Земская реформа началась, как шаг навстречу самым потаенным мечтаниям либералов. Отныне уездные земские собрания, переименованные в уездные земские советы, избирались - на равных правах - абсолютно всеми, имеющими гражданские права. Только вот толкование этого термина либеральной интеллигенцией и Её Величеством Государыней--Императрицей Александрой Федоровной разошлось самым решительным образом.
Елка и Аликс понимали права как оборотную сторону обязанностей.
Новые законы, один за другим появлявшиеся в повестке Государственного Совета - который, по статусу, являлся не только заповедником для отставников, но и "законосовещательным органом" при Его Величестве - вызвали в империи шок. Равные выборы! Распространение земской системы самоуправления на все губернии и области России! Дарование земству права сносится между собой! Создание земского газетного треста, не просто дарованное в правах, но вмененное земству в ОБЯЗАННОСТЬ!
Превращение земских участковых в "префектов", начальников уже не волостной, а уездной администрации! Имеющей уже одни только административные права!
Выборность председателей уездных и губернских земсоветов гласными этих советов!
И новое "Уложение о гражданстве и подданстве"!
"Уложение", подписанное императором в феврале 1896 года и вступающее в действие с 01.01.1898 года, гласило, что право избирать имеют все душевно здоровые подданные Империи, достигшие возраста 21 года... Прошедшие службу в рядах Вооруженных Сил Российской Империи! А все лица, таковой службы не прошедшие, или прошедшие, но впоследствии приговоренные судом или именным императорским указом к лишению прав, объявлялись не гражданами, но подданными. Подданные не имели права не то, что выдвигать себя кандидатом на выборную должность, но и вообще участвовать в выборах. А также - претендовать на казенные должности.
Это было уже слишком!
Интеллигенция, похоже, вообще не понимавшая про обязанности, но зато досконально знавшая права, ВЗВЫЛА. Ещё громче возопило смертельно уязвленное дворянство. Да и мещанство с купечеством отстали ненамного. Возмутились все - от махровых консерваторов, для которых даже Победоносцев был слишком либерален, и до радикальных социал-демократов, со дня на день ждавших Революцию.
Евроцентристы, в принципе, готовы были согласится с тем, чтобы от кандидатов на выборные и казенные должности требовать опыта службы "в рядах". В конце концов, офицерский чин или звание унтер-офицера запаса для таких лиц были практически обязательны - в столь милой их сердцу Европе.
Однако требовать того же самого от избирателя?!! Неслыханно!
115.
Как уже сказано, во всей Империи имелось около сорока тысяч офицеров. Точнее, полторы тысячи генералов и 44 тысячи офицеров, военных врачей и военных чиновников. Собственно строевого офицерства - тридцать пять тысяч. И тысяча двести строевых генералов. Ежегодный выпуск военных училищ - 2,4 тысячи офицеров. С 1886 по 1894 годы в армию записывалось ежегодно 6--7 тысяч вольноопределяющихся, что давало около пятидесяти тысяч прапорщиков запаса "нового образца": до 1886 года вольноопределяющиеся служили не год, как ныне, а шесть месяцев, что приводило к слишком слабому знанию ими своих обязанностей.
При этом всего в запасе числилось до 3,5 миллионов человек, что давало в мобилизованную армию около 5 миллионов обученных бойцов - считая с казачьими частями. Зная арифметику, мы легко вычислим, что из примерно трех с половиной миллионов человек, имеющих права граждан, примерно 3,3 миллиона будут нижними чинами. То есть, в большинстве своем, крестьянами.
Именно на это обожаемая Санни и указала своему драгоценному Ники, когда тот, подзуживаемый своими дядюшками, бывшими наставниками (особенно опять усердствовал Победоносцев) и министрами, начал было приводить резоны, и ему самому казавшиеся верными.
Тем более, что и покойный папенька права земства именно всемерно ограничивал!
Солнышко же уверило сомневающегося монарха, что крестьяне - в отличие от всех прочих сословий - есть естественная опора трона. Наиболее надежная из всех. О дворянстве или интеллигенции такого сказать совсем нельзя. Они - не просто шаткая опора. Они - "трость повапленная". Та самая, на которую стоит лишь опереться, как она тут же ломается, пронзая руку, её держащую.
Именно от того-то они все и дрожат - что государь наконец-то найдет себе прочную опору.
И перестанет нуждаться в их предательских услугах.
Что же касается указаний покойного папеньки, так они не нарушаются ни одной буквой, а даже наоборот - углубляются и утверждаются. Веденный им институт земских начальников укреплял вертикаль власти, заставляя её прорастать в самые глубины русской жизни. Теперь же, после создания уездной администрации, вертикаль эта укрепилась необыкновенно! Поскольку исполнительные комитеты уездных и губернских земских советов, имеют права только попечительные - дорожное строительство, здравоохранение, народное образование и т.д. В то время как за префектами и губернаторами сохраняется вся полнота административных полномочий, а также право отменить любое постановление земского совета и право цензуры земских журналов.
Ибо сказано: "Пусть председатель исполкома (в оригинале было сказано араван, однако Елка очень сомневалась, что Ники сможет оценить сам роман, а не только наставление императора Веспшанки сыну) занимается делами губернатора, а губернатор - делами председателя исполкома. Тогда в губернии царит раздор, а в столице - спокойствие. Тогда из губернии спешат доносы, а в столице растет осведомленность. Тогда в губернии невозможны нововведения, и делами её правит столица. Когда же доносы прекращаются, наместник и араван подлежат смене - ибо ничто так не угрожает полноте императорской власти, как единство её чиновников"
Поскольку председатель исполнительного комитета уездного или губернского земского совета сменялся при перевыборах оного совета безо всякого вмешательства центральной власти, то сентенция казалась ещё более подходящей к случаю.
Ники, трогательно уверенный в верности ему народа - и, что самое поразительное, в этом отношении не ошибавшийся! - тут же вновь переменил свое мнение и начал, наоборот, настаивать на углублении реформы.
116.
Одной "информационной поддержки", обеспечиваемой контролем Информационного Бюро над РТА и АПН, для столь радикальных перемен оказалось явно недостаточно. Несмотря на весь громокипящий пламень, обрушиваемый авторами статей и комментариев на безответного читателя, "народ безмолвствовал". То есть никто не собирался кричать "Ура!" и бросать в воздух чепчики по поводу грядущей демократизации, либерализации и прочей "ции".
И главной в этой компании недовольных была интеллигенция - та самая, которую положение обязывало именно кричать и бросать чепчики. Ведь сбылись двадцатилетние мечты - права земства наконец-то расширены до крайних пределов!
Даже дворянство, и то восприняло реформу менее болезненно - хотя ударила она как раз по их правам и привилегиям. О, нет, стон, плач и скрежет зубовный стоял. Тут уж ничего не поделаешь - всякий, уязвленный подобным образом, просто-таки обязан стонать, плакать, скрежетать зубами и всячески жаловаться на горькую обиду и уязвленное самолюбие.
Но дворянству был кинут кусок - и довольно жирный кусок. Для того, чтобы выставить свою кандидатуру на выборы в уездный земский совет, необходимо было собрать подписи не менее 1% избирателей. Или - иметь имущественный ценз, соответствующий прежней 1-й или 2-й курии.
Понятно, что дворянство в таком случае имело преимущество - во-первых, большинство из тех, кто значил хоть что-то, прошли службу "в рядах". Или, хотя бы, обучение в среднем военно-учебном заведении - это считалось достаточным. Таким образом дворянство, хотя и со скрипом, и на равных правах со своими недавними рабами, попадало-таки в "коридоры власти". А вот озабоченная этой самой властью до маниакальной её жажды интеллигенция - не попадала. Ибо служить Империи, по их понятиям, было "западло". Если выражаться грубо и не изячно. "Служить бы рад - прислуживаться тошно" - вечная отмазка либералов, навязшая в зубах не хуже плавленого сырка.
И надлежало кинуть свой кусок и этим вечным нытикам - ибо, во-первых, не ведают, что творят. Фанатики чертовы! А во-вторых - подвешивание вопроса в воздухе чревато большими проблемами в будущем. Искусство правления - искусство компромисса. Баланса. Точного уравновешивания противоположных сил. И вот тогда можно править, "обернувшись лицом к югу".
117.<===
Имперская система образования была больна. Давно и тяжело. И "классические" гимназии, в которых 41% учебного времени уходил на латынь и древнегреческий, были только одним из назревших фурункулов. Которые надлежало вскрыть и вычистить. Невзирая на кровь и вопли пациента - ИнформБюро, к глубочайшему сожалению, пока было более чем не всесильно. С ролью анестезии оно справлялось слабо.
Итак.
Начальные учебные заведения, существующие только для "народа" - с легким пренебрежительным оттенком - имеются трех видов: церковно-приходские, земские и министерские. Все три вида изучают только закон божий, чтение, письмо и арифметику. В церковно-приходских школах помимо этого дают ещё церковно-славянский язык и церковное пение. От большинства средних учебных заведений эти "начальные" школы были отделены железобетонной стеной - программы обучения были составлены гениально: человек, окончивший какое бы то ни было начальное учебное заведение, в гимназию, прогимназию или реальное училище поступить не может в принципе. Для поступления в них требовалось ДОМАШНЕЕ образование. Для поступления в другие учебные заведения - коммерческие училища, кадетские корпуса, институты благородных девиц - требовались либо деньги, либо принадлежность к определенному сословию. Как правило - и то, и другое. Даже коммерческие училища, якобы открытые для всех сословий, на самом деле были сословными - таковыми их делали высокая плата за обучение и гораздо большие возможности, открытые для дворянства.
Городское училище - единственное исключение. Туда, в принципе, может поступить и сын зажиточного крестьянина. Там он, за немалые деньги, шесть лет будет учиться "закону божьему, чтению и письму, русскому языку и церковнославянскому чтению, арифметике, практической геометрии, географии, отечественной и всеобщей истории, естественной истории и физике, черчению, рисованию, гимнастике, а также некоторым прикладным знаниям и ремёслам - работы по дереву и металлу". После чего сможет поступить на педагогические курсы или в низшую профессиональную школу. Ну, и надо это крестьянину? За свои-то деньги? Так что городские училища были названы о-очень точно. Только горожане в них и учились.
118.
Гимназии - семь классов, восемь лет: седьмой класс разбит на два года. Среднее учебное заведение, поступление отодвинуто и сопровождается экзаменом, позволяющим поступить сразу во 2-й или 3-й класс. Окончившие гимназию с золотой и серебряной медалями принимались в университет в первую очередь и без экзаменов, остальные также без экзаменов, но по конкурсу аттестатов. К 1895 году в России имелось около двухсот сорока гимназий, около семидесяти тысяч учащихся.
Прогимназии - четырехклассные учебные заведения, полностью соответствовавшие первым четырем классам гимназии и потому издевательски именовавшиеся "полусредними". По окончании - экзамен на звание приходского учителя или на первый классный чин. Число мужских, женских и военных прогимназий к 1895 году перевалило за две сотни, число учащихся колебалось в районе шестидесяти тысяч.
Реальные училища - также среднее учебное заведение, дающее гораздо больше часов по предметам естественно-математического цикла. Для поступления необходимо домашнее образование. Выпускники могут поступить только на физико-математический и медицинский факультеты университета, а также во все технические, промышленные и торговые ВУЗы. В России - около двух с половиной сотен. Учащихся - около шестнадцати тысяч.
Замыкают список коммерческие училища - находящиеся в ведении министерства финансов, платные и позволяющие поступать в коммерческие институты или высшие технические учебные заведения. Также около двух с половиной сотен, около пятидесяти пяти тысяч учащихся, включая десять тысяч девушек.
Коммерческие училища были ЕДИНСТВЕННЫМИ, допускавшими совместное обучение. В начальную школу девочек просто не брали, а для высших сословий имелись женские гимназии и прогимназии, институты благородных девиц, епархиальные училища (только для дочерей священников, все остальные принимаются на платной основе) и мариинские женские училища - аналог городских училищ для девочек. Высшими женскими учебными заведениями являлись фребелевские курсы (готовившие дипломированных воспитательниц для дошкольных учреждений), высшие педагогические курсы и открывавшиеся при университетах высшие женские курсы.
Для мужчин же была открыта дорога в университеты. О, университеты, блеск и слава системы российского просвещения! Их в России было ровным счетом десять штук - Московский, Харьковский, Казанский, Санкт-Петербургский, Томский, Киевский, Новороссийский (в Одессе), Варшавский, Дерптский и Гельсингфорсский. Факультетов - четыре: историко-филологический, физико-математический, юридический и медицинский. Последнего не было в Одесском и Петербургском университетах, зато второй имел факультет восточных языков. В Дерптском существовал богословский факультет для подготовки пасторов евангелическо-лютеранской церкви. Единственным этот богословский факультет был потому, что во всех остальных университетах на всех факультетах в обязательном порядке изучались богословие, церковная история и действующее церковное право.
Всего - тридцать шесть тысяч студентов, из них в Московском девять тысяч и в Санкт-Петербургском - семь. А всего высших учебных заведений насчитывалось около шестидесяти штук, студентов в них числилось под девяносто тысяч.
119.
Эта цифра была ничтожна. Она не обеспечивала потребностей страны в кадрах специалистов - однако беспрерывно плодила лишних людей, досконально разбиравшихся в делах Европы и совершенно не понимавших страны, в которой они живут. Но при этом горевших жаждой власти и желанием осчастливить весь народ разом. "И пусть никто не уйдет обиженным!"
Когда двадцать один год спустя эти фанатики дорвутся, наконец-то, до власти, благодарное отечество наградит их - за все старания - пулей в лоб или штыком в брюхо. Потому что надо ЗНАТЬ, в какой стране революцию делаешь!
И знать - что такое революция! Любая революция!
Это сейчас во Франции жизнь такая... европейская. А сто лет назад "революционная бритва" по шейкам аристократическим гуляла со свистом. Уж никак не хуже, чем шашка по золотопогонникам под Новороссийском или Каховкой!
А они только блеяли баранами - "Россия, ты сошла с ума!" - и страшно удивлялись происходящему. Ведь они же как лучше хотели! Чтобы демократия... Чтобы капитализм... Чтобы - как в Европе...
А их за это - в расстрельные подвалы ЧК.
120.
Между прочим, расстреливали немного. Сравнительно, конечно.
Конечно, смерть даже и одного человека - трагедия.
А смерть семи миллионов - это вам как?
В России цари правили всегда. Сколько народ помнил, всегда была Столица, в которой на золотом троне сидел надежа-государь. Царь-батюшка. Обратили внимание на прилагательные? "Надежа". "Батюшка". Последняя надежда и отец родной - в одном флаконе. И за эти века государство и государь в России слились настолько, что стали понятием неразделимым.
Людовик с порядковым номером XIV сказал как-то, что государство - это он. Лично. Тогда его мало кто понял. И только спустя девяносто лет, когда началась Вандея, кое до кого, хотя и со скрипом, но дошло. Государь есть персонифицированный образ государства. И если государя убрать, а государство оставить...
То народ попросту откажется это государство признавать.
"Журналами" именовались сборники постановлений.
"Революционная бритва" - жаргонное название гильотины.
Сравнительно малоизвестный эпизод Гражданской войны - эвакуация остатков армии Деникина из Новороссийска в Крым. Командующий полностью утратил управление армией, в результате поражение превратилось в катастрофу, эпическую по своим масштабам.