В неком царстве-государстве
Жил-был царь во всём убранстве:
Злато, серебро, сапфиры,
На столах меда, зефиры,
В закромах ины закуски
(Даже сахар, чтоб вприкуску).
В общем, было у него
Не по малу от всего!
А ещё была царица,
Хоть в годах, но молодица,
И от царской от любви
Родились богатыри.
Три таких сына, что в поре
Околеть Салтану с горя.
Впрочем, нашего царя
Звать Салтаном было б зря!

Дни бежали, с ними ночки,
Во дворце росли сыночки,
И однажды по весне
Выросли вполным-вполне.
Молодые, удалые,
Знамо дело, холостые,
Как по улице проскачут,
Девицы им во след плачут.
Царь увидел тако дело
И решенье принял зрело:
"Вот вам, дети, по стреле,
Встаньте в нашем во дворе
И стреляйте не со скуки
Так, чтоб зазвенели луки!
На чей двор стрела падёт,
Там невеста и живёт!"

Царь велел - святое дело.
Вышли братья во двор смело,
И, уж рад он иль не рад,
Первым стрельнул старший брат.
Зазвенела тетива,
Улетела вдаль стрела...
И под общее - ура! -
До боярского двора.
После стрельнул средний брат,
И увидел стольный град,
Как от царского крыльца
Дострельнул он до купца.
Третий, младшенький Иван,
Был до стрельбища позван,
И свою стрелу в бел свет
Он отправил в очеред.
Но, как был Ванюша молод,
Полетела та за город,
Пролетела над заплотом
И упала за болотом,
Там, где в тине под осокой,
По-над кочкою высокой
Восседала лягуша,
По прозванью квакуша.

Опечалился царевич:
"Вот так дурень я дуревич!
Не хватало ещё слуха,
Что жена моя - лягуха..."
Но лягушку всё же взял
И в картузе увязал:
"Знать, была мне суждена
Женушонка зелена...
С волей божьей, волей царской
Будем в мире жить, и с лаской!"

Царь, узнав об этот случай,
Сделался лицом прескучен,
Но, как слово сам давал,
Против слова не сказал.
Были сыграны свадебки,
Стали молодухи девки:
Боярица, купченица...
И зелёна лягушица.

Время долго ль, коротко,
Призывает царь сынков,
В ряд перед собою ставит
И такую речь им правит:
"Ваши жёны молодые,
На все руки удалые,
Пусть мне к завтрему обеду
Испекут по белу хлебу.
Отправляйтесь сей же час,
Передайте им приказ!"

Братья старшие с весельем
Удалилися по семьям,
Лишь Иван-царевич грустен -
Долу взор его опустен.
Возвращается домой,
Будто с тяжкою виной.
Там его лягушка ждёт
И такую речь ведёт:
"Что, Иванушка, в кручине?
Разве есть к тому причины?
Аль услышал от царя
Слово супротив себя?
Лучше спать ложись скорее -
Утро вечера мудрее!"

Лёг царевич наш, Иван,
И уснул, как будто пьян.
И не слышал, как лягушка
Выпрыгнула из кадушки,
Проскакала вкруг печицы...
И поднялась как девица!
(Только лягушачья кожа
Сморщилась за царским ложем.)
В темноте ночной моргнула,
Мужу спящему кивнула
И шагнула за порог,
Чтобы выполнить урок.

"Мамки-няньки! Собирайтесь!
В прежний образ возвращайтесь!
Тесто ладное месите,
Белый хлеб в печи пеките,
И чтоб вышел он с лица,
Как пекли вы у отца!"

Утром наш Иван проснулся,
Встал... и чуть не кувыркнулся!
У квакушки хлеб готов,
А на хлебе сто видов:
По бокам лепны картины -
Села, города, плотины.
Их ни вздумать, ни взгадать,
Только в сказке описать!

Царь, как это всё увидел,
Сыновей других не взвидел,
Их хлеба в окно швырнул,
Словом бранным обернул.
Но потом остыл немного
И заданье дал всем снова:
"Пусть мне к завтрему утру
Выткут жёны по ковру!
Отправляйтесь к ним тотчас,
Передайте мой приказ!"

Будто даже и не рады,
Но улыбки пряча в брады,
Разошлись старши сыночки
По домам к своим женочкам.
Лишь Иванушка невесел,
Буйну голову повесил.
А лягушка дома ждёт
И такую речь ведёт:
"Что, Иванушка, в печали,
Будто черти накачали?
Аль услышал от отца
Неприглядного словца?
Лучше спать ложись скорее -
Утро вечера мудрее!"

Лёг Иван, чего уж боле?
И уснул по доброй воле,
Как не спят по воле злой,
Хоть и был себе не свой.
А жена его лягушка
Выпрыгнула из кадушки,
Квакнула ещё два раза
И вдруг стала девка ража!
(Только кожа зелена
Пала кучкой у окна.)
В темноте ночной моргнула,
Мужу спящему кивнула,
Поднялась и вышла прочь
В непроглядную полночь.

"Эй, вы, няньки! Собирайтесь!
В ладный образ возвращайтесь!
Нитки шёлковы прядите,
Краски ярки разводите.
И, за вышивкой ковра,
Не засните до утра!
А чтоб вышел он с лица,
Как вы шили у отца!"

Утром наш Иван проснулся...
И взаправду кувыркнулся!
На стене висит ковёр
И узором тешит взор.
Вся родимая страна
На узоре том видна:
Золотом и серебром
Вышит каждый божий дом!

Царь, как это увидал,
В обморок чуть не упал.
С лупой два часа смотрел,
Пока в бок не окривел.
Тряпки прочих сыновей
Выбросить велел живей,
И при этом так ругался,
Что сапожник засмущался!

Впрочем, царь отходчив был -
Побранился и остыл.
Посидел, подумал малость,
И придумал нову радость:
"Завтра во дворце смотрины!
Приводите жён, детины.
Я на них как погляжу...
И чего-нибудь решу".

Тут уж не стая улыбки,
Побежали братья прытко.
Ясно, их улыбки сладки
Для Ивана были гадки;
Сам он шёл, едва не плача -
Нелегка царя задача!
Как зелёную квакушку
Приведёт он на пирушку?
Лучше в омут головой,
Чем на бал с женой такой.

Но лягушка не смутилась
И к Ивану обратилась:
"Не тужи, царевич, в горе,
А по утренней, по поре,
Отправляйся в царский дом.
Как же вдруг раздастся гром,
Скажешь всем, что лягушонка
Едет в тряской коробчонке!"

Ночь прошла, и утром бал.
Входят братья в тронный зал,
С ними, будто ёлки, жёны
В разубранство наряжёны:
Сверху россыпью - брильянты,
Снизу - белые пуанты,
В волосах торчат иголки,
И на слово очень колки.
Всё смеются над Иваном,
Уж в глаза зовут болваном:
"Что ты без жены пришёл?
Али в тине не нашёл?
Завязал бы хоть в холстинку
Суженую половинку!"

Царь и тот главой качает,
Но Иван - не замечает.
Ходит вежлив, строг и прям,
Неназойлив и упрям.

Вдруг раздался страшный гром!
Зашатался царский трон!
Зазвенела, как граблями,
Стража грозная саблями.
Лишь Иван не испугался,
Пред гостями в рост поднялся,
На отца-царя глядит
И смиренно говорит:
"Вы не бойтесь, господа...
Это из дому сюда
В хлипкой тряской коробчонке
Едет к балу лягушонка".

Повалил народ во двор,
И тотчас в воротный створ
Залетает экипаж:
Шесть лошадок в сбруе аж!
Мчится златая карета,
Как китайская ракета,
Снопы искр из-под копыт,
И клубами дым валит!
Лошади, как-будто черти,
Злые, головами вертят,
Мчат до самого дворца,
Тормозят лишь у крыльца!

Гости все остолбенели,
Как раскрылись златы двери:
На колени пала стража,
И - чу! - царь в придачу даже.

Тонкой ножкой по ступенькам,
Улыбаясь лукавенько,
Под трёхкратное ура
Из каретного нутра
К ним выходит свет-девица
Красоты людской царица!
Лик её умом так ясен,
Стан изгибами прекрасен,
Что ни вздумать, ни взгадать,
И ни в сказке описать!
В мире всём одна такая -
Василиса Премудрая!

Под руку берёт Ивана
И ведёт в зал гостья звана.

Стали гости пить да есть,
Веселиться в царску честь;
А царёвые невестки,
Позабыв про злы насмешки,
Не едят, не балагурят -
Василису караулят.
Вот увидели: она
Льёт в рукав себе вина!
А потом ещё хитрОсти:
Следом покидала кости.
Что за мода - не поймёшь,
В спешке разве разберёшь?
Но на всякий случай срочно
Сделали всё так же точно.
Сделали б и по другому,
Но - кивнул царь мажордому,
И тот с важностью в лице
Танцы объявил в дворце!

Встала Василиса с мужем,
И, хоть в танцах тот не дюже,
Но, с женой такой Премудрой,
Танец вышел их пречудный.
Только двинулись по кругу,
Улыбаяся друг другу,
Как она рукой махнула -
Сине озеро сверкнуло!
Гости ахнули едва,
Машет вновь она справа -
И в палате, боже мой,
Лебеди плывут гурьбой!
Кто там был и это видел -
Бог судьбою не обидел.
Даже царь, и громче нас,
"Браво!" - покричал не раз.

Стало завидно невесткам,
И они в круг вышли резко.
Позатопали ногами,
Позахлопали руками,
А потом махнут как вбок...
И царь-батюшка обмок!
Аж вся мантия в вине,
Не поймя по чьей вине.
Им бы убегать тут, право,
А они уж машут справа -
И костями в этот раз
Бьют в державный отчий глаз!

На дальнейшее веселье
Царь отвёл им новоселье:
Утренний рассвет девицы
Встретили в сырой темнице.

А тем временем Иван,
Точно сделавшись как пьян,
Под прикрытьем заварушки
Ускользнул с лихой пирушки.
Побежал домой пешком,
Двери распахнул пинком,
И, найдя лягушки кожу,
Сжёг, как старую рогожу!

Вспыхнула она зарницей...
И тотчас подбитой птицей
Залетает не жива
Василисушка-жена!

"Ох, Иванушка, любимый!
Что же сделал ты, родимый!
По недоброй воле рока
Сжёг проклятие до срока...
Оставалось семь недель,
А теперь за сто земель
Отыскать меня лишь сможешь,
Если голову не сложишь...
Но не верю я в случай,
Улетаю я, прощай!.."

Обернулась внове птицей -
Белокрылой лебедицей,
Бросилась в окошко прочь
И умчалась с кликом в ночь.

Ошалел Иван, всхрипел...
Не такого он хотел!
Кинулся во след за птицей...
И упал перед светлицей.

Здесь бы вам прочесть мораль,
Но царевича так жаль,
Что без всяких поучений
Обойдёмся без внушений.
Скажем только, что от века
Крыльев нет у человека.
Крылья нам даёт любовь
Век от века, вновь и вновь!

Утро в царстве наступило.
Солнце город осветило.
Но открылось только днём,
Что исчез Иван с конём.

Ох, ты, дальняя дорога!
От порога до порога
Вёрст бессчётных городень
Тянется который день.
Ехал царский сын то полем,
Еле жив под солнца зноем,
То тропинкой через лес,
Полный колдовских чудес.
Видел лешего в дубраве,
Водяных на переправе,
Озеро нагих русалок,
Говорящих складно галок,
Спал ночами в сена стоге,
Дрался на большой дороге,
А однажды в городище
Волхва встретил на капище.

"Эх, Иван! - сказал кудесник,
В мире знающий всё вестник. -
И до нас уже дошло:
Счастье от тебя ушло.
Зря спалил лягушки кожу,
Лучше бы себе на рожу
Натянул. Ну, да и то -
Не твоё она пальто!
Как не ты надел на девку,
Не тебе снимать одевку!
Василиса Премудра
И мудрёна, и хитра,
Но отец её, Кощей,
Знать, того ещё хитрей!
Как она перемудрила,
Наказал её премило:
На три года во болоте
Лягушою быть во плоти!
Ох, Иван, хоть ты дурила,
Но тебя она любила,
Потому держи клубок
И ступай за ним, милок..."

От порога до порога
Снова дальняя дорога:
Перелески и поля -
Стелется ковром земля.
Но на этот раз урок
Задаёт чудной клубок:
Впереди бежит, сверкает,
А куда - лишь волхвы знают.

Как Иван ни поспешал,
Всё ж маленечко отстал.
И, как к этому довеса,
Вышел вдруг медведь из леса!
"Дай, - решает, - стрельну зверя!
Что он ходит здесь, тетеря?"
Но медведь остановился
И любезно поклонился:
"Пощади, Иван, не бей!
Пригожусь ещё тебе!"
Придержал Иван стрелу,
И не дал дороги злу.

Скачет дальше чистым полем,
Видит: селезень на воле!
"Дай, хоть этого свалю
И на ужин суп сварю".
Ну, а птица отвечает,
Русским языком вещает:
"Пощади, Иван, не бей!
Пригожусь, бог даст, тебе!"
Опустил Иван лук свой,
И развеялся рок злой.

Скачет снова за клубком
На коне своём верхом.
Тут, откуда ни возьми,
Заяц чешет по стерни.
Поднимает только лук,
Заяц же и крикни вдруг:
"Не стреляй, Иван, не бей!
Пригожусь живой тебе!"
Пощадил его Иван -
Ведь по имени был зван.

Сколь верёвочка ни вилась,
Сине море появилось,
И у моря на песке
Стонет щука в вереске.
"Ах, Иван! - вещает щука. -
Рыбам здесь такая мука!
В море отпусти меня -
Не забуду в век тебя".
Протянул царевич руку,
Взял и бросил в море щуку.

Вот опять клубочек скачет,
Как заморский чудо-мячик.
Сколь Иван ни погоняет,
Лошадь еле поспевает!
Вдруг подпрыгнул, закрутился...
И до нитки распустился!
А чуть поодаль, на взгорье,
Дом стоит у Лукоморья.
Только в то, что это дом,
Верится с большим трудом.
Точно древняя старушка -
Кривобокая избушка,
И куриных две ноги,
Как в жилье Бабы-Яги!

Подъезжает к ней Иван,
Говорит: "Пропал иль пан!
Эй! Хоть ты мне не подружка,
Всё же повернись, избушка,
К морю синему задами,
А ко мне, прошу, дверями!"

Заскрипело, закряхтело,
Как цепями зазвенело,
И к Ивану странный дом
Повернулся передом.
А внутри и вправду Баба,
Всем известная как Яга,
Костяную ногу тянет,
Носом потолок поганит,
Развалилась на печи,
Где горячи кирпичи.
Об чугунку зубы точит,
Знамо дело - мяса хочет.

"Гой еси, пришлой народец!
Чую русский дух! Молодец,
Ты зачем ко мне пришёл?
Лучше дела не нашёл?"
Грозные такие речи,
И Иван пошёл навстречу:
"Ах ты, старая хрычовка!
Говоришь, и то с издёвкой!
Ты б меня опричь того
В бане вымыла всего,
Накормила-напоила,
А тогда б и говорила!"

Так и сделала Яга,
Хоть больна её нога.
Накормила-напоила,
В бане чуть не уморила;
А царевич за чайком
И поведал всё тайком.

"Эк... Кощей... Ещё не лучше.
Знаю я его получше.
И, как мне он старый друг,
Расскажу тебе всё вкруг.
Смерть Кощея на игле,
На самом на острие,
А игла в яйце таится;
В утке то яйцо хранится,
Утка в зайце, в закутке,
Ну, а заяц в сундуке.
Тот сундук под облаками
На дубу висит веками.
Про златые цепи каждый
С детства слышал премногажды!
Дуб растёт на Лукоморье,
На моём, считай, подворье.
Охраняю я его.
Но конец есть у всего.
И, за то, что Василишку
Превратили в лягучишку,
Клянусь смертью на дыбе,
Отдаю сей дуб тебе!"

Бил челом Иван Яге,
Милой костяной ноге.
И, чтоб отомстить за горе,
Двинулся вдоль брега моря
К дубу с сундуком и уткой,
И яйцом с иглою хрупкой.

Дуб стоял и хмуро ждал,
Ветер грозный тучи гнал.
Чайки жалобно пропели,
В море волны потемнели.

Выхватил Иван свой меч
И по дубу вдарил сплечь!
От такого от удара
Вражья б рать не устояла,
Но раздался тонкий звук,
И сломался меч, как лук!
Выхватил Иван кистень,
Но, хоть бейся целый день,
Дубу все его удары,
Как для мёртвого припары.
Не пришёл тот час и день,
Чтоб срубить сей дуб под пень!

Сел Иван и чуть не плачет,
Как решить ему задачу.
Вдруг, откуда ни возьми,
Подошел медведь; вельми
Ухватился за приствольем...
Да и вырвал прямо с корнем!
Рухнул дуб с ужасным треском,
Всколыхнулось море с плеском.
И от этой красотищи
С небывалой высотищи
Пал сундук и на куски
Разлетелся вдребезги!

Выскочил оттуда зайчик -
Беленький пушистый мячик,
И как кинется бежать,
Во всю прыть лопатки рвать!
Но за ним уже другой -
Больше, старше, серый, злой -
И, догнав того в два счёта,
Утку выбил для полёта!
Взвилась утка в вышину,
Не нарушив тишину.
Быстро-быстро улетает,
В синем небе словно тает.
Вдруг огромный селезень,
Прочертив по небу тень,
Эту утку нагоняет,
И она... яйцо роняет!
Ах! Роняет прямо в море!
Это вам не просто горе!
Отыскать на дне яйцо
Хуже, чем в стогу кольцо...

Сел Иван на камень только
Чтоб заплакать вправду горько
Над погибшею судьбой -
Василисою родной,
Как вдруг: чу! - всплывает щука,
И судьбе она порука,
Так как вовсе не кольцо
Держит в пасти, а яйцо!
И яичко не простое,
Правду молвить, колдовское!

Взял его Иван и сжал.
И Кощей вдруг завизжал,
Вскинувшись от страшной боли
В дальнем замке по-над морем.
Грозным Змеем обернулся,
Ввысь над берегом рванулся,
Чёрным вихрем заревел
И к Ивану полетел!

А Иван яйцо бросает
И об камень - разбивает!

Знать тонка в яйце иголка,
И остра-тверда, и колка.
Но Иван без всякой ласки
Кончик ей ломает адский!

Гром раздался в сей же поре:
В двух верстах над брегом моря
Разлетелся Змей-Кощей,
Как мешок сухих костей!
Рухнули они под воду,
Недалёко от заводу,
Там, где люди мыло варят.
Знать - и с ними так же сладят.

Встал тогда Иван над морем
Славным сказочным героем,
Долу низко поклонился
И к животным обратился:
"Благодарствует вам в век
Самый русский человек...
Я от нынешнего дня
Не забуду имена:
Щука, селезень, медведь
И, конечно, заяц. Ведь,
По велению судьбы,
В сказке сей герои - вы!"

Посветлело сине море,
Посвежело на просторе,
А царевич на коне
Скачет с ветром наравне!
Ждёт его в морской светлице
Красоты людской царица.
Ждёт-печалится одна
Василисушка-жена.

19 октября - 26 октября 2008 г.