Приём, оказанный Несторием Каматиром принцессы Ватац. Был поистине царским. Во дворце викария, дорога к которому была усыпана цветами и яркими лентами, гостей ждал пир. Барашки и бычки, зажаренные целиком, обливающие руки пирующих жиром и соком, молодое вино с юга и эль из Снежной пустоши, фрукты. Да здесь даже "морскую свинину" - мясо дельфинов - подавали на столы в окружении запечённых уток. Свитские так наслаждались застольем, что Второе Явление Аркара вряд ли бы отвлекло их внимание от еды и выпивки более чем на одно мгновение.
Однако, как между делом отметил Несторий, аппетит Софии Ватац и Михаила Кируллария вряд ли можно было бы назвать хорошим. Принцесса лишь для приличия отведала немножко "морской свинины" и вина с фруктами: когда дочка Дуки подносила вилку ко рту, ей вспоминались перекошенные смертной мукой лица распятых людей на дороге. Михаил же, так как на него не обращали внимания, совершенно отказался от предложенной еды, зато пил за троих - и не пьянел. Мысль о расставании с Софией не желала уйти из его головы, и приходилось отгораживаться от неё хмельной завесой. Не получалось, совершенно ничего не получалось. Мерзкое воображение гадливо показывало одно и то же видение: заросший высоченный мужчина, размерами схожий с бурым медведем, нагло лапал на свадебном алтаре свою невесту, Софию, которая дрожащим голосом произносила свадебные клятвы верности.
К счастью для Михаила и Софьи и к сожалению для всех остальных, набивающих брюхо, около полуночи викарий заметил, что пора дать гостям отдохнуть с дороги, да ещё от обильных возлияний. Гости нехотя вставали из-за столов, шепча благодарственные молитвы, норовя взять со стола кусок поувесистей, дабы продолжить "возлияния" где-нибудь ещё.
Кирулларий вздохнул свободно, лишь когда слуги отвели его в отведённые покои. Маленькая комната, кровать с пологом, кувшин для умывания на ночном столике да "Книга Аркара" у изголовья кровати. В общем-то, вид мало чем отличался от более или менее сносного постоялого двора где-нибудь в центральных провинциях империи. Михаил отпустил слуг, сам разделся и лёг в кровать. Однако уснуть он не мог ещё очень и очень долго, хотя и невероятно устал с дороги. Кирулларий думал о Софии и о столице. Ведь чем ближе к Аркадии, тем меньше времени будет у сына придворного дукса, отведённого для радости от общества принцессы. Ещё немного, и София навсегда окажется недоступна для Михаила. И вот, на грани между сном и явью, в голову Кируллария пришла гениально-сумасшедшая идея: напроситься в свиту принцессы, которая будет ей положена после свадьбы. А что? Должен же варварский король понять, что его молодая жена будет скучать по родине и своим соотечественникам. А так и принцесса будет спокойна, и король, и Михаил сможет быть рядом с любимой.
"Да, неплохая идея" - прошептал Кирулларий, и меньше чем через удар сердца сон овладел его сознанием.
София же после окончания пира очень долго беседовала с Несторием Каматиром, в том числе и о распятых у дороги.
- Викарий, за какое преступление Вы приговорили подданных моего брата к кресту? - прямо спросила София, едва ею были произнесены обычные слова благодарности за замечательный обед, плавно перешедший в ужин.
- Мне очень странно слышать такой мрачный вопрос после чудесного дня! - всплеснул руками Несторий, однако его лицо оставалось неподвижным, лишь на секунду омрачённое тенью воспоминаний о бунте. - Однако же я отвечу Вам, порфирородная. Те люди были наказаны, сообразуясь с новеллой Вашего отца "О бунтах, восстаниях и злоумышлениях против священной особы василевса и его семьи". Распятые, конечно же, задолго до того, как оказались на кресте, - ехидная улыбка: Каматиру явно было приятно вспоминать о мучениях людей, - отказались платить налоги, взяли в руки оружие, перебили мытарей и решили было взять городок Ватациополь на восточной границе диоцеза. Однако доблестные легионеры под моим командованием с лёгкостью разгромили бунтовщиков, а судьи приговорили их кресту.
- Раньше крестьяне не так сильно тяготились императорскими налогами. Может быть, мытари переусердствовали в своём желании наполнить казну империи? - холодно спросила София и посмотрела прямо в глаза Несторию.
- Отнюдь, порфирородная! - Каматир сам впился взглядом в глаза принцессы. - Ваш царственный брат, да продлит Аркар его дни, поднял налоги, чтобы обеспечить средствами поход в каганат. К сожалению, чернь не оценила рвения василевса и не поддержала его в желании указать варварам на их место. Именно поэтому Аркар отвернулся от тех людей, и они уже давно должны пребывать в чистилище, ответствуя перед богом о своих прегрешениях.
- И никто не посмел поддержать тот бунт? - София начала слегка волноваться, ибо ответ Нестория её очень насторожил. Неужто Ио решил ещё сильнее взвинтить налоги? Он что, не понимает, во что это может вылиться в дальнейшем, когда почти все легионы находятся на южной границе?
- Чтобы содержать южные легионы, нужны деньги, порфирородная, много денег, столько, сколько можно собрать со всей империи. И даже больше. Император прекрасно понимает, что вскоре нас ждут войны не только со степняками. Против Аркадии могут ополчиться все варварские государства континента, и что нам тогда останется делать?
- Разделять - и властвовать, викарий, разделять и властвовать, - глаза Софии стали холодными как горные ручьи, а голос твёрдым, как порфира. - Мы подчиним себе наших соседей, направим их друг на друга, а затем просто придём и добьём. Разве наши великие предки поступали иначе? А они были не глупее нас, викарий.
В принцессе заговорила кровь первых Ватацев.
Утром София со свитой продолжили путь, уже морем. А Несторий Каматир ещё долго вспоминал ту ночь. Ночь, в которую он впервые в жизни по-настоящему испугался: глаза порфирородной словно открыли провал во тьму, куда Аркар ссылает богохульников и нечестивцев после смерти. Дочка Дуки была настоящим демоном во плоти, как потом до самой смерти утверждал Каматир. Чьей смерти? Трудно сказать. Многие говорили, что Несторий никогда и не жил, а лишь существовал. То же самое викарий утверждал и о Софии...
Королевство. Тронгард и окрестности.
- Ко мне, друзья, на смерть придите, - осклабился Тенперон. - Думаю, убеждения в том, что вы губите свою родину, решив переметнуться к тайсарам, бессмысленны?
- Ты всё равно ничего не поймёшь, - ответил кто-то из ренегатов. Голос его был необычайно красив и молод. Даркхам воззрился на ответившего. Густая каштановая шевелюра, потрясающе глубокие как океан, и такие же голубые глаза, мягкий нос, тонкие пальцы, гордо поднятая голова, цепкий взгляд. И всего-то лет двадцать или тридцать на вид. Хотя, может быть, и больше: магия хранит своих адептов.
- Что ж, возможно, - Тенперон старался держаться как можно уверенней. Всё-таки за поединком наблюдали со стен Белого города люди. Те, кого он пообещал хранить и защищать, надевая мантию Архимага. Хранить из последних сил и защищать во что бы то ни стало. Что ж, пора исполнять клятву. Интересно, кто-нибудь из Гильдии успеет придти на помощь? Вряд ли. Слишком далеко до стен, чтобы они успели спасти от гибели Тенперона. Но почему ренегаты не спешат покончить с ним? Наслаждаются минутой своего триумфа? Сам Даркхам попал в их ловушку, ещё мгновенье - и одиннадцати людям придётся спорить, кому принадлежит больше славы в убийстве Тенперона. Не дождётесь!
- Чего ж тут тянуть, Джереми, - Тенперон сдавил рукою Посох. Руны на нём зажглись голубым светом, постепенно становившимся всё насыщенней и гуще. - Давай, убивай!
Фальгрим занёс правую руку назад, дабы собрать потоки огненной магии в "пламенную стрелу", размахнулся...и глупо уставился на ладонь: та была пуста. Джереми, не в силах пока что понять, что же случилось, уставился на своих помощников. У тех тоже волшебство ну никак не выходило.
- Надо было меньше разговаривать, коллеги, - ухмыльнулся Тенперон, выставляя меч вперёд. Даркхам бросил короткий взгляд в сторону городских стен. Далёкие, казавшиеся блохами, скачущими по каменному вепрю, прилёгшему на землю, фигурки людей мелькали повсюду. "Стоит бить или нет?". - Есть ещё ваши дружки?
- Чтобы тебя Даркос побрал! - воскликнул Джереми, отступая. - Братья, назад, область подавления Посохом магии не может быть большой!
- Эх, какой же ты догадливый, - вздохнул Тенперон, в два прыжка оказался рядом с Фальгримом. Неожиданно отказ магии повиноваться сыграл с ним плохую шутку. Тело отказывалось подчиняться из-за сковавшего его страха. - Прощай.
Удар меча пришёлся прямо в сердце. Фальгрим повис на клинке на мгновенье, а затем повалился на землю, захлёстывая землю и мантию Тенперона алой кровью. Почти все дружки Фальгрима ретировались. Остался на месте лишь тот, молодой. Его глаза сверкали яростью, а пальцы ловко плели заклинание. Запахло тленом. Разум Тенперона поразила догадка: магия смерти. Храбрец решил воспользоваться некромантией! А Посох, судя по всему, не блокирует её...
- Молись, Архимаг, молись, душегуб, - брезгливо выплюнул слова молодой. Заклинание вот-вот готово было сорваться с его губ.
Всё случилось меньше чем за удар сердца: Посох на земле, рукоятку лёгкого клинка сжимают уже обе руки, метают, меч летит - и ударяет в бок ренегата. Тот охает, заклинание так и не срывается на Тенперона...А бьёт по своему творцу: сполохи чёрного пламени (или чего-то, невероятно похожего на него) начинают пляску на одежде и волосах мужчины. Крик, в котором смешиваются боль, ненависть и ужас - и пламя уже охватывает всё тело. А потом лишь кучка золы падает на землю.
Тенперон же, не дожидаясь, пока поднявшийся ветер рассеет то, что осталось от противника, ринулся прочь, к городским стенам. Ему навстречу уже скакало несколько гвардейцев и боевой маг Гильдии. Только вскочив на коня, Даркхам позволил своим рукам задрожать, а векам опуститься: силы оставили Архимага, и он упал в забытьё. Нелегко дались ему два боя за один день. Струйка крови из носа потекла на давно ставшую грязной мантию...
Тайсары молчали. Эрве тяжело дышал.
- К твоему сведению, дурак, ты только что подписал себе смертный приговор, - раздался поблизости голос. Его хозяин говорил на чистейшем огнарском с до боли знакомым Сагирине выражением...
- Не понял, - Дарни отшатнулся, громко и нервно сглотнув.
- Ну сейчас поймёшь, - всадники приблизились. Звёздно-лунный свет озарил их. Кони-то были тайсарские, низкие. А вот их седоки...
В памяти Сагирины ожило то время, когда он принял имя Старика. Но не только дни ожили - люди тоже воскресли из мёртвых. Хардак и Эльфред. То ли ночь меняла их облик, то ли они на самом деле стали старше, а лица - холодней и твёрже, чем надгробия. С ними было ещё несколько людей. Они казались смутно знакомыми. А ведь как мало времени прошло с их последней встречи, но кажется, что не меньше вечности минуло.
- Без шуток, и будешь жить, - взор Хардака обратился к Сагирине. - Старик, мы пришли за тобой. Не нашлось тайсара, который нас смог бы остановить. Да мы и не сомневались. Побыстрее бы отсюда дёргать надо! А то всё-таки какой-нибудь смельчак выискается...
- В общем, рванули отсюда, командир, а? - Эльфред рассмеялся. - Как же мы давно Вас искали!
- Могли бы и побыстрее, - в шутку пробурчал Сагирина. - Коней бы нам. Троих: Эрве, этого шутника, возьмём с собой. И сами потом над ним пошутим...
Дарни весь сжался, глаза его потухли, а руки задрожали. Похоже, он совершенно не ожидал, что на самом деле спасёт Ревенкьюла и Сагирину. Однако Немайди распорядилась по-другому...
Мы с Конрадом Монферратом, похоже, поспели к самому занавесу разыгравшегося представления. Очень странно выглядевшая со стороны пара - слепой дворянин и раненый рыцарь - еле добралась до городских ворот. Сперва было тихо, лишь откуда-то сверху слышались немногочисленные комментарии творившегося за стенами. Похоже, Тенперон вышел с кем-то на поединок, и его противник нарушил правила. А затем Даркхам тоже нарушил правила. Нет, конечно, мои соотечественники и в мыслях такого не держали. Чтобы Архимаг, наш, да правила нарушил? Да что вы! Скорее проявил смекалку! А вот тайсары. Скорее всего, придерживались прямо противоположной точки зрения. А потом Тенперону начала угрожать опасность, но он сумел справиться. Незадолго до этого ворота открылись, к учителю на помощь устремился небольшой отряд. Больше людей просто запретили отпускать офицеры гарнизона: тайсары могли ждать этого, и рвануть в распахнутые врата. Но и меньше тоже не позволил брать: наш Архимаг в беде, где это видано? И вообще, наших бьют!
Голоса людей становились тем громче, чем ближе приближался Тенперон. Ворота специально оставили открытыми, так что Конрад Монферрат мог с лёгкостью видеть, что с учителем. И всё время отнекивался от моих просьб, постепенно перешедших в требования поберечь себя и принять помощь какого-нибудь из лекарей.
- Что там, Конрад, с Архимагом?
- С ним всё в порядке, сел на лошадь, скачет, - голос напрягся, как и всё тело, стал ниже. - А теперь заваливается на шею коня. Кажется, ему плохо...Конь вот-вот готов сорваться, встать на дыбы, но гвардеец перехватывает уздечку, и шаг скакуна выравнивается.
Стук копыт, смешавшийся со стуком сердца. Судьба Королевства сейчас была на спине едва не понёсшего коня. А может, даже будущее всего мира зависело от какого-то животного и силы, с которой Тенперона цеплялся за жизнь...
Тайсарский каганат. Тайсар.
Андроник недолго пробыл на пиру в честь победы царя Танхара над сторонниками кагана Сарлека: дрункарий направился обходить здания, отведённые его легионерам. Что ж, не дворцы, конечно, но после голой степной земли - то, что надо для отдыха. Тайсары пытались предложить "друзьям" кумыс да какое-то странного вида пиво, но офицеры вовремя прогнали доброхотов. Мало ли чего от них можно было ожидать. Выпьешь такой огненной воды - и к утру всё нутро огнём проест ядовитым или лихорадочным, и отдашь Аркару душу. Так что Андроник строго-настрого приказал пить легионерам только воду - только после проверки "батьком" или "дегустации" одним из местных. Похоже, что воду пока что не отравили и не испортили. Но это пока что. Всё-таки Ласкарий слишком уж сильно не верил в то, что удача так широко решила ему улыбнуться.
Город пока что молчал. Местные жители как-то слишком спокойно в массе своей отнеслись к захвату власти Танхаром. Что ж, хитрость у них всегда в почёте была, ловкость и способность победить. Любой ценой. Поэтому царь, ставший теперь ещё и каганом (в переделах столицы, конечно же) вызывал только уважение у своих подданных. Во всяком случае, на словах. А то, что было на сердце у жителей столицы, было известно только Аркару.
Ласкарий обходил столицу в сопровождении отряда личной гвардии, но мысли его были далеко-далеко, у стен Тронгарда. Дрункарий уже знал, что заметно поредевшая орда Сарлека была на подходе к столице Королевства. Там, на севере, решалась судьба маленькой армии Андроника. Победи каган, докажи свою силу, возьму город, - и аркадцам хорошо, если придётся прорываться сквозь пылающий огнём ненависти и желания убить захватчиков город после "скоропостижной" гибели Танхара. А в худшем их просто тёмной-тёмной ночью постараются перерезать как котят, или всё-таки смогут отравить. Или начнут убивать по одному. Всё-таки не вечно же легионерам сидеть взаперти в казармах, изредка выходя в караул на стены. На стены, которые были единственной преградой для окружавших столицу армий, ещё державшихся стороны Сарлека. Приходилось поминутно волноваться насчёт надёжности ворот и отсутствия тайных ходов. Хотя и в то, и в другое верилось с трудом. В любую, даже самую неприступную крепость, с лёгкостью мог пройти мул, гружёный золотом. Так однажды сказал один из противников Ксариатской империи. Тот, что едва не прекратил её существование. Но обошлось: у ксариатов оказалось больше мулов, да и золота, дабы их нагрузить, хватило. А уж тайсар с тайсаром обязательно договорятся.
Что ж, улицы города более или менее располагали к бою. Во всяком случае, больше, чем голая степь.
- Приказать немедленно начать возводить баррикады из всего, что пригодно для этого. Сделать тройное кольцо: на окраинах, затем на центральных улочках, и на площади перед дворцом, - бросил Андроник ординарцу. Тот немедленно поспешил к своим помощникам, и через какие-то мгновения приказ начал разноситься по всем частям армии.
- Раздать каждому солдату по фляжке воды и небольшому запасу сухарей на случай выступления из столицы. Проследить за созданием усиленных патрулей столицы. Каждое утро и каждый вечер трём когортам проходить по центральным улицам, напоминая, что при случае мы можем начать огрызаться. Но вести себя как можно более смирно, приветливо и дружелюбно, - теперь ординарец сам помчался к ближайшим казармам.
- Илюстрий, имею ли право обратиться? - внезапно спросил один из воинов стражи.
- Конечно, воин. Спрашивай, - Андроник обернулся к легионеру лишь на несколько мгновений, а затем его взор вернулся к городским улицам.
- Долго ли мы будем всё так же ждать удара в спину? Не пора ли нам вообще очистить этот город от варваров? - зерно истины было в рассуждениях аркадца. Только вот подгнило оно изнутри.
- А ты видел, солдат, варваров, в глазах и сердцах которых застыло лишь одно желание - желание отомстить за своих родичей? Айсары никогда никому не прощают своих убитых собратьев. Никому, солдат, ты понимаешь? А тайсары все-таки дальние родичи айсарам. Северных варваров, поднимающих оружие против империи, я повидал немало, больше, чем ты за свою жизнь чаш вина или воды выпил. И никогда, никому я не пожелаю увидеть жажду мести в глазах айсаров - это скорее всего будет последнее в твоей жизни. Солдат, ты меня понял?
- Да, илюстрий! - солдат явно подрастерял большую часть своей уверенности и своего запала. Что ж, не ему одному придётся мириться с тем, что местных трогать нельзя. Разве только они первыми тронут легионеров...
Всё-таки кто-то из тайсаров решил отыграться за унижение поражения на небольшом отряде, который возглавлял какой-то хмурый офицер в посеребренной лорике.
Когда нога Андроник ступила на тень, которую отбрасывал навес над одним из глинобитных домов, улицу позади отряда перекрыла груженная кирпичом-сырцом арба. Впереди же посыпались какие-то ящики и корзины с глинными черепками.
"Засада" - в голове мысль только неслась, а ноги и руки уже начали работать. Спата вынута из ножен, спина уже прижата к стене. И как раз вовремя - откуда-то сверху посыпались камни и стрелы. Троим замешкавшимся телохранителям не повезло: их шлемы оказались пробиты, и жизнь потихоньку уходила из тел. Что ж, тайсары еще получат своё.
- В дома, быстро! - выкрикнул Андроник, выбивая мощным ударом локтя хлипкую дверь, у которой он укрылся от стрел, а затем ввалился в дом. Там его уже ждали.
Пятеро тайсаров. Их загорелые лица перекошены яростью и жаждой крови. В глазах - хищный блеск. И только один меч на пятерых - в руках. У остальных дубины. Что ж, меч-то в неумелых руках может быть безопасней "оружия народного гнева",
Отход, приседание, укол - и противник с мечом валится на пол, зажимая кровоточащий живот. Ему недолго осталось жить, хотя он этого, скорее всего, не знает, хватаясь за свою жалкую жизнь. С другими будет сложнее: дубины хоть и не с ногу толщиной, а только с кулак панкратионца, но всё же...
"Оружие народного гнева" просвистело прямо над головой вовремя присевшего Андроника. Какое счастье, что в узкой хибаре места для четырёх человек нет. А то бы... Снова отход - и дубина едва не задевает подбородок Ласкария. Всё ближе и ближе: через мгновенье адская боль овладевает правым ухом. Что ж, следующий удар точно настигнет дрункария.
- Да подавитесь вы своей хибарой, - шипит Андроник и спиной прыгает на улицу, миновав очередной удар дубины.
А снаружи - идиллия. Земля усеяна камнями, камешками, глиняными черепками и стрелами, а ещё пятью или семью трупами телохранителей. Те тайсары, что спрятались на крышах, явно не ожидали, что нормальный человек вернётся в этот ад, поэтому на Андроника не посыпалась годовая продукция гончарного цеха. Времени на раздумья нет: парни с дубинами вот-вот настигнут. Поэтому - короткая перебежка к соседней хибаре, с уже развороченной дверью. Несколько легионеров уже заняли там оборону. Трупа владельца дома уже лежит в луже крови, в угол забилась девочка лет тринадцати, грязная, замызганная, в обносках. Только страх перед чужаками мешает ей разрыдаться: лишь редкие слёзы стекают ей на подбородок. Почему её не увели в безопасное место задолго до засады? Почему?
- Хорошо нас зажало, - сухо прокомментировал один из легионеров, с окровавленным гладиусом в руке. - Слава Аркару, варваров на крыше этого дома не было. А то бы...
- Надо прорываться, - заметил сосед легионера. Он как раз бросил взгляд на, скорее всего думая, что с нею делать.
- Надо, - ответил Андроник, стараясь отдышаться. В этом момент в дверном проёме показались те парни с дубинами.
Первый из них влетел со всей скорости - и напоролся на гладиус телохранителя. Второго, едва тот миновал дверь, настигла спата Андроник - в бок, со всей силы. Тело рухнуло на пол. Оставалось только двое. Тайсары решили ретироваться, посылая проклятия в сторону засевших в доме воинов.
- Слушай мою команду! - гаркнул Ласкарий, надеясь, что засевшие в домах воины услышат. Если осталось, кому слышать. - Выбираться из укрытий, щит поднять, и бегом к арбе! Снесите её, и молнией к нашим.
- Есть! - раздалось откуда-то из соседних домов.
Через считанные удары сердца послышался стук камней и осколков посуды, бившихся о щиты. Андроник надеялся, что смельчакам повезёт, и они прорвутся к ближайшему дозору аркадцев или к казармам.
- А нам что делать, илюстрий? - спросил не отрывавший взгляда от девочки легионер. Похоже, ему совершенно не нравилось общество ребёнка, только что потерявшего отца из-за аркадского гладиуса. Причём родитель-то вовсе не хватался за оружие...
- Держаться! - послышался шум и скрежет крыши. Тростник провалился под тяжестью человека, и в центре комнаты оказался тайсар с зажатым в руке мечом. За ним следовали один степняк за другим.
- Ну вот и спляшем, - ухмыльнулся второй телохранитель, проткнув мечом одного из врагов.
Дальнейшие полчаса прошли в какой-то жуткой свистопляске. Варвары, похоже, решили взять офицера живьём - иначе бы просто расстреляли его или закидали камнями. Знали бы они ещё, какой именно аркадец мог попасть к ним в руки!
Блеск мечей, свист дубин, кровь, трупы. И маленькая девочка, позабытая всеми, глазами, бездонными океанами слёз, смотревшая на тело своего отца. Эта война принесла слишком много боли. Война вообще несёт слишком много страданий. И почему чаще всего именно дети платят за глупость каких-то далёких, разряженных в шелка глупцов-павлинов?
Но вот в какой-то момент, когда Андроник держался на одной аркадской гордости, один из телохранителей зажимал кровоточащий бок, а второй валялся рядом с убитым хозяином дома, всё закончилось. Как-то незаметно. Были враги - и их не стало. Тишина окутала дом на мгновенье. А затем раздались звуки труб: легионеры пришли на выручку своему дрункарию.
Андроник позволил себе присесть на пол, мокрый от пота и крови. Провёл ладонью по лбу. Тяжело вздохнул. Привалился к стене. Перевёл взгляд с плачущей девочки на телохранителей. Что ж, убийца отца был отомщён.
- Никогда не воюй, ни с кем, маленькая. Ни с кем и никогда. Не заслужила ты этого всего, - Ласкарий и не надеялся, что тайсарка его поймёт. Но та кивнула. Может быть, и вправду знала аркадский, а может, так, по привычке, для виду. - И можешь нас ненавидеть. Мы это заслужили.
А потом снова Танхар устроил пир. Десятый или двенадцатый за три дня, Ласкарий точно не мог припомнить. Однако еда не лезла в горло: он всё вспоминал ту девочку. Даже вино не могло заставить её образ подернуться хмельной пеленой. Поэтому дрункарий отбросил очередную чашу, ставшую совершенно пустой, в сторону, и затянул песню родных краёв. Андроник почти никогда не пел, и лишь немногие счастливцы могли похвастаться тем, что слышали его потрясающий голос с хрипотцой.
Но даже песня не смогла отвести тоску от сердца. Но Ласкарий всё пел и пел, не желая останавливаться. Пирующие затихли, заворожено слушая. Они думали, что дрункарий решил доставить удовольствия своим "друзьям". Но нет: песней дрункарий оплакивал всех своих погибших товарищей, полёгших в степях легионеров. И даже айсаров. Особенно - отца той девочки, до которой добралась война.
Когда мы вернёмся,
Забудутся наши дела.
Когда мы вернёмся,
Чужая нам будет
Родная, далёкая наша
Земля.
Когда мы вернёмся,
Не будут о нас песни слагать.
Когда мы вернёмся,
Никто нас не вспомнит,
Какая нам, други, досталась
Стезя.
Когда же нас спросят:
"Зачем вы ушли и куда?",
Тогда мы ответим:
"В закат отдалённый,
Где падают вечные звёзды,
Горя".
Когда же нас спросят:
"Зачем же вернулись сюда?",
Тогда мы ответим:
"Нас други отправили, чтобы
Сказали, как там умирали,
Любя"
Когда же на спросят:
"Так что же любили, вот тьму уходя?"
Тогда мы ответим:
"Родные края. Весёлую деву да
Иву, что плачет, ветви
Склоня".
Когда же нас спросят:
"А что же теперь вам осталось?"
Тогда мы ответим:
"Жалких два дела. Вернуться
В ту даль да забыть, кем были,
Придя".
Многие века потом сказители клялись, что великий полководец Андроник Ласкарий плакал, и не скрывал своих скупых слёз, тёкших по щекам. Никто не видел этого на пиру, или не обратил внимания. Аркадцы бы любого, кто "не так" понял слёзы Ласкария, просто убили бы на месте. Зал молчал. Все поняли правильно, да и как было иначе...
А на утро Тайсар оказался окружён армиями, оставшимися верными Сарлеку. Повсюду, насколько хватало глаз, тянулись шатры и кибитки врагов. Аркадцы боялись, что гарнизон столицы испугается и переметнётся на другую сторону. Всё-таки с обеих сторон воевал один народ. Что ж, огнарам тоже пришлось испить чашу, полную братской крови. Теперь то же самое предстояло сделать их родичам. Интересно, одинаков ли вкус такого "вина", или различен? А может, таков же, как и вкус горести и слёз?
Андроник готовился к худшему, разослав приказ по всем отрядам проявить максимум бдительности. И знать, что в любой момент может начаться последняя битва за Тайсарский каганат. Победит гарнизон - и будет сделан один из самых трудных шагов к возрождению империи. Проиграет - что ж, прощай последние осколки славы Аркадии. Страна просто не выдержит гибели стольких легионов, не получив ничего взамен, кроме нового удара тайсарских орд.
Поэтому надо было стоять до последнего, до самого конца, и, просыпаясь утром, молить Аркара, чтобы оно не оказалось последним в вашей жизни...
Ласкарий уже был на стене, когда к городу только подъезжали парламентёры. Горделивые тайсары в шелковых халатах, бунчук с волосами из гривы белой кобылы, родившейся в полнолуние, просторные шаровары, перетянутые поясами с золотыми бляхами, сверкавшими на солнце. Похоже, пришли поговорить темники. Или разряженные под них люди: мало ли что коварные аркадцы могут сделать с послами доброй воли?
Танхар тоже был на стене, правда, поспел позже аркадского дрункария. "Пировать надо поменьше, великий царь" - улыбнулся своим мыслям Андроник. Повелитель каганата (а точнее, столицы и земли у неё на расстоянии полёта стрелы) сузил глаза, глядя на парламентёров. "Как бы и вправду неприятную шутку не выкинул, знаем мы этих хитрюг, - а эта мысль принадлежала уже одному из телохранителей Ласкария. - Разбирайся потом с ворохом проблем, клянусь Аркаром, мне этого совершенно не нужно".
Парламентёры остановили в двадцати или двадцати пяти шагах от стены. Развернулись редкой цепью. Их было тридцать три человека - счастливое число по поверьям детей Степи. Несколько минут прошли в давящей, тяжёлой, довлеющей тишине.
- Царь Танхар, мы желаем узнать, по какому праву ты решил назвать себя каганом тайсарским и повелителем Степей, погонщиком всех табунов и пастухом всех стад? - начал самый старый из парламентёров, чья редкая седая бородёнка заметно выделяла его среди других, едва перешагнувших за сорок лет, товарищей. - Зачем открыл ты ворота нашим врагам, отдав мечу и пожару родной город, Сердце Степи? Зачем позволил проливать кровь своих соотечественников поганому мечу? Отвечай, царь Танхар, ибо от ответа зависит твоя жизнь.
Ласкарий, конечно, почти ничего не смыслил в тайсарском языке, но ему на помощь пришёл один из легионеров, быстро и ясно переводивший всё, что говорили "батыры".
Говоривший явно намекал на силу осадивших город воинств. Да только не учёл, что едва ли она поможет, когда начнётся штурм. Кони не полезут на стены, особенно если не по чему будет лезть. У тайсаров осталось не так уж и много опыта по отвечающей всем правил инженерного искусства осаде. Ну постоят варвары под Тайсаром, поймут, что даже лестницы тут особо не из чего сделать, не то что тараны или передвижные башни. Потом попробуют взять измором или найдут какой-нибудь тайный ход. Ходы-то можно и завалить (если сперва отыскать, конечно), вот с измором посложнее. Царь Танхар как-то не особо думал о том, что многочисленные пиры, целью которых было задабривание принявших сторону заговорщиков офицеров гарнизона, неплохой урон нанесли не таким уж большим городским запасам. Радовало, что в столице хотя бы колодцы есть, так что от жажды бы гарнизон не погиб. Но некоторые аркадцы уже присматривались к тайсарским коням, самых жирных выбирали. Так, на всякий случай...
- По праву, дарованному мне богами и судьбою! - чего-чего, а Танхар великолепно умел произносить пафосные речи. На подобных переговорах это очень сильно помогало. - По праву, дарованному мне моими силою и ловкостью, назвал я себя повелителем каганата. Соседей же я призвал, ибо меч не может быть добрым или злым, меч - это меч, и принесёт он пользу или зло, зависит от руки, его держащей! А моя рука принесёт только счастье и победы нашему народу!
Андроник даже начал уважать Танхара. Так уверенно может говорить только настоящий царь - или полный глупец, уверенный, что все вокруг пляшут под его дудку. Пусть считает так и дальше, будет намного спокойнее во время осады.
- Слова-то твои правильные, Танхар, да только уста лживые, что их произносят. Не видишь ты, что западные звери используют тебя, руша нашу страну? Откажись от глупости своей, уничтожь проклятых западных захватчиков, - Андроник мог бы поклясться, что у старика должны блеснуть глаза, - а мы, может быть, и попробуем забыть, что занял ты престол каганата только по праву сильного. Судьба - странная штука. Царь.
Парламентёр чуть ли не прямо говорил, что армии готовы перейти на сторону Танхара. Ловушка - или правда? Ведь Сарлек-то далеко, а Танхар - близко. И мало ли чего там каган сделает. Если уже почти орду свою загубил, но ничего пока что не навоевал. Да, до Тронгарда-то он дошёл - и что с того? Где добыча, где слитки золота, где прекрасные рабыни и выносливые рабы? Где прекрасные мечи, меха, бочки вина и пива, повозки, груженные зерном, где стада коров, отары овец, табуны лошадей? Нету ничего. Только слёз каждый день больше при очередной вести о потерях сотен и туменов. Так что есть смысл старику правду говорить.
Но есть смысл и врать. Сарлек-то вправду далеко. Так что обмани Танхара, войди в столицу, устранив единственное препятствие настоящее - аркадское войско - и можешь стать новым правителем каганата. И кто знает, на час или на век воссядешь на Престол Степи.
- Хитро ты говоришь, великий темник Едыгей! - ну вот, наконец-то Андроник узнал имя парламентёра. - Только к чему тогда воинства ты собрал, город осаждаешь? Отчего сразу не пришёл мириться, дело предлагать, а только сейчас, когда тьмы твои стоят за твоей спиной, а не подарки да доброта?
А ведь начал Танхар уже подумывать над тем, как бы самому намекнуть Едыгею, что вполне готов принять "дорогих гостей" в город, попутно перерезав "западных шакалов"! Не зря Андроник приказал быть начеку войскам. Вот теперь и пригодится.
- Так не Солнце я и Луна, или бог мира Онгар, чтобы так поступать, Танхар! Не могу просто так в гости придти, без верных батыров! Сам бы пришёл так в мою кибитку, а, царь? - ожидание в голосе. Едыгей и так знает ответ.
- Прав ты, Едыгей, не пришёл так, просто, - побольше голоса в лёгкие, да хитрости в голосе. - Пришёл бы к тебе с подарками, с бурдюком доброго кумыса и пловом жирным! Ты так ко мне приходи, Едыгей, по-доброму поговорим. Не то что сейчас, глотки надсаживая.
- А и приду, Танхар, чуть позже приду! Как только ты докажешь, что достойным царём станешь! - если на нормальном языке, на аркадском: "Как только перережешь легионеров и командиров их облачишь не в шелка, а в кандалы".
- Услышал я тебя, Едыгей, что-нибудь да придумаю, дабы доказать, хотя и не надо доказывать это умным людям!
- А я глупый человек, Танхар, старый, немощный. Вот и устал я тут глотку надрывать, да сидеть в седле на солнце палящем, - хитрый прищур, у него точно сейчас должен быть, обязательно есть хитрый прищур его и так узких глаз.
- До встречи, великий темник Едыгей! - и парламентёры развернулись, поскакав обратно к лагерю осаждающих.
А потом Танхар долго говорил с Андроником, заверяя, что как-нибудь да обманет Едыгея, что дорогим друзьям-аркадцам не стоит беспокоиться. Царь клялся и божился. Андроник кивал. Кивал - и не верил. Похоже, у легионеров нет даже лишней ночи для отдыха. Что ж, воевать - так воевать. Привычное дело.
Ласкарий раскланялся с Танхаром, сказав, что устал от солнца степного, и направился не в далёкий дворец, а в ближайшие казармы. Как назло, царь определил для аркадских легионов здания, стоявшие очень далеко друг от друга. Наученный горьким опытом, Андроник теперь путешествовал на коне, посылая впереди себя конный разъезд лучников. Те должны были проверять, не устроена ли засада на каком-нибудь из переулков. На этот раз всадники засады не нашли. Но Ласкарий не стал их отпускать в расположение когорт, а приказал ещё некоторое время побыть рядом со зданием казарм. В которых он уже собрал всех офицеров, что там были, и приказал готовиться к бою. Какой-то молодой центурион, произведённый из легионеров после "взятия" Тайсара за особые отличия, радостно хлопнул себя по лорике. Другие же, более умудрённые годами, зашикали на него: чего бою-то радоваться? И вправду, нечему было радоваться, скорее впору было плакать.
Эти казармы представляли собою небольшой квартал домов. Правда, скопление мазанок язык аркадского градоначальника просто отказался бы назвать кварталом, свернувшись от унижения сего гордого ксариатского слова. Всего здесь разместилось пять центурий. Многим солдатам места в домах не хватило, или же они резонно решили, что эти хибары не место для аркадцев, и спали во двориках, под навесами, на крышах (если они были не плетёные из тростника, конечно же).
А потом Андронику доложили, что за казармами следят. Несколько тайсаров, по приказу Танхара, не иначе, делали вид, что занимаются своими делами, как то: сушкой постиранной одежды, плетением циновок, плетением одежд из конского волоса. Ну да, будут плести одежды здоровые мужчины, явно служащие не в самой последней сотне батыров.
Началось. Отданы два последних приказа: как-нибудь обойти слежку и сообщить других отрядам о выступлении на дворец. Ласкарий надеялся, что наблюдатели не успеют оповестить Танхара о выступлении центурий.
Пятнадцать минут на сборы. Те легионеры, что были на улице до отъезда гонцов, остались на местах. Противнику нельзя давать лишних поводов для подозрений. Пусть ожидают чего-то - но не быстрого марша пяти центурий прямо на царский дворец...