Глава девятая
Царь Афрон был не дурак.
Мы уж говорили так.
И, когда Иван явился,
Очень сильно удивился -
Он всего мог ожидать,
Но Елену увидать?!
В точности, как на портрете,
Всех прекраснее на свете:
Очи зеленью горят,
Косы золотом блестят,
Не смеётся, не хохочет,
Не поёт, и не бормочет,
Смотрит так, что наш Афрон
Вправду сделался дурён!
Ну, не так, совсем чтоб - брык!
А забыл родной язык.
"Сильвупле... пардон... бонжур!
Бон... да как его?.. тужур!..
Нихт ферштеен?.. Хенде хох?
Блин... я рад безумно, ох!"
Тут Елена улыбнулась,
Как волчица потянулась;
Царь от этого размяк
И с ума взаправду - бряк!
Что ещё напишешь тут?
Без войны царю капут.
Увели в дворец Елену,
А Ивану, на замену,
В исполнение порядку
Сразу выдали лошадку.
Грива - что огонь горит,
В ножках серебро звенит,
Хоть не птица, но летает,
Хоть не девка - сердце тает,
И, пусть даже не Пегас,
За Елену - в самый раз!
Сел Иван тотчас верхом
И умчался с ветерком.
День прошёл, настала ночь.
Клинья царь подбить не прочь.
Начал вежливо: "Мамзель..."
Но, как в сущности, кобель,
То Елена дверью: хлоп!.. -
Будто лошадь пнула в лоб!
До утра царь пролечился,
Утром снова раззудился:
Вместо двери влез в окно...
И тут началось кино!
Беготня, удары, визг,
Плач и хохот, рык и писк,
Крик да рёв, рычанье, вой -
Хочешь падай, хочешь стой.
А не хочешь - прочь с дороги,
Покамест на месте ноги!
Стражники собрались в кучу,
Слушают под дверью бучу.
Попытались дверь открыть,
Но как начал царь их крыть!
В подтвержденье рёв раздался,
Словно в спальню лев забрался,
И тут будто шкаф упал...
Царь умолк. Рёв перестал.
Суток трое царь молчал,
Ничего не отвечал;
А когда разбили двери,
То и вправду обомлели:
Ни Елены, ни царя!
Право... дверь сломали зря.
* * *
"Да... коняшка - первый сорт!
Хоть не волк, но сущий чёрт.
Я в чертях теперь подкован,
Без диплома образован.
Чтобы вас в степи догнать,
Мне пришлось три дня бежать!
А на сытый животень
Бегать, знаешь, в западень..."
Волк почти вилял хвостом,
Но Иван смолчал; при том
Лишь поскрипывал зубами,
Да посвёркивал глазами.
А пред ним легка и тонка
Промолчала... Амазонка!
Цвет лица - белильно белый,
Вид волос - бессильно серый;
Холодна, как снежный день,
И жива, как в сумрак тень.
"Не проснулась?" "Нет... мертва..."
"Ах, опять ты дважды два!
Говорю: она проснётся,
В час, как Сила к ней вернётся.
Есть на этот счёт мыслишка,
Но пока - прости, братишка,
Не могу сказать тебе,
Уж и так ты не в себе".
Снова промолчал Иван,
А у Волка - новый план!
"Чем зазря страдать и ныть,
Будем дальше жить... и бить!
В мире, веришь, столь врагов,
Что не напасёшь зубов.
И, хоть был Афрон невкусный,
Всё же я не очень грустный:
Ведь я раньше не умел
Превращаться в что хотел!
А и ты грустишь презря.
Лучше вспомни про царя...
Не Афрона! Про Долмата.
Ну, царя и демократа.
Вот уж точно, что кому
Злата лошадь ни к чему!
Не до шуток нам сейчас?..
Значит, шутим вторый раз!"
* * *
Царь Долмат преумен был.
Умно правил, умно жил.
И, когда Иван явился,
Длинной речью разразился.
Говорил о том, о сём;
В падежах: о ком, о чём;
Без склонений: просто так, -
Шесть часов болтал, дурак!
И, как лошадь подогнали,
Все давно и крепко спали;
Даже главный мажордом
Не смыкал глаза с трудом.
Увидав златую лошадь,
Царь Долмат забыл про площадь,
Обнял крепко, чмокнул в нос
И растрогался до слёз:
"Ах, Иван! Ах, молодец!
Вправду... хочешь под венец?
У нас лучший выбор дам!
Ты скажи - я дочь отдам!
Птицу забирай, конечно,
О другом прошу сердечно:
Хоть и вреден лишний жир,
Задержись, мил друг, на пир!"
Как Иван ни отбивался -
Не отбился и остался.
И полночи, до утра,
Тыкал вилкой в осетра;
Запивал его медком,
Но держался с холодком.
А когда, и в самом деле,
Рядом царски дочки сели...
Опрокинул им на ножки
Все серебряные ложки!
Дочки - в визг, Иван - под стол
И, как партизан, ушёл!
Застучали табуретки,
Трон упал со звуком редким,
И, хоть пьяный весь народ,
Царь Долмат погоню шлёт!
Выскочил вперёд сам в сад,
Крикнул вслед Ивану: "Гад!"
Швырнул в полном беспорядке
Вместо пики - грабли с грядки,
Наступил на них, упал,
Сел на лошадь, поскакал...
И исчез, как исчезают
Те, кто совести не знают.
* * *
"Ну, нормально пошутили?
Нет?.. А птицу ж получили?
Мне вобще Долмат по нраву -
Я таких люблю по праву!
Жалко, что гарнир зажали,
А и третье не подали...
Ну, да как компоты гадки,
Значит, в полном всё порядке!
Зря, Иван, ты нос повесил,
Погляди: я сыт и весел!"
Промолчал опять Иван,
Словно не был Волком зван;
Промолчала Амазонка,
Пред Иваном лёгка, тонка;
Только лошадь златогрива
Фыркнула на Волка живо...
А потом как пнёт копытом
Снизу вверх по брюху сытом!
"Ух... - сказал Волк. - Не проснулась?
Значит, Сила не вернулась...
Ничего! Ещё проснётся!..
Ох!.. Чего она дерётся?!"
Придержал Иван лошадку,
До волков излишне падку,
И не выронил едва
Ту, что вряд ли и жива:
Цвет лица - белильно белый,
Вид волос - бессильно серый,
Холодна, как снежный день,
И мертва, как в сумрак тень.
"Говорил я про мыслишку,
Но, как жаль тебя, братишку,
То, уж сколь я ни хочу,
Лучше снова промолчу!
Ты ж маленько погоди
И налево погляди".
Что ж, поднял Иван свой взор,
Столько дней опущен дол,
И увидел, что вокруг...
Заповедный Богом луг!
Травы ростом с человека
Возвышаются от века,
Головой как ни крути -
Ни дороги, ни пути,
Только волны по траве
Мчатся с ветром наравне!
А средь луга столб стоит
И с травою говорит:
"Кто пойдёт от камня прям -
Глад и хлад приймёт презнам,
Кто поедет в прав сторон..."
"Волк! - вскричал Иван. - Мой дом!
Это Русь! Здесь Русью пахнет!
Здесь любое зло зачахнет!
Этот столб - страны граница.
Волк, вперёд! Нас ждёт столица!"
"Ждёт... - вдруг хмыкнул Серый Волк. -
Ждёт, как знает в шкурах толк!
А и я в том образован,
Хоть не лошадь, но подкован.
Извини, Иван, прости,
Но не гость Волк на Руси.
И, хоть дружба ввек у нас,
Расставаться пробил час!"
Волк к Ивану повернулся,
Как бывало, улыбнулся,
Сделал шаг: один, другой...
И исчез из глаз долой.
"Волк, прощай... - шепнул Иван. -
Ты навек мне брат назван..."