С Павлом Георгиевичем Поляковым мы познакомились заочно: по телефону. Он позвонил для того, чтобы высказать мнение по поводу одного моего материала, что поместила районная газета "Заря". Слово за слово - завязался разговор, закончившийся приглашением ветерана заглянуть к нему "на огонёк". При очередной поездке в Суровикино я откликнулся на любезность и впервые переступил порог гостеприимного дома. Меня встретил худощавый, седовласый мужчина с умудрённой улыбкой и добрыми глазами. Несколько позже выяснилось, это интереснейший собеседник, с которым можно поговорить на разнообразные темы. Затрагивали с ним проблемы сельского хозяйства и культуры, политики и строительства, и обо всём Павел Георгиевич рассуждал ярко, со знанием дела, с позиции собственной точки зрения на вопросы, что ставила и ставит перед нами жизнь. Не обошлось, конечно, без воспоминаний, а рассказать ветерану есть что.
Особое место в наших последующих беседах занимала фронтовая тема, волнующая и обжигающая кавалера трёх орденов Отечественной войны, медалей "За взятие Будапешта", "За освобождение Праги", "За взятие Вены" и других.
... Горячее дыхание Великой Отечественной коснулось Паши, когда учился в Красноармейске. Немцы исправно и методично бомбили Сталинград и пригороды, но по воскресениям устраивали отдых, и тогда можно было не опасаться за свою жизнь и за жизнь близких и родных. 8 июня 1942-го года значилось на календаре красной датой, и поэтому люди свободно передвигались по городу: решали проблемы, занимались повседневными делами прифронтового города и даже пошли на базар. Именно на торгующих и на покупателей в тот день неожиданно обрушили фашисты смертоносный груз... Вместе с товарищами и одноклассниками выносил с искорёженной воронками площади раненых и убитых. Горячие юные сердца и так были полны ненависти к врагу, а после увиденного варварства она захлестнула их, и решили четверо приятелей бежать из дому и поступить в морское училище города Ленкорань. Удача при поступлении улыбнулась лишь одному, а остальным по возвращении крепко досталось от родителей.
Больше подобных попыток друзья не предпринимали, завершили десятилетку, и уже в августе выпускник получил повестку из военкомата. После прохождения медкомиссии был отправлен в Астрахань, а позже в Оренбург, где окончил школу миномётчиков. В конце декабря курсантам выдали новое обмундирование: шапки, полушубки, валенки и отправили к Сталинграду.
Скорее! Скорее! Все рвались вступить в бой с оккупантами, особенно Поляков - ведь это была его родная земля... И вот они наблюдают с пригорка видимую через Волгу полыхающую твердыню. Ещё немного - и пополнение вольётся в ряды защитников, но... Ждало разочарование. Выстроили молодняк и сказали: "В городе обойдутся без вас. А сейчас у кого среднее образование - два шага вперёд".
Так попал в Камышинское танковое училище, которое находилось в эвакуации в г. Берчёгур, что в Казахстане. Потянулись напряжённые учебные дни. Иногда, лёжа во временной казарме, построенной изо льда (!), вспоминал коротенькую встречу с родителем при посадке будущих танкистов в эшелон. На соседнем пути остановился состав, из него горохом высыпали бойцы: кто покурить, кто размять ноги. Огорчённые решением командования, юноши с завистью смотрели на тех, кому предстояло схватиться с врагом в окопах Сталинграда. Вдруг среди гомона, смеха, притопов и прихлопов послышалось: "Паша!" Не сразу узнал отца, одетого в военное обмундирование. Крепкие мужские объятия сказали больше слов о переполнявших чувствах...
Из Казахстана отправили курсантов продолжать учёбу в Омск. Прекрасные, умудрённые преподаватели готовили их с учётом накопленного опыта ведения боёв, стараясь учения максимально приблизить к фронтовой обстановке. По окончании занятий в ноябре 1943-го младший лейтенант получил свой первый танк прямо на Омском заводе. После краткого митинга с напутственными речами 40 машин погрузили на железнодорожные платформы и отправили на передовую. Фактически без остановок мчали на Украину, где и надлежало выпускникам училища принять ратное крещение.
Ветеран называл населённые пункты, где начинал воевать и я зримо представлял те места потому, что довелось моей семье жить в своё время неподалёку от них (станция Вапнярка, например, располагалась в 40-50 километрах от нас). Белая Церковь, Христиновка, Басивка...
Именно в Басивке экипаж под началом Полякова столкнулся с гитлеровцами со всей серьёзностью. Пехота и техника месили густой чернозём, затруднявший перемещения и манёвры. Борт Павла натужно ревел, продвигаясь вдоль балки, ведя огонь по противнику. Через окуляр Т-34 командир заметил немецкий грузовик с солдатами и прицепленной дымящейся полевой кухней. Выстрел оказался удачным: автомобиль вместе с прицепом взлетели в воздух. Первый успех настолько обрадовал новичков, что на какое-то время утратили бдительность, за что и поплатились немедленно, получив удар от замаскированной в леске "Пантеры". Прибавив газу, укрылись в лесополосе и стали посылать снаряды в сторону фашистской махины, которая ретировалась, укрывшись в густоте зарослей. При очередном маневрировании краснозвёздную бронемашину неумолимо потянуло в балку, где и увязла окончательно, став привлекательной мишенью для авиации. Один из "Мессершмиттов" почти сразу засёк цель, сделал разворот. Экипаж спешно покинул свои места, прижался к покатым бокам балки. Самолёт начал бить из пулемёта, но - к счастью - никого не задел. Взмыв вверх, атаковал вновь метавшихся от склона к склону ребят... Охота продолжалась до тех пор, пока лётчик не израсходовал патроны. На прощание "Мессер" пронёсся метрах в пятидесяти от земли, и танкисты увидели недовольное лицо пилота. Погрозив кулаком, гитлеровец улетел восвояси.
Новобранцы отделались испугом, лёгким ранением одного из них да ремонтом гусеничного агрегата, а в районе Басивки осталось догорать немало наших боевых единиц...
За первым крещением последовала первая водная преграда - Южный Буг, из которого по традиции выпили водицы.
Вслед за тем в составе 2-го Украинского фронта участвовали в окружении и ликвидации крупной группировки немцев в районе городов Яссы и Кишинёва. Запомнился из этого сражения штурм села Скулене, где после схватки освободителей встречали хлебом-солью местные крестьяне. Там же, в Молдавии, вражеский танк, подкараулив наш, ударил в борт и болванка, пройдя сквозь башню(!), не задела ни людей, ни боеприпасов. Чудо, да и только!
В Румынии в баталии за одну деревушку у Т-34 слетела гусеница и вновь машина стала уязвимой. И снова, как в Малороссии, её заметил самолёт супостата. Низринул свой чудовищный груз. Экипаж и в этот раз бросился к землице, ища защиты и спасения. Павел, лёжа ниц, не выдержал нарастающего воя и перевернулся на спину... В экстремальных ситуациях у человека выявляются скрытые возможности и он, например, может видеть, как в замедленной съёмке, быстролетящие предметы: пули, снаряды, мины... Младшой видел, ясно и чётко видел, как прямо на него, изящно покачиваясь, летела авиабомба. Успел рассмотреть стабилизаторы, белую, жёлтую и красную полосы, венчавшие остро-хищный нос... Воля молодого офицера была парализована, как заворожённый наблюдал, наблюдал, не в силах даже шелохнуться, за приближающейся смертью. Ниже, ниже... сейчас... закрыл глаза и в следующее мгновение прогремел взрыв. Оцепление вмиг улетучилось, глянул туда, куда угодила бомба... До воронки - довольно приличное расстояние... Танк по-прежнему стоял за пригорком, гремела ленивая перестрелка потому, что сложилась ситуация, когда ни у одной из сторон не хватало сил для наступления. Шли так называемые позиционные бои, что вносило определённое своеобразие в отношения противников. По ночам, когда в небо взлетали ракеты, освещая безжизненным светом окрестности, когда звучали редкие выстрелы, с вражеского края слышалось просящее: "Камрад, вассер, вассер..." Надо заметить, что местность была безводная и от жажды страдали и те, и другие. Германцы - больше потому, что огромная воронка с бьющим ключом, наполненная водой, находилась на советской территории.
- Давай, валяй, - проявляли милость красноармейцы и несколько человек с противоположного расположения приползали с термосами за живительной влагой...
Застрявшие тылы и рембаты через несколько дней настигли части, "коробку" Павла подцепили, отправив на восстановление, но - какая досада! - Бухарест взяли без их участия. А так хотелось посмотреть столицу Румынии! "На перекладных" отправился туда и по пути следования, во время привала в одном лесочке, рядом остановилась колонна автомобилей. Из них вышли размяться конвоиры и пленённый румынский генералитет. Так что довелось увидеть самого Антонеску.
А Бухарест... Жил спокойной жизнью и казалось, попал в другой мир, где нет гари, выхлопных газов, заполнявших башню, где нет ломавшего тело холода зимой и удушливой жары летом - броня впитывала и то, и другое, где нет грязи и вшей - всего того, что сопровождало танкистов. Глотнув воздуха мирного бытия, посетив один из ресторанов, командир вернулся к экипажу, и вместе продолжили фронтовые будни.
10-го ноября 44-го ночью развернулись на Вац - пригород Будапешта. Уже рассвело, густой туман обволакивал местность: метрах в шести-семи ничего не виделось, но машины с выключенными фарами шли и шли вперёд. Вдруг - взрывы! Вражеские пушки бьют на звук моторов. Ответили, подавили огневые точки противника, двинулись дальше и приблизительно через полкилометра вышли на берег широкой реки.
Каждый раз, переезжая Дон, глядя на его крутые берега, Павел Георгиевич вспоминает тот выход, вспоминает Дунай...
Туман начал редеть, заглушили моторы и в наступившей тишине послышались столь знакомые по Волге удары лопастей по воде. По реке шла загруженная ниже ватерлинии самоходная баржа с фашистами. Танк Полякова стоял на ровной, словно предназначенной для прицельной стрельбы площадке и поэтому скомандовал: "Заряжай!" Выстрел. Водный столб взметнулся в нескольких метрах от посудины. Поправка. Выстрел - и секундами спустя самоходка окуталась паром, который как бы развеял туман, и стало всё отчётливо видно. Судно начало стремительно погружаться, гитлеровцы с воплями и криками бросались в Дунай и пытались добраться до берега. И хотя осень и зима в Европе гораздо мягче и теплее, чем в России - всё равно солдаты не доплывали до спасительной тверди и скрывались под волнами. Русские молча взирали на ужасающую картину и в душах боролись противоречивые чувства - одно: осознание того, что эти уже не будут стрелять и убивать наших, и другое: жалость к погибавшим людям...
Жалей - не жалей, а воевать надо - не мы начали войну, но нам её кончать и поэтому пошли танкисты, да и вся Армия дальше на Запад...
Снова стычки с врагом. О нём ныне с уважением отзывается ветеран, отмечая выучку, дисциплину и стойкость немцев, в каковой те порой не уступали составу Красной Армии. Снова грязь и жара, ветер и холод, когда сидя на открытом люке, примерзаешь к металлу. Снова тяжёлые, изнурительные будни войны. Атаки. Штурмы. Победы. И гибель друзей...
Дошёл гвардейский экипаж и до столицы вальса - Вены, что удивила красотой, чистотой, опрятностью и морем звучавшей по вечерам музыки на улицах и площадях. Из Австрии резко повернули в Чехословакию - на выручку пражанам. Да видимо перестарались - не выдержал нагрузки и вышел из строя мотор километров за семьдесят до города. Не довелось участвовать непосредственно в боях за Прагу. Как обычно, обслуга отстала от авангарда, пришлось ждать, чтобы восстановить боеспособность Т-34. Огорчённые неудачей, сетуя на ремонтные мастерские, устроились на ночлег. Перед рассветом послышалась хаотичная пальба, согнавшая в мгновение ока сон и заставившая нервно сжимать оружие потому, что накануне были предупреждены о возможных нападениях бендеровцев и гитлеровцев. Стрельба не умолкала, продолжалась с нарастающей силой.
- Что случилось? - спросили у пробегавшего пехотинца.
- Война кончилась! - радостно прокричал тот.
Тут уж и танкисты отсалютовали из своего оружия в честь победы.
А как же Прага? Быть рядом и не посетить её - грех. И вновь молодой, красивый, улыбчивый лейтенант на попутках добирается до братской столицы, где их, победителей в этой страшной войне, встречали восторженно, осыпая цветами, угощая всевозможной снедью и вином...
Казалось, сделаны последние военные шаги. Ещё немного - и вернуться все на Отчизну к мирной жизни, но...
После того, как 7-го декабря 1941-го года японская эскадра нанесла сокрушительный удар Тихоокеанскому флоту США, потопив в Перл-Харборе пять линкоров из восьми, уничтожив основные коммуникации и склады главной базы флота, учинив при том и огромный урон живой силе, американцы объявили войну Японии. Боевые действия развернулись в Китае, Вьетнаме, Камбодже, Лаосе, где японские войска одержали ряд побед, расширив своё присутствие в Азии. Милитаристы овладели Индонезией, Филиппинами, высадились на Новой Гвинее, оказавшись на подступах к Австралии. Наряду с фашистской Германией и Италией, Япония несла с собой угрозу не только Советскому Союзу, но и миру в целом. Американцы, ведя боевые действия, понимали все сложности разгрома противника, предполагая, что они продлятся до конца 1946-го года и обойдутся США в миллион погибших. В связи с этим на Крымской конференции в феврале 45-го союзники обратились к правительству СССР с просьбой о начале совместной операции в Азии. Советский Союз принял на себя обязательства вступить в войну с Японией не позже, чем через три месяца после победы над Германией.
Отгремели последние залпы Великой Отечественной и состав 5-го танкового корпуса, где служил лейтенант, жил предвкушением цивильной жизни, с охотой и удовольствием занимался устранением неполадок в машинах, осмотром вооружения и покраской техники. Пронёсся слух, что перебросят в Киев и многие мечтали, как будут гулять под сенью каштанов - одного из символов столицы Украины. В начале мая из г. Бероун, что в Чехословакии, стали отходить эшелоны. Составы шли на расстоянии видимости, и создавалось впечатление, что вся армия направляется в Союз. Уже и границу пересекли в Бресте, всюду свободно лилась родная речь, которую вот так запросто не слышал лейтенант из уст гражданского населения с 1943-го года, а поезда, с небольшими остановками на станциях, всё бежали и бежали в неизвестность.
Одна война закончилась, вторая - маячила на горизонте, но и в образовавшемся промежутке она требовала жертв. На советско-монгольской границе, на одном из поворотов, при торможении выдавило несколько вагонов, те слетели с полотна под откос, придавив собою людей и лошадей. Это, конечно, были не последние потери, многих ещё поджидали вражеские мины, пули и снаряды.
Через 30 дней путешествия выгрузились в Монголии у реки Керулен, вкопав по самые башни танки. Стволы машин лежали на песке. Ждали развития событий. Стояла невыносимая жара, столбик термометра не опускался ниже +45-48˚С. Но и в данных условиях продолжалась служба с занятиями по тактике и стратегии, с политинформацией о положении дел на Родине и в мире.
8-го августа 1945-го года по радио услышали сообщение об объявлении войны Японии, и был получен приказ: "Вперёд!" На следующий день бронетехника двинулась в направлении пустыни Гоби. На каждом борту имелось по 2-4 бревна для преодоления топей и солончака, в которые могли провалиться, и проваливались, стальные махины. Помимо вспомогательных средств, в наличии у каждого экипажа имелись продовольствие, бочки с водой и соляркой. Двигались почти без остановок, уделяя сну по 3-4 часа в сутки. 12-ый авиаполк сбрасывал на парашютах по маршруту движения масло, топливо и воду в бочках с надписями соответствующими содержимому. За четверо суток преодолели около семисот километров и, оставив позади пески Гоби, вышли к горам Большого Хингана. Вот где пригодился опыт перехода Трансильванских Альп в Австрии, когда гусеничные громады поднимались выше облаков, и поэтому именно 5-му танковому корпусу 6 ТА оказали доверие преодоления азиатских гор. Т-34, ревя моторами, вползали на склоны, угол подъёма иногда достигал 30˚, и казалось, они вот-вот сорвутся вниз или перевернутся. Спуск был ещё круче и, естественно, никакие тормоза не могли удержать. Тогда к впереди идущему цепляли трос, и тот медленно сползал, удерживаемый танком, стоящем наверху. Огромную опасность таили и ущелья. На повороте одной гряды из-под гусениц машины под командованием Петрушенко Андрея вывалилась огромная глыба, с грохотом и пылью понеслась в расщелину, глубиной метров шестьдесят. Поляков, шедший вслед, обомлел, увидев, как мгновенно уменьшился проход и лихорадочно соображал, как проползти участок и можно ли вообще его миновать: одно неосторожное движение и тридцать четвёрка понесётся вдогонку за куском скалы. Механик-водитель Михаил Собакин был ювелирно точен. К величайшему сожалению, два аппарата всё же сорвались и навсегда остались в одном из ущелий Большого Хингана...
Осилив природное препятствие, вышли на территорию Маньчжурии. В деревне, что первенствовала на пути, поразила чуть ли не первобытная бедность: полуголые китайцы жили в глинобитных хибарах с непременными циновками. Танк для них явился, наверное, одним из чудовищ местной мифологии. Поначалу с боязнью взирали на стальных гигантов, потом, увидев, что ими управляют люди, осмелели, стали подходить ближе, стучать по броне и восхищённо цокать языком. Один из русских озорников решил пошутить и посигналил - аборигены от страха разом рухнули на землю. Чтобы как-то загладить вину, угостили жителей сахаром, который тоже для тех равнялся чуду...
Постепенно достигли города Тунь-Ляо. Здесь цивилизация уже давала о себе знать хотя бы тем, что на улицах висели портреты Сталина и Мао. В городе обнаружили склады с тысячами посылок, что японцы готовили к отправке домой. Естественно, сбили замки, и содержимое раздали населению, таявшего от невиданного богатства: лица китайцев буквально излучали радость и счастье.
Не только пески и скалы преодолевали советские солдаты, довелось противостоять и погодным катаклизмам. Попали в дождливую полосу, когда вся местность превратилась в болото. А продвигаться надо. Решили "оседлать" железнодорожное полотно, что извивалось насыпью среди разлившейся воды. Пробирались буквально куриным шагом, чтобы неосторожным движением не повредить рельсы и не застопорить всю вереницу танков. На очередной заправке машин налетели камикадзе - один самолёт, выбрав мишень, устремился на Т-34 уже старшего лейтенанта Полякова. Экипаж выпорхнул из люков, рассыпался в разные стороны, а истребитель промахнулся мимо цели, задев её лишь крылом, кувыркнулся в сторону проводов электролиний, спружинил и отлетел метров на двадцать. Аппарат, на удивленье, не взорвался, и танкисты, подбежав к нему, увидели ещё живого лётчика. В кабине пилота обнаружили футляр с палашом, бритвенный и столовый наборы, предметы личной гигиены...
Пока танкисты Забайкальского фронта вместе с другими частями и соединениями I-го Дальневосточного шли в обход квантунской армии, II-ой Дальневосточный фронт ударил им в лоб. Не спасли оккупантов ни железобетонные многоэтажные, уходящие глубоко под землю, оборонные сооружения, ни смертники, прикованные к стенам крепостей. Паника охватила врага, когда узнал, что чудо-богатыри преодолели неприступные, по их мнению, Гоби и Хинган, отрезав, таким образом, самураев от тылов, а значит, от помощи. Бросали оружие, технику и бежали, бежали... Или толпами сдавались в плен, иногда до сорока тысяч за раз. Конечно же, были очаги сопротивления и потери с нашей стороны. Около пятнадцати тысяч воинов Советского Союза навеки остались в степях и пустынях, городах и сёлах Китая... Но всё же мощь армии-победительницы, внезапность ударов, тактика и стратегия, опробованная в боях с Германией, принесли результат: уже 23 августа войска СССР вышли к берегам Тихого океана в районе Порт-Артура и порта Дальний.
Большую роль в этой войне сыграли воздушные десантники. Они приблизительно за полусуток до основного наступления высаживались в местах главных ударов и захватывали железнодорожные станции, телеграф и другие стратегические объекты, дезорганизуя и деморализуя противника. Благодаря десантникам были пленены в Мукдене император Японии Пуи и в Чянь-Чуне атаман Семёнов.
Справившись со всеми преградами и трудностями, танкисты корпуса вошли в Порт-Артур, где Павла Георгиевича ждала благодарность за участие в операции, и "догнал" орден Отечественной войны I-ой степени.
Порт-Артур тесно вплетён в историю русско-японской войны 1904-1905 г.г. Поэтому вовсе не случайно там был, и хочется надеяться, что есть, музей, где собраны документы, вещи, оружие тех времён. По словам П. Г. Полякова, здание из бетона и стекла находилось недалеко от Перепёлкиной горы, на которой ещё две недели после падения русского гарнизона сражалась горстка храбрецов. Позже японцы приводили в музей своих солдат и рассказывали о героизме наших ратоборцев. У входа - пушки. В залах расположены экспонаты, среди них помнятся ветерану обломленная и пробитая снарядами мачта с канонерской лодки "Кореец", спаренные 4 винтовки, которыми стрелял один боец, приводя в действие спуски поворотом ручки, похожей на колодезную. Памятны так же портрет одного из героев той войны - генерала Кондратенко и панорама боя за город.
В Порт-Артуре существует кладбище, где покоится прах погибших в 1904-05 г.г. Территория обнесена узорной решёткой, на дорожках - галька, центральная аллея обрамлена корабельной цепью. На мраморных надгробиях высечены фамилии, очень много казаков: терских, кубанских, амурских, донских... Здесь, в горестном месте, произошла встреча с полковником Нещадовым - хранителем погоста и собирателем сведений о погибших. Полковник волею судьбы оказался на Дальнем Востоке задолго до описываемых событий и взял на себя добровольное обязательство: ухаживать за сим скорбным местом.
Ещё до революции обращался к царскому правительству с просьбой о выделении средств для благоустройства своеобразного пантеона славы, но так и не дождался ни ответа, ни денег. Примерно в 20-ом году обратился лично к В.И. Ленину, не надеясь особо на внимание на свой запрос. Однако дальнейшее превзошло все ожидания. Из Москвы через некоторое время пришла сумма в размере 25 000 рублей золотом. Благодаря данным средствам удалось привести в порядок кладбище русских людей.
Естественно, не обошли стороной это место советские воины. Тихим сентябрьским утром на беломраморный крест, возвышающийся в центре захоронений, возложили огромнейший венок с надписью на алой ленте: "Защитникам города и крепости Порт-Артур, павшим в боях в войне 1904-1905 г.г., от танкистов 6-ой Танковой армии и моряков Тихоокеанского флота". Во время возложения все, от рядового до генерала, стояли вокруг креста, преклонив колени и обнажив головы. Негромко звучала траурная музыка и шелестела, словно шепча молитву, листва на деревьях. На митинге памяти находились среди прочих Р.Я. Малиновский, С.А. Мерецков, А.М. Василевский, ещё ряд высоких чинов армии и флота. Произнёс речь, полную печали и гордости, Родион Яковлевич и предоставил слово Нещадову. Тот, высокий, статный, в белом кителе при чистом погоне (полковник царской армии), глотая слёзы только и смог сказать: "Я верил, что вы придёте и восстановите славу русского оружия".
Так произошла перекличка времён и боевой славы русских и советских воинов, чьи подвиги останутся в истории нашей Отчизны и в истории других народов.
Рассказывая о военной поре, Павел Георгиевич как бы извинялся за то, что ничего выдающегося и героического не совершил.
А разве это не героизм: подставлять борт своей машины, защищая танк однополчанина, уничтожать живую силу и технику врага, жечь броневые махины противника и самому гореть в стальной коробке?
Подвиг - удел отдельных личностей, которые в экстремальной ситуации находят неординарное решение. Но в походах и сражениях не всегда есть место подобным случаям - там идёт преимущественно однообразная, рутинная работа. Её нужно выполнять ежедневно и ежеминутно и её проделывают сотни и сотни солдат и офицеров. Именно на их плечах, несущих груз фронтовых будней, зиждется виктория. И в великой, дорогой для нас Победе есть частица, внесённая Павлом Георгиевичем Поляковым и частицы сотни тысяч таких же, как он, витязей. Честь всем и хвала! Здоровья и долголетия живым, вечная память павшим на полях сражений и умершим ветеранам.
Низкий вам поклон за фронтовые будни, за ратный труд во имя Родины.