В комнате свет рассеян, будто мы находимся внутри кристалла, загадочного магического амулета, непостоянного и изменчивого , как струи водопада. И, вместе с тем, вполне четко очерченного, как алмаз, мерцающий гранями. Магнетическое притяжение между нами нарастает - кажется, что скоро в воздухе замелькают чуть видимые в полутьме крохотные искорки, вестники благословения богов, нисходящие на тела влюбленных, как огни святого Эльма нисходят на мачты фрегатов и каравелл в безлунную ночь. И те в один миг преображаются, переставая быть лишь умело сколоченными плотниками-корабелами каркасами из сосновых стволов, обшитых причудливо выгнутыми досками, скучающими на агатовой глади вод в ожидании долгожданного порыва свежего бриза. Сам океан становится одной искрящейся стихией - непознанной и прекрасной. И два парусника, внезапно вспыхивающие таким же необъяснимым огнем, становятся лишь частью и продолжением великой, необъятной глазу водной равнины. Несмотря на то, что каждый из трех участников феерической мистерии горит собственным светом, с одному ему присущими красками, сочетаниями полутонов, ритмами и переливами ...
Наши головы сближаются и я улавливаю аромат твоих волос. Первая часть незримой женской ауры, которую дано почувствовать на расстоянии мужчине... Еще до встречи начинается чувственный контакт двух начал - маленькие искорки заскользили неспешно, почти лениво от одного полюса к другому, так же неспешно и несмело, как начинает свой бег река, разливающаяся потом широким потоком в долинах или пенящаяся, как игристое вино, в стремнинах сжимающих ее русло гор. Моя рука ложится на изгиб твоей шеи так плотно, будто бы это место всегда и было предназначено только для того, чтобы туда легла моя ладонь. Я притягиваю тебя к себе и целую. Первый раз. Первый раз в шею, именно в шею. Туда, где бьется нервная тонкая жилка, туда, где мое дыхание, коснувшись тонкого шелка твоей кожи, просачивается сквозь нее, соединяя два тепла, два тела на один краткий миг в одно...
Оторвавшись от шеи, я ищу твои губы. Вот они - как созревшие ягоды земляники на поляне в начале лета... И я касаюсь, не стремясь смять и насытится, лишь ощутить их форму и вкус своими, целуя в самые краешки, находя новые и новые нюансы в каждом месте их чувственного изгиба... А руки, мои смелые и нетерпеливые руки, уже проникли под нижний край твоей невесомой сиреневой блузки. И легли на талию, окунувшись в роскошь мягкой бархатистой кожи, ничем теперь уже не отделенной от моего прикосновения... Чуть задержались - и начали свой путь вверх, любовно повторяя все изгибы тела, неслышные и ловкие, как воры. Они едва-едва касаются подушечками твоей спины, но нигде не прерывают контакта, исследуя и узнавая этот изысканный в своей естественности ландшафт. И вот мне уже мало- я хочу ощутить тебя всю, хочу прижаться к тебе плотно-плотно, охватить со всех сторон собой - и не отпускать... Руки уже привольно скользят под одеждой во всех направлениях... Как ветер. Как теплый и насыщенный пряной силой трав ветер над влажной, ждущей его прикосновения степью. Степью, готовой взорваться бутонами чувственных маков. И нежной прелестью чайных роз. И скромной элегантность белоснежных лилий... Белоснежных лилий... Груди твои напоминают мне о лилиях. Или о двух лебедях , прильнувших друг к другу в старом парковом пруду. И я подвожу под их аристократически плавные изгибы ладони и ловлю их первое ответное движение прочь... Нет, вам не улететь далеко. Вы стиснуты надежно чудом французского галантерейщика, хитро придумавшего способ продлить женскую упругую молодость, поместив вас в тесные коконы... Но я освобожу вас! Прочь, на волю! И два голубка, так трогательно прижимавшиеся друг к другу, вдруг устремляются в стороны, топорща вверх свои красные клювики. Такие милые и беззащитные... Губы тотчас же ловят их в новый капкан. Сладкий плен неги, когда пики розовой плоти, ощетинившиеся в ожидании противника, вдруг подаются назад, вздрагивая от неожиданного прикосновения мужских губ - таких дерзких и нежных одновременно... Они бережно накрывают самый кончик соска, так долго не видевшего белого света, забавно и смущенно сморщивающегося тупой щенячьей мордочкой при первых его лучах, упавших на атлас кожи. Сберегая привычную стыдливость я укрываю его шатром своего рта, готового уютом и радушной заботой встретить долгожданного гостя. А о его сводном братце не забывает моя ладонь, разглаживая тончайшую сеточку морщинок, разбежавшуюся от вершины холма, увенчанному коралловым алтарем. Искорки ускоряют свой бег, мелькая все чаще и интенсивней. Я вижу, как светящимися воронками галактик они закручивают свои двойные спирали, концентрируясь в твоих глазах... "Желание - основа Вселенной!" Как это точно! От груди я опускаюсь к локтевым сгибам, не забыв покрыть поцелуями плечи, твои роскошные округлые плечи. Индусы считают, что здесь расположены "норы духа", и правда, прикасаясь к впадинкам на руках, я чувствуя нервную волну, мурашками разбегающуюся по поверхности твоей кожи... Мои пальцы проникают в твои и скользят вдоль них, упиваясь этим движением, будто уже часть меня на самом деле входит в тебя и овладевает твоим телом... А свободной рукой я не перестаю охватывать твою грудь - осторожно и нежно разминая плоть, невесомую как лебяжий пух и натянутую, как струна, ожидающая прикосновения смычка... Плоть, как глина в руках гончара, становится податливо-пластичной, наполненной внутренней силой, такой же, как на картинах художников эпохи возрождения, изображавших мадонн, кормящих грудью младенцев... Мне кажется и твоя грудь сейчас наполняется таким молоком , чудесной амброзией, которую ты готова щедро отдать мне, поделиться частью силы , идущей из самой глубины женского естества... И я, возвращаюсь губами к груди, к этим двум непреодолимым магнитам, приникаю страстно и сильно... Под кожей тут же загораются небольшие розовые костерки, словно яркие луны, хаотично рассыпанные вокруг своего солнца.
Ты - мое солнце... Ты - мое белое ослепительное солнце, собирающее в себе мириады искорок, рассеянных в пространстве космоса этих комнат. Я нарочно не спешу на этот раз прикоснуться к самим соскам. Кружу по дальним и ближним орбитам твоих лун, толкая влажным языком плоть , почти доставая сбоку до стерженьков, ведущих из глубины тела к коже желез. Почти...
Жду взгляда, твоей безмолвной, но яростной мольбы - "Ну перестань же терзать меня !" И тогда я припадаю к твоим вершинам, к твоим раскаленным изнутри горошинам и не покидаю их до той поры, пока они не проливают росу живительной влаги...