Шар
О.П. с любовью.
Искрящийся всеми оттенками праздника красный шар вращается на нитке, а я гляжу внутрь, туда, где собрались все тайны этой жизни и теперь прячутся в бликах, украдкой перелетая в тёмную область шара, но я успеваю заметить самый кончик хвоста Главной Мировой Отгадки, отправляюсь в погоню... Хвоя колет щёку, я моргаю и упускаю юркую Правду из вида.
Бабушка кладёт руку на моё плечо.
- Лёка, эту игрушку купила моя мама, твоя прабабушка. Это наша фамильная драгоценность. Ты уж осторожнее...
Шар замедляет вращение и чинно, даже тяжеловесно останавливается. Теперь я вижу, насколько он стар: мутные пятна на пузатых боках, скол возле горлышка, еле заметная трещинка у дна, облупившаяся краска - бывшая снежинка. Шар раскручивается в обратную сторону.
Разумеется, белые пушистые варежки сливаются со снегом. Лёка ищет, но не находит. Пальцы холодны, как сосульки.
"Так, тут я шла, шла, вышла отсюда, из "магазинного двора", у качелей постояла с Веркой..."
Рукавицы лежат именно у качелей. Очевидно, сунула мимо кармана...
Быстрее домой.
Промёрзшие варежки не греют. Лёка сжимает кулачки. Не помогает.
Подъезд, лестница, дверь квартиры.
Дома - никого.
В кармане ключи. Лёка выковыривает их скрюченными пальчиками. Роняет.
Ничего не чувствующие руки шарят по бетонному полу, гоняя связку. Ловят. Как выбрать ключ?
Лёка спускается в лестничный пролёт, к батарее. Надо отогреться. Через несколько минут в пальцы приходит боль - бесконечно нарастающая ломота. Слёзы текут из Лёкиных глаз. Не видно ни батареи, ни окна, ни лестницы. Лишь игра бликов вроде тех, что живут в шаре...
Мимо идёт сосед-пенсионер (в магазин, наверное). Лёка отворачивается, пряча лицо.
- З... з... драуйте... - только и может выговорить она.
- Привет, кхе, - скрипит старик.
Почему в моменты боли обязательно появляется кто-то, с кем надо быть вежливой?
Сосед выходит, оставляя после себя эхо очередного "кхе-кхе". Лёка плачет, уже не скрываясь. Можно подумать, что в подъезд забрёл брошенный щенок и теперь тихо протяжно поскуливает.
С каждым Новым Годом волшебство обесценивается, утекает сквозь зелёные ветки, которые, чёрт побери, не такие уж зелёные, а к Рождеству и вовсе жёлтые.
Я сижу в зале, читаю очередной обман, зафиксированный на теле искусно нашинкованных деревьев, и слушаю тихий стук хвои, опадающей на паркет. Шар подмигивает всё печальнее. Дед Мороз нейдёт, потому что его нет. Велосипед будет ко дню рождения, а свитер - тоже хороший подарок.
Игрушки, гирлянды, конфетти. Мне нравятся бенгальские огни, потому что они красиво горят, как-то уж очень по-деловому шипят и... беззлобно жалят искрами руку, словно поучая: каждое яркое событие в твоей жизни сулит не только сахар.
Тайны мира, заключённые в прабабушкином шаре, наверное, застыли в летаргическом сне и перестали восприниматься. Я помню, что они должны там быть, но - не вижу.
Боль угасает, оставляя после себя нестерпимый зуд. Лёка прислоняет лоб к прохладной стене.
Да, теперь пальцы двигаются. Неуклюже орудуя ключом, Лёка отпирает дверь и ныряет в родное тепло квартиры.
В коридоре лежит ёлка. Сегодня её установят, и надо будет нарядить.
"Надо будет"?.. Или всё же "наконец-то можно будет нарядить"?
Лёка садится на табурет и переводит дух. Смотрит на красные, даже пурпурные руки. Они горят, нестерпимо чешутся, опухают.
"Шалун уж обморозил пальчик..." - Лёка смеётся, светятся весельем красные влажные глаза.
Замёрзший сопливый нос наконец-то чувствует запах хвои. Ощущение сродни тому, что испытываешь при подслушивании звуков улицы, сидя в погребе... Такой неимоверно давний, невыразимо дальний запах. Аромат другой жизни...
Теперь раздеться. До возвращения домочадцев надо многое успеть. Одна уборочка сколько времени отъест!..
Когда семья собирается и начинает кухонную подготовку к торжеству человеческой веры в условности, я радуюсь больше всего. Это любимая часть праздника. Духовка пышет неослабевающим жаром, ножи стучат барабанной дробью, приговаривая овощи к четвертованию, по квартире растекается пар, распадающийся на тепло, влагу и ароматы.
Все, кто ссорился, либо мирятся, либо "подписывают временный пакт о ненападении". Пусть это лишь пародия на согласие и гармонию. В неё веришь, а это главное.
А жизнь несётся подобно красному крутящемуся шару: что-то постоянно меняется, смысл прячется и убегает, блики мечутся, сталкиваясь и разлетаясь... Но сам-то шар - вот он, висит спокойно на нитке. Раз в год вращение останавливается, и на сутки или двое в моём бытии наступает вязкий стоп-кадр. Сонное сознание слоняется в потерянном прошлом, силится подсмотреть в несуществующее будущее, заклинает сгустившееся настоящее никогда не возвращаться к нормальному состоянию. Но праздник проходит, салаты и сладости заканчиваются. Время отмирает.
Вечер Великого Семейного Сбора - вот что такое Новый Год. Всякий раз, открывая дверь, Лёка ждёт чуда и не ошибается. Каждый приходящий приносит с собой часть праздника: кто-то - нарочитым весельем (положено ведь?), кто-то - подарками в блестящих упаковках (даже отчаянно-прозаичные носки упакованы, словно "сорви бантик и получи слиток золота"), кто-то - просто тем, что приходит.
Объятья, долгий взгляд в глаза. Маленькие ножки, неуверенно ступающие возле больших.
- Кто это у нас тут?..
- Ух, растём-то!..
- Ну, рассказывай, как жизнь молодая...
- Ой, только не в щёку, пудру жалко!..
- Где там наш бабулёчек?!?! Ба!..
- А "С лёгким паром" уже идёт?
Лёка бросается в этот тёплый омут смеющегося, шуршащего, звенящего посудой, стреляющего пробкой в потолок, поющего, говорящего по душам, утомлённого, но счастливого...
Каждый раз. Но - не надоедает. Для Лёки, Оленьки, Ольги, Ольги Петровны именно эти дни - настоящие. Остальное до и после - шум: и обмороженные руки, и мелкие обиды, и любовь с обманом, и потеря первенца, и недавняя смерть мужа (сегодня он здесь, с нами, пуcть и незримо)...
Даже тонкие ловкие пальчики иногда ошибаются. Нитка ускользает, и шар падает.
Он разбивается с жалобным хрустом, высвобождая Тайны Мироздания. Они, ликуя, радуясь свободе, летят вверх, не прячась, давая разглядеть, поймать...
"Не смотри на осколки, правда - она выше!"
Я кладу руку на внучкино плечо.
- Это был шар твоей прапрабабушки. Давай похороним его достойно. И не плачь. Это всего лишь шар.
|