Синюшные лица и вывалившиеся языки повесившихся навевали на нее нехорошие воспоминания о скудных магазинных прилавках Советских времен.
Картина утопления в горячей ванне с перерезанными венами тоже вызывала у нее гастрономические ассоциации с наваристым бабушкиным томатным супом с сельдереем.
Пузырьки с труднопроизносимыми названиями на цветных этикетках казались ей такими же ненадежными, как хранение заначек на черный день в Сбербанке РФ. (...приедут - откачают и живи потом всю жизнь с безнадежно испорченным желудком... это еще ничего, а ведь может и в мозгу замкнуть - тогда вообще труба... нет, травиться можно только для показухи...)
Однажды она вычитала, что можно просто уснуть с не завернутым газом... Но она же хотела умереть, а не взорвать дом. Этот вариант не подходил ей еще и потому, что ее нос мог с ней некрасиво пошутить и устроить аллергический насморк. Нет, однозначно газ отметается.
Оставалось только прыгнуть с балкона - распластаться по асфальту в виде супового набора и загорать, пугая окровавленными, торчащими во все стороны костями сердобольных соседок. Но шестой этаж - не гарантия смерти, а черная лестница так беспощадно воняла кошками и бомжами, что она рисковала скончаться от токсикоза, не добравшись до вожделенного шестнадцатого этажа. Умереть в выгребной яме? Это не ее смерть.
Тогда она решила упасть на штырь. Металлический штырь, торчащий без определенной цели из асфальта перед подъездом. Главное - хорошенько прицелиться. Тогда штырь пройдет сквозь нее, вытеснив жизнь.
Она встала на карниз в чем была. А была она в тонкой шелковой сорочке и кружевном белье. Умирать надо красиво.
Шаг. И вот оно - ощущение полета. Свобода. Холод. Пронизывающий холод. Холод входит прямо в висок. Стоп. Это не холод. Это штырь. Она попала. Почему же она не умирает?