Звонок раздался, когда Верхилио Санчес читал, и он досадливо поморщился. Больше всего его раздражало, когда будили или отрывали от книги - это всегда было одно и то же, агрессия реальности, грубое вторжение внешнего мира. Он заложил книгу - он всегда закрывал книгу, как будто без этого нельзя - по мере прочтения содержание обретало плоть, из литер, как из кирпичиков, строились города, интерьеры, пейзажи, люди, машины, всё это начинало жить, двигаться, разговаривать, - и Санчес интуитивно, почти по-детски опасался, что всё это покинет книгу, стоит оставить её открытой.
- Верхилио Санчес слушает.
- Эмилио Дельгадо, "Показания мертвеца", - послышался бесстрастный мужской голос.
- Простите, кто это? - недоумённо переспросил Санчес, но на том конце провода уже положили трубку.
Верхилио Санчес вернулся к книге - это был детективный роман, старая и очень запутанная история, в ней не было ни крови, ни погонь, ни даже похищенных бриллиантов и единственное, что требовалось от сыщика, в роли которого на этот раз выступал сам читатель - это разобраться, что же всё-таки происходит. Повествование перекатывалось со страницы на страницу, действие переносилось из Аравийской пустыни на берега Ла-Платы, из цехов сверхсовременного предприятия - на кривые улочки средневекового города, из тишины библиотеки - в неумолкаемый грохот какого-то сражения. В каждой главе действовала другая группа персонажей, люди из разных глав не только не имели между собой никаких сношений, но даже не подозревали о существовании друг друга: и в то же время их что-то объединяло, они были связаны какой-то тайной - их выдавали нечаянные реплики, жесты, зловещие полунамёки, дальше которых разговор никогда не шёл, потому что это действительно была тайна - тайна от всех, и прежде всего от автора книги. Санчес, однако, автором не был, и потому не терял надежды разгадать эту тайну. С первой строки он окунулся в текст - это был мокрый осенний парк с ворохами листьев и голыми ветвями, старый дом в глубине, по клочьям дыма из трубы он догадался, что этот человек сейчас там, он сидит у камина и читает книгу. Быстро, как будто делал это уже десятки раз, Санчес (на самом деле его звали Эстеван Торрес, но Санчес растворялся в персонаже с первой строки) поднялся на веранду, прошёл гостиную, галерею, по устланной ковром лестнице поднялся на второй этаж, миновал две двери и постучал в третью. Родольфо Перес сидел в кресле и читал при свете пылающих в камине дров. Санчес уже открыл было рот, чтобы заговорить, но в этот момент его взгляд упал на обложку книги, которую читал Перес. Эмилио Дельгадо, "Смерть - надёжный голкипер", - прочёл он, и его вытолкнуло из текста, как мячик из воды.
Верхилио Санчес не был суеверным, но дважды запинаться об один камень было не в его привычках. В его библиотеке искать Дельгадо не имело смысла - он не читал авторов этого сорта, потому что их двухмерные мертворождённые миры раздражали его ещё больше, чем реальность. Санчес прикинул, кто из его знакомых может читать детективы, и через полминуты был у телефона. Гильермо Мендес отозвался тотчас, как будто сидел и ждал его звонка. Да, конечно, у него есть Дельгадо, самый полный, тридцать два тома. Хотя на самом деле никакой он не Дельгадо, а Лопес, но попробуй расположить к себе читателя, если ты Лопес, вот он и подобрал себе такой псевдоним. "Показания мертвеца"... Минутку, кажется в пятом томе. Шаги, шуршанье бумаги и - нет, здесь нет, сейчас я посмотрю последний том, должно быть, в другом месте. Снова пауза и - ты знаешь, в оглавлении нет, очень странно. А ты ничего не перепутал?
- Не знаю, может быть, - неуверенно пробормотал Санчес. - Извини.
Второй звонок вырвал его из сна: он снова поднимался по устланной ковром лестнице на второй этаж, две двери были закрыты, за третьей - спиной к камину сидел Гильермо Мендес и читал "Показания мертвеца" Эмилио Дельгадо. "Как ты можешь читать эту дрянь?" - поморщился Санчес. "А что мне остаётся? - беспомощно усмехнулся Мендес, сделав жест в глубину комнаты. - Это - последняя книга". Санчес повернул голову и увидел ряды совершенно пустых стеллажей. Они были бесконечно длинными и уходили в пространство, как будто отражались в анфиладе зеркал. Поражённый, он обернулся к Мендесу и открыл уже было рот, чтобы заговорить, но в этот миг телефонный звонок выдернул его из сновидений - так удильщик выдергивает рыбу из её родной стихии.
- Слушаю, - пробормотал Санчес, ещё не совсем проснувшись.
И тотчас голос, уже знакомый по вчерашнему звонку, произнёс:
- Абдаллах ибн Муслим ибн Кутейба. "Источники сообщений".
- Послушайте, кто вы... - мигом пробудившись, воскликнул Санчес, однако слушать его не стали и на этот раз.
Ибн Кутейба, как и другие арабские рассказчики, был автором из круга чтения Санчеса. Но что могло связывать учёного, который жил в Багдаде тысячу лет назад, с современным автором третьеразрядных детективных поделок?
Санчес встал и пошёл в библиотеку: её тяжёлая, насыщенная молчанием тысячелетий тишина, впервые показалась ему зловещей.
Вынул ящичек каталога, сел в кресло и начал листать пожелтевшие корешки: повеяло удушливым ветром Аравийской пустыни, послышались резкие гортанные окрики погонщиков и, точно миражи, в зыбкой дымке проступили дома и дворцы городов 1001 ночи.
Порыв промозглого ветра с берегов Ла-Платы развеял мираж: книги ибн Кутейбы в каталоге не было. В первый момент Санчесу показалось, что он ошибся: в составлении каталога, как и во всём, что касалось устройства библиотеки, он был скрупулёзен до мелочей. Ещё раз перелистал каталог: ибн Кузман, ибн Мискавайх, ибн аль-Мукаффа...
Встревожась, пошёл к стеллажам, пододвинул лестницу: в какой-то момент ему почудилось, что книги на этой полке стоят свободнее, чем на других, но в следующий миг он убедился - нет, ряд такой же ровный и плотный, как другие. Книги в нём были расположены строго по каталогу, сразу же за ибн Кузманом следовали ибн Мискавайх, ибн аль-Мукафа и так далее.
Хорошо, предположим, "Источников сообщений" у него не было или они каким-то образом исчезли из его собрания. Но ведь эта вещь должна сохраниться в отрывках - в сборниках и альманахах арабской литературы?
Исчезнувшую антологию Санчес искал ещё два с половиной часа, но к исходу этого времени он уже и сам начал сомневаться, писал ли Абдаллах ибн Кутейба такую книгу. Ни полтора десятка сборников, ни одна энциклопедия, ни многотомные истории литератур Леванта даже не упоминали о ней. Единственное, чем был известен Абдаллах ибн Кутейба - это исследование о поэзии и поэтах.
Санчес оторвался от книжного развала, в который превратил библиотеку, с ощущением заблудившегося во сне - человека, который не знает, как проснуться и возможно ли это. Его взгляд, как рука утопающего к спасательному кругу, потянулся к телефону. Мысль пришла уже потом, когда услышал жалобное жужжанье насекомого, попавшего в телефонную сеть.
- Луис Карденас, - сказал Санчес и не узнал своего голоса.
- Да, это я, - отозвался Луис.
- Привет, Луис. Это Верхилио Санчес, - он вдруг почувствовал, что внезапное волнение не даёт ему говорить. - Насколько мне известно, ты лучше, чем кто-либо в западном полушарии, знаешь Левант.
- Твои сведения несколько преувеличены. Только третий - после ЦРУ и Эль Сьего. Так что тебя интересует?
- Багдад. Второй-третий век Хиджры. Ибн Кутейба, антология "Источники сообщений".
- Сожалею, но тебя ввели в заблуждение. Абдаллах ибн Муслим ибн Кутейба из Багдада не собирал антологий. Его перу принадлежит "Книга о поэзии и поэтах".
- Ты в этом уверен?
- На сто процентов. Я хорошо знаю арабскую литературу этого периода, поэтому ещё раз повторяю: тебе дурят голову. На всякий случай - свяжись с Эль Сьего, он тебе точно скажет. этот человек для меня - последняя инстанция во всём, что касается Востока.
- Кто такой Эль Сьего?
- Хуан Пелоти, профессор ориенталистики. Прежде он работал в университете, но с ним произошёл несчастный случай, и он лишился зрения. Теперь на отдыхе. Дать телефон?
- Да, пожалуйста.
Санчес записал номер и простился с Луисом. Промочил хересом пересохшее, как воздух пустыни, горло и снова потянулся к телефону. И в этот момент раздался звонок. Санчес машинально взял трубку.
- Иеремия Брабантский. Правдивое описание Рая Господня и прочих заоблачных стран, показанных Ангелом Господним старцу Иеремии.
Санчес скрипнул зубами и отшвырнул трубку, как будто это была ядовитая змея.
Восторженные отклики об этой книге он встречал у многих писателей средневековой Европы, но ни самого "Описания Рая", ни его фрагментов никто не видел по крайней мере со времён Христофора Колумба. Считалось, что труд Иеремии Брабантского погиб давно и безвозвратно. 3начит, "Описание Рая" оставалось невредимым до последней минуты. Но теперь...
- Хуан Пелоти Эль Сьего слушает, - голос в трубке произнес "Эль Сьего" с таким выражением, будто это был по меньшей мере императорский титул, хотя это прозвище значило только "Слепой".
- Добрый день, сеньор Пелоти. Меня зовут Верхилио Санчес. Мне посоветовал к вам обратиться Луис Карденас: мы с ним разошлись в мнениях о творчестве одного человека, который жил в Багдаде тысячу лет назад.
- Гмм... И кто этот человек?
- Абдаллах ибн Муслим ибн Кутейба. Я считал, что его перу принадлежит антология "Источники сообщений" в двенадцати томах. Однако Луис Карденас уверяет, что ибн Кутейба написал только "Книгу о поэзии и поэтах".
Эль Сьего некоторое время молчал.
- А вы уверены, что Карденас вас не разыгрывает?
- Я достаточно хорошо знаю Луиса, чтобы так считать. Нет, он вполне серьёзен.
- Видите ли... - в тоне Эль Сьего послышалось лёгкое замешательство. - Мне известны два человека по прозвищу ибн Кутейба, которые жили в Багдаде тысячу лет назад. Однако ни один из них не носил имени Абдаллах и ни один из них не писал книг. Так что ваш спор... Погодите, а почему вы так считаете? Вы читали эту книгу или вам кто-то говорил о ней? Быть может, это мистификация?
- Несколько часов назад я был уверен, что читал эту книгу и что она стоит на полке в моей библиотеке. И мне... мне почему-то кажется, что в это время и вы не сомневались в её существовании.
- Погодите, - голос Эль Сьего вдруг стал глухим и встревоженным. - Как... Как это произошло? Вы что-то прочли о книге Кутейбы?
- Нет, мне позвонили, - ответил Санчес и в двух словах рассказал о загадочных звонках, после которых исчезают книги.
Пелоти некоторое время молчал, а когда заговорил, его голос был заметно оттаявшим:
- Я рад, сеньор Санчес. Вы даже не представляете, как я рад, что Вы мне позвонили. Нам необходимо встретиться. Я бы сам к Вам приехал, но некоторые обстоятельства осложняют для меня путешествия. Поэтому я вынужден просить вас о визите. Запишите мой адрес...
По устланной ковром лестнице управляющий проводил Санчеса на второй этаж. Они миновали две двери и вошли в третью. Это был кабинет. Пелоти сидел за рабочим столом, лицом к вошедшему: в руках он держал книгу. Тёмные очки в сочетании с худобой и бледностью делали его лицо похожим на череп.
- Проходите, сеньор Санчес, располагайтесь. Пока вы ехали, я позвонил Карденасу. Он понятия не имеет, кто такой ибн Кутейба. Ничего не слышал не только об "Источниках сообщений", но и о поэтических исследованиях. Более того: когда я спросил его о Вас, он сказал, что разговаривал с вами в последний раз две недели назад.
- Как... Карденас?!
- Успокойтесь, это в порядке вещей. Если не о чём было говорить, значит, и разговора не было. Они умеют прятать концы в воду.
- Кто - они? - не понял Санчес.
- Если бы я знал, - вздохнул Пелоти. - Обратите внимание, - он показал книгу, которую держал в руках. Это был Эмилио Дельгадо. "Смерть - надёжный голкипер", - прочёл Санчес название, набросанное кровавыми мазками. - Вы не находите, что книги такого рода бесполезны? Мне кажется, они только засоряют библиотеку. Это - Эмилио Дельгадо, "Смерть - надёжный голкипер".
Книга исчезла из его рук - так внезапно, что оба вздрогнули.
- Всё правильно, - кивнул Пелоти. - Похоже на цирковой фокус. Но весь фокус в том, что книга исчезает не только здесь. Одновременно она исчезает во всём мире. Любое издание, в переводе на любой язык. И книга, и все упоминания о ней. Если это единственная книга автора, то само его имя становится безвестным. А сам он и в мыслях не имеет, что когда-то написал - или мог написать - книгу. То же и те, кто читал её.
- Но как Вам это удалось?
- Это Вам удалось, - грустно усмехнулся Пелоти. - Исчезают книги, названия которых Вы слышите. Поначалу я надеялся, что только те, названия которых Вам надиктовывает загадочный голос - но то, что Кутейба был известен Карденасу как автор книги о поэтах, расширило этот круг. Обнаружив исчезновение антологии, Вы позвонили Карденасу: естественно, он не мог знать ничего об антологии, ибо Вам уже н а з в а л и её. Карденас сообщил Вам то, что знал о Кутейбе. То есть назвал книгу, о которой он знал. И когда Вы позвонили мне, я уже ничего не знал ни о самом Абдаллахе ибн Кутейбе, ни о его книгах.
Оставалась ещё надежда, что Ваш случай как-то связан с телефоном. Теперь сомнений нет. Ни голос того, кто говорит, ни телефон не имеют значения. Исчезают в с е книги, названия которых Вы слышите.
Наступила пауза. Пелоти курил.
- Но Вы... Вы как об этом узнали? - наконец спросил Санчес.
- Луис не говорил Вам о том, как я ослеп? - спросил Пелоти.
- Кажется, он сказал: "Произошёл несчастный случай..." - припомнил Санчес.
- Это не был несчастный случай. Я это сделал сам.
- Вы... сами?!
- Да. Дело в том, что вы уже не первый. Сначала это произошло со мной. В один прекрасный день начали исчезать книги, названия которых я читал. Всё равно где - в каталоге, на обложке, в критической статье, всё равно на каком языке. Скажем, Вы напишете на клочке бумаги фамилию автора и название книги, передадите мне, я прочту - и всё, и этой книги уже нет. Здесь и во всём мире. Вот почему я лишил себя зрения.
Санчес попросил разрешения закурить. В последний раз он курил, когда ему было одиннадцать лет.
- Но Вы... - выговорил он наконец, - Вы пробовали это как-то объяснить?
- Да, я пытаюсь это сделать. Но все мои выводы - не более чем догадка, карточный домик, который разлетится от малейшего дуновения ветерка истины. Всё это слишком чуждо человеческой природе. Они настолько не похожи на нас, что мы никак не можем их обнаружить. Они пытаются отнять у нас библиотеку.
- Зачем?
- Не знаю. Быть может, они хотят лишить нас памяти. Ведь наша цивилизация имеет чётко выраженный языковой характер.
Всё, что мы имели в начале и всё, что обрели за тысячи лет нашей истории, зиждется на Слове. И если нас лишить библиотеки - мы станем полными идиотами. Тогда нас можно будет брать голыми руками.
Так вот: мир этих существ настолько чужд нашему миру, что практически не соприкасается с ним. Они невидимы, неслышимы, неосязаемы; даже собаки - звери, которые реагируют на присутствие существ из тонких миров, не могут их учуять. Не говоря уже о так называемых чувствительных приборах.
И всё же для них, видимо, это очень важно - лишить нас библиотеки. И они нашли способ вторжения. Они каким-то образом завладели моим зрением - и мой взгляд стал их оружием. Я лишил их оружия - и теперь они завладели вашим слухом.
Пелоти умолк. Молчал и Санчес. Он уже знал, что Эль Сьего - возможно, последний человек, с которым он разговаривает. В открытую форточку доносились неясные вздохи города - жужжанье машин, звонки и перестук трамваев, отдалённые голоса. И ещё он подумал о музыке - и сердце больно сжалось в его груди. Но в следующий миг он увидел картины на стенах, много картин, две или три из них были подписаны - "Хуан Пелоти".
- Ничего не поделаешь, друг, - сказал Пелоти. - Это война.
С тех пор, как с ним произошёл несчастный случай, Санчес передал все дела заместителю, который иногда - раз в неделю, а то и реже - приносит ему бумаги на подпись. Кстати, эта последняя теперь стала длиннее - Санчес добавил к ней "Эль Сурдо", которое подписывает с таким росчерком, будто это по меньшей мере императорский титул, хотя это прозвище значит всего-навсего "Глухой".
Всё своё время Санчес теперь отдаёт библиотеке. Он проводит за чтением дни напролёт, - и ничто не в состоянии оторвать его от книги - ни люди, живущие в одном мире с ним, ни периодически, как удары метронома, повторяющиеся государственные перевороты, ни землетрясения, ни тем более телефон, который звонит, не умолкая.
3вонит, не умолкая.
Потеряв слух, он обрёл другое, - теперь, едва он начинает читать, строки, а вместе с ними и все другие очертания внешнего мира, расплываются, исчезают, и он оказывается в книге.
Здесь он может быть кем угодно - одним из персонажей, незримым духом, царящим над событиями, собеседником автора, который, подобно д р у г о м у Вергилию, ведёт его по кругам своего мира. Для Верхилио Санчеса каждая книга теперь - не просто иной мир, а иная жизнь, ибо он живёт в этой книге. Бывают дни, когда он прочитывает по нескольку книг - и это значит, что за день он проживает несколько жизней. Потому что для него прочтённая книга - это прожитая жизнь.
Это прожитая жизнь.
И никакая сила не в состоянии вырвать его из книги. И, если однажды они придут его убить, или рухнет дом, похоронив его под обломками - это вовсе не значит, что Верхилио Санчес Эль Сурдо погибнет. Просто он навсегда останется в одной из книг.