Андреев Николай Юрьевич : другие произведения.

За славой, маг! Глава восьмая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть восьмая романа "За славой, маг!"


   Тайсарский каганат. Правый жуз.
  
   Армия, идущая на войну: что может считаться более прекрасным и завораживающим - и, между тем, более опасным? Десятки колонн легионеров, растянувшихся на добрую огнарскую лигу? Не просто тучи - целые небеса пыли, которые взметали люди, нёсшие на себе тяжесть всевозможного добра. По обе стороны от пехотных колонн скакали турмы лёгкой конницы и несколько алклибанариев. Последним приходилось несладко: даже и не в полном доспехе, им под степным солнцем было неимоверно жарко. Не зря же название этого рода войск пошло от слова "печка". В нескольких часах пути от основного войска рыскали разведывательные отряды: Андронику не хотелось угодить во вражью ловушку.
   Ласкарий обратил взор на чинно нёсшую свои воды широкую Бию - и на катерги, воспользовавшиеся добротой речной стихии для продвижения вглубь Степи.
   - Ай, умный Андрон-батыр! Воду в помощь взял, да только по ковылю не поплаваешь! - улыбался во все тринадцать зубов Тонъюкук, вождь союзных аркадцам степнякам-шато.
   Если верить древним историкам, шато происходили от прежде могучего народа хайну, владычествовавшего в Степи. Говорили, что где только ни растёт ковыль - там земли хайну. Но это было слишком давно: годы шли, степной народ слабел, изнурённый междоусобными войнами и победами более удачливых кочевников. Последний час державы хайну пробил, когда на их земли позарились мидраты, тогда ещё единый народ. Десятки лет тяжёлой войны прошло - и на одиннадцатый год Степь запылала от края и до края. Погибла страна хайну, многих из них перебили, но кое-кто остался. Смешавшись с прежде подвластными племенами, те дали миру новый народ - шато, вольнолюбивый, горящий жаждой отмщения мидратам. Именно этот народ преданней других сражался на стороне ксариатских императоров, пытавшихся покорить мидратское царство. Но потом - пришли айсы, а точнее, те из них, кто именовал себя тайсарами. Потомки хайну решили, что лучше помочь близким им по духу людям. Шато тайсарам, ценившим свободу, вольный ветер и чужую веру, доверяли больше, нежели покорным императору, осёдлым аркадцам, нёсшим огнём и мечом аркарианство. Снова пылала Степь - но теперь во имя жизни своим умом, по своим правилам и законам, во имя воли, ковыля и ветра. Шато дрались, может быть, даже храбрее тайсаров, а потом стали вернейшими их друзьями. Но время шло, власть в каганате перешла к динлинам, давным-давно желавшим присоединить земли племени шато к своим. Потомки неистовых хайну затаили в душе новую кровавую обиду - и вот снова в Степь пришли аркадцы. История повторялась, и вновь ковылю предстояло запылать очистительным огнём отмщения.
   - Ай, не поплаваешь ты на лодках по Сердцу Степи. Не веришь? - Тонъюкук ухмылялся, но вот глаза...Не глаза, льдинки! Хитрые льдинки! - Батыры мои, скажите этому глупому мудрецу, что в бою не мерина надо выбирать, но скакуна!
   - Верно говоришь, вождь! Твой эль тебя поддержит! - поддакнули приближённые Тонъюкука, бывшие чуть позади и слева от своего владыки. - Верно! Не того коня выбрал Андрон-батыр!
   - Ай, красиво говорите! - передразнил Андроник шато. - Да только скажите: долго ли пробежит ваш скакун по Степи, не поев ни сена, ни овса, ни даже коры древесной. Ну, подумайте!
   Тонъюкук переменился в лице: улыбка талым снегом сползла с лица, а взгляд метнулся к реке:
   - Если конь хорош - то два или три перехода выдержит. Если это не боевой, а простой, то вдвое дольше. Но потом стервятников отгонять придётся. Хитрый ты, Андрон-батыр, сущий Кахай Аркыд! Кахай Аркыд!
   - Кахай! Кахай Аркыд! - и вновь поддакнули вождю шато.
   - И что же это значит? - это уже Флавиан Марцелл вступил в беседу.
   Инквизитор смотрелся весьма непривычно на коне: ряса мешала ему, животное не хотело слушаться, да и, как говорится, сидница у "следика" была отнюдь не из железа. Но Марцелл старался держаться спокойно и величественно, будто бы вокруг были сплошные враги аркарианства. Хотя, в общем-то, Флавиан был недалёк от истины.
   - Ай, шаман, Кахай- мудрец значит! Аркыд - большой! Большой мудрец! - сейчас, видимо, Тонъюкук хотел доказать, что можно улыбаться шире, чем от уха до уха. Кстати говоря, у него это практически получилось: да вот только Марцелл всё испортил:
   - А может быть, это всё же значит "Аркадский змей"? - этим бы взглядом да костры разжигать! - Или я ошибся?
   Теперь настал черёд шато примолкнуть. Вождь и его ближние переглядывались между собою, изредка бросая хмурые взгляды на плывшие под белыми парусами катерги.
   "А ведь не сказал мне, что знает здешние наречия! Вот что значит - служитель Белой длани! Шельмец! Какие же ещё секреты он хранит до поры до времени?" - Андроник улыбнулся этим мыслям.
   - Ты не ошибся, шаман. Хорошие у тебя люди, Андрон-батыр, верные, хитрые, сильные, - Тонъюкук подставил лицо солнечным лучам, глядя в небеса. - Прежде такие вожди созидали собственный эльи оставляли след в памяти потомков и врагов.
   Хайну погибли из-за своей прямолинейности: культура Степи более, что ли, прямолинейная, искренняя и простая, в ней правда и свобода превыше всего. Недаром кочевники говорят, что доколе существует правда в мире, дотоле существует и свобода. Хотя, конечно, хитрости степнякам не занимать. Последнее вышло боком десяткам и даже сотням мидратских, огнарских и аркадских армий. Их кости лежат повсюду, стоит только чуть вскопать степную землю, дабы убедиться в этом.
   Ласкарий думал, как же ответить. Показать, что задета гордость? Но это будет ложью: слова седого Тонъюкука польстили дрункарию. Напомнить, что аркадские стратиги верны императору? О, какой фарс, даже непритязательные к актёрскому мастерству кочевники засмеют. Либо же...
   - Прежде и Степью правили отнюдь не динлины, - Андроник ухмыльнулся. - Всё меняется, Тонъюкук, всё меняется.
   - И только владыки никак не научатся отличать тощих быков от жирных, - только вождь шато имел в виду отнюдь не животных, а подданных и придворных. - Ай, как хорошо воины твои идут! Как хорошо! Будь я батыром Сарлека, прямо сейчас напал бы!
   Тонъюкук решил, что разговор пора увести в другое русло.
   - Не посмотрел бы, что много "безбородых", ни к чему считать обречённых на смерть! Клянусь Небом, красиво идут, ах! - шато загоготали.
   - А как же, по-твоему, стоит передвигаться нашей армии?
   И аркадцы, и шато плавно, словно речная вода, ехали на лошадях вперёд: всё равно войска плелись, спешить было ни к чему.
   - И, тем более, ты обещал отвлечь внимание местных батыров, верных Сарлеку, помнишь?
   - Обидеть хочешь, Андрон-батыр? Мои батыры всё сделают, что Небо позволит - и даже немножко, чего оно не позволит. Не спеши сердиться, Небеса этого не любят! А вот как идти надо...На конях идти надо, малыми отрядами, а потом, перед боем, собираться. Только на такую ораву где скакунов раздобыть? Как скребущих землю научить языку лошадиному? Может, твой шаман чего подскажет, а я не знаю, как это сделать, - Тонъюкук снова возвёл очи небу. Молится? Уходит от навязываемого ему разговора?
   - Аркар поможет, не оставит нас в беде, - Марцелл осенил себя аркаровым знамением. - Ещё посмотрим, чья возьмёт!
   А вот эти слова...
   - Истинного батыра это слова! - загоготал кто-то из приближённых Тонъюкука. - Истинный батыр сказал! Дай мне обнять тебя, батыр болэ!
   Кочевники облепили Марцелла словно заимодавцы - должника. Началась "куча мала", в которую угодили и офицеры Ласкария. Меж тем Андроник и вождь шато отъехали на довольно-таки значительное расстояние, и ничто не могло помешать их "дружескому разговору".
   - Андрон-батыр, хочу поговорить как вождь с вождём. Я вижу: ты знаешь, что в Степи трудно сражаться пешим армиям, здесь не один тумен "безбородых" ваших полёг, здесь тумен туменов лежит, отдавшись во власть Земли. Что у тебя на уме? Хочу, чтоб мы были честны и правдивы друг с другом. Мы делаем общее дело, и будем делать его...До чего? До смерти пса Сарлека? До гибели тайсарского эля? Нет, вы слишком хитры, чтоб замыслы ваши были просты. Пешему не удержать Степь, никогда. Мидратов можешь спросить, - было видно, что Тонъюкук гордится деяниями своих предков. - Тумен за туменом "безбородых" будет ложиться в ковыль, но только не быть Степи вам подвластной. Твой каган пообещал мне богатства, ткани, вино, власть...У меня и так есть всё это. Мне нужен ветер, мне нужна воля для всего народа шато. Понимаешь? Вижу: понимаешь, Андрон-батыр. Ты сам этого хочешь, воли, только для аркадского эля воля - это власть над землями от заката до рассвета и от полночи до полудня. Только...власть разной бывает, Андрон-батыр. Бывает власть дружбы, а бывает - власть крови. Второй никогда здесь не быть: Степи кровью никогда не напиться, ей много нужно, очень много...А вот власть дружбы...Андрон-батыр, помоги мне вернуть Эль Хайну, и будет у твоего кагана власть дружбы над Степью. Вечная власть, доколе Небо улыбается моему народу. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Андрон-батыр?
   Ласкарий задумался. А этот вождь мудр: знает, кому и что говорить, а особенно, чего не говорить. Тонъюкук нашёл верную струну: желание "воли" для Аркадской империи, желание увидеть значки легионов в Тронгарде, над тарнскими горами, в мидратских лесах и полях. Эти картины зачаровывают Андроника, манят, приходят в сны Ласкария вновь и вновь. И теперь вождь шато играет на этой струнке простенькую мелодию под названием "Ты - мне, я - тебе". Что ж, можно использовать стремления самого Тонъюкука.
   - Понимаю. Может быть, настанет день, когда хайну вновь построят сой эль в Степи. Мне хочется верить, что я смогу поспособствовать этому. Только...Мне нужна помощь. Настоящая помощь.
   На этот раз Тонъюкук не стал любоваться облаками - его холодные глаза изучали Андроника.
   "Договоримся" - понял Ласкарий, широко улыбаясь...
   - Андрон-батыр, вели войску обойти вон те холмы, - ни с того ни с сего попросил Тонъюкук, не скрывая внезапно овладевшего им волнения. - Забыл я за разговором тебя предупредить, что место это нехорошее. Не надо там идти.
   Ласкарий прищурился. Там Степь отвоевала у реки косу, врезавшуюся в поток. Продолжением её была цепочка странных холмов продолговатой формы, причём не хаотично расположенных, а словно бы построенных здесь человеческой рукою. Такое впечатление создавалось не только из того, что холмы были примерно одинакового размера - но ещё и потому, что между ними было даже расстояние одинаковое! Может, это было древнее кладбище? Андроник когда-то слышал, что жители Степи хоронили своих родичей в таких холмах. Кажется, даже названия у этих холмов были особые...То ли карганы, то ли каргуны...
   - Что это? - решил уточнить Ласкарий.
   Кроме любопытства им двигало нежелание менять армейский маршрут: даже одна потерянная минута в будущем могла стоить жизней целой когорты, а то и легиона!
   - Это злой город. Здесь жили глупые и жадные люди, - не скрывая презрения, ответил Тонъюкук.
   - Эти холмы - город? - недоверчиво переспросил Андроник.
   - Степь решила закрыть юрты этого города собою, чтобы защитить путников от древних проклятий...
   "Волшебство" - шепнул Андроник. Нужно было взглянуть на этот "злой город" колдовским взором. Кольцо, подаренное Флавианом, не подвело: в мгновение ока мир вокруг Ласкария преобразился. Люди виделись серыми тенями, а вот Степь...
   Степь преобразилась. Она вся была испещрена зелёными, красными, жёлтыми нитями, протянувшимися от неба к земле. Само небо здесь выглядело иначе и более походило на водоворот. Циклопические потоки, сиренево-зелёные, закружились в бешеном танце-вихре вокруг...
   Андроник рывком снял кольцо Флавиана, стараясь не выдать своего волнения. Он, бесстрашный дрункарий, увидел в центре того вихря такое, что заставило дрожать его душу как осиновый лист. Дыхание сбилось, и Тонъюкук уже с тревогой поглядывал на аркадца. "Следик" же смотрел с тем самым выражением, которое вызывает в памяти шум многоглавой, но безмозглой толпы и "аромат" сгорающего заживо еретика.
   - Здешнее солнце нещадно палит, - отмахнулся Андроник. А ведь и вправду, из-за мирового светила Ласкарий так разволновался. Точнее того, что выглядит этим самым светилом...
   - Так, Андрон-батыр, ты поведёшь тумены другой дорогой? - выжидающе спросил Тонъюкук.
   - Нет. Армия не будет поворачивать. Пойдём напрямки, покажем Степи, что мы её не боимся! Вперёд!
   Андроник подстегнул коня, тут же сорвавшегося в галоп. За ним помчались и остальные офицеры. Кочевники, наоборот, долго, очень долго, невероятно долго стояли на месте, решая, что же предпринять.
   - Арсланют теке ут, коунлют нэ фаран! - наконец воскликнул вождь шато и последовал за Ласкарием. Батыры, нехотя, взяли пример с Тонъюкука.
   Андроник нёсся навстречу своим страхам, боясь признаться в них кому бы то ни было. Увиденная картина стояла перед глазами Ласкария, не желая исчезать: небо, из центра...в центре которого...Аркар. Спаси и помоги! Неужели никто раньше этого не видел? Клятый Тэнгри! Клятый Кок-Тэнгри, он там, там, там, там, там! Его око-солнце смотрело прямо на Ласкария, буравя пламенным взглядом! Бежать! Бежать прочь! Нет! Нет! Вперёд! На бой! На смерть! Лишь бы скрыться от этого взгляда, лишь бы забыться, только б снова не увидеть тот ужас!
   Ласкарий погнал напуганного коня (животному передался страх Андроника) меж сопок, направил его на крайнюю, выделяющуюся среди других высотой, оказался на вершине - и замер. Сердце дрункария, бившееся чаще, чем в "век ста императоров" легионеры поднимали мятежи, - остановилось. Время тоже остановилось для Аркадия. Там, где Степь сливается с Небом, на горизонте, наливалась чернотой туча - стелившаяся у самой земли. И туча эта была - войском.
   Вторым на сопку взобрался Тонъюкук. Ему достаточно было лишь одного взгляда на "тучку", чтобы оценить ситуацию, а заодно озвучивать мысли самого Ласкария:
   - Я же говорил, плохой знак: сегодняшний день будет длиться слишком долго. Просмотрели батыры врага. Шато!
   Вождь степняков развернул коня:
   - Шато! Теке батырют шетира ди-лин исфарют! Шато! Шато! Шато! - Тонъюкук затряс мечом над головой. - Шато!
   Батыры подхватили боевой клич и - Андроник даже не успел заметить, как они это сделали - выстроились клином. На острие этого клина был сам Тонъюкук. Шаньюй должен подавать пример всему народу, он просто обязан быть лучшим, лучшим - во всём. И первым он должен быть: и в жизни, и в смерти. А будет нарушена древняя заповедь народа шато - шаньюем станет другой, эту заповедь исполняющий. Всё довольно-таки просто, не правда ли?
   - Мы что, хуже полутора десятка степняков? - воскликнул Андроник.
   Офицерам не нужно было лишних слов - только пыль летела из-под копыт. Вот только у легионов не хватит времени, чтобы выстроиться в боевой порядок. Враг уже скоро будет рядом. Если будет он мал числом - хорошо. Если нет - то Аркар сегодня примет в царствие своё много, очень много душ.
   Ласкарий, чтобы хоть как-то отогнать мысли об увиденном Тэнгри, наблюдал за тем, как армия строилась в боевой порядок. "Голова" колонны разделялась на три тагмы - отряда по двести пятьдесят шесть человек в каждом. Эти отряды, в свою очередь, выстраивались в несколько линий, по шестнадцать человек в каждом. В свою очередь, среди легионеров, в первых рядах, находилось трое стратилатов - командиров. Андронику не надо было даже видеть, он и без того знал: сейчас стратилаты надсаживают горло, дабы построить отряды надлежащим образом. В каждом ряду находились и лохаги с декархами, младшие офицеры, лучшие в отделении из шестнадцати человек. Лохаг и декарх "делили" между собой отряд, руководя, соответственно, семью легионерами. Младшие офицеры должны были проследить, чтобы самые сильные воины встали на флангах, а самые слабые - в центре. Позади каждого отряда из шестнадцати человек лучники - четверо - уже готовились к стрельбе.
   - Чтоб в снегу вы девушек любили! Стройся! Стройся! А ну! Без выпивки останетесь! Ишь, отдохнуть решили! - а вот это уже раззадоривали айсаров их десятники и сотники.
   Андроник улыбнулся, глядя на то, как федераты, в разномастном вооружении, видавших виды бронях и с простенькими копьями выстраиваются цепью, готовясь дать бой. Сплёвывая на землю. Посылая проклятье-другое врагу, айсары упирают копья в землю, чуть наклонив их. Специальный шип на конце древка с трудом входит в непаханую землю. Федерат покрепче перехватывает древко - и вот он уже готов к бою. Ему, конечно, совершенно не хочется соваться под копыта степных коней и удары вражьих сабель, и потому он будет драться. Тем более - убежать ему не удастся: позади аркадцы, а значит, федерату так и так грозит гибель. Но лучше, конечно, драться храбро и умело, дорожа своей жизнью и желая отправить на тот свет побольше врагов. Ведь чем больше противников айсар пошлёт в мир иной - тем больше шансов, что его туда не отправят. Всё, опять-таки, проще простого.
   Конные турмы оказались более расторопны: они уже заняли свои места впереди пехоты, выстроившись в три линии. Кое-кого отправили в тыл, чтобы усилить арьергард и обеспечить защиту от тыловых ударов противника.
   Андронику даже не требовалось отдавать лишних приказов: Южная армия, привыкшая к боям, слаженно выполняло то, что от неё требовалось.
   - Хорошие всё-таки у нас офицеры. Жаль только, что таких вот толковых людей у нас в столице нет. Может быть, и полегче бы жить стало в славной Аркадии, - процедил сквозь зубы Ласкарий.
   - Иллюстрий, а где же наша разведка? Где спекуляторы?- Флавиан Марцелл озвучил тревожные мысли самого Андроника. - Просмотрели?
   - Может быть...Дайте сигнал флоту бросить якоря! Пусть не отрываются от армии! - Ласкарий поднял правую руку вверх. - Приготовиться! Скоро будем веселиться!
   И точно: уже вырисовывались далёкие фигурки всадников. Врагов на глаз было не так мало, однако Андроник мог ошибаться. Дело в том, что даже небольшой числом отряд конницы занимал очень много места. Всаднику требовалось полтора шага в ширину и три шага в длину, чтобы оставалось достаточно места для манёвра. Но это - аркадскому всаднику. А степняки, любившие погарцевать и расстрелять имперцев из лука, занимали много больше. И посчитать врагов в таком случае было проблематично.
   - Андрон-батыр, ты пойдёшь вместе с нами в бой - или станешь позади своих батыров? - окликнул Ласкария Тонъюкук.
   - Я делаю то, что сочту нужным, - Андроник и сам точно не знал, что же будет делать.
   Дело в том, что враг сбавил ход, остановившись примерно в двух тысячах шагов от сопок. От их строя отделился отряд человек в десять-пятнадцать и помчался к Ласкарию. Андроник, не жаловавшийся на зрение, смог разглядеть среди тех воинов и нескольких аркадцев.
   - Так! Интересно! Прикажите лучникам ослабить тетивы! - знаменосцы передали сигнал армии. Послышались удивлённые возгласы.
   Меж тем у сопок уже построилась конная ала, лучшая в армии. Двести всадников, в прочных кольчугах, с композитными луками и булавами наготове, выстроились у подножия холмов. Сюда же подтягивалась и легионеры. Позади Андроник уже выстраивались пехотные линии.
   - Быстро! Быстро! Ух, сучьи дети, быстро! Завтрака лишу! - кричал лохаг. - Не построитесь - сам убью, степных варваров ждать не буду!
   - Лучники, товсь! Стрелы в землю! Товсь! Товсь!
   - Молитву! Молитву! - раздался утробный глас одного из "батьков" - легионных священников. - Молитву! Аркар наш, отец...
   В чёрной сутане - и шлеме на голове - перед рядами легионеров шагал с кадилом в правой руке служитель Аркара, благословляя воинов на бой. Легионеры упали на колени перед образом бога, который в левой руке нёс "батёк". Всё было как всегда: военные будни, ни добавить, ни убрать.
   Андроник скосил взгляд: Флавиан Марцелл опустил глаза и шептал молитву, осеняя себя знамением Аркара.
   - Что-то мне подсказывает: рано молимся...
   Тот отряд бы уже шагах в двухстах от сопок. Во главе всадников скакал носитель бунчука - шеста, на котором трепыхались чёрные конские хвосты. И выражение лица у знаменосца было отнюдь не злобно-боевое, а радостное, даже ликующее.
   "И разведчиков наших тронули" - про себя отметил Ласкарий, бросив взгляд на спекуляторов. Те тоже не выглядели пленниками или перебежчиками, лица как у объевшихся сметаной котов.
   Тонъюкук уже готов был броситься вперёд, навстречу "ди-линам", когда знаменосец-бунчужник прокричал что-то на писклявом языке - и все батыры шато начали хохотать. Дико так хохотать, прогоняя страх, делая вид, будто не боялись боя, будто и не было только что волнения и ожидания казавшейся неизбежной битвы. Флавиан Марцелл - и тот не удержался, чтобы не прыснуть, но вовремя опомнился и затянул молитву - благодарственную.
   - Я, конечно, понимаю, что о дрункарии все забыли, но может мне кто-нибудь объяснить, что же такого он крикнул? - Андроник догадывался, разматывал узелок странной тайны, но ему хотелось как можно быстрей добраться до разгадки. Немедленно добраться.
   - Это наши союзнички, кидани. Решили встретить по всем степным канонам, - Флавиан произнёс это так, будто объясняет прописные истины недорослю. - Вот и...
   - Иллюстрий! Так это...Делать-то чего? Стрелять по варварам? - донёсся хриплый голос одного из лохагов. - Зря, что ль, готовились...
   Ему явно не терпелось расслабиться после долгого и нудного перехода - расслабиться за счёт врагов. Да и кулаки чесались, хотелось размяться. К сожалению или к счастью, в этот раз мечте воина не суждено было сбыться. Андроник, в свою очередь, желал, чтобы за всю эту кампанию не было пролито ни капли аркадской крови.
   - Отбой! - сигнальщики мигом передали команду Ласкария турмам и легионам. - Но быть настороже!
   Вдруг это всего лишь ловушка, и тайсары уже обходят армию с тыла, воспользовавшись минутами замешательства? Ещё миг, и полетят стрелы, и кровью напьются сопки злого города...
   - Иллюстрий! Слава Аркадии! Слава Аркару!- радостно воскликнул один из аркадцев, присоединившихся к "бунчужному" отряду. - Иллюстрий! Иллюстрий! А мы вам подмогу привели!
   И всё же - вдруг обман? Вдруг ловушка?
   Уж слишком все весёлые...
  
   Юрта полнилась смехом и радостными возгласами. Андроник, прежде не бывавший в жилищах кочевников, с интересом разглядывал помещение, вместившее в себя человек сто.
   Ещё за порогом юрты Ласкария ждали сюрпризы - и ошибки, могущие стать последними в его жизни. Дорогих гостей ждали у выкрашенной в красное двери, смотревшей строго на юг.
   "На порог не заступай, Андрон-батыр, оскорбление смертельное нанесёшь владельцу юрты" - шепнул на ухо Тонъюкук, вовремя предупредив невежественного в степных обычаях дрункария. Ласкарий благодарно кивнул и, влекомый приветственными жестами хозяина юрты, перешагнул порог. Последний был под стать жилищу: дородный, с широким круглым лицом без единого волоска на лице и подбородке, улыбчивый. Но улыбка его таила в себе этакую хитринку, двойное, а то и тройное дно. Непрост, ох непрост был вождь киданей, Торэмен, много месяцев торговавшийся с аркадскими послами о цене за помощь Южной армии. Андроник, между прочим, даже не знал, что же именно Торэмену предложил Иоанн Дука Ватац. Но да это не так и важно6 главное - три тысячи киданьских воинов, вставших под аркадские знамёна. Правда, Ватац ничего об этих воинах не говорил перед началом похода, лишь вскользь, в последнем разговоре, упомянул о возможной поддержки не только от шато. Но да ладно, лучше неожиданная помощь, чем ожидаемая битва.
   Андроник прошёл в юрту - и тут же его глаз остановился на прекрасном золотом алтаре, освещаемом огнём, горевшим посреди юрты. Даже на расстоянии в тридцать-тридцать пять шагов было понятно, что великие мастера трудились над этой святыней. Ажурное деревце, выкованное из драгоценного металла, пустило корни меж стилизованных демонов, приняло на ветви свои жилища кочевников и их стада, а кроной доросло до Кок-Тэнгри, неба, в котором сверкали кусочки бирюзы и эмали.
   Торэмен, проследивший за взглядом Ласкария, довольно хлопнул себя по ляжкам, рассмеялся и размашистым жестом пригласил Ласкария к торжественному...хм...ковру: степняки принимали пищу сидя, на полу юрты. Для аркадца, благородного дукса и высокопоставленного сановник, конечно, это было непривычно.
   "Что ж на полу обедать - это не в пыточной камере наедаться плетьми. Тем более, три тысячи воинов..." - здравомысляще рассудил Андроник и отбросил прочь все предрассудки. Мигом юрта наполнилась движением, людьми - и ароматами мяса. Баранина - в этом не могло быть никаких сомнений.
   - Андрон-батыр, место твоё - почётное, садись сюда, - перевёл Тонъюкук обращение Торэмена. - Садись! Попробуй еду для почётного гостя!
   Флавиван Марцелл также был приглашён на пиршество. Но едва инквизитор вошёл - и заметил киданьский алтарь - мигом утратил интерес к происходящему. Он с интересом разглядывал металлические фигурки, так, будто это были древние аркарские иконы. Ласкария это очень сильно удивило: инквизитору было положено, по всеобщему мнению, схватиться за нательный крест и возвести хулу на языческих идолов. Затем, естественно, на всех присутствующих была бы возведена хула, а после "охуленные" наблюдали бы живописнейшее зрелище священника, бросившегося на языческого божка. Во всяком случае, так часто поступали служители Аркара, впервые попавшие в айсарское жилище. К счастью, Флавиан Марцелл отличался от них в лучшую сторону. Или, может быть, просто скрыл свои эмоции до поры до времени? А как вернутся в столицу, так сразу "кто надо" узнает, что дрункарий Андроник Ласкарий, при таких-то обстоятельствах, ел-пил-гулял на виду у идола поганого, изволил жертвы ему богомерзкие приносить и вообще вёл себя не так, как подобает истинному аркарианцу.
   Словно из ниоткуда появилось несколько девушек кидань, в просторных халатах, с подведёнными иноземной тушью ресницами, нарумяненных. Они на руках несли поднос с...варёной головой барана. Ласкарий недоверчиво поглядывал на это "лакомство". А уж о запахе и говорить не приходилось.
   - Испробуй! Мозг, Андрон-батыр, будешь мудрей, чем ты сейчас есть! Испробуй! Иначе оскорбишь Торэмена.
   Мёртвые глаза барана с грустью и мольбой смотрели на Андроника. Ласкарий, в общем-то, был не так уж голоден...По большому счёту он и есть расхотел при виде этой варёной головы...
   "Три тысячи воинов, Андроник, три тысячи воинов! Ради того, чтоб вместо трёх тысяч аркадцев погибли кочевники - можно съесть и вот такой вот деликатес" - Ласкарий смог-таки перебороть своё отвращение и отрезал ножом кусочек баранины. В принципе, есть было можно. Было даже вкусно, в какой-то мере. Не свинина по-ориэнтски и не осетрина, но...Но - три тысячи воинов!
   - Ай, вкусно! Ай, замечательно! - одобрительно захлопал в ладоши Тонъюкук. - А сейчас надо сказку рассказать! Да! какое застолье без сказки?
   Мудрый шато повторил свой вопрос, но уже на одном из степных языков, и ответом ему был одобрительный гул. Торэмен всё с той же "двудонной" улыбкой добавил и свои пять сестерциев в глас народа.
   - Андрон-батыр, буду я рассказывать эту сказку на двух языках. На твоём - дабы проявить дружелюбие, и на киданьском - дабы вознести хвалу хозяину, нас приютившему. Поэтому сказка может немного затянуться. Но дослушай её до конца - она поможет тебе сделать правильный выбор в грядущей войне.
   Глаза Тонъюкука сверкнули- или это был всего лишь отблеск пламени? Андроник задумался над этим, но почти тут же всё внимание его обратилось на самого рассказчика. Шато преобразился. Словно другой человек занял место Тонъюкука в шатре. Вместо пусть и бодренького, но - старика, появился только-только входящий в зенит жизни мужчина, у которого впереди были многие годы приключений, испытаний и скитаний. Даже голос Тонъюкука изменился: в ноты его слов вплетались бархат и лира, свирель и динлинский бубен, и получившаяся мелодия затопила не юрту - но весь мир, всю Ойкумену.
  
   Хорошая это была нива, ай, хорошая! Она серебристой ланью разлеглась на берегу Синей реки, видная издалека, красивая, манящая. В месяц растущей травы, когда заканчивался охотничий сезон, все рода всех народов, тумены туменов, здесь собирались. И думал Тэнгри: вся Степь, всё живое от края и до края, здесь собралось, в этой ниве. И думалось: вечно так будет! Да вот только забыли люди: нет ничего вечного, кроме Синего Неба, Чёрной Земли и Зелёной Степи. Всё остальное - приходит и уходит, гибнет и возрождается вновь. Но не только это забыли жители Турфэна! Стёрлось из их памяти, что такое милосердие и доброта. Жадными они стали. Жиром заплыли их сердца, а души почернели. Демоны нижних миров - и те не смогли бы сравниться с ними цветом души!
   До чего же страшная жара напала на Степь в то лето! Речка пересохла, трудно было воду найти много переходов окрест. Только у турфцэнцев колодцы полнились чистой, вкусной водой. И пришёл воду попросить старик. Седой-седой, дряхлый-предряхлый, который ещё, говорят, самих великих шаньюев мальчиком видел. Взмолился старик этот о воде. Турфэнцы потребовали плату за чашку, высокую плату. Старик, бедный старик, не сумел дать требуемую цену - и был обречён на гибель.То есть был бы, не будь он шаманом. Много чего он слышал о Турфэне, о жителях его, о пороках его. Решил шаман сам проверить, врёт или не врёт "большое ухо". Оказалось,что не врало - и теперь следовало проучить турфэнцев, да так, чтоб всей степи неповадно было!
   Шаман опустился по Древу мира вниз, к самым злобным демонам. Приманив их звуками бубна, старик использовал их как слуг и наложил заклятье на Турфэн. Ай, страшное заклятье! Налетел "чёрный ветер", принёсший песок. Прошёл день, а "чёрный ветер" всё не стихал. Прошёл второй - а песок всё сыпался с неба. Прошёл и третий день - и оказался Турфэн погребён под саваном песочным, только сопки остались от некогда прекрасных домов.
   Но, говорят, не все турфэнцы погибли. Тех, у кого было чистое сердце и ещё не почерневшая душа, заклятые шаманом демоны уносили подальше от нивы. С тех пор гуляют по Степи батыры-кидани, прославляя чистых сердцем предков подвигами своими и оберегая мир от зла, что ещё таится под сопками Турфэна.
  
   Тонъюкук закончил сказку очень эффектно - поклонившись Торэмену. Вождь киданей захлопал в ладоши от удовольствия: ещё бы, вождь шато прославляет народ Торэмена, а значит, и его самого. Потомок властителей Степи поклонился киданю - а это многое, многое значит, за это следует выпить!
   Собственно, запах от степной выпивки - кумыса - навевал не лучшие ассоциации. Зато аркадцы, допущенные в юрту, заметно оживились, поняв, что им поднесли в чашах не молоко, а кое-что другое. Скажем так, это напиток был раз в сто крепче, нежели парное молочко.
   - Прими чашу, Андрон-батыр, испей до дна! - в руках ухмыляющегося Тонъюкука оказалась...оказался...
   Андроник со смешанными чувствами принял в руки человеческий череп, отполированный временем и мастерами до блеска, оправленный в золото и драгоценные камни. Ласкарий открыл чашу - верхняя часть черепа легко открывалась - и вдохнул ноздрями аромат. Точно! Без всякого сарказма - аромат! Андроник, истинный аркаде, не мог не узнать "Аркадское светлое", десятилетней выдержки! Да-да, именно этот урожай когда-то...Ну да ладно, Андроник не хотел вспоминать о том празднестве в фамильной вилле. Слишком много счастья, слишком много радости - лучше сохранить её в глубине души, а не отдать на растерзание миру.
   Ласкарий что-то совсем расчувствовался на этом пиршестве.
   - Пейте, Андрон-батыр, пейте! И сказку вспоминайте! Не отдавайте на хороших людей на смерть Степи, проблем не...как это по-аркадски...не оберётесь? - невинно так, с открытой, точь-в-точь как у младенца, улыбкой говорил это Тонъюкук.
   Андроник же едва не подавился вином: вождь шато читал его мысли, что ли?
   - Пейте, Андрон-батыр, ай, славное вино! Ай, вкусное! Ай, сладкое! У турфэнцев такого не было! Я точно знаю! Ай, сладкое вино!
   А Флавиан не сводил глаз с торэменовского алтаря. Что-то замыслил инквизитор?Нет, не понять было по стеклянистым глазам, какие мысли посетили Марцелла...
  
  
  
  
   Королевство. Герцогство Сагирина.
  
   - Делаем всё тихо и без подвигов, без подвигов, - Старик не отрывал взгляда от расположившейся на холме деревеньки.
   Деревня как деревня: косые (не иначе как пьяные) заборы, избы, мазанки, крытые соломой или дранкой (если хозяева зажиточные) крыши, почерневшее от времени и влаги дерево колодцев. Ну чем отличается от сотен других? А слышите конский топот и гомон на каком-то тягучем, крикливом языке? Именно: тайсары! Тайсары были здесь, и, судя по всему небольшой отряд. Отставшие, что ли, от орды? Отряд фуражиров? Разведка? Или этакий гарнизон? Ну да, десяток всадников защитит деревушку от любого нападения. Ну конечно, ага! До первой ночи разе что. А с утра снова тишь да гладь, и только над ближайшим леском кружит попировавшее вороньё. И если хватится кто-то, наведается в деревеньку да спросит: "Куда дели воинов?" - им сдавленно, хрипло, со страхом в голосе ответят: "Так это...Кричали! Кричали ночью в лесу! Вот провалиться мне, лешаки веселились! Вы туда не ходили б, а ...Дело к ночи...". А с утра, испробовав "хлебное вино", от единого духа которого здесь заборы косились, проверяющие с тяжестью в голове, огнём в животе и хмелем в глазах убрались бы восвояси. А не убрались бы...
   Вот только у Старика не хватило б терпенья дождаться, пока дрына народного гнева будет поднята. Он решил ускорить естественный процесс исчезновения гарнизона в этой глухомани. Для этого был даже составлен план, которому нельзя было отказать в некоторой изобретательности и даже, представьте себе, определённой гениальности. В чём он состоял, спрашиваете? Ну, сейчас узнаете...
   - Старик, а может, Хардак пойдёт, а? Мне совершенно не нравится та роль, которую мне предстоит сыграть...
   Эльфред с надеждой вглядывался в лицо командира, надеясь, что тот передумает, что в голову ему взбредёт другой, более...А какой же план должен быть? К сожалению, в те времена ещё не придумали слова "гуманизм" и производных от него, и потому Эльфред не мог подобрать подходящего эпитета для того плана, который ему оказался бы по нраву. Что ж...Не везёт...
   - Нет, пойдёшь ты и сделаешь всё лучше, кто-либо другой, - ну кто мог бы отказать милейшему Старику?
   Даже не принимая во внимание очень даже острый на вид меч, который сжимал в правой руке командир маленького, но неимоверно гордого отряда.
   - Хорошо. Что ж...
   Эльфред нервничал, как будто при первом своём выступлении в родной деревне. Десять лет, лютня в правой руке, в левой руке зажата счастливая косточка, а вот правое плечо, в своё очередь, зажато в тиски мощных отцовских пальцев. "Не подведи меня, сынок, ты сможешь это" - шепчет отец и подталкивает (некоторые бьют - и то слабее) к импровизированной сцене. Хотя какая, к Даркосу, сцена? Пятачок ровно земли невдалеке от деревни, на нём жители справляют свадьбы, поминают умерших и...и занимаются прочими весёлыми и не очень делами.
   Эльфред помнил, как спина мигом покрылась "гусиной коже", когда десятки взглядов оказались прикованы к маленькому лютнарю. Рука подрагивала - но ровно до того мгновения, как легла на струны...А потом...А потом были завороженные слушатели и первый, настоящий успех: целый окорок, подаренный кем-то из местных любителей музыки, десяток яиц, репа...Да. это был настоящий успех! Куда там овациям! Ими желудок не наполнишь, семью не накормишь!
   Теперь же успех мог принести сытный ужин (деревенские-то должны накормить, как-никак!) и, что не менее приятно, месть тайсарам.
   - Ну...Начали...Альта, помоги служителю своему! - Эльфред воззвал к богине-покровительнице искусства. Не может же она оставить своего верного (ну, на девять десятых...) слугу в беде?
   Самое сложное - добраться до крайнего дома, а там уж...
   Жаль только, что не то что лесной кущи - но даже высокой травы вокруг деревни не было...
   Ползком...Ниже...Ниже...Ага...Пенёк! И как только здесь очутился? Ещё пенёк, пониже...Топаем, топаем...Тьфу! Ползём! Ниже к земле, ниже, пригнись, дурак Эльфред!
   Сорок шагов до ближайшего двора...
   Тридцать восемь...Теперь - снова ползком...
   Тридцать...Э...Сколько же ползков в шаге? Много...Но да ползём, ползём...Проклятье, неужели талант жонглёра заставил Старика выбрать "авангардом" именно его, Эльфреда? Небось послали как самого молодого...Ну да, чтоб их...Молодых вечно обидеть норовят...Ух я им!
   Ползём...Ползём...Ползём...Немного...Ещё немного...Совсем чуть-чуть ещё...Ну же...
   Вот он уже, заборчик! Или, как его ещё здесь зовут, плетень! До боли знакомые, родные прутья...До одури вкусно пахнет едой...Живот урчит не переставая...А уж как хочется стопочку "хлебного вина", боги, как хочется, аж в горле пожар...
   Ну, вот он, плетень! Выручай!
   Выручишь? Нет...
   - Хэй! Ты! Эй ты! -этак только тайсары могу орать: будто скот сгоняют в гурты.
   Сердце Эльфреда ушло в пятки: вот тебе и "хлебное вино", вот тебе и кашка, вот тебе и репка, вот тебе заодно и могилка...
   Что ж, оставалось надеяться, что план Старика сработает.
   - Га? - "трубадур" комично, не вставая с четверенек, ответил тайсару.
   "И пены. Пены у рта побольше!" - Эльфред надеялся, что это представление будет лучшим в его жизни - иначе оно просто станет последним.
   "Так! Гавкай! Рычи!"
   - Ваф! Гав! Тявк! - парень потешно зарычал дворовой собакой, а потом залился лаем, почище, чем старый, матёрый сторожевой пёс.
   - Это ещё что такое? - позади глазастого тайсара возник ещё один, в расшитом бисером и какими-то тусклыми камушками кафтане.- А ну! Староста! Старосту сюда!
   - Ыыы? - честное слово, Эльфред не просто играл - он едва ли не стал слабоумным. От страха. - Га!
   Глазастый тайсар (Эльфред много раз потом будет вспоминать этот момент) подошёл к "слабоумному", хмыкнул - и ударил под дых сапогом. Бедняге "трубадуру" показалось, что мир надумал влезть к нему в живот, перед тем разорвав кожу и спалив лёгкие. Эльфред повалился на землю - и всё равно, он не мог не продолжить игру. Наверное, именно тот день ознаменовался рождением трагикомедии: деревенскому певцу приходилось улыбаться сквозь слёзы, угождая почтенной публике, состоявшей из единственного зрителя. Последний выступал так же и в качестве мучителя, что в дальнейшем станет неписаным законом любого творческого человека, а в особенности - такого его вида, как непризнанный гений.
   - А, щенок, - тайсар неожиданно хорошо говорил на огнарском, может быть, даже лучше иных исконных жителей Королевства. - Смешной дурак. Ну же, тявкай, а я посмеюсь! Тявкай! Тявкай, кому сказал! Давай, дурак, весели меня!
   - Тявк, - Эльфред проклял "гениальный" план Старика.
   Было очень больно, даже размышления - и те приносили страдания, но всё же деревенский певец понял: нужно было действовать иначе. Выдать себя за жителей соседней деревушки или за обычных путников, пусть и покрытых шрамами да с мечами за пазухой. Нужно было...А...проклятье...
   - Га! - из глаз ручьями текли слёзы, но надо, чертовски сильно надо было улыбаться!
   "Я тебя запомню, тайсар, ты будешь вымаливать право на смерть" - Эльфред надеялся, что эта мысль не отобразится на лице.
   А тайсар всё пинал и пинал "дурачка". Таким людям нравится издеваться над слабыми, в такие моменты они кажутся себя сильнее всех на свете. Упиваются своей мощью, своей властью, чтобы потом прогибаться перед власть предержащими, на четвереньках (точь-в-точь как "дурачок"!) подбегать к начальнику, преданно смотреть прямо в глаза и выполнять любую прихоть. Ползать на брюхе, чтоб потом горделиво поднять голову и отыграться на тех, кто слабее - вот какова жизнь таких людей. Хотя...люди ли они?
   - Что за шум, а драки...Ага, даже драка есть...- раздался голос четвёртого участника трагикомедии, деревенского старосты.
   Дородный, грузный мужчина на склоне лет, ещё сохранивший силу в руках и разум в голове, с окладистой седеющей бородой, в рубахе, подпоясанной кушаком. Особо выделялись (собственно говоря, Эльфреду только они и были сейчас видны) сапоги с затейливым узором. Золотая нить! Дюже хорошо жил староста, это уж точно: даже зажиточный горожанин не всегда мог позволить себе такой роскоши, не то что крестьянин!
   Боровшийся с болью Эльфред не мог взглянуть на старосту - но зато тот получил великолепную возможность поглядеть на "дурачка".
   - Кто это? - тайсар был не из тех дураков-патрульных (безо всяких кавычек!), кто пнёт раз-другой странного неизвестного паренька, едва не пробравшегося на охраняемую землю. Да, этот решил всё проверить и перепроверить.
   "Боги, куда же пропали доверчивые, наивные люди?" - Эльфред безмолвно обратился к небесным обитателям.
   - Ну же, кто? - а это голос второго тайсара, привёдшего старосту. - Чужак? Свой? Ты его вообще узнаёшь?
   Тот миг был самым долгим в жизни Эльфреда, дольше вечности.
   "Прошу, скажи хоть что-нибудь. Не узнаешь - пусть, это даже хорошо: помру быстро. Не хочется умирать долго, да ещё боль испытывая!"
   Миг всё тянулся и тянулся полночной луною на безоблачном небосклоне...
   И тут - тут староста ответил! Но не словом: он засмеялся, закатываясь, не в силах продохнуть от спазмов и колик...
  
  
  
   Королевство. Тронгард.
  
   Шло очередное заседание Коронного совета, правда, в урезанном составе. Здесь не было никого из Владетелей, кроме Артуа и фон Даркмура: практически все остальные были заняты делами военными. Барон Сан-Зар, правда, прямо заявил, что не будет обсуждать такой глупости, как Сейм. Прямотой и храбростью он пошёл в своего отца, погибшего за дело, в которое он верил. Тенперон подумал, что сын кончит так же, как и отец: оболганный и преданный кем-либо из не столь щепетильных в вопросах чести и долга людей. Ещё бы! Пойти в лобовую атаку на план по созыву Сейма - а одновременно и на Артуа с фон Даркмуром, создателей этой химеры. Архимаг, конечно, не менее прямо высказал своё мнение об этой глупой идее. Но за Тенпероном стояла Гильдия и слава победителя Эдмона Рошфора, а кто стоял за бароном? Сан-Зар слишком слаб, он не сможет противостоять влиянию северных Владений. Тем более барон молод, любит охоту и турниры, на них постоянно случаются "неприятности": то обломок копья угодит в глаз, то стрела нечаянно (ну совершенно нечаянно, правда-правда!) угодит меж лопаток. Тенперон не сомневался, что в случае чего Артуа и Даркмур могут устроить такую "неприятность". Архимаг ожидал, когда же и его попробуют спровадить на тот свет.
   Хотя, собственно, отказ Сан-Зара участвовать в Коронном совете - тревожный знак. Меньше года назад такое уже было - и чем же кончилось? Короля спровадили к Даркосу. Если так пойдёт и дальше, то скоро огнарам придётся запоминать имя нового правителя. Вот только - кто встанет на его место? Прямых наследников у Фердинанда нет, претендентов на престол - тьма: Владетели, Людольфинги и ещё уйма, но помельче. Снова быть войне? Снова крови литься на огнарской равнине?
   - Мэтр Архимаг? - голос Огнарида прервал размышления Тенперона.
   - Ваше Величество? Прошу прощения, я задумался над делами государственной важности, - и это было сущей правдой, между прочим!
   Фон Даркмур позволил себе усмехнуться. Интересно, смешно ли ему будет, когда настанет час отмщения? Клятву, данную Эдвину Беневалю, надо исполнить. Но, к сожалению, сейчас нельзя, не время.
   - Что ж, Вам не придётся прилагать усилия, чтобы подумать и над этим вопросом...Как Вы думаете, какова наилучшая партия для короля огнарского?
   Тенперон сделал усилие, чтобы не моргнуть от удивления: он не ждал подобного вопроса. Нет, конечно, удивительно было бы, не задумайся об этом король. Но сейчас, в такую пору? Враг уже давным-давно перешёл через порог страны, вовсю гуляя по южным землям.
   Фердинанд меж тем внимательно следил за Даркхамом, ожидая ответа от Архимага.
   - Партия? Хм...Ваше Величество, я бы на Вашем месте просил руки у дочери правителя Тарнланда либо у государя Кайзерона. Последний не имеет сыновей, и страна должна по местным законам перейти в руки наследницы...Вы сами понимаете, к чему я веду, - Тенперон хитро улыбнулся. - Тарнку же я предлагаю в силу родственных связей между огнарским и тарнским народом. Знаете, прежде в Королевстве в ходу была пословица: "Уж если айс айса разумит, так огнар тарна - и подавно!". Жаль, что тайсаров понимать мы разучились...
   - Тенперон, Вы советуете в своей обычной манере: замечаете лишь то, что выгодно для доказательства Вашей правоты, и в упор не желаете видеть то, что развенчает Ваши взгляды! - ну да, фон Даркмур не мог не сказать этого.
   Принц повернул голову в сторону нынешнего Владетеля Беневаля.
   - Сударь Эрик, я должен услышать мнение всех присутствующих на Коронном совете.
   Даркхам едва смог удержаться от того, чтоб не расплыться в улыбке: вот он, прежний Фердинанд! Принц ведь умеет жить своим умом, а не заёмным! Может! Вот, просыпается гордость Огнаридов! Ну же, пламя честолюбивой души, разгорайся! Не разгорелось...
   - И лишь после этого я смогу принять решение. Вы предлагаете просить руки принцессы Софии Ватац...- Фердинанд потёр подбородок.
   Странно, но Тенперон не помнил за королём такой привычки. У кого он её перенял? Интересно.
   - Да. и это наилучший выбор в нынешних условиях! Какая партия! Это будет союз двух величайших государств континента, созданный впервые за четыре века! Это будет...
   - Это будет несмываемое пятно на репутации короля, судари мои!
   Тенперон пошёл в нападение. Он хотел доказать свою точку зрения, опровергнув чужие, сметя все возможные "достоинства" иных взглядов. Иногда это срабатывало, иногда - нет. Осталось посмотреть, как выйдет на этот раз. С Сеймом-то не вышло...
   - Четыре века мы воевали с аркадцами. Наши западные Владения омыты кровью потомков гордого Ксара. За каждую пядь тех земель уплачено жизнями огнаров двойною мерой! И Вы предлагает нам основать новый союз? С кем? Со злейшими противниками? Ватацы мечтают о возрождении империи в прежних рубежах. Напомните мне, судари, кто четыре века назад владели землёй, на которой ныне возвышается Тронгард? Это были аркадские земли, и они хотят, они страстно желают их вернуть. Василевсы спят и видят триумф, который пройдёт здесь, на улицах и площадях нашей столицы. Вы думаете, это будет настоящий, полноценный союз? Я умоляю вас, не тешьте свои иллюзии! Откажитесь от них!
   - Архимаг, не надо столь резко...- Артуа решил несколько остудить то пламя, в которое обращался Тенперон в запале речи. Не надо...
   - Милорд Владетель, не стоит меня охлаждать, огненного мага не так уж просто унять! - ну да, огневики славились своим пламенным нравом. Профессиональная деформация, чего уж там скрывать. -Представьте на секунду, что будет, если мы заключим союз с Аркадской империей, ведь женитьба на Софии Ватац будет лишь первым шагом к тому. Это откроет для аркадских купцов доступ к торговле внутри страны, аркадским мастерам - к работе, к борьбе с нашими ремесленниками. Имперские рудознатцы будут рыскать по Королевству, выпивая из огнарских недр все соки. Но самое опасное для нас - это аркадская культура, чуждая нам. У нас совершенно отличный от них взгляд на мир. Многие огнары, молодые в особенности, могут поддаться призывам их священников, проповедников. Знаете, почему? Потому что легко обвинить "еретиков" в собственных бедах! Их священники будут твердить, что все напасти, ниспосланные богами на Королевство, произошли из-за "нечестивости"...Первыми в списке хранителей этих самых "нечестивостей" будут маги. За ними последуют жрецы наших богов. За ними - все инакомыслящие и не принявшие аркадскую веру. За ними - те, кто принял Аркара, но не навязанного священство империи, а своего, особого, не этого холодного Бога на иконах. За ними отправятся на костры все, кто спорит с императором и патриархом. А после...
   - Мэтр Архимаг, довольно! Вы забываетесь! Маги вообще склоны к фантазированию и сгущению красок! Эк Вы хватили! - лицо фон Даркмура пылало багрянцем. -Священники, костры, рудознатцы, торговцы...И всё это - после свадьбы на принцессе из Аркадии? Полно Вам! Клянусь Немайди, максимум, чего стоит ожидать - присутствия нескольких ремесленников и одного-двух проповедников в свите Софии, не более...Фантазёр Вы, мэтр!
   - Я с этим не согласен, милорд Даркмур, - именно так звучит стылая осенняя речка.
   Поднялся капитан Суазон, командир королевской гвардии. Короткие седые волосы контрастировали с чёрным камзолом. Серебряные пуговицы с выгравированным гербом Королевства, тугой высокий воротник, шитый серебряными же нитями. Первый гвардеец даже здесь не пожелал снять перчатки, на тыльной стороне которых красовался фамильный герб: щит, оплетённый терновником. "Даже броня должна ранить врага" - этому девизу Людовик Суазон следовал всегда и везде. Трудно было сказать об этом с виду спокойном человеке, что он может впасть в ярость. А ведь мог! Правда, большинство свидетелей этого давным-давно обивали пороги царства Тайтоса. Если Людовик чувствовал, что ему, его друзьям или его делу, охране страны (а охрану "тела королевского" он почитал за второстепенную задачу), грозила опасность, Суазон преображался. На этом до поры до времени спокойном лице проявлялось злобное, даже несколько звериное выражение. Словно из ниоткуда возникал меч в руках, а на телах нерасторопных врагов - десятки и сотни ран. Король АльфонсоV, зная эту особенность тогда ещё молодого, но бедного дворянина, с распростёртыми объятиями принял Суазона в гвардию. Через считанные месяцы разразилась очередная война с аркадцами, в которой Альфонсо лично водил армию в бой. После первого же сражения, в котором Суазон впал в неистовство, аркадский василевс "по вине" Людовика недосчитался, если верить легенде, целой когорты легионеров. Та война закончилась довольно-таки быстро: император здраво посчитал, что ещё несколько сражений попросту превратит аркадскую армию в ничто.
   Вот и теперь Суазон почувствовал, что Родине угрожает опасность, и решил вступить в бой (пускай лишь только словесный!). А может, здесь сыграли свою роль неприязнь капитана гвардии к аркадцам и Артуа с фон Даркмуром.
   - Союз с Аркадской империей не принесёт нам ничего хорошего. Ладно, предположим: легионы примут участие в нашей войне с тайсарами. Каким образом? Восточная армии империи возьмёт да устроит переход к столице? В другое место им идти смысла не будет. Легионеры медленнее конных тайсаров, пока поспеют к нашим южным рубежам, там уже и след кочевников простынет. Только у столицы тайсары остановятся на некоторое время. Допустим, что легионеры подойдут как раз к решающему сражению. Даже - к концу такого сражения, ибо пока суд да дело...Словом, свеженькие, бодренькие легионы оказываются в самом сердце Королевства. Здесь будут и наши силы, да...Измождённые, уставшие, обескровленные армии...На месте аркадского стратига я бы воспользовался такой возможностью и занял центральное Королевство, как раз королевский домен. Ну а если, представим, легионы двинутся не к нам, в Степи? Там тоже уже не так уж много верных кагану воинов. Сбудется аркадская мечта о возвращении тех земель в лоно империи... В обоих случаях, Ватацу только прибыль будет. А если не воинами мы попросим помощь - то чем? Деньгами? Казна империи истощена недавней войной с Партафой, я сомневаюсь, что им денег некуда девать. Продовольствием возьмём? Это мы им пшеницу или рожь может продать, если, конечно, сумеем урожай сохранить. Так в чём же прибыль наша? Чем Королевству будет выгоден союз с Аркадской империей?
   "Что ж, двое на двое, паритет" - Тенперон мысленно аплодировал капитану гвардии.
   - Ваше Величество, ну что могут маг и солдафон понимать в политике и экономике? Пусть они занимаются своим делом - и не лезут в наше, - как и следовало ожидать, Даркмур не стал опровергать доводы оппонентов. Вместо этого он воспользовался излюбленным приёмом проигрывающих спорщиков - воззвать к здравому смыслу "аудитории" и окунуть оппонента в грязь по самую макушку. - И не забывайте, капитан долгое время служил Людольфингам...
   - Я служу. Служу Королевству, служу престолу, вне зависимости от тех, кто там сидит. Если, конечно, они воссели на него законным способом, - холодно отрезал Людовик Суазон.
   Да, это были красивые слова - но они-то и оказались ошибкой. Нельзя при молодых правителях, пришедших к власти отнюдь не самым законным образом, говорить подобное.
   Фердинанд вновь потёр подбородок, бросил укоризненный взгляд на капитана гвардии - и устало проговорил:
   - Похоже, ничего дельного на этом совету более я не услышу. Благодарю вас, судари, за советы. Мне стоит получше их обдумать...
   Король, задумчивый и хмурый, поднялся с трона и направился прочь из зала, в коридоры дворца. Золотые и серебряные нити его одеяния переливались в лучах солнца, проникавших в помещение сквозь витражные окна. Эти переливы резко контрастировали с чернотой плаща, покрывавшего плечи Фердинанда и спускавшего к самым лодыжкам: Огнариду было холодно. С самого утра короля бил озноб, непонятно чем вызванный, не желавший проходить. Придворные лекари только руками развели, когда Фердинанд спросил, чем же он заболел, и предложили сделать кровопускание. Огнарид сразу же отказался от такого лечения: жизнь была дороже победы над непонятным недугом. Подумаешь, озноб и озноб, большую часть своей кровь терять ему не хотелось.
   Пребывая в раздумьях о будущем сватовстве, Фердинанд и не заметил, как пришёл к той самой комнате, которую обнаружил прошлой ночью. Словно дух Эжени, оставивший след в портрете, звал короля, и тот не мог не пойти на зов.
   Собственно, здесь практически ничего не изменилось: всё тот же одиноко горящий факел, то же запустение - и всё та же красавица де Локруа, вглядывавшаяся в Огнарида. Король вздрогнул, поймав на себе взгляд этого портрета - и, как ни странно, мигом прошёл озноб, терзавший тело правителя огнаров.
   Фердинанд вновь опустился на тот древний стул и долго, наверное, лишь чуть меньше вечности, смотрел на портрет. Да, как же давно всё это было...И вот - снова какой-то девушке предстоит войти в жизнь Огнарида. Интересно, кого бы отец, Альфонсо Пятый, предложил выбрать? О, скорее всего, он хмыкнул бы, процитировал кого-нибудь из "великих" - а после щёлкнул бы сына по носу и тоном. не терпящим возражений, указал бы...На...на кого бы он указал...Огнарид потёр подбородок - и словил себя на мысли, что поступает точь-в-точь, как отец: Альфонсо тоже, размышляя над серьёзной проблемой, совершал этот жест.
   - Отец, если бы ты подсказал мне, как же поступить, - тяжело вздохнул Фердинанд. - Мне тебя очень не хватает. И Реджинальда...Я тоже по нему соскучился, по этому лучшему другу книг...Они бы посоветовали, кого же, Даркос побери, выбрать в жёны...
  
   Королевство. Графство Беневаль.
  
   Кое-кого из разбойников в плен взять удалось. Насмерть перепуганные, они наперебой рассказывали, что же довело их до жизни такой. Моя догадка оказалась верна - прежде они были бродячими артистами, жонглёрами, а их вожак - стихоплётом. Жизнь была не такой уж спокойной и радостной, зато сытой, но всё изменилось после Войны за престол. Кому теперь стали нужны артисты? У горожан даже есть нечего было, знать отстраивала поместья или обживала конфискованные у реджинальдистов замки, крестьяне же пытались заработать медяк-другой и сохранить скудный урожай. Словом, кому было дело до жонглёров? Сложно смеяться, когда живот сводит голодная судорога!
   Несколько месяцев труппа ещё сводила концы с концами, но к началу лета дела пошли хуже некуда. И тогда стихоплёт, Франсуа, предложил зарабатывать на жизнь грабежом. Кое-как снарядившись (уж оружия после Войны за престол хватало), они вышли на большую дорогу - и нарвались прямо на наш отряд. Жонглёры переоценили свои силы и поплатились за это жизнями.
   - Сколько же ещё нам лечить раны, нанесённые этой войной? - в сердцах спросил я, дослушав этот рассказ.
   - О войне забывают, когда последний её участник встретится с Даркосом, - мрачно ответил Конрад Монферрат. - Боюсь, ещё долго нам придётся встречать следы миновавшего бедствия, очень долго.
   - Уверяю вас, Лотарингия оправится быстрее всех! - радостно возвестил Франц, довольный исходом боя с "рыцарями удачи". - Милорд снарядил множество патрулей и разъездов, охраняющих дороги, мосты и деревни, так что никакие бандиты не сунутся!
   - По-моему, к нам уже сунулись, - с горькой иронией ответил Монферрат. - И никаких патрулей я не заметил...
   - А это кто тогда, там, впереди? - парировал Франц. - Если бы мы ехали медленнее, то непременно повстречали бы доблестных воинов милорда Карла на самой границе Лотарингии. Эгей! Лотарь и Карл! Лотарь и Карл!
   Послышались отдалённые возгласы "Лотарь и Карл! Лотарь и Карл! Добро пожаловать!". Нас встречали.
   - Кто там, Конрад? - в этот раз я почти что и не испытал чувства досады от невозможности увидеть патрульных. Привыкаю к слепоте, значит.
   - Похоже, и вправду конный разъезд барона Карла. Полтора десятка всадников, с развёрнутыми знамёнами рода Лотарингов, на добрых, проклятье, до чего же добрых конях! Целое состояние можно выручить за них, Тайдер это подтвердит!
   Лошади, как я уже успел узнать, были одной из слабостей Монферрата. Рыцарь мог часами рассуждать о мастерстве выездки, о лучших мастях, о том, как определить, хорош или плох скакун. А порой Конрад рассказывал, как можно дурного коня выдать за отличного. Особым мастерством в этом деле славились тайсары и подданные одной из юго-восточных Орд. Например, можно было капнуть в глаз коню некий состав, чтобы придать блеск зрачкам. Некоторые умудрялись покрасить конскую гриву, а ещё и салом смазать иль дёгтем (если требовалось продать вороного)бока животного, чтоб "всё в лучшем виде было". А некоторые при помощи обычной пробки и воздушной магии такое творили!
   - Милорд Николас, а вот теперь точно - добро пожаловать в Лотарингию! Отныне Вам не придётся ни о чём беспокоиться! Эх, встретим! Как полагается - встретим! Детям и внукам будете рассказывать, как пить дать!
   Что ж, в какой-то мере Франц оказался прав: никаких приключений по дороге к замку Лотаринга на долю нашу не выпало. И это не могло не радовать, не так ли? Лишь тот, кто не оказывался в гуще событий, кто ни разу не участвовал в сражении, кто ни разу не видел гибель сотен и сотен людей - да-да, лишь тот может мечтать о приключениях. Едва услышите, как некто говорит: "Эх, мне б в приключения отправиться! Мне бы с десяток врагов, я бы их! Уж я-то! Я! Я всех, и каждого, и вообще! Ого-го, в общем!" - так вот, едва услышите, бегите от такого без оглядки. А если не убежали - пеняйте на себя, вскоре беды посыплются, словно капли с неба в дождливую осень! И, что самое мерзкое -больше всего достанется не парню, мечтающему о приключениях и битвах, а его спутникам. Жизнь такая, чего уж поделать...
   - Николас, уже виден замок! - прервал мои размышления Конрад.- Вам рассказать, какой он?
   - Да, да, конечно! Интересно же, куда нас позвали! - и зачем, к тому же. Нет, приятно, конечно, выбраться из "медвежьей берлоги", но всё же...
   Сейм...Хм...Меня всё равно не изберут представителем Беневаля, практически никого из дворян Владения я не знаю, дельного человека выбрать не смогу - и каков же тогда смысл моей поездки? Что же заставило меня согласиться? Неужели только одно желание: доказать, что моя слепота не помеха для долгой дороги? Доказал, можно было поворачивать - но любопытство гнало меня всё вперёд и вперёд.
   - Донжон...
   Центр замка, донжон, древние зодчие выстроили на скалистом утёсе. Ослепительное сверкавшие на солнце башни и стены, отделанные плитами известняка, отражались в тихих водах озера Лебяжьего. Зоркий глаз мог разглядеть и царственных птиц, давших название водоёму, плававших у зарослей камыша и осоки. Донжон чем-то походил на лебедя: устремлённый ввысь, лёгкий, снежно-белый и, одновременно, пронизанный чувством собственного достоинства и силы. А ещё - в замке, как и в прекрасной птице, царила загадка, тайна, которую вроде и хотелось раскрыть, но, с другой стороны, едва раскроешь эту тайну - померкнет, исчезнет красота, скрытая в великолепном творении.
   От подножия утёса к берегам озера расходились объятиями крепостные стены, серые, дисгармонирующие и с донжоном, и с Лебяжьим озером. Под защитой этих стен находилась крохотная пристань, какие-то домики, кузни, конюшни, амбары и прочие хозяйственные постройки. По другую сторону за четыре года вырос город, чьи жители были надёжной опорой баронам Лотарингам, давая воинов для войска сюзерена и деньги для баронской казны. Это поселение лоскутным одеялом расстелилось на приозёрном всхолмье, вгрызлось в землю фундаментом и наполнило воздух печным дымом. В общем, типичный огнарский городок, выросший вокруг замка какого-либо феодала. Правда, отличались эти места тем, что буквально о каждой вёшке здесь сложена легенда. А уж род Лотарингов всех перещеголял! Жизнь баронов, если верить людской молве, была связана с мистикой и волшебством. А всё пошло ещё с основателя рода, Лотаря, знаменосца великого Огнара.
   Не было телохранителя у вождя айсов вернее и сильнее, чем Лотарь. Лихой, бесшабашный в бою и вдумчивый, последовательный в мирное время, он ни шаг не отставал от вождя. Огнар бьётся впереди войска - и Лотарь рядом, своей знаменито секирой шинкуя аркадцев или мидратов. Огнар пирует - и Лотарь в обеих руках держит по доброй кружке пива, припадая то к одной, то к другой. И даже в смерти Лотарь не отстал от основателя Королевства: Огнар отправился на встречу с Даркосом - а в считанные часы спустя преставился и основатель рода Лотарингов.
   Земли, на которых теперь стоял замок, пожаловал Лотарю сам Огнар, и, говорят, не случайно знаменосец оказался соседом Беневаля. Эти двое дружили и даже, если вновь довериться древним легендам, соревновались в доблести и храбрости. Сам Огнар, правда, в конце концов положил соревнованию конец - иначе бы однажды потерял двух вернейших воинов. Первый правитель Королевства рассудил так: впредь пусть весь народ признает, что равны Лотарь и Беневаль по доблести, но нужно, чтоб они и свою скромность доказали! И с той поры ни Беневаль, ни Лотарь ни разу не закинулись даже о былом соревновании.
   И ещё, до сих пор местные утверждают, что Лотарь буквально на коленях молил Огнара пожаловать эти земли вокруг озера. Мол, влюбился Лотарь в озёрную деву. Хранительниц и покровительницу Лебяжьего. Думаю, что верить россказням о упавшем на колени бароне верить нельзя, но вот в слухи о водяной...
   Я бы и сам не поверил, если бы не узнал: ходят слухи об связях Лотарингов с волшебными обитателями Лебяжьего. Даже сам Карл Лотаринг уже почитается в народе за "друга" озёрной феи. Если поспрашивать, то и парочка-другая свидетелей разговоров барона с хранительницей Лебяжьего найдётся.
   Ну а пока я вспоминал всевозможные легенды и мифы этого края, нас уже встречали.
   - Приветствую Вас, рыцарь Николас Датор из Беневаля, в своих землях! Хороша ли была дорога? Понравилось ли Вам в моих владениях? - наверное, не человек, а сам гром обратился ко мне!
   Утробный, мощный голос Карла Лотаринга был насмешлив и задумчив одновременно, словно у жонглёра на склоне лет. Знаете, в такую пору, выступив перед почтеннейшей публикой и после запершись в своём вагончике, актёр долго смотрит на своё отражение в зеркале. Он смывает грим, снимает парик, а потом, уперев худые, увитые вздутыми венами руки в подбородок, обращается к отражению: "Ну, что, когда же ты вспомнишь, каково это - смеяться от души, а не следуя роли? Эх, ты...". Зарывшись в шершавые ладони, роняет горькие слёзы усталости, а на утро он - вновь на сцене, играет паяца и весельчака. И так - изо дня в день, словно проверяя, что будет раньше: самоубийство или смерть от замучившей подагры? А может, напившись на последний медяк, в канаве замерзнёт или какой-нибудь "рыцарь удачи" вспорет брюхо...
   Ну да ладно, какие-то безрадостные сравнения лезли в голову. Надо было решить, что же ответить, сообщить о "тёплой встрече", оказанной местными разбойниками, или же оставить это на совести Франца?
   - Благодарю, милорд Лотаринг, поездка по Вашим землям была более чем весёлой, такого радушного приёма мне дотоле не оказывали! -
   Я старался изо всех сил, чтобы в моих словах не прозвучало ни доли иронии. И, к тому же, интересно, я повернул голову в нужную сторону? А то вдруг глаза "смотрят" не на Лотаринга, а, к примеру, в морду баронского коня. Но, к сожалению, Карл понял: дело нечисто.
   - Похоже, Лотарингия встретила Вас не так, как подобает...Франц!
   Произнося это имя, Карл сумел передать и возмущение, и недовольство, и удивление, и, не поверите, насмешку!
   - Мессир! Вышло недоразумение: разбойники напали у самой границы Лотарингии, но, клянусь Вартаром, задали мы им жару! Мало кто из них сумел скрыться! - лихо ответствовал Франц.
   - Велю забрать трупы и привезти сюда, хочется поглядеть на этих храбрецов! Они что, из "белого отряда"?
   Конрад тронул поводья моего коня: кавалькада продолжила путь и кто-то захотел поехать рядом со мною...Голос Карла становился ближе - я поеду подле барона! Так, не волноваться, пускай и заметит Лотаринг мою слепоту...
   Со стороны, наверное, это выглядит смешно: кажусь я сущим ребёнком, нервничающим из-за сущего пустяка? Что ж, возможно. Тогда мои недостатки казались мне чем-то невероятно важным, сравнимым...ну, скажем, со сдачей за раз всех экзаменов в Магической академии. Лишь много позже мне удалось принять себя таким, какой я есть. Хотя, признаться, не без оговорок: например, свою забывчивость я до сих пор проклинаю. Да и, знаете ли, как не проклинать, если не можешь с утра найти ключи или книгу, которую "вчера ну точно здесь положил!".
   - Жонглёры, милорд, - ответил я за Франца. - А их командир, похоже, неплохой стихоплёт. Был. При жизни.
   Лотаринг расхохотался - и нечто тяжёлое, не иначе как булава, ударило меня по правому плечу, едва не отправив меня в полёт. Тот не мог не быть коротким и "весёлым" - с коня до земли лететь не так уж и долго, знаете ли.
   Лишь каким-то чудом мне удалось удержаться в седле. Что ж, неплохо, вторая победа за день. Интересно, сколько ещё "боёв" мне предстоит выдержать здесь, в Лотарингии? Но, главное, из скольких я смогу выбраться без потерь?
   Так, а теперь - голову вправо, подбородок повыше, чуть-чуть левее...Да, по моему мнению, теперь я смотрел прямо в лицо Лотарингу. Проклятье, Николас, ну почему же ты так боишься показать себя слабым, выдать свой недуг? И ведь на словах и в мечтах я всегда "на коне", всегда бесстрашен. А в реальности...Эх...
   - Как интересно! Как интересно! Трубадуры, вышедшие на большую дорогу! Сколько ещё сюрпризов преподнесёт нам Война за престол! - я и не заметил, как барон перешёл с тона залихватского и весёлого на серьёзный и вдумчивый. - Она ведь ещё идёт, но большей частью в сердцах огнаров. Вы даже не представляете, рыцарь Николас, сколь опасной теперь стала Война за престол. Вам уже стало известно о нападении тайсаров? Оно стало всего лишь продолжением вражды меж Фердинандом и Людольфингами. Кровь за кровь, под маской мщенья за Реджинальда его братцы захотят вернуть корону в свою семью. И, знаете, рыцарь, не в чем мне винить этих парней: я бы поступил на их месте точно так же. Да и вот, представьте, - и вновь, незаметно для меня, барон заговорил насмешливо. - Явится к Вам в замок некто, объявивший себя прямым, прямее некуда, потомком и законным, законнее закона, наследником Беневаля. И ведь он будет считать, или, во всяком случае, доказывать, что это Вы - никто и ничто, а он - и самому Огнару брат, и Эдвину Беневалю дядюшка, и вообще, знается с Онтаром Вседержителем. Представили? И что же будете делать, коли такой вот...жонглёр явится?
   Сперва я подумал, что барон "шутить изволили", что из желания поддержать разговор он спросил меня...А вот потом - ударом сосновой шишки по голове - пришло осознание: проверяет. Лотаринг решил оценить мои красноречие и сообразительность? Ну-ну, он просто не присутствовав на экзамене по огнарской истории: вот как уж там "валили"! Какие вопросы задавали гадкие, но да ничего, справился! И здесь справлюсь.
   И только в третью очередь - пришло понимание: это не экзамен. Это реальная жизнь, и в итоге отнюдь не итоговая оценка зависит от моего ответа...
   - Я бы, наверное, сперва несколько часов поговорил бы с этим наследником. А после...Хм...Возможно, захотел бы узнать, где он пребывал все эти годы. И уж затем - решал дальше, что делать. Всегда был падок на принятие решений в запале, а это опасно, милорд Лотаринг.
   Интересно, не переиграл? Не посчитают ли меня позёром? Ну да ладно, сейчас узнаем...
   - Верно говорите, рыцарь Николас, до чего же верно! - и Карл рассмеялся, по-доброму. Только вот на душе кошки заскребли от этой доброты...
   А после - был пир, да какой пир! Замок встречал нас тысячеголосым торжеством, на которое собралось, похоже, всё дворянство, вся соль земель Беневаля! Лилось вино рекою, выпитое пиво следовало бы считать не бочками даже - телегами, нагруженными бочками до самого неба. Коровы целыми стадами, свиньи - гуртами, а куры - стаями отправлялись на вертела и жаровни, стоявшие тут же, в пиршественном зале, и наполняли воздух ни с чем не сравнимыми ароматами.
   И всё же хорошо, что я ничего этого не видел, а только слышал. Не видел, как позади господ, прижавшись к стене, усевшись на грязном полу, дожидаются слуги в рубищах и тряпье. Чего дожидаются, спросите? Огрызков...Какой-нибудь из благородных, не целясь, бросал за спину обгрызенную куриную ножку, дабы слуга "полакомился". Дворянин не считал нужным даже посмотреть, точно ли его слуга доберётся до "угощенья" - или потеряет его в драке с такими же голодными и наглыми служками. Победитель же, довольно скалясь, вгрызался в подачку, чавкая, причмокивая и радостно рыгая. А уж если прилетало целое (ну разве что с неглубокими следами зубов) яблоко - так вообще, целое побоище начиналось! Вот тогда-то благородный и мог оторваться от пожирания очередного (третьего?пятого?) окорока, дабы насладиться картиной потасовки. А после, утирая рукавом "дорожки" жира с лица, подзывал виночерпия и опрокидывал себе в глотку содержимое одного кубка за другим. Вслед за тем, благороднейшим образом рыгнув, начинал рассказывать сидящей подле даме о том, скольких врагов и каким образом сей честнейший и куртуазнейший муж отправил на тот свет. Естественно, сия любопытнейшая повесть сопровождалось распиванием уже пива (либо же эля), ибо вино - это для слабаков! А настоящий...И блааароднейший...И прочее...Прочее...Прочее...
   А между столов пирующих прохаживались жонглёры, голодными глазами провожая очередной кусок, бросаемый слугам, и каждый такой бросок сопровождался громоподобным урчанием. Если же артисту удавалось рассмешить иль позабавить кого-либо из сиятельных господ, то ему перепадал кусок-другой с щедрого стола, а то глоток вина из кубка.
   Или, скажем...Ну да ладно, к чему это? Зачем разрушать образ, который станет известен потомкам, образ храбрых, честных, воспитанных рыцарей? Зачем? Ведь дав повод потомкам обругать ту грязь, что царила на пирах, тут же будет и "хай", обвинения в том, что ничего, кроме грязи, в нашей жизни и не было. И войн не было, и подвигов, и, смешное дело, нас самих - не было! Никого!Да...никого не было...Не погиб Реджинальд, не был предан Асфар, не пали смертью храбрых ни фердинандисты, ни реджинальдисты...Ничего не было...А в первую очередь - не было совести и чувства собственного достоинства у тех, кто после ругал наше время. Но ведь всем - не докажешь всем, не покажешь, как оно было, ведь не поверит тот, кто не хочет верить. Зато как такие любят обвинять и "открывать" преступления и прелюбодеяния других людей...
   - Николас, тебе помочь? - в очередной раз спросил Конрад, сидевший подле меня. С другой стороны пристроился какой-то юный рыцарь, чей голос мне напомнил - и очень сильно - голос Карла Лотаринга.
   - Рыцарь Николас, а этот человек - Ваш слуга? Если так, то отчего же он не сидит вместе с другими смердами, а занимает место меж благородными? А если не слуга, то отчего сей муж прислуживает Вам? - ну да, наверное, родич барона, даже манера то смеяться, то говорить всерьёз - истинно лотарингская.
   Сперва захотелось вскипеть, воспылать гневом праведным, вскричав "Да как Вы смеете", - и непременно вызвать на поединок наглеца. После захотелось усмехнуться прямо в лицо (эх...ещё бы лицо найти, конечно). Но я вновь выбрал иной, третий путь.
   - Я слеп, и потому мне нужна помощь. И я не вижу ничего скверного в том, чтобы один благородный человек помог другому благородному человеку, - интересно, оскорбится мой собеседник или...
   Мне показалось - или всё вокруг затихло? Как будто даже жарящиеся быки стали тише шкварчать.
   Эта тишина длилась непозволительно, невозможно долго, и я уже начал соображать, как же драться, если меня сейчас вызовут на поединок. Проклятье! А ведь забыл, существует ли в Кодексе Огнара, в дульном разделе, статья о калеках и увечных...
   - Я приношу вам свои извинения, милорды. Надеюсь, я...
   - Молодец, сынок! Рыцарь Николас, а Вы не обижайтесь на моего отпрыска, молод, горяч, быстр, весь в мать! Весь! Да и, знаете ли, я сам не сразу приметил, что слепота напала на Ваши глаза! Эй, слуги! Вина! Лучшего, имперского особого! Хочу, чтобы мой сын Роланд, неистовый и в миру, и на войне, выпил с Вами за дружбу меж нашими родами! До капли!
   - До капли! - подхватили пирующие.
   - До капли! - согласился я - и разволновался ещё пуще прежнего. Знаете ли, не любитель вина, не могу без колик в животе выпить и глотка...А тут...Я уже предвкушал штуковину, не уступающую объёмом доброй бадье.
   - Николас, возьми, - Конрад вложил мне в руки нечто, на ощупь лишь отдалённо напоминавшее кубок. Так, короткая ножка...Зато сама чаша! Ох...Да ещё заполненная до краёв...
   Что ж...На меня сейчас, наверное, весь зал смотрит пристально, а пуще всех - Лотаринги. Эх, была не была!
   Я кое-как, едва не расплескав содержимое кубка-бадьи, глотнул...Какая же кислятина, фу, хотя запах, в общем-то, и ничего...Крепкая дрянь...Закружилась голова...Ну, здравствуй, тьма, давно не виделись...
   Сперва я не понял, что уже покинул потёмки сна. Как-никак, что в дрёме - темно, что в реальности.
   Руки нащупали что-то каменное, шершавое...Ага, стена. В голове загудело, и моё лицо в прямом смысле повстречалось с полом. Было, знаете ли, весьма неприятно и больно! Наверное, синяки останутся, а они совершенно не украшают лицо мужчины, скорее, наоборот...Да, шрамы благородней: их обладатель участвовал в благородном бою на мечах или булавах, или ещё на чём. А вот синяки, наоборот, так и кричат о том, что их владельца поколотили! Да ещё как поколотили!
   - А как тебе этот возгордившийся слепой юнец? - внезапно донеслось до моих ушей.
   Я замер: речь явно шла обо мне. Да и голос был знаком: кажется, он принадлежал кому-то из высокородных гостей Карла Лотаринга. Да, точно! Я слышал этого человека на пиру!
   - Ты верно подметил - он молод, даже нет, он юн! Но все мы когда-то были в его возрасте, а? Хотя...Ты, наверное, и родился с брюшком, сединой и скверным старческим нравом! - Карл Лотаринг!
   Это был он - и никто другой! Барон! Так, интересно, что же он скажет дальше?
   - Ты не ответил, Карл.
   - Я же говорю: скверный у тебя нрав! Но, кроме шуток: мне этот паренёк не нравится. Маг, ученик Тенперона Даркхама - и его же ставленник. Тем более замок Беневаль во владение получил каким-то тёмным путём, в обход древних правил, благодаря милости Фердинанда. Тёмная лошадка, которая явно поскачет туда, куда укажет Архимаг. Мне не нравится его соседство, вот что я тебе скажу. Ох как не нравится!
   - И что же ты собираешься предпринять?
   - Собираюсь? Ха, я уже предпринял!
   - Даже так?
   - Именно! Завтра его...
   И вновь моя голова закружилась, толкая меня в объятья тьмы...
  
  
  
   Королевство. Герцогство Сагирина.
  
   - Так это ж наш блаженный, Костка! - утирая смешливые слёзы, наконец ответил деревенский староста. - Костка! Костка! Сколько ж тебя здесь не было, а?
   - А не врёшь, старик? Точно знаешь? - недоверчиво переспросил тайсар, до того избивавший Эльфреда. - Костка?
   - Он, сучий сын, ну точно - он! Ах, Костка, ну, насмешил, ну насмешил! Господины-судари мои, не надо его бить, он и так ущербный, сами же видите! Зачем он вам сдался? Ну к чему?
   - Потешный...Забирай...Смотри у меня, - подозрительный тайсар сунул кулак прямо под нос старосты. - Если врёшь - сдохнешь.
   - Сдохну, сдохну, когда-нибудь уж точно сдохну, господины-судари мои! - староста перевёл взгляд на "Костку"-Эльфреда. - Костка, ну-ка - за мной! Домой пошли, домой! Соскучился-то, поди по дому? Вижу - соскучился! Ну, мой хороший, ну пойдём! Славный...- староста вовремя опомнился. - Славный мальчик. Пойдём!
   - То-то же. Потешный, потешный: затронутые Небом не потешные, а опасные. Помни, староста, помни, - зыркнул степняк на прощание.
   - Как ну помнить-то? Запомню, будьте покойны, господины-судари! Сударики-государики, будьте покойны! - в устах пожилого огнара последнее слово звучало совсем не многозначительно.
   Если бы кто прислушался, то почувствовал бы могильный холод, услышал шум далёкой тризны и ощутил бы на своих щеках влагу пролитых по умершему слёз. Только степняки не захотели прислушиваться: метнув взгляды-стрелы в огнаров, они пошли по своим делам. Едва завернув за угол, староста схватил "Костку" за грудки, приподнял (ступни Эльфреда замолотили по воздуху!) и заглянул прямо в глаза. Сколько пылающего морозом гнева читалось во взгляде деревенского головы, а уж лицо-то, лицо! Одно его выражение с лихвой заменяло тысячи, миллионы слов!
   - Ты вообще кто? Ты чего сюда пришёл? Зачем, дурной? Зачем?! Неужели впрямь - блаженненький? Нет, вижу по глазам, мозги ещё не потерял, не покинул тебя Тарик. Не покинул. Отвечай!
   Как сильно отличался этот староста от человека, подобострастно, но не без издёвки, разговаривавшего с тайсарами. Сейчас ни тени шутки нельзя было отыскать в словах огнара, бичами хлеставших Эльфреда. Тот даже не сразу смог собраться с мыслями, настолько оказался ошарашен переменой в старосте.
   - Я...Я...Четверо нас...- наконец-то смог выдавить из себя жутко разволновавшийся Эльфред. Только потом он понял, какую же глупость произнёс.
   - Четверо? - староста, переспросив, наклонил голову и посмотрел в пустоту за бывшим менестрелем. - Ошибся я: как есть умалишённый. Эх, что за жизнь-то...
   - Так...Я...Я первый пришёл, остальные поблизости дожидаются. Только знака и ждут.
   К сожалению, люди творчества слишком редко задумываются о таких вещах, как скрытность, секретность и прочих, не менее полезных. К счастью, староста принял это известие спокойно и не стал звать тайсаров. Впрочем, это было бы весьма странно после той глупой сцены с "Косткой".
   - Понятно. Из ополчения? Из деревни соседней? Хотя нет, тебя я что-то не припомню. Откуда? И зачем вы сюда сунуться решили? Постой. Не будем здесь говорить, пойдём-ка лучше ко мне. Там и расскажешь. А друзья твои подождут, мхом, поди, не обрастут, - переменил гнев на милость староста. - Только вот тебе вновь на четвереньки встать придётся. Назвался Косткой - уж изволь им быть.
   Деревня более походила на кладбище: практически все её жители были либо на полевых работах, либо же попрятались, от лихих тайсаров подальше. "Королём" селения стало ожидание, котором многим известно, но мало кто может выразить его словами. Что, не верите? Помните ощущение, что сейчас (а может, через минуту, через день, через два, а может, и никогда) вот-вот что-то должно случиться. Вам вот столечко не хватает, чтобы понять, что же именно случится, кажется, ещё чуть - и озарение снизойдёт на вас. Но проходит время, а ни духота сердечная, ни тяжесть всё не проходят. Мнится уже: страшное не произойдёт, но происходит, только не понять, а что же именно происходит? Однако же самое отвратительное не в этом - самое отвратительное в мысли, что изменить ты ничегошеньки и не можешь.
   Вот и Эльфред чувствовал то же самое, но не только. Не просто деревня, а весь мир - так показалось бывшему менестрелю, а ныне беглецу в родной стране - напитался страхом и наполнился неопределённостью, ожидая, как бы кто пришёл и спас его, бедняжку-мир, от опасности. А только некому было, некому...Только скрип открываемой двери - двери в жилище старосты - избавил (на время ли, навсегда ли?) Эльфреда от этого не просто гнетущего, но изничтожающего ощущения. И оттого певцу "хоромы" деревенского старосты показались преддверьем царства Тайтоса.
   Собственно, "хоромы" не были хоромами. Обычное жилище обычных жителей южного Королевства, разве что опрятней иных. Очаг посреди общей комнаты, над которым зияла дыра в крыше - дымоход. Плошки, ложки, котелки бравой когортой выстроились вокруг очага. Здесь же был и общий стол, за которым перед самым закатом трапезничали дети, жена и сам хозяин дома. Потемневшая от времени и пролитой похлёбки столешница. После трапезы все ложились спать на соломенных тюфяках, зимой страдая от холода, а летом от духоты. Здесь же работала и жены главы семейства. Она не была стара, ей, должно быть, едва ли исполнилось тридцать лет, но труды и дни состарили её раньше времени. Тому виной, должно быть, являлись и многочисленные дети, рождавшиеся едва ли не каждый год - и лишь немногим реже умиравшие, во младенчестве ли, в юности ли. Да и муж, наверное, не очень чтобы очень берёг благоверную. Морщины и оспины, избороздившие, изъевшие лицо, потерявшие былой блеск волосы, потускневшие глаза и огрубевшие за пряжей руки...
   Вы спросите, откуда же мог Эльфред столько много узнать о внешности жены старосты? Да чего тут знать - вот она, здесь, сидела за прялкой, с покрасневшими (то ли от слёз, то ли от работы при плохом свете) глазами, когда муж привёл "дорогого гостя" в дом.
   - Встречай, Ребекка, встречай...Непростые у нас гости, а беглянские. Да, сударыня-государыня, беглянские. Собери чего-нибудь на стол, нехорошо на пустой желудок о серьёзных вещах разговаривать, - лицо старосты, до того напряжённое, смягчилось. - Да и о несерьёзных - тоже.
   Жена с лёгким укором посмотрела на мужа, подошла к котелкам-склянкам, порылась и выудила на свет божий деревянную щербатую тарелку с парой луковиц и лепёшкой, которую поставила перед Эльфредом.
   - Спасибо тебе, - староста кивнул вернувшейся за работу жене. - Ты кушай, кушай, блаженненький, не ел же, небось, сколько. Кушай, а я думать буду, как бы друзей твоих сюда привести сподручней было.
   Эльфред стеснялся поначалу, но нещадно заурчавший желудок развеял последние стеснения - и огнар с жадностью набросился на скудную трапезу. А староста и его жена меж тем обменивались взглядами.Взглядами, которые были красноречивей самых выспренних речей: жена боялась за мужа, которого тайсары могли наказать за помощь беглецам.
   Да, хозяйка дома не была красива, да и особо мила не была, но как же преобразилось её лицо от света - того света, который излучает любящее сердце. Она, немая от рождения бесприданница, любила Жака Данга, прежде - простого деревенского трудягу, а ныне старосту их селения. Любила той редкой любовью, которую прошедшие годы лишь крепят, не в силах сломать, той любовью, огонь которой под ветром перемен не гаснет, но только разгорается вся ярче и горячей. Стефания любила своего мужа, не храброго, как лев, да и не сильного, как кузнец, не прекрасного, как аристократ, не богатого, как мастер цеха ювелиров, и вовсе не мечтателя - она любила его таким, какой он есть, человека, готового на жертвы ради других людей.
   Эльфред, будто услышав немую беседу, поднял глаза на Жака и Стефанию Дангов, - чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнить лик немой девушки, которую свет любви сделал прекрасней Ассины. Человек, готовый похвастаться чувством прекрасного, он любовался на двух любящих друг друга людей. Стефания, вздохнув и покачав головой, улыбнулась собственным мыслям, прижав пяльцы к самому сердцу, не отрывая укоризненного взгляда от Жака. Староста, до того казавшийся воплощением серьёзности, наконец-то растаял, помолодев лет на десять, а может, и все двадцать, вспомнил, до чего же прекрасной может быть весна, как чудно пахнут ландыши перед грозою, что такое - бежать по цветочному ковру босыми ногами, чтобы потом упасть в скирд и обнять любимую Стефанию...
   Эльфред чувствовал себя чужим при этом разговоре без слов, но не в силах был оторваться, не в силах был закрыть глаза, не в силах лишиться шанса увидеть чудо любви, любви без слов...Так любить уже не умели...
   В какой-то момент Стефания тяжело вздохнула и вернулась к пяльцам. Жак вновь состарился, морщины, было пропавшие, вновь избороздили лицо, серьёзность и сосредоточенность вернулись. Блеск исчез с глаз. Безмолвный разговор между любящими людьми подошёл к концу.
   - Решено. Оставайся здесь, а я выйду, твоих дружочков-сударёчков встречу.
   Староста вроде бы и спокойно сказал это, но глаза-то бегали, боясь споткнуться об укоризненный взгляд жены.
   Эльфред замахал руками:
   - Они же вас не узнают! А вы их не узнаете! Они подумают, что это ловушка...
   - Говоришь, вооруженных голодранцев не узнаю? Ведь ими вся округа кишит, видать, - староста постарался отшутиться, но видно было, что даётся это ему с большим трудом. - Да как это человек, переживший семь набегов тайсаров и две большие войны с ними, не узнает воинов побеждённой армии? Нельзя обижать хозяина дома, в котором ты нашёл приют. Сидите тихо.
   Открыв дверь, Жак, не оборачиваясь, тихо произнёс:
   - Я вернусь. Я обязательно вернусь....
   Ответом ему был тяжкий вздох Стефании. Даже остроглазый Эльфред в полутьме хибары не заметил, как по щеке немой женщины покатилась слеза...
  
  
   С самого основания тайсарское государство делилось на три части: правый жуз, левый жуз и центральный жуз, которыми руководили военачальники, назначаемые царём, а позже - каганом. Это деление заимствовано напрямую взято из "военной доктрины": правое крыло войска, левое крыло войска, центр. По идее создателей каганата, так было бы проще руководить страной и собирать силы для войн и подчинения покорённых народов. Сперва такое разделение было оправдано, но в дальнейшем, особенно после потери царём реальной власти, правители жузов всё больше своевольничали и всё меньше подчинялись центру. Получилось так, что Аркадская империя начала войну против каганата как раз в эпоху наибольшего противоречия интересов кагана, правителей жузов (которых в просторечии называли каганчиками) и лишённого реальной власти царя. Хитро, не правда ли? Аркадцы всегда любили играть на противоречиях, а уж тут сам Аркар велел...
   Ещё интересный факт. Иностранцы часто не понимают, почему правый жуз называется правым, а не, скажем, левым или западным - ведь именно западная часть каганата названа правым жузом. На самом деле, всё просто: тайсары, покоряя степи, шли с севера на юг. Запад как раз оказался "по правую руку", а восток - "по левую". А всего-то стоило иностранцам припомнить историю каганата...
   Сами легионеры, правда, находили совершенно иные слова для лорики, пилы, деревянного кола, портняжного набора, запаса продовольствия дня на три-четыре. Воины тепло отзывались разве что о фляге с неразбавленным вином - но кто мог бы в этом сомневаться?
   "Крылья" - более мелкое, чем турма, конное подразделение в аркадской армии.
   "Корабль" (арк.)
   Эль в понимании жителей Степи - нечто среднее между государством, народом, племенным союзом и обитаемым миром. Хайну, а после них шато, понимали под элем племенной союз и земли, ему принадлежащие.
   Легионерам было запрещено отращивать бороду.
   Примерный перевод :"Львы не должны плестись в хвосте у баранов!".
   Примерный перевод: "Шато! Сегодня богатыри прольют динлинскую кровь! Шато! Шато!".
   Титул вождей шато и их предков.
   Если при вражеском ударе центр прогнётся, то это не будет столь опасно, как если бы побежали фланги - отряду грозило бы окружение. Кроме того, "сильные" фланги малых отрядов цементировали, скрепляли на манер цепочки всё войско.
   Разведчики и дозорные.
   Заметьте: аркадской. Про шатосскую, тайсарскую и динлинскую он ничего такого не думал.
   Кочевники считают, что в порог юрты защищает жилище от злых духов, и если на него наступят - демоны ворвутся в юрту. В Степи было принято таких вот "преступивших" карать смертной казнью.
   Имя можно перевести как "Я в законе". Словом, парень с амбициями. И, судя по всему, не самыми законными.
   А откуда же взялась та самая "туча"? Степняки берут на войну с собою трёх коней: боевого, запасного и грузового - весь скарб на нём везти. Вот и получилось, что воинов в той туче было три тысячи, а коней -девять тысяч. У страха глаза велики, а потому к этому числу надо ещё столько же прибавить.
   Нивами шато называли города и селения.
   Позже это средство связи получит название "сарафанное радио", а также иные наименования.
   Что было бы оскорблением и бессовестным разбазариванием сего замечательного напитка, не правда ли?
   Так в южном Королевстве называли музыкантов, играющих на лютнях. Если это слово кажется вам слишком уж...просторечным, значит, вы просто ни разу не общались с жителями тех мест. И, надо сказать, много, очень много потеряли!
   "А вы говорите: "Система!". Нет никакой Системы, есть актёры: плохие, хорошие - и гениальные. Выбросьте из головы эту Систему..." - это будут говорить позже, через много лет после основания первого огнарского театра. Интересно, знал ли Эльфред, что станет основателем той самой Системы актёрской игры? Хотя...вряд ли деревенский певец в тот момент думал о столь высоких материях. Трудно размышлять "о высоком", стоя на четвереньках.
   Король по этому поводу вспоминал понравившееся ему изречение древних: "Лучшие офицеры получаются из обедневшего дворянства - они живут на жалованье. Вот что привязывает человека к службе более всего!".
   Я сам был свидетелем: какой-то горлопан, не иначе как по недосмотру богов, утверждал: "Не было Тенперона Даркхама! Не было Николаса Датора! И Королевства не было! И Аркадской империи не было! Всё- враки! Всё пришедшие позже династии придумали, подложные хроники написали - и всё! Не было!"...
   Я не стал вызывать его на поединок, не стал использовать магию против него: я просто ударил, без предупреждения. А зачем предупреждать - если меня нет? И, тем более, если меня нет, я и удар нести не мог...И потому кровавого месива вместо лица горлопана - тоже не было! Ни-ни, ничего не было...
   Затронутые Небом либо же тронутые громом - именно так жители Степи звали умалишённых. Считалось, что их разум пропал, когда в них ударила молния либо же когда Тэнгри решил покарать человека за какие-либо злодеяния. А может, Небо просто решало подшутить, но получалось у него это в высшей мере неудачно.
   Это не говоря о такой вещи, как конспирация - она и вовсе Эльфреду была неизвестна. В защиту храброго, но наивного огнара следует заметить, что конспирация не была в ту пору придумана. Хотя первые ростки её уже пробивались.
   Нельзя не заметить, что и терминов "провокатор" и "сексот" в то время также ещё не придумали и потому подобных субъектов никто не боялся.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"