Русавин Андрей Сергеевич : другие произведения.

Сказ Про Иванушку-Дурачка. Балясина шестая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Русский молодецкий эпос, потешный опус, дурашный пафос: одним словом – СКАЗ ПРО ИВАНУШКУ-ДУРАЧКА, землячка и добрячка, бодрячка и острячка, и про его могутный природный разум. По сборнику «Народные русские сказки А.Н. Афанасьева», сборнику В.И. Даля «Пословицы русского народа», «Толковому словарю живого великорусского языка» В.И. Даля, да и по собственному разумению тож. Обработка, а где и работка, Андрея Русавина, стало быть, не сочинителя, а сказителя; творец же сего, как и всего истинно ценного, – самобытный, самонравный, самогласный русский народ.
   СКАЗ ПРО ИВАНУШКУ-ДУРАЧКА
  
   Продолжение (начало – ищи по ссылке «Другие произведения»)
  
   Краткое предуведомление
  
   Где «е» зришь, там «е» читай, где «ё» зришь, там «ё» читай. Да смотри, не ошибись!
  
   Балясина шестая
  
   КАК ЛИХОЙ СЕРЕДНИЙ БРАТ
   ЗА ПЛАМЕНЕМ ПОДЫБА́Л*
  
   Посвящается Д. Дудиной
  
   Поскребли брате́ны старшие в заты́лицах*: тощие животки подводит, надо, понимаешь, на ужин кашку варить, огнишки где-нибудь добывать. Однозначно!
   Тут середний браток Петр закропота́лся*, да и говорит набольшему:
   – Э́кой ты, братан! Не принес нам огошки для кашки! Дай-ка теперь я пламё поищу!
   А середовой брат был зорковат! Он, пыхтя, взлез на осину у опу́шины*, пролез на вершину, попыхтел-попыхтел, туды́кась*, сыды́кась* поглазел, да и углядел: в одной стороне леса как быдто огонек горит, зелен чад змеей извивается, в небеса воздымается. Хоть мал огонечек, а всё же зеленый змий совершенно отчетливо виден, да и на запах отлично чувствуется, однозначно!
   Полез серединный брате́ник наземь, брякнулся оземь – знать, промахнулся; встал, отряхнулся и подыбал полымя добывать. Только и сказал перед расставаньем напоследок:
   – Ну, прощайте, простите, братейки! Не́туткась*, не провожайте: дальние проводы – лишние слезы. Вернусь ли еще – Бог весть, останусь ли, братулечки, в живых – черт его знает! Ах, либо перед в крестах, либо зад в кустах, однозначно! Эх, таперича мой черед ступать наперед! Впрочем, я парень удача: долго не думаю, была бы пыль да люди б сторонились! Ну, пора со двора – не поздней, чем вчера! Ура!
   – Эк! Наш лихощавый срединный браты́ш ходит ребром, глядит козырем, понимаешь! – гуну́л* восхищенно старшой братюган. – Упал-то пребольно, да встал прездорово! Экий орел: руки фертом в боки, ноги прописным азо́м, понимаешь! А сапожки, сапожечки-то на нем какие! Сафьяновые сапоженьки-то!
   А лиховатый сере́дковый брате́лко идет да идет себе по лесу: тропы не знает, а через ступает; хоть близко видать, да далеко дыбать. Он брел, брел, инно́ ноги осеклись; набродил, как ку́ра. Ну, да Петруха отобрел в сторону, побродил еще немного, насилу прибрел. Глядь – стоит сере́д леса поляна; на поляне, понимаешь, – заборишка. Тот заборчик – из человечьих костей; на костях торчат черепа людские, с глазами; вместо верей у ворот – ноги человеческие, вместо запоров – руки аналогичные, вместо замка́ – рот хомо сапиенса с острыми-преострыми зубами!
   От ужасти Петряй аж отерпа́л*: руки оте́рпли, как от лютой стужи, зубы отерпли, как от хладного квасу.
   Вдруг скачет всадник: сам черный, одет во всём черном и на черном коне. Подскакал всадник к воротам и исчез, как сквозь землю провалился! Ну и ну! Настала ночь.
   Но темнота, понимаешь, продолжалась недолго: у всех черепищ на заборе засветились глазищи, и на поляне стало светло, как середи́ дня.
   Ну, тут на лихого нашего братюка такой жах* напал, что братец оторопел: черепишки своим светом исполошили. Известно: медве́дчики* медведя исполошили, и тот оторопел, а человеку и Бог велел! Однозначно!
   Неутерпное излучение от черепья прожигало мужичину насквозь. Петрай помрачнел, почернел и задымился.
   – Однозначно – горю́! Помогите! Спасите! – завопил он изо всех сил и бросился бежать око́ль* заборца.
   Однако черепа продолжали жечь мужлана своим нестерпным пылом, ноги забора – пинались, а рот норовил укусить острыми зубами в зад!
   Вдруг стайер на бегу споткнулся о пень, поскользнулся и упал в лужу. Встал, отряхнулся и горько заплакал: ну совершенно новенькие чеботы замарал! Однозначно! Снял чебо́тья и яростно принялся чистить их травою.
   – Ой, сто это у музиська в руках? – полюбопытствовал один босой и весьма кривоногий костяк.
   – Сто, сто! – ответил другой, на полусогнутых ножках, в прошлом профессиональный глашатай. – Не видис, сто ли? Сапоги! Сафьяновые!
   – Хосю такие зе!
   – Таких зе нет! Проси у музиська энти!
   – Холосо! Музик, а музик!
   – Шо?
   – Тебя как зовут?
   – Петро!
   – А меня – Костян Саин-хан! Я – добрый! Саин – знасит добрый! А ты, Петря, добряш?
   – Ну, да! Чего надоть?
   – Дай сапо́ски поносить!
   – А не то?
   – А не то – сам знаес сто!
   – Ну, на, на! Однозначно!
   Швырнул Петраха свои сапожищи добренькому хану, а они упали наземь перед скелетом, вскочили – да и давай, самобеги эдакие, улепетывать в другую сторону, выкрикивая: «Свободу – сапогам!»
   – Ой, куды зе это они побезали? – изумился костяк.
   – К Индийскому океану, Костя! – охотно пояснил всезнающий бывший диктор.
   – Засем?
   – Мыться!
   – А на кой?
   – Так им на роду написано, Костик!
   – А-а-а! Нет, стойте, стойте, сапоски́, подоздите! Ребя! За ними! За мной!
   И похрусты бросились в погоню за сапожи́шками. Но Петраше жаль стало своей обувки, однозначно! Он подставил скелетам ногу, и кости повалились все друг за дружкой на травку. И закончилось это всё тем, что свободолюбивые сапоги добежали-таки до Индийского океана! Там их и нашли в 1947 году загорелые местные жители и подарили некоему чрезвычайно уважаемому Махатме. Правда, поистрепались бравые чеботки в пути-дорожке, в калоши превратились. Именно эти достойные калоши и подбили Махатму на голодовку! Впрочем, это уже совсем другая история...
   Итак, лихостной сере́дочный брату́га подставил Саин-хану ногу, разъяренный костяк упал, вслед за ним повалились и другие. Глядь – весь забор и рассыпался!
   – Турки падают, как чурки; а наши, слава Богу, стоят безголовы! – сказал рот с острыми зубами, хваля ноги человечьи, что стояли вместо верей у ворот.
   – Так точно! А... а... однозначно! – стуча зубами, подтвердил Петоха и перешагнул через валяющиеся, шевелящиеся костищи.
   А костоньки задвигались, остовы один за другим начали вставать. Через минуту ворота стояли на прежнем месте, как ни в чем не бывало!
   А лихостливый середовой брату́шка оказался внутри огородки и увидел перед собой лачужку на курьих ножках, на собачьих пятках; в окошке огонешка светится, из трубы змий зеленый возносится.
   И стоит та хибарка к лесу передом, а к лихарю́ – понимаешь, небольшим, но крепко сколоченным задом.
   – Гляди-ка, коли́ко* дико! – воскликнул смышлеватый мужак. – Вот дурной ш-ш-ш... шалаш – на курьих ножках, на собачьих пятках! В таком шалашке от жандармов скрываться хорошо где-нибудь на берегу Разлива, однозначно, а жить по-людски, легально, – разве можно?
   Стал Петяха обходить хибаришку, чтобы вход найти, а хатка на курьих ножках скачет, на собачьих пятках поворачивается: к лесу, понимаешь, – передом, а к лихоумному среднему брательнику – крепу́чим*, понимаешь, задом. Однозначно! Одним словом, скачет избушка и задом, и передом, а дело идет своим чередом.
   – Х-х-х... хижина, впусти! – жалобится Петрака.
   Хижина ни в какую, хи-хи!
   – Дядя Том, открой!
   Дяди Тома нет дома.
   – Ка... ка... коттедж, откройся!
   Коттедж надменно молчит.
   – Ся... Сю... Сезам, отворись!
   Сезам никак не реагирует.
   – Те... терем! Палаццо! Двореццо!
   Дворец не отвечает.
   – О, Тадж-Махал съездов!
   Тот же эффект. Однозначно!
   Ходил, ходил несчастный братаник вокруг да около – да без толку! Бился, бился, колотился, а пути не добился: всяк бьется, да не всяк добивается, понимаешь!
   Тут кто-то хлопнул ходуна сзади по плечу.
   – Петяй! – это оказался Саин-хан.
   – Шо?
   – Ладонь горит – кого-нибудь бить. Давай с тобой подеремся!
   – Замахнись, да не ударь! – пролепетал Петяня. – Бить – добро, а не бить – лучше того! Дракою прав не будешь! Однозначно!
   – Не побив кума, не пить и пива, Петя! – возразил хан-Сама-Доброта, размахнулся и во́лоса у Петряни не тронул – кулаком в рожу заехал, аж из глаз звезды посыпались!
   – Уй! Стукнули в глазик ни за́ что, ни про́ что! Ай! Небо с овчинку показалось!
   – Ничего, за одного битого двух небитых дают! Дай ему! Дай ему еще – четверых небитых дадут! – одобрительно зашумели широкие общественные массы похрустов.
   – Н-н-на! – незамедлительно дал Добрыш-хан, да промахнулся – попал в нос не тому!
   – Ой! Кого мимо, а кого и в рыло, понимаешь! – сказал обиженный и заплакал.
   – Бей того, кто плачет; жури того, кто слушает! Однозначно! – заорал некто, и шкелеты бросились друг на друга.
   – Ура-а-а! Кто кого сможет – тот того и в рожу!
   – Не бей по роже – себе дороже!
   – Ура-а-а! Сколько сможу – столько и в рожу!
   – На́опако* не бей, сухотка прикинется!
   – Дали похлебку в три охлебка!
   – Напрут – так с ног собьют!
   – Подымешься – дух захватит; опустишься – обухом хватят!
   – Поругаться – душу отвести; подраться – сердце повытрясти!
   – В схватке счастье – великое дело!
   – Хоть сам наг пойду, а тебя как бубна пущу!
   – Да я и сам без рубахи пойду, а с тебя порты стяну!
   – Красна брань дракой!
   – Драка побои любит!
   – Ай! Ой! Испекли пирог во весь бок!
   – Ничего! Засохнет как на собаке!
   – Мы, кого побьем, того зла не помним!
   – Ага! Его сразу не похоронишь!
   – Наши рвутся, так волоса в руках остаются!
   – А то! На разъем с волосами не суйся!
   – Больше дерутся, так смирнее живут!
   – Чем биться, не пора ль помириться?!
   – Ура! Ура-а-а! Ур-р-р-а-а-а! – закричали все остовы хором. – Да здравствует вечный мир – до первой драки!
   – Ну, нет! Брань сла́вна лучше мира сту́дна*!
   – Ура! И смирен пень, да что в нем?
   – Ура! Побьют – не воз возьмут, а свое взял!
   – Ох, мой Бог, болит мой бок девятый год, не знаю, которое место!
   Ну, тут надоело лихому срединному братюге трястись от ужасти, выполз он из-под груды косток и мосолыг, подполз на карачках к хибарочке, привстал – да и тюкнул кулаком в окно! Однозначно!
   Окно отворилося, раздался скрипучий голос: «Что за шум, а драки нет? Фу, разбудили тут, понимаешь!», высунулась рука длиннющая и худющая, протянулась под облака, пошарила выше лесу стоячего, ниже облака ходячего, затем еще ниже – да и схватила лихощавого мужичишку за ши́воротник. А курья ножка, собачья пятка поддала лихощавцу под гузно – вот он и взлетел, понимаешь, в изби́шку через окошко. Однозначно!
  
   Высокоумные примечания
  
  * Дыба́ть – ходить, шагать.
  * Заты́лица – затылок.
  * Закропота́ться – захлопотаться брюзжа.
  * Опу́шина – опушка леса.
  * Туды́кась – туда.
  * Сыды́кась – сюда.
  * Не́туткась – нет.
  * Гуну́ть, гуни́ть – говорить, сказывать.
  * Отерпа́ть, оте́рпнуть, о теле или части его – помертветь, одеревенеть.
  * Жах – страх, ужас.
  * Медве́дчик – охотник на медведя.
  * Око́ль – вокруг, около.
  * Коли́ко – сколь.
  * Крепу́чий – крепкий.
  * На́опако – наотмашь.
  * Сту́дный – стыдный, постыдный.
   Продолжение следует.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"