Дванов Андрей. Царство, которого нет

"Царства Божия" не ждут; для него нет ни вчерашнего, ни послезавтрашнего дня, и через тысячу лет оно не грядёт - это есть опыт сердца: оно повсюду, оно нигде...

Ф. Ницше, "Антихристианин"

Посв. Н. К.

Hominem quaero

Сентябрь в раю. Все яблоки, опав,

свели хореографию соблазна

к банальным боги-вуги прелых па в

дыму Эдема. Но Лилит согласна

кагору таинств предпочесть коньяк:

подруга, плоть и кровь небесной воли,

пославшая Адама ради доли

свободы в Богом девственных краях.

Свободы ли? Но с высоты видней.

Под монастырь не подвести уставом.

Тем более - теперь, хрустя суставом

и сожалея об утрате дней

заочно, не имея ни держав,

ни скипетра, ни даже скипидара

смыть прошлое, при этом удержав

часть Бога: перспективу его дара.

Былых канонов пыльный натюрморт -

причина слёз насущного минора.

История всегда была тюрьмой.

Тюрьма - лишь конденсат вневременного

причастия истории. Как встарь,

последний из потомков Диогена

нашёл тебя, и - погасил фонарь:

ты, кажется, не требуешь рентгена.

Поэтому - ни люменов, ни лю...

Но в полумраке, как бы ненароком

приравнивая компасы к нулю,

шагаю в осень за единорогом.

Октябрь 2015

***

Резкость ночи, которой не выгладить утюгом

тяжко дышащих будней, хоть паром завесь глаза.

И не страх застывает в горле, а снежный ком;

и лавиной срывается прошлое. Голоса

прошлого. Многорукость влюблённых Шив,

страстно жаждущих декабря поиграть в снежки,

чтобы в будущем, партию наскоро завершив

метафизикой мата, из спальни рычать: сожги.

А печальное древо, рискуя прослыть углём,

будет так же тянуться в небо через трубу,

и ночами шептать, как заиндевевший клён,

перло-муторный лёд признаний, забыв табу.

И кольцо за кольцом с тонких пальцев падут года

к сердцевине, стуча обратный отсчёт коры,

как вселенная, первозданная нагота,

открывая в себе созвездия и миры.

Октябрь 2015

Памяти К. И. Никонова

Или, Или! лама савахфани?*

Мы - для крестов - нули: совсем одни.

Кресты, нули. И каждый выпад - мат! -

как снегопадом в осень: невпопад...

__________

* Или', Или'! лама' савахфани'? - Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф.27:46)

Октябрь 2015

***

Но жизнь - не Лермонтов и не Пушкин.

К. Молочникова

И скучно, и грустно. Протянуты сотни рук:

на паперти жизни яблоку плюнуть негде.

А жизнь в двадцать первом - такой безнадёжный Лурк,

что Хармс, Маяковский и прочие братья меди

звенят, как оркестр НЛО. Микрокосмы шляп -

на гвоздь, заторчать в кирпиче, на укол - ни стона:

торчать - с каждой рифмы! Чем повод не опошлять

залысины кладки - смешной метастаз бетона?

Чем повод услышать в розетке прощальный джаз?

Двоичный термит, выползающий из сегодня

вытачивать камень джунглей, бурит, держась

за нашу безбудущность, жизнь, - но она свободна

вложить в параллельность сочувствию кривизну,

ведущую к гибели лучшего геометра.

Чем это не повод оставить другим весну,

сгорев в ноябре, привычно и незаметно?

Сыграть на разрыв проводов электронный блюз,

лиан трескотню намотав на тарзанов палец?

Дивангельских крыл распахнутый минус-плюс -

вот искренность тел, что в истине истрепались.

Игольчатость мест - чем не повод искать Христа

чуть ниже, распятого в мареве нежных копий?

Как первый японец творил, белизной хрустя,

журавлика-сына, так мы к зимней жертве копим

чужую беду-небылицу, прижигая губами на теле скорбь.

Царапаем гвоздиком в сердце: "и я был тоже".

Как Вася. Как кто угодно. И лишь телескоп

способен без слёз различать синяки на коже.

Ноябрь 2015

О категориях внутреннего пространства

На глубине разводоёма,

где даже рыба камбала

имеет навыки наёба

крючка и ласки, кабала

приобретает смысл давленья:

поднимешься - словил кессон.

Зане привычней удаленье,

чем близость: вакуум невесом.

На высоте растратосферы

не принято считать потерь:

здесь прошлое - синоним меры

вещей. И, хоть всю жизнь потей,

не выведешь ни грамма соли

из организма: цианид

процедит в железах "I'm sorry",

услышав "You are all I need".

На вымерзших до мантий землях

колдуют солнце по весне

цветы, чья участь - спать в музеях

в спирту иллюзий, в тёплом сне

иллюзий. Но глушить спиртягу

устал смешной аэроплан -

и, закурив размокший план

спасенья мира, сбросил тягу.

Ноябрь 2015

***

Всё меньше личин оставаться самим собой.

Всё меньше лучин темноту огорошить кем-то.

Воробышком был. Попробовал быть совой:

жизнь в сахаре - перья в крови. Жизнь вообще анкета

безумств. - Ручку с гелием? радостный карандаш?

на - стержень: плыви, расписной. Да поможет Гегель.

Но, словцо синтезируя, солнца, увы, не дашь.

Заутренний чай не допит. Боинг звонких кегель

подавится пробкой, уйдя первым рейсом прочь.

Театр одного вахтёра скрыл карты в шлаке

масштабов. Последний звонок - и глухая ночь

на меридиане абсурда, зайдясь в аншлаге,

накроет собой исходящий.

...Подточит ржа

альянс двух колец - и под скрежет железной мантры

научишься жить от ножа: не держась, дрожа

от недостижимого всуе тепла и марта.

Ноябрь 2015

***

Wovon man nicht sprechen kann, daruber muss man schweigen.

Ludwig Wittgenstein*

Мастерство не пропьёшь, ибо речь - не спирт.

Пьяный мастер, сомкнув проводку

обесточенных глаз, третью ночь не спит,

Витгенштейном занюхав водку.

Ползунок, вечный хвост, язвенник-удав, -

намотав голос на сердечник

речи, тихо дрожит в проводах, отдав

в бессердечный приют нездешних

слов беду-лабуду. Естество причин

стрелки следствий вращает гордо:

супостат наступает, бо время - чин

его. Значит - прощай, когорта:

моё римство иное; на легион

букв с улыбкой глядит Сенека...

Безодежен в мороз - но, dum vivit, om-

nia homini ищет... снега.

Ноябрь 2015

_______

* О чём невозможно говорить, о том следует молчать.

Людвиг Витгенштейн (нем.)

***

Ты осторожно вышла из воды

и пены, как вторая Афродита.

А я, лишённый вилки, бороды

нептуновой, подводного кредита

построить нерестилище для той,

с кем рад бы окунуться в воды Леты, -

пью время, захлебнувшись пустотой.

И пальцем по воде пишу куплеты.

Ты незаметно с первою волной

сошла на берег и, взяв осьминога

на руки, улыбнулась так, что Ной,

увидев вас, опешил бы немного.

Что ясно из сюжета. И хотя

я сам не Ной, а безусловный нытик, -

качаюсь, точно на волнах, на нитях

условностей, на брег не выходя.

Ты грациозно плавала в морях

и океанах времени, покуда

Всевышний не зажёг звезду, маяк,

ночную лампу, воплощая чудо -

единственное! - света, для числа

немыслимое, в шалом перехлёсте

кандел и кандалов, чтоб силу зла

привесть к нулю и впредь не трогать гвозди.

Ты, вероятно, дочь иных веков,

когда - ни рыб, ни птиц, ни динозавров:

одна вода, и ветр без берегов

глядит пространством первых кинозалов,

как ты, заполнив пустоту зрачка,

легко перелетаешь на хрусталик,

как бабочка спасаясь от сачка

в объятьях глаз, влюблённых и усталых.

Ноябрь 2015

Беспробудный Завет

Как ветра поздней осени кутали землю в снеги,

да утраты коптили их, злым угольком обуты, -

я проснулся с утра никем, ибо больше - некем,

никотиновой сутрой разбуженный в царстве Будды.

В никотиновом сумраке каждое просветление -

преступление, приступ тления сердца-фильтра,

затянувшего выдох в камерном исступлении:

в бесконечности дублей конечного, в общем, фильма.

Эта ретроспектива, лишённая напрочь ветра

перемен, как жратва в вонючей пельменной - вкуса,

опечатана жизнью с обратной стороны конверта:

так безадресность чувств выдают за свободу курса.

Курс подмена свободы безвольем: валеты валят

грех алчбы вит-аминя на дам - и, Адаму в пику,

белый джокер, кислятину выплюнув, зарывает

семя в грунт, выгрызая с мясом сюжет-копирку.

Чтоб не раком безрыбья, но - соком воздать суккубам,

внемля бедам невест: белизною от них зависим,

спектр был честен. Но песенка спета - и мысль сугубым

сумасшествием рвёт из подкорки на гладь залысин.

Память сточится временем! Слово - последний остов!

Лучше новый потоп, чем инерция: жизнь глагола

есть попытка обнять необъятый доселе остров,

где живёт человек на руинах всея благого.

Он, придавленный камнем, стыдится великой ноши.

Он, придавленный Ницше, безбожно устал, понеже

внешний ветер заладил дуть про одно и то же,

осушая насмешливо слёзы одни и те же.

...Беспробудный завет атеиста, а не еврея,

истекает в ноябрьскую ночь ледяными лужами.

Я хотел бы увидеть прошедшее мимо время,

когда эти стихи хоть кому-то бывали нужными.

Ноябрь 2015

***

Год шёл в расход. А месяц - месяц выл,

впиваясь рогом в собственное тело.

По небосводу разбегались Львы,

испуганно, и потому - несмело.

Они толпой брели на водопой:

молочной речке с берегом кисельным

неведомы дионисов запой

и отпеванье юности весельем.

Тоскливая архаика безумств!

Томленье духа к тайнам тела глухо.

Любить вообще желательно без уст:

хватает губ, от уха и до уха

распахнутых, стеснённых языком,

бунтующим противу обещаний

любить того, кто близко незнаком.

Беспомощней - а значит, беспощадней -

чужой подъезд, где утро, теребя

дверной звонок, дрожит услышать "кто там?"

Там никого. Там даже нет тебя.

Там пахнет клятвой верности и потом.

...Три дня до воскресенья. Сны полны

ты знаешь чем. Я - тоже, как ни странно.

Льёт через край. Испей живой волны:

цунами лихо стягивает раны.

На оных возведи свой лучший Рим:

под небом, Богом, мужем, одеялом.

Забудь о том, что мы горим. Горим -

и пламени не скрыть за идеалом.

Декабрь 2015

***

Считая углы, не сбиться никоей сотней:

почившей восьмёркою сыты, тверды, прямы.

Вчера, возжелавшее завтра, стократ сегодней;

вот истина, возведённая в ранг тюрьмы.

...Отшельник пространства, в окно наблюдая зиму

как первый пробел, снявший цепь дождевых осад,

рек притчу о том, как хотелось тянуть резину, -

но тянулись одни минуты, и те назад.

Обшарпанный ужас упрямой консервной банки,

привыкший выскабливать мысль, языком возя,

вскрыл вербы в отчаянной внутренней перебранке,

доселе служившей жизни своим "нельзя".

Теперь, когда минус двадцать внутри, - снаружи,

хоть градусник тресни, мороз не идёт в зачёт.

И если от тишины не спасут беруши -

знать, за холодильником зубом скрежещет чёрт.

Так пансионат излеченного невроза,

гостей распрощавшись, становится мавзолей.

И сохнет папирус, не в силах решить вопроса

о горней добыче подспудных глазных солей.

Так мается память, на ладан дыша хореем,

бессвязно и хрипло зовущая: приходи,

любить и стареть, - и не думать, что мы стареем,

как будто и вправду бессмертие впереди.

Январь 2016

***

На стёкла вечности уже легло

Моё дыхание, моё тепло...

О. Мандельштам

Как слово, наполняющее стих

пространством индевеющих высот,

дыханьем гор, надменных и пустых,

величье коих смерть тому несёт,

кто раз взглянуть отважится туда,

дерзнув окликнуть вслух небытие,

где фридрихово эхо, как беда,

молчит из бездны с ней наедине, -

так вечности разбитое стекло

впивается в упрямые тела,

что жертвуют бесценное тепло,

пустые проясняя зеркала

иной души, чьё время истекло,

лишь холодом клянущейся: была.

Январь 2016

Через десять лет

Через десять лет, через десять лет,

когда я отчаюсь сказать "привет"

Человеку-внутри, Человеку-вне,

от беды на крови утонув в вине;

через десять лет, через десять лет,

когда нет любви, словно жизни нет,

словно в сердце - дыра, и размером та

больше Бога, как первая пустота;

через десять лет, через десять лет,

когда лунная песнь из последних флейт

будет плакать в ночи своё серебро,

вспоминая добро, будто я - добро;

через десять лет, через десять лет,

когда, взглядом истлев отыскать рассвет,

я, раскаявшись в прахе и пепле дней

перед жизнью, забуду желать о ней;

через десять лет, через десять лет,

обнимая потери, взгляну вослед

человекам, могущим меня сберечь, -

но безмолвие душ разобьёт мне речь;

через десять лет, через десять лет

я, взалкавший любви, свой верну билет,

ибо всякому чувству отмерен срок,

а я - жить хочу, не марая строк;

через десять лет, через десять лет

старый Плавт на плечи набросит плед

отогреть пловца, что заплыл туда,

где едины безвременье и вода;

через десять лет, через десять зим

против ста смертей выйду жить один:

поцелую Бога в безгубый рот

за детей Его, за Его сирот.

Январь 2016

Царство, которого нет

Попробуй с утра убедиться, что солнце живо,

об идолы внутренней тьмы раскроив привет.

Попробуй заткнуть пустоту, не спросив зажима:

прищепки для рта, кроме смерти, нет.

Попробуй мороженых яблок - иного блага

не вынести одному; аксиома двух

кричит о трагедии выбора громче Планка:

тепло очага не удержит скорбящий дух.

Попробуй без фонаря найти человека,

кто смог залатать бы разодранные края

души, объяснить, что альфа и есть омега,

уняв в языке психастеника вопль: "а я?.."

И пусть переводчики времени не простят их:

кого-нибудь, всех вообще, никого, тебя, -

лишь Царство, которого нет, будет ждать распятых:

не надеясь, не веря, почти уже не любя.

Январь 2016

***

Голубь сидел на ветке,

размышляя о бытии:

"Если мы - не навеки,

то время, как ни тяни

нот, как ни тужься в хоре

выдавить контрапункт,

нас перемирит вскоре

сотнями катапульт:

нас перемелет в мелочь,

нас перемолит в днесь,

нас перемылит в щелочь

света, в благую весть".

Истину мира плакал,

крылья сложив, герой.

Но хуже, чем быть заплатой

времени, - быть дырой

времени, обжигая

сердце живаго льдом,

мимо костров шагая

в обетованный дом,

приумножая утварь -

вилы, котлы, крюки.

Солнце проснётся утром,

но не подаст руки:

свет не промоет пятен,

луч не прижжёт порез.

Жизнь - карнавал распятий,

с верою или без.

Древо взвалив на плечи,

жизнью поить абсурд:

так зачумлённых лечат,

зная, что не спасут.

Так на сутулых спинах,

смерти давая бой,

сильные - слабых, сильных -

слабые носят боль:

вечным Сизифом горбясь,

вечным Христом терпеть

скорбной юдоли гордость:

вечность всегда теперь.

Январь 2016

***

Зеркало в ванной не спросит: который час? -

тому, кто застрял внутри, чужды перемены.

Слагаемое от суммы сбегает в часть,

лишённую света, на ужин сварив пельмени.

По контурным картам вызубренный манёвр

от зубов отлетает паническим штрихпунктиром.

И если звенит в ушах - то всегда минор,

а смычок до мозолей вычищен и застиран.

Я мог бы сменить тональность, сглотнув диез,

по пояс нырнуть в мелководье случайных тоник.

Но спутались сети, и рыбы кричат девиз;

и шепчет его в подушку замшелый стоик.

Раньше, веруя в ночь, я молчал. А теперь - ни сна,

ни Фрейда примерить к пижаме психоанализ.

Память губ о предплечьях, их тёплая белизна,

предрассветность дыханья, как вздрогнувшая блесна:

чтобы звёзды, сгорая, навеки соединялись.

Январь 2016

Zweisein

От великих открытий укутавшись поскромней,

картография в зимнюю спячку вгоняет глобус, -

но знобит океаны, продрогшие до камней:

смяв им панцирь, обратным слоном проступает логос

отрицания, и растянутая спираль

слов неловко сжимается в точку, в монаду, в атом,

сохраняя лишь голос, - но не соскочить с пера,

и гортань раздирает слогом одутловатым.

...и на юг, точно птица, срывается херувим.

От горячего поцелуя до тигрячьего покрывала

расстояние, равное нескольким световым,

которое ты за мгновение покрывала

в пару взмахов - ресниц полусонных, незримых крыл,

отпуская себя на волю при свете лунном, -

облекает телесность в гранит. Но нет акрил

расписать эту тайну подобно рунам.

А игривый резец, выбивающий в камне бюст,

режет пальцы, напоминая: не сотвори кумира.

И в окно бледно дышит бесконечность холодных бус:

как отчаянье света испить пустоту в полмира.

Январь 2016

Amicta Sole

Оглянись - и увидишь вставшее на дыбы

древо знания, плодоносящее так рьяно,

что на исповеди, как ни кусай губы,

не сыграешь всей правды на расстроенном фортепиано

сердца: от заученных сызмала партитур

до замученных пальцами узких замочных скважин

нет ключа отворить бекар на молчащем рту.

Но летящему в форточку forte уже не важен

Лист, бесчестивший белизну за иной этюд;

тесный воздух расколот надвое нотой резкой...

Дрожь хитиновой трели! Вслед за ней по земле пройдут

наводнения - но топить в них лица не брезгуй:

облечённая в солнце, сверкнёшь на луче серьгой,

новый пестуя дождь, обмочивший всё небо напрочь, -

ибо время, петляя в заплечных потьмах рекой,

от истока до устья пересыхает на ночь.

Февраль 2016

Bleak Midwinter

С печалью жизни обручён

не словом, не кольцом:

сознаньем смерти обречён

петь на луче косом,

лелеять прах сгоревших звёзд

как память о мирах,

являвших свет узреть насквозь

влюблённых умирах,

глотающих огонь зари,

свой опаляя рот, -

за всё! за всё благодари

того, кто наперёд

повесил в небе ржавый ковш

хлебнуть за всех сполна;

пусть в сердце пламенеет ложь,

как правда холодна.

Печать зимы хранит печаль,

и снега не унять.

Лишь ангел плачет у плеча -

но крыльев нет обнять.

Февраль 2016

Одиссея. Вариация

На полгода вперёд

запасали фортуну и пресную.

Чёрных бурь вороньё

не веслом прогоняли, так песнею.

Нынче горло берёт

ноту соль завопить: "эпидемия!" -

знать, сопрано её

истерзало броню эпителия.

На полгода ушли с

обязательством воинской годности

рассекать кораблём

посейдонову плоть крайней водности.

Точно спятив, Улисс

хохотал над неслыханной дерзостью;

был алтарь окроплён

не водой, но кровавою мерзостью.

На полгода назад

не отмерить ни время, ни азимут:

как веслом ни вращай,

всё равно здесь останемся на зиму.

Был кораблик носат -

стал ущербней лица сифилитика.

Сделав ручкой "прощай",

Посейдон ухмыльнулся: политика.

Раз в полгода дразня

смертью, жизнь, что Гомерова выдумка,

в глотке рыбой стоит,

перекрыв плавником фазу выдоха.

Крепко пьёт матросня.

Жаль, спирты виноградные выдохлись:

протрезвеем, Аид

подери; что за рожи здесь выдались?..

Раз в полгода - резня:

задушевные междусобойчики.

У Улисса цинга

и мозги набекрень скособочены.

"Вижу землю, друзья!" -

но один грянул шутку эолову:

не видать вам сынка,

царь, хоть мачту разбейте о голову.

...Полугодья оков.

Ни корабль не приходит, ни весточка.

Пенелопа грустит.

На волнах всё качается веточка.

Не видать с берегов:

может, щепь принесло корабельную.

Только хор нереид

напевает свою колыбельную.

Зима 2015-2016

***

Когда отзвучит кимвал

и наледью стянет медь,

вложи мне в ладонь кинжал,

рискуя окоченеть.

Тогда упадёт цветок

на стылую грудь зимы,

охрипшую от потуг

дышать эту жизнь взаймы.

Последний эон тепла

в промёрзшем до дна аду,

зачем ты сюда пришла -

в колючих слезах, в бреду?

В томлении слов ночей,

в молении слов огня?

Не хватит на всех свечей.

Не хватит их для меня.

Серебряный всходит век

над чёрной строкою дней

серебряной влагой век, -

и нет её холодней.

Февраль 2016

Сонет к Фридриху

Натянут Танатом канат.

В колонну строятся гимнасты:

эквилибристы высшей касты,

жонглёры арий и гранат.

Осточертело видеть над

собой свихнувшее от астмы

орбиту солнце: дни ненастны, -

и дух надводный сходит в ад.

Благоухая серным мылом,

готов поклясться целым миром

и не побрезговать войной.

Льёт горлом кровь певец над бездной -

хор вторит глоткою железной,

отхаркивая в небо гной.

Февраль 2016

Mortido

Разница в существовании человека

и вещи есть самомнение, то есть скорость

мысли в сознании берега, Бога, бега

на месте; вещам и не снилась такая користь.

Вещи не видят сны: сны вообще зловещи;

вещи же - пацифисты, фронтон молекул.

С тенью у рта пережёвывают словечки,

отшучиваясь сказуемым помаленьку.

Воля вещей есть, в сущности, воля к смерти.

Бесплодие плоскости. Сбившийся с толку вектор.

Сумма углов пустоты: как её ни мерьте,

в ответе - минута молчания, снег и ветер.

Минута солдата. Мгновенья диктата стрелок,

на пару бегущих за солнцем встречать расстрел.

Чёрным по белому снегу - стихи расстрельных

списков. Война за любовь; третий мир сгорел.

Истинно веруя в меру по Протагору,

градусник лопнет быстрей, чем растает льдина

сердца в стакане виски - ведь по протоколу

жизни взаимность не так уж необходима.

Февраль 2016

Silentium

Тишина, вздохнув, настигает сон.

Бег запретных тем из запретных зон

по следам зимы, самой тёплой из:

чуть левей и - вверх, без надежды и с.

Тишина, моргнув, обращает глаз

к перегибам рук, приручившим ласк

первозданный лоск - первородный дар! -

ибо возраст плотск, чтоб держать удар.

Тишина, шурша, вызывает мышь

перегрызть слова; так, покуда спишь,

безразлично - кто, почему и с кем, -

слышишь самый писк, синусоиду схем.

Тишина, смеясь, улыбает рот,

и кривит губу полоумный крот:

как сапёр хитёр, но ни к чёрту план,

ведь повсюду - хлам, дух тибетских лам.

Тишина навзрыд! В кротком доме нор

скрипнет do-mi-no, вскрикнет до минор -

и удильщик дней, погасив февраль,

разобьёт над ней ледяной Грааль.

Март 2016

***

Бог поставил человеку - человеком - вопрос, но ответа не дал...

Г. Иванов

С периодом полураспятья две тыщи лет

плюс-минус неважно сколько, с восьмиконечным

приветом, по всем приметам ты сам - скелет

примата, отринутый вечностью в подвенечном.

Ты сам себе молодость, духа и тела сват,

жених для невесты, бракованной чувством праха.

Ты сам себе бес, инквизитор, толпа и плаха.

Ты - тёртый палач: твой распятый до пяток свят.

Святится на трон электрический, вольтамперный,

восшедший - как тромб - оторва лихих кровей! -

свернуть по-над пропастью гонку, где каждый первый

прощён одесную сидящим (и тем - первей).

Белее, чем парус, под вёслами хрустнул полюс:

лёд вышний, лёд вешний, лёд внешний - разбит! Распад -

до первочастиц: между рёбер - сквозняк и полость,

гул небытия, паралич откровений, пат,

никчемность последнего хода; свобода - давит,

и воздуха столько, что в стельку аэростат, -

но нечем дышать: пара кубиков - весь фундамент

прихода... и в камень вжимается арестант.

Апостольский ключ от цепей твоего конвоя:

с периодом полураспятья - храни, Уран! -

играть во дворе в ковбоев, по-вдовьи воя

на небо, стяжая отцовство сыновьих ран.

Март 2016

***

Вдохни глубоко. Представь, что сейчас

сентябрь, и мы пока

с тобой не знакомы. Дрожит свеча

луны, прячась в облака.

Рязанская тишь. И мой голос уже

не стонет своё "прости".

...веселье в разгаре. Разбит фужер.

Трезвее вины в горсти -

комедия слёз. Трагический смех.

Безмолвные крики гор

срывают с небес прошлогодний снег;

беснуется Кьеркегор.

Бледнеет - боится упасть - звезда,

меня провожая в путь.

И тянутся годы и поезда,

отстукивая "за-будь".

Прощание - бред, поворот колеса,

ты знаешь законы дхарм:

раз время стирает черты лица -

пространство вверять стихам.

Пока алфавит не порвёт мне рта,

я буду тобой дышать.

За всякое слово, моя душа,

ведь слово и есть - черта,

за будущий свет, за чужой камин,

за Друга - сердцу, уму, -

я вышепчу ради тебя аминь,

если только найду - кому.

Март 2016

***

Развалины очередной

зимы. Вода темна

идёт девятою волной:

ни берега, ни дна.

Пей вволю. Отверзай уста.

Разинув рот, лови

ход времени и взгляд Христа -

бессилие любви.

Глотай отчаянье воды,

крови, слезы, вина.

У этой чаши не видны

края, как не видна

скупому глазу даль: там свет

не вынес родовых

и выплюнул из чрева след

скитаний рядовых.

Ты ходишь против часовой,

ты - вольная стрела:

наёмник жизни, часовой

случайного тепла.

Разбей упрямым сапогом

последнюю из льдин.

Не жди. Не думай ни о ком.

Ты здесь один. Один.

Март 2016

Deore Decorde

Прошиваю небесную

ткань иглою строки,

лебединою песнею

взмыв над устьем реки, -

чтобы вызреть на шёлковом

побережье ланит:

не румянцем, так шолохом

волн, что зренье пьянит.

Сотворённую прежде чем

время, прежде И. Х. -

светом Истины, брезжущем

в искупленье стиха,

что бессильно пытается

охватить впопыхах

несказанное таинство, -

обнимаю в стихах.

III

Со-творящему одами

перед словом своим

вознестись бы над водами

в Новый Иерусалим, -

но венец мироздания

не померкнет на взрыв

моря языкознания

просодических рыб.

Сжат до судорог пальцами

мир, изрезанный в кровь

букв: осколки от панциря,

черепашья любовь,

крик, разбитый о зеркало,

что твердит без конца

имя, ставшее церковью

на губах подлеца.

Подле самого главного -

ушлый прах, словеса

клятв, потёртые гландами,

болтовня колеса:

Лев мурлычет в созвездии,

Хронос съел Близнеца, -

всё на месте, но вместе мы

лишь в наброске Творца.

Если сказано = сделано,

дело к слову сведя, -

даже выменяв тело на

дух, что выбил судья,

философствуя молотом

над моей головой, -

кожу чувствую холодом,

слухом полнится вой.

VII

Одичавший в беззвездности,

пробираюсь вперёд,

пропадая не без вести -

ровно наоборот:

окликая в бессолнцевом

мраке внутренней тьмы

свой единственный социум -

культ Извечной зимы.

VIII

Пробираясь дубравою

в мир, воззвавший: гряди! -

сердце бьётся о правую

половину груди;

но, исхлёстано ветками,

над веками скорбя,

утомлённое веками, -

запрещает себя.

Кто без роду и племени

замерзает в лесу,

укрываясь от пламени

чувств, тому не к лицу

десять пальцев, опущенных,

как решётка забрал:

слов не спрячешь отпущенных,

даже если соврал.

Воробьиное зарево

как вселенский пожар

разгорается заново -

только губы разжал,

что ненадолго дрогнули:

как силки - приоткрыв

правду жизни, как дрог нули -

очертив её кривь.

Отрицание времени

под названьем "любовь"

обретает в горении

(ибо каждый - Иов

своей веры) все контуры

заповедных горнил:

от "когда-то" до cogito,

от мольбы до чернил.

XII

Взгляд изнанки, сукровицы,

ибо есмь сотворён,

в чёрной заводи скроется:

не найдёт Орион.

Но, исполненный образа,

в чьём сиянье рождён,

сбросит рубище ороса,

хлынув вышним дождём.

XIII

Опыт личного, частного, -

взгляд с ничьей стороны,

принимающей счастливо

неизбежность стены

за остаток делимого

на два с правом хранить

пряжу времени, длимого

как витальная нить.

XIV

Чуть заточатся ножницы

сладострастных Атроп -

и Единое множится,

как безумная дробь,

прикрываясь хирургами,

реализмом, стыдом,

обмотавшись хоругвями

перед входом в Содом.

То божится, то бесится

между звёзд астронавт,

извиваясь под месяцем

и откинувшись над.

Но из лунного кратера

долетает сюда

лишь глухое "украдено".

И за ним - "навсегда".

XVI

Зная узость замочную,

в перекрестье окон

насквозь видишь заочную

высь, куда испокон

веку рвутся простывшие

теснотою пространств,

ярость жеста простившие -

но не грустную страсть.

XVII

И, сорвавшись в молчание,

крик на вдохе застыл,

превышая начальные

чувства суммой тех сил,

что от боли направлены

по касательной к ней:

тем расчёты неправильней,

чем ответы важней.

XVIII

Черновые и вечные

мысли, равно честны,

в одночасье развенчаны

ощущеньем весны.

Горний, дольний, безудержный, -

все миры в глухоте

полегли. А по сути же -

на дрожащем локте.

XIX

Тишины преисполнены,

лабиринты ушей -

лишь врата в преисподнюю,

в царство мёртвых мышей,

замурованных заживо

там, где когти, скребя,

ищут душу у взявшего

две души на себя.

Между прошлым и прожитым -

поле брани, булат

строк, пробивших до дрожи, дым

догоревших баллад,

серенады безмолвия,

сердце с сердцем на ты.

Их напевы бемольные

в тесноте темноты.

XXI

Но не маслом намазана -

в кровь изрыта стезя:

колесница алмазная,

на которой нельзя

укатить в предрассветное

единенье; а врозь -

мзда за счастье посмертное:

злой предсмертный мороз.

XXII

И охрипшей сиреною

верещит соловей,

задыхаясь смиренною

песней. Где-то левей,

под ребром, выступающим

в оправданье Лилит,

бьётся Бог с наступающим.

Оттого и болит.

XXIII

Оттого и недужится

(реже - значит, сильней),

что сознание ужаса,

крючкотворства свиней,

просыпается бисером

в ожиданье копыт -

и, зевая написанным,

облик неба коптит.

XXIV

За взлохмаченным облаком

над постелью земли

лишь надтреснутый колокол

раздаётся вдали.

Ни его откровением

сокровенных глубин,

ни стишком кратковременным,

прошуршав: нелюбим! -

XXV

по асфальту, змеящему

из-под ног по дуге, -

не умыть настоящему

рук! - И только в Нигде

осушив полотенцами

времень памяти, мы,

воплотившись младенцами

в самом сердце зимы,

повенчаемся в Истине...

Февраль-апрель 2016

***

Wie mein Gluk, ist mein Lied...

Friedrich Holderlin*

Я представляю собой ничто,

пьяную канитель

звука, попавшего в решето

жизни, в тюрьму недель.

Смерть представляет собой конвой,

зал, приговор, судью,

рвань барабана, дрянной гобой,

взмокший под десятью.

Я представляю себя в трубу

вылетевшим, как дым

речи, спалившей глагол-траву

огнивом запятым.

Искренность искр, всесожженья жест -

пламень любви кострищ

к жертвенным агнцам души, чью шерсть

взапуски рвут остричь.

Я представляю себе пустынь

воли: парник, Парнас

духа, повязанного густым

долгом пред тем из нас,

кто не осилил отвесть удар,

чудом сдержав собак

веры в ничто, в безвозмездный дар.

Грезится Исаак.

Я приставляю к виску свирель:

празднуйся, пастораль!

...Дождь, иссекаясь навзрыд, зверел,

бился и простирал

нежность под нож, обнажая тьмы

мёртвых стихов; пастух

пил с кровостока зарю зимы,

смерть подобрав на слух.

Апрель 2016

_____

* Песня счастью подстать...

Фридрих Гёльдерлин (нем.)

***

Весна! Лёд тронулся, но этот лёд - я.

Был бледен Бальдр, вкусивший курс антарктик,

эротик, этик, тех и этих тактик...

Ты - полымя! Я, полная ладья

пробелов, думал, белый - он милей

мольбы любой и молодой омелы,

чью милость мы, неловкие, сумели

мал-помалу сломить; и вот, нулей -

континуум? миллениум? делирий? -

безмолвных и раздробленных на лире -

льняное лоно! - оно ли делили

допрежь разломов нынешних - и я,

и ты? и те, кто были, будут? - Небыль!

Нет бытия! Есть бесконечность неба

и зов небытия.

Воскреснем - вместе? Вескость - до микрона:

смысл Вести - вечность - чья? Чу! Сам - судья!

Мысль - ввысь! в крик! Стук стен - стих... Не открывать?

кровить душой? реветь? - нет! на кровать

упасть в ночи - ничьим - и ждать Харона...

Май 2016

Ницше

Пламя подвластно пляскам,

каменья твёрдость - ласкам:

маскою клятый - клякса! -

огненнослёзый плакса.

Горстка всевышней сажи.

Заживо выжжен стражей

тот прометеев правнук,

кто выживал на равных

и вышивал на ранах

вечности; пел, Пилатом

прополоскав палатам

глотки: глотком балладным -

плач, палачам палладным -

меч! Паладинам бледным,

падшим пред небом медным,

дабы оно - отпрянув! -

выдрало правду рьяных

зорь с горних губ багряных, -

будущих бед дым.

Пламя вдохнули в печи.

Солнцеворотом - в печень.

Страшно, когда на плечи

к смерти сажают певчих.

...Праха порочней - порох.

Духом - под дых: удушье

страхом! Пророчьим перьям

некуда пасть: там, в прорвах

ран, - умирают души.

Бог умирает первым.

2016

Fiebre

Копья приветственных пауз:

лажа - доспех неуклюжего.

Речь - раскуроченный хаос

мысли, тревожное кружево

слов. Соловей - всё левей,

косноязычней, ведь в косности

равен плейбою плебей.

Ночи в отчаянном космосе

сентиментальных мерзлот -

вялотекущая изморозь

чувств; сухогубый пилот

втуне надеется из миру

скрыться, схватив, как трофей,

память: в бреду неизбывного

жара взметнётся бровей

рябь! Раб момента под бивнями

строк, робкий мамонт огня -

в горьком дыму, в одиночестве -

гибнет, губами обняв

воздух...

Но - кончено: отчасти

нет ни тебя, ни меня

(инеем - имя на отчестве).

Миг - хворост жизни! Мы, хмурые, -

огнь перед Хроносом! (Треск!)

Тяглое целомудрие -

хворь? - лихорадило крест

плоти, - бесстыжий, простуженный:

дух без нея - пуст! наг!

...неба каркас обрушенный.

Двое под ним - пустяк.

Май 2016

24 A. D.

Стерегущие дом - в дрожь:

Вечный вор - рядом! Род и вид

неподкупны, любой грош -

шрам: звенящая медь родит

лжи шум. Вор - невидим, нем

(его именем - звук измнём!) -

демон домен (не Бог неб!) -

всё пространство для крика - в нём!

Полон - череп! Копыт стук

твердь долбит, отшлифован шифр:

копья пота, но - как туг

злой тик-так... В ткань заката вшив

копоть памяти, снов змея

сбросит слав нимб! С ним - ад недр

человечьих! внутри! меня!

Ни под нами, ни над - нет

никого! Ночь, безмолвный вран,

цедит хрипло цикут сок...

Я - (один!) - вне себя - от ран:

рано, поздно - прах!

(...прыг, скок...)

Утр - терновье! - "...Фьюли-чи... смерть!.."

Муз - безумье! - "...Фью-лии... навь!.."

Свист плеть бысть!..

...свет, иссилясь спеть,

молча - вспять, нот тьму обняв.

Май 2016

Фавнова рондель

Не нужно видеть, чтобы верить, но

чтоб видеть - нужно верить. Так и верю,

держа за ручку маленькую фею

Офелию, грядущую в темно.

Чужое не схватить веретено:

лишь морфий - аккомпанемент Орфею.

Не нужно видеть, чтобы верить, но -

чтоб видеть, нужно верить. Так и верю.

Скорбь - знание, уж так заведено.

В колени пав (пред запертою дверью

ты сам - Рахиль) над сыном ли, над дщерью,

когда в сосудах станет льдом вино, -

не нужно видеть, чтобы верить. Но...

Июнь 2016

Моление о молнии

Г. М. Пономарёвой

Моление - о молнии! От грёз

сбежав, реальность бродит под запретом,

и дрожь - жандарм ей! жар ея! За бредом -

грудь выгорит: неразрешим вопрос!

Безумие - забор - анабиоз -

безволие - забвение; на этом

всё. Бремя бед - безмолвно: боль наветом

царапнет память, вскользь, и - вдрызг: мороз.

В такую стужу - нараспашку душу:

несть зимней прозы слуг! Не в снег, а в дружбу, -

воскружим ввысь мы: набожны, книжны...

Сталь нежная! Столь трепетные жилы,

бесстрашные к объятьям тишины -

мы! - ей нужны; а иначе б - не жили.

Июнь 2016

***

Аще убо свет, иже в тебе, тьма есть, то тьма кольми? (Мф. 6:23)

Мы, усмирившие

кровью и притчами

порчую горнь,

ближнему - лишние,

дольнему - ближние, -

лижем огонь.

Мы, умолчавшие,

вылакав чашами

ртов кормчий рок,

затемно пролитый, -

зрим: каждый - проклятый,

каждый - пророк!

Мы, указавшие,

выдохнув заживо

свет, в лоно тьмы

исповедимые

тропы, - единые

во грехе, мы,

мы, умиравшие

в иззвери разума,

заревом дум

вылюбим - добела! -

боль! Ведь на то была -

воля в саду.

Июнь 2016

Исход

Исход. Пустыня тела. На хрящах,

на язвах губ, на языке, - песчаный

доспех, сберегший нежность обещаний,

за верность им речь кротостью прельщав.

И тот, кто был велеречив, крича в

ночь гимны неизбывности печалей

в подлунном мире зыбких безначалий, -

стал истуканом с небом на плечах...

Но вот уже вздымается над Стиксом

возмездие, призвав к ответу стих сам:

звёзд - взрывы! срезан радиус орбит!

Предсмертны ли, пожизненны изгибы ль, -

лишь тишина, предвосхищая гибель

любви, о звуках голоса скорбит.

Май-июнь 2016

Diverso tempore anni

I. Ver

Он ищет их души - и ищет без конца,

внимая языку сердц, вымолкших до срока;

страж острого словца, на мертвь и хладь острога

он вскрикнет тишиной - материей Отца.

Объятый тьмой! Вовек не возжелай овса

туринского! - сотри в пыль хлебы Рагнарёка:

дряхлеет на глазах мир твари без творца...

II. Aestas

Постольку правды нет, поскольку льётся кровь

семи цветов зараз: каких ковров наткали

больные небеса неважно чьих миров -

таких не оправдать и боевитой Кали.

Не говоря - Христу: ужели он зазря

обнялся с буквой "Т"? Не с тех ли пор заря

сменила вкус тепла на послевкусье гари?..

III. Autumnus

Пронзив доспех дождей, невиданных досель,

к потопу подлатав ковчег неутомимый, -

в бессоннице недель пропахший пантомимой,

я - капитан никто, бездомный Одиссей, -

взираю на сто солнц, бичующих осей

извечный ход лучом. Се - музыка! прах лада

дорийского! Но уж ничтожит жизнь прохлада...

IV. Hiems

О, гиблая душа! (Безверье - от сохи.)

Мы детям показать мечтали рыб поющих -

но лёд смертельно бел, как беглые стихи:

ни слога не унесть из челюстей паучьих.

Душа - в беде! Она, пера и чувств союз,

сбивается на вой, чтоб в сумерки живущих

утратить правый путь во тьме предвечных уз...

Июнь 2016

***

И не певец, кто в порохе - поёт.

М. Цветаева

Пора! Пора нам

припомнить павших:

пройтись парадом,

просеять пашни

зерном зарничным,

с зевком усталым

запрятав меч в нём,

звеня металлом

в защиту мира;

заштопан подвиг,

и память - мимо!

(Сырь сердц из-под век -

прозренье...) Мёртвым -

с призреньем праздным,

день в день, - дым с мёдом:

горючим, грязным

победных песен

правдоподобьем!

Плясаньем пёсьим -

дань адам вдовьим! -

предав парадам

обет победный, -

пройди! - по ранам,

пройди! - по бедам, -

парадным ходом

с народом рядом,

взревев - снарядом!

шарахнув - хором!

Играй, рать-сила!

Греми, отвага!

Ликуй, Россия!

Под сенью флага -

нужна ль - нить-память? -

раз рвётся тонко?..

Врёшь! мир ждёт - танка:

орёт! вскипает!

Дли - дуло воли:

пли! - пулей мирной!

Бьют о грудь волны -

бредь чести мнимой!

О, эта резвость!

Ей горы вровень!

О, этот резус

кипящей крови!..

Дни грозовые!

Дни боли - были?

Запив - завыли,

запев - забыли:

день - вечность! - скорби!

...Скоблим глаза лишь:

полоска соли -

да боли залежь.

Май-июнь 2016

Сонет к незнакомке

Взгляд - вслед; жаль, имя не узнал. А впрочем,

что в имени мне Вашем? Только - звук...

Беззвучье ж - резче! звонче! Терпких рук

прощальный выбег - вскользь! - (привычней?) - проще.

И всё же, слово - замерло на выдох.

Измёрзлось напрочь. Что ж: таков июль

грядущий - мой! - пласт снега, чтоб от пуль

словесности сберечь Вас, не дав виду.

Молчание - в подарок: благодать

родных небес - владимирских ли, чудо?

Но - порознь, и уже не угадать.

Вам - жить, и потихоньку расцветать;

мне - нехотя тащиться в ниоткуда:

строкою в срок, точь-в-точь в законе тать...

Июнь 2016

Skrik

Сквозный гвоздь,

вокруг расплавленный, -

кровь и кость! -

союз, разбавленный

бежевым:

тот свет - не этот ли?

Бед - живым -

не счесть! Что, не дали

лета сушь? -

того, насытного

адищем

Рембо, и - ситного?

Пеплом душ -

всех мук - просыпаны

заживо!

в смех, Мунк! Аж сипами

заперто! -

в грудине, в черепе...

Запито -

вдохнув: в истерике

расцедив

жизнь щелью ртяною, -

рецидив -

смерть: криком втянута.

Июль 2016

Псалом

Дай мне днесь походить по мукам:

талым телом, нетленным звуком,

светлым Словом болящей были

вбив мне в руки все гвозди Библий;

острых зорь - астр! - в костёр - Ираном;

рваных ран - их прижечь - Кораном;

горькой речи - добраться к грекам

по пяти безвозвратным рекам;

дай испить чашу жизни за две

мне, последнему бодхисаттве,

мне, единственному из тысяч,

не умевшему счастья высечь

в камне сердца, - но это бремя -

от щедрот: укрепи их в тверди! -

чтоб Апостол любви во время,

безутешно больное к смерти,

был услышан...

Июль 2016

Поэзия единиц

Зал будет сух в часы лобзанья зол

от чёрствых слёз, пролившихся на бренье

едва, чтоб не поранить влагой зренье

тех, кто так слепо жив: не добр, не зол,

здрав телом. Но душа миров, больна

томлением в цепях рукоплесканий,

трепещет пред иглой кровопусканий,

что до цвету их крыл раскалена.

Первичен феникс - или всё же Йейтс?

Каким пером выводится бессмертье?

Чья - боль? чей - слух? чья - смерть? чей - звук? Не смейте

молчать, поэт, когда бессмертье - есть!

Чем страстней Фридрих - тем страшнее ниц

и яростнее вихри мёртвых петель.

...Эдем. Зима. Венчал седмицу пепел

поэзии сгоревших единиц.

Июль 2016

Третье римство

Время другдругости душ минуло - и ныне лишь тело,

страстных исполнено чар, прочим открыто телам.

О, Ювенал! Где же дух, столь твёрдый в пылу дерзновений?

Плачем элегий своих я отпеваю его...

Июль 2016

Рембо

Mais moi je ne veux rire a rien;

Et libre soit cette infortune.

Arthur Rimbaud*

Улыбка - вязанка лиха: тверёз!

У лиха, вестимо, своё гнездовье:

сто тысяч птенцов кличут в чаще волос

сто тысяч Отцов об одном изгое.

Улика - запятнан дымом корабль,

и мечется, мается вдоль зари он.

О, меченый бурей! сглотнув коралл

на вдохе, ты время исторг - заливом!

Улитка - пространство! (Саван - аванс.)

Всеогненность лета нагих агоний:

коль скоро кострам застилать Прованс

в глазах, раздирая мозги в вагоне,

у лика - цвет лиха!.. Истов - вослед:

причастие - вечером, в вечность - притча.

...разбитый челнок об одном весле.

И не было - кольче. Не будет - прытче.

Июль 2016

__________

* И никому я не желаю дарить улыбку;

Пусть же будет свободною моя беда.

Артюр Рембо (фр.)

Птицелов

Глубже и глубже в артериях шейных ножи.

Глуше и глуше мелодии; слух не при чём.

Вящая правда почти разложившейся лжи

в том, что никто никогда не бывает прощён.

В том, что никто никогда не бывает спасён:

хлеб и вино - евхаристия злых вечеров,

всход одиночества в вечность, - стезя, коей сон,

удочеряя надежду, навёл Птицелов.

Образ, не знавший подобия. Образ крыла,

стёртый до первой попытки вспорхнуть к небесам.

Грай расставания с той, что всё время была

рядом, беззвучно молясь исступлённым часам.

Ересь вокзала! В такт сердцебиенью - транзит

страха! посмертная порознь! плацкартный билет

ни-для-кого-бытия! Так - навылет! - пронзит

мысль спревший ум дурака в преисподнем белье.

Час до отчаянья. Осень до отчей зимы.

Память хоронит слова, как в матрасе рубли.

...Братья-поэты, дерзнувшие жить по любви,

воют в трущобах, навеки оставшись зверьми.

Август 2016

***

Wo bist du? wenig lebt ich; doch atmet kalt

Mein Abend schon...

Friedrich Holderlin, "An die Hoffnung"*

Имеющий рот говорить да не скажет впредь,

багровым знамением сплюнув ошмётки слов,

о том, как ночами желание умереть

ползёт изо всех затянутых тьмой углов.

О том, как повесились звёзды на проводах.

Покуда играет реквием имярек,

имеющий рот затыкает всех оправдах:

язык - не Господь, а слово - не оберег.

Язык - да завалится в глотку! Так низко пасть,

влёт вычерпать из клокочущего нутра

желчь правды - и, прополоскав на прощанье пасть,

ей благословить, и больше не ждать утра.

В груди и в башке - лай борющихся геенн.

В аду сокровенном в спасителях нет нужды -

храни солидарность лишь с теми, кто убиен:

любой, кто живал, убил не единожды.

Имеющий рот прокричать - выдыхает - речь!

...но нет адресата; несбывшийся Мандельштам,

по крохам склевав хлебы обетованных встреч,

на длани вскормившей вотще оставляет шрам.

Август 2016

_______

* О, где ты? мало жил я; но холодит

Мой вечер уже...

Фридрих Гёльдерлин, "К Надежде" (нем.)

Годовщина

Шоу должно продолжаться. Опытный лицедей

научился терять лицо, не смывая грима:

уткнувшись невидящим взглядом в глаза людей,

кричать, что существование неповторимо,

что нет заменимых, что жизнь есть движенье вдоль

смерти, что по встречке летит правительственный с эскортом,

что каждый из нас есть Воля как сумма воль,

влекущих заняться делом, любовью, спортом.

Он знает, что вместо сознания бытия

желательно к тридцати наконец жениться,

стать донором будущего, заполночь не тая

ни слова, ни семени; что в руках уже не синица,

а помятые перья как сдача с её тепла -

но страданий не хватит выплатить кредиторам

долг за право на молодость; что старость всегда была

рядом, пугая истоптанным коридором

и запахом; что всё завершается пустотой;

что в одеждах Спасителя в поле гуляет ветер.

Ровно год эти листья шуршат под ногами той,

за которую каждая жилка их букв в ответе.

Ровно год календарь, выжив начисто из ума,

наполняет себя чем-то наскоро сентябрящим.

Оттого ли, что всё остальное давно - зима,

только прошлое кажется истинно настоящим?

Сентябрь 2016

***

Андрею Иванову

Представим, что я - солдат.

Герой никакой войны.

Что я покрошил в салат

людей, но моей вины

в том нет, ибо враг на то

и дан, чтобы злу не бысть.

Как минимум - решето,

как максимум - грозный бис

возмездия правоты,

враг будет всегда. Везде

найдутся его следы:

на длани, бревне, гвозде,

на плотнике, кузнеце,

в древесности и литье...

Земля и огонь, в конце

концов, палачи! Во тьме

сверкают глаза ракет -

голодным, больным, людским.

Как верный апологет

границ, я готов в куски

разнесть ненадёжный мир,

чтоб всякий космополит

знал: мир да не будет мил!

Как будущий инвалид,

мир требует тверди рук,

наркоза, ножа, пилы.

Представим, что я - хирург.

Представим, что мне малы

инструкции, Гиппократ

меня побери! Представь,

как в скрежете Царских врат

смыкаются бывь и явь,

как пламя охватит весь

престол! Как с него дитя

не в силах сойти! Как Весть,

дошедшая до тебя,

становится не слышна,

как бьётся в припадке слух,

пульсирует тишина,

до трёх, нет! уже до двух

считая!..

...представь, что я,

припавши ко алтарю,

неведомое творя,

вдруг понял - что я творю.

Сентябрь 2016

***

Коснувшись как бы невзначай

иной материи - столь зыбкой,

что, как её ни уличай

в избытке голоса, музыкой

уже не кажется она,

скорее - поступью слона,

чьи мысли - только о посуде, -

посредством лишь карандаша

я убеждаюсь, что душа -

в воспоминаниях, по сути.

И то, что жизнию назвать

спешат досужие науки, -

не более чем взгляд назад.

Так скорость, обретая в звуке

свой смысл и временный предел,

являет здесь, в пространстве тел,

стремленье душ к подобью Духа:

способность обратиться в свет

и, в свой черёд, явить ответ

для зрения. Тем паче - слуха.

Безмерность в чувстве фонаря -

вот высшее из проявлений

любви. О том не говоря,

на самом краешке Вселенной

горит внимательно звезда.

Ползёт по лезвию листа

чернильное пятно, насупясь.

И жмутся робкие слова,

друг друга не познав едва,

прося прощения за скупость.

Сентябрь 2016

Гераклитова осень

Гераклитова осень. Сплошной четверг.

И, ему под стать, я как рыба нем.

Где-то в мире находится человек,

и молчание это - насквозь о нём,

ведь пока единожды слов найдёшь

боль зашёптывать - станешь совсем моллюск:

так течение мысли приводит в дрожь,

и срывается стон с обнажённых уст,

обратив их навстречу - туда, где речь,

разом схлынув с бумаги, к губам прильнёт, -

да не с тем, чтобы рядом, вздыхая, лечь,

ибо статике чуждо дыханье нот,

исполняющих собственный приговор

отчуждения в такт... да и в том ли суть,

когда кап-за-кап-лею физраствор

не даёт кому-то в ночи уснуть?

Гераклитовы слёзы. Привычней ждать,

чем дождаться - неважно уже, чего:

сумасбродство на льдины похожих дат

бьётся рыбой в познавшее жар чело.

И, который вечер винцо глуша,

превращаясь в ничто, в суррогат нуля,

я почти забываю, что есть - душа.

А она вспоминает меня, боля.

Сентябрь 2016

Nichtgestalt

Это не маска: это - живая плоть,

искажённая криком всякой беды причин.

Оттого её не сорвать и не распороть.

Оттого на ней и не сосчитать морщин.

Одичалость лица, вбирая протяжный вой

беспредельной тоски, вторит злостным ветрам навзрыд.

И волнуется память, и череп когтит Невой,

почернев: кто имеет зрение, да узрит!

То не апейрон вышел из треснувших берегов!

Как влюблённый от поцелуев лишась губы,

только скинувший кожу способен воспеть любовь,

выдыхая в безбожие неба: не погуби!

И напрасно казалось, что - пафос, Альбер, Жан-Поль:

мысль не носит костюма, но держит на пульсе бинт,

ибо каждая небыль наследует чью-то боль.

Ибо в том и чума, чтобы вне этой боли - быть.

Сентябрь 2016

Цветаевой

На одном тире - держись!..

Мир - скользнул по кромке взгляда:

здесь - не более чем жисть -

холод; там - тебе - прохлада!

Поседевший Аполлон

дребезжит на мёрзлой лире.

(Страх молчать - преодолён;

речь забвения - пролили.)

Пересохло. В горле - течь:

память-то! - разносит дамбы!

Ей навстречу - ибо встреч

место - свет! - рыдают лампы.

Кровь - не кровь уже: вино!

Поминать - так беспробудно!

(Время - преодолено:

стрелки - спятили как будто.)

На нездешнем языке

изрекаясь - воля пташья.

Губ тиски - чтоб на замке

рот; откуда ж - звук? куда ж - я?..

Мы - последыши - ины:

чтя, вполсердца горевали.

(Горы - преодолены:

переправы, перевалы.)

Перекличка дней; но в ряд -

ночи... На лебяжьей вые

поцелуями горят -

безответными впервые -

меты мойр под прядью льна,

заплетённого в косицу.

Смертность - преодолена,

звучность - преодолена,

скорость - преодолена:

крик превозмогает птицу.

Октябрь 2016

Ecce Homo

Один как перст, как сукин сын,

как восклицательный укол, -

иду раздетым и босым

ко всем чертям, прижав глагол

к тщедушной мужеской (да-да!)

искавшей амбразур груди -

чтоб не жалеть ни живота,

ни прочего, что впереди.

А позади горят мосты -

и слава Богу, что на них

нет ни души: они пусты, -

и я, рыдающий жених,

как Кьеркегор наоборот

прошу мне перстенёк вернуть:

хранитель горестных пород,

единожды хлебнувший ртуть,

готов испить в свой краткий век

семь одиночеств бытия,

зане он просто - человек:

огнём объятая ладья.

Октябрь 2016

Песенка

Через месяц-другой, как стихов ни пой,

разойдёмся каждый своей тропой.

И одна будет в самую ночь светла,

а другая давно сожжена дотла.

Как по первой тропинке да твёрд шажок:

веселее ступай на неё, дружок!

Будь, тропинка, извилиста, не пряма! -

чтоб с другой до тебя не коснулась тьма.

Мне по ней - не впервой: я и сам другой.

Только в бурях и знаю искать покой.

Оставляю тебе рукотворный свет:

отыщи человека грядущих лет.

Отыщи человека грядущих зим -

заповедный фонарик неугасим:

он шутя прогоняет любую тьму.

...кроме той, что вверяет тебя ему.

Ноябрь 2016

Бродяга

Пьяный духом бродяга давным-давно

побирался по миру (зачем - Бог весть):

говорил, что и кровь у него - вино,

и что сам он есмь хлеб, успевайте съесть.

И дивились тому, и тащились за:

задарма всякий хлебец на вкус - Исус!

Если сыты глаза, то отколь - гроза?

Если вьётся лоза, виноградарь - туз!

Но крестовая масть, шелохнув глаза -

гей, гармоника мира! - летит на стол.

И не строит гармоника, коль слеза

колет, жжёт, норовит окропить престол!

Злато утренних зорь (царский свет - багрян)

отряхнув от себя с головы до ног,

он уходит подальше, в такую рань! -

одинаков со всеми и одинок,

чтобы после - воскрес, ибо прежде - жив,

человечного полон (отпил - Пилат).

...вызрев в сумерки, зеркало, обнажив

амальгаму - прорезался циферблат! -

завопит теорему, раскрыв углы

до последней цифири, порвав хайло

разлетевшимся вдребезги "не смогли

откачать", и завоет: алло, алло! -

аллилуйя, отчаянный позывной,

Отче! только ответь! - но прервётся связь;

мир небесный в объятиях мир земной

стиснет так, что в глазах отразится грязь,

забиваясь от страха при виде рта,

незнакомого смеху, в межгубья щель,

безъязыко замолкшую навсегда

в зацелованном насмерть плену вещей

вне себя от прозрений, которых Кант

оказался бессилен предугадать:

сонмы зорь, вечерея, швырнут в закат

опалённую бременем благодать,

и седьмую печать, и печаль, и печь, -

и палач-паралич завернётся в плащ,

прочь отбросив топор, обесточив меч,

да! с плеча рубанув: "горе тем, кто зряч!" -

ибо нет больше плеч, чтоб сдержать, сберечь

(- как не будет их впредь: не удержишь твердь! -)

твердь, что снова разверзлась - и, давши течь,

(- слышишь дождь, предварявший Начало, речь? -)

в том дожде утопила предвечный плач.

Ноябрь 2016

На смерть Екатерины Арефьевой

Иногда в этих списках сбоит, свербит:

оттого вся баллистика с корабля -

в лоб! - на бал; данность - боль: так глаза орбит

закрываются рано и скоро, бля.

Иногда эти списки ломает шифр:

трансценденция - (куча обломков) - транс;

бесконечность вращается: восемь цифр -

новый счётчик безвременных теплотрасс.

Иногда в этих списках взвывает форс -

триедино-бемольный - минор, но гамм

не хватает, - и пальцы скребут мороз,

подражая беззвучным твоим шагам.

Декабрь 2016

***

В Алеппо дожди; циклон достигает Олимпа -

но что на бессмертном пиру пандемия чумы?

В предгорьях надкостниц распухшим подобьем полипа -

гнильё человечности: пишется проза зимы.

В Алеппо - свинцовые ливни: огонь - всем стихиям!

Бензиновый зоб - ЗАГСы дзота - облезлый базальт -

лобзание радуги-дурки асфальтом, - стихи им

газетная рвота ни рта не раскроет базлать.

В Алеппо зима. Новый год зачинается пеплом.

Калибра "ноль пять" о "ноль семь" - чок! - жирдяй сверхдержав

воспразднует Армагеддон, новорожденный пеплум,

давясь пуповиной дней, - а безудержцы, зажав

обрубки, обрезки, ошмётки окровками ткани,

сипят: неизвестный солдат, существо-47

лежит в темноте, целый мир обнимая руками,

которых нема, - и зовёт во все трубки: я - есмь! -

ваш сын, ваша истина...

Декабрь 2016

Вам, патриотам

Сокращая сыновний долг до одной шестой,

признавая отчизну в гадине кабинетной, -

краснота ваших армий не будет моей звездой:

ибо помню о ценности подлинной, имманентной.

Чтоб пространством духовным исполнились времена -

знайте, черти: Отечество - шире извилин ваших!

Ибо в этом Отечестве души и имена

на одном языке говорят о любом из павших.

2016

***

Что счастье? Чад безумной речи

о нём самом: забвенье тех,

о ком не умолкают свечи,

кто за чужой - невинным! - грех

был взят наверх.

Лишь закоптив предместья рая

словесной позолотой лжи,

мы вызрим свет, - а в нём, сгорая,

те души, без конца и края,

нам шепчут ласково: дыши! -

в нас умирая.

Декабрь 2016

На манер Шопенгауэра

Мир трезвел на глазах, превращаясь в стекло.

Профессура очкарика, интеллигента

есть, по чести гуторя, простое ссыкло

(тоньше - ссылка ума в сциентистское гетто).

И не в цвете нюанс, но в наличии линз:

даже розовый лопнет, впиваясь до рези, -

так звереет хрусталь, отразив катаклизм:

сумасшедшего сердца не спрячешь в железе.

Не посадишь на цепь. Поседеешь - скорей:

вой сирены, ноль три, поражение скорой, -

злая шутка над сытостью эпикурей,

обнажающей ножку за чёрною шторой,

придавая слюне слишком фрейдовский чин.

(В афоризмах эстетик - невинный эротик,

но любовные складки - прообраз морщин.)

Так архэ ощущает философ-невротик:

чёрный, душащий шёлк. И страшилка из детств

в перспективе дыханья покажется пыткой,

ведь имеющий уши расслышит в "peace" - "death":

это прялка шипит, подавившися ниткой.

Декабрь 2016

В Иерусалим

Лизе Штрамбранд

До Старых стен - понять, что нет обратно

пути слезам, смочившим здесь песок, -

бежав, - остановиться на часок,

и восскорбеть - немолчно, безотрадно:

ах! сколько звёзд на платье тьмы! а ран-то!

Какой положен им предел и срок? -

И голос так проникновенно строг,

что каждый - ближний! - верует: "Оранта".

И впрямь - она! Гляди: стоит, воздев

до горних сфер от собственных гармоний

стихию: дождь - хлопок струны! - хор молний...

Не Матерь, нет! но - Дщерь: одна из дев,

чьим подвигом - ответствие безмолвным

рублёвским: то - горение в бемольном

томленьи сердц.

Декабрь 2016

Одному голландцу

Пять сотен лет долой. Корабль глупцов

по-прежнему в пути. Всё тот же кормчий,

всё та же матросня. И даже ветер

свистит туда же песенку свою.

Мелодия веков уже давно

разучена: недаром ведь наука,

дав новый вектор старым предрассудкам,

вальсирует с остервененьем муз.

За первой скрипкой слышится вторая,

и третья, - и ансамбли шестерёнок

на скрежет зуба пробуют кресты...

Как держат волны этаких уродцев?

Ужель непотопляем их фрегат -

иль милостив Механик к этой ржави

ума и духа?..

Декабрь 2016

Гоголь. Светлое Воскресенье

Помянем в церковный денёк девятнадцатый век;

помыслим поменьше машин и побольше лошадок.

Гой ты, птица-тройка! Как верил в тебя человек,

блудница о трёх куполах, мать обугленных шапок!

Воистину! - три рысака (звать - орловской РФ),

блатная семёрка (топор, лихорубящий: "Ярусск!.."),

цепные тузы в рукавах ФСБ, - озверев

от национального чувства, на кон ставят ярость.

...я вижу, как XXI застывает. Расплав

отлит в ледяную, нейтральную форму: орлица -

вот контур идеи народа, где каждый - двуглав;

теперь Свидригайлов бесчестен и трус застрелиться.

Смотрите! отвергнувший анестезию Христос,

в районной больнице оставленный на ночь с распятьем,

пощёчиной шлёт нам последний и главный вопрос:

каким Воскресеньем, каким светлым, праздничным платьем

мы грудь обнесли, схоронив в себе эхо креста,

которого мы, онемевшие, не возымеем?..

Каким Воскресением нам, чревоточащим змеям

зияющих ран в небеси, воссияет звезда?

Декабрь 2016

Фонарь умирал

Теперь холодает. Вчерашний воздух

становится - чёрен, зловонен, густ.

И в нём растворяется всякий возглас.

И в нём не горит ни единый куст.

Могильщик, лопатой обмерив почву,

не ведает: почва - всегда - он сам.

А голубь исчез, посмотревшись в почту

юродивых правнуков к праотцам.

Пётр при смерти; ключ наугад засован

в ворота не раз, попирая честь

замка, отказавшего всем басовым,

альтовым и прочим, скрипевшим влезть.

Crescendo! - падение в стратосферу!

прорвавший утробу времён хорал!

растерзанный Эрос, входящий в эру -

как батюшки-светы, как генерал!..

...разбит в озарение изуверу,

безумец-фонарь - умирал.

Январь 2017

Оставить комментарий © Copyright Дванов Андрей (anderground.dvanov@gmail.com) Размещен: 08/08/2024, изменен: 08/08/2024. 98k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка:

Дванов Андрей : другие произведения.

Царство, которого нет