Аноним : другие произведения.

Забавы людей и звёзд

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   ЗАБАВЫ ЛЮДЕЙ И ЗВЕЗД
  
   1. ЗВЕЗДЫ СХОДЯТСЯ
   Всегда, когда наступала осень, Туку начинало казаться, что мир сворачива-ется вокруг него. Летняя яркая книга, в которой ветерок без труда ерошил страницы, вспугивая стайки ярких, как бабочки, впечатлений, превращалась зимой в пожелтевший пергаментный свиток, испещренный чёрными сухими значками, который, казалось, вот-вот рассыпется в прах. Сегодня, в день пер-вого осеннего дождя, Тук должен был думать совсем о другом - а думал, улетев взглядом в узкое окошко, что эта сечка из слез и меланхолии, име-нуемая дождём, делает роскошную карету с отделкой из бархата и атласа ничем не лучше подвальной темницы. Дождь не просто занавешивал окна каре-ты - он занавешивал мир; он не слепил глаза, а сужал горизонт, не смывал радость, а заставлял душу съёживаться. Всего час-другой, и от многоцветной, многообразной природы остался один-единственный залуженный, матово-серый пейзаж за окном, и невозможно было отде-латься от ощущения, что незаметно для себя начал плакать.
   Но только когда карета, с налёту разметав густой веер листвы, ворва-лась в лес, и за стволами деревьев замаячила мрачная лесная тайна, Тук, сын степей, отвернулся от исхлестанного каплями окна. В лесу шум дождя сразу стал тише. Лес притушил безрассудный задор, с которым полчища капе-лек налетали на землю, как он приглушал многое другое. Где-то, намного выше скромного человеческого мирка, листья, веточки, возможно, мужественно гибли, не выдержав налёта, но это далёкое напастье не могло поколебать вельможного спокойствия деревьев.
   Взгляд Тука остановился на сидящей напротив него девушке, и только те-перь на него нахлынули чувства и мысли, которые, казалось, должны были безраздельно занимать его. Даже в сумраке кареты было видно, как под его взглядом черты лица девушки смягчились, а влажные глаза замерцали ярче.
   - Извини, дорогая,- произнёс он всхрапнувшим от долгого молчания голо-сом и успел вторично подосадовать - из-за этого храпа - прежде, чем её нежный голосок бросил вызов осени в его душе:
   - Тебе не за что извиняться, любимый мой.
   - Тебе было скучно. Я оставил тебя одну.
   - Но, милый, я не скучала. Я старалась почувствовать то, что чувствуешь ты. Ты любишь осень?
  -- Нет. Я не люблю осень...
   В паузу ворвался треск разметаемой в сторо-ну листвы - словно только этого и ждал.- Это что-то другое. Она захваты-вает меня врасплох, что ли. Мне кажется, из всех времён года только осень приходит внезапно. Другие задолго до прихода чувствуются в воздухе, посылают цвета своими гонцами. А осень... Она куда решительнее.
   На внимательном лице Ананды брови образовали знакомый шалашик.
   - Извини, милый. У нас почти не бывает времён года, по крайней мере, возле замка. Лес очень густой. Тебе будет грустно, да?
   Он негромко рассмеялся, подобрал её пальчики с подола, прижался к ним губами и уж совсем бодро ответил:
   - С тобой, дорогая, я позабуду о таких пустяках.
   - Но это неправда. Вы, мужчины, по-настоящему умеете думать только о своих делах, не о детях или женщинах. Я уже не маленькая, я это понимаю. Папа тоже мало думает о нас, и не потому, что он равнодушный. Может быть, только короли и министры такие, потому что у них много дел. Но ведь ты тоже когда-нибудь станешь королём.
   Тук рассмеялся, ещё громче и веселее. Он долго сидел без движения и сейчас с наслаждением потянулся.
   - Мы попробуем всё изменить.
   Она ответила, туго сплетая взрослую мысль и юношескую речь:
   - У нас ничего не получится.- Её лицо выражало торжественную уверенность.- Наверное, никто ничего не в состоянии сделать с жизнью, она такая... плотная, тяжёлая. И иногда мне кажется, что её тяжесть ложится главным образом на плечи женщин. Когда я гляжу на вас, мужчин - не обижайся, милый, - (ещё один шалашик),- кажется, будто вы никогда ни за что не пе-реживаете. То есть, переживаете, конечно, но как-то... умом, а не душой, а это легче.
   Тук улыбнулся, глядя ей прямо в глаза; любовь в его улыбке легко скрыла изгиб губ, наложенный иронией. Пусть его любимая претендует на мировую скорбь, если сейчас у неё такое настроение. Он ещё подвигался, разминая затёкшие члены, и спросил:
   - Значит, отец проводил с вами мало времени? Мама больше?
   - Мама больше,- подтвердила Ананда,- А больше всего Анкуда и Эду.
  -- Мамки?
   - Нет,- капельчато рассмеялась она,- Куда - астролог, а Эду - колдун. Только они совсем не такие, как те астрологи и колдуны, которых я ви-дела при других дворах.
   Тук приподнял бровь.
   - О, да. Никогда не видел астролога-няньки. Наш, помнится, был тощий, как игла, и с колючим взглядом. В детстве я дразнил его "ролог-ролог, горсть иголок". Он не любил детей, но обожал предсказывать несчастья.
   - Таких я видела много. Они все в черном, точно привидения, и говорят только о затмениях. А от колдунов еще и дурно пахнет.- Она сморщила носик.- Куда и Эду, конечно, тоже забавные. Эду не любит носить па-рик, а Куда болтливая.- (Сейчас она напоминала маленькую девочку, опи-сывающую папе гостей на балу.)- Но они очень добрые и занятные. Они знают столько сказок, и таких интересных! Странно, правда, что астрологиня - самая лучшая няня на свете? Но так оно и есть. И они никогда не предсказывали несчастья... Нет, наверное, предсказывали,- вернулась она из детства. Какие-то смутные воспоминания заставили её ресницы затрепетать.- В жизни не обойтись без несчастий, даже если они чужие.
   И тёмные воспоминания переметнулись к нему.
   - Да...- произнёс он, погружая это слово в тишину. И почувствовал прикосновение её пальцев.
   - Они чужие?
   - Кто?- не сразу понял он.
   - Ты вспомнил о несчастьях, милый. Они твои или чужие?
   - О, чужие,- Он замялся - один долгий миг нерешительности, когда не чувствуешь земли под ногами и неба над головой. Потом пожатием плеч стряхнул этот миг. Какая разница?- Знаешь, за что нашего астролога казнили?
   - За что?
   Намёк на тайну уже вернул их обоих в детство. Он наклонился к месту, где из-под волны пряди выглядывал перламутр уха, и проговорил:
  -- Он предсказал, что моя сестра никогда не выйдет замуж.
   Розовые губы Ананды разомкнулись, вдыхая "ах".
   - Но почему?
   - Никто не знает, дорогая. После казни все его бумаги сожгли, и отец решил больше не заводить астрологов.
   - И правда, ужасно. Знаешь,- с уверенностью проговорила принцесса,- мы попросим Куду составить ещё одну гадалку на твою сестру. Увидишь, она не наговорит подобных гадостей. У неё всё сойдётся.
   Женщины всегда немного дети, подумал Тук. Они уверены, что всё долж-но иметь счастливый конец. Вот почему Нанд так спокойно рассуждает о несчастьях и проблемах. В действительности же... Он сам за эти годы как-то сжился с мрачным предсказанием, в душе отказываясь верить ему (есть ведь Боги, что бы там ни талдычили некоторые книж-ники!), но время от времени подмечая в поведении Йолы странности, сви-детельствующие о непредсказуемых изломах её характера. Он опять пожал плечами. Люди - вечные загадки; стоит ли ломать голову над загадкой, к которой нет ответа? Среди деревенских встречаются полные идиоты, чья кожа как кора дерева, а глаза - как камешки; кто скажет, какие мрачные
   Боги покровительствуют их душам? Тук и раньше поражался, как он, вполне осознающий (как он считал), свои будущие обязанности и посему честно корпевший над торговлеведанием, страноведанием, тяжбоведанием и другими книжными ведами, готов взвалить на свои плечи управление людьми, в которых он почти ничего не смыслит! Но некая сила, источник которой оставался ему неведом, отвечала ему на это: "Ты будешь любить народ, и народ будет любить тебя. Этого вполне достаточно, чтобы ты уверен-но пользовался усвоенными знаниями" - которые казались ему, разумеется, пыльными и нудными в изложении пыльных и нудных книжников, но, входя в голову, обретали основу и форму. Можно, значит, управлять тем, что не понимаешь, и всё будет хорошо. Главное - не дать заморочить себе голову. Все эти колдуны, астрологи, травники - на что-то они способны, ничего не скажешь, но все они... как деревенские идиоты, без Бога в голове. Люди из другого мира, который кажется осенним, холодным и слякотным.
   Тук поёжился.
   Карета наконец подъехала к замку. Вернее, кареты - их было пять. И лужайка перед замком, несколько секунд назад тихая и пустынная, наводни-лась движением, звуками и суетой.
  
   2
   Когда огромный холл, тёмный и унылый, как подземное царство, распахнулся перед Туком, оказалось, что он населён светляч-ками. Люди жили здесь тенями, переливающимися между огнями свеч, которые горели не так, как в родном дворце: вокруг золотой ка-пельки явственно виднелся нимб, заполненный тонким узором переливающихся нитей, и по нему играли неожиданно-голубые блики. Чарующие живые мо-нетки приковывали взоры и заставляли забывать о держащем их человеке.
   Решительное лязганье закрываемой за осенью двери заставило Тука стряхнуть минутное оцепененье. Он вгляделся. Прямо перед ним, в корич-невом чреве сумерек, угадывалась широкая лестница в верхние покои. Она была пустынна, и за спиной Тука смущённо зашуршали помнящие об этикете придворные: в непривычном полумраке среди толпы слуг сразу не выделишь монаршую семью. Лес об-манывал чужаков. Тук инстинктивно сделал шаг вперёд, к лестнице, и нуж-ные лица вдруг сами поплыли ему навстречу; луны среди звёзд. Он ещё не разглядел лица, но его уважение сразу устремилось к ним, как его любовь устремилась к их дочери. Они были единой семьёй, их души были вместе.
   - Ваше Величество,- начал Тук, сразу почувствовав себя увереннее в ре-чи и грациознее в позе,- я счастлив войти в ваш замок сыном вашим. Я предаю себя защите этих могучих стен и милости вашего справедливого сердца. Отныне и навеки я ваш слуга.
   - Ты мне сын,- произнёс король; их связь подтвердилась. Он шагнул к Туку и, зашуршав мантией, обнял его. Затем он отступил на шаг, не дав Туку времени даже разглядеть себя, и пред Туком оказалась королева. Её красота мелькнула метеором в ночи; Тук склонился над её рукой и губами почувствовал отклик её души. Непонятны были ей чувства и потому пугающи. Не спокойную уверенность мужчины излучала она, а лунные, скользкие эмо-ции.
   Загудели этикетом придворные. Это было так привычно и неуместно, что легко миновало не поспевающее за всем новым сознание. Король выслушал главного министра, под-ставляя своё внимание под речь, как сосуд под струю воды; суховато, но с достоинством вернул учтивые слова. Затем он обратился ко всем прибыв-шим:
   - Милостивые господа, сейчас вас разведут по комнатам, чтобы вы на-сладились кратким отдыхом перед трапезой. Пусть сегодня ещё не праздник алтаря и престола, но праздник души; порадуйтесь доброму вину и еде.
   Тук почувствовал, как его бесцеремонно дёрнули за рукав, и услышал шё-пот Ананды: "Пошли!" Он было заколебался - прилично ли?- но подчинился, и вслед за своей похитительницей выбрался из образовавшейся лёгкой сума-тохи. Бабочка свечи Нанд полетела куда-то в сторону.
   - Куда мы идём? Я хотел побеседовать с твоими родителями.
   - Ну конечно. Я проведу тебя лестницей для слуг, там не будет толпы, и покажу тебе нашу "sancta sanctorum". Там обсуждаются все семейные вопросы.
   Бабочка перелистывала крыльями вуали тьмы, волшебная сила любви вела Тука по невидимым ступеням и неожиданным коридорам, а рядом радостно смеялась Нанд. Это была чудесная игра - идти куклой на верёвочке за лю-бимой девушкой. Через некоторое время кукла была остановлена; Нанд при-жалась к нему, вернув ему дар жизни, и они поцеловались. Щекотнув его щёку локоном, она беззаботно спросила:
   - Они ведь понравились тебе?
   Он кивнул, наслаждаясь тем, как её глаза пьют его взгляд. Напившись всласть, она быстро чмокнула его и, обернувшись, открыла дверь. Они во-шли.
   Небольшая комната была пуста и, естественно, темна. Ананда запорхала вокруг подсвечников, и темнота стала серой, затем жёлто-коричневой. У стены проявилась просторная и удобная софа, рядом с которой стоял не-большой столик с кувшином, бокалами и чашами, полными ягод. Тут же стоя-ли несколько стульев, оставляя всё пространство комнаты, кроме эркера, пустым. Мебель, сгрудившаяся в эркере, красноречиво свидетельствовала о том, чем занимались в этой комнате люди: вели конфиденциальные беседы.
  -- Вот,- сказала Ананда.- Кроме нас, сюда могут заходить только Куда, Эду и несколько преданных слуг. Садись, сейчас все соберутся.
   Тук присел на стул и с любопытством взял бледно-жёлтую ягоду. Положил её в рот, надавил; ягода брызнула душистым ливнем. Тук улыбнулся и поднял голову.
   Сначала он подумал, что это статуя.
   Но это была не статуя. Девочка, года на четыре моложе Ананды, безус-ловно, её сестра (лицо, одежда, неуловимая уверенность хозяйки), непод-вижно стояла в углу, у двери, немигающим каменным взглядом упираясь в лицо Тука. На её лице не было никакого выражения, но чувствовалось, что холодное любопытство может вдруг взорваться выплеском чувств. Холод её взгляда не смутил Тука, напротив, ягодная улыбка стала теплее, делясь со статуей девочки капелькой любви к её сестре, Тук открыл рот, чтобы сказать что-нибудь приятное, но в этот миг Ананда встрепенулась, раздался звук открываемой двери, и Тук поднялся, повернувшись лицом к входящим.
   Король Кани оказался непримечателен лицом. Казалось, его черты могли принять любое выражение по желанию владельца. Сейчас, когда его взгляд остановился на дочери, лицо выражало мягкость и добродушие, но было на-столько лишено даже намёка на какую-либо другую эмоцию, что становилось ясно, насколько оно послушно и управляемо. Королева Минна была кругла лицом, светловолоса, тиха и нежна, как летняя ночь. Её прекрасные черты не скрывали характер, линии носа, щёк, губ дышали жизнью. Сердце Тука дрогнуло в новом отклике на то, что он только что подметил в статуе младшей сестры, что изливалось на него от её старшей дочери. В глубине зрачков матери таился коричневый огонёк, иногда вспыхивавший с непонят-ной силой, и в такие моменты костяшки её пальцев белели.
   - По-моему, ты молодеешь, дочь,- сказал король Кани, наклоняясь к Ананде и целуя её в щёку. Он шагнул к Туку, положил руку ему на плечо и слегка надавил. - Садись, не жди стариков. Налей себе вина и прости нам любопытные взгляды.- Он опустился на кушетку. Королева Минна отошла от Ананды и присела рядом с ним, а в следующее мгновение по другую её сторону ока-залась Амма. Она прижалась к матери, словно стараясь спрятаться за её спиной, неохотно уступая взгляду Тука только левый глаз и линию щеки. Ананда была светлее матери; Амма оказалась темнее, и волосы её завивались гу-ще, чем у матери и сестры. Единственный видимый глаз продолжал разглядывать Тука с какой-то непонятной неестественностью, словно Тук не был челове-ком.
   - Мрачно и уныло?- спросил король Кани.
   - Непривычно,- улыбнулся в ответ Тук. Он ощущал необычную раскованность: в этой комнате дышалось легко.- Я привык видеть ступеньки, на
   которые ступаю, но надеюсь, что ваши лестницы пощадят мои лодыжки. Впрочем, я готов заплатать одной или даже обеими за удовольствие пре-бывать здесь.
   Все улыбнулись - кроме Аммы.
   - За многие века мы, лесные люди, свыклись с сумерками,- произнёс король.- Уверен, ты убедишься, что в тусклом склепе живут отнюдь не призраки, а вполне полнокровные люди. Твои родители, как я понял, не приехали?
   - Маме нездоровится, они прибудут через пару дней. Со мной приехала только моя младшая сестра...
   - Милая девочка, правда?- перебила его Ананда,- вы обратили на неё внимание? Представляешь, папочка, тамошний астрологический ужас пред-сказал ей, что она никогда не выйдет замуж! Надо же! Пока она здесь, мы должны попросить Куду составить на неё гадалку, правда?
   Тишина была ей ответом - комната окунулась в молчание, только хлопа-ла крыльями вырвавшаяся из клетки тайна. Тук узнал лёгкость, с которой сам выложил секрет Нанд. В первый миг он поразился своей и Нанд болт-ливости; во второй понял, что внутренний человечек, совесть, бесстыд-но молчит, и не просто молчит, а ещё и пожимает плечами: сказано - так сказано. И, когда он посмотрел на Нанд и встретил её испуганно-виноватый взгляд, он только улыбнулся ей и потянулся за ягодой. Всё стало другим, новым. В первую очередь - он сам. Сегодня он не узнал себя. Завтра - ?.. Он опять улыбнулся и положил ягоду в рот.
   В голосе короля Кани послышалась резкая нотка.
  -- Дочь, я полагаю, тебе раскрыли секрет? Ты легко с ним обращаешься.
   Любая ситуация есть испытание на благородство, решил Тук. Он сделал великодушный жест.
   - Действительно, Ваше Величество, отец не желал, чтобы об этом пред-сказании стало известно. Ананда не виновата, это я проявил несдержан-ность. Но я убеждён, хранить тайны - одна из традиций вайей семьи.
   - Конечно, конечно,- встрепенулась королева Минна.- Невозможно даже подумать, чтобы кто-то из нас... И всё же... Я считаю, Ананда права. Ты согласен, дорогой?
   Король не торопился с ответом, облачённый в суровые размышления.
   - Пожалуй, да,- наконец сказал он.- Ваш астролог мог и ошибиться... Но, разумеется, только если Тук не имеет ничего против.
   - Ты ведь не станешь возражать?- обратилась королева к Туку, очеред-ной сполох нервозности ожил в ней.- Возможно, нам удастся снять тень столь зловещего предсказания.- Она говорила взволнованно, из глубин своей женственности, удочерявшей Йолу.- Такое будущее для девочки... Анкуда наверняка истолкует звёзды благоприятнее.
   Король медленно кивнул.
   - Да,- вступил он.- Анкуда много раз доказывала нам свою предан-ность и необычные способности. Позволь ей доказать это и тебе.
   Тук отнюдь не был готов разделить их уверенность, но склонил го-лову.
   - Разумеется. Одного желания королевы достаточно, чтобы счесть во-прос решённым.- Он отвесил ещё один полупоклон в её сторону. При Мин становилось легко быть грациозным, великодушным, уступчивым. Её при-сутствие ощущалось всеми в комнате: свежая, благоуханная весна Нанд цвела в ней пышной пряностью позднего лета. "Лесной цветок", написал их дворцовый рифмист, и Тук улыбнулся про себя: рифмист вряд ли по-нимал, насколько точным было его сравнение!.. Цветы... Повинуясь вспышке чувств, Тук повернулся к Нанд, сжал её руку, получил в ответ нежный взгляд.
   Как мало, наверное, он похож на короля сейчас! в как мало он хочет быть на него похожим. Никогда раньше он не думал об этом, но и его отец, и Кани - как далеко они сейчас от того ощущения мира, которое безраздельно овладело Туком. Почему рифмисты так любят писать про любовь пастухов, со свирелью и овцами, словно нежность никогда не входит во дворцы? Или они правы, если Туку сейчас всё равно, ведёт он себя как пастух или как наследный принц? Тёмная комната, полная малознакомых людей с коричнево-серыми лицами, скрывшаяся в тени де-ревьев лесная поляна, полная благоуханных цветов... Возможно, рифмисту удалось угадать их аромат. Он ведь тоже был когда-то влюблён. Поэтому и стал рисовать слова, повторяя вновь и вновь пе-режитую любовь. Рифмисты, значит, должны лучше разбираться в том, что такое любовь. А тогда звездологи должны лучше разбираться в лю-дях? Потому что они когда-то были на звёздах - или потому, что они когда-то были людьми? Тук широко улыбнулся. Неплохой каламбур.
   Но вряд ли сейчас подходящее для него время.
   Амма встала, резким жестом вспенила платье и заявила:
   - Я схожу за Кудой.
   Не дождавшись ответа, она направилась к двери. Ей явно хотелось уйти. У Тука промелькнула мысль, что, возможно, ему придётся ми-риться с её неприязнью, но он хлопком ресниц отогнал эту мысль.
   С уходом Аммы её мать словно вышла из оцепенения. Королева наклони-лась вперед, пристально взглянула на Тука, словно увидев его впервые, и, протянув руку, коснулась его руки.
  -- У нас не было сына, и мы очень рады, что сегодня он у нас появил-ся.
   На том месте, где она дотронулась до него, осталось пятнышко тепла.
   3
   Анкуда и правда ничем не напоминала ни воронообразного ролога, ни других, виденных в соседних дворцах, звездологов. Полная, со светлы-ми кудряшками, излучавшая добродушие, она сошла бы за модничающую мамку или кухарку, если бы не длинное, аристократическое платье из лёгкой ткани, переливающейся оттенками на складках. Её занятие выда-вал крупный чёрный вырост перстня на пальце. Когда с неба падали кам-ни, не было желаннее вещи для звездолога. Они носили только такие перстни, сделанные из цельного куска загадочного, необычного камня, по-крытые их тайными знаками. Черты её лица говорили о разговорчивости и весёлом нраве, но, вопреки ожиданиям Тука, она не стала ахать и всплескивать руками: под её общительностью скрывалась невозмутимость. И взгляд её оказался не сочувствующим - он быстро пробегал по твоему лицу, читая его знаки. Тук назвал ей дату и час рождения сестры.
   - Девочке сделали какие-то нелепые предсказания насчёт замужества,- сказала королева Минна.- Мы полагаем, ты сможешь найти иное толкова-ние.
   Взгляд Анкуды стал ещё более внимательным и сосредоточенным, заме-тил Тук; видимо, она не спешила согласиться с мнением королевы. Так или иначе, возражать звёздная мамка не стала. Отвесив царственной че-те уважительный поклон, она повернулась к Туку.
   - Я полагаю, к завтрашнему дню будет готово, сир,- проговорила она; серьёзная уверенность её тона порождала забавное представление, будто раз она взялась за дело, звёзды на небесной тверди станцуют именно тот танец, который надо, уж она-то за этим присмотрит.- Развлечёт ли Ваше Величество короткий визит ко мне завтра?
   - Ты не спрашиваешь про моё рождение?- с усмешкой спросил Тук.- Я полагал, звездологи вообще не желают разговаривать с тобой, не испро-сив сперва заветные числа.
   Зажурчал смех Нанд.
  -- Но, дорогой, я давно сказала Куде, когда ты родился. Она нарисова-ла на тебя уйму гадалок - как они называются, Куда?
   - Генитуры, дорогая моя, и композиты.
   -...и рассказывала мне целый вечер!
   Тук приподнял бровь и бросил на астрологиню снисходительный взгляд.
   - Много хорошего, без сомненья. Уж не благодаря ли тебе устроилась наша свадьба?
   Как ни странно, никто в комнате не улыбнулся его шутливому замеча-нию, а Анкуда вполне серьёзно ответила:
   - Вашу свадьбу, сир, устроили небеса и ваше собственное сердце. Мы не короли, мы не говорим, что нужно делать, а просто советуем, как сделать то, что решили вы, наилучшим образом. Не мудр тот, кто спорит с любовью. Сейчас вы с Анандой и мудрее нас, и ближе к Богам. Желаю вам обоим подольше пребывать в этом состоянии.
   Она поклонилась весомо и достойно и двинулась к выходу. Тук смотрел ей вслед, пока не почувствовал на локте руку.
   - Стол уже накрыли,- произнёс король.- Спустимся же в трапезную.
   За дверью их окружили придворные с тяжёлыми канделябрами, но яркое освещение больше ослепило Тука, чем осветило путь. Ста-раясь не оступиться, Тук радовался, что больше неудобств испытывает в коридорах, не в комнатах. Кажется, он пришёлся ко дворцу. Но где-то в тёмных углах душ этих сумеречных владык таились смутно беспокоящие тени. Фамильные тайны? Амма? Имеет ли это отношение к Нанд, к их браку, или просто какая-нибудь болезнь гниёт в ароматном теле королевы и белит ту-го стянутые пальцы?..
   Они окунулись в шумный океан трапезной. Большинство из собравшихся там уже упрятали этикет поглубже в карманы камзолов. Знакомые лица - лорд Камлион. лорд Эрего - светились весельем и безмятежностью: нечасто даже таким опытным политикам случалось участвовать в пиршестве, где никто не таил зловещие интересы своих монархов за наигранной весёлостью
   Тук ел немного, пил ещё меньше - не тешило его вино с тех пор, как он влюбился. Всех детей знати учили книжники: вино и брага суть орудия правления, пленяющие умы простолюдин и закрывающие свет мира от бес-смертной души, но, как и все его сотоварищи, Тук делил с простолюдинами этот плен... Пока блеск девичьих глаз не заставил его позабыть вкус вина. Тогда-то он и заприметил: на застольях куда чаще светится ум в глазах охотничьей собаки, чем соседа-герцога. Задумался тогда Тук. Неужели в их возрасте ему тоже интереснее будет кубок почаще опрокиды-вать, чем глядеть в глаза жены? С тех пор бесстрашный принц начал побаиваться вина и старости.
   Он поднял глаза. Король Кани пил как будто наравне со всеми - вот и сейчас подносил бокал к губам - но взгляд его оставался ясным. Их глаза встретились, Тук увидел отражение своего собственного, заинте-ресованного, испытующего взгляда. Между ними промелькнула искра кон-такта. Королева Минна в какой-то незамеченный момент исчезла из-за стола. Тук снова подумал, не больна ли она, но эта мысль не выдер-жала соседства любви и быстро умчалась куда-то по столу, меж тяжёлых блюд - то ли во мрак угла трапезной, то ли в сердце самого хмельного из празднующих...
   4
   Те-мень, темень, напевала про себя Йола, призрачничая по своей про-сторной комнате, трогая руками мебель. Темень. Чрево камня, дворец. Те-мень.
   Дверь двинулась под её рукой, и этого приглашения было достаточно. Йола выскользнула в коридор, огляделась. Уютное чрево комнаты оста-лось за спиной, зато её обступили самые разные оттенки серого, то с примесью коричневого, то - розового, то - зеленоватого: слабые от-блески мира за стенами.
   Во тьме раннее утро - серое, затянула она новую присказку. Лицо Йолы с его детски-изумленным выражением казалось нарисованным и никог-да не отражало ни бурь, ни покоя её души. В мире мрака сер рассвет. Так, кажется, лучше. В мире мрака сер рассвет...
   Перекатывая звуки во рту, Йола двинулась вперёд по коридору. Её не смущало, что она ещё и суток не пробыла в этом мрачном незнакомом замке. Её мало что смущало. Внешнему миру нелегко было проникнуть во внутренний мир мамочкиной доченьки. Её широко открытые глаза быстро пробегали людей, особенно взрослых, изредка останавливались на своих - женщинах - а ещё чаще, на предметах: их цвета и формы были интерес-ны, из них изготовлялись разные мешочки и шкатулочки для хранения йолиной души.
   - Эй!
   Йола медленно подняла голову.
   У лестницы стояла девушка. Решительная поза и твёрдый голос выдава-ли в ней хозяйку, глаза глядели с любопытством, хотя где-то в глубине зрачков беспокоили мерцанием зарницы. Амма никогда не знала сразу, как будет относиться к тем сверстникам, с которыми её сводила судьба. Боги, как сложно с людьми, никогда не знаешь, какие они. Не знаешь, что ты хотела бы в них найти... При каждом столкновении с новым чело-веком Амма чувствовала какой-то разлад в себе. Гораздо легче повер-нуться, уйти и забыть... Но они не забывались, и она не уходила, сме-лости ей было не занимать, да и к самой себе она привыкла относиться с безразличием. Конечно, приятнее всего вышмыгнуть из дворца и бродить по лесу, собирая ягоды и подглядывая за животными. Чужая девчонка, де-лающая нечто похожее, возбудила аммино любопытство. Сразу видно - не глупышка, отирающаяся среди нудных взрослых, охотящаяся за их никчем-ными похвалами. Правда, с виду - бледный цветок, вялая трава. И всё же...
  -- Ты из них?
   Йола кивнула.
   - Он твой брат?
   - Да,- ответила Йола, ничем не помогая Амме. Ни дружелюбия не про-звучало в её ответе, ни вражды, ни подобострастия. Это задело Амму.
   - Какие глупости вы все придумываете,- выпалила она.- Это же сплош-ные глупости. Согласна?
   - Ты о чём?
   - О свадьбе, конечно.- Амма подошла прямо к чужой девочке и уставила твёрдый взгляд в её широкие неподвижные глаза.- Шум, суета, болтовня. Если бы они только болтали, ладно. Но они внутри заняты этим, понима-ешь? Внутри.
   Йола кивнула, не отводя взгляд.
   - Суетятся. Словно на свете, кроме их дурацкой свадьбы, ничего друго-го и быть не может.
   Йола слушала спокойно, как будто всё понимала, и Амме она начинала нравиться. Её голос стал ровнее, спокойнее.
   - Интересно,- заметила Йола.- А что ты можешь предложить другое?
   - Нет, ты сначала скажи: ты согласна?
   - Согласна. Они слишком много говорят об этом,- последовал неспешный ответ.
   - Говорят?- набросилась на слово Амма.- Почему "говорят"?
   - Ну, когда говоришь с кем-то, это мешает...- Йола замялась.- Ну... Мешает разговаривать с собой. Внутри. Это гораздо инте-реснее.
   Амма согласно кивнула.
   - Я не имею в виду тебя,- с неожиданной вежливостью добавила девочка. - Мне приятно говорить с тобой.- Отблеск того, что можно было бы определить, как любопытство, осветил её глаза.
   - У тебя есть что-то другое,- заявила девочка.- Что?
   - 0...- Амма протянула растерянно,- Ну, масса вещей. Верховая езда.
   - Этим все занимаются. Я тоже. У вас вряд ли поездишь быстро - вет-ки.
   - Ну и что? Меня один раз сбросило с лошади. Кого это пугает?
  -- И всё-таки у тебя есть свои занятия. Ты думаешь о другом.
   Девочка говорила решительно, почти требовательно. Следовало или оса-дить её, или принять вызов; но Амма уже не могла не показать себя.
   - Да. Я изобретаю,- с горделивой простотой заявила она.
   - Изобретаешь?- глаза Йолы ещё больше расширились.- Что?
   - Не что, а кого. Человека.
  -- Человека?- Йола помолчала, впитывая ответ.- А, понимаю. Ты изобре-таешь другой вид людей, потому что тебе не нравится этот. Так?
   Незнакомой девчонке нельзя было отказать в понятливости.
   - Они суетятся внутри, и ты хочешь, чтобы они были другими?
  -- Я их не выношу,- выпалила Амма.- Они дураки. Все.
   Она ожидала, что её собеседница будет шокирована - что означало бы победу Аммы. Но лицо Йолы по-прежнему не выражало ничего, кроме заинтересованности темой разговора, и в такой отстранённости таилась смутная провокация.
  -- Разве ты сама не видишь, какие они глупые? Твой братец тоже, меж-ду прочим!
   Но этот выпад чужая отбила, не моргнув и глазом.
   - Тогда и твоя сестра тоже. Зачем о них говорить?- Она доверительным жестом взяла Амму за руку.- Лучше покажи мне своего человека. Пока-жешь?
   - Ну...
   - Ты сделала его из глины?
   - Нет. Я только попробовала нарисовать его. Ничего особенного.
   - Всё равно я хочу посмотреть.
   Гордость творца не была чужда Амме. И где-то уже затеплилось осозна-ние внутреннего родства с этой лупоглазой, но неглупой девчонкой.
   - Пошли,- сказала Амма.
   Но идти никуда не надо было. Амма толкнула дверь, находившуюся чуть дальше по коридору, и шагнула в комнату. Йола медленно раздвинула плотные пурпурные портьеры, взметнувшиеся тяжелыми крыльями от быстрого движения хозяйки, и последовала за ней. Амма возилась в маленьком туалетном столике у кровати. Когда она развернулась, у неё в руке был листок пергамента.
   - Вот, гляди. Только он ещё не закончен. Думаю.
   Йола подошла и взглянуяа на круглое существо. Оно действительно вы-глядело незавершённым, поскольку не имело ничего, кроме глаз. Глаза несколько напоминали Амму, но аммино дитё, глядевшее на мир немигающим твёрдым взглядом, не выдавало нетерпения и нервозности. Йола подняла глаза на художницу, на лице которой обозначилось смущение.
   - А как он у тебя передвигается?
   - Пока не знаю. Но я не хочу, чтобы у него были руки или ноги. Это даст ему возможность идиотски махать ими.
   - Но он не может катиться. Сделай ему короткие ноги, без коленок. Он не будет ими махать.
   - Я ещё подумаю.
   - Он может летать. Крылья, правда, тоже глупо машут, да ещё и хлопа-ют, да?
   - Нет, крылья не подойдут.
   - Уши и рот ты тоже не хочешь?
   - Нет. Я хочу, чтобы он совсем не походил на людей. Но очень трудно придумать что-то другое.
   - А он мужчина или женщина?
   - Никто. Просто человек.
   - Ты не хочешь, чтобы он двигался, ладно. Он должен питаться. И надо как-то размножаться. Они должны хотеть иметь детей, и у него должен быть...
   - Нет! Не хочу. Моим людям это не надо!
   - Но это глупо. Он будет совсем не настоящий. Так неинтересно.
   - Значит, ты не понимаешь! Ты глупая. Ты такая, как все. Уходи. Ухо-ди! Ты не понимаешь!
   Йола вспыхнула, повернулась, при этом столкнувшись с кем-то, кто, оказывается, вошёл в комнату вслед за ними и стоял за ее спиной. Она скользнула по нему взглядом: худой, сутулый мужчина с изморщиненным лицом, а главное, без парика. Гордый, общипанный старый индюк! Она вежливо извинилась и вышла. Дверь тщательно закрылась за ней. Вошедший мужчина и Амма посмотрели друг на друга.
  
  
   2. ЗВЕЗДЫ СОШЛИСЬ
   - Ты помнишь, дорогой, что мы сейчас идём к Куде?
   Сегодня, в день церемонии, Тук проснулся королём, и слова Ананды, веселье её голоса донеслись до него словно из другого мира. Он обер-нулся. Ананда бросилась к нему и прижалась к груди, окатив жаром из-лучаемой ею любви. Он улыбнулся ей и приподнял бровь.
  -- Дорогая... Не отложить ли до завтра? Церемония...
   Король Кани, вошедший вслед за своей дочерью в покои Тука, шагнул вперед.
   - Пусть это не беспокоит тебя, сын,- проговорил он.- Все необходимое для церемонии уже делается. Я согласен с дочерью. Знакомство с жизнью двора нам ка-жется не столь важным, как визит к нашему астрологу.
   - Я вижу,- медленно произнёс Тук,- что в вашей семье астролог зани-мает особое положение.
   - Да. Они - Анкуда и наш колдун, Эду, ты ещё не видел его,- наши ближайшие советники, более того - хранители наших секретов. Вчера Ананда выболтала одну из тайн вашей семьи. У нас тоже есть свои тай-ны.
   Кани усмехнулся, слегка искривив рот, и Тук подумал: как хорошо он говорит про тайны! Его речь медленна, продуманна, да, но он не пони-жает голос, в его тоне нет намёка, в его усмешке нет ничего заговор-щицкого. То ли дело сплетни придворных из родного замка! Тук ощутил очередной прилив вдохновения новизны. Всё стало иным! А король про-должал:
   - Мы не хотим умалчивать о чём-то, давать тебе понять, что есть за-крытые темы, и ждать, когда ты сам случайно наткнёшься на призраков из нашего прошлого. Мы с Мин благодарны нашим мудрецам за один урок: на-до признавать всё своё. Они продемонстрировали нам, что сами грехи реже приводят к несчастьям, чем старания замалить их. Вот мы и реши-ли, что твой визит к Анкуде важнее.- Он стал чуточку серьёзнее. - Скажу тебе прямо, сын: я ни на мгновение не сомневаюсь, что ты достой-но пройдёшь церемонию. А вот к этим нашим советникам тебе надо при-выкнуть.
   - Даже так?
   - Прости, что я досаждаю тебе советами. Просто если хочешь получить от человека пользу, сначала надо разузнать, что он за человек и какую именно пользу он может тебе принести. Я хочу, чтобы ты внимательно присмотрелся к этим людям и постарался понять, что они могут сделать для тебя. Возможно...- Тут король впервые слегка смутился - если, ко-нечно, Туку не показалось. - Возможно, они попросят тебя кое-о-чём. Я не знаю. В любом случае, обещай мне хорошо обдумать их предложение.
   Смущение короля привело Тука в непонятное волнение.
   - Я не совсем понимаю вас, отец.
   - Я сам не всегда понимаю их, сын,- с неожиданной искренностью отве-тил Кани.- Я знаю, что они способны возмутить, смутить, поразить. Со временем я научился им верить и нашёл их советы весьма дельными. Поэтому я и прошу тебя внимательно выслушать их. Ты обещаешь мне?
   Тук инстинктивным движением раздвинул плечи.
   - Вы можете даже не спрашивать, сир. Я помню про свой сыновний долг.
   - Благодарю тебя,- произнёс король. Он остался стоять, глядя на портьеры, скрывшие уходящих детей, даже после того, как они застыли, упрятав среди тяжёлых складок память о руке, решительно отбросившей их.
  
   2
   Через несколько минут к Анкуде вошли спокойный, собранный юноша и взволнованная, покрытая румянцем девушка. Ананда с порога оглядела ком-нату и, никого не увидев, воскликнула:
   - Куда, ты где?
   Тук огляделся.
   Книги. Ряды тёмных, пухлых фолиантов источали особый, только этой комнате присущий полумрак. Возможно, здесь тяжело было бы находиться долгое время. Кроме книг, стены украшали листы пергамента, на которых был изображён круг, поделённый на разные части, или усыпанный похожими на насекомых тёмными значками, или окружённый надписями на нескольких языках. Тук смог узнать только лунный серпик - "тёмные логосы" не пре-подавались королям. Зато как часто их предупреждали об опасностях об-щения с математиками!
   Середину комнаты занимало очень необычное сооружение, напоминавшее круглый массивный стол со стеклянным покрытием. Ведомый любопытством, Тук шагнул к нему, но не увидел на тёмной пластине ничего необычного, кроме мелких стеклянных барьерчиков, обегавших окружность. Ему показа-лось, что тьма под пластиной набухла какой-то непонятной, таинственной жизнью.
   - Знаете, что здесь?- услышал он голос Анкуды. Тук поднял голову. Тёмная мантия делала Анкуду незаметной, словно большая часть её находилась где-то в другом месте. Он покачал головой.
   - Здесь - вы, - пояснила она, приветливо улыбаясь из тьмы.- Смотрите.
   Её маленькая пухлая рука опустилась на край стола, и он ожил. Его недра излили негромкий, непрерывный, но не раздражающий звук. Пальцы Анкуды пробежали по каким-то пятнам на деревянной панели, и стеклянный круг вспыхнул огнями. У Тука вырвалось восклицание, его рука непроиз-вольно встрепенулась в защитном жесте.
   Круг делился на двенадцать секторов разных оттенков четырёх цветов -красного, синего, желтого и чёрного. Ярко горели десять точек, тоже разного цвета, между ними пробегали линии. Колдовской алтарь поразил Тука своей живописностью; ему показалось, что яркие точки переговари-ваются, нашёптывая друг другу тайные сведения. Не сразу он понял, что перед ним - астрологическая гадалка, которых он видел множество, серых безликих чертежей, грязнящих лист бумаги. Игрушечные огоньки приковы-вали взгляд, вызывали невольное любопытство. В памяти вдруг всплыла дразнилка: "Ролог-ролог, нос твой долог, может до неба достать, скушал хлеба, влез на небо, чтобы звёзды сосчитать". Тогда он и представить себе не мог, что увидит воочию звёзды, сосчитанные и принесённые с не-бес. Его звёзды.
   Он ткнул пальцем в ближайший огонёк.
  -- У тебя их десять. У нашего звездолога было семь.
   Анкуда снова улыбнулась.
   - Это вопрос веры. Наверное, я верю больше, чем ваш астролог.
   - Ты будешь говорить обо мне или о моей сестре?
   - Ах, да. Давайте начнём с неё.
   Пальцы затеяли новый танец. Огоньки утонули в живой пульсирующей тьме под пластиной - это был какой-то незнакомый прозрачный материал,- затем вспыхнули вновь, уже в других местах. На сей раз они сбились в одну половину круга, и на столе чётко выступил синий треугольник, раз-резавший круг напополам по вертикали. Один его угол упирался в полуме-сяц, рядом с которым синела какая-то колючка. От них синяя линия вела к щиту и копью Марса.
   Палец Анкуды заметался над огоньками, зазвучал её голос.
   - Боюсь, ваш астролог был прав. Генитура Йолы указывает на серьёзные проблемы, касающиеся её замужества, и не только его. В первую очередь Йоле сложно осознать себя, выделить себя как конкретную личность, а от этого в большой степени зависит её система взаимодействий с други-ми людьми, а заодно и выбор партнёра по браку. Ей самой трудно разобраться в себе, и вполне возможно, что это произойдёт только тогда, когда она встретит своего будущего мужа - или просто человека, который окажет на неё сильное влияние. Общение с этим человеком поможет ей высвободить скрытые силы своей природы. Сейчас это мечтательная, замкнутая, чувствительная девочка. Я вижу сильное влияние родителей, по крайней мере, одного из родителей, которое сделало ее такой, какой вы знаете её сейчас. Но я бы не сказала, что Йола никогда не выйдет за-муж. Напротив, скорее всего, выйдет, и возможно, скорее, чем ожидаете вы и ваши родители... Это будет критический момент, событие, причиня-ющее ей много боли... а может, как я говорила, помогающее ей утвердить себя. В любом случае ей надо пройти сквозь это. Больше ничего предска-зывать я пока не стану.
   Тук, зачарованно следивший за движением её губ, увидел, как они реши-тельно сомкнулась - и почему-то вздрогнул. Повисла недолгая пауза.
   - Смотрите,- произнесла Анкуда, и Тук послушно уставился на светящийся рисунок.- Наше искусство опирается на представление, что эта кар-тина может двигаться.- Ещё одна маленькая пауза, ещё один быстрый танец пальцев, и вдруг огоньки поползли по кругу.- Смотрите, Ваше Вели-чество. Вот вершится жизнь.
   Тук следил за медленно ползущими огоньками. В какой-то миг он поза-был обо всём, даже о Нанд. В глазах мерцали звёзды, в ушах гудела тишина. Казалось, он забыл, что надо дышать. Года, возможно, века проноси-лись мимо, не оставляя никаких следов, кроме мгновенно растворявшейся памяти о том, что только что здесь была мигающая точка... Звёзды сти-рали время. "Смотрите..." донеслось откуда-то едва ощутимое дрожание воздуха, но он словно и не услышал. Только смотрел, как медленно вращались крылья Мельницы Богов, той самой, что мелет медленно, но мелко...
   Затем, из-за того, что сразу в трёх местах огоньки наскочили на дру-гие огоньки, они замигали, и картинка замерла. Тук вздрогнул, вернув-шись в своё тело. Он поднял на Анкуду ошеломлённый взгляд.
   - Ваше Величество, не откажите в милости ответить мне на один вопрос. За последние месяц-два с Йолой произошло что-нибудь особенное? Скорее всего, это было неприятное событие. Её могла сбросить лошадь - или она поранилась. Болезнь из-за негодной еды?
   Тук не без усилий проник в нужные палаты памяти. Предыдущий месяц в родном замке - Боги, как это было давно...
   - Нет,- качнул он головой.- Я не припоминаю никаких неприятных происшествий в ближайший год.
  -- А что было год назад?
   Секунду помедлив, он ответил:
  -- Йола сильно поссорилась с мамой. Несколько дней вообще ни с кем не разговаривала.
   Анкуда кивнула.
   - Соответствует. Давайте попробуем еще раз.
   Теперь точки побежали с разной скоростью, одна даже в противополож-ном направлении. И снова всё остановилось, когда одни огоньки налете-ли на другие.
   - Хорошо,- приговаривала Анкуда. - А теперь...
   Движением пальца она стёрла рисунок, его сменил другой узор, знако-мый - его, Тука, звёзды! Что-то в нём встрепенулось, узнавая себя. Его огоньки задвигались. Сейчас они примут определённое положение и оста-новятся...
   - То же самое,- услышал он свои слова и поправился:- Нет, конечно, не то же самое.
   - Именно так,- подхватила Анкуда.- В чём-то то же самое, хотя разница очень большая. Но, что самое интересное, похоже, важные жизненные перемены у вас с сестрой приходятся на одно и то же время.
   - Это время - сейчас?- спросил он.
   - Вам виднее, Ваше Величество. Вы считаете, что сегодня - самый важ-ный день?
   - Да. Да, конечно.
   - Не тогда, когда вы познакомились с Нанд? Когда признались ей в своих чувствах?
   - Не знаю, что скажет Нанд...- Он повернулся к ней, но Анкуда жестом остановила его.
   - Нет-нет, Ваше Величество. Для Вас.
   - Тогда сегодня,- убеждённо ответил он, и на мгновение, как никогда остро, почувствовал себя в настоящем - в окружении книг, пергаментов с кругами, светлых пятен звёзд.
   Сегодня.
   Сейчас.
   Рядом учащённо дышала Нанд. Настоящее несло в себе бремя невыразимой значимости, медленно происходило что-то, что изменит жизнь не только его и Нанд, но и короля Кани, королевы Минны, всех этих сумеречных людей... Какая, однако, важная вещь - женитьба! Не просто любовь и личное дело вас двоих - по крайней мере, если ты король. Будущее сулит не только тепло семейного очага, но и возможные непредсказуемые проблемы, не зависящие от его, Тука, любви... Вот оно что, сказал себе Тук. Можно испугаться. Но я не боюсь. И он твердо повторил, словно нанося coup de grace:- Сегодня.
   - Я рада, что вы почувствовали это,- сказала Анкуда, внимательно наблюдавшая за ним.- Ничто не заменяет для нас, людей, чувствование истины. И уж, конечно, не её понимание. А теперь представьте себе, что сегодняшний день, так сильно отмеченный у вас и вашей сестры, отмечен в генитурах других людей тоже.
   - Короля Кани.
   - Нет,- мягко возразила эвездолог.- Королевы. Её второй дочери. Это эмоциональное событие. Похоже, сегодняшняя церемония не столь важна для трона, сколько для счастья вашей новой семьи. И зависит оно главным образом от...
   - Я догадываюсь,- сказал Тук.- От меня.
   - Да. Вы здесь - новый человек, Ваше Величество. По законам нашего искусства первые ваши действия будут особенно важны и значимы.
   - Ты можешь не говорить мне об этом,- прервал её Тук, вскидывая го-лову.- Мне ли, старшему сыну сыну короля, не понимать значимость моих по-ступков?
   Анкуда улыбнулась.
   - Да,- негромко произнесла она,- но вы ещё и человек, Ваше Величест-во. Ваша супруга, Ваши родители ждут от Вас чисто человеческого - внимания, понимания и... помощи.
   - Разве король и человек - не одно и то же?
   - Хороший вопрос,- внезапно прозвучал незнакомый голос, и Тук вздрогнул, впервые заметив, что в комнате появился ещё один человек. Тук узнал его: он видел его вчера за столом, глубокие длинные морщины, вспахавшие его лицо, сразу выделяли его из присутствовавших.- Прошу нижайше прощения, Ваше Величество, за бестактное вмешательство. Меня зовут Эду, я выполняю обязанности... э... колдуна. Я хотел сказать: Ваше Величество правы. Что такое король, забывший о своей человеческой сущности? Кукла. Но... Скажи мне, Нанд, ты хочешь, чтобы король и чело-век никогда не разделялись в нашем благородном юноше?
   Ананда прыснула. Тук порозовел.
   - Можешь не отвечать, дорогая,- обратился он к невесте.- Я, кажется, понял, что имеет в виду ваш колдун.- Он обернулся к нему.- Надо пола-гать, ты прислуживаешь королевской чете в их почивальне?
   К его удивлению, Эду не оскорбился. а даже как будто повеселел.
   - Я помогаю моим повелителям абсолютно во всех вопросах, и в этом тоже. У кого-то из ваших юных товарищей наверняка возникали неприят-ности в интимной жизни? Вспомните, сколько хлопот доставляли им эти вполне человеческие мелочи. Не королям же заниматься подобными заботами.
   Лицо Тука покраснело. Чёрт возьми, этот самоуверенный плебей с лицом, как печёное яблоко, прав.
   - Ваше Величество находит эту тему неприятной?- спросил Эду, теперь сама деликатность.
   Тук чувствовал себя неловко. Он не знал, как поступить. Колдун явно пытался смутить его, сбить с толку. Неужели король... он тоже, кажет-ся, смутился... не это ли он имел в виду?.. А Нанд? Они воспитывали её - она привыкла делиться с ними?.. Но он... ...Сквозь смешавшиеся мысли в его сознание пробился сигнал: я - король. Мне не должно чувство-вать себя неловко. Из-за чего? Из-за нескольких скользких сплетен? Король Кани умеет говорить прямо и с достоинством. Кажется, от меня ждут открытого обсуждения вульгарных тем? Ну что ж, попробуем.
   И Тук решительно перевёл взгляд на Эду.
   Он ожидал перехватить взгляд ехидничающего на самой грани оскорбления придворного, довольного гибкостью своего языка - но сразу увидел, что ошибался. Колдун держался уверенно и сдержанно, словно хорошо вышколенный военный, и не простой военный. Он больше напоминал генерала, обсуждающего предстоящую битву.
   Тук приподнял бровь и постарался вложить в голос такое же спокойствие и уверенность.
   - Ты желаешь обсудить со мной вопросы моей личной жизни, колдун?
   - Именно так,- не моргнув глазом ответил тот.
  -- У королевской семьи появились сомнения по поводу меня?
   Туше! Колдун даже слегка подался назад.
   - Ваше Величество! Никому из королевской семьи, тем паче мне, их верному слуге, даже не приходило в голову оскорблять вас проверками. Приношу нижайшие извинения, если я произвёл такое впечатление, уверяю вас, оно абсолютно неверно. Это не более чем неловкое вступление к тому, что мы бы хотели поведать вам. Ваше Величество может оказать вам неоценимую помощь, хотя бы своим мнением...
   Удовлетворённый произведённым эффектом, Тук кивнул.
   - Тогда, быть может, Ваше Величество соблаговолит проследовать в мои покои?
   - Веди,- сказал Тук. Он старался сохранить неприступный вид, но, как только возмущение схлынуло, юноша почувствовал прилив любопытства: о чём же, в конце концов, все только и говорят этим утром?
   - Я тоже пойду,- звонко произнесла Ананда. Медленно колдун повернул голову и посмотрел на неё.
   - Ты выросла,- промолвил он, неожиданно улыбнулся, повернулся и по-следовал к выходу.
  
  
   3
   Бархатные портьеры за ними сдвинулись так плотно, будто отсекали са-му память о том, что осталось за ними. Ещё одна сумрачная комната, ещё ряды суровых книг. Сиденья. Столик, на котором стоял графин с тёмным вином и бокалы. В воз-духе кружились ароматные кудри невидимой курительницы. Над столиком висели два портрета, написанные в необычной манере, и, пока хозяин обратился к графину, Тук, усадив невесту, подошёл к ним.
   Лица были забавные, лишённые привычного роскошного обрамления пари-ков. Один вельможа сидел за столом и, подняв глаза от лежащего перед ним листа пергамента, пытливо глядел вам в глаза. Другой, похожий на военного, но без мундира, смотрел мимо, за правое плечо, в спокойной уверенности в собственной власти. Все его предки со странностями, подумал Тук, и тут же услышал:
   - Ваше Величество не будет возражать, если я сниму парик? У себя я обычно его не ношу.
   - Это ваша семейная традиция?- спросил Тук.- Забавно. Наверное, твой предок-военный выиграл важную битву, потеряв в пылу боя парик? Забавно. Что ж, снимай.
   - Предок-военный?- Эду проследил направление тукова взгляда и вдруг смутился.- А... Да, в какой-то мере.- Он стянул парик, ловким движе-нием засунул его куда-то за книги и с полупоклоном предложил им бокал.
  -- Отведайте,- проговорил он.- Ароматное, с колдовскими травами.
   И как-то потихоньку стало это походить на свиданье друзей, сошедшихся, чтобы распробовать необычное вино. Тук отпил глоток, поворочал вино языком. Горьковатый, терпкий букет показался ему приятным. Он посмотрел на Анкуду, на колдуна. Они тоже смаковали вино. Пауза набухала, в ней росло ощущение уюта и покоя. Наконец Эду поставил наполовину опустевший бокал на столик.
   - Мудрый напиток - вино,- произнёс он.- Впрочем, и опасный, как всякая мудрость. Вам понравились травы, Ваше Величество? Я не приглушаю их природной остроты.
   - Понравились,- кивнул Тук.- Но это не столовое вино, не для увеселения души.
  -- Оно для укрепления души. Расслаблять здоровее тело, а душе нужна работа. По крайней мере, мы так считаем. Я хочу напрячь вашу душу.
   Он подставил Туку паузу, и тот инстинктивно отреагировал:
  -- Что ж, напрягай.
   Эду серьезно кивнул.
   - Спасибо. Я буду болтать, Ваше Величество, а Вас попрошу, когда я заболтаюсь, прервать меня какой-нибудь ценной мыслью. Давайте отра-вимся в область, которую мы считаем очень важной, возможно, обладающей первостепенной важностью, особенно для монарха. Вы, я, Анкуда, всякий человек стремится сохранить надолго ясность ума и твёрдость души. И скольким это не удаётся! Вспомните: Цезарь страдал слабостью кровообращения и под конец жизни даже не желал поправлять здоровье; у Клавдия были нарушения в работе мозга; Нерон также пал жертвой своих недомоганий. Один из мудрецов, исследовавших человеческие проблемы, решил, что проистекают они главным образом из интимных взаимоотношений, и наблюдения подтверждают этот вывод. Вы очень проницательно угадали, Ваше Величество, решив, что я - прислужник при королевской опочивальне. Там, как нигде, хранится королевское здоровье.
   Он остановился и отпил ещё глоток.
   - Если речь идёт не обо мне,- медленно проговорил Тук,- значит, король... Странно, мне он показался вполне здоровым че...
   Перед его внутренним взором встала виденная вчера картина, он вдруг всё понял и закрыл рот. В его ладонь проскользнула рука Нанд, напоминая ему о её поддержке и любви.
  -- Да, Ваше Велнчество,- послышался голос Эду.- Именно так.
   Он наклонился вперёд, его глаза впились в лицо Тука.
   - Пришла пора вам узнать секрет вашей новой семьи. 0н заключается в том, что мать Ананды, королева Минна, в юном возрасте подверглась насилию. Один из её дядьёв грубо лишил её девственности.
   Он сделал паузу, продолжая пытливо вглядываться в лицо Тука.
  -- Вы шокированы, сир? Вам неприятно?
   Тук медленно покачал головой.
  -- Нет. Я не мальчик. Я знаю, что такое бывает.
  -- Многие мужчины в таких случаях склонны обвинять женщин в распутстве.
  -- Ни в коем случае. Взрослый негодяй...
   - Да-да. Вы, бесспорно, правы. Но давайте представим себе реакцию юной девушки. Она чувствует себя преданной, надломленной. Некоторые разочаровываются в жизни вообще. Другие обвиняют всех мужчин или всех людей. Третьи клянут Бога. Последствия у такого события могут быть самые разные. Иногда лю-ди накладывают на себя руки. Чаще они продолжают жить. Но это уже со-всем другая жизнь.
   - Королева Минна, кажется, способна наслаждаться радостями жизни.
   - Безусловно, её судьба сложилась удачно. Перечеркивает ли это её душевную травму?
   - Видимо, нет.
   - Что же происходит с её - будем и дальше пользоваться этим словом - разочарованием? Оно тихо угасает с течением времени?
   Туку никогда не приходилось задумываться о таких вещах, но и совсем несведущим в жизненных вопросах не был.
   - Ты явно хочешь сказать, что оно влияет на её жизнь. Хорошо. Что же она делает под влиянием... э-э... разочарования? Избивает слуг до смерти?
   - Нет.- Эду даже позволил себе невежливый смешок.- Если бы это было так... Прости, дорогая. Королева, деликатное, тонкое существо, не способна вымещать злобу на других. Не знаю, клянусь Богами, хорошо это или плохо. Но оно должно как-то выразиться, так ведь?- Он сделал паузу. Тук кивнул.-Поэтому мы с Анкудой с волнением следили за всем, что касалось появления на свет детей.
   Туку показалось, что он оступился и падает. Впоследствии он корил себя за это, но тогда он не смог не повернуться и не посмотреть на Нанд. На какой-то жуткий миг ему почудилось...
   Нанд медленно улыбнулась ему. Эду уже продолжал:
   - Появление Ананды нас одновременно и обрадовало, и насторожило. Очень обрадовало, так как мы не увидели ни в её генитуре, ни в поведении, ни в состоянии здоровья никаких зловредных наклонностей. Ваша супруга, сир,- превосходное воплощение лучших качеств своих родителей.
   Тук снова почувствовал почву под ногами.
   - И что же вас огорчило?- спросил он, уже зная, что услышит в ответ.
   - Мы сразу поняли, что должен появиться второй ребёнок, скорее всего, девочка, в которой и воплотятся последствия первого, ненормального кон-такта ее матери с мужчинами. Либо в форме ненависти к мужчинам, либо как грубость, болезненная доверчивость, нервозность... Что-то, что сделает её несчастной.
  -- Так и случилось...- Тук и сам не понял, утверждал он или спрашивал.
   Эду бросил на молодого жениха ещё один выразительный взгляд.
   - И вы понимаете, Ваше Величество, что наши с Кудой повелители рассчитывают на ваше великое понимание и участие.
   - Я неоднократно говорил,- ответил Тук, подкрепляя свои слова убедительным жестом,-что они могут рассчитывать на меня во всех отношениях.
   Эду поднялся с кресла - и опустился перед ним на колени.
  -- В таком случае, Ваше Величество, я осмелюсь, в подражание Вам, просить Вас о милости - принять мои скромные умения Вам на службу.
   Тук встал и положил руку на его смешное, неприкрытое темя.
  -- Благодарю тебя, колдун. Я принимаю твои услуги.
   Он уселся.
   - Теперь же соблаговоли подняться, и мы продолжим беседу.
   Они запили вином ещё одну паузу, и Эду подобрал нить разговора.
   - Вы должны знать, Ваше Величество, что сама королева покаэала себя с наилучшей стороны, вследствие чего многие беды не случились. Ребёнок мог родиться мёртвым, уродом, безумцем...- (Тук почувствовал, как ря-дом с ним тихо ахнула Нанд.)- Ребёнок мог быть настолько отягощённым, что его нельзя было бы привести в норму. Но...- Он сделал воздушный жест.
   - Мы с Кудой пришли в восторг. Ничего лучше невозможно было пожелать! Физически вполне здоровая девочка, никаких умственных отклонений. Конечно, её отношение к людям просто не может быть нормальным. Но это показалось нам поправимым.
   Его глаза подёрнулись пеленой - прошлое пробудилось в его памяти.
   - Мы начали работать с ней - о, ещё до её рождения!- Что-то в его летучей уверенности неприятно поразило Тука, но он продолжал внимательно слушать.)- Мы много сделали, сир, много. Но полное излечение никак не может произойти до начала её сексуальной жизни. Только первые половые контакты должны принести с собой новые ощущения, способные выместить старые.
   Итак,- продолжил он после небольшой паузы,- Наша Амма презирает мужчин и не переносит ни малейшего намёка на близость. Для неё близость с мужчиной - грубый, животный акт, способный вызвать только отвращение. Затем наступает день свадьбы её сестры, день, когда все, включая самых близких ей людей, вовлечены в сей мерзкий ритуал. Все вокруг радуются, готовятся к торжествам, и никто не задумывается, какое воздействие это событие произведёт на неё. Все отвернулись от неё, оставили её. Мы ожидаем ухудшения её состояния, резкого обострения отношений с семьёй.
   Тук и Нанд дружшо кивнули.
   - Сейчас, когда чувства Аммы обострены, как никогда, нам удобнее всего воздействовать на неё. По ряду причин, которые я сейчас не буду перечислять, как раз в такие моменты человек, поглощённый своими переживаниями, открыт для влияний со стороны.
   Эду ещё раз обратился к бокалу; почудилось вокруг них тревожное биение, словно стены комнаты были стенками большого сердца.
   - Видите, как бывает в жизни, Ваше Величество,- продолжал Эду.- Вы и не могли подозревать, насколько вы - важный человек для девочки, на ко-торую, возможно, и не обратили особого внимания. Вот мы и подумали... А не попросить ли вас о помощи? Вдруг, проникшись состоянием девочки, не способной постичь радость общения, которой так богаты сейчас вы, проникшись тревогой родителей и сестры за её человеческое, женское счастье, душевный покой, пожелаете помочь нам - нет, не так. Пожелаете помочь ей понять жизнь и любовь.
   Тук сглотнул - внезапно у него пересохло в горле. Он схватил бокал, сделал большой глоток.
   - Я? Что я могу сделать?
   Эду откинулся на спинку кресла.
  -- 0, Ваше Величество, но готовы ли вы это сделать?
   Ободряющее пожатие руки Ананды помогло Туку среди удивительной пус-тоты нащупать концы каких-то мыслей.
   - Наверное,- проговорил он,- Но что же?
   Эду выпрямился, впервые давая полностью ощутить силу своей личности.
   - Лишить девственности обеих сестёр сразу.
  
   4
   Наконец-то он остался один.
   Эду закрыл глаза, медленно вздохнул и выдохнул, короткими толчками выпуская воздух изо рта, три раза, затем посмотрел на свои руки. Вокруг кончиков пальцев усиливалось свечение: в него втекал ручеёк новой энергии. Он сделал два шага, опустился в кресло и снова закрыл глаза.
   Медленно сочились минуты; в сумеречной комнате не было ни движения, ни звука. Но Эду не спал. Когда открылась дверь, и в проёме появилась Анкуда, он сделал жест, означавший, что с ним можно разговаривать. Анкуда внесла свечи, села, вздохнула. Некоторое время оба молчали. Затем Анкуда снова вздохнула и заговорила.
   - Эд, я всё равно беспокоюсь.
   - По тому же поводу?
  -- Да. Что-то не так. У меня нет ощущения полного контроля.
   Эду повернул голову.
   - После работы с ней?
   - Нет.- Анкуда отмахнулась.- Там всё нормально. Насколько можно, она давно подготовлена. Нет, я не боюсь неудачи. Хорарная карта очень благоприятная. Это что-то другое. Цикл кончается - мо-жет быть, поэтому у меня нет уверенности, что я понимаю всё.
   - Транзит Меркурия по двенадцатому дому?
  -- Сегодня утром я решила добраться до сути дела. Сделала расклад. То же самое чувство неловкости. Контакт ускользал.
   Эду мягко рассмеялся, протянул руку и погладил её по пальцам.
   - Не тревожься. Работая на своём конце, ты не имела доступа к позитивной информации. Сегодня утром я, кажется, понял, чего мы не учли. Есть ещё один фактор. Я, правда, пока не совсем знаю, какую роль ему суждено сыграть. Помнишь. мы говорили, что у нашего Тука должна быть весьма занятная мамаша?
  
   5
   Тук остановился у окна, его серая фигура сливалась с узором ветвей на фоне пустоты осеннего неба, образуя причудливое растение. Приближал-ся час церемонии. Тук не находил себе места. Ананда скрылась в себя. Комната еле слышно звенела, наполненная отражениями эмоций непонятных человеческих существ.
   Наконец эфирное дрожание заглушил голос Тука:
  -- Слушай, а зачем он расспрашивал меня о матери?
   Ананда подняла голову. Её движения были медленными, как бы неуверен-ными.
  -- Наверное, хотел лучше понять тебя. Он придаёт большое значение ро-дительскому влиянию.
  -- Всё равно, при чём здесь она? Я совершенно не похож на неё.
   Он вновь принялся расхаживать по комнате. Ананда, не ответив, снова опус-тила голову. Спустя минуту он раздражённо заявил:
   - Тебя это как будто даже не удивило.
   - Удивило,- последовал глуховатый ответ.
   - Глядя на тебя...
   Ананда встала, подошла к нему и положила руку ему на лоб.
   - По-моему, у тебя кружится голова.
   - Да,- хрипло согласился он после небольшой паузы,- Я почему-то чув-ствую себя усталым.
   - Вот и выбрось всё из головы. Давай присядем на диван, и ты закро-ешь глаза. Движение мешает тебе расслабиться.
   Тук подчинился и, к своему удивлению, заметил, что нервная дрожь сразу стала утихать. Наверное, подумалось ему, женщины хранят секрет покоя. Борьба с со-бой, с колдовством лукавого мага утомила его, надо перевести дух. Он благодарно погладил руку Нанд, лежавшую на его запястье. Расслабиться. Дать ей высказаться, укрепить его своей мудростью.
   - Я говорила тебе, милый, мы уже привыкли к ним. Сначала все счи-тали их безумцами; кое-кто, наверно, считает так до сих пор. Один раз па-па в гневе запустил в Эду стулом. Он велел казнить их обоих.
   - Ха! Я бы посмотрел на их казнь!
   - Но, дорогой, они постоянно оказываются правы. В конце концов папа сказал, что он согласен терпеть своих астрологов, пока это будет единственное, что ему придётся терпеть. В тот раз, когда их чуть не по-весили, он был особенно рад, что всё закончилось хорошо. Я тебе потом расскажу. Это была война с теми самыми родственниками, которые...
   - Я понял. Значит, твои родители согласны, чтобы я...
   - Ты не знаешь Амму. Она действительно неуправляема, а иногда бывает просто дикаркой.- Щёки Ананды начали розоветь, она потупилась.- Я тоже так и не решаюсь рассказать тебе всё. Почти год назад, во время одной из своих прогулок по лесу в одиночестве она натолкнулась на солдата. Тот напал иа неё...- Румянец Нанд стал гуще.- В общем, кончилось тем, что она сильно поранила солдата его собственным ножом. Как раз тогда Куда предупреждала, что с ней может произойти неприятность, но разве за ней уследишь? Такая вот история. Я понимаю папу с мамой. Они не хотят, чтобы это повторилось... или случилось что-нибудь другое, похуже. Пусть лучше ты... чем... кто-нибудь в лесу, или...
   Она прильнула к нему, и Тук, почувствовав прилив сил, крепко обнял её.
   - Да, я могу понять. Жить в постоянном ожидании неприятностей... Да. Да, пожалуй...
   Получается,- задумчиво проговорил он через некоторое время,- что они как бы правят вами - нами?
   Ананда покачала головой.
   - Нет, Тук, нет,- произнесла она с убеждённостью,- они делают только то, что нужно нам. Конечно, при этом они распоряжаются нашими жизнями - иногда,- но ведь то же самое делают врачи или жрецы. Видишь, даже ко-ролям не обойтись без доверия. Ты просто отдаёшь себя в их руки на не-которое время - и совершается чудо. Всё получается так, как ты хочешь.
   Ему трудно было в это поверить - но так же трудно было поверить в то, что её голос, глаза, нежное прикосновение руки лгут ему.
  -- Но ты,- сказал Тук,- ты тоже хочешь этого?
   Она опустила голову.
   - Я люблю её,- глухо произнесла она.- Я хочу, чтобы она тоже смогла найти себе такого же прекрасного жениха, как ты, жить с ним, как подо-бает принцессе, и я верю Куде, что так должно случиться.
   Тук положил ладонь на её руку.
   - Но всё-таки тебя что-то тревожит?
   - Нет - ничего.
   - Скажи мне.
   - Не надо, Тук.
   Раньше она не была так тверда. Но - недоговорённость между ними? Ни за что.
   - Неужели ты думаешь, что я не вынесу ещё парочку секретов? После всего, что мне сегодня довелось услышать? Не говори, что ты не веришь в меня, Нанд, не веришь в мою любовь! Мне легче иметь дело е неприятностями, чем с недоверием.
   Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
   - Ты прав,- наконец произнесла она,- Я должна верить в тебя. Прости.
  -- У тебя мокрые щёки? Ты плачешь?
   Она покачала головой.
   - Больше нет. Я же сказала. Я боялась... Я уже почти не боюсь.
   - Боялась? Чего?
   - Что она понравится тебе больше, чем...
   - Никогда!- с жаром воскликнул он и наклонился, чтобы снять губами слезинку с её щеки.
  
   3. ЗВЕЗДЫ РАСХОДЯТСЯ
   Церемония, величественная, как уходящие в небо пирамиды, ослепительная, как Небесный Глаз, грандиозная, как Потоп, триумфально совершила свой путь от первого ритуала до последнего мирной горделивой поступью Свя-щенного Слона, означив начало многодневного народного празднества, бла-гословляя весельем весь лесной люд, отпечатав след в памяти нескольких поколений. И только далеко за полночь королевская семья смогла удалиться в свои покои, чтобы воспользоваться несколькими часами личной жизни.
  
   2
   Амма вошла, закрыла за собой дверь и остановилась у порога. На ней было только ночное платье, и она черпала силу из привычного прикоснове-ния ткани к голому телу. Она обвела взглядом Тука и Нанд, довольная тем, что и взгляд её, и поза уверенны и горделивы. Зато Тук и Нанд, сидящие в ожидании её на постели, выглядели так, словно их, двенадцатилетних детей, за тайными развлечениями застал строгий родитель. Амма при-стально посмотрела на них. Целовались, конечно: платье Нанд уже при-мято, сама она красная, и дышат на всю комнату, как кони. Амма негром-ко фыркнула. Взрослые всегда воображают, будто они самые умные. Нет, чтобы спокойно целоваться дальше при её появлении - так сделали вид, что они сидели и ждали её всё это время. Так она и поверила! И этот тоже. Неловкий, как вчера родившийся щенок. Он вскочил.
   - Заходи, Амма.
   Нервничает, как нашкодивший поварёнок. Поэтому и раскомавдовался. Правда, смелый - Амма-то знает, не каждый от смущения шагнёт вперед. Всё равно дурак, раз согласился связаться с нею. Ну суетись теперь, суетись. Всё равно главная - я. Захочу - всё кончится сойчас же. Захо-чу - такое вам устрою, надолго запомните. Но я, Амма, не кто-нибудь. Я дала согласие, я поиграю в ваши идиотские игры. Пока не надоест. А там...
   Анкуда сделала так, чтобы в этот момент мысли Аммы смешались, и она сделала шаг вперед. Мысли Аммы смешались, и она сделала шаг вперед.
   Тук приблизился к ней и взял её за руку, которую Амма немедленно вы-дернула.
   - Садись к нам. Садись.
   Щенок. Нервный, глупый, мягкий щенок. Ушами хлопает.
   Она подошла, села на краешек кровати. Тук забрался к Нанд, они обня-лись, не спуская глаз с Аммы. Некоторое время никто не шевелился.
   - Что ж вы,- снисходительно бросила Амма.- Давайте, целуйтесь. Ду-маете, я не знаю, чем вы тут занимались?
   Тук наигранно рассмеялся и наклонился к Нанд. Их тела прильнули друг к другу, руки задвигались по одежде. Амма наблюдала за их вознёй не без интереса: когда ещё такой цирк покажут? Тук оторвался от её сест-ры, повернулся к ней и спросил:
   - Мы очень глупо выглядим?
   Её подмывало поиздеваться над ними, но она решила остаться высоко-мерной.
   - Нормально.
   Поцелуй повторился. Ну и что такого, думала Амма. Одно и то же. Скучно. Скоро им должно надоесть.
   Разъединились они ещё более покрасневшие, весёлые. Смеясь, Нанд на-клонилась к Амме и поцеловала её в щеку. Амма в ответ мазнула губами по щеке сестры, но когда к ней наклонился Тук, отпрянула.
   - Ты же не боишься,- притворно удивился он.
   О боги, спасите меня от этого глупца! Ладно, поиграем ещё немного. Она наклонилась к нему; пахнуло незнакомым запахом, она попыталась олна отвернуться и почувствовала влажное прикосновение у уголка рта. Ну точно щенок лижется.
   - Поцелуй и ты меня,- раздался его голос.
   Ну... Пусть не думает, что она его стесняется или боится. Амма пред-ставила себе большого щенка, обняла его. Щенок вдруг обмяк, опрокинул-ся назад, и Амма упала на Тука. Тот ловко поймал губами её рот и впил-ся в него коротким поцелуем, закончившимся прежде, чем Амма успела опомниться.
  -- Ещё разочек?- спросил Тук, крепко держа её за талию.
   Амма резко высвободилась, скорчила рожицу. Тук сразу как бы забыл о ней и повернулся к Нанд. Чувствуя привычную неуверенность - обидно ей, противно или забавно?- Амма, опустошённая нерешительностью, смотрела, как они сжимали друг друга в объятьях. Руки Тука завозились у шнуров-ки, откинули матерчатые ставенки, пальцы охватили полную грудь... Ей же противно, что он делает!
   Амма перевела взгляд на лицо сестры - странно, но она, похоже, не ис-пытывает отвращения. Наверное, ей больно, она вся побагровела, но Амма ещё никогда не видела такого выражения на лице Нанд. Она заёрзала на краю постели. Тук снова оглянулся на неё, отодвинулся от Нанд, потянулся к ней. Амма не сразу почувствовала тепло на груди, там, куда легла его рука. Механическим движением она хлопнула по его руке.
   - Лезь... к своей женщине,- медленно выговорила она, и он послушно отвернулся. Её рука накрыла грудь и стиснула её, как это только что сделал он.
   ...Ещё один поцелуй. Они скоро совсем забудут про неё, ха! Гляди-ка, его рука лезет под подол! Амму охватил приступ тошноты, но силы, вло-женные в неё Анкудой, сдержали его. Амма засучила ногами по простыне. Ей было неуютно, она взмокла. Боги! Он снимает с неё платье. Она помо-гает ему!
   В глазах Аммы потемнело, тошнота подступила к горлу, Фу! Фу! Боги, дайте силы! Вё вытаращенные глаза уже не могли отличить одно об-нажённое тело от другого, грудь вздымалась от бурных вздохов. Ей же больно, она стонет! Дрянь такая! Она хотела вскочить и наброситься с кулаками на это животное, но тело не слушалось, оно тряслось, как желе, под намокшим платьем. Её левая рука втискивала подол между ног.
  -- О, дорогой...
   Слова прозвучали, как взрыв. Амма затрясла головой и стала лучше видеть. Что-то произошло. Комната выдохнула и расслабилась всем: возду-хом, кроватью, телами. Движения её сестры и Щенка стали медленнее, плавнее. Нанд... Её лицо... Какое-то волшебство перелетело с лица Нанд, с её шумного вдоха, слабого движения кистью, в сердце Аммы. Она, измождённая, откинулась на кровать и тяжело задышала. Боги, как она устала...
   И вдруг она вздрогнула. Рука - рука мяла подол её платья. Рука Тука ползла по её ноге вверх, засучивая подол, обжигая кожу. Вот ведь... Щенок... добрался и до неё... Сейчас она векочит и даст ему прямо в рожу. Сейчас...
   Её платье уже задрано, он гладит её ноги... Наклоняется, целует.... Фу, дурак... Какие идиоты они все, что он, что Нанд... Она из-рыгнула смешок, и Тук вздрогнул. Что Куда... Она ведь. наверное, тоже ... Это же болезнь, она вся горит, её начинает тошнить... Ай! Идиот!
   Амма приподнялась на локте, её взгляд метнулся к Туку.
   - Уйди, дурень,- сказала она.- Щенок... Жди... Я...
   И тут она увидела ЭТО.
   Её рот со стуком закрылся, все мысли и чувства слились в единый поток. Она, не глядя, ткнула кулаком в чужеродную телесную массу, вскочила с постели, резким движением натянув обратно на ноги смятое платье, и выскочила за дверь. Ей показалось, что стук двери за её спиной потряс весь замок.
  
   3
   Её никто не преследовал. Коридор был пуст. Минуту или две она стоя-ла, переводя дыхание, смиряя дрожь в ногах, собирая мысли. Мысли собирались медленно.
   Ха! Вот так вам всем, придуркам! Скажите ещё спасибо, что дешево отделались. Она дышала полной грудью, жадно, словно отрывая куски воздуха. Удалось всё им испортить. Отлично! Отлично! Будут знать, как связываться с Аммой.
   По мере того, как она приходила в себя, в глубине души шевельнулось и другое чувство. Всё, зашептало оно, ты окончательно отвергла их всех. Ты осталась одна. Совсем одна с этой странной лихорадкой и гордостью, которую даже некому выразить!
   Почему некому? возразила себе Амма.
   А кому, кому?
   Ну... Хорошо, некому. А зачем мне вообще это надо?
   Не надо, так не надо. Что теперь?
   Что значит "что теперь"?
   А то и значит.
   Что? Что?
   То. Так и будешь здесь стоять?
   Нет, конечно. Уже ухожу.
   Куда?
   К себе.
   И здесь разговор замер. Нет, не к себе. Только не к себе. Там-то ме-ня и подстерегают. Там ждёт кто-нибудь из дураков, будет говорить о ней, расспрашивать её, смотреть на неё...
   И тут Аманда увидела то, что не замечала раньше - жёлтую вертикаль-ную полосу, рассекающую сумерки коридора. Чья-то неплотно прикрытая дверь. Чья? А-а. Ну да.
   Амма направилась к двери, рывком распахнула её. Чужая девочка, лежавшая одна на постели, подняла голову. В её руке мерцало подаренное ей сегодня днём колье, а губы продолжали что-то шептать. Амма почувствова-ла на себе знакомый пустой взгляд.
   Она вошла и, затворив за собой дверь, подошла к кровати.
   - Я им всем показала,- заявила она.
   - Да?
  -- Ещё как! Знаешь, что завтра начнётся?- Она громко расхохоталась, откинув голову.- Как они засуетятся, дураки несчастные!
   В глазах Йолы мелькнул огонёк интереса.
   - Тебе влетит?
   - Спрашиваешь!
   - Боишься?
   Амма замотала головой.
   - Я им всем показала.
   - Ну и правильно. Тебя всю трясёт. Садись.
   - Я лягу, хорошо?- сказала Амма.- Ноги подгибаются.
   - Ложись.- Девочка охотно подвинулась.
   Амма забралась на кровать и почувствовала огромное облегчение. Лрожь начала утихать.
   - С тобой поговорить?- спросила девочка.- Или лучше так?
  -- Так,- просипела Амма, вдавливаясь в одеяло.- Уф...
   Напряжение отпустило её, и это было так сладко... Волна облегчения прокатилась по телу. Девочка рядом вернулась к своему занятию, её губы шевелились, до Аммы доносилось неразборчивое бормотание, которое дейст-вовало очень успокаивающе. Хорошо... Амму охватило блаженство.
   Да, эта девчонка ничего, не дура. Может быть, из неё выйдет хорошая подружка. Конечно, слегка чокнутая. Но она, Амма, тоже не подарок. Сей-час она немного отдохнёт, поболтает с ней, потом пойдёт к себе, и пусть с ней разговаривает кто угодно!
   Стало совсем легко и приятно. Амма пошевелила пальцами, потёрла одну голень о другую. Странная теплота в животе заставила ее поёжиться.
   - Эй, послушай.
   Её соседка повернула голову, уставила на неё привычный рыбий взгляд. Непроницаемость её глаз уже не смущала Амму. Она засучила подол платья.
  -- У меня жутко чешется живот. Погладь меня немножко.
   Она почесала себя в нужном месте и ожидающе расслабилась. Йола медленно отложила колье.
   - Тут?
   - Ну да, да.
   Йола подняла руку, словно сомневаясь, провела ей по животу Аммы. Та негромко взвизгнула. Йола мгновенно отдёрнула руку.
   - Щекотно?
  -- Нет, хорошо. Ещё раз. Ну погладь.
   Йола провела по животу, раз, ещё раз.
   - У тебя приятная кожа.
   - Вот и гладь. У меня внутри будто жидко.
   Йола уселась возле её ног и принялась гладить ей живот и бёдра.
   - Здорово. Спасибо.- Амма зашевелилась, чтобы усилить приятные ощущения.- Здо-орово. Хочешь, теперь я тебе так сделаю?
   - Нет.
  -- Тогда погладь меня ещё немножко, ладно?
   Ладони живей задвигались по её телу. Ноги Аммы сами по себе слегка расползлись в стороны.
   - Немножко ниже... А!
   - Больно?
  -- Нет, хорошо! Здесь!- Она с хлопком сдвинула ноги, зажав руку Йолы, и заворчала от удовольствия. Йола запустила меж её бёдер вторую руку и принялась растирать её активнее.
   - О!- На лбу Аммы проступил пот. Она изогнулась, схватила Йолу за запястье к прижала ее руки к своему животу.- Ещё! Ещё!
   Йолу уже не надо было упрашивать. Она исследовала всё, что могла, сна-чала одним, потом другим пальцем. Её собственный живот послал ей сигнал.
   - Сейчас я сделаю немного по-другому.
   - Да...- выдохнула Амма. Её сморщенное лицо лоснилось от пота, кап-ли сбегали по щекам на подушку.
   - Ну-ка раздвинь ноги. Шире.
   Йола перемахнула через ногу Аммы, устроилась на коленях у её живота. Задрав ночное платье, она взяла в руку свой пенис. Она уже давно размышляла об этом предмете, отличавшем её от мамы и других девчонок, и сейчас ей показалось, что она знает, как именно с ним надо играть. Всё-таки я, наверное, не девчонка, снова подумала она. Когда-то ей здорово попало от мамы, когда она попыталась поделиться с ней своим открытием. Но мама все-таки неправа, решил Йал, приноравливаясь к влажной щели.
   - Ну...- прохрипела Амма.
   Мать Йала мечтала иметъ девочку. Родив супругу наследника престола, она решила, что теперь имеет право на исполнение своего желания. Следу-ющим ребёнком должна быть девочка. Четырнадцать лет она жила, упиваясь радостью воплощённого желания. Но этой ночью её мечта разрушилась. Все мужчины Земли, живые и мёртвые, встали на сторону Йала. Его пенис реши-тельно проложил себе дорогу.
   -...Ай! Дура, ты делаешь мне больно!
   Все мужчины Земли наперебой подсказывали Йалу, что надо делать. Он уже не обращал внимания на Амму. Он умел полностью предаваться игре.
   - Ай! Ай... У-у... Ай!
   Амма вопила благим матом, уже давно не чувствуя боли, чувствуя что-то ещё, совсем новое, о чём и кричала возмущённо и вдохновенно, вопила, визжала и орала так, что Эду и Куде не надо было подходить к двери, что-бы понять, что всё кончилось так, как они предполагали.
  
   4
   Наконец Тук прервал долгое молчание.
   - Я всё испортил,- виновато проговорил он.
   Нанд повернула к нему лицо, исчерченное усталостью и складками подушки.
   - Наверное, да,- улыбнулась она.
   - Что теперь делать?
   Нанд рассмеялась при виде озадаченного выражения на его лице.
   - Не тревожься, милый. Это дело Эду и Куды. Пусть они ломают себе го-ловы.
   - Верно,- сказал он, и его глаза повеселели.- Раз так, тогда я знаю, что мне теперь делать...
   Его лицо наклонилось над ней. Оказывается, они ещё не совсем устали...
  

1996-1998


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"