Запах распускающихся цветов, зелёной травы, коры дубов и вишен, запах далёкой хвои и близкой черёмухи. Всё это смешала природа, подарив лету ни с чем не сравнимый аромат. Сейчас им наслаждались двое, тихо сидевших в белой деревянной беседке на берегу реки, бережно нёсшей свои воды к не очень у и далёкому Закатному океану.
Высокий и статный юноша лет семнадцати, чьи чёрные прямые волосы отливали сталью, а карие глаза изо всех сил старались растопить холод, что царил в сердце девушки. Их руки сплелись вместе, но души были далеко друг от друга. Красавица с тёмно-русыми волосами, кончики которых так и норовили запутаться в поясе платья, а в глубине голубых глаз плескалось целое море, мыслями была очень далеко от беседки. София Ватац думала о своём брате Иоанне, которого ласково звала Ио. Только вчера от него пришло письмо, что дочери Дуки Ватаца настал черёд исполнить свой долг как наследницы императора перед своим народом. София готова была заплатить своей жизнью. Но не сердцем и рукой, как того требовали обстоятельства. Ио сообщил своей сестре, что вскоре планируется свадьба с Фердинандом Огнаридом, правителем варварского Королевства. Её свадьба: император намеревался отдать свою сестру как залог прочного союза с восточными соседями. Пусть огнары терпели одно поражение за другим в борьбе с тайсарами, но оказывалось, что это Сарлек проигрывает войну. Ещё немного, писал Ио, и каганат рухнет под тяжестью войны на три фронта. Аркадская империя будет не в состоянии бороться за степи, если огнары решат отхватить себе их кусок. К тому же Королевство само могло пойти против империи. Посол благословенного Аркаром владыки при дворе варвара Фердинанда и агенты докладывали, что огнары применили какую-то совершенно новую тактику в борьбе со степняками. Будь у них побольше сил, Сарлек сбежал бы, поджав хвост. К тому же ходили упорные слухи, что почитаемые за уничтоженных адепты магии смерти скоро смогут снова оказаться на арене разворачивающихся событий.
София раз за разом вспоминала строки письма, написанные таким знакомым крупным неровным почерком, пергамент, покрытый несколькими чернильными кляксами, парочка заштрихованных букв. Ио многое не решился (или не захотел) написать в письме, но дочке Дуки Ватаца того и не требовалось. Он всё поняла. Если империи нужна её жертва - империя получит эту жертву. Но пусть Аркадия не жалеет о настоящей продаже своей принцессе варвару.
- София, что тебя так терзает? Что написал император, да будут продлены до скончания веков Аркаром годы его? Что-то случилось в столице? - юноша был очень взволнован таким странным поведением принцессы. Той, кому он отдал своё сердце целиком и полностью, до скончания веков. Он даже произнёс столь несвойственную для его речи официальную формулировку, употреблявшуюся при упоминании персоны императора в беседе.
- Михаил, разве сейчас это так важно? Давай просто насладимся тою красотою, что подарил нам Аркар в эти минуты? - София совершенно не хотела раскрывать причин своего беспокойства. Но если Михаил будет настаивать, она просто не сможет ему не рассказать. - Надо всегда ценить те минуты счастья, которые нам дарованы нам судьбою.
Кирулларий и София Ватац испытали многие минуты счастья. Они сдружились ещё в детстве. Мать Михаила была придворной дамой при императрице Ирине. Их дети много времени проводили вместе, в играх во дворце. София прекрасно помнила, как Кирулларий обманывал отцовских евнухов, стороживших её покои.
Мальчик лет шести подходил к дверям, где от безделья маялись толстые, с невероятно раздутыми щёками, мутными поросячьими глазками, разодетые в золотую парчу китониты. Парень долго вглядывался в лицо евнуха. Тому, естественно, это быстро надоедало, и следовал один и тот же вопрос: "Мальчик, что ты тут делаешь? Не мешай нам сторожить покой благословенных Аркаром особ!". А потом Михаил просто отвечал: "Игемон, а там какие-то дядьки в кольчугах выбрасывают золото во двор". Тут же лица евнухов вытягивались, как у охотничьих собак. В головах с невероятной скоростью шёл подсчёт золота, которые они смогли бы "сохранить от этих дядек", и риска, если обнаружится, что китон никто не охраняет. Естественно, побеждала "дружба": сперва взять золото, а потом вернуться на пост. "А где это монетки выкидывают, мальчик?" - спрашивал какой-нибудь из особо сметливых китонитов. Естественно, Михаил отвечал, что "недалеко, вон за тем поворотом". Едва евнухи скрывались из виду, дверца покоев открывалась, и показывалась симпатичная девочка в отделанном каменьями платьице. Императрица Ирина, если не была занята чем-нибудь или не отсутствовала, грозила длинным пальчиком в перстне, заговорщицки подмигивала и делала вид, что не видит, как Кирулларий и София убегают играть во дворце.
Или, скажем, лет в двенадцать. Императрица Ирина уже умерла, Иоанн служил на северной границе, попав в отцовскую немилость, остальные братья не обращали внимания на Софию, и только один Михаил помогал дочери Дуки не умереть от тоски в огромном дворце. Тогда сын Кируллария впервые подарил принцессе голубую розу, сорванную им под самым носом у императорских садовников. Этот цветок рос только в одном месте Аркадии, в садике под окнами покоев Дуки Ватаца. Голубую розу на Огнарон завезли из теплиц Ксара. Причём история её появления в столице величайшей империи людей окутана загадкой. Одни твердили, что саженцы были "отвоёваны" (то есть, если с ксарыни на обычный язык, украдены) у эльфов или южных царств. Другие утверждали, что какой-то волшебник напортачил с заклинанием. И вместо губительного заклинания получился прекрасный и редчайший цветок. А третьи вообще настаивали, что голубая роза - это дар богов, символ их благоговения к Ксару. Правда, с этим была неувязочка. Розы-то росли, а империя давно пала, и никакое благоговение богов не справилось с людскими дрязгами и слабостями.
А потом отец отправил Михаила в родовое поместье, познавать премудрости управления людьми и землёю. К тому же старший Кирулларий не без основания считал, что императорский двор не самое лучшее место для подростка. Вот так Михаил и София расстались на целых четыре года. Только недавно принцесса снова увидела Кируллария. А тот наконец-то понял, что по дочь Дуки навсегда покорила его сердце и душу...
- Я не могу быть счастлив, когда ты так задумчива и невесела. Что тяготит твоё сердце? Поделись своими проблемами, так будет легче. Ты же знаешь, - Михаил хмурился и волновался.
- Да, я знаю. И ещё я знаю, что ты на самом деле хочешь только того, чтобы я была счастлива. Спасибо тебе. Но боюсь, Аркар против моего счастья. Видишь ли...- на лице Софии отразилась целая буря чувств, от волнения до робости.
- Что, София?
- Ио пишет, что, - принцесса задержала дыхание, а затем выпалила единым махом,- скоро я выйду замуж за короля варваров Фердинанда Огнарида.
София говорила ещё долго, но Михаил ничего не слышал. И кажется, даже не слушал. Ему показалось, что его мир рушится, треща падающими кладками стен разума и звеня раскалывающимися стёклами витражей сердца. Оно остановилось, не желая больше биться. Лёгкие перестали дышать. Время остановилось, мгновенье боли длилось и длилось. Михаил с самого начала чувствовал, что его любовь обречена. София очень уважала и ценила своего друга, была его лучшей подругой, той, перед которой не стыдно покаяться в своих самых чёрных грехах, матерью, которой сын придворного лишился в самом детстве. Но принцесса никогда не любила Михаила, сердце её отзывались на молчаливые просьбы души сына дукса. И всё равно, услышанное разрушило устоявший мирок. Нет, даже не мирок, - Вселенную, которая вращалась вокруг одной-единственной Софии, а теперь сошла со своей орбиты и обратилась в хаос.
Дочерь Дуки Ватаца ещё долго говорила, а Михаил продолжал холодно смотреть вперёд, не желая принимать случившегося. Его мир рухнул. И больше никогда не собраться сердцу из мириад осколков...
Утром София Ватац двинулась в путь в сопровождении целой центурии легионеров и трёх сотен федератов, доказавших свою преданность престолу в войну с Партафой. К тому же верноподданнические сердца варваров были куплены за звонкое золото из личной казны Ватацев. Михаил Кирулларий отправился вместе со своей любимой. Софии было больно смотреть на опустошенного внутренне друга детства. Глаза его запали от бессонной ночи, прошедшей в раздумьях. К тому же Кирулларий вряд ли бы смог уснуть. Раз за разом проклятая память прокручивала слова принцессы о том, что её отдают Фердинанду Огнариду. К утру Михаил придумал способ, который поможет хотя бы не расстаться с прекрасной дочерью Дуки Ватаца: сын придворного дукса решил просить императора позволить сопровождать возлюбленную ко двору восточного соседа. А уж если повезёт, то и попроситься в будущую свиту будущей королевы Королевства.
Предстояла дорога к столице диоцеза Андрия, портовому городу Тинарамея. Путь к нему, занявший целых шесть дней, пролегал через земли многочисленных динатов, каждый из которых почёл за величайшую честь оказать гостеприимство самой порфирородной.Софию это только тяготило: она хотела как можно скорее добраться до Аркадии и оттуда - до столицы Королевства, далёкого Тронгарда. Об этом городе она наслышалась ещё при дворе. Маленький, грязный, истинно варварский посёлок, в котором нет даже большого рынка, отсутствуют такие мелочи, как нормальная канализация и трубопровод, а нечистоты выливают прямо на улицу. Огнары считалиЈ что это только очищает воздух от эманаций, которые приносят болезни. Правда, о какой чистоте могла идти речь, оставалось непонятным: летом там по рассказам царила жуткая вонь, и о приближении к городу можно было угадать именно по ней.
Но страшнее всего было то, что София отправлялась в языческую страну, которую не затронул свет истины Аркара. В былые времена, в первые века после разделения Ксариатской империи, аркадцы даже не могли бы помыслить о подобном. Но позже, когда империя таяла под ударами врагов, владыкам Аркадии всё чаще приходилось прибегать к "выкупу": рука дочери варварам в обмен на мирный договор или союз против общего врага. Опаснее же всего были колдуны, вольготно чувствовавшие себя в Королевстве. Церковь очистила Аркадию от этой скверны огнём и святым словом, но скверна всё ещё владычествовала почти над всеми обитаемыми землями континента. Страх перед слугами демонов заставлял Аркадию слишком уж осторожно действовать против своих соседей: благословение Аркара, дарившее победу над колдунами, было доступно лишь единицам. Но София верила, что когда-нибудь империя сможет уничтожить скверну колдовства. Навсегда.
Однако ничто не вечно, время не стоит на месте - и вот порфирородная уже подъезжает к стенам Тинарамеи на седьмой день после отбытия из поместья отца Михаила, Николая Кируллария. Правда, София не ожидала увидеть на дорогу к столице Андрии кресты с распятыми на них людьми. Здесь были не только мужчины, но даже женщины, умершие страшной смертью от жары, жажды, голода и ран, нанесённых им при пытках. Многочисленные птицы, ещё кружившие в небе над приговорёнными к кресту, выклевали глаза несчастным, поживились их плотью. Бунтовщиков постигла ужасная участь. Но почему начался бунт? И когда он произошёл? А может, враги Ио прознали о скором приезде последнего близкого родственника императора, и решили захватить Софию силой, чтобы использовать ради собственной выгоды?
Городские ворота были открыты. Принцессу встречали самые богатые и знатные люди города, кичившиеся своими состояниями, утопающие в шелках и бархате, офицеры гарнизона, надевшие позолоченные кольчуги. Они совершенно не обращали внимания на трупы
Впереди всех на белом коне с алой попоной восседал викарий диоцеза Несторий. Едва взглянув на него, сразу можно было понять, что перед тобой представитель старинной аристократической семьи. Гордая осанка, гвардейская выправка, орлиный взгляд серых глаз, буравивший окружающих на предмет хотя бы малейшего неуважения к персоне викария. Если же таковое сыщется, на поясе Нестория для таких случаев висит длинный клинок в форме клюва цапли. Несколько мощных ударов - и одним наглецом в мире меньше. Правда, как и человеком. Правитель диоцеза совершенно не ценил чужие жизни. Когда-то он прославился в очередной войне с айсарами.
Шёл бой за один из многочисленных перевалов на границе со Снежной Пустошью. Маленький клочок земли. Продуваемый всеми ветрами, безжизненный, был устлан горами трупов. Их оказалось так много, что вскоре по обеим сторонам перевала выросли землянки из сложенных мёрзлых трупов. И ничего, живые прекрасно чувствовали себя. "Мёртвый-то, если он магией не напичкан, ничего плохого и не сделает, не то что живой" - примерно так мыслили и айсары, и аркадские воины. День за днём шли стычки, однако ни та, ни другая сторона не могла одержать верх. То в самый последний момент, когда, казалось, боги уже подарили победу, несколько воинов бежало прочь, не выдержав напора. И атакующие откатывались, захлёбываясь кровью. То командиры бросали последние резервы, и один удар во фланг менял весь ход сражения. А иногда просто сходились два воинства в центре перевала, начиналась сеча, и боги не дарили своей милости ни той, ни другой стороне...
Несторий Каматир решил прекратить эту свистопляску. Начальство дало понять, что офицер, который сможет занять перевал, носит легатскую лорику в заплечном мешке. И будущий Викарий проявил своё пренебрежение к подчинённым. Он смог собрать довольно-таки крупный отряд федератов, приказав им идти в бой. А сзади пустил когорту легионеров: они должны были убивать любого, кто посмеет бежать или просто отступить. И федераты дрались, как сумасшедшие: они больше боялись тех карателей, что шли сзади, чем своих сородичей из Пустоши. К вечеру перевал, усеянный уже свежими трупами, был занят аркадцами. В живых из федератов осталось не более сорока человек. Около двух десятков погибли, не выдержав напора айсаров и побежав. Их безжалостно убили. Больше храбрецов не выискалось.
После этого карьера Нестория пошла в гору. Одна победа за другой - и всё благодаря использованию карательных когорт. Многие командиры в той войне пробовали использовать опыт Каматира. Правда. Далеко не у всех получалось. Часто каратели, не желая смотреть на погибающих товарищей, вступали в бой, и им было не до отлова бегущих. Иногда федераты, плюнув на свои клятвы и верность аркадским офицерам, обращали оружие против "заградительных когорт". А вот у Нестория такого никогда не случалось. Все подчинённые панически боялись ледяного взгляда своего командира, и шли на смерть, лишь бы попасть под горячую руку врага, чем под холодную как у трупа - Каматира.
В конце концов Несторию было даровано звание викария диоцеза Андрия. Говорят, что сам император просто испугался Легата трупов, как звали за глаза Нестория, испугался возможности бунта легиона против начальника. Вдруг бы выискался какой-нибудь храбрец, решившийся поднять руку на изверга?
И теперь Каматир смотрел на Софию Ватац, отчего по спине принцессы забегали мурашки ужаса. Дочери Дуки, немало интриг повидавшей, пережившей смерть отца и матери, стало просто страшно. Так страшно, как никогда не было. София сама не могла объяснить, почему так происходит из-за одного единственного взгляда льдистых серых глаз. А вот Михаил Кирулларий понял, отчего его бросает в дрожь. Во взгляде Нестория не было ни капли человечности. Так, наверное, смотрит на тебя бюст древнего императора. Или какой-нибудь бог, которому совершенно нет дела до жалких смертных.
Губы сами задвигались, шепча молитвы от нечистых сил. Стало немного легче.
- Приветствую благословенную Аркаром, порфирородную, славную своею красотою и мудростью дочерь Дуки Ватаца, да стоит он по правую сторону от божьего престола, сестру императора Иоанна, да продлятся его дни до явления Гнева святых.
Несторий произнёс эту заученную долгое время назад речь с полным отсутствием каких-либо чувств. Так усидчивые ученики отвечают на задаваемый дотошным учителем в сотый раз глупый вопрос. В общем-то, София никогда не терпела подобного тона в разговорах с собой. Она не любила, когда людям совершенно плевать на окружающих, на их проблемы, а Несторий производил впечатление именно такого человека. Но политика - это политика, и свои чувства в неё лучше не примешивать, иначе выйдет крах.
- Приветствую и тебя, иллюстрий Несторий Каматир, прославленный своею храбростью викарий Андрии. Благодарю за пышный приём моей скромной особы. Надеюсь, не обременю твою столицу своим присутствием, - Михаил сразу же уловил, что София еле сдерживает в голосе своё презрение к Несторию. Но принцесса была истинным потомком императоров, поэтому вряд ли кто-то, плохо знавший дочь Дуки, распознал в её интонациях что-нибудь кроме любезности и усталости от долгой дороги
- Уверяю тебя, порфирородная, мне будет только в радость принять тебя и свиту в столице моего, - Несторий особо выделил последнее слово, - диоцеза. Позволь же встать рядом с тобою, дабы указать дорогу ко дворцу и поведать о достопримечательностях города.
Обычный, придуманный за много веков основания династии Ватацев церемониал. Наверное, императорам древности в какой-то момент просто надоело придумывать какие-то новые приветствия, или же градоначальники и викарии потихоньку разучились говорить без специального суфлёра или листа пергамента. Поэтому церемониймейстерам приказали составить слова для всех подобных случаев. Надо сказать, что томик вышел весьма внушительный, но за несколько лет чиновники с лёгкостью запоминали большую часть "произведения".
- Ты получил моё позволение, викарий Несторий Каматир, - лёгкий кивок принцессы, и управляющий диоцезом занял место подле Софии Ватац.
Встречающие расступились, пропуская в город дочь Дуки и Викария с отрядом, сливаясь в одну большую процессию. Едва лошадь Софии ступила в ворота, как трубы резко заиграли какую-то противно-торжественную мелодию. Принцесса очень старалась не поморщиться, не показать своей усталости от всего этого официоза и, главное, от близости холодного сердцем викария Нестория.
На гостей города посыпались лепестки роз и тюльпанов, выращиваемых в огромных городских садах. Кто-то бросил целый бутон, ловко пойманный Михаилом Кирулларием, но рассыпавшийся прямо в его мягких пальцах. Юноша вздохнул, оплакивая так и не приобретённый подарок для Софии. Принцесса любила бутоны роз, вдыхая божественный аромат цветов. Михаил еле сдержал стон боли, вспомнив тот вечер в беседке и письмо Иоанна. Никогда больше не мечтать Кирулларию о руке и сердце Софии. Его мирок рухнул, погребя под собой разорвавшееся сердце, которому уже больше никогда не исцелиться...
Королевство. Тронгард и окрестности.
На древней крепостной стене гордой мраморной статуей стоял Тенперон Даркхам. Он молча взирал на парламентёров кагана Сарлека, подъехавших к самым воротам, сжимая Посох Архимага усталыми руками. На мгновение Тенперон опустил тяжёлые веки и передёрнул плечами, стараясь прогнать бремя скопившейся за день усталости. К сожалению, у него этого не получилось. Всё-таки "кара огня" потребовала слишком много сил. А ведь столько всего ещё предстояло сделать.
Офицеры и воины гарнизона, немногочисленные гвардейцы, подоспевшие к Южным воротам, ждали ответа Тенперона на предложение парламентёров. Такое притягательное, что Архимаг вряд ли отказался бы. Такое опасное, что огнар вряд ли бы согласился на него. На лице Даркхама, однако, не дрогнул ни единый мускул: герой Войны за Престол не желала, чтобы посторонние видели следы внутренней борьбы, что обуяла душу мага...
Звуки труб призывали горожан и воинов на стены: это тайсарские орды, пусть и значительно поредевшие за время похода, появились у Тронгарда. Весело улюлюкая, свистя арканами и поигрывая напившимися огнарской крови мечами степняки скакали в безопасном отдалении от стен, неуязвимые для стрел защитников, но зато гарнизон мог рассмотреть их во всей красе. Гвардейцы, охранявшие до того приехавших выборных, спешили на стены. Король Фердинанд задержался, пытаясь успокоить народ, охваченный ужасом после появления оживших мертвецов из Катакомб, да и своё сердце правитель огнаров старался удержать в груди: оно прыгало от страха перед казавшейся давным-давно уничтоженной магии.
Первым к Южным вратам успел Тенперон. На взмыленном коне он проскакал половину Белого города, не обращая внимания ни на что, кроме далёких стен, возвышавшихся над столицей. К концу пути несчастный скакун повредил себе ногу и упал на мостовую. Даркхам вовремя успел спрыгнуть и, бросив кому-то из прохожих: "Позаботьтесь о моём коне" - побежал. Благо, до ворот оставалось каких-то две сотни шагов. Правда, усталость дала о себе знать, и ноги едва не отказались слушаться Тенперона.
Однако Архимаг всё-таки успел раньше короля и его приближённых. Расступавшиеся перед магом воин радостно приветствовали носителя Мантии. Но даже на это последний не обращал никакого внимания. В глазах были только скачущие тайсары, а в ушах - только далёкие шум и дикие крики, издаваемые степняками...
Как будто из другого мира доносились звуки голосов: "Мэтр маг, что же Вы решили?", "А может, не стоить давать им такой шанс?", "Лучше смерть в настоящем бою, чем от ожидания расправы!", "На смерть!" - и многие другие.
Два начала боролись за душу Тенперона. Первым было желание показать силу волшебства, слиться с эфиром, восторгаться упоительной силы волшебства, продемонстрировать всем, и врагам, и соотечественникам, мощь Гильдии и её владыки. А вот второе начало, более осторожное, призывало отвергнуть предложение парламентёров, сказать что-нибудь возвышенно-пафосное о долге, чести и верности трону и Родине, о невозможности рисковать страной.
Однако победа была одержана безоговорочная. И не совсем та, что пришлась бы по вкусу многим, кто сейчас стоял на стенах...
- Есть ли среди вас маг, достойный побороться с нашими мастерами волшбы? - вопрошали парламентёры: четверо тайсаров, державших в руках белые флаги.
- Предположим, - холодно выкрикнул Тенперон. На стенах сразу же воцарилось молчание. - Для чего вам взывать к волшебникам?
- Великий каган, небо и звёзды, сын Степи, наместник богов милостиво предлагает вам выставить своего лучшего мага против нашего. Если победит ваш - уйдёт наша армия, оставив Конрада Людольфинга и слуг его на милость Фердинанда Огнарида. Наш победит - да будут открыты перед нами ворота города. Иначе быть осаде и жертвам многим.
Тенперон не думал, что тайсары решатся возродить древнюю традицию айсов: поединок двух сильнейших воинов, чья победа решит исход сражения. Да что сказать, даже в древности на просторах Снежной пустоши к этому нечасто прибегали. Смешно ли подумать: собралась толпа людей, желающих пустить вражью кровь, повеселиться, насладиться битвой - и всё, отбой? Нет, к поединку редко прибегали. Разве что если война шла долго между разными племенами, или было сразу ясно, что в битве поляжет большая часть обоих отрядов.
Что ж, вызов брошен. Но стоит ли поднимать перчатку или нет? Люди замерли в ожидании решения Тенперона. Вообще-то, это король должен был решать, принимать предложение или нет. Ведь проиграй Даркхам...
- Пусть будет стыдно волшебнику-ренегату, который решил встать на вашу сторону. Я приму вызов, и да не будет мне потом стыдно за исход поединка, - голова Тенперона чуть качнулась в подтверждение его слов.
Кто-то начал открывать ворота. Послышался звон цепей, поднимавших железную решётку, перекрывавшую доступ к выходу из города. И только через минуту до всех стоявших рядом с Тенпероном людей дошло...
Даркхам стоял среди покинутых жителями Чёрного города домов. Грязные сараи здесь соседствовали с довольно-таки уютными на вид домиками, крытыми черепичной крышей. А рядом с ними, в свою очередь, жались друг к другу ремесленные мастерские, в которых ещё вчера или позавчера горели угли горнов, крутились гончарные круги и тихонько шуршали прялки. Теперь же это всё было покинуто хозяевами, спасавшимися от скорого прихода тайсаров. Степнякам это было только на руку: их подход к стенам Белого города заметили в самый последний момент. Узкие улочки могли надёжно скрыть тысячи воинов. Именно поэтому Тенперон настоял на том, чтобы поединок состоялся как можно ближе к Южным воротам. В случае чего можно быстро скрыться за надёжными стенами среди друзей.
Правая рука Даркхама сжимала Посох до покраснения костяшек. Пальцы же левой сжимались и разжимались, казалось, с невероятной скоростью: Тенперон так пытался успокоиться и собраться с мыслями перед предстоящим испытанием его магии. Только сейчас Архимаг понял, что надо было взяться с собой Кубок Хладной крови. Тогда уж точно у противника не осталось бы никаких шансов. Но всё равно, ренегата глава Гильдии намеревался убить, чего бы это ни стоило. То, что в противники Тенперона тайсары выдвинут переметнувшегося на их сторону члена Гильдии, не было никаких сомнений: шаманы и камлаки степняков ничего бы не смогли противопоставить огнарской боевой магии. И вообще, на что надеялись степняки? Неужто никто из них не понимал, что на их вызов обязательно откликнется именно Архимаг Гильдии? Да нет, тайсары не такие уж глупцы. Значит...Значит, готовится ловушка? Скорее всего.
Тенперон перестал сжимать-расжимать пальцы левой руки. Как ни странно, он успокоился. Теперь планы противников ясны: подстроить что-нибудь, украсть победу. От этой мысли становилось как-то жарче в душе, в голове появлялась ясность и чёткость, которой давно не бывало, а руки наливались силой. Значит, враг решил обмануть самого Архимага? Глупцы! Пусть они увидят, какова мощь главы Гильдии магов! А вдруг у них есть под мантией какой-нибудь сюрприз? Тогда враг очень удивится, узнав, что и у Тенперона есть парочка "фокусов". Например, из арсенала некромантии.
Архимаг закрыл глаза, стараясь прислушаться к внутренним ощущениям. Через мгновение он почувствовал лёгкий холодок, шедший с юго-запада. Так-с, значит, там располагается источник магии смерти. Им можно будет воспользоваться. Поток, похоже, очень слабый, но на одно или два заклинания должно хватить. А этого уже вполне достаточно, чтобы устроить настоящую "иллюминацию", которую запомнят все очевидцы на всю жизнь.
Потоки стихийной энергии заволновались, начали менять направления своего движения - подавались навстречу магу, который шёл на встречу с Тенпероном. Встреча, которая решит судьбу Тронгарда и, быть может, всей войны.
Даркхам открыл глаза, всматриваясь в многочисленные улочки и переулки. Казалось, воцарилась по-настоящему мёртвая тишина, как если бы замер на мгновение, и всё живое на удар сердца перестало дышать и издавать звуки, а ветер приостановил своё вечное путешествие в небесах. Секунда - и противник появился.
Просторный плащ, державшийся на плечах мага пятью фибулами, сверкавшими в свете солнца зелёными и красными красками. Драгоценные камни, не может быть никаких сомнений. Узкая белая рубаха с расстёгнутыми кружевными манжетами и воротником. Высокие кавалерийские сапоги. И лицо. Смутно знакомое лицо. Где же Тенперон видел этого человека?
Лет тридцать. Узкое лицо, острый подбородок, что говорит о непростом и самолюбивом характере. Серые глаза злобно поглядывают на Тенперона. Противник изредка отводит взгляд в сторону, потом снова смотрит в глаза Архимагу: похоже, сильно волнуется. Руки болтаются по бокам, пальцы широко растопырены, явно готовится к скорому чароплётству.
- Приветствую противника, Архимага Гильдии Королевства Тенперона Даркхама, - скрипучий, уставший, надломленный голос, выдававший огромное внутреннее волнение хозяина.
Тенперон только благодаря голосу и походке вспомнил, кого это тайсары решили пустить против Архимага. Что ж, нельзя сказать, что Даркхам не был удивлён. Перед ним стоял Джереми Фальгрим, помощник и заместитель Эдмона Рошфора, главы алых магов. Человек, лишь чуть менее сведущий в некромантии, чем погибший начальник. Человек, которого Гильдии так и не удалось изловить. Все решили считать, что Фальгрим погиб в столице во время неудавшегося восстания Эдмона.
- Приветствую противника, мага-ренегата, бывшего заместителя отправившегося к Даркосу Эдмона Рошфора, мятежника и предателя.
Последние слова дались Тенперону очень нелегко: всё-таки Эдмон был лучшим другом Архимага, если не единственным. Но его пришлось убить. Ради магии. Ради мечты. Ради спокойствия Королевства. Тенперон ежедневными повторениями этих фраз заставил себя поверить, что так и вправду было надо. Но каждое утро, сразу после пробуждения от многочисленных кошмаров, одна и та же мысль посещала Архимага: "А что, если это мне следовало погибнуть, сдаться, не завершить последнее заклинание?". К сожалению, ответа на этот вопрос не было у Тенперона.
- Не слишком ли сильно Вы грубите, сударь? Это ведь можно расценить как нарушение Дуэльного Кодекса Гильдии, не так ли? - сколько же злой иронии было в голосе Джереми! Похоже, таким образом Фальгрим старался придать себе побольше уверенности.
- Никоим образом. Я бы мог назвать Вас предателем Родины и изменником своего народа, но воспользовался гораздо более мягкой формулировкой, - лёд и камень слились воедино, и из этого союза родился голос Тенперона. - Однако мы здесь не для того, чтобы обмениваться колкостями. Как я понимаю, Вы будете участвовать в поединке от имени кагана Сарлека?
--
- Именно так, сударь. Надеюсь, Вы не слишком удивлены выбором повелителя степняков? Никого опытней меня не нашлось в войске каганата или в свите Его Величества Конрада, - при этих словах губы Фальгрима дрогнули, сложившись в улыбку. - Людольфинга. Так что Вам придётся довольствоваться моею скромною персоной в качестве оппонента. Уверен, Вы не разочаруетесь.
- Хорошо. Тогда каковы Ваши условия поединка?
- Допустимы любимые заклинания, в том числе и не стихийные. Надеюсь, Вы не против? - впрочем, вопрос был задан скорее из вежливости: противнику условия при подобных поединках менять было нельзя.
- Нет, надеюсь, как бы Вы потом не разочаровались в своём условии, - наконец-то Тенперон позволил себе улыбнуться. - Начинаем на счёт "десять", согласны?
- Более чем, сударь. Итак, раз...
Ревенкьюл и Сагирина очень долго спорили насчёт решения герцога согласиться на предложение Эрве Дарни. Маршал чуть ли не до хрипоты пытался втолковать Владетелю, что это слишком опасно, что это всё шито белыми нитками, что это, в конце концов, просто невероятно! Прошмыгнуть двум пленникам через город, ставший лагерем целой армии. "Немыслимо, натурально немыслимо!" - приговаривал Ревенкьюл. Однако Энрике был непреклонен, раз за разом рассказывая о том, что поведали ему боги при встрече. Пленный командир столичного гарнизона покрывался красными пятнами от ярости и злости, однако сказать: "Это просто неосуществимо, герцог!" не мог. Всё-таки маршал сам не раз видел доказательство могущества огнарских богов. И понимал, что их лучше лишний раз не злить.
Только сон прервал вовсю полыхавший аргументами и контраргументами спор. А на утро маршал Ревенкьюл, жутко бледный и притихший, согласился с Энрике, что надо попытаться сбежать с помощью Эрве Дарни. А через какие-то мгновенья заложники услышали сигналы тайсарских барабанов к наступлению. Орда двинулась на лежащий в каких-то двух часах пути Тронгард. Судьба начала очередную партию в "смерть короля", и любой, даже на первый взгляд безумный, ход мог подарить победу одной из сторон.
Энрике и Ревенкьюл до самого вечера прождали прихода Эрве. Советник "королька" опаздывал, заставляя заложников волноваться. Наконец, когда жёлтое солнце уже начало клониться к алому закату, Дарни явился, сияя улыбкой. Он достал из-под полы своего одеяния два кинжала, отдав их заложникам. Сагирина практически сразу понял, в чём состоит план ближайшего советника "королька". А когда Эрве начал рассказывать свою задумку, то сомнения окончательно развеялись.
- Сейчас я выйду и заговорю со стражей. Их там всего двое осталось, остальные ушли вместе с ордой на приступ Тронгарда. Через некоторое время после меня вы должны убить стражников сзади. Постарайтесь открыть дверь как можно тише, но я надеюсь, что смогу оставить её приоткрытой и при этом не возбудить подозрения охраны. Когда устраните тайсаров, мы пойдём в соседнюю рощу, там у меня запрятаны кони.
- Не лучше ли сразу, не теряя времени, направиться к Тронгарду? Я знаю один безопасный путь внутрь города, который тайсары вряд ли перекроют, - перебил друга Людольфинга Сагирина.
- Милорд герцог, Вы сами прекрасно знаете, насколько быстрее конный, чем пеший. К тому же тайсары, едва обнаружат двух трупов в лагере, да ещё отсутствие пленников, сразу кинутся в погоню. И я не думаю, что без лошадей мы сможем уйти от этой погони далеко, - Эрве был непреклонен. Владетелю Сагирине это совершенно не понравилось.
- Энрике, не спорьте Вы с ним, давайте всё-таки попробуем последовать плану Дарни. Вы же сами настояли на этом, - маршал Ревенкьюл прекратил всякие споры. Дарни облегчённо вздохнул и вышел из дома через несколько минут.
Сагирина и Ревенкьюл прижались к стене у косяка двери. Эрве всё-таки сдержал слово и смог оставить её приоткрытой, что значительно облегчало задачу пленников.
Дарни что-то живо рассказывал тайсарам на их наречии. Степняки дико смеялись, хватаясь за худые животы грязными, немытыми руками. И проморгали, когда их же собственные глотки забулькали, а кровь потекла по пыльным халатам. Через мгновенье два трупа мешками повалилось на землю, превращая землю вокруг в кровавую жижу. Энрике Сагирина брезгливо отёр кинжал об одежду убитого им тайсара. Герцог выполнял давно ставшие привычными действия: Старик умел тихо убирать вражеских дозорных без шума и пыли.
Эрве Дарни, как показалось Ревенкьюлу, нервно сглотнул, поглядев на дело рук двух своих соотечественников. Похоже. Советник "королька" совершенно по-другому представлял себе "устранение" дозорных. Он что, не присутствовал на им же самим предложенных казнях простых огнарских поселян? Скорее всего, нет. Что ж, пусть смотрит и знает, какая участь постигнет любого, кто встанет на пути у Сагирины.
Лагерь был совершенно пуст и безлюден. Лишь два или три раза Энрике и Ревенкьюлу приходилось вжиматься в стены домов, когда поблизости проходили тайсары или их союзники из огнаров. Эрве Дарни уверенно вёл недавних заложников к югу, к дубовой рощице. Правда, на самой окраине Трона компания встретила довольно-таки значительное препятствие: пост степняков. Семеро человек сидели у весело разгоравшегося костра, сонно поглядывая на язычки пламени и на далёкую даль, в сторону родных степей. Тайсары сами устали от этой войны и всё чаще задавались вопросом: "А что мы здесь делаем?". Ведь добыча уже захвачена, хватит при определённой бережливости и детям, и даже внукам. Вроде, и повеселились знатно, утёрли нос северным родственничкам. А дальше зачем наступать? Простые воины сильно сомневались в успехе осады Тронгарда, что бы там не говорили темники и сам каган. И вообще, зачем с ними увязался Конрад Людольфинг со свитой? Только и знает, что под ногами болтаться. Проку от него разве в том, что некоторые огнарские батыры не лезут лишний раз в бой или даже привечают в своих замках. Гостеприимство - это, конечно, хорошо, это нужно, но крыша над головой не заменит тысячи клинков. Хотя, конечно, с Конрадом пришли и маги, которые знатно поработали в битве у Чёрного брода.
Энрике тяжело вздохнул и даже произнёс короткую молитву, обращённую к богу войны Вартару. Авось прислушается к Владетелю? Всё-таки, двое знакомых, свои, гм, люди. Ну ладно-ладно, знакомые человек и Всемогущий. Но не такое уж и большое значение это имеет. Эрве как-то странно посмотрел на герцога, шевелившего губами.
- Именем меча, - закончил молитву Владетель, уже думая. Как бы половчее обойти дозор. Всё-таки в других местах тоже могли быть дозоры, и будет проще как-то пройти здесь, нежели искать другой путь. Ведь может и не повезти, и кто-нибудь да заметит троих странных людей, двое из которых так и норовят юркнуть в темень и поминутно поглядывают по сторонам.
Судьба оказалась благосклонна к герцогу. Тайсары, едва Энрике прекратил молитву, улеглись на землю у костра, решив. Что всё равно ничего такого не случится. Какой сумасшедший решит проникнуть в лагерь степной орды, которая вот-вот должна вернуться из-под стен Тронгарда? Вот-вот, никто не посмеет сунуться в лапы к великим и могучим батырам под ночь. Так что можно и поспать, во сне время быстрее летит. Да и никто не накажет, что спят на посту: всё темники и сотники, гонявшие нерадивых воинов, ушли в поход. А в лагере остались самые тихие и спокойные, те, кто уже давно мирно посапывает в домах Трона, а некоторые даже в премилой компании.
Сагирина сперва удивлённо взглянул на это полное отсутствие разума у постовых, а потом его лицо озарила хитрая ухмылка. Всё-таки помог Вартар, не ставил в беде. Герцог поглядел на небо, и прошептал: "Сочтёмся". Беглецы подождали несколько минут, а затем подошли к костру. Семь ударов сердца - и семь душ направились на небо, оставив тела спать до скончания веков. Всё-таки не зря кто-то когда-то придумал расставлять дозоры и шпынять тех дозорных, кто засыпал на посту. Многим это спасло жизнь. А вот этим тайсарам уже ничего не поможет. Да, вообще-то, уже и не помешает.
Эрве уверенным и быстрым шагом двинулся к рощице. А герцог и маршал двинулись за ним, набирая полные лёгкие свежего воздух, воздуха свободы! Ещё немного - и воля, столь ожидаемая воля! И никаких тайсарских рож утром, днём, вечером и даже во сне. Ну да ничего, совсем скоро герцог отомстит за всё. Список причин, по которым он бы вырезал всю Степь, всё ширился и ширился.
Мягкая трава, пожухшая от летнего солнца, тихонько шелестела под ногами огнаров. Высыпали первые звёзды. Луна вот-вот должна была показаться во всей своей холодной красоте на сверкающем небосводе. Дубы шептались листвой под ночным ветерком, недоверчиво встречая людей. Эрве всё шёл и шёл вперёд, не сбавляя шага. Энрике и Ревенкьюл шли за своим спасителем, как привязанные, не глядя по сторонам - мыслями они были уже в Тронгарде. Может быть, именно поэтому они не обратили внимания на конское ржание. А коней-то было побольше, чем три...
На поляне, озарённой звёздно-лунным (подруга Солнца, таинственная Луна уже взошла) светом трое рассёдланных коней, привязанных к молодым дубкам, ждали своих хозяев. Эрве подошёл к животным, погладил их по голове и внезапно громко обратился к лесу.
- Пора! Взять их!
Энрике и Ревенкьюл стали как вкопанные. До них сразу же дошло, что их предали: из зарослей на поляну выехали всадники, человек пятнадцать. Их кони яростно ржали, буравя землю копытами.
- Молодец, Эрве, сдержал слово, твой господин будет доволен, - послышался голос с жутким тайсарским акцентом. Но почему-то он показался Владетелю странным. Уж он-то наслышался за свою жизнь степняков. Так жутко по-огнарски говорили немногие из них.
- Я и без тебя знаю, пьющий забродившее молоко, - огрызнулся Дарни. Голос его приобрёл такую привычную для заложников кагана и "королька" брезгливость. - Кончайте их, и дело с концом. Тут Тайдер не усомнится, не то что узурпатор. К делу.
Эрве махнул в сторону маршала и герцога. Те встали спина к спине, готовясь принять смерть. Но всадники даже не шелохнулись.
- Эй, я сказал, кончайте их! Вы что, оглохли? Я не собираюсь задерживаться здесь ни одной лишней секунды?
Тайсары молчали...
- Более чем сударь. Итак, раз, - начал отсчёт Джереми Фальгрим, совершая пассы руками.
Тенперон сразу же узнал начало сотворения заклинания "огненный молох". Что ж, простенько, но со вкусом - идеальный выбор для начала поединка. Но Даркхам должен был с самого начала взять верх над противником. Вдруг у него есть пара фокусов из некромантии? Архимаг сомневался, что сможет полноценно противостоять магии смерти. Познания сопротивляющегося магии должны быть много больше, чем атакующего. Что же предпринять?
Время, похоже. Решило смилостивиться над руководителем Гильдии, и замедлило свой бег. Для Джереми прошло едва ли мгновение между "раз" и "два", а Тенперон уже придумал, что же противопоставить противнику. Было бы лишнее время, Даркхам бы подивился своей изобретательности. Но ныне не оказывалось возможности отвлекаться на что-либо, кроме волшбы.
- Два, сударь, - проговорил Архимаг, начиная заклинание.
Ловкие пальцы плясали мазурку в воздухе, собирая магические потоки в один мощный кулак. Губы зашептали почти забытые слова, которые могли показаться непосвящённому полнейшим бредом.
- Из-за острова на стрежень, из-за мыса по пути, из-за гор на поле...
Глаза Фальгрима широко раскрылись. Он совершенно не ожидал, что Тенперон решит совершить запрещённые действия: объединить "вульгарное" колдовство, бабушкины заговоры и воздушную магию. По всем канонам это не могло и не должно было сработать: заклинание ударит самого заклинателя или просто не сработает, пустив псу под хвост совершённые усилия. И вообще. что за магию творит Архимаг? Знакомые движения пальцев, но в голову ничего не приходит! Ладно, прочь привычку оценивать оппонента на дуэли! Здесь важна победа, а не техника. Пускай-ка лучше получит "молох" и навсегда успокоится. Вряд ли после того, как его глупая волшба сорвётся, Тенперон сумеет закрыться против удара огнём.
- Три, сударь, - продолжил отсчёт Джереми. Осталось всего лишь семь. Или целых семь: смотря с какой стороны посмотреть.
Тенперон пошёл против всех правил, выведенных в давние времена ещё в Ксаре: нельзя смешивать несколько различных по своей природе стихий либо, что намного более важно, типов магии. Скажем, друидическая волшба совершенно не сочетается со стихийным волшебством, а заговорное колдовство "не контачит" вообще ни с чем, кроме демонологии.
Но Архимаг всё-таки решил попробовать. Работа с энергией смерти его кое-чему научила, и не только управлением душ мёртвых или оживлению мертвецов. Да и походы по Катакомбам наводят не только на мысли "На кой я тут хожу?", "Где же выход?", и "Мы всё умрём в этом забытом богами лабиринте!". Но конечно же, "венцом мысли" было: "А что это за странный шум?".
- Четыре, сударь, - отвлёкся на мгновенье Архимаг от заговоров, тут же к ним вернувшись.
На голове Джереми волосы потихоньку вставали дыбом, превращая голову Фальгрима в подобие островка, поросшего густым лесом. Советнику Эдмона Рошфора, препарировавшего ещё тёплые трупы, копавшегося в зомби, рывшего кладбища в поисках каких-либо веществ, которые могут помочь в колдовстве, впервые в жизни испугался. Тенперон не мог, просто не мог так нарушать законы магии! Ну не может заговор работать вместе со стихийной магией. Но магическая энергия, скапливающаяся в кистях Архимага, говорила об обратном. Воздух начал потрескивать от напряжения и волшебной силы, собиравшейся вокруг двух магов.
- Пять, сударь, - "огненный молох" был уже практически готов. Но Джереми не хотел нарушать правила магического поединка, вдалбливавшиеся в головы магов с ученической скамьи. А за нарушение Дуэльного кодекса сами боги могли наказать, или. Что ещё хуже, Равновесие. Никому не хотелось проснуться утром, покрытым язвами и струпьями, или узнать, что ночью прошёл дождь из кислоты.
- Шесть, сударь, - Тенперон продолжал волшбу. Энергия готова была вот-вот вырваться из рук Архимага. но Даркхам держался изо всех сил, не обращая никакого внимания на окружающую действительность. А зря...
- Семь, сударь, - проговорил Фальгрим. Нет, непостижимо! Сейчас Архимаг ударит таким заклинанием, которое мир вряд ли видел от самого сотворения. Так что к Даркосу законы дуэли, пусть Равновесие или боги накажут, но Джереми обязан выиграть!
Тенперон пропустил тот момент, когда Фальгрим перестал готовить "огненный молох" к бою. Проглядел и то мгновенье, когда Джереми отпустил волшебство с поводка. На ладонях бывшего первого помощника Эдмона Рошфора с широко раскрытыми пальцами показалась маленькая огненная фигурка, очертаниями напоминавшая толстого пса с короткой шерстью и бульдожьей мордой. Фигура поплыла по воздуху, легонько подкинутая Фальгримом, и начала быстро увеличиваться в размерах.
Даркхамом на миг поднял глаза на огромного огненного пса, рвавшегося изо всех сил к Архимагу. Огненная пасть зияла абсолютной чернотой глотки, а язычки пламени метались по мощным лапам с длинными когтями.
- Зря, - прошептал Тенперон, резко прекратив делать пассы, Даркхам резко подкинул Посох в воздух, дёрнул за острый железный штырёк, с помощью которого орудие Архимага легко втыкалось в землю...И в руках у руководителя Гильдии оказался длинный и тонкий меч с тусклым лезвием.
С ладони Тенперона на меч сорвалась целая стайка оранжевых и сиреневых молний, придавших металлу сияние и блеск. Вообще-то холодное оружие использовать в магических дуэлях было запрещено - так же, как и начинать их раньше условленного срока. Так что Джереми первым нарушил правила.
Даркхам выставил клинок вперёд, и огненный пёс рухнул прямо на него. Зачарованное железо, проходя сквозь тело молоха, тушило волшебное пламя, превращая плоть создания Джереми в пепел. Через мгновение молох превратился в кучку пепла, опавшую на землю у ног Тенперона.
- Ты был первый, - холодно бросил Фальгриму Даркхам, опережая возможные жалобы на нарушение правил. А потом Архимаг двинулся прямо на Джереми, слишком опешившего, чтобы сотворить новое заклинание.
- Ко мне, друзья, на помощь! - сумел выдавить Фальгрим.
Тенперон остановился. В правой руке у него был меч, левой он поднял упавший наземь Посох. Огляделся. Да, похоже, Архимаг всё-таки проморгал засаду: только теперь он почувствовал потоки волшебной силы, двигавшиеся вместе с другими магами-ренегатами. Так и подмывало сказать: "Нас предали" и пойти в последний бой. Против десяти волшебников, сумевших залить огнём весь правый берег Чёрной речки, Тенперон вряд ли бы совладал сейчас. Но умирать Даркхам не собирался. Пусть уж сами ренегаты пожалеют о том, что предали Королевство.
- Ко мне, друзья, на смерть придите, - осклабился Тенперон...
Хранители императорских покоев, китона.
Крупные землевладельцы в Аркадской империи.
Порфирородный (ая) - таким титулом обладали сыновья и дочери аркадского императора, которые родились после восшествия его на престол. Этот термин пошёл ещё с древних времён, когда власть аркадских императоров не передавалась по наследству. Порфирородноть была довольно-таки весомым аргументом для претендента на вакантный престол.
За бунт и мятеж в Аркадии полагалось распятие на кресте. Зачинщиков обычно сжигали на костре. А организаторов бросали в темницы к заплечных дел мастерам.
Управляющий диоцезом.
Фразеологизм, присущий только профессиональному жаргону магов. Произошёл от того, что волшебники под мантией способен спрятать множество самых разнообразных вещей, от банальной заточки до мощнейшего амулета.