Аносова Лана
Добрый доктор Чех. Повесть 4. Властелины пограничья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    -Что ты со мной сделала? - Андрес-паук метался по кругу, пытаясь рассмотреть себя. -Вернула тебе истинный облик, - гулким эхом разнесся голос по пространству, - Как ты перенес меня сюда? -Я не хотел тебя переносить. Я просто хотел спрятаться, - пытался успокоиться Андрес, - Уйди из моего безумия! -Как бы ни так! Пока не узнаю, как сюда попасть без твоей помощи, я тебя не оставлю в покое! - Пенелопа тряхнула паука, почти с нее ростом, как пушинку. -Ты не сновидец, ты двойная. Ты очень сильная. Сильнее только сновидцы. Я сам больше ничего не знаю. Предыдущий хозяин этого места сказал мне это, - лепетал Андрес. -И что ты с ним сделал? - ласково-угрожающие интонации Пенелопы нравились ей самой. -Убил. -Ах, вот как, - Пенелопа закусила губу, - Это место граница, ведь так? Граница между миром здоровых и чем-то еще... Тут и собираются все психи. Мило. Мне ни к чему пока убивать тебя.
  От автора.
  Эта повесть о докторе Вальдемаре Октео ван Чехе, не может считаться четвертой, так как нарушает хронологию повествования, так же она не может считаться первой или нулевой, так как первой была часть о Кукбаре, а эта часть написана позже всех трех. Так что можно считать эту часть параллельной всем остальным повестям.
  Из всего вышеописанного следует, что автор и сам в порядочном затруднении в классификации этой книги... Впрочем, как и в классификации всех остальных повестей о докторе Чехе.
  
  Глава 1.
  Молодой черноволосый кудрявый доктор опасливо заглянул в кабинет заведующей отделением Пенелопы Акнео ван Тащ.
  -К вам можно?
  -Ты уже зашел, при этом не постучался, - сурово ответила зав. отделением.
  Она сидела спиной к двери, но отлично знала, кто пришел. Молодой выпускник, от которого буквально за километр еще несло университетом и написанным дипломом.
  -Итак, друг мой, проходи и садись, - хмуро начала она, не оборачиваясь на вошедшего.
  Доктор аккуратно затворил дверь и сдержанным шагом прошел по кабинету, выдержанно сел на стул. Он тут же попал под внимательный взор серых глаз. Пенелопа ничего не говорила, губы ее были плотно и презрительно сжаты.
  -Вальдемар Октео ван Чех, - полный пустого собственного достоинства сказал молодой человек.
  Достоинство вылетело воздушным шариком. Пенелопа стала что-то разглядывать за левым ухом Вальдемара, лицо ее выражало противоречие между желанием лопнуть это шарик и профессиональным долгом. Она хотела что-то сказать, но смолчала и воздушный шарик Чехова достоинства уцелел.
  Молодой доктор рассматривал начальницу со святым благоговением ученика. Женщина была еще молода, лицо ее круглое с острым носом и подбородком сейчас имело выражение напускной суровости. А глаза были очень добрые: левый - серо-голубой, правый - серо-зеленый.
  Вальдемар выдохнул и начал расслабляться, разглядывая красивые полные руки доктора ван Тащ, но та резко посмотрела на него в упор. Молодому доктору пришлось снова напрячься. Он даже дышать стал поверхностно. Пенелопа отвела глаза и сказала:
  -Вальдемар. Что как не родной, а? Не первый раз видимся уже. Понимаю, прошлую практику мы с тобой расстались, так сказать... не попрощавшись, при обстоятельствах... Ну, да, что я тебе буду рассказывать, - Пенелопа погасила взгляд и тепло улыбнулась, глядя на какие-то бумажки на столе, - Я тебя вот зачем пригласила. Во-первых, теперь зови меня Пенелопа, теперь я коллега, а не твой наставник. Во-вторых, можно на ты. Напрягает общаться на вы! - Пенелопа резко взглянула на Вальдемара, начавшего было снова расслабляться, - Сколько подразделений у нас в клинике, знаешь?
  Вальдемар кивнул. Пенелопа мягко откинулась в кресле и стала очень плавно вертеть в правой руке карандаш.
  -Четыре.
  -Правильно, - мягко ответила Пенелопа, - мы - четвертое, самое маленькое. У нас меньше всего больных и они самые сложные из всех. А знаешь, почему докторов у меня так мало?
  -Ставок не дали, - тихо сказал Вальдемар.
  -Расслабься, - Пенелопа улыбнулась одними губами, молодой доктор еще больше напрягся, - Ставок полно. Никто не может со мной работать. Я слишком авторитарна - это раз, не терплю возражений - два. И если я сказала: "гипноз", значит гипноз. Если сказано: "Никакого гештальта", значит, никакого гештальта.
  -А если поведение больного диктует именно музотерапию, а не ... допустим... изотерапию, тогда как? - полюбопытствовал доктор.
  -Твои проблемы. Но будет так, как я сказала, - Пенелопа широко улыбнулась.
  Улыбка была доброй, но глаза злые.
  -А... О... - доктору нечего было сказать.
  -Ты, я знаю, специализировался на детских девиациях?
  -Да, писал диплом, - Вальдемар поморщился, как будто у него болел зуб.
  -И три месяца работал в детской лечебнице, предатель, - усмехнулась Пенелопа, - И как тебе?
  -Я продержался всего три месяца, а потом понял - не мое, - доктор не знал, куда себя деть.
  Уже с первой практики Пенелопа решила, что он будет работать под ее началом. Во время второй, последней практики, произошла история, о которой доктору все еще несколько стыдно было вспоминать. Тогда-то он решил перейти от взрослой психопатологии к детской. Не получилось.
  Пенелопа потеплела.
  -А скажите ...
  -Скажи, - резко оборвала его Пенелопа.
  -Скажи... - выдавил из себя ван Чех, - почему при таком замшелом заводе целая клиника?
  -У меня муж работает на этом заводе, - улыбка мгновенно сползла с ее лица, она стала старше, лицо ее поменялось, - они там занимаются откровенным психоделом. Я не знаю точно, чем. В отделе мужа они паяют детали для каких-то машин, там сама благополучная атмосфера. В остальном... мужики спиваются, сходят с ума, женщины... У нас же еще отделение венерологии. Триппер тут почти профессиональное заболевание. Делирий и триппер.
  Доктор шумно выпустил воздух.
  -Да-да, дорогой, именно так, - Пенелопа взглянула на доктора исподлобья кокетливо.
  Ван Чех был молод, подтянут, плечист. Из-под шапочки выбивались черные волосы. Нос был сломан в одном месте, круглые голубые глаза были круглыми еще и от страха. Можно понять: парень третий день на работе, с документацией никак не разгребается.
  Пенелопа мягко, но порывисто наклонилась вперед и взяла его широкую ладонь.
  -Успокойся, - грудным голосом мягко приказала она, - расслабься, ты не комок нервов. Смотри мне в глаза, Вальдемар.
  Ван Чех смутившийся, опустивший глаза, поднял их на начальницу.
  -Ты не мальчик с улицы, ты - доктор! Ты должен выйти отсюда с гордо поднятой головой от осознания того, что ты Вальдемар Октео ван Чех. Вспомни, как ты представился. Как бодро, ты чувствовал, кто ты есть! Вспомни это и будь собой. Это самое важное в нашей работе! В работе со мной не забыть кто ты, твердо помнить, что ты Вальдемар Октео ван Чех!
  Ван Чеха голос Пенелопы действительно успокоил. Внутри все согрелось и даже затрепетало. Он невольно пожал руку начальницы, она вздрогнула и отняла руку, погасила взгляд и стала скромной женщиной, на которую и обратить-то внимание было бы трудно, встреть он ее в другом месте.
  -Можешь идти.
  Доктор неожиданно для себя резко встал. Пенелопа тут же вскинула голову и хищно посмотрела на него, сверкнув левым чисто-голубым глазом. Вальдемар ответил ей ясным чуть робким взглядом. Такие частые перемены несколько пугали его.
  -Сядь, - тихо сказала она.
  Вальдемар остался стоять.
  -Чего не садишься? - Пенелопа вдруг сбросила с себя всю порывистость и мягкость, встала сама, деловая тридцатипятилетняя полная сил женщина.
  -Я собирался уже по делам, - ответил ван Чех.
  -Все дела тебе, да дела. А перекусить не хочешь? Обед уже.
  Ван Чех подумал и снова сел. Пенелопа опустилась на свой стул и достала из ящика стола две коробочки с одинаковыми порциями домашней стряпни. Из стола на свет появились ложки, рюмки и бутыль коньяку.
  -Наливай, пей, кушай, - Пенелопа по-хозяйски распоряжалась на столе.
  -То есть эти твои "помни, что ты Вальдемар" и прочее были просто способом заманить меня на обед? - ван Чех несмело улыбнулся.
  -А то, - Пенелопа села и коротко стрельнула любопытным взглядом в коллегу, - Приятного аппетита.
  Доктор попробовал пюре, почти сразу заглотил котлету и только потом подумал, что надо бы сделать хозяйке комплемент.
  -Вы вкусно готовите.
  -Это не я. У меня муж готовит, - отмахнулась Пенелопа, лениво наливая коньяку.
  Ван Чех несколько иначе посмотрел на то, что он ел с таким удовольствием.
  -У тебя живая мимика, это хорошо, но и ужасно плохо, - заметила Пенелопа, - как всякий, кто рожден в июле, ты говорлив, только пока стесняешься меня. Не болтай много при больных, ум за разум зайдет, они и так не здоровы. А тут ты еще со своими прибаутками.
  Пенелопа самодовольно улыбнулась, рассматривая, как ползут вверх соболиные брови коллеги.
  -У тебя все кровью на лице написано. Когда родился, кого любил, когда с ума сойдешь. Все на лице, каждое движение мысли, все в эфир выливаешь, ничего себе, все людям. Пей.
  -Не хочу, - ван Чех доскреб стенки контейнера для завтраков и демонстративно оставил его прочь.
  Пенелопа ласково улыбнулась.
  -Хо-хо. Не боишься попасть в немилость, а, мальчик?
  Ван Чех слегка наклонил голову и выразительно посмотрел на начальницу.
  -Я не виноват, но вы сами пробудили стихию, - вкрадчиво сказал он, - Вы мне сказали, будь собой, и вот он я. И пить я не буду! Да, и опалы я не боюсь.
  Улыбка Пенелопы стала шире, но приобрела оттенок иронии.
  -Ну-ну, крошка, посмотрим кто кого. Значит, пить ты не будешь.
  -Не буду.
  -Никогда?
  -Никогда.
  -Вообще?
  -На работе пьют алкоголики!
  -Ах, так я еще и алкоголик?! - хохотнула Пенелопа.
  Ван Чех дернулся и рассмеялся.
  -Я не то хотел сказать.
  -Да, чего уж там, сказал уже, - Пенелопа посерьезнела и причмокнула. Она медленно выпила свой коньяк, - Учти, мальчик, я не никогда ничего не предлагаю второй раз. Так что, либо ты пьёшь здесь и сейчас со мной, либо я никогда уже тебе не налью, как бы ты передо мной не ползал, - все это она проговорила тихо, разглядывая узор на дереве стола. В конце фразы она стрельнула в коллегу упрямым, немного злобным взглядом правого - блекло-зеленого глаза.
  Молодой доктор встретил это взгляд с довольной ухмылочкой:
  -Один вопрос.
  -Валяй.
  -А ты всем так трагически завываешь, трогательно взяв за ручку, или только избранным? - ван Чех крутил в руках вилку.
  Пенелопа улыбнулась одними глазами.
  -Мне было хотелось посмотреть на тебя настоящего. Не на бледную копию, а на настоящего. Ты и так не достаточно еще раскрылся, но я хотя бы теперь понимаю, что больные дети мало тебя изменили. Значит, пить ты отказываешься?
  -Да.
  -Дурак, - констатировала Пенелопа, - Все свободен, душечка, свободен.
  -До свиданья.
  -Еще увидимся.
  Доктор встал, его слегка грызло чувство вины, он сам не понимал за что.
  -Прости, если обидел тебя.
  Пенелопа убирала контейнеры для еды обратно в ящик. Она подняла голову на молодого доктора.
  -Вальдемар, я старше тебя всего на десять лет. Но я тут такого повидала, что обижаться на маленького перепуганного недопсихиатра было бы преступлением, - доверительно сказала она, - Ты умница. Просто глупый пока. Иди.
  Вальдемар постоял еще немного, но вдруг подскочил, как ужаленный, и быстро вышел из кабинета. Пенелопа какое-то время созерцала пейзаж за окном со своего стула, потом подошла к зеркалу и долго смотрела в свое отражение, барабанила пальцами по раковине. Наконец, она распахнула дверь в кабинет и сильно задела молодого доктора.
  -Чего тебе еще? - нервно спросила она.
  -А...я..., - ван Чех смущенно чесал затылок.
  -Иди уже... коллега, - дверь за Пенелопой закрылась.
  
  Глава 2.
  На следующий день молодой доктор уже отсчитывал время до выходных, чтобы отдохнуть. Голова его пухла от разных историй болезней. Он категорически потерялся, не знал с кого ему начинать. Что делать с этими больными? И если делирии он кое-как еще помнил, то девочку по имени Бонни он совершенно не знал, как лечить.
  Бонни работала официанткой в столовой при заводе. По свидетельствам родных и сослуживцев, всегда была девочкой робкой, диковатой. Перед тем, как заболеть окончательно, стала жаловаться на ночные кошмары и фобии. Она начала бояться пауков, потом ножей, потом поварешек. В конце концов, все кончилось нервным срывом на рабочем месте и глубокой депрессией, которая переросла в депрессивный психоз. Бонни плавно сошла с ума. Доктора в этой истории смущало очень многое.
  Например, почему у девочки только имя, ни фамилии, ни второго имени? Почему родные не обратились к психологам, когда Бонни можно было еще спасти? Ведь истерика при виде паука на картинке в книге это уже очень серьезно! А были "звоночки" и посерьезнее.
  Бонни боялась заходить в помещения, где мог бы быть нож. Половники вызывали у нее рвоту и мигрени. Она не спала по несколько суток, потому что ее мучили кошмары о пауке, который хочет сожрать ее.
  Доктор несколько раз в день открывал ее карту, перечитывал историю болезни, порывался идти, но в последний момент пугался и брался за другую историю.
  -Ты еще не протух тут? - Пенелопа появилась в ординаторской, когда Вальдемар делал очередной виток, по своему кругу размышлений.
  -Не протух, но подгниваю, - эхом ответил ван Чех, потом осекся и посмотрел на Пенелопу.
  Немного поморгал и смутился. Та от души хохотала над остротой, смех был низкий, грудной, вызывающий.
  -Значит, будем гнильцу снимать, - сказала она, тряхнув короткой челкой, - О чем хоть печалишься?
  -Бонни.
  Пенелопа нахмурилась, припомнила и поджала губы.
  -А, эта девчушка милая, ты ее едва ли старше, - Пенелопа села на стул и пробежалась глазами по истории болезни.
  -И что тут такого сложного? Банальный депрессивный психоз.
  -Я не знаю, с чего начать.
  -Сделай что-нибудь.
  Ван Чех сел напротив Пенелопы и вздохнул.
  -Неплохая попытка, но ты не сильно помог больной.
  -Надо к ней сходить.
  -Умница.
  -А о чем с ней говорить?
  Пенелопа цокнула языком.
  -С молодняком так сложно, - фыркнула она, - Ты же гештальт-терапевт!
  -Ну, да.
  -Сказала бы я тебе, кто ты, - ворчливо отозвалась Пенелопа, поджав левый уголок рта.
  -А ты скажи, не бойся, - сощурился ван Чех.
  -Я боюсь? - Пенелопа вытаращила на наглеца разные глаза, - Ты маленький ссыкун, вот ты кто.
  Ван Чех два раза открыл рот, но ничего не сказал.
  -Да-да. Ты мелкий трусишка, который все знает и всего боится, - усмехнулась Пенелопа, - А теперь еще и на рыбку похож.
  -Хамка! - обиделся доктор.
  -В наше время, правда - не в цене. И заметь, ты сам попросил, так что это не я хамка, а ты слишком любопытный.
  Доктор насупился и глубоко задышал, раскрывая крылья роскошного носа. Голубые глаза налились злостью.
  -Можешь пыхтеть сколько угодно, только бы это помогло Бонни и тем несчастным, которые попали к такому нерешительному врачу, - жестко сказала Пенелопа, любуясь, как доктор злится.
  Ван Чех резко встал, стул за ним опрокинулся, шапочка слетела. Пенелопа охнула и попридержала улыбку. Ван Чех порывисто поднял шапочку и попытался натянуть ее на голову, но она была мала, поэтому осталась держаться на его голове лишь чудом. Он вылетел из кабинета, хлопнув дверью. На раковине звякнула мыльница.
  -Люблю манипулировать, - довольно улыбнулась Пенелопа.
  Она встала и спокойно прошлась до палаты Бонни по коридору. Пенелопа пришла в тот момент, когда доктор проводил опрос больной. Бонни сидела бледная, сверкая на доктора опасливо серыми глазами. Наматывала на палец рыжий локон.
  -Когда приснился первый кошмар?
  -Я не помню. Давно, - печально ответила Бонни, - О чем он был, я тоже смутно помню. Понимаете, это всегда был вроде бы и один сон, и с другой стороны, в нем всегда что-то было по-другому.
  -Детали менялись?
  -Постоянно что-то добавлялось. В результате, я ни одного сна не могу вспомнить, - Бонни сказала это с каким-то надрывом.
  -Почему именно пауки? Чем они для тебя опасны?
  -Ночью они могут заползти под одеяло, укусить, впрыснуть яд и к утру сожрать.
  -А не подавится? - доктор с сомнением посмотрел на Бонни.
  -Чего?
  -Я говорю, ему жирно не будет одному? В смысле, он такой маленький, а ты по сравнению с ним большая. Питон и тот бы человеком подавился.
  Бонни задумалась, но ничего не стала говорить, уверения на нее не подействовали.
  -Вам угрожали когда-нибудь расправой?
  Бонни промолчала. Она долго сидела, глядя на угол стола.
  -Нет, никто, никогда, нет... нет...
  Она долго шептала слово: "Нет!", а глаза ее наливались слезами.
  -Ох, ты бедненькая, - доктор закусил губу, - дай сюда ручку, ну, дай, не бойся.
  Бонни еще могла себя контролировать, она подала руку.
  -Расслабь... расслабь, тихо... - доктор потряс руку и пальцами нащупал вену на сгибе локтя.
  -Я сделаю укол, не беспокойся. Тревога сразу уйдет. Я больше не буду тебя спрашивать об этом, хорошо?
  Бонни держалась из последних сил, закусила пухленькую розовую губку и кивнула. Доктор быстро достал из халата железный ящичек со шприцом и парой ампул препарата. Сделал укол. Убрал железную баночку.
  -Бонни, ложись.
  Девушка встала из-за стола, повалилась на кровать. Слезы еще текли из глаз, она была вся в каких-то своих неприятных воспоминаниях. Доктор сидел рядом на кровати, сложив руки на коленях, и задумчиво кусал губу.
  -Идемте, доктор ван Чех, - спустя три минуты созерцания сказала Пенелопа.
  -А Бонни?
  -Она успокоится. Я не думаю, что она начнет буйствовать, - мягко сказала Пенелопа.
  -Я все провалил, - доктор насупился и сел на подоконник в коридоре.
  -Ну, и что ты провалил? Пойдем в курилку, - Пенелопа дернула его за халат.
  -Она рассказала мне о себе. Она совершенно не помнит детства. Помнит себя, начиная лет с 14. То есть ей 24, а она не помнит значительный кусок жизни, - доктор вздохнул.
  Пенелопа открыла дверь в курилку и заперла ее ключом, доктор сел на подоконник и стал болтать ногой. Пенелопа закурила.
  -Я слушаю тебя, продолжай, - сказала она.
  Доктор достал из кармана халата портсигар и тоже закурил.
  -Стильная вещица, - отметила Пенелопа.
  -Она не помнит важный период жизни. Как правило, у людей есть воспоминания о жизни до 7 лет. Хотя бы на уровне ощущений. Период с 7 до 14 она помнит очень смутно. Она оперирует только тем, что знает со слов других. То есть, что в 14 лет ее удочерили, а до того она жила в детском доме. Оттуда никаких воспоминаний. Возможно, ее страхи это воспоминания, которые пытаются прорваться.
  -Скорее всего, - Пенелопа стряхнула пепел и продолжила слушать.
  -Бонни явно угрожали расправой, и она это помнит, но настолько боится, что даже не говорит. Хотя все реакции "за". Она помнит кто, она помнит за что.
  -За что? - Пенелопа хитро прищурилась.
  Доктор закусил губу и задумчиво ее пожевал. Он несколько раз бросил опасливые взгляды на собеседницу. Он не решался сказать.
  -Как маленький! - хихикнула Пенелопа.
  -Вы тоже так думаете?
  -Как? Что ты как маленький мальчик жмешься?
  -Ее поведение похоже на то, как будто бы ее изнасиловали.
  Пенелопа довольно кивнула.
  -При этом человек, который много значил для нее.
  -Он играл роль отца, - авторитетно подтвердила Пенелопа.
  -Причем тут все эти пауки и прочее?
  -Не знаю, - Пенелопа пожала плечами и повернулась лицом к окну, - Ты допустил всего лишь две ошибки сегодня. Это нормально. Мне хотелось бы, чтобы ты не повторял больше одной единственной ошибки. Не будь робким. Это трудно, особенно вначале. Но я не могу каждый раз толкать тебя под задницу, чтобы ты встал и шел к больному. Ты должен прочитать историю, а потом идти и лечить его. Чем дольше человек живет так, тем труднее его лечить. Каждый день сумасшествия может обернуться годом лечения. Это раз.
  Второе. Ты не дал Бонни выпустить эмоции. Я поняла, что ты рассудил, мол, девочке не нужна истерика, это ее истощит. Как истощит, так и восстановится. Психика пластична. Кстати, мне нравится этот твой контейнер со шприцом, это интересно, но непродуктивно. У нас есть медсестры. Достаточно нажать кнопку и она придет с готовым шприцем. Тут ты потерял время. Однако, заметил ли, Бонни держалась? - Доктор кивнул, глаза его сияли любопытством. Пенелопа села рядом с ним на подоконник и продолжила, - Это значит, она боится выдать себя в истерике. Промаринуй ты ее без лекарства немного, может быть, она выдала бы какую-нибудь реакцию. Это жестоко! - Пенелопа отреагировала на мрачное выражение лица доктора, - Психиатрия - самая бесчеловечная из всех наук о человеке. Запомни это. А вообще, ты порадовал меня. Из тебя выйдет толк. Ты не владеешь гипнозом?
  -Почти нет.
  -Ты не гипнолог, это видно, - Пенелопа цокнула языком и закусила ноготь на большом пальце правой руки, - летом отправлю тебя учиться. К моему учителю, далеко-далеко.
  -Хорошо, - ван Чех кивнул.
  Они погасили свои сигареты, и вышли какие-то подавленные. Ван Чех повернул к ординаторской.
  -Я не поняла. У тебя день рабочий кончился или нет?
  -Нет.
  -Тогда какого черта? У тебя больных навалом. Марш работать! - приказала Пенелопа и куда-то удалилась.
  Ван Чех постоял в коридоре, потом фыркнул:
  -Какого, какого... Лысого! - и отправился в ординаторскую.
  
  Глава 3.
  -А за это я тебе вычту из зарплаты, - Пенелопа ждала молодого доктора в ординаторской.
  -А я за картами пришел, - быстро выкрутился доктор.
  -А я так и поняла, - Пенелопа смотрела на ван Чеха снизу вверх с видом, что она действительно так ему и поверила, - кстати, хорошее кресло, удобное, надо будет себе в кабинет забрать.
  Пенелопа встала с черного кожаного кресла. Доктор как раз подошел к этому креслу, чтобы сесть в него. В первый же день он облюбовал кресло в приемном покое и специально притащил в ординаторскую, ревниво оберегал от всяких на него посягательств.
  -О, ты такой высокий? Я думала, ты ниже, - отметила Пенелопа, макушкой она доходила доктору разве что до плеча.
  -Я такой да, - фыркнул ван Чех, - А вы меня преследуете.
  -Я? Тебя? Да, ты мне сто лет не сдался! Я просто за тобой слежу, чтобы ты работал, а не "Ваньку валял".
  Ван Чех тяжело вздохнул и просочившись мимо начальницы, сел в свое кресло.
  -А я думала, ты поможешь мне перенести это чудо ко мне, - удивилась Пенелопа.
  -Нет, это кресло я сам сюда принес и никуда больше не понесу. Я первый его открыл.
  -А. Ну, тогда счастливо оставаться, первооткрыватель кресел, - Пенелопа махнула доктору ручкой и вышла из ординаторской.
  Тут же к ней подлетела медсестра.
  -Вас везде ищут.
  -Что, уже конец света?
  -Скоро будет, если не придете к главному.
  Пенелопа недовольно цокнула и пошла вниз. В кабинете главного врача ее ждал очень маленького роста человечек, с носом-крючком и маленькими глазками-буравчиками. Он улыбнулся Пенелопе, радостно, но напоминало это улыбку кота, перед тем как съесть мышь. Ван Тащ вяло его поприветствовала, поздоровалась с главным и села на стул, всем своим видом давая понять, что недовольна.
  -Свой тон можешь при себе оставить, - сделал замечание главный, хмуря белоснежные брови.
  -Я слова еще не успела сказать, - фыркнула Пенелопа.
  Фон Бохель прожег ее взглядом.
  -Тебе чего надо, Аркадий? - обратилась она к маленькому человечку.
  -Доктор ван Тащ, - пригрозил фон Бохель.
  Пенелопа даже ухом не повела.
  -Я тоже рад видеть тебя, Пенелопа, - начал низким сиплым голосом человечек.
  -Я вне судебной психиатрии, уж извини. Я устала.
  -Я помню это, дорогая. Но мы к вам на принудительное лечение...
  -Доктор фон Бохель, - Пенелопа обратила к главному раздраженно-удивленный взгляд.
  Фон Бохель видимо ничего не слышал, так как был занят тем, что делал вид, будто все происходящее его не касается. Пенелопа заскрипела зубами:
  -У нас клиника для сотрудников завода и их родственников.
  -А он и есть родственник. Двоюродный племянник директора завода.
  Пенелопа шлепнула ладонью по столу.
  -Что с ним?
  -Гипербулический синдром. Осужден за серию ... половых актов...
  -Изнасилований.
  -Нет. Не совсем. Он ... там темная история. С одной стороны все дамы, как одна твердят, что не хотели, но ... захотели потом. То есть... я не психиатр, ты знаешь.
  -Ну, препараты им давал, наверное. Чего тут сложного? - хмыкнула Пенелопа.
  -Мы тоже думали, что препараты. В общем, у одной из дамочек муж подобрался больно ушлый. Короче, формально парень осужден за серию изнасилований, но это не совсем они. Наш психиатр поставил гипербулический синдром.
  -Ну, одно повышенное половое влечение - не повод...
  -Он землю из цветов жрет.
  Пенелопа озадачено помолчала.
  -Мозгов не хватает или придуривается.
  -Он и раньше жрал.
  -А директора завода это не беспокоило раньше? - Пенелопа подняла брови и бросила взгляд на фон Бохеля, тот по-прежнему выражал собственное отсутствие.
  -Мальчик всегда был не в себе.
  -Ясно. Что с меня?
  -Вылечить.
  -Что с вас? - Пенелопа плавно подалась вперед и поправила рукой челку.
  Маленький человек сглотнул и промолчал.
  -Ясно. Как всегда, - разочаровано сказала Пенелопа, - Где этот твой...
  -В приемном покое ждет.
  Пенелопа вышла из кабинета главного врача первой, медсестре на посту сказала, чтобы та позвонила доктору ван Чеху. Та позвонила, но в ординаторской никого не было.
  -Тогда ищи его!
  -Но я на посту!
  -Золотко, это не мои проблемы, мне нужен этот ван Чех.
  Сестра что-то проворчала и стала набирать другой номер на телефоне.
  Аркадий присеменил очень быстро.
  -Он тут. Его зовут...
  Пенелопа сделал нетерпеливый жест, вдохнула-выдыхнула, и вошла в комнатку, где ожидали будущие пациенты. На кушетке сидел молодой мужчина, ровесник Пенелопе. Он был одет во все зеленое. Салатовая футболка, поверх нее темно-зеленая ветровка, зеленые брюки и даже кроссовки были желто-зеленые. Лицо его ровно ничего не выражало. Слишком яркие светлые волосы стояли дыбом, как будто он только что проснулся. При виде посетителей розовые, как у девочки, губы сложились в улыбку. Два больших, едва навыкате, ярко-серых глаза изучали Пенелопу.
  -А вы симпатичный малый, - сказала она.
  Больной создавал двойственное впечатление. Был очень красив, ярок, с одной стороны, и внушал страх, с другой.
  -Спасибо, - хрипло ответил он.
  -Пенелопа Акнео ван Тащ, ваш лечащий врач, - Пенелопа приблизилась к нему.
  -Андрес фон Хегель.
  -Второе имя?
  -Я его не использую.
  Пенелопа цокнула языком.
  -Вас проводят в палату, располагайтесь и отдыхайте, а я навещу вас позже.
  Фон Хегель протянул Пенелопе руку:
  -Рад знакомству.
  -Аналогично, - Пенелопа протянула руку, чтобы пожать. Фон Хегель руку поцеловал. Пенелопа сделала легкое движение, и Андрес взвыл от боли.
  -Еще раз так сделаешь, палец сломаю, - тихо сказала она.
  -Вас лишат лицензии.
  -Ты, друг мой, помалкивал бы, не то чалиться тебе на нарах, мой хороший, - улыбнулась Пенелопа самой ласковой из своих улыбок.
  Андрес ответил ей продолжительным глубоким взглядом. Пенелопа взгляд приняла, и глаз не отводила. Они смотрели друг на друга, не моргая очень долго.
  -Звали? - дверь распахнулась и шумно ударилась о стену.
  В проеме стоял едва запыхавшийся ван Чех. Маленький Аркадий утер пот со лба и поспешил выбежать в коридор. Пенелопа и Андрес одновременно посмотрели на ван Чеха.
  -Да, - с небольшой задержкой ответила Пенелопа, как-то странно пятясь назад.
  -Здравствуйте, - осторожно сказал Андрес.
  Ван Чех поприветствовал его кивком головы.
  -Это доктор ван Чех, - тихо сказала Пенелопа, глядя в угол, схватившись за спинку ближайшего стула, - Он будет наблюдать вас совместно со мной.
  Андрес ничего не сказал. Ван Чех тщетно пытался поймать взгляд Пенелопы. Ван Чеху Андрес не понравился, но очень понравилась его светлая небольшая бородка, доктор подумал отпустить себе такую же.
  Пенелопа будто пришла в себя, последний раз взглянула на скучавшего на кушетке красавца в зеленом, и вышла, ухватив ван Чеха за рукав.
  -Совместное наблюдение? - удивлялся он.
  -Одна я с ним не справлюсь.
  Ван Чех поднял черные брови.
  -Да-да, и впучь глаза обратно. Он либо притворяется, в чем я абсолютно уверена, либо ... Я не знаю, ты когда-нибудь чувствовал, как от человека исходят волны? Энергетику человека чувствовал хоть раз?
  Ван Чех ошарашено кивнул.
  -А этого чувствовал? - Пенелопа резко остановилась и доктор на нее налетел. Она пожирала доктора глазами.
  -Не то чтобы. Надо с ним пообщаться, - медленно ответил он.
  -Пообщаешься еще. У меня такое ощущение, что глаза сейчас вытекут и голова раскалывается. Вдруг он истинный, это было бы, кстати, - закусив губу, тихо сказала она.
  -Что за истинный?
  Пенелопа медленно дошла до своего кабинета и вставила ключ в замок. Дверь открывать не стала. А уткнулась лбом в дверь. Ван Чех хотел подойти к ней, но остался стоять.
  -Заходи, - Пенелопа два раза резко провернула ключ и мягко толкнула дверь.
  -У меня есть теория. Крохотная такая... теорийка, - Пенелопа села и начала говорить на глядя на доктора.
  Ван Чех удобно устроился на подоконнике и смотрел, как начальница перебирает полу халата.
  - Больные делятся на две неравные группы. Истинные безумцы, разум которых покинул тело, но имеет с ним связь. И... я зову их пауками. Это все без исключения наши с тобой алкаши. Жадные донельзя люди, прожигатели жизни, которые ни себя, ни близких не любят. Точнее так. Себя они любят до такой степени, что им нужно, ни больше, ни меньше, все и сразу, а то, что это не возможно, они не понимают, так как беспросветно тупы. Пьют, растрачивают жизнь на то, чтобы завладеть материальными ценностями в неограниченном количестве, мечтают о машине, квартире, мировом господстве и славе, при этом пальцем о палец, сам понимаешь...
  Истинные как будто смотрят на этот мир с изнанки. Сколько раз я замечала, что некоторые больные смотрят на этот мир, словно бы видят его через мутное стекло, воспринимают и перешифровывают по каким-то другим законам.
  Мы создаем этот мир. Он оживает под нашими глазами, ушами, пальцами. Кто знает, упало ли дерево в лесу, пока не увидит, не услышит, не коснется. Пока этого нет, дерево в равной степени может и стоять, и падать. Судьба его не определена. Так же и с этими безумцами. Они все видят искаженно, меж тем их искаженная реальность прекрасно вписывается в определенные рамки. Я верю, что есть некое место, часть пространства, совершенно определенная, откуда они смотрят на нас, откуда все выглядит не так, как есть на самом деле. Просто в какой-то момент они выпадают туда и не могут вернуться. Если бы можно было их возвращать оттуда. Согласись, процесс был бы куда легче.
  Ван Чех задумчиво барабанил пальцами одной руки по другой руке.
  -Мне не понятен этот тезис, про созданную нами самими реальность. Тогда ты моя выдумка, потому что я вижу и слышу тебя, а я твоя выдумка, так? - он внимательно прищурился на Пенелопу.
  Она улыбнулась и сверкнула на него из-под челки зеленым глазом.
  -Нет. Сколько людей столько и реальностей. Почему пара людей помнит одно и то же событие по-разному, причем, иногда до хрипоты спорят, допустим, красная машина сбила человека или черная? А была ли машина вообще?... Реальности пересеклись и образовали, как мы это называем "Объективная реальность", которая суть, коллективное сознание, такое же пластичное, как индивидуальное.
  -То есть. Это как освободиться от оков сансары, чтобы достичь нирваны и увидеть вещи такими, какие они есть? - уточнил доктор, все еще не доверяя собеседнице.
  -Нет.
  -Тогда когда меня нет дома, что есть?
  -Скорее всего, ничего!
  -А откуда появляется дом?
  -Ты знаешь, что есть эта дорожка, и дом и квартира и прочее. Вот и все. Ты это знаешь, поэтому оно есть. И никак не наоборот.
  С губ доктора готов был сорваться один единственный вопрос, и он крепился, чтобы его не задать.
  -Нет-нет, Вальдемар, можешь не беспокоиться, мне самой врач пока не нужен, - рассмеялась Пенелопа, - По лицу поняла, можешь не спрашивать.
  -Вот и говорите тогда с моим лицом, а я помолчу, - буркнул ван Чех.
  -Тогда лицо оставь, а сам выметайся, - хихикнула Пенелопа, - Так вот, я думаю, что этот Андрес очень сильный человек сам по себе, но может он истинный, а в идеале так вообще сновидец...
  -А это еще что за зверь?
  -Сновидцы, это люди, проживающие в двух реалиях. Сон так же реален, как и явь. И сновидцы создают реальность в двух параллельных пространствах, здесь и во сне. Возможно, во сне они попадают в то пространство, которое занимают и истинные безумцы. Тогда это было бы очень похоже не латентную шизофрению, а она составляет большинство случаев, как мы знаем. У меня есть мечта найти путь туда. Пока я в самом начале.
  -Это бред, - ван Чех порывисто встал, - На какую-то минуту ты меня убедила, но это бред.
  -Люди принимают наркотики, чтобы освободить свой разум и достигнуть других миров. Многие духовные практики обещают освобождение от этой реальности. А я просто хочу проверить свою теорию, - нервно отозвалась Пенелопа.
  Она выглядела какой-то очень старой, от носа к губам пролегли глубокие складки, взгляд ее был печален и блуждал где-то не здесь.
  -Я думала, хоть ты поймешь, - тихо сказала она в спину, собравшемуся уходить доктору, - Ну, нет, значит, нет.
  Ван Чех встал, как вкопанный, и резко обернулся. Уже порядком стемнело, а света в кабинете не зажигали. Пенелопа опустила голову на грудь и согнулась, видимо, под тяжестью какой-то ноши. Из-за свесившейся прически был виден только острый детский подбородок.
  Доктор долго смотрел на нее и почему-то начинал волноваться. Она верила в этот бред всем сердцем, но он чувствовал, что в самих логичных и стройных рассуждениях без шизофрении самого мыслителя не обошлось. Почему-то ван Чех улыбнулся.
  -Иди, чего встал? - ласково и устало сказала Пенелопа, - Тебе домой надо. Тебя, небось, девушки заждались или друзья.
  Ван Чех пожал плечами и что-то промычал.
  -Ничего страшного, будет еще, - Пенелопа отечески ему улыбнулась, поднялась, похлопала по плечу и мягко выставила за дверь.
  
  Глава 4.
  Доктор Ван Чех быстро шел по больничному коридору. От очередного алкоголика у него болела голова. Но навестить Бонни было необходимо. Девушка очень радовалась его приходу. Активную терапию применять он пока боялся, все больше разговаривал по душам.
  Доктор дернул дверь палаты Бонни. Дверь осталась закрытой. Обычно больных запирали, только если те открыто буйствовали. Бонни никогда особенно не буянила, тем более ни на кого не бросалась. Ван Чех сразу забеспокоился: мало ли больная заперлась изнутри, но потом вспомнил, что запоров внутри не было. Значит, под ручку что-то подсунули, чтобы дверь нельзя было открыть. Он дернул дверь еще раз, задумчиво. Из-за двери кто-то подавленно всхлипнул. Срочно нужно было что-то делать!
  Ван Чех сбегал в подсобку, нашел прочную тонкую доску и железную болванку, из них он соорудил под дверью подобие рычага. Некоторые усилия принесли плоды, и петли с неприятным звуком поддались. Доктор вышиб дверь. В палате его ожидало диковинное зрелище: Бонни увидеть было нельзя, ее загораживал плечистый мужчина среднего роста. Мужчина не поворачивался, он замер.
  -Стой, где стоишь, - спокойно сказал доктор, усилием воли пытаясь не выдать ни волнения, ни ярости.
  Доктор смотрел только на затылок мужчины, а рукой шарил по стене. Нащупав кнопку, ван Чех ударил по ней кулаком. Тут же завизжала сирена.
  -В палате номер 346 возгорание, администрации и врачебному составу срочно начать эвакуацию больных. Сохраняйте спокойствие. В палате номер 346 возгорание, - спокойно говорила сирена.
  -Стойте, где стоите, - еще спокойнее проговорил ван Чех, он паниковал, что сейчас больной (судя по пижаме) сделает что-то с Бонни.
  -Подними руки так, чтобы я их видел, - спокойно продолжал доктор. Сирена продолжала говорить. Мужчина поднял мощные сильные руки с широкими ладонями.
  -Теперь на счет три два шага назад. Раз, два, три, - медленно считал ван Чех.
  Тут сзади на него налетел кто-то, доктор упал, по стене что-то шлепнуло, и сирена затихла.
  -Что тут происходит, доктор ван Чех? - волосы Пенелопы растрепались, глаза горели.
  -Я сам еще не понял толком, - потирал ушибленные локти доктор, сидя на полу.
  Пенелопа обвела взглядом разгромленную палату. Признаки борьбы были налицо. Постель смята, стулья перевернуты, стол сдвинут. На единственном стоящем стуле тихо завывала Бонни, руки ее были связаны за спиной. Рядом с выбитой дверью, валялась швабра, и стоял Андрес. Он хлопал глазами, как будто только что проснулся и не понимал, что тут происходит.
  -Андрес, ты что тут делаешь? Что с Бонни?! - Пенелопа уже рычала.
  -Я... я... я...
  -Сволочь ты эдакая! Выйдешь из палаты, я тебе член руками оторву, понял?! - Пенелопа подлетела к больному и таскала его за ворот пижамы.
  Андрес как-то сжался и мелко задрожал. Пенелопа толкнула его и фурией вылетела в коридор:
  -Сестра?! - крикнула она и вошла обратно.
  Ван Чех уже помогал Бонни растирать суставы. В палату влетела растрепанная медсестра.
  -Итак, милая моя, - медленно начала Пенелопа, - Объясните мне, как это вообще возможно!
  -Что? - медсестра не могла разобраться в происходящем.
  -Вы знаете, что общение больных без контроля врача запрещено?
  -Да.
  -Вы знаете, что в ваши обязанности входит контроль за передвижениями больных без сопровождения врача?
  -Да.
  -Так какого лешего этот больной делает в чужой палате? - взорвался доктор ван Чех.
  -Я не видела, как он прошел, - с достоинством ответила сестра.
  -Уколите, пожалуйста, Бонни, - бросил доктор.
  -Нет, - властно сказала Пенелопа, - Вы, доктор, будете сопровождать выход из стресса этой больной, а не препарат.
  Ван Чех удивленно посмотрел на Пенелопу, она спокойно ответила ему взглядом серых глаз.
  -Идем, Андрес, - тоном вдовствующей императрицы сказала она.
  Ван Чех проследил, как Пенелопа толкает в спину Андреса, который полностью перестал соображать, где он находится.
  Бонни подождала пока все уйдут, и уткнулась доктору в плечо.
  -Ну, ну. Милая. Хочешь, пойдем, прогуляемся? На свежий воздух хочешь?
  Бонни кивнула.
  Доктор помог ей встать. Пришли уборщики и дежурная медсестра:
  -Мы гулять! - сказал ван Чех.
  На улице чувствовалось, что скоро лето. Доктор медленно вел Бонни по дорожке, та только икала, закусив губу. Доктору было непривычно идти медленно, он предпочитал высокую скорость передвижения.
  -Я больше не могу, - Бонни грузно осела на ближайшую скамейку.
  -Давай посидим, - доктор сел рядом.
  Он хотел заговорить с больной, но не знал, как начать. По-хорошему, ей надо бы поплакать, но она упорно держала все переживания в узде.
  -Может, ты хочешь поплакать или побыть одна? Я отойду, чтобы видеть тебя издалека, я не помешаю, - решился доктор.
  -Не уходите, - Бонни тут же вцепилась в рукав доктора.
  -А поплакать ты не хочешь?
  -Хочу.
  -А чего не плачешь?
  -Нельзя. Плачут только очень плохие девочки.
  Доктор вздрогнул.
  -Бонни? Посмотри на меня. Милая, сколько тебе лет?
  -Двадцать четыре.
  -Мне двадцать пять. Мы с тобой ровесники почти, - начал душевно ван Чех, - Прости меня, но ты уже давно не девочка. Ты можешь плакать, никто не накажет тебя. Хочешь я мороженого тебе куплю, если ты поплачешь?
  -Я не люблю мороженое.
  -А что любишь?
  Бонни задумалась и продолжала икать.
  -Сыр.
  -Сыра куплю самого вкусного, самого дорогого, хочешь? Тебе легче станет, поплачь.
  Бонни улыбнулась и искоса посмотрела на доктора.
  -Я только одного не понимаю, доктор. Почему со мной все так поступают? Я этого мужчину даже не знала. А он пришел... и ... и... - Бонни начала задыхаться.
  -Спокойно, спокойно! - доктор тянул больную, - Дыши ровно, смотри на меня, вот так вдох - выдох, вдох - выдох, вдох - выдох. Продолжай сама, - Бонни снова начала задыхаться, - Вдох - выдох, слушай меня, Бонни, смотри на меня.
  Доктор присел перед ней на корточки и держал за локти. Бонни смотрела на него круглыми от ужаса глазами, дышала под диктовку.
  -А теперь давай расслабим руки. Давай? Медленно разжимай кулаки, так, молодец, плечи вниз, умница, - диктовал доктор, он сам был напуган чуть меньше, чем Бонни.
  -Тебе надо учиться плакать, - сказал ван Чех, садясь рядом с Бонни на скамейку.
  -Тогда я буду плакать постоянно.
  -Даже во сне? - улыбнулся доктор.
  Бонни задумалась и улыбнулась:
  -Во сне я, наверное, захлебнусь.
  -Не захлебнешься, я уверен, - вздохнул доктор, - хочешь еще погулять?
  -Нет, спасибо, доктор, я пойду, очень кружится голова и хочется спать. Надеюсь, сегодня он даст мне выспаться.
  -Кто "он"? - уцепился за ниточку доктор.
  Бонни встала и долго не решалась сказать, она ломала себе пальцы и глубоко дышала.
  -Паук, - тихо пискнула она.
  -Это который хочет тебя сожрать? - улыбался осторожно доктор.
  -Да, - еще тише согласилась Бонни.
  -А ты можешь что-то с ним сделать? У тебя есть такая возможность?
  -У меня нет рук. Там во сне, я что-то могу сделать только руками, а рук у меня нет, - заикаясь на каждом слове, давясь икотой, сказала больная.
  -Мы что-нибудь придумаем, - подмигнул ей доктор, - Провожу тебя до палаты.
  Дверь в палате уже снова сажали на петли. Злая Пенелопа наблюдала за работой. Ван Чех проследил, чтобы Бонни легла, и проскользнул мимо начальницы.
  -Не так быстро, доктор ван Чех, - Пенелопа ухватила его за халат, резко перехватила за локоть и потащила в ординаторскую.
  -Ты дверь снес? - начала она.
  -Я. Я пришел к Бонни, а дверь была заперта изнутри. Я не придумал ничего лучше, чем снять дверь с петель.
  -Это ты молодец, - задумчиво сказала Пенелопа, - Сильный, как я посмотрю. Как девочка?
  -Ничего. Так и не заплакала. Пыталась мне рассказать, что произошло, но начала задыхаться, кое-как поправили дыхание. Немного рассказала мне о своем кошмаре. Что ее преследует паук, а она не может с ним ничего сделать, потому что у нее во сне нет рук.
  -Любопытно. А этот подонок мне заливал, что она сама его заставила! Это нормально?! - злилась Пенелопа, - Сегодня он совсем другой. Уже месяц лежит и каждый день то один, то другой. Невозможный человек. То он весь из себя сильный гипнолог, я с ним себя ощущаю, как под гипнозом, то вялый дурачок, до цветочных горшков в коридоре докапывается. И не отследить. Это даже не синусоида, это какие-то мерцательные проявления. С погодой не связано, мозговая активность стабильная, очагов патологии нет... Единственное объяснение...
  -Какое? - поинтересовался доктор.
  -Оно антинаучное.
  -Но все же, - ван Чех уютнее устроился в своем кресле.
  Пенелопа, игнорируя все стулья, села полубоком к ван Чеху на стол.
  -Он истинный. То он здесь, и тогда проявляет себя, как сильный гипнолог, он мыслитель, знаешь ли, с ним интересно поговорить просто так. То он ведет себя, как идиот, которому земля из цветочного горшка - самый вкусный деликатес. Может быть еще так, - Пенелопа окончательно оживилась и трещала безумолку, - он там прячется, оставляет оболочку, которой ничего не сделают, а сам выжидает часа. То есть, он то здесь, то там. Скачет. Такого я еще не видела. Он способен перемещаться.
  Ван Чех сложил губы уточкой и полуприкрыл глаза.
  -Я понимаю, что ты считаешь это полным бредом, но ни одна теория, кроме моей, этого не объясняет.
  Ван Чех хмыкнул.
  -Ну, скажи мне, ты - новоиспеченный психиатр, вон дымишься весь. Какая теория объясняет такое течение? Сегодня психоз, а через полчаса ремиссия, а еще через полтора снова психоз? - Пенелопа азартно шлепнула по столу ладонью и наклонилась ближе к ван Чеху.
  -Ну, индивидуальные особенности течения, - пожал плечами доктор.
  -И все? - торжествующе улыбнулась Пенелопа, - Моя теория дает куда более подробное объяснение. Знать бы еще, как он это делает, и можно ли его запереть в одном из пространств. Тогда все было бы прекрасно. Но я это узнаю, - Она соскочила со стола, - Я запру его пока. За Бонни можешь не волноваться.
  -Спасибо, - сказал ван Чех.
  -И молодец, что поднял тревогу, Конечно, нужная кнопка была левее, но ты все равно молодец, доктор ван Чех, - Пенелопа подмигнула ему и ушла. Доктор сам себе довольно улыбнулся, вытянул ноги, потянулся и поудобнее устроился в кресле. Он собирался писать план терапии для Бонни и еще двух алкоголиков.
  
  Глава 5.
  Прошел еще один месяц. Ван Чех продолжал наблюдать Бонни и так закрутился со всеми своими больными, что с Пенелопой не виделся, да и в любимом кресле сиживал не часто.
  Он значительно продвинулся в лечении бедной Бонни, она больше не боялась половников, при виде пауков не закатывала истерик, хотя все еще боялась их даже на картинке, а вот с ножами было куда сложнее. Бонни могла зайти в комнату, где лежал на видном месте нож, но взять его в руки или подойти ближе, чем не полметра она не могла. Уже привычные приступы удушья мучили ее. Она продолжала видеть сны про паука, которые будили ее посреди ночи.
  Ван Чех выходил с очередного сеанса терапии Бонни, после которого был абсолютно выжат. Он закрыл дверь в палату, выдохнул и помотал головой, утер выступившую на лбу испарину. Самое начало дня, а он устал, словно без передышки таскал мешки с картошкой целый день.
  -Доктор ван Чех, - Пенелопа затормозила возле него, - давненько тебя не видела. Не хочешь перекурить? Я устала, как собака, а еще только утро.
  -Хочу, - подумав, ответил доктор, - и "перетереть" с вами кое-что тоже был бы не против.
  Пенелопа едва сдерживалась, чтобы не сказать чего-нибудь двусмысленного.
  -Как успехи с Бонни? - спросила она, закуривая.
  -Пока никак не можем вспомнить детство. Это основная загвоздка. А вот страхи постепенно снимаются, - ван Чех аккуратно прикрыл дверь в курилку и достал портсигар.
  -Нужен гипноз. Без него никак. Будет бурная реакция, но ничего страшного, я думаю, переживет.
  -Я - плохой гипнолог, - сокрушался ван Чех, - ты мне поможешь?
  -Ага, прям вот сейчас и побегу. С чего бы? У тебя отпуск через неделю. Все что я могу, дать тебе волшебного пинка в направлении одного очень далекого города, где живет лучший в мире специалист по гипнозу - профессор дер Гловиц, со своей семьей. Тебе больше, чем азы и не надо. Так что поезжай к нему, а я договорюсь, чтобы он тебя принял.
  Ван Чех задумался, непроизвольно глядя туда же, куда смотрел раньше, на челку Пенелопы. Она расценила его взгляд не правильно, и стала поправлять ее.
  Ван Чех отмер и вздрогнул. Он вгляделся в ее лицо и заметил некоторые перемены в ней. Она осунулась, разноцветные глаза стали как будто больше, белок стал раздраженно красным. На лице лежала печать утомления.
  -Ну, теперь все в порядке? - спросила она, смущаясь его пристального взгляда.
  -Не знаю, - отмахнулся доктор и затушил сигарету, - Прости, пожалуйста, ты что-то неважно выглядишь. Ты не заболела?
  -А? Что? - Пенелопа быстро отвернулась к окну, - Я не спала ночью. Поэтому глаза воспалились.
  Доктор прочистил горло.
  -Как Андрес? Мы вроде его вместе наблюдаем, а ты меня не зовешь?
  -А ковровую дорожку тебе стелить не надо? - злобно ответила Пенелопа и закурила новую сигарету. Она немножко помолчала, - Прости, я очень устала, срываюсь, мне нужно немного отдыха, - Она снова повернулась к доктору и виновато улыбнулась.
  Доктор ответил улыбкой, скорее механической. Он приглядывался: в полутемной курилке зрачки Пенелопы были неестественно расширены. Ван Чех отметил это про себя, но ничего не сказал. Пенелопа отчего-то раскраснелась, пошла красными лихорадочными пятнами.
  -Так как там маниак-то наш? - спросил доктор.
  -Никак. Все так же никак не поддается какой-либо терапии. Я более-менее установила связь. Когда я устраиваю сеансы терапии, он становится тем чудовищем, которое ты видел, в остальном он безвольный овощ, полуадекватный шизофреник. Иногда я могу даже уловить некоторые минуты подобные "минутам раздумья", когда он словно не может решить, зачем я к нему пришла. Больше ничего.
  -Печально это, конечно, - ван Чех рассматривал Пенелопу все пристальнее, блеклый свет от окна делал ее кожу бледной и желтой.
  -Будем биться, - отвлеченно ответила Пенелопа, - Значит, ты через неделю едешь к профессору, и даже не пытайся со мной спорить или как-то отговариваться.
  -Да я и не пытался спорить, - недовольно ответил ван Чех.
  Они вышли из курилки. Доктор еще раз бросил взгляд на Пенелопу. Ему не показалось, лицо начальницы было бледно-желтого цвета. Она посмотрела на него и снова пошла красными пятнами.
  -Чего ты ко мне все время приглядываешься? - хихикнула она.
  -Ничего, - как можно теплее улыбнулся ван Чех, - просто давно не видел.
  ***
  Неделю спустя доктор ван Чех грузил чемодан в камеру под нижнюю полку в середине плацкартного вагона. В его распоряжении были сутки дороги до загадочного профессора дер Гловица. Пенелопа его обманула, провожать на вокзал она не пришла. Даже в последний его рабочий день не зашла пожелать ему хорошего отдыха, а только оставила сухую записку с ценными указаниями, телефоном и адресом профессора. Доктор немного заскучал. Другие, даже молодые врачи, его почему-то избегали, а с Пенелопой он сдружился. И зря она пугала его, начальник из нее был слабый, она только стращать и умела. На самом же деле она сильно и много ему помогала, уже одним тем, что слушала его рассуждения.
  Поезд застучал колесами, и мысли доктора потекли в ином направлении. Ему предстояли два месяца в обществе малознакомого профессора и его семьи. На море в этом году он не попадал. Может быть потом? В следующем году? Отпуск же каждый год?! Однако, что-то сосало справа под ребрами и подсказывало, что это не совсем так.
  Доктор погрузился в воспоминания своей бурной молодости, когда лето он проводил исключительно на море, на конференциях по психиатрии. Вспоминал веселую, немного шлюховатую подругу Катрин, с которой на том же море... Доктор улыбнулся и вздохнул.
  Вспомнились ему друзья, с которыми он вместе отчаянно хулиганил. Точнее все принимали это за хулиганство, с их стороны это было творчество. Он с бубном, на крыше, теплый ветер, летний вечер, сладкий морской воздух...
  Сутки пролетели незамеченными. Никаких ужасов плацкарта доктору испытать не довелось, чему он искренне радовался. На низенькую платформу он приземлился ровно в десять вечера. Светло было почти как днем. Никто его не встречал. Доктор хмурился. В конце концов, врачи должны быть ответственными. Пришлось брать такси. Таксист с трудом нашел бежевый панельный дом, почти на окраине тихого, малопримечательного городка.
  Ван Чех и чемодан поднялись на шестой этаж. Доктор позвонил. Никто не открыл. Доктор позвонил еще раз, эффект был тот же.
  -В конце-то концов, я сутки ехал, ради того, чтобы встать возле закрытой двери? - буркнул доктор и два раза сильно ударил кулаком по двери. Та мгновенно распахнулась.
  -Чтобы вы знали, молодой человек, дверь стоит денег и ломать, чтобы пройти, не обязательно. В цивилизованном мире все делают по-другому, - ван Чех сразу понял, что именно этот ссохшийся пожилой человек и есть профессор.
  Он был высок ростом, из седых волос выбивались еще черные волосы. Из-под кустистых черных бровей упрямо, презрительно и злобно смотрели два карих глаза. Нос дополнял сходства с цаплей, убавляли сходства темные щетинистые усы.
  -Мне сказали, что меня встретят на вокзале, - фыркнул ван Чех.
  -Ну, извините, - в тон ему ответил дер Гловиц, впуская гостя в квартиру.
  -Кстати, добрый вечер.
  -И вам того же. Вещи отнесете потом. Разувайтесь и ужинать, - Это был не приказ даже, а царское повеление, произнесенное с презрительной легкой улыбочкой.
  Из-за угла в коридоре с опаской выглянула чья-то круглая мордашка и тут же скрылась. Ван Чех за долгое время первый раз улыбнулся. В доме есть дети. Тот, у кого есть дети, не может быть настолько плох, насколько он думал.
  -Лянка, ужинать!
  С другой стороны коридора к доктору двигалось небесное существо. Жена профессора дер Гловица Анна. На первый взгляд она была не так уж и красива: узкие карие глаза, широкий узкогубый рот, мелкие острые черты лица. Но, когда она улыбнулась гостю, то приобрела магическое обаяние. Ван Чех автоматически улыбнулся ей.
  -Добро пожаловать, - пропела она, - Муж не любит гостей, принял вас только ради Пенелопы. Любимая ученица, вы понимаете, - доктору совершенно не понравилось, как она произнесла последнюю фразу.
  -Доктор Вальдемар Октео ван Чех, - отрекомендовал себя он.
  -Анна Элиса дер Гловиц, - она улыбнулась и протянула руку.
  Доктор как мог галантно облобызал ручку. Из дверного проема кухни на него злобно сверкнул глазом профессор. Доктор смутился и стал разуваться.
  -А это наша дочь - Лянка, - Анна подталкивала девочку лет девяти-десяти, - Не бойся, Лянка, это добрый доктор ван Чех.
  -Здравствуйте, - пискнула девочка.
  Дискомфорта добавляло то, что Лянка даже для своего возраста была невысокого роста, а доктор уже тогда был высок и статен.
  За ужином дер Гловиц скрупулезно выяснял, как учился доктор, какие конференции посещал, какие доклады писал. Последнее, что особенно волновало профессора, не имел ли ван Чех связей с какими-либо симпатичными родственницами. Проблема была именно в том, что доктор одну такую связь имел.
  -Загвоздка вот в чем, - несмело улыбался он, когда остался с профессором один на один, - Тогда я не знал, что она мне какая-то кузина. Мать от своей семьи отстояла достаточно далеко, не общалась с родственниками, а это оказалась дочь ее двоюродного брата. По сути, седьмая вода на киселе. Но когда она потом сама мне все рассказала, было очень неприятно.
  -Да? - дер Гловиц скорчил самую презрительную из своих рож, - И как же вы выходили из этой щекотливой ситуации? - скучая, спросил он.
  -Ситуация как-то сама собой разрешилась, - пожал плечами доктор, - Я немного проанализировал свои эмоции и понял, что важно не то, в каком родстве мы состояли, а то, что нам было хорошо вдвоем. Она знала, что я ей дальний родственник, я этого не знал. Если хорошо покопаться, все мы друг другу родственники, - спокойно отвечал доктор, глядя в лицо профессору.
  Лицо Хостеса искривила улыбка, выражавшая крайнюю степень брезгливости.
  -Она случайно не была похожа на вашу мать?
  -Нет. Совершенно. Мира, моя мать, была темненькой, кучерявой, как я. А Шаора блондинка, тоже кучерявая... Но, проще сказать, чем они были различны, чем сравнивать. Я рассматривал эту версию, но это невозможно, просто невозможно, - оскорбился доктор, старательно делая вид, что все в порядке.
  Мужчины помолчали. Наконец, дер Гловиц причмокнул и сказал:
  -Залезть к кому бы то ни было в голову задача довольно простая. Достаточно знать тип репрезентативной системы и уметь пользоваться этим. Да, природный магнетизм необходим. Я почему так подробно расспрашиваю о вашей сестре? У вас на лице написано, что вы влюбчивый и неразборчивый. Поэтому даже связь с вашей родной сестрой меня бы не удивила.
  -А с братом? - раздражившись, не сдержался доктор и тут же прикусил язык.
  Дер Гловиц обратил на него пристальный внимательный взгляд.
  -Тут я бы, пожалуй, удивился впервые с тех пор, как увидел новорожденную дочь. Но опять же, на вашем лице написано, что гомосексуальная связь для вас за гранью возможного, - лениво, слегка даже позевывая, сказал профессор.
  В комнату, отчаянно стесняясь, зашла Лянка. Она была вся пунцовая от смущения, но судя по взгляду, очень храбрилась.
  -Тебе чего? - высокомерно спросил отец, - Здесь идет взрослый разговор. Поди прочь.
  Ван Чех поморщился:
  -Простите, профессор, мы можем продолжить разговор позже? Лянка, послушай, - медленно начал доктор, судорожно соображая, - мне очень интересно узнать, я как раз собирался спросить твоего папу, но раз ты сама пришла...
  Ван Чех увел пунцовую от восторга и страха девочку из комнаты. Ему совершенно не понравилось, как и в течение ужина и сейчас с ней обращался отец.
  -Ну, вот тут у меня мой стол, под столом всякие куклы, тебе, наверное, это неинтересно, - Лянка бойко показывала ван Чеху свою комнату спустя пять минут.
  -Нет, ну почему не интересно, - задумчиво сказал доктор и сложил губы трубочкой, - в свое время я тоже играл в куклы.
  Лянка хихикнула.
  -Я делал им операции. Пули вынимал из них, лоботомию... делал... - тихо закончил доктор, задумчиво.
  Девочка смотрела на доктора исподлобья, то ли как на злейшего врага, то ли прикидывая, а стоит ли попросить показать, что такое "лоботомия". Красивое, незнакомое слово. Ничего не решив, она продолжила экскурсию.
  -А тут мои книжки.
  В основном библиотеку составляли детские книги и книги для младшего и среднего школьного возраста, рекомендованные программой.
  -Никому не скажешь? - заговорщически зашептала она.
  -Никому, - так же ответил ван Чех и по старой дворовой памяти покрестил сердце.
  Лянка нырнула под кровать и достала большой увесистый подарочный том избранных трудов Фрейда. От неожиданности доктор присвистнул.
  -И нравится?
  -Очень. Отец, если увидит, убьет! - радостно заявила она.
  -Стащила?
  -Купила, - улыбнулась Лянка.
  
  Глава 6.
  Маленькая детская тайна, связала доктора и Лянку. Они стали практически неразлучны. Доктор постоянно сопровождал куда-то Лянку, а она, не смотря ни на что, оставалась дома, когда ван Чех занимался с профессором.
  Анна смотрела на эту дружбу с умилением, одобряя ее. Дер Гловиц - с тупым непониманием и ревностью, частенько срывал на ученике свое раздражение, относился к нему пренебрежительно. Причины этого ван Чех понимал, но дружбы с девочкой заканчивать не собирался. Он по-новому переживал все самые сладкие моменты детства, которое помнил смутно. Нервность профессора действовала ему на нервы, но ссориться с учителем он не хотел.
  Спустя две недели Вальдемар решился обсудить с дер Гловицем проблемы Бонни, кратко изложив суть, он скромно замолчал. Профессор тяжело вздохнул, словно ему предстояло учить высшей математике умственно отсталого школьника.
  -Детство безусловно должно быть восстановлено в памяти, - изрек он, наконец, - Хотя я и противник этого озабоченного немецкого старикашки, но не могу не признать, в одном он был прав: большинство наших проблем завязались еще в детстве. А большинство душевных болезней связаны с фрустрацией и внутренними запретами.
  Доктор кивал, ничего нового для него пока не было.
  -Вот ты помнишь свое детство? - в лоб спросил дер Гловиц.
  Ван Чех задумался.
  -Где-то класса со второго помню.
  -А раньше?
  -А раньше только с рассказов родителей.
  -Ты рос отсталым? - брезгливо спросил профессор, и без того выдающийся подбородок еще больше продвинулся вперед.
  -От чего же отсталым? - ван Чех удивился и обиделся, - В детстве меня мучил кошмар, самый большой страх был, что отец уйдет на работу и не вернется.
  -Чем он был вызван?
  -Очень смутно помню. Отец, кажется, тонул, - доктор старательно хмурился, но вспомнить ничего не мог.
  -Это блок. Память вытерла из доступа сознания важное впечатление детства. Я покажу тебе на примере тебя самого, как снимать этот блок.
  -Но я ничего не помню, - ван Чех вдруг заволновался.
  -Это не страшно. Итак, сейчас я введу тебя в транс.
  -Может не стоит? - ван Чех начал трусить.
  -Как хотите, - презрительно бросил дер Гловиц.
  Ван Чех колебался. Ему упорно не хотелось ворошить собственно прошлое, причем настолько упорно, что постепенно он начинал звереть. С другой стороны это необходимо было Бонни, что важнее, его, докторских, настроений.
  -Хорошо. От этого не один я завишу. Я готов, - твердо ответил он.
  Дер Гловиц устало вздохнул и нарочито лениво встал напротив доктора.
  -Смотрите мне в глаза, Вальдемар Октео ван Чех, - дер Гловиц наклонился с высоты своего роста к сидящему.
  Ван Чех смотрел в глаза профессору, слушал формулу и не чувствовал, как дер Гловиц проверяет расслабление, как отклоняется, как задает вопросы. Доктор смотрел цветное кино со всеми подробностями, которое показывали с той стороны сетчатки.
  
  -Зря ты так, Оскар, утонет еще! - плюнул на речной песок долговязый парень, он говорил громче, чтобы мальчик слышал.
  -Или сом сожрет, - поддакнул еще один, он сидел на корточках и что-то чертил палкой.
  Вальдемар два раза глубоко вздохнул и зашел в воду дальше. Перед ним смутно маячил другой берег. Так далеко нужно плыть! Но он должен доказать, что не трус, что может переплыть эту реку... Впереди вода была спокойная, лишь кое-где темнели завихрения водоворотов.
  Вальдемар лег на воду. Он поплыл, стараясь взглядом не терять тот берег. Он старательно двигал руками и ногами, как учили. Вскоре дыхание его сбилось, а левую ногу пронзила боль. Но Вальдемар стиснув зубы, упрямо пытался плыть дальше. Плавное течение реки сносило его от намеченной цели.
  -Валя! Валя, придурок, поворачивай, - стали кричать с берега.
  Он опустил ноги, чтобы развернуться и посмотреть, что происходит. Мальчика тут же потащило вниз, он непроизвольно глотнул холодной речной воды. Забил руками, и кое-как выбрался на поверхность.
  Тонкий, болезненного вида мальчик безуспешно боролся со стихией. Водоворот это не шутка. С любой рекой, а тем более с такой шутить нельзя ни в коем случае.
  Мальчик был далеко от берега. Он безуспешно пытался лечь на воду, его засасывало на дно. Он доходил до последней истерики, но не кричал. Отец бы не стал кричать, например. Вальдемар выбивался из последних сил. Он бы давно уже сдался, но только воспоминания о том, как он однажды видел утопленника, не давали покоя. Давно, целую вечность назад.
  Он плохо помнил, когда именно, видел, как из реки вытаскивали мужчину. Все говорили: "Купался пьяный!". Мужик был очень неприятный. Весь раздувшийся от воды, лица не узнать. На него тут же садились полчища мух. Раздуться, бог с ним, а вот чтобы на тебя садились мухи, это и правда не приятно, совершенно. Очень не хотелось чтобы, когда тебя вытащат из воды на тебя садились мухи. И потом умрет, и что он будет делать? Кто будет его кормить, читать сказки? Придется ждать пока папа и мама умрут, а он очень не хотел, чтобы они умирали. Поэтому Вальдемар боролся со стихией изо всех своих мальчишеских сил.
  Крепкая отцовская рука схватила его за шкирку. Повинуясь инстинктам, мальчик стал цепляться за отца и непроизвольно топить того. Отец стал отрывать сына от себя, чувствуя, как они оба идут ко дну.
  -Не паникуй, - как мог в такой ситуации, спокойно сказал Октео сыну.
  Отец нашел в себе силы и буквально вышвырнул сына из опасной зоны. Вальдемар мгновенно лег на воду.
  -Отдышись, - крикнул отец и глотнул студеной речной воды, отдававшей рыбой, илом и бензином.
  Вода пошла не туда, Октео задохнулся и закашлялся, выплевывая воду.
  Вальдемар был тут как тут. Он схватил отца за руку и попытался тянуть, ну, куда там.
  -На берег, - скомандовал отец, - ты мешаешь!
  -Но, пап...
  -На берег, я сказал! - сверкнул глазами Октео.
  Мальчик из последних сил стал грести к берегу. У самой кромки он выдохся, но утонуть не успел. Трусы, вопившие на берегу вытащили его. Мать принялась плакать и обнимать сына.
  -Папа там, - тихо сказал Вальдемар.
  Мать устремила тревожный взор на реку, но никого не увидела. Она не теряла надежды. Даже спустя полчаса она не сводила глаз с речной глади. Она не ощущала тяжести заснувшего, продрогшего сына. Она ждала мужа.
  ***
  Они сидели на кухне так, как будто Октео вот-вот вернется. Как будто он просто задержался. Хотя настроение было не то. Вальдемар был тише воды. Выспавшись, он сидел на коленях матери и гладил ее по плечам и голове. Мира тихо сдерживала слезы, чтобы не пугать мальчика.
  -Скажи только, зачем ты туда поплыл? - тихо спросила она.
  -На спор, - Вальдемар потупил взор, он инстинктивно съежился, как-то понимая, что для матери его слова звучат неубедительно и глупо.
  -Как так вышло? - мама смотрела на него настороженно, пожирала взглядом.
  -Они смеялись, что я тощий и слабый. Они сказали, что я не смогу. А я попробовал! - на глазах Вальдемара выступили горячие слезы обиды, он презрительно сжал губы и стиснул зубы, чтобы не заплакать.
  -Ну, и как, получилось? - едва насмешливо спросила Мира.
  -Нет.
  -Вот так-то. А почему не получилось?
  -Папа же найдется? - Вальдемар вдруг разревелся и уткнулся в материнское плечо.
  Мира и сама всплакнула, едва, стараясь не поддаваться ненужной панике.
  -Будем ждать, и он придет. Так почему не получилось-то?
  -Потому что я хилый и часто болею, - всхлипывал мальчик.
  -Нет, потому что ты плохо плаваешь. Редко плаваешь. И сами мальчишки только хвастуны. Они сами не смогут переплыть реку. Ты хотел с ними подружиться? - сынишка кивнул и сильнее прижался в материнскому плечу, - Никто из них не бросился тебя спасать. Понимаешь, какие бы они были друзья? А папа придет... обязательно... не может так быть, чтобы он не пришел.
  Мира уже сама слабо верила в то, что говорила.
  Звонок в дверь. Мира и Вальдемар наперегонки понеслись к двери. За ней слабо улыбаясь, весь бледный, стоял отец. Он едва не утонул там в омуте. Но выбрался, только течением унесло, и сил добраться до дома не было. Но добрался, дошел.
  Мальчик бросился к отцу и только тихо повторял:
  -Прости, папочка, я больше так не буду, - самую бесполезную, но такую верную детскую мантру.
  Отец только похлопал его по плечу. А на утро серьезно заболел - простудился в студеной речной воде. Но не умер.
  ***
  Вальдемар открыл глаза. Он мелко дрожал, вся его одежда была мокрой.
  -Ну, как? - коротко спросил профессор, под глазами его залегли круги усталости, он спокойно курил трубку, на столике лежал выключенный диктофон.
  -Пока не могу определить. Я этого не помню, и родители мне никогда об этом случае не говорили, - ван Чех был растерян.
  -Ничего, - чуть сочувственно пробормотал дер Гловиц, - Ничего, мальчик. А теперь иди.
  -Я не запомнил формулу.
  -Запомнил, - один уголком рта улыбнулся дер Гловиц, - завтра утром припомнишь. Ты немного оглушен сейчас.
  Ван Чех поблагодарил профессора и вышел из комнаты. Он как будто звенел изнутри. Хотелось поговорить с кем-то, Лянка сидела в комнате, Анна гремела посудой на кухне. Доктор немного постоял в коридоре.
  -Анна, я воспользуюсь телефоном, мне нужен межгород, - крикнул ван Чех, поднимая трубку аппарата.
  -Конечно.
  Доктор набрал номер.
  -Алло, - уставший женский голос.
  -Пенелопа? Уделишь мне пятнадцать минут?
  -Да, конечно. Я спала, но ничего.
  -О, прости. Как у тебя идут дела?
  -Ты только за этим звонишь? Не юли, у тебя что-то случилось!
  -Сильное душевное потрясение. Нужно с кем-то поговорить.
  -Хочешь рассказать? - в тоне Пенелопы проскользнули профессиональные нотки.
  Доктору сразу расхотелось разговаривать.
  -Нет.
  -И, слава Богу, - выдохнула в трубку она.
  -Просто ... хотелось ... кого-то услышать... - тихо сказал доктор.
  Пенелопа помолчала.
  -Я рада, что ты выбрал меня. Тебе там так одиноко? Ты с момента приезда звонишь первый раз. Я думала, все в порядке.
  -Все и, правда, в порядке, - улыбнулся доктор, его отчаянно тянуло заплакать, - я уеду от профессора на неделю раньше. Съезжу на малую родину, навещу родителей.
  -Как хочешь, милый, как тебе будет удобно, - Пенелопа улыбалась.
  Доктор старался не обращать внимания на слово "милый", хотя это было что-то новенькое в лексиконе Пенелопы.
  
  Глава 7.
  Доктор продолжал обучение. Гипноз давался ему с большим трудом. Он не мог ввести Анну даже в легкий транс, хотя дер Гловиц утверждал, что его жена очень внушаема. По словам профессора, Вальдемару не хватало магнетизма.
  -С чего ты вообще решил, что сможешь быть врачом? - как-то снова сорвался дер Гловиц.
  Вальдемар привык, что его обычно унижают, попрекая самим фактом появления его на свет. Он уже на это и внимания не обращал. Ему либо капитально везло на учителей, либо капитально не везло. А этот вопрос предполагал что-то новенькое. Доктор искренне заинтересовался.
  -Как-то с детства сложилось, - осторожно ответил он.
  -Была у меня одна такая... ученица. У нее тоже с детства, видите ли, сложилось. Все вы, бездари, так говорите. А пошли, только для того, чтобы решить свои собственные проблемы, а не помогать другим! - распалялся профессор.
  "Опять та же пластинка!" - мысленно зевнул доктор, он даже не стал спорить, это было бесполезно.
  -Я могу рассказать вам одну только историю, - неожиданно сам для себя начал доктор, - Я проанализировал ее давно, еще тогда, когда разрывался между хирургией и психиатрией.
  -У тебя не хирургические руки, - фыркнул дер Гловиц.
  -И не психиатрический мозг, я понимаю, - спокойно парировал ван Чех, - Но все ваши вопросы, я думаю, эта история снимет.
  Доктор принял непривычную для себя расслабленную позу и говорил как-то мягко нараспев, совершенно нехарактерными для него интонациями и голосом.
  -Я слушаю, - скривился дер Гловиц.
  -Я был маленьким мальчиком, и у меня не было друзей. Только одна подружка. Там была тяжелая семейная ситуация, и Эра, так ее звали, почти у нас жила.
  Потом я как-то заболел воспалением легких и очень долго валялся в больнице, она навещала меня, а потом перестала. Наконец, просто пропала. Мама и папа сказали, что она заболела астмой и лечится на море.
  Я рос, друзей по-прежнему не было.
  -Я не намерен слушать всю твою жизнь, давай ближе к делу, - раздражился дер Гловиц.
  -Я стал заниматься легкой атлетикой, когда мне исполнилось тринадцать, толкал ядра. Так вот, - заторопился доктор под горячим взглядом профессора, - Пришли крещенские морозы. Зима и так была холодная, а тут температура понизилась еще сильнее. Я мог и не ходить на тренировки, но с упорством ездил толкать ядро. Я почти пришел на остановку, когда меня окликнули:
  -Пацан! Эй, ты!
  Было пустынно, начался крупный снег. Я обернулся, но никого не увидел.
  -Эй, ты! - прозвучало совсем рядом с левым ухом.
  Я обернулся снова, но снег уже валил так густо, что видно почти ничего не было.
  -Пацан, ты кто? - засмеялся кто-то справа. Смех был звонкий девичий.
  -Ты кто? - я очень испугался тогда.
  Мою черную лыжную шапочку сдернули сзади, снова послышался тонкий колокольчик смеха.
  -Отдай шапку.
  -Отбери.
  Черная шапочка маячила недалеко, ее держал едва различимый силуэт. Я бросился к нему, но девушка оказалась ловчее и отскочила в сторону.
  -Мне некогда я тороплюсь, - злобно сказал я.
  -А мне все равно. Ты же хочешь шапку обратно, - ответила она и подошла ближе.
  Мне стало даже холодно от того, что я увидел. До сих пор знобит. Тонкая блондинка с огромными карими глазами в одной ночной рубашке, босая стояла передо мной, вьюга била ее, но девушка этого не замечала. На вид она была чуть младше меня. Светлые волосы до пояса спутались, их безжалостно трепал ветер. Падая на нее, снег уже не таял.
  Я снял свою куртку и накинул на девушку, она попыталась увильнуть, но на этот раз я был ловчее.
  -Ты откуда? Ты с ума, что ли, сошла? Холодно же!
  -А, может, и сошла, а, может, и вы все здесь с ума посходили, - хихикнула она.
  Я отволок девушку к себе домой. Мира ушла в магазин, отец был на работе. Девица пригрелась в моей куртке и заснула. Я ни малейшего понятия не имел, что с ней нужно делать, завернул ее в свое одеяло и попытался разбудить. Девушка очнулась, взгляд ее был веселым, но мутным.
  -Ты как себя чувствуешь?
  -Отлично, а ты зачем меня завернул? Есть будешь?
  -Я что, придурок? Сама дурная, кто в такой мороз на улицу босым выходит? - начал увещевать я.
  -Ты скучный, - фыркнула девушка, - И где ты там морозы нашел?! Я говорю, это вы все ненормальные. Мама мне тоже говорит, что, мол, зима на дворе. А там никакой зимы нет.
  -А что там? - поинтересовался я.
  -Ничего. Там пустота.
  -Как тебя зовут?
  -Меня никак не зовут, меня давно, кроме мамы уже никто не зовет.
  -А мама тебя как зовет.
  -Эра.
  И тут мне стало очень плохо. Это же единственный на всем белом свете человек, который со мной дружил. Я вдруг понял, что нужно делать. Я набрал 03 и долго пытался добиться успеха, бригаду почему-то высылать не хотели, дескать мороз и машины не заводятся.
  -Короче, - перебил дер Гловиц, зевая.
  -Эру увезли в больницу, а я поехал сопровождающим. Я почти ничего не понимал, кроме того, что Эра тогда вряд ли болела астмой.
  -Может, ты поспишь? - спросил я
  -Ага, только ты не уходи никуда, - доктор надолго замолчал. Профессор терпеливо ждал.
  - Она начала плакать, вроде бы. Слезинка скатилась. Я поднес палец к ее носу. Чтобы ее смахнуть, но мне показалось, что Эра не дышит. В общем, спасти ее не удалось, она умерла.
  -Ты очень болтлив, это раз, - жестко начал дер Гловиц, - Тебе бы романы фантастические писать, это два. Я так и не понял, почему ты пошел в психиатрию, это три. И, наконец, признайся, что ты все это придумал.
  Гнев бурным потоком хлынул в душу доктора, прорвав плотину, которая уже очень долго его сдерживала.
  -Боюсь, что мне придется прервать обучение у вас, профессор, - сдержанно сказал доктор, - Я уеду завтра.
  Дер Гловиц довольно улыбнулся, прожег ван Чеха взглядом и несколько раз хлопнул в ладоши.
  -Браво! Трус! Бежишь, при первой же опасности. Слабак. Беги, куда тебе со мной тягаться! Наконец, ты отстанешь от моей дочери, - холодно проговорил профессор.
  Доктор как-то сразу успокоился и с улыбочкой продолжил:
  -Хорошо, я останусь, но надеяться, что буду уважать и ценить человека, который не уважает и не ценит двух замечательных женщин рядом с собой, не стоит. Вы отвратительно ведете себя с Лянкой. Девочка из кожи вон лезет, чтобы заслужить ваше поощрение. Она искренне любит меня, как друга, привязана ко мне, потому что получает поощрение, подобное отцовскому, от меня. А вы разобрались бы с этим комплексом ревности. Я не мечу в ее женихи, я не мечу на ваше место. Я просто искренне люблю вашу дочь, как собственную младшую сестру, она единственная с кем можно по-человечески общаться в этом холодном доме! - доктор сказал все тихо, спокойно, как всегда отвечал на экзамене, развернуто, по пунктам.
  Дер Гловица трясло. Со всего размаху он ударил доктора по лицу. Рука у старика была тяжелой, сильной и опытной. Доктор сидел в кресле и только поэтому не упал, а сильно ударился затылком о подголовник.
  -Не смей оскорблять мой дом и меня, щенок, - прошипел профессор, - поди прочь, ублюдок.
  Доктор встал, подавляя желание побить старика, и вышел.
  В коридорчике было свежее, чем в комнате. Ван Чех снова стоял в нерешительности. Теперь он уже ни у кого не спрашивал разрешения, он просто набрал междугородний номер.
  -Привет, Пенелопа, - глухо сказал он.
  -Вальдемар? - голос начальницы звучал тревожно, - Что с тобой? Такое ощущение, что ты помирать собрался.
  -Нет. Просто получил по морде от профессора.
  -Тьфу ты, - с облегчением сказала Пенелопа, - Он меня за волосы таскал в свое время по шкафам лицом, только что ногами не бил.
  -Паскуда.
  -Остынь, - отмахнулась Пенелопа, - Я сама виновата была. Он не любит шутников и болтунов.
  -Он просто черствый сухарь, - отрезал доктор.
  Пенелопа вздохнула.
  -Вальдемар, - она помолчала, - понимаешь, в чем дело, мой хороший, - у доктора внутри все сжалось, он резко выдохнул и улыбнулся, - любовь и дер Гловиц вещи параллельные, они не пересекаются между собой. Прими это к сведению, но не принимай близко к сердцу, - голос Пенелопы звучал ласково, успокаивающе.
  Ван Чех слушал его с закрытыми глазами.
  -Уезжай по-раньше, если хочешь, - продолжала Пенелопа бодро, - подольше побудешь с родителями.
  -Да, я только могилы навестить хотел, это день-два не больше, плюс дорога, - ван Чех потер лицо рукой, отгоняя наваждение.
  -О, прости.
  -Ничего, ты же не знала, - доктор вздохнул.
  -Ну, а других родственников у тебя нет?
  -Есть. Там кузина живет.
  -Побудешь с ней.
  -Она опять потащит меня в постель. А мне сейчас не до этого, - вздохнул доктор.
  -Опять? - хихикнула Пенелопа.
  -Ну, было дело. Но я тогда не знал, что она моя дальняя родственница. Она уже потом сказала.
  -То есть, она знала?
  -Знала, - грустно сказал ван Чех.
  Пенелопа от души расхохоталась.
  -Три к носу, дорогой друг, - сказала она, - Я пойду, если ты не против.
  -Даже если против, это ничего не изменит, - доктор пожал плечами.
  -Не изменит, - Пенелопа улыбнулась.
  -Проблема в том, что гипнолог я по-прежнему хреновый.
  -Ты помнишь, что я сказала тебе? Больше, чем азы, тебе не надо. Ты больше и не потянешь. Все, не сомневайся ни в себе, ни в людях. Просто продолжай стараться дальше. Больше не могу говорить, извини, - Пенелопа торопливо положила трубку.
  Доктор согнулся крючком, сидя под вешалкой и спрятал лицо в руки. На душе стало спокойнее, но печаль все равно скреблась тихо.
  -Ты плачешь?
  Доктор отнял руки от лица, на губах сияла улыбка.
  -Нет, Лянка, ты чего?
  -Сидишь тут один, чего-то, грустишь.
  -Ничего я не грущу, не правда. Я просто задумался, - доктор начал приходить в себя, - Пойдем помогать Анне?
  
  Глава 8.
  Ван Чех уехал в установленный срок, едва постигнув азы гипноза. Чувствовал он себя последней бездарностью. Провожали его дер Гловиц и Лянка. После безобразной сцены в кабинете, доктор и профессор общались только в рамках обучения.
  Дер Гловиц на ван Чеха не срывался, а Вальдемару было перед профессором немного стыдно за сказанное. С одной стороны его пустили учиться, а он полез куда, в общем-то, не стоило. С другой стороны, если бы тогда все не было сказано, что было бы сейчас? Да и обстановка сразу успокоилась и стала более прохладной. Ван Чеху в такой атмосфере учиться было комфортнее. Он вполне постиг теорию, а вот с практикой были серьезные проблемы.
  -Рад был знакомству, - холодно сказал Дер Гловиц.
  -Простите меня, профессор, я доставил вам много хлопот, - улыбался ван Чех.
  -Сказку о тебе и потерянном времени, я буду рассказывать другим своим ученикам. Более бездарного у меня еще не было. К гипнозу я имею в виду.
  Ван Чех не сразу понял, что дер Гловиц так шутит.
  -Я жалею, что потратил ваше время, - серьезно ответил ван Чех.
  Дер Гловиц едва улыбнулся и подал доктору руку. Ван Чех руку пожал.
  -Удачи тебе, доктор ван Чех, - торжественно сказал дер Гловиц.
  Ван Чех обнялся с Лянкой.
  -Мы как-нибудь еще встретимся, - серьезно сказала девочка.
  -Обязательно, - умилился доктор.
  Они с улыбкой смотрели друг на друга, в их глазах светилась общая на двоих тайна, которую кроме них никто не знал.
  Сев в поезд, доктор сразу расстроился. Даже последнее такое долгожданное и скупое ободрение учителя его не порадовало. Гипноз был для него едва ли ближе, чем раньше. Доктор был к гипнозу не способен и очень по этому поводу расстраивался.
  Короткое появление на малой родине его взбодрило, к работе он приступил, соскучившись, с жадностью на нее набросился.
  Первой, кого он увидел, была Пенелопа. У доктора болезненно сжалось сердце, когда он увидел начальницу. От той осталась лишь загнанная тень. Теперь уже явно было видно, что Пенелопа употребляет что-то запрещенное, и очень мало спит. Она была рада встрече, и вечером уговорила доктора остаться подольше, дескать, завтра ей нужно выходить в ночь, и днем они не увидятся.
  Доктору очень хотелось задать ей один простой вопрос, но он все никак не решался.
  -Ну, как у дер Гловица дела? - бодро спросила Пенелопа, отламывая шоколадку.
  -Ничего, хорошо у него дела. Вообще поражаюсь, как у такого.... ну, как тебе сказать ... жесткого человека, такая милая дочка.
  -Все гинекологию проходили, сам знаешь, - фыркнула Пенелопа.
  -Ну, это-то понятно, - хмыкнул доктор, - ребенка жаль, она страдает. Читает Фрейда по ночам.
  -О... Да ты поэт, Вальдемар, - довольно улыбнулась Пенелопа:
  Ребенка жаль. Она страдает,
  Читает Фрейда по ночам,
  Душа ее покой не знает,
  И .... и... очам... определенно рифма должна быть "очам".
  Они весело рассмеялись. Пенелопа налила себе немного коньяку. Доктор немного пожевал губами, но ничего не сказал.
  -А вообще ребенок рискует, - сказала Пенелопа, поморщившись от лимона, - Хостес терпеть не может Фрейда. А тут готовая фрейдистка в подполье.
  -По-моему странно в десять лет читать Фрейда, - поджал плечами ван Чех, отщипывая от булочки с корицей.
  -Я в ее возрасте сексопатологией увлекалась. У нее отец профессор, где только не преподавал, каких только степеней и званий не имеет. Отстань от человека, у нее и выбора-то нет, - Пенелопа сощурилась на заглянувший в окно предвечерний луч, глаза ее стали светло-серыми, а зрачки все так же были расширены.
  -Тебе яркий свет глаза не режет? - пристально спросил ван Чех, - А то я шторку задерну, - тут же притворился он.
  Пенелопа непонимающе его оглядела.
  -Ну, можешь, задернуть. Мне так все равно.
  Пенелопа выпила еще.
  -А у меня все никак. И гипноз пробовала и, что уже только не пробовала. Электрошок только, но куда ему электрошок-то? Только над человеком издеваться. Никак не хочет Андрес рассказывать мне свою тайну. Он даже дразнить меня начал. Я прихожу в палату, там сидит этот Андрес, сильный такой, уверенный в себе, стоит отвернуться тут же превращается в овоща. Он как-то произвольно это делает. Я уверена, что по собственной воле. Как иначе это объяснить? Не знаю, что с ним делать.
  Они помолчали. Доктор пил чай из прозрачной чашки, Пенелопа подливала себе чайного цвета коньяку.
  -А еще меня сны замучили, - сказала она, - Я сплю по 3-4 часа в сутки. Мне снится, как будто Андрес приходит, чтобы меня убить. Каждый раз то выходит из стены, то из зеркала, то из шкафа... Вчера, представляешь, я проснулась, и видела, что он стоит надо мной. Просто стоит и смотрит. Моргнула, а его уже нет. Отдохнуть надо.
  Ван Чех внимательно наблюдал за тем, как Пенелопа рассказывает все это. Спокойно, будто бы о каком-то обыденном привычном деле. Руки ее лежали в полном спокойствии на столе. Это не вязалось. Если бы сны беспокоили ее, она бы и вела себя по-другому. И есть ли вообще эти сны?
  -Пенелопа, можно задать тебе один вопрос? - ван Чех храбрился.
  -Все, что угодно, - опрометчиво сказала Пенелопа и с любопытством уставилась на коллегу своими разными глазами.
  -Я заметил за тобой уже достаточно давно, ты как-то странно выглядишь. Так, как будто что-то принимаешь. Какие-то препараты или вещества. Я хотел бы узнать, что ты принимаешь? И другие ничего не замечают? Тебя должны были бы отстранить от работы. Я беспокоюсь за тебя, - доктор заметил, как меняется лицо начальницы, последнюю фразу он сказал совсем тихо, стушевавшись под огненным взглядом блекло-зеленого глаза.
  Пенелопа сжала зубы, пальцы резко сжались в кулаки. Она сдерживала ярость из последних сил.
  -А кто ты вообще такой? - прошипела она, - Ты мой подчиненный, вот и не лезь не в свое дело.
  -Но, Пенелопа, я к тому, что, если заметил я, то заметят и другие. Брось это пока не поздно, - понимая, что подписывает себе смертный приговор, сказал доктор.
  Пенелопа резко встала и отошла к окну, она стояла спиной к ван Чеху и молчала.
  -Ты принимаешь какие-то препараты, чтобы перейти в Пограничье? Ты уверена, что оно того стоит?
  -Не твое дело, - резко ответила она, - Твой рабочий день окончен, иди домой.
  -Но...
  -Я сказала, иди.
  Ван Чех встал.
  -Пенелопа, я тебе друг, ты...
  -Ты мне не друг и никогда им не был. Уходи, Вальдемар, я не хочу тебя ни видеть, ни слышать, ни ощущать твоего присутствия, - скороговоркой проговорила Пенелопа.
  Ван Чех не мог сдвинуться с места. Мир как-то странно вильнул и встал на место.
  -А что же тогда? - тихо спросил он.
  -Не поняла вопроса? - гневно сказала она.
  -А что же я тогда? Я считал тебя своим другом, а оказывается, что я ошибался.
  Пенелопа ударила кулаком по подоконнику и резко обернулась.
  -Ты просто так уйти не можешь? Да, что же это такое?! Сначала объявляешь меня наркоманкой, потом начинаешь скорбеть, что ты не мой друг... У меня вообще не может быть друзей! Я хочу открыть Пограничье и больше ничего. Ты моей теории не разделяешь, так и катись отсюда!
  -Ты не понимаешь, что делаешь, - попытался улыбнуться ван Чех, он был бледен, как полотно.
  -Это ты не понимаешь! - злилась Пенелопа.
  -Я просто хочу тебе помочь. Ты выглядишь, как наркоман со стажем. Все это надо кончать. Кто-то заметит, и ты без лицензии останешься, без работы, навсегда!
  -Может оно и лучше, - успокоилась Пенелопа, спокойно села на стул рядом с доктором и опустила голову на руки.
  -Зачем ты рвешься туда? - доктор присел возле нее на корточки и коснулся руки, его прошило, как током, он отнял руку.
  -Потому что так надо, - сказала Пенелопа, - Потому что такова моя судьба. Я не могу объяснить тебе. Я знаю, что Пограничье есть, но я не могу туда пробраться, моя судьба найти его. Меня ничто не остановит: ни ты, ни кто-то еще. Уволят, так мне все равно.
  Она посмотрела на доктора, глаза ее стали светло серыми, один едва голубой, другой едва зеленый. Ван Чеха пробила дрожь. В глазах была мольба: "Спаси меня". Доктор читал это, чувствовал. Он взял руку Пенелопы, она была ледяная. Ван Чех взял обе ее руки и стал греть в своих.
  -Не гони меня, Пенелопа, я помогу тебе, если необходимо. Ты можешь рассчитывать на меня. Ты похожа на бедного ребенка, которого затравили и он ищет спасения в жерле вулкана, потому что там спокойнее, чем снаружи.
  Пенелопа долго смотрела доктору в глаза, выдохнула, расслабилась. Она потрепала его жесткие черные кудри.
  -Спасибо тебе. Я не знаю, что на меня нашло. Испугалась, что кто-то на меня донесет. Все уже видят. Просто знают, что другого такого гипнолога они здесь не найдут, а больные у нас очень трудные. Ты прав, надо заканчивать, но я не знаю как. Понимаешь, я давно уже этим занимаюсь, очень давно. Я почти приблизилась к этому странному месту. Так хочется туда заглянуть. Как в родительскую спальню, когда родители занимаются любовью. И страшно, и мерзко, и любопытно. Спасибо, что не бросаешь. На меня все уже рукой махнули.
  -Даже муж?
  -Нет, он не махнул, - улыбнулась Пенелопа, перебирая кудри ван Чеха на затылке, - Он беспокоится, но не понимает, что происходит. Да, и дома его не бывает почти. Он золотой человек, но я не думаю, что он одобрит мое стремление туда.
  Мы все очень одиноки. В этом мире, почти нет людей, которые бы могли дать друг другу полноценное ощущение того, что "я не одна". Ты можешь. У тебя это хорошо получается. Жаль, я не могу дать этого тебе. Таких людей у каждого, если один есть, то повезло несказанно. У меня как-то не получается. Чужие люди дают понять, что я что-то значу, что я не одна, а родные... Тот, кто по душе мне родной человек, не может этого дать. Точнее, я не могу принять этого. А там, в Пограничье. Там все по-другому, там ты полноценен.
  Доктор, замлевший слегка под спокойный голос Пенелопы и нежное шевеление на затылке, тяжело вздохнул.
  -Ты разрываешься между желанием быть одной, и страхом одиночества, - сказал он.
  -Есть и такое, - улыбнулась Пенелопа, - не принимай близко к сердцу. У каждого человека есть такой неразрешимый Гордиев узел. Я устала разрываться. Я ничего не умею делать наполовину. Если рубить, то все и сразу. Самоубийство не выход, мне нравится сам процесс жизни. Умирать не страшно, но неприятно. Я не хочу умирать. Я хочу избавиться от гнета. А теперь иди, Вальдемар, - она улыбнулась, - Можно звать тебя, Октео? Первое имя такое сложное.
  Доктор растерялся.
  -Я знаю, что называть вторым именем человека это очень интимный шаг, потому и спрашиваю разрешения. Заметил, моя мать и твой отец были тезками, - она отняла руку от ван Чеховых волос и задумалась.
  -Зови, если так тебе больше нравится, - наконец-то решился доктор.
  Он был в несколько сумеречном состоянии, слабо понимал, что здесь происходит.
  -Хорошо, я обещаю не называть тебя так на людях и не называть слишком часто, - Пенелопа энергично встала, - А теперь по домам! Ты иди, а я уберусь.
  Доктор все-таки помог Пенелопе убраться, и только убедившись, что она не намерена оставаться в клинике, пошел домой сам.
  
  Глава 9.
  Терапия у Бонни пошла интенсивнее. Девушка быстро избавлялась от своих страхов. Хотя внутренняя проблема все еще крепко сидела в ее душе. Она значительно продвигалась с каждым сеансом. Ван Чех воспрял сердцем. Не так уж он и бесталанен оказался.
  Единственное, что его смущало, было поведение Бонни на утреннем обходе. Она была всегда бледнее обычного, будто бы напугана, а под глазами синие круги. На все расспросы она только отмахивалась. Днем старалась не спать. Для нее было характерно избегание сна из-за кошмара с пауком. Что-то там происходило, но доктор не мог добиться, чтобы Бонни что-то рассказала.
  Наконец, через три недели ван Чех собрался с силами и решил попробовать применить гипноз. Первая попытка была неудачной. Бонни банально заснула от усталости до того как вошла в транс. Доктор сильно расстроился. Проведя простой сеанс гештальт-терапии, он пошел разыскивать Пенелопу.
  Та нашлась в своем кабинете. Выглядела она значительно лучше. Не такая бледная, не такая нервная. Доктор вкратце изложил суть дела.
  -Это странно, - задумчиво сказал она, - Такой видный мужчина, а гипнозом никак не овладеешь. Пойдем, троечник, покажу, как это надо делать.
  По коридору Пенелопа еле поспевала за коллегой и пыталась говорить, но задыхалась.
  -Да стой ты, Боже мой. Вальдемар, она у тебя там горит что ли? Вот привычка носиться, - Пенелопа одернула доктора за рукав.
  Ван Чех резко затормозил и недоуменно на нее поглядел.
  -Я всегда так хожу.
  -Как ты ходишь, я знаю. Каждый вечер провожаешь меня. А сейчас ты несешься, как на пожар, - ворчливо ответила Пенелопа, - Так вот, мне только что пришла в голову мысль, а что, если тебе проводить с ней визуализацию? Гипноза там особого нет, гештальт свой используй, хоть целуйся с ним! Расшифровать труда не составит.
  -Ну, толкования в зависимости от ситуации могут меняться. Все-таки пол и индивидуальные особенности никуда не денешь, - задумчиво возразил доктор.
  -Ты споришь? - брови Пенелопы взлетели вверх.
  -Я спорю? - в притворном ужасе воскликнул доктор, - Да, я спорю. Потому что не уверен.
  -Ты, кажется, забыл, что я тебе говорила в самом начале, - ласково сказала Пенелопа. По спине доктора прошлись мурашки, - Так вот, дорогой мой, самое логичное, что я могу предложить тебе в этой ситуации, используй то, что получается у тебя лучше, чем рыпаться делать-то, что совсем не выходит. Ходов в человеческую душу много, осталось выбрать наиболее комфортный.
  Доктор ничего не ответил, а задумался.
  Бонни удивилась возвращению доктора, она как раз собиралась погулять.
  -Нам с тобой придется еще немного пообщаться, - несколько мрачно начал доктор.
  -Как скажете, - Бонни пожала плечами и села на стул.
  Доктор прочистил горло. С визуализацией у него тоже было слабовато.
  -Закрой глаза, Бонни.
  -Я думаю, стоит начать с дорожки, - тихо шепнула Пенелопа.
  -Ты стоишь на дороге, - ван Чех сконцентрировался на Бонни, голос его стал ниже, Бонни поежилась, как под теплым одеялом, - ты в самом начале пути. Оглянись назад, что там? Не говори. Просто запомни. ... Посмотри на дорогу. ... Запомни, какая она. ... Иди вперед, пока я не скажу. Иди вперед. Ты видишь препятствие. Запомни его, что это за препятствие, подумай, как ты преодолеешь его. Когда преодолеешь это препятствие, скажешь, - доктор не отрывал взгляда от Бонни, лицо девушки исказилось, она преодолевала как будто гладкую бетонную стену, а не обычное препятствие. Наконец, она тихо сказала:
  -Все.
  -Теперь посмотри на свою дорогу, какая она? Запомни. Посмотри вперед, ты видишь реку... Как ты преодолеешь эту реку? Когда преодолеешь, скажешь.
  Бонни сжала руки в кулаки. Тело ее было сильно напряжено.
  -Все, - сказала она.
  -Впереди гора. Запомни, какая она. ... взберись на гору, скажешь, как заберешься.
  Бонни готова была плакать. Лицо было бледным и утомленным. Она очень устала.
  "Ничего, солнышко, осталось недолго, потерпи", - искренне сочувствовал доктор.
  -Все.
  -Хорошо. Ты стоишь не вершине горы. Обернись назад. Вспомни, как ты взбиралась на гору, как ты преодолевала реку, как одолела препятствие. Посмотри на солнце. Оно восходит перед тобой. Большое теплое солнце. Ты можешь его коснуться. Оно не обожжет тебя. Прикоснись ладошкой к солнцу, - Бонни улыбнулась и потянула руку вперед.
  У доктора глаза на лоб полезли. Пенелопа улыбнулась правым уголком губ торжественно и надменно одновременно.
  -Возьми себе солнца столько, сколько сможешь.
  Бонни задумалась и руку опустила. Потом снова подняла, погладила невидимое солнышко. Отломила от него кусочек и отправила в рот. Пенелопа одобрительно цокнула. Бонни съела еще один кусочек невидимого солнышка. А третий кусочек положила в левый нагрудный карман.
  -Сейчас на счет три ты проснешься, но солнышко останется с тобой навсегда. Раз ... ... два ... три.
  Бонни открыла глаза. В них было море восхищения. Она бросилась обнимать доктора. Ван Чех неловко погладил ее по голове и торопливо посадил обратно.
  -Я не взял диктофон, - торопливо шепнул он Пенелопе.
  -Троечник, - констатировала та, - Держи.
  -Теперь ответь мне на вопросы. Что ты увидела, когда обернулась в начале пути? - доктор включил диктофон, но не сел рядом, а стал ходить по палате.
  -Темноту. Там ничего не было.
  -Какая была дорожка до препятствия?
  -Каменистая. Гравием посыпанная. Острые такие камни. Не люблю такие дорожки. А по краям росли кусты.
  -Какие кусты? - стараясь не выдавать своего возбуждения, спросил доктор.
  -Ягодные. Они все были в малине и почему-то в клубнике. Буквально, красные от ягод.
  -Что было за препятствие?
  -Большой бассейн с пауками, - едва сдерживая отвращение ответила Бонни.
  -И как ты прошла его?
  -Пришлось идти напрямик. Один из пауков зацепился за меня. Я испугалась и чуть не упала вся, тогда бы они меня сожрали. Мне удалось смахнуть паука, тогда я прошла быстро.
  -Какой стала дорога после препятствия?
  -Из какой-то вязкой жижи. Очень трудно было идти.
  -Какая была река?
  -Неглубокая, но быстрая, я будто знала, что будет гора. Горная речка. Я прошла по воде. Пришлось попотеть, но я с этим справилась.
  -Гора. Какая она была?
  -Высокая, сплошные скалы и обрывы.
  -Как ты забралась по ней?
  -Если присмотреться, там можно было увидеть лестницу. Я взобралась по лестнице.
  -Это была обычная лестница с перилами?
  -Нет, она выдолблена была в породе.
  Доктор задумчиво выключил диктофон.
  -А солнышко?
  -А солнышко тебе на память, - улыбнулся доктор, - отдыхай, ты очень устала. Прости, что помучил тебя.
  Ван Чех закрыл дверь палаты и шумно выдохнул.
  -Ну, поздравляю, теперь не будешь бегать ко мне и ныть, - улыбнулась Пенелопа, - легкий транс тебе доступен. Проанализируй, и поймешь, в чем было дело раньше. Думаю, анализировать стоит только до реки.
  -Ее постоянно беспокоят пауки, это как-то связано со сном, - задумчиво говорил доктор, словно не замечая Пенелопу, - Кусты, они не дают мне покоя. Ягодные кусты, не просто так. Получается, ее домогались, причем систематически. Я не подумал, не задав времени препятствия. Тут может возникнуть путаница. Когда наступил это жизненный перелом, - доктор басовито бурчал себе под нос. Пенелопа вздохнула и потащила доктора в курилку.
  -Возможно, скорее всего, нет, вероятнее, это тот момент, когда ее стали одолевать кошмары про паука. То есть момент наступления сумасшествия. Это объясняет, что путь после жижа. Он почти у всех больных такой, - уже в курилке бурчал доктор, Пенелопа курила, глядя на него, - Каменистая гравиевая дорожка, по бокам кусты. ... Я вот чего боюсь, не началась ли наша визуализация с того момента, как она уже не помнила своего детства? Жаль девочку, такая красивая (Пенелопа фыркнула), и все ее домогались. Попала, девочка, - доктор расстроился.
  -Ты закончил? - звучно и властно начала Пенелопа.
  Доктор кивнул.
  -Так вот, Октео, что я тебе хочу сказать. Что я поняла. Начали вы именно с самого начала, я в этом уверена. Можешь перепроверить, если что. Ее еще девочкой изнасиловали, и этот след тянется вплоть до заболевания через всю жизнь. Ты зря не расспросил, были ли кусты одинаковые или разные. Если ягод было больше в начале и к концу их становилось меньше, или наоборот сначала было меньше и потом они нарастали, то это след. Если кусты были одинаковые плюс-минус, то это уже система, конечно. Тут недоработка, ну, это от шока. Ты же сам не ждал, что введешь ее в транс. Бывает, забыл. Но это важно, так что впредь не забывай. Чувство вины и стыд, вот с чем надо бороться. Это было ясно с самого начала, но теперь мы причины знаем, - Пенелопа вздохнула.
  -Ты чего?
  -Убила бы ту мразь, которая с ней это сделала. Но меня посадят. Вообще, многих из этих уродов стоило бы убить. Сами себя довели до белой горячки, - Пенелопа еще раз вздохнула, - Не слушай меня.
  -Я же обещал тебе помогать.
  -Тут ты мне не помощник,- Пенелопа устало улыбнулась, - Я пойду.
  ***
  На вечернем обходе доктор задержался у Бонни. Та была возбуждена и радостна. Она не могла усидеть на месте, торопилась поделиться с доктором впечатлениями дня.
  -Теперь мне и паук не страшен, я думаю, - сказала она, - Если сегодня придет, я на нем опробую солнышко.
  Доктор усмехнулся.
  -А еще сегодня я вспомнила. Я поняла, кого я увидела во сне недавно. Я опять видела этот сон про паука, но с ним была еще одна женщина, я долго не могла вспомнить кто, - тараторила Бонни.
  -И кто?
  -Доктор ван Тащ, она была там. Только и она и не она... Трудно объяснить, как доктор ван Тащ только очень злая.
  Доктор сглотнул и сжал зубы.
  -Очень интересно, Бонни. Если увидишь ее еще раз, то сразу сообщи, хорошо?
  Доктор вылетел из палаты прямиком в кабинет Пенелопы. Там было заперто. Больница уже готовилась ко сну, медперсонал уходил домой. Но Пенелопа еще точно была в клинике. Доктор каждый вечер лично провожал ее до остановки.
  В ординаторской Пенелопы не было, медсестры, как одна ее не видели. Доктор начинал злиться: неужели она опять заперлась где-то и принимает всякую дрянь, чтобы войти в транс?! Она рассказывала доктору, как пытается попасть в другое измерение.
  Одна из медсестер в испуге, под горящим взором голубых глаз ван Чеха вспомнила, что последний раз видела Пенелопу возле палаты Андреса. Доктор направился туда.
  
  Глава 10.
  Пенелопа проверила, чтобы вторичное посещение ею Андреса осталось незамеченным. Лишние глаза совершенно не нужны, если ты идешь решать свои личные вопросы.
  Она верила, что Андрес знает, как попасть в то место, где пребывает его разум.
  -Вечер добрый, - мягко поздоровалась она, входя.
  Андрес ее не слышал, он сидел на постели, вяло опустив руки, свесив их почти до пола. Глаза его были закрыты.
  Пенелопа недовольно чмокнула и села на стул рядом с больным, пощелкала пальцами возле его ушей. Он вздрогнул и поднял голову. Глаза потухшие, кроме тупого повиновения, ничего не выражали.
  -Так не пойдет. Мне нужен ты настоящий, а не этот овощ. Я пришла поговорить, а не терапию устраивать, - фыркнула Пенелопа.
  Ничего не изменилось в лице Андреса.
  -Я могу отвернуться, если хочешь, - пожала плечами Пенелопа, встала и закрыла дверь в палату ключом.
  Стоило Пенелопе вынуть ключ из замка, как сзади ее схватили за локоть. Хватка была жесткая, сильная. На лице Пенелопы мелькнула едва заметная улыбка.
  -Ну, хочешь поговорить, давай поговорим, - прошептал в ухо Андрес и обнял Пенелопу так, что ей стало трудно дышать, - А о чем хочешь поговорить, сладенькая? Ну, же, не стесняйся!
  -Ну, уж точно не хочу ничем таким с тобой заниматься, - ответила Пенелопа.
  -Ты же даже не дрожишь. Тебе нравится, - Андрес оттащил Пенелопу к стулу, она не сопротивлялась и дала замотать себе руки скотчем за спиной.
  -Я хочу поговорить с тобой о том месте, где ты прячешься! - спокойно сказала она.
  -Обидно. Такая сладкая, а нужно только поговорить, - Андрес потрепал Пенелопу по щеке и фальшиво расстроился.
  -Я на полном серьезе сейчас, - заметила Пенелопа, - есть место, где пребывает сознание больного во время психоза. И ты знаешь, где это место. Я поняла это. Ну-ка, Андрес, расскажи мне. А я поставлю тебе такой диагноз, что жить будешь и на свободе и без проблем. Ну, пару месяцев в год в санаторий будешь ездить, ну?
  Андрес хмыкнул.
  -Жалкая подачка. Я тебе открывай тайны, а ты мне санаторий? Не чувствуешь разве неравноценность? - Андрес плавно обошел Пенелопу и наклонился к самому ее уху.
  -Вот если бы ты дала мне согласие убить тебя, а потом отыметь твой труп, тогда...
  -Фу, какой ты мерзкий, - спокойно сказала Пенелопа.
  -Я такой, - согласился Андрес, - А так извини, никаких тайн.
  -Сам посуди, на кой черт мне твои тайны, если ты сразу же меня убьешь. Я не против смерти. Но то место не для того, чтобы узнав о нем, умереть.
  -Оно во сто крат опаснее. Лучше умереть, - хихикнул Андрес.
  -Как оно называется?
  -У него нет названия, сладкая, - Андрес наклонился к самому лицу Пенелопы, - Ты знаешь, сколько у меня не было женщины, а? Я голоден, очень голоден!
  Пенелопа прикрыла глаза, разговор ей надоедал. Она снова открыла глаза и посмотрела на Андреса со всей строгостью, на которую была способна. Тут же она начала раздражаться и впадать в небывалую ярость.
  -Мерзкий, гадкий, низкий человек. Я тебя уничтожу, - едва слышно сказала она.
  Андрес побелел и отпрянул. Ярость Пенелопы тут же прошла. Она задыхалась и никак не могла восстановить дыхание. Лоб ее был мокрый. Больной смотрел на нее с испугом и почтением. Пенелопа чувствовала, что дело тут не в ее словах.
  -Значит, у меня нет выбора, - бледными губами проговорил Андрес.
  -Я не понимаю.
  -Да, куда ж тебе понять-то, - Андрес сел на кровать и стал безвольным снова.
  -Андрес! - позвала Пенелопа, - Андрес, я не закончила еще с тобой, урод!
  В душу снова хлынуло странно вибрировавшее раздражение, тут же переросшее в ярость.
  -Андрес, я тебе приказываю! - сказала Пенелопа не своим голосом.
  Она слышала себя со стороны, грудной, хрипловатый голос. Она чувствовала, что свободна, что держать себя в руках не надо, играть не надо, молчать не надо. Она полна власти, она может все, что захочет.
  -Андрес, - крикнула она.
  Больной поднял голову и взгляд его выражал смирение судьбе.
  -Чего тебе?
  -Я не закончила говорить с тобой. Ты все мне расскажешь!
  -Пока ты в таком состоянии, ты сильнее меня, я не могу тебе не подчиниться. Долго ты так не протянешь. А я больше к тебе не выйду. Рядом с тобой опасно находиться.
  -Мне наплевать на твое мнение, ты все мне расскажешь!
  -И не подумаю.
  Ярость Пенелопы достигла пика. Она не отдавала отчета, почему так разозлилась, что делает. Она наслаждалась гневом текущим медленно, но неотвратимо, как горячая лава. Пенелопа рванулась вперед, руки у нее оказались свободны. Ладонь ее коснулась горла Андреса. Больной закричал и стал опрокидываться навзничь. Пенелопа полетела следом.
  Они оказались в странном месте. Вокруг не было ничего, пространство было до того пластично, что его можно было бы взять руками и слепить. Пенелопа посмотрела на свои руки. Руки, как руки. Она не изменилась, попав сюда. Андреса рядом не было. Зато был неподалеку жирный паук, он лежал не боку и тяжело дышал.
  Пенелопа поднялась на ноги. И сделала пару шагов, под ними возникла небольшая дорожка.
  -Вот уж действительно. Дорога возникает под шагами идущего, - задумчиво сказала себе Пенелопа и голос свой не узнала.
  Это были не ее интонации. Точнее те интонации, которые она скрывала, которые не приняты в этом обществе. Ярость смешалась с ликованием, Пенелопа взлетела вверх и тут же опустилась.
  -Можно отсюда посмотреть на реальность? - спросила она у кого-то.
  Пространство, послушное ее воле, вдруг задрожало и стало полупрозрачным, как слюда. Сквозь него были видны странные, фантастические картины. Пенелопа долго любовалась этим, пока ее слуха не достигли другие звуки. Напротив одного "окошка" образовалось другое. Реальность за ним была привычна и непривычна одновременно. Пенелопа не стала долго разбираться. Пространство подчинялось ее воле, ластилось, как котенок, просило подачки у ног, как щенок.
  -Что ты со мной сделала? - Андрес-паук метался по кругу, пытаясь рассмотреть себя.
  -Вернула тебе истинный облик, - гулким эхом разнесся голос по пространству, - Как ты перенес меня сюда?
  -Я не хотел тебя переносить. Я просто хотел спрятаться, - пытался успокоиться Андрес, - Уйди из моего безумия!
  -Как бы ни так! Пока не узнаю, как сюда попасть без твоей помощи, я тебя не оставлю в покое! - Пенелопа тряхнула паука, почти с нее ростом, как пушинку.
  -Ты не сновидец, ты двойная. Ты очень сильная. Сильнее только сновидцы. Я сам больше ничего не знаю. Предыдущий хозяин этого места сказал мне это, - лепетал Андрес.
  -И что ты с ним сделал? - ласково-угрожающие интонации Пенелопы нравились ей самой.
  -Убил.
  -Ах, вот как, - Пенелопа закусила губу, - Это место граница, ведь так? Граница между миром здоровых и чем-то еще... Тут и собираются все психи. Мило. Мне ни к чему пока убивать тебя. Я назову это место пограничьем.
  Пространство пронзил белый свет. Оно стало просто белыми декорациями, где все было в равной степени и близко и далеко. Где-то маячил шатер цирка.
  -У вас здесь и развлечения есть, - Пенелопа потащила паука вперед.
  В два шага они оказались возле шатра, - Кажется, это место соскучилось по властному и решительному хозяину, - Пенелопа усмехнулась. Ярость клокотала в ней, даже не смотря на внешнее ее спокойствие, в любой момент она готова была извергнуться.
  -Ты пока будешь тут, - Пенелопа швырнула паука внутрь шатра и огляделась еще раз.
  Неподалеку лежала колода карт. Пенелопа заинтересованно взяла ее и подняла первую: Туз монет.
  -Небывалая удача, - усмехнулась она, в таро Пенелопа разбиралась. Вдруг ее скрючило от боли. Пенелопу словно разрывало пополам. Она кричала, извивалась. Изнутри рвались все ее ярость и гнев.
  Все кончилось внезапно. Пенелопа открыла глаза и оказалась снова в палате. Она слишком устала, чтобы испытывать какие-то эмоции. Душа была чиста от гнева и ярости, Пенелопа словно освободилась от чего-то, очень большого, тяготившего ее.
  Проблема была в том, что Пенелопа была все еще связана, дверь закрыта, а Андрес безволен и, кажется, спал.
  -Чего делать-то? - Пенелопа постучала ногой по полу.
  Андрес дернулся, подался вперед и упал к ногам Пенелопы. Он поднял не нее злые глаза, от него веяло злостью.
  -Ну, довольна? - просвистел он, - Мне теперь нигде не скрыться! Выжила меня оттуда.
  -Ты сам отказывался меня пускать.
  -Ты бы все равно выжила меня оттуда!
  -Так в чем моя вина? - Пенелопа хотела разозлиться, но не могла.
  -Мерзкая, двойная сука, - Андрес бросился на Пенелопу и начал душить.
  Та хотела кричать, но не получилось.
  Дверь конвульсивно задергалась.
  -На помощь, - прохрипела Пенелопа.
  Дверь еще раз дернулась, но не поддалась. Из-за нее кто-то цветисто ругнулся басом. Пенелопа начала лягаться, хрипеть и кашлять. Она больно ударила Андреса, тот взвыл, но не выпустил ее.
  -Да, что тут происходит! - дверь с треском сломалась и вылетела.
  Весь в растрепанных кудрях в палату вкатился доктор ван Чех, в руках он держал ломик. Быстро оценив ситуацию, доктор нажал кнопку экстренного вызова на стене. Бросил ломик и стал оттаскивать Андреса. Только после сильного удара по лицу, Адрес отпустил жертву. Пенелопа едва была в сознании.
  Андрес вывернулся из рук доктора, и кулаком ударил в нос, что-то хрустнуло, доктора пронзила боль, хлынула кровь. Ван Чех увернулся от второго удара и схватил Андреса за руку, неаккуратно повернув его вокруг своей оси, заломил руку, та хрустнула. Андрес взвыл.
  На подмогу подоспели санитары с электрошоком. Андреса быстро успокоили.
  Доктор предоставил санитарам разбираться с больным, а сам, зажимая нос, попытался поднять Пенелопу. Не без помощи тех же санитаров ему это удалось.
  Пришли медсестры, Пенелопе и ван Чеху оказали первую помощь. Нос у доктора был безнадежно сломан, во второй раз.
  -Что у вас там произошло? - спрашивал доктор, провожая Пенелопу до остановки.
  -Я узнала, что это за место. Это Пограничье. Там все больные наши с тобой и обитают, - задумчиво ответила она.
  Пенелопа вообще стала мягкой, задумчивой, тихой.
  -А я очень за тебя испугался, - на доктора нахлынуло.
  Он обнял Пенелопу, понимая, что прижимает к себе, едва ли не самое ценное, что у него есть.
  -И я очень испугалась, - Пенелопа уткнулась носом в ворот пальто доктора и расплакалась.
  
  Глава 11.
  С того дня и в течение почти года между ван Чехом и Пенелопой установились отношения, теплее дружеских, но с налетом сдержанности и неловкости.
  Доктор прибегал на работу раньше, чтобы успеть выпить с Пенелопой кофе, уходил попозже, а иногда и заполночь (если та дежурила в ночь). Все время они проводили, обсуждая какие-то дела.
  Доктор успел выпустить первую партию пациентов, в числе которых была Бонни. Она больше не жаловалась на то, что ей снится паук. Последний сон был, как раз в ночь перед тем, как Андрес пытался задушить Пенелопу. Доктор радовался, что смог помочь людям выздороветь и никаких предвестников грядущих событий не видел. Он увлеченно работал бок о бок с той, которая была благодарна за спасение ее жизни и каждый раз краснела при его приближении.
  Пенелопа с того дня сильно изменилась. Будто тот день разделил ее жизнь на до и после. Доктор больше не замечал порывистой двойственности начальницы. Если она теперь сидела спокойно, то не вскакивала и не рвалась куда-то. Смотрела кротко, умными глазами, говорила спокойно, тихо. Интонации ее смягчились. Она стала нежнее, ласковее с ним и с больными. Перемены были резкими, но ван Чеха не насторожили. Раньше он Пенелопу все-таки немного побаивался, а теперь в ее присутствии мог расслабиться. Ее мягкость вызывала в нем ответную нежность.
  Доктор старался своих эмоций не замечать. Еще в университете он принял как догму, что отношения между коллегами только мешают процессу терапии. Игнорировать было проще, чем анализировать. Самоанализа ван Чех не очень любил и прибегал к нему в том случае, если что-то доставляло дискомфорт. Радость от присутствия Пенелопы, от разговоров с ней не доставляла ему никаких неудобств. Он не поглупел от влюбленности, а, наоборот, вдруг поднялся в своей квалификации. Гипноз пошел значительно легче, хотя все так же плохо.
  Андрес за этот год стал стабильнее. Гипобулический синдром стал преобладать над гипербулией. Он постоянно был аморфен, безволен. Плохо ел, ничем не интересовался, и как не старалась помочь ему Пенелопа, у нее ничего не выходило.
  В одно из ночных дежурств Пенелопы они снова немножко закусывали и беседовали. В этот раз без коньяка, только кофе и чай. Доктор пил чай. Во время обсуждения дальнейшей терапии Андреса возникла пауза. Неловкая, внезапная. Пенелопа заметила, как ван Чех снова пристально ее разглядывает, раскраснелась, отвела взгляд и замолчала.
  -Хочешь, расскажу, что тогда было на самом деле? - после долгой паузы сказала она.
  Доктор все это время не знал куда себя деть, и нервно дергал ногой, ругая себя за неприличные пристальные взгляды.
  -Хочу, - опасливо ответил доктор.
  -Я опущу незначительные детали. Я слишком хорошо помню этот день, хотя не помню, что было вчера, - со вздохом начала Пенелопа, - я пришла к Андресу поговорить с ним о том пространстве. Разговор не особенно клеился и, в конце концов, он так меня разозлил, что я даже сдерживаться не стала. А потом произошла какая-то фантастика. Я оказалась в этом пространстве. Это Пограничье. Странное место, но мне там было очень хорошо. Андрес оказался там. Такой паук, с меня ростом. Мы не особенно много бродили там. Со мной случился какой-то адский приступ, как будто болгаркой напополам разрезали. Я снова оказалась здесь. А он накинулся на меня, мол, я его выжила оттуда.
  И чем больше я анализирую это, тем больше понимаю, что мои сны до того, это не просто сны. Он таскал меня туда во сне. То есть это место еще и со снами связано.
  -Связано, - холодея, сказал доктор, - Бонни видела тебя с Андресом там.
  -Еще одно доказательство, - Пенелопа шлепнула рукой по столу, - но самое страшное даже не в этом. И не в том, что с того момента, я уже год не злилась. Даже не раздражалась, представляешь?
  Доктор не мог отвести от нее распахнутых глаз. Ему стало очень страшно.
  -Самое страшное, что у меня из головы не идет один махонький эпизод, - Пенелопа замолчала и не смотрела на ван Чеха.
  -Какой? - вялым языком спросил доктор.
  -Как ты обнял меня тогда и как сказал, что испугался, - Пенелопа набралась смелости и прямо посмотрела на доктора.
  Они оба сидели боком к столу и лицом друг к другу. Дотянуться было легко, но и трудно одновременно. Пенелопа коснулась щеки ван Чеха и робко улыбнулась. Она не могла выговорить ни слова, но глазами выразить получалось неплохо.
  -Спасибо тебе. Я же так и не сказала до сих пор, - улыбнулась она.
  Ван Чех взял ее руку, нервно перебирал пальцы, мял ладошку. Он чувствовал, как внутри нарастает смутная тревога, как все вокруг вибрирует. Уже давным-давно он чувствует себя спокойно рядом с ней, а все почему? Потому что переменчивость Пенелопы исчезла. Это всегда его напрягало. С ней никогда нельзя было понять, что она выкинет в следующую минуту, побьет или приголубит.
  Особенно, это пугало в первую практику. Она легко впадала в ярость из-за мелочи, а серьезные проблемы могла принять стоически и философски, а могла и разреветься в ту же секунду. Теперь Пенелопа стала "стабильнее". Ван Чех уже давно не видел от нее ни резкого взгляда, не слышал резких слов. Доктор вздохнул.
  -Ты уверена, что все в порядке?
  Пенелопа пожала плечами.
  -Я чувствую себя хорошо. Месяца четыре уже только гнетет ощущение, что мне чего-то не хватает. Я упорно ищу, но никак не могу найти. Я с того дня не была в Пограничье, может по нему соскучилась? Но теория моя теперь мне не кажется особенно верной. Так, фантастика какая-то. Я не очень понимаю, что происходит.
  Солнечный луч упал на отросшую челку Пенелопы, она зажмурилась. Доктор все еще тревожился, но теперь созерцал, как она морщит нос, хмурится и пытается найти положение, чтобы солнечный свет не бил в глаза. Все это доктора забавляло и умиляло.
  -Ты всегда можешь на меня положиться, - доктор положил руку на плечо Пенелопы, - У тебя всегда есть я.
  -Я знаю это. И спасаюсь только так, - она улыбнулась и помолодела лет на пять.
  Доктор хотел что-то сказать, и даже открыл рот, но засмущался и промолчал. Он разглядывал ее лицо, она наблюдала за быстрым движением голубых глаз. Глаза его замерли, ресницы чуть дрогнули, ван Чех закрыл глаза. Пенелопа ощутила легкое прикосновение теплых мягких губ.
  Ван Чех отсторонился и вопросительно посмотрел на нее. Пенелопа улыбнулась и вернула поцелуй.
  -Больше ничего, я два раза не предлагаю. Сам виноват, - шепотом сказала она, погладив его по жестким кудрявым волосам.
  Доктор вздохнул и сгреб Пенелопу, сильно сжав.
  -Задушишь, Октео, - радовалась она.
  -Так даже лучше, - серьезно и густо пробасил ван Чех ей на ухо, - иначе было бы неправильно. У тебя муж. А я ... Я буду рядом, когда будет нужно.
  -А больше ничего мне и не надо. Просто нужно, чтобы кто-то был рядом, когда я упаду. Я очень рада, если это будешь ты, - ласково ответила Пенелопа.
  Доктор ушел смущенный, подавленный и одновременно ликующий. Он чувствовал себя так, будто бы его душу тянули в три разные стороны: в ад, в рай и в небытие.
  По пути домой в последнем составе метро он задумался так сильно, что проехал на три станции дальше своей. Там его с руганью выгнала какая-то поломойка. Доктор недоуменно смотрел на нее, она ему говорила, а он не понимал что. Мир не касался его. Ван Чех вышел в ночной весенний город и побрел, куда глаза глядят. Автобусы ходили уже нерегулярно. Ночка выдалась прохладная, доктор кутался в белое пальто, на вороте которого были три тонкие черные полоски, слегка размазанные его пальцами: следы туши Пенелопы - он их не состирывал из соображений глупой сентиментальности.
  На одной из остановок его догнал автобус. Ван Чех с удивлением отметил, что тот проезжает недалеко от его дома. Уже сидя один в этом автобусе ван Чех дал волю воспоминаниям, которые хотел приберечь до дома, чтобы всю ночь видеть их во сне.
  ***
  Почти под занавес его второй практики. Пенелопа задержалась с картами. Ван Чех по доброте душевной решил ей помочь. Она не отказалась от помощи, хотя и заметила, что на результаты практики эта помощь не повлияет.
  Какое-то время они возились с бумагами. Пенелопа то и дело поглядывала на него, то весело, то резко, словно жалела, что он пришел, но с постоянной какой-то нежностью.
  -Вальдемар, - наконец, сказала она, - Ты же еще не передумал идти сюда работать?
  -Не передумал, а что какие-то проблемы?
  -Нет, место я под тебя уже выбила и держу, можешь не беспокоиться. Просто у нас возникла кое-какая проблема другого характера, - она поджала губы.
  -Какая же? - доктор не заметил, как Пенелопа оказалась слишком близко.
  -Ты очень симпатичный молодой человек, - спокойно сказала она. Глядя в глаза ван Чеху, долго и внимательно, - Это больше моя проблема, чем твоя. Но я прошу помочь мне ее решить.
  Вальдемар сглотнул тогда. Связь на рабочем месте для него всегда была под запретом. Пенелопа женщиной была красивой, но на десять лет старше, безусловно, более опытной и зрелой. Он же готов к такому развитию событий не был. Отказать? Кто знает, что взбредет этой фурии в голову? Согласиться? Это принесет некоторые бонусы молодому доктору, но потом считать себя полным ничтожеством. А как ты к себе относишься, так и другие относятся.
  Ван Чех резко встал, бледный от негодования. Он что-то пытался сказать, фыркал, мямлил. Слова крутились вокруг него, как рой пчел. Ни одного слова он не мог сказать внятно, кроме того он задыхался. Наконец у него хватило сил уйти.
  -Стой, - низким голосом произнесла Пенелопа, - Учти, что у тебя есть сейчас последний шанс вернуться. Я ничего не предлагаю дважды. Когда тебе понадобится это, я уже не приду на помощь. Так уходишь?
  -Ухожу.
  -Тогда не стоит приходить до конца практики, - устало сказала Пенелопа, - документы я отвезу сама.
  -Хорошо. До свиданья.
  Пенелопа ничего не ответила. Ван Чех вышел и аккуратно закрыл дверь. Он еще немножко постоял возле двери, и в какую-то секунду решил вернуться, но тут услышал (слышимость была хорошая), как Пенелопа тихо ходит по кабинету.
  -Ну, что, сама... Значит, сама... Дура..., - она еще походила по кабинету, - Ну, нахрен, не хочу. Хочу домой!
  ***
  -Ты где выходишь? - седоусый водитель, потрепал заснувшего ван Чеха по плечу.
  -А мы где? - доктор хмурился и старался разглядеть, где стоит автобус.
  Водитель назвал улицу и номер дома.
  -Ой, спасибо, это как раз рядом с домом, - доктор пожал руку водителю.
  Владелец седых усов, улыбнулся доктору только выцветшими глазами и пошел открывать двери.
  -Спасибо, - ван Чех махнул водителю рукой и выпрыгнул из автобуса. Он побежал домой. Кудри его трепало встречным ветром. Ван Чех бежал и улыбался. Наконец, у самого своего подъезда он упал с размаху на скамейку и поднял взгляд в чистое ночное небо. Звезды бесстрастно подмигивали ему. Улыбка не сходила с его губ.
  -Сумасшедший, - сам себе прошептал доктор, и пошел прочь от дома, гулять всю ночь возле близлежащей реки.
  Глава 12.
  Пенелопа в ту ночь тоже не сомкнула глаз.
  Она в очередной раз медитировала, пытаясь достигнуть, если не транса, то спокойствия. Внутри нее был кавардак, там, словно ураган прошелся.
  Она мысленно ругала ван Чеха, на чем свет стоит, как ругала еще тогда, когда он, побледнев, сбежал от нее. Чего она хотела? Он тогда был еще совсем мальчишка, идеалист. Только станет мужчиной, а идеалистом так и помрет.
  Пенелопа встала и прошлась по кабинету, побрызгала на лицо холодной водой, открыла форточку. Из больничного сада, зацветавшего белыми цветами, доносился сладкий аромат. Пенелопа любила эти цветы, они цвели долго, но если их коснуться быстро осыпались. Никто во всей больнице не знал, что это были за цветы.
  Надышавшись весенней ночью, Пенелопа снова заняла свое место на ковре посреди кабинета. Она приняла позу "лотос" и расслабилась, высвобождая сознание от мыслей. Она концентрировалась на пустоте, глубоко дышала. Наконец, она заснула.
  Ей приснилось странное место: все было белым-бело. Не было никакого пространства, и стояла то она условно.
  Перед ней зияла черная дыра пещеры. То, что это пещера, было отмечено символической каменной вязью вокруг черной дыры.
  "По закону жанра, я должна войти", - подумала Пенелопа и вошла. Лучше жалеть о том, что сделал.
  Внутри пещера была вполне реальная, там было холодно и сыро. Серые камни кое-где поросли мхом. Наблюдались молодые сталактиты и сталагмиты. Пенелопа аккуратно шла вперед, стараясь не рассеиваться на постороннее. Это и сыграло с ней злую шутку. Она зацепилась ногой за камень и ухнула прямо в неглубокую лужу, больно ударилась подбородком о каменный пол.
  -Сестренка, ну, что же ты так, - насмешливо сказал кто-то.
  Пенелопа подняла взор. Перед ней стояла она же сама. Несколько едва уловимых отличий можно было бы найти во внешности и манере держаться.
  -Поднимайся, - властно сказала двойник.
  Пенелопа отметила, что вторая она не сдвинулась с места, чтобы помочь.
  -Меня зовут Кукбара. Кукбара фон Шпонс, если тебе угодно знать. Я взяла фамилию матери, оставив имя тебе, - небрежно махнула она рукой, - Иди за мной, Пенелопа.
  Кукбара пошла вглубь пещеры, где оказалось очень уютно. Внутри было нечто подобное норе или логову. Обстановка была вполне человеческая.
  -Это бред какой-то! Ты это я... - начала возмущаться Пенелопа.
  -Сядь, - приказала Кукбара, - Ты права, я это ты. Но знаешь ли ты, куда попала? Ты в пограничье, котик. Мне удалось запереть его, на целый год. Я тут все обустроила и заодно подумала, как же мы раньше с тобой уживались, а? Ты как без меня вообще? - Кукбара села напротив Пенелопы за маленький столик и вперила в нее взгляд ярко-голубого и блекло-зеленого глаз.
  -Вообще-то, неплохо, - скромно ответила Пенелопа.
  -Мне тоже. Даже очень хорошо, я бы сказала. Собственно, я только из соображений приличия тебя пригласила, хотя ты и не рвалась особо сюда. Но в эту ночь наши с тобой желания совпали. Я захотела видеть тебя, ты захотела попасть сюда. Да, к слову, ты никогда его уже не разлюбишь. У тебя нет меня. Я лучшая твоя часть, - Кукбара торжествующе блеснула на Пенелопу глазами, - Ты слабенькая... Ну... не такая уж.
  Я тут понасмотрелась такого... Сто диссертаций защитить можно. И если бы не я, ты бы хоть одну защитила?... И кто сказал, что ты - главная часть? Мы равны. Я видела здесь безумцев, чьи части были настолько неравномерны, что одни просто пожирали других.
  -Диссоциации? - уточнила Пенелопа.
  -У нас, между прочим, тоже, - кивнула Кукбара, - Я в этом месте королева. И я вот, что задумала. Неплохо бы было мне иногда выбираться отсюда в реальность, чтобы направлять нашу жизнь в нужное русло?
  -Я все-таки не могу понять, что ты есть? - тихо и твердо проговорила Пенелопа.
  -Глупая, - снисходительно ответила Кукбара, - "Я часть той силы, что вечно всем желает зла, и вечно совершает благо". Так яснее? Я все, чего в тебе есть плохого, все, что ты вечно забивала, то, что вырвалось тут наружу. Я стала самостоятельной, так какого хрена, я пойду за тобой? Я выкинула тебя отсюда. Ты мне не нужна здесь, как и я тебе там. Но мы связаны, все же мы один человек... Жаль...
  Как там муж наш, кстати?
  Пенелопа вздохнула и собралась.
  -По тебе вижу, что плоховато, - снисходительно сказала Кукбара, - Он всегда любил только меня, - А ты его распустила. Ну, добрала этим молоденьким доктором. Только ты же помнишь, он нам отказал...
  -Он тебе отказал, - фыркнула Пенелопа, - Вспомни, из каких побуждений мы с тобой это делали? Аппетитный молодой человек, левак укрепляет брак и так далее. Сейчас все по-другому.
  -Сейчас без меня ты размякла и влюбилась. Но не забывай, у нас принципы, через которые даже ты не переступишь, соплячка, - как-то сочувственно сказала последнее слово Кукбара, - К чему я веду этот разговор. Я могу помочь нам с мужем. Я буду приходить после снов. За год я так и не смогла выпытать у этого Андреса, как он может перейти в бодрствующее сознание. У меня есть соображения, но они требуют времени.
  Кстати, хочешь посмотреть, чем я тут занимаюсь? - Кукбара поднялась.
  -Нет, - помотала головой Пенелопа, на Кукбару ей даже смотреть было противно.
  -Это был риторический вопрос. Твое мнение меня не интересует, - Кукбара ухватила Пенелопу за локоть и поволокла вон из пещеры. На самом выходе из пещеры был цирковой шатер. Над ним висела свежая вывеска: "Театр говорящих пауков Кукбары фон Шпонс".
  -Что это за говорящие пауки?
  -Это те, кого ты постоянно жалела, а я всегда ненавидела. Всевозможные пауки с разных концов мира и каждый вечер почти приходят другие. Некоторые устраиваются ко мне артистами. Просто я даю 2 вида концертов: развлекательные и карательные. Пока надо завлечь этих ... существ, поэтому больше развлекательных. Ну, я еще и к карательным успею приступить, - деловито рассуждала Кукбара.
  -Мерзко, - фыркнула Пенелопа.
  -Еще б тебе нравилось, - усмехнулась Кукбара, она потащила сестрицу в хозяйственную часть своего цирка.
  Длинными рядами, которые никак бы не могли поместиться в небольшом снаружи цирке, стояли клетки с пауками. Их было много, некоторые сидели по 2-3 в одной клетке. От разноцветья в глазах рябило, они была всевозможных цветов, даже тех, о которых Пенелопа и не подозревала. При виде Кукбары пауки сиротливо жались друг другу или к дальней стенке клетки. В самом конце стояла большая клеть. В ней прикованный за все восемь лап сидел огромный, весь в шерсти черный паук.
  -Здравствуй, Андрес, - царственно сказала Кукбара, затаскивая в клетку за собой Пенелопу.
  Паук обратил мученические восемь глаз на посетительниц и ничего не сказал.
  -Отвечай, когда с тобой говорят! - Кукбара щелкнула хлыстом перед самой мордой паука.
  Пенелопа с удивлением отметила, что хлыст пропал в небытие, откуда и появился.
  -Здравствуй, Кукбара, - тихо пробормотал паук.
  -Умница, - осклабилась та, - Знакомься, это моя ... вторая половина. Не чета твоей, правда? Самостоятельная, да еще и мужу изменяет, да, солнышко? - сверкнула разными глазами Кукбара.
  -Убей меня, - прошептал паук, глядя на Пенелопу.
  -Э-э-э нет, ишь, чего захотел, голубчик, - Кукбара положила руку на мех паука. Из-под ее руки пошла лиловая волна. Шерсть Паука начала окрашиваться в лиловый цвет. Паук мужественно терпел, но на морде выражалась мука.
  -Ему же больно! - воскликнула Пенелопа.
  -Невыносимо, - с удовольствием ответил Кукбара, - я легко могу его убить, но это только на руку такому мерзкому созданию. Он не все секреты мне рассказал, да, дорогой?
  -Прекрати, - застонал Андрес.
  Из-под руки Кукбары потекла зеленая волна.
  Паук тихо взвыл.
  -Да, что ты творишь, чудовище! - Пенелопа толкнула Кукбару и повалила на пол.
  -Ну, развлеклись и будет. Вечно ты всех защищаешь, дуреха, - беззлобно сказала Кукбара, поднимаясь.
  Она отряхнула руки и одежду, и снова поволокла Пенелопу прочь. Та оглядывалась, пауки провожали их долгими, сочувственными и печальными взглядами.
  -А истинные к тебе приходят? - спросила Пенелопа, когда они уже вышли из театра.
  -Нет. Они настолько заняты своими безумиями, что не могут прийти. Безумие отнимает слишком много времени, чтобы тратить его еще и на развлечения.
  -Зачем нам все это?
  -Это наша судьба, солнышко, - Кукбара довольно облизнула губы и причмокнула.
  -И что за имя дурацкое!
  -Твоё-то, конечно, - рассмеялась Кукбара, - Пе-не-ло-па, половина мягких, половина твердых, половина глухих, половина соноров... Так и живешь ни туда, ни сюда. Ни рыба, ни мясо. То ли дело моё имя: Кук-ба-ра. Только взрывные, только твердые, да еще и один вибрант, а не твои нежные "н" и "л". Так что, солнышко, я твоя лучшая половина...
  -А я более жизнеспособная, - вдруг сказал Пенелопа, ее осенило, и она спешила поделиться, - Я только что это поняла. Ты будешь умирать, а я останусь жить. Я более жизнеспособная, чем ты.
  -Умру я, и ты в то же мгновение отбросишь коньки, поняла? - разозлилась Кукбара, - Если я начну хиреть, я буду жрать тебя. Так делают все более совершенные организмы с менее совершенными, ясно тебе?
  -Попробуй, кто ж тебе разрешит!
  -А кто тебя спросит? Ты и не узнаешь об этом, солнышко. А теперь вон! Ты мне надоела! - Кукбара приложила ладонь ко лбу Пенелопы и больно ударила ее средним пальцем. Удар вроде бы незначительный, но Пенелопа не удержалась на ногах и полетела вниз.
  ***
  Пенелопа в позе "лотос" сидела на ковре посередине кабинета. Сон? Слишком реальный, лоб болит, подбородок ноет. Пенелопа встала, халат был испачкан водой и грязью из лужи в пещере. Не сон - явь!
  Пенелопа подошла к столу и достала общую тетрадь, большими жирными буквами написала в ней: "Кукбара!", закрыла тетрадь.
  На часах было без пяти четыре утра. Еще четыре часа дежурить. Пенелопа пошла по больничным коридорам, цель у нее была совершенно определенная.
  В палате Андреса царил покой. В неприкрытое окно подал свет фонаря. Андрес в этом свете казался бледным, седым, почти мертвым. На его лице застыла печать боли. Он испытывал эту боль недавно, может она все еще отдавалась в его теле.
  Пенелопа присела возле него на стул.
  -Что же с тобой делать? - спросила она тихо. Больной не слышал ее.
  Она смотрела на него и думала о том, что все сложилось как-то до ужаса неправильно. Что все это адская иллюстрация поговорки: "За что боролась, на то и напоролась". Что принципы и вправду не позволят ей быть ближе с тем, кто раз уже отказал ей.
  Весь мир казался ей тюрьмой, открытие Пограничья только сузило стены этой тюрьмы, да лишило воздух кислорода.
  Но вот уж точно: сама виновата! Ван Чех какое-то время будет рядом... И если нельзя быть, то можно устроить его судьбу... Нужно это сделать.
  Судорожные хрипы отвлекли Пенелопу от рассуждений. Андрес задыхался, он судорожно открывал и закрывал рот, губы его синели, лицо становилось бледнее с каждой минутой.
  Пенелопа сильно закусила палец. Андрес умирал, она видела, как холодным потом покрывается его лоб, как пальцы комкают пододеяльник. Звать реанимацию было нельзя, и не звать тоже. Не позовет, уволят, позовет - бедняга будет мучиться еще долго, если его вообще можно спасти. Пенелопа была уверена, что это дело рук Кукбары, то есть ее собственных рук. Наконец, она решилась и вызвала реанимационную бригаду. Спасти Андреса уже было нельзя, но когда тело перекладывали в мешок, чтобы отвезти в морг, Пенелопа заметила, какое красивое и светлое лицо было у него, даже что-то вроде глуповатой улыбки изображали губы.
  Пенелопа крепко выпила в кабинете, написала докладную. Подумала и быстро написала характеристику доктору ван Чеху. В ней она особо упирала на то, что лучше заведующего 4-ым отделением не найти. Бумага до поры до времени была положена в ящик стола, рядом с общей тетрадью.
  
  Глава 13.
  Пенелопа ушла в отпуск. Она взяла положенные ей два месяца отпуска и путевку в санаторий, чтобы отойти от стресса, полученного смертью Андреса.
  Ван Чех провожал ее на вокзале, его немного нервировало спокойствие Пенелопы. Он чувствовал, что это напускное, но попытки как-то вызвать ее на диалог успехом не заканчивались. Пенелопа что-то скрывала, бежала в санаторий не то от мужа, не то от ван Чеха, не то от себя самой.
  -Не ругайся, когда приедешь, а от нашего отделения останется пепелище, - шутил ван Чех.
  -Ты справишься, - ласково отвечала Пенелопа, - И перестань о работе, я слышать ничего не хочу больше о психиатрии. Сама бесчеловечная наука о человеке. Самая безобразна и жестокая, - спокойно продолжала она, - Я уже жалею, что стала доктором.
  -Ты защитила восхитительную диссертацию. Ты помогаешь больным...
  -Ты - чудовище, Октео, - Пенелопа улыбнулась, - напоминать мне о моих былых заслугах, когда я все хочу бросить...
  -Все бросить? - у доктора по спине пробежали мурашки.
  -Да, именно. Я хочу отдохнуть, а потом думать. Сейчас же есть большое желание все бросить.
  -Почему?
  -Не спрашивай. Слишком много причин, - она нежно погладила печального доктора по руке, - И с тобой это точно не связано. Скорее наоборот, ты один из предлогов "за", чтобы остаться на работе.
  Ван Чех на прощанье порывисто обнял Пенелопу.
  -Ну, иди, иди уже, - тихо, но настойчиво выпихивала его из вагона Пенелопа.
  ***
  Первый день доктора ван Чеха в качестве исполняющего обязанности заведующего отделением начался не хорошо. Его вызвали к главному врачу. Доктор вошел, повторяя себе, как мантру, слова Пенелопы: "Помни, что ты Вальдемар Октео ван Чех".
  -Садитесь, юноша, - с непробиваемым ледяным спокойствием сказал фон Бохель, даже не глядя на вошедшего.
  Ван Чех проникшись величиной момента, сдержанно сел на краешек стула и сложил руки перед собой, как ученик.
  -Пенелопа много говорила мне о вас, - неприязненно сказал фон Бохель, - Я ничуть не удивился, когда она назначила вас своим И.О., но учтите, мое уважение распространяется только на доктора ван Тащ, а не на ее любовников.
  -Что? - неожиданно развеселился доктор и сел на стул поглубже.
  -То, что слышали, юноша. Все это знают.
  Доктор зашелся басовитым хохотом не в силах сдержать какого-то бешеного восторга. Он закрыл лицо руками и долго еще не мог успокоиться. Фон Бохель наблюдал за этим с тупым непониманием. Выцветшие глаза, выпучились на ван Чеха и неподвижно созерцали мучительно хохотавшего доктора.
  -Как ловко вы выдаете мое желаемое, за свое действительное, - утирая слезы, сказал ван Чех, - Даже разочаровывать вас как-то неловко.
  Во взоре фон Бохеля появилась смесь раздражения и облегчения.
  -Вы неприлично ведете себя, - строго сделал замечание главный врач.
  -Просто это очень смешно, когда такой человек, как вы, оперирует слухами, - ничуть не смутившись, сказал доктор.
  -Иногда, лучше оперировать непроверенными фактами, чтобы проверить их, а не мучиться догадками, - философски заметил фон Бохель, якобы потеплев, и тут же добавил, мрачно, - Я буду следить за вами пристально, даже не думайте, доктор ван Чех, пренебречь хоть одной обязанностью.
  -Я могу быть свободен? - доктор привстал, поняв, что разговор окончен.
  -Не можете. У вас целый рабочий день впереди, - доктор усмехнулся и попрощался, фон Бохель ему не ответил.
  Два месяца без Пенелопы прошли для ван Чеха, как в дыму. Он категорически не справлялся и не понимал, как справляется со всем Пенелопа, всегда неторопливая. Он быстрый, порывистый, точный зарывался в бумагах, а она методичная и медлительная со всем легко справлялась.
  -Ну, во-первых, у меня меньше больных. Фон Бохель, прости за бедность речи, на тебя сейчас всех собак повесил, но это тяжесть бремени двух букв И.О., - терпеливо успокаивала доктора, после очередного рабочего дня Пенелопа, - Во-вторых, ты молодой, ты некоторых вещей просто не можешь знать, поэтому у тебя есть я и мой номер телефона.
  В-третьих, попей мелиссы, ты слишком нервничаешь, друг мой.
  -Я совсем без тебя зашиваюсь, я ничего не успеваю, - невесело говорил доктор.
  -Я тебя умоляю. Если гнаться за всем подряд, то естественно не успеешь. Я тоже не успевала. Да, все по-началу теряются и ничего не успевают. Расслабься. Если ты будешь методично делать только то, что можешь сегодня сделать спокойно, откладывая на завтра то, что терпит какое-то время, сразу увидишь, что и на чай с коньяком времени останется.
  -Я не пью, - фыркнул доктор.
  -Все еще. Ты крепкий мужчина, Октео, - у доктора от этих слов пробежал холодок по позвоночнику, тело легко сотрясли три легкие волны мурашек, - работать и не пить, - как ни в чем не бывало, продолжала Пенелопа.
  Доктор последовал советам Пенелопы, и у него что-то стало получаться. К приезду законной зав. отделением доктор играючи вел все дела, успевал шутить, лечить, пить чай, но почти бросил курить. Встретить ее на вокзале ему не удалось, но на следующий день после приезда Пенелопа пришла на работу.
  В рабочий день они то и дело сталкивались, но особенно не разговаривали. Уже к концу дня им, наконец, удалось отловить друг друга.
  -Ну, как справился? - Пенелопа не стала пить коньяк, а обошлась кофе.
  -Неплохо. Благодаря тебе... - улыбался широко доктор.
  -Это хорошо, - тихо сказала Пенелопа с лицом, с которым обычно сообщают о смерти любимого сына, она полезла в ящик стола и достала бумагу, - Читай.
  Доктор внимательно прочел, потом прочел еще внимательнее. Последний раз он прочел ее, держа в дрожащей руке.
  -Это что еще? - шепотом спросил он.
  -Ты - мой единственный друг, - кротко улыбнулась Пенелопа, на щеке откуда-то появилась маленькая ямочка, - Тебе я могу сказать. Пенелопы больше нет.
  Доктор ожидал, что Пенелопа демонически засмеется и начнет буйствовать, но та продолжала сидеть и пытливо всматриваться в доктора.
  -А кто же есть? - осторожно спросил он.
  -Есть я.
  -Кто я?
  -Кукбара. Кукбара фон Шпонс, - без особого энтузиазма произнесла Пенелопа.
  -Не понимаю, - немея, сказал доктор.
  -Она чаще будет приходить, она научилась, - со вздохом стала разъяснять Пенелопа, - Я в таком состоянии уже не могу кого-то лечить. Я думала побороть ее, но она действительно сильнейшая половина, но не лу...
  Пенелопа вдруг замерла и взгляд ее застекленел.
  -Пенелопа, - доктор подался вперед, чтобы удержать ее, на тот случай, если она станет падать. Зав отделением была тверда и холодна, как статуя.
  В глазах доктора все померкло, а затем все застлал свет. Проморгавшись, доктор понял, что многое в его жизни изменилось. Во-первых, он стал значительно ниже ростом. Во-вторых, страшно хотелось почесать за ухом, но тело твердило о том, что ничем кроме задней левой лапы это сделать нельзя, и это доктора немного удивляло.
  -Ты только посмотри, сестренка, он настолько ненормален, что здесь превратился в куницу, - низкий голос с атаманскими интонациями и разбойничьей хрипотцой доносился сверху. Доктор поднял голову и сел, так лучше было видно двух одинаковых женщин. Одна плакала в носовой платок, вторая показывала на него пальцем и говорила разбойничьим голосом.
  -Ну, как тебе доктор в шкурке-то? - Кукбара наклонилась к нему и двумя пальцами подняла за загривок.
  Было больно, доктор хотел возмутиться, но вышло злобное рычание.
  -Пенелопа, и это ты любишь? - насмешливо спросила Кукбара.
  -Отстань от него! - фыркнула Пенелопа и взяла куницу на руки. Доктор мгновенно замлел, но бдительности не терял.
  -Больная, на всю голову больная, - констатировала Кукбара, - Когда можешь повелевать миром, то есть ли смысл цепляться за какую-то реальность?
  -Остановись... хотя поздно уже. Мы вместе это делали, - горько сказала Пенелопа.
  Она рассеянно гладила черную куницу по шерсти. Куница довольно урчала и оглядывалась. Пенелопа и Кукбара были близнецами, но все же их можно было различить. А вокруг ничего, кроме кристальной белизны не было.
  -Да-да, - ерничала Кукбара, - И виновата во всем ты. Я зло - это в моей природе, а ты обязана была не дать мне отделиться, ты должна была предотвратить, и не смогла.
  Пенелопа всхлипнула. Доктор зарычал и хотел броситься на обидчицу, но Пенелопа его удержала.
  -Вот теперь и ты меня жалеешь. Хотя убить все равно не сможешь. Слышишь, доктор, как только умру я, умирает и она, ты понял? Учти это! И теперь я часто буду появляться у тебя перед глазами, потому что она хочет тебя видеть, а я хочу тебя мучить.
  Кукбара совсем близко наклонилась к морде куницы. Доктор не выдержал, вцепился когтями в лицо Кукбары. Она и Пенелопа взвыли от боли, доктору пришлось отцепиться. Кукбара тут же ухватила его за горло когтистой ладонью.
  -Я тебя задушу, выродок. Одного моего желания достаточно, чтобы тебя убить.
  Доктор хрипел и задыхался.
  -Да, что же это такое? - Пенелопа осыпала Кукбару ударами, стиснув зубы от боли наносимой самой себе.
  -И тебя за волосы оттаскать? Так у меня вторая рука свободна, - Фыркнула Кукбара, отшвыривая куницу подальше.
  Доктор больно ударился спиной обо что-то. Он смотрел на то, как Кукбара тянет откуда-то нить и заворачивает в нее покорную, безвольную Пенелопу. Это было последнее, что он видел перед тем, как очнуться.
  ***
  Пенелопа так же сидела, остекленев. Доктор тряс головой, болела ушибленная спина, в горле стоял ком.
  -Ну, как понравилось у меня? - Пенелопа усмехнулась самой высокомерной из своих ухмылок.
  -Что за бред?
  -Ты в пограничье был, недоразвитый! - фыркнула Кукбара.
  -За то ты, я смотрю развитая... хуже некуда, - доктор не хотел скатываться на нелестные сравнения.
  -Как ты со мной разговариваешь?
  -А кто ты? И где Пенелопа?
  -Я владычица пограничья. Это место ласкается ко мне, как щенок, пьет из моих рук все чудеса, - горделиво ответила она.
  -Да, хоть владычица морская, мне все равно, - раздражался доктор, - где Пенелопа?
  -Отдыхает, сил набирается, еда должна хорошо себя чувствовать, - Кукбара сверкнула на доктора любимыми серыми глазами Пенелопы.
  -Еда? - воскликнул доктор.
  -Еда, - спокойно ответила Кукбара, - Видишь ли, мне как любой открытой системе необходимо чем-то питаться. Пауки не подходят, в них нет силы. Кто как не сестренка сможет спасти меня.
  -Можешь меня взять, - выпалил доктор.
  -Фи, благородный, какой, - хихикнула Кукбара, - ты себя видел в пограничье? Куница, дохлая куница. Ты и здесь-то не сильно от нее отличаешься. Вон и уши такие же лопоухие.
  -Мои уши не твоя забота, - отрезал доктор, он резко встал и только у двери обернулся посмотреть на ту, кто сидела за столом заведующей отделением.
  -Вали, вали, - улыбнулась Кукбара.
  В тот вечер доктор в первый раз в жизни напился в прямом смысле слова до потери сознания в каком-то дешевом баре. На работу на следующее утро он не вышел.
  
  Глава 14.
  Ван Чех ждал. Точнее он готовился к тому, что со дня на день должно было случиться. Получив выволочку от начальства, за день, проведенный в похмельном бреду, доктор продолжил работать дальше. За Пенелопой он следил исподтишка, тщательнее обычного. Иногда ему казалось, что этого не случится никогда. Он стал нервничать по пустякам, чтобы избежать срывов, он, как Пенелопа, выпивал в обед рюмку коньяку. Это не помогало. Облегчение приносили разговоры с Пенелопой и нелепые постоянные шуточки. Доктор цеплялся за каждое ее слово, переворачивал все с ног на голову. Пенелопа смеялась, и у него на душе вроде бы становилось легче. Невозможность даже обнять любимое создание ужасным гнетом ложилось на его плечи.
  Пенелопа работала меньше с больными и больше с делами. Она старалась как можно детальнее погрузить ван Чеха в административную работу. Доктор занимался и ее больными тоже. Она чаще оставалась на ночные дежурства, он нередко дежурил в это время у дверей ее кабинета, откуда не доносилось ни звука. В такие ночные бдения ван Чеху часто приходили мысли, что это последний раз, что так больше нельзя, он живой человек и совершенно невероятно так жить. Каким-то образом последних разов доктору хватило на два года с лишком.
  Перед катастрофой месяца за два доктор стал отмечать, что Пенелопа часто выглядит невыспавшейся, уставшей. Как что-то гложет ее изнутри. В какие-то дни она избегала его. Пенелопа как будто держалась из последних сил.
  Утром в день катастрофы доктор проснулся с ощущением внутренней пустоты и тревоги. Перед работой он не встретил Пенелопу, хотя долго ждал ее у ворот. Потом долго искал по клинике. Медперсонал бегал как заведенный. В воздухе витал запах беды, росло какое-то напряжение.
  -Доктор ван Чех, вас зовет главный.
  -Пожар или наводнение? - мгновенно отреагировал ван Чех.
  -Хуже, - выдохнула медсестра, которой было не до шуточек.
  Ван Чех спустился вниз. Его терзали почти все демоны ада и кошки города.
  -Пред ваши ясные очи, - доктор аккуратно, не теряя достоинства, сел перед фон Бохелем.
  -Шутки свои оставь, - фыркнул фон Бохель, - Ты знаешь, что случилось?
  -Нет. Землетрясения не было, вселенский потоп не сегодня.
  -Перестань паясничать. Взял моду, - отмахнулся фон Бохель и бросил через стол листок. Листок плавно опустился на карандашницу. Доктор порывисто схватил бумажку и стал читать. Рукою Пенелопы была написана его характеристика. Давным-давно ван Чех уже читал ее. Внутри все завязалось узлом и перевернулось. Доктор сделал вид, что внимательно дочитал до конца, хотя буквы плыли перед глазами, и отложил бумагу.
  -И что ты думаешь об этом? - спросил фон Бохель.
  -На завещание похоже, - честно ответил доктор.
  -Оно и есть, - мрачно сказал главврач и откинулся в кресле, - Ты недели не продержишься в этой должности. И скажи спасибо, если тебя, клоун, я просто оставлю врачом!
  Ван Чех изумленно изогнул брови.
  -Я - клоун? Простите, у меня диплом врача.
  -Сути это не меняет.
  -Я не клоунские зарисовки показываю, я людей лечу, - обиделся ван Чех, - между прочим, по качеству и эффективности, я один из лучших.
  -У нас лицензирование скоро. Все же у меня нет уверенности, что ты его пройдешь.
  -Я легкой трусцой перебегу поперек, - с достоинством ответил ван Чех.
  -Этому клоуну я должен отдать четвертое отделение, - воздел руки фон Бохель.
  -У вас есть чистый лист бумаги и ручка? - вдруг злобно сказал доктор.
  Фон Бохель сверкнул глазами и подал требуемое. Главврач долго наблюдал, как доктор задумчиво что-то рисует на листе.
  -Это что за иероглифы? - фыркнул он.
  -Это я черкаю. Вы же хотели, чтобы я сам уволился, - через паузу сказал ван Чех, не поднимая глаз на главного, - так вот этого не будет, - доктор медленно поднял взгляд. Они долго мерились взглядами, фон Бохель отвел глаза первым.
  -Где Пенелопа? - вставая, спросил доктор.
  Фон Бохель ему не ответил. Быстрым размашистым шагом, ван Чех покинул канцелярию.
  Доктор несся по коридору, ловя то и дело слетавшую шапочку. Наконец, он как-то ловко ее посадил так, что она не спадала. Дверь в приемный покой ван Чех распахнул чересчур сильно. Она ударила о стену. Перед взором доктора предстала неприятная сцена.
  Пенелопа сидела на кушетке и видом каменной статуи. На лице ее покоилась вся скорбь мира, по щекам текли слезы. В ногах ее, согнувшись в три погибели, сидел мужчина. Он держал Пенелопу за щиколотки и безутешно рыдал.
  -Я не дам согласия.
  -У тебя нет выбора, - сквозь зубы цедила Пенелопа.
  -Ладно бы ты решила развестись со мной. Но, Пенелопа, - мужчина бросился обнимать Пенелопу, та с большим трудом его отстранила, - Жизнь моя, что ты творишь! Почему ты вдруг выдумала себе эту болезнь??!!
  -Я больна, родной, я уже давно больна. Теперь я больше не могу быть безопасной для тебя, для больных. Я должна перейти на другую сторону баррикад.
  -Пенелопа, - мужчина согнулся снова.
  -Доктор. Солнышко, познакомься, это доктор ван Чех, - Пенелопа говорила, а сама умоляюще смотрела на ван Чеха, то ли просила уйти, то ли просила остаться.
  Мужчина не взглянул на доктора. Ван Чех нажал кнопку вызова медсестры.
  -Вас уже вписали? - деловито спросил ван Чех, решив, что афишировать знакомство перед мужем Пенелопы не стоит.
  -Медсестра заканчивает, - ответила Пенелопа так же сквозь зубы.
  Вошла медсестра со шприцем.
  -Нам с вами нужно поговорить, - ван Чех аккуратно потеребил мужа Пенелопы за плечо. Тот поднял на доктора мученические карие глаза.
  -Вы не против успокоительного? - ласково спросил доктор.
  -Против.
  -А коньяк?
  -Я вообще ничего не хочу, - огрызнулся мужчина, - Объясните мне хоть вы, что происходит!
  -Для этого нам нужно выйти.
  Мужчина встал, но снова упал к ногам жены. Ван Чех жалобно посмотрел на Пенелопу, та отсутствовала в данном измерении.
  -Иди, Тор, - тихо сказала она, - Мы встретимся уже в палате.
  Мужчина покорно встал. Каждый шаг от жены давался ему с большим трудом. В ординаторской доктор деловито достал коньяку и две рюмки, налил до краев и сам быстро выпил. Тор к рюмке не прикоснулся.
  Ван Чех что-то подумал и запер дверь. Плюхнулся в кресло и стал ждать, разглядывая мужа Пенелопы. Мужчина был невзрачным: маленькие, узкие карие глазки, невыразительный большой рот, круглое лицо. От мужчины веяло душевной добротой и болью. Он не стеснялся своих слез. Ван Чеху самому хотелось стенать. День, которого он со страхом ждал, пришел. Выяснилось, что как доктор не готовился к нему, готов он не был.
  -Я знал, что что-то произойдет, - сказал устало Тор, - Она болезненная женщина. Она жаловалась на сильные недомогания. Но разве ее ко врачу загонишь? Такая... Она же святая, доктор, вы понимаете (ван Чех кивнул)?! Она всегда на работе, постоянно в своей этой психиатрии. Я и дом - это где-то далеко, это ее, но она к этому отношения не имеет. А сегодня утром она собирает вещи и говорит, что идет не на работу, а лечиться. Говорит, что у нее шизофрения, что она больна... давно и тяжело больна.
  -Я не знаю, рассказывала ли она обо мне... - начал доктор.
  -Она о работе не распространялась, просто жила ею и все, - буркнул Тор, с подозрением глядя на доктора.
  -Мы работали с ней вместе. Я уже давно наблюдаю за ней расстройство.
  -Но как ей позволили работать в таком состоянии?
  -Знали только она и я. Я вел всех ее больных, она занималась бумагами. Я не уверен, что ей так уж требуется стационар. Я подойду к ней тщательнее, чем ко всем остальным пациентам. Если стационар ей не потребуется, то она отсюда выйдет тут же, но на учет встанет - это точно, - доктор скорее бубнил себе под нос, чем что-то объяснял Тору.
  -Ну, разве так может быть? Вчера все хорошо, а сегодня шизофрения? Она ведь такая спокойная сегодня! - Тор схватился за голову.
  -Выпейте, - сочувствовал ван Чех, - многое бывает. Стационар требуется только тем больным, кто может представлять потенциальную угрозу себе или обществу. Бездомные часто у нас задерживаются.
  -А санитары?
  -Что санитары?
  -Частенько санитары приходуют больных?
  Ван Чех поморщился.
  -Только не в четвертом отделении. Я специально прослежу, чтобы с Пенелопой ничего не случилось. Она мой учитель, наставник, я многим ей обязан...
  Тор судорожно и тяжко вздохнул.
  -Бедная моя Пенелопа. Может, это я виноват? Я что-то не дал ей, что-то не сделал? Я бывало и груб, и не провожал куда-то и не встречал... Но когда не мог выбраться! - начал оправдываться Тор в отчаянии.
  -Стоп, стоп, стоп, стоп, стоп, - затараторил доктор и подался вперед, - некоторые вещи происходят с нами не потому что мы в чем-то виноваты. Это обстоятельства! Сумасшествие одного, не является наказанием другому за какую-то вину. Пенелопа дорога мне ... как учитель, я уважаю ее, - доктор вовремя свернул в приемлемом направлении, - То, что вот так обернулось не меньший шок для меня. Но моей вины в этом нет. Лучше спросите себя, а что вы делали для нее хорошего? Ведь много, не так ли?
  Тор покивал сокрушенно головой.
  -Доктор, - он стал сверлить глазами ван Чеха, - пообещайте, что без меня здесь она будет счастлива. Я буду приходить, но пока меня не будет, будьте с ней. Мне бы очень хотелось, чтобы она была счастлива.
  -Если безумцы могут быть счастливыми, - печально заметил доктор. Он поражен был высказываниями Тора.
  -Я пойду к ней, - Тор встал.
  -Я с вами.
  Мужчины быстро шли по коридору. Доктор примерно знал, куда положат Пенелопу. Уточнив номер палаты у медсестры, ван Чех и Тор зашли к больной. Пенелопа сидела на стуле возле открытого окна.
  -Родная моя, - Тор обнял Пенелопу, но та резко сбросила его руки, - Солнышко... - оторопел Тор.
  -Уходи, - прошипела Пенелопа и встала со стула.
  Стул упал с грохотом и треснул.
  Тор испуганно сделал два шага назад, но снова подался вперед.
  -Стой, где стоишь, - театрально взвыла Пенелопа, - Я запрещаю тебе приходить! Ты понял?!!
  -Но...
  -Прочь!!!
  -Пенелопа...
  -Я не Пенелопа! Я - Кукбара фон Шпонс! - она сжала кулаки и, занеся их над головой, пошла на мужа.
  Доктор сделал шаг вперед, чтобы оттащить женщину. Тор схватил жену за запястья и опустил мягко ее руки. Он долго смотрел на нее, потом молча отпустил и вышел.
  Пенелопа резко изменилась в лице и стала оседать на пол. Ван Чех вовремя подхватил ее и усадил на кровать. Пенелопа заходилась в беззвучных рыданиях, а доктор только гладил ее по голове и качал, как неразумного ребенка.
  
  Глава 15.
  Ван Чеха терзала депрессия. Отдых он находил только в момент, когда приходил на терапию к Пенелопе. В самом начале она даже подучивала его, как нужно правильно делать то или иное упражнение.
  Пенелопа с удовольствием рассказывала о том, каких больных видела в пограничье. За первый год доктор выдавал поразительную эффективность. Простая гипнотерапия приносила огромную пользу разным больным. В основном это были разного рода шизофреники и некоторые больные, страдающие галлюцинациями.
  Пенелопа разыскивала их в пограничье. Доктор действовал извне, Пенелопа изнутри. Однако, ван Чеху труднее стали даваться делирии. То, с чем он справлялся играючи с самого начала, теперь приносило разнообразные трудности. Больные то агрессивно отказывались от терапии, то бросались на доктора, умоляя поскорее вылечить их. Очень редко кто-то умирал от сердечного приступа. Доктор подозревал, что это дело Кукбары. Пенелопа на его такие вопросы не отвечала, замыкалась в себе.
  Сама Пенелопа тоже была депрессивна. Она корила себя за то, как поступила с мужем, но пути назад уже не было.
  Как не бился главврач, место за доктором закрепилось прочно. Заведующий четвертым отделением быстро стал одни из лучших докторов в городе. Ван Чех быстро становился профессионалом, восходящим светлом психиатрии. К нему присылали группы студентов, приезжали профессора из других городов. Всех интересовало, каким образом достаточно молодой врач добивается таких потрясающих результатов.
  Доктор славы стеснялся. Иногда просто хотел запереться в кабинете и сгореть там со стыда. Он знал, что это заслуга не его, а Пенелопы, которая даже будучи безумной, продолжает помогать ему.
  Неизменно он преодолевал панику даже без помощи коньяка. Ван Чех выходил в белом халате в накрахмаленной шапочке, изнутри сияющий, уверенный в себе, в том, что он достоин места, которое занимает. Перед тем как выйти, он всегда говорил себе только одну фразу: "Я - Вальдемар Октео ван Чех". Что-то внутри щелкало и плечи сами собой расправлялись, речь лилась рекой. Остроумие молодого доктора располагало, улыбка и непринужденная, даже слегка развязанная, манера держаться покоряли его посетителей. Большинство не отдавало себе отчета в том, что все-таки происходило. Им просто нравился доктор ван Чех. А сам доктор лишь устало вздыхал, приходя после очередной группы или собеседования с профессором в ординаторскую. Он бросал шапочку на стол и выпивал рюмочку.
  Со временем доктор перестал спрашивать советов Пенелопы. Он сначала сам пытался угадать, каким образом выглядит безумие того или иного пациента. Часто он был прав. Относительно этого и строилась терапия. При этом показатели его не снижались. Он удачно и быстро защитил кандидатскую и докторскую диссертации.
  Относительно пограничья у ван Чеха были свои коварные планы. Он постоянно, но очень аккуратно и осторожно экспериментировал с препаратами для Пенелопы. Он не старался подавить в ней Кукбару, он лелеял надежду, что Пенелопа будет меньше уходить туда, а больше проводить времени с ним.
  В голове доктора вообще история с пограничьем укладывалась плохо. Он не понимал, как могли уживаться в одной сильной женщине такая мягкость и жестокость. Он продолжал испытывать самые нежные чувства к Пенелопе, та отвечала сдержанным, снисходительным молчанием, на все его попытки ухаживать за ней. То ли специально, с каким-то умыслом, то ли не замечая ухаживаний, Пенелопа зачастую игнорировала доктора.
  В один из первых месяцев пребывания Пенелопы в клинике, Ван Чех притащил на работу большие сумки с какими-то тряпками. Он сразу ринулся в палату к Пенелопе.
  -Доброе утро, Пенелопа. Смотри, кого я ограбил! Целую ткацкую фабрику! - доктор достал вязаную светлую скатерть, легкие шторки в тон, какие-то милые салфеточки. Подобрано все было со вкусом, но судя по хитрой улыбке доктора, это было не все. Он извлек из недр сумки сверток, в котором оказалась дорогая ваза. Ван Чех потратил целый день на то, чтобы привести палату Пенелопы в порядок. В результате палата стала похожа на жилую комнату. Стало уютнее, светлее. Пенелопа только улыбнулась и мельком поцеловала в щеку. Доктор все еще в лирическом приступе, приобнял ее, но получил мягкий отпор.
  В таком угаре пролетел еще один год. Доктор отметил это про себя однажды. Был душный летний день, день рождения Пенелопы. Ван Чех рассчитывал сегодня порадовать ее чем-нибудь хорошим. Всеми правдами и неправдами, он раздобыл где-то черемухи, которая давно отцвела.
  Подходя к больнице, доктор насторожился. У дверей приемного покоя на каменном полу сидел человек, весь в черном.
  -Простите, вам нехорошо? - уточнил ван Чех.
  Мужчина дернулся и поднял голову вверх. Доктор увидел безумные серо-зеленые глаза, на щеках не обсохли слезы, а светлые пряди были взъерошены.
  -Я не помню, кто я, - шепотом сказал мужчина.
  -Поднимайтесь, - доктор помог несчастному встать.
  В приеме на покой возникли проблемы, мужчина не мог назвать своего имени. Доктор уже сделал первичные выводы об амнезии.
  -Но должны же меня как-то звать! - сокрушался мужчина.
  -Да уж, без имени никак нельзя, - отвлеченно отозвался доктор.
  -Как мне его записывать? - нервничала медсестра.
  -Крестик поставь, - огрызнулся доктор.
  Сестра проворчала что-то неразборчивое.
  -Ви...ви.. Как-то на Ви... - начал бормотать больной, - Виктор!
  Медсестра посмотрела вопросительно на доктора.
  -Пиши уже, - цыкнул ван Чех.
  -А фамилия? - допытывалась медсестра.
  Больной снова напрягся.
  -Слушай, ну что ты такая зануда? Такая миленькая и такая зануда, - обворожительно улыбнулся доктор, - Видишь, человеку плохо.
  -Это мне будет плохо, если я его не впишу! - отрезала медсестра, не глядя на доктора.
  Ван Чех обижено поджал губы и насупился.
  -Ван, фон, дер? - стал перечислять префиксы доктор.
  -Дер.... Дер Таш.
  -Пиши, сестренка, пиши! - патетически страдал доктор под вопрошающим взглядом медсестры.
  Медсестра фыркнула и записала.
  -Извини, без адреса, - доктор тут же взял больного в оборот, - Ты пометь, что имя назвал сам, но наверняка придумал. Отметь: потеря памяти.
  Медсестра тупо уставилась на доктора.
  -Вот тут в уголке, - доктор потыкал пальцем, - пиши "потеря памяти".
  Медсестра бездействовала.
  -По-те-ря...
  Девушка вздохнула и стала писать.
  -Вот и умничка, - доктор легонько коснулся ее головы и тут же потащил Виктора в свободную палату.
  -Меня зовут Вальдемар Октео ван Чех, - доктор усадил больного на стул, - я займусь вашими делами, пока можете прилечь. Если хотите, вымойтесь. Располагайтесь короче.
  Доктор поставил цветы в вазу, рассчитывая, что подарит их позже и ушел заниматься важными делами. Ван Чех бегал по больнице, как заведенный, то льстил сестре-хозяйке, то уговаривал дежурную медсестру. Наконец, сделав все необходимое, он отправился к главврачу. Без его подписи Виктор считался бы не пациентом больницы, а неизвестно кем.
  -Что у тебя? - нахмурился фон Бохель, быстро просмотрел бумажки, - и откуда он?
  -Сидел возле дверей клиники.
  -Но, простите, наша клиника только для сотрудников и родственников сотрудников завода. А этот? Ну, просто сидел и что? Это не дает нам права класть его. Что с ним вообще? Очередной алкаш?
  -Не думаю, - с сомнением сказал доктор, - Я не обследовал его. На бомжа не похож, на наркомана тоже. Приличный мужчина, на вид мне ровесник. Просто не помнит ничего о себе.
  Фон Бохель задумался.
  -Сколько я тебя уже знаю, если ты вцепился в этого пациента, то не отдашь, так? - наконец сказал главный.
  -Да, - немного с вызовом ответил доктор.
  -Черт, с тобой. Под полную твою ответственность. Учти, если это очередной делирий с временной амнезией, то гони его в шею. Переводи куда хочешь. Мне и так алкашей хватает за глаза, - отрезал фон Бохель.
  По лицу доктора было видно, что окажись Виктор трижды заслуженным алкоголиком, то и в этом случае ван Чех от него не откажется. Интуиция щекотала доктора, он чувствовал, что этот больной не простой, что тут предстоит интересная работа.
  Главный подписал необходимые бумаги. Ван Чех радостно несся по коридорам и лестницам, чтобы обрадовать вновьприбывшего пациента. Однако, в палате доктора ждал неприятный сюрприз.
  Окно было раскрыто настежь. Виктор сидел на подоконнике, рядом с ним стояла Пенелопа. Больные беззастенчиво целовались. Сначала доктор хлопал глазами, не совсем понимая, что происходит. Потом прочистил горло, заявляя о своем присутствии.
  Пенелопа медленно развернулась. Из-за рыжих волос сверкнул ярко-голубой глаз, блекло-зеленый глаз был злобен, ехиден и торжественен. Доктор напрягся и сурово посмотрел на Пенелопу.
  -Какого ... Айболита тут происходит? Виктор, немедленно слезьте с окна и закройте рамы. Пенелопа, выйди немедленно из палаты Виктора, и чтобы духу твоего не было ни в коридоре, ни где-либо еще, - отчеканил доктор.
  Виктор с какой-то светлой, нежной улыбкой проводил глазами Пенелопу. Та же, проходя мимо доктора, хитро и зло посмотрела на ван Чеха и шепнула:
  -Плохо же ты с сестренкой обращаешься в наш день рождения.
  Ван Чех сдержанно выдохнул.
  -Что здесь было? - пытаясь успокоиться, сказал он.
  -Пришла эта женщина. Она хотела узнать кто я. Но я сам не мог ничего сказать.
  -А целовались зачем?
  Виктор задумался: судя по всему, внятно ответить на этот вопрос он не мог.
  -Она милая и ласковая, - тихо сказал Виктор.
  Доктор резко опустился на стул и схватился за голову.
  -Это потому, что ты никогда настоящей Пенелопы не видел, - тихо сказал доктор, - та, которая приходила... Она... Виктор избегай ее. Эта женщина бывает очень разной. Одна хитрая притворщица, вторая действительно ласковая и добрая, но такого себе бы никогда не позволила. Обстраивайся, - устало сказал доктор, я зайду позже.
  В коридоре доктор никак не мог решить, куда ему пойти, к Пенелопе или к другим больным. Наконец, он остановился на первом варианте. Забежал в ординаторскую за цветами и через пять минут был у Пенелопы.
  Она сидела в углу кровати, спрятав лицо в колени, сверху накрыв затылок руками.
  -День добрый еще раз, Пенелопа, - тихо сказал доктор, аккуратно входя в палату.
  Она подняла на него заплаканное лицо.
  -С днем рождения тебя, милая, - доктор сел с ней рядом и подал цветы. Тревога отпустила, Пенелопа снова была "в себе".
  -Спасибо, - шмыгнув носом, сказала она. Ее передернуло, как от разряда, - Ты прости, там... это...
  -Я все понял. Кукбара не могла не сообщить, что это она. Сколько раз повторять, относись к этому, как к болезни. Не ты совершаешь эти пакости, а твоя болезнь, которой ты можешь противостоять. Если ты будешь винить во всем себя, болезнь будет побеждать. Ей того и надо, - ласково говорил доктор, поглаживая Пенелопу по плечу.
  -Она была всегда, в том-то и проблема, - отозвалась Пенелопа.
  -Бывают же люди с постоянным насморком или кашлем! - отмахнулся доктор.
  -Да, и чихают не они, а их насморк! - хихикнула Пенелопа.
  -Да, да, - Доктор басовито засмеялся.
  Пенелопа недолго любовалась ван Чехом. Она мягко положила голову доктора к себе на колени и о чем-то задумавшись, перебирала жесткую кудряшку. Ван Чех улыбался, зарывшись дважды сломанным носом в черемуху.
  -Ну, все. Иди. - Пенелопа попыталась освободиться от доктора через некоторое время.
  -Не хочу.
  -Тебя больные ждут.
  -Подождут, - бурчал доктор в черемуху.
  -А как же клятва Гиппократа?
  -Какая же ты, а? - доктор нехотя поднялся, в волосах у него застряло несколько белых лепестков, - Ах, остановись мгновение, - доктор тряхнул головой и лепестки с него осыпались.
  
  Глава 16.
  Исследовав скудную историю болезни Виктора, доктор решил попробовать через образы добиться от больного хоть каких-то сведений. Виктор был полностью погружен в одно из самых тяжелых заболеваний - множественные диссоциативные расстройства личности. Каждый день почти он мнил себя кем-то другим: иногда ребенком, иногда женщиной. Пару раз в самые тяжелые приступы - гуманоидом-пришельцем.
  Его легенды всегда были продуманы, образы проработаны так, что не снилось ни одному профессиональному актеру. Бывали и подобия ремиссии, в одну из них Виктор сообщил, что его второе имя - Бенхо. Он вроде бы что-то припоминал, но ван Чеху казалось, что больше придумывал.
  Вдобавок с Виктором практически невозможно было общаться. Когда он усвоил основные принципы общения с доктором ван Чехом, тут же обнаружилась одна особенность. Некоторые вопросы или воспоминания Виктор с большим трудом мог сформулировать. Садился за стол и на клочке бумаги в полчаса сочинял стихи на нужную тему.
  Поначалу, доктору казалось, что больной просто бредит в стихотворной форме, но позже стал стихи коллекционировать. Сопоставляя тексты, ван Чех надеялся выяснить что-то о Викторе. Но безрезультатно.
  Доктор впадал в отчаяние. Простая визуализация, намеченная доктором, не дала никаких результатов. Виктор не пройдя и трети пути начал биться в истерике, пришлось вызывать сестру. На другой день ван Чех решился провести рефлексию вчерашней неудачной визуализации.
  -Что ты видел? Какой был лес? - вкрадчиво спрашивал доктор.
  -Не было леса, - отвечал Виктор.
  -А что было?
  -Треугольники... Я не могу объяснить.
  -А как бы нам это узнать? - задумчиво постукивал пальцами по столу доктор.
  -Я могу нарисовать! - расцвел Виктор.
  Доктор сделал больному знак, тот поднялся. Оба они прошли в кабинет изотерапии.
  -Здесь есть все, что может тебе понадобиться. Виктор, ты не художник случайно?
  -Я? - удивился и смутился Виктор, - нет-нет, что вы. Я кисти в руках в жизни не держал! Я... Я, скорее, торговец, продавец!
  Доктор мысленно плюнул.
  Поработав полтора часа, Виктор заявил, что устал и, что закончит после, если будет можно. Полотно, судя по всему, намечалось эпическое. Огромный лист бумаги на первый раз был покрыт густо темно-серой краской. Виктор бродил вокруг мольберта, как кот вокруг крынки молока. Он получал явное удовольствие от процесса рисования. На следующий день Виктор пришел в кабинет, но тот был занят. Больного не пустили. Виктор разволновался, он пошел было к доктору, но повернул к себе. В конце концов, он осел у Пенелопы.
  Та была в лирическом расположении духа, ей было скучно. Все чаще с ней начинались такие приступы беспричинного хорошего настроения, словно между ней и Кукбарой установился временный мир.
  -Ты понимаешь? Там моя картина, я должен сейчас ... потом не смогу... пока я помню... я не спал ночь... я боялся забыть... - сбивчиво объяснял Виктор, - Я - человек искусства, живу образами... и если сейчас... я потеряю образ и все... уже не вспомню, он умрет, так и не воплотившись.
  Этот бессвязный монолог продолжался минут пятнадцать, к концу Виктор начал говорить, о том, что его картины хорошо продавались, потому что он никогда не терял образов. Пенелопа устала от него, но и бросить не могла. Молча положила перед ним лист бумаги и акварель, которая валялась у нее просто так без дела.
  Виктор глубоко вдохнул, но выдохнуть уже не мог. Он буквально набросился на краски, кисти и бумагу, повторяя то, что делал вчера. На лбу его проступил пот, когда он закончил с темно-серой краской. Он долго прерывисто дышал, поглядывая то на Пенелопу, то на лист. Ни того, ни другого он не видел. Наконец, он собрался с мыслями и пальцами нанес темно-зеленую краску.
  Пот капал с кончика носа и подбородка, Виктор не замечал этого, только пару раз убрал налипшие светлые волосы со лба. Осмотрев проделанную работу, Виктор решил бросить все и стремительно зашагал по маленькой палате Пенелопы, роняя ее стулья.
  -Что тут у нас? - бодро вошел доктор и сильно удивился присутствию Виктора.
  Пенелопа прислонила палец к губам и похлопала рукой рядом с собой. Доктор послушно аккуратно сел рядом с ней.
  -Творит, не мешай, - довольная, как кошка, сказала Пенелопа.
  -А чего вытворяет хорошего? - гулким шепотом спросил доктор.
  -Картинку рисует. Уже один творческий кризис с ним случился. Жду второго, - с удовольствием заявила Пенелопа.
  -Я тебе прямо завидую. Попкорна тебе не хватает или сладкой ваты для полноты ощущений.
  -Курить хочу и чипсов, - отозвалась Пенелопа.
  -Чипсов не обещаю, а курить - на, кури! - доктор подал ей портсигар и зажигалку.
  Пенелопа взяла свою пепельницу и толкнула оконную раму.
  Виктор, услышав мелодичный тихий перезвон стекол в раме, насторожился, вздрогнул, и снова сел за листок. Он взял белой краски и мизинцем стал что-то рисовать.
  -А кисти? - спросил доктор.
  -А зачем? - пожала плечами Пенелопа.
  Так продолжалось минут пятнадцать. Когда Виктор, наконец, откинулся на спинку стула и посмотрел на доктора в упор. Таких ясных серо-зеленых глаз ван Чех у него раньше не видел. Создавалось впечатление, что Виктор абсолютно адекватен, только не в этом измерении.
  Виктор доктора не видел, он подошел к окну и вдохнул запах сада, где цвели во всю белые деревья.
  -Это чертовски увлекательно, но меня больные ждут, - скептически заметил доктор.
  -Ну, и иди. Я за ним присмотрю, - Пенелопа легла на бок и хитро посмотрела на потягивавшегося ван Чеха.
  -Присмотрит она. За тобой бы кто присмотрел, - нежно сказал доктор, поправляя халат и шапочку, - Кстати, ты его не искала? Там, у себя?
  -Искала, - кивнула Пенелопа и зевнула, - Не нашла. Мы с Кукбарой с ног сбились. Нет, его там.
  -Там же все есть! - удивился доктор.
  -Этого там нет. Не можем найти.
  -"Нет" и "не можем найти" - разные вещи, - назидательно заметил доктор.
  Пенелопа пожала плечами и состроила доктору глазки. Ван Чех довольно улыбнулся, вздохнул:
  -Все, ушел я, нет доктора, не-ту, - трагически пробасил он и вышел. Виктор только сейчас заметил, что доктор тут был, удивленным взглядом проводил его спину из палаты.
  Дер Таш снова сел за листок. Долго всматривался в него, и вдруг выпучил глаза. Пенелопа хихикнула, выглядел он очень потешно. Но ступор больного продолжался очень долго. Более двадцати минут Виктор сидел, не меняя позы. Пенелопа встала и тихо подошла к нему.
  -Виктор, - позвала она. Он не отзывался. -
  Виктор, - Пенелопа ущипнула его. Реакции ноль.
  -Проснись, Виктор, - прошептала она в самое его ухо.
  Больной подскочил, как он удара током и даже не обернулся на Пенелопу, та тяжело вздохнула.
  Виктор взял кисть и обмакнул ее и стал рисовать по всей своей мазне треугольники. Они были направлены вверх и вниз по очереди. Руки Виктора действовали четко, будто он был роботом. Работа была окончена спустя минут пятнадцать. Без сил он откинулся назад и опустил руки.
  -Чаю хочешь? - предложила Пенелопа. Ее не слышали, - Ну, как хочешь, - пожала плечами она.
  Виктор обмакнул кисточку потоньше в зеленую краску и подвел свои треугольники ею. Попытки хоть как-то нанести тени Виктору не удались.
  -Я это тебе оставлю, - гордо сказал Виктор, презрительно глядя на свое творение.
  -Мне это зачем? - недоумевала Пенелопа.
  -Понадобится, - с нажимом сказал Виктор.
  В дверях палаты он столкнулся с доктором, учтиво ему поклонился и как-то цветисто поздоровался.
  -Мой шедевр готов! - так же гордо сказал он ван Чеху.
  -Я рад за вас, - доктор проникся высотой момента и решил подыграть, - могу я узреть его?
  -Нет, ни в коем разе, - отрезал Виктор.
  -Почему? Могу я узнать?
  -Шедевр малой формы предназначается даме, а вам, большое полотно. Но вот проблема, я не могу войти в мастерскую.
  -Там занятия целый день сегодня, - задумчиво потеребил отрастающую бородку ван Чех.
  -Даже когда я расписывал потолки в капелле, было не так тяжело добраться до места работы, - фыркнул Виктор и просочившись мимо доктора ушел к себе.
  -Капеллу он расписывал... ага... - пробормотал доктор.
  -Дашь шедевру посмотреть? - улыбнулся доктор Пенелопе.
  -Да забирай, она мне не нужна, эта твоя шедевра, - в тон доктору кривлялась Пенелопа.
  -Ну, как я могу, отобрать у дамы ее шедевру, - обольстительно улыбнулся доктор.
  -А вы, доктор, такой, - состроила глазки Пенелопа.
  -Ах, прошил те дни, когда я грабил города и веси, съедал по семь младенцев за одни присест и считался грозой морей и суши, - досадуя, вздохнул ван Чех.
  -В тебе умер великий актер, Октео, - улыбнулась Пенелопа, - Если бы я не знала тебя тощим патлатым студентом-троечником, то поверила бы. Доктор уже рассматривал бумажку, еще влажную от краски.
  -И что это за инь-ян такой? - недоуменно спросил доктор.
  Пенелопа заглянула ему через плечо.
  -Треугольники.
  -Это я и без тебя понял, - задумчиво сказал доктор.
  -Ну, чего не понятного. Раз получилось, раз - нет, - пожала плечами Пенелопа.
  Доктор изумленно обернулся на нее. Та совершенно не смущаясь, смотрела своими разными глазами в полные немого укора голубые глаза доктора.
  -Пенелопа, Пенелопа, - с укоризной покачал головой ван Чех, - вот от кого, а от тебя не ожидал. От себя ожидал, а от тебя...
  -Ой-ой-ой, - Пенелопа села на стул, - можно подумать, какие мы нежные.
  На этой фразе что-то в ней щелкнуло, доктор почувствовал как снова натянулись внутри него какие-то струны, ощущающие опасность. Через минуту напротив него сидела уже Кукбара. Доктор посерьезнел и погрустнел одновременно.
  -И рисунок оставь. Мне интересно для чего он, - царственно сказала Кукбара.
  Доктор бросил листок на стол. Кукбара поцокала языком, внимательно следя ярко-голубым и блекло-зеленым глазом за доктором.
  -У меня работы много. Я пойду, - сказал он серьезно и озабоченно.
  -Постой, - Кукбара резко ухватила его за ладонь, - побудь со мной, Октео.
  -Какого черта, - доктор вырвал руку.
  Любое прикосновение к Кукбаре отзывалось дикой болью во всем теле.
  - У меня много работы, - отчеканил он.
  -Ну и бестолочь, - фыркнула Кукбара, - Видишь, детка, он снова нас бросает.
  Доктор уже был в дверях. Он медленно обернулся. Перед ним сидела Кукбара с ее ухмылочкой, но на глазах Пенелопы стояли слезы.
  Доктор угрюмо брел по коридору вперед. Возле палаты Виктора он задержался, немного покачался с пятки на мысок и размашистым шагом вошел в комнату.
  Виктор дремал.
  -Эй, друг, просыпайся, - ван Чех мягко потрепал его по плечу.
  Виктор разлепил глаза и сонно улыбнулся.
  -Хочешь я принесу тебе мольберт, будешь работать здесь над картиной, - участливо спросил доктор.
  -Хочу. А над какой картиной? - спросони удивился Виктор и поправил сбившиеся волосы, - А-а-а, над картиной, - он усмехнулся, - простите, доктор, я забыл.
  -Ничего, Виктор, ничего, - доктор похлопал его по плечу и в растерянности ушел.
  
  Глава 17.
  Когда доктор ван Чех принес старенький рассохшийся мольберт Виктору в палату, то еще не знал, что написание полотна затянется аж на два с половиной года.
  На два с половиной года безуспешной терапии, тщетных попыток что-то вспомнить. Два с половиной года безрезультатных попыток самоубийств во время депрессивного психоза. Доктор часто являлся в палату к Виктору в тот момент, когда был необходим. Что-то вроде предчувствия подсказывало ван Чеху, что надо идти.
  Виктор, бывая близок к ремиссии, часто засиживался с Пенелопой. Они играли в шашки или шахматы, чтобы скоротать еще один день. Отсутствие надежды на излечение объединяло их. И только доктор, уподобляясь своим больным, верил, что оба когда-нибудь выйдут из клиники здоровыми.
  В один из солнечных дней, когда больничный сад цвел белым, доктор ван Чех бодро делал утреннюю пробежку, наивно называемую прочими врачами: "обход".
  Виктор с утра был в себе, что называется, никаких ложных масок. Он снова был мужчиной между тридцатью пятью и сорока годами, который ничего о себе не помнил, писал стихи и картину, к которой притрагивался только в этом состоянии. Доктор пришел к нему рано, а руки Виктора уже были в краске. Кистей он почему-то не признавал.
  -Творишь, друг мой? - улыбнулся ван Чех.
  -О, да, - Виктор приятно улыбнулся, - проснулся ночью, ни в одном глазу до сих пор.
  -Кошмары? - доктор присел на стул.
  -Нет, нет... так... - неопределенно ответил Виктор.
  -Ну, что "так"? Виктор, не пудри мне мозг, дорогой мой. Давай-ка рассказывай, - фыркнул ван Чех.
  -Я снова видел эту картину. Я не знаю, что она значит, но она такая важная. Потом долго рябило в глазах, знаете, как это часто у меня бывает... Это все.
  -И ты сел рисовать?
  -Да, как только перестало рябить.
  -Хорошо, друг мой, ты не забывай отдыхать, нам с тобой сегодня еще раз стоит прогуляться к себе, - доктор подмигнул больному и вышел.
  Где-то еще час он бродил по другим палатам и, наконец, пошел к Пенелопе. Она всегда была последним пунктом в его маршруте.
  Из палаты доносились голоса. Резкий, грудной голос принадлежал, безусловно, Кукбаре. Доктор остановился и прислушался.
  -Я ищу тебя достаточно давно, Виктор. Не было такого случая, чтобы я не могла кого-то не найти, - говорила она, - в чем секрет? Может, расскажешь мне?
  -Я никогда не был за пределами лабиринта, я не знаю, где ты находишься, и где нахожусь я, - задумчиво отвечал Виктор, - Я бы и рад, если кто-нибудь меня бы нашел... Но пока... пока никто на это не способен.
  -Не то, чтобы очень хотелось тебя найти, - усмехнулась она, - просто для того, кто управляет большой частью пограничья, проблема маскировки существенна. Понимаешь, какая история. Пенелопа уже рассказывала тебе, как она была гениальным врачом и бла-бла-бла. И про одного пациента насильника тоже.
  Так вот, он оказался владыкой Пограничья, причем настолько неумелым, что слезы на глаза наворачиваются. Я пришла туда и всему нашла название, он даже не удосужился изучить законы работы Пограничья.
  Я записываю все в тетрадь, чтобы не забыть.
  Пограничье настолько огромно, что в нем могут быть недосягаемые части. Оно, конечно, потому что количество людей, а, следовательно, и сознаний тоже. Коллективное сознание всех без исключения людей создает некую ткань, в которой могут, фигурально выражаясь, "вить гнезда" безумцы. Любое пространство требует населения. Это как со слизистой - убери нормальную флору тут же заселится патогенная.
  Не знаю, кто кого выбрал, безумцы пограничье или наоборот. Знаю только одно. Оно способно повиноваться и исполнять желания. Достаточно найти человека с сильной личностью, с характером и поместить его туда, как оно тот час же льнет к его ногам. Так было со мной. И достаточно давно уже никто не посягал на мой трон в Пограничье.
  Но вот в чем проблема. Андрес, будучи уже пауком, перед тем, как я его убила, сказал мне одну вещь. Я должна бояться сновидцев. Я умею их определять, он научил меня. Под пытками разумеется. Но я нашла способ, как не лишая сновидца жизни, можно обезопасить себя. Сделать, так как ты. Спрятаться туда, где тебя не найдут. Сновидцы способны преображать реальность пограничья, но править им они не способны. Оно не подчиниться их воле.
  -То есть только безумный гений может им управлять? - уточнил Виктор.
  -Скорее всего, так, - безразлично ответила Кукбара, - в конце концов, мне приятно, что ты назвал меня гением. Умный или безумный уже не важно. Где гений - всегда злодейство.
  -Мне жаль, я ничем не могу помочь, и даже не знаю, кто мог бы. У меня ощущение, что есть только я, потому что я дышу, думаю, гуляю, играю с тобой в шахматы. А все остальное... Все делится на две половины: беспамятство здесь и пугающий лабиринт там. Каждую ночь засыпая, если я это я, то от страха плачу. Страшно не умереть во сне, а проснуться кем-то другим. Лабиринт каждую ночь, и толпы, толпы каких-то странных тварей, которые гонятся за мной, чтобы поглотить в себя.
  Но стоит мне только увидеть будущую картину во сне, как я понимаю - утром я проснусь самим собой. Это как ключ, позволяющий немного убежать от безумия, дверь, которую мне иногда удается найти и прикрыть.
  Кукбара долго и странно смотрела на больного. В глазах ее читалась ревность и начинала наливаться ненависть.
  -Если бы я не знала так хорошо пограничье, то подумала бы, что ты Властелин, - мягко сказала она, - Но я чувствую, оно еще в моей власти. А тебе... Может, так тебе повинуется твой кусок? Каждый больной суть властелин своей части пограничья. Но, в отличие, от меня у них только клочок. Я же могу распоряжаться этим запредельным пространством полностью...
  Она немного помолчала, выстукивая какую-то песенку.
  -Углубляясь в философию, - начал Виктор, - что можно сказать. Возможно, ты властвуешь лишь частью пространства. Каждый больной владеет своей частью, и ты тоже владеешь своей. Мы можем убивать друг друга и занимать новые территории, расширяя собственное безумие, а можем углубиться сами в себя, чем и занимаемся.
  Может быть, никому кроме тебя в голову и не пришло, что можно распространять собственное безумие на других. Пространство просто есть, но оно не исполняет желаний и не ластится к ногам, как кошка.
  Может быть твоя часть больше, чем части других и исполняет твое желание быть владычицей. Может быть и так.
  Виктор говорил, не глядя на Кукбару. Он смотрел за окно на падающие лепестки.
  До доктора донесся шум падающих мелких деревянных фигур и грохот упавшей доски.
  -Какого черта?! - прошипела Кукбара, - Так быть не может! Я изучала это место!
  -Я просто говорю, что думаю.
  -Логика не самый главный конек больных на голову. Нужно изучать факты! - фыркнула Кукбара.
  -Но это объясняет, почему ты не можешь меня найти. Потому что и твоя власть имеет предел и случайно, ты наткнулась на меня, не подчиненного тебе.
  -Но это ломает всю мою теорию! - воскликнула Кукбара.
  Виктор промолчал. Взгляд его стал безразличен.
  -Я пойду, в глазах сильно рябит, - Виктор часто моргал, как будто в глаз попала соринка.
  Кукбара не ответила. Ван Чех тут же сделал вид, будто бы он прогуливался по коридору, как раз в тот момент, когда Виктор выходил. Больной поздоровался с ним рассеянно и побрел, как сомнамбула, к себе в палату, чтобы заниматься картиной.
  -Ну, доброе утро, голубушка, - ван Чех с хищной улыбкой зашел в палату.
  Его взору предстала Пенелопа. Впервые за все годы доктор был разочарован.
  -Это мило со стороны Кукбары прислать тебя, но я хотел говорить с ней, - заметил ван Чех.
  -Она очень зла сейчас на Виктора. Они любят играть в шахматы вместе, но сегодняшний разговор это, конечно, удар для нее, - Пенелопа прошлась по палате, провела рукой по стулу и столу, помяла в пальцах край скатерки.
  Ван Чех сел на стул. Ладонь Пенелопы скользнула по его черным жестким кудрям.
  -У тебя уже седые волосы появились, Октео... Сколько времени прошло? Ужас. А мне, кажется, будто дня три, не больше, - печально улыбнулась Пенелопа.
  Доктор попытался удержать ее руку, но не успел.
  -Так хорошо ощущать все твердое, все привычное, - Пенелопа продолжала трогать окружающую реальность, - Там все зыбко, до чего не дотронься, все имеет не ту форму, в которой предстает. На вид шершавое, может оказаться гладким, лимон может отдавать черным перцем, а лук будет сладким, как патока. Там все не правильно.
  Пенелопа села в ноги доктору на пол и положила голову ему на колени.
  -И так сидеть тоже хорошо. Я уже и не знаю, что меня туда тянуло. Зачем это все? Я скучаю по больным, по тому, что никому больше не могу помочь. Тягостно, что сама теперь одна из них. Хочу обратно. Она пусть остается там, а я здесь. Не злиться, конечно, не нормально, но ... вот Кукбара там сейчас бесится, а мне хорошо... А когда я плачу - ей хорошо.
  Доктор гладил Пенелопу по голове, а сердце его сжималось от тоски.
  -Я стараюсь тебе помочь.
  -Я не обвиняю, Октео, прости, если это выглядело, как обвинение. Просто констатация факта, что Пенелопа хочет того, чего никогда не будет.
  -Почему никогда? - сердце доктора ненадолго остановилось.
  -Потому что ты сам знаешь ответ, - улыбнулась Пенелопа, - Потому что хватит отсиживаться здесь одному. Давно пора нанять кого-то еще.
  -Таких как ты специалистов больше нет, - ласково улыбнулся доктор.
  -Можно воспитать. Честно, ты готов сам уже обучить кого-нибудь, Октео, подумай хорошенько.
  
  Глава 18.
  Ван Чех думал над словами Пенелопы. Да, он многое знал и умел. С другой стороны, он полностью отдавал себе отчет, что все его успехи заслуга Пенелопы в том числе, которая вытаскивала больных через пограничье. Учить кого-то этому? Вряд ли возможно, чтобы он мог кого-то чему-то научить.
  По-хорошему, научить кого-то чему-то нельзя. Ты же не засунешь человеку в голову, то, что знаешь сам? И если ученик не принимает твои знания, то имеет ли смысл заниматься?
  Учиться способен только тот, кто сам хочет и может получить знания. В идеале было бы, если б доктор взял какого-нибудь студента четвертого курса и бросил с больным один на один. Ну, естественно, послеживал бы за ним, помогал, если совсем никак.
  Придя к этой незамысловатой и во многом порочной схеме обучения, доктор наконец-то дал согласие одному из университетов проводить практику у их студентов. Университет уже давно просил именитого доктора поступить к ним внештатным сотрудником. Последние два года дошло до того, что доктора просили даже читать лекции, только бы заполучить такого ценного специалиста себе.
  Ван Чех дал свое согласие, но с условием, что лекций он читать не станет и отберет только одного студента самостоятельно.
  Чтобы обезопасить себя от "кота в мешке", доктор придумал любопытный ход. Лучше работать с человеком помогает знание образа его мыслей. Этот образ доктор и хотел выяснить. Он договорился с одним из преподавателей. Тот задал студентам 4 курса эссе на тему: "Почему я решил стать врачом и выбрал специальность: психиатрия?"
  Через неделю ван Чех рыдал, сидя у себя в кабинете, попеременно от смеха, страха и отчаяния. Ровно никто его не устраивал. Доктору то становилось страшно за больных того студента, что написал то или иное эссе. Или брало отчаяние от того, что наука идет по тупиковой ветви развития. В такие моменты ему казалось, что Пенелопа выбрала единственно верный путь. Все психиатры должны быть и сами немного "того". Но не до такой же степени!
  Попадались и профнепригодные студенты с психопатическими расстройствами, которые с такой работой могли легко перейти в острую форму: ярко выраженные садисты, и мазохисты, либо встречались патологически сердобольные и жалостливые. Доктор искал всего одно эссе, которое бы совпадало с его взглядом на роль психиатра.
  Некоторые более-менее подходящие он откладывал, но продолжал искать. Позже он наткнулся на неподписанную работу:
  "Выбор профессии был осуществлен мной спонтанно. Я должна была стать геологом. Но геология не привлекает меня. Поразмыслив, я решила, что стоит перепоступить туда, где не надо заниматься физикой или высшей математикой. Химию и биологию я знала хорошо, поступила в медицинский с первого раза.
  С самого первого курса меня привлекал мозг. Его анатомия и физиология, его функции, процесс порождения сознания, преобразования реальности. Я знаю, что учусь из рук вон плохо. Но все, что связано с мозгом, я всегда зазубривала и сдавала на отлично.
  Странно было бы, если бы при всей своей любви к мозгу, я пошла бы еще куда-то, кроме психиатрии. Со временем анатомия перестала так сильно интересовать меня. Слабое желание стать нейрохирургом (особенно, с моими руками) исчезло. Нам читали основы психотерапии, когда я окончательно решила специализироваться по психиатрии. Работа с сознанием оказалась интереснее самого процесса его порождения.
  И потом, все загадки психопатологии привлекали меня. Одно дело в теории знать от чего происходит в том или ином случае с сознанием человека, как оно искажается вместе со всеми функциями. Совсем другое, помочь восстановить деформированную душу.
  Мозг до сих пор мнится мне не столько вместилищем разума и сознания, сколько вместилищем души. Не знаю, насколько правомерно будущему психиатру верить в душу, но я отчего-то верю.
  Роль же самого врача в жизни больного видится мне следующим образом. Мы единственные люди, которые могут помочь больным выпутаться из клубка галлюцинаций и бреда. Мы должны быть, насколько это позволяет этика, друзьями и поводырями наших пациентов. Искать ресурсы для выздоровления в них самих, щядяще отдавая и свои ресурсы тоже.
  Я не уверена, что из меня получится хороший врач, но я очень хочу стать таковым".
  Это Эссе разительно отличалось от всей белиберды, которую доктор прочитал.
  -Что ж ты так глубоко забралась-то? - задумчиво крутил листочек в руках доктор, - И не подписалась. Найди теперь тебя... такую...
  Поставленных целей ван Чех добивался, но найти студентку оказалось, чуть ли не сложнее, чем иголку в стоге сена. Сначала доктор тряс за грудки преподавателя, дававшего задание, но тот не знал ни образа мыслей студентов, ни их почерков. Проклиная систему высшей школы, доктор оставил больных на несколько дней, расспрашивая студентов потока, не знает ли кто, кто мог это написать?
  Кто-то вспомнил, что студентку звали Брижит, фамилии никто не знал. Имея уже хоть что-то, доктор заявился в деканат. Он чувствовал себя, чуть ли не голым без своего халата. Благо весна тогда была прохладной, и доктор компенсировал отсутствие необходимого фетиша белым пальто.
  Секретарь деканата, густо накрашенная молодая студентка, формистая, но судя по взору глуповатая и хабалистая, удивленно смотрела на явление великолепного доктора. Ван Чех не стеснялся, а даже больше храбрился, распахнул дверь и вошел в белом плаще, чуть шаркая, держа шляпу в руках.
  -Прошу прощения, девушка, - сказал он хорошо поставленным густым басом, выкладывая на стол шоколадку, - я не мог бы получить сведения относительно одной из ваших студенток? Ничего криминального - тут же среагировал он на изменение выражения ее лица, - только табель успеваемости и фамилию уточнить.
  -А вы кто? - девица прищурилась на импозантного доктора и тихо прибрала шоколадку.
  -Я доктор Вальдемар Октео ван Чех - психиатр, - доктор состроил девушке глазки и улыбнулся.
  -Не положено, - отрезала секретарь.
  Доктор расстроился. Он сел на стул перед столом и положил ногу на ногу.
  -Как же так, милая, как же так? - задушевно начал он, - Ведь я же один из руководителей практики. У меня есть право самостоятельно выбрать студента на практику. Я выбрал ее, но не знаю, как она учится и фамилию тоже.
  Девушка пожала плечами и застучала по клавиатуре.
  -Ничем не могу помочь.
  -Ваше должностное рвение заслуживает награды, - умилился доктор, - Давайте так, милейшая, вы сейчас пойдете к декану, и спросите можно ли мне посмотреть ведомости, табели и личный лист некой Брижит. А потом покажете мне их? А я потом напишу вам благодарность?
  Ван Чех безуспешно заглядывал девушке в глаза.
  -Декан на совещании, - отрезала она, не глядя на доктора.
  -Какая жалость. Какая жалость, - посетовал доктор, хитро глядя на девицу, - Я подожду.
  -Ждите, - она пожала плечами.
  -Жду, - ласково ответил доктор.
  Минут пять он сидел спокойно. Потом сменил ноги и стал постукивать носком ботинка по ножке стола, звук получался негромкий, но аритмичный.
  Девушка раз бросила взгляд. Великолепнейший был безмятежен и невиновен. Его устремленные куда-то сквозь потолок и этажи, прямо в небо взгляд был полон надежды и упоенной мечты. Доктор вдохновенно предавался каким-то сладким грезам и стучал по ножке стола ногой.
  Девушка крепилась. Спустя пятнадцать минут пытки, доктор сменил тактику.
  -Я возьму книгу? - спросил он.
  -Конечно, - девушка с упоением слушала тишину.
  Из стеклянного стеллажа, с характерной литературой, доктор взял толстый том каких-то научных статей. Бумага в нем была тонкая, шрифт мелкий. Ван Чех достал из кармана тоненькие очечки без дужек и надел на нос. Читая, доктор постоянно тер страничку в пальцах. Тихие шорохи, едва уловимые ухом мучили секретаря ужасно. Крем глаза доктор видел, как девица бледнеет, зеленеет, как начинает икать, как подавляет приступ тошноты. Доктор улыбался. Он улыбался умной статье какого-то зарубежного психиатра.
  -Я сейчас посмотрю, может, декан закончил! - наконец, вскочила она.
  -О, я буду признателен, - Доктор поставил книгу на полку и посмотрел на часы, - Однако! - заметил он.
  -Можете войти, - с явным облегчением сказала секретарь, выходя из кабинета декана, - А я пока что соберу необходимую вам информацию.
  Доктор шутовски поклонился.
  -У вас такие ответственные работницы, - доктор с порога стал выполнять обещание.
  Декан, человек откровенно разбойничьего вида, одноглазый, высокий, тощий, выразительно посмотрел на доктора. Тот широко улыбнулся довольный собой и жизнью, аккуратно прикрыл дверь.
  В кабинете было абсолютно темно, только узкая длинная лампа бросала свет на бумаги на столе, да чуть-чуть освещала выщербленное глубокими морщинами и без того не самое красивое в мире лицо декана.
  -С этих работниц... - усмехнулся декан, и зловещие его морщины расползлись по лицу хаотично.
  -Ну, она держалась целых двадцать минут.
  -Тупая потому что.
  -Просто стрессоустойчивая, - пожал плечами доктор.
  -Выбрал себе кого-то?
  -Да. Некая Брижит.
  -Брижит Краус дер Сольц, - тут же отреагировал декан, - троечница. На пары ходит через раз. Не понятно чем и о чем думает.
  -Сделаю из нее идеального студента, хочешь?
  -Ей красного диплома все равно уже не видать.
  -Диплом не показатель. Сам с тройками окончил, - отмахнулся доктор, - важен образ мысли. Я бы на твоем месте провел тотальную профориентацию. Специальность очень тонкая, а у тебя на курсе психопаты.
  -Они везде.
  -Прикинь, что будет, если психопаты будут лечить психопатов? - мгновенно отреагировал доктор.
  Декан улыбнулся.
  -Ничего не будет. Психопаты рожают психопатов, учат и воспитывают их, делают им операции и стрижки, лечат... Нормы нет, потому что все мы за ее гранью... разница в степени, - философски отозвался декан.
  Доктор глубоко задумался.
  -Ваши бумаги готовы, доктор ван Чех, - девушка просунулась в дверь.
  -О, спасибо! - доктор порывисто встал.
  -Спасибо, что зашел, - угрюмо ответил декан.
  Ван Чех тщательно изучал всю подноготную будущей практикантки. Секретарь же предпочла уйти на время, пока доктор будет заниматься.
  Брижит Краус дер Сольц и правда училась из рук вон плохо. На занятия не ходила, сдавала все на тройки, но с первого раза. Ее ни разу не пытались отчислить. Доктор, все студенчество проведший под угрозой отчисления, решил, что раз практикантка учится даже лучше него, то из этого определенно выйдет толк.
  Во всех без исключения отзывах преподавателей о ней красной нитью тянулось слово: "лень".
  "Просто не сумели мотивировать" - решил доктор и направился к куратору группы Брижит.
  В списке распределения на практику ни одно поле еще не было заполнено. Доктор нашел свою фамилию и написал напротив нее: "Брижит Краус дер Сольц".
  
  Глава 19.
  Тот день доктор вспоминает часто, но рассказывал всего один раз. Рассказ его, как и другие истории из врачебной жизни, я старательно запомнила и записала, стараясь быть как можно ближе к оригиналу.
  Историю моей первой практики я изложила подробно, назвав эту правдивую, но фантастическую для многих повесть - "Театр говорящих пауков Кукбары фон Шпонс".
  Тем самым я отдала свою дань доктору Пенелопе Акнео ван Тащ, и увековечила Кукбару, чего, на самом деле, не хотелось. Посему пересказывать историю о том, как маленькая, глупенькая, но очень суровая практикантка Брижит Краус дер Сольц, выбранная доктором ван Чехом и самой судьбой, поспособствовала убийству одной из лучших докторов и ужаснейшей из чудовищ, не считаю нужным.
  Осталось лишь одно воспоминание доктора, о котором я еще не упомянула, и которое, возможно, будет интересно читателю.
  День этот доктор помнит до секунды. Начался он с какого-то светлого предчувствия. Пенелопа очнулась после непродолжительной комы, но за жизнь цепляться не торопилась. Она тихонько гасла в своей палате.
  Было воскресенье, день для посещений закрытый. Но доктору дозволено чуть больше, чем простому смертному. Ван Чех пришел к Пенелопе тогда.
  Пенелопа была бледнее обычного. Бледность ее оттеняли ярко-розовые пятна, которые стали еще ярче при появлении доктора. Ясные, серо-голубой и серо-зеленый глаза, смотрели умоляюще и восхищенно на него.
  -Доброе утро, милая, - доктор поцеловал ее в лоб и погладил по голове, - Как ты себя чувствуешь? У тебя душно, я открою окно.
  Доктор открыл нараспашку створки окна, и в палату полился чуть прохладный запах ранней осени.
  -Я ничего, - тихо ответила Пенелопа. Ей тяжело было говорить.
  -Умница, - доктор порывисто сел рядом с ней и улыбнулся нежно и сочувственно.
  В ней уже давно не было ничего от той Пенелопы, что он когда-то полюбил. Только глаза, разные, бесконечно страдающие теперь глаза, напоминали ему все, что было.
  Лицо Пенелопы осунулось, посерело, нос заострился, под глазами залегли иссиня-черные круги, от уголков губ к подбородку легли глубокие морщины. Волосы как-то в один момент поседели, и редкие рыжие волоски совсем затерялись в общей белизне.
  Пенелопа выцвела, она не улыбалась, почти не говорила, она была обессилена. Сил организма хватало только чтобы поддерживать, едва теплящуюся жизнь.
  Обычно, говорил все время доктор, благо его темы для разговоров не иссякали никогда. Но в тот день, он как-то особенно вглядывался в лицо Пенелопы, и слов у него не было, он пытался запомнить ее как можно точнее.
  Тут, впервые за многие дни, она улыбнулась. Едва-едва раздвинув уголки губ, одними глазами ласково улыбнулась доктору. Сам ван Чех тут же расцвел в самой широкой и радостной из всех своих улыбок.
  -Октео, пожалуйста, обними меня, мне холодно, - прошептала Пенелопа.
  Доктор аккуратно помог Пенелопе сесть, сам сел рядом и обнял ее. Он страшно боялся что-то сломать, такой эфемерной была Пенелопа.
  -Послушай меня. Так ты лучше поймешь, что я говорю, - зашептала Пенелопа. У доктора по позвоночнику прошел холодок.
  -Мне слишком тяжело Октео. Конечно, пятьдесят не возраст, но мне слишком трудно жить. Пожалуйста, я хочу, чтобы ты помог мне...
  Доктор затрясло.
  -Ты что такое говоришь, Пенелопа, в чем я должен тебе помогать? Ты идешь на поправку. Медленно, но идешь! - зашептал в ответ доктор.
  -Помоги мне уйти, - ответила Пенелопа, - Пожалуйста, Октео, кроме тебя этого никто не может сделать.
  -Я не буду этого делать! - наотрез отказался доктор.
  -Это могу сделать и я, но тебе будет проще.
  -Не проси, Пенелопа, я не сделаю, - доктор крепче прижал ее к себе и погладил по жестким белым волосам, - Глупенькая, ты поправишься, поверь мне, ты поправишься!
  -Как может поправиться человек, которого разрезали вдоль? - возразила Пенелопа.
  Она уткнулась лицом в плечо доктора и вздрагивала всем телом часто и судорожно. Доктор держался. В душе его все кипело. Как мог он помочь уйти из жизни той, которую любил? Но это могло бы быть вышей милостью. Он убил Кукбару, он виноват в том, что Пенелопа сейчас в таком состоянии. Он ее довел, и добивать просто не имеет права.
  -Это не мыслимо! - доктор все же не сдержался и из его глаза быстро скатилась слезинка и запуталась в бородке.
  -Я, наверное, и правда, требую от тебя невозможного, прости, - сказала Пенелопа после очень продолжительной паузы, - Я по жизни желаю чего-то не реального. Как Алиса в стране чудес. Я там побывала, но там и осталась. Я уже не смогла вернуться, мне очень жаль. Ты не представляешь, как я жалею! Я сделала не правильный выбор. Еще тогда, ночью. Я после нашего с тобой разговора сдуру попробовала проникнуть в пограничье еще раз, уж больно соскучилась по опытам. Я так жалею об этом!
  Мне хочется сейчас выйти отсюда. Пройтись по какому-нибудь парку. Уже опадает листва, я слышу ее запах в воздухе. Хочу быть с тобой.
  Ты обнимаешь меня, а я не чувствую ничего, во мне больше нет сил, ни единой капли. Я могу только умереть. Ужасный разрыв между "могу" и "хочу"... Какая должна была бы быть фрустрация... - Пенелопа выдала подобие усмешки, - но ее нет. Сил на нее нет. Да, и на раздумья сил не так много.
  Прости, я попросила тебя помочь мне... Просто больше никого нет. Уже очень давно есть только ты, Октео...
  Мой путь кончается, ищи в себе силы двигаться по нашей стезе дальше, и я умоляю тебя: не залезай больше в Пограничье, там нечего делать нормальным людям. Питать это пространство удел сновидцев, вроде Брижит. У нее много сил. Ты сделал хороший выбор, Октео, - шепот Пенелопы стал прерываться.
  -Все, милая, помолчи, побереги себя, ради бога, - ван Чех погладил Пенелопу по спине.
  -Нет. Я все хочу сказать, - продолжала Пенелопа, - Я чувствую, я должна все сейчас сказать.
  Спасибо тебе, что ты был со мной, спасибо...
  Тело Пенелопы как-то вдруг обмякло.
  -Пенелопа... - прошептал доктор.
  Тошнота подступила к горлу. Доктор страшно боялся мертвецов, он чуял их на расстоянии. Он и сейчас чувствовал, что обнимает уже труп. Руки Пенелопы повисли. Доктор взял ее за запястье. Пульс был очень слабый, неритмичный, сама Пенелопа была без сознания.
  Ван Чех заметался. Он боялся оставить ее одну, и за дежурным доктором нужно было сбегать. Палаты не были оснащены кнопками экстренного вызова. Доктор бросил взгляд на лицо Пенелопы, она была бледна, губы медленно синели.
  Ван Чех бросился искать хоть какой-то медперсонал. Доктора он нашел почти сразу. Реаниматолог и пара медсестер пытались что-то сделать. Как-то снова завести сердце Пенелопы. Спустя пятнадцать минут стало ясно, что это не кома и не клиническая, а биологическая смерть.
  Реаниматолог принес свои соболезнования ван Чеху, какая-то сестра звонила в морг.
  Доктор не вполне понимал, что происходит. Он сел возле постели Пенелопы на стул, как садился всегда. Ван Чех погладил ее руку, всегда холодную. Вдруг доктора осенило, что Пенелопа мертва. Но он не отскочил от нее и даже не задрожал, как с ним случалось при виде покойников.
  Он ласково погладил Пенелопу по щеке, и тут только заметил, что слезы градом льются по его щекам. Он в последний раз поцеловал ее и прижался щекой к щеке.
  -Прощай, милая, прощай, моя хорошая, - сердце доктора было готово остановиться, как остановилось оно у Пенелопы.
  Пришли какие-то хмурые люди, они соболезновали доктору, не выпускавшему из своих рук, ледяной ладошки Пенелопы. Доктор отошел в угол, предоставив людям делать свою не приятную, но необходимую работу.
  Волна горько-соленого отчаяния захлестнула ван Чеха, когда над головой Пенелопы закрылась молния черного пакета, в котором ее отвезли в морг, чтобы готовить к похоронам.
  Ван Чех лично занимался делами погребения доктора ван Тащ. Родных, кроме мужа, которого не удалось найти, у Пенелопы не оказалось.
  В день похорон почти весь больничный персонал, любивший Пенелопу, пришел проститься в ней. Доктор замечал в толпе и ее бывших больных. Сам доктор стоял все время возле гроба и смотрел на загримированный труп Пенелопы. Ему не нравилось, что с ней сделали работники морга, не знавшие ее.
  Пенелопа совершенно не была похожа на спящую. Она вообще на себя похожа не была. Доктору было это мучительно и одновременно облегчало задачу. Временами ван Чех почти засыпал, вспоминая, как они с Пенелопой вместе работали. Он с садистским увлечением терзал самого себя, еще и еще раз воспроизводя в памяти восхитительную ночь, которую провел, гуляя по берегу реки, после поцелуя Пенелопы. Он последним попрощался с ней.
  Завещания Пенелопа не оставила, так же как и пожеланий быть похороненной или кремированной. Доктор был резко против кремации. Пенелопу хоронили в большой яме. Когда опускали гроб, голова у ван Чеха закружилась, он поскользнулся, хотя было тепло и сухо, и чуть не упал сам в могилу. Его ухватил за пальто фон Бохель и какая-то санитарка.
  Доктор бросил первый ком земли, который глухо ударился и рассыпался по гробу. Ван Чех ушел с кладбища последним. Ему хотелось помочь служителям кладбища, но решил не лезть не в свое дело.
  Всю ночь после похорон и поминок доктор гулял по берегу реки, как в ту ночь, только не такой восхищенный, а абсолютно пустой.
  
  Записано со слов доктора В.О. Ван Чеха. Брижит К. Дер Сольц.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"