Серое небо. Серые стены, камни холодят пальцы и превращают минуты в ледышки. Серые люди. Речи -- игра, морозящие взгляды тоскливей южного мистраля. Машины на паркинге, поеживаясь, пытаются согреть друг друга дыханьем.
В коридорах бродит ветер, с пляжа приносит шепот мачт и бросает его мне под дверь как заблудившуюся телеграмму. Конец апреля. Ла-Манш в хандре. Набережная пуста. Черные столбы напряженно всматриваются в горизонт. Вдали - волны. Бесконечные как время.Они танцуют сальсу -- дань сезонy, a к побережью подходят с неохотой -- еле плетутся от усталости и в изнеможении падают на песок . Минутный покой -- и опять туда, где сальса.
Взъерошенные, с кислым видом суда. Повидавшие жизнь, с въевшимся запахом рыбьих потрохов варяги и рядом - стильные прогулочные яхты. Никто не протестует. Можно потягивать кальвадос и пускать колечки из трубки.
Старая крепость подставляет тучам пыльные бока. Несколько лишних складок на талии, но и грузная она может быть грозной. А впрочем, в наши дни милее пацифизм. Влажные плечи прикинуты мхом. Брезгливо подобрав складки манто, на полшага отступила от порта, стенами отрешилась от целого мира. Наблюдает из-под опущенных ресниц. И ждет. Прихода кораблей, которые привезут забавный народец ,навьюченный фотокамерами. Он заполнит этот монохром топотом, шарканьем ног, хохотом и криками. Будет заглядывать в ее глаза, в попытке расплести клубок улиц и переулков, связанных лесенками и мостовыми.
Или некто с рюкзаком скользнет в ворота, печально побродит от одной вывески к другой пока не найдет блинную, соответствующую размеру стипендии. Там по стенам расползлись корабли и компасы, над столом нависает рыба-пила, а пол уставлен бутылками сидра. Он закажет галеты из гречневой муки с ветчиной и сыром и чашку чая. Будет долго смотреть в дверное окно, но увидит не "Блинчики от Луизы", а нотные знаки. Они бестолково льются с неба, спотыкаются о стекла и стекают в мелодию, которую он пишет на салфетке. Затем он оставит на блюдце мелочь и колокольчик вяло звякнет при его уходе.
К Луизе пришел ее капитан. Вразвалочку, но важно вплывает кит. На усах блестит соль. Луиза открывает сидр, хлопая пробкой-грибком. Пена сбегает на стол и дальше, на фартук...
Он достает кисет и не спеша отрывает желтоватую бумажку чтобы скрутить папиросу. Веточка табака смешно торчит из самокрутки и шевелится когда кит разговаривает.
На улице уже совсем темно -- вечер, да и тучи плотнее.