешнем РФ доставляет громадное наслаждение быть садистом публично. Этакий массовый садистический эксгибиционизм. Ведь садисты давно не осуждаются обществом, даже пестуется культ крутого садиста. Это стало социальной нормой. Трендом! А государство ещё и рекламирует всем лицензию на садизм! За которую не надо платить. Наоборот! Тебе самому заплатят огромные деньги за то, что ты сотворишь с таким же человеком ужасное и восполнишь нехватку адреналина в крови посреди однообразной обывательской жизни!
  Так что такие нелюди, как Чикатило, уже никого не шокирова-ли, как прежде. Тысячи таких "Чикатило" гордо позировали с рекламных билбордов почти на каждой оживлённой улице российских городов и сёл, как образцы для подражания - "наши герои"! Десятки подобных маньяков, отбывавшие длительные сроки в российских тюрьмам, были освобождены указом прези-дента Путина, когда изъявили желание отправиться на украинский фронт.
  Лишь два примера. Еще в 2007-м году в России прошел громкий судебный процесс над капитаном спецназа ГРУ Эдуардом Ульманом. Его, вместе с еще несколькими подчиненными, обвинили в расправе над мирными жителями Чечни. После начала специальной военной операции на Украине, осуждённый за массовое убийство Ульман, немедленно подал заявление о желании заключить контракт, который был удовлетворён без долгих бюрократических проволочек...
  Организатор убийства журналистки "Новой газеты" Анны Политковской Сергей Хаджикурбанов в конце 2022 года тоже с громадным желанием отправился из колонии на спецоперацию. Осужденный получил помилование, дослужился до должности командира батальона разведки, был награждён орденом мужества и продолжает воевать. Чтобы бывшему заключенному пройти такой путь, "нужно реально быть Рэмбо", считают специалисты. Вероятно, Хаджикурбанову помог опыт службы в спецназе, а также элитным бандитским киллером. По делу Политковской Сергей Хаджикурбанов был осужден на 20 лет и должен был выйти только в 2034 году.
  Так что можно было поздравить Чикатило - он вернулся в самый подходящий для себя момент! Один из самых страшных маньяков в современной истории выглядел чрезвычайно гламурно в хорошем смокинге, при бабочке, - настоящим плейбоем. На этот раз зловещая физиономия серийного маньяка явилась отцу Павлу не в образе рисованного принта на футболке ночного посетителя его церкви, а живьём! Чикатило будто говорил всем своим видом: "Посмотрите какой я привлекательный мужчина! Персоналии моего типа нынче в большой моде в России. На нас огромный запрос времени нынче. Дыхание возрождающегося человека-волка чистое и свежее, можете убедиться в этом сами! А где-то там на обочине истории остались выброшенные за ненадобностью, вместе с костями моих многочисленных жертв, дряхлый христиан-ский гуманизм, скучное человеколюбие, гнилая по сути забота о слабых. Зато благодаря таким, как мы, можно устроить всем такую увлекательную вольготную жизнь!".
  
  Глава 154
  Когда-то наводившая ужас на всю страну зловещая улыбка расстрелянного в последние годы советской власти душегуба многим гостям, особенно женщинам, казалась обворожительной. И глаза у симпатичного милашки выглядели совсем не оловянными глазами убийцы, а глядели вполне добродушно.
  - Я ведь всегда был большой патриот! Правда я был член пар-тии, но сегодня прежде стал бы верующим, а уж после членом партии, - простодушно объяснял почитательницам Чикатило, сразу оказавшись в центре внимания и окружённый самыми красивыми женщинами. - Каждый сейчас должен отдать свои способности Родине! И я собираюсь заключить контракт с Министерством обороны.
  Эти слова звезды были встречены аплодисментами.
  Чикатило оказался не единственным маньяком на данном мероприятии. И несомненно имел все шансы оказаться на СВО желанным участником. В каком-нибудь VIP подразделении, где служили селебрити.
  Неподалёку тусовался ещё один подобный персонаж, из новых. Родом из Чебаркуля, прославивший свой городок во второй раз далеко за пределами Челябинской области. В первый раз это случилось, когда в тех краях упал метеорит.
   Во второй же раз, и случилось это совсем недавно, относитель-но небольшой населённый пункт с необычным названием снова оказался у всех на устах, когда благодаря путинской власти там с грохотом обрушились остатки представлений о нормальности и нравственности. А случилось вот что.
   Изобличённый полицией в 2014 году и осуждённый чебаркуль-ским районным судом здешний упырь Денис Синицын, получив-ший пожизненный срок за зверское убийство женщины, после смерти которой осталось двое малолетних сирот, неожиданно вернулся в родные края... И это не смотря на то, что на суде была полностью доказана вина Синицына! А ведь люди ещё долго после суда передавали друг другу леденящие кровь подробности о том, как двуногий зверь долго мучил несчастную, и перед тем как убить выколол ей глаза.
   И вдруг выяснилось, что маньяк теперь герой СВО! Завербо-вавшись с началом Путинского вторжения в ЧВК "Вагнера", - ещё одного известного маньяка Евгения Пригожина, - Синицын вскорости погиб под Бахмутом (высшая подсознательная цель истинного маньяка - самоуничтожение). И ничего сенсационного в этом бы не было, как говориться собаке собачья смерть, если бы не посмертная судьба этого изверга. Доставленный на родину труп упыря захоронили с отданием воинских почестей на местном кладбище, на центральной алее, где прежде хоронили лучших людей края. А на городской площади Победы появился небольшой мемориал "нашему герою" Синицыну, награждённому посмертно орденом.
   Сразу поползли страшные слухи, что маньяк не успокоился даже в могиле. У любивших прогуливаться в сквере неподалёку от центральной площади мамаш с колясками и пенсионеров место стало пользоваться дурной репутацией. С приближением сумерек даже компании алкашей стали быстро трезветь с перепугу и шарахаться от каждой тени.
  Местное население пыталось возмущаться и требовать убрать портрет героя, но после угроз со стороны губернатора и начальни-ка полиции, недовольные голоса смолкли. Однако в одну из тёмных ночей кто-то раскопал свежую могилу орденоносца и забил в сердце упыря осиновый кол...
  Синицын так и явился на светское мероприятие. Он был сине-жёлт, как забытый на поминальном столике кусок плавленого сыра, издавал ужасный запах. Черты лица его выглядели до того отвратительными, что вызывали приступ тошноты у любого, кто имел сомнительное удовольствие его видеть. Со лба Синицына свисали лоскуты кожи и почти сгнившей плоти, обнажая кости черепа. Недавно выбравшемуся из могилы вагнеровцу приходи-лось постоянно прилаживать отваливающиеся части лица назад, чтобы сохранять импозантный вид. Ввалившийся рот его улыбался с какой-то дьявольской приветливостью любому, кто оказывался рядом. С трудом сидящие в углублениях черепа его глазные яблоки, норовили упасть н пол либо повиснуть на ниточке глазного нерва, тем не менее удерживаемые на месте хозяйской рукой они сияли дьявольской радостью от того, что его не забыли пригласить в приличное общество.
  В правой руке мертвец с гордостью сжимал тот самый осино-вый кол. Пожалуй, так мог выглядеть персонаж самого мрачного готического романа. А между тем это был уважаемый покойник, который, если бы не осколок мины, несомненно достиг бы высокого общественного положения и пользовался большим уважением и любовью сограждан. Не случайно, что даже у такого провинциала, только мечтающего о лаврах Чикатило, скоро в этом пространстве объявились свои почитатели и интересанты.
  - Я не очень люблю трупы, но текстура распадающейся ткани просто удивительна, - начал с ним беседу с комплимента Фёдор Бондарчук, один из ведущих путинских кинобоссов, режиссёрским глазом оценивая фактурность персонажа из могилы.
  А член Общественной палаты при президенте РФ и главная стукачка России Екатерина Мизулина с томным видом, строя глазки любителю их выкалывать женщинам, с подкупающей откровенностью призналась, что обожает мужчин с брутальной внешностью, особенно военных.
  
  Глава 155
  То есть господин Чикатило был на Монфоконе далеко не единственным в своём роде. Но несомненно, что обладающая солидным бэкграундом, раскручиваемая в прессе десятилетиями, даже засветившаяся в Голливудском кино, личность серийного маньяка ещё советской эпохи, привлекла к себе повышенное внимание, как звезда самой крупной величины. И Андрей Романович упивался ажиотажем вокруг своей персоны.
  - Счастливое, правильное время! Убивай всласть украинцев, насилуй хохлушек, выслеживай врагов внутри Отечества, - делай всё так, как нам нравится, и тебе воздадут все почести героя своего времени. Даже в государственную Думу могут предложить избраться, учитывая мою известность и медийность...
  Произнеся короткий спич со страстным придыханием Чикатило сорвал очередную порцию аплодисментов.
   Так что почти все присутствующие на вечеринке отлично ладили между собой. Шутили. Фотографировались на телефоны с улыбками едва ли не в обнимку. Расчленители женщин и детей пили на брудершафт с генералами, отдающими приказы о бомбардировках украинских городов. Отцы церкви потея и краснея от возбуждения флиртовали с певичками, только что выступавши-ми перед десантниками, за год до этого насиловавшими украинок в Буче - все вокруг мило беседовали, чему-то заразительно смеялись. Настоящий бал у сатаны. Не хватало самого сатаны, но пресс-секретарь Песков успокоил публику, что Его Превосходи-тельство задержали дела в Кремле, но он обязательно обещал быть.
  За самим Песковым, активно ухаживал, имея в виду, конечно, его божественного шефа, литератор Юрий Поляков (так нежно и страстно он ухаживал только в 1986-м за замсекретаря парторга-низации Союза писателей СССР, хотя ему на то время не исполнилось и тридцати, а "даме" было слегка за шестьдесят). Это был старый проституирующий писатель. Личность подзабытая, но активно начавшаяся суетиться и пиариться на войне сразу после её начала. Поляков чуть из штанов не выпрыгивал, чтобы обратить на себя внимание, готов был задницей торгануть лишь бы напомнить о своём существовании и понравиться кремлёвским богам и божкам!.. Как писатель Поляков прославился лет тридцать назад, на волне горбачёвской Перестройки, романами, зло высмеиваю-щими сгнившую к тому времени советскую элиту - номенклатур-ных старых обкомовских пердунов, молодых циничных комсо-мольских вождей, которые отлично умели толкать правильные речи на собраниях о светлых идеалах коммунизма, и больше всего ценили в частной жизни американские джинсы, сигареты, диски западной музыки, которую публично именовали тлетворным ядом для советской молодёжи... В ту пору молодое дарование Юрка Поляков, одним из первых точно подметил и описал это, когда Гласность пробила железобетонную стену цензуры! Его роман в журнале "Юность", впервые на весь СССР поднявший десятиле-тиями замалчиваемую тему дедовщины в Советской армии, стал супербестселлером.
   Поэтому многих шокировало, когда при позднем путинизме, тот самый правдоруб Поляков, неожиданно сам переродился в одного из антигероев своего раннего творчества. Впрочем Юрик с молодости отличался задатками человека практичного, хваткого. "Пока мои коллеги-писатели проматывали гонорары в шумных компаниях ресторана Центрального Дома Литератора (ЦДЛ), покупали шубы любовницам, ездили в турпоездки по заграницам, я каждую копеечку вкладывал в строительство дачи", - в гордо-стью писал о себе молодом мэтр. И всё же одной прижимистостью не объяснить странную мутацию талантливого писателя в литературного карателя. А всё из-за десятилетиями преследовав-шей его заветной мечты самому занять при дряхлеющем Путине должность главы возрождаемого союза "советских" писателей. Того самого Союза, от которого сам же настрадался молодым не признаваемым официозом автором при столь же дряхлом Брежневе! Но именно с тех горьких пор эта странная организация стала для Полякова аналогом писательского рая, куда сложно попасть (нужны особые заслуги, не столько творческие, сколько перед Партией и лично перед дорогим генсеком), а уж засесть в президиуме или, о блаженство! - от чего даже сморщенный член матёрого импотента начинал вяло шевелиться в штанах - возгла-вить Союз, было пределом мечтаний старого Полякова. Для этого он всячески внушал властям в лице её видных представителей верноподданническую мысль, что надобно активнее разоблачать среди коллег-писателей людей нелояльных и не стесняться с ними жёстко разбираться. А уж тем, кто открыто занял антивоенную позицию, никакой пощады быть не должно!
   Особый гнев Полякова вызывали те, кто имел успех, чьи книги издавались огромными тиражами, принося своим автором огромные роялти, популярность и любовь народа, и кто нашёл в себе мужество отказаться от всего ради принципов. Таких Поляков ненавидел и готов был собственноручно подкинуть дровишек и поднести факел к костру, на котором их сожгут.
  - Лично для меня человек, призывающий к поражению моей страны, независимо от степени его даровитости - безусловный враг. Но вот что интересно: буквально через день, после того как Борис Акунин был на официальном уровне объявлен экстремистом и даже террористом, сочувствие и уверенность в неизбежном прощении детективиста высказал Захар Прилепин, член "команды Путина". А чуть раньше с предложением снисходительно воспринимать заявления другого популярного писателя, между прочим объявленного Минюстом иностранным агентом, Дмитрия Быкова выступил другой литератор, штатный обозреватель правительственной "Российской газеты" Павел Басинский. Совпадения? Случайность? Не думаю... Моя позицию, что никакой пощады этим предателям быть не должно!
  
  Глава 156
  Под подобные милые беседы гости пили отменный виски. Вискоделы, поставляющие в Россию бочки, отлично зарабатывали на параллельном импорте. И все довольны. Довольная публика интересовалась качеством солода, выдержкой напитка. Доволен был главный организатор светской "пати" Венедиктов и давшие на мероприятие деньги бизнесмены.
  Довольны были иностранные гости - нацисты, неонацисты, сталинисты и прочие сатанисты из международного интернацио-нала зла. Всем им русский фюрер был как отец родной. Ещё во время службы в ГДР подполковник Путин проникся большой симпатией к бывшим офицерам СС и Гестапо в руководстве восточногерманской "Штази", и став президентом, активно помогал европейским ультраправым вернуться с помойки на политическую сцену Франции, Германии, Австрии. Теперь наследники коричневых штурмовиков чокались за общий успех с чекистами, троцкистами и палестинскими террористами из Хамас.
  Доволен был чеченский полевой командир, вероятно, для пущей экзотики заманенный на мероприятие. Будучи собой весьма колоритного вида, кавказец по просьбе устроителей оставил дома форму бригадного генерала российской армии и я явился на мероприятие в национальной черкеске при газырях с огромным кинжалом на серебряном кушаке. Его "дикая дивизия", правда развёрнутая пока на украинском фронте в один национальный батальон "Ахмат", была на слуху. Это был Апти Алаудинов, небезызвестная личность в политических и военных кругах. Будучи депутатом российской Госдумы и советником министра обороны РФ по политической работе, Алаудинов активно пиарился на участии своего батальона в Специальной военной операции. Его недавнее нашумевшее требование активнее отправлять российских солдат-срочников в зону активных боёв, принесло ему отличный хайп. "У меня вообще встает к вам один вопрос: а зачем вы и ваши дети нужны этой стране?" - пару недель назад обратился генерал-депутат с трибуны государственной Думы к родителям российских призывников, нежелающих отправлять 18-летних мальчиков на убой. При этом жизни своих земляков генерал берёг. Недаром его батальон на фронте называли "тик-ток войсками", ибо чеченцы почти не имели потерь, предпочитая рискованным схваткам с подразделениями ВСУ снимать увлека-тельные видеоролики о том, как славно они воюют. А всё потому, что жизнь каждого чеченца из крохотной горной республики, где все связаны со всеми родственными узами, была буквально на вес золота, не то, что бросовые жизни русских "ванек", которых можно было не жалеть, да их никогда в России и не жалели. Путин об этом знал и всех такое положение вещей устраивало: чеченцы делали вид, что воюют, а президент делал вид, что доволен тем, как славно они сражаются. Преданные чеченские боевики нужнее были Путину на случай внутрикремлёвских разборок; а в Украину он попросил главу Чечни Рамзана Кадырова перебросить несколь-ко подразделений головорезов - в качестве устрашающей силы на случай мятежа в армии и для устрашения местного населения. Правда во время мятежа Евгения Пригожина чеченцы предпочли взять временный нейтралитет и не вставать на пути вышедшего из-под контроля "Вагнера", ожидая чья в итоге возьмёт, зато на мирных украинцев башибузуки с Кавказа наводили ужас.
  В безусловную преданность "наших" горцев Кремлю, мало кто в окружении тирана верил всерьёз, разве что кроме самого Путина. И тому были веские основания. Глава республики Рамзан Кадыров в первую чеченскую войну, будучи подростком, вместе с другими родственниками, активно убивал русских солдат, в чём не раз признавался в своих первых интервью. Да и род генерала Алауди-нова сильно пострадал от Сталина, когда его тейп по приказу "Отца народов" депортировали в Казахстан, где многие соплемен-ники умерли от невыносимых условий жизни. Не смотря на это, а может именно поэтому генерал сам рвался в каратели, чтобы во главе своей "дикой дивизии" на крови русских и украинцев, воспользовавшись очередной русской смутой, самому, если повезёт, стать Сталиным, или Берией при Сталине. Эти его почти неприкрытые аппетиты голодного волка, очень импонировали здесь многим, особенно представителям творческой интеллиген-ции.
  - Вас надо вздёрнуть, - посмеиваясь говорил "джигит" писателю Юрию Полякову, - попивая с ним виски, - за то, что вы написали в молодости... сам я не читал, но мне рассказывали.
  - Помилуйте, Апти Аронович, я же давно свой! - испуганно захихикал писатель.
  - Ладно, я пошутил! Мы вас вздёргивать пока не станем. Мы вас сделаем новым "товарищем Фадеевым" (имелся в виду сталинский "нарком литературы").
  Поляков мгновенно ощутил разливающееся в мозгу блаженство, услышав обещание исполнить его сокровенную мечту.
  - Думаю, на посту главы мусульманских писателей России вы будете нам полезны.
  - Православных, вы наверное хотели сказать? - интеллигентно позволил себе поправить генерала-депутата Поляков.
  Чеченец с размаху залепил по розовой щеке литератора пощё-чину. Рука у профессионального головореза была тяжёлая, отчего оплеуха потрясла писателя, он даже пошатнулся, по нежной коже щеки не привыкшего к подобным грубостям интеллигента, которая сделалась пунцового цвета, побежала крупная слеза. Юрий Михайлович поправил съехавшие на бок очки, он из последних сил удерживал на лице любезную улыбку; уж очень ему хотелось в "Фадеевы", ради этого он был готов сносить любые унижения и даже побои примитивного азиата, который за свою жизнь пожалуй не прочёл и десятка книг.
  Алаудинов это оценил, примирительно похлопал писателя по плечу и развернул перед ним свою мысль.
  - Никаких православных не будет, понял? Новая Россия примет ислам и станет халифатом, столица по всей видимости будет перенесена в Грозный. Но вы не беспокойтесь, Москва останется на месте и церкви мы закрывать не станем, пусть попы продолжа-ют работать с народом, как работают сейчас. Но писатели, как передовой отряд интеллигенции, должны будут присягнуть на верность нам и принять ислам. То есть, поголовно, как прежде вступали в КПСС.
  - Я лично обеими руками "за", Апти Аронович! Тем более я уважаю вашу религию, - на этот раз максимально аккуратно и с необходимым воодушевлением заверил Поляков.
  - Молодец! Будешь иметь трёх жён - фундаментализм станет основой жизни общества.
  - Я даже книгу об этом напишу. И вашу биографию тоже хочу создать.
  Они взяли с поднесённого им официантом подноса по бокалу на тонких рюмочных ножках, чокнулись и выпили.
  Рядом с этими двумя какой-то мужик лет пятидесяти, просто-душно отрекомендовавшись обыкновенным школьным учителем, увлечённо что-то рассказывал немолодой крупной даме. Внешно-стью мадама выглядела типичным монстром пластикой хирургии. Её накаченные силиконом губы двигались с большим трудом с какой-то механической одеревенелостью, словно после ожога нейротоксином тропической медузы. Тоже самое творилось с туго натянутым наподобие барабана лицом немолодой красотки, кожа на котором имела багровый цвет как после ожога. Высокое сооружение из волос на голове дамы и умопомрачительный французский наряд от кутюр в сочетании с депутатским значком на внушительной груди подчёркивали своеобразное понимание ею понятия "современная мода". Валентина Матвиенко была самой высокопоставленной женщиной-чиновником в Российской Федерации. Заместитель Премьер-министра, сенатор.
  - Вы сказали, вы простой учитель, - искренне недоумевала Валентина Ивановна, - как же вы проникли на закрытое мероприя-тие?
  Учитель с видом блаженного простодушия пожал плечами:
  - Просто пришёл.
  - И у вас никто не спросил приглашения? - заинтригованно уточнила Матвиенко.
  - Нет.
  - Хм, странно, наверное вы необыкновенный человек, - хмыкну-ла набравшаяся виски немолодая сенаторша; с интересом разглядывая собеседника, она вдруг прониклась симпатией к седовласому парню из народа, кокетливо засверкала на него маслянистыми глазками, поделилась:
  - На таких мероприятиях, между нами говоря, все меряются друг с другом "той самой" частью тела, даже женщины и попы...
  - Даже женщины и попы? - переспросил учитель.
  - Да! Силовики с банкирами, демократы с нацистами - все!
  Бывший учитель охотно поддержал интересующую собеседни-цу тему:
  - Кстати, на эту тему есть великолепный исторический случай. В 1937 году в Париже прошла Всемирная выставка. Французы, хитрые заразы, для привлечения публики, придумали разместить на центральной аллее рядом с Эйфелевой башней павильоны Третьего рейха и СССР. - прямо напротив друг друга! Как и люди, политические режимы, особенно тоталитарные, тоже при любой возможности начинают меряться членами. Вначале вперёд вышли Советы, водрузив на крышу павильона СССР скульптуру работы Веры Мухиной "Колхозник и колхозница", которые серпом и молотом нацелились на павильон Третьего Рейха. Немцев выручил любимчик фюрера архитектор Шпеер, придумавший водрузить на крышу германского павильона огромного орла. В результате победа осталась за коричневыми нацистами.
  - О, обожаю мужские пиписьки! - взвизгнула от восторга быв-шая комсомольская б... Молоденькой сотрудницей горкома комсомола её регулярно прихватывали с собой в баню товарищи по комсомольской работе или старшие дядьки из райкома партии. Дружеские визиты в парную стали катализатором её карьеры в те годы, там бойкая Валя прошла такую отличную школу секса и жизни, что без проблем вписалась в постсоветские реалии, когда бывшие комсомольские вожди стали крутыми бизнесменами, бандитами и политиками.
  Скучающая Матвиенко буквально повисла на учителе, пока не заметила неподалёку красавца-мужчину! Зрелый кавказец, мужественный и статный, как горный орёл, он мгновенно влюблял в себя наповал зрелых женщин, от самца в черкеске за версту веяло мужской харизмой, безжалостной силой...
  Виски делало свою работу. Побагровевшая от похоти сенаторша буквально пожирала налитыми кровью глазищами предмет вспыхнувшей страсти! Она знала, что должна получить его немедленно и любой ценой! После участия в знаменитом Совете безопасности 24 февраля 2022 года, состоявшимся в кремлёвском фюрербункере (точной копии одного из парадных залов Кремля), где было принято решение о нападении на Украину, Мадам-сенатор, как самой высокопоставленной там женщине, стали позволительны любые шалости и капризы, - примерно, как много лет назад, после участия в банной оргии с пятью членами горкома, самый большой из которых был у товарища Подъесаулова. Наум Филиппович был старше её на 34 года и всё норовил обойтись с 26-летней подругой по борьбе за идеалы коммунизма не по-товарищески, врубившись в запретное для комсомолки отверстие. И врубился-таки, старый вонючий козёл...зато через неделю состоялся перевод Валечки из маленького городка в Центр.
  Чтобы привлечь к себе внимание великолепного самца Матви-енко готова была взгромоздиться на стол, скинуть с себя басно-словно дорогое парижское платье и станцевать для объекта желания лезгинку голой.
  
   Виски притупляла работу мозга и ты уже не чувствовал запаха огромной скотобойни, потоков горячей крови, вынутых внутрен-ностей, ужасного смрада разлагающихся тел из свежих могил, в которых прямо теперь зарывают тысячи убитых людей...
  Нет, не случайно все они оказались тут внутри Монфокона - огромной машины убийства. Каким-то непостижимым образом (а может, и вполне логичным, учитывая хранящуюся в храме ВС фуражку Гитлера) в основании этого места оказались подложены кирпичи от знаменитой виселицы.
  На перекрытиях между каменных столбов Монфокона закончи-ли свои земные дни многие примечательные персоны. На протяжении четырёх веков здесь подолгу болтались на проржа-вевших цепях разложившиеся трупы убийц, воров, мошенников, нагоняя ужас на парижан. В одном из "окон" Монфокона был выставлен на всеобщее обозрение 30 апреля 1315 года труп изобретателя и строителя этого "аттракциона", главного советни-ка короля Филиппа Красивого, Ангеррана де Мариньи, убедившего владыку, что Франции просто необходима огромная виселица, один вид которой наводил бы ужас на потенциальных расхитите-лей казны и прочих ублюдков рода человеческого. В итоге самого Мариньи заставили плясать в петле на радость простолюдинов, которые ненавидели алчного и продажного королевского советни-ка. Два года разложившийся труп советника служил кормом воронью, - родственникам не дозволялось похоронить бедолагу по-христиански.
  Такая же участь постигла знаменитого брадобрея Людовика XI Оливье Ле Дэна, наживший фантастическое богатство на своём влиянии на короля и заслужившего от парижан прозвище "дьявол". Дьявола вздёрнули на Монфоконе 21 мая 1484 года...
   Вон они болтаются над головой - свободные ещё пока желез-ные удавки, готовые принять новых коррупционеров, убийц, растлителей. Забыли люди и о великом законе неизбежного возмездия! Забыли о том, как уже здесь в России, сто лет назад победителей в революции и гражданский войне с хрустом перемалывал железный молох Большого террора, ломая вчераш-ним героям и баловням Фортуны позвонки. Забыли, как жесто-чайшим мученичеством Церковь иступляла многовековой грех трусливого молчания в ответ на вопли и мольбы миллионов прихожан о заступничестве перед безбожной властью, закабалив-шей огромный народ, превратившей его в бесправных крепостных рабов.
  Забыли...А между тем висельники прежних эпох постепенно присоединяются к закрытой вечеринке, находя у расслабленной публики радушный приём и бокалы с виски. И всем хорошо и комфортно в этом мире теней, царстве мертвецов. И сама подглядывающая снаружи, сквозь "окна" Монфокона, мрачнова-тая атмосфера предгрозового вечера, усиливала сжавшуюся тут в один концентрированный комок атмосферу пира во время чумы.
  
  Глава 157
  А над головой отца Павла, сквозь балки со свисающими цепями, виднелись подкрашенные закатом в кровавый свет багровые облака, которые ветер гнал с Запада. Они тоже казались телами, только с содранной кожей, плывущими по небесной реке. Не смотря на обилие свежего воздуха, тяжёлый запах гниения невозможно было выносить, оно и понятно, висельники не пахнут как фиалки, если ты не убедил себя в нормальности жизни на кладбище, и не забиваешь органы обоняния изрядными порциями виски.
   "Один момент может изменить день, один день может изме-нить жизнь, и одна жизнь может изменить мир", - зачем-то пришла на ум отцу Павлу где-то читанная цитата. Правда, большинство людей считает, что они ничего не могут в этой жизни изменить:
  "Зачем выбрасывать мусор в специально отведенное место, если все выбрасывают на обочину дороги? Зачем прекращать использо-вать пластик, если большая часть его использует? Глупо протесто-вать против власти, - даже если она планомерно превращает страну в огромную скотобойню, в подобие Третьего рейха, - когда куда как спокойней и выгодней делать вид, что ничего не происходит. И пусть жизнь большинства становится чуть менее комфортней из-за войны, главное, что нам всё ещё доступен минимальный уровень комфорта. Зачем сеять семена правды и хлопотно ухаживать за всходами, если можно отправиться в ближайший супермаркет, закупиться там напитками с закуской и забыться перед телевизором...".
  "С другой стороны ваше маленькое семя, посеянное в землю, в последствии может стать целым садом. И ваше скромное усилие может изменить мир".
  Такие мысли не давали душе покоя. Вместо того, чтобы потяги-вать виски и предаваться ни к чему не обязывающему прекрасно-душию, отец Павел беспрестанно каялся в собственных грехах и молился за окружающих, ибо ощущал себя частью этого корабля дураков и подонков.
  В какой-то момент рядом с ним оказался знаменитый и мега-успешный айтишник и бизнесмен Павел Дуров, миллиардер, живущий в Эмиратах, создатель популярного Интернет-мессенджера "Телеграмм".
  Пресыщенного общением с селебрити владельца крупнейшей цифровой платформы что-то привлекло в скромно одетом незнакомце с окладистой бородой, вероятно выражение искренне-го страдания в его глазах. Молодой, бедно одетый мужчина выглядел белой вороной среди лощёной самодовольной публики профессиональных приспособленцев. Они едва начали разговор, как компанию им составил какой-то бойкий джентльмен, которому из тщеславия страшно хотелось перекинуться несколькими фразами "с самим Дуровым".
  - А я вас знаю! - тоном комплимента объявил чернявому красав-цу Дурову этот третий. Кажется он был из Союза ветеранов (путинский войн). Как все, кто кормился войной, он попахивал трупами и могилами. А впрочем, кто тут ими не попахивал?! Даже Дуров, - сколько не выливал на себя литрами, не купался в элитном парфюме, никак не мог полностью избавится от въевшейся вони соучастника массовых убийств, от чего выражение мучительной брезгливости не сходило с его породистого лица, когда приходи-лось выслушивать деятеля из Союза ветеранов.
  - Читал, Павел, на днях ваше сенсационное признание о том, что из сданного вами биоматериала для искусственного оплодо-творения не способных к деторождению женщин, уже рождено более сотни детей. Порадовался за Вас, когда вы с гордостью сообщили, что отштамповали более сотни копий себя.
  - Почему нет, - поморщился Дуров, которому было в тягость навязчивое внимание незваных собеседников; однако решил быть вежливым и выжал из себя: - Многие считают меня идеалом. Я создал преуспевающий бизнес, который востребован в мире. Заработал несколько миллиардов. Тысячи женщин мечтают забеременеть от такого мужчины. В России мною гордятся.
  - О, это точно! Вы уже при жизни стали легендой! Похоже, от Вас в восторге не только женщины, но и генералы, - хохотнул прилипчивый наглец, запросто переходя границы личного пространства знаменитого айтишника. - Я погляжу, военные просто от вас не отходят. Похоже, вы отлично зарабатываете на войне?
  - Без комментариев. Я бизнесмен, а не политик или правоза-щитник. Мораль - не моя специальность.
  К ним как раз подошёл генерал из окружения прежнего мини-стра обороны Сергея Шойгу. Он был из числа недавних "царёвых висельников", только в реальности казнён нынешним самодер-жавным правителем России не на виселице, а более жестоким способом. По слухам, когда Путину доложили о триллионных хищениях в армии, он в ярости приказал замочить отвечавшего за снабжение генерала ещё до суда. В камеру Бутырки, куда на время следствия упекли проворовавшегося интенданта, принесли обычную упаковку армейского сухпайка из свежей партии, только что доставленной от производителя. А производились они в местечке с характерным названием "грязь", на тамошнем пищевом комбинате, с которым Министерство обороны в лице данного сидельца заключило долгосрочный монопольный контракт. Естественно, тендер на поставку продуктов для вооружённых сил был проведён с грубым нарушением закона, а большая часть денег распилена между заказчиком и поставщиком.
  Говорят, несчастный снабженец умолял заменить ему такую бесчеловечную казнь на расстрел и скончался в ужасных страда-ниях от пищевого отравления. Следы мучительной смерти были на его лице, вдобавок по нему ползали крупные мухи. Ну и попахива-ло от бедняги, как от висельника, месяцами болтающегося в петле.
  Привлечённый этим запахом, тут же прилетел ещё один люби-тель - знаменитый Чикатило, которого никто не звал, но и повернуться спиной к маньяку было вроде как невежливо.
  - Не понимаю, в чём тут кайф, - с ходу вступил Чикатило в беседу, суть которой уловил. - Деторождение без секса на мой вкус - работа для быка-производителя.
  Дуров ещё больше сморщился, опустил глаза.
  Чикатило же горделиво ощерился в плотоядной улыбке:
  - Вот были действительно секс-легенды, одно имя которых, даже спустя десятилетия, производит фурор!
  В этот момент отец Павел почувствовал на себе пристальный взгляд. Ощущение было до того необычным и сильным, что он заволновался. Его пробрало неописуемым холодом, - принизыва-ющее очень неприятное чувство. А минутой раньше где-то неподалёку возник странный дробный стук.
  Каменные столбы Монфокона так же неожиданно исчезли, как и появились. Распахнулась бесконечная ширь пространства. Покрутив головой, Павел заметил скачущего по направлению к ним всадника, который быстро приближался. Вначале конник показался молодому священнику похожим на одного из тех воинов, что были изображены на стенах храма в многочисленных батальных сценах, но приглядевшись отец Павел понял, что это не так. Всадника нёс вороной конь совершенно громадных размеров, латы рыцаря были воронёными. Чёрный всадник выглядел демоническим посланцем Ада! Самим Злом!
  Заметив гостя Чикатило приветственно поднял в его сторону бокал:
  - А вот и модератор нашего чаттинга! Что-то сейчас интерес-ненькое случиться.
  Молодой солдат из микроавтобуса, которого редактору теле-группы всё-таки удалось на его беду уговорить вернуться после вспышки гнева и приехать сюда, вдруг страшно заволновался, замахал руками и бросился наутёк. Хотя предчувствие надвигаю-щейся беды посетило парня ещё минут за десять до этого. Видевший смерть фронтовик отчего-то стал вести себя неадекват-но, сам подошёл к отцу Павлу и признался что чествует присут-ствие смерти, которая пришла за ним и совсем рядом...
  Несущаяся галопом чёрная махина без труда настигла бросив-шегося бежать наёмника, в последний момент ветеран поднял руку с молитвословом, словно желая прикрыться им, но обещанный ему ротным попом божественный щит не сработал - сверкнул похожий на секиру кривой меч и снесённая с плеч голова наёмника покатилась по полу.
  - Обожаю расчленёнку! - сладострастно прокомментировал Чикатило.
  Покончив с наёмником, всадник направил коня прямо к отцу Павлу, а он стоял и не пытался спастись.
  Вблизи рыцарь ещё больше поражал своим зловещим видом и чудовищными размерами. Сквозь прорези в забрале шлема пылали багровым пламенем налитые яростью глаза.
  Ещё мгновение и летящий верхом на огромном свирепом животном всадник врежется на полном скаку в хрупкую фигуру священника, опрокинет его навзничь, растопчет и растерзает такое жалкое препятствие.
  
  Глава 158
  Чудовище налетело со скоростью чёрного тонированного "бумера", обдав "угаром" "чёртовой" военной кожи, из которой шьются ремни снаряжения, пропитавшейся солёным потом неделями не стиранной гимнастёрки, танкового дизеля, старых бинтов гнойных отделений санбатов. Оглушив воплями паниче-ского ужаса: "Нас обошли! Предали!! Враг уже за спиной, у нас в тылу!!!". Обожгло отчаянием и болью несчастных жертв, убитых в собственных домах, изнасилованных, униженных, изгнанных с родины.
  Монстр налетел и...промчался сквозь отца Павла. Словно ледяная волна накрыла священника с головой. И сразу же его бросило в жар. Павел увидел себя как на рентгеновском снимке - со всеми тёмными пятнами греховных поступков и запрятанных подальше постыдных желаний. Мучительное чувство стыда с новой силой охватило священника. Стыдно и больно стало не только за себя, но за людей вокруг, погубивших в себе душу, за родную церковь, за армию, запятнанную коррупцией, замазанную военными преступлениями, непостижимым образом ставшую монстром. Душа его рыдала и содрогалась в мучительном непонимании того, как мог народ, переживший тяжелейшую травму имя которой "Катынь", засучить рукава и стать карателем "Бучи"?
  
  Самое поразительное, что больше никто ничего не заметил! Снова возникла площадка вечеринки а, ля "Монфокон". Гости продолжали как ни в чём не бывало тусоваться, пить виски. Будто ничего особенного не случилось. Только укороченное тело молодого наёмника распласталось в луже крови в дальнем конце "Монфокона", и его ставшая похожей на лопнувший арбуз голова, сквозь кривую трещину в темечке которой краснел спелой мякотью мозг, таращилась на всех с пола округлившимися от ужаса глазами. Отец Павел поднял с пола оброненный погибшим молитвослов. На обложке книжицы, стилизованной дизайнером под камуфляж, каким покрывают военную технику, был изобра-жён солдатский георгиевский крест. Несколько первых страниц будто опалены по краям пламенем. Открыв наугад, отец Павел прочёл отпечатанную на дешёвой бумаге часть молитвы защитни-ка Отечества: "Полагаюсь всем сердцем и духом на святую волю Твою. Молю Тебя, Человеколюбче Господи, чтобы рука моя и оружие были направлены на правое дело, и чтобы не стать мне, страстному и грешному, оружием зла и неправды. Всё ниспослан-ное Тобой научи принимать с терпением и кротостью, ибо я человек немощный и слабый, несущий крест служения среди подобных мне, но Ты единственно можешь восполнить наше недостоинство, вселить дар мудрости и смирения. И, наипаче, величайший дар любви к своему ближнему. Молю Тебя управить меня во всём времени данного мне служения, во всех испытаниях, тяготах и опасностях, которые выпадут мне на долю...".
  Оторвавшись от чтения отец Павел взглянул на только что случившееся с ним иначе:
   "Прошлое уже прошло, будущее могло не наступить. Тебе только что оставалось жить лишь одно мгновение, и ты бы уже предстал перед Всевышнем на его суде, что бы ты сказал ему, как оправдался за несказанное и не сделанное тобою?!".
  Эта мысль показалась священнику до того важной и мощной, что он начал кричать, словно с ним случился внезапный припадок:
  - Остановитесь, люди! Опомнитесь! Неужели вы не понимаете, что никогда не отмоетесь!
  - Простите, не отмоемся от чего? - спросили дебошира.
  - От страшного греха, в котором замаралась Россия! Страна, народ, которых считали победителями фашизма, сами в коричне-вой грязи неонацизма!
  - Да вы свихнулись, господин корреспондент, - строго произ-несла подоспевшая редактор с телевидения. И так как смутьян не унимался, встал вопрос о его выдворении.
  - Выведите кто-нибудь отсюда этого сумасшедшего! - обратил-ся к охране распорядитель вечеринки Венедиктов:
  Отца Павла схватили и повели к выходу, а он продолжал кри-чать:
  - Если вы сами не остановитесь и искренним раскаянием не начнёте процесс очищения своей души и совести от этого позора, то Господь Бог не станет терпеть вечно!
  И тут словно разверзлись небеса. Хлынул ливень. И так как над головами присутствующих отсутствовала крыша, то все мгновенно промокли под потоками дождевой воды.
  Потом и того хуже - засверкали разряды молний. На головы присутствующих с треском начали рушиться балки вперемешку с частями разложившихся трупов.
  Все кинулись в соседнее помещения храма.
  
  Глава 159
  Но и в соседнем помещении, куда спасаясь от грозы вбежали участники вечеринки, взглядам гостей открылись потоки воды, стекающие по росписям стен, небольшими водопадами обруши-вающимися с купола. Повторялась та же история, что и с Храмом Христа Спасителя. За имперской роскошью оформления скрыва-лась гниль коррупции. Генералы, отвечающие за строительство храма и окружающего военно-патриотического парка "Патриот", украли всё, что можно было украсть, подделали и подменили дешёвкой всё ценное, что можно было подменить. Воры уже сидели в следственных изоляторах в ожидании судов, в том числе непосредственный строитель храма и Парка, но это ничего не могло исправить.
  Вскоре начался настоящий потом. Вода быстро прибывала. И была она какой-то странной - солоноватой и мутной, словно от слёз и крови.
   Чей-то истошный вопль возвестил, что сейчас обвалится купол ибо при его возведении было украдено сто миллионов. Толпа иерархов во главе с патриархом кинулась к выходу. Пресс-секретарь Путина Песков проявил поразительную резвость и, обогнав путающихся в рясах бородатых мужиков, первым выскочил на улицу и даже успел раскрыть зонтик.
  Послышался резкий неприятный треск. Через несколько секунд отец Павел, поднявшись на цепочки увидел через головы стол-пившихся у выход людей, в широком проёме распахнутых внешних дверей на мокрой импортной плитке, распростёртое тело пресс-секретаря. Похоже "личный голос Путина" был поражён ударом молнии. Следом за ним такая же печальная участь постигла ещё двоих, рискнувших испытать судьбу удальцов - мгновенная вспышка дуги и оба попадали как подкошенные. Тем не менее всё новые люди пытались вырваться из ловушки, добежать до машин, но валились без сознания. Вскоре на площадке перед входом в храм образовался завал из тел. Отдельно, ближе всех к порогу, лежал господин Песков, зонтик в его руках оплавился и сгорел до стальных спиц, обуглившиеся огарки знаменитых рыжих усов тлели.
  А внутри храма творилось что-то библейское! Апокалиптиче-ский дождь из крови со слезами уже не сочился и не капал, а с гулом бил сквозь образовавшиеся щели, будто выталкиваемый снаружи мощными насосами. Вода поднялась и доходила уже до пояса мечущимся людям.
  Заметив женщину, которую сбили с ног и едва не затоптали, отец Павел вернулся от внешних дверей и помог ей добраться до выхода.
  Потом ему на глаза попался тот самый епископский ревизор, что немало попил ему кровушки за последнее время. На прибли-жённого к епископу церковного чиновника рухнуло массивное распятие, серьёзно придавив, и вот-вот должно было утопить. Над поверхностью воды оставалось перекошенное ужасом лицо. Широко открытым ртом мужчина с хрипом хватал воздух, звать на помощь он уже не мог, либо потерял веру в людей, видя, что каждый теперь сам за себя, и спасайся кто может!
  Увидав в каком бедственном положении оказался несчастный, отец Павел поспешил на выручку. Не будучи богатырского сложения, он тем не менее не раздумывая подставил свои плечи и спину под тяжёлое распятие.
  - Держитесь, теперь нас двое, справимся! - ободряюще сказал отец Павел спасаемому, желая поддержать павшего духом собрата.
  Вся степенность, спесивое нравоучительство давно слетели с попавшего в беду начальства. Казалось, сейчас он разрыдается и начнёт благодарить того, в ком увидел пример истинно христиан-ского милосердия. Но прежде чем молодой романтик успел что-то понять, вывернувшийся с его помощью из-под непосильного гнёта собрат по вере почти вплавь рванул к выходу! Он убегал от Павла, даже не оглядываясь, оставив спасителя с тяжестью, с которой в одиночку было не совладать.
  Послышался треск рушащейся кровли. Отец Павел услышал многоголосый крик столпившихся у выхода людей. Это был неописуемый, душераздирающий вопль. Его самого объял ужас.
  Отец Павел поднял глаза, торопясь обратиться с последней молитвой к Богу, и встретился взглядом с лицом нависающего над ним распятого Христа. Их разделяло совсем короткое расстояние, Спаситель с кроткой улыбкой бесконечной любви неожиданно произнёс простому священнику: "Не бойся, Павел! Дальше будет только хорошее. Ты уже не человек, а Храм.
  Что-то вокруг изменилось. Открывшимся внутренним зрением Павел будто утратил возможность видеть материальное, зато начало проступать духовное. Исчезли куда-то яркие краски недавно намалёванных заказными богомазами настенных картин, красивые ткани китайской парчовой "джинсы", фальшивая позолота штампованного убранства... Всё стало тусклое, очень старое. При этом удивительно знакомое и родное. На ещё не затопленных возвышениях пола подтёки старого свечного воска, которые не стирались столетиями. На стенах - потускневшие изображения древних святых. Кругом запустение веков, запах старины седой - в то же время ощущение подлинной святости, намоленного места, словно впитавшейся во все поры храма. Мрак, холод - и какой-то внутренний свет... Хотя сразу стало ясно, что открывшегося его духовному видению храма уже не существует в камне и дереве на том месте, где он когда-то стоял. И всё же что-то осталось...Вызревало в руинах.
  Всё ещё пребывая после спонтанной перенастройки сознания в художественном трансе, Павел собрался было спросить Спасителя, и мгновенно получил ответ:
  - Храм можно пытаться разрушить, но разрушить можно лишь стены, можно вынести золотую утварь, украсть иконы, но на намоленном поколениями месте потомки обязательно возведут новый Храм! Храм милосердия, мира, мудрости... Если в намере-нии строителей присутствовала хоть крупица истинной веры, то и в руинах немедленно дадут всходы посеянные семена возрожде-ния.
  
  Глава 160
  Гундяева в последний момент вынесли из рушащегося здания на руках приближённые. Вся одежда его пропиталась кровью, лицо тоже было в чьей-то крови и плоти, словно он оказался на бойне в момент взрыва.
  В оставшийся за спиной патриарха злосчастный храм раз за разом били молнии, в конце концов гигантский "Монфокон" стал оседать, проваливаясь, словно под ним ошалевшие от жадности строители не выстроили надёжного фундамента. Через пару минут величественное сооружение целиком ушло куда-то под землю, даже купола с крестами исчезли с поверхности. Всё это произошло на глазах потрясённого патриарха! Ещё больше его потрясло как несколько разрядов небесного электричества поразили стоящих поблизости от него людей, а он остался цел и невредим. Конечно же это выглядело чудом. Кирилл опустился на колени и принялся истово благодарить Бога, следом каяться.
  - Благодарю тебя, Владыка Господи, что сподобил меня, недо-стойного и грешного, увидеть тебя живого и истинного! Каюсь в скорби, недостойный раб твой, - не верил я в тебя. И благодарю в великой радости за счастие узнать тебя! Будто рождён я нынче в истинной вере для подлинной жизни!
  Впервые за многие десятилетия его пробило на искреннее покаяние. Кирилл вдруг осознал какая на Церковь и лично на него была возложена Богом ответственность. И ужаснулся потерянному шансу. Ведь он, как патриарх, мог публично возмутиться действиям необольшевиков-чекистов и опираясь на свой немалый авторитете в народе потребовать немедленно прекратить злодей-ство, начать переговоры о прекращении братоубийственной войны! Именно Церковь имела все шансы немедленно усадить враждующие политические силы за стол переговоров. Ведь и на той стороне тоже христиане, в том числе православные - Киев один из центров православия! И тут и там - близкие по культуре люди, говорим мы на одном языке, молимся одному Богу, почитаем одних и тех же святых, писателей, поэтов, мыслителей. Мы просто не могли не договориться, если бы он не смолчал! Зато сколько тысяч жизней были бы спасены, сколько городов не разрушено, не было бы убито доверие между близкими народа-ми...И вина за упущенный шанс - на нём, Главе Московского патриархата русской Православной Церкви!.. Конечно, царь мог бы за непокорность наложить на него опалу, даже велеть своим опричникам-чекистам с ним разобраться. Но ведь есть пример преподобного святителя митрополита Филиппа, не убоявшегося самого Ивана Грозного и его опричником и принявшего мучениче-скую смерть, зато показавшего Богу своё искреннее служение ему и людям, а не мирскому злодею с его прельщающими златом и властью посулами.
  Ещё никогда в своей жизни Кирилл не был так искренен. Просил Бога простить ему страшный грех пособничества безбожной власти, одобрения братоубийственной войны, поклялся выступить против продолжения кровопролития за немедленный мир. Говорил, что духовно вознёсся и благодарит Бога за прозре-ние. Ему даже на миг захотелось стать как Филипп, даже мученическая смерть показалась сладостной перед лицом Бога.
  В это время подоспевшая охрана из прикреплённых к патриарху чекистов запросила по рации срочную эвакуацию главы РПЦ. Буквально через десять минут поблизости сел тяжёлый Ми-8, принадлежащий элитному авиаотряду "Россия". Охрана взяла старика под руки и аккуратно завела по трапу. Винтокрылая машина тут же поднялась в воздух.
  Не успевший отойти от раскрытой двери вглубь пассажирского салона Кирилл похолодел от открывшегося ему с высоты величественного и кошмарного зрелища. По совершенно необъяс-нимой причине на месте, где только что стоял бетонно-кирпичный колос храма, образовался кратер, в котором бурлила и кипела огненная река. Пылающий поток текучей магмы пузырился прямо под ними. Кирилл не мог ничего понять, и с трудом верил собственным глазам.
  - Вы только что говорили о вознесении, Ваше Святейшество? - вкрадчиво спросил его голос за спиной.
  Кирилл изумлённо оглянулся на охранников, замешкался, не зная, что им сказать.
   Один из телохранителей зачем-то надел тёмные очки, после чего не очень сильно, ударом под коленки вытолкнул ненужный балласт наружу, закончив фразу напоследок:
  - Вам велено передать, что заслужили Преисподни!
  Парализованный внезапным чувством свободного падения, Кирилл камнем летел прямо в раскалённую лаву! Бестолково перебирая в воздухе ножками в исподнем в надувшимся колоколом балахоне, который, увы, не тянул на парашют, старый греховодник даже не надеялся быть подхваченным крылатыми ангелами...
  Лететь ему оставались какие-то секунды. Для церковного иерарха это была расплата за тяжёлые грехи - умереть без покаяния. Но в эти роковые секунды Спаситель смилостивился над грешным чадом своим, явив ему чудо - к некогда истинно верующему да растерявшему богатства души своей безбожнику вернулось всё лучшее, искреннее, что было в нём когда-то очень давно. Одновременно в душе мгновенно просветлённого старца воцарилось удивительное ангельское спокойствие и он с блажен-ной улыбкой на порозовевших губах зачитал слова молитвы...
  
  Часть Четвёртая
  
  Глава 161
  9 мая 2024 года.
  
  С утра, едва проснувшись, мозг попытался восстановить при-вычную жизненную конструкцию, как делал это всегда. Однако на этот раз дело пошло туго, вернее совсем не пошло. С тягостным ощущением будто что-то не так, он промучился минуты две, пока наконец вспомнил, что теперь он кот "Паштет" и где-то ещё попугай по кличке "Трепло", так что привыкай потихоньку, пушистый!..
  
  Сразу после парада на Красной площади должно было состо-яться запланированное интервью Президента Российской федерации Владимира Владимировича Путина тележурналисту Владимиру Соловьёву.
  Незадолго до назначенного времени "Паштет" зашёл в пере-движную аппаратную Общественного телевидения. На многочис-ленных мониторах грохотали по брусчатке мимо мавзолея уходящие с площади колонны тяжёлой военной техники - парад подходил к концу.
  Последними шли тягачи с с тяжёлыми тубами межконтинен-тальных ракет ядерного нападения на прицепе - похожие одновре-менно своей удлинённой толстой формой на половые члены или колбасные изделия, а ещё напоминая собак породы такса. Уже испытанные на украинцах, правда пока, по законам рэкета, в безъядерном оснащении (кремлёвские пацаны вовсе не горели желанием нарваться на полноценную ответку), "межконтинен-тальные таксы" позволяли российскому руководству точно так же злобно тявкать на весь цивилизованный мир, грозя ему ядерным апокалипсисом и требуя в обмен на согласие не кусаться, снятия санкций и передачу России территорий бывшего Советского Союза и Варшавского договора заодно, - иными словами колбасы и побольше!
  Технари в мобильной ТВ-аппаратной обеспечивали трансляцию картинки через спутник на всю территорию страны, ближнее и дальнее зарубежье.
  Появившийся в облике огромного кота телеведущий, немного обескуражил коллег. Впрочем, из-за занятости персонала ответственной работой, большой сенсации столь экстравагантное явление на народ всё же не произвело. Тем более что все тут были профессионалами, и знали, за что им платят такие деньги. Ребята только хотели знать, в каком окончательном виде Соловьёв намерен предстать перед многомиллионной аудиторией телезри-телей прямого эфира.
  - Володь, когда ты намерен отдать своё лицо в работу: прямо сейчас или хотя бы за пятнадцать минут до эфира? Чтобы наши гримёрши и компьютерщики были наготове.
  - Никогда.
  - Это как? А как же с этим быть? - выпускающий редактор с ошарашенным видом указала на лист со сценарием праздничной трансляции.
  - Можешь подтереться этим, девочка, - легкомысленно посове-товал "Паштет". Как автор и продюсер, он был волен сам выбирать творческий образ и менять сценарий.
  - Так что, девочка, сегодня к президенту пойдёт... зверь, имену-емый Кот! Он покрыт мягкой шерстью! Он имеет желтые глаза, горящие в темноте подобно раскаленным угольям! Он издает звуки - противные, когда он голоден и зол, и приятные, когда сыт и доволен! У него продуман список актуальных вопросов к Владими-ру Владимировичу, так что, будьте наготове, дети мои...
   - Чокнутый он какой-то сегодня, - не удержался главный инженер за пультом видеотрансляции.
   - Хм... естественно, - не обиделся "Паштет". - Я могу себе это позволить, ведь именно меня выбрал президент для сегодняшнего интервью, а не кого-то другого! Потому что никто другой не может задавать такие вопросы Владимиру Владимировичу, какие задам я! Они могут спрашивать о чём-то первое лицо, слушать его ответы с глупыми лицами - но вопросы нужно задавать гениально. А на это никто другой не способен.
  К нему приблизилась его помощница Наталья (вообще-то он собирался её уволить), она подошла к шефу ближе и заглянула в глаза:
  - Шеф, - сказала продажная сука участливо, - они вам этого не простят... да и народ не примет вас таким...
  - Он глянул на неё свысока и лишь ухмыльнулся:
  - Меня примут любым, дура. Потому что я, - это я! По популяр-ности я давно сравнялся с Путиным. А в праздник людям придётся по вкусу талантливая новизна. Все привыкли к тому, что изобре-тение искусственного интеллекта изменило наш мир: теперь стало очень легко выдавать фантазию за правду. Например, создавать так называемые дипфейки - реалистичные подделки, которые могут обмануть любого. Например, вы открываете YouTube и видите народного любимца Владимира Соловьёва в образе кота, который с умным видом расспрашивает президента о политике и гениальных планах выиграть эту войну, а заодно перегнать Америку и весь Западный мир по части экономического роста. Но на самом деле все в курсе, что это в нейросеть были загружены тысячи снимков обожаемого телеведущего, из которых специаль-ный алгоритм создал его видеоверсию, двойника в образе симпатичного кота, очень правдоподобно интервьюирующего первое лицо страны. На государственном телевидении это произведёт некоторую сенсацию, консерваторам это может прийтись не по вкусу, но в итоге большинство такой креатив одобрит, и резко скаканувшие рейтинги это подтвердят.
  "Паштет" взглянул на часы:
  - Всё мне пора потихоньку топать к президенту. Он сказал, что мы можем начинать где-то через тридцать-сорок минут, как закончится обычная показуха. Оператор и осветители мне не понадобятся, сам буду снимать на портативную японскую камеру.
   - Времени у тебя ещё навалом! - загремел весёлый бас только что ворвавшегося с улицы главного режиссёра трансляции. - Только лучше уж мы сами отвезём тебя в Кремль, на всякий случай...
  Режиссёру уже сообщили, что "звезда" снова не в себе, и готовится спровоцировать грандиозный скандал.
  - В чём дело? Чёрт возьми! - с пол-оборота завёлся "Паштет". - Говорю вам всем, что время поджимает. А я хочу прогуляться перед интервью, проветрить голову, ещё раз продумать вопросы. К ответственным интервью предпочитаю подкрадываться на мягких лапах.
  Запсиховавший Соловьёв, да ещё в образе ощетинившегося кота, становился опасен, но ещё больше коллеги боялись получить от службы президентской охраны за то что не вмешались.
  - Володь, только пойми меня правильно...но в таком виде тебе нельзя появляться перед Дедом.
  Крупного сложения мужик-режиссёр загородил ему выход и признался, что прежде они посетят "одно место".
  - Зачем?
   - Да не напрягайся ты так, старичок. Надо лишь проверить в какой ты форме и все дела.
  - В нормальной я форме!
  - Да знаю я, что ты у нас красавец-мурлыка, но сегодня надо всё сделать наверняка - работа предстоит ювелирная, без права на ошибку, да ты сам это а понимаешь лучше меня. Не волнуйся, босс, устроим тебе небольшой "предполётный" медосмотр: доктор измерит тебе давленьице, проверит нервишки, и сразу поедем к Хозяину.
  - С каких это пор журналистам требуется подписывать меди-цинский допуск перед визитом к интервьюируемому?
  Режиссёр осклабился и вдруг продемонстрировал поразитель-ную осведомлённость, относительно уговора Соловьёва с хирургом-ветеринаром:
   - Ты же слышал, что сказал тебе врач: а он предупредил, что проверит, не пил ли ты в эти дни. А иначе не доведёт до конца обещанную работу. Значит, будет проверять рефлексы, скорость реакции, заглядывать в глаза - в общем, делать всё то, чего нужно, чтобы убедиться, что ты имеешь право стать котом... Мы просто не можем позволить тебе водить за нос не только нас, твоих товарищей и коллег, но и Президента. Да и зрители тебя любят и ждут от своего кумира талантливого шоу. Так что, Володь, ничего у тебя не выйдет.
  Из-за спины режиссёра появился здоровенный бугай в белом халате со шприцем наготове в руках. "Паштет" всё понял. Сейчас ему вкатят лошадиную дозу, чтобы сработало раньше, чем он окончательно переродиться в кота. И к началу интервью он будет загримирован под привычную народу говорящую рожу, и с помощью правильно выставленного в студии света и компьютер-ных технологий вынужденно вернётся на время интервью в прежнего Владимира Соловьёва. Он будет настолько закачан соловьиным помётом, что сам на время поверит в это, и убедит кого угодно. Кроме диктатора. А сразу после интервью, его утилизируют...
  "Паштет" почувствовал, как шерсть дыбом поднимается у него на загривке, и тихо зарычал:
   - Я, кажется, начинаю понимать, что ты задумал. Но, мужик, это же безумие. Это жутко опасно. Подумай, надо ли тебе так рисковать.
  Режиссёр скрестил руки на богатырской груди и засмеялась.
   - Это ты так думаешь. Я же считаю, что мы всё делаем правиль-но.
   - Ну... Не знаю.
   - А я знаю. И тебе, Володь, очень не советую создавать нам всем проблемы.
  - Заткнись и дай подумать, - "Паштет" принял позу мыслителя, глубокомысленно прижав лапу к заросшему шерстью лбу.
  - У нас слишком мало времени! - через минуту напомнил режиссёр и выразительно взглянул на бугая со шприцем.
  Тот направился к телеведущему. Но "Паштет" остановил его восклицанием циркового конферансье:
   - А-а... Я всё придумал! Так что приготовьтесь, а я разрешу вам посмотреть, как работают настоящие артисты.
  Схватив тяжелое кресло на колёсиках зверь метнул его в рас-пределительный электрощиток, в аппаратной мгновенно погасло всё освещение. Некто прошипел нечеловеческим голосом:
  - Осторожно, тут где-то озверевший кот...
  
  Глава 162
  И-за потасовки, устроенной им в передвижной телевизионной станции Первого канала, "Паштет" безбожно опоздал в условлен-ное место у президентской трибуны, где должно было состояться интервью. Давно закончился парад - рабочие приступили к разборке скамеек для почётных гостей; по площади, где недавно громыхали ракетные установки и танки, свободно разгуливали туристы.
  Положа лапу на сердце он сам был во многом виноват в своём опоздании. По пути сюда взвинченный до предела кот зачем-то разругался с экипажем идущей с парада раритетной Т-34-ки. Эти мудаки-танкисты намалевали на башне святой для каждого в этой стране "машины победы" жирную свастику Z, что не могло не задеть стремительно поменявшего вместе с шкурой мировоззрение кота.
  Затем обострившегося на почве нервного возбуждения слуха мутанта достигли чьи-то жалобные вздохи и мольбы - некую пожилую, очень скромно одетую женщину, не пускали полицей-ские из оцепления, в конце концов старушка грустно произнесла с ностальгирующей поволокой в выцветших глазах: "Бывало женщины идут с парада, гармошка и танцы...".
  - Эй, пропустите мамашу! - обратился к полицейским из оцеп-ления кот. - Пусть увидит. Порадуется. У неё может кроме воспоминаний о советском прошлом ничего в жизни не осталось.
  Молодые мордатые полицейские оказались несговорчивыми:
  - А ты кто такой, чтобы нам указывать!
  Едва шустрый зверь огрызнуться в адрес легавых и поспешил дальше, как умудрился сцепиться с подвернувшимся на пути липовым "ветераном", годящимся по возрасту в лучшем случае во внуки настоящим фронтовикам.
  - Думаешь увешал себя медалями и сойдёшь за настоящего героя? - крикнул ему на бегу странный гражданин с хвостом и заросшей густой шерстю дерзкой мордой.
  В итоге полиция скрутила-таки обозревшее животное и доста-вила в отделение. Через два часа его всё-таки освободили из "обезьянника". Но к Путину "Паштете" безнадёжно опоздал. Всё что оставалось - грустно лакать пиво из бутылки позади мавзолея, куда он всё-таки сумел пробраться благодаря своей телевизион-ной аккредитации, которую в отделении полиции ему всё-таки вернули с извинениями.
  
  Набравшись пивом до нужной кондиции интервьюер собрался с духом и набрал на клавиатуре своего айфона известный ему личный номер Путина:
  - Владимир Владимирович, а интервью с вами мы не записали!.. Да понимаю, что мой косяк, но я всё смогу объяснить Вам при встрече... Так может всё-таки выйдите поговорить... Куда подойти? - да Вам недалеко будет...это прямо за стенкой!.. Нет, не за стенкой, а в смысле - за Стеной...
  Владимир Владимирович, я специально для нашего разговора одно симпатичное местечко приглядел, тут с недавних пор стало можно выпить и спокойно посидеть... Не знаете, где это? Так в Мавзолее! Вам, вероятно, забыли сообщить, что его в обществен-ный коммерческий сортир на днях перепрофилировали... Сколько лет не знали, что с ним делать, простаивал без пользы, прям как тот самый чемодан без ручки! Только деньги из государства тянул и немалые. Зато теперь будет приносить в казну приличные налоги, тут теперь ещё и бар ловкие ребята сумели открыть.
  
  Глава 163
   При входе в мавзолей деньги за вход в соответствии с духом времени взимал автомат, стилизованный под гвардейца Прези-дентского полка в красивом ретро-мундире и кивере.
  Называлось заведение просто и неоригинально: "В гостях у Ильича". Новые арендаторы мавзолея особо не заморачивались разработкой оригинального дизайна и ремонтом: саркофаг со священными для миллионов мощами стал частью барной стойки, что тянуло на серьёзную статью УК и налёт озверевших от ненависти радикалов. Да и под танцпол изначально "была заложена бомба" обвинений в организации танцев на священных костях - можно было не сомневаться, коммунисты и православные активисты на время забудут про взаимную ненависть, когда пронюхают про такое кощунство!
  Рисковые бизнесмены не могли не понимать, что долго рабо-тать им всё равно не дадут. И вероятно сразу запланировали при первой возможности перевести прибыль со счёта фирмы-однодневки в уютный банчок в одной из дальних стран, после чего сбежать туда, где полноправный хозяин помещения в своё время провёл большую часть жизни.
  Необходимые по санитарным правилам туалетные кабинки ещё до открытия источали соответствующее благоухание. Но в целом всё выглядело уютно и стильно. Только музыка осталась от прежней обстановки - хоть сам в гроб ложись рядом с хозяином от тоски. Впрочем, по заверению хозяев, как только бар откроет двери для первых клиентов, для них врубят что-нибудь более живенькое.
  А пока на фоне минорных звуков в воздухе гудели эскадрильи мух, то ли оставшиеся от здешней лаборатории-мертвецкой, то ли привлечённые появившимся после модернизации сортиром. Только запах хорошего алкоголя мог отбить вонь и заставить забыть про мух. "Нет, пить в одиночку будет как-то не комильфо", - сдерживал себя "Паштет". Всё же он явился сюда не продолжать нажираться в хлам, а брать интервью.
  Путин появился вовремя, как ни странно. Разговор состоялся.
  
  Глава 164
   Мух становилось всё больше - жирных, зелёных. И воняло всё невыносимее, как возле железнодорожной платформы какого-нибудь Мухосранска где за столетия существования железнодо-рожной ветки так и не собрались выстроить приличный туалет для пассажиров.
  Сидели вдвоём. Вместо стойки бара - саркофаг со столетней мумией "под прилавком", на котором выстроилась батарея фужеров с разными напитками. Охрана осталась снаружи, но по первому зову была готова прислуживать. Выпивку и снеки подносили парни из 9-го управления ФСБ, музыку ставил полковник спецсвязи почему-то с нацистским орлом на шевроне рукава мундира. За бармена стоял аж целый капитан второго ранга флота, в чьи обязанности по совместительству входило везде таскать за президентом ядерный чемоданчик, на который "Паштет" немедленно облокотился рукой. В это время кавторанг смешивал им по бокалу с коктейлем из "текилой Бум". Хотя в любой момент был готов обеспечить запуск боевого "Орешника" хоть по Киеву, хоть по Вашингтону... В общем обстановка самая непринуждённая.
  - Почему ты плачешь, приятель? - с трудом ворочая языком, поинтересовался обычно не пьющий, а тут вдруг решивший, непонятно с какого хрена нарезаться в хлам Владимир Владимиро-вич.
  - Как мне не плакать, вот представлю, как будет рыдать народ, когда вас тоже не станет, - кот сокрушённо отчего-то тыкал лапой в Ильича под стеклом.
  - Ты прав, - с тяжёлым вздохом соглашался Путин. - Трудно будет народу без меня. Русские люди меня не забудут и станут жалеть об этом времени.
  Плюгавенький, плешивый, почти карлик, политик приосанился и расправил плечи, явно ощущая себя "сотрясателем Вселенной". Кот быстро слизал с морды проворным язычком фальшивые слёзы и хитро ухмыльнулся. Даже хозяин заведения из стеклянного гроба-бара смотрелся бы статью рядом с гэбешным шибзиком ку-как солидней, а уж интеллектом они просто из разных галактик.
   - Но вы сами зарыдаете со мной, когда поймёте, что вам такого же хрустального гроба и приличного места по соседству не видать, как своих ушей, - резко сменил пластинку "Паштет", начав откровенно глумиться над собеседником, когда заработала принесённая им для записи интервью портативная видеокамера и в лапах "кота появился микрофон. Из передвижной аппаратной в крохотный наушник интервьюеру сообщили, что запись включена и "картинка пошла", - транслируясь через Останкинскую башню и спутники на всю территорию страны, ближнее и дальнее зарубе-жье.
  - Что ты мелишь, глупая скотина? - спохватился Путин, одно-временно приказав охране отобрать у кота видеокамеру, - всё-таки реакция у " почётного дзюдоиста", даже в не смотря на алкоголь, оставалась отменной.
  - Просто я знаю эту систему, - словно в оправдание замяукал кот. - Ваши собственные соратники и пальцем не пошевелят даже если из вашей свежей могилы кое-кто решит сделать отхожее место, а таких недоброжелателей уж поверьте хватает. Они бы уже с удовольствием сдали вас в Гаагу и выторговали себе прощение и размораживание конфискованных яхт и счетов, но очень бояться вас живого, особенно после того как вы замочили своего повара и убили Алексея Навального. Но когда вы, господин Президент, наконец откинетесь, ваши старинные дружки по кооперативу "Озеро" смогут со спокойным сердцем провернуть выгоднейшую сделку с вашим трупом. Заодно повесят на вас все грехи. Осточер-тевшего всем на свете покойника назначат крайним за тот сортир, в который вы извиняюсь превратили страну.
  Путин злобно посмотрел на кота и произнёс интеллигентно но жёстко:
  - Тогда мне тем более не жаль сделать с тобой то, что я решил. Того Владимира Соловьёва я ценил и с тяжелым сердцем позволил использовать его трагическую гибель от предательской украин-ской пули в спецоперации важного государственного значения. А чего мне жалеть какого-то "Паштета", болтливого, как попугай по кличке "Трепло"!
  - Становись во-он туда лицом к стене и не двигаться, пока я не скажу! - со знанием дела распорядился бывший офицер КГБ СССР.
  - Куда? - съёжился прикусивший свой болтливый язык кот.
  - Во-он туда! - вкрадчиво и мягко указал Путин. - Подальше от меня, чтобы я не запачкался твоими мозгами. И не вздумай хулиганить, если желаешь умереть быстро и почти безболезненно.
  - Неужели вы собираетесь выстрелить мне в затылок?! Это же негуманно.
  - Чекисты всегда так поступают, такая уж традиция, а традиции надо уважать, - мягко, почти ласково пояснил подполковник КГБ, хотя взгляд у него был злой. В нём снова проснулась ненависть, когда хотелось мстить миру за то, что он больше ничего не мог ему дать, только забирал, в такие минуты он срывал эту ненависть на всём, что попадалось по руку.
  - Но вы же интеллигентный человек, философов читаете.
  - Не волнуйся за меня, - успокоил президент. - Приведёт приго-вор в исполнении специально обученный человек. Иди, говорю.
  - Может, лучше вколоть мне инъекцию милосердия и я тихо засну, - замяукал о последнем одолжении кот.
  - Никаких инъекций! Я же уже сказал тебе о традициях. У органов полагается "приводить в исполнение людей" через расстрел. А "новичка" и прочие ухищрения ещё надо постараться заслужить. Ты же не Навальный, и не Кара-мурза, и не Дмитрий Быков?
  "Паштет" растерянно помотал башкой и сглотнул слюну. Собрав последние силы, он обречённо завыл.
  - Но я же даже не человек! Какой от меня вред, если вдуматься?
  - Эка-ка ты вдруг вспомнил! Ладно, хватит тут мяукать, пошёл к стене, скотина.
  Один из вызванных охранников достал из-под полы пиджака пистолет с глушителем.
  - Умоляю! - зарыдал кот, не ожидавший, что развязка наступит так быстро. - Сжальтесь над верным холопом, много лет служив-шим Вашему Величеству верой и правдой.
  Щёлкнул затвор пистолета.
  Последнее желание! - взвизгнул кот. К его изумлению только что едва не валившийся со стула от выпитого политик стал выглядеть совсем трезвым, до "Паштета" вдруг дошло, что старый чекист переиграл его с самого начала.
  - Может тебе ещё сигару дать и рюмку водки поднести? - усмехнулся Путин, играя желваками.
  - Почему бы и нет? - от ужаса стал наглым кот.
  - С тебя хватит, уже нализался до скотского состояния, дай тебе ещё рюмку, придётся ребятам тебя до стенки волоком подтаски-вать.
  - Обещаю дойти сам, всего одну рюмашку и затяжку, плииз!
  - Хватит болтать.
  Но так положено!
  - У нас на Руси таких обычаев нет. Становись к стене, тебе говорят!
  - Но я хотел бы исполнить гимн Михалкова, напоследок, хотя бы пару куплетов.
  Путин на несколько секунд задумался.
  - Ладно, это можно.
  Кот опустился на колени, молитвенно сложил лапы перед собой и завыл.
  Терпение президента закончилось через 30 секунд.
  - Пристрели эту орущую сволочь, а то у меня живот свело на нервной почве. До своего личного туалета я пожалуй не добегу, а пока Николай принесёт мне переносной "Пегас", я могу в штаны наложить...ладно, придётся в здешней кабинке облегчаться, всё-таки этот бесноватый кот сказал, что тут теперь интуристовский туалет.
  - Позвольте допеть, пока вы будете это делать, я буду тихо! - пообещал кот.
  Между тем проворный Николай принёс президентский пере-носной биотуалет гораздо быстрее, чем ожидалось. Это вернуло хорошее настроение Путину, он даже немного смилостивился в отношении интервьюера:
  - Ладно, допевая свой гимн, но учти - тихо. Прока я свой "Пе-гас" оседлаю, давай.
  Прошли минуты две, прежде чем Путин уловил в кошачьих завываниях что-то неправильное.
  - Ты что воешь, сволочь? Снова вывести из себя меня решил!
  - "Боже царя храни" - сделал честные глаза "Паштет".
  - А-а, ладно, тогда продолжай, это можно.
  Кот продолжил.
  Через минуту прервавший процесс старик "на троне" снова остановил его сердитым возгласом:
  - Нет, падаль хитрая, это не гимн, это же интернационал!
  - Уверяю, Ваше Превосходительство, я тут совершенно не причём, это покойник из гроба мне нашёптывает, сбивает меня, а я всей душой остаюсь предан Вашему Царскому Величеству!
  Путин неприязненно покосился на мумию в стеклянном терра-риуме, угрюмо пообещал:
  - С ним мы тоже разберёмся в своё время и за Украину, которую лысый чёрт отдал националистам, и за Финляндию посчитаемся, и за другие разбазаренные территории, которые Нам Владимиру Второму приходиться снова собирать. А ты, меховой карбонарий, шагом марш к стенке! Пока мы тебя на месте не шлёпнули. Не испытывай лучше наше терпение, соловьиный ты помёт!
  
  Глава 165
  В дверь вежливо постучали снаружи.
  - Вам что?! - с вежливой вкрадчивостью спросил Путин. Отчего у посмевшего побеспокоить хозяина "шестёрки" наверняка мурашки пробежали по позвоночнику. Не удивительно, что заглянувший без вызова охранник имел крайне растерянный даже испуганный вид.
  - Тут сосед к Вам желает присоединиться, говорит за 70 лет совсем у него в горле пересохло.
  - Что за сосед?
  - Ну, из прежних квартирантов.
  Охранник окинул ошалелым взглядом помещение камерного типа.
  - Не понял...
  - Хозяин, - добавил к сказанному охранник и икнул от ужаса и безысходности своего положения.
  - Ты свихнулся на той зарплате, какую я тебя плачу, придурок? Или надеешься тоже стать генералом, как Золотов, - не надейся, мне лишних дураков на губернаторских и маршальских должно-стях не требуется. Пока свободных вакансий не предвидится. А тебе лучше бы знать, что Хозяин земли русской перед тобой, дурак! - начал терять терпение Путин.
  - Кроме вас ещё один оказался...то есть ещё до вас, - охранник начал заикаться и бледнеть.
  - Борис Николаевич, что ли? - пренебрежительно вспомнил своего благодетеля Путин.
  Охранник сглотнул слюну, предчувствуя худшее, и затравленно замотал головой.
  Путин принялся перечислять всех от Андропова и Черненко до Хрущёва. Когда дошёл до Сталина на растерянном бледном лице прикреплённого появилось подобие улыбки громадного облегче-ния.
  - Сталин?! - переспросил Путин, вдруг потеряв голос от горло-вого спазма. Однако мимикой и жестами велел немедленно пропустить великого грузина!
  
  Глава 166
  Лицо вошедшего почему-то было скрыто под маской Гитлера. "Что за дешёвый маскарад? - подумал питерский мальчик. Знакомую по сотням кадров кинохриники коренастую кривоногую фигуру и неторопливую походку невозможно было не узнать. Однако старый чекист машинально вытягивался перед хозяином по стойке смирно.
  Приблизившись, усатый горец снял с усатого лица маску и неторопливо проговорил с легендарным кавказским акцентом, прежде чем вручить маску Путину:
  - Теперь ты поноси, сынок!
  Сталин рассматривал его как какую-нибудь картину. Путин тоже смотрел на него. Сталин весь какой-то голубенький. Мундир из генеральского сукна, лицо в синих прожилках, кожа бледно-мертвенного синюшного оттенка.
  - Чтобы урок был впитан полностью, полезно некоторое время самому побыть как бы учителем, - нёс Коба какой-то заумный бред, видать совсем свихнулся пролежав после бальзамирования столько лет в могиле.
  - Система Станиславского! Я ведь любил книжки читать, и в театре любил бывать. Многому там научился. Кто я был, пока не начал жадно учиться у Ильича, - жалкий нацмен, плохо говорящий по-русски! Они меня всему научили: Ленин, Троцкий, Муссолини, Гитлер! Жалко, потом приходилось от них избавляться... Что поделаешь, как любил говорить Ильич, такова диалектика..
  Сталин с нежностью взглянул на мумию под стеклом.
  
  Глава 167
  "На отце народов" вместо знаменитого протёртого френча мундир из богатого сукна, вот только без звезды Героя, даже золотые пуговицы с гербами Советского союза срезали, суки, по приказу Никитки, когда его выносили тайком ночью из мавзолея в 1953-м, чтобы тайно закопать у кремлёвской стены. Тогда же содрали с его плеч маршальские погоны. Хорошо хоть портки и нижнее бельё оставили, избавили от сраму. Да и отлично прове-дённое бальзамирование позволило покойнику через семьдесят с лишним лет подняться из гроба отлично сохранённым, даже щетина отросла на изрытых оспинами щеках...
  При явлении великого горца Путин вскочил и вытянулся, как мальчишка. Ему даже инстинктивно захотелось приподняться на носках, чтобы казаться выше и солидней.
  Коба без приглашения присел на принесённый охраной стул и жестом разрешил приемнику тоже сесть. Кот же, не доверяя такую ответственность и честь бармену, сам поднёс хозяину бокал разбавленного грузинского вина и вазочку с ассорти из кусочков вяленного мяса морепродуктов.
  Сталин внимательно взглянул на "Паштета" из под густых бровей и решил вдруг вступиться за него перед приемником:
  - Отпустил ты котика, Вовик. Не бери греха на душу, не будь живодёром.
  - Как прикажите, Иосиф Виссарионович! - отчеканил ощутив-ший себя снова всего лишь мелким подполковником, ординарцем действующий президент.
  - Вот и хорошо.
  Старик протяжно вздохнул и посетовал:
  - Эе-хе-хе... Всё надеялся уйти подальше отсюда, чтобы отдохнуть после смерти в родных горах и не видеть больше всего этого, не дышать этим затхлым воздухом... Не вышло. Ничего в России не меняется: как жили люди по ноздри в говне, так и живут, и дальше будут жить, благодаря ему...
   Сталин покосился на мумию под стеклом бара. Потом нехотя добавил, ибо слова из песни не выкинешь:
  - А ещё мне. И тебе, Вовочка. И следующим за тобой...
   Сделав несколько глотков и закинув в рот горсть снеков, Сталин поморщился, схватился рукой за живот, вспомнив, что при бальзамировании врачи-вредители вырезали ему все внутренности. Пожалел по-грузински, что не успел перевешать на площадях главных советских городов этих отравителей в белых халатах, американских шпионов. Потом поднялся на ноги, открыл дверь в одну из туалетных кабинок за которой вместо унитаза оказалась самая обычная дыра в полу - главная российская скрепа! На стене рукой вандала уже была намалёвана непотребщина, раньше это было бы слово "хуй", а теперь Z-свастика.
   Старому грузину сразу перехотелось срать. Зато стало спокойнее на душе от философского понимания, что с ними обошлись справедливо.
   - И то что мавзолей сдали по отхожее место - тоже правильно, - уже без злобы тоном страшно уставшего старика признал бывший семинарист, писавший в молодости трогательные стишки. - Нам с Ильичом не привыкать. Мы заслужили...
   Поднявшийся из гроба старый вурдалак вдруг издал странный утробный звук - то ли стон, то ли зарождающийся вой оголодав-шего зверя, и уставился побелевшими страшными глазами на ещё пока не ставшего полностью нежитью приемника, которого не спасёт никакая охрана.
   Путин нервно закрутил головой, пискнул, желая позвать телохранителей, но опасаясь прогневить великого зверя. Он вдруг ощутил в присутствии этого по-старчески хилого человека явственные симптомы "Стокгольмского синдрома". Почувствовал себя заложником. Воспоминание пришло откуда-то из костного мозга, оно передалось ему с генами от родителей. И хотя в их семье вроде как никто при Сталине не был репрессирован, всё население СССР поголовно было насмерть запугано этим сморщенным мудаком во френче. И пусть он, Путин, теперь хозяин огромной России, от ужаса перед усачом не смел и рта раскрыть без позволения Хозяина.
   Мертвец снисходительно ухмыльнулся в усища, положил руку на плечо наследника - в знак благословения и чтобы не дёргался. Произнёс с какой-то дьявольской усмешкой, пряча её в усы:
   - А тебе, Вовочка, люди отдельную благодарность вынесут за то, что не дал стране надышаться опасного воздуха свободы, ощутить массам в себе людей, человеческое достоинство, а не то бы ещё немного и глядишь, продышались людишки, очухались, и отказались дальше жить внутри туалетного очка. Всё правильно сделал, Вова! Не подвёл нас. Выполнил приказ! С Россией иначе нельзя, она для свободы не годиться. А так ты её родимую с колен начал поднимать, а когда нация потеряла равновесие, расслабилась - сапогом спихнул обратно в дыру для говна. Там ей и место. Теперь все скрепы на месте! Теперь ей будет комфортно...
   Мертвец вдруг засмеялся жутковатым булькающим звуком, словно внутри у него бултыхались набитые туда при бальзамиро-вании вместо потрохов, литры некой субстанции.
   Путину было обидно слушать такое про себя, но перечисть самому Сталину он не смел.
   А хозяин продолжал говорить странные вещи, то ли глумясь, то ли жалея:
  - Только бедняга русский народ стал забывать, как страшный сон, что такое голодный кровавый понос с раскулаченной колхозной голодухи, что такое война на самоистребление с мясными штурмами, а ты его туда обратно харей! "На, сука! Чтобы не забывал, что такое Родина! Спокойной сытой жизни захотел, падла? Мы тебе покажем красивую жизнь!"
   Сталин расстегнул пуговицу на ширинке, спустил портки с лампасами генералиссимуса и сел на корточки над дырой в полу, напрягся. Предложил:
  - А давайте споём.
  Старик затянул Сулико.
  Путин застенчиво откашлялся в кулак и вежливо поддержал. Сделал знак своим мальчикам тоже не отмалчиваться.
  
  Глава 168
   - А всё-таки нехорошо, Вовочка, что ты нашего дорогого Ильича никак не похоронишь по-человечески.
  - Так народ этого не поймёт, Иосиф Виссарионович, - оправды-вался Путин.
  Старый тигр ухмыльнулся в усы, лениво покосился жёлтым глазом на присутствующих. Стоило ему взглянуть на вытянувших-ся перед настоящим хозяином охранников, как самый страшный тиран первой четверти 21 столетия окончательно сник и уныло подумал: "Надо было давно менять охрану: брать чеченцев, им плевать на всё. Если племенной вождь тейпа велел охранять пахана, - они маму родную зарежут, а доверенное им тело сберегут. Чеченцы последние, кому нужная моя СВО, тем не менее они воют в Украине, во всяком случае в ТИК-ТОКЕ, потому что преданны лично мне и своему главарю К тому же Сталина чеченцы ненавидят люто: никогда не простят ему депортации 1944 года".
  - Так давай мы его самого спросим...хочэт ли Ильич тут ещё сто лет лежать... или ему всё же лучше в зэмлу к червям, - Сталин постучал костяшками пальцев по бронестеклу на уровне лица покойника. Тот вдруг открыл глаза, страшно завращал зрачками, потом принялся быстро раскрывать рот что-то говоря или даже крича, но из-за хорошей звукоизоляции гроба звуки не проникали наружу.
  - Матерится, старик, - определил горец. - говорит, что у русской интеллигенции всегда вместо мозгов - говно, хотя у него самого в голове и того не осталось. А народ русский такими нехорошими словами называет, что и повторить неудобно. Давайте его пока не вынимать, товарищи, а то он всю вечеринку нам испортит. Пусть себе дорогой Ильич ещё покамест полежит, отдохнёт, а мы ещё споём.
  Кот без разрешения полез с телекамерой снимать матерящегося Ленина, Сталин неодобрительно нахмурился, но пока промолчал.
  - Знаешь, малыш, что нас спасает от попадания в Ад? - обра-тился он с вопросом к Путину.
  - Мы - великороссы достойны рая, а американцы и остальные англосаксы просто сдохнут! - не к месту заученно брякнул Путин.
  Сталин глянул на него, как на недоумка, и с видом аксакала пояснил:
  - Мы задуманы Богом, как великие учителя, понял? Ильич, Я, ты - мы учителя.
  Путин кивнул. В принципе с этим глупо было спорить.
  Кот же не к месту дурным голосом промяукал, чем окончатель-но утратил симпатию вождя.
  Товарищ Сталин, вы большой ученый
  В языкознанье знаете вы толк,
  А я простой советский заключенный,
  И мне товарищ - серый брянский волк.
   Сталин пошарил по карманам в поисках любимой трубки, и не найдя, принял из рук охраны сигарету, подождал, пока ему дадут прикурить, и продолжил:
  - Даже Гитлер, поскуда фашистская - был учителем... Вот, представь, Вовик, что мои договорённости с Гитлером в рамках Пакта Молотова-Рибентропа остались бы в силе. Разделили бы мы с ним Польшу, Прибалтику. И что? Пошли бы дальше. Я Молотова за месяц до начала войны с Германией в Берлин послал "на стрелку" с фюрером ихним: окончательно поделить сферы влияния, договориться, как с демократиями разбираться станем сообща...
   Так там в Берлине моего Вячеслава "чугунную жопу" прини-мали как дорогого гостя. Гитлер, Гиммлер, Риббентроп, другие видные нацисты Вячеславу ручку жали. Гитлер мечтал перезаклю-чить договор, расширить пакт. Но ему показалось, что я запросил слишком много - черноморские проливы, румынскую нефть. С другой стороны совсем обалдел от везения Адик, решил, что справиться со мной, если внезапно, по-бандитски пырнёт меня в печень... А так бы и дальше с ним дружили. А ведь как дружили! - в "Правде" печатались поздравления от советского народа дружественному германскому народу в честь победы Вермахта над Францией, Норвегией, Югославией... И вот представь, что русский народ так бы и шёл до самого конца рука об руку с Гитлером и его фашизмом. Участвовал во всём этом: холокосте, уничтожение целых народов, их культур. Сам бы стал фашистом. Но Бог мудр. Он стравил нас. Сделал так, что Гитлер перестал быть лучшим другом СССР. И русский народ из союзника фашистов стал жертвой, мучеником, а потом победителям коричневой чумы. Вот я и говорю, что Гитлер великий учитель для России. И Ленин! Благодаря ему народ получил жестокий урок страданий за грехи гражданской войны. И ты, Вовик, со своим русским фашизмом тоже великий гуру, выходит... Благодаря нам троим погибло от Большого террора, коллективизации, голодомо-ра, в войнах больше 100 миллиона русских, украинцев, евреев, татар, грузин...
  - Та ещё троица собралась! - несостоявшийся адвокат, научив-шийся есть людей миллионами, Тифлисский налётчик-эксовик на банки, вдруг возомнивший себя богом, Питерский вкрадчивый бандит и ворюга, кровосос с чекисткой выучкой, - не удержался от ухмылки "Паштет".
  Сталин окончательно разлюбил кота, который посмел в усы нахальную улыбку прятать, потешаться над ним, выходило как у Окуджавы, о котором Сталин, конечно, не слыхивал.
  Он давно мышей не ловит,
  усмехается в усы,
  ловит нас на честном слове,
  на кусочке колбасы.
  Уловив у кота фигу в кармане, старый грузин мысом мягкого сапога попытался пнуть ехидное животное побольней в мягкое подбрюшье, только кот как раз мышей ловил, потому что ловко увернулся. Сталин сделал вид, что ничего не случилось, даже голоса не повысил.
  - И ты, Вовочка, получается, тоже учитель, - продолжал поучать он приемника.
  Путину такое обращение к себе даже со стороны великого Сталина очень не понравилось и он, не сумев удержать лицо, показал это Хозяину.
  Грузин усмехнулся:
  - Не хочешь быть учителем? А кем же ты хочешь остаться? Может превзойти меня по величию желаешь, чтобы в школьных учебниках истории тебе было посвящено больше страниц, чем мне?.. Смотри, пупок развяжет.
  - Ничего! У меня ещё есть время, - вежливо ответил Путин и самодовольная улыбка промелькнула на его порозовевшем округлом от омолаживающих уколов "ботекса" лице.
  Сталин недобро сверкнул глазом, вкрадчиво поинтересовался:
  - А чего ты так уверен в себе, гамарджоба? Может, ты уже завтра сдохнешь и тебя за твои дела засунут...в жопу Сатане, который начнёт пердеть тебе в харю горючеогненной смесью из огня, раскалённых кишечных газов (которыми вполне может оказаться продукция АО "Газпром", ибо Миллер точно поцеловал хозяина тьмы под хвост) и говна. И так тысячу лет! А потом оставшийся от тебя огарок зашьют в хладный труп забытый навсегда в морозильнике районного морга. И оставят в нём ещё надолго, чтобы охладился....Может тогда до чего-то начнёшь доходить своим кондовым чекистским мозгом.
  На этот раз Путину не изменило приобретённое с годами на высшем посту хладнокровие.
  - Посмотрим, Иосиф Виссарионович.
  Сталина это рассердило ещё больше:
  - А что ты ухмыляешься? Я как видишь тоже не в белоснежном кителе перед тобой появился. Ты что же думаешь, что полный хозяин положения? И тут у тебя схвачено, и там...
  Сталин кивком головы с многозначительным выражением лица указал на потолок...
  - Ошибаешься. Я тоже по глупости так думал, хотя и отучился в юности пару лет в семинарии. Только высшая справедливость по делам его ожидает там каждого... может, прямо за этой дверью, а может, за другой, но можешь в этом не сомневаться, так и будет...
  Кремлёвский приемник старого грузина лишь пожал плечами, чем нарвался на особо изобретательный сорт грубости "Отца народа":
  - А чего это ты продолжаешь ухмыляться, бывший товарищ! Представь себя охваченным шипастым сатанинским анусом, вот его очко сжимается и раскалённые шипы глубоко вонзаются в твоё лишённое кожи опалённое кровавое мясо - не только нам с тобой пердеть и испражняться десятилетиями в лица людей...
  Помолчав и немного успокоившись, Сталин продолжил мысль, которая, видимо, казалась ему очень важной:
  - Все мы...и я, и ты - учителя, говорю тебе! Великие учителя жизни! Оказалось, в русских самих не изжита тяга к фашизму, которую я в нём после войны антисемитским "делом врачей", борьбой с "безродным космополитизмом" по старческой злобе и глупости пытался разжечь, да не успел. А ты предоставил людям уникальную возможность пройти через самое дно. Народ, где в каждой семье кто-то погиб в кровопролитнейшей войне с германским фашизмом, распевает своего "Хорста Весселя" - песню Шамана "Я - русский", устраивает новую Хатынь в Буче и Ирпене, "новый холокост" - полмиллиона убитых украинцев, включая детей, женщин, мирных стариков. И звучат с трибун слова, что такой нации, как украинцы, нет и не должно быть. А дальше ты и за прибалтов возьмёшься, верно ведь, Вова? Пусть. Они тоже заплатят за свои грехи, и поделом им. Урок должен быть усвоен. Всеми.
  Сталин говорил это не для Путина, в котором сразу определил ничтожную душонку, не для Ильича в ящике из оргстекла, который всё равно его не мог слышать. - а для Бога, отчаянно надеясь быть услышанным. Коба даже готов был выйти сейчас отсюда на Красную площадь, опуститься артритными коленями на булыжники мостовой и просить прощения у всего Народа, который в душе глубоко презирал! Но ради спасения своей пропащей души готов был каяться и каяться в бесчисленных преступлениях. Он даже готов был снять с себя генералиссиму-ский макинтош и подарить его коту, чтобы обиженная им сгоряча скотинка замолвила за него словечко, Бог милостив и любое заступничество за кающегося грешника может сработать...
  
  Разговоры смолкли. Нацепив маску простодушия, грузин опять грустно запел свою песню. Остальные деликатно присоедини-лись...
   Через пару куплетов вдруг повисла странная тишина, которую прервало рычание проголодавшихся упырей. Кот ошалело глянул по сторонам и похолодел - у одного из соседей сверкнул глаз и у другого блеснул клык, третий яростно заскрёбся отросшими когтями о крышку гроба. Три мертвеца в каменном склепе, три чёрных короля и между ними он - кот! Чтобы уцелеть нужна была нечеловеческая, поистине кошачья скорость и ловкость! Требова-лось только быстро определить в какую сторону ему рвать когти. Тот, что пока ворочался в гробу, был самым непредсказуемым. Явившийся прямиком из ада горец был хитёр как бес, у него между ног не проскочишь. Даже тот, что формально ещё вроде как считался живым, на деле был упырь из упырей, ибо ежедневно напивался людской кровушки. Ситуация для "Паштета" склады-валась почти безнадёжно.
  Но прежде чем кот успел что-то предпринять, вкрадчивое чудовище первым прыгнуло и вцепилось крепкими импортными зубами в дряблую шею грузина; и начало сладострастно грызть сталинский кадык урча и хлюпая. Наверное, он и сам не ожидал от себя такой же прыти, как с нападением на Украину, и стонал от наслаждения.
  
  Послесловие
  
  Глава 169
  Павел Антонович сидел на скамейке под берёзой парка "Заря-дье" и смотрел в сторону Красной площади. Вокруг него раски-нулся на искусственных холмах чудесный парк с "инкрустирован-ными" в него "кусочками" природы разных уголков России. Деревья, кусты, цветочки. Чудесный аромат. Птички, бабочки. Дикие утки гуляют как ручные. Рукотворный рай! И всё это в центре огромного мегаполиса!
  Первым приковылял на трёх лапах "Паштет" в потёртом, изорванном френче, со следами клыков и когтей на озадаченной физиономии. Присел рядом, начал зализывать раны и прихораши-ваться как и положено телезвезде. Вид у Соловьёва был такой, словно он выдержал схватку с пятью конкурирующими котами за обладание одной самочкой.
  Следом подтянулся вечно опаздывающий Роберт. У психиатра только что завершился приём нового пациента в больнице и мысленно он продолжал прокручивать в своей большой светлой голове захватывающий диалог с носителем редчайшей формы паранойи, отягощённой биполярным расстройством, посттравма-тическим синдромом озлобленности и ещё букетом интересней-ших фобий и маний.
  Модеста Сергеевича Чистова ожидали на митинге на Болотной и ещё в трёх местах, и он постоянно озабоченно поглядывал на часы и хмурился.
   Последним с шиком подкатил на джипе "Скрепа". На днях он пережил покушение со стороны конкурирующей бандитской группировки и ещё не восстановился после тяжёлой контузии. Подошёл мелкими дрыгающимися шажками, придерживая рукой бандаж на причинном месте. После того, что с ним произошло в супермаркете, выглядел "Скрепа" постройневшим, растерявшим изрядную порцию своей самоуверенности. Что ту скажешь, смерть любому прочищает мозги, особенно, если эти мозги ты успел за мгновение до отхода в небытие увидеть на полу общественного туалета.
  Впрочем, едва оказавшись в родственной компании, "Скрепа" немедленно ощутил стремление занять место центрового и наехал на кота:
  - Смотри-ка, живой! А ведь тебя, как будто заказали серьёзные люди за твоё чирикание по телевизору. А ты не только живой, а радикально сменил масть и окрас на полосатый. И пиджачок притаранил. Антикварный макинтош. С кого снял, гопник?
  Кот с гордостью провёл лапой по сукну генералиссимусского мундира и с гордостью объяснил что это сувенир, подарок.
  
   - Все в сборе? - оглядевшись, спросил Павел Антонович.
  - Не хватает попа, - сказал "Скрепа".
  - Отец Павел не смог быть, - пояснил Роберт. - Просил его извинить.
  - Нашему бытюшке так втемяшилась в голову идея, что он теперь храм, что блаженный отправился на границу Украины, под Курск, совершать подвиг духа... Пристрелят юродивого, чую замочат простака, в тех местах украинская братва нашу границу перешла и идёт серьёзная разборка.
  - Хватит вам юродствовать, господин бандит! - строго при-крикнул на Скрипаря люстратор, после чего пояснил для осталь-ных:
   - Просто наш милейший священник хочет в честь примирения двух народов выстроить собственноручно божий храм и дать ему особое имя в честь каких-то святых братьев! Он мне говорил, но я не запомнил каких.
  - Не храмы надо строить а побольше виселиц! И вздёргивать на них тех, кто начал эту войну, - перебил "Скрепа", который после всего, что с ним произошло, решил стать пацифистом.
  - Тебе бы всё мочить кого-нибудь, - промяукал кот.
  - Главное, чтобы всё было по суду, - авторитетно вставил Люст-ратор, - с соблюдением всех юридических формальностей.
  - Тебе, между прочим, коррупционер, тоже там место найдётся! - огрызнулся "Скрепа", изображая из себя висельника, дёргающе-гося в затягивающейся удавке.
  - Ладно, хватит уж вам! - предложил примирительно Павел Вотков. - Когда вы наконец договоритесь жить в мире?
  - Никогда! - заверил Роберт, отвечая за всех. - Они же все из вашего писательского заповедника. И пока вы, Павел, не завязали со своим ремеслом, они будут иметь право голоса и своё мнение.
  - А кое у кого в голове уже зреет идея нового романа, - хитро подмигнул остальным кот, указывая всей компании на Воткова.
  Все добродушно засмеялись, решив временно объявить переми-рие.
  - А айда куда-нибудь посидим! Отметим это дело, - с азартным видом предложил "Скрепа". - Заодно надо выпить за встречу и обмыть законченную "папой" книгу. Я плачу за всю компанию!
  Все поднялись со скамейки и пошли, придумывая на ходу название для нового романа. Предложенный "Скрепой" вариант "Маски-шоу...." был признан самым точным и оригинальным.
  - Чем займёшься? - дружески приобняв и отводя немного в сторону кота, интересовался у него "Скрепа".
  Кот оглянулся по сторонам, чтобы их не подслушали возмож-ные конкуренты, и открыл тайну:
  - Мне один знакомый рассказал, что скоро начнут отбирать крутые тачки у путинских чиновников и их детишек. Уже выделена спецплощадка для утилизации реквизированного движимого имущества, нажитого преступным путём. Этот мой знакомый меня к себе в бригаду обещал взять. Так что я подумы-ваю сменить телевизионную журналистику на более приличное дельце.
  Надо повариться среди простых людей, пообтереться, попри-выкнуть к себе коту и люди чтобы попривыкли ко мне, что я теперь не такой злобный и циничный, а очень даже пушистый и в общем нормальный.
  - А ты молоток - мышей ещё ловишь! - похвалил "Скрепа" и почесал кота за ушком, - там куда не добрались когти и зубы упырей, - кот сразу заурчал от удовольствия.
  - И меня тогда тоже, по блату! - вдруг запросился подслушав-ший их Люстратор, молитвенно сложив ладони у груди.
  - Не-е, ты уж извини, братэлло! Но тебя, законник, никак к нам в бригаду нельзя, - вежливо отказал кот. - Вот "Скрепу" я бы взял. Ему теперь обратно во власть невозможно, надо что-то другое искать. Он мужик бывалый, авторитетный, такие в любом деле полезны. А ты нам мораль начнёшь читать, в каждую дырку начнёшь нос совать, и всё испортишь. Мы там себе по крепкой тачке западного производства хотим устроить, не за зарплату же нам туда подряжаться!
  - Ну пожалуйста, возьмите! - заканючил Чистов. - Я тоже хочу другую работу, не люстратором. А кем-нибудь нормальным...
  - А почему бы вам ребята всё-таки не взять люстратора к себе в бригаду! - осторожно предложил Павел Антонович. - По-моему человек всё осознал.
  - Ему это будет даже очень полезно, - в целях психиатрической реабилитации! - согласился Роберт.
  Но тут люстратор, вероятно решив, что дело в шляпе, сам всё испортил, заметив глубокомысленно, что не слишком понимает, зачем изъятые у коррупционеров машины уничтожать, если их можно выставить на аукцион или отдать новым чиновникам, которые станут быстрее ездить и следовательно сделают больше полезного для общества и государства.
  Кот и "Скрепа" сообща чуть не набили ему морду за такие идеи. Спасло лицо люстратора только то, что оба всё-таки вовремя вспомнили, что он тоже - бывший писатель. Как и "папа", и действительно не шарит в таких вопросах.
  Кот даже попытался быть ласковым с образованным идиотом:
  - Это же элементарная экономика, сынок! Речь идёт о конфиско-ванных машинах, которые правительство изъяло в целях публич-ного наказания коррупционеров. Пусть они все почти новые и могут ещё долго ездить, но продать их никак не возможно, иначе народ не оценит справедливую неотвратимость возмездия. Поэтому правительство прессует их и продаёт металлолом сталелитейной компании. Сталь нельзя плавить только из руды: надо непременно добавлять и металлолом. Тебе бы следовало это знать, хоть ты и писатель. А теперь, когда нашими демократиче-скими стальными магнатами хорошая руда вся сразу с рудников продаётся в Китай и на Запад, спрос на металлолом весьма высок. Сталеплавильщикам очень нужны эти машины, сынок.
   - Но зачем же их изымать, если нельзя их продать с аукциона? Это выглядит расточительством, - то ли продолжал назло прикидываться придурком люстратор, то ли в самом деле был таким в некоторых вопросах, то ли хотел всё-таки довести дело до потасовки.
   - Это только выглядит расточительством, сынок. Ты что же, хочешь, чтобы люди потеряли веру в новую справедливую власть? Чтобы уровень доверия к новому правительству упал? Тоже мне люстратор! Комиссар революции!
   - Тогда почему бы не продать их за рубеж по-тихому? А деньги направить на лечение детишек, старичков, или подготовку наших лучших учёных за границей? Мне кажется, на внешнем рынке за них можно выручить больше, чем за металлолом. Я бы сам мог взять на себя обязанность посредника.
   - Что? И оставить нас со "Скрепой" без дармовых тачек? - завопил кот. - Да, кроме того, если мы начнём по-тихому толкать конфискат на государственном уровне, то организуем с ходу такой коррупционный беспредел среди нового революционного чиновничества, что придётся срочно утраивать реверсный переворот и выпускать из тюрем прежних воров и жуликов - наводить порядок! Ты что, падла, хочешь развязать контреволю-цию? Развеять по ветру плоды такой дорогой ценой доставшейся нам свободы! Сам нажиться решил за наш счёт!!!
  - В тебе, сука, никогда не умрёт законник и демагог! - озлобленно процедил "Скрепа" и скрипнул зубами.
   А уж когда люстратор попытался оправдаться, что речь идёт не об ущемлении интересов не чужих ему людей, а лишь о грамотной постановке вопроса на государственном уровне, противостоящую ему парочку окончательно прорвало.
  Кот выкатил жёлтые глаза:
   - Господи ты боже мой! Недоумок, а с чего ты взял, что под пресс не пустят нас самих, если об этом узнают на государствен-ном уровне и поручат другой организации, таким вот умникам, как ты, реализацию тачек с нашей секретной свалки? Это же сверхдо-ходная тема. Обязательно возникнет связка заинтересованных госструктур с мафией и лишнее звено тихо выкинут из цепочки и закопают, чтобы убрать лишних свидетелей и конкурентов! Закопать нас решил по-братски!
  После этого люстратор заткнулся надолго.
  Роберт вздохнул и сказал примирительным тоном:
  - Не злитесь на него, парни. Он безвредный чудак, как психиатр вам говорю. А ты, Модест, завтра прямо с утра ступай-ка в библиотеку да почитай. И лучше не берись рассуждать о том, в чём плохо понимаешь.
   Павел Вотков промолчал и не стал говорить им, что сам ни черта не мыслит в экономике и давно не посещал публичной библиотеки; промолчал он и о том, что обожает порассуждать о справедливости и при этом почти в каждом своём романе каким-нибудь необременительным способом становится счастливым обладателем собственного особняка, импортного лимузина и прочих земных радостей.
   А сказать ребятам просто: "Не злитесь на него, парни! Люстратор не виноват, вы же знаете кто тут главный создатель ваших Вселенных" было бы всё равно, что объявить: " Хватит грызться! Досточтимые судари! Я единственный автор той чуши, что возникает в ваших головах и портит вам жизнь. Не угодно ли сбиться в ватагу и устроить истинному виновнику хорошенькую взбучку?..
   В противном случае, дети мои, вам остаётся смириться и испытывать дальше на собственной шкуре выкрутасы моей нездоровой тяги к бумагомаранию.... Пока же, - если желания разобраться с такой гнидой всё же может подождать, - предлагаю заключить временное перемирие, ибо все мы идём дальше - в лучший кабак, и будем гулять до утра, забыв про взаимные обиды".
  
   Королёв. 25 ноября, 2024 года
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Данное произведение передаётся автором в общественное пользование: разрешается свободное копирование и размещение на других ресурсах.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"