Аннотация: Первая и последняя попытка автора написать фанфик на Говарда нашего Лавкрафта.
Предисловие.
Сейчас я могу рассказать эту невероятную историю. Всё равно, теперь это не имеет уже никакого значения. Я остался один... но лучше по порядку.
Меня зовут Сергей Шорохов, мне 17 лет. Я родился и вырос в городе... впрочем, сейчас уже неважно, в каком. Там у меня были родители, дом, друзья... сейчас я лишился всего этого, - как, впрочем, и многих других человеческих черт. У меня появились новые друзья, но я пока не могу писать об них. Это будет история обычного мальчишки, по воле случая соприкоснувшегося с темной бесконечностью мироздания. Я не был единственным её героем, хотя мне повезло больше, чем всем остальным. Теперь, когда мне осталась лишь память, я вспоминаю об них, и они, те, кто живет сейчас лишь в моей памяти, вновь обретают жизнь.
Это будет история о знании, любви, ненависти и смерти. А так же - о вечной войне двух великих рас, о бесконечности и о темном мире, где всё это случилось. Пока у меня много времени, и я могу писать не таясь. Они сами попросили меня написать об этом. Вы спросите, кто такие они? Вы узнаете это - и многое другое, что не принесет вам радости. Здесь не будет намеков и красивых фраз. Я буду писать обо всем, как есть. Вам это может не понравиться? Ну что ж... Однако, знание должно быть превыше страха - это моя единственная надежда. Итак, начнем.
Часть первая.
Пропавшие.
Глава 1.
В начале.
Это утро - пятнадцатое утро летних каникул - началось совершенно обычно. Как обычно в последние две недели, я проснулся поздно. Мама и отец уже ушли на работу. Можно было в одних трусах шляться по всей квартире, не опасаясь получить замечание. Правду говоря, уже утром было жарко, и мысль об одежде привлекала не больше, чем об утренней зарядке.
Я проглотил уже остывший завтрак, оставленный мамой на столе. Больше делать было нечего. Когда тебе 15 лет, когда ты более-менее хорошо окончил восьмой класс, и когда все друзья уже успели разъехаться, кто по пионерским лагерям, кто с родителями на юг, это довольно неприятно...
У меня было не очень много друзей. Приятелей - половина мальчишек нашего 8-го "Б", а друзей... Слава, Виталий и Игорь. Ну, ещё разве Антон, но он из 8-го "А". И он, скорее, не друг, а так... старший товарищ, любящий ошарашить младшего какой-нибудь невероятной информацией. Я видел его два дня назад, и он сказал мне, что американцы открыли десятую планету Солнечной Системы. Вот голова! Никто об этом не знает, а он... Может, врет? Непохоже, хотя он довольно странный. Высокий, всегда с иголочки одетый - его родители очень важные, хотя кто они - он никому не говорит. У него задумчивое чистое лицо без малейших признаков прыщей - предмет тайной зависти половины мальчишек нашей школы. Больше ничего странного в нем нет - разве что голос очень глубокий и как будто слегка вибрирующий. Очень приятный голос, хотя когда я долго слушаю его, мне словно становится дурно. Мама говорит, что всё это детские фантазии. Может быть...
У Антона нет друзей - настоящих друзей. Никто не был у него в гостях, не знает даже, где он живет. То есть, в школе, конечно, знают, но из нас - никто. Учится он хорошо, и его даже ставят нам в пример, хотя он не очень утруждает себя занятиями. Одно слово - отличник...
Мне не нравится обсуждать других за глаза - это недостойно. Но Антон всё же странный. В общем-то, обычный мальчишка, на физкультуре не лучше и не хуже других, только...
Никто не видел его раздетым. Всех нас два раза в год гоняют на эти противные медосмотры, где мы в одних трусах должны щеголять перед целой компанией придирчивых врачей. А он как-то ухитряется избежать этого. Более того - любая возможность нарушения цельности его безукоризненного школьного костюмчика приводит его в трепет. Даже на физкультуру он ходит в теплой фуфайке, закрывающей горло. Говорят, у него на всем теле шрамы от давней аварии. Но сам он ничуть не похож на инвалида. Борька Зуб, который, разбушевавшись на этой самой физкультуре, попробовал задрать на Антоне фуфайку, получил такой удар, что лишился переднего зуба и заработал своё прозвище...
Я выбросил из головы эти мысли. Почему меня потянуло размышлять о чужих странностях? Может, потому, что Борька - наш кот, забился куда-то, словно его вовсе не было дома. Выпасть он не мог - все окна были плотно закрыты. Кис-кис, где ты?.. Странно...
Солнце било в окна, я почувствовал, что потею. Не люблю потеть, - как, впрочем, и умываться...
Свет в ванной показался тусклым после ослепительного солнечного. Долой трусы - и под душ. Вода показалась мне холодной лишь сначала. Так всегда бывает - сначала боишься холода, а потом привыкаешь. Так я тогда думал...
Вытираясь, я посмотрел в зеркало. Хотя я занимаюсь самбо уже два года, на моей фигуре это, увы, не отразилось - мускулы заметны, но костей всё же больше. А лицо... в общем-то неплохое. Прыщей, например, почти нет, твердое, прямой нос, темная челка над серыми глазами. Но в общем, ничего примечательного. Я решил за лето отрастить волосы подлиннее. Они хотя бы скроют эти оттопыренные уши...
Сейчас, вспоминая эту сцену, мне хочется смеяться - как глупо я выглядел! И становится страшно - моё тело было таким хрупким... как любое человеческое тело. Я хорошо теперь знаю это... но не будем пока об этом.
Итак, я вытерся, но не стал утруждать себя даже необходимым минимумом одежды - кто меня может увидеть?..
Я открыл окно. С высоты второго этажа вся улица Кирова, конечно, не видна. Недавно посаженые тополя успели скрыть её, хотя и не поднялись ещё настолько, чтобы давать тень нашему дому. Это будет года через три - я уже окончу школу и буду взрослым...
Хотя был понедельник, было тихо - все на работе. Редкие прохожие, ещё более редкие машины... По небу плыли редкие облака, шелестела листва. Издали, из окна дома напротив, донеслись слабые слова забытого радио:
- ...пять часов. Передаем новости. Сегодня, 13 июня 1982 года, товарищ Леонид Ильич Брежнев...
Я знаю, что это неправильно, но я не люблю слушать про политику. Октябренок, пионер, теперь уже год комсомолец - и не люблю. То есть, свою страну я люблю. А слушать, как её хвалят дни напролет - нет. Может, это тоже переходной возраст...
Новости кончились. Про десятую планету так ничего и не сказали. Странно. Антон говорил, что она больше Земли. Может, он всё же врет? А может, эта политика перебивает такие новости?..
Я встряхнулся. Недаром мой папа говорит, что безделье - злейший враг человека...
Я подумал, но занятий не было. По телевизору утром ничего нет, читать неохота, разве что склеить новую модель танка, которую вчера вечером принес Слава... но возня с бумагой и клеем в душной жаркой комнате не очень привлекала. Разве что погулять... это тоже не особое развлечение. Броди себе по знакомым улицам... и одеваться неохота...
Если бы моя лень тогда взяла верх!.. Чего я бы избежал!.. Правда, я не встретил бы Лены... Но жажда приключений взяла верх, и через минуту я уже стоял перед зеркалом в прихожей. Серая рубаха с короткими рукавами, такие же штаны и сандалии на босу ногу - вполне приличный наряд для жаркого летнего дня. Я вышел, захлопнул и запер дверь. Я не знал, что делаю это последний раз в своей жизни...
После прохлады и темноты подъезда жара и свет на улице сначала показались неестественно сильными. Я постоял минуту, не зная, куда отправиться, затем побрел по двору - редкие деревья давали подобие тени. Двор был пуст - всех разогнала жара...
- Серый! Серый!
Я обернулся. Меня окликал рослый парень, показавшийся мне вдруг знакомым. Кажется, я видел его раньше, несколько раз... во сне. Довольно странный способ знакомства, но, тем не менее, он показался мне почти другом. Я подошел к нему.
- Ну?
Парень улыбнулся. Я вдруг понял, почему он показался мне знакомым - так бы мог выглядеть мой старший брат. Вот только никакого старшего брата у меня не было.
- Я просто хочу тебе кое-что рассказать, - начал он. - О тех вещах, над которыми ты думал, но так и не смог понять.
- Как тебя зовут? - перебил я.
- Вадим. Твоё имя я уже знаю. Так вот. Ты знаешь, - сказал Вадим, - сколько лет этой земле, по которой бегают наши дети и стоят эти ветхие дома? История мироздания уходит в прошлое бесконечно далеко. У неё не было начала. Изначально в мире царила тьма, исключающая даже самое понятие о свете. Очаги жизни тогда были великой редкостью, и жизнь, возникнув, была обречена прозябать во мраке. Некоторые смирялись с этим и приучались любить тьму, а некоторые - нет. Ты думаешь, что то, что мы называем светом, существовало всегда? Нет. Изначально это была мечта тех, кто не хотел жить во мраке. И между теми, кто любил тьму, и теми, кто ненавидел её, началась война - война, почти бесконечная по своей длительности.
Нам не дано представить ни накала, ни жестокости этой борьбы, ни того страшного мира, в котором она велась. Не дано даже представить, как самая идея света могла зародиться в душах тех, кто знал только тьму. Они победили - но разве мы знаем, какой ценой? Сколько страданий и жертв потребовала эта победа? Но, когда она произошла, это случилось везде. Моментально. Величайшие миры Вселенной мгновенно исполнились света, - это наши солнца и звезды, а некоторые - как тот, на котором мы живем, - только озарились светом. Суть их осталась в тени...
В тот миг история мироздания разорвалась надвое - огромный её пласт обратился в невесомый пепел. Легионы и легионы тех, кто любил тьму, исчезли в огне. Навсегда. Но некоторые - и их много - смогли укрыться. Ведь свет не в силах проникнуть вглубь косной материи... И мир разделился. Те, кто избрали свет, исполнились огня, и сейчас живут в океанах солнечного пламени. Меньшие миры были ими оставлены. И постепенно на них зародилась новая жизнь, новые племена, которые даже не подозревали о своем бесконечном мрачном прошлом. А те, из мрака, - они ждут...
Природа мироздания такова, что никто не может победить в нем навсегда. Любое пламя, даже если это пламя звезд, рано или поздно гаснет. Мир, который мы знаем, не вечен. Он обречен на разрушение, хотя оно придет ещё через эоны и эоны. И каким будет конец - погрузится ли мироздание в изначальный мрак, когда погаснут последние звезды, или, напротив, исчезнет во вспышке пламени, чтобы дать начало непредставимому новому миру - никто не знает. Исход этой борьбы скрыт в бесконечно далеком грядущем, но она идет и сейчас, да. Взрывы звезд, разгоняющие вечную тьму, и темные туманности, пожирающие звезды, - лишь отголоски этой борьбы. Наше счастье в том, что мы оказались в стороне от неё. Иначе нам бы пришлось познать ужас, который не вынести смертному человеку...
- А люди? - спросил я. - Как к нам относятся те и другие?
Вадим усмехнулся.
- Мы - дети света, хотя дети непредвиденные и побочные. Мы, наша жизнь, питаемся светом, но не можем жить в нем. Зато можем жить во мраке... хотя это страшно нам и тяжело. Те, из света, редко могут покидать свои сияющие миры. Но когда ты видишь блеск молнии в грозовой туче или таинственный огонь, летящий в небе ночи, то знай - они здесь. Но им нет дела до человека...
- А те, из тьмы?
Вадим пожал плечами.
- Они живут в тени земли и в её недрах... и ждут. Но некоторые из них ходят среди нас, Сергей. Их трудно отличить. У них нет никаких сверхъестественных способностей - вроде громадной силы или умения летать по воздуху. Но они могут проникать в душу человека и поглощать её, а потом жить в его теле и смотреть его глазами на солнечный свет.
- Даже здесь?
- Даже здесь. Город был построен двести лет назад, этот район - примерно пятьдесят. Но разве кто-то помнит, что здесь было раньше? Тысячу лет назад? Две? В те времена, когда не всходило солнце? Здесь есть потаенные разветвления, уходящие в глубину земной коры, - а над ними живут люди, которые люди всего наполовину - по своему телу и языку, не более. Разве не замечал ты, какая безмолвная враждебность окружает тебя в некоторых районах нашей областной столицы? Какая странная царит там тишина и чьими глазами смотрят на тебя редкие прохожие?
- Замечал, - сказал я. - Но я думал, это просто... ну, вроде как мальчишки смотрят на чужаков в своем дворе. А это... прогрессирует? Их... становится больше?
Вадим отвернул голову.
- Трудно сказать. Больше - нет, вряд ли. Меньше? Тоже нет. Я же сказал тебе - они ждут.
- Чего?
- Изменения времени. Они могут ждать столько, сколько не сможет представить себе ни один человек.
- Они... вечны?
- Некоторые из них. Не все.
- Их можно убить?
Вадим усмехнулся.
- Те, о ком ты говоришь - бестелесные сущности. Но они нуждаются в телах, в воплощениях... на тот или иной период времени. А эти тела, конечно, можно убить. Как и всякие другие. Но может статься так, что сущность просто сменит разрушенное тело на тело его разрушителя. А может, и нет. Они все боятся... боятся света. Правда, не всюду и не всякого. Свет огня, даже самый яркий, как и обычный электрический свет, может лишь отпугнуть их, не больше. Даже солнечный свет не всегда для них смертелен. Настоящим оружием может служить только свет, не видимый нашим глазам, - свет, который лежит за фиолетовым. Ртутные лампы дают его, потому их свет, видимый нам, кажется таким таинственным и тусклым...
- Так вот почему их так много на улицах нашего города!
- Да. Это надежная защита. Ведь электричество - это тоже ОНИ, из света... в некотором роде. И они могут влиять на наши души... тоже в некотором роде. Скажи мне, ты не замечал, как ртутные лампы мерцают порой и перемигиваются, как живые?
- Замечал. И мне становилось жутко.
- Тебя тянуло смотреть на их свет?
- Тянуло. И порой мне хотелось... когда я смотрел на их мерцание слишком долго... пойти в те места, где люди странно смотрят на меня... пойти с огнем в руках. И убивать. Я думал, что схожу с ума.
- Нет. Они пытались подчинить тебя. Они - это чистая энергия, которая живет в металле... пока по нему бежит ток. А некоторые подчиняются ей. И убивают. И гибнут сами, разумеется.
- Но это же... мерзко! Я думал, мы союзники...
- Правда? Мы слишком разные. Очень нелегко бывает достичь понимания...
- А ты достиг?
Вадим промолчал. Я задумался. Многое предстало теперь в новом свете - и дряхлые деревянные дома, лишенные электричества, и угрюмое нежелание их владельцев подводить его. И целые кварталы многоэтажных каменных домов, залитых тусклым светом слепых ламп накаливания. И многочисленные случаи разбивания уличных ламп и порчи электросети перестали казаться мне вдруг простым хулиганством, приобретая черты напряженной тайной борьбы. И неузнаваемые, обугленные тела тех, кто погиб, пытаясь испортить очередной трансформатор, не были просто жертвами несчастного случая. И крепостная ограда похожей на таинственный храм городской электростанции. И многочисленные пожары в старой части города от молний...
- Знаешь, - вдруг сказал Вадим. - Дело, в общем, не в том, чтобы стать на чью-либо сторону, а в том, чтобы суметь остаться собой. Мы, люди, - нечто новое, чего не было раньше во Вселенной. У нас - свой путь.
- Выходит, и те, и другие - наши враги?
- Выходит, так. Но не свет. Те, темные, - они поедают наши души, убивают нас, не убивая. А свету почти нет до нас дела. Мы интересуем его как средство борьбы, не более. Положение, в общем, незавидное.
- Так что же нам делать?
Вадим улыбнулся.
- А разве обязательно что-нибудь делать?
- Ну... мне так кажется. Ведь нельзя, чтобы они... по-прежнему...
Лицо Вадима стало серьёзным.
- Послушай, я вижу, тебе интересно, но ты мне не веришь. Это твоё право. И я никогда не стал бы приставать к тебе, если бы...
- Если бы - что?
- Если бы нам не грозило... скажем так, нападение. Довольно скоро. Запомни: ОНИ сражаются совсем не как мы.