Аннотация: ИНТЕРФЕРЕНЦИЯ ТЬМЫ! Прода! Восьмая глава романа!(ОТДЕЛЬНО) Обновлено 3 января 2018 г.
Глава VIII.
Как падёт Тилкан.
Надо сказать, что вытоптанная тропинка за первыми внутренними стенами города вела не только к великолепному дворцу усопшего и теперь сожжённого правителя Флориана, чей прах поместил себе на шею в медальон сын, но и к низенькой каменной ограде. У старой скрипучей деревянной калитки всегда кто-то-нибудь да стоял, может быть хмурый пятнадцатилетний мальчишка-слуга с лицом старика, может быть там была старая-престарая горбатая, но шустрая и подвижная ещё старушка с добрым лицом, говорящая по-гречески, по-латыни и умеющая читать написанное на разных древних языках; может быть молодая красивая высокая молчаливая женщина со строгим лицом в длинной римской тунике с перетянутым туго по талии тонким с разноцветными камешками ремешком, а может быть и безрукий добродушный садовник Тур, копающий всегда что-нибудь в скудном огороде маленькой лопаткой, скорее похожей на толстый дротик с расплющенным и заострённым концом; но, так или иначе, они постоянно преграждали путь внезапно вошедшему человеку с шумных улиц города.
В этот день у калитки не было никого.
В небольшой лачуге чуть прогнившей по углам с низким потолком и единственной комнатой с закопчёнными сырыми стенами, на больших плетёных ивовых корзинах, едва прикрытый толстой мешковиной, лежал Кантада. Весь вчерашний вечер он стонал и только под утро открыл глаза мокрый от пота, увидев красивое лицо девушки, которая так бережно подносила воду и меняла тряпочные перевязки на ранах ещё вчера, сказал вымученным и хрипящим голосом: 'Ор-хи-д-э-я!'
Вдоль стен справа и слева тянулись полки с подвешенными на верёвочках пучками различных трав и цветов.
Девушку звали Венера-Карла. Её отец по имени Тур сидел рядом, а старушка сидела в углу и в глиняном сосуде с подогретой на очаге водой тщательно выжимала руками из жёстких неподатливых выскальзывающих из-под пальцев растений сок, готовя зелье для ран. Мальчишка наблюдал за движением губ раненного. Прислушивался к каждому слову. Ему было жаль Кантаду. Он предполагал, кто это может быть, но никто из присутствующих не мог сказать и знать об этом достоверно и точно, ведь никаких особых знаков отличия на нём не было, да и плащ, что при нём, честно говоря, скорее напоминал простой солдатский. Раненная рука воина, ещё в прошлом бою, заживала плохо, постоянно кровоточила и не давала покоя, отзываясь в локте, то тупой мучительной то внезапной острой болью, да так что больной вскрикивал и проваливался временами в обморок.
Видимо, всё-таки травы давали свой заметный эффект и вытягивали часть боли, иначе раненный не приходил бы в сознание.
В лачуге, больше напоминавшей склеп или подвал дома, царил полумрак.
Люди собрались перед единственным свешивающимся в этом месте с потолка горящим светильником. Надо сказать, что этот светильник довольно плохо освещал дымное помещение без окон.
Кантада лежал справа, а очаг находился по центру. Старушка располагалась слева, а мальчишка устроился в самом углу за её спиной.
Глаза Кантады, как и губы опухли. Щёки опали, скулы заострились. Но искра жизни ещё теплилась и всё ещё присутствовала в его исхудавшем и тощем теле, цеплявшемся за земное существование.
Никто не знал, не исключая и саму врачевательницу, сможет ли он оправиться от ран, встать на ноги или уйдёт в царство теней и Плутона навсегда.
'О, если б мне удалось атаковать врага с ворот! '- мечтал юноша.- 'Я бы отдал ради этого жизнь... Только бы выдали подходящий меч. Не слишком длинный, но и не слишком короткий. Я понравился бы этому легионеру и не позволил врагам его ранить!'
В этот миг ресницы раненного встрепенулись и глаза раскрылись опять, из опухших губ вылетело: 'Ворота... ворота надо отстоять'.
- Молчите, - улыбнувшись, сказала девушка и приложила палец к губам, но Кантада ничего не слышал, он всё ещё пребывал в бреду и стонал.
Девушка была довольно-таки молода и имела притягательную наружность.
Через полчаса он уснул. Старушка жилистыми высохшими руками пропитала тряпки в зелье и приложила к ране на животе, освободив от прежних грубых засохших тряпиц место. Едва затянутая запёкшейся кровью ровная чёрная дыра по диаметру дротика открылась в боку прославленного полководца. Расстояние спасло от ранения насквозь. Застывшие сгустки крови вокруг раны увлажнялись всякий раз при перемене тряпок. Кровь с зеленоватой водичкой приятно щекотала и текла тонким ручейком, отозвавшись во всём теле блаженством с легким пощипыванием. Врачевательница перебинтовала заодно раненную руку. Неуверенной походкой безрукий Тур вышел во двор, бормоча что-то себе под нос, он позвал за собой мальчишку. Оба вернулись с охапками хвороста.
Скоро лачуга наполнилась запахами жаренного мяса и свежих фруктов. Деревянный стол преобразился. Скудную трапезу бедняков украшала большое глиняное низкое блюдо. На нём разложены куски поджаренного мяса. Рядом насыпана горка красных спелых яблок. Чуть позже появился оловянный высокий кувшин с родниковой водой.
- Только бы наши воины не отдали города. Я жил здесь все свои годы, - говорил вполголоса Тур, ни к кому определённо не обращаясь с речью: - Узнай, я об этом. Как мне будет горько! Прости, последний правитель! Не в упрёк твоему сыну! Марс спит великим сном! И сам Юпитер не в силах его разбудить! Благословите нас боги!
Он шумно отпил из кувшина воды, взял с блюда без зазрения совести самый жирный кусок мяса и жадно впился в него остатками гнилых зубов. При общих взглядах с звериным усилием откусил, испачкал жиром, слоившемся на куске, нос, губы и подбородок. Затем принялся небрежно пережёвывать жёсткое мясо. Наконец поглотил и проглотил распавшиеся на мелкие части сытные кусочки, протолкнув с некоторым усилием в себя.
- Квинтит! - наконец обратился к мальчишке Тур с набитым ртом: - Иди и посмотри, что твориться в городе... в домах по соседству. И главное, во дворце правителя. После ты получишь свой кусок к обеду. Иди... иди же...
Слуга встал и, опираясь по-старчески на палку и покрытые болячками с мозолями ступни, рассечёнными острыми камнями, открыл дверь.
Злое солнце упало сверху на голые загорелые юношеские плечи, шею и лоб, когда он вышел. Вытянутое морщинистое лицо мальчишки испугалось в этот раз лучей солнца, сощурилось и сжалось ещё больше. Когда он немного привык, после полумрака в лачуге, то улыбнулся чему-то. На миг лицо преобразилось в озорное и молодое...
Квинтит вернулся к полудню, шаркающей походкой, по обыкновению прихрамывая на левую ногу. В руке он нёс сломанный меч. Половина меча с острым концом отсутствовала. Огрубевшие пальцы сомкнулись на фигурной изящной рукояти с набалдашником, оставшейся части эфеса в виде львиной головы, которая и привлекла его внимание. Совсем как ритуальное оружие у храмового жреца. Это похоже теперь на большой широкий нож, которым можно скорее с успехом резать, но не колоть.
Не успел мальчишка подойти к калитке, как его остановил Тур, что держал в своей единственной правой руке лопатку, запачканную свежей жирной землёй. Лицо садовника взволновалось, как никогда. Он ждал новостей.
- Что с городом? Куда ты ходил? - спросил он.
- Сначала я был у усадьбы вельможи Тутта Каврилиния и нашёл её заброшенной. Личные вещи и имущество семьи вывезены ещё вчера... Нищий больной старик пытался закутаться в плащ, чтобы уснуть, прямо на ступенях. Там остались их собаки... Я ходил также и к главным воротам. Очень много мёртвых. Нет ни одного живого человека. Всё вымерло. На всём пути я встретил только двух немощных стариков и пьяных вражеских легионеров, что попытались меня догнать и убить. Новый правитель Гай сын Флориана Последнего покинул город. Сейчас на внутренних воротах никого нет. Все ворота открыты.
Печальные глаза Тура утратили блеск и смотрели выше головы юноши. Сосредоточенный взгляд устремился вдаль, что-то искал поверх внутренних стен и не верил в то, что ему говорил слуга.
- Значит, дело совсем плохо, - тяжело вздохнул садовник. Скоро надо ждать гостей.
- Каких гостей?
Тур не ответил.
- Во дворце пожар! Горит правое крыло. Город опустел. Мало в нём осталось людей. Некому больше торговать. Видимо, город остался без армии. Я не встретил ни одного солдата Тилкана.
- Этого не может быть! Ты просто плохо смотрел...- потрясённо произнёс Тур и повторял тихо эту фразу несколько раз, едва слышно, затем отвернулся и зашагал, направляясь к кустам, где недавно рыл и собирался что-то посадить.
- Я всё это видел! Я не вру! Дворец правителя разграблен и подожжен. Сейчас там пожар. Дворец пытаются потушить. Я сам это видел собственными глазами. Там нет стражи и нет охраны. Мне кажется, это сделали сами грабители или возможно по приказу нового правителя и главнокомандующего Гая Флориана перед самым бегством, чтобы ничего не оставлять врагам.
- Возможно. Но сейчас это не играет никакой роли... Иди и поешь, - отстранённо произнёс Тур, качая головой и продолжая при этом задумчиво рыться в земле.
Юноша погладил ладонью лезвие обломанного меча и направился молча в хижину. Горбатая старушка охотно поставила перед ним деревянную миску с маленьким кусочком мяса, кружку воды и отделила от кучи яблок три штуки, потому что подгнили с краю. Потом она о чём-то стала разговаривать сама с собой, словно молилась, пока мальчишка ел. Внезапно он останавливался и со всем вниманием молча слушал неведомые для него слова на непонятном языке, как будто ловил в них что-то знакомое.
- И какими бы не были люди на земле! Каким бы не было зло! Делай всегда добро! Ради этого стоит жить! Спошли сыну своему воину покой и вечный приют!
- Научите меня латыни! - вдруг сказал юноша.
- Зачем тебе? - отозвалась она: - Это не так просто.
- Я хочу понимать, что ты говоришь.
- Для этого не обязательно учить языки. Слушай, - и она повторила на тилканском.
Неожиданно, как только все замолчали, перевёрнутые днища больших ивовых корзин, где лежал Кантада, затряслись. Командующего схватили судороги. Дрожь пробежала по телу. Бледная голова выкатилась из мешковины и с трудом, открыв красные воспалённые глаза, он стал осматривать помещение. Это заметили.
- Он проснулся, - шепнул слуга на ухо старушке, та кивнула и дала знак молчать.
Больной взгляд Кантады остановился на сидящих за столом. Он разлепил засохшие и потрескавшиеся губы и прохрипел: - Где я?
- Успокойтесь, нам принесли вас совсем больным вчера вечером. Как вы себя чувствуете?
- Стало немного легче, - вымученно откликнулся Кантада. Взгляд его упал на вошедшую Венеру-Карлу с плетёной корзиной в руках. Их глаза встретились.
Она покрылась краской и, стыдясь, спряталась в углу.
- Ворота Тилкана... Ворота не сдали? - спросил с надеждой полководец.
Наступило гробовое молчание.
Наконец Квинтит поднялся из-за стола и ответил неожиданно для самого себя: - Ворота наши, господин.
Слова успокоили неугомонного героического легата Кантаду, но он всё-таки попытался встать. Дрожащая рука оперлась о днище корзины и со страшным усилием воли, отразившимся на перекосившемся от боли лице, он поднял плечи. Однако не смог сесть. Ослабевшая рука размякла. Пальцы скользнули за край днища. Острые плечи дрогнули. Мелкая дрожь прошла по всему телу, а сбившиеся на лбу волосы намокли от пота. В бессилии Кантада лег вновь.
Утром следующего дня с северо-востока прибыли огромной массой грабителей легионеры царя и скоро заполонили собой весь центр древнего города, беспрепятственно войдя без строя чёрной голодной толпой через последние внутренние ворота, а затем вошли в сады правителя и на высокие террасы, через которые попали во дворец. Никто не оказал им тогда сопротивления, что стало для наёмников полной неожиданностью.
Основные силы армии Тилкана, укрывшиеся за внутренними стенами, растворились в закоулках и переулках сердца города. Лишь одна третья часть города осталась в руках мирных жителей, удерживаемая чудом. Западные и южные ворота какое-то время ещё обходились без тягостного присутствия захватчиков и выпускали всех кто того желал, как внутрь, так и наружу. Туда потянулись вереницы и караваны торговцев и богатеев со своими пожитками, спешно покидающих стены города.
Никто из жителей, конечно же, не ожидал подобного исхода противостояния с войсками завоевателя. Все рассчитывали на быструю победу и изгнание врага с родной земли. Конница Полуния потерпела поражение и была разбита в схватке перед генеральным сражением под стенами. Армия вынуждена отступить под натиском главных сил царя Санкал. Жители массово покидали дома отцов и уходили из города, выносили и вывозили всё самое ценное в повозках, на лошадях, на своих плечах, уже не надеясь на лучшее через доступные, пока, пути на запад.
Отдельные оставшиеся разрозненные военные соединения тилканцев на северных воротах ещё отбивались, но были окружены, взяты в полон, уничтожены и жестоко подавлены спустя час.
Царь стремился отрезать последние дороги отхода для армии и войск Тилкана, а также не дать уйти как можно большему количеству горожан, но на это требовалось гораздо больше времени, чем просто войти в город. Быстро окружить все стены царю и зайти с юга не давала река. Тагр практически отдал город на разграбление солдатам, так как не мог физически сам проконтролировать весь процесс.
Враги сползались со всех сторон, как сытые неповоротливые крысы.
Одна небольшая группа легионеров, важно и чинно прогуливаясь по пустынной узкой улице, остановилась вдруг перед небогатыми домами с пышными палисадниками.
- Хочу войти сюда! - указал жирным пальцем санкалиец центурион, что шествовал во главе процессии.
Решение войти в ближайшую калитку возникло у него спонтанно. Скорее всего, его привлёк сад, торчащий за каменным забором. То был дом Тура.
Декан Полунай вышел из-за спины одного из своих контуберналиев, чтобы исполнить волю начальника и попытался открыть, но деревянная калитка не отворялась. По указу декана самый рослый легионер попытался надавить плечом, но и тут не вышло. Его силы плеча явно не хватило. Тогда контуберналий разбежался. Он сшиб с разбега единственную слабую преграду на той стороне и переломил палку напополам.
Центурион удовлетворённо крякнул.
Калитка покорно распахнулась перед непосредственным начальником декана. Свита потекла вслед за ним.
Не смотря на то, что декан с утра сопровождал центуриона с десятью своими контуберналиями, подошли к калитке двое. Остальные остались по приказу центуриона вместе с частью его личной охраны в другом доме. Видимо, облюбованном им ранее, хотя и без сада. В нём-то - он и желал остановиться на ночь. Но кто его знает, вдруг поблизости найдётся, что-нибудь гораздо лучше и богаче, скрытое за зеленью и пышными садами.
Так или иначе, внутрь через калитку прошли, кроме центуриона и декана, ещё два контуберналия и три из личной охраны командира первой центурии. Всего пятеро легионеров, не считая их командиров. Двое остались для охраны караулить на улице, чтобы никто другой не смел покуситься на лакомый кусок.
Если бы глаза санкалийца видели Тура, то, вероятно, он бы молниеносно выбросил меч из ножен и приказал легионерам перешерстить ближайшие кусты на предмет обнаружения неприятеля и обезоружить инвалида, затем выслать перед собой пару надёжных легионеров. Однако Тур увидел врагов первым.
Ведь именно он предусмотрительно подпер калитку палкой после возвращения Квинтита. Тщетно надеясь, что сюда никто больше не войдёт.
Клонясь к земле, чтобы его не заметили, садовник пыхтел себе под нос, глотая пыль и изо всех сил сдерживая сбитое дыхание. Самым кратчайшим путём под густыми кустами дополз к дому, судорожно сжимая лопатку. Сердце едва не выскочило из груди. Ранее он хотел участвовать в бою добровольцем, но его отвергли на воротах, как калеку, что задело естественно самолюбие и страшно обидело бывшего ветерана, ведь он мог быть полезен. Тур был свиреп и мстителен. Он не боялся смерти. Желание созрело давно. Решено - убить врага, внезапно вступившего в его дом без разрешения, раз уж этого не смогли сделать на ближайших воротах без него. Как раз такой случай ему и подвернулся.
От калитки вглубь сада вели три тропинки. Две тропы явно указывали на частое использование и употребление по тому, как основательно вытоптаны в отличие от полузаросшей третьей, но никто из легионеров не знал о существовании задней калитки черного выхода, куда и вела самая левая призрачная третья тропа.
Ими интуитивно выбрана тропинка к лачуге и пруду. Декан отправил по крайней правой тропе к пруду двух своих контуберналиев. Сам вместе с центурионом и остальными двинулись по средней к лачуге. Никто, естественно, не знал, куда заведут эти дорожки.
Тучного центуриона и жилистого декана сопровождали три рослых легионера личной охраны.
Два солдата из контуберналия декана Полуная свернули к пруду.
Группа санкалийцев состояла в основном из рослых мужчин с хваткими крепкими и грубыми руками.
В облике центуриона присутствовало что-то птичье хищное. Близко посаженные глаза. Острый взгляд чёрных глаз. Высокий благородный лоб. Длинный и кривой нос напоминал скорее клюв. Неестественно длинный подбородок. Вытянутое лицо.
Тур увидел легионеров раньше, чем услышал скрип подбитых гвоздями подошв. Затем уже последовало позвякивание солдатских поясов.
Вооружение их было не таким тяжёлым, трое из них хотя и без щитов, но в лёгких доспехах. У каждого слева кинжал, а справа меч. Лёгкий доспех можно легко пробить, если столкнуться лоб в лоб.
Пилум с деревянным древком и длинным железным наконечником в дополнение, не считалось серьёзным оружием в поединке один на один. Железный тяжёлый шлем без забрала с нащечниками. Впрочем, железные щёки мешают круговому обзору. Кожаный пояс с металлическими бляхами. У всех солдат выше калиг металлический наколенник на одной ноге, включая также обоих офицеров.
У двух из пяти щиты с пастью льва обнажившего клыки, имеющего сходство с самим Тагром. Блистающий выпуклый шишак щита, покрытый позолотой. Знак личной охраны начальника первой центурии.
Тучный центурион в шерстяной тунике, выкрашенной в красный цвет без доспехов, а жилистый декан в белой. Но оба при ножах и мечах. Без пилумов и щитов.
Садовник смутно разбирался в иерархии вражеской армии. Ведь с тех пор, как он потерял свою руку - прошло более двадцати лет. И хотя понял, что здесь два офицера, но в спешке так и не смог решить для себя кто из двух главнее.
Кантада мучительно выгибался в агонии, когда в лачугу вбежал запыхавшийся со звериными глазами, но с твёрдым намерением мстить и убивать, мускулистый на одну руку, Тур.
Он был красив в благородном гневе. Искры метались в его глазах. И голос не дрогнул. - Стая дохлых собак направляется к моему дому... Старуха! Уведи быстрее Венеру-Карлу! Квинтит!
Девушка ахнула, поняв, что речь идёт не о собаках и начала собирать в узел тряпки.
- Быстрее! -скомандовал вполголоса Тур. - Они идут сюда!
- А куда деть его? - взволновалась старуха, указывая на большие корзины перед тем, как выйти из лачуги.
- Оставь! Пусть он доживёт свои последние минуты здесь в моей хижине. Мы всё равно не успеем его никуда спрятать. У нас есть не больше пяти минут.
Еле горящий очаг потушили. Залили огонь остатками воды из кувшина.
Старуха и Венера-Карла спешно покинули помещение. Они решили сначала выйти к пруду, а затем к задней калитке.
Кантада не слышал ничего из того, что над ним говорили перепуганные люди.
Мучения его были не соизмеримо больше, чем смертельная опасность для семьи Тура. Он хрипел. Полоумные глаза лезли из орбит.
- Квинтит! - позвал Тур, сжимая расплющенный дротик. Пришло время последних наставлений.
Слуга встал. Оценив обстановку в одну секунду, неизвестно откуда, выбросил короткий гладий с обломанным концом лезвия.
Тур отпрянул от него, как от прокажённого, но не сказал ни слова. Всё стало ясно. Принялся бешено переворачивать скамьи и стол. Топтать упавшие на пол яблоки. Он ломал, что попадалось под руку. Потом достал ржавый трезубец, валявшийся на полу под пучком соломы и замер у двери. Последним движением он потушил светильник. Помещение погрузилось в полумрак.
- Эти собаки захлебнуться в своей крови, - шептал хозяин лачуги. Эти слова ловил стоящий позади бледный юноша, сжимая оружие.
Силы не равны. Далеко не в пользу садовника. Однако одно преимущество всё же у Тура имелось. Враги не предполагали о засаде. Они рассыпались по два и по три. Одни отделились от группы сразу, предполагая обойти похожую на склеп хижину без окон.
Центурион и декан шли напрямую по огороду, как дикие животные. Топтали культурные растения, цветы и завязавшиеся слабенькие ростки петуний, бегоний и бархотки.
Властный центурион оказался в сопровождении одного солдата из личной охраны. Декан лениво тянулся сзади и оглядывался по сторонам.
- Туда!
Центурион двинулся к виднеющимся помещениям - маленьким деревянным постройкам.
В комнате царило молчание. Кантада застонал, давясь слюнями, перемешанными во рту с желчью и рвотными выделениями. Ворочался в лихорадке. Тур жаждал крови. Квинтит мечтал о подвиге.
Глухие шаги приближались. Скрип подбитых гвоздями подошв на мелких камешках насторожил ещё больше. Уже слышались хриплые голоса врагов. Пронзительный хохот центуриона на отпущенную шутку деканом. Тур тяжело дышал.
Как только нога всё того же центуриона вступила на засыпанную камнями площадку перед дверью в лачугу, Тур вдруг отложил дротик и впился ладонью в трезубец, составив с ним одно целое. Почему-то ему пришло в голову, что это лучшее оружие на данный момент. Садовник ждал, когда кто-нибудь откроет дверь. Что будет потом, он ни на миг не сомневался.
Но коварный враг не открыл. Рука повисла в воздухе. Он услышал стоны Кантады и приказал всем молчать и замереть. Постоял с минуту, прислушался у двери ещё. Так и есть. Там кто-то прячется.
Отошёл назад. Приказал проверить своему охраннику неизвестного в хижине. Для чего центурион с двумя белыми перьями на шлеме и декан с одним красным освободили легионеру место входа, сами шагнули в левую и соответственно в правую сторону от дверей, дружно взялись за рукояти мечей. Щитов из троих ни у кого не было.
Легко отворив дверь, легионер тут же, не успев войти, вывалился из дверного проёма наружу и упал навзничь, даже не вскрикнув. На груди пробит лёгкий доспех. Отметины от трёх свежих дымящихся кровяных дыр с фонтанчиками бьющей горячей крови. Солдат захрипел в предсмертном агонии, завернул голову и скончался. Дверь осталась открытой. В один миг мечи санкалийцев обнажились. На шум два охранника, обследовавших лачугу кругом, вернулись. Предчувствуя бой, один из них вскинул лёгкий круглый щит с золотым шишаком при виде убитого товарища на земле. Оба по кивку головы центуриона двинулись осторожным шагом к вскрытой двери, прячась за щитами. За ними последовал декан.
С криком из темноты выскочил Тур. В его руке метался трезубец. Пущенное в ход оружие не достало цели и отбито щитом. Отразив первую атаку, легионеры увидели, что имеют дело всего лишь с одноруким инвалидом и расслабились. Один из охранников опустил щит и тут же Тур уколол дротиком в правое плечо этого незадачливого легионера. Садовник успел нанести ещё один укол в глаз, прежде чем подключился ворвавшийся с обнажённым мечом взбешенный декан.
Играючи замяли инвалида обратно вглубь комнатки и решили убить. Тур сопротивлялся. Ненависть овладела им. Он поднял с пола и кинул свой проржавевший трезубец в лицо врага, что исказилось гримасой. Кровь залила порог. Раненный в плечо сел по левую сторону от дверей. Не ожидал он такой прыти от однорукого. Ему крепко досталось.
Четырьмя ударами меча декана Полуная Тур был в следующую секунду зарублен насмерть. Хозяин лачуги завалился на полу кровавым мешком без головы. Отрубленная по локоть единственная рука отлетела налево и продолжала судорожно сжимать и разжимать пальцы. Голова закатилась под свёрнутую на бок скамью. Из основания головы выплёвывались фонтанчики загустевающей артериальной и венозной субстанции. Ручьи багровой крови текли по всему грязному полу помещения. Юношу ещё не заметили. При виде смерти хозяина его сердце стучало, как колокол. Пот лился градом из-под густых волос. Он прижимался к стене.
- Я не раб! - вспомнил Квинтит свои слова.
- Возможно, ты и свободный, но ты сирота, - не уставал повторять Тур.
Обозревая картину боя, враг с любопытством и деловито разглядывал поверженного однорукого противника, каких верно ему еще не приходилось убивать ни разу в жизни ни на поле битвы ни в занятых мирных селениях.
Декан Полунай присел перед обезглавленным телом Тура и с наслаждением разглядывал конвульсии тела без головы и рук, ничего не опасаясь.
Мальчишка не знал, что это был командир контуберналия. Вскинув руку с налокотником вместо отсутствующего щита, декан неторопливо вытер меч о солому и готов был вложить в ножны, но не успел этого сделать.
У порога корчился их товарищ, но никто не помогал ему. Ещё один легионер, зажимая повреждённую голову, упал в ту сторону, где прятался слуга Тура. Он захлебнулся кровью. Раненный в плечо, зажимая кровь ладонью, поднял глаза и неожиданно встретился с глазами мальчишки пошевелившегося в полумраке на другой стороне от дверей.
Понимая, что до него не дотянуться, между ним находился спиной декан, Квинтит развернулся, поднял своё оружие вертикально полу и со всей силой на глазах другого врага вонзил обломок меча сзади в шею склонившегося над мёртвым Туром декана.
Напрасно легионер звал на помощь и пытался встать в то время, когда от задуманного плана Квинтит хладнокровно перешел к действию.
Мальчишка вонзил ему обломок гладия по самую рукоятку.
Верхние позвонки просто разлетелись на мелкие частицы.
Декан Полунай, захлёбываясь кровью, какое-то краткое время ещё стоял на коленях и к удивлению держал спину прямо.
Квинтит был тут же пригвожден к стене пилумом, брошенным с очень близкого расстояния. Пилум пробил грудную клетку насквозь, намотав лёгкие. Раненный не мог оставить убийство Полуная без внимания и ответа.
Декан продолжал стоять на коленях. Изо рта его сгустками хлестала кровь.
Часть лезвия удачно всаженного гладия почти до конца по всей длине глубоко и надёжно засела в разрубленном на две трети позвоночнике.
На какое-то время меч выполнял функцию опоры и заменил разрушенный позвоночник собой, как скрепляет проволочный каркас глиняную статую и удерживал вес тела в вертикальном положении в чуть наклонном состоянии.
Эта чудом удерживаемая зыбкая конструкция из стали и живой плоти скоро с громом рухнула.
Упал декан замертво.
- Да что там у вас происходит?- Центурион ворвался последним.
Мощный удар мечом по новой цели снёс у Квинтита полголовы и плечо. Мальчишка умер мгновенно.
Не успел, держась за стену одной рукой, раненный солдат встать на ноги, как командир первой центурии уже лично закончил проверку помещения, осмотрелся и убедился в своей полной безопасности. Наконец, его вниманием завладел лежащий.
- Что это за падаль? - вскричал центурион. Жезлом в правой руке он указал на груду корзин с растянувшимся на них в полный рост Кантадой. При этом другой рукой аккуратно вложил меч в ножны. Он даже толком не разглядел, кого он сейчас убивал, действуя в паре с охранником. Лишь выяснил для себя, что остальные легионеры мертвы и один смертельно ранен в голову.
- Похоже... это посланец небес, из-за которого меня едва не убили! Не каждый день встречаюсь с сумасшедшим одноруким и мальчишкой, - прохрипел легионер как-только пришёл в себя после болевого шока.
- Доведи до конца! Прикончи!
- Мой командир, я хотел бы взглянуть в его лицо перед тем, как убью!
- Посмотри и убей!
Легионер кивнул, взял за шиворот лежащего, бесцеремонно стащил его с корзин на пол и подтащил к раскрытой двери.
Центурион отвернулся и попытался зажечь светильник.
- Они убили Тамала и Кевена с деканом Полунаем? Этот оборванец и инвалид?- поинтересовался он.
- Так точно! -ответил раненный охранник.
- Убей! - безразлично к больному бросил тучный центурион.
- Есть, - весело отозвался тот же легионер и закинул меч в здоровой левой руке, хотел рубануть сплеча.
- Порази меня молния! - вскричал он.
Лачуга осветилась.
- Я узнал его! - произнес легионер с обнаженным мечом.
- Кто это? - удивился центурион.
- Это же... Да это никак пропавший командующий с главных ворот!
Не на много раньше у самого пруда Венеру-Карлу неожиданно схватили за руку. Она увидела перед собой рослого бородатого легионера. Второй улыбаясь, вышел из кустов. Не говоря ни слова, он пронзил грудь старухи острым мечом. Сердце старушки остановилось. Она не успела даже толком испугаться. Девушка же потеряла дар речи.
С пойманной у пруда молодой девушки тут же грубо сорвали одежду, поцарапали плечи, грудь и живот. Бородатый легионер начал жестоко насиловать. За ним совершил своё грязное дело не без удовольствия и второй солдат. Затем забили ей рот кляпом. Обнажённую и униженную крепко привязали к толстому стволу дерева в саду.
Девушка не могла знать, как обошлись к тому времени с её отцом Туром и мальчишкой Квинтитом.
Уже к концу дня последний оплот сопротивления на воротах внутренних стен древнего Тилкана был рассеян. Стихийно вспыхивающие очаги в особо людных местах скоро подавлялись захватчиками. Мирное население в страхе попряталось и разбежалось. Последняя массовая резня случившаяся около задних ворот длилась около двух часов, но никак не могла изменить общего положения дел. Наёмники огромной голодной толпой сползались как муравьи в свой муравейник к заветному центру города, где имелись роскошные храмы и богатый дворец правителя с сокровищницей. Легионы тилканцев больше не сражались. Главнокомандующий и правитель Тилкана спешно покинул город на лошади с тремястами всадников. За ним тянулся длиннющий шлейф в виде каравана прислужников и слуг.
Половину сокровищницы отца Гаю всё-таки удалось вывезти из города. Четверть успели растащить приближенные. Другая четверть досталась захватчикам.
Остатки конницы Полуния и уцелевшие пешие силы вышли через западные ворота города, не имея никакого чёткого плана даже на этот день.
К вечеру Тилкан пал окончательно. Две тысячи всадников ободранных и раненых пустились прочь, около десяти тысяч пехоты отправились в леса, распадаясь и рассыпаясь на мелкие отряды и группы, чтобы в будущем грабить и разбойничать. Тилкан сдан на милость кровожадному врагу.
Тагр въехал в город на молодом белом коне. Полудамент полководца надёжно укрывал царские плечи от вечерней прохлады и развевался за плечами чёрными крыльями на ветру.
Лучшие сыны Тилкана отслужили последнюю панихиду. Попрощались с родными местами. Кто-то покончил жизнь самоубийством в своём доме, не желая покидать могилы отцов. Кто-то в поисках лучшей доли на чужбине. Кто остался в городе становились автоматически рабами безжалостного завоевателя. Ведь теперь шансы на царствие в Санкалах увеличились, он выполнил своё обещание перед советом старейшин.