У маленькой принцессы Ады уютная комната с бирюзовыми обоями, а потолок в ней - словно звездное небо. У маленькой принцессы Ады мягкая кровать с балдахином и много-много красивых игрушек. Принцесса Ада сидит на подоконнике у открытого настежь окна и смотрит на птиц, что разрезают своими свободными крыльями предрассветную небесную гладь.
- А ты бы хотела быть птичкой, Люсия? - спрашивает девочка и тут же, не дождавшись ответа, продолжает, - наверное, это так здорово, летать наперегонки с ветром!
Маленькой принцессе Аде всего семь лет, но она уже привыкла быть самостоятельной.
- Если бы у меня были крылья, птички наверняка показали бы мне дорогу к маме, правда, Люсия? - спрашивает Ада и улыбается, - они наверняка знают, куда ушла мамочка!
Люсия молчит, и легкий утренний ветер играет с ее русыми кудрями.
- Ах, если бы только мама была здесь! - вздыхает Ада, - Но она сказала, что уходит навсегда в далекую-далекую страну, откуда не сможет вернуться...
Ада вспоминает, как катились слезы по лицу ее милой мамочки, и на сердце становится тяжело-тяжело, а в горле словно застревает ком. Но Ада не плачет, Ада боится разбудить злого волшебника, который так громко храпит в соседней комнате.
На ветке высокого тополя, что растет напротив ее окна, сидит маленькая птичка; Ада только теперь замечает это. Нахохлившийся воробушек сонно моргает глазками, будто бы просыпается.
- Чивирк, чивирк! - приветствует он солнце и взмывает в небо, пробуя на крылья холодный еще воздух.
Где-то внизу шумят машины и просыпается город; Ада не видит этого. Она видит только предрассветное небо и маленького воробья, уверенно летящего вперед, в жизнь.
Аде теперь кажется, что она - одинокая птица с подрезанными крыльями. Неперелетная.
- Прости, мамочка, я не могу до тебя добраться, - тихо шепчет девочка.
А потом Ада долго-долго молчит, вглядываясь в алеющую полоску горизонта, и со всех сил сдерживает слезы. Перед глазами стоит печальная худая мать. И девочка так ярко помнит ее голос, будто бы это было только вчера: "Я всегда буду любить тебя, доченька!" - шепчет женщина сквозь слезы, прижимая к себе ничего еще не понимающую малышку.
- Знаешь, Люсия, если бы только мамочка могла остаться, все было бы хорошо, - говорит девочка тихо-тихо, еле слышно, - и злой волшебник, который превратился в папу, ни за что бы не посмел появиться!
Ада не винит маму, нет, мамочка совсем-совсем не хотела уходить и бросать свою любимую дочурку.
- Мамочка хотела, чтобы Ада всегда была счастлива, поэтому Ада постарается! Обязательно постарается! - девочка бодриться, девочка, совсем еще ребенок, отчего-то уже чует, что все теперь будет зависеть только от нее.
Солнце медленно, просыпаясь, показывается из-за горизонта, и первые лучи его ласково касаются продрогшей за ночь земли.
- Но знаешь, Люсия... - шепчет Ада, заворожено наблюдая за горизонтом, - я...
Из соседней комнаты доносится тяжелый стон. Девочка вздрагивает и вся подбирается, с замиранием сердца глядит на дверь, словно выжидая. Она сидит, сжавшись в комочек, на подоконнике, в ореоле солнечных лучей, которые, кажется, пытаются разгладить черты ее напряженного лица, пытаются согреть ее замерзшие ладошки.
За стеной слышаться шорохи; злой волшебник долго-долго ворочается на кровати, мучая бедную испуганную принцессу, которая, словно маленькая одинокая птичка, больше всего жаждет в этот момент полета. Вот он - шагни в распахнутое настежь окно, вдохни побольше воздуха в грудь, расправь серые сильные крылья, встречаясь с небесной стихией, такое величественной, такой вечной... Ада может быть бы и шагнула: да только вот крыльев нет.
Злой волшебник сползает, наконец, с кровати и делает несколько неуверенных тяжелых шагов.
- Ада! - слышит она его пьяный, грубый голос.
Девочка вздрагивает, поспешно слезает с подоконника и мчится к выходу из комнаты.
- Я сейчас, подожди, Люсия, - шепотом сообщает она, и тяжелая деревянная дверь с грохотом закрывается за Адой.
В маленькой комнатке пусто и свежо. Лучи восходящего солнца озорно прыгают по потолку и стенам золотыми зайчиками; в столпах света искрится, кружась, пыль. Старенькие синие обои с рисованными плюшевыми мишками давно выцвели, а некогда идеально выбеленный потолок приобрел отвратительный грязно-желтый оттенок. В углу комнатки, в коричневой картонной коробке лежит много старых игрушек и две-три детские книжки, потрепанные и изрисованные яркими фломастерами.
Кушетка с жестким матрасом у самого окна заменяет кровать; она аккуратно заправлена, а на подушке сидит большая красивая кукла. У нее замысловатое платье из красного бархата, на подол которого, обшитый по краю золотистой ниткой, когда-то давным-давно пролили чай, да так и не отстирали; у нее ярко-алые губы и русые, немного спутанные кудри. Фарфоровая кожа куклы на ощупь приятна и холодна, а фиалковые пустые глаза бездумно смотрят перед собой.