Домовой Федотыч сидел в палисаднике дома номер 35 по улице Сеновальной и жевал сочный, зелёный лист лопуха. Вид у Федотыча был грустный и задумчивый.
- И что мне теперь делать? Сладу нет с этой бабой! Вроде, всё при ней - и красавица, и рукодельница, и хозяюшка отменная, а норов - хуже, чем у Кикиморы! Тьфу ты, лесь-перелесь!
- Слы-ышь, Федо-оть, - раздалось из глубины аккуратно срубленного домика с резными наличниками громкое сопрано, - Я вот подумала, а ну его, энтого Пашку!
Из раскрытого настежь окошка выглянула румяная, пышнотелая, рыжеволосая женщина. Голова её была кокетливо повязана красным платком в крупный белый горох, уголки которого бантиком торчали на теме. Из-под платка нахально выбивалась огненная чёлка. Глаза женщины сверкали изумрудами, и было в них что-то этакое, кошачье. Сильно декольтированное платье в яркую поперечную полоску зрительно придавало объём и без того не слишком хрупкому телу и откровенно подчёркивало роскошную, умопомрачительную грудь. Гладкую шею женщины обвивала нитка деревянных бус ядовито-зелёного цвета. И, наконец, красотка обладала звучным, сочным голосом и удивительно подходящим ей именем Клава.
- Я дико извиняюсь, товарищ Клава, пирожки Ваши страсть какие вкусные, но не хлебом единым жив человек. Вы же книжек не читаете, "Новостей" не смотрите, не знаете, что в мире творится. Я в большом сомнении, о чём мы с Вами обчаться станем, - смешно передразнила Клава потенциального кавалера Павла Алексеича, местного учителя ботаники.
- Книжек я не читаю, не знаю, что в мире твОрится! А на кой оно мне? А, скажи, Федоть? Небось, от знаний энтих печка сама не затопится, тесто само не замесится и коромысло воду из колодца не принесёт! Ишь, эциклопендия ходячая! Лохматый, тощий и бородавка у него на носу противная! - разошлась женщина не на шутку.
- Опять ты за своё, Клавка? Эциклопендия! Тьфу ты, лесь-перелесь! Эн-ци-кло-пе-ди-я правильно говорить, даже я знаю, - Федотыч аж позеленел от досады.
- Один шут! - отозвалась Клава, - То ли ты у меня, Федоть - красивый, статный, умный, хозяйственный, - её голосок принял елейный оттенок.
- Настоящий мушшина! - подытожила она, кокетливо одёрнув бантик на горошистом платке, затем лукаво улыбнулась, подмигнула Федотычу кошачьим изумрудом, томно потянулась и исчезла в глубине дома.
"Два голубка летають высОко,
Голубь в голубку нежно влюблён", - вылилось на улицу Клавино сопрано.
- Летають высОко! Эх, лесь-перелесь... Тьфу ты, ведьма, а не баба! - ругнулся Федотыч, поднялся со скамейки, подправил накренившийся берёзовый колышек, поддерживающий куст смородины и, прихрамывая, направился в хлев.
***
Федотыч был уже немолодым домовым. Раньше его звали Федоткой, затем Федотом, а вот теперь, учитывая почтенный возраст, уважительно именовали Федотычем. На Сеновальной 35 домовой поселился не так уж давно, лет пять назад, не больше. Переехал он из ветхого, покосившегося на один бок домишки, стоявшего на окраине Дурлеевки. Хозяйка развалюшки, бабка Матрёна, померла, и домик сравняли с землёй, так как восстанавливать его не имело смысла, а оставлять реликвию - только портить окрестный пейзаж. Вот и пришлось Федотычу искать себе новое жилище.
Клавин домишко как-то сразу ему приглянулся - аккуратный, уютный, с резными ставенками и расписным петушком-флигелем на крыше. Домовой, собрав все свои нехитрые пожитки и уложив их в холщовый мешок, пересёк пару деревенских улочек и оказался на Сеновальной 35. Он сквозь стену проник в дом. Его встретила сияющая чистотой большая, светлая горница. У окна стоял крепкий дубовый стол, накрытый синей скатертью с белыми лилиями. На столе величественно и важно, как военачальник на плацу, возвышался латунный самовар, увенчанный перламутровым заварочным чайником из фарфора с изображением богини Дианы на отдыхе после охоты. И заканчивала всю эту композицию плетёная из лозы вазочка в форме лебедя, доверху наполненная аппетитными баранками.
Помещение горницы было разделено надвое белёной печкой. За ней находилась меньшая его часть, что-то вроде кухоньки: деревянные полочки с разнообразной утварью, ещё один стол, но небольшой и без скатерти, синий рукомойник в углу, развешанные на разноцветных пластиковых крючках-ромашках полотенца и прихватки самых развесёлых расцветок.
Федотыч огляделся, кивнул удовлетворённо седой головой и полез на печку.
- Хороший домишко, ух, хороший! Сразу видно, хозяйка в нём знатная. Не то, что бабка Матрёна. У той вечно пыль под кроватью, паутина по углам да стены засижены мухами.
Сколь не бился Федотыч с Матрёной, сколь не вразумлял её своими тайными действиями, толку - ноль. Не догоняла бабка, и всё тут! А показаться ей он не мог. Есть такое правило у домовых - людям не показываться, не то порастеряют они свои волшебные чары. И ещё одно правило есть, уж, коль поселился в доме - живи, покуда дом с землёй не сравняют, иначе сам человеком станешь, а ничего страшнее этого для домовых не существовало. Вот и маялся Федотыч с Матрёной. Теперь же, сидя на печке, домовой тихо радовался выпавшему на его долю счастью. Нравилось здесь Федотычу, ух, как нравилось!
Заскрипела входная дверь (надо бы смазать, сразу подумал домовой), и в дом вошла женщина с охапкой берёзовых чурок. Женщина отличалась монументальной, магической красотой: рыжие, вьющиеся локоны, подвязанные васильковой косынкой, большие зелёные глаза с каким-то необычным блеском-огоньком, обрамлённые длинными, пушистыми ресницами, аккуратный, чуть вздёрнутый носик, ладная, пышная фигура, белоснежная кожа и здоровый румянец на щеках. Кровь с молоком, говорят про таких.
Она подошла к печке, бросила на пол поленья, разогнулась и тыльной стороной крепкой ладони отёрла пот со лба.
- Ну и баба! Это ж надо, мало того, что домовитая, да ещё и красавица, каких свет не видывал! - не удержался Федотыч, - Ох, и повезло мне с хозяюшкой!
Женщина замерла на месте, медленно повернулась и посмотрела наверх печки.
- Не может быть! - испугался домовой.
Хозяйка подпёрла круглые бока руками, подозрительно покосилась на незваного гостя и грозно спросила громким, звучным голосом:
- А ты хто такой? И чегой делаешь тут? Небось, воришка?! Так я тебе щас! - женщина быстро схватила стоявший в углу ухват.
- Стой! - заорал Федотыч, - Стой, оглашенная!
- Хто-о-о? Энто я-я, я - оглашенная? - голос красавицы стал принимать угрожающие нотки, - Вот, я тебе щас задам, нечисть лохматая, пень трухлявый...
Ухват грозно показал Федотычу свои чугунные рога.
- Стой, говорю, - заорал домовой пуще прежнего и бросил в лицо женщины пригоршню чудодейственных искр. Та остепенилась и, как вкопанная, застыла на месте.
- Вот, так-то лучше будет, - буркнул Федотыч. Затем он провёл ладонью вдоль лица красавицы и она пришла в себя.
- Ну, поуспокоилась маленько? Ух, и шебутная ты тётка!
- Потише, милая, ты меня не бойся, - стал ласково успокаивать её Федотыч, - не воришка я. Не пойму почему, но ты меня видишь и слышишь, и про нечисть, каким то образом смекнула. Домовой я. До-мо-вой. Зовут Федотычем. А тебя как величают, красавица?
- Клавой, - машинально отозвалась ошарашенная хозяйка дома, а потом повторила, заворожено "ДО-МО-ВОЙ" и с шумом рухнула на табурет.
***********
Через час после такого чудесного знакомства его участники уже сидели у пышущего самовара за столом, усеянным белыми лилиями по синему фону.
- Федоть, значит, - лукаво улыбнулась женщина и шумно подула на чай в блюдце.
- Выходит, что так, - ответил Федотыч, отправляя в рот очередную ложку с земляничным вареньем.
- Федоть, да не тоть! - усмехнулась Клава. - Значит, ты теперь у меня жить станешь. А что? Я очень даже согласная! Всё лучше, чем одной куковать. Мы с тобою вечерами, Федотушка, чаи гонять будем, с пирожками да шаньгами. Знаешь, какие я пироги то пеку, пальчики оближешь! Могу с капустой, могу с грибами, али с ягодами. Какие хошь, такие и спеку, - стала нахваливать свой кулинарный талант Клава, - Ты с чем больше любишь, пироги то?
- С картошечкой и лучком, - разомлел Федотыч.
- Ну да, с лучком! А потом мы с тобой телевизер смотреть станем. По нему такие сериалы казывають! Знаш, какие, вот, душа, прям, разворачивается и слёзы текуть!
- От чего, от лука? - не понял домовой.
- От зрелищча! - засмеялась Клава, - Федоть, а ты што, телевизера не видал?
- Не-е, у бабки Матрёны такого зверя не было...
- Зверя! - смех женщины зазвучал звонким заливистым колокольчиком, а щёки раскраснелись от веселья, - Энто не зверь, Федоть. Пойдём-ка, я тебе кой чего покажу!
И она подвела его к деревянному полированному ящику, внутри которого, почему-то, находилось серое, непрозрачное стекло, а под ним круглая кнопочка, похожая на большую пуговицу без дырок. Клава нажала на "пуговицу", стекло начало понемногу светиться, становясь, всё ярче и ярче, и, наконец, чудесным образом превратилось в живую, говорящую картинку.
- А теперь прогноз погоды на завтра, - бодро заявила "картинка" и широко улыбнулась накрашенными губами.
Федотыч остолбенел. Его седые волосы встали дыбом, глаза вылезли из орбит, а рот открылся в немом изумлении.
- Над нечерноземной полосой России пройдут проливные дожди, - беззаботно тараторила "картинка".
Федотыч дотронулся до волшебного стекла и получил электрическим разрядом по толстому пальцу.
- Ай! - заорал домовой благим матом, - Клава! Кто это? Я такой нечисти не знаю, чтобы в ящике за стеклом сидела, погоду предсказывала, да за пальцы кусалась. Как её зовут?
Клава захлёбывалась смехом. Её круглое лицо в приступе хохота приобрело свекольный оттенок, а рыжая чёлка так и прыгала по высокому лбу.
- Телевизер, энто телевизер, Федоть! Достижение, как его, научно-технического прогрессу! А ты? Как там? Нечисть! Ой, не могу, держите меня!
Домовой понял свою ошибку. Не стоило ему показывать страха, ох, не стоило! Да уж шибко впечатлило Федотыча это непонятное достижение неведомого ему прогресса.
*****
Так и стали они жить-поживать вдвоём в чистом и уютном маленьком домике. Клава ходила на работу и вела хозяйство, Федотыч помогал ей следить за порядком и смотреть за скотиной. По вечерам, управившись со всеми насущными заботами, они садились пить чай с румяными пирожками и ароматным вареньем, а потом смотрели телевизор. Федотычу это чудо техники, напугавшее его однажды до смерти, теперь несказанно понравилось. Домовой любил смотреть почти всё, но особенно ему нравились передача со строгим и коротким названием "Время" и детские мультики. Клава же уважала бесконечные душераздирающие сериалы, наполненные нешуточными заграничными страстями. Так что, в домике теперь возникали частые споры о пользе и вреде просмотренного и разворачивались настоящие баталии за право обладать вожделенным пультом от телевизора.
Впрочем, несмотря на свой бурный темперамент, Клава оставалась женщиной доброй и заботливой. Она отмыла домового в бане, постригла его лохматую шевелюру, приодела в новые вещи, купленные на рынке в городе, так что помолодевший и заблестевший Федотыч щеголял теперь по дому в новеньких спортивных штанах с красными лампасами и оранжевой футболке с непонятной надписью на спине.
В общем, Федотыч был доволен всем, но одна мысль всё-таки терзала его седовласую головушку. Негоже Клаве одной быть, не девица она уже, пора бы и замуж. Домовой стал изредка намекать хозяюшке на это, но женщина сначала пропускала его слова мимо ушей, а потом, когда попытки вразумления со стороны Федотыча стали настойчивее, нехотя с ним согласилась. Домовой понимал, что согласие - очередная Клавина хитрость, предпринятая для того, чтобы он отстал от неё. Но не так то прост был Федотыч! Он стал действовать тайком, пытаясь повлиять на упрямую женщину колдовскими силами. Не тут то было! Не действовала на Клаву его магия. Это обстоятельство приводило Федотыча в явное недоумение, и он начал было сомневаться в силе своего чародейства, но, проверив дар на других предметах и людях, поуспокоился и понял, что дело не в нём, а в Клаве. Почему по отношению к ней его магия не работала, Федотыч так и не понял, но решил действовать в другом направлении. Он выбирал подходящих на его взгляд женихов и заманивал их в дом, надеясь, что кто-нибудь да приглянётся строптивой "невесте".
Хитрая женщина не показывала даже малейшего удивления. Вот и сегодня Федотыч прошептал что-то в свой волшебный мешочек, и к вечеру в доме должен был появиться новый гость. Чары не подвели. Когда по радиоприёмнику прозвучал сигнал точного времени, подтверждённый шестикратным кукуканьем из старинных часов, а именно в 18.00 раздался негромкий стук в двери.
- Ктой там? - звонко спросила Клава, и от децибел её голоска у Федотыча заложило уши. Он потряс головой и быстренько спрятался за печку. На всякий случай, вдруг кто-нибудь из людей, как и его хозяюшка, тоже сможет его увидеть.
- А я вот шёл мимо, да подумал, дай загляну. Может, помочь, чем нужно? Одна, всё же, одной трудно.
Незваного, вернее, наколдованного гостя звали Николаем. Николай был высок и крепок, широкое, скуластое, вечно красное лицо с мясистым носом "карошкой" гордо украшали залихватские чёрные усы, подкрученные кверху. Пожалуй, это была единственная часть Колиной внешности, которая обладала неким шармом, но, почему-то никак не сочеталась с самим хозяином. Казалось, усы существовали отдельно от Коли, а Коля от усов. Впрочем, это не мешало им мирно уживаться вместе. "Жених" работал в деревенской кузнице, вид имел внушительный, но нрав добрый, а характер - открытый. Кроме того, он был не глуп, работящ и мастеровит. Федотычу этот кандидат очень понравился. Чем не пара Клаве?
И вот теперь, сидя за печкой, Домовой затаил дыхание и навострил уши. Очень уж ему хотелось, что б всё получилось.
- Трудно, Никола, когда старая да больная. А я женщина крепкая, лентяйничать не приучена, руки-ноги, всё при мне, справляюсь. Да ты проходи, чайку попей, устал, поди, работа у тебя не из лёгких - цельный день кувалдой размахивать.
Клава усадила гостя за стол, разлила по чашкам ароматный чай со смородиновым листом и грациозно придвинула поближе к Николаю тарелку с румяными шанежками. Сама же села напротив, подперла щёки руками и сощурила зелёные рентгеновские глаза. Под таким взглядом Коля чувствовал себя хуже, чем под артобстрелом. Он елозил на скамье, постоянно дул на чай и покашливал. Кое-как выпив содержимое чашки, он встал, ещё раз кашлянул и скомкано попрощался с гостеприимной хозяйкой. Федотыч за печкой покраснел от злости:
- Ну, что она с ними делает? Бегут, и всё тут! Колдуй, не колдуй, а конец один. Невозможная женщина, тьфу ты, Лесь-перелесь!
Впрочем, время шло, приближалась ночь на Ивана Купалу - последняя надежда Федотыча на осуществление своей задумки. Именно в эту ночь, когда огонь и вода соединятся в одно целое и наполнят эфир чудодейственной энергией, в лесу можно отыскать цветущий папоротник, который исполнит любое желание.
- Вот найду чудо-траву, а там посмотрим, кто кого! - от этих мыслей по щекам домового прошёлся лёгкий румянец, а в глазах загорелись два озорных огонька.
Если б он только знал, что у Клавы, поливавшей цветы в палисаднике, сейчас было точно такое же выражение лица.
И вот, час икс пробил, вернее прокукукал нахальной металлической птичкой. Отправив женщину на гуляние к речке, Федотыч дал ей чёткие указания. Через костёр нужно прыгать не одной, а в паре с молодым человеком. В венок обязательно вплетать листья лопуха и "медвежьих ушек", и опускать его на воду, а не вешать на сук дерева, и ни в коем случае по лесу одной не бродить, дабы не прельщать активизирующуюся в это время лесную нечисть. Когда проинструктированная женщина покинула дом, домовой удовлетворённо вздохнул, взял котомку, хлопнул в ладоши и исчез.
Это для Клавы лес в такую ночь таил много опасностей, а для домового он был кладезем необходимого сырья для волшебных снадобий. Федотыч отлично разбирался в разных травках, листиках и стебельках, но сегодня, во что бы то ни стало, ему нужно отыскать растение, которого раньше он никогда не видел. Вернее, он никогда не видел цветущего папоротника. Этой травы вокруг было полно, но чтоб цвёл? Кто угодно мог считать цветение папоротника сказкой, растение странное - не тычинок, не пестика, непонятно, как и размножается. Но Федотыч, как представитель нечисти, точно знал - на Ивана Купалу папоротник цветёт! Однако везение увидеть это чудо выпадает редкому счастливчику. Пока домовому не везло.
Он прохаживался по ночному лесу, забыв обо всём на свете. Зверобой распустил свои жёлтенькие цветочки, которые в свете луны мигали огоньками, и вздыхал от досады. Чертополох цеплял домового за штанину, обижаясь на то, что Федотыч проходит мимо него, совсем не замечая дивное растение. Багульник вставал на пути бедолаги непроходимыми зарослями, пытаясь вразумить обезумевшую нечисть, мол, старый, совсем из ума выжил, забыл, за чем пришёл. Но Федотыч не забыл! Одержимый поиском волшебного папоротника, он не обращал никакого внимания на все остальные травки и кустарники. Изрядно уставший и погрустневший, домовой присел на кочку.
- Отдохну маленько, и продолжу! - подумалось ему. Он шумно вздохнул и огляделся вокруг. И вдруг... За кустом шиповника он увидел радужное свечение, яркие разноцветные огоньки то вспыхивали, то гасли, один за другим.
- Ух, Лесь-перелесь, нашёл! - Федотыч подскочил на кочке, будто ужаленный и, прихрамывая, засеменил на огоньки.
То, что он увидел, привело его в чувство глубокого отчаяния. Да, то был цветущий папоротник. Но только БЫЛ, совсем недавно какая-то зараза, сорвала его, опередив неудачливого искателя. Огоньки - только след от сорванного растения. Да и тех уже не было, помелькали, как бенгальские искры, и исчезли. Федотыч рухнул на кочку и громко зарыдал от досады. Потом он поднял глаза на небо. Луна, доселе безучастная, теперь, казалось, насмехалась над беднягой. Пару часов Федотыч ещё пробыл в ступоре, но затем опомнился и понуро поплёлся домой. Скоро станет светать, Клава возвратится с гуляния, а домового нет. Она не должна заметить его ухода.
Федотыч сидел в палисаднике, уставший, обмякший и расстроенный, и машинально жевал листик лопуха. Вдруг вдали заблестел огонёк, он приближался, увеличиваясь в размерах. Сначала Федотыч подумал, что это падающая звезда, вот упадёт и разобьётся сейчас, как и его мечта. И даже загадывать на неё желание он не стал. Уже не верил. Огонёк же становился всё ближе и в его свете стал различим какой-то силуэт. Федотыч прищурился, пригляделся.
- Ух, ты, Лесь..., -только и смог вымолвить он.
Ночное небо рассекала берёзовая метла, на которой сидела обнажённая (прям, в чём мать родила), дородная женщина с распущенными рыжими волосами, которые украшал роскошный венок из ромашек и "медвежьих ушек". Одной рукой женщина держалась за рукоять своего "транспортного средства", а в другой держала цветущий папоротник, который рассыпался брызгами разноцветных, переливающихся огней. Метла описала над домом почётный круг и с визгом пошла на посадку, прямо в палисадник, где сидел обалдевший Федотыч.
- Федоть! Любимый мой! Мы тяперя вместе будем! Я теперя ведьма, тоже нечисть. Ух, и заживём мы с тобой, Федотушка! Исполнилась моя мечта.
Раскрасневшаяся, запыхавшаяся Клава сгребла онемевшего домового в объятия и с чувством прижала к себе.
Папоротник упал на землю, последние искорки погасли.
Клаву искали всей деревней, но так и не нашли. Спустя время, из её домишки, по разумным доводам умного Павла Алексеича, решено было сделать библиотеку, но не тут то было! Ох, и натерпелся страху всякий, кто решался подойти к дому. Хотели снести строение, тоже не удалось. В народе слухи пошли, что на Сеновальной 35 нечисть поселилась, да такая, что справиться с ней честному люду невозможно. Сельчане стали обходить заколдованный дом стороной, крестясь и украдкой сплёвывая через плечо.
А уж какие дела стали твориться в самом доме, о том мы можем только догадываться. Впрочем, это и не наше дело. Думается мне, что Клава с Федотычем разберутся как-нибудь без посторонней помощи.