Андреев Николай Юрьевич : другие произведения.

За славой, маг! Глава тринадцатая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Начало главы тринадцатой. Обновление от 3.08.2015


Королевство. Тронгард

  
  
   Верно, только одним была хороша слепота - обостренными чувствами. Разве прежде я гладил каменную скамейку, ощущаю ладонью прохладу песчаника. Пластинами, сделанными из редкого в наших краях камня, было выложено здесь все: от дорожек включительно до неба исключительно. Хотя, быть может, и его?.. Я ведь слепец, мне не дано его увидеть. Но сейчас! Сейчас я радовался такой мелочи, как солнечные лучи, ласкающие мое лицо. Интересно, сейчас бегают тучки? Или, может, оно невозможно-синее, глубокое-глубокое, как корни гор, и загадочное, как послежний экзамен в Академии? Кто знает...
   Кулаки сжались помимо моей воли. Да все, все это знают, кроме меня! Что мне магия, когда мир для меня закрыт, и даже окошка в него не оставлено? Оно забито наглухо тьмой. Навсегда.
   Я вздохнул. В последнее время, кажется, получалось это у меня все лучше и лучше - многозначительность и опыт. О да, мне же целых!.. Кажется, я засмеялся: только лишь в мыслях или взаправду? Не знаю. Ничего не знаю.
   Вздохнул - и сирень пронкла в самые легкие. Ее аромат распространялся повсюду, безразделно царя не только в саду, средь скамеечек и деревьев, но также и во всех окрестных залах и комнатках. Сюда выходили многочисленные балконы второго и третьего этажей, небольшие, в самый раз для двух тесно прижимающихся друг к другу людей, в объятиях любви или в пылу схватки. Запах этот, должно быть, поначалу кружил голову. Мне самому не удалось себя удержать, и в первый свой день здесь я только и делал, что вдыхал, вдыхал, вдыхал...А он все не исчезал! Боги, в этот момент я был счастлив!.. Даже точнее, в первые полдня.
   Потом запах этот мне...не сказать, чтобы надоел, но я к нему привык. А что уж говорить о тех садовниках, что днем и ночью здесь работали? Должно быть, он им надоел до мидратов! Мне тоже ждала эта участь. Почему? О! А где же мне еще находиться? Средь шумного бала? Но я не его не увижу! В библиотеке? Ба! Да тут ее и не было вовсе! Разве что Реджинальд начал собирать, перетащив в бывший Малый охотничий зал (шагов сорок в длину, что ни на есть малый) свое обширное собрание. Интересно, что там сейчас с книгами? Мда. Я разве что могу ознакомиться с ними на ощупь. Вот это дырочка от древоточца, а это такая интересная и удивительная царапина пергамента! Посмотрите, только посмотрите, как мастер глубоко вдавил буквы в кожу неродившейся животины! Чувствуется рука творца!
   Тьфу. Никогда не думал, что одна мысль о книгах может превратить меня в разъяренного элементаля. Фигурально выражаясь, конечно же, только лишь фигурально.
   А еще...Вдохнул разок. Снова. И все-таки сирень успокаивала. В этом аромате не было южной таинственности и томности, как и западной резкости. И в то же время - он был. Большая редкость, если не сказать небывальщина, для северных цветов, что росли на склонах Саратских гор.
   Ходили легенды, что аромат этот ни разу за полтора века не пропал. Первый куст сирени повелел посадить Хайме Могучий, в память о своей матери, Беатрисе. Правившая по малолетству будщего славного завоевателя (хотя кто из огнарских королей им не был?), она держала в железных рукавицах подданных за грудки. Самым что ни на есть прямым образом: урожденная Эр-При на советах появлялась не иначе как в латных рукавицах. И как только советник позволял себе дерзость или глупость, тут же хлопала его плечу. Этак дружески. Силы в руках ей было не занимать, так что лекари да костоправы были у придворных в великом почете. И только лишь аромат сирени мог ее успокоить.
   Вошедший в лета, годившиеся для царствования, Хайме тут же повелел отдать двор, прежде служивший местом поединков, под сад. И повелел, дабы угодить матери, посадить множество кустов сирени. Народная молва сохранила имя королевы-матери - Сирень, или же Северная Сирень. Или же Королева-Сирень.
   Может быть, она сидела здесь, на той же скамье?
   Эта мысль заставила меня вздрогнуть. Полтора века! Полтора века назад это было. И никогда уже не будет. О чем она думала? Чего ждала? А Хайме? Сидел ли он в этом саду, получив известие о том, что Королева-Сирень повел за собой Даркос? Плакал? Хранил ли спокойствие? А может, вздохнул с облегчением, наконец-то почувствовав себя полновластным королем? Вспоминал после?
   Кажется...Да, точно! Он же в этом саду и умер...
   И вдруг, едва мысль эта пришла мне в голову, как рядом застучали каблуки сапог. Странный звук. Цок-цок. Подкованные гвоздями. Хороший металл. Походка - осторожная. Нет, их двое! Ага, а вот и дыхание! Сиплое...И легкое. Женское. Нет, девичье. А впрочем, не знаю. Как слепота покорила меня, времени для учебы в таких тонкостях не было. А вот второй - точно парень. Совсем молодой! Словом, как и я. Судя по движениям, редкие здесь гости. Двигаются неуверенно...
   Ага. Звуки позади них. Двое. Трое. Нет, четверо! Остановились чуть поодаль. Сапоги наши. Шорох, который только шоссы могут издавать. Короткие деревянные постукивания. Бух. Бух. Это древка копий то и дело ударяются, в такт движениям воинов, о песчаниках. Значит, стража. Королевская - иной здесь быть не положено, даже люди Владетелей остаются вне стен королевской твердыни.
   Цоканье прекратилось. Шорох тоже. Остановились, значит. Я услышал громкое и взволнованное дыхание того парня. Глоток. Нервный. Хочет что-то сказать той даме? Не иначе...
   - Порфирородная желает узнать, как Вы посмели занять эту скамью?
   Раньше я опешил бы и не знал, что сказать. Сейчас же поднял голову на голос. Они прямо передо мной. Тот, видимо, ближе, чем та. Нет - Та. Уже одна эта дерзость заслуживает того, чтобы по-особому относиться к...к Ней.
   И еще. Голос чужестранца. Так говорят только аркадцы - ударения неправильные, растянутые слова. Вместо четкой речи - какая-то песенка выходит, так и сочащаяся побывшим на солнце медом и прогорклым маслом.
   Порфирородная. Кто же это...Слово-то знакомое...Никак не могу вспомнить, что же это такое. Герцогиня, что ли? Кто-то из тамошних Владетелей? Или просто из дворян? Как бишь их там зовут, в этой самой Аркадии?
   В тот момент я пожалел, что чаще смотрел в окно или думал о магии, чем слушал лекции магистра Йоргена. Вот кто разбирался в дальних и близких странах, как сам Тайдер не сумел бы! Жаль только, что шепелявил и заикался. И чем интереснее для него была страна, тем сильнее волновался, а чем сильнее волновался...ну, вы поняли.
   Странно. Неужели я так задумался, что не расслышал слов той дамы? Точно! Все последние минуты она не проронила ни слова! А значит... Кто же такая порфирородная, Даркос побери! Встречу с ним во сне - обязательно спрошу, обязательно!
   - Ваша дама именно так и сказала? Может быть, она сумеет повторить это и для меня?
   Кажется, впервые я захотел воспользоваться своим положением увечного. Неужели они отнимут у бедного старика (ладно-ладно, юноши) его скамью, последнюю опору в этой жизни? Сердце человеческое не лед! Пусть даже это аркадцы.
   - Да как... - сила воображения подарила картину надувшего щеки напыщенного дворянчика в иноземных одеждах, переводящего взгляд со стражи на меня, с меня - на даму, и обратно.
   А еще, признаться, мне хотелось выиграть время. Боги видят, последнее, что я собирался сделать, - это покинуть нагретую солнышком скамейку и на ощупь отыскать другую. Где же Монферрат, когда он так нужен? Больше не на кого опереться! Интересно, а почему чужеземецев сопровождается трое...нет, пятеро!.. стражей? Это свита принцессы Аркадской? Она, кажется, скоро прибывает, а им, верно, положено приготовить все к встречи?
   И тут...Тут я услышал ее голос. Вы слышали, как звенит первый весенний ручеек, пробивающийся сквозь снег? Соловьиное пение вдалеке? Игру на мандолине в замершей от чувств гостевой зале? Забудьте. Голос этот был прекраснее всего, что мне доводилось слышать. Он переливался, и в нем смешалось все: и гнев потревоженной сойки, и очарование взирающего на владения дракона, и дурман расцветающей розы, и...А, да чего в нем только не было! Интересно, что же она говорит?..
   - Порфирородная... - он выслушал последние указания, прервав себя на полуслове.
   Неужели я влюбился? О, нет, конечно же, нет. Просто мне нравится ее голос...А точнее, Ее голос. Единственной...Проклятье! Да что же со мной творится? Так ли она прекрасна лицом, как речами?
   - Порфирородная повелевает Вам остаться. Верно ли она поняла, что Вы отмечены Аркаром?
   - Отмечен...Аркаром? - я даже заморгал. Не от удивления, а так, по привычке. Совершенно не понимал, что же это означает. - Что Вы имеете в виду?
   - Вы слепы, так? - еле сдерживая свое небрежение к чужестранцу, неимоверно растягивая слова, вымолвил он.
   - Не от рождения. Последствия сражения.
   Он протараторил. А Она...Она была так удивлена! Ее выдавал голос, да, кажется, Она вовсе не желала
   - Порфирородная, снисходя до ничтожного смертного, облеченного печатью Аркара, желает узнать, любопытства ради. Сражения? Сколько Вам?
   Интересно этот аркадский язык настолько емок, что в два Ее слова уместилось десятка полтора наших? Так. Надо себя показать молодцом. Может, чуть прибавить? Или что? Что сделать? Как бы не показаться Ей юнцом? Да вообще, почему я так переживаю?
   Стало холодно. В самой-самой душе. И жарко одновременно. Как если бы сердце мое сотворили из раскаленного прута, а потом, резко, одним махом, вогнали бы в кусок льда.
   - Много, милостивый государь! Семнадцать!
   Так, достаточно ли гордо вскинута голова? Надеюсь, Ей это понравится. Должно понравиться. Не может не понравиться! Гордо вскинутая голова и слепота - это же так...эхм...В общем, это как-то очень и очень. Вот! Это должно привлекать! В новеллах только об этом и писали. Гордый и загадочный герой - лучший образ для привлечения дамского внимания. А такой голос...Ее голос...Пусть, пусть она скажет еще что-нибудь.
   Но произошло даже лучше - она рассмеялась. Нет, это не был вульгарный хохот, который можно было ожидать от дворянских дочек повсюду, от Саратских гор до степного Юга. Не был этот и смех-вызов, который меня так раздражал в Академии. Вот как речная волна накатывает на гальку - так же звучал Ее смех.
   Что это за огонь, горящий в самом сердце льда? Нежуто я влюбился?
   Да, влюбился. Кажется, в пятый или в шестой раз в жизни. Влюбился - так сильно, как никогда прежде. Что там девчонк54и из Академии...Ну же, пусть она скажет еще что-то!
   И, словно бы услышав мольбу моего сердца, она сказала пару отрвистых фраз. Звените, звените струны моей души, звените!
   Лицо мое помимо воли образтилось в сплошную улыбку.
   - Порфирородная заметила, что наглости хватит на целых тридцать четыре. Я повторяю просьбу.
   Произнес с нажимом, что прозвучало еще забавнее. Вызов, это настоящий вызов! Повод себя показать! Во всей красе!
   - Будет ли освобождено место для порфирородной...
   - Конечно!..
   Я порывался сказать "нет" как можно уверенней, больше вызова в глазах, в голосе, в движениях!
   Но раздался стук шагов. Шли двое - с разных концов сада. Один семенил, подметая песчаник дорожки полою плаща. Второй шествовал мистралем, готовый смести все на своем пути, уверенный в победе. Тенперон! Это его походка! Надо бы встретить учителя...
   - Мое почтение прекрасной и великолепной нашей гостье, очаровательной и сияющей, луноподобной Софии из рода Ватац, - первым начал канцлел, но...
   Ватац? София Ватац?! Сестра аркадского императора? Она же...Она приехала! Боги!
   Порфирородная.
   Ааа-р-ркадские...василевсы, милоштивые...г...г...гошудари, рош...рош...даются...в...в...в...в...в пор...пор...порфировых п...п...палатах, от...от...отшего их и...и...и... называют ...пор...пор...порфирородными.
   Слова Йоргена пронеслись в моем сознании. Вспомнилось окно и горы. Они были так прекрасны, а рассказ так однообразен.
   Принцесса Ватац!
   Вжик! Я подпрыгнул на месте. Кончики пальцев дрожали так сильно, что я спрятал их за спину. Так. Так. Не бояться. Не переживать. Чтобы унять обезумевшие пальцы, я сложил их в кулак за спиной и сжал, что было сил. Не сработало: дрожь передалась коленкам. Сразу же стало холодно, как в мире Даркоса. Холодно, очень холодно. Мгновенье - и сердце обратится в ледышку. Дыхание перехватило, слов я найти не мог. Как, как ее голос мог показаться мне прекрасным? Это же принцесса! Говорят, будущая жена Фердинанда! Королева! Проклятье! Проклятье! Проклятье! Сто тысяч проклятий и Даркос впридачу!
   И вот Она ответила. Звук ее голоса заставил мою дрожь прекратиться, а самую душу похолодеть. Я не смел двинуться с места. Может быть, она применила на мне оковы льда? Вряд ли, я бы почувствовал.
   - И я приветствую высокого синклитика, верного слугу благословленного Фердинанда Огнарида! - а этот аркадец мог быть вежлив и сладкоречив, когда хотел.
   - Мо почтение порфирородной, - голос Тенперона прорвался сквозь пелену сирени и раздробил ледяные печати. Наконец-то я сумел вздохнуть свободно. - Позвольте попривествовать вас на земле нашего Королевства.
   И тут мне снова пришлось поразиться, - на этот раз аркадской речи, которая лилась из уст Тенперона свободно и вольно, как родная.
   Она. Она засмеялась. Да, да! Пусть она смеется, пусть говорит! Нет, нельзя, ты что?! Это же будущая жена Фердинанда. Проклятье! Да что же мне делать? Надо скорее уносить отсюда ноги, покуда цел, но...
   Я приложил усилий больше, чем когда возвращался в мир живых - все тщетно. Ни единый мускул не дрогнул. Тут нечто почище оков льда! Разгадать бы суть этой волшбы, и можно будет освободиться из ее пут. Но - время! Катастрофически не хватало времени.
   - Мне тоже польстила возможность проверить, не все ли я забыл из древней и благородной речи, - голос Тенперона был полон многнозначительных улыбок. К чему он давал уроки магии? Лучше бы тренировал в своих учениках способность жить в мире и общаться с прекраснейшим, что есть на свете. - Но позвольте мне говорить на том языке, который понятен большинству здесь присутствующих.
   Аркадский выскочка спешил, как мог, чтобы перевести для Софии Ватац (принцессы!) речь Тенперона.
   - Вы, кажется, успели познакомиться с моим лучшим учеником, Николасом Датором из Беневаля? Николас, ты умеешь оказываться в нужном месте, - он произнес это с таким нажимом, что я понял: победа или смерть. Только в этих двух случаях учитель закроет глаза на мою оплошность. - Этот юный маг оказал множество услуг нашему любимому королю Фердинанду, сражаясь с узурпаторами с первых же дней словом и пламенем. Вы согласны, что слово и пламень куда доходчивее, чем просто слово?
   Отчего-то принцесса перестала смеяться. В звоне ручьев послышалось потрескивание льда и шелест интереса. Спасибо, учитель, спасибо! Хотя...А, пусть лучше это все забудется!
   Если бы мне доставало сил, я бы сотворил разгущенье земли и провалился в подпол. Но куда там!
   - Сударь мой Архимаг, вынужден прервать столь приятную беседу. Присутствие Ее Высочества требуется в другом месте. Собственно, я пришел сюда за тем, чтобы отвести ее в покои, - добродушно, но настойчиво произнес канцлер. Если до этого он мне казался неприятным, то сейчас я его возненавидел. - Ваше Высочество.
   Она сказала что-то, я почувствовал колебание воздуха (кивнула? сделала реверанс? но юбки не шелестели!) и звук удаляющихся шагов. Не будь этой слепоты...
   - Николас, кажется, тебе не хватает уроков учтивости. Да, в Академии редко такому учат, к сожалению, - Тенперон готовился вот-вот расхохотаться, еле себя сдерживая.
   - Учитель, как Вы здесь оказались? - тему требовалось сменить как можно скорее.
   - Королевский портной славится на всю столицу, и Фердинанд любезно предложил обратиться к услугам мэтра. Слава, признаться, имеет под собою основание. После снятия мерок я решил пройтись...И вот! Кого я вижу? Мой ученик впутывается в неприятности. Ты, конечно же, оценил ее красоту...
   Тенперон осекся. Почему?
   - Прости, Николас, я забыл.
   Я тоже. Почти.
   - Ее голос был прекрасен. А запах...Розы, сирень, и...- я задумался. - Соль, что-то странное, соленое...
   - Это морская вода. Пахло морем, должно быть, - произнес Тенперон. - Ты, я вижу, прекрасно запомнил.
   - Я готов был бы проклянуть себя, не усмей этого сделать. Она очаровательна.
   - О, так ты... - Тенперон не рассмеялся, нет, совсем нет. - Пойдем отсюда.
   В его голосе звучала печаль.
   - Не стоит подолгу смотреть на солнце - обожжешь глаза. Не надо подолгу любоваться птицами - их крылья унесут твою душу. А уж птицы, летающие у самого солнца...Пойдем, Николас, пойдем. Я могу...
   - Идите впереди, учитель, я пойду следом. Помощи не требуется, благодарю Вас.
   Почему душа моя упала куда-то глубоко? Почему на сердце распростерла крылья птица печали? Почему...
   - Расскажи-ка мне о твоем новом товарище, Конраде...Как его там? Монферрат, кажется?
   Тенперон спросил это как бы между делом, но мне было понятно: он хочет отвлечьи мои мысли.
   Но как думать о чем-то другом, если - сирень? Она была так сладка, эта сирень, что цвела здесь круглый год, несмотря ни на что, бывал ли здесь Реджинальд, горела ли столица, правил ли Фердинанд. Море, розы и сирень. Розы и сирень...
   - Конрад? Да-да, Монферрат, - мне с трудом удавалось поддерживать разговор.
   Мы шли по песчанику. А где-то там, в коридорах дворца, скрылась Она. Какой же она была? Были волосы ее светлы, как крылья чайки (я столько видел их на миниатюрах!), или же черны как вороново крыло? А глаза? Какие у Нее глаза?..
   - Замечательно. Как вы с ним познакомились? Имя его рода звучит очень знакомо. Он с севера?..
  

***

  
   В честь приезда Софии Ватац давали бал. Это когда сперва произносятся выспренные речи, поднимаются кубки...эхм...не важно, за что, а потом все веселятся. Ну, может быть, иногда убивают на поединках. Надеюсь, я ничего не упустил при описании славной огнарской традиции празднеств и торжеств.
   Из одного этого перечисления должно было сложиться впечатление, что мне такие торжества претят. Правильное, надо сказать, впечатление. Я и раньше не жваловал шумное и веселое многолюдье, а сейчас, кажется, так и вовсе возненавидел. Шум и запахи настигали со всех сторон, точно охотники загоняли секача.
   Играли рожки, хохотали до упаду мимы: звунки пинков под зад легко угадывались даже за людским многолосьем. Вот кто-то затянул песню о Саратских горах, о юге, Снежной Пустоши. Вслед за знакомыми с детства словами пошли прежде мною не слышанные. Что это? Пели о братской крови на их предгорьях! О магии, о возрождении династии...И даже - о маге Тенпероне!
   На этих словах кто-то вдалеке, с той части зала, где располагались столы Владетелей, зашушушкались. Те, кто сперва поддержал Реджинальда? Или же люди, не желавшие вспоминать о помощи Тенперона и нашего отряда?
   А впрочем, Даркос с ними! Мы победили - это самое главное. Но что будет, когда кагана подойдет к стенам города? Выдержим..?
   Жаль, что ни в одной, пусть даже самой короткой, строке не упоминалось моего имени. Вот она, доля товарища главного героя баллад...Мы уходим, забытые и неоплаканные...
   - Вы, кажется, Николас Датор? Нынешний хозяин замка Беневаль? - вдруг обратился ко мне кто-то.
   Не кто-то, а девушка. И не обратился, а обратилась. Да, так будет вернее. Я заволновался. Из-за шума не услышал приближающихся шагов. Так, где она? С какой стороны?
   - Я Вас напугала? Или Вам холодно, Вы так...
   Ага. Вот здесь она должна стоять. Опустить глаза. Опустить.
   - Но, кажется, Вы слепы? - к чему, к чему это проклятое сочувствие?
   Голос, признаться, был приятным, может даже и больше. Но куда ему до Ее очарования! Не сравнится, никогда не сравнится с Нею никто...
   - Последствия одного приключения. Сражение с айсарами. Я не расчитал силы, и...вот, - только и оставалось, что пожать плечами. Надо было показать, что для меня это нечто обычное.
   На слух, ей было столько же, сколько мне, может быть, чуть меньше. Приятные, мягкие нотки, но некоторая неуверенность в голосе. Может быть, наигранная? Сомневающиеся в себе дамы не будут первыми заговаривать с кавалерами на балу или пиру.
   - Так, значит, это Вы. Кажется, когда-то Вы были учеником самого Архимага?
   В ее голосе звучал благоговейный трепет. Ага, вот что, значит. Если в моей душе и теплилась надежда на интересную беседу, то она сразу же погасла. Сейчас эта дама примется меня расспрашивать о Тенпероне. Конечно, ведь песня подогрела интерес к персоне Архимага. А я что? Я всего лишь жалкий слепец.
   На душе стало невероятно тоскливо и горько. Ладно, сейчас мною будет прочитана лекция о великих подвигах одного из славнейших сынов Королевства...
   - Да, Вы правы. Это было не так давно. Мы познакомились...
   А, впрочем, когда это было?
   Точно! В первый же учебный день!
   Нас привезли тогда на выложенную брусчаткой площадку у ворот Академии. Лил дождь. Мы сбились в кучку, скучающие по дому и гадающие, что будет в будущем. Кто-то, кажется, звал маму. Мне было проще: звать было некого. Разве что тетю и дядю. Но разве дети говорят "Дяда!" вместо "Мама!"? Нет, не говорят. А потому я молчал. Дождь был самый скверный, тот, что мелкими брызгами бьет по лицу, заставляя морщиться и мечтать о крыше над головой.
   Он стоял далее прочих. Молчаливый и холодный, сами капли должны были замерзать на подлете. Хороший, кстати, способ избавиться от противного дождя.
   И тут над нами засияла радуга. Нет, дождь не прекратился: нас накрыли полотенцем. Волшебная энергия впитывала влагу, и там, где пролегали силовые линии этого заклинания, вода обращалось цветастыми полосами. Мы - все как один - захлопали в ладоши. А он все продолжал высматривать. Только потом я понял - выбирает учеников. В Академии он слыл самым придирчивым, и редко кому выпадала честь стать его "человеком". Так на дворянский манер звали всех, кого маги выбирали в качестве ближайших учеников и собирали для специальных занятий. Такой "человек" после общих занятий присоединялся к группке товарищей и шел постигать ту или иную стихию или же какое магическое ремесло подробнее.
   В отличие от других, Тенперон учил своих "людей" - гентов на южный манер - держаться на людях. Боевой магии. Фехтованию. Многие боролись за право стать его гентом, его "человеком". Ну, или, если то была будущая магесса, - гентшой. А по вечерам в спальнях ученики шепотом передавали рассказы о том, как Черный маг (прозвище, давным-давно привязавшееся к Тенперону за его пристрасие к дорогому черному камзолу) бродит пустыми коридорами и площадками, о чем-то размышляя и заколдовывая припозднившихся учеников...
   - Там, наверное, было потрясающе, - вздох дамы пробудил меня от воспоминаний.
   Я и сам не заметил, как пустился в рассказ о прошлом. Да, там был так...спокойно. Никаких приключений. Жизнь текла своим чередом. Я еще был зрячим...
   - Да, Вы полностью правы...
   Замялся. Она называла свое имя ...или? Проклятье! Этак я не буду знать, как к ней обращаться, и может выйти неприятность.
   - Ой, прошу меня простить!
   Интересно, она сейчас покраснела? И какова она лицом? А впрочем...Это все равно не Она...
   - Маргарита Сорэль, дочь барона Энрике Сорэля, властителя Замка Печати, - шуршанье юбок и колебанье воздуха. Реверанс.
   - Замок Печати? Тот, что лежит на границе с Аркадией? Тот самый? - свое удивление я скрывать и не собирался.
   - Да-да, тот самый. Вы о нем знаете?
   - О да! О нем все знают! Точнее, должны! Его славная история есть история нашей борьбы с Аркадией. Вам повезло, очень повезло, - поклон и улыбка.
   - И ничего там интересного не происходит. Вот что было на севере - другое дело! Как жаль, что мне не удалось хоть один глазком повидать это все. Расскажите о своем замке, сударь Николас. Беневаль! Легендарный Беневаль! Говорят, что там повсюду призраки? Ревенанты? Плакальщицы? Кровососы?
   - Все они и многие другие, - постарался как можно шире улыбнуться. - Конечно же, нет. Там почти никто не живет. Нам приходится обживать его заново. По ночам, действительно, воет ветер в пустых залах и коридорах.
   - Вам, должно быть, там одиноко? - для поддержания разговора спросила Маргарита.
   Я задумался. Ровно настолько, чтобы не показаться невежливым.
   - Думаю, нет...Не очень. Там я мог думать. Гулять по вересковым пустошам. Любоваться горами. Вспоминать сражения Войны за престол...Читать. Представляете, впервые за года или два мне выдалась такая возможность... Но сейчас у меня вряд ли это получится.
   - Почему? Вы поедете домой, как только... - она замялась. Вспомнила? Поняла?
   - Даже если приеду домой не получится, сударыня. Вы сами заметили: я слеп. Слепцу не суждено раскрыть книгу и отправиться в долгое путешествие по неизведанным страницам. К сожалению, эти дороги мне более недоступны.
   Я замолчал. Говорить не хотелось. Совершенно не хотелось.
   - Что ж, может быть, найдутся иные дороги? Простите, но...Мне кажется, Вы придаете этому слишком большое значение. Матушка зовет. Надеюсь, мы еще увидимся, - снова шуршанье юбок. Прощальный поклон.
   - Непременно, - поклон. - Я был бы счастлив.
   Это наша первая и последняя встреча двух провинциалов, как и бывает на увеселеньях в столице. Но повстречаюсь ли я когда-нибудь с Нею? Может быть, снова придти в сад Королевы-Сирени? Я даже готов уступить ту скамейку, хоть на ней так тепло! Греет солнышко...А Ее голос! Ее голос!.. Суждено ли мне когда-либо его услышать?..
   За этими размышлениями я не сразу заметил, что в зале наступила тишина. Даже нет, не так: осталась только тишина. Да, может быть, украдкой сопящие мимы. Что такое?
   - Судари мои. Я долго ждал этого мгновения. Много лет, как Вы знаете, Немайди бросала меня из крайности в крайность. Не было, кажется, человека ветренее, чем сын Альфонсо Огнарида! Да-да, признаться в том мне совсем не стыдно! Что было - то было.
   Зал хохотнул, настолько, насколько позволяла вежливость. Остальных могла бы ждать печальная учесть отправиться прочь от двора, куда-нибудь в пасть тайсарам. Мне захотелось последовать в том же направлении, только бы...Хотя...Там не будет Ее...
   - Но люди предполагают, а Огнар располагает! Волею богов мне дарована возможность наконец-то остепениться. И если не в годину лишений, которые испытывает моя земля, так когда же? В трудное время должно мужу ощущать крепость, не ту, что складывается из камней, но ту, что выковывается любовью. Позвольте представить Королевству и богам мою избранницу, славную дочь великого владыки, покойного брата нашего, необоримого Дуки Ватаца, Софию Ватац! Трижды ей слава!
   - Трижды слава! Трижды слава! Трижды слава!
   - И сим кольцом...
   - Опрокинем бокалы за обрученных! Опрокинем бокалы! Бокалы!
   Во всеобщем ликованье и грохоте я стоял недвижим. Сердце перестало биться: оно замерло. Жизнь разделилась на "до" и "после". Она никогда не будет моей. Никогда. Розы и сирень. Розы, море и сирень...Я возненавидел и полюбил их как никогда прежде. Розы. Море. И сирень.
  

Аркадская империя. Аркадия

   Едва дверь штаба закрылась за ними, как все дали волю чувствам.
   - Аркар милостивый! Мы это сделали! Из-под самого носа "ручников"! Буквально с костра сняли! Мы это сделали! - обычно невозмутимый Хрисаоф пустился в пляс.
   Говорила варварская кровь: он подпрыгивал на месте, закручиваясь на манер волчка то влево, то вправо. Стены сотрялаись от его постоянных возгласов: "Отбили! Отбили! Отбили!".
   Другие, опытные бойцы, умудреные годами дознаватели и "следики" радовались не меньше Хрисаофа. Первый час, казалось, только и слышалось: "Заткнули лапу за пояс! Заткнули лапу за пояс! Отбили". И только лишь Филофей хранил молчание, достойное ученика великого философа. Он глядел в пустоту. Здесь и сейчас, оберегаемый крепкими стенами и клинками "ночных стражей", он постигал глубину произошедшего. А что, если бы не успели придти на помощь? А если бы он задохнулся там, в камере глубоко под землей? А если бы горло ему перегрызли алчущие теплого мясца крысы? А если бы...Если бы...но Аркар хранил его. Филофей пообещал себе пожертвовать одному храму месячное...Нет, полугодовое жалованье! А сам он как-нибудь перебьется с хлеба на воду, главное - подальше от камер "ручников". Но...учитель...
   Он забился в угол и закрыл глаза ладонями. Сквозь потемневшие от многодневной грязи пальцы показались капельки влаги. Филофе плакал молча, как подобает ученику Италла. Не теряя гордости. Да, именно так и подобает...
   Учителя не спасли. Он остался там. Они его...Так же...Крик...А хворост, хворост подносить будут сердобольные аркадцы...И только пепел. И небытие. Чем она заслужил? Чем?! Разве он колдунец? Еретик? Он просто гнался за великим знанием, что в этом плохого? Разве это противно Аркару?
   А теперь и его сожгут, как только исчезнет надобность в его услугах. Скоро ли то будет?..
   Филофей вскинулся. Надо его спасти! Обязательно! Но как? А еще...
   Ириник огляделся по сторонам. Всеобщее ликование...А одного человека не было. Где же он?
   Хрисаоф поймал взгляд Ириника. Тоже осмотрелся. Наблюдать за этим со стороны - смешно до слез! Высоченный айсар (ну ладно, ладно - аркадец, во втором поколении), прищурившись, медленно-медленно, медленее, чем это только возможно, поворачивал голову. Так делают на охоте или в дозоре, ожидая, откуда же придет напасть. И как только харисаофов взгляд падал на человека, как тот сразу же замирал, удивленно озираясь по сторонам. Вскоре зал совершенно затих. Люди глядели друга на друга, словно бы думая, что искомый просто в гриме, скрывается под личиной товарища. Но - нет. Его нигде не было.
   - Его надо найти. Обязательно, - только и смог выдавить из себя Филофей.
   Человек, предавший и спасший, - он стоил того, чтобы сейчас быть здесь. А вдруг?..
   - Я иду, - бросил Ириник и уже повернулся к дверям.
   Хрисаоф вовремя схватил его за руку. Ученик великого философа задрожал. В нем еще сильны были воспоминания о каменном мешке, пусть и обитом изнутри шелком. Он смотрел на Хрисаофа, - и то был взгляд не второго человека в "ночной страже" великого императора, но затравленного простолюдина. Тюремщик пришел. За ним пришел тюремщик. Его снова заберут в тюрьму. Нет! Не надо!
   - Не надо, - вырвалось из уст Филофея. - Не надо, пожалуйста.
   Айсар (ладно-ладно, аркадец во втором поколении) помимо воли разжал пальцы и отдернул руку. Он со страхом взглянул на свои пальцы: неужели же настолько страшен?..
   Филофей мотнул головой, и наваждение пропало. Перед ним снова был Хрисаоф, жестокий к врагам и добродушный ко всем прочим.
   - К чему? Лучше я возьму десятку, и мы...- начал было ай...аркадец во втором поколении, но Филофей прервал его резким взмахом.
   - Мне все равно нужно на воздух. Знаешь, сколько я не видел солнца и облаков?
   Произнес он последние слова с такой нежностью, что Хрисаофу только и оставалось, что кивнуть.
   - Я пойду с тобой.
   - И я! - раздалось сзади.
   - И я! - раздалось отовсюду.
   - Не отдавать же тебя им снова! - заключил Хрисаоф.
   На том и порешили. Долго собираться не пришлось: еще никто не "отошел" от похода за Флавианом. Десятка не просто подобралась: пришлось оставить почти всех желающих стеречь казармы. Решили, что так будет лучше. Кто знает, что выкинут "ручники"? Ошарашенные, они уже должны были придти в себя и начать бороться за уплывшую из их лап жертву. Длань веры не зря таковою звалась - ее хватки до того никто не избегал. А где первый, там и второй...Так просто Иринику не отдалеться, это понимал и сам Филофей. Так что охрана теперь ему не помешала бы.
   На счастье, фургон стражи дожидался во дворе: его даже распрячь не успели. Ириник рванулся была на козлы, но окрик Хрисаофа охладил пыл чудесно спасшегося.
   - Лучше тебе не мелькать на виду, Филофей! - покачал головой "ночник".
   Недолго думая, Ириник утвердительно кивнул и забрался внутрь.
   Обшитый изнутри плотной и мягкой тканью, фургон делился на две неравных части металлической решеткой, также покрытой мешковиной. В этой мягкой клетке перевозили задержанных: такая "мягкость" требовалась, чтобы те не разбили себе голову или еще чего с собой не сотворили. Кроме того, обивка препятствовала распространению звуков. Можно было спокойно допрашивать человека, не боясь лишних ушей. Даже крики звучали отсюда приглушенно, что оказывалось очень полезно: по доброй воле мало кто хочет говорить. В остальной же части по обоим бокам протянулись лавки, как раз для десятка человек.
   Филофей остался стоять в проходе.
   - Насиделся, - с иронией произнес Марцелл.
   Для таких случаев в крышу были вделаны кольца, за которые можно было держаться, сохраняя устойчивость на поворотах. Эта идея принадлежала самомцу Филофею: впервые сам творец опробовал изобретение в деле.
   Фургон тронулся, едва за последним из "ночников" закрылась дверца. Они загромыхали по мостовой так стремительно, что Иринику пришлось изо всех сил вцепиться в кольца.
   Дорогою молчали, изредка обмениваясь репликами навроде "Лихач!", "Да он дрова береженей возит!". Кучер и впрямь раньше возил дрова - поверх контрабанды. "Ночная стража" накрыла его в одну теплую звездную ночь на берегу залива.
   Дело обстояло следующим образом. Любой корабль, входивший в порт Аркадии с грузом, платил пошлину. Достаточно высокую, надо заметить. По этой причине купцы, желавшие сэкономить, останавливались недавлеке от Северного или Южного Рогов (оконченостей бухты) и перегружали товар на лодки. Таких многажды хватали и конфисковывали все переправляемое добро, но число храбрецов только возрастало. И все-таки однажды схема дала сбой.
   Бывший ритор (хотя по-настоящему бывших риторов, видимо, не бывает), начитанный в имперских законах (кажется, единственный, прочитавший их все) нашел способ безнаказанно возить контрабанду. А точнее, не возить ее. В одном из императорских указов был дан подробнейший перечень плавательных средств, на которых может быть перевезена контрабанда. Здесь было все, от боевой катерги до плотов и даже отдельных досок. Не было лишь повозки. И вот в полную луну, когда прилив был особенно силен, корабль подошел к самому берегу. Тут его ждала повозка, на которую пебросили мостки. По ним быстро, так быстро, как умеют только люди, с законом не ладяющие, спустили все ценные товары. Свой человек на корабле предупредил "ночников" об этом, и десятка была тут как тут. Но кое-что пошло не так. Щербато ухмыляющийся возчик, едва заприметив "ночников", всплеснул руками. Он радостност воскликнул: "Радуйтесь!" - и доброжелательно откинул мешковину, скрывавшую товары. Человек этот подробнейшим образом перечислил все, что там было.
   - Вот это моряки...
   - Контрабандисты, - машинально поправил Хрисаоф, тогда еще ходивший в простых десятниках.
   - Моряки, игемон, моряки, - еще шире улыбнулся возчик.
   Хрисаофу это сразу не понравилось. Предчувствие, воспитанное столетиями охоты в его народе, дало о себе знать.
   И точно. На суде выяснилось, что перечень средств, посредством которых может быть осуществлена морская контрабанда, императорской конституцией был введен закрытый. Иными словами, то, что не было указано в ее тексте, средством перевозки контрабанды не считалось. Кнтрабанду с катерги нельзя было доставлять на повозке, а значит, если повозка что-то доставила, то это была не контрабанда. Вся "ночная стража" скрипела зубами. Конечно, в синклит уже было направлено соответствующее прошение, но когда еще его рассмотрят? Сколько таких же умников появится на берегу Рога?
   Вот тогда-то и появился Филофей. Это был его первый день в "ночной страже", и он придумал выход.
   На последнем заседании суда, когда возчик (а это и был тот самый "бывший" ритор) улыбался как никогда широко, Марцелл попросил датьт ему слово.
   - Мой игемон, вселенский судия, разве можно говорить о том, что товар, поппадающий на землю, не становится земным товаром? Разве он все так же путешествует по морю?
   - Конечно, нет, раз оказавшись на тверди, что-то перестает перемещаться по хляби, - глядя на Филофея как на умалишенного (или философа - одно и то же в его глазах) ответствовал судья.
   - Так, значит, товар, попавший на повозку, становится перемещаемым посуху? А значит, если за него не уплачена пошлина как прибывший в нашу славную Аркадию, то такой товар можно считать контрабандой, так ведь?
   Вселенский судья, не медля ни мгновения, кивнул. "Бывший" ритор все понял. Если нельзя считать это морской контрабандой, товар назовут контрабандой наземной...
   Улыбка лохмотьями сошла с его лица, и человек этот сел, закрывшись руками. Из-под ладоней раздавалось рыдание. Гениальная задумка обращалась двумя десятками батогов и конфискацией всего добра. А у него была семья! Сын! Сына требовалось отдать в риторскую школу...
   Ириник долго, очень долго совещался с тогдашним главой "ночной стражи". Наконец, было принято решение взять ритора "на поруки". Такой умник был им очень нужен. Да и возчик оказался из него замечательный, не хуже, чем выдумщик!
   - Юлиан лихачит, - одобрительно кивнул Хрисаоф после очередного поворота. - Этак с душой расстанешься на колдобине.
   - А пусть и так, лишь бы успеть, - ухмыльнулся Филофей.
   К подобным шуткам в "Ночной страже" давно привыкли, но прежде от Ириника такого не слышали. Пребывание - пусть и столь краткое - в темнице многое поменяло в его мировоззрении.
   - Богохульничаешь, - расхохотался Хрисаоф. - Скоро это будет требованием для вступления в "Ночную стражу"!
   Остальные почли за лучшее промолчать. Многие из них полагали иначе, но зачем гневить начальство? Крутой нрав айсара (и демоны с тем, что он аркадец во втором поколении) был известен, а потому перечить не стоило. Потом, едва смена закончится, можно высказать свое мнение. И вообще, не положено при игемоне своевольничать!
   Но тут Юлиан превзошел самого себя. Лошади взяли с места в карьер (насколько это только было возможно) - и Флавиана бросило прямо на решетку, не спасло даже кольцо. Кажется, впервые он порадовался такой уютной камере. Будь иначе, ему расшибло бы голову.
   - Видишь, как старается! - доброжелательно заметил Катакалон, один из старших в десятке.
   - Самую жизнь из упряжки вынимает! - одобрительно загудели в ответ.
   - Хоть бы не загнал... - начало было Филофей, но фургон снова тряхнуло, и бедняга оказался на полу.
   Остановились. Марцеллу сперва показалось, что это смерть за ним пришла. Но, к счастью, они просто прибыли на место.
   Стоило только распахнуть двери, как в лицо пахнул ветер, несший запах гниющих водорослей и тухлой рыбы. Дорога принесла их в Затопь.
   Квартал этот располагался по соседству с тем местом, где они ловили колдуна. Вместе с "ароматом" на Марцелла нахлынули воспоминания. Кажется, это произошло совсем недавно - в прошлой жизни. Но были и отличия. Если те места были скорее частью порта, то здесь сохранилась атмосфера рыбацкой деревни. В общем-то, улиц как таковых не было - скорее, узкие тропки, достаточные, чтобы толкать по ним тележку с уловом. Грязь, вперемешку с рыбьей чешуей, кусочками водорослей - вот что здесь служило брусчаткой. Люди, в общем-то, не жаловались: разве жалуются на то, что горы существуют, а честные мытари - нет?
   Дома стояли здесь впритирку, отгораживая линию прибоя от остальной части города. Местность Аркар создал здесь донельзя холмистую, отчего дома в два этажа могли оказать настоящими громадинами. Год назад разъяренный бык забежал на первый этаж одного дома, пробежал насквозь нехитрую клетушку - и выпал с высоты десяти этажей. Топография, будь она неладна. Бык, однако, против всякого ожидания, был очень мягок. Похоже, он не успел испугаться, так что мышцы его не напряглись перед смертью. Весь район собрался на пиршество. Хозяин, верно, долго разыскивал животину, но предположить даже не мог, что она забралась так далеко от боен.
   Вот где-то здесь и жил Евсефий.
   Внезапно Филофей застыл мраморным истуканом.
   - Эхм...А...А кто знает, где он точно живет? - наконец выдавил из себя Ириник.
   Хрисаоф застыл - но не камнем, а ледяным божком.
   - А я...Даже не знаю.
   Кажется, это был первый раз, когда Филофей видел Хрисаофа озадаченным.
   - Так это...Во-о-он там! - нашелся Катакалон. - Я у него был разок или два. Да и провожать с дежурства приходилось.
   Филофей выдохнул.
   На улице было тихо, как редко когда. Местные попрятались по домам. Ириник чувствовал на себе испуганные взгляды: редко сюда наведывались "ночники". Интересно, как здесь относились к Евсефию? Может, он скрывал свое занятие от соседей?
   Нет, вряд ли. А может, он слыл здесь "своим", а значит, и воспринимался по-другому. Ну это вроде как злая собака. Если она твоя - ты воспринимаешь ее добрым другом и товарищем. Чужая, наоборот, только и может, что нагнать на тебя страху.
   Катакалон уверенно зашагал по той кашице, по ошибке Аркара именуемую здесь дорогой. Отряд последовал за ним. Чем дальше они отходили от фургона, тем само солнце становилось более мрачным. Филофей не привык к такой бедности. Нет, конечно, он появлялся по долгу службы в бедняцких кварталах, но...Но как мог "ночник" существовать в таком месте? Как?
   - Ему что, не хватало жалованья? - как бы между делом пробубнил Филофей.
   - Жалованья? - Хрисаоф недобро усмехнулся. - Кажется, Ириник, тебе многое неизвестно в нашей службе. Спроси потом у ребят, сколько они получают из кабинета царских щедрот.
   Люди многозначительно загудели: Филофей не просто наступил на больную мозоль - он на ней попрыгал, смачно при этом плюнув в рожу. Чудом спасенный пообещал себе узнать, как живут его товарищи по "ночному делу".
   Наконец, они подошли к домику на два этажа. Точнее, на полтора: второй этаж являлся всего лишь пристройкой, расположенному на круче. Он смыкался с соседними зданиями и был едва ли отличим от них. Разве что в окнах виднелись чистые одежды, сушащиеся на веревочке. Во дворе их было не развесить - его просто не было.
   - В охранение, - коротко скомандовал Филофей, обогнавший в этом Хрисаофа.
   Десятка в считанные мгновения расползлась. По трое встали слева и справа от дома, чуть подальше. Еще двое прижались к стене дома. Остальные пружинистой походкой начали обходить "улицу", чтобы зайти с "черного хода", если таковой будет. В ином случае они заблокируют окна.
   - Подождем, - закивал Хрисаоф.
   - Если он внутри, то уже должен был нас заприметить, - покачал головой Катакалон. По знаку Филофея он был в той двойке, что контролировала выходящие на эту сторону окна. - Что он, не знает, как это делается.
   В дороге Филофей успел кое-что рассказать десятке, чтобы те знали, с чем им придется иметь дело.
   - Жаль оно, конечно...Евсефий мужик был правильный, с пониманием. А деньги...Кому ж они не нужны? - грустно выдохнул Катакалон.
   Серые глаза он поднял к небу.
   - Он простит. Сирых и убогих он завсегда прощает, - и осенил себя знаком Аркара. - Прощает. И Евсефия простит.
   - Аркар простит, - только и смог сказать Филофей.
   Хрисаоф только лишь покачал головой. С одной стороны, конечно, он не изменник Аркадии, на Церковь работал. С другой...А что с другой, оно и так понятно. А с третьей же - именно Евсефий принес весточку, что Ириника схватили "ручники".
   Пропищала чайка. Еще раз. И еще. Условый знак. Если бы дело происходило далеко от берега, то запела бы кукушка. Оттого "ночников" в народе кликали еще и "кукушками". То было самым мягким выражением любви к этому ведомству.
   - Значит...- начал было Хрисаоф, но Катакалон перебил командира.
   - Я пойду. Меня Зоя знает, и вообще.
   Потомок айсаров кивнул. На нарушение субординации он даже не обратил внимания. Дело было особым, к чему еще дурацкие формальности?
   - Я за тобой, - так же спокойно кивнул Филофей.
   - На том и порешили, - заключил Хрисаоф.
   Расправил плечи. "Ночники" собрались. Вот-вот начнется.
   Катакалон, покачав головой, подошел к двери и постучал несколько раз. Кусочек выцветшей краски отвалился и упал в грязь. Почти сразу же в доме послышался шум. Ага! Детские прыжки. А это уже - топот ног. Не мужских. Шли легко, значит, женщина. Хрисаоф подал знак бойцам: "Сейчас".
   Шаги приблизились, и тут же распахнулась дверь.
   На пороге застыла девушка. Нет, женщина. Ей было под сорок лет, а может, и меньше: труды и дни не пощадили ее лица. Обветренные щеки, мешки под глазами, морщины, въевшаяся глубоко в кожу морская соль. Глаза ее были затянуты красной бахромой, которую оставляют только долги рыдания. Одета она была просто, в латанную-перелатанную, но чистенькую верхнюю тунику.
   Сперва она радостно улыбалась, но поняв, кто стоит на пороге, слегка вытянутое ее лицо наполнилось печалью ложных надежд.
   - Радуйся, Катакалон, - вздохнула она. Радости в ее голосе не смог бы расслышать сам Аркар. - А я думала, это мой...
   - Радуйся, Зоя. Да вот, мы его сами ищем. Игемон Филофей хочет его поблагодарить. Спас, значится, его Евсефий, из самых лап "ручников" вытащил.
   Предысторию Катакалон, выглядевший черным вороном перед осунувшейся лебедицей, раскрывать не стал. Оно и к лучшему.
   - Папа! Папа! Это Папа?! - ураганом прорвался к дверям мальчик лет десяти.
   Волосы его, такие же серые и непослушные, как у Евсефия, топорщились во все стороны. От морской соли, здесь включавшей лишь чуть-чуть воздуха (обычно бывает наоборот, но то обычно), они походили на темные соломинки, кое-как соединенные друг с другом.
   Прическу Зои полностью скрывал платок, а потому нельзя было понять, так же сильно влиял на нее здешний воздух.
   Тут она сложилась два и два, и лицо ее исказила гримаса боли. В глазах надежда потухла окончательно.
   - Сынок, иди в дом, ты еще должен научиться писать тету...
   - Но мам! Мне интересно! - скорее для виду ответил парнишка.
   - Я сказала, - в этом голосе было столько властности, что сам Филофей подчинился бы приказу.
   - Скажите, он... - взгляд ее уперся в пол, когда шаги паренька удалились.
   - Нет, нет. Мы его ищем. Он жив, это точно, - быстро среагировал Хрисаоф.
   Ему не раз приходилось идти к родным, чтобы принести весть о гибели "ночника". Это бремя януло к земле посильнее, чем самые тяжелые доспехи.
   - Зоя, он был сегодня? - тут же спросил Катакалон.
   - Нет, - Зоя подняла взгляд. На лице ее появилась тень надежды. - Нет...Со вчерашнего утра его не видела. Он сказал, что скоро придет. Но вы знаете сами, что служба...Я начала беспокоиться только около полудня. Его нет и нет, все нет и нет...
   Каждое следующее слово давалось ей со все большим трудом, и вот наконец она расплакалась. Тут же подскочил сын.
   - Мам! Ну мам! Что случилось? Что с папой?! - он стал волноваться.
   - С папой все хорошо, он скоро придет. Мы его просто проводим к вам. Совсем скоро, - а это уже Филофей. Он попытался придать своим этим словам столько уверенности, сколько мог.
   Но два дня? И не предупредил жену? Залег на дно? Или его туда положили? Его надо найти! Живым или мертвым! Даже трупа "ручникам" не достанется - Филофей поклялся на том Аркару и всем святым и философам.
   - Как думаешь, где его можно найти? - продолжил Катакалон.
   - На работе... - только и смогла сказать Зоя. - Хотя...
   Они напряглись. Кто? Что? Где? Когда? - квадрига вопросов, как их называли в "ночной страже".
   - Еще он любил бывать во-о-он там, - Зоя показала на восток.
   Все тут же перевели взгляд на далекий пригорок, выделявшийся над этим кварталом. Прежде цветастый, сверкавший металлической черепицей, там грустно стоял кабак. Потемневшие от постоянных дождей стены могли хранить в себе тайну Евсефия. И тайну эту требовалось раскрыть.
   - Там у него дружки были. Жалованье тас спускал...Ну, спускает, то есть, - Зоя отгоняла от себя плохие мысли.
   Но она была умной женщиной. Если уж "ночная стража" - лучшие сыскари и дознаватели Аркадии (а уж за отсутствием других!) - не в силах отыскать Евсефия... Она надеялась, что хотя бы тело его принесут для погребения. Со своей судьбой она успела смириться, это было видно. Но стоит ей оказаться лицом к лицу с реальностью, а не мыслями - то что же будет?
   - Спасибо, Зоя. Как только отыщем, уши оторвем - и к тебе, - благодарно поклонился Катакалон.
   - Зачем мне уши? Мне он нужен. Живой. Можно даже и не очень здоровый...Пусть уж хоть он там пил бы!.. Да только...Была я там...Нет его... - Зоя отвернулась. Дверь за еню закрылась. Послышались сдавленные всхлипы.
   - Это дело чести, - произнес Катакалон вослед. - Аркаром клянусь, отыщем!
   - Отыщем! - раздался нестройный хор, чтобы даже до рыдающей Зои донеслись звуки клятвы.
   - Значит, туда, - констатировал Филофей.
   Хрисаоф подал знак бойцам:
   - Передайте, пусть арьергард, - он так по привычке называл ту пару, что блокировала "черный ход", - остается здесь, дожидается Евсефия. Ты, - он показал на товарища Катакалона по двойке, - поезжай с Юлианом к пригорку. Ждите нас там. А мы пока пройдемся.
   И верно. По дороге можно многое было разузнать. К холму отсюда вела узкая тропка, шедшая верхами, крутая. Будь сейчас дождь, и никто в жизни бы туда не взобрался. Но молитвами Филофея, стояло редкое на аркадском побережье ведро.
   Тропка выдалась крутой неимоверно, а потому уже на пятом шагу Ириник оступился и грохнулся наземь. Благо, шедший позади Катакалон предотвратил "поездку" ученика великого философа к побережью. Филофей смутился и пуще прежнего нахмурился. Любая неудача теперь становилась для него чем-то сродни аркаровой каре за прегрешения. Ну что, что он такого сделал, если бог на него так прогневался?
   Пока отряд плелся, ступая по трещавшейся под сапогами чешуе, с Моря-океана налетели тучи.
   - Кажется, дождь собирается, - протянул Хрисаоф.
   Рана - о ней напоминал огромный рубец под левой лопаткой - болела при малейшем изменении погоды. А так погода в Аркадии менялась едва ли не десять раз на дню (спасибо все тому же Морю-океану!), то становилось понятным вечно хмурое настроение "ночника". Сейчас же, от усталости и волнения, левое плечо ныло до одури нещадно, измываясь над беднягой. Страстно захотелось кого-нибудь прирезать, три или четыре раза подряд. Благо, возможность могла скоро представиться.
   Наконец, они добрались до кабака. Заведение было, конечно, не чета центральным, огромным, выложенным мрамором, гранитом или, ну худой конец, светлым кирпичом. Звучного названия над вывеской не красовалось - ее, вывески, и не было вовсе. Изнутри раздавался шумок, не шум даже. Так, пара-тройка посетителей, вряд ли больше.
   - Протухшее место, - сплюнул Хрисаоф.
   - Других здесь нет, да, верное, и не будет никогда, - пожал плечами Катакалон. - Сам живу в похожем местечке.
   "Ночники" утвердительно загудели. Филофей, как никогда прежде, почувствовал свою отчужденность от товарищей по службе. Что же?.. Почему за все прошедшее время он так никогда и не поинтересовался?.. Надо исправить, это надо срочно исправить! Завтра же! Как только сышается Евсефий!..
   - Ну, постучим, - ни к кому собственно не обращаясь, Катакалон толкнул дверь мореного дуба.
   Дерево это было дороже самого кабака: Филофей догадывался, что хозяину заведения не было дела до того, как в народе его кличут. Кабак и кабак. Тратория и тратория. Все одно - денежки свои понесут сюда, сердечко свое пивком и винцом смазать.
   - Вокруг. Входим только мы втроем, - не оборачиваясь, скомандовал Хрисаоф. Лишний народ здесь ни к чему.
   Их и без того гостеприимно встречало гробовое молчание и выражение глаз, хранившее в себе картинку перезающего горло жеста. Вполне осмысленное выражение, надо заметить. Двое гостей, занявших ближайший к двери стол, акулами поглядывали на "ночников". Будь те хоть в монашеских рясах, обитатели квартала все одно распознали бы профессию. Чужаки сюда не забредали. Вот разве вы не можете разглядеть дыру на своей одежде? Точно так же аркадцы понимали, что перед ними дыра родного (кому как, собственно) города.
   За стойкой - перекладиной, с которой свешивалась выцветшая ткань - подбоченился хозяин кабака. Внешностью он был совершенно непримечательной, таких дюжина на десяток. Жиденькие волосы свисали на запотевший лоб, а серые (в тон одежде) глаза буравили взглядом посетителей. В том, что те не собираются оставлять здесь свои оболы, сомнений не было. Разве что Катакалон сошел бы здесь за своего, но походка! Походка - что у борзой собаки, взявшей след кролика. Походку "ночника" здесь расползнавать умели, ой как хорошо умели.
   - Чего изволите, игемоны мои?
   За звуками хриплого (от частых излияний или сырости - трудно сказать) голоса отчетливо слышалось: "Подите ко всем чертям!".
   - А давай по кружке лучшего, - доброжелательно ответил Катакалон. По движениям же губ угадывалось: - Да пошел ты!
   Втроем сели за тот стол, что оказался ближе всего к стойке.
   - Это мы быстро, - кивнул хозяин и пропал за шторой, отделявшей зал от кухни.
   Забренчала посуда, что-то зашуршало. Видать, кабатчик отыскивал заказанное. Либо же...В общем, "ночникам" думать о втором варианте совершенно не хотелось.
   Те двое все так же злобно поглядывали на пришедших, но уходить не собирались. Наметанный взгляд подсказал Катакалону, что в их кружках еще осталась какая-то бурда, - и кто станет от нее отказываться?
   Однако до поры до времени местные почли за лучшее не пить и вообще сделать вид, что их здесь нет. Это в дурацких историях здоровенного, матросского вида парни принялись бы задирать гостей. Но когда у всех трех висят на поясе мечи? Да и рожи...то есть лица совершенно "следиковые"? Кому это надо? Все одно, посидят и уйдут, так зачем судьбу портить себе? Словом, местные были куда умнее обитателей многих других таверн, траторий, кабаков и пивнушек, что, верно, позволяло им здесь выживать.
   - А стулья добротные, - сказал Филофей, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. - Хорошее место.
   - Единственное, - с непонятной интонацией произнес Катакалон.
   Он склонил голову, отчего густые курчавые волосы закрыли лицо. Уже немолодой, лет пятидесяти, этот выходец из "дневной стражи" раздумывал, как быть дальше. Ему и раньше доводилось искать загулявших товарищей, но нынче ситуация была куда сложнее. С одной стороны, требовалось поспешать, с другой - медленно. "Медленно поспешать" - то была любимая присказка Катакалона, ценимая "ночной стражей" вне зависимости от ситуации.
   Наконец, шторка вновь зашуршала: показался кабатчик, несший поднос с тремя огромными глиняными кружками.
   Он водрузил его на стол и застыл. Понимал: выпивку заказали только лишь для разговора.
   - Мы ищем одного человека. Евсефия Диокора. Был он у тебя вчера?
   Хрисаоф смотрел прямо в глаза кабатчику. Надо отдать должное - взгляда тот не отвел. Оба, казалось, взирают на мир сквозь глыбу льда. Не кристально чистую, а припорошенную снегом, изрезанную полозьями, истоптанную сотнями ног. В общем, они друг друга стоили.
   - А, старина Сеф, - казалось, из-за льдины показалось пламя свечи. Но - только лишь показалось. - Сколько помню, всегда сюда захаживал. Вчера его не было.
   Хрисаоф молча ожидал продолжения, но кабатчик только уставился на "ночника".
   - А позавчера? Или еще когда за последнюю неделю? - инициативу взял на себя Катакалон.
   - Я тебя с ним как-то видел, - в этой фразе было лишь холодное утверждение, не более. - На днях...
   Кабатчик призадумался, на мгновенье, не больше.
   - Заказал того, что и вы. Доброе вино, с южных земель. Правильный тогда был год, очень правильный. Веселился. Праздновал что, кто знает.
   Кабатчик пожал плечами. Странное дело, но лицо его продолжало не выражать абсолютно никаких эмоций. Точно он по заученному говорил! Хрисаофу, да, в общем, и Филофею, это нравилось все меньше и меньше.
   - Да, верно, праздновал.
   И снова застыл на месте.
   В этот раз Филофей оказался быстрее всех. Начиналось соревнование, кто первым задаст уточняющий вопрос.
   - А может, сказал, что собирается делать? Или еще что? Как-то дал знать о своих планах?
   - Как выпил вторую кружку, пообещал, что спалит Город, - для аркадцев именно Город, с большой буквы, мог быть только один, - ко всем демонам и святым. Кажется, этот свой план он пока не выполнил.
   Непроницаемое лицо кабатчика мешало понять, шутит он или смеется. Хоть бы один, пусть самый маленький, мускул на его лице дрогнул бы! Но нет. Лед. Сплошной лед. Таких людей в "ночную стражу" привлечь бы! Тогда все байки о "ночниках" сбылись! Филофей решил запомнить этого человека. Мало ли?.. Вдруг еще удастся?..
   - Это понятно. А еще что? - в этот раз в соревновании одержал верх Катакалон.
   - Попрощался. Обещал зайти скоро. Ушел.
   Кабатчик снова замолчал.
   - И все? - выиграл Филофей.
   - И все.
   Лед оставался льдом.
   - Да. Дела, - протянул Катакалон. - Ну, спасибо и на том...
   - Он спрашивал, как спрятать концы в воду, - внезапно раздался хриплый (простуда?) голос со стороны двери.
   Все трое - нет, четверо, даже кабатчик - повернули головы в сторону тех двоих парней. Один из них, что постарше, прокашлялся.
   - Говорю, он спрашивал, как спрятать концы в воду, - зашелся в кашле. Филофей готов был поклятсться, что парень готов выплюнуть легкие, так надсаживался. - Евсефий мужик с понятием. Пропал, так? Хороший мужик. Попал в беду - так выручить надо.
   - Затем мы и пришли, - кивнул Хрисаоф и напрягся. - Что именно он спрашивал?
   - С вашим...братом не привык якшаться. Но то другое дело... - снова приступ кашля, он поймал на себе взволнованные взгляды товарища. - Я ж говорю, Евсефий в водоворот попал, вытаскивать надо. Не боись, паря.
   Снова кашель. Было слышно только его. Да шуршащий занавеской сквозняк.
   - Лодку искал. Хорошую. Чтобы, значит, тихую. Но ходкую.
   - А нашел? - не удержался от вопроса Филофей, но тут же понял всю глупость.
   - То кто знает? - кашель, еще громче (хотя куда уж?). - Не я. Да и...
   - Знал бы - все равно не сказал? - холодно улыбнулся Катакалон.
   - С понятием, - ухмыльнулся парень.
   Филофей разглядел на его губах кровавые капельки. Не жилец.
   - С понятием - это хорошо. Есть места. Да я...- кашель, и снова кровь. - Да я сказал, что птицы то нашепчут. Чайки, они чего только не кричат. Говорят, судьбу предсказать могут. Вы только Евсефия вытащите. Он с понятием. Правильный. Нынче таких не осталось среди...
   Кашель заглушил его последние слова. Что его заставило сказать такое "ночникам", да в присутствии дружка и кабатчика, верно, связного или поверенного в темных делишках района? Неужто и впрямь Евсефий? Да только в "честной компании" за такое могли и ножичком пырнуть. А может, ощущение скорого конца (ему оставалось недолго, то было понятно всякому, слышавшему этакий кашель и видевшего ту кровь)? Решил грехи замолить?
   Чайки. Так называли контрабандистов. Уж это Филофей помнил с самого процесса над Юлианом. Идея родилась в его голова тотчас.
   - Вот мы и послушаем, полетаем. Спасибо.
   - Ты, северянин, его вытащи. Ты и не таких вытаскивал, - посмотрел на Хрисаофа. - Все помнят Краснобая. Из петли да в "ночники"...Мало кто ходил! - кашель.
   В этот раз он был долгим, особо выматывающим.
   - Потому и говорю, - взгляд сперва на дружка, после на кабатчика. - Вытащи Евсефия. А там и помирать можно. Вытащи его...
   Они вышли, заплатив и не притронувшись к вину. Хрисаоф отдал кружки тем двум. Дверь закрылась, провожая тишиной. Они ловили на себе взгляды, полные...чего? Непонятно. Для Филофея тайной за семью замками, от которых потеряли ключи, стала словоохотливость того человека. Выдать, куда пошел Евсефий. Получается, сдать контрабандистов, навести на их след "ночников". Да за такое...За такое...
   - Послушаем чаячий крик, - утвердительно заявил Хрисаоф.
   - Отчего бы не послушать. Красиво поют. Бывает, - расправил плечи Катакалон.
   - Угу, - только и смог выдавить из себя Филофей.
   Бывают моменты, когда силы появляются из ниоткуда, как говорят в Аркадии, "Аркар подталкивает". Но сейчас, похоже, и этот резерв иссяк. Ириник валился с ног. Дома плясали перед глазами, а сор, устилавший тропинки, вадил жуткие хороводы.
   - Домой бы, - Хрисаоф взял под руки Филофея, едва не повалившегося прямо тут, на такую удобную землю.
   - Или к нам, - Катакалон взялся с другой стороны.
   - Фургон. Там отосплюсь, - выдавил из себя Филофей.
   На счастье, Юлиан уже давно поджидал пх в считанныъ шагах от кабака.
   - Поехали?
   - Экий ты быстрый, еще не знаешь куда, а уже поехали! - рассмеялся Катакалон.
   - Так по дороге узнаю! - усмехнулся Юлиан. - Она отсюда все равно одна-единственная. Игемон уже валится с ног, во дворец?
   - Нет! Нет! Не туда! - замахал руками названный, но выглядело это донельзя забавно.
   Руки его двигались словно бы сквозь воду, о-очень медленно. Глаза он с трудом держал открытыми. Если закроет - все, провалится в сон.
   - Будем чаек ловить, - не унимался Катакалон. - Фургон твой угонится за ними-то?
   - Что, месячное жалованье пропил? - не удержался Юлиан. Он любил насмехаиться над товарищем. Хрисаофа он, по понятной причине, задирать боялся. Он еще помнил, как чувствует себя подсудимый в клетке. - Догоним! Отдыха дадим животинкам, и догоним! Это я обещаю!
   - Мы пойдем к товим старым товарищам, - бросил Хрисаофа, помогая Филофею забраться внутрь фургона. - Они знают, где искать Евсефия.
   - Вот тебе и чайки. Не подумал, - тут же сник Юлиан.
   Малейшее напоминание о прошлом заставляло его мрачнеть и помалкивать. Веселость как ураганом сносило.
   - Значит...
   А потом - какое-то бормотание далеко, очень далеко. Филофей примостился на самом краю скамейки и уткнулся носом в мягкую обивку. Хорошая была идея, все-таки!
  

Королевство. Тронгард.

  
   Розы. Море. И сирень. Только об этом я и мог думать. В тот день. Вчера. Завтра. Всегда. Она не выходила из моей головы. Это принцесса, Николас, принцесса! Будущая жена нашего короля, Николас! Ты ей не ровня! Ты глупец, Николас! Полный дурак! Но...Розы. Море. И сирень. Мне требовалось снова вдохнуть этот аромат, услышать Ее слова. Я ничего не мог с собою поделать. Кажется, все окружающие это заметили. Конрад Монферрат саилился присоединиться ко мне в этом славном, достойном великих предков подвиге - сидении и ожидании в саду.
   - Что мне может там угрожать? Сад Королевы-Сирени - последнее место, куда прорвутся враги. Тайсары еще далеко. Могу и посидеть, - отшучивался я.
   - Но, Николас...
   - Пользуйся моментом! Это же Тронгард! Столица! Когда мы еще здесь окажемся?
   - Что ж, пускай. Однако...
   - Со мной все будет в порядке! Я хотя бы почувствую себя - ненадолго - прежним. Никуда не спешить, ничего не бояться, чувствовать мир вокруг...
   - Что ж, влюбленность творит чудеса, - пряча улыбку в слова, на прощание произнес Конрад. - Она возвращает веру в жизнь.
   - Как ты мог подумать!
   -Конечно, милорд, конечно! - дверь захлопнулась за Монферратом, и донесся добродушный смех.
   Как он догадался?
   Внезапно я понял, что возникла проблема. Сад. Как туда добраться? Я стоял у боковой двери Академии. Предо мной расстилалось людское море. Как же? Тут меня охватил страх. В тот раз меня проводили товарищи по Гильдии, что заставило меня покраснеть до самых кончиков волос. Герой Война за Престол - и его водят за ручку по Тронгарду. Слепой герой! Никчемный герой! Как же мне теперь быть?..
   Сквозь шум болтающих прохожих, крики зазывал и стук шагов я сперва не расслышал возгласа. Мне с трудом удавалось подавить страхи потеряться в столь знакомом месте.
   - Купите, господин хороший!
   - Подайте! Ногу потерял за нашу страну!
   - Пряники! Сочные пряники!
   - Ябло-о-ки! Сочные ябло-о-ки! Моченые! Спелые! Всякие - важные!
   Шум сотнею гвоздей врывался в голову, молотом вдавливая в землю, крючьями разрывая душу. Куда? Куда идти? Как не споткнуться? Может, вернуться? Попросить Монферрата о помощи? Нет, ни за что! Я сам! Если мне не по силам добраться до дворца - что уж говорить о возможности вновь Ее услышать?
   И тут до меня донеслись звуки знакомого голоса. Не Ее голоса, к сожалению. Да и как я мог надеяться на такое?..
   - Николас! Николас из Беневаля! Сударь Николас!
   Не звон ручьев, но шелест листьев осенью. Так желтый лист падает на землю и присоединяется к родне. Не гордость, но нежность. Та самая дама из Замка Печати. Но как..?
   - Это Вы! Я так рада встретить хоть одного знакомого человека в этом столпотворении, - голос и впрямь хранил в себе радость, много радости. Действительно счастлива встретить знакомца.
   - А, да. Это же Гильдия магов, а я маг. Где мне еще быть, сударыня? - волнение я постарался скрыть. Вот кто в силах мне помочь!
   - Потому, признаться, я и решила здесь прогуляться, - какая-то странная интонация. Стеснительность?
   - Вы пустились в путешествие по столице совсем одна? Не зря слагаются баллады о храбрости хозяев Замка Печати, - поклон.
   И вправду! Нужна изрядная решительность, чтобы пуститься по самому большому городу Королевства в одиночку, пусть даже днем. А что было, случись ей оказаться в Черном городе? Она бы десяти шагов не смогла сделать.
   - Нет-нет, я не одна. Со мною компаньонка Магда и старина Роджер. Они сопровождают меня в этом путешествии. Отец, к сожалению, не смог прибыть в Тронгард...Но что это я о себе да о себе! Вы согласитесь быть моим сопровождающим? Право, кто еще мне расскажет о городе и его истории? А главное - о событиях Войны за Престол! О славном Архимаге!
   Мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы не пуститься в пляс прямо здесь же, на виду у доброй половины Тронгарда. Вот! Вот кто поможет мне добраться до Сада Сирени!
   - С радостью, сударыня, почту за честь, - еще более низкий поклон.
   - Позвольте тогда взять Вас под руку.
   - Прошу, - доброжелательно произнесла дама Сорэль, и я наконец-то почувствовал опору в своем путешествии к дворцу.
   Сперва, правда, предстоит походить по городу, но это не беда. Вряд ли у не самого богатого рода здесь найдется коляска. Я оказался прав.
   Марго представила меня своим спутникам, компаньонке и стражнику.
   - Мое почтение, - единственные два слова, которые я за тот день услышал от Роджера.
   - Здравствуйте! Даже у нас, в захолусьте, слышали о подвигах армии Тенперона! - проворковала Магда.
   Голос ее был грудным, очень насыщенным и доброжелательным. Особенно порадовало ее известие о том, что я и есть тот самый хозяин Беневаля. О том, что древняя твердыня Владетелей перешла в руки сподвижнику Тенперона, судачила половина Королевства.
   - И как там живется? Должно быть, замечательное место, - была бы ложка, я бы зачерпывал мед из звуков ее голоса. - Всюду гардины, портреты Беневалей, достояние предков...
   - Эхм...Да, именно так, - только и смог выдавить из себя.
   Не говорить же, что все давным-давно пришло в упадок, а будь иначе, не видать мне никогда это замка. К счастью, о "разных слухах" (ревенанте) расспрашивать Магда не стала.
   - Итак, сударыня, куда бы Вы хотели отправиться?
   Ее рука слегка дернулась, и тесноты прибавилось.
   - Я впервые в Тронгарде. Может быть, Вы посоветуете, на что здесь можно посмотреть?
   - Если Вам так интересна история Войны за Престол, то, конечно же, первым делом можно направиться к бывшему логову алых магов.
   - С радостью! Это будет так интересно!
   В тот - да-да, то самый - раз идти было дольше. По пути я, как мог, рассказывал об истории противостояния Реджинальда и Фердинанда.
   - Вы что, были в той самой битве? Самой-самой первой? - не удержалась Магда.
   - Да. В Академии очень хорошие учителя, мне с легкостью удавалость бороться с реджинальдистами. Спокойствие - вот что самое главное для мага, - голосу своему я старался придать как можно больше холодного торжества.
   Не говорить же, что я едва выжил в том бою? Огненная магия отняла слишком много сил. А уж сколько мне потом пришлось отлеживаться?
   - А после мы отправились в Беневаль. То была первая твердыня, наша опора в противостоянии. Крепость, вокруг которой собирались верные династии силы, - не без гордости продолжил я.
   Томительное, ежеденевное ожидание вражьей атаки я расписывать не стал.
   - Впервые я познакомился с наследием Беневалей.
   И с последним Беневалем, но да это история не для чужих ушей.
   - Но, надо сказать, я был не один. Отряд в пятеро воинов, после посвященных Его Величеством в риттеры, постоянно меня сопровождал.
   Где-то сейчас Владек?..
   - Потом, вместе с Тенпероном, отправились в Снежную Пустошь...- Тенперон... - произнесла с какой-то мечтательностью Магда.
   - Да-да, с нынешним мэтром Архимагом, - я улыбнулся. - Так вот, мы отправились в Снежную Пустошь. Отыскали твердыню Королевы Зимы..., - и я коротко рассказал о нашем приключении.
   Донесся звук молотков. Тук-тук-тук. Еще. И еще. Крики рабочих. Недовольные возгласы зодчих. Опять что-то шло не по их замыслам! Дворец практически отремонтировали, это я знал точно.
   - Вот мы почти добрались, - я перевел дух.
   Дорогою мне приходилось постоянно переспрашивать, куда идем. Я напрягал память, чтобы указать на правильный поворот. Благо, в нужные моменты меня переспрашивала Сорэль, имевшая какое-то ну прямо волшебное чутье на ложную дорогу. Точно ли она прежде здесь не бывала?
   - Здесь пройдут заседания Сейма.
   - А помогут ли, как считаете, сударь Николас? - стало еще теснее. Дама Сорэль очень, очень переживала за Королевство.
   - Я не хотел бы критиковать задумку Его Величества и славных Владетелей Артуа и Даркмура. Они знают, что делают, стараются на благо Королевства и нашего народа, - отчеканил я.
   - Я полностью с Вами согласна, - просторнее, стало хоть чуть просторнее. - Посмотрим. Я буду молить Онтара, чтобы он даровал спокойствие нашей стране. Но с юга идут степняки...На их пути нет крепостей, подобных нашей. Они остановятся только у стен Тронгарда.
   Теснее.
   - Не мечами, так магией их остановим, - еще теснее. Да что же она так волнуется! Кто же боится слова "магия"?
   - А Вы...Вы присоединитесь к защитникам на стенах? Когда понадобится? Сам тенперон избрал Вас среди прочих...Встанете на защиту? Спасете меня...и всех остальных, - быстро добавила, - от тайсаров?
   - Конечно же. Без сомнений.
   Не говорить же им, что я больше не в силах творить волшбу? Не в силах! Даркос. За что ты меня так, за что?
   Еще теснее. Как же все-таки она боится. Кочевники не смогли штурмом взять ни единой доброй крепости. Разве что врывались, когда защитники того не ждали, обманом.
   - Было бы так замечательно...Папа будет очень волноваться, если тайсары все-таки окажутся под стенами. Может быть, нам лучше отбыть на север? Скажите...Хорошо там, на севере?
   Вопрос заставил меня задуматься. Хорошо ли дома? Нет, не так - хорошо ли хорошее? Такой вот простой вопрос, на который очень трудно подобрать ответ.
   - Ручьи бегут по предгорьям. Снежные шапки блестят в лучах солнца. Медведи подбираются к самым домам. Волчьи следы - у самых троп. И простор. Великолепный простор! Я не видел степи, но разве небо, которое там близко, невероятно близко, меньше этой самой степи?
   Вместо Сорэль я представлял Ее. Да. Именно так я бы рассказал принцессе, будущей королеве, о моем родном доме.
   - Вересковыми пустошами ты можешь скакать часами, если не днями. При желании, спрятаться целому войску там не составит проблемы. Овраги перемежаются холмами, те переходят в горы, а последние ниспадают к огромной равнине, зимою вполне оправдывающей прозванье Снежной Пустоши. Земли, откуда пришли наши предки, лежат под самым боком. Границ там нет совершенно. Разве проведешь ее по бурелому и снегу? Снег стает - исчезнет граница. Да. Там красиво, очень красиво...
   - Как я мечтала бы повидать этот север, хотя бы разок... - мечтательно произнесла девица Сорэль.
   - Даст Немайди, мне выдастся возможность его показать, - произнес я из вежливости.
   Даркос, как же тесно левой руке!
   Громыхнуло.
   - А еще в горах можно легко спрятаться под каменным козырьком от дождя, - произнес я скороговоркой. - Надо найти укрытие! Может быть, поспешим во дворец?
   - Во дворец? - переспросила она. - Но он так далеко...
   А куда же еще? Мне надо во дворец! Очень, очень надо! Не возвращаться же обратно в Гильдию! Тем более мы сейчас достаточно близко. Ну же. Ну же, придумай что-нибудь!
   - Там мы сможем...Побыть в Саду Королевы-Сирени?
   - В Саду...Королевы-Сирени? - переспросила Сорэль.
   Желтый лист зашуршал на ветру. Они же шуршат, эти листья, так ведь? Ну, когда ветер их разносит? Разве не шуршат?
   - Да-да, Вы не ослышались.
   - А разве туда пускают...посторонних? - с еще большим удивлением спросила Марго.
   Кажется, впервые я обратил внимание на ее запах: простой, но вкусный...Что-то желтое вспоминается, воздушное, белое...Ромашка! Ну точно, ромашка! Сразу видно провинциальное дворянство. Ромашка! Кто бы мог подумать...
   Море. Розы. И сирень. До меня донесся призрак того аромата. Ее аромата. Во дворец. В Сад Королевы-Сирени.
   - Мне они отказать не смогут!
   Дворцовая стража меня запомнила как спутника Тенперона. В крайнем случае, можно было обратиться к придворным волшебникам за помощью. Если дворян, далеких от придворных кругов, во дворец обычно пускали, то внутренние покои - а к ним относился и Сад - редко, очень редко.
   - Это замечательно! - выдохнула девица Сорэль. - Пойдемте, обязательно пойдемте!
   Судя по тяжелому дыханию Магды, та едва поспевала за нами. Роджер, однако, шел нога в ногу, справа от меня. Верно, мы являли собой презабавное зрелище: настоящие провинциалы. Но этим можно гордиться! Мы еще можем думать о чем-то, кроме золота.
   Дорожные сапожки Марго отстукивали по брусчатке. Правильно! Надень она туфельки, и давно сломала бы себе ноги: стоило только каблуку попасть в проем меж камней, и все. Мне, привычному к горным тропам (ну ладно, ладно, предгорным), - и то сложно было идти. Ноги уставали, как в конце дневного перехода. А ведь солнце только приближалось к зениту!
   По дороге я закончил историю о славном и победоносном путешествии к Тронгарду. Былое вставало перед моими глазами. Вот мы идем Катакомбами, вот я стою в осажденной Гильдии, а вот Реджнальд борется с Тенпероном...
   - Катакомбы? Так это не выдумки? - внезапно оборвала меня Марго. - Они вправду существуют?
   В ответ на ее детсткуюнепосредственность мне только и расставалось, что рассмеяться. Сколько же чудес в Королевстве она еще не видела!
   Мне кажется, что та легкость, с которой она общалась, была вызвана чувством покинувшей клетку птицы. Столько чудес! Столько тайн! А я, все-таки, хоть чуточку, но был приобщен к некоторым из них. Шутка ли - ученик самого Архимага! Кажется, впервые за прошедшие месяцы я гордился таким положением.
   Наконец, я почувствовал знакомую атмосферу. Невдалеке от дворца росли тополя, пух от которых устилал все вокруг.
   - Апчх! - проклятая дрянь лезла прямо в нос, мешая дышать. - Апчх!
   - Будьте здоровы! - рассмеялась Сорэль.
   - Благодарю.
   И тут я таки споткнулся. Дурацкая слепота! Носок мой попал в особо глубокую выемку, и, помахав руками (локоть Марго пришлось выпустить, чтобы она не последовала за мной), завалился на правый бок.
   Удар (почему всегда на острые углы? почему всегда худший вариант?) пришелся достаточно болезненный. Падение оказалось донельзя неудачным: кажется, все, что только можно было задеть, я задел. Надеюсь, хотя бы одежду не порвал! Такой гордый, взлохмаченный, с подсвеченным глазом (хоть бы синяков не осталось! стыдно будет!), в изодранной одежде гордо шествует до первого же караула. Последний его разворачивает, пиная древками копий, и наступает мир и благополучие.
   - Вы не ушиблись? - звучало неподдельное волнение.
   Меня подхватили чьи-то мощные и уверенные руки. Ага, скорее всего, Роджер: у Сорэль или Магдлы вряд ли были такие мозолистые руки, с тыльной стороны поросшие густым волосом.
   - Поднимайтесь, сударь, ну же, - в подтверждение произнес Роджер.
   Его помощь пришлась мне как нельзя кстати.
   - Уф, спасибо. Большое спасибо!
   Говорил я это, потупившись. На глазах у всей площади - и спутницы - мне "повезло" выказать всю нерасторопность. Верно думал: нельзя мне сюда, нельзя покидать Беневаля. К демонам все эти сеймовы речи! Надо было остаться дома! Читать книги!..
   Что читать? Как? Я ведь слеп. Слеп и беспомощен. Даже подняться не могу...
   Даже отыскать дворец...
   - Хорошо, что мы уже пришли! И дождь еще не!..
   Громыхнуло прямо над головой. Раздался звук. Даже нет, не так - Этот звук. Так трещит разрываемое на куски небо. Из-за той стороны хлынуло. Буквально хлынуло! Кажется, я помок до нитки в первое же мгновение.
   - Бежим! - воскликнула Сорэль.
   - Девочка моя, имей же гордость! Незачем показывать коленки! Ты не маленькая давно! - донесся печальный возглас Магды. - Ну что за напасть!
   С последним я был полностью согласен.
   Мы все-таки успели забежать под крышу. Во дворец стекались со всей площади гулявшие дворяне. И без того переполненный знатью, город все напитывался и напитывался участниками будущего Сейма. Приезжал как выступающий, естестественно, не один - иные брали всю семью, пользуясь случаем. Еще бы! Ведь участие оплачивалось короной! Я с ужасом представлял, во сколько обойдется эта задумка в условиях войны. Помимо всего прочего, от нее бежали либо на запад, поближе к охранным гарнизонам, либо на север, угадайте, куда? Правильно, в Тронгард! И есть простой народ не поспевал скрыться от степной конницы, то у дворян прыти (а главное, верховых лошадей) хватало. Многие так и терлись возле двора, желая урвать себе кусочек, не средств, так монаршьего внимания. Слепой, я этого не замечал, - но сейчас почувствовал на себе, протискиваясь во дворец.
   - Я Николас из Беневаля, - только и оставалось, что кричать погромче.
   Чутье (а что же еще) и локти, не позабывшие столпотворения в актовом зале Академии, совершили чудо: мы прорвались. Прорвались! Стражники, услышавшие знакомый титул, а позже разглядевшие примелькашееся лицо, помогли добраться в более-менее спокойное место.
   - Архимаг тоже здесь, сударь маг, - над самым ухом произнес стражник. Изо рта у него вовсю разило луком. - Помните меня, сударь, помните?
   Я поднял голову.
   - Прости...Я...ослеп... - стыдно было признаваться в своем недостатке. Привыкну ли когда-нибудь?
   - Ослепли? Как же так? Это что, реджинальдисты Вас, сударь? Или...
   - Это уже после...Совсем недавно...Защищал Беневаль от разбойников, и...Пустое. Теперь уж мне такому до конца жизни оставаться.
   - До конца? - ойкнула Магда.
   Странно. Очень сильное волнение в голосе.
   Кто-то сильно сжал мою левую ладонь. Было тепло, очень тепло. Это Марго. Она как-то так...мягко?.. водила по самому центру ладони, что волнение отступило.
   - Ты меня спас тогда, парень, - он сразу перешел на "ты". Уж не знаю, почему, но так звучало куда привычнее. - Ну, помнишь, когда алые поперли? Я этих магишек...То есть против хороших, наших магов, я ничего не имею. А вот те гады...Помнишь, еще, реджинальдиста подпалил? Прямо в доспехе? Вот. Я тогда рядом стоял. Весь мой десяток выжил. Чудом.
   - Все здесь? - с надеждой спросил я. И вправду чудо!
   - Нет. Только я один, - он вздохнул. - Это в той передряге выжили все...Потом...только я один...Один здесь. Всех ты нас тогда выручил, храни тебя боги! Может, проводить?..
   - Спасибо. Дорогу в Сад отыщем, - я покачал головой и протянул руку. - Спасибо.
   Крепкое пожатие кольчужной перчатки.
   - Теперь мы вдвоем. Им все равно туда нельзя. А уж вдвоем как не пройти? Не к Беневалю же отходим! - я постарался сделать так, чтобы смех мой звучал как можно правдивее. Кажется, никто не поверил. Впрочем, правильно.
   - Вы, сударь, - он говорил громче, его многие могли услышать, а потому, верно, снова перешел на "Вы", - приходите. Да. Вспомним...Всех вспомним. Сига ищите! Сига из Камнюков!
   - Обязательно! - я кивнул.
   И вправду, надо было вспомнить. Всех, кто вышел тем днем на первое сражение с реджинальдистами, кто остался лежать в земле, кто очистил город от алых...Все они пройдут. Всех вспомним.
   Комок подступил к горлу. Выдался совсем не хороший день. Верно, даже покажись Она в саду, и то гадко на душе было бы.
   - Николас, я не знаю, куда дальше...Простите, - вдруг прервала мои мысли девица Сорэль.
   Ну конечно же! Экий я дурак!
   - О, тут мы найдемся проще простого. Сейчаас направо. В такой широкий коридор. Видите, он обращается галереей, с солнечными окошками? Да, именно, туда.
   Крепко сжатая ладонь. Так тепло. Так непривычно. Кажется...Да, только в пятнадцать меня так взяла за руку одна...соученица. Экие мы глупости друг другу говорили.
   Но сейчас...Сейчас все было по-настоящему, это я чувствовал.
   Ладонь разжалась. Интересно, почему? Может быть, Сорэль оглядывалась по сторонам? В залу, где произошла наша встреча, требовалось идти иной дорогой. Возможно, они и была-то во дворце всего однажды. Да, наверно, именно так.
   Раздавались приветственные оклики. Ага, значит, мы идем правильным путем: то были стражники, до того стоявшие на карауле в Саду.
   А вот и запах. Сирень! Шаги мои ускорились, и...Тут что-то сильно ударило меня по голове, да так, что я увидел свет. Если кто-то скажет, что можно удариться до "звездочек", не верьте, - лгут. Подлейшим образом. Это больше похоже на резкую вспышку, как от искры либо малого фонаря. Звездочка же действует совершенно иначе. Если правильно направить потоки...А, впрочем, к чему это сейчас потерявшему возможность колдовать человеку? Ни к чему, душу разве что травить.
   Стук-стук-стук. Пол здесь был выложен редчайшим в наших краях мрамором. Говорят, чтобы хранить прохладу вокруг Сада. Кто знает? Но что звуки шагов раздавались на десятки футов окрест - то было правдой. Может быть, это служило предостережением? Но кому? Для чего? Столько интересных тайн!.. Только зачем они мне, если Она вскоре станет королевой, а я жалким, безнадежно одиноким человеком?
   Стук-стук-стук. Кто-то берет за руку. А нет, не кто-то - девица Сорэль. Очень мило с ее стороны. Жаль только, что от этого хуже, многажды. Я ни на что не годен. Если раньше я могу творить волшбу, то сейчас...
   - Спасибо. Правда, спасибо большое.
   - Перед нами двери темного дерева. Очень-очень старые. Нам...
   - Да, это двери в Сад. Пойдемте.
   Раздались звуки грозы. Ага. Значит, воспользуемся портиком. Не сидеть же в столь прекрасном месте, подставив себя потокам воды? Это убьет всю радость.
   - А вдруг нас оттуда...прогонят? Ведь это же...тот самый Сад. Он ведь только для династии? - внезапно остановилась Марго.
   Мне ничего не оставалось - только рассмеяться. Кажется, вышло чересчур громко. Правда, я едва не залился слезами.
   - Он...открыт...для всех! Просто... - настоящий приступ смеха - об этом никто не знает. Представляете?
   На пару мгновений она замолчала. А потом начала хохотать вместе со мною.
   Забавное, наверное, зрелище. Два безумца, застывшие у дверей в чудо. Рассказать кому, не поверят.
   Руки мои - чудом - нащупали дверные кольца, заменявшие ручки. Бронзовая прохлада успокоила, вселила уверенность, отогнала сомнения. Сейчас- или никогда. И я потянул, потянул!
   Двери открылись легко, словно бы не были сделаны из старинного дерева, по легендам, росшего в самых непроходимых угол Тарнских гор. Из этого материала точили кормила для тарнских кораблей - и вот эти двери. К сожалению, легенда об их появлении так далеко от земель мореходов и торговцев выветрилась из моей головы, но я пообещал однажды выведать правду.
   Сирень пришла волной. Она окатила меня с ног до головы. Какая сладкая! Замечательная!
   - Потрясающие, - произнесла за левым плечом Сорэль. Я был с нею полностью согласен.
   - Прошу Вас, миледи, - я отвесил поклон на старый манер. Ну то есть подумал, что отвесил. В общем, не знаю, получилось или нет.
   - Миледи? - с непонятной интонацией произнесла Марго. - Благодарю Вас, сударь.
   Она захихикала. Провинциальная непосредственность.
   Сорэль вложила свою ладонь в мою и позволила себя проводить к скамейке. Благо, путь здесь был один: облюбованное мною местечко было напротив дверей.
   - Прошу Вас, - снова поклон. - Располагайтесь.
   - Благодарю. Здесь так тепло! Ой! Небо...А почему?..
   Я улыбнулся, по привычке подняв лицо. Действительно. Крыши в привычном слове над садом не было. Своды оканчивались стеклянным куполом, сделанным так, чтобы создавалось впечатление, будто он парит над подпорками. Это был аркадский подарок. Где-то я читал, что мастеровым подарили жизнь и сохранили родной город от разорения. Но как же звали зодчего7 Или зодчих? Их имена вылетели из головы. Ладно, приеду - перечитаю...Покачал головой. Не получится. Видно, суждено остаться зодчим безымянными.
   - Стекло! Сколько же стекла в одном месте! Целое состояние! - Сорэль вздыхала. - Если бы...
   Она вздохнула. О чем думала девушка, вряд ли видевшая мир за пределами Замка Печати? Кто знает.
   - Просто наслажайтесь красотой. За нас двоих.
   - Да, конечно, - снова взяла за руку. Но сейчас-то зачем? Мы на скамейке, и путь показывать не требуется. К чему это все?
   Гроза все крепчала. А, значит, это она от страха. Да, я в детстве тоже...Грянуло настолько сильно, что я помимо воли вздрогнул. Онтар лютует! Бог молний раскидывает свои любимые "игрушки", пробует, в должном ли порядке содержат их слуги. Однажды эти молнии спасут огнарский народ. Надеюсь, случится подобное совсем не скоро. Ударило где-то совсем близко, так, что даже во тьме, окружавшей меня, стало чуточку светлее.
   Сорэль прижалась ко мне еще сильнее. Надо успокоить девушку. Руки мои легли ей на плечи. Она не отстранилась, радуясь теплу. Стало труднее дышать. Наверное, из-за раны болят на погоду. Что-то сдавило левую часть груди. Так, спокойнее...Спокойнее...Голова слегка закружилась. Сирень пахла особенно сильно, дурманя, и...
   Послышался топот ног, и Сорэль отчего-то резко дернулась. Она сразу же отстранилась, а потом вскочила со скамьи.
   - Ваше В...Высочество, - с превеликим волнением произнесла Марго, встречая Софию Ватац, свою будущую королеву.
   Как на нее влияет близость принцессы! К чему так переживать?
   Полился сироп из уст того парня. Сам его голос приводил меня в бешенство. Нога так и тянулась, чтобы дать пинка. Как такой слащавый - а аким он быть еще? - аркадец мог составить компанию Ей, лучшей из людей? Прежде хватило бы одного-единственного огненного шара. Да она сама была бы благодарна, что мне удалось избавить мир от такого мерзкого типа.
   И вот - Она заговорила. Какой чудесный был голос! Вода бежала по склонам гор, обращаясь в переливы водопадов. А над потоком вставала радуга. Как Она прекрасна!
   - Вы слишком учтивы, архонтисса... - этакой многозначительбной паузе могли бы позавидовать любые преподаватели Академии. За исключением Тенперона, конечно же.
   - Маргарита Сорэль, дочь барона Этьена Сорэля, владыки Замка Печати.
   - Этэнос Архонтос? - внезапно переспросила София.
   В этом голосе соединилась удивление как основа и радость как лакировка. Принцесса что-то быстро добавила на аркадском.
   - Порфирородная желает узнать, - этот, как всегда, затянул обычную песню, - тот ли это архонт, которого почтил своим визитом дважды благословенный, пребывающий одесную Аркара, великий Дука Ватац?
   В который раз я заметил, что перевод парня впятеро длинее, чем Ее слова.
   - Что? - Сорэль замялась. Кажется, она переваривала многочисленные титулы. - Да! Да! Вы правы! Когда-то мой отец принял Вашего батюшку, возвращавшегося из не очень удачного похода на Партафу.
   Мне тоже вспомнилось что-то такое. Если не изменяла память, Дуку Ватаца ждали неудачи в той войне. Признаться, военачальник из него вышел плохонький. Империя потеряли многие земли, пока он сидел на престоле. Иоанн Дука, видимо, хотел наверстать упущенное. Только вот кто ему даст вернуть "временно захваченные" земли? Ха! Пройдет немного времени, и Королевство придет туда, где сейчас напиваются до одури изнеженные аркадцы.
   Снова - Ее голос. Именно с таким плеском тихая речушка становится океаном. Жалеет ли она о своих берегах в тот час?.. Кажется, так Даркос говорил?..О чем? Не помню. Совершенно из головы вылетело.
   - Порфирородная рада приветствовать Вас в память о славных делах Вашего отца. Здоров ли он? Как поживает?
   - Благодарю! Батюшка пребывает в замечательном расположении духа и полон сил. Позвольте выразить свои соболезнования.
   Какие еще? Ах, да! Ведь Дука не так уж давно умер. Каких-то полтора-два года назад. Совсем недавно. Или Сорэль так поступает в соответствии с этикетом? Ничего такого не помню. Совершенно не помню.
   Ее печаль. Это самая очаровательная печаль в мире. Голос! Такой голос! Как же она умудряется так быстро и великолепно сменять интонации? Малейшие переливы - и вот уже совершенно иное чувство. Потрясающе!
   Мы простояли в молчании несколько донельзя затянувшихся моментов. Почему донельзя? Потому что Она молчала. Зачем вообще сюда было приходить, как разве не ради Ее голоса?
   Наконец, Она прекратила молчание. Что-то быстро начала говорить, и вот уже речушка покрылась бурунами, волны хлынули к морю, раскричались чайки. Интересно, как они кричат? Никогда прежде не слышал. А вот Аркадия, стоящая на берегу моря, должно быть, постоянно оглашается их пением. Должно быть, оно так же прекрасно, как и Ее голос. Разве может быть иначе?..
   Сорэль взяла меня за руку и шепнула на ухо: "Подвиньтесь чуточку, сударь. Ее Высочество сейчас присоединиться к нам". Как? Не может быть! Колени затряслись, во рту мигом пересохло. Сердце, до того колотившееся быстрее, чем Дука удирал из Партафы, ударилось о неодолимую преграду и замерло. Боязно дышать. Не шевельнуться - вдруг самим движением я Ее спугну? Или покажу себя в неправильном свете? И - боги! - достаточно ли хорошо я одет? Не разит ли от меня? Почему, почему об этом я подумал так поздно!..
  
  

Аркадская империя. Аркадия

  
   В дверь постучали. Филофей проснулся: резко, единым рывком вытянули его душу из объятий иных миров. В фургоне было пусто. Снова постучали. Ириник, тряся головой, чтобы отогнать остатки сна, подошел к двери. Распахнул ее.
   На свободном от лавок и куч всякого сора пятачке стояли двое человек в рясах и... "ручники"! Филофей сглотнул. Их было много, очень много. Взгляд сам собой охватил кучу позади...Палки, хворост, бревна...Костер! Они приготовили костер. Проклятье! Филофей повернулся, чтобы дать деру, но тщетно. Некуда бежать - да и мощная хватка удерживает его. Ириник рвался что есть сил, ткань затрещала, грозясь порваться, но - бесполезно. Все бесполезно. Они схватили его за руки, скрутили. Бросили наземь. Пинали долго, со смаком. Носки с легкостью, возможной только после долгих тренировок, отыскивали слабые места, пробивались в проемы меж ребрами (Филофей выяснил, что есть и такие!), ломали суставы. Вдоволь наигравшись, потащили на костер. Сломанные руки хрустели, причиняя неимоверную боль. В какой-то момент она просто исчезла - Филофей уже ничего не чувствовал. Это было хорошо. Болевой шок должен был продлиться достаточно, чтобы пламень его сожрал.
   Кровь из разбитых губ заполнила рот. Может, лучше захлебнуться?..
   Ступеньки считать не требовалось - их было три, ровно три, всегда три. Они втащили его, схватили за безвольные куски мяса и костей, прежде звавшиеся руками, подтянули. А он смотрел в небо. Там, далеко-далеко...Носа коснулся запах гари: это, верно, уже поднесли факел к...к...к фонарю???
   Филофей проснулся: резко, единым рывком вытянули его душу из объятий иных миров. Огляделся по сторонам. Вокруг никого не было. Только фонарь горел над головой. Запах от него распространился по пустующему фургону. К счастью, дверь была приоткрыта, иначе бы вонища въелась в ткань обшивки. Она же как губка, впитывает всю дрянь из воздуха. Филофей давным-давно просил не пользоваться масляным фонарем, но кто бы его слушал!
   Он чихнул. Ииринк на дух не переносил запах горящего масла. Дрянь, от "аромата" которой вовек не отмыться. Она будет преследовать его еще несколько дней, эта пакость! Демоново малос! Демоновы фонари! На кой зажигать его в тесноте фургона?
   Ужас, проникший в самые глубины его души, понемногу уходил. Сон был таким ярким, правдоподобным, что Филофей с трудом мог поверить: жив, жив, старый пройдоха! На всякий случай он потрогал руки и ноги. Целы. Никаких ссадин. Облизнул губы. Крови нет. Ага, значит, все-таки привиделось.
   Филофей погасил фонарь и на ощупь распахнул двери.
   Сумрак владел городом: ночь спустилась на благословенную Аркадию, а дважды благословенный вдладыка никак не мог выделить средства на уличное освещение бедняцких кварталов. Спасали только огни маяков, освещавших гавань, да свет, пробивавшийся из-за окон и дверей портовых кабаков. Пахнуло рыбой, дегтем и дешевым вином. Этот "букет" нельзя было ни с чем спутать: гавань. Знаменитый Рог как он есть. Не блеск и нищета - что-то посередине. Из ближайшей забегаловки донесся шум драки.
   Да, и еще - зверскиразболелась голова. Иголкой тыкало то в левый висок, то в правый. Боль искала наиболее уязвимое место, попутно забавляясь. Перед глазами все плыло. Каждый звук, что был громче порхающей бабочки, причинял невероятную боль. С Филофеем такое иногда бывало: организм избавлялся от волнения и усталости. Уж сколько их накопилось за прошедшие дни (или недели? он не успел спросить)! Хватило бы на полную центурию.
   Не пытаясь даже превозмочь боль (знал, что ничего не выйдет), Филофей озирался по сторонам. Ага. Вот они. Двойка арьергарда заняла подворотню. Они особо не таились: значит, Хрисаоф сообщил о безопасном ходе дела. Роман и Цельс - двое сбитых из доброго теста бойцов всегда работали замыкающими - обратили взгля на Филофея. Помахали рукой: мол, присоединяйтесь. Ириник, пошатываясь (как назло, икры жгла нестерпимая боль - видать, во сне судорогой свело), доплелся.
   - Накрыли чаек, - многозначительно протянул Цельс.
   По своему обыкновению, он вгрызался в жевачку из мяты, смолы и еще какой-то дряни. После службы - об этом знала вся "ночная стража" да половина Большого дворца - он любил поволочиться. Девушки любили приятное дыхание собеседника, а потому Цельс прямо-таки вынужден был пристраститься к этой мятной дряни. Но, поговаривали, это того стоило. Филофей нет-нет, да сам подумывал (разок-другой, не больше!) спросить рецепт. Все как-то возможности не попадалось. Однако в этот раз от единой мысли об этом замутило. Горечь прилила к горлу, и с нею справиться удалось не сразу.
   - Значит, удастся выяснить, что с Евсефием?
   - Ежели, конечно, с трупами научиться разговаривать, игемон, - Роман сперва осенил себя знаком Аркара, а после смачно сплюнул в жухлую траву. - До нас этих чаек накрыли. Видать, с кем-то не поладили.
   - А может, то нас опередили, - прошамкал Цельс, не в силахъ оторваться от жвачки.
   Боль нашла слабое место, и весь левый висок ожгло невероятной болью. Помимо воли Филофей прижал руку к ноющему месту. Мысли путались, силясь вылиться из ушей. Даже им стало больно, что уж говорить об Иринике! Так. Застучали молоты по голове. Раз. Два. Левый. Правый. Раз. Два. Левый. Правый. Они мешали думать, превращая голову в кашу. Изнывающую от боли кашу, надобно заметить.
   Все летело к демонам. Что же произошло? Что там?
   Цельс, поняв немой вопрос, засверкавший в глазах Ириника, показал куда-то за спину Филофею. Тот повернулся.
   На той стороне улицы стоял приземистый, обычный для здешних мест склад. Дешевый красный кирпич, глину для которого можно было раздобыть на побережье без особого труда. На первом этаже окон не было вообще, на втором виднелись узкие прорези. Единственный сколько-нибудь широкий проем был занят деревянным краном для поднятия тяжестей. Сейчас его крюк болтался на слабеньком ветру. Тюх. Тюх. Филофей, дабыл унять боль, следил за его покачиванием. Тюх. Тюх. Влево-вправо. И обратно.
   Из распахнутых настежь дверей "ночники" вытаскивали трупы. Филофей пригляделся. По правую сторону от входа уложили целый отряд. Руки их сложили на груди, чтобы, когда вконец окоченеют, распластанные культяпки не мешали грузить в труповоз. Было больно, очень больно, но долг требовал вмешательства:
   - Труповоз вызвали? - раскаленная игла, воткнувшаяся в левый висок, заставила прикрыть глаза. Каждое слово давалось с трудом. Уж лучше бы похмелье! Хоть не зря болел бы!
   - Обижаете, игемон. Это мы завсегда, - сплюнул Роман. - А то как же. Как только первого увидели, так дали знать. Феодора ангелом отправили.
   Надобно заметить, что "ночники" звали ангелами вестовых, отправлявшихся с важной миссией, по старой традиции. Она пришла от первых императоров, южан, говоривших на чистом аркадском. В нынешней империи предпочитали диалект, "средний" язык, то есть смерть высокой ксарыни и северных наречий. Оттого некоторые словечки из уст "ночников" могли прозвучать несколько старомодно. Да, к тому же, для непосвященных их разговор мог - при желании хранителей спокойного и долгого сна империи - показаться сущей белибердой. Словом, хорошая традиция, что так, что этак.
   - Опоздали, - заключил Филофей.
   Игла сменилась на кувалду. Еще чуть-чуть, и череп лопнет под этаким напором.
   - Хлебните, игемон. Помог-хает, - прожевал Цельс. - О-г-чень помог-хает. Вижу, как маетесь.
   Он снял с пояса фляжку и протянул. Филофей, ни мгновенья не сомневаясь, откупорил спасительный сосуд, припал к дарующему покой горлышку и...
   Кашель проник до самых пяток. Горло ожгло таким пламенем, что давным-давно отправившиеся в легенды драконы - и то не раздули бы. Боль прошла, словно бы и не было. В голове стало так легко, что захотелось летать. Ледяные игла растаяли.
   - Во-кх, и мен-гхя так же, - ухмыльнулся Цельс, продолжая жевать.
   - Пожар в башке - он такой, - хихикнул Роман.
   Так вот что это за спасительный напиток! Месяц назад накрыли пивоварню, уходившую от налогов. Дело размещалось в подвалах ...чего бы думали? Да, правильно, - гробовых дел мастера. Днем работал он, а ночью - пивоварня. Здание стояло на отшибе, вдалеке от жилых кварталов, а потому сперва значения дыму, шедшему по ночам из трубы, не придали. Затем - принюхались. Первыми это сделали окрестные пьянчуги, по запаху (тот самый дым) отыскавшие земной рай. За ними потянулись жены - оттаскивать "ненаглядных" домой. Одна, самая настырная и решительная, пошла жаловаться в префектуру. Запрос ходили туда-сюда полгода, но в итоге попал на стол Андронику. Это были его последние дни пребывания в столице, а потому он переложил заботу о деле на Филофея. Тот - отдал Хрисаофу. Наконец, за заведение взялись сикофанты. Пообтерлись. А на следующую ночь десятка накрыла заведение. Застали на месте с недобрую дюжину выпивох, стоявших в очереди за кружкой. Пришлось их тоже забрать в темницу. Следующим же утром (и как удалось столь быстро выяснить?) потянулись женушки, на коленях умолявшие вызволить дураков-мужей. Филофей, проходя в штаб-квартиру, прорывался через плотное кольцо этих просительниц.
   - Хорошо, что весь товар не уничтожили, - только и смог выдавить Ириник.
   Он строго-настрого приказал от всей дряни избавиться.
   - Вы ж сказали: "от дряни избавиться". Как сейчас помню. Аг-кха. Так это ж, разв-кхе, др-хянь? - еще пуще зажевал Цельс. - Лек-харство. Чист-хое лек-харство.
   Филофей нашел в себе силы улыбнуться. И точно, настоящее лекарство. Интересно, насколько сильно его будет мутить к утру?
   Между тем, Хрисаоф показался в дверях. Разглядев в неверном свете, распространяшевмся из окон кабаков, Иринка, он поманил его пальцем. Филофей, не глядя, протянул фляжку обратно:
   - За лекарство спасибо, - бросил он на прощание.
   - Завсегда. Ага, - красноречиво подытожил Роман. - Эт мы завсегда.
   Цельс ничего не сказал - но очень красноречиво прожевал.
   Ноги чуть пошатывались. В полном противоречии с названием, от пойла в голове стоял полный штиль. Ни фитилечка - куда там пожарам! Ириник понимал, что это временно. Он просто прожигал запас сил. Немного, и он может повалиться, еще более слабый и неподвижный, чем мертвец. Надо успеть. Надо добраться до Евсефия. А там хоть в могилу, хоть на пир в Большой дворец!
   - Надеюсь, удалось хоть немного поспать, - поприветствовал Хрисаоф и развернулся, предлагая Филофею последовать за ним. - Нас кто-то определи. Нельзя исключить, что две банды контрабандистов посприли о способах доставки товара.
   Филофей готов был поклясться, что Хрисаоф ухмыляется. Единственной отдушиной для офицера являлся юмор могильщика. В общем-то, любой иной был просто невозможен при этакой профессии.
   Стены были заляпаны краской. Но стоило приглядеться, и становилось понятно - кровь. Ее пятна были повсюду.
   - С дущой работали, с огоньком, - констатировал Хрисаоф. - Действовали топорами.
   - Либо же мечами, нанося рубящие удары. Или же...Хм...- Филофей прикинул все "за" и "против. - Это могли быть молотки. Бьешь по лицу, и все в крови.
   - Тоже верно. Но лучше погляди на трупы, - Хрисаоф показал на покойника, которого пытался вытащить Катакалон.
   Боец, завидев Ириника, остановился. Без излишнихз сантиментов повалил тело на пол, устланный соломой. Перевел дух.
   - Тяжелый, что две бочки селедки. И разит селедкой.
   - Может, он и есть селедка? - с непонятной интонацией произнес Хрисаоф.
   - А что, вполне возможно, - глубокомысленно изрек Катакалон.
   В свете развешенных по всему помещению масляных фонарей (опять эта гадость!) легко было заметить, что "ночник" испачкал руки кровью.
   Филофей склонился над телом. Точно, на туловище виднелись раны, характерные для топора. Одежда - плотная полотняная рубаха, рукава которой можно было легко закатать, для удобства переноски всяческих вещей - в местах ударов было густо пропитана кровью. Ее было много, очень много: натекли целые лужи. Солома - где осталась - пропиталась кровь. Глинячный пол был покрыт алыми потеками то тут, то там. Легко можно было разглядеть следы борьбы: засечки на ящиках, которыми здесь было загромождено практически все пространство до самого потолка, разбросанная солома, кусочки дерева...
   - А это интересно, - Филофей показал на щепу, прежде явно принадлежавшую посоху либо топору. - Хорошее дерево. Качественная обработка. Дорогое.
   - И?.. - Хрисаоф торопил Филофея.
   Ириник, кроме всего прочего, ценился за умение изучать следы. Не те, что оставляют звери или, скажем, калиги, а следы людских дел. Очень нужный талант при такой работе.
   - И я такие уже видел. Это навершие посоха. Готов выставить на скачках годовое жалованье, однады эта деревяшка была навершием посоха. Смотри.
   Филофей поднял щепу повыше, так, фонарный свет упал на нее. Точно: можно было различить букву, одну-единственную букву "р".
   - Да явит свою волю Аркар, - произнес Ириник. - С такими ходят "ручники".
   - Из офицеров, - на военный лад исковеркал звание Хрисаоф. - Точно. А это значит, это они нас обогнали.
   - Скорее всего, унесли всех своих. Если кто-то погиб, - кивнул Филофей.
   "Пожар в башке" действовать переставал: иголки легонько покалывали виски, выискивали брешь в непонятной преграде. Вскоре отыщут, и тогда боль вернется с удвоенной силой.
   - - А рубка здесь была знатная, - заметил Филофей.
   И точно: если присмотреться, легко отыскать следы боя. Даже глиняный пол - и тот хранил на себе отметины. Сколы, бороздки, пятна крови - вот только небольшой их перечень.
   - Надо бы отыскать следы за домом. Может быть, кого-то из "ручников" поранили. У них пока не отросли крылья, должны были что-то оставить, - хмыкнул постукивавший по переносице Хрисаоф.
   - Ежели не затоптали, - покачал головой Катакалон. - Людей здесь ходит уйма.
   - Понятливых. Как только драка затевается, тут же улицы пустеют, - заспорил Хрисаоф.
   - Значит, требуется опросить. Всех. Должны быть какие-то концы! Пусть самые слабые и неявные! - Филофей вспылил, и тут же в голове разгорелся настоящий пожар.
   Он покачнулся.
   - Отдохнуть бы Вам, игемон, - вовремя подоспел Катакалон и подхватил Ириника под руки. - Отдохнуть.
   - Некогда, - зевнул Филофей. В глазах потемнело.
   Не он провалился в сон - это сон проглотил его по самую макушку, живьем.
   Глаза жгло. Он поднялся...на кровати. Огляделся. Сглотнул. Глаза из-за яркого света, закрывавшего мир болью, все никак не могли сфокусироваться. Страх - настоящий, самый что ни на есть страшный страх - обуял Филофея. Ему показалось, что он вернулся в темницу "ручников", и теперь никогда не выпустят. Холодный пот залил глаза. Филофей зарылся в ладони. Он устал, невероятно устал. В голове было тяжело, во рту всю ночь плясали куры, набив самое нутро острыми перьями. Сглотнул. Вкус был противный и горький, точно эти перья достали из фонаря, где те пропитались прогорклым маслом.
   Пошарил рукой. Простыни свалялись и пропитались потом. Ага, он, значит, дергался и волновался ночью. Такого с ними не бывало с самого детства.
   Глаза потихоньку привыкли к свету. Сквозь окно пробился солнечный зайчик. Именно он жег глаза. Зрения постепенно возвращалось (а пожар все не пропадал). Филофей проснулся в штаб-квартире, в специально отведенной для него комнатке. Крохотная, шага четыре на четыре, достаточная для того, чтобы разместить походную кровать и для нехитрого костюма сундучок. На крышке последнего стоял кувшин. Рука сама собой потянулась. Филофей с недоверием принюхался. Пахло...Молоком. Хлебнул, покатал на языке. Зубы свело от холода. Молоко! С ледника!
   Ириник, не задумываясь о последствиях, хлебнул. Голова обратилась в ледяную глыбу. Но это было так приятно, как никогда прежде! Филофей отставил в сторону в миг опустевший кувшин. Было хорошо. Было очень хорошо, как никогда прежде.
   Он повалился на подушку. Долго, как никогда прежде, смотрел в потолок. В одну точку. Деревяные перекрытия таили в себе столько тайн, и почему он никогда об этом не задумывался? Все эти дефекты, оставленные жучками, чернота, принесенная временем. Это было прекрасно.
   - Старею, - вслух произнес Филофей.
   Стареть было рано, но и о молодости говорить - поздно. Темница и поиски Знания заставили его серьезно задуматься. Что он делает? Куда он влез? Зачем было устраивать противоборство с "ручниками"? А ведь стоило только отыскать колдуна. Разве это много? Иллюстрий поставил совершенно ясную задачу. А он, как всегда, провалил такое простое дело. Вдруг начнется конфликт между двумя "кабинетами" - "ночной стражей" и Дланью веры? Что же тогда делать? Ведь император может просто пожертвовать кем-то. И это вряд ли будут "ручники", уж слишком важна поддержка патриарха в такой ситуации.
   Что же делать?..
   Раздался стук в дверь. К великому удивлению Филофея, голова не отозвалась колокольным звоном. Это уже хорошо.
   - Заходите. Я здесь, - только потом он понял, насколько это смешно прозвучало.
   - Замечательно, - в проеме появился Хрисаоф. - Филофей, нас ждут. Паракикомен опочивальни велел явиться.
   Ириник застыл бы на месте, если бы стоял. Но сейчас мощная волна холода прошла от самых кончиков пальцев до вставших дыбом волос. Паракикомен опочивальни - служитель дворца, ведавший приемами чиновников. Приглашал на разговор по душам нынешний паракикомен, Захария, иным образом. Следовательно, оставалось только одно - вызывают по делу. И скорее всего, то была воля дважды благословенного.
   - Я сейчас соберусь! - сглотнул Филофей.
   - Давай-давай, торопись. Захария злится, когда опаздывают на прием.
   Хрисаоф выглядел чернее тучи. Даже нет, не так - грозовая туча выглядела не такой темной, как офицер "ночной стражи". А это был очень, очень плохой знак.
   Собрался Филофей в мгновение ока. Рывком распахнул сундук, отчего пустой кувшин упал на пол. К счастью, керамика выдержала, даже трещины не дала. Впрочем, будь иначе, Ириник не обратил бы внимания. В глубине сундука отыскался парадный хитон. Ага, и еще штаны, на северный манер. Хорошая вещь для приемов: в меру строгая, в меру парадная.
   - Еще? Ах, да! Пояс!
   Узкий, с бронзовой бляхой. И конечно же, плащ. Черный. Безо всяких украшений. Символ "ночной стражи". Его вручил Филофею лично василевс, в прошлый Аркаров день. Часть жалованья. Дорогой шелк. Еще дороже было то, что руки самого дважды благословенного касались ткани. Это придавало особое значение подарку. Кажется, Филофей неделю боялся прикоснуться к плащу, по поводу чего Андроник дико хохотал. Но иллюстрию, видать, такие подарки были привычны! Что говорить о скромном служителе василевса?
   И, конечно же, сапоги. А это уже его собственное приобретение. Проклятье! Подошва оказалась дырявой: через трещину Филофей разглядел пол. Что же делать? А, демоны с ним! Ириник натянул сапоги. Ага, трещина только в левом. Чуть повыше пятки. Значит, не заметят. Главное не шагать размашистым шагом, и все будет хорошо. Лишний раз ногни не подымать.
   - Так, не подымать, не подымать, - Филофей кое-как пригладил непослушные волосы (пред очи одного из царедворцев лучше было предстать в лучшем виде - добрая память лишней не будет) и рванулся из комнатки.
   Основной зал пустовал. В соседней комнате - казарме - похрапывали отсыпавшиеся после ночной смены бойцы. Не будь здесь Хрисаофа, можно было бы подумать, что вся "ночная стража" в едином порыве дрыхнет. Что бы мог подумать посыльный от паракикомена!
   - Пошли, что ли, - пожал плечами Хрисаоф.
   Верно, это была не первая его встреча с Зосимой - либо же потомок айсаров просто умел скрыть волнение.
   Шли галереями. Большой Императорский дворец, состоявший из множества выстроенных в самое разное время зданий, соединялся либо подзеными ходами, либо же надземными галереями. Иногда они переходили друг в друга, что вызывало осложнения. А уж если подземный ход открывался каким-либо механизмом - мороки с ним было так много!
   Филофей за все проведенное здесь время пока не научился ориентироваться в хитросплетении всех этих ходов-выходов. Предпочитал он пребывать в штаб-квартире "ночной стражи", в иное же время находился в городе. Когда только он ступил на территорию Большого Императорского дворца, поклялся - никогда не станет похож на бесчиленных слуг и прихлебал. Они были ему омерзительны, ползавшие на пузе перед обладавшими крошками силы и денег людьми. Каждый чиновник гнул спину перед вышестоящим и помыкал менее удачливыми. Знать плевать хотела на проблемы "черни". Последняя лебезила в лицо и плевал в спину. Словом, обычное состояние гадюшника.
   Галереи стояли призраками собственного величия. Во времена ранней Аркадской империи на каждом шагу стояли избранные бойцы. В самую темную ночь горели лампы, распространяя вокруг аромат ладана. Слуги бегали туда-сюда, содержа великолепие в должном виде. Ныне все изменилось. Потолки и углы оплела паутина, в некоторых местах толщиною в ладонь кулачного бойца. Мозаика, занимавшая все свободное пространство, пообвалилась. Кусочки смальты лежали в пыли либо же были раздавлены ногами редких прохожих. Филофей с трудом мог взирать на это. Сердце обливалось кровью. Неужто империи больше не подняться с колен? Даже восточные варвары - огнары - перестали считаться с волей дважды благословенных. Аркадцы отдают замуж за их вождей своих лучший дочерей - и это без смены веры! Язычникам-многобожцам на поругание прекраснейших дев земли аркадской...Ириник шел, понурив голову. С великим трудом он удерживался от того, чтобы взглянуть наверх - поднять взгляд и увидеть прежде дивные потолки. Великое чудо мира! История, выложенная смальтой, долженствующая храниться в веках. Смальта опадала - история пропадала. Что будет, когда он осыплется окончательно? Падет империя? Или...Но о том, что империя может пасть еще раньше, Филофей думать не хотел. Ведь Андроник! Андроник сейчас освобождал временно занятые конными варварами земли. Все здоровые силы Аркадии с надеждой смотрели на этого человека. Сам Филофей, чего уж таиться, поддержал бы...А впрочем, лучше о том не думать. Не здесь. Не под самым боком у дважды благословенного.
   Наконец, переходы обрели более-менее ухоженный вид. Стало больше фонарей и факелов, паутины было почти не видно, да и пыль старались подметать. Либо же в этом деле помогали полы одеяний посетителей - кто мог бы в том поручиться?
   Добрым знаком служило также присутствие стражников. Подтянутые (видно, частые гости мешали вздремнуть или хотя бы ослабить шнуровку брони) легионеры зыркали по сторонам. Так, для формы. Поприветствовали уважительными кивками Хрисаофа. Потомок айсаров (надо ли говорить, что истинный аркадец?) пользовался определенной популярностью и почетом в среде дворцовой гвардии: прежде там служил. Не очень доло, правда, но оставил по себе добрую память. Да и как не зауважать воина, когда постоянно видишь заплывших жиром поклонцев? Так прозвали чиновников и слуг, заполнявших Большой Императорский дворец за традицию сопровождать поклоном едва ли не каждое слово в присутствии вышестоящего начальства. Плевать в таких было стыдно, да и нельзя. Поклонцы с их чернильными душами владели настоящей властью в стране, куда там победоносным легионам!
   - Как там в степях? Может, весточка от Иллюстрия пришла?
   За Андроником прочно укрепилось это произвище. Если поминали этот чин, не прибавляя имени - значит, речь шла о первом мече империи. Император уже давным-давно знал от скифантах об этих разговорах, но до поры до времени их не пресекал. Интересно, что будет, когда Андроник вернется из нынешнего похода? Доживет ли до следующего? Если бы...Филофей поймал себя на мысли, что думает о слишком опасных вещах. Такого делать нельзя. Совершенно нельзя. Но...что еще делать? Что делать?.. Проклятое дело с этой "Дланью веры". Лезут всякие глупости в голову!
   Но, право, не думать же о судьбе учителя?.. Италл...Что-то там с ним?
   - Рвется к столице, - коротко ответил Хрисаоф, но остановился. Пусть чинуша подождет, с него не убудет.
   - А разве степнякам она важна? Налетел - улетел, налете - улетел, - мрачно отозвался тот, что справа от дверей. Обветренное, загорелое (это был тот загар, что въедается в кожу многими годами и после никогда не выводится) лицо выдавало уроженца южных диоцезов. -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Что вредно сказывалось на ее характере: постоянно ломавшиеся ногти не способствуют женскому спокойствию.
   Вот что трудно поверить: миниатюры и гравюры сохранили образ тончайших ладоней и ажурных запястий. И где только силище взяться?
   Былда еще одна причина: Беатриса дико злилась на молодого Хайме, по ее мнению, ни черта не смыслившего в делах государтвенных. Чтобы как-то успокоить мать, он и разбил сад у дверей в свои покои. Едва та шла к сыну, настроенная на очередную нравоучительную тираду, как попадала в сад...И, в общем, все были довольны: сам король, сохранявший благородство в присутствии подданных, и королева-мать, наслажавшаяся сиренью.
   В общем, хронисты.
   Нужно же было каждому следующему хронисту добавить в список что-от от себя.
   Даркос, какой же дурак. Нет, не отвечайте. Он сам об этом знал. Знал, но...Вы же понимаете? Вы понимаете, не можете не понять.
   Дурацкую, конечно же. И вообще, умение держать себя в обществе...хм...таком обществе, - на низине. Падать было, на первый взгляд, некуда, но улыбающийся дурачок выкопал себе яму поглуюже, чтоб стало куда. И как только...А, впрочем, это потом.
   Сидел бы лучше...Да куда там...
   Сказать бы, в чем, да нельзя. Даркос, как же стыдно!
   Побольше б разума в голове.
   Надо же, и дня не прошло, догадался. Стоило тогда разыгрывать сценку из юношеских новелл? Но, кто знает, если бы не...А, впрочем, после.
   Было наоборот, но делать нечего.
   Да сколько можно, мы это все выяснили. Потеря времени, если бы...А, впрочем, сейчас то что...Сейчас нечего...И никогда более...А впрочем, это лишнее.
   Да-да, так и бы и стоял с открытым ртом, глядя им вслед. Так, кажется, автор каждой второй новеллы излагал сцену расставания героев?
   Ты знал, почему, знал, но боялся в том себе признаться. Было уже поздно что-то менять. Уже ничего не будет по-прежнему.
   Зря, видит Даркос, до чего глупо...Глупо. Это было так глупо...
   А ведь была надежда спастись. Почему же не воспользовался?..Тогда... Она была не менее прекрасна, но...О чем ты тогда думал? Думал ли вообще?.. Как это все было...глупо. Так глупо! Не юность даже -детство! Детство - глупость...Глупость...Почему это все произошло? Как это случилось?..
   Ага, а о том, что вместо хандры могло быть тизое спокойствие могильного бзмолвия, кое-кто даже и не помышлял. Ну-ну.
   Что именно: слепота, неумение пользоваться волшебеной силой или дурацкое желание казаться, а не быть?
   Жалостлив или жалок? Верно, жалок.
   Плохо же он тебя учил, Николас, плохо. Был ты, верно, худшим из его многночисленных учеников.
   О да, неприятность! Это думает человек, шедший по охваченному огнем Тронгарду сквозь толпы умертвий...Неприятность. Молодость!
   Вот это неприятность так неприятность - глупость людская! Вот что можно назвать неприятностью!
   Легендарная твердыня, печать на западной границе Королевства, откуда и название, гора под которой на два локтя пропитана людской кровью, - а на ум приходит только "Тот самый"? Тут не удивление, тут глупость скрывать требуется!
   Даркос, да о нем все должны знать! Абсолютно все! Это же Замок Печати! Право, они были под стать друг другу. Совершенно одинаковое отсутствие выдумки. Жаль, что все вышло так, как вышло...Очень жаль.
   Как хорошо было бы для всех, случись иначе, однако Немайди приготовила третий путь. Старая добрая Немайди. Она умеет разрушить жизнь простого смертного, от хлебопашца до короля.
   Суждено, и не только это. Но...лучше бы никогда не услышать снова...Лучше бы. В такие минуты начинаешь понимать Флавиана...Он, верно, тоже наблюдал за происходящим?
   Много лет спустя удалось узнать, что сам Фердинанд был автором этой речи. Признаться, это стало удивительным открытием: столько меда и громких слов за один раз никогда им не произносилось, ни до, ни после.
   По уставу, обычным по численности отрядом "Ночной стражи" считалась группа из десяти человеки.
   Думать? Какое гордое слово для...А впрочем, не важно.
   Способность мыслить объективно, к счастью, еще сохранилась.
   И вселяет глупость в голову, что куда ближе к истине.
   О да, ты ведь лучший мастер прятать свои мысли от посторонних. Всякий, имеющий глаза, это заметит. Глупость - она вообще очень заметна.
   Ты бы в Аркадии еще вышел на площадь Быка!
   Ну-ну.
   Вот, сказано же: сохранил способность говорить правду.
   Потрясающе. Оригинально и с выдумкой.
   Надсмотрщица Магда.
   Охранник Роджер. Должно быть, изрядный весельчак и балагур.
   Точно, душа компании и вообще рубаха-парень,
   Ветхая до невозможности.
   В общем-то, поменьше.
   Я же говорил, мыслительные способности ниже беневальских подземелий.
   Донельзя романтичное местечко. Особо стоит обратить внимание на живописную стройку и чудом оставшиеся следы гари на брусчатке.
   Запасов провизии едва хватало, постоянный холод. Реджинальд просто не придал значения этой развалюхе.
   Наилучшее мнение о людях составляют те, кто их ни разу не видел. Многократно проверено.
   Все правильно, кроме окончания "и". Это Тенперон отыскал. Это Тенперон сумел раздобыть тот артефакт.
   Так коротко, что успели добраться до бывшего замка алых магов.
   Блаженны дураки...
   Умалишенные еще блаженнее.
   Знать бы, кто глупее умалишенных...В общем, они самые блаженные.
   Очередная страшная ошибка. Да, умение их допускать тоже можно назвать волшебством, настоящий ты маг...
   А юные маги иногда думают. Ну думают же, так ведь? Разве не думают?
   Да-да, о Ней. В таком случае лучше золото, чем...А впрочем, незачем.
   В общем, равнинным.
   Кто бы говорил.
   За отсутствием собственных заслуг - оно, конечно...
   Никогда не поздно учиться. В данном случае- у птиц. Только активнее, активнее взмахи...
   А нынче не говорит, а совершает. Кое-кто.
   Дурак, разве тебе есть с чем сравнивать? И вообще, что ты чувствуешь?.. Какая же глупость...Дурость несусветная.
   Единственно нужное умение - оглядываться по сторонам. И совсем не фигурально.
   Какое самомнение. Так, кое-какие фокусы.
   Один так точно безумец - за отсутствием ума.
   Не получилось.
   Сам-то, видимо, веками жил в самом сердце столицы. Когда еще даже столицы не было - уже освоился.
   Оно потому и стало любимым: единственное, куда ты мог бы добраться, лишний раз не прибегая к чужой помощи.
   Какой комплимент.
   Не глупи! Давай же! Ну не глупи ты!
   Ну! Ну! Давай!
   Не тех людей назвали дураками, ой, не тех...
   Еще не император, порфирородный драпал, в пух и прах разбитый "гнусными варварами". Причем драпал так ретиво, что промахнулся лиг на сорок и вышел к Замку Печати. Еле ноги унес. Несколько лет потом еще вздрагивал по ночам, с криком "Бородатые обходят!". Веселое было времечко. Может быть, такая волнительная жизнь и загнала Дуку раньше времени в гроб, кто ж его знает.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

59

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"